Побеседовала Алена Георгиева.

Алена Георгиева, редактор: Саша, «Красный крест» — твой четвертый роман. Это для тебя уже привычное дело — или веха?

Саша Филипенко, писатель: В первую очередь, это большая работа. И это мой первый исторический роман — до этого я как-то пытался запечатлеть современность, сделать фотографию нашего времени, а здесь впервые обратил своё внимание на XX век. Правда, мне кажется, что все равно опять получилось о нас и нашем времени.

Алена Георгиева: Да, ты все время ходишь по кругу — вроде отвлекаешься на другую тему, но всё равно возвращаешься к своему сверстнику.

Саша Филипенко: А никуда не уйти от этого, это такой бумеранг — ты его забрасываешь, а он к тебе постоянно возвращается. Я думаю, есть какой-то главный персонаж, к которому я время от времени обращаюсь — и, наверно, через этого персонажа я обращаюсь к своим сверстникам и говорю с поколением 30-летних.

Алена Георгиева: А есть в твоем творчестве какая-нибудь сквозная тема, которая тебя сильно волнует и присутствует во всех четырех твоих книгах? Я, например, такую тему в твоём творчестве вижу — но это, наверно, то, что лично для меня важно.

Саша Филипенко: А что за тему видишь ты? Я бы послушал.

Алена Георгиева: Это эксперимент над человеком, испытание человека на прочность — сколько он может выдержать? Это не только к «Красному Кресту» относится, я это во всех твоих книгах вижу. Только часто это не о том, сколько человек может физически выдержать, а сколько могут выдержать его совесть и воля. Где черта, за которой заканчивается человек и начинается животное? В первой книге, на мой взгляд, это тоже есть, хотя, казалось бы, «Бывший сын» вообще не об этом. Так вышло, что для меня, например, Светлана Алексиевич и Саша Филипенко — это авторы, которые пишут на близкие темы.

Саша Филипенко: Я безусловно пишу об испытаниях — и в «Красном Кресте» главный герой много об этом рассуждает, а сам красный крест — это одна из метафор того, сколько может вынести человек. И пишу я о том, возможен ли вообще новый человек после всех этих испытаний. Может ли новый человек появиться после 10-летней комы? Может ли появиться новый человек после всех событий XX века? Вот сейчас мы собираемся отправить кого-то на Марс. А стоит ли туда вообще отправлять человека — или это существо, которое уже испортило все здесь, а теперь испортит еще и Красную планету? Безусловно, я пишу об испытаниях, о том, выходит человек из воды сухим или нет, но всякий раз это еще и какие-то личные темы, с которыми я сам для себя разбираюсь.

Алена Георгиева: А с какой личной темой тебе помог разобраться «Красный Крест»?

Саша Филипенко: С темой сумасшествия в обществе, которое у нас сейчас наблюдается. «Травля» была основана на моих личных наблюдениях, на том, как я вижу этот мир и как движется моя «камера». А «Красный Крест» — это все-таки большая работа с документами, именно она была мне интересней всего. Но мне была очень интересна и реакция читателей-оппонентов. Казалось бы, фактам ничего невозможно противопоставить — но я увидел, что даже факты могут вызывать какие-то странные, пугающие мнения…

Алена Георгиева: В самом «Красном Кресте» это есть — эпизод с отчимом-сталинистом, который утверждал, что никаких репрессий не было, просто напридумывали всякого и подкинули в архивы. Пока перед глазами нет документа, ты думаешь: ну да, бывало всякое, те самые «перегибы на местах»… А когда ты видишь документ — инструкцию, например, о том, что делать с золотыми зубами умерших заключённых, как заполнять бланк свидетельства о смерти в советском лагере, — ты понимаешь, что это система, порядок жизни.

Саша Филипенко: Когда ко мне попали эти документы, когда они приходили ко мне один за другим, я не знал первое время, что мне с ними делать. Ты читаешь эти документы, у тебя от них мурашки по телу — но ты не знаешь, как с ними взаимодействовать и как превратить их в книгу. Редактор мне говорил: вычёркивай «красивые» предложения — текст должен быть лаконичным, таким же, как документ. Мне на поиск художественного решения понадобился год. Документы, как мне кажется, совершенно ужасающие — но, надеюсь, нам удалось сделать книжку, где художественная и документальная части работают друг на друга.

Алена Георгиева: А что с произошло между « » и «Красным Крестом» с писателем Сашей Филипенко?

Саша Филипенко: Я стал еще лаконичнее. И понял, что совсем не хочу заниматься описаниями. В «Красном Кресте есть один-единственный абзац, где я описываю этот красный крест, вбитый в землю… Я могу, конечно, поиграть в «догорающий домик Пришвина», как мы шутим — но мне это совершенно не интересно.

Это может прозвучать кокетством, когда писатель говорит, что он опустошен и не знает, что делать. Вот вышли четыре романа — они выходили по одному в год, но всегда был некоторый задел. Я сразу начинал работать, у меня уже были какие-то замыслы, наброски. А «Красный Крест» вышел три месяца назад — и я пока ровным счетом ничего не написал. И совершенно не знаю, что делать дальше, со мной такое впервые. Это интересный опыт…

Алена Георгиева: Любой настоящий писатель должен пройти через кризис — если ты через кризис не прошёл, так ты, считай, и писатель ненастоящий. Так что с боевым тебя крещением, Саша.

Саша Филипенко: Мне казалось, что кризис — это когда начинаешь писать второй роман. Все друзья-писатели — вот с мы говорили об этом — пугали меня: нет ничего страшнее, чем вторая книга. Вот напишешь вторую книгу — и потом всё как-то легче идёт. А я сейчас понимаю, что со второй книгой проскочил, а вот четвёртая стала настоящим испытанием. Это был довольно тяжелый период в моей жизни, два года Маша, моя супруга, рассказывала, что со мной было сложно общаться. Когда каждый день работаешь с этими документами и каждый день видишь новости, все это перекликается — как, собственно, и в книге. Я на этот стык времен очень остро реагировал, очень болезненно.

Алена Георгиева: Если это будоражит твою совесть, у читателя тоже, наверно, должно будоражить? Не тянет тебя, условно говоря, выйти на улицу с плакатом? Или тянет только за письменный стол?

Саша Филипенко: « » показывает, что я уже выходил когда-то. Но мне кажется, что книгой я могу сделать больше. Эффектом книги, количеством людей, которые её прочитают, я принесу больше пользы.

Алена Георгиева: « » сейчас переиздает « » Солженицына в сокращенной версии, однотомником, и в одной из версий обложки на ней стоял красный крест.

Саша Филипенко: А у меня нет красного креста на обложке. Я вижу здесь лицо какого-то большого диктатора.

Алена Георгиева: Ну да, это Большой Брат, просто в профиль, поэтому мы его не узнаем. А вообще тут все понятно: один красный человек стреляет в другого красного человека.

Саша Филипенко: И в этот момент я словно получаю эстафетную палочку от Светланы Алексиевич и продолжаю ее историю «красного человека». Мне кажется, важно, чтобы мы не расставались со своим прошлым. Одна из причин, по которым написана эта книга, — чтобы мы со своим прошлым ни в коем случае не расставались, помнили о нём и не наступали на те же грабли.

Популярный телеведущий и журналист Александр Филипенко (он же Роман Романович), российский писатель белорусского происхождения, лауреат "Русской премии".

Родился в Минске, окончил лицей искусств им. Ахремчика и поступил в Европейский гуманитарный университет. После закрытия в Минске ЕГУ переехал в Россию, в Санкт-Петербург. Окончил филологический факультет СПбГУ.

Работал на Первом канале телевидения, в том числе писал сценарии к программам "Прожекторпэрисхилтон", "Мультличности", YestardayLive. Затем перешел в редакцию телеканала "Дождь". Его эфирный псевдоним - "штатная бездарность Рома Романович", а самый масштабный проект - телешоу "Вечерний Герасимец". Большой популярностью у зрителей "Дождя" пользовались посещения Сашей Филипенко известных естественнонаучных музеев мира, особенно опыты, которыми естествоиспытатели подвергали смелого тележурналиста. В 2015 году вместе с коллегами - и зрителями - Филипенко в рамках телевизионного проекта "Ездим дома" совершил веселое и увлекательное путешествие про России.

Несмотря на имидж "человека без башни" и "хохмача", литературное творчество Саши Филипенко порой окрашено в очень мрачные тона. Его стихотворения и рассказы можно прочитать в персональном блоге . Романтический герой стихотворения "Анкета" так характеризует себя:

По гороскопу? Овен

В целом? Немногословен

Тандему? Не доверяю

Модернизации? Не ощущаю

Болотную? Не посещаю

Оттепели? Не ожидаю

Будущего? Не представляю

Саша Филипенко может писать от первого лица и даже дать герою собственное имя, мистифицируя читателя, однако соблюдает дистанцию между собой и персонажем.

Не чужд он и безыскусной шутке. Например, как вам его "Короткий рассказ, который никто не прочел":

Jlyf;ls xtkjdtr – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.