Исаак Левитан. Тихая обитель.
1890. Холст, масло. 87 x 108. Третьяковская Галерея, Москва, Россия.

Левитан и в 1890 году, и позднее, оказываясь на Западе и высоко отзываясь о европейской культуре и удобствах быта, вскоре начинал тосковать по любимой русской природе. Так, весной 1894 года он писал Аполлинарию Васнецову из Ниццы: «Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси - реки разлились, оживает все. Нет лучше страны, чем Россия... Только в России может быть настоящий пейзажист».

Однажды под влиянием Кувшинниковой в день Святой Троицы Левитан, воспитанный в традициях иудаизма, вместе с ней в первый или второй раз отправился в православный храм и там, услышав слова праздничной молитвы, он вдруг прослезился. Художник объяснил, что это не «православная, а какая-то… мировая молитва»! Так был написан удивительный по красоте и мажорному звучанию пейзаж «Тихая обитель», таящий в себе глубокое философское рассуждение о жизни.

Обитель отчасти скрыта в густом лесу, озаренном лучами вечернего солнца. Купола ее церкви нежно сияют на фоне золотисто-голубого неба, которое отражается в прозрачной воде. Через реку перекинут старый, кое-где разрушенный и подлатанный деревянный мост. К нему ведет светлая песчаная тропинка, и все словно приглашает пойти и окунуться в очищающую умиротворенность бытия святой обители. Настроение этой картины оставляет надежду на возможность гармонии человека с самим собой и обретение им тихого счастья.

Сохранились свидетельства о том, что после появления этой картины на передвижной выставке 1891 года имя Левитана было «на устах всей интеллигентной Москвы». Люди приходили на выставку только для того, чтобы еще раз увидеть картину, говорившую что-то очень важное их сердцам, и благодарили художника за «блаженное настроение, сладкое душевное спокойствие, которое вызывал этот тихий уголок земли русской, изолированный от всего мира и всех лицемерных наших дел».

В картине «Тихая обитель» недвижность воздуха, покой природы запечатлелись в необычайно тонких оттенках и взаимоотношениях цвета. Реалистическая пластика достигла здесь совершенства. В этой картине живопись Левитана обрела несравненное качество — точность воспроизведения предметного мира, воздушной среды, светотени, цвета. Тени от деревьев положены безукоризненно верно. Они лишены приблизительности. Точность переданной освещенности, тона, рисунка, цвета придает живописи Левитана полноту художественного изъяснения.

Не случайно, как вспоминал Александр Бенуа, первым зрителям картины «казалось, точно сняли ставни с окон, раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в старое выставочное зало». Николай Рубцов посвятил следующее стихотворение этой картине:
В глаза бревенчатым лачугам
глядит алеющая мгла.
Над колокольчиковым лугом
собор звонит в колокола.

Звон заокольный и окольный,
у окон, около колонн.
Звон колоколен колокольный,
и колокольчиковый звон.

И колокольцем каждым
в душу любого русского спроси!
звонит, как в колокол, не глуше,
звон левитановской Руси!

Современники оставили немало признаний в том, что Левитан помог им увидеть родную землю. Александр Бенуа вспоминал, что «лишь с появлением картин Левитана» он поверил в красоту, а не в «красоты» русской природы: «...оказалось, что прекрасен холодный свод ее неба, прекрасны ее сумерки, алое зарево закатного солнца и бурые весенние реки, прекрасны все отношения ее особенных красок»

«Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой — просто так он был рожден. До каких „чертиков“ виртуозности дошел он в своих последних вещах!.. Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством» (Головин А.Я.).

В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог.

Что могло быть проще этой картины? Летнее утро. Студеная полная река плавно огибает лесистый мысок. Через нее перекинут жиденький мост на жердочках. Из-за берез противоположного берега алеют в холодных, розовых лучах, на совершенно светлом небе, купола и колокольня небольшого монастыря. Мотив поэтичный, милый, изящный, но, в сущности, избитый. Мало ли было написано и раньше монастырей при розовом утреннем или вечернем освещении? Мало ли прозрачных речек, березовых рощиц? Однако ясно было, что здесь Левитан сказал новое слово, запел новую чудную песнь, и эта песнь о давно знакомых вещах так по-новому очаровывала, что самые вещи казались невиданными, только что открытыми. Они прямо поражали своей нетронутой, свежей поэзией. И сразу стало ясно еще и то, что здесь не «случайно удавшийся этюдик», но картина мастера и что отныне этот мастер должен быть одним из первых среди всех.
Александр Бенуа. Статья о Левитане из книги «История русской живописи в XIX веке», 1901

Левитан и в 1890 году, и позднее, оказываясь на Западе и высоко отзываясь о европейской культуре и удобствах быта, вскоре начинал тосковать по любимой русской природе. Так, весной 1894 года он писал Аполлинарию Васнецову из Ниццы: "Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси — реки разлились, оживает все. Нет лучше страны, чем Россия... Только в России может быть настоящий пейзажист".

Однажды под влиянием Кувшинниковой в день Святой Троицы Левитан, воспитанный в традициях иудаизма, вместе с ней в первый или второй раз отправился в православный храм и там, услышав слова праздничной молитвы, он вдруг прослезился. Художник объяснил, что это не «православная, а какая-то… мировая молитва»! Так был написан удивительный по красоте и мажорному звучанию пейзаж «Тихая обитель», таящий в себе глубокое философское рассуждение о жизни.

Обитель отчасти скрыта в густом лесу, озаренном лучами вечернего солнца. Купола ее церкви нежно сияют на фоне золотисто-голубого неба, которое отражается в прозрачной воде. Через реку перекинут старый, кое-где разрушенный и подлатанный деревянный мост. К нему ведет светлая песчаная тропинка, и все словно приглашает пойти и окунуться в очищающую умиротворенность бытия святой обители. Настроение этой картины оставляет надежду на возможность гармонии человека с самим собой и обретение им тихого счастья.

Сохранились свидетельства о том, что после появления этой картины на передвижной выставке 1891 года имя Левитана было "на устах всей интеллигентной Москвы". Люди приходили на выставку только для того, чтобы еще раз увидеть картину, говорившую что-то очень важное их сердцам, и благодарили художника за "блаженное настроение, сладкое душевное спокойствие, которое вызывал этот тихий уголок земли русской, изолированный от всего мира и всех лицемерных наших дел".

В картине "Тихая обитель" недвижность воздуха, покой природы запечатлелись в необычайно тонких оттенках и взаимоотношениях цвета. Реалистическая пластика достигла здесь совершенства. В этой картине живопись Левитана обрела несравненное качество - точность воспроизведения предметного мира, воздушной среды, светотени, цвета. Тени от деревьев положены безукоризненно верно. Они лишены приблизительности. Точность переданной освещенности, тона, рисунка, цвета придает живописи Левитана полноту художественного изъяснения.

Не случайно, как вспоминал Александр Бенуа, первым зрителям картины "казалось, точно сняли ставни с окон, раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в старое выставочное зало". Николай Рубцов посвятил следующее стихотворение этой картине:

Современники оставили немало признаний в том, что Левитан помог им увидеть родную землю. Александр Бенуа вспоминал, что "лишь с появлением картин Левитана" он поверил в красоту, а не в "красоты" русской природы: "...оказалось, что прекрасен холодный свод ее неба, прекрасны ее сумерки, алое зарево закатного солнца и бурые весенние реки, прекрасны все отношения ее особенных красок"

"Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой - просто так он был рожден. До каких "чертиков" виртуозности дошел он в своих последних вещах!.. Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством" (Головин А.Я.).

В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог.

Что могло быть проще этой картины? Летнее утро. Студеная полная река плавно огибает лесистый мысок. Через нее перекинут жиденький мост на жердочках. Из-за берез противоположного берега алеют в холодных, розовых лучах, на совершенно светлом небе, купола и колокольня небольшого монастыря. Мотив поэтичный, милый, изящный, но, в сущности, избитый. Мало ли было написано и раньше монастырей при розовом утреннем или вечернем освещении? Мало ли прозрачных речек, березовых рощиц? Однако ясно было, что здесь Левитан сказал новое слово, запел новую чудную песнь, и эта песнь о давно знакомых вещах так по-новому очаровывала, что самые вещи казались невиданными, только что открытыми. Они прямо поражали своей нетронутой, свежей поэзией. И сразу стало ясно еще и то, что здесь не «случайно удавшийся этюдик», но картина мастера и что отныне этот мастер должен быть одним из первых среди всех.

Исаак Ильич Левитан - русский художник, мастер «пейзажа настроения». Его картина «Тихая обитель» очень интересна для любителей живописи, да и для всех людей тоже. Она наполнена свежими красками, а необычная техника исполнения придает ей особые очертания.

Пейзаж исполнен в зелено - голубых тонах. Здесь чувствуется четкое разграничение между небом и землей, зелеными и голубыми цветами.

На переднем плане мы видим мост, который протянулся вдоль небольшой зеленоватой речушки. В воде можно разглядеть отражение деревьев и церкви, которая стоит неподалеку от берега. Интересным является то, что картина исполнена масляными красками и, благодаря этому, художнику удалось добиться эффекта рельефности на холсте. Перед собою мы видим объемные облака, которые, кажется, вот-вот и выпрыгнут из картины на нас. Небо выполнено в довольно необычной цветовой гамме, так как фиолетовые облака - это своеобразная интерпретация автора. Благодаря нечеткости изображаемого, Исааку Ильичу удалось добиться реалистичного перехода воды в землю и наоборот.

На заднем фоне мы видим огромное изобилие деревьев, возможно, это какое-то лесничество или бор. Среди деревьев взблескивает своими золотыми куполами небольшая церковь, которая словно тянется к небесному свету. Чуть дальше изображен еще одни храм, который из- за всего этого количества растительности практически не видно, только кончики куполов выглядывают из-за верхушек деревьев, пытаясь оглядеться вокруг.

В целом об этой картине можно говорить долго. Нет сомнений, что Левитан - один из выдающихся живописцев - пейзажистов. А его холст «Тихая обитель» - это прекрасное воплощение спокойствия и умиротворенности природы. Глядя на эту картину, ты можешь отдохнуть душой, насытиться тем спокойствием и непоколебимостью, которую несет в себе это полотно.

Сочинение по картине «Тихая обитель» Левитан

Одним из самых знаменитых полотен Исаака Ильича Левитана есть картина «Тихая обитель». Это полотно относится к так называемому церковному пейзажу. Оно принесло оглушительную славу автору на выставке передвижников.

Как на всех картинах автора, так и здесь нашему взору раскрывается прекрасный вид на необъятную природу. Большие могучие деревья своей пышностью и густотой зелени создают вид непроходимого леса. Небольшая тихая река разделила берега своей холодной водой. И теперь их соединяет только деревянный мостик расположившейся от одной протоптанной тропинки к другой. Судя по протоптанным тропинкам и самому мосту, они здесь уже давно. Зелень уже даже не пытается пробиться сквозь протоптанную землю, а деревянные детали мостика потихонечку теряют свою мощь.

В глади воды, как в огромном зеркале отражается светло-голубое небо с пушистыми тучками, темно-зеленые деревья и кусты берегов, купола церкви и некоторых построек. По переливам цветов на воде видно, что уже вечереет. Тишина и покой наполняют окружность. Только скоро звон колокольни нарушит тишину, приглашая всех на вечернюю службу, и вновь умолкнет, передав владения вечерним сумеркам.

Насколько бы простой ни казалась нам картина, в ней скрыт очень важный внутренний мир. И для каждого зрителя он имеет свои нотки и звуки. В этом и есть ее особенность и проницательность. Полотно достойно наивысшей похвалы.

Сочинение описание картины «Тихая обитель»

И. И. Левитан – один из известнейших русских пейзажистов, а его «Тихая обитель» - одно из наиболее знаменитых полотен с церковным изображением. Именно оно принесло колоссальную славу художнику на выставке передвижников.

Прекрасна и проста картина с изображением летнего утра, спокойной речки с отражением небольших тучек, светлого и ясного неба. Виден старый, потрепанный жизнью, мостик, который ведет на другой берег. Небольшая тропинка идет от реки в густоту деревьев. Из-за высокой рощи могучих деревьев виднеются купола церкви и небольшого монастыря, кажется, вот-вот прозвучит звон колоколов.

Исаак Левитан. Тихая обитель.
1890. Холст, масло. 87 x 108. Третьяковская Галерея, Москва, Россия.

Левитан и в 1890 году, и позднее, оказываясь на Западе и высоко отзываясь о европейской культуре и удобствах быта, вскоре начинал тосковать по любимой русской природе. Так, весной 1894 года он писал Аполлинарию Васнецову из Ниццы: "Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси - реки разлились, оживает все. Нет лучше страны, чем Россия... Только в России может быть настоящий пейзажист".

Однажды под влиянием Кувшинниковой в день Святой Троицы Левитан, воспитанный в традициях иудаизма, вместе с ней в первый или второй раз отправился в православный храм и там, услышав слова праздничной молитвы, он вдруг прослезился. Художник объяснил, что это не «православная, а какая-то… мировая молитва»! Так был написан удивительный по красоте и мажорному звучанию пейзаж «Тихая обитель», таящий в себе глубокое философское рассуждение о жизни.

Обитель отчасти скрыта в густом лесу, озаренном лучами вечернего солнца. Купола ее церкви нежно сияют на фоне золотисто-голубого неба, которое отражается в прозрачной воде. Через реку перекинут старый, кое-где разрушенный и подлатанный деревянный мост. К нему ведет светлая песчаная тропинка, и все словно приглашает пойти и окунуться в очищающую умиротворенность бытия святой обители. Настроение этой картины оставляет надежду на возможность гармонии человека с самим собой и обретение им тихого счастья.

Сохранились свидетельства о том, что после появления этой картины на передвижной выставке 1891 года имя Левитана было "на устах всей интеллигентной Москвы". Люди приходили на выставку только для того, чтобы еще раз увидеть картину, говорившую что-то очень важное их сердцам, и благодарили художника за "блаженное настроение, сладкое душевное спокойствие, которое вызывал этот тихий уголок земли русской, изолированный от всего мира и всех лицемерных наших дел".

В картине "Тихая обитель" недвижность воздуха, покой природы запечатлелись в необычайно тонких оттенках и взаимоотношениях цвета. Реалистическая пластика достигла здесь совершенства. В этой картине живопись Левитана обрела несравненное качество - точность воспроизведения предметного мира, воздушной среды, светотени, цвета. Тени от деревьев положены безукоризненно верно. Они лишены приблизительности. Точность переданной освещенности, тона, рисунка, цвета придает живописи Левитана полноту художественного изъяснения.

Не случайно, как вспоминал Александр Бенуа, первым зрителям картины "казалось, точно сняли ставни с окон, раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в старое выставочное зало". Николай Рубцов посвятил следующее стихотворение этой картине:

Современники оставили немало признаний в том, что Левитан помог им увидеть родную землю. Александр Бенуа вспоминал, что "лишь с появлением картин Левитана" он поверил в красоту, а не в "красоты" русской природы: "...оказалось, что прекрасен холодный свод ее неба, прекрасны ее сумерки, алое зарево закатного солнца и бурые весенние реки, прекрасны все отношения ее особенных красок"

"Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой - просто так он был рожден. До каких "чертиков" виртуозности дошел он в своих последних вещах!.. Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством" (Головин А.Я.).

В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог.

Что могло быть проще этой картины? Летнее утро. Студеная полная река плавно огибает лесистый мысок. Через нее перекинут жиденький мост на жердочках. Из-за берез противоположного берега алеют в холодных, розовых лучах, на совершенно светлом небе, купола и колокольня небольшого монастыря. Мотив поэтичный, милый, изящный, но, в сущности, избитый. Мало ли было написано и раньше монастырей при розовом утреннем или вечернем освещении? Мало ли прозрачных речек, березовых рощиц? Однако ясно было, что здесь Левитан сказал новое слово, запел новую чудную песнь, и эта песнь о давно знакомых вещах так по-новому очаровывала, что самые вещи казались невиданными, только что открытыми. Они прямо поражали своей нетронутой, свежей поэзией. И сразу стало ясно еще и то, что здесь не «случайно удавшийся этюдик», но картина мастера и что отныне этот мастер должен быть одним из первых среди всех.

Александр Бенуа. Статья о Левитане из книги "История русской живописи в XIX веке", 1901