На правах рукописи

Серова Анастасия Алексеевна

НОВЫЙ РЕАЛИЗМ КАК ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТЕЧЕНИЕ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XXI ВЕКА

Специальность 10.01.01 -Русская литература

Нижний Новгород - 2015

Работа выполнена на кафедре русской литературы ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского»

Научный руководитель -

доктор филологических наук Коровашко Алексей Валерьевич

Официальные оппоненты:

Гудкова Светлана Петровна, доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарева», профессор кафедры русской и зарубежной литературы;

Фурсова Валерия Ефимовна, кандидат филологических наук, журнал «Октябрь», отдел критики, зав. отделом

Ведущая организация - ФГБОУ ВПО «Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова»

Защита состоится «/¿» 20Y5~т. в часов на

заседании диссертационного совета Д 212.166.02 на базе ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского» по адресу: 603000, г. Нижний Новгород, ул. Большая Покровская, д. 37.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского» по адресу: 603950, г. Нижний Новгород, пр. Гагарина, д. 23 и на сайте http://diss.unn.ru.

Ученый секретарь

диссертационного совета Юхнова Ирина Сергеевна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена исследованию сущности нового реализма как художественного течения в русской литературе 2000-х годов, представленного именами 3. Прилепина, С. Шаргунова, Р. Сенчина, Г. Садулаева и некоторых других современных писателей.

Это течение во многом является незавершенным, продолжающим созидаться на наших глазах, но в то же время несомненно, что некое объединение ряда авторов под понятием «новый реализм» является состоявшимся фактом литературы. Подчеркнем, что прямым объектом нашего исследования не стали ни «новый реализм» Сергея Казначеева, ни творческая группа Павла Басинского, по отношению к которой в критике также утвердилось использование наименования «новый реализм», поскольку мы считаем, что между новым реализмом Прилепина - Сенчина - Шаргунова и двумя названными выше явлениями нет ни генетической связи, ни значимого типологического сходства.

Поскольку новый реализм является фактом сегодняшних дней и представляет собой живое явление, исследование которого лишено временной дистанции, мы не всегда можем строго разграничить научные термины, используемые для его дефиниции. Среди авторов нового реализма и пишущих о нём литературных критиков такие понятия, как «течение», «направление», «литературное объединение», «литературная группировка», «движение» употребляются в качестве синонимических, поэтому и мы вправе допускать достаточно свободное, обусловленное не столько терминологической, сколько стилистической необходимостью использование данных слов (в академическом литературоведении разграничение указанных понятий определяется, как правило, принадлежностью исследователя к той или иной научной школе, а также спецификой изучаемого объекта).

В большинстве существующих литературоведческих работ, так или иначе обращающихся к исследованию нового реализма в новейшей русской

литературе, нет единой точки зрения по поводу сущности и границ данного понятия. К примеру, JI.X. Насрутдинова относит к прозе «нового реализма» творчество В. Пелевина, JI. Петрушевской, А. Мелихова, М. Харитонова, А. Дмитриева1. А.Е. Кулаковская употребляет это словосочетание в отношении таких авторов, как Б. Евсеев, А. Варламов, В. Галактионова, Ю. Козлов, П. Крусанов, В. Личутин, Ю. Поляков, при этом привлекая для характеристики направления цитату из программной статьи В. Пустовой2. А.Ю. Мережинская изучает в целом литературу «поколения 90-х», не учитывая дифференциацию внутри поколения, рассматривая прозу Романа Сенчина в одном ряду с творчеством Виктора Пелевина, Владимира Сорокина, Бориса Акунина3. В работе Д.А. Кливенковой «Черты неореализма в романе B.C. Маканина "Испуг"» после перечисления «маркировок неореализма», осуществляемого с опорой, с одной стороны, на высказывания критиков о С. Шаргунове и утверждения В. Пустовой, а с другой - на тезисы С.М. Казначеева, делается логически не обоснованный вывод, что «роман "Испуг" можно отнести к произведению неореалистической литературы»4.

Явление нового реализма во многом определило вектор развития русской литературы в «нулевые» годы, и, по всей видимости, повлияло на ее последующее развитие. Без ясного представления о сущности, природе и границах явления нового реализма невозможно адекватное постижение

" Насрутдинова Л. X. Функции цитат и культурологических ассоциаций в прозе «нового реализма»: Доклад // Международная научная конференция «Языковая семантика и образ мира». Казань: 1997 [Электронный ресурс] - URL: http://old.kpfU.ru/science/news/lingv_97/n213.htm (дата обращения 27.10.13).

2 Кулаковская Е.И. Новый реализм: специфика и основные черты // Культура и текст: электронный научный журнал. Барнаул, 2011. № 12. С. 472-474 [Электронный ресурс] - URL: http://www.ct.uni-altai.ru/2011-ll (дата обращения 16.03.2013).

3 См. статьи Мережинская А.Ю. «Поколение 90-х» и «двадцатилетние». Типологические черты литературного направления. Статья первая // Русская литература. Исследования: Сб. науч. трудов. Вып. 13. Киев: «СПД Карпук C.B.», 2009. С. 262-283 [Электронный ресурс] - URL: http://dspace.nbuv.gov.Ua/bitstream/handle/l 23456789/31044/21-Merezhinskaya.pdf?sequence=l (дата обращения 14.08.2013); Мережинская, А.Ю. Художественная специфика русской «миддл-литературы» (на материале прозы 2000-х гт.) // Русская литература. Исследования: Сб. науч. трудов. Вып. 12. Киев: Изд-во «БиТ», 2008. С. 6-26 [Электронный ресурс] - URL: http://www.nbuv.ua/portal/SocGum/rli/200812/merezhinskaya.pdf (дата обращения 12.06.2014).

4 Кливенкова Д.А. Черты неореализма в романе B.C. Маканина «Испуг» // Современная филология (II): материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Уфа, январь 2013 г.) - Уфа: Лето, 2013. С. 31-34 [Электронный ресурс] - URL: http://www.moluch.ru/conf/phil/archive/78/3279/ (дата обращения 13.09.2013).

современного литературного процесса. В этом актуальность данного исследования.

Кроме ряда статей, опубликованных в литературно-критических журналах, с разной степенью глубины раскрывающих некоторые аспекты вопроса о «новом реализме», на сегодняшний момент единственным полноценным исследованием, посвященным указанному феномену, является кандидатская диссертация Е.М. Ротай «Новый реализм» в современной русской прозе: художественное мировоззрение Р. Сенчина, 3. Прилепина, С. Шаргунова». Е.М. Ротай рассматривает новый реализм на трёх уровнях его становления и функционирования: как термин, вызывающий закономерные споры; как определенный тип художественного мировоззрения, органическую составляющую целого ряда текстов; как литературный проект, разрабатываемый на протяжении последних десяти лет. Заслуживают внимания наблюдения Е.М. Ротай, касающиеся специфики автобиографизма в прозе 3. Прилепина, Р. Сенчина и С. Шаргунова. Необходимо, однако, подчеркнуть, что наибольшее внимание диссертантка уделяет разбору идеологических и мировоззренческих позиций исследуемых писателей, рассмотрению их общественно-политической позиции.

В ряду синонимов словосочетания «новый реализм» исследовательница использует такие формулировки, как «литературное понятие»5, «литературное явление, претендующее на концептуальную целостность»6, «совокупное творческое пространство»7, «тип творческой деятельности»8, и тому подобные. При этом она избегает именовать новый реализм течением, направлением, интенцией, школой, кружком, движением, отказываясь от попыток дать фундаментально-теоретическое определение совокупности изучаемых текстов. Эксплицированные

5 Ротай, Е.М. «Новый реализм» в современной русской прозе: художественное мировоззрение Р. Сенчина, 3. Прилепина, С. Шаргунова»: автореф. дисс.... канд. фил. наук. Краснодар, 2013. С. 5.

6 Ук.соч. С. 5.

7 Ук.соч. С. 3.

8 Ук.соч. С. 3.

Е.М. Ротай признаки нового реализма не позволяют сделать вывод о характере его художественной доминанты. Отсутствие ответа на этот вопрос в литературоведении обуславливает новизну нашего исследования.

В качестве теоретической базы диссертации используются, дополняя друг друга, статьи и монографии В.А. Келдыша, работы Г. Лукача, разработки представителей русской формальной школы, концепция разделения на «первичные» и «вторичные» художественные стили Д.С. Лихачева и И.П. Смирнова, теория постреализма Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого.

Методологической основой исследования служит комплексный подход, объединяющий культурологические и литературоведческие принципы. Культурологический принцип базируется на историко-культурном подходе, литературоведческий предполагает обращение по преимуществу к сравнительно-типологическому методу исследования, а также использование элементов интертекстуального анализа.

Предметом исследования является сущностные эстетические и мировоззренческие признаки литературы нового реализма 2000-х годов, проявившиеся как в различных манифестах нового реализма, так и в художественной практике ведущих представителей течения.

Объект исследования - проза Сергея Шаргунова (повесть «Ура!» и другие произведения 2000-х годов), Романа Сенчина (роман «Елтышевы» и другие произведения конца 1990-х - 2000-х годов), Захара Прилепина (роман «Санькя» и другие произведения 2000-х годов), а также статьи и высказывания на тему нового реализма названных писателей и других авторов, рассматриваемых критикой в русле нового реализма 2000-х годов (Максима Свириденкова, Германа Садулаева, Андрея Рубанова, Александра Карасёва, Михаила Елизарова), представителей нового реализма в критике (Андрея Рудалева, Валерии Пустовой и других).

Цель работы: выявить основные черты нового реализма Шаргунова -Сенчина - Прилепина и его место в истории русской литературы.

1. Рассмотреть понятие нового реализма в диахроническом аспекте, определить общую функцию различных конкретно-исторических явлений нового реализма в истории культуры.

2. Выявить, систематизировать и теоретически осмыслить эстетическую программу нового реализма 2000-х годов, сопоставить позиции различных его представителей по отношению к данному явлению.

3. Проанализировать произведения литературы ведущих представителей нового реализма 2000-х годов, значимые с точки зрения выявления в их творчестве некой фундаментальной типологической общности.

4. Сопоставить теоретические заявления идеологов нового реализма 2000-х годов с признаками, выявленными в художественной практике его ведущих представителей, и таким образом сформулировать сущностные признаки нового реализма 2000-х годов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Новый реализм в истории культуры всегда являет собой одну из стадий развития реализма как типа художественного мышления, предваряющую возвращение реализма в литературе на позицию «канонизованного гребня», по выражению Виктора Шкловского.

Маркирующим элементом нового реализма выступает в одних случаях релятивность эстетики, эклектичность в использовании средств разных художественных методов, в других - преувеличенное настаивание на какой-либо эстетической черте в противовес преодолеваемой эстетической системе, в которой эта черта чрезмерно принижалась (к примеру, требование документализма в противовес литературе, оторванной от жизни, влечет за собой полное отрицание вымысла, что в итоге приводит к непосредственной фиксации действительности и отсутствию необходимого художественного обобщения). При этом обязательными элементами остаются реалистическая интенция на максимально глубокое постижение объективных законов действительности, создание целостного и непротиворечивого образа реальности и связь художественных образов с социальной почвой. Новый реализм становится собственно реализмом, когда достигается гармония в использовании художественных средств, а

заимствованные у других культурных систем средства перестают быть чужеродными и предстают в произведениях в ассимилированном виде.

Термин «новый реализм» признаётся нами применимым к литературной «карте» 2000-х годов в том смысле, что в этот период наблюдается возвращение реализма в культурное пространство после нескольких десятилетий нахождения на периферии литературного процесса, а образцы «новореалистической» словесности демонстрируют черты литературы переходного характера.

2. Новый реализм 2000-х годов является течением внутри реалистического направления и характеризуется общим для исследуемых авторов сочетанием реалистической основы творчества с чертами, заимствованными из иных литературных направлений.

3. Новый реализм 2000-х годов является литературным движением, поскольку среди его основных представителей наличествует общее понимание целей и задач, миссии новой литературы, а также сходство в мировоззренческой позиции, в частности, совпадение в социальных и политических взглядах.

4. Творчество Сергея Шаргунова не может быть отнесено к реалистическому типу художественного мышления и выступает промежуточным явлением между реализмом и модернизмом. Сергей Шаргунов в своих литературных произведениях практически не исследует объективные свойства действительности в ее связях и закономерностях, а либо, вопреки целостности создаваемого художественного мира, отражает реакцию своего сознания на отдельные фрагменты действительности, либо впадает в мистику и фатализм, в обоих случаях отрывая героев и события от социальной почвы.

5. Творчество Романа Сенчина больше всего соответствует основным установкам нового реализма. Гипертрофированная документальность, свойственная прозе Сенчина, обусловлена полемической реакцией на почти полное отсутствие правды в современной ему культуре и является чертой, характерной для нового реализма в диахроническом аспекте. Однако, в теории настаивая на позиции беспристрастного фиксатора фактов, в художественной практике, особенно в поздних произведениях, Сенчин демонстрирует качественную реалистическую типизацию и соединяет жизненные явления в некую непротиворечивую целостность художественного мира.

6. В прозе Захара Прилепина эстетические принципы нового реализма получают окончательное закрепление. Творчество Прилепина является по преимуществу реалистическим; в нем органично сочетаются как черты

«человеческого документа», так и глубокое метафизическое содержание. Субъективно-идеалистическая основа художественного мира не влечет за собой декларацию готовых схем, привнесенных из авторского мышления, поскольку на первый план выходит исследование действительности в процессе поиска ответов на неразрешимые вопросы человечества. Фрагментарность, «кинематографичность» образов, сосредоточение на изображении движения, стремление заново дать имена фундаментальным истинам, очистив их от культурологического налета, являются элементами авангардизма. Но, несмотря на фрагментарный характер прозы, мир предстает в произведениях Прилепина целостным и гармоничным, законы его развития - всеобщими и объективными. Ярко проявляются черты символизма, но в ассимилированном реалистическом виде, в строгих границах жизнеподобия.

7. Творчество Романа Сенчина и Захара Прилепина позволяет говорить о новом этапе в развитии реализма, наступившем после его нахождения на периферии литературного процесса.

Теоретическая значимость исследования определяется обращением

к материалу литературы XXI века, который еще только начинает становиться объектом систематического, глубокого и всестороннего анализа, что открывает перспективы дальнейших исследовательских работ в данной области. Выводы и наблюдения, полученные в ходе диссертационной работы, позволяют рассматривать новейшую русскую литературу в русле богатой реалистической традиции отечественного литературного процесса.

Практическая значимость диссертации обусловлена возможностью использования ее материалов и результатов в общих историко-литературных курсах («История русской литературы», «Теория литературы»), при подготовке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных новейшей русской литературе.

Основные теоретические выводы и результаты диссертационного исследования были представлены на заседаниях кафедры русской литературы Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, а также на 16-й и 18-й Сессиях молодых ученых (гуманитарные науки), Форуме молодых ученых (2013 г.), международных

конференциях «Грехнёвские чтения» (2010, 2012, 2014 г.), «История литературы в системе современных гуманитарных дисциплин» (2014 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 370 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во «Введении» раскрывается степень изученности проблемы, характеризуются теоретическая база и методологическая основа работы (в частности, приводится и обосновывается понимание автором диссертации понятия «реализм» в его отношениях с другими художественными направлениями и интенциями), определяются актуальность и новизна исследования, его теоретическая и практическая значимость, обосновывается выбор предмета и объекта исследования, а также формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе - «Понятие новый реализм/неореализм в истории культуры» - рассматриваются самые знаковые явления культуры прошлых периодов, за которыми в литературоведении и искусствоведении закрепились наименования «новый реализм» или «неореализм», а также аналогичные по названию явления в постсоветской русской литературе.

Рассмотрению неореализма в русской литературе Серебряного века посвящен первый параграф первой главы («Новый реализм в литературе Серебряного века»). Вслед за В.А. Келдышем неореализм в русской литературе Серебряного века мы определяем как течение внутри реалистического направления, больше, чем другие, соприкасавшееся с процессами, протекавшими в модернистском движении. Преодоление односторонности натуралистического течения, с одной стороны, и крайностей модернизма, с другой, достигалось писателями неореализма через заимствование художественных средств из арсенала разных течений, направлений и интенций, сопровождавшееся при этом сохранением основных признаков реалистического течения.

Во втором параграфе - «Новый реализм в кинематографе» -

использован опыт изучения нового реализма в итальянском кинематографе 1940-1950-х годов, который, на наш взгляд, представлял собой пример течения в реализме, ставшего определенной реакцией на кризис в национальном искусстве кино. Основные черты данного течения сформировались через отталкивание от стилистики кинематографа «белых телефонов» Италии и шаблонов импортной голливудской продукции, -двух течений, которые объединялись искусственностью сюжетов и оторванностью от реалий действительной жизни. Преодоление форм, утративших жизненность, в этом случае происходило путём отталкивания от шаблонов, в результате которого гипертрофированными оказались требования отсутствия каких бы то ни было шаблонов и непосредственной фиксации обыденных жизненных фактов. Чтобы преодолеть крайности существующих творческих методов, необходимо было пройти через противоположную крайность. Чезаре Дзаватгини, Витторио Де Сика, Пьетро Джерми, Роберто Росселлини, Джузеппе Де Сантис, Федерико Феллини и другие деятели итальянского нового реализма после долгого периода, когда приметы реализма в национальном кинематографе наблюдались крайне редко и разрозненно, вернули кино на реалистический путь.

Обращение к неореализму в русской литературе Серебряного века и к новому реализму в итальянском послевоенном кинематографе позволило выявить общую черту этих двух генетически не связанных между собой явлений. Их особенность заключается в том, что данные явления возникли после периода в искусстве, в течение которого реалистические течения существовали на периферии культурного процесса, поэтому носили в себе признаки пограничного течения между реализмом и иными течениями и интенциями, при этом реалистические черты все же преобладали.

Таким образом, мы сформулировали понимание нового реализма как

особого подтипа реалистического типа творчества, который можно

обнаружить в разные периоды развития искусства, и обосновали правомерность использования данного термина для характеристики процессов в современной русской литературе.

В третьем параграфе - «Понятие «новый реализм/неореализм» в литературе постперестроечного периода» - рассмотрены основные творческие установки лидеров литературных объединений 90-х годов XX века, которые, независимо друг от друга, получили наименования «новый реализм» (группа писателей во главе с Павлом Басинским, группа Сергея Казначеева). Мы пришли к выводу, что деятельность группы писателей во главе с Павлом Басинским не содержала признаков нового реализма, но являла пример реалистического творчества на периферии литературного процесса. Концепция Сергея Казначеева в 1990-е годы содержала установки, свойственные явлению промежуточного характера между реализмом и постмодернизмом, в основе своей, впрочем, подчёркивая важность уважения к действительности и человеку как личности, оставаясь реалистической концепцией творчества. Мы подчеркиваем, однако, что группа С. Казначеева не смогла оказать значительного влияния на отечественный литературный процесс, поскольку находилась на его периферии.

Вторая глава - «Понятие о новом реализме 2000-х годов в статьях и высказываниях его основных представителей» - посвящена анализу ключевых черт нового реализма в русской литературе 2000-х годов, сформулированных лидерами данного течения в манифестах, иных статьях и интервью, литературными критиками, которые выступили апологетами нового реализма, а также писателями, за которыми литературная общественность закрепила статус представителей нового реализма.

Мы систематизировали факторы, которые поспособствовали повороту к реализму в литературном процессе 2000-х годов и обусловили некоторые черты нового литературного течения. В «нулевые» годы в литературу вступило новое поколение, особенностью которого стало отсутствие

советского культурного опыта. Стоит говорить о генеалогическом родстве нового реализма с творчеством Эдуарда Лимонова и публикациями на страницах газеты «Лимонка». В ходе исследования также сделан вывод о назревшей на рубеже веков необходимости смены постмодернистской парадигмы и об ожиданиях нового - правдивого и серьезного - искусства. Указанное ожидание, помимо прочего, отразилось на «наградной» политике жюри литературных премий, которые начали отдавать предпочтение именно литературе с признаками реализма. Особо стоит отметить вручение премии «Национальный бестселлер» роману «Господин Гексоген» Александра Проханова - писателя, который стал, наряду с Эдуардом Лимоновым, одним из ориентиров для прозы «нулевых годов».

Первый параграф - «Статья С. Шаргунова «Отрицание траура» как манифест нового реализма» - представляет собой разбор статьи «застрельщика» нового реализма нулевых годов, писателя и критика Сергея Шаргунова «Отрицание траура», опубликованной в 12-м номере журнала «Новый мир» за 2001 год. Анализ данной публикации выделен в отдельный параграф в силу того, что она стала главным манифестом нового течения, после обнародования которого именно через призму высказываний С. Шаргунова стали рассматриваться и классифицироваться явления современной ему литературы, то есть новый реализм был осознан как платформа для объединения литераторов.

С. Шаргунов декларирует понимание нового реализма как возвращения к непреходящим законам подлинного искусства, в силу различных причин забытых предшествующими поколениями литераторов, - к принципам «вечно молодого» реализма. Смысл нового искусства определен Шаргуновым так: чтобы «по-новому задышал дух прежней традиционной литературы». Из этой предпосылки исходят основные пункты эстетической программы нового реализма: 1) отсутствие оков стиля, обход штампов, новизна и свежесть эстетических решений; 2) объектом изображения должен быть «средний человек», обыкновенный

представитель «массы» как классический типаж, претерпевший перемены «в свете новых обстоятельств»; 3) утверждение «духа серьезного» в литературе, отказ от пародий, глумления, сарказма и иронии; 4) идеологическая эклектичность и отсутствие политической тенденциозности; 5) вместо фантастики и абсурда - «достоверный вымысел», «клонирование» реальности, выдвижение «своей» реальности; 6) экзистенциальная проблематика; 7) эстетизация реальности, восприятие предметов как таковых, без посредства абстрактных схем («даже варвар -тем лучше»); 8) ритмичность; 9) ясность; 10) лаконичность.

Осмысленные во втором параграфе - «Развитие тезисов манифеста в последующих письменных и устных высказываниях С. Шаргунова» - заявления Шаргунова, сделанные им в других интервью и публикациях, позволили сделать вывод о том, что теоретическая программа, обозначенная ее основоположником термином «новый реализм», имеет мало общего с реализмом как типом художественного сознания. Писатель призывает создавать в литературе субъективный образ реальности, для которого действительность становится лишь материалом. Поиск правды заменяется утверждением безграничной свободы художника, поэтому действительность перестает быть важной сама по себе.

В теории нового реализма Сергея Шаргунова опора на классические образцы реалистического творчества выражена в целостности и непротиворечивости создаваемого автором мифа, в предметно-чувственной основе произведения и интересе к герою современности и общественным настроениям эпохи. При этом требование ясности и народности отсылает к опыту романтических течений. Установки на ритмичность, «работу со словом», использование большого количества тропов и лаконичность напоминают о манифестах футуризма, концепция видения мира будто в первый раз и декларация неразрывной связи предмета описания с субъектом в основе своей акмеистичны.

Анализ тезисов о выдвижении художником собственной реальности, созидании «клона реальности» по законам, которые могут не совпадать с законами объективного мира, провозглашении «жажды субъективной правды» повлек за собой вывод об отнесении теории нового реализма к эстетике, занимающей промежуточное положение между реализмом и авангардизмом.

В третьем параграфе - «Новый реализм в понимании Романа Сенчина» - рассмотрены взгляды на новый реализм второго его лидера, писателя и критика Романа Сенчина. Взгляды на современный литературный процесс и задачи нового искусства у С. Шаргунова и Р. Сенчина во многом схожи, однако Роман Сенчин делает явный акцент на документальную основу творчества, требует от художников как можно более четкой фиксации фактов современной действительности и отвергает даже малейшие признаки фантазии или языковой игры, настаивая на жанре под названием «человеческий документ». Взгляды Романа Сенчина обнаруживают значительное сходство как с декларациями сторонников «литературы факта» 1920-1930-х гг., так и с воззрениями представителей нового реализма в итальянском кинематографе 1940-1950-х гг. Вместе с тем система требований, предъявляемых Сенчиным к литературе нового реализма, являет соответствие с определением нового реализма как подтипа реалистического типа художественного мышления о действительности, которое мы сформулировали по итогам первой главы.

В четвёртом параграфе - «Апологетика нового реализма в литературной критике» - показано, как осмысляется новый реализм в работах критиков, которые стали его поборниками и оказали влияние на его развитие, - Андрея Рудалева и Валерии Пустовой.

И А. Рудалев, и В. Пустовая относятся к новому течению в высшей степени благосклонно, но предлагают разные рекомендации, касающиеся его дальнейшего развития и совершенствования. Если А. Рудалев призывает писателей-новореалистов преодолеть собственное «я» и

обратиться к традиционному, непреходящему нравственному идеалу, то В. Пустовал, напротив, возвышает писательскую субъективность, от которой, по ее мнению, ни в коем случае нельзя избавляться. Вместе с тем оба критика требуют от нового реализма преодоления непосредственности восприятия эмпирических реалий.

Пятый параграф - «Вопрос о самоидентификации ряда писателей в отиошепии явления нового реализма» - посвящен изложению взглядов на новый реализм Захара Прилепина, Максима Свириденкова, Дениса Гуцко, Михаила Елизарова, Андрея Рубанова и Германа Садулаева, то есть самых заметных представителей данного литературного объединения.

Мы выявили, что эстетические принципы нового реализма понимаются по-разному его лидерами, «периферийными» представителями и критиками-апологетами. Общая установка на возвращение в литературу вечных ценностей, «поруганных» постмодернизмом, осознание некой миссии поколения и оппозиционные политические настроения объединяют рассмотренных писателей в литературное движение.

В третьей главе - «Творчество Сергея Шаргуиова, Романа Сенчина и Захара Прилепина в свете идей нового реализма 2000-х годов» - рассматривается художественная практика трёх упомянутых в её названии писателей с целью выявления в ней черт, значимых с точки зрения обнаружения в их творчестве некой типологической общности.

В первом параграфе - «Новый реализм в творчестве Сергея Шаргуиова» - проанализированы программная повесть С. Шаргунова «Ура!», а также ряд его рассказов и повестей («Малыш наказан», «Как меня зовут», «Птичий грипп», «Вась-вась», «Книга без фотографий», «Бедный Рязанов», «Молодой патриот» и др.), позволяющих наиболее полно выявить основные особенности творчества основоположника и главного идеолога нового реализма.

Так, в повести «Ура!» мы наблюдаем эклектичное сочетание реалистических, модернистских, в том числе авангардных стилистических

примет. Для Шаргуиова жизнь сознания человека оказывается подлинной реальностью, более достоверной, чем породившие ее явления объективного мира. Писатель стремится изобразить не сами события, а их отражения в переживании. В противовес идеям политического характера Шаргунов выдвигает идеал «детского восприятия жизни».

В «Ура!» и других произведениях Шаргунова находит отражение идея русских футуристов о необходимости «воскрешения слов», возвращения им новизны и первозданности.

Во втором параграфе - «Новый реализм в творчестве Романа Сенчина» - рассмотрены такие произведения Сенчина, как рассказ «Новый реализм», повесть «Лед под ногами», роман «Информация», эссе «Среди зараженного логикой мира», рассказы «Вдохновение», «Дочка», «Общий день», «Абсолютное соло», «Один плюс один», «Сегодня как завтра», «В обратную сторону», некоторые другие рассказы и роман «Елтышевы».

Приметы постмодернизма, среди которых в первую очередь следует назвать саморефлексию текста, самоиронию автора, отсылки текстов друг к другу, присутствие в произведении автобиографического героя в качестве второстепенного персонажа, выявлены нами в рассказе «Новый реализм», в романе «Информация» и повести «Лед под ногами».

В этом же параграфе рассмотрены такие устойчивые мотивы в произведениях Р. Сенчина, как мотив «превращения» («мутации», растворения в людской массе), мотив опоздания, гибели рода, распада и разложения, апокалипсические и некоторые другие.

Сравнение рассказа С. Шаргунова и повести Р. Сенчина с одинаковым названием «Полоса», написанных на основе одного и того же реального факта, показало, что концепция прозы Шаргунова в основе своей мистична, Сенчина же - реалистична.

Творчество Романа Сенчина неоднородно. В произведениях 1990-х годов значительное место занимают романтические, натуралистические и экзистенциальные мотивы: решительное противопоставление себя всем

другим людям, отвращение и враждебное отношение к обществу и его нормам, утверждение низости человеческой природы, интерес к персонажам, которые эту низменность в себе не пытаются скрыть. Произведения же нулевых годов, а особенно роман «Елтышевы», демонстрируют стремление автора к реалистическому анализу фактов, раскрытию сущности противоречий современного общества, порой принимающих откровенно классовый характер. В то же время погоня за документальностью факта делает творчество Сенчина примером именно нового реализма в том понимании термина, которое мы сформулировали в первой главе.

В третьем параграфе рассматривается воплощение «нового реализма» в творчестве Захара Прилепина. Захар Прилепин продолжает традиции классической русской литературы, разрешающей через конкретно-чувственные образы конечные вопросы человеческого существования. Его проза насыщена мифологическими и библейскими реминисценциями и другими образами, имеющими символический смысл. В метафизических мотивах Прилепина нет готовых схем, привнесенных в действительность из авторского мышления, но происходит поиск ответов на неразрешимые вопросы человечества, исследование действительности в процессе этого поиска.

Среди устойчивых мотивов прозы 3. Прилепина подробно разобраны мотивы «безотцовщины», предательства отцов, гибели рода, тяги к «дочеловеческому», распада и разложения культуры, тождественности человеческого и звериного микрокосма, а также мотив «богооставленности», находящийся в своеобразном «диалоге» с образом «гневных небес» Леонида Леонова.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования. Они, помимо прочего, позволяют нам утверждать, что произведения нового реализма объединяют следующие идейно-содержательные особенности:

1) острое неприятие современной российской действительности, желание перемен любой ценой, поиск силы, способной принести перемены;

2) убеждение в отсутствии готового крепкого фундамента, на который можно опереться современному поколению; однако ощущение, что почва уходит из-под ног, приводит писателей-новореалистов не к безграничной свободе интерпретации и игры, свойственной культуре постмодерна, а к тоске по априорным истинам, к необходимости поиска настоящих ценностей;

3) новый герой, представленный в прозе нового реализма, является человеком поколения детей Перестройки, лишенным приемлемых жизненных ориентиров, брошенным поколением отцов на произвол судьбы; связь с прошлыми поколениями утрачена, поэтому ценности необходимо обрести самостоятельно, совершив конкретные и осязаемые поступки, требующие волевого и нравственного усилия;

4) советский период подаётся глазами молодого человека как ушедшая история, которую необходимо понять через свидетельства ещё живых ее свидетелей, но не как личный осознанный опыт; детство в связи с этим мифологизируется как потерянный рай;

5) противопоставленность героев толпе (в романтическом смысле - у С. Шаргунова и 3. Прилепина, в экзистенциальном ключе - у Р. Сенчина);

6) пристальный интерес к современности, обращение к остросоциальным, политическим темам, «болевым точкам» российского общества, забота о судьбах деревни, актуализация проблемы социальной стратификации населения страны;

7) стыд за современников, убежденность в бессмысленности выбранного ими существования становится источником эсхатологических мотивов;

8) отказ от неправдоподобного вымысла, опора на личный опыт или подлинные свидетельства других людей; но при этом ни один из рассмотренных писателей (даже Роман Сенчин, вопреки его декларациям)

не стоит на позиции беспристрастного фиксатора действительности, пропуская наблюдаемые реалии через свое мировоззрение;

9) повышенное внимание к человеческой экзистенции, к тому, что останется, если освободить сущность человека от социального и культурного «налета», навязанной обществом «оболочки»;

10) физиологизм, интерес к своей и чужой телесности;

11) эмоциональность (у Сенчина, правда, это качество выражено в более слабой форме, чем у Шаргунова и Прилепина);

12) генетическая связь с творчеством Э. Лимонова и диалог с его произведениями;

13) повторяющиеся сюжеты и мотивы (добровольная маргинальность героя, сознательный отказ от построения успешной карьеры и больших заработков в силу личностных особенностей или нежелания сливаться с толпой; гибель рода или оторванность молодого человека от собственных корней; любовная линия никогда не имеет благополучного завершения, молодые герои обречены на одиночество; причины поступков героев, как правило, не имеют рассудочного характера).

Главными формальными чертами прозы нового реализма являются:

1) сосредоточенность на продолжительности настоящего момента и фрагментарность;

2) использование пафоса без тени иронии (избитые фразы произносятся как в первый раз, как озарение, - серьёзно, с подчеркиванием непреходящего смысла);

3) преобладание повествования от первого лица, при котором повествователем выступает автобиографический герой и доминирует точка зрения автора;

4) ориентация синтаксиса прозы на конструкции, присущие устной

5) преобладание коротких жанровых форм, тяготение к созданию сборников рассказов, в которых отдельные произведения объединены

между собой наличием автобиографического героя, связаны хронологически и образуют эмотивную линию.

Общность данных существенных признаков позволяет говорить о том, что новый реализм в русской литературе 2000-х годов представляет собой литературное течение в рамках реалистического направления.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Юферова A.A. Проблема жанрового определения книги Захара Прилепина «Грех» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2010. № 4. С. 997-1000.

2. Юферова A.A. «Мотив качелей» в прозе Захара Прилепина // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2011. № 4. С. 328-331.

3. Юферова A.A. Идея тождественности человеческого и звериного микрокосма в прозе Захара Прилепина // Вестник Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского. 2013. № 4 (1). С. 353-358.

4. Серова A.A. Повесть С. Шаргунова «Ура!» как программное произведение «нового реализма» // Современные проблемы науки и образования. 2015. № 2. URL: http://www.science-education.ru/129-21784 (дата обращения: 24.09.2015).

Другие издания

5. Юферова A.A. Рассказ Романа Сенчина «В обратную сторону» в свете идей итальянского неореализма // XVIII Нижегородская сессия молодых ученых. Гуманитарные науки. 22-25 октября 2013 г. Нижний Новгород: НИУ РАНХиГС, 2013. С. 132-135.

6. Юферова A.A. Повесть С. Шаргунова «Ура!» как программное произведение «нового реализма» // Форум молодых учёных. Тезисы докладов. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2013. Т. 2. С. 308-310.

Подписано в печать 07.10.2015 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать цифровая. Усл. печ. л. 1. Заказ № 687. Тираж 100 экз.

Отпечатано с готового оригинал-макета в типографии ННГУ им. Н.И. Лобачевского. 603000, г. Нижний Новгород, ул. Б. Покровская, 37

Специальность ВАК РФ10.01.01
Количество страниц 233

ГЛАВА I КАРТИНА МИРА В ПРОЗЕ «НОВОГО РЕАЛИЗМА»

1.1 Художественное время: линейность, статичность, цикличность.

1.2 Специфика пространства.

ГЛАВА II КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА В ПРОЗЕ

НОВОГО РЕАЛИЗМА.

2.1 Проблема маргинального героя.,.

2.2 Семантика мотивов «сна», «ухода».

2.3 Семантика мотива «маски»

2.4 Проблема судьбы

ГЛАВА III «ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» В ПРОЗЕ

НОВОГО РЕАЛИЗМА»

3.1 Семантический потенциал цитат й культурологических ассоциаций.

3.2 Проблема сюжетных, взаимодействий и «памяти жанра» . . 164 33 Диалог с «советским мифом»

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Новый реализм" в русской прозе 1980-90-х годов: Концепция человека и мира»

С тех пор, как из критических обзоров современной литературы исчезает понятие литературного процесса, связанное прежде всего с

V и идеен развития, изменения во времени, заговорили о литературной ситуации, «литературном пейзаже». В связи с этим обнаружилось обширное пространство современной литературы, на котором сосуществуют, хотя и не всегда мирно, самые различные литературные течения и направления, группы и объединения: от реализма до постмодернизма и поставангардистских течений.

В нашей работе речь пойдет лишь об одном направлении современной русской литературы, точнее, современной русской прозы. Так как его история исчисляется всего несколькими годами, еще не сложилось единое терминологическое определение. Предлагаются варианты: сверхреализм, постреализм, импрессионистский реализм, неореализм и т. д. В дальнейшем нами будет использоваться термин «новый реализм» как наиболее частотный, уже вошедший в критическую практику и теоретические работы, а также стилистически нейтральный, не вызывающий философских и литературоведческих ассоциаций.

Термин «новый реализм», как и любой другой термин, несет в себе достаточный элемент условности. В связи с этим в критике нередко возникают споры о степени его точности, о его границах. Поскольку мы не претендуем на создание собственной теории «нового реализма» как литературного течения, в нашей работе мы опираемся на уже имеющиеся, хотя и немногочисленные, теоретические изыскания по данной проблеме.

Новый реализм» понимается нами прежде всего как живое явление современной литературы, занимающее пограничное положение между, так сказать, традиционным реализмом с его «типическими характерами в типичных обстоятельствах» и постмодернизмом, а также другими авангардными течениями. Появление такого «компромиссного пути» между традиционализмом и постмодернизмом продиктовано логикой развития современной литературы, и не только русской. Изучая эволюцию реалистической эстетики, Н.Л.Лейдерман приходит к выводу, что «в XX веке, и чем дальше, тем больше, происходят процессы ассимиляции: реалистические структуры вступают в «сцепления» со структурами дореалистическими (романтизмом, например), авангардистскими (экспрессионизмом, сюрреализмом и др.), образуя сложные художественные системы.»

Грядущая трансформация литературных направлений была предугадана еще литературно-критической мыслью начала XX века. Так, например, Б.Замягин в статье «Новая русская проза», опубликованной в 1923 году, пишет, что современная литература движется к синтезу, «где будут одновременно и микроскоп реализма, и телескопические, уводящие к бесконечностям, стекла символизма». «По-видимому, основной преобладающей манерой письма, - словно подхватывает А.К.Воронский, - будет неореализм, своеобразное сочетание романтизма, символизма с реализмом». Однако в литературе начала XX века этот новый литературный синтез остался в форме предвидения, предощущения. Неореализму, в силу как литературных, так и внелитературных факторов, не суждено было оформиться в стройное литературное направление, с разработанной эстетической и теоретической платформой.

Альтернатива между реализмом и «антиреализмом» (в качестве коего в начале века рассматривался символизм, а на современном этапе развития литературы таковым принято считать постмодернизм) была разрушена, преодолена лишь к концу XX века. И это не случайно. Ведь именно на закате столетия становятся особенно ощутимы глобальные изменения, связанные прежде всего с утратой смысла, с признанием относительности не только всех и всяческих ценностей (этических, эстетических, общественно-политических и прочих), но и самого существования. Тотальный скептицизм как доминанта художественного и философского сознания эпохи не мог не найти отражение в искусстве.

Новый реализм» - закономерное порождение духовной ситуации, сложившейся в нашей стране в конце XX века, когда остро ощущается кризис гуманистического сознания, кризис культуры. Отсюда значимость философии разочарования, трагический скептицизм, характеризующий особенности мировосприятия многих современных художников. Релятивистское сознание, ставшее нормой, создает всеобщую постмодернистскую ситуацию, в которой даже «чистые» реалисты в принципе не могут обходиться без художественной философии постмодернизма, без его эстетических приемов, таких как принцип полицитатности произведений, различные формы игры: со словом, с читателем, с реалиями культуры. Однако не менее значимыми являются при этом и черты реалистической эстетики: внимание к взаимоотношениям человека и социальной среды, стремление найти в окружающем бытийственном хаосе цель и смысл существования, образное изображение жизни в формах самой жизни (хотя это и не означает отказа от использования различных условных форм).

Сочетание канонов традационной художественной системы реалистического произведения с элементами постмодернизма создает богатые возможности для творческого поиска, приводит к многообразию тенденций в рамках «нового реализма». Представляется возможным выделить по меньшей мере четыре направления в русле «нового реализма». Необходимо сразу отметить, что это не претензия на типологию современной русской прозы, а стремление проследить некоторые тенденции, на наш взгляд, наиболее интересные и наиболее характерные для русской прозы на современном этапе.

Первое выделяемое нами направление, которое можно / условно назвать интеллектуальным, отражает характерное для современной литературы усиление аналитического начала. В произведениях таких авторов, как А.Мелихов и М. Харитонов, акцент делается на интеллектуальном поиске. Это слегка беллетризированное размышление о жизни, о ее глубинных основах. Авторы таорят на грани литературы и философии, литературы и истории, литературы и историософии, даже литературы и литературоведения. Сюжетом становится само развитие мысли, ее двоение, порою мучительное. Текст поясняет сам себя и колеблется между собственно повествованием и автокомментарием. Для этих произведений характерен рассказ от первого лица, сохраняющий особенности речи главного (и, по сути, единственного) героя (остальные даны через призму его восприятия). Автор сознательно умаляется, его индивидуальность проявляется только в выборе героя, что наиболее ощутимо при наличии в произведении феномена «текста в тексте». В этом случае усиливается осознанная трактатноеть произведения, намеренный эссеизм; проза превращается в нечто среднее между самоотчетом, статьей и романом.

В сферу изображения авторов, творящих в русле «бытийственного направления» «нового реализма» (Л.Петрушевская, И.Полянская (сборник «Предлагаемые обстоятельства»)), попадают «бытовой ГУЛАГ» (выражение М.Золотоносова), безысходное одиночество человека в мире и беспощадная алогичность жизни как закон бытия. Творчество этих прозаиков часто относят к натурализму, к «другой», «жесткой» прозе. Это направление можно было бы назвать натуралистическим, если бы не мифологический пласт, всегда незримо присутствующий в поэтике этих авторов. Как отметил М.Липовецкий, «постоянно разыгрываются мистерии взаимопревращения низменного натурализма и мифологической Вечности». При этом конкретная, частная ситуация теряет свою ограниченность в пространстве и времени, становится общезначимой, оборачивается притчей. Мифологический подтекст, культурологические ассоциации, знаки вечных святынь и ценностей позволяют воспринимать драмы и трагикомедии сегодняшних людей как драмы и трагикомедии всеобщие и извечные. Именно сочетание жесткого натурализма с вековечным подтекстом и создает совершенно особую художественную атмосферу этой прозы.

Для третьего направления «нового реализма», которое предлагается условно называть сентиментальным, характерны поиск искренней интонации, умиление человечностью, признание позитивной роли жалости. По мнению А.Гениса и П.Вайля, свидетельством того, что «очередной виток культурной спирали инстинктивно отрицает уже приевшуюся поэзию мужественного умолчания, предпочитая ей откровенность чувств, можно считать всеобщее оживление интереса к Карамзину». Для писателей «сентиментальной линии» «нового реализма», например, произведений Л.Улицкой и рассказов «хновского» цикла А.Дмитриева, особую значимость обретает жанр идиллии. Причем идиллические мотивы и идиллическое содержание могут быть обусловлены «памятью жанра» либо обыгрыванием сюжетных коллизий классических произведений сентиментализма. Эти произведения используются и как фон, и как «сюжетная закваска» (выражение А.Архангельского), «двигатель» конфликта, становятся и поводом, и материалом для постановки и решения самых злободневных проблем. Сентиментальный повествователь не останавливается в умилении перед благостной оболочкой «пасторальной» жизни, открывая в самой этой жизни неиссякаемый источник трагизма.

В творчестве представителей «фантазийного направления» «нового реализма» («Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота» В.Пелевина, «Голова Гоголя» А.Королева, «Казус, или Эффект близнецов» С.Есина) наблюдается усиление роли условного начала, ощущается отчетливо выраженное тяготение к жанру антиутопии, что обусловлено постутопическим состоянием времени и человека. Как пишет в своей последней книге М.Эпштейн, «.постмодернизм с его отрицанием утопии, был последней великой утопией, прежде всего потому, что он располагал себя после всего, включая все в себя. Прежние утопии в большей или меньшей степени были ориентированы на будущее, в то время как постмодернизм, в своем отвращении к будущему, есть утопия вечного настоящего, бесконечного игрового самоповторения.»

Поиски новых путей художественного творчества оживили эксперименты в литературе. И творчество прозаиков «фантазийного направления» «нового реализма», будучи реалистическим по своей сути, является выражением особого познания, основанного на фантазии. Ими найдена адекватная художественная форма выражения современной действительности, соединившая в себе черты реажстические и иррациональные, напоминающая порой причудливое, бредовое видение. Причудливые фабульные и концептуальные конструкции создаются из примет сегодняшней действительности и элементов так называемого «советского мифа». Совмещаются различные картины мира, настоящая и придуманная, виртуальная реальность. Именно задачей воссоздания подобной неустойчивой реальности, хаосферы и диктуется введение в текст абсурдового элемента, который становится «генератором непредсказуемости» (термин И.Пригожина). Это выводит произведения подобного плана из фантастики как жанра в фантастику как литературный прием.

Таким образом, при всем многообразии художественных поисков писателей «нового реализма» обнаруживается и их общность: основным «вектором» поисков становится создание мифа о реальности, о мироустройстве, стремление раскрыть историческую и метафизическую природу изменившегося мира и нового положения в нем человека.

Явление «новый реализм» привлекает к себе внимание многих исследователей. В основном, это журнальные статьи И.Роднянской, А.Латыниной, К.Степаняна, А.Архангельского и других, акцентирующих внимание на чертах реалистической эстетики в прозе «нового реализма»; О.Дарка, М.Берга, В.Курицына, В.Новикова, рассматривающих эти произведения сквозь призму постмодернистской «парадигмы художественности» (термин В.И.Тюпы); М.Липовецкого, А.Немзера и некоторых других, предпринимающих попытки найти особый подход, соответствующий специфике эстетической системы «нового реализма». (Основные проблемы, привлекающие внимание критиков, концептуальные суждения о специфике «нового реализма» будут обозначены нами в начале каждой главы.)

Давно замечено, что литературное явление привлекает к себе особое внимание критики, когда оно уже «сходит со сцены», когда необходимо подвести итоги и наметить дальнейшие перспективы развития, либо в эпоху его зарождения, когда черты будущего художественного целого еще неясны, Kaie раз такой этап - этап становления - переживает сейчас проза «нового реализма». И несмотря на повышенный интерес исследователей к современной литературе, специфику, генезис, особенности развития и типологию «нового реализма» нельзя признать изученными. Это и определяет новизну нашего исследования.

Научная новизна данной работы состоит и в том, что в ней делается попытка осуществить системное изучение ключевых элементов эстетики «нового реализма». В процессе анализа художественных текстов ставятся и решаются вопросы, которые еще не были предметом исследования: способы создания хаотической картины мира, функции самомифа в жизни героев прозы «нового реализма», приемы реализации «советского мифа» в художественном целом произведений и другие.

Актуальность работы обусловлена необходимостью систематизации, анализа и введения в научный оборот произведений, практически не исследованных критикой. Диссертационное исследование становится частью работы по прояснению и систематизации картины современного литературного процесса, развернутой в настоящее время историками и теоретиками литературы. Поскольку «новый реализм» - явление достаточно молодое, находящееся в постоянном развитии, на данном этапе представляется возможным подвести только промежуточные итоги, выработать только приблизительное представление о характерном для этого течения творческом методе, выделить доминанты, тенденции эстетического характера, свойства метода, находящиеся в движении, в развитии.

Все возрастающая потребность строить исследовательские обобщения на более твердой методологической основе диктует необходимость типологического изучения литературы. Особенно интересным и важным является в настоящее время изучение типологии реализма в русской литературе XX века, в том числе и в аспекте его взаимопересечения с другими ведущими литературными направлениями.

Поэтому цель нашей работы состоит в том, чтобы раскрыть специфику художественно-философской концепции мира и человека в прозе «нового реализма», что позволит осмыслить специфику этого направления как явления синтетического, сочетающего элементы как реалистической, так и постмодернистской эстетики.

В связи с этим необходимо решить следующие задачи:

1. выявить особенности пространственно-временных отношений, семантический потенциал хронотопа в прозе «нового реализма»;

2. изучить генезис, типологию и способы создания образа маргинального героя;

3. определить значение одного из ведущих мотивов прозы «нового реализма» - мотива «маски» - в художественно-философской концепции произведений;

4. исследовать принципы и приемы реализации проблемы судьбы в жизни героев современной литературы;

5. проследить интертекстуальные связи современной прозы, рассмотрев функции цитат и реминисценций.

Выбранный аспект исследования предопределяет организацию материала не по монографическому, а по проблемному принципу, что отражается в структуре нашей работы.

В I главе рассматривается специфика картины мира в прозе «нового реализма», прежде всего таких фундаментальных, атрибутивных характеристик бытия, как пространство и время.

Во II главе представлен весь спектр вопросов, связанных с концепцией человека, реализованной в литературных произведениях этого направления: проблема маргинальносш героя, раздвоенности его существования, детерменированности его судьбы, «масочности» как доминанты его поведения.

В III главе исследуется мифологический пласт поэтики современной прозы, причем понятие «мифология» трактуется нами предельно широко: от античной системы мировоззрения до «авторских мифов» о мире и месте в нем человека и глобального общественно-политического «советского мифа».

Предметом анализа в нашей работе являются произведения Н.Горлановой и В.Букура («Роман воспитания»), А.Дмшриева («Воскобоев и Елизавета»), С.Есина («Казус, или Эффект близнецов»), В. Золотухи («Великий поход за освобождение Индии»), А.Лаврина («Смерть Егора Ильича»), А.Мелихова («Дары нищего», «Горбатые атланты», «Изгнание из Эдема», «Так говорил Сабуров», «Эрос и Танатос, или Вознагражденное послушание»), М.Палей («Евгеша и Аннушка», «Кабирия с Обводного канала», «Поминовение», «Сказки Андерсена»), В.Пелевина («День бульдозериста», «Желтая стрела», «Жизнь насекомых», «Омон Ра», «Чапаев и Пустота»), Л.Петрушевской («Бал последнего человека», «Время ночь», «Песни восточных славян», «Страна»), И.Полянской («Жизель», «Игра», «Между Бродвеем и Пятой авеню», «Куда ушел трамвай», «Предлагаемые обстоятельства», «Средь шумного зала Казанского вокзала»), Ю.Ряшенцева («В Маковниках. И больше нигде»), А.Саломатова («Синдром Кандинского»), А.Слаповского («Вещий сон»), Т.Толстой («Милая Шура», «Соня», «Сюжет», «Лимпопо», «Река

Оккервиль», «Факир»), Л.Фоменко («Соковыжималка»), М.Харитонова («Линии судьбы, или Сундучок Милашевича», «Провинциальная философия», «Прохор Меныпутин», «Этюд о масках») и некоторых других.

При выборе материала для исследования мы руководствовались стремлением охватить все течения в русле «нового реализма» и представить разнообразие жанрового диапазона современной прозы (рассказы, повести, романы, циклы рассказов и даже своеобразные романные циклы), чтобы дать как можно более полный и точный «портрет» интересующего нас явления. Не случайно объектом нашего внимания становятся именно прозаические произведения. Ведь, как проницательно заметил М.Липовецкий, «именно проза всегда наиболее зримо проявляет как зрелые качества литературного явления, так и его скрытые дефекты и внутренние противоречия».

Теоретической базой работы являются исследования по проблемам реалистической эстетики М.М.Бахтина, Ю.Б.Борева, Н.Л.Лейдермана, Д.С.Лихачева, Ю.М.Лотмана, В.П.Скобелева, В.И.Тюпы и других, а также разработки ведущих теоретиков постмодернизма, таких как И.П.Ильин, В.Курицын, М.Н.Липовецкий, Б.М.Парамонов, И.П.Смирнов, М.Н.Эпштейн и другие. Нами были изучены и работы западных исследователей по проблеме постмодернизма: Р.Барта, Дж. Батлера, Ф.Джеймсона, Ж.-Ф.Лиотара, Д.Лоджа, О.Паса, И.Хассана, Л.Хеймана, У.Эко и других.

Кроме того, в качестве общетеоретической и методологической основы нами были использованы труды ведущих представителей смежных областей гуманитарного знания: философов (В.Библера и М.Мамардашвили), социологов (Ю.Кашука, Е.Старикова, Фейерабенда), культурологов (Х.Гюнтера, К.Кларк, Э.В.Соколова, В.Тэрнера), а также работы по проблеме хаосологии лауреата Нобелевской премии по физике И.Пригожина.

Системный анализ «нового реализма» как целостного литературного течения современной прозы был бы невозможен при использовании какого-либо одного метода исследования. И потому в работе используется сочетание текстологического анализа, историко-литературного, системно-структурного и сравнительно-типологического методов, а также элементов рецептивного анализа и теоретического исследования.

Основные положения и выводы работ были апробированы автором на итоговых научных конференциях преподавателей и аспирантов в Казанском государственном университете (1998 г.) и Татарском государственном гуманитарном институте (1997, 1998, 1999 гг.), на XXV Зональной конференции литературоведческих кафедр университетов и педагогических институтов Поволжья и Бочкаревских чтениях «Проблемы современного изучения русского и зарубежного историко-литературного процесса» (Самара, 1996), II Республиканской конференции молодых ученых и специалистов (Казань, 1996), Межрегиональной научно-практической конференции «Диалог культур: XXI век» (Балашов, 1996), Ш Кормановских чтениях (Ижевск, 1997), II Веселовских чтениях «Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма» (Ульяновск, 1997), Международных научных конференциях «Филология на рубеже XX - XXI веков» (Пермь, 1996), «Литературный текст: проблемы и методы исследования» (Тверь, 1997), «Художественный текст и культура» (Владимир, 1997), «Языковая семантика и образ мира» (Казань, 1997), «А.С.Пушкин и взаимодействие национальных литератур и языков» (Казань, 1998).

Результаты исследования отражены в следующих публикациях в научных сборниках:

1. Антиутопические тенденции в повести Виктора Пелевина «Желтая стрела» II Проблемы современного изучения русского и зарубежного историко-литературного процесса: Материалы XXV Зональной научно-практической конференции литературоведов Поволжья и Бочкаревских чтений. -Самара: Изд-воСамар.гос. пед. ин-та, 1996. - С. 202 - 204

2. Мотив небытия в прозе «нового реализма» // Аспекты гуманитарных исследований: Материалы итоговой конференции Татарского государственного гуманитарного института за 1997 год. - Казань, 1998. - С. 45 - 52

3. «Новый реализм» в современной русской литературе // Диалог культур: XXI век: Тезисы докладов и сообщений межрегиональной конференции по культурологии / Балашов, гос. пед. ин-т. -Балашов, 1996.-С. 83-85

4. 0 тенденциях развития современной русской прозы // Филология на рубеже XX - XXI веков: Тезисы Международной научной конференции, посвященной 80-летию Пермского университета-Пермь: Изд-во Перм. гос. ун-та, 1996. - С. 26 - 28

5. Образ Пушкина в прозе «нового реализма» И А.С.Пушкин и взаимодействие национальных литератур и языков: Тезисы Международной научной конференции, посвященной 200 - летию со дня рождения А.С.Пушкина. - Казань: УНИПРЕСС, 1998. -С. 50-52

6. Поэтика прозы Виктора Пелевина // Вторые Майминские чтения / Псков, гос. пед. ин-т. - Псков, 1998. - С. 57 - 66

7. Проблема времени и пространства в повести В.Пелевина «Желтая стрела» // II Республиканская научная конференция молодых ученых и специалистов: Тезисы докладов.- Казань: Изд. центр «ДАС» КСК КГУ, 1996. - Книга 7: Человек и общество. - С. 76

8. Проблема маргинального героя в прозе 1980 - 90-х годов // Ученые Записки Татарского государственного гуманитарного института. - 1997, -М1- С. 30 - 51

9. Проза «нового реализма» в контексте литературы 1980 - 90-х годов XX столетия.// Гуманитарные науки: проблемы и аспекты изучения: Материалы итоговой научной конференции Татарского государственного гуманитарного института за 1996 год. -Казань, 1997.- С. 25 - 30

10. Пушкин и проза «нового реализма» // Ученые Записки Казанского университета. - Т, 136: А.С.Пушкин и взаимодействие национальных литератур и языков. - Казань: УНИПРЕСС, 1999. - С. 85-89

11. «Сабуровская» трилогия А.Мелихова в литературном и общекультурном контексте // Художественный текст и культура: Материалы Международной научной конференции. - Владимир: Изд-во Владимир, гос. пед. ун-та, 1997. - С. 105 -108

12. Способы создания фантастической реальности в современной русской прозе (на материале произведений В,Пелевина) .// Гуманитарное знание на пороге XXI века.: Материалы Международной научной конференции / Удмурт, гос. ун-т. -Ижевск, 1997. - С. 99

13. Функции цитат и культурологических ассоциаций в прозе «нового реализма» // Языковая семантика и образ мира: Тезисы Международной научной конференции, посвященной 200 - летаю Казанского государственного университета. - Казань: Изд-во Каз. гос. ун-та, 1997. - Кн. 2. - С. 206 - 208

14. Функционирование элементов второй реальности в прозе Александра Мелихова // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма; Вторые Веселовские чтения: Материалы Межвузовской научной конференции / Ульянов, гос. пед, ун-т. - Ульяновск, 1998, - С. 33 - 38

15. Энтомологические мотивы в прозе «нового реализма» // Актуальные проблемы филологии в ВУЗе и школе: Материалы XIII Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учителей. - Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 1998. -С, 13-15

16. The ways of creating fictional reality in contemporary russian prose (based on the works of V.Pelevin) // Humanities on the threshold of the XXI century: Materials of the International

Conference / University of central Florida (OrJando). - Izhevsk, 1997.

17. «Бедная Лиза» Н.М.Карамзина и повесть А.Дмитриева «Воскобоев и Елизавета» (К вопросу о художественной интерпретации классики). - 0,3 печ. л. (в печати)

18. Жанр «романа воспитания» в прозе «нового реализма». -0,2 печ. л. (в печати)

19. Проблема судьбы в прозе 1980 - 90-х годов. - 0.5 печ. л. (в печати)

20. Семантика мотива «маски» в современной русской прозе. 0,2 печ. л. (в печати)

21. Семантический потенциал цитат и культурологических ассоциаций в прозе «нового реализма». - 0,3 печ. л. (в печати)

22. Функции языковой игры в прозе «нового реализма».- 0,1 печ. л. (в печати)

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Насрутдинова, Лилия Харисовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в результате проведенного исследования мы пришли к выводу, что основной приметой художественно-философской концепции прозы «нового реализма» можно с уверенностью считать устремленность к тотальному диалогу, пронизывающему все уровни текста: от стилистики до характера, от сюжета до системы авторских оценок. Этот диалог воплощается и в концепции мира и человека. Его составляющими неизбежно становятся элементы реалистической и постмодернистской эстетики, поскольку смена «парадигм художественности» - процесс не революционный, а эволюционный. «Новая культурная парадигма, - считает автор этой теории, В.И.Тюпа, - . прежние нормы художественности диалектически. «снимает», вбирая в себя в качестве подчиненного, ослабленного элемента.»

Прежде всего необходимо отметить, что в прозе «нового реализма» субъектом диалога становится не всевластный и всезнающий автор - демиург, а ограниченный в своих возможностях обычный человек - герой, нйб"щий в окружающем его мире цель и смысл жизни, экзистенциальное оправдание своего существования.

Именно поэтому в центре внимания современной литературы нередко оказывается герой ищущий, думающий о смысле жизни, о состоянии общества и своей ответственности перед людьми. Это резко противоречит постмодернистской теории о том, что человек есть суть, основанная лишь на самой себе, существующая и ищущая спасение только в себе, ибо все внешнее враждебно его природе. Хотя эта теория и находит отражение в прозе «нового реализма», реализуясь в мотиве тотального одиночества героя, его обреченности на непонимание, однако этот мотив в контексте современной литературы компенсируется стремлением героев прорвать границы собственного Я, в слиянии с другими обрести уверенность в реальности и значимости своего существования.

Более того, доминирующим в прозе «нового реализма» является важнейший закон реалистического изображения жизни -детерменизм, обусловленность образа героя социальным фоном: бытовыми (среда), историческими (эпоха), духовными (культура) обстоятельствами его существования. Причем наследие реализма проявляется не столько в анализе детерменированности человеческих характеров и судеб, сколько в изображении ответной реакции мыслящего героя на сложившиеся условия жизни.

Важно подчеркнуть, что возвращения к реализму, в классическом смысле этого слова, все же не происходит: драма человеческой судьбы разыгрывается в хаотически-многослойном, противоречивом, поливалентном мироздании постмодернизма. Поэтому пространство и время в прозе «нового реализма» - не цельные, а дискретные, они разбиты на автономные хронотопы, в каждом из которых своя логика структурной организации бытия. В прозе «нового реализма» цельным оказывается лишь пространство - время, сотканное из узнаваемых реминисценций.

Причем обыгрывшотся образы истории и сюжеты искусства, весь спектр накопленных в культуре языков и стилей. Это дает возможность преодолеть ограниченность всех существующих языков и стилей, выйти на уровень некого метаязыка, к обретению которого и была устремлена поэтика постмодернизма.

Однако бытийственный хаос представлен в произведениях подобного плана не культурным многоголосием, а сплетением социальных, бытовых, исторических, психологических и, в том числе, культурных обстоятельств. А это уже примета реалистической эстетики.

В то же время образ повседневного и вечного, непреодолимого и бесконечного хаоса в прозе «нового реализма» моделируется именно за счет эмшшцирования в произведениях постмодернистских максим. Так, относительность как главная эстетическая позиция постмодернизма допускает релятивность и метафизических таинств, даже утрату экзистенциального смысла

КС современной литературе возможно некое двойное бытие, бытие по обе стороны смертного порога, отменяющее характерное для реалистической эстетики метафизическое переживание предельных вопросов бытия. Потеряв свойство исключительности, смерть лишает мир, запечатленный на страницах прозы «нового реализма», и реального, и метафизического предела.

В то же время феномен будничного существования после конца света естественен, даже логичен для этого литературного направления, возникшего как преодоление и в то же время своеобразное продолжение постмодернизма. Ведь постмодернизм, как остроумно заметил М.Эпшнейн, является «для искусства тем же, чем для религии эсхатология».

Таким образом, в прозе «нового реализма» находят отражение элементы реалистической и постмодернистской эстетики, в результате чего рождается совершенно особое, новое художественное целое, в котором уживаются порой даже взаимоисключающие моменты, причем «заимствования» из предшествующих литературных систем в свете новой «парадигмы художественности» так переосмышваются и акцентируются, что приобретают иное, ранее не характерное для них содержание.

На типологический характер взаимоотношений «нового реализма» с предшествующими литературными направлениями указывают и наблюдения Ю.М.Лотмана, сделанные им в статье «Ассиметрия и культура». В этой работе ученый выделяет два основных, сменяющих друг друга, типа культур. «Левополушарная» культура отличается тенденцией к замыканию в изолированном семиотическом мире, открывает свободу игре, вырабатывает более тонкие, в сравнении с уже существующими, инструменты внесемиотичоского анализа. (Очевидно, что под эту характеристику подпадает постмодернизм.) Ей на смену неизменно приходит «правополушарная» культура, в которой семиозис обращен на содержательную интерпретацию полученных от культуры первого типа семиотических моделей в контексте внетекстовой реальности, что придает этим моделям реальное- бытие в ряду других объектов. И именно такую роль в современной литературной ситуации играет «новый реализм».

Сложность, можно сказать, противоречивость «парадигмы художественности» «нового реализма» является не только следствием эстетического синтеза, но и отражением необычайной сложности самой современной эпохи, с ее причудливым переплетением противоречивых тенденций.

Результаты нашего исследования могут быть использованы в учебных курсах по современной русской литературе, а также как основа для дальнейшего изучения прозы «нового реализма», в частности таких структурных элементов художественного мира произведения, как образ автора, символика, категория игры.

Кроме того, выработанная в процессе исследования методика может быть использована при изучении творчества других современных писателей, а также новых произведений тех авторов, к которым мы обращались в данной работе (поскольку все они ныне здравствуют и творчески активны).

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Насрутдинова, Лилия Харисовна, 1999 год

1. Битов А. Вкус // Огонек. 1987. - № 17. - С, 22 - 25

2. Бутов М. Музыка для посвященных // Знамя. 1995. - Ке 3. -С. 80 -101

3. Волос А. Кудыч // Новый мир. 1992. - М? 2. - С. 111 -148

4. Головин Г. День рождения покойника // Последний этаж: Сборник современной прозы. М.: Книжная палата, 1989. -С. 297 - 376

5. Горланова Н., Букур В. Роман воспитания // Новый мир. 1995. -№8.-С. 49-92; №9.- С. 62-99

6. Дмитриев А. Воскобоев и Елизавета Н Дружба народов. 1992. -Ко 7. - С. 3 - 41

7. Дмитриев А. Поворот реки // Знамя. ¡995. - № 8. ~ С. 129 -161

8. Есин С. Избранное. М.: Терра, 1994. - 695 с.

9. Золотуха В. Великий поход за освобождение Индии // Новый мир. - 1995. -СЛО -97

10. Королев А. Ожог линзы. М.: Сов. писатель, 1988. 365 с.

11. Кургатников А. Обыкновенный жук // Новый мир. 1992 . -№ 6.-С. 123-125

12. Лаврин А. Люди, звери и ангелы: Проза жизни. М.: Моск. рабочий, 1992. - 220 с.

13. Мелихов А. Горбатые атланты // Звезда. 1994. - № 9. - С. б - 86

14. Мелихов А. Дары нищего // Звезда. 1993. - № 12. - С. 3»44

15. Мелихов А. Изгнание из Эдема. Исповедь еврея // Новый мир. -1994. ~№ 1.-С. 3- 104

16. Мелихов А. Провинциал. Л.: Сов. писатель, 1986. - 285 с.

17. Мелихов А. Так говорил Сабуров//Нева. 1992. - № i I / 12. -С. 147 - 260

18. Мелихов А. Эрос и Танагос, ми Вознагражденное послушание //

19. Нева. 1993. - № 12. - С. 6 - 64

20. Палей М. Кабирия с Обводного канала // Новый мир. 1991. -№3.- С. 47-81

21. Палей М. Отделение пропащих. М.: Моск. рабочий, 1991. - 223 с.

22. Пелевин В. Желтая стрела: Повести и рассказы. Мл Вагриус, 1998.-432 с.

23. Пелевин В. Жизнь насекомых II Знамя. 1993.-№ 4. - С. 6 - 65

24. Пелевин В. Омон Ра // Знамя. 1992. - № 5. - С, 11 -63

25. Пелевин В. Чапаев и Пустота. М.: Вагриус, 1996. - 397 с.

26. Пегрушевская Л. Собрание сочинений: В 5 т. Харьков: Фолио; М.: ТКО «АСТ», 1996

27. Полянская И. Пенал. Сон. Жнзель // Знамя. 1993. - № 5. -С. 92 -109

28. Полянская И. Предлагаемые обстоятельства. М.: Мол. гвардия, 1988.-264 с.

29. Ряшенцев Ю. В Маковниках. И больше нигде // Октябрь. -1994.-jNo5.-C.4-47; №6.-С, 68-117; №7. С. 36 - 109

30. Саломатов А. Синдром Кандинского // Знамя. 1994. - № 4.1. С. 76-137

31. Слаповский А, Вещий сон // Знамя. 1994. -№ 3. - С, 13 - 81

32. Толстая Т. Любишь не любишь. - М.: Оникс, ОЛМА-ПРЕСС, 1997.-384 с.

33. Фоменко Л. Соковыжималка. Екатеринбург: Средне - Уральскоекниж. изд-во, 1996. 123 с.

34. Харитонов М. Возвращение ниоткуда II Знамя. 1995. - № 1. -С. 56-91; № 2.-С, 65-117

35. Харитонов М. День в феврале. М.: Сов. писатель, 1988. - 510 с.

36. Харитонов М. Линии судьбы, или Сундучок Милашевича // Дружба народов. 1992. - № 1. - С. 38 - 117; № 2. - С. 94-17836, Харитонов М. Провинциальная философия // Новый мир, -1993.-№ U.-C.7-86

37. Щербакова Г. Love стория // Новый мир. - 1995. -№11.- С. 3-372» Теоретическая, методическая и научно критическая литература

38. Агеев А. «Выхожу один я на дорогу.» // Знамя. 1994. - № 11.1. С. 180-188

39. Агеев А. Конспект о кризисе: Социокультурная ситуация и литературный процесс // Лит. обоз. -1991. № 3. -С. 15-21

40. Агишева Н. Уроки музыки Людмилы Петрушевской // Моск. новости. 1992. - 13 декабря. - С.22

41. Азиева И.В. Игровая проза Виктора Пелевина // Ярославский педагогический вестник. 1998. ~ № 1. - С. 27 - 31

42. Акимов В. Взгляд из окна «поезда» // Аврора. 1992. -№ П /12. -С, 144- 151

43. Акимов В. После литературы? // Аврора. 1994. - № 11 / 12. -С. 75 - 81

44. Александров Н.Д. Диагноз энтропия // Дружба народов. -1996. - № И.-С. 160-168

45. Александров Н.Д. Новая эклектика // Лит. обоз. 1997. - № 3. -С.27 - 34

46. Александров Н.Д. Синдромы. Некоторые литературные приметы 1997 года // Лит. обоз. 1998. - № I, - С. 58 - 63

47. Александров Н., Одесский М. В ожидании эпоса: Роман и повесть в 1995 году И Лит. обоз. 1996. - № 2. - С, 91 -100

48. Анкудинов К. Внутри после: Особенности современного литературного процесса И Октябрь. 1998. - № 4. - С. 174 - 180

49. Аннинский Л. Так чем же все это кончилось? Заметки о букеровских финалистах // Новый мир. 1995. - № 2. - С. 218 - 227

50. Антонов А. Внуяз: Заметки о языке прозы В.Пелевина и А.Кима И Грани. 1995. - № 4. - С. 47 - 55

51. Арбитман Р. Предводитель серебристых шариков: Альтернативы Виктора Пелевина // Лит. газ. 1993. - 14 июля. - С. 4

52. Архангельский А. проза мира // Новый мир. 1993. - № 1. -С. 233 - 241

53. Архангельский А., Нива Ж., Маркиш С. Урби эт Горби: Русская литература после перестройки: анализ с попыткой прогноза // Дружба народов. 1993. 1. - С. 186 -197

54. Бавильский Д. Война миров: Сны как спасение от реализма //

55. Постскриптум. 1998. -№ 1.-С. 211 -223

56. Бавильский Д. Одиночное плавание методом погружения: Семь романов одного года // Лит. обоз. 1998. - № 1. - С. 64 - 74

57. Бавильский Д. Пепельная среда // Постскриптум. ~ 1996. № 1, С. 262 - 280

58. Бавин С.П. Обыкновенные истории / Рос. гос. б-ка. М., 1995.37 с.

59. Банникова И.А. Имена собственные как фактор организации художественного текста // Текстообразующие потенции языковых единиц и категорий / Барнаул, гос. пед. ин-т. Барнаул. 1990.1. С. 19-26

60. Барзах А. О рассказах Л.Пегрушевской. Заметки аутсайдера // Постскриптум. 1995. - № 1. - С. 244 - 269

61. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989.-616 с.

62. Басинский П. Возвращение: Полемические заметки о реализме и модернизме // Новый мир. 1993. -№ 11. - С. 230 - 238

63. Басинский П. Мерси!. Мерси!. скажет русский реализм агентам постмодернизма, сложившим бедные головы на поле литературной брани // Лит. газ. - 1994. - 7 сентября. - С. 4

64. Басинский П. Новейшие беллетристы: В.Пелевин и А.Варламов: не правда ли, крайности сходятся? // Лит. газ. -- 1997. 4 июня. -С. 11

65. Басинский П. Пафос границы: О постмодернизме // Новый мир. 1995. - № 1. - С, 221 - 223

66. Басинский П. Что такое русский реализм? // Лит. учеба. ~ 1995. -Кн. 2/3.-С, 156-158

67. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. - 502 с.

68. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979. - 320 с.

69. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике. Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. - 654 с.

70. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.; Искусство,1986.-444 с.

71. Безродный М.В. Конец Цитаты. СПб: Лимбах, 1996. - 158 с.

72. Берг М. Веревочная лестница // Дружба народов. 1993. -№ 7.- С. 176-194

73. Берг М. О литературной борьбе // Октябрь. 1993. - № 2. -С. 184-192

75. Бергер Д,Г. Пространственный образ мира (парадигма познания) в структуре художественного стиля // Вопр. филос. 1994. - № 4. -С. 114- 128

76. Бердяев Н. Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности. М.: Мысль, 1990. - 206 с.

77. Библер B.C. «Национальная русская идея?» Русская речь! // Октябрь. - 1993. - № 2.-С. 155- 183

78. Библер B.C. Нравственность, Культура. Современность. М.: Знание, 1991.- 421 с.

79. Библер B.C. Три беседы в канун XXI века // Октябрь. 1995. -№ L- С. 165- 176

80. Бирюков С. Сигма авангарда: О тенденциях в современной литературе // Лит. газ. 1993. - 17 февраля. - С. 4

81. Борев Ю.Б. Методология анализа художественного произведения /7 Методология анализа литературного произведения. -- М.: Наука,1988,- С. 3-32

82. Борев Ю.Б. Художественные направления в искусстве XX века: Борьба реализма и модернизма. Киев: Мистецгво, 1986. - 131 с.

83. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб: Лимбах, 1996. - 256 с.

84. Бухаркин П.Е. О функции цитаты в повествовательной прозе // Вестник Ленинградского университета. Сер. 2, История, языкознание, литературоведение. - 1990. - Вып. 3. - С. 29 - 44

85. Быков Д. Вот придет Букер //Октябрь. 1995. - № 1. - С. 177 -182

89. Быков Д. Рай уродов Н Огонек. 1993. - № 18. - С. 34 - 35

90. Вайль П. Смерть героя//Знамя. 1992. -№ П.-С. 223- 233

91. Вайль П., Генис А. Принцип матрешки // Новый мир. 1989. -№ 10.-С. 247-250

92. Вайль П., Генис А. Родная речь: Наследство «Бедной Лизы» // Дет. лит. -1991.-М 3. С, 73 - 77

93. Вайсберг М., Лакеев В. К проблеме литературной традиции // Литературный процесс в его жанровом и стилевом своеобразии / Ташк. гос. пед. ин-т. Ташкент, 1987. - С. 85- 93

94. Варламов А, О дне же том и часе никто не знает.:

95. Апокалиптические мотивы в русской прозе конца XX века // Лит. учеба. 1997. - Кн. 5 / 6. - С. 69 - 77

96. Василевский А. Опыты занимательной футуро (эсхато) логии // Новый мир. 1990. - № 5. - С. 258 - 262

97. Вейман Р. История литературы и мифология. М.: Прогресс, 1975.-344 с,96. «Вечные сюжеты» русской литературы: «Блудный сын» идругие. Новосибирск: Изд-во Института филологии, 1996. - 179 с.

98. Вирен Г. Такая любовь // Октябрь. 1989. - № 3. - С. 203 - 205

100. Воронский А.К. Искусство видеть мир. М.: Сов. писатель, 1987.-479 с.

101. Вяльцев А. Незамысловатые жития современных святых. Л.Улицкая и ее критики II Лит. газ. 1998. - 4 марта. - С. 40L Вяльцев А. Ожидание героя // Постскриптум. 1996. - № 2.-С. 269 - 281

102. Габризлян Н. Ева это значит «жизнь»: Проблема пространства в современной русской женской прозе II Вопр. лит. - 1996. -Вып. 4.-С. 31 -71

103. Габриэлян Н. Фантомные пространства требуют человеческих жертв: О современной русской женской прозе II Обществ, науки и соврем-ть. 1993. - № З.-С. 173- 182

104. Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. М.: Сов. писатель, 1990. -315 с.

105. Геворкян Э. Книги мертвых // День и ночь. 1994. - К» 5. -С. 175-184

106. Генис А. Виктор Пелевин: Границы и метаморфозы // Знамя. -1995.-М 12.- С, 210-214

107. Генис А. Лук и капуста II Знамя. 1994. - № 8. - С. 188 - 200

109. Генис А. Поле чудес. В.Пелевин II Звезда. 1997. - № 12. -С. 230 - 233

110. Генис А. Рисунок на полях. Т.Толстая // Звезда. ~ 1997. -№ 9. С. 228 - 230

111. Генис А. Треугольник: Авангард, соцреализм, постмодернизм // Иностр. лит. 1994. - № 10. - С. 244 - 248

112. Генис А., Вайль II. Приподнятая целина: О современной русской литературе // Моск. новости. 1992. - 26 января. - С. 22 - 23

114. Голубков М. Химеры из хаоса: Литература на обломках империи//Новый журнал. 1993. -Кн. 190-191.-С. 293-303

115. Границы в современной литературе // Вестник новой лит. -1994. № 7. - С, 250 - 269

116. Гройс Б. Рождение соцреализма из духа русского авангарда // Вопр. лит. 1992. - Вып. 1. С. 42-61

117. Грушко Б.» Медведев Ю. Словарь имен. Нижний Новгород: «Три богатыря» и «Братья славяне», 1997. - 656 с.

118. Гудков Л., Дубин Б. Без напряжения.: Заметки о культуре переходного периода // Новый мир. 1993. - № 2. - С. 242 - 253

119. Гуревич A.M. Динамика реализма (в русской литературе XIX века). М.: Просвещение, 1994, - 154 с.

120. Гюнтер X. Железная гармония: Государство как тотальное произведение искусства // Вопр. лит. 1992. - Вып. 1. - С. 27 - 41

121. Гюнтер X. «Сталинские соколы» (Анализ мифа 30-х годов) // Вопр. лит. 1991.- Вып. 6. - С. 122 - 141

123. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов. 1992. - № 5.1. С. 219-232

124. Два мнения о романе В.Пелевина «Чапаев и Пустота» // Лит. газ. -1996.-29 ма^.- С. 4

125. Дедков И. Любить? Ненавидеть? Что еще?. Заметки о жтературе, истории и нашей быстротекущей аосурдаои жизни.-М.: ИЦ «АИГО XX», 1995.- 156 с.

126. Дедков И. Метаморфозы маленького человека, или Трагедия и фарс обыденности // Последний этаж. М„; Книж. палата. 1989. -С. 417 -429

128. Добренко Е. Формовка советского читателя: Социальные иэстетические предпосылки рецепции советской литературы. -СПб.: Гумакит. агентство «Академ, проект», 1997. -323 с.

130. Ермолин Е. На тот свет и обратно: Советский опыт в прозе последних лет // Континент. 1994. - № 81.-С. 337 - 360

131. Ермолин Б. Собеседники хаоса: К дискуссии о постреализмев литературе конца XX века // Новый мир. 1996, ■- Ке б. -С. 212 -240

132. Ерофеев В. Новая смена вех: О путях развития русскойлитературы // Рос. газ. 1993. - 4 января. - С. 4

133. Есин А.Б, «В формах самой жизни» или преображая реальность? //

134. Лит. учеба, 1986. - № 1. - С. 162 - 170

135. Есин А.Б. Полемическая интерпретация как форма бытования классики // Классика и современность. М.: йзд-во Москов.ун-та, 199!, С. 120 - 128

137. Жизнь и смерть. М.: Знание, 1990. - 64 с.

138. Жолковский А.К. В минус первом и минус втором зеркале: Т.Толстая, В.Ерофеев ахматовиана и архетипы // Лит. обоз. -1995.-№> 6.-С. 25-41

139. Журавлев А.П. Звук и смысл. М.: Просвещение, 1991. - 156 с.139» Задражилова М. Цари, святые и поэты // Дружба народов. -1997.-Ко 8.-С. 185-191

140. Зайцева А.Р. Эстетика русского литературного «андерграунда» // Поэтика русской прозы XX века / Башкир, гос. ун-т. Уфа, 1995. - С. 36 - 57

141. Замятин Е.И. Новая русская проза Н Русское искусство. 1923. -№ 2-3.- С. 54-71

142. Зись А., Гангнус А. Мифы социалистического реализма? // Лит. газ. 1989. - 17 мая. - С. 3

143. Золотоносов М. Букеров ковчег: Заморская премия на русский литературный «тощак» // Моск. новости. 1993. - Декабрь. -С. 4

144. Золотоносов М. Исповедь «полтинника», или Записки одного Каценеленбогена // Моск. новости. 1993. - 21 ноября. - С. 4

146. Золотоносов М. Постмодернизм и окресности // Согласие.1991.-М 7. С, 190-197

147. Иваницкая Е. Бремя таланта, или Новый Заратустра //

149. Иваницкий В. Эпоха новой анонимности // Знамя. 1994.7. .С. i 94 202

150. Иванова H. Намеренные несчастливцы?: О прозе «новой волны» // Дружба народов. 1989. - № 7. - С. 239 - 253

151. Иванова Н. Пейзаж после битвы И Знамя. ~ 1993. №> 9. -С. 189-198

152. Иванова Н. После: Постсоветская литература в поисках новой идентичности // Знамя. 1996. - № 4. - С. 214- 224

153. Иванова Н. Преодолевшие постмодернизм // Знамя. 1998. -Ко 4.-С. 193- 204

154. Иванова Н. Пройти через отчаяние // Юность. 1990. - № 2. -С.89 - 94

155. Иванова Н. Сладкая парочка // Знамя. 1994. - №? 5.-С. 186-197

156. Иванченко А. На театре жизни // Урал. 1990.- № 5. - С. 184- 185

157. Ильин И.П. «Постмодернизм»: Проблемы соотношения творческих методов в современном романе Запада // Современный роман: Опыт исследования. М.: Наука, 1990. - С. 255 - 279

158. Ильин И.П. Проблема личности в литературе постмодернизма: Теоретические аспекты // Концепция человека в современной литературе, 1980-е годы. -М.: ИНИОН, 1990.-С. 47-70

159. Ильин И. П.Стилистика интертекстуальности: Теоретические аспекты // Проблемы современной стилистики. М.: ИНИОН. 1989.-С. 186- 207

160. Имя судьба. - М.: Соврем, писатель, 1993. - 132 с.

161. Имя сюжет - миф. Проблемы русского реализма. - СПб.: Сов. писатель, 1996. - 176 с.

162. Исупов К.Г. Поэтика хронотопа // Даугава. 1988. - № 2. -С, 123-125

163. Исупов К.Г. Русская философская танатология // Вопр. филос. -1994.-М З.-С. 106-114

164. Каган М.С. Время как философская проблема // Вопр. филос. -1982. -№ 10.-С. 117-124

165. Каган М.С. О философском уровне анализа отношений искусства к пространству и времени // Пространство и время в искусстве. JI.: ЛГИТМИК, 1988.-С. 22-28

166. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. М.: Политиздат, 1990. - 415 с.

167. Камю А. Творчество и свобода. М.: Радуга, 1990. - 602 с.

168. Камянов В. Ввверх дном. Заметки о люмпенизации культуры // Лит. обоз. 1994. - № 5/6.-С 17- 23

169. Камянов В. Космос на задворках // Новый мир. 1994. - № 3. -С. 227 - 238

170. Камянов В. Проводы без почестей // Звезда. 1991. - № 10. -С.166-175

171. Канчуков Б. Рецензия на циклы Л.Петрушевской «Песни восточных славян» и «Реквиемы» // Лит. обоз. 1991. - № 7. -С, 29 - 30

173. Карпенко Ю.А. Имя собственное в художественной литературе //

174. Науч. доклады высш. школы. Фшгол. науки. 1986. - № 4. -С. 34 - 40

175. Катаева Е.Г. Художественная традиция как категория исторического развития искусства // Вестник Москов. ун-та. -Сер. 7, Философия. 1989. - № 3. -- С. 26 - 35

177. Кашук Ю. После утопии, над Атлантидой: Размышления над страницами двух статистических сборников // Книж. обоз. 1989. -1 сентября (№ 3.5). - С, 7, 10

179. Кириленко В. Беспокойство духа // Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. М.: Политиздат, 1973. - С. 3 -17

180. Кларк К. Сталинский миф о «великой семье» /7 Вопр. лит. -1992. Вып. 1,- С. 72-96

181. Ковалева Pi. Миф: повествование, образ и имя // Лит. обоз. -1995.-М 3. С. 92-94

182. Козлов A.C. Мифологическое направление в литературоведении США. М.: Высш. школа, 1984. - 175 с.

183. Колобаева Л.А. Символ как хранитель и возмутитель классических традиций // Классика и современность. М.: Изд-во

184. Москов. ун-та, 1991. С. 207 - 216

185. Комина Р.В. Типология хаоса: О некоторых характеристиках современной литературы // Вестник Перм. ун-та. 1996. - Вып. 1. -С, 74 - 82

186. Кондаков Б.В., Кондаков И.В. Классика в снеге современнойинтерпретации // Классика и современность.- Мл Изд-во Москов.ун-та, 1991. ~ С. 20-48

187. Корнев В. Соблазны ницшеанства // Алтай. 1994. - № 2. -С. 130-139

188. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре ВЛелевина // Нов. лит. обоз. 1997. - № 28. - С. 244 - 259

189. Корнилова E.H. К теории традиционных литературных сюжетов и образов // Познавательная традиция: философско-методологический анализ. М.: Филос. о-во СССР, 1989. -С. 166-186

191. Крохмаль Е. Размышления у разбитого корыта.// Грани. 1990. -M 157. - С. 311 -317

192. Крохмаль Е. Черная кошка в «темной комнате» // Грани.1990.-М 158.- С. 288-292

193. Кругликов В.А. Пространство и Время «Человека культуры» // Культура, человек и картина мира. М.: Наука, 1987. -С. 167-197

194. Кудимова М. Живое это мертвое. Некромир в произведениях Людмилы Петрушевской // Книж. обоз. «Ex libris НГ». - 1997. - декабрь (№ 20). - С, 3

197. Кузнецова Е. Мир героев Петрушевской // Соврем, драматургия. 1989. - №> 5. - С. 249 - 250

198. Куралех. А. Быт и бытие в прозе Л.Петру пгевской // Лит. обоз. -1993. № 5. - С. 63 - 67

200. Курицын В. Журналистика 1993 1997. - СПб: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998.- 199 с.

201. Курицын В. О сладчайших мирах // Знамя. 1995. - № 4. -С. 191 - 201

203. Курицын В. Постмодернизм: новая первобытная культура // Новый мир. 1992, - № 2. - С. 225 - 231

204. Курский Л. «Исповедь»: Заметки о современной русской прозе // Волга. 1997. - № 9/10. - С. 220 - 226

205. Кучерская М. Не все пропало // Новый мир. 1992. - № 6. -С. 238 - 240

206. Кучкина О. Поэма о квадратных метрах // Лит. обоз. 1991. -№ 3. - С. 51 - 52

207. Кьеркегор С. Страх и трепет. Мл Республика, 1993. - 383 с.

208. Латынина А.Н. За открытым шлагбаумом: Литературная ситуация конца 80-х. -М.: Сов. писатель, 1991. 330 с.

210. Латынина А.Н. Творец и комментатор // Лит. обоз. 1994. -№5/6.- С. 34-35

211. Лейдермая Н.Л. Жанровая система литературных направлений и течений // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советскойлитературе. Свердловск, Изд-во Свердлов, гос. пед. ин-та, 1988.- С. 4- 17

212. Лейдерман Н.Л. Живые традиции и мертвые догмы // Социалистический реализм; С разных точек зрения. М.: Сов. писатель, 1992. - С. 295 - 308

213. Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика XX века. -Екатеринбург: Изд-во Урал, гос. пед, ун-та, 1996. 308 с.

214. Лейдерман Н.Л., Барковская Н.В. Введение в литературоведение. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1992. -259 с.

215. Лейдерман Н.Л., Лшговецкий М.Н. Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме // Новый мир. 1993. - № 7. -С. 233 - 252

216. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Между хаосом и космосом: Рассказ в контексте времени // Новый мир. 1991. -№ 7. - С. 240 - 257

219. Липовецкий М.Н. Апофеоз частиц, или Диалоги с Хаосом // Знамя. 1992. - № 8.- С. 214- 224

220. Липовецкий М.Н. Диапазон «промежутка»: Эстетические теченияв литературе 80-х годов // Обществ, науки и соврем-гь. 1393. 1. L- С. 51 -57

222. Липовецкий М.Н. Закон крутизны // Вопр. лит. 1991. -Вып. 6. - С. 3 - 36

223. Липовецкий М.Н. Изживание смерти: Специфика русскогопостмодернизма // Знамя. 1995. -№ 8, - С Л 94 - 205

224. Липовецкий М.Н. Память жанра как теоретическая проблема: К истории вопроса II Модификация художественных систем в историко-литературном процессе. Свердловск: Изд-во Урал. гос. ун-та, 1990. - С. 5-18

225. Липовецкий М.Н. Патогенез и лечение глухонемоты // Новый мир. 1992. - № 7. - С. 213 - 223

226. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1997. -318 с.

227. Липовецкий М.Н. «Свободы черная работа». Свердловск:

228. Средне Уральское книжное изд-во, 1991. - 272 с.

229. Липовецкий М.Н. Современность тому назад II Знамя. 1993.10.-С, 229- 232

230. Липовецкий М.Н. Трагедия и мало ли что еще II Новый мир. -1994.-№ 10. С. 180-189

231. Литература и мифология. Л.: Изд-во Ленинград, гос. пед. ин-та, 1975. - 143 с.

232. Литература конца XX века: упадок или поиски новых путей? // Лит. учеба. 1991. -Кн. 2. - С. 98-104

233. Литература конца XX века: упадок или поиски новых путей? // Лет. учеба. 1992. - Кн. 1 / 2 / 3. - С. 69 - 73

234. Литература последнего 10-летия тенденции и перспективы. По материалам обсуждения за «Круглым столом» в редакции журнала «Вопросы литературы»: Выступления И Вопр. лит. -1998.-Вып. 2.-С. 3-82

235. Литсобытие 94 Н Дружба народов. - 1995. - № 1. - С. 150 -158

236. Литсобытие 95 // Дружба народов. ~ 1996. - № 1.- С. 169- 181

237. Литсобытие 96 // Дружба народов. - 1997. 1.-С. 174-198

238. Лихачев Д.С. Избранное. Великое наследие. Записки о русском. СПб: «Logos», 1997. - 560 с.

239. Лихачев Д.С. Литература реальность - литература.- Л.: Сов. писатель, 1984. - 271 с.

240. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Наука, 1967.-352 с.

241. Лихачев Д.С. О филологии. М.: Высш. школа, 1989. - 206 с.

242. Лихина Н.Е. Актуальные проблемы современной русской литературы: Постмодернизм. Калининград: Изд-во Калинингр. гос. ун-та. 1997. - 56 с.

243. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. -М.: Искусство, 1995. 319 с,

244. Лотман Ю.М. Ассиметрия и диалог II Труды но знаковым системам: Текст и культура / Тарт. ун-т. Тарту, 1983. - Т. 16. -С, 15-30

245. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. - 348 с.

246. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин: Александра,1992 Î993

247. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М,: Прогресс Гнозис, 1992. -270 с.

248. Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры / Тарт ун-т. -Тарту, 1973.-95 с.

249. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. - 384 с.

250. Лямпорт Е. Призрак бродит по России: Его имя -Антисоцреализм // Независ, газ. 1994. - 17 ноября. - С. 7

251. Магазаник Л.Э. Опыт анализа произведения в его литературном и общекультурном контексте // Методология анализа литературного произведения. М.: Наука, 1988. - С. 133 -158

252. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. Мл Наука,1989, 413 с,

253. Мамардашвили М.К. Стрела познания. Набросок естественно-исторической гносеологии. Мл «Языки русской культуры», 1997.-304 с.

254. Манн Ю. Карнавал и его окрестности в литературе // Вопр, лит. 1995. - Вып. 1.-С. 154- 182

255. Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов // Тыняновский сборник. Рига: Зииатне, 1990. - С. 133 - 145

256. Марченко А. Смена линз // Лит. обоз. 1990. - № 11. - С. 38 - 40

257. Медведева Н.Г. Миф и утопия: Художественное пространство и время // Проблемы типологии литературного процесса. Пермь: Изд-во Перм. гос. ун-та, 1989.- С. 65 - 77

258. Мелегинский Е.М. О литературных архетипах. Мл Изд-во Рос. гос. гуманитар, ун-та, 1994. - 136 с.

259. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. - 407 с.

260. Мелихов А, Нехорошей М. От суда к сотворчеству // Нева. -1996. № 12.-С. 183-191

262. Миловидов В.А. «Другая» проза: проблемы поэтики // Текст и контекст: русско-зарубежные литературные связи XIX. XX веков. - Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 1992. - С. 69 - 75

263. Миловидов В.А. Натурализм в русской прозе 2-ой половины

264. XX века // Поэтика натурализма. Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 1996. - С. 142-154

265. Миловидов В.А. Проза Л.Петрушевской и проблема натурализма в современной русской прозе // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Вып. III. - Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 1997. - С. 55 - 62

266. Михайлов A.A. Право на исповедь: Молодой герой в современной прозе. М.: Мол. гвардия, 1987. - 207 с.

267. Михайлов A.A. Ars Amatoria, или Наука любви по Л.Петрушевской// Лит. газ. 1993. - 15 сентября. -С. 4

268. Михайлов В.Н. Роль ономастической лексики в структурно-семантической организации художественного текста // Русская ономатика. Одесса: Изд-во Одес. гос. ун-та, 1984. -С. 101 - 109

269. Мишуровская Д. Л.Петрушевская: «Я люблю то. что люблю» // Книж. обоз. 1997. - 9 декабря. - С. 8

270. Моторин А. Исход века и молодая проза // Нева. 1989. -№ 2.- С. 164-175

271. Невзглядова Е. Сюжет для небольшого рассказа // Новый мир. -1988. № 4.- С. 256 - 260

272. Недосказанное. К итогам литературного года // Знамя. 1993. -No 1.-С. 192-204

273. Нейфах А. Почему мы такие.? // Знамя. 1995. - № 8. -С. 178-187

274. Некрасов Е. Виктор Пелевин. «Синий фонарь» II Новый мир.1993. № 5.-С. 185- 186

275. Немзер А. В каком году рассчитывай: Заметки к вечному сюжету «Литература и современность» Н Знамя. - 1998. - № 5. -С, 200- 211

278. Немзер А. Взгляд на русскую прозу в 1996 году // Дружба народов. 1997. - № 2.- С. 165- 186

279. Немзер А. Взгляд на русскую прозу в 1997 году // Дружба народов. 1998. - № 1. - С. 159 -177

280. Немзер А. М.Харитонов первый лауреат русской премии

283. Немзер А. История пишется завтра: Размышления о современной русской литературе // Знамя. 1996. - № 3. - С. 37 - 54

287. Немзер А. Чем откровеннее, тем загадочнее // Дружба народов. 1996. - № 10. -- С. 157 - 170

288. Нефагина Л.Г. Русская проза второй половины 80-х начала 90-х годов XX века. - Минск: Изд. Центр «Эконом - пресс», 1998. -231 с.

289. Нехорошев М. Парадоксы Мелихова // Нева. 1995. - № 6. -С. 182-192

291. Новиков А. Так говорил Фридрих Ницше // Аврора. 1992. -№ 11 /12. - С. 157-171

292. Новиков В. Заскок // Знамя. 1995. - № 10. - С. 189-199

293. Новиков В. Страна комментаторов: О современной литературе // Независ, газ. 1992. - 16 мая. - С. 7

294. Новикова М. Символы И Новый мир. 1995. -№ 2. - С. 201 - 217

295. Нозпэман М.Л. О некоторых аспектах теории реализма // Науч. докл. высш. шк. Фнлол. науки. 1986. 4. - С. 8 -12

296. Носов С, Литература и игра // Новый мир. 1992. - № 2. -С. 232 - 236

297. Образцы изучения текста художественного произведения в трудах отечественных литературоведов. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1995. - Вып. 1: Эпическое произведение. - 252 с.

300. Ованесян Е. Творцы распада // Мол. гвардия. 1992. - № 3 / 4. -С. 249 - 262

301. Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения: В 2 т. Мл Специализир. изд - торговое предприятие «Наследие», 1997

302. Панн Л. Вместо интервью, или Опыт чтения прозы Л. П етрушевской вдали от литературной жизни метрополии //

303. Звезда. 1994. - № 5. - С. 197 - 201

304. Панн Л. Нескучный сад. Заметки о русской литературе конца XX века. USA: Hermitage publishers, 1998. - 220 с.

305. Парамонов Б.М. Конец стиля. СПб: Алетейл; Мл Аграф, 1997.-449 с.

306. Парамонов Б.М. Конец стиля. Постмодернизм // Звезда. 1994. -№ 8.-С. 187 - 193

307. Пас О. Дохляк и другие крайности // Знамя. 1992. - № 11. -С. 214-222

308. Пеньковский А.Б. Русские личные именования, построенные по двухкомпонентной модели «имя + отчество» // Ономастика и норма.-Мл Наука, 1976.-С. 79-107

310. Померанц Г. Тьма низких истин: Заметки о современной прозе // Постскриптум. ~ 1995, № 2. - С. 86 - 96

311. Померанц Г. Человек без маски на маскараде истории // Новый мир.- 1989. -№ 5.-С. 259-262

312. Попов В. Сразу или никогда // Нева. 1995. - № 6.-С. 165- 166

313. Портрет двумя перьями: О литературном творчестве А.Мелихова // Нева. 1995. - № 6. - С. 182-197

314. Портрет двумя перьями: О литературном творчестве Л.IIетрушевской // Нева. 1995. - № 8. - С, 186-197

315. Постмодернизм и культура: Материалы «круглого стола» // Вопр. филос. 1993. - № 3. - С. 3-16

316. Постмодернисты о посткультуре. М.: Элинин» 1998. - 195 с.

317. Пригожин И. От существующих к возникающим: Время и сложность в физических науках. М.: Наука. 1985. - 327 с.

318. Пригожин И., Николис Г. Самоорганигация в неравновесных системах. М.: Мир, 1979. - 512 с.

319. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986. - 431 с.

320. Пространство и время в искусстве. Л.: ЛГИТМИК, 1988. -170 с.

321. Прохорова Т.Г. Пушкинская тема в творчестве Т.Толстой // А.С.Пушкин и взаимодействие национальных литератур и языков. Казань: УНИПРЕСС, 1998. - С. 58 - 59

322. Прохорова Т.Г. Хронотоп как составляющая часть авторской картины мира (на материале прозы Л. Петругаевской) // Языковая семантика и образ мира. Казань: Изд-во Каз. гос. ун-та, 1997.- Кн. 2.- С. 211-212

323. Пруссакова И. В защиту героя // Нева. 1997. - № 8. -С. 187-192

324. Пруссакова И. Пришла ли пора занавешивать зеркала?: Проза в толстых журналах // Нева. 1998. - № 3. - С. 195- 206

325. Пурин А. Краткий курс лирической энтомологии: Об изображении насекомых в литературе // Лит, газ. 1992.24 июня. С. 5

326. Рашйш А. Двойники мысли // Лит. обоз. 1990. - Ш 4. - С. 60 - 62

327. Рейнгольд С. Странности Букера // Знамя. 1995. - № 2. -С. 196- 201

328. Ремизова М. Зияющие высоты: Обзор журнальной прозы // Независ, газ. 1993. - 15 апреля. - С. 7

329. Ремизова М. По обе стороны большого каньона: Размышления критика о современной русской литературе // Лит. учеба. -1996.- Кн. 3.- С. 57-65

331. Роднянская И.Б. Гипсовый ветер: О философской интоксикации в текущей словесности // Новый мир. 1993. - № 12. - С. 215 - 231

332. Роднянская И.Б. Художник в поисках истины. М.: Современник. 1989. - 384 с.

333. Рожек Л. Заметки о смерти «навыворот» в русской литературе XX века // Studia rossica pasnanicnsia. Poznan, 1996. -Z, 27. - С. 87 - 94

334. Руденко M. После литературы // Знамя. 1993. - № 6.1. С. 186-192

335. Русак Б. Мысль, отставшая от времени: Раздумья о литературном провинциализма /7 Нева. -1990. № 8. - С. 183 -188

336. Рязаицев С. Танатология наука о смерти // Фрейд 3. Мы и смерть. СПб: Вост. - Евр. ин-т Психоанализа, 1994. - С. 87 - 380

337. Савкина И. «Разве так суждено меж людьми?» // Север. 1990.2. С. 149-153

338. Сартр Ж.-П. Ситуации. М.: Науч.-изд. центр «Ладомир»,1997. 428 с.

339. Селиванов В.В. Пространство и время как средство выражения и формы мышления в искусстве // Пространство и время в искусстве. Л.: ЛГИТМИК, 1988.- С. 46-55

340. Семенов О. Искусство ли искусство нашего столетия? // Новый мир. - 1993.-М 8. - С. 206 - 220

341. Семенова Е. Певец «незамысловатой гармонии» // Лит. обоз.1994.-М 5/6. С. 32-34

342. Серафим (Роуз Ю.) Душа после смерти. СПб: Царское дело, 1993.-272 с.

343. Синенко В.С. Имя и судьба // Науч. докл. высш. шк. Фшюл, науки. 1995. - М 3, - С. 14 - 22

344. Скобелев В.П. Поэтика рассказа. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1982. - 155 с,

345. МО. Современная проза глазами прозаиков /У Вопр. лит. - 1996. -Вып. 1. - С. 3-49

346. Современная проза: «пейзаж после битвы» // Вопр. лит.1995.- Вып. 4.- С. 3-36

347. Современная русская литература: проблемы, открытия, перспективы: Материалы научно-практического семинара, 3 5 октября 1996 г. - Самара: Изд-во Самар. гуманитар, акад.,1996.-Ш с.

348. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): Концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М.: Интрада - ИНИОН, 1996. - 320 с.

349. Соколов Э.В. «Вечные образы» в культурологическом исследовании // Художественная культура и искусство. Л.: ЛГИТМИК, 1987. - С. 84 - 98

350. Стариков Е. Маргиналы, или Размышления на старую тему: «Что с нами происходит?» // Знамя, 1989. - № 10. - С, 133-162

351. Степаняя К. Ложная память // Знамя. 1997. - № 11. - С. 196 - 203

352. Степанян К. Назову себя Цвайшпацирем?: Любовь, ирония и проза развитого постмодернизма // Знамя. 1993. - Л

353. Степанян К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма // Знамя. 1992. - № 9. - С. 231 - 238

354. Степанян К. Реализм как преодоление одиночества // Знамя. -1996.-№ 5.- С. 203- 210

355. Степанян К. Реализм как спасение от снов // Знамя. 1996.11.-С. 194-200

357. Строева М. Реабилитация души И Лит. обоз. 1989. - № 10. -С, 93 - 95

358. Суриков А. «Сундучок» и «Стол» спасение и гибель индивидуальности: Заметки о первых российских «букерах»: О творчестве М.Харитонова и В. Маканина // Лит. обоз. - 1995. -№ 2.-С. 32-37

359. Тенденции в литературоведении стран Западной Европы и Америки. М.: ИНИОН, 1981.- 175 с.

360. Теории, школы, концепции: Художественный текст и контекст-реальности, М.: Наука, 1977. - 179 с.

361. Тименчик Р.Д. Имя литературного персонажа: О языке художественного произведения // Русская речь. 1992. - № 5. -С. 25 - 27

363. Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Н.М.Карамзина. Опыт прочтения. М.: Изд-во Рос. гос. гуманитар, ун-та, 1995.-509 с.

364. Топоров В.Н. В чужом пиру похмелье: Российское первоиздание Букеровской литературной премии // Звезда. -1993.-М 4.- С. 188-198

365. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс, 1995. - 623 с.

366. Топоров В.Н. На соискание: Очерки п.- прозы // Постскриптум. -1995. Ш 2. - С. 271 - 296

367. Топоров В.Н. Тихий вызов II Лит. обоз. 1989. - № 10. -С. 44 - 47

368. Топоров В. Н. Феномен исчезновения: «Лишние люди» в произведениях современной прозы // Лит. обоз. 1988. - M 1.1. С, 22-29

369. Трубников Н.И. Проблема смерти, времени и цели человеческой жизни /7 Науч. докл. высш. шк. Филос. науки. -1990.- № 2.- С. 104-115

370. Тзрнер В. О ритуале. Л.: Наука, 1983. - 277 с.

371. Тюпа В.И. Альтернативный реализм II С разных точек зрения: Избавление от миражей: Соцреализм сегодня. М.: Сов. писатель,1990. -С. 345- 372

372. Тюпа В.И, Художественность литературного произведения: Вопросы типологии. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1987. -217 с.

374. Файерабенд (Фейерабенд) П. Галилей и тирания истины // НГ Наука. Приложение к Независ, газ. - 1998. - июль (№ 7). -С. 4

375. Федь Н. Диалектика русской литературы (1922 1995) // Мол, гвардия. - 1995. - № 9. - С. 253 - 319

376. Фейерабеид П. Избранные труды по методологии науки, М.: Прогресс, 1986.-543 с.

377. Филиппов Л. Horror vaculi // Знамя. 1998. - № 10. - С. 204 - 215

379. Флоренский П.А. Малое собрание сочинений. Кострома, 1993. - Вып. 1: Имена. - 180 с.

380. Фрадкина С. Русская литература XX века как единая эстетическая система // Вопр. лит. 1993. - Вып. 2. - С. 86-91

381. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Сов. писатель, 1978. - 605 с,

382. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра (период античной литературы). Л.: Гослитиздат, 1936.-454 с,

383. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы Х-ТХ XX. веков. - М.: Изд-во Москов. ун-та, 1987. - С. 194-213

384. Характер и имя. СПб: Сов. писатель, 1992. - 310 с.

385. Хвост ящерицы: Две попытки прочтения Л.Петрушевской // Дружба народов. 1998. - Ш 4. - С. 199 - 217

386. Хотинская Г.А. Художественное время как содержательная форма мышления в искусстве // Время и преемственность вразвитии культуры. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1991. 1. Г 1in 1 Т71. W« A JWV i. /

387. Художественная культура и искусство. Методологические проблемы, Л.; ЛГИТМИК, 1987. - 161 с.

388. Чавиецова С. В. Роль имен собственных в раскрытии образа персонажа в художественном тексте // Текстообразующин потенции языковых единиц и категорий. Барнаул; Изд-во Барнаул, гос. пед. ин-та, 1990.-С. 164-173

389. Чайковская В. «Линии судьбы» в современной прозе // Вопр. лит. 1993, - Вып. 4. - С, 3-26

390. Чайковская В. На разрыв аорты: Модели «катастрофы» и «ухода» в русском искусстве- // Вопр. лит. 1993. - Вып. 6. -С, 3-23

391. Чайковская В. Новое под солнцем // Новый мир. 1995. - № 7.1. С. 104- 121

392. Чередниченко В.Н. Художественная специфика временных отношений в литературном произведении // Контекст. М.: Наука. 1988.-С. 140-174

393. Чернейко Л.О. Позиция наблюдателя в художественном тексте как импликация метафорической номинации // Вест. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. - 1996. - № 1. - С. 55 - 68

394. Чернейко Л.О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте // Науч. докл. высш. шк. Филой. науки. 1994. - М 2. - С. 58 - 70

395. Черняева Е. Безупречный расчет «святого» неведения И Лит.

397. Чкония Д. Ласточки из собственного мая // Дружба народов.1984. № 3. - С. 256 - 257

398. Чуприлин С, Большая перемена: Что происходит с современной русской литературой? // Огонек. 1991. - Ж> 52. - С. 14 -16

399. Чуприлин С. Задание на дом: Что происходит с современной русской литературой? // Огонек, 1992, - № 4. - С, 16-18

400. Чуприлин С. Нормальный ход: Русская литература после перестройки // Знамя. 1991. - № 10. -- С, 220 - 234

401. Чуприлин С. Сбывшееся небывшее // Знамя. 1993. - № 9. -С. 181 - 388

402. Чуприлин С. У «литературной литературы» тоже есть свое пространство: О современной русской литературе // Сегодня. -1994.- 6 декабря.-С. 10

403. Шайтанов И. Русский миф и коммунистическая утопия // Вопр. лит. 1994. - Вып. 6. - С, 3-39

404. Швейцер А. Культура и этика.-Л.: Прогресс, 1973.-343 с.

405. Швец Т.П. Мотив круга в прозе Т.Толстой // Проблемы1. V Iвзаимодействия эстетических систем реализма и модернизма / Ульян, гос. пед. ун-т. Ульяновск, 1998. - С. 27 - 33

406. Шевелева И. «Наконец-то о главном?» // Наш современник. -1985.-М 1. С. 188-190

407. Шемякин А. Обуздание кромешного мира // Знамя. 1992.7. С. 211 - 219

408. Шестерина А.М. О проблемах человека в русской литературе 90-х годов // Вестник Тамбов, ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. -1996.- Вып. 2.- С. 90 - 95

409. Шилова И.М. Маскарад как проблема II Киноведческиезаписки. 1993 / 1994, - № 20, - С. 254 - 258

410. Шкловский Е. Косая жизнь: Пегрушевская против Петрушевской ¿7 Лит. газ. 1992.-1 апреля. -С. 4

411. Шкловский Е. Ускользающая реальность II Лит. обоз. 1991. -мь 2 .С 10-18

413. Щеглова Е. Мелодия человечности // Вопр. лит. 1995. -Вып. 3,- С. 83-101

414. Щеглова Е. Реализм? Модернизм? Литература? // Вопр. лит. -1997. Вып. 4.- С. 3-3Î

415. Эдлис Ю. Мета конца века: О направлениях «новейшей литературы» // Лит. газ. 1992. 7 октября. С. 4

416. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Иностр. лит. 1988,10.- С. 88-104

417. Эпштейн М.Н. Искусство авангарда и религиозное сознание // Новый мир. 1989. - №> 12.- С. 184-191

418. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: Ö литературном развитии XIX XX веков. - М.: Сов. писатель, 1988. - 414 с.

419. Эпштейн М.Н. После будущего. О новом сознании в литературе // Знамя. 1991. - № 1. - С. 217-230

420. Эпштейн М.Н. Прого- , гаи Конец постмодернизма // Знамя. -1996.- № 3.- С. 196-209

421. Эрнст Кассирер и философия мифа // Октябрь, ~ 1993. № 7. -С. 164-167

422. Ярская В.Н. Время в эволюции культуры. . Саратов: Изд-во

423. Саратов, ун-та, 1989. 150 с.

424. Butler Ch. After the Wake: An essay on the contemporaryavant-garde. Oxford, 1980. - 177 p.

425. Eco U. The Aestetics of Chaosmos: The middle Ages of James Joyce. -Тт. by Ellen Esrock Cimbridge: Harvard. UP, 1989. 77 p.

426. Epstein M. .After the Future: The Paradoxes of Postmodernism in

427. Contemporary7 Russian Culture. -- Tram, by Aues Miller Pagacar. Amherst: Univ. of Massaelmsets Press, 1994. - P. 281 -306

428. Fokkema D.W. Literary history, modernism and postmodernism. -Fmsterdam, 1984. 63 p.

429. Fokkema D.W. The semantic and syntactic organization of postmodernism texts // Approacyirig postmodernism: Papers pres. at a workshop on postmodernism. Amsterdam, 1986. - P. 81-98

430. Hassan I. The dismemberment of Orpheus: Toward a postmodernismlit. Urbana, 1971.- 297 p.

431. Hassan I. Making sense: The Trials of postmodernism discouse it New lit. History. Baltimore, 1987. - Vol. 18. № 2. - P. 437 - 459

432. Jameson F. Posimodemism and consumer society // The antiaesthetic: Essevs on postmodernism culture. Ed. by Forster H.- Port Townstnd, 1984. - P. 111-126

433. Jameson F. Postmodernism of the cultural logic of late capitalism // New left rev. L., 1984. - № 146. - P. 62 - 87

434. Jencks Ch. What is postmodernism? I,., 1986. - 123 p.

435. Kolesnikoff N. The generic structure of L.Petrushevskaja" s «Pesni vostoenyx slavjan» ft Slavic a East Ettrop. j. Tucson, 1993. - Vol. 37. -P. 220 - 230

436. Lodge D. The modes of Modern Writting: Metaphor, Metonymy, and the Typology of Modem Literature. Ithaca, New York: Cornell UP, 1977. - 245 p.

437. Lyotard J.-F. Answering question: What is postmodernism. // Innovation / ■ Renovation: New perspectives on the humanities. Ed. by Hassan J.,

438. Hassan S. Madison, 1983, - P. 334-335

439. Mazzaro J. Postmodern American poetry. Urbana, 1980. - 203 p.

440. Wilde A. Horizons of assent: Modernism, postmodernism a ironic imagination. Baltimore: London, 1981.- 209 p.

441. Woll I. The Minotaur in the mare: Remarks on L. Petrushevskaja // World lit Today. Norman, 1993,- Vol. 67, № I. - P, 125-130

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

Реализм представляет собой направление в литературе и искусстве, правдиво и реалистично отображающее типичные черты действительности, в котором отсутствуют различные искажения и преувеличения. Данное направление следовало за романтизмом, и было предшественником символизма.

Это направление зародилось 30-х годах 19 века и достигло своего расцвета к его середине. Его последователи резко отрицали использование в литературных произведениях каких-либо изощренных приемов, мистических веяний и идеализации персонажей. Основной признак данного направления в литературе — художественное отображение реальной жизни с помощью обычных и хорошо знакомых читателей образов, которые для них являются частью их повседневной жизни (родственники, соседи или знакомые).

(Алексей Яковлевич Волосков "За чайным столом" )

Произведения писателей-реалистов отличаются жизнеутверждающим началом, даже если их сюжет характеризуется трагическим конфликтом. Одной из главных особенностей данного жанра является попытка авторов рассмотреть окружающую действительность в её развитии, обнаружить и описать новые психологические, общественные и социальные отношения.

Пришедший на смену романтизму, реализм имеет характерные признаки искусства, стремящегося найти правду и справедливость, желающего изменить мир в лучшую сторону. Главные герои в произведениях авторов-реалистов совершают свои открытия и умозаключения, после долгих раздумий и проведения глубокого самоанализа.

(Журавлев Фирс Сергеевич "Перед венцом" )

Критический реализм практически одновременно развивается в России и Европе (примерно 30-40-е года 19 столетия) и скоро выступает как ведущее направление в литературе и искусстве во всем мире.

Во Франции литературный реализм, прежде всего, связан с именами Бальзака и Стендаля, в России с Пушкиным и Гоголем, в Германии с именами Гейне и Бюхнера. Все они переживают в своем литературном творчестве неизбежное влияние романтизма, но постепенно отдаляются от него, отказываются от идеализации действительности и переходят к изображению более широкого социального фона, где и протекает жизнь главных героев.

Реализм в русской литературе XIX века

Главным основоположником русского реализма в 19 веке является Александр Сергеевич Пушкин. В своих произведениях «Капитанская дочь», «Евгений Онегин», «Повести Белкина», «Борис Годунов», «Медный всадник» он тонко улавливает и мастерски передает самую суть всех важных событий в жизни русского общества, представленной его талантливым пером во всем многообразии, красочности и противоречивости. Вслед за Пушкиным многие писатели того времени приходят к жанру реализма, углубляя анализ душевных переживаний своих героев и изображая их сложный внутренний мир («Герой нашего времени» Лермонтова, «Ревизор» и «Мертвые души» Гоголя).

(Павел Федотов "Разборчивая невеста" )

Напряженная социально-политическая обстановка в России в годы правления Николая I вызвала острый интерес к жизни и судьбе простого народа у прогрессивных общественных деятелей того времени. Это отмечается в поздних произведениях Пушкина, Лермонтова и Гоголя, а также в поэтических строках Алексея Кольцова и произведениях авторов так называемой «натуральной школы»: И.С. Тургенева (цикл рассказов «Записки охотника», повести «Отцы и дети», «Рудин», «Ася»), Ф.М. Достоевского («Бедные люди», «Преступление и наказание»), А.И. Герцена («Сорока-воровка», «Кто виноват?»), И.А. Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов»), А.С. Грибоедова «Горе от ума», Л.Н. Толстого («Война и мир», «Анна Каренина»), А.П Чехова (рассказы и пьесы «Вишневый сад», «Три сестры», «Дядя Ваня»).

Литературный реализм второй половины 19 века получил название критического, главной задачей его произведений было выделить существующие проблемы, затронуть вопросы взаимодействия человека и общества, в котором он живет.

Реализм в русской литературе XX века

(Николай Петрович Богданов-Бельский "Вечер" )

Переломным моментом в судьбе русского реализма стал рубеж 19 и 20 веков, когда данное направление переживало кризис и о себе громко заявило новое явление в культуре — символизм. Тогда и возникла новая обновленная эстетика русского реализма, в котором главной средой, формирующей личность человека, теперь считалась сама История и её глобальные процессы. Реализм начала 20-го века раскрывал всю сложность формирования личности человека, она складывалась под влиянием не только социальных факторов, сама история выступала как создатель типических обстоятельств, под агрессивное воздействие которых и попадал главный герой.

(Борис Кустодиев "Портрет Д.Ф.Богословского" )

Выделяют четыре основных течения в реализме начала ХХ века:

Критический: продолжает традиции классического реализма середины 19 века. В произведениях делается акцент на социальную природу явлений (творчество А.П. Чехова и Л.Н. Толстого);
Социалистический: отображение историко-революционного развития реальной жизни, проведение анализа конфликтов в условиях классовой борьбы, раскрытие сущности характеров главных персонажей и их поступков, совершенных на благо окружающих. (М. Горький «Мать», «Жизнь Клима Самгина», большинство произведений советских авторов).
Мифологический: отображение и переосмысление событий реальной жизни сквозь призму сюжетов знаменитых мифов и легенд (Л.Н. Андреев «Иуда Искариот»);
Натурализм: предельно правдивое, зачастую неприглядное, детальное изображение действительности (А.И. Куприн «Яма», В.В. Вересаев «Записки врача»).

Реализм в зарубежной литературе XIX-XX века

Начальный этап формирования критического реализма в странах Европы в средине 19 века связывают с произведениями Бальзака, Стендаля, Беранже, Флобера, Мопассана. Мериме во Франции, Диккенс, Теккерей, Бронте, Гаскелл — Англия, поэзия Гейне и других революционных поэтов — Германия. В этих странах в 30-х годах 19 века нарастает напряжение между двумя непримиримыми классовыми врагами: буржуазией и рабочим движением, наблюдается период подъема в различных сферах буржуазной культуры, происходит ряд открытий в естествознании и биологии. В странах, где сложилась предреволюционная ситуация (Франция, Германия, Венгрия) возникает и развивается учение о научном социализме Маркса и Энгельса.

(Жюльен Дюпре "Возвращение с полей" )

В результате сложной творческой и теоретической полемики с последователями романтизма критические реалисты взяли для себя самые лучшие прогрессивные идеи и традиции: интересные исторические темы, демократичность, веяния народного фольклора, прогрессивный критический пафос и гуманистические идеалы.

Реализм начала ХХ века, переживший борьбу лучших представителей «классиков» критического реализма (Флобера, Мопассана, Франса, Шоу, Роллана) с веяниями новых нереалистических направлений в литературе и искусстве (декаданс, импрессионизм, натурализм, эстетизм и т.д.) приобретает новые характерные черты. Он обращается к социальным явлениям реальной жизни, описывает социальную мотивированность человеческого характера, раскрывает психологию личности, судьбу искусства. В основу моделирования художественной реальности ложатся философские идеи, дается авторская установка в первую очередь на интеллектуально-активное восприятие произведения при его чтении, а затем уже на эмоциональное. Классическим образцом интеллектуального реалистического романа являются труды немецкого писателя Томаса Манна «Волшебная гора» и «Признание авантюриста Феликса Круля», драматургия Бертольда Брехта.

(Роберт Кохлер "Забастовка" )

В произведениях автор-реалистов ХХ века усиливается и углубляется драматическая линия, присутствует больше трагизма (творчество американского писателя Скота Фицджеральда «Великий Гетсби», «Ночь нежна»), появляется особый интерес к внутреннему миру человека. Попытки изобразить сознательные и бессознательные жизненные моменты человека приводят к появлению нового литературного приема, близкого к модернизму под названием «поток сознания» (произведения Анна Зегерс, В. Кеппена, Ю.О’Нила). Натуралистические элементы проявляются в творчестве американских писателей-реалистов, таких как Теодор Драйзер и Джон Стейнбек.

Реализм ХХ века имеет яркий жизнеутверждающий окрас, веру в человека и его силы, это заметно в произведениях американских писателей-реалистов Уильяма Фолкнера, Эрнеста Хемингуэя, Джека Лондона, Марка Твена. Большой популярностью в конце 19 начале 20века пользовались произведения Ромена Роллана, Джона Голсуорси, Бернарда Шоу, Эрих Мария Ремарка.

Реализм продолжает существовать как направление в современной литературе и является одной из важнейших форм демократической культуры.

Три последних года подарили нам три исторических романа, написанных теми, кого не так давно называли новыми реалистами. В 2012-м был опубликован роман Дениса Гуцко "Бета-самец" , в 2013-м вышел "1993" Сергея Шаргунова , а в 2014-м увидела свет "Обитель" Захара Прилепина . Также ожидался давно обещанный роман "о русской жизни на материалах прошлого, настоящего и немножко будущего" Дмитрия Новикова , но вместо романа Новиков выпустил два издания (в петрозаводском "Verso" и столичном "Эксмо") сборника рассказов и очерков "В сетях твоих", переиздал книгу своих ранних рассказов "Муха в янтаре"...
Дмитрий Новиков, уверен, роман всё же допишет и представит на суд читателей. Гуцко, Шаргунов, Прилепин свои уже представили. И это новый этап их творческой судьбы. Новый уровень, что называется. Попытаюсь разобраться, кто из них шагнул вверх, а кто, быть может, угодил в ухаб, каких немало на пути каждого писателя.

***

Наверняка возникнет вопрос: какое отношение имеет роман "Бета-самец" к историческому роману? На мой взгляд, прямое. Хотя речь в нём идёт о частной жизни явно выдуманного автором героя,провинциального бизнесмена Александра Топилина, но жизнь его показана "на фоне исторических событий". Недаром чуть ли не половину объёма Гуцко отдал биографии героя (точнее, автобиографии – Топилин рассказывает сам, что называется, от первого лица), начиная с самого детства. И читатель то и дело из сегодняшнего дня возвращается то в 70-е, то в 80-е, 90-е, 00-е и видит, как "исторические события" (нет, скорее – "процессы") повлияли на судьбу героя, его родителей, ближнего и отдалённого окружения. А в целом – на судьбу страны, народа.
Топилин – герой и почти исключительный и в то же время вполне типический. Он далеко не тот новый русский , который в 90-е был символом бизнесмена. Топилин вырос в семье тихих интеллигентов, книжных людей, и стал по собственному определению "книжным выкормышем" . Правда, со школьных лет он пытался вырваться, измениться, но неудачно. "В моём волшебном детстве я жил как за хрустальным забором – притом что никто меня не запирал, не отгораживал от остального мира. Всё было, было: одноклассники, одноклассницы. Учителя плохие, учителя хорошие. Оценки, каникулы. Завязывались и развивались отношения. А всё же остальной мир то и дело оказывался скучноват и однобок, недорисован, как брошенный черновик. Я очень скоро начинал в нём скучать и сбегал обратно – к маме, папе и книгам".
Чтобы избавиться от книжности, Топилин ушёл в армию, затем, вернувшись, занялся в конце 80-х бизнесом. Тем, ещё настоящим: делал кроссовки. (У меня, кстати, были те кооперативные кроссовки, купленные в Ленинграде в 1988 году; носил их лет десять. Когда в страну хлынули кроссовки фирменные, этот бизнес умер.) Чтоб защититься от рэкетиров, Топилин отправился к своему армейскому другу Антону Литвинову, тоже бизнесмену, но более успешному, и не только благодаря таланту, а скорее тому, что у него "вся родня при портфелях" . Затем Топилин стал компаньоном Антона, дела его пошли в гору, но в бизнес-кругах Александра не воспринимали как самостоятельную фигуру. Называли "человеком Литвинова" .
Рассказ об этом "втором человеке" и составляет основу романа. На ней держится и сюжетная канва – довольно-таки распространённая нынче в реальной жизни: один (Антон) сбивает человека, и другому (Александру) приходится заниматься улаживанием дел с вдовой, полицией. Антон, по сути, не виноват, но есть пресловутые формальности, в том числе и этические…
Примерно в середине романа Топилин взбунтовался против диктата Литвинова (поводом стала женщина). Дело доходит до драки, которую Топилин проигрывает, бросает заниматься делами, несколько месяцев по сути скрывается, а потом возвращается к Антону, чтобы, как он сам себя убеждает, цивилизованно расстаться навсегда , получить свою долю их совместного предприятия.
Встреча перерастает в пьянку, которая заканчивается убийством Антона. Убил не Топилин, но берёт вину на себя, оказывается в СИЗО. Опять проживает чужую судьбу…
По ходу повествования становится очевидно, что не для такой жизни, не для всех этих дел и проблем, не для сидения за решёткой был рождён Александр Топилин, что если бы страна развивалась иначе, он мог бы стать представителем так называемой творческой или технической, быть может, научной интеллигенции. Но поддался в юности, в 80-е годы, подобно многим своим сверстникам, потребности стать "реальным" человеком и в итоге влип. Пропал.
Гуцко не забирается в политику, в высокие кабинеты, но очень точно показывает условия, при которых происходил социальный сдвиг, искорёживший судьбы миллионов позднесоветских людей. Особенно молодых в то время.
Читать "Бета-самца" не очень-то легко. Это не захватывающее произведение. Автор попытался сделать сюжет увлекательным, но он, увлекательный сюжет, тонет в деталях, отступлениях, многостраничных разговорах. Вроде бы лишних, а по сути – необходимых для настоящей прозы. Русской прозы традиционного склада.
Очень точно, по-моему, оценил это произведение критик Лев Данилкин :
"Первое впечатление: роман сильно выиграл бы, если бы, на манер шагреневой кожи, съёжился до размеров повести. Здесь много необязательной информации, антуража, диалогов, флешбэков – которые чересчур здравомыслящий редактор вырезал бы к чёртовой матери. С другой стороны, "Бета-самец" как раз и есть тот самый "реализм-который-триумфально-вернулся" под аплодисменты читателей, которых тошнило от "литературных игр". Реализм в самой химически чистой, "олдскульной" версии – это, по сути, означает, что роман Гуцко не столько беллетристика, которую можно читать для своего удовольствия, сколько документ эпохи. Если бы пресловутые инопланетяне захотели восстановить картину жизни России начала десятых годов XXI века по одному тексту, то "Бета-самца" – снабжённого хорошими комментариями – им хватило бы".
Вот так частная история, которой хватило бы инопланетянам, чтоб узнать о жизни в России нашего времени!..
Денис Гуцко вошёл в литературу в самом начале 00-х довольно шумно: его повести "Апсны Абукет" (Букет Абхазии)" и "Там, при реках Вавилона" , рассказывающие о межнациональных конфликтах периода развала СССР получили множество откликов. Потом появился роман "Без пути-следа" (публикация в журнале "Дружба народов") о русском парне, родившемся и выросшем в Грузинской ССР, который пытается в 90-е годы получить российское гражданство.
Роману сопутствовал премиальный успех ("Букер – Открытая Россия"), но было немало отрицательных отзывов – автора ругали за растянутость, торопливость; не понравились и "мелкие, безвольные, слабые" герои (немногие заявили, что это и есть люди из действительной жизни, которым, чтобы добиться даже пустяка, приходится пробивать толстенные стены). И, видимо, сам Гуцко оказался романом недоволен, потому что при подготовке издания предельно его сократил, сделав второй частью книги "Русскоговорящий" (первой частью стала повесть "Там, при реках Вавилона").
Следующий роман, "Домик в Армагеддоне" , прошёл почти незамеченным. Незамеченным довольно продолжительное время оставался и "Бета-самец", а потом заметили, стали о нём писать. Причём пишут не только профессиональные критики, но и, что называется, простые читатели. Интернет это отлично демонстрирует.
Между большими вещами Гуцко публикует много рассказов. Почти всё о современности, об обычных вроде бы людях, живущих по большей части в одном и том же городе – созданном автором Любореченске.
Иногда, правда, тексты Гуцко производят впечатление антиутопии, а буквально через несколько лет выглядят уже как стопроцентный реализм. Так был воспринят мной, например, "Домик в Армагеддоне", показавшийся сразу по прочтению, году в 2008-м, неким искусственным плодом. Но вот слышу в последнее время всё более пугающие новости о разных изменениях общественно-политической жизни в стране, наблюдаю, как меняется психология (а то и психика) людей и чувствую, что где-то об этом читал. Ах, да, у Гуцко!.. Есть у него такой дар – не то чтобы предвидеть, но уж точно замечать мелочи, которые спустя некоторое время превратятся в суть, а частная жизнь его мелковатых героев станет жизнью той общности, что называется народом.
Но, отдавая должное достоинствам нового романа Дениса Гуцко, в то же время не могу не сказать, что не встретил тех пронзительных страниц, каких было немало в "Там, при реках Вавилона", в "Без пути-следа", какими, по сути, является целиком рассказ "Сороковины" … Эту пронзительность, когда забываешь, что читаешь литературу , на мой взгляд, невозможно выдумать, её способен породить лишь личный опыт писателя. И тут талант лишь помогает выразить пережитое на бумаге.
Конечно, требовать от автора везде пользоваться лишь автобиографическим багажом невозможно, но тем не менее… Сегодня не только хорошей беллетристикой, но и качественной прозой никого не удивишь. Тем более, у художественной литературы появляется всё больше конкурентов, в том числе и разного рода нон-фикшн. И чтобы по-настоящему пронять читателя, поймать его на крючок сострадания, настоящего внимания, нужно нечто большее, чем умный сюжет, глубокие мысли, прозорливость, мастерский язык. Наверное, это "нечто", всё-таки, – ощущение абсолютной документальности. Действительные события, происходящие с действительным человеком, но записанные художественно… К сожалению, "Бета-самец" такого ощущения не оставляет – постоянно помнишь, что литература . Хорошая, настоящая, но литература…
Практически не слышен сегодня и голос автора , такой знакомый нам по классике XIXвека. Философские, лирические отступления считаются чуть ли не признаком дурного тона. Автор надёжно прячется за персонажами. Не избежали этого и новые реалисты, которые в первых своих вещах не скупились, даже пиша от третьего лица, давать свои, авторские, оценки. И это насыщало тексты мыслями, смыслом.

***

Частная история показана и в "1993" Сергея Шаргунова . Недаром автор снабдил роман таким подзаголовком: "Семейный портрет на фоне горящего дома".
Правда, очень многие читатели из-за обложки (на ней горит баррикада и развивается флаг СССР), анонсов ("книга выходит в год двадцатилетия кровавых октябрьских событий"), репутации автора (с юности разрывается между литературой и политической деятельностью) восприняли роман как произведение о событиях исключительно сентября – октября 1993 года, чуть ли не хронику. А оказалось, это история жизни трёх среднестатистических людей по фамилии Брянцевы, обитающих в ближайшем Подмосковье. Горящий дом, это не Верховный Совет, а их гибнущая семья.
Начало романа, впрочем,располагает к тому, что главным в нём будет "политика". В "Прологе" мы глазами юноши Пети видим некое протестное шествие и последующее столкновение с омоном (пока что угадывается 6 мая 2012 года в Москве), участники которого вспоминают "девяносто третий". Петю "беспокоили те события, мучило непрояснённое прошлое, связанное с дедом" . В финале "Пролога" Петю хватают и запихивают в автозак…
Далее – страшный пожар в Москве 24 июня 1993 года, когда заживо сгорели больше десяти пассажиров троллейбусов. Среди погибших и старушка Валентина Алексеевна, которая и выводит нас на главных героев книги – её приёмной дочери Лены, мужа Лены Виктора и внучки Татьяны.
Лена и Виктор работают в аварийке – она диспетчер, он в бригаде ремонтников. (Кстати, бригада какая-то универсальная – сначала вызывают ремонтировать электричество, а потом в основном чинят водопроводные трубы. Но, может, так бывает…) Автор довольно подробно описывает трудовые будни Брянцевых, часы отдыха в подмосковном доме на земле. И постепенно мы узнаём, что не всегда Брянцевы сидели в аварийке. Оказывается, Лена работала раньше в Министерстве обороны в службе тыла, Виктор – электронщик, новатор.
Здесь, как и в романе Гуцко, мы видим сознательное опрощение героев. Но если Топилин опрощается, чтобы стать "реальным", а не "книжным", то Брянцевы опрощаются, чтобы легче жилось. Не физически, а морально. Они вовсе не герои, вот и на переезде из Москвы Виктор настаивает, чтобы не встречаться с бывшим Лениным ухажёром.
Не забывая, что повествует о 1993 годе, Шаргунов тем не менее часто и надолго погружает читателя в биографии Брянцевых. Отлично показано детство Виктора, Татьяны (у Шаргунова вообще дар писать о детях); мы попадаем в 60-е, 70-е годы, движемся вместе с Брянцевыми через 80-е. Перетекаем в 90-е…
На первый взгляд, ни с чем исторически-важным до поры до времени жизнь их семьи не пересекается. Хотя автор вводит в повествование немало документальных деталей, реальных лиц. Не обходится и без неточностей, нестыковок на которые, например, указал в дотошной, но благожелательной статье "Фотошоп" Александр Котюсов (журнал "Нижний Новгород", 2014, № 1). Впрочем, от исторических огрехов (умышленных или случайных) не застраховано, пожалуй, ни одно художественное произведение.
Виктор и Лена несчастливы в браке. Начало тлеющей вражде положила первая брачная ночь (до свадьбы Лена, что называется, не давала ), когда Виктор узнал, что у жены был мужчина до него. И он мгновенно из обходительного, интеллигентного превращается в хамоватого и бесцеремонного. Последующие годы он то и дело напоминает, что женился не на девушке…
Лена тоже находит поводы для ссор. Нет, скорее, переругиваний. "Дальнее расстояние до Москвы, оборвавшийся провод, ржавая вода, шум газового отопления, скудость в магазине, опасный гололёд и непролазная грязь, грохот поездов, хулиганы в школе – всё выводило их на обоюдные упрёки" . Порой колют они друг друга совсем по-ребячески.
В общем-то, и различное отношение к происходящему в политической жизни объясняется привычкой друг другу противоречить. И если Виктор становится противником Ельцина , то Лена – сторонницей.
Сначала они наблюдают за политическими баталиями по телевизору, потом наталкиваются на митинги в городе. В конце сентября 1993 года Виктор начинает ходить к Белому дому… Во время стрельбы у Останкино его валит на асфальт инсульт и он умирает сорока лет от роду…
Чего хочет Виктор Брянцев, мы толком не узнаём – как и большинство людей, он действует интуитивно. Ему не нравится то, что происходит со страной, с людьми, но объяснить, что именно ему не нравится, он не может. Да и у Белого Дома он скорее наблюдатель, чем участник. Растерянно бродит вдоль баррикад, от костра к костру, слышит отрывки речей.
Порой Виктора увлекает порыв толпы, и он куда-то бежит, куда-то едет, что-то кричит… Таких людей во время так называемых волнений всегда большинство, и Брянцев из большинства.
Лена безуспешно пытается удержать Виктора дома, но в решающий момент срывается и сама – спешит на телепризыв собираться у Моссовета "защитить демократию и избранного народом президента Ельцина"
"– И я поеду! – Лена замерла, исполняясь решимости. – Точно, поеду! Прямо сейчас на поезде поеду…
Таня сдула осколки с ладони на шкафчик рядом с вазой-инвалидом и подскочила к матери:
– Зачем?
– Затем!
– Мама!
– Что?
– Не бросай меня!
– Одному папаше можно? Я тут сиди, а он вон что воротит…
– Это не он, мам.
– Как не он? Он! Он с такими же… Доидиотничались! Войну устроили…"
От Моссовета Лена едет в числе добровольцев защищать Останкино. Там она и находит лежащего без сознания мужа. Эта встреча, пожалуй, единственный момент, в котором можно усомниться – в огромном городе два человека… Хотя и фантастического здесь, по сути, ничего нет. Допустимо.
"1993" собрал множество рецензий. Правда, немалая часть их авторов использовала книгу как повод вспомнить о событиях сентября-октября, себя в то время. Чувствуется и некоторое разочарование, что Шаргунов не заглянул в кабинеты, где принимались судьбоносные решения, а исторические фигуры у него или являются эпизодическими персонажами, или вовсе просто упоминаются.
Нет, Шаргунов, наверное, правильно сделал, что выбрал для главных героев романа таких людей – на первый взгляд простых (но вспомним, что они опростившиеся ), рядовых. И происходящее в те дни 1993-го мы видим их глазами, пытаемся разобраться в тех событиях их умом. Потому что в художественную литературу Руцкой или Гайдар , Ельцин или Хасбулатов вряд ли впишутся. По крайней мере, пока. И заявлять: "Вот эти правы, а эти – нет!" – в художественной литературе тоже рискованно. Точнее – в такой формы прозе, какую избрал автор.
Шаргунов показал слабых, запутавшихся, по существу, безъязыких людей. И, на какой бы стороне они ни были, одинаково проигравших.
Через почти двадцать лет на новый протестный подъём отзывается Петя, внук Виктора Брянцева, зачатый Таней в те смутные дни 1993-го. Но и он, скорее всего, проиграет.
Да, частная история, пересекающаяся с эпохальными событиями. Метод большинства русских писателей на протяжении двух столетий.
Но всё-таки хочется нечто подобное "Войне и миру" про 90-е. Чтобы исторические персонажи были перемешаны с выдуманными и действовали бы в тексте одинаково активно и сложно. И произведение оставляло при этом ощущение достоверности, да и, что уж там, – авторской тенденциозности . Ни к чему не обязывающих фантасмагорий уже предостаточно…
Сравнивать "1993" с предыдущими вещами Шаргунова не хочется. Но отрадно, что он ушёл от примитивного мистицизма, который заметен в его повестях "Чародей" и "Вась-Вась" . Хорошо, что, сохранив свой стиль, автор меньше жонглирует словами, каламбурит…
В новом романе нет автобиографической ноты, по крайней мере, она незаметна. Это и плюс и минус. В предыдущем большом произведении, "Книге без фотографий" , этом, по определению Шаргунова "преждевременном мемуаре" , откровенность выборочная и потому эта книга для меня не очень ценна. Видимо, после аукнувшейся откровенности (а может, и художественного самооговора) в повестях "Малыш наказан" и "Ура!" ,автор решил кое-что припрятать, обойти молчанием. О нём подростке мы из "Книги без фотографий" узнаём куда больше, чем о взрослом.
В интервью Сергей Шаргунов много раз говорил о том, что осенью 1993-го тринадцатилетним бегал к Белому дому. Нет оснований не верить. И если бы он написал о тех событиях через такого же мальчишку, рассказал, как реагировали на те события его (мальчишки) родители, родственники, соседи, одноклассники, учителя, роман бы наверняка получился острее и живописнее. Но Шаргунов избрал другой путь. Воля автора...
К сожалению, на том протяжённом во времени полотне, каким представляет из себя "1993", встречаются досадные неточности, ляпы. Об этом выше уже заходила речь. Не могу не привести и я одну мелочь, которая на некоторое время выбила меня из колеи.
Вот вроде бы совершенно безобидное предложение: "Она (Таня. – Р.С .) читала "Последнего из могикан", "Детей капитана Гранта", "Остров сокровищ", всюду ставя себя на место самой прелестной, нежной и гордой барышни" . Но я споткнулся. Раз двадцать читал "Остров сокровищ" и не встречал там ни одного женского персонажа. Нет, эпизодически возникает мать главного героя, но она совсем не подходит на роль "барышни". Ах, да, может быть, Татьяну притягивает почти мифический образ чернокожей женщины – жены Джона Сильвера, – той, что ждёт его с сокровищами? Но вряд ли, вряд ли…
Ещё на одну досадную мелочь обратил внимание, кажется, Владимир Бондаренко , – школьная форма мальчиков в 60-е годы была серой, а не синей. Правда, многие школьники донашивали синюю форму старших братьев или соседей, учившихся в 50-е. Вполне возможно, Брянцев тоже донашивал, но стоило бы автору об этом оговориться…
Надеюсь, "1993" ждут переиздания, и мы не увидим этих ляпов и ненужных двусмысленностей.
Здесь стоит упомянуть о редакторстве. У книги есть литературный редактор. Быть может, он хорошо поработал над текстом в плане построения фраз, но что касается исторических, фактологических нюансов, то работу редактора вряд ли можно назвать удовлетворительной.
Книге Шаргунова тоже, кстати, не помешали бы комментарии, о которых мечтает Лев Данилкин в связи с "Бета-самцом". Комментарии не для инопланетян, а для землян-россиян. Автор провёл наверняка большую исследовательскую работу, но оценить её читатель вряд ли может. Не будешь же бросаться за каждым объяснением в интернет… Так же много теряют неоткомментированные издания Дюма, Пикуля, Дмитрия Быкова да и многих-многих других…

***

И Денис Гуцко и Сергей Шаргунов крепко увязывают события недавнего прошлого с настоящим. То же мы видим и в начале "Обители" Захара Прилепина.
В "От автора" (вообще странное определение, меня лично всегда провоцирующее на вопрос: "А дальнейшее не от автора, что ли?") он вспоминает о своём прадеде Захаре Петровиче, который, как узнал "автор", оказывается, в молодости сидел в Соловецком лагере. Рассказы прадеда, услышанные самим "автором", переданные дедом, отцом, крёстным, бабушкой и стали основой огромного романа.
Дмитрий Быков в рецензии на "Обитель" утверждает: "Прилепина надо перечитать минимум дважды – просто чтобы уяснить авторскую конструкцию" . Я последовал его совету. Поэтому и отзываюсь на роман только сейчас, спустя почти полгода после его выхода в свет.
Смысловую и идеологическую конструкцию "Обители" анализировать не возьмусь. Честно говоря, я не понял, зачем Захар Прилепин взялся за Соловки времён СЛОНа, не разобрал, о чём говорят персонажи книги. Говорят много, даже философствуют, но, по-моему, все их монологи и диалоги, порой очень красочные, тут же жухнут, как цветы в заморозок. По сути, почти все рассуждающие действующие лица, за исключением главного героя Артёма Горяинова, начальника лагеря Эхманиса и двух священников Зиновия и Иоанна, сливаются в одно говорящее нечто невнятное лицо. Выделяется ещё чекистка Галина и блатной по кличке Ксива, но они почти не рассуждают.
Наверное, автор сознательно создал кашу из всех этих Афанасьевых, Мезерницких, Василиев Петровичей, Граковых, Шлабуковских. Дескать, люди разных убеждений, разных социальных слоёв попали в одну клетку и пытаются осмыслить, что с ними произошло, что ждёт их и страну в будущем. Меняются обстоятельства, меняются и их мысли. К тому же и пребывание в лагере не может не сказаться на психическом состоянии – помутнение рассудка дело обыкновенное.
Артём Горяинов, как и семья Брянцевых в романе Шаргунова, вроде бы выхвачен в главные герои наугад. Он уголовник (сидит за убийство), но не урка. Образован, начитан, склонен к размышлениям. Тысячи подобных ему отбывают наказания в любое время в любой стране. Некоторые умирают на зоне (болезни, несчастные случаи, убийства, самоубийства), большинство же выходит на свободу и возвращается к нормальной жизни.
Артём идеально подходит на роль того, кто покажет нам жизнь Соловецкого лагеря. И не просто покажет, но и осмыслит. Правда, очень скоро становится ясно, что осмысления не будет: цепь сюжетных событий так захлёстывает Артёма, что размышлять ему становится некогда.
Носителем идей мог бы выступить Эйхманис, но он появляется в романе хоть и ярко, но эпизодически – затем лишь, чтобы продекларировать свои соображения, ответить на определённую порцию вопросов Артёма. Цитировать соображения и ответы не буду – не смотря на усилия Эйхманиса построить здесь нечто новое , Соловки образца 1929 года ничем не отличаются от привычного общества: есть работяги, питающиеся самой скверной едой, живущие почти как скот, есть служащие, имеющие спецпайки и комнаты (кельи) на одного-двух, есть элита. Естественно, есть воры и есть те, кто должен их ловить и наказывать. Эйхманис – почти царь, а то и воплощение бога, которого, впрочем, очень легко заменить: бац! – вместо Эйхманиса появляется Ногтёв. И небо не падает на землю. Единственное, чаек постреляли, которых Эйхманис оберегал.
В общем, мироустройство Соловков ничем существенно не отличается от мироустройства практически любого человеческого объединения. Зачем автор взялся писать огромный роман о Соловецком лагере, не пойму (дело ведь не в том, что там отбывал наказание его прадед). Тем более, такой роман .
И здесь хочется разобраться в повествовательной конструкции "Обители".
Я как читатель очень тоскую по многолинейным, широким романам. Их мало, удачных – единицы на десятилетия. Больше удач там, где писатель ведёт повествование через одного героя, а то и от его лица. Такому герою больше верится, ему сильнее сочувствуешь.
Все семьсот с лишним страниц "Обители", не считая "От автора", "Послесловия", "Приложения" и "Примечаний" мы видим в центре повествования Артёма Горяинова. Видим Соловки только его глазами, переживаем только его переживания. И с одной стороны, это затягивает нас в ткань романа (как произведение словесности, написанного, надо отдать должное, превосходно), но с другой, вынуждает автора громоздить события одно на другое, гнать и гнать Артёма по тексту с бешеной, нечеловеческой скоростью. Ведь стоит скиснуть моно-герою – заскучает читатель.
Я постарался внимательно прочитать "От автора". Запомнил такое вот замечание: "Позднее, сводя в одну картину все рассказы и сверяя это с тем, как было на самом деле, согласно обнаруженным в архивах отчётам, докладным запискам и рапортам, я заметил, что у прадеда ряд событий слился воедино и какие-то вещи случились подряд – в то время как они были растянуты на год, а то и на три" .
Уточню, прадед Захар и Артём – не одно и то же лицо. Прадед наблюдал часть жизни Артёма, о чём потом рассказал отцу автора. Сам прадед Захар тоже появляется в романе – тихий молодой мужичок, безропотно выполняющий любые приказы. Не подумаешь, что на Соловки он попал за то, что "зверски избил уполномоченного" . Впрочем, он нужен, по сути, лишь как связь Артёма с автором романа. Артёма-то убивают там, на Соловках, и рассказать о своих приключениях он не может.
"Обитель" действительно близка к жанру приключений (в одной из рецензий встретил оценку – "плутовской роман"). За несколько недель, в которые умещается повествование, с Артёмом Горяиновым происходит столько, что иному хватает на целую жизнь. Притом что скорость жизни остальных персонажей, обитающих рядом с ним, значительно медленнее. Остальные томятся в заключении, изнывают от однообразной работы, слабеют от недоедания, а главному герою томиться и изнывать некогда. Если он слабеет, то судьба (рука автора) подбрасывает ему усиленную пайку, ящик с овощами.
Покорно следуя особенностям памяти прадеда, Захар Прилепин концентрирует повествование, превращая одного из рядовых заключённых лагеря в исключительного героя.
Артём не задерживается ни на одной работе больше считаных дней. От наряда по сбору ягод отказывается сам ("к чёрту бы эти ягоды" ), получает наряд ломать кладбищенские кресты, потом два дня достаёт из ледяной воды брёвна – баланы (одна из самых тяжёлых работ на острове), затем получает наряд вязать банные веники, после – разгребает мусор возле больнички… Вроде бы логично, хотя большинство заключённых на баланах чуть ли не постоянно. Но что бы мы увидели, если бы и Артём тоже день за днём доставал из воды баланы?
Когда действие начинает притормаживать, Артёма жестоко избивают (причём он не остаётся в долгу – от него получают и начальники). Вот описание побоев: "Вся морда была в кровавой каше, в грудь словно кол вбили, рот съехал куда-то набок и слипся, в виске каждую секунду тикало и ужасно отдавало в глаз. Глаза тоже не открывались. Доктор Али высказал подозрение, что имеется трещина в ребре и сотрясение мозга". (Зубы, кстати, к удивлению самого Артёма, целы, но они понадобятся автору для того, чтобы в героя влюбилась женщина – беззубого любить сложнее.) К травмам добавляется высокая температура – под сорок.
Сколько Артём находится в лазарете? Суток пять, никак не больше. Там снова дерётся, избивает блатного Жабру. Артёму грозит карцер, но тут чекистка Галина пытается завербовать его в стукачи. Артём уклоняется от немедленного сотрудничества, и его возвращают в роту.
Артёма должны убить (он на баланах избил ещё одного блатного), но блатных отправляют в ночной наряд, а утром приходит Борис Лукьянович, набирающий спортсменов для лагерной спартакиады. Артём объявляет, что занимался боксом. Борис Лукьянович, не удивляясь лицу Артёма (синяки и фингалы как раз должны были к этому времени налиться самым соком и цветом, "кровавая каша" затянуться бордовой коростой), устраивает тренировочный бой. Артём держится молодцом, не вспоминая про рёбра, хотя они обязаны сами напоминать о себе, – долго болят, боль дышать не даёт, не то что боксировать… Лишь после поединка Борис Лукьянович замечает: "У вас что на виске? Шрам? Недавний? Ну, ничего, подживёт за полтора месяца".
Через день Артёму находят напарника. Напарник после карцера, и герой легко его побеждает.
Очень быстро Артём становится правой рукой Бориса Лукьяновича. Отлучаясь по делам, он поручает Артёму проводить разминки, проследить за установкой гимнастических снарядов… Через несколько дней случается настоящий бой с чемпионом Одессы. Забавят чекистов. Чемпион побеждает нокаутом, но Артём очень быстро приходит в себя и, "надев рубашку", присоединяется к застолью. Ест, пьёт, весел…
На следующий день начлагеря Эйхманис прихватывает Артёма с собой на соседний остров искать клады. Борис Лукьянович пытается сопротивляться, и его можно понять: посреди тренировочного процесса забирают если и не явного участника спартакиады, то помощника. Эйхманис произносит не очень-то весомую причину, почему его выбор пал на Артёма: "Мне нужны смышлёные, но не каэры. Товар не очень частый!"
И мы, читатели, отправляемся с Эйхманисом, Артёмом и ещё несколькими заключёнными (среди них Захар и юноша Митя Щелкачов, напоминающий некоторыми деталями биографии Дмитрия Лихачёва ), красноармейцами на островок. Занимаются делом мало, зато разговаривают вдоволь. Точнее, общение идёт в основном между Эйхманисом и Артёмом. Надзирателя Горшкова Эйхманис презирает, издевается над ним, прочих почти не замечает.
Эйхманис с Артёмом пьют. Причём полными кружками. После недавнего сотрясения мозга, долгого периода жизни впроголодь Артём странно "устойчив" к алкоголю. Эйхманису Артём всё больше нравится, он общается с ним "не как с заключённым, а как с бойцом, солдатом, армейцем" . Да нет, "с бойцами, солдатами, армейцами" Эйхманис общается много хуже, чем с Артёмом…
Через несколько дней Эйхманис посылает Артёма на большой остров за обмундированием, продуктами и инструментом. Там герой романа снова устраивает драку – вырубает десятника Сорокина, который мучил Артёма на баланах.
Артёма хватают и отводят к чекистке Галине. Во время допроса он начинает ласкать её… Завязывается любовная линия.
Несмотря на командировочное удостоверение и приказ Эйхманиса вернуться, Галина оставляет Артёма поблизости от себя – "до особого распоряжения". Сначала оформляет сторожем на Йодпроме – удалённом месте на краю острова ("два километра сосновым лесом" ), потом, после неприятностей там и прочих приключений героя, – на лисий питомник на ещё одном соседнем острове ("в двух верстах от главного" ). И там и там Галине удобно навещать Артёма…
Артём сам определяет происходящее с ним как "фантасмагорию". Он, конечно, пытается задуматься о своём будущем, со страхом представляет, что с ним будет, когда его хватится Эйхманис (потом окажется, что, отправив Артёма за обмундированием, тот уплыл в Кемь и ушёл там в запой; при личной встрече в театре начлагеря бегло интересуется, получил ли Артём обмундирование, и после положительного ответа теряет к нему интерес, что предполагает и его потерю интереса к поискам кладов).
Да, Артём многого боится, но плывёт по течению. А течение ему автор предоставляет очень благоприятное.
Вот, например, стоит Артёму задуматься: "Кстати, паёк мне положен или нет, у кого спросить?" (Речь о пайке участника спартакиады.) И тут же, через две страницы, с ним встречается Борис Лукьянович и сообщает: "Паёк на вас все эти дни выписывали – я же не получил приказа о вашем переводе. Так что можете забрать вам причитающееся".
Автор ведёт почти подённое повествование. Это вынуждает его в определённый момент, когда необходимо переместиться на полтора месяца дальше, не просто разделить текст отступом или звёздочками, а начать новую книгу. ("Книга вторая".) Но динамика не меняется, события сыплются на героя по-прежнему щедро.
Вот Галина забирает его на свидание с матерью ("мать приехала") с Лисьего острова. И почти сразу на главном острове происходит нечто напоминающее восстание. Ну, точнее чепэ. Короткая перестрелка, попытка побега.
Кстати сказать, Эйхманиса в лагере уже нет – после совершённого на него покушения отозвали на материк, прислали бывшего начальника Ногтёва. И, что интересно, покушение на Эйхманиса сошло обитателям Соловков (и вольным и невольным) почти благополучно, а эта перестрелка привела к бессудным расстрелам, набитым карцерам.
Артёма заставляют отмывать измазанные кровью сапоги чекистов, а потом хоронить расстрелянных. Затем он попадает в самый страшный Соловецкий карцер – на Секирку.
О днях на Секирке написано очень сильно. Кто-то из рецензентов признался, что мёрз, читая эти страницы. Я тоже. Но грела мысль, что Артём не умрёт от истощения и холода, его не задавят во сне, как владычку Иоанна, не расстреляют, как поэта Афанасьева. Впереди оставалось двести с лишним страниц, и, судя по всему, на них в центре будет оставаться Артём (кроме, может быть, "Приложения", "Послесловия", "Некоторых примечаний", "Эпилога").
С Секирки Артёма вызволяет Галина, и опять же очень вовремя – героя за богохульство жестоко и массово избивают. Оказывается, Галина решила сбежать с Соловков вместе с Артёмом.
"А вот возьми он и откажись бежать, – подумалось мне во время чтения, – скажи: "Здесь моя обитель!" Вот будет поворотец сюжета, психологический удар". Нет, полуживой после Секирки Артём (правда, пару дней его по просьбе Галины держат в лазарете) соглашается.
Галина подготовилась к побегу основательно, хитроумно завладела катером, но очень быстро становится ясно, что добраться до безопасных мест (где они, безопасные, ни Галина ни Артём не знают) им не удастся. И вернуться уже нельзя – наверняка их исчезновение обнаружили.
И тут воля автора вновь спасает Артёма (и Галину) – на одном островке они наталкиваются на потерпевших крушение иностранцев. Мужчину и женщину. Мужчина уже без сознания, женщина ещё держится. Артём с Галиной берут их на катер и отправляются обратно – в лагерь… Очень надуманная ситуация.
Доставка на Соловки "шпионов", объяснение Галины, что она занималась изучением архипелага, а Артём просто её сопровождал (он одет в шинель чекиста) начальников не убеждает. Галину отправляют в женскую камеру, Артёма – в мужскую. Там он сталкивается со многими своими обидчиками, с палачами и садистами. Все они перепуганы, ничтожны, безвольны. Артём издевается над ними, а они ничем не способны ответить. Засыпает герой без опаски – и он и мы понимаем, эти ничтожества его не тронут.
Совершается праведный суд – плохих одного за другим уводят и, как понимает герой романа, расстреливают. В итоге он остаётся в камере вдвоём с добродушным, интеллигентным Моисеем Соломоновичем. В конце концов забирают и Моисея Соломоновича. Но чтобы мы не испугались, что расстреляют и его, чекисты сразу объявляют, "что он идёт в распоряжение своей роты".
Артёму "накинули" три года. Фарт, видимо, закончился, и мы видим героя потухшим, равнодушным, смирным. Впрочем, в финале основного текста Артём вспыхивает для ещё одного поступка.
На Соловки возвращают бывшего соседа Артёма по келье Осипа Троянского. Его, учёного, до определённого числа отпускали на материк, но он вовремя не вернулся. И вот возвращают насильно. Начлагеря Ногтёв выстраивает заключённых и объявляет, что Троянскому было поставлено условие: "в случае его неявки в указанный срок в роте будет расстрелян каждый десятый".
Чекисты начинают отсчёт. И когда Артём видит, что очередным десятым будет Захар, то меняется с ним местами (тем более что жребий пал и на Галю, которая тоже осуждена и почему-то оказывается в той же роте, что и Артём). Но расстрела не следует – Ногтёв хохочет, что напугал людей; строй распускают.
В "Некоторых примечаниях" автор предельно лаконично сообщает нам о дальнейшей судьбе Артёма Горяинова: "Летом 1930 года зарезали блатные в лесу". Зато биографии Эйхманиса уделено несколько страниц. В целом она соответствует биографии его прототипа Эйхманса , расстрелянного в 1938 году. Что заслуживающее такого особенного внимания в биографии этого человека (исходя из контекста "Обители") нашёл Захар Прилепин, не пойму. Нет, об Эхмансе стоит писать, может быть, и целые книги. Вообще те люди – люди, рождённые революцией и убитые созданным ими государством, сегодня особенно интересны, их судьбы могут быть поучительны… В пределах художественного материала автору "Обители" показать в полной мере фигуру Эйхманиса не удалось, и он решил высыпать его жизненную канву в публицистических "Примечаниях"…
Так подробно я описал перемещения Артёма Горяинова по территории Соловецкого лагеря и его окрестностям затем, чтобы подумать: а был ли у автора другой способ написать большой увлекательный, но однолинейный роман на эту тему?
Варлама Шаламова спрашивали, почему вместо "Колымских рассказов" он не напишет романа. Он отвечал: "Не поверят, что это было на самом деле с одними и теми же людьми" . Он и автобиографический "антироман" "Вишера" бросил по этой же причине – слишком много выпадает на одного человека, увидено одним человеком. Произошедшее на самом деле далеко не всегда представляется достоверным на бумаге…
Всё, что происходит с Артёмом в "Обители", могло быть в действительности. Но тогда это предельно исключительная цепь событий, уникальнейшее стечение обстоятельств . В русской литературе подобное почти не встречается – разве что некоторые герои Достоевского живут так же стремительно, в той же лихорадке, что и герой "Обители".
Артём Горяинов, по крайней мере, в тот отрезок времени, какой показан нам, избавлен от самого, как говорят, тяжёлого испытания в неволе – однообразия. И это, по-моему, главный недостаток, единственная большая неправда романа.
Большинство отозвавшихся на роман ставят автору в плюс, что он, взявшись за такую тему (Соловецкий лагерь особого назначения, конец 20-х годов), написал художественную книгу. Не сбился на дифирамбы, обличения, оправдание и тому подобное. Все, в общем, довольны, удовлетворены.
Но что, если бы Захар Прилепин написал роман о зэке сегодняшней, путинской колонии строгого режима. Материалов об этом, уверен, у Прилепина наверняка не меньше, чем о том, что было почти столетие назад. Помнится, года три назад вышла книга "Лимонка в тюрьму" , в которой были собраны воспоминания, свидетельства членов НБП, отбывавших срока заключения в 90-е – 00-е годы. Книгу представлял Захар Прилепин (его имя стояло на обложке), он же написал для неё то ли предисловие, то ли послесловие.
Большинство авторов "Лимонки…" не обладают писательским даром, поэтому читать многие тексты трудно. Но тема-то кровоточащая, она требует художественного воплощения. (Полупублицистические книги Лимонова вроде "По тюрьмам" тему не закрыли, а скорее открыли, наметили.) Для большого художественного полотна нужен настоящий художник. А настоящий художник занят хоть и непреодолённым нами всеми, но уже отдалённым, прошлым.

***

Есть правила для литераторов: не стоит писать на злобу дня, по горячим следам, не нужно тащить в прозу публицистичность, необходимо дать событиям отстояться. Неправда – нужно хватать настоящее, пока оно живое, пока сопротивляется, кусает.
Процитирую Варлама Шаламова (не в связи с лагерной темой). В середине 60-х он писал, а точнее – рубил заповеди:
"Новая проза – само событие, бой, а не его описание. То есть – документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза, пережитая как документ… Современная новая проза может быть создана только людьми, знающими свой материал в совершенстве, для которых овладение материалом, его художественное преображение не являются чисто литературной задачей, а долгом, нравственным императивом… Новая проза отрицает принцип туризма. Писатель – не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни, участник и не в писательском обличье, не в писательской роли… Не проза документа, а проза, выстраданная как документ" .
В 60-е Шаламов был почти стариком, но вместе с окрепшими "лейтенантами", юными "исповедальниками", молодыми "деревенщиками" создавал ту новую прозу. В 70-е литературу залила бесцветная традиционность.
Век её, той новой , был недолог – большинство писателей, исчерпав запас своей жизни, стали писать о других людях, других жизнях, других временах.
В начале 00-х появились первые произведения Сергея Шаргунова, Дениса Гуцко, Захара Прилепина. И это тоже была новая проза именно в том смысле, какой вкладывал в неё Шаламов. Но пресловутое писательское развитие очень скоро повело их от себя на поиски других, другого . Других людей, другого времени. С одной стороны, это понятно и неизбежно. А с другой…
Сегодня писатели говорят "я" в основном в публицистике. Их долг, нравственный императив выражается в колонках, блогах и интервью… Наверняка рано или поздно они захотят вернуться к себе в прозе, написать от себя, через себя, о себе. Но возвращаться из широких морей истории обратно в родные ручьи личного очень сложно.

Стартовав в «нулевых», эта писательская группировка похоронила постмодернизм. Виртуозной игре цитатами они предпочли будни - не важно, офисных тружеников или молодых революционеров.

Новых реалистов не любит литературный истеблишмент, но самые верные диагнозы обществу ставят они, а значит, изучать «нулевые» будут по их текстам. По просьбе журнала «Собака.ru» главный писатель десятилетия Захар Прилепин написал первую правдивую историю нового реализма и одновременно свою литературную биографию.

Текст: Захар Прилепин

По существу заданных мне гражданином редактором вопросов хочу пояснить, что с писателем Сергеем Шаргуновым я познакомился в 2003 году на съезде Национал-большевистской партии, где передал ему для прочтения свой первый роман «Патологии». Шаргунов был ломкий, юный, молодой, бросал быстрые взгляды, все подмечал и, как выяснялось, помнил потом. В следующий раз мы пересеклись в одной подмосковной гостинице, Шаргунов был весел и не совсем трезв. Мы подсели за полупустой столик к одинокому небритому мужику, который что-то печатал в ноутбуке. «Работаете? Вы кто вообще?» - набросал сразу вопросов Шаргунов. «Физик? Тогда сделайте нам бомбу!» - и ударил кулаком по столу так, что бутылка пива физика, подпрыгнув, упала на стол. Согласно законам все той же физики пиво полилось вниз, на пол.

С писателем Романом Сенчиным я познакомился на литературном семинаре в Липках в 2005 году. В составе небольшой группы литераторов я пришел к нему в номер, где Роман очень страдал с бодуна и лежал лицом вниз. Я сидел на подоконнике, разливал и тостовал. На третьем тосте Роман неожиданно засмеялся в подушку моей нехитрой остроте, поднялся с кровати и сипло сказал: «Я тоже выпью». Он был в свитере и в черных брюках, в них, замечу, Сенчин ходит по сей день. При том что он безупречно аккуратен и вообще не имеет человеческих запахов. Помоему, Сенчин мумия. Впоследствии мы неоднократно встречались с писателями Сенчиным и Шаргуновым, иногда к нам присоединялся Михаил Елизаров. Впрочем, последний старался много не пить в нашей компании и вообще держался особняком.

С писателем Михаилом Елизаровым я познакомился на книжной ярмарке в Москве в 2008 году, вскоре после получения им «Букера». Всякий раз, когда я видел Елизарова, его сопровождала новая блондинка. Елизаров всегда ходил с ужасным ножом на кожаном ремне и порой показывал его интересующимся. Однажды с Елизаровым пытались бороться на руках ряд моих знакомых писателей, и он поборол одного за другим четырнадцать человек. После чего я стал подводить к Елизарову охранников гостиницы, где проходило спонтанное соревнование, и Елизаров поборол всех охранников тоже.

С писателем Сергеем Самсоновым я познакомился в тот же день, когда Елизаров борол писателей и охранников гостиницы. Так как я считаю роман Самсонова «Аномалия Камлаева» шедевром, то немедленно предложил ему выпить, но Самсонов отказался, ссылаясь на занятость. Возможно, что ситуацию осложнило наличие рядом со мной двух возбужденных и бритых наголо нацболов, которые, указывая на Самсонова, но не глядя на него, спрашивали о нем в третьем лице: «Кто это?» С тех пор с писателем Самсоновым я не встречался.

С писателем Дмитрием Даниловым мы познакомились по дороге в США в 2008 году. В США было уютно. Мне особенно запомнилось, как в день нашего отбытия на родину за четыре часа до вылета я заглянул к Данилову в номер выпить по рюмке виски перед дорогой через океан. Литровая бутылка была едва почата. Мы опрокинули по пятьдесят граммов, и я ушел собирать вещи. Спустившись через пятнадцать минут в фойе, я там Данилова не нашел, хотя было пора. Я снова поднялся к нему в номер и обнаружил, что Данилов успел в течение максимум десяти минут выпить минимум восемьсот граммов виски, то есть опустошить бутылку. Чтобы, видимо, не оставлять ее в гостинице. Удивительно, но его все-таки удалось поднять, довезти живым до аэропорта и пройти с ним (точнее будет сказать, пройти им) паспортный контроль.

Всякий раз, встречаясь с указанными писателями, мы говорили о необходимости свержения существующей власти. Не говорили об этом только с Самсоновым, но уверен, что и он был бы за. О необходимости изменения существующего порядка вещей мы продолжаем говорить по сей день и очень надеемся, что рано или поздно свобода нас встретит радостно у входа и братья меч нам отдадут. Хотя у Елизарова, говорю, уже есть оружие. Других, кроме указанных выше, оснований для существования литературной группировки «новый реализм», к которой, говорят, мы все имеем отношение, не существует в природе.

БРОШКА НА ГРУДИ

Теперь серьезней. Новый реализм, как к нему ни относись, имел место, как имели место декаденты разных мастей в начале прошлого века или почвенники во второй его половине. Страничка в истории литературы ему обеспечена, и если у власти будут наши - красно-коричневые консерваторы и прочая сволочь, - то даже три странички. А если не наши - в смысле либералы и тому подобная демократическая гнусь, - то пара снисходительных абзацев на тему «было и такое».
Выглядеть это будет примерно так. Представьте себе учительницу литературы в тугой юбке и красивых очках, которая строгим голосом обращается к вам, тайно разглядывающему вырез ее блузки. - Новый реализм - литературное течение, зародившееся в начале «нулевых» годов, в рамках которого работали такие писатели, как Сергей Шаргунов, Роман Сенчин, Герман Садулаев, Андрей Рубанов, Захар Прилепин и некоторые другие. Для нового реализма было характерно критическое отношение к действительности, пересмотр постмодернистских критериев восприятия социума и культуры и отчасти возврат к советскому реалистическому канону. Характерно, что Шаргунов выступил в качестве исследователя биографии Фадеева, а Прилепин - Леонова, писателей, к тому времени прочно забытых и фактически исключенных из литературного обихода. Так новые реалисты пытались осуществить возобновление литературной традиции, якобы прерванной в девяностые годы. Начало нового реализма относят к выходу программной статьи Шаргунова «Отрицание траура» (2001), расцвет его связан с изданием таких романов, как «Ура!» (2004) Сергея Шаргунова, «Русскоговорящий» (2005) Дениса Гуцко, «Я - чеченец!» (2006) Германа Садулаева, «Сажайте, и вырастет» (2006) Андрея Рубанова, «Санькя» (2006) Захара Прилепина, «Аномалия Камлаева» (2008) Сергея Самсонова, «Горизонтальное положение» (2010) Дмитрия Данилова.

Традиционному на тот момент сведению счетов с прошлым новые реалисты предпочли сведение счетов с настоящим. То есть критика советской системы в их текстах уступила место осмыслению постсоветской действительности. На раннем этапе для новых реалистов была характерна антиревизионистская и порой агрессивно-наступательная эстетика. Работы новых реалистов получили адекватное освещение в критических статьях Андрея Рудалева, Валерии Пустовой, Алисы Ганиевой. К концу «нулевых» оптимистический заряд новых реалистов фактически исчерпал себя, что уже заметно в произведениях Данилова или в романе Гуцко «Домик в Армагеддоне» (2010). Подводящим итоги краткой эпохи нового реализма стал роман Сенчина «Елтышевы» (2011), пронизанный сумрачным настроением, навязчивой идеей безысходности и социального распада. Знаменательно, что, будучи последовательно номинирован на все крупные литературные премии («Большая книга», «Национальный бестселлер», «Русский Букер» и «Ясная Поляна»), роман «Елтышевы» так и не получил ни одной из них. По мнению специалистов, это стало свидетельством того, что новый реализм быстро исчерпал свои ресурсы.

Кодой эпохи нового реализма стала статья писателя Виктора Ерофеева «Отсебятина», посвященная антологии «Десятка», в которую вошли сочинения десяти наиболее известных новых реалистов. В статье указывалось на дальнейшую бесперспективность новореалистического метода. …Петров, что ты такое увидел у меня на груди?

Михаил Елизаров

Новый реализм - это то же самое, что и внесистемная оппозиция. Уже в своем предикате он активно противопоставляет себя «старому реализму». Проблема заключается в том, что литературоведческого термина «старый реализм» не существует, так что новому реализму, по сути, нечему себя противопоставить. Поэтому он занимается производством и комментированием самого себя: представители нашего направления таки обладают особыми, новыми способами отражения окружающей реальности посредством языка. Сложно отрицать, что эта реальность - рынок, и новый реализм, отражая ее доступным ему художественным инструментарием, оказывается не авангардным течением, а узким малоприбыльным сегментом на рынке книг - в отличие от того же феминизированного литсегмента, именуемого ироническим детективом. Впрочем, эта невостребованность заложена в бизнесплане. Задача нового реализма - оттенять своей «в пыли помагазинностью» успешные коммерческие проекты. Эта специфика дополнительно роднит его с внесистемной оппозицией. С новым реализмом меня сближает ошибочно взятый курс на нерентабельность и предельную неубеди- тельность. В остальном мы разнимся. Новый реализм предусматривает работу в артели, я сторонюсь коллектива. Новый реализм увлечен правдоподобием, я изучаю неправду. У нового реализма не может быть будущего. Будущее - это то, что еще не наступило, а новый - суть проявленный, реализованный. У нового реализма нет прошлого, потому что новизна не имеет корней. По-хорошему, у него нет и настоящего: новый - не нынешний. Он сродни коммерческоутопическому проекту «Сколково» - дело уже запланировано и даже имеет бюджет, но при этом обречено застрять где-то в глухой безвестности, в стороне от будущего, прошлого и настоящего. Возможно, в журнале «Знамя».

БОРОДАТЫЕ ПРЕДТЕЧИ

На самом деле все было куда сложнее. Проще говоря, все было не так. Прежде всего, новый реализм появился как минимум десятью годами раньше. В середине восьмидесятых весь литературный процесс накрыла волна «возвращенной» литературы. Соперничать с Булгаковым, Гроссманом и Шаламовым было крайне сложно, но вслед за возвращенной более менее успешно могла пристроиться литература ревизионистская, заново переосмысляющая итоги «красного века». Тем более что ряд здравствующих писателей проходили одновременно и по разряду возвращенной, и по разряду ревизионистской литературы. В России издали Солженицына, вышли «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, над которыми он работал давно, но публиковать не решался, вернулись из-за кордона Василий Аксенов и Владимир Войнович - сначала своей зубодробительной антисоветчиной, а потом и сами лично пожаловали. Прозвучала книга «Генерал и его армия» Георгия Владимова. Радикально переосмыслил в последних книгах собственную судьбу и судьбы родины Виктор Астафьев. Даже Юлиан Семенов - и тот вдруг издал роман о Штирлице, которого, согласно незамысловатому сюжету, Сталин хочет повесить на Красной площади в ходе огромного процесса над евреями.

Забавно, что в этой волне поначалу оказался и Эдуард Лимонов, чья повесть «У нас была великая эпоха» была опубликована в 1989 году в ультралиберальном журнале «Знамя», но потом деятели культуры быстро сообразили, что к чему, и наглого национал-большевика быстро отлучили от литпроцесса.

В те годы российский либерализм раскрылся во всей своей полноте, наготе и подлоте. Демократы взяли под контроль девять десятых культурной политики, и ни в одной премии, ни в одном толстом журнале, ни в одной радио- или телепрограмме никогда не мог фигурировать наш брат из числа почвенников, соцреалистов и прочих печальников о русской, мать ее, душе и тому подобной материи, донской либерии, евразийской империи.

Составить зримую конкуренцию возвращенной и ревизионистской литературе смогли лишь постмодернисты, вывернувшие наизнанку все соцреалистические смыслы и квазисмыслы: Пелевин, Сорокин, Ерофеев - своеобразные, скажем так, трупоеды. Как борцы с советской властью, по меткому выражению философа Александра Зиновьева, целились в коммунизм, а попали в Россию, так и постмодернисты целились в соцреализм, а потоптали русскую гуманистическую традицию в целом. Что, впрочем, было более чем востребовано.

Фото: Андрей Давыдовский, Марк Боярский

Все секреты правильного питания. Очистка организма

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Православная аксиология в русской прозе XX- XXI веков 2011 год, доктор филологических наук Казанцева, Ирина Александровна

Поэтика прозы Анатолия Королёва: текст и реальность 2009 год, кандидат филологических наук Климутина, Анна Сергеевна

Художественные эксперименты в русской женской прозе конца XX века: Поэтика языка и времени 2005 год, кандидат филологических наук Широкова, Елена Викторовна

Поэтика современной башкирской прозы 2009 год, доктор филологических наук Абдуллина, Амина Шакирьяновна

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Новый реализм" в русской прозе 1980-90-х годов: Концепция человека и мира»

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Насрутдинова, Лилия Харисовна

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Насрутдинова, Лилия Харисовна, 1999 год

Реализм в русской литературе XIX века

Реализм в русской литературе XX века

Реализм в зарубежной литературе XIX-XX века

***

***

***

***

Текст: Захар Прилепин

В 1943 году советские войска форсировали реку

Как правильно порезать перец - видео урок Как порезать перец дольками

Как приготовить заливное из минтая

Моральные принципы и мораль в жизни человека Что такое нормы морали

Инжектор пучка нейтральных частиц на основе отрицательных ионов Побочный квест «этим кольцом…»

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Православная аксиология в русской прозе XX- XXI веков 2011 год, доктор филологических наук Казанцева, Ирина Александровна

Поэтика прозы Анатолия Королёва: текст и реальность 2009 год, кандидат филологических наук Климутина, Анна Сергеевна

Художественные эксперименты в русской женской прозе конца XX века: Поэтика языка и времени 2005 год, кандидат филологических наук Широкова, Елена Викторовна

Поэтика современной башкирской прозы 2009 год, доктор филологических наук Абдуллина, Амина Шакирьяновна

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Новый реализм" в русской прозе 1980-90-х годов: Концепция человека и мира»

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Насрутдинова, Лилия Харисовна

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Насрутдинова, Лилия Харисовна, 1999 год

Реализм в русской литературе XIX века

Реализм в русской литературе XX века

Реализм в зарубежной литературе XIX-XX века

***

***

***

***

Текст: Захар Прилепин

Похожие записи