ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПАФОС РОМАНА

В предполагаемом решении судьбы главных романических героев - Елены и Лангового, - в трактовке непростых взаимоотношений Владимира Григорьевича и Мартемьянова в полной мере проявился гуманистический пафос автора. Разумеется, в гуманистическом аспекте решены автором и образы подпольщиков и партизан, "простых" людей, теряющих близких в страшной мясорубке войны (сцена гибели и похорон Дмитрия Ильина); страстным авторским отрицанием жестокости окрашены описания предсмертных мук Пташки-Игната Саенко, замученного в белогвардейском застенке. Об этом рассказано в монографиях о писателе А.Бушмина, Л.Киселевой, С.Заики и др. Мы же хотим подчеркнуть, что вопреки теории "социалистического гуманизма" гуманистический пафос Фадеева распространялся и на героев противоположного идейного лагеря.

Всеволода Лангового справедливо сближали с Алексеем Турбиным: "Слова - родина, честь, присяга не были для Лангового только словами". Он заботился "о русском достоинстве и чести", "готовил себя к делам великим и славным" и завоевал себе право на власть над людьми "личной доблестью, умом, преданностью долгу - так, как он понимал его".

Судьбе угодно было сделать его карателем...

Как и для каждого большого писателя, для Фадеева классовый критерий в оценке человека не был определяющим. Человеческое обаяние Лангового, его преданность любимой женщине и даже человеческие слабости (в эпизоде с "роковой женщиной" - женой Маркевича) - все это складывается в живой, художественный образ.

Фадеевым была предпринята еще одна попытка дать оценку событиям гражданской войны с общечеловеческих позиций. Это - картина сна Сени Кудрявого, хотя она и отдает некоторой нарочитостью и сусальностью. В путанице сна Сеня встречается с юнкером, которого когда-то арестовал: "Тогда, в живой жизни, Сеня не испытывал ничего, кроме злобы к юнкеру, и едва не заколол его, а сейчас, во сне, Сеня взбежал к нему на площадку и замахнулся штыком - и вдруг увидел, что юнкер совсем не страшен, а очень молод и сильно напуган, и лицо у него простое, как у подпаска. Он был так напуган и молод, этот юнкер, и так походил на подпаска, что его совсем нельзя было колоть, его нужно было погладить по голове. Сеня даже протянул руку, но он все же не мог забыть, что это юнкер, а не подпасок. "Нет, это опасно нам...-сказал он себе и отдернул руку.- Что опасно? - вдруг мучительно подумал он.- Да, опасно спать!"- почти выговорил он, разрепляя веки и прислушиваясь к тому, что творится в расположении хунхузов".

И тем не менее в этом тоже была позиция писателя, нашедшего в себе мужество по-настоящему романтизировать белого офицера Лангового.

ТЕМА УДЭГЕ

В замысле Фадеева тема удэге с самого начала была составной частью темы революционного преобразования Дальнего Востока, но его декларации остались нереализованными: видимо, чутье художника, мечтавшего "сомкнуть позавчерашний и завтрашний день человечества", заставляла его все более углубляться в описание патриархального мира удэге. Это в корне отличает его произведение от многочисленных однодневок 30-х годов, авторы которых спешили рассказать о социалистическом преобразовании национальных окраин. Конкретизация современного аспекта замысла была намечена Фадеевым только в 1932 году, когда он решает добавить к шести задуманным частям романа (написаны были только три) эпилог, рассказывающий о социалистической нови. Однако в 1948 г. он от этого плана отказывается, хронологически ограничивая замысел романа событиями гражданской войны.

Современные в художественном плане "удэгейские страницы" фадеевского романа могут быть представлены отдельным изданием и, безусловно, найдут своего читателя. Как известно из признаний самого Фадеева, замысел романа зародился под большим влиянием книги Ф.Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства" и на основе личных наблюдений автора за жизнью коренного населения Уссурийского края. Отчасти эта тема была традиционной. Поэтические стороны первобытного коммунизма, не знавшего эксплуатации и угнетения, привлекали внимание многих писателей и читателей, в том числе почитателей Купера. То, что написано Фадеевым, - это поэтическая история удэгейских племен за многие поколения: особенности их кочевой жизни, костры войны, годы, запомнившиеся особыми удачами или несчастьями: год оспы, год засухи, год цинги...

Стремясь вписать жизнь маленького безвестного племени во всемирную историю, в жизнь всего человечества, Фадеев прибегает к толстовской конструкции фразы, передавая сложную временную связь событий сложностью синтаксического построения:

"В том самом году, когда Аахенский конгресс скрепил "Священный союз"... в том самом году, холодной осенью, среди людей, не знавших, что всякое такое происходит на свете, родился на берегу быстрой горной реки Колумбе, в юрте из кедровой коры, мальчик Масенда, сын женщины Сале и воина Актана из рода Гялондика".

Эта приведенная нами в значительном сокращении, а на самом деле занимающая целую страницу фраза была предметом особого внимания писателя и имела многочисленные варианты. Она то пестрела вычеркнутыми строками, то вновь увеличивалась за счет введения новых исторических фактов и имен. Фадеев называет Занда, Коцебу, Метерлинка, Шелли, Маркса, Дарвина, Гюго, Монро, Шереметьева, Морозовых, Наполеона, Оуэна, Бетховена, Дениса Давыдова, сопрягая факты их жизни с 1815 годом. На таком историческом фоне писатель показывает "век Масенды", как бы подчеркивая сопричастность жизни своего героя - представителя безвестного племени - великой жизни мира.

С образом Масенды связаны традиция, история народа. В его образе автором подчеркнуты наиболее традиционные вехи жизни мужчины и воина: память о теплой груди матери (у удэгейцев кормили грудью до семи лет); раннее обручение (удэгейская невеста еще лежит в колыске); испытания голодом, жаждой, опасностью охотничьей жизни в течение семи дней и семи ночей; умыкание понравившейся девушки и женитьба. Масенда - олицетворение вековой мудрости удэге, к голосу которого прислушиваются соплеменники. Он не препятствует новому, хотя и не может быть активным его строителем, как Сарл. В уже упомянутой нами сцене собрания Масенда "немного оживился, сказав такую длинную речь, но тотчас же глаза его потускнели". Многозначительна и такая деталь: стоило Сарлу представить себе Масенду, обрабатывающим землю, как руки его опускались.

В отличие от Масенды, Сарл - не только олицетворение нового поколения удэге, но и незаурядная личность. Он отличался от своих соплеменников тем, что каждую вещь, каждое дело и каждого человека видел с той особенной внутренней стороны, с какой их не видели другие. Поэтому-то бабка Янчеда - врачевательница удэгейцев - прочила его в знахари, и сам он "чувствовал в себе эту незримую, ищущую и жадную - самую человеческую из всех сил - силу таланта, только он считал ее божественной..." Подобно так называемому культурному герою древних эпических песен (это уподобление особенно заметно в черновых набросках к роману), Сарл одержим тем, что открылось ему в одну из бессонных звездных ночей и должно было изменить весь уклад жизни его народа: "Земля работай нету - все удэге помирай!" Не раз возникает в романе - то в раздумьях Сарла, то в его беседах с Мартемьяновым - чувство глубокой тревоги за судьбу народа, обреченного на вымирание, на потерю собственного лица. "Тебе посмотри,- с волнением указал он на группу тазов.- Какой бедный люди! все равно собаки... Тазцы... - протянул он сквозь зубы с внезапной горькой ненавистью к тем, кто дал его братьям по крови это унизительное прозвище".

С глубоким волнением проходит Сарл по долине, где жил раньше его народ, вытесненный теперь в горы хунхузами. Для него эти места до сих пор еще хранили память о стойбище с лаем собак, о тоненьком детском плаче в ночи, о мелькающих в кустах расшитых удэгейских кафтанах.

Как уже справедливо отмечала критика, образ Сарла - несомненная удача Фадеева, подлинно художественный тип, глубоко выражающий социальную сущность времени, стремление удэгейского народа подняться на следующую ступень исторического развития. Сарл живо откликнулся на революционные события, связывая с ними и судьбу удэге, их переход к новому оседлому образу жизни. Поэтому герой смог подняться над интересами только своего племени: ходил в разведку по поручению Гладких, участвовал с его отрядом во взятии приморского города Ольги, он живо заинтересовался сообщением Мартемьянова о предстоящем съезде Советов. Пусть занимающие его вопросы - переход к земледелию, развитие огородничества, мечта о ручной мельнице - отстали от вопросов русского промышленного и сельскохозяйственного производства едва ли не на тысячу лет, но и они - революция в жизни кочующего первобытного племени. Решение их требует от Сарла героических усилий: "Он говорил об этом деле с тем творческим волнением, какое испытывали, наверно, и первый человек, приручивший священный огонь, чтобы готовить пищу, и первый человек, изобретший паровую машину". Но положительное решение этих вопросов зависело не только от общих революционных преобразований, что в отличие от других писателей 30-х годов убедительно показал Фадеев. В ответ на заверения представителя революционной власти Мартемьянова в том, что у удэгейцев будет земля, Сарл взволнованно восклицает: "Я говори (Масенде, Кимуку и другим старейшинам - Л.Е.) земля работать надо, его не понимай. Худо, худо!"

Писателю хотелось надеяться на то, что семена Сарла падут на благоприятную почву, но невольно для самого себя он запечатлел ситуацию, которая может быть правильно оценена лишь с учетом последующего исторического опыта: "Земля работай надо, мельница работай надо, надо!" Это слова, которые, по мнению Сарла, Мартемьянов должен сказать старшему поколению удэгейцев (поэтому Сарл произносит "надо" с особым нажимом). Теперь, зная трагическую судьбу малых народов Советского севера, Дальнего Востока, мы вступаем в диалог с писателем, противясь той настойчивости, с какой революционная власть вмешивалась в исконный охотничий быт, искусственно переводя стрелки исторического времени. У Фадеева не было понимания пагубности всех последствий этого "перевода", понимания того, что нужны были многие поколения сарлов, чтобы люди его рода смогли вступить в новую историческую фазу. Но Фадеев объективно и художественно выразительно показал исходную ситуацию, и в этом его заслуга. Он хотел показать и драматическую судьбу маленького народа, попавшего в водоворот гражданской войны в дальневосточном крае, о чем свидетельствует следующая запись: "Когда хунхузы истребляют последние свободолюбивые роды и Сарл гибнет в бою, жена его, притворившись мертвой и прикрыв сына своим телом, остается в живых и спасает сына. День и ночь несет она его в руках на север, к родичам... - несет последнего воина из племени удэге".

МАСТЕРСТВО РАСКРЫТИЯ ИНОНАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА

Одни и те же события в жизни удэге освещаются Фадеевым с разных сторон, придавая повествованию определенный полифонизм, причем повествователь непосредственно не заявляет о себе. Этот полифонизм особенно ярко проступает потому, что автором взяты три "источника" освещения жизни, что в своей совокупности создает полнокровное представление о действительности. Прежде всего это восприятие Сарла - сына племени, стоящего на доисторической ступени развития; его мышление, несмотря на изменения, происшедшие в сознании, несет отпечаток мифологичности. Второй стилевой пласт в произведении связан с образом бывалого и грубоватого русского рабочего Мартемьянова, понявшего душу, бесхитростную и доверчивую, народа удэге. Наконец, значительна роль в раскрытии мира удэге Сергея Костенецкого, интеллигентного юноши с романтическим восприятием действительности и поисками смысла жизни.

Первые две грани призмы, формирующие читательское восприятие, легко просматриваются в эпизоде спасения раненого Мартемьянова, которого в бессознательном состоянии привез в удэгейское стойбище Масенда. Вот рассказ-воспоминание Сарла о том, как был подобран и возвращен к жизни Мартемьянов:

"Тело безжизненно лежит у костра. Из-под расшитого подола нелепо торчат тяжелые, грубые русские сапоги. Из юрт сбегаются люди: полуголые мальчики с гусиными от холода коленями, узкоплечие женщины, шелестящие рубахами. Слышен сдержанный говор:

- Янчеда... за бабкой Янчедой... бегите за Янчедой..."

Автору импонирует поэтичность мышления удэге. Характерно, что Сарл вспоминает о прошлом народа, "весь отдаваясь прозрачному и легкому, очищенному от понятий потоку образов и чувств, окрашенному шепотом воды и ритмом крови". Голос нашего современника как бы сливается с голосом человека, вышедшего из глубины веков и принесшего миру свое самое человечное. Романтический пафос описания ощущается в его особом поэтическом синтаксисе: "Из темной воды возник языкастый костер - он пламенел, он жег, он обрастал людьми, этот далекий костер юности".

Рассказ о том же самого Мартемьянова - это сказ, передающий самое существенное в событиях: "Очухался я уж совсем ночью... Лежу я, понимаешь, у огня, небо темное, возле меня старуха какая-то... Старик вот этот ихний, Масенда, был в Шимыне. На обратном пути видит - дозор на перевале... Весь день он следил за ними и все как раз видел... Он меня подобрал и привез к своим в лодке... Так и мытарился я с ними: и на охоту, и рыбу лучить, и с хунгузами воевать!" (Из его дальнейшего рассказа читатель узнает, что, получив чужой паспорт, Мартемьянов увез с собой на рудник Сарла, но тот промаялся на руднике года полтора и сбежал).

Романтически взволнованное восприятие удэге как древнего, воинственного народа раскрывается в романе благодаря образу Сергея Костенецкого. Это во многом (но далеко не во всем) автобиографический образ. Как и Сережа, Фадеев вместе с заместителем предревкома Мартыновым (в романе - Мартемьянов) летом 1919 г. прошел по деревням и селам освобожденного Ольгинского уезда для подготовки Первого уездного съезда Советов и черпал материал для романа прежде всего из своих личных воспоминаний. И даже из впечатлений отрочества: "Походы с ночевкой в самодельных шалашах(...). Лесные пожары. Наводнения. Тайфуны. Хунгузы. Гольды и удэге. Огромный чудесный раскрытый мир". Образ Костенецкого однако не стал alter ego автора, как это обычно бывает в произведении романтическом. Автор хорошо осознавал, что правда, пока понятая Сергеем Костенецким6 - это еще не вся правда гражданской войны. Но в решении темы удэге Сергею принадлежит роль ведущая. Многозначительно следующее замечание автора-повествователя: больше месяца бродил Сережа по селам и стойбищам, бродил "в сущности, не интересуясь ими (людьми - Л.Е.), рассматривая их как что-то внешнее, что создано для того, чтобы украшать его жизнь, оттенять его чувства и преклоняться перед его поступками. Автор подчеркивает, что Костенецкий пока что смотрит в сторону народа, не замечая его (в отличие от Мартемьянова, прожившего с удэге восемь лет). И в то же время его восприятие интересует автора больше, чем восприятие Мартемьянова. И дело здесь не только в автобиографичности образа, но и в том, что первое посещение Сергеем стойбища позволяет передать непосредственность, свежесть его восприятия. Кроме того, по складу мышления и по воспитанию Костенецкий как раз был героем, который позволял выявить взгляд европейца на экзотику Востока.

Постоянная борьба в душе Сережи романтических настроений, интереса к древнему таинственному племени и, с другой стороны, брезгливого отношения европейца-интеллигента к некоторым специфическим сторонам чужого быта поражает реалистической достоверностью и глубиной психологических контрастов. Характерны ночные сновидения Сережи после рассказа Мартемьянова: юношу обступают образы, ставшие "как бы продолжением всего того, что Сережа видел во время похода, но не того, что он считал наиболее интересным и обещающим, а как раз того, что он старался не замечать, но что помимо его воли, входило в его сознание..."

Писатель проделал большую работу по изучению быта удэгейцев, накапливая материал по следующим рубрикам: особенности наружности, одежда, общественное устройство и семья; поверья, религиозные воззрения и обряды; объяснение слов племени удэге. Рукописи романа показывают, что Фадеев добивался максимальной точности этнографического колорита, хотя в отдельных случаях, по собственному признанию и наблюдениям читателей, сознательно отступал от нее. Он ориентировался не столько на точную картину жизни именно данного народа - удэге, сколько на обобщенно-художественное изображение быта и внутреннего облика человека родового строя в Дальневосточном крае: "... Я счел себя вправе при изображении народа удэге использовать также материалы о жизни других народов",- говорил Фадеев, предполагавший вначале дать роману название "Последний из тазов".

В романе удэгейские обряды, песни, поверья воссоздают особую атмосферу родового быта с характерным для него ритуалом. Органично сращение бытовых этнографических материалов с сюжетом и образами произведения. "Сарл водит Сережу по поселку и все показывает ему,- это дает возможность дать ряд этнографических сведений" - эти строки из записной книжки Фадеева отражают поиски наиболее оптимального решения проблемы с помощью традиционного "мотива чужеземца". Впечатляет глубина раскрытия инонационального быта, предопределенная особенностями полиэтнического восприятия.

Так Сергею Костенецкому, впервые попавшему в удэгейское стойбище, не удавалось вначале даже отличить мужчин от женщин, "благодаря их одинаковым одеждам и резко выраженным типовым особенностям лица(...). Постепенно приглядевшись, он стал отличать женщин. Они были меньше ростом, с более скуластыми, почти пятиугольными лицами, с более ярко выраженной монгольской складкой век и в более пестрых одеждах".

В отличие от европейца, прежде всего обратившего внимание на расовые признаки внешности, сын этого племени - Сарл позволяет автору даже в групповом портрете отметить индивидуальные особенности хотя бы некоторых фигур. Сказав, что мужчины "сидели, в большинстве с трубками, а некоторые еще с ружьями, в островерхих кожаных шапках с беличьими хвостами и красными шнурами, но некоторые без шапок и голые по пояс, в большинстве худощавые и среднего роста", автор выделяет насмешника Люрла - с мускулатурой, точно сплетенной из ивняка, оливковой от солнца и грязи спиной. Он говорил невозмутимо спокойно, без единого жеста; после каждого его слова люди, роняя трубки, покатывались от хохота. Выделяет он и старого Масенду, на голову возвышающегося над остальными, не выпускавшего трубки из окаменевших губ и смеявшегося одними глазами.

Но Сарл, однако, не замечает таких, ставших для него привычными подробностей, которые, напротив, подчеркнуты в портрете, поданном через восприятие Сергея. Сарл только отметил, что женщины, хлопотавшие вокруг убитого зверя, были в длинных, разузоренных по борту и подолу кожаных рубахах, тогда как Костенецкий замечает, что "легкие наколенники и нарукавники разузорены были спиральными кругами, изображавшими птиц и зверей; на груди, на подоле и рукавах нашиты были светлые пуговицы, раковины, бубенчики, разные медные побрякушки, отчего при ходьбе от одежд исходил тихий шелестящий звон".

У Сарла не вызывает никаких восторгов внешность Люрла с его "безобразным, прямым, как у русских, носом, но она вызывает восхищение Сергея: его внимание привлек "бесшумно вошедший в круг стройный меднолицый удэге с гибкой и сильной талией, с тонкими, косо поставленными хищными бровями... Медным своим профилем с прямым - с трепещущими ноздрями - носом он вызывал в памяти Сережи (начитавшегося романов Купера -Л.Е.) полузабытый образ индейца-воина".

Соответственно, движения Монгули - дикие, нелепые, смешные, даже унизительные в глазах Сережи,- воспринимались удэге с неизменно серьезным, бесстрастным и сосредоточенным выражением.

То, что для русского было своего рода экзотикой, для Сарла (в его воспоминаниях) становится источником глубоко поэтических чувств, за которым стоит горячая сыновняя любовь к своему племени. Эта поэтичность глубоко передана и самой музыкой фразы, и завершающими описание отдельными поэтическими деталями: "Люди, недвижно скрестившие у огня кривые, в остроконечных улах ноги, непоколебимо молчат. Сощурившись, они курят длинные китайские трубки, прижимая пепел указательными пальцами, на шапках их золотятся беличьи хвосты и красный, идущий от костра ветер колышет над ними весеннюю листву..."

Такая же многогранность портретной характеристики свойственна индивидуальным портретам даже эпизодических персонажей. Так, дважды дается в романе портрет жены Сарла - Янсели. Первый раз он возникает перед глазами любящего Сарла, подошедшего к жилищу после долгой для людей его племени разлуки с женой. В его восприятии облик женщины сливается с воспоминаниями юности. Волнение Сарла, который с древним благоговением слушая полный любви и жалости голос своей подруги, долго не решается войти в свое жилище, передано автором и особой поэтической интонацией: "Робкая и хрупкая, как девочка, жена его Янсели из рода Кимунка, - с раскрыленными тонкими черными бровями, с серьгой в носу, вся унизанная бусами, игравшими в косом, изрубленном на квадратики солнечном луче,- сидела на корточках, раздвинув острые колени, и, напевая, мерно колыхала ребенка в колыске..."

Когда же несколько дней спустя, Янсели увидел Сережа, то ее портрет в его восприятии - бесстрастен и просто информативен: на корточках сидела немолодая скуластая женщина, с тонкими черными бровями и серьгой в носу.

Ведущий художественный принцип автора "Последнего из удэге" - раскрытие пафоса романа через анализ психологических состояний его героев. Русская советская литература взяла на вооружение толстовский принцип многогранного и психологически убедительного изображения человека иной национальности, и "Последний из удэге" был значительным шагом в этом направлении, продолжающим толстовские традиции (Фадеев особенно ценил "Хаджи-Мурата").

Писатель воссоздал своеобразие мышления и чувств человека, находящегося почти на первобытной ступени развития, а также чувства европейца, попавшего в первобытный патриархальный мир. (Кстати, мотив чужестранца, как форма выявления национального своеобразия изображаемого писателем мира актуализируется и современным литературоведением). Свойственные психологическому роману фабульные перипетии (встреча Мартемьянова и Сережи с Сарлом, выборы делегатов-удэге на повстанческий съезд) не просто удовлетворяют интерес читателя к развитию событий, но и объясняют психологические нюансы, внутренние переживания героев. Так, обоюдное волнение и радость при встрече Мартемьянова и Сарла, описанные в первой части, становятся понятными только из воспоминаний Сарла, а еще больше - в дальнейшем, из рассказа Мартемьянова, которому опять-таки предшествует волнующая встреча Мартемьянова и Масенды. Сюжет в романе развивается ретроспективно, и мы являемся свидетелями фабульно обусловленного "самораскрытия" героев. Бессонная ночь Сарла, проведенная в одиночестве на берегу реки, где когда-то жило его племя, его воспоминания понятны: ведь накануне Сарл встретил Мартемьянова. Что же касается Мартемьянова, то его воспоминания о том же самом эпизоде - когда его, раненого, спасли удэгейцы, могли возникнуть значительно позже, во время посещения селения, живо напомнившего подробности давно минувшего, и "подогревались" потребностью высказаться своему единственному собеседнику - Сергею Костенецкому.

Проследим возвращение повествования к тому фабульному звену, о котором говорилось раньше. Вначале дан крупным планом портрет главного героя - Сарла. Развитие его портретной характеристики также определяется психологией восприятия европейца. Вначале Сергей, испуганный неожиданной встречей, замечает недоверчивый взгляд длинных косых глаз и китайскую одежду. Одежда была знакома Сергею, и ему достаточно было мимолетного взгляда, чтобы отметить круглую шапочку с нитяной пуговицей на макушке, широкие шаровары из синей китайской дабы, что, обутые в китайские улы, с ремнями до колен.

Более подробное описание внешности незнакомца писатель дает несколько позже, когда Сережа смог подробно рассмотреть Сарла. Фадеев изображает не портрет удэгейца вообще, а именно индивидуальное, только этому человеку присущее выражение глаз, улыбку, печать твердого и самолюбивого характера. Сарл "был уже в годах, но еще далеко не стар, - с крепкими скулами, искрящимися темно-зелеными глазами, резкими, как осока, с тонкими подвижными губами, то складывающимися в детскую улыбку, мгновенно освещавшую его скуластое бронзовое лицо, то принимавшими прежнее твердое и самолюбивое выражение".

В дальнейшем многие портретные черты героев становятся ведущими в воссоздании их образа. Длинные косые глаза Сарла, его улыбка, детская, ослепительная, мгновенно освещающая его скуластое бронзовое лицо, подергивание щеки - признак нервности натуры, несвойственной людям его племени, упоминаются автором неоднократно. Фадеев, однако, не ограничивается повторением первоначально данного портрета персонажа. Казалось, автор вместе со своим героем все разглядели в Сарле во время первой встречи с ним, но вот Сарл вновь появляется на страницах романа, и Фадеев рисует новый его портрет: "сложенные пополам косы, крепко зашнурованные, схваченные ниже затылка кожаной перемычкой и выпущенные вперед поверх ключиц, как два обрубка".

Портретная характеристика героев под пером Фадеева становится средством психологического анализа. "Текучесть" портрета удэгейца отражает смену его настроений, мыслей, чувств. Сарл по-детски улыбается, узнав Мартемьянова, его мужественное лицо осветилось ослепительной детской улыбкой еще раз - при рассказе о годовалом сыне; но стоило ему заговорить о пренебрежительном отношении белых к азиатам, как "прежняя самолюбивая складка - только еще опасней и тверже - обозначилась в углах его губ".

Таким образом, портрет героев передавал сложность и противоречивость их характера: "Несмотря на живость, даже нервозность, которая угадывалась в нем (Сарле- Л.Е.), по тому, как он теребил пальцами шнурки своей рубахи, и по тому, как нервно подергивалась изредка его щека, - он был, видно, сдержан и осторожен".

Большую роль в раскрытии внутреннего мира удэге играет жест. Узнав о появлении хунхузов, Сарл от волнения начал завязывать мешок, сам не замечая этого; жалея русского, уходившего к хунхузам, он долго не мог успокоиться, говорил "тц-тц" и качал головой. И спустя некоторое время Сарл, вспомнив про русского, глубоко вздохнул. Волнение Сарла в разговоре с Мартемьяновым (шла речь о его самой заветной мечте) опять-таки передано рядом жестов: "- О-о, я понимай!- воскликнул Сарл, дрогнув щекой, и схватился за пуговицу на рубахе тонкими подвижными пальцами(...). Он тряс головой и сильно жестикулировал, боясь, что Мартемьянов не поймет его - не поймет этого заветного дела его жизни..."

Великолепно раскрыты особенности мышления Сарла, за плечами которого целые поколения, прожившие свою жизнь в тесном единстве с природой, перенявшие у нее навыки "чтения" окружающего. Сарл, испугавшись сначала следа подковы, тут же сообразил, что если бы лошадь была близко,- кабаны не рискнули бы пройти этой дорогой. Фадеева покоряет совершенное знание Сарлом мира природы. Ход мыслей Сарла не превращается в нечто самодовлеющее, автор тотчас же возвращает нас к пластичному изображению героя, живущего в определенном пространстве и времени: "Человек, изучающий следы, облегченно вздохнул и обтер рукавом лоб, вспотевший от напряжения.

Событие не грозило ни ему, ни его народу".

Психологический анализ Фадеева мастерски связывает бытовые сцены с "диалектикой души", а точнее сказать, обнажает эту связь. В отличие от простого бытописания, ведущего к "перенаселенности" произведения образами и картинами, художественное воссоздание психологии и быта в их единстве укрепляет образы, делает их более весомыми и типическими. Глубокое знание быта удэгейцев, проникновение в их психологию помогли автору обстоятельно осветить жизнь инонационального мира. Художественное открытие писателя во многом предопределило пути развития как русской, так и других советских литератур, открывая новые пути в изображении национального своеобразия характеров.

«Третье цветение» М. Рыльского — явление, уникальное в нашей литературе, — объединяет четыре сборника поэта «Голосеевская осень», «Стая Веселик», «В тени жаворонка», «Зимние, записи».

Для лирики писателя последних лет характерна простота, ясность, философская углубленность. Не только красота природы (сборник «Розы и виноград»), но и красота души человеческой волновала художника. Человек, пишет М. Рыльский, без ощущения поэзии, искусства не может быть по-настоящему счастливой. Какой же должна быть поэзия, способная взволновать современника? В сборнике «В тени жаворонка» в стихотворении «Поэтическое искусство» автор дает ответ на этот вопрос: Только дойдя склона возраста, Поэзию я понял. Как простоту такую большую, Такое единение точных слов. Если нет тщетной позолоте, Ни всякого уловкой тонким Нет места, как подлости, В сердце чистом и пылко. Достаточно популярной в украинской литературе где-то с 60-х годов стала проблема человек и наука. Рыльского, как поэта-философа, эта проблема тоже интересовала. Он часто задумывался над тем, нужны научные открытия высшего сорта, какую роль в эпоху НТР должен сыграть поэзия. Поэт, как и наши родители, был свидетелем выхода в космос первого человека — Гагарина Юрия Алексеевича. После этого события стало существенно меняться мироощущение, свитомислення. Именно в это время началась дискуссия лириков и физиков. Рыльский, участник дискуссии, на вопрос, нужно ли искусство эпохе космических открытий, сказал: А я добавлю: любить можно Поэзию в сутки ракет. Потому странная вещь: человек каждая какой-то мере поэт («Стихотворение в альбом»)

Рыльского смущало то, что некоторые поэзию, искусство отдал на откуп технократическим, а то и прагматичным, потребительским тенденциям, а он, как поэт-гуманист, боролся за то искусство, которое способствовало гармоничному развитию личности. В стихотворении «Диалог» поэт напишет:

Как же так убого вы живете, Что же так пали вы, скажите, что в дни космической ракеты Соловья не в силах понял? Внутренний мир человека во всей его красе воспетый автором в «Голосеевской осени». По мнению поэта, определяющей чертой интеллектуальной человека должна быть духовность. Поэзия сборники, как говорят литературные критики, повернулась в сторону внутреннего мира, духовной жизни человека и способствовала развитию этого жанра, его тем, жанров и мотивов.

Традиционная тема тяжелого бремени прожитых лет и превращение его в хвалу жизни также имеет место в сборнике. В стихотворении «Как забыть» поэт писал: Жаль по прошлому, вещь известная, Да и нынешнее когда пройдет … Но пусть побьет тех оскомина, Кто весну зимой проклянут. Последний сборник поэта «Зимние записи» (1964). Она поражает читателя необыкновенной силой выраженных в ней мыслей и чувств. Как заметила литературная критика, читая стихи этого сборника, читатель сразу погружается в мир поэта — «чистый, тихий», светло-кристальой.

В стихах сборника — исповедь о том, чем жила, болела и радовалась его Беспокойная и беспокойная душа на склоне лет. Но не горечью проникнуты поэту строки. Его сердце охватывает радость от того, что жизнь не прожита нарочно, что жизнь прожита с людьми.

В стихотворении «Пахнет снегом, сеном, конским потом» художник смущен тем, что, к сожалению, современный человек начинает терять связь с природой, и предостерегает:

Поймите, люди, дело единую —

Что врать не умеет мой язык …

Внук мой любит запах бензина,

Ну, а я до сих пор еще не привык. В лирике последних лет, в частности в последний сборнике «Зимние записки» М. Рыльский как настоящий поэт-гражданин, позорит носителей тех пороков, которые имели место в жизни:

Братопродавци с белыми руками

И с черными сердцами — вот они,

Что взывали анонимными письмами

Дорогу в карьеру и в будешь. Заключительный стихотворение сборника «Следы маленьких ног на сыром снегу» — это мгновенные впечатления от увиденных на снегу следов ножек маленького ребенка. Они навевают воспоминания. Особенно это остро чувствует пожилой человек. И эти маленькие следы детских ножек в художественном ощущении автора стали основой для утверждения вечности ржи

М. Т. Рыльский — поэт с большой буквы. Свое литературы кредо он выразил в стихотворении «Что я ненавижу и что я люблю»:

Вещи простые и чистые люблю я:

Сердце для друзей открытый.

Разум, к другим внимателен.

Труд, что мир веселит,

Пожатие руки мозолистой,

Синие рассветы над водами;

Мужество и верность.

Народ и народы-Я люблю!

В предполагаемом решении судьбы главных романических героев - Елены и Лангового, - в трактовке непростых взаимоотношений Владимира Григорьевича и Мартемьянова в полной мере проявился гуманистический пафос автора. Разумеется, в гуманистическом аспекте решены автором и образы подпольщиков и партизан, "простых" людей, теряющих близких в страшной мясорубке войны (сцена гибели и похорон Дмитрия Ильина); страстным авторским отрицанием жестокости окрашены описания предсмертных мук Пташки-Игната Саенко, замученного в белогвардейском застенке. Об этом рассказано в монографиях о писателе А.Бушмина, Л.Киселевой, С.Заики и др. Мы же хотим подчеркнуть, что вопреки теории "социалистического гуманизма" гуманистический пафос Фадеева распространялся и на героев противоположного идейного лагеря. Всеволода Лангового справедливо сближали с Алексеем Турбиным: "Слова - родина, честь, присяга не были для Лангового только словами". Он заботился "о русском достоинстве и чести", "готовил себя к делам великим и славным" и завоевал себе право на власть над людьми "личной доблестью, умом, преданностью долгу - так, как он понимал его". Судьбе угодно было сделать его карателем... Как и для каждого большого писателя, для Фадеева классовый критерий в оценке человека не был определяющим. Человеческое обаяние Лангового, его преданность любимой женщине и даже человеческие слабости (в эпизоде с "роковой женщиной" - женой Маркевича) - все это складывается в живой, художественный образ. Фадеевым была предпринята еще одна попытка дать оценку событиям гражданской войны с общечеловеческих позиций. Это - картина сна Сени Кудрявого, хотя она и отдает некоторой нарочитостью и сусальностью. В путанице сна Сеня встречается с юнкером, которого когда-то арестовал: "Тогда, в живой жизни, Сеня не испытывал ничего, кроме злобы к юнкеру, и едва не заколол его, а сейчас, во сне, Сеня взбежал к нему на площадку и замахнулся штыком - и вдруг увидел, что юнкер совсем не страшен, а очень молод и сильно напуган, и лицо у него простое, как у подпаска. Он был так напуган и молод, этот юнкер, и так походил на подпаска, что его совсем нельзя было колоть, его нужно было погладить по голове. Сеня даже протянул руку, но он все же не мог забыть, что это юнкер, а не подпасок. "Нет, это опасно нам...-сказал он себе и отдернул руку.- Что опасно? - вдруг мучительно подумал он.- Да, опасно спать!"- почти выговорил он, разрепляя веки и прислушиваясь к тому, что творится в расположении хунхузов". И тем не менее в этом тоже была позиция писателя, нашедшего в себе мужество по-настоящему романтизировать белого офицера Лангового.

Поиски добра и справедливости... Они смущают умы, разжигают страсти. В столкновении разных идей и убеждений художники пытаются найти высшую правду, ту единственно правильную идею, которая может стать общей для всех людей.

Поиски справедливости иногда заводили Федора Михайловича Достоевского в беду, заставляли выступать против собственных более ранних убеждений. Но в наиболее сложные для писателя и всего народа годы он продолжал искать пути освобождения человечества от страданий, которые несет с собой антигуманный строй.

В романе «Преступление и наказание» отражено два мира. Один мир - город богатый, другой - бедный, о котором и пойдет речь в произведении. Именно там страдают люди.

Достоевский показывает, что душный город, грязь и теснота способствуют ощущению духовного одиночества людей. И поэтому люди относятся друг к другу с недоверием, завистью и ненавистью.

Герои произведения попадают в ситуации, которые не подлежат никаким правилам. Если бы Соня Мармеладова не пошла на улицу - умерли бы с голода ее родные. Сестра Раскольникова, Дуня, соглашается на брак с циником Лужиним, чтобы дать возможность брату Родиону закончить университет. Для обеих героинь добро в отношении к ближним становится злом в отношении к себе. Однако обе они способны на самопожертвование. Недаром Солнышка дарит Раскольникову «простонародный» крестик. Ведь путь обновления героя - признания народной веры, носителем которой является Соня Мармеладова. Судить героя может только она. Судить любовью, чувствительностью и взаимопониманием. Подтекстом автор высказал идею, что людей спасет братское отношение друг к другу.

А насчет Дуни, то она и Разуміхін почти не вспоминают о Боге, их гуманизм сугубо земной, а к «наполеоновской теории» они относятся так же негативно, как и Соня.

Даже страж общественного строя Порфирий Петрович является человеком гуманным, потому что пытается спасти общество не столько от преступников, сколько от теорий. Гораздо порядочнее, чем Раскольников, выступает Свидригайлов, потому что в нем пробудилась совесть. Поэтому он спас от голодной смерти детей Катерины Ивановны, вытащил из грязи и стыда Соню, оставил деньги для своей невесты, чтобы защитить ее от возможного падения. Своим самоубийством Свидригайлов доказывает Раскольникову невозможность иного пути для человека, нарушившего моральные принципы общества: «Понимаю, какие вопросы у вас в ходу: нрав-чувственные, что ли? Вопросы гражданина и человека? А вы их побоку: зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще гражданин и человек? А когда так, то и соваться не надобно: нечего не за свое дело браться».

Проявления доброты свойственны даже дурнуватому Лебезятникову, который заступился за Соню без малейшей личной заинтересованности, даже рискуя перед хозяйкой и соседями своей репутацией тихого жильца, потому что этому персонажу не свойственны ни подлость, ни ложь, ни низость.

Более девяноста персонажей в романе Достоевского. В чертах каждого из них, главных или эпизодических, можно найти множество положительных черт, изувеченных обществом.

Но в борьбе с этим обществом формируются фигуры Разумихина и Дуни, к которым можно полностью отнести слова Федора Достоевского: «Уже подрастает поколение, которое будет гуманно, человечно и великодушно».

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ОРДЕНА ДРУЖЕН НАРОДОВ ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТКРАТУГН ик. А. М. ГОРЬКОГО

На правах рукописи

ХЮИНЬ НЬЫ ФЫОНГ

КРИТИЧЕСКАЯ НАПРАВЛЕННОСТЬ, _ И ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ПАФОС СОВРЕМЕННОЙ СОВЕТСКОЙ И ВЬЕТНАМСКОЙ ЛИТЕРАТУ ГЫ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОЗЫ 80-х ГОДОВ)

Специальноть 10.01.08 - теория литературы

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

МОСКВА - 1990

Работа Ешюлнена в отделе теория литературы Института мировой литературы им. А.м.Горького.

Научный руководитель - доктор филологических наук Н.л.Ге:

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

про£ессор ¿.¡¿.Крупчанов

доктор филологических наук, профессор Н.И.Никулин"

Будущая организация: Московский государстве нни:1 ушшер-

ситет им.;.;.Б.Ломоносова, кафедра теории ли те рагу ри.

Защита состоится " "_ 1930 г. на заседании

специализированного совета д 002.44.01 по филологически« наукам при Институте кироЕой литературы им.А. ¡..Горького АН СССР по адресу: Москва, ул.Ьоровского, д.25-а.

С диссертацией мокно ознакомиться в библиотеке ¿л ют ".тута мировой литературы им.А.;.,.Горького АН СССР,

Учении секретарь специализированного совета

1. (-имя XArAKTiii: Г"!1..:i/,.,. ;;

" Актуальность тыл: iv с". _. „ >.."¿¡я;;. Ufv:.7i«wt здигоческоь направленности я гуглпыппт.чисмп-о ни. i.ta и литературе в последнее врел"л визш&ет:: иеОь а.ыхт.чльнии пнтеиес со сторон» советских асгстиьоь, л-гл-ритуi о:-сдоьг атикш», с«:д..с нкпите-ле:к Ь этом ватер.-;;; iздао ст^клиши; моОратьоя в тех новвх чертах, которне po.yiavT сс|«|-„-&лй«."м: ;а-.аь ¡1 познает соьро.\:е fill ая советская ли то ¿■ату га.

Как утнерыдает акадьанк a.!....iaa ow "гукаяnew является идеей но сниа."у оощьсквишшку ос/аа. ааа:^, ко.хст бить, важнейшей из всех ььхбккх идеи. ¡¡и;iaa;y и.х ч>!,.оиачсстьом на протяжении (.".¡¡огкх тысяче аа" а! aac kctoj:ai. ¡.двд гуглаазка - результат огромного «сторисо:. чо опыт;: в ¡"о налболье глубоком восприятии, результат 1л:оаиа»йя чьлоа^кси ь процессе талого опита самого себя, своих собстксяш.х задач. Ьдсд vi-t.atiU3.va есть высшая по свое;: оо«сстьснноа aaaaaaocia уг.аа алая категория"^.

Гушш:"зы д;:тера":уга.: а,ч-.аао;:ага-.-г угьср-адеше человеческих ЦЬННОС"Гс/. I! OAHiHii fct.CiiHO Oi-оиоадл"нуо KJiiTUKy VOX ЛВЛбййй, которые кевкыт ьсютороньбру {¿3i::i?;:»< человеческой личности, общества. Как » советской литератур., та»- и но вьетнамской ш наблюдаем се:ч.дия зиичтельник рос: jiicitnnccKOii направленности - это естестгааапп:, ¡¡¿:«ос>с:«ша я ¿¿обход;:,пгй процесс,

й конце ЧО~х а пичял. --0-х годов появн...:сь произведения, посташ;в1сие са.\:ые ис.ооле ыь»".. а i"pei>o:ait:e вопросы: "сакон вечности" Н.Думбадге, "алаха" 4.пк"П.:атова, "Карьер" В.Быкова, "Печальней детектив" и.Астапьева, ";,одар" b.i«юпуvaua... Эти произведения свадогьльоглулл", что критическое отношение к действительности реализуется в социаднетической литературе и благодаря отоад литература внесла весомый вклад в подготовку нрав-

1^Конрад Н.К. Избранные труди. 1,стор:ш.Ц., Ьаука,13?4, С.321.

ствепвоЛ к психологической перестройки оОцества.

Проблему критической направленности нельзя считать новой в критике и литературоведении. Б работах советских учены критическая направленность признается одним из основных сост вляедих uaicropob худоЕествешшх произведений нового времени.

Советская проза £-0-х годов с с".-дала широкую галерею от рицательных образов люде/, с чертами делячества и карьеризма, бюрократического чванства и властолюбия, скопидомства" и прио ретательства. Литература показывает зло - враждебное человек; уродующее его, чтобы за;хигать боли, уничтолсать постыдние мер зости казна. При этом литература стремится поддер;:сать и разв. гать е человеке подлинную человечность, поднимать свой голос в его защиту, говорить о своей хреЕоге за человеческую душу: "ьак трудно раздалось в человеке человеческое" (Ч.Айтматов)* Ьо Вьетнаме долгое всеет имела место недооценка рол критического начала в литературе, и это не активизировало ра боту писателей в области всестороннего анализа негативных яв^ лешш.¿изяя. Б своем днс-внике вьетнамский писатель Нгуен Мал Тяу писал: "Гл, писатели, а точнее те из нас, кто всегда был покладист, безобиден и знал лишь одно - прославлять, за всю сбою кизнь, случалось, никому не сделали ничего дурного. Одн) ко величайшая нака ошибка е том, что мы своей -"Покладистости а сктически попросту пасовали перед злом, перед теш уродства" мл, которых так немало в зяопа, особенно тогда, когда и зло j уродства эти обретали власть, кало-помалу получалось так, чт< мы их уже не видели, не различали, а они мезду тем калечили человеческие судьбы"*^.

■^АЛтматоз Ч. Плало.й., иолодая гвардия, I9&7, С.63. 2)l,TEuyor. I.".inh Cliau. l."c"oi buon viSt iaa clidi// Van nghe quah doi. Ha:ioi, 1939, ЗЛ, T.8.

Поворот вьетнамской литературы к крктйчест.у отга:-::е-вию действительности происходит в Ю-х года:-:, когда перед страной остро ставится задача декократизагда всех с^ер общественной жизни. Неприукрашенная правда:::пзнн, современная действительность представлены на страницах тг::ах пдопзведеш?, как "денщика в скором поезде" (19ЬЗ) Г.гуен;.лиь Тяу, "Встреча в конце года" (19Ы) и "Время человеческое" ШЬ1) лгуен Кхая, "Когда в саду облетают листья" (1965) Ь.а Еан Нханга, "Стоя у моря" (1ЭБ2) и "Остров чам" (19Ь5) Нгуен:.лнь Туана, "давним -давно" (1966) Ле Дну. В романе "По ту сто-сну иллюзий" (.1087) Зионг Тху Хнонг устами своего героя Пгуепа высказывает свое кредо: "Тне хотелось бы сказать, что миссия интеллигенции отнюдь не в угодничестве народу, лс в елейном восхвалении его, а в глубоко;.! понимании его недостатков, выявления их ранее,

не;;:ели это сделает кто-то другой.

Читая советскую и вьетнамскую прозу ЬО-х годов, иг приходим к тому, что проблема взаимоотношения критической направленности и гуманистического пафоса в литературе, безусловно, стала самой острой, ягучей и нуждается в еце белее глубоких решениях.

Рель работы - проследить своеобразие взаимоотношения критической направленности и гуманистического пафоса и его воплощения в литературе на материале произведений современных советских и вьетнамских писателей, осветить комплекс сло:«шх вопросов: художественную правда, активность и демократизацию литературы.

диссертант стремится не иллюстрировать теоретические вопроси образам! литературы, а рассмотреть, как епп существу-

I) Ва"опе Т1ги 1Шп£. Веп к!а Ьд ао уопе. Тзо"а «гиуГЧ. Иш. пи". На N51, 1987, Т.75.

>зт в самом про:13Рс;;с.

?.:его.г.ологк,ч а мопу.пкг. лсследог-чигл. ¡..етодолох"Ическу *> основу асслс човшнш состовллл припаяли маркспсгско-ленмнскоЙ теории г;г":-.ча.ч::л, гскроко и успешно црконяеаыв в советском ллторатурозбдеааг.. Оскох-ополагашес значснке имеют принципы диалектического едино т. г. содог.-иг«« к (Тора а прклдапн конкретного не торизма.

Ь данной работе ш используем испытанный и плодотворный е советской науке ксторико-типологический метод. Он позволяет, с одной стороны, спрэцедить критическую направленность как разновидность а кр^/г-лекис гуманнетаческого пафоса литератур:.. С другой стороны, этот метод позволяет установить общие, сходные черты критической направленности и гуманистического пафоса в советской п вьетнамской литературе и вместе с тек его черты, обусловленные национальными особенностями.

Научная новизна работы ссотоит в ток, что в ней впер-" вые ставится задача провести типологическое исследование двух литератур - советской и вьетнамской под углом зрения соединяющего их нового типа гуманизма. В диссертации делается попытка осмыслить своеобразие критической направленности советской и вьетнамской прозы ЫЗ-х годов, которое проявилось в том, чте ее гуманистический пас"ос, отражая процесс демократизации в ми ре, стал Бее более обогащаться острой критичностью.

Практическая значимость диссертации заключается в следующем: ее материалы мокно использовать при чтении курса лекции по теории литературы в вузе, при проведении спецкурсов и спецсеминаров по советской и вьетнамской литературе.

Апробация. Ь своей законченном Еиде работа была обсун-депа в отделе теории литературы Института мировой литературы имени А.¿.Горького Академии наук СССР.

По мате риалам диссертации íihtojc.v б."."ли прочитаны лекция для студентов II курса ййлолоппсскон; факультета Хоши-минского университета (19Ы-Д9Ь6 гг.), оиуйдкяошш статьи на страницах "ban нге" ("Хитература и искусство") и "Tan ти вая хок" ("Литературный ¡журнал").

Объем п стгуктуг-л работи. двссертаад"л состоит кз введения, трех глав и яаплкчеиия.

Объем диссертации 151 страница. К расоте приложен список литературы.

П. СОйьКйНИК РЛБи"ГЬ

Бо вводе ии!". рас к pu cae тс я актуальное т;-, работы,предварительно анализируется научная литература по те.г.в исследования.

В гладе попкой, nur.i-дгло:: "критическая направленность _ как теоретпко-дгте»атугя{Ц;н:о*)лег.:п", предполагайтся уточнить поечтия оцоиочио!: илкраглспзостг. и пафоса, вцясшгь соотношение критической и утверчкаш-б;: направленности в литературе.

Б первом параграфе "Оц":н.уп:.Ч"! sntipaibv. г.чость и пакоо латегатущ"." показано, что "воспроизведение" :.-азш1 в литературе представляет coooù ссеру яудочестзеалого познания, которая всегда органически связана с "сочленение:,:" "/дзнп и "приговором" (Н.Г.ЧерпытсЕскиЫ над не;:.

Гегель впервые преддо:.-:л определение пас]оса:судо:шика и ввел его в систем основных эстетических категории, видя в нем "подлинное сосредоточение, подлинное царство искусства,"^ фактор эмоционального взаимодействия кехду творцом худо>::ест-венного произведения л субъектом его восприятия.

. -^Гегель. Сочинения в 14-ти тт., Т.12, LÍ.,Гос.изд.,I9£9,С.327

кает из его об^ей. концепции искусства как "чувственного изображения идей". Это и есть, по Гегелю, своеобразие искусству как особой сорг.ы достижения "абсолютной истины". Философ выдвинул на первый тан всеобадаость искусства и рассматривал ее в гносеологическом аспекте. Высшее достоинство художественного произведения Гегель видел в его "истинной объективности", для которой от автора требуется "серьезное отношение" к предмету изображения. "Пафос, - разъясняет Гегель, - те всеобщие силы, которые выступают не только сам; по себе, в своей самостоятельное гл, но также навут в чедоьеческой груди и двинут человеческой душой в ее сокровеннейших глубинах"^.

В.Г.Белинский связал понятие пафоса с идеей - страстью. "В истинно поэтических произведениях, - пишет он, - мысль не является отвлеченным понятием, Еыраженным догматически, но составляет их душу, разлитую в них, как СЕет в хрустале. Гйасль в поэтических созданиях - это их лас ос иди патос. Что такое пафос? - Страстное проникновение и увлечение какой-нибудь адеею""" Пафос - условие того, что творческий процесс протекает с наибольшей интенсивностью и плодотворностью. Такое поникание па-■ фоса делает нужным изучение пафоса писателей как важнейшего свойства отражения художником действительности, а такле особенностей его творчестьа.

В рао"о^.х советских ученых, таких как Г.Н.Поспелов, Н.К.Гей, Е.Г.Тудкева, Ь.А.Дмитриев, Б.Е.Ковский, научный интерес к проблеме пафоса обусловлен стремлением искать и совер-шенстгоьать принципы анализа идейно!: направленности как отдельного произведения, так и творчества писателя в целом в тесной

^Гегель. Эстетика. Б 4-х тт. Т.1, к.,Искусство,1968, С.244.

"""Белинский Б.Г.Болн.собр.соч. в 13-ти тт. Ы.,изд.АН СССР, 19о5, Т.?, С.65?.

связи с общезначимыми явлениями и закономерностями художественного развития., в соотношении с определяющими тенденциями.

Пафос пронизывает произведение и сообщает ег.гу единое дыхание. В пафосе чувство и ммсль писателя составляют единое целое; в нем - ключ к идее произведения. Паоос немыслим без глубокой внутренней убежденности художника, которая заставила его взяться за перо.

Понятие папоса в диссертации раскрыто в анализе "Плахи" Ч.Айтматова. Гражданская боль за трагическую судьбу человека звучит в этом романе. Его пасос определяет глубокое потрясение происходящим вокруг, тот внутренний "взгнв", который приносит в себе так называемая "голая.правда" об окружающем tape, то есть активное неприятие мира такого, каким он предстает сегодня. Гуманистически;; па£ос романа не в торжестве добра над злом| человечности над жестокостью, а пре:зде Есего в передаче процесса пробуждения совести в человеке. Пас ос романа неразрывно связан с активной.-лизненноЛ позицией писателя, которая прояв-. ляется и в постановке актуальнейших проблем, и в художественном осмыслении нравственных искании современного человека, и в принципиальной оценке многих негативных явлений.

Второй параграф посвящен "Соотношению критической и ут-верыдающей fianравленности". Обе эти стороны пафоса органически присущи как всей лите;[атуре, так и творчеству одного писателя, и произведению. Б историческом плане они равно значи-. тельны дм мировой литературы. Ко в конкретных исторических условиях определенная направленность приобретает доминантное звучание. Например, критическая направленность реалистической литературы XIX века проявляется главным образом, в беспощадном отрицании эксплуататорского общества, в изображении.драматической судьбы человека. Благодаря углублению историзма, а

также соцкально-нразхтзехпг.:: проблематики, критическая направленность пасателех-рваялотов обретает больную, чем в иных художественных сасгьмах глубину, .ястштссть, многогранность и действенноет:..

Советский ученее Б.аинограДов, д,Карпов, Б.Сучкой, Г. Ломидзе убедительно ¿о:сазала ошибочность того положения, что критический реализм Й1л и ТЛ ее. кхл только пафосом отрицания, ничего не утвесдел п не ста?::;: перед собой никаких идеалов. Литература критического ¡еалпзма отнюдь не лишена положительного общественного идеала, который выражен и в общем идейном пафосе произведена!:, и в конкретных художественных образах.

Па ново;.", переломном этапе как в советской, так и во вьетнамской литературе остро ощущается потребность в возвращении, обновлении, качественном развитии неумирающих традиций литературы критического реаяазка в исследовании отрицательных обществен::;.::-: сторон, упадка морали и деградации личности.

Вке.сг- с ".сг:, .-гя на то, что критическая накрав- ,

ленность социалист.1.-" "чей литературы блине всего к литературе критического рс: ска протерпела качественное изменение. Сущность оссго я&улшшя состоит в том, что "отрицательные явления Еоспропзио^тся здесь в процессе их исторически необходимого преодоления, путем раскрытия кх все-мирноксторг.чеспой несссгол:¿льпоста, обреченности - в отличие от лцтерагу;:: :::чоского реализма, где отрицательное в жизни лишь ссуг"чДгилсл как враэдебаое людям, но в сущности

непреодолимей-

^Волков Ьл. "."вора-сжие метода и художественные систем;, ¡тскуссгг-о, 1^-;. С,:.""!а.

В советской и вьетнамской литературе критическая направленность приобретает особое значение в борьбе с превращением человека в функциональную безличностную величину, когда в обществе обострились многие опасные негативные явления -бюрократизм, коррупция, аразерство, демагогия, клеветнпчест-во, взяточничество... Писатель особо пристрастен к тревомпоП стороне жизни и связанной с ней проблематике, что и придает его творчеству внутреннюю критическую направленность, которая может стать паа.оссм его творчества или отдельных его произведений.

В диссертации сопоставляются с точки зрения показа современного мецанства роман. В.Ьелова "Все впереди" и роман Ма Ван Кханга "Когда б саду облетают листья" (1265). Так, в романе В.Белова "Все впереди" автор подвергает критическому анализу систему псеЕдоэтических и псевдозстетичоских ценностей. Писатель критически осмыслил и вскрыл деструктивную сущность современного мещанства, предетаЕЛг.:о::"с/ю большую опасность как для одной, отдельно взятой личности, так и для общества в целом. Б.Белов увидел и показал, что современным мещанством мо;кно манипулировать.

Как и книга В.Белова "Есе вперед;:", "Когда в саду ой-■ летают листья" Ьл Ван Кханга является семейао-бнтовым романом. В романе негативные явления рассматриваются не как пере-";китки прошлого, доставшиеся от старого мира, а продукт недо-- четов, возникнувший в развитии нового,строя. Роман написан в духе времени, полон взыскующих истин, он далек от идеализации как достоинств, так и недостатков вьетнамского общества.

Гуманистический паи ос проявляется не только и ке столько в изображении зла, сколько б самом отношении писателя к злу и борьбе против него. В романах "Бее впереди" и "Когда в

саду облетают листья" осноеным предметом изображения является зло, низкое и подлое, но целью изображения - добро, высокое и прекрасное, рисуя неутешительную картину действительности, авторы верят в возможность осуществления своих общественных идеалов, в победу борьбы за всестороннюю.человеческую личность.

Советская и вьетнамская литературы 60-х годов передают подчас весьма трудные обстоятельства и ситуации общественной и личной низки человека, они;хале;от людей, попавших в сдохную зачастую трагическую обстановку, но главное," внутренне они далека от безысходности. Они и1^ут ноеых прочных оснований в самой глзни народа и в его истории,в трагическом опыте этой истории. Опираясь на гуманистические традиции мирового искусства," они пытаются найти в самом человеке, в его нравственных устоях точку опоры для утверждения высоких идеалов, не идеализируя человека, беря его во всей реальной сложности.

Во второй главе "Критическая направленность во взаимоотношении с гуманистическим пааосом", проблема критической направленности рассматривается скеозь призму гуманизма.

Первый параграф1 этой главы -"Проблема гуманистического ■ пас,оса литературы".

Гуманизм литературы есть художественное познание и от-. ра:;:ение человечных отношений, явлений реальной кизни, пропущенное через мировоззрение и художественное восприятие писателя. Г,¡яровое искусство развивалось и развивается.под знаком выработки идеала полного человека. Гуманизм, как целенаправленное утверждение внутренней ценности человеческой ¡глзни и смысла человеческой истории, становится пафосом советской литературы.

Г.о мнению А.Твардовского, литература долква взять на ссйг. задачу "нравственного обеспечения общества". Чем выше

нравственное обеспечение, тем глубже гуманистический па$ос.

Гуманистический паевое советской литературы весьма активен, ибо он опирается на глубоко гуманное убеждение в том, что для полноты СЕоего счастья человек должен реализовать заложенные в нем внутренние возможности.

Б таких произведениях советской литературы, как повести "Пожар" Б.Распутна и "Зубр" Д.Гранина, романы "Закон вечности" Н.думбадзе, "Печальный детектив" Б.Лсгааьйва и "Плаха" Ч.Айтматова, центром внимания писателей является наличие личной активности и личной ответственности как основы мироощущения и всей жизненной позиции героя. Зто один из самых существенных показателей приобщения писателя к возникающей "новизне" мира.

В советской литературе последнего десятилетия понятие об общественной активности все более связывается с духовпо-нравственными поисками. Суть гуманистического пафоса литературы состоит в бесконечном поиске решения вечных вопросов, с целью дать читателям правильный ответ о смысле человеческой жизни.

Понятие "личности" стало для многих советских литературоведов и критиков символом духовности, нравственной последовательности и внутренней зрелости. Об этом так говорится в кгине Г.Белой "Художественный мир современной прозы": "Сегодня... скальпель анализа пошел и внутрь - вглубь дуаш человека. И это двуединотво предопределило специфику и характер современной прозы"

Б диссертации обращается внимание на этический харак-

^Белая Г. Художественный мир современной прозы. М.,Наука, 1963, С.6-7.

тер конфликта в современной советской и вьетнамской литературе. ■

В сьое время считалось, что нравственная справедливость непременно на стороне общества, коллектива, ибо общество предегавдчлось как слоившееся моральное и политическое единство. В советском и вьетнамском обществе подобного морального и политического единства пока нет. Столкновения между обществом и переживаниями отдельной личности могут привести к страданию последней, хотя она и лишена эгоистического интереса.

Для вьетнамской литературы тема утверждения личности и человеческого счастья никогда не достигала такой степени притягательности и силы, полагает диссертант, как в романе "давным-даЕно" (1966) Ле Лыу. Именно этот роман смело сказал нашему читателю о том, что определенное время человек жил далеко не полнокровной жизнью, а наоборот, как в насмешку, ему дароЕан был некий эрзац. Человек, если можно так выразиться, прокипал не свою, а чужую, чуждую ему жизнь, а даже когда никто его не принуждал к этому, то он принуждал себя сам, по собственной, так сказать," воле.

Анализируя образ героя Зянг ¡¿инь Шая романа "Давным-давно", диссертант указывает, что его трагедия - это трагедия хорошего человека, проявившего пассивность в определенный исторический момент из-за своего инфантилизма и наивности. Роман "Давным-давно" - это крик целого поколения, потерявшего и молодость, и счастье, поскольку оно не решилось пойти на риск и утверждать"себя, бороться за свободу личности. Поведав о трагической судьбе человека, утратившего себя, "давным-давно" дает наглядный урок, раскрывает глаза на ценность личности, что и делает это произведение по-настоящему глубоким.

Писатель-гуманист все чаще и настойчиво, остро и тревожно говорит о непреходящих ценностях, об очаровании человека. Внимание именно к той нравственной субстанции, которая и выделяет его из всего нивого, - к его индивидуальности, которая ничего общего не имеет с самодавлеющим эгоцентризмом, -вот что определяет гуманизм высшей пробы в этом расколотом надвое мире. Его основой является человек, готовый жить в обществе и для общества, т.е. способный развивать, раскрывать в себе подлинно человеческие потенции.

Отражение глубинных истор1ческих процессов, связанных с -утверздением гуманизма в действительности и в художественной литературе дает для литературоведения богатейший материал как в плане сравнения художественных произведений с. самой жизнью, так и сравнения этих процессов в произведениях разных писателей, открывает широкие и еще недостаточно используемые возможности анализа конкретных произведений современной литературы.

Нравственная оценка в свете гуманистического идеала интересует диссертанта во втором параграфе.

Показ новых противоречий в человеке и обществе - именно это становится ведущей тенденцией советской и вьетнамской литературы на современном этапе. Но это требует и новой структуры произведений, нобых форм обобщения конфликтов, позволяющих вскрыть реальную диалектику жизни.

Справедливо замечает И.А.Бернштейн, что "изменения характера конфликтов и появление новых конфликтных ситуаций связаны с углублением и развитием в современной литературе концепции человеческой жизни, другими словами, эти процессы неотделимы от обогащения общей гуманистической концепции

современности"^.

Ьскрыть диалектику развития в борьбе положительного и отрицательного - вот один из важнейших признаков художественного реализма. Советская и вьетнамская литературы выявили, отработали эту диалектику в формах острых нравственных конфликтов и коллизий.

Анализ повести В.Распутина "По;хар" свидетельствует,что в ее объемной;::анровой сТорме присутствует, если не полнота жизни во всех своих позитивно-негативных связях, гранях, то яркая тенденция. Одна из блестящих идеи повести состоит в.. том, что свет переворачивается несразу, не одним махом, а вот так: было не положено, не принято, стало положено и принято, было нельзя - стало можно, считалось за позор, за смертный грех - почитается за доблесть и лоекость.

Стоит подчеркнуть, что вину за нравственное неблагополучие Б.Распутин не склонен возлагать лишь на определенную часть общества. "По&ар" создан в традициях демократической литературы прошлого. Эти традиции предполагают тщательное конкретно-историческое исследование отношений личности и об- " стоятельств.

Писатель соотносит существенные противоречия эпохи не с сиюминутным в кизни, а со всем прошлым историческим и художественным опытом. В этом - значение открытых им художественных типов.

£.авая нравственную сделку в свете гуманистического па-сроса, писатели остро ставят вопрос об ответственности личности за свое поведение ео всех сферах казна. Процесс упадка

^БернштеИн К.А. Нравственным конфликт и развитие романа в литературах социалистических стран / В кн.:"Гуманистический пафос советской литературы". Ы., Наука, 1962, С.£9.

личности стоит в прямой связи с ее безответственностью. Личность должна быть ответственной за свои поступки, поскольку сегодня она сама реализует свой выбор в ситуации, которую дает ее реальная жизнь, - будь то военная действительность или относительно мирная современность в ее сложнейших противоречиях. В условиях "выбора" вокруг личности создается зона внимания. Писатели выделяют в сбойх произведениях персонажей, язляювдх собой пример социально негативной позиции, тех,кто делает выбор в пользу эгоизма, подлости, бездушия, карьеризма.

Примерами нравственных поисков героев в диссертации выделены произведения В.ВыкоЕа "Карьер" и Нгуон Линь Тяу "Автопортрет".

В "Карьере" в контакт осмысления вступают военная и сегодняшняя жизнь, идеалы и нормы" военного времени и сегодняшняя духовная реальность. Спор в сознании Агеева Еедут самооправдание и самоосуждение. И хотя самооправдание, кач у всякого честного, совестливого человека, в Агееве значительно слабее самоосуждения, оно все-таки существует - как нормальный здоровый инстинкт самосохранения, позволяющий человеку жигь, сознавая и переливая свою вину, до не обрекая его на полный распад, спасая от трагического финала.

Сходный психологический диалог внутренних голосов идет в произведении "Автопортрет" вьетнамского писателя Нгуен кинь Тяу: талантливый художник, совершивший ошибку, хочет понять как и почему он оступился. Рассказ написан от первого лица. Ьучаясь за былую ошибку, за содеянное, художник остается один на один с собой, чтобы отвечая на приведенные строки, разобраться в том, что он сделал.

Подобные сложные явления - персонажей "Карьера" и - 15 -

"Автопортрета" - А.Бочаров предлагает назвать не отрицательным! персонажами, а антигероями. В них наряду с плохими, отрицательными качествами есть нечто хорошее, привлекательное, что, собственно, и позволяет им держаться на поверхности^.

Тгетья глава диссертации "Гуманистический пафос и художественная активность литературы". В этой главе автор диссертации дает понимание художественной правды как результата критической направленности и гуманистического пафоса. Активность литературы, считает диссертант, усиливается критическим началом, стоит в прямой связи с художественной правдой.

В первом параграфе "Художественная правда и ее соотношения" подчеркивается, что литература гуманна, презде всего, своей правдой. Ь этом смысле "нравственность есть правда" (В. Пектин). Гуманистический пафос и художественная правда стоят в нераздельном, но достаточно сложном взаимодействии. Художественная правда немыслима без правды жизни, но одновременно она невозможна без отхода, трансформации, преобразования того, на что опирается, представителем чего выступает.

Здесь дается краткий обзор-разных млений писателей и критиков (С.Ф.Кузнецова, Ь.П.Толстых, П.А.Дедкова, Д.У.Уряова) о художественной правде в дискуссии на тему "Современная проза, Правда и правдоподобие", проведенной "Литературной газетой" в 19Ь5 г.

Принцип отражения жизни в искусстве включает в себя акт творения, акт пересоздания объекта изображения. На противоречивом единстве уподобления и разуподобления основана природа образного освоения жизни.

Литературный образ, разрасстаясь из микроструктуры в

^Бочаров А. Литература и время. М..ХУдожесгЕенная литература, 1966, С.119.

макроструктуру, не претендует и не ыо;кет претендовать на то, чтобы быть самостоятельной действительностью, равновеликой, равнозначной реальности человеческого бытия. Художественный мир осуществляется по своим внутренним законам, но позволяет понять закономерности жизни и человеческую сущность, лежащие вне его. Художник, создавая образное подобие жизни, вопрошает ее.

Художественная правда определяется прежде всего способностью писателя подвергнуть серьезному исследованию весь социально-нравственный разрез жизни общества, запечатлеть его в ярких запоминающихся человеческих характерах.

Анализируя роман "Печальный детектив" Б.Астафьева, диссертант учитывает мнения критиков и писателей, которые высказывались в журнале "Вопросы литературы" (Е.В.Старикова, В.П.Соколов, В.А.Коваленко, Н.Б.Кванова...). Появление "Печального детектива" В.Астафьева приковало внимание к корням сегодняшних социально-нравственных противоречий. Писатель А.Адамович относит роман Б.Астафьева, а также "Пожар" В.Распутина и "Плаху" Ч.Айтматова к произведениям, утверждающим "новое понимание художественности".

В диссертации утверждается, что поиск слова,адекватного правде времени, вывело литературу я публицистическому началу. Не случайно в произведениях критической направленности возрастает доля открытого выражения писателями своих симпатий, убеждений, взглядов в идейно-художественной структуре произведений, включенных в собственно сюжетную ткань повествования - в авторских "отступлениях", диалогах, раз"ъ-яснениях, уточнениях. Публицистическое начало составляет порой главный движущий стержень современной проблематики. Так, например, в романе "Закон вечности" Н.Думбадзе герой

Бачана открыто излагает свое понимание человеческого достоинства, чести, признания и долга. В повести "Пожар" В.Распутина и романе "Печальный детектив" В.Астафьева за раздумьями У.Еана Петровича и Сошина слышится голос авторов, их боль и тревога за общество, за человека.

Во втором параграфе исследуются проблемы "Гуманистического пас оса г. демократизации литературы."

Литература - одно из отличных орудий проверки демократичности того общества, которым она порождена. Если писатели тоскуют в своих произведениях о свободе, то, следовательно, общество, жизнь которого они рисуют, нуждается в демократизации.

Советская литература 10-х годов идет к трибуне демократизации, ибо она стремится поддержать и развить в человеке желание и умение лично вмешиваться в происходящее, повлиять на события, быть не пешкой, а инициатором, вершителем слоей и общей судьбы.

Если проследить путь развития современной советской ли тературы, то мы увидим, что советские писатели рассказывают о том, как вырастал простой, рядовой человек, для которого все современные проблемы общества становились его личной заботой. Не случайно и сегодня один за другим - и независимо друг от друга - появляются произведения, где герои, к которым мы отно симся с пониманием и симпатией, сами, не дожидаясь решений уполномоченных на то органов, как бы выносят и приводят в исполнение свой собственный приговор тем, кто живет не по-человечески, вопреки моральным нормам.

Гуманистический пафос литературы вырабатывает демократическое понимание человеческой сущности: подход к человеку как к личности, субъекту творчества, а не как продукту исторг / - 16 - * "

или ее средству, или, иными словами, "тлеющему угольку человеческих судеб", бесправной песчинке, бледному наброску к гигантской картине бытия, объемлющей и кассы, и классы, и нации, и саму историю, а революцию.

Демократизация общества в реальной казни достигается не лозунгами, она может быть осуществлена лишь тогда, когда каждый составляющий этого общества поднимается до уровня демократии, ощутит себя личностью. Литература как раз и есть то прекрасное средство, которое как нельзя лучше активизирует процесс становления личности.

Критерий наиболее полного, последовательного демократизма литературы неотрывен от высоты требований эстетических. Сочетание высокого и разнообразного художественного потенциала литературы со способностью завоевывать широчайшего демократического читателя не есть результат лишь чьих-то произвольных желаний, внешних обстоятельств. Оно - результат творческой индивидуальности писателя и его труда, неповторимо-индивиду-альиого таланта, творческого поиска жапрово-стмлевых форм, отвечающего общественным потребностям.

В данном параграфе диссертанта интересуют влияние советской литературы на вьетнамских читателей а процесс взаимодействия наших литератур.

С большим интересом встретили вьетнамские читатели вн.- ,. ход на вьетнамском языке таких произведений советских писате- , лей, где проявляются критическая направленность и гуманистический паф,ос. Бо Вьетнаме до сих пор идут дискуссии вокруг таких популярных среди наших читателей произведений, как"?ай-онвые будни" В.Овечкина, "Закон вечности" Н.Думбадзе, "Пожар" В.Распутина, "Печальный детектив" В.Астафьева, "Плаха" Ч.Айтматова, "Зубр" Д.Гранина.

Вьетнамские писатели склонны усваивать творческий опыт советских писателей с тем, чтобы ответить на актуальные вопросы СЕоей литературы, ¡многие вьетнамские критики считают, что сейчас советские писатели стараются показать глуби- . ну мышления сеоих героев, развитие самосознания, и ставить головоломные вопросы, затрагивающие как отдельно взятый народ, так и все человечество нашей неспокойной планеты.

В заключении содержатся основные выводы диссертации:

1. Практика развития современной советской и вьетнамской литературы 60-х годов свидетельствует о нарастании гуманистического пайоса в произведениях ведущих писателей наших стран. На рубеже ЬО-х годов с возрастанием философской и нравственной проблематики в художественных произведениях советских и вьетнамских писателей высвечиваются новые грани гуманизма, характеризующиеся неразрывной, органической связью человека с.судьбами всего человечества, всей планеты. ,

2. Считая критическую направленность одним из ва-шей-ших имманентных сторон содержания литературного произведения, мы.подтЕер-здаем, что она вытекает из страстной устремленности писателей к возвышенным гуманистическим идеалам. Если же критическое начало развивается независимо от гуманистического пафоса, то это отрицательно влияет на ценность, значимость художественного произведения. Такой путь творчества оказывается, как правило, бесперспективным.

5."Критическое начало произведения неотрывно связано с категорией художественной правды. Сосредоточенность советской и вьетнамской прозы на отрицательных сторонах общественной жизни повышает уровень художественной правды. Углубление критической направленности литературы - это прояв-

ленив художественного исследования действительности в духе реализма. Кз опыта советской и вьетнамкой прозы 10-х годов ми можем прийти к выводу, что глубокий гуманистический пафос и истинная критическая направленность - это факторы организаций художественной правды.

4. Одна из важнейших сторон современного советского и вьетнамского литературного процесса состоит в последовательных сдвигах в сторону расширения демократической основы и поля деятельности литературы. Так, в советской и вьетнамской прозе 80-х годов качественные сдвиги в критической направленности и гуманистическом пафосе литературы тесно связаны с демократизацией содержания и языка произведений, участием литературы в демократическом движении всего общества.

Советская и вьетнамская литературы, обращаясь к урокам действительности, в напряженном поиске смысла современной жизни, в попытках осознать причины и следствия негативных явлений, стремятся сохранить "экологию человеческой культуры" (Д.С.Лихачев).

Основные полокения работы отражены в следующих публикациях (на вьетнамском языке):

1. Введение в"литературоведение. Литературное произведение (Учебное пособие). Хошимин, Хошиминский университет, 1966, 148 с. _

2. "Встреча в конце года" - диалог янтеллягентов о жизни // Бан нге, IS83, JS 3.

3. Заметки о сборнике рассказов Нгуен Минь Тяу "йенщи-на в скором поезде" // Бан нге, 1984, № 32.

4. Некоторые проблемы литературоведения и литературной критики в Хошимине //. Tan ти ван хок. 1986, К 2.

5. Роман Нгуен Кхая "Время человеческое". Отклики и

резонанс // Ban нге, 1986, № 16.

6. Литература в изменяющемся городе // Ван нге, 1987,

7. Критическая направленность литературы наших дней // Бал нге, 1988, ^ 24.