Павла Леонтьевна Вульф (1878-1961) - русская актриса, заслуженная артистка Республики (1927).
Биография
Из дворянской семьи.
Актрисой решила стать после того, как увидела на сцене В. Ф. Комиссаржевскую. По совету Комиссаржевской, к которой обратилась с письмом, поступила в драматическую школу Поллак, через год перешла на драматические курсы в императорском балетном училище при Александринском театре.
Дебютировала на сцене студенткой в роли Лауры в пьесе Г. Зудермана «Бой бабочек».
По завершении учёбы по совету своего педагога В. Данилина пыталась поступить в Московский Художественный театр, но не была принята. С 1901 года работала в Нижегородском театре в антрепризе Незлобина.
В 1902-1904 актриса Рижского городского театра.
После революции жила в Ростове-на-Дону. Там познакомилась с Фаиной Раневской. Стала её другом и учителем.
Оставила мемуары.
Признание и награды
- «Заслуженная артистка Республики» (1927)
Роли П. Л. Вульф
- «Дворянское гнездо» И. Тургенева - Лиза
- «Чайка» А. П. Чехова - Нина Заречная
- «Вишнёвый сад» А. П. Чехова - Аня
- «Иванов» А. П. Чехова - Саша
- «Царь Феодор Иоаннович» - Ирина
- «Горе от ума» А. С. Грибоедова - Софья
***********************
Поэтесса София Парнок (1885 - 1933) была самой откровенной лесбийской фигурой русской литературы "серебряного века". Как лесбиянка Парнок жила в полную силу, и ее долгие романы с женщинами, очень разными - по возрасту, профессии и характеру, вошли в творчество поэтессы, она заговорила на языке поэзии от лица своих многих молчаливых сестер.
Первые стихи написаны Софией Парнок в шестилетнем возрасте. Позже, учась в Мариинской гимназии Таганрога, она заведет свои первые стихотворные тетради. Надо сказать, что в учении София была очень способна и в 1904 году завершила гимназическое образование с золотой медалью.
С Таганрогом семнадцатилетняя Парнок, не задумываясь, рассталась и "бежала" вслед за какой-то понравившейся ей актрисой в свое первое из трех европейское путешествие. Она предпринимает попытку поступить в Женевскую консерваторию, но бросает музыку и возвращается в Петербург, где идет на юридические курсы, которые, впрочем, тоже не оканчивает.
Надежда Полякова
Двадцатилетняя Парнок переживает роман с Надеждой Павловной Поляковой . Их связь длилась более пяти лет. Н.П.П. стала основным адресатом стихотворений еще в ученических тетрадках Парнок.
Марина Цветаева
В 1914 году Софья Парнок встречает Марину Цветаеву
...
Софии Парнок было 29, она была на 7 лет старше Марины Цветаевой, которая стремительно увлеклась уверенной и внешне несколько агрессивной женщиной. Отношения их складывались на грани дозволенного: Марина полностью подчинилась своей Сонечке, а она "отталкивала, заставляла умолять, попирала ногами...", но - и Марина до конца дней верила в это - "любила..."
Парнок для Цветаевой - ее "роковая женщина". Рок войдет и в поэтику текстов Цветаевой, адресованных Парнок. В них главным станет мотив смеренной покорности и поклонения перед возлюбленной, от которой не ждешь взаимности, но которую боготворишь. В значительной степени этот роман, подчеркнутая холодность к "сероглазой подруге", ощущение власти над покорной девчонкой, бросившей ради Сонечки мужа и семью, преобразили внутренние ощущения самой Парнок. Она впервые принимала любовь, позволяла любить себя и, как это часто бывает, словно мстила за то, что когда-то в юности сама стала жертвой такой слепой любви к разочаровавшей ее Поляковой ("...и это то, на что я пять лет жизни отдала").
После Цветаевой в жизни Софии было много женщин.
Людмила Эрарская
Заметный след оставила новая любовь - актриса театра Незлобина Людмила Владимировна Эрарская . Их привязанность друг к другу приходится на черные революционные годы. Летом 1917-го, когда настроение у всех было "убийственным", а жить стало "почти невозможно", вдвоем они отправятся в Крым, где жили вместе.
Ольга Цубербиллер
В начале 1920-х София Парнок познакомилась с профессором математики Ольгой Николаевной Цубербиллер, ставшей главной опорой Парнок "в самые страшные" годы. "Бесценный" и "благословенный" друг Ольга взяла Софию, как та выразилась в одном из писем, "на иждивение". Парнок наконец обосновалась в одной из московских коммуналок. Находясь под своеобразным бытовым покровительством подруги, она не оставляет попыток наладить свою литературную жизнь.
В личной жизни Парнок в конце 1929 года неожиданно блеснет короткое увлечение певицей Марией Максаковой , но та, впрочем, не поймет "странных" желаний стареющей поэтессы.
Отвергнутая и непонятая Максаковой, Парнок, которая в литературе могла надеяться только на труд чернорабочего-переводчика, приближается к закату своей жизни.
Нина Веденеева
Половину предпоследнего года жизни София Парнок провела в городе Кашине со своей случайной подругой физиком Ниной Евгеньевной Веденеевой . Обеим было под 50...
Веденеева стала последней любовью Парнок - София перед смертью словно получила награду от Бога... Кстати, рожденная в семье, исповедовавшей иудаизм, София сознательно крестилась, приняла православие и христианскую культуру. На пороге смерти Парнок в полную меру ощутила силу любви и вновь обрела творческую свободу, которую вдохнули в нее чувства к "седой Музе" - Веденеевой .
О, в эту ночь, последнюю на земле,
Покуда жар еще не остыл в золе,
Запекшимся ртом, всей жаждой к тебе припасть,
Моя седая, моя роковая страсть!
После пребывание в Кашине остался цикл стихов - последних у поэтессы. Кашинский цикл - по общему мнению, высшее достижение лирики Парнок.
Следующим летом в разгаре своего необычного позднего романа и яркого творческого взлета "оведенеенная" чувствами Парнок умерла в маленьком русском селе недалеко от Москвы.
Фаина Раневская
Есть фото в обнимку две землячки, две таганроженки, Софья Парнок и Фаина Раневская. В отличии от своей старшей подруги, Фаина была однолюбом. Через всю её жизнь прошла красной, или скорее розовой нитью, любовь к актрисе Павле Вульф .
Детство Фаины прошло в большом двухэтажном семейном доме в центре Таганрога. С самого малого возраста она почувствовала страсть к игре. Весной 1911 года на сцене Таганрогского театра Фаина впервые увидит Павлу Леонтьевну Вульф... Но пройдет еще четыре года, прежде чем, окончив гимназию, Фаина все бросит и, вопреки желанию родителей, уедет в Москву, мечтая стать актрисой.
Потратив свои сбережения, потеряв деньги, присланные отцом, отчаявшимся направить дочь на истинный путь, продрогшая от мороза, Фаина будет беспомощно стоять в колоннаде Большого театра. Жалкий вид ее привлечет внимание знаменитой балерины Екатерины Васильевны Гельцер . Она приведет продрогшую девочку к себе в дом, потом - во МХАТ; будет брать на актерские встречи, в салоны. Там Фаина познакомится с Мариной Цветаевой , чуть позже, вероятно, с Софией Парнок . Марина звала ее своим парикмахером: Фаина подстригала ей челку...
Весной 1917 года Раневская узнала, что ее семья бежала в Турцию на собственном пароходе "Святой Николай". Она осталась в стране одна - до середины 1960-х годов, когда вернет из эмиграции сестру Бэлу.
От кровного семейного одиночества избавила Фаину Раневскую Павла Леонтьевна Вульф . Новая встреча с ней произошла в Ростове-на-Дону как раз в те дни, когда "Святой Николай" пристал к турецкому берегу. Началась почти сорокалетняя жизнь Фаины Раневской рядом, вместе с Павлой Вульф .
Надо сказать, что прямых указаний на лесбийский характер отношений между Фаиной и Павлой нет, есть лишь косвенные. Да, они были близки как бывают близки лучшие подруги. Да, артистическая тусовка не может вспомнить ни одного романа Раневской с мужчинами, ну разве что вспомнить могут ее непонятную короткую дружбу с Толбухиным, которая оборвалась со смертью маршала в 1949 году.
Прибавьте сюда искромётный юмор Фаины Георгиевны, которая любила пошутить на тему своей лесбийности. Она часто рассказывала историю, как когда то в молодости пережила страшную обиду, нанесённую ей мужчиной:
"Однажды молодой человек пришел ко мне, - я тщательно готовилась к его визиту: убрала квартиру, из скудных средств устроила стол, - и сказал: "Я хочу вас попросить, пожалуйста, уступите мне на сегодня вашу комнату, мне негде встретиться с девушкой
". Этот рассказ, пишет в книге "Русские амазонки..." искусствовед Ольга Жук, Раневская обыкновенно завершала словами "с тех пор я стала лесбиянкой..."
http://skif-tag.livejournal.com/
Первой платонической любовью Раневской был В.И. Качалов. Актрисой Фаина Георгиевна стала благодаря протекции Екатерины Гельцер, с которой дружила до последних дней жизни. Раневская была влюблена в Гриневицкую. За ней ухаживало много мужчин, она была натуралкой. Однажды актриса, оставшись с красавицей наедине, позволила себе лишнего. Гриневицкая в ужасе выскочила из комнаты.
Фаина Фельдман в еврейской многодетной богатой семье в городе Таганроге. Она была пятым ребёнком, имея ещё трёх братьев и сестру. Её отец Гирш Фельдман был почётным членом Ведомства учреждений Императрицы Марии, владел фабрикой, выпускающей сухие и масляные краски, магазином строительных материалов, пароходом «Святой Николай».
Фаина Георгиевна Раневская (1896–1984) родилась 15 августа и признана одной из самых известных и любимых актрис отечественного театра и кино.
Фаня никогда не имела ни одной главной роли, что не помешало ей держать первое место среди российских актрис вот уже второе столетие, наряду, как в США Мерилин Монро.
Фаина Георгиевна никогда не была замужем. Тогда было не принято говорить о нетрадиционной ориентации, но её всегда привлекали красивые девушки. Когда же спрашивали, почему она одна, получали ответ, что некрасива и имела несовпадения в чувствах к мужчинам. Кому нравилась Фаина — были ей противны. Кто нравился ей — в упор не замечали актрису.
Первой платонической любовью Раневской был В.И. Качалов.
Актрисой Фаина Георгиевна стала благодаря протекции Екатерины Гельцер, с которой дружила до последних дней жизни. Раневская была влюблена в Гриневицкую. За ней ухаживало много мужчин, она была натуралкой. Однажды актриса, оставшись с красавицей наедине, позволила себе лишнего. Гриневицкая в ужасе выскочила из комнаты. Больше с Раневской она не встречалась. Виталий Вульф вспоминал, что некоторое время артистка жила у них. Фаину Георгиевну и мать литератора Павлу связывали очень близкие отношения. Однажды Виталий застал женщин в момент близости. Раневкая нашла, что ответить, мол, они делают зарядку.
Существует мнение, что ее увлечениями были: Вера Марецкая, Людмила Целиковская.
Глеб Скороходов, написавший книгу о Фаине Раневской, рассказал своей сестре Инге:
Будучи молодой актрисой, она разочаровалась в любви через одного актера, который после очередного спектакля напросился к ней в гости. Раневская как смогла, приготовилась к встрече, а он пришёл не один, да ещё и попросил ее пойти погулять. А после этот актер, не подбирая слов, оскорбил Фаину на сцене после её неловкого движения, что полностью опрокинуло её представление о мужчинах и великая актриса зареклась никогда не выходить замуж.
Фаина Раневская ненавидела советский уклад жизни, стеснялась его перед своей сестрой Изабеллой, приехавшей к ней на Котельническую набережную из Парижа. Вот отрывок из рассказа кинорежиссёра Якова Сегеля:
«Когда Раневская завела её в свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила:
— Фаиночка, почему ты живёшь в мастерской а не на вилле?
Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:
— Моя вилла ремонтируется.
Но парижскую гостью это не успокоило.
— Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров?
— Целых двадцать семь, — гордо сообщила Раневская.
— Но это же тесно! — запричитала Изабелла. — Это же нищета!
— Это не нищета! –разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом — элитный. В нём живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова!
Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке. Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм -Я живу над «хлебом и зрелищами», — пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало.
— За что тебя приговорили жить в такой камере?. »
Сколько колких и остроумных фраз осталось после её ролей. Они никогда не сойдут с языка любого русского человека, имеющего хоть каплю чувства юмора:
Я - выкидыш Станиславского.
Была сегодня у врача «ухо-горло-жопа».
«Мои похоронные причиндалы» - говорила Фаина Георгиевна о своих наградах
На голодный желудок русский человек ничего делать и думать не хочет, а на сытый - не может.
Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого Островского!
Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и - глупыми, чтобы они могли любить мужчин.
Вы по-прежнему молоды и прекрасно выглядите.
- Я не могу ответить вам таким же комплиментом!
- А вы бы, как и я, соврали!
Вас не смущает, что я курю? - Когда администратор театра увидел её в гримерке абсолютно голой.
В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи.
Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей? - Ну, это еще мягко сказано, - заметила Раневская. - Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления. - И что? - Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»
Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, - требует капризная молодая актриса. - Все будет настоящим, - успокаивает ее Раневская. - Все: и жемчуг в первом действии, и яд - в последнем.
Деньги съедены, а позор остался (о своих работах в кино).
Думайте и говорите обо мне, что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?
Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много - в Книгу о вкусной и здоровой пище.
Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга - «Судьба - шлюха».
Если женщина идет с опущенной головой - у неё есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой - у неё есть любовник! Если женщина держит голову прямо - у неё есть любовник! И вообще - если у женщины есть голова, то у неё есть любовник!
Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая.
Воспоминания - это богатства старости.
Моя любимая болезнь - чесотка: почесался и ещё хочется. А самая ненавистная - геморрой: ни себе посмотреть, ни людям показать.
Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.
Звонок не работает, как придёте, стучите ногами.
- Почему ногами?
- Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!
Для меня всегда было загадкой - как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к вам не придет, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?
Есть люди, в которых живёт Бог; есть люди, в которых живёт Дьявол; а есть люди, в которых живут только глисты.
Я как старая пальма на вокзале - никому не нужна, а выбросить жалко.
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
Есть можно что угодно и когда угодно, но только голой и стоя перед зеркалом.
Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?
Одиночество - это состояние, о котором некому рассказать.
Как я завидую безмозглым!
Он умрет от расширения фантазии.
Кино - заведение босяцкое.
Здоровье - это когда у вас каждый день болит в другом месте.
И что только ни делает с человеком природа! И это все без наркоза!
Как ваша жизнь, Фаина Георгиевна?
- Я вам ещё в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.
Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
Оптимизм - это недостаток информации.
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…
Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
Милочка, я возьму с собой «Идиота», чтобы не скучать в троллейбусе! (к/ф «Весна», в роли Маргариты Львовны, домработницы)
Когда Фаину Георгиевну спросили какие, по её мнению, женщины склонны к большей верности - брюнетки или блондинки, она не задумываясь ответила: «Седые!»
Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей… Боже, какая я старая!
Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.
Мне всегда было непонятно - люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.
Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Не имей сто рублей, а имей двух грудей!
Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
…Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление!
Ну эта, как её… Такая плечистая в заду…
Орфографические ошибки в письме - как клоп на манишке.
Настоящий мужчина - это мужчина, который точно помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет - это её муж.
Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год… Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник - домашний клозет.
Одиночество как состояние не поддается лечению.
Сложно быть гением среди козявок.
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!.
Ох уж эти несносные журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует действительности.
- Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, - похвастался Раневской Виктор Розов. - Люди у касс устроили форменное побоище!
- И как? Удалось им получить деньги обратно?
Почему все дуры такие женщины?
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.
Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у людей.
Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.
Ребёнка с первого класса школы надо учить науке одиночества.
Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит так: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.
Семья заменяет всё. Поэтому, прежде чем её завести, стоит подумать, что тебе важнее: всё или семья.
Сказка - это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль - это когда наоборот.
Я теперь понимаю почему презервативы белого цвета! Говорят, белое полнит…
Сняться в плохом фильме - всё равно что плюнуть в вечность.
Союз глупого мужчины и глупой женщины порождает мать-героиню. Союз глупой женщины и умного мужчины порождает мать-одиночку. Союз умной женщины и глупого мужчины порождает обычную семью. Союз умного мужчины и умной женщины порождает лёгкий флирт.
Спутник славы - одиночество.
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
Старость - это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
Старость - это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить! (конец 70-х)
Талант - как бородавка - либо он есть, либо его нет.
Талант - это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности.
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы её не было… Лучше бы память навсегда убить.
Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит. - Почему ты так решила? - Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»
У меня хватило ума прожить жизнь глупо.
У нее не лицо, а копыто.
.
Узнав, что ее знакомые идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить: - Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая… Но раз уж все равно идете, я вам советую уходить после второго акта. - Почему после второго? - После первого очень уж большая давка в гардеробе.
Успех - единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.
Четвёртый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актёры играли как никогда.
Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне, что и глаза.
Эта дама может уже сама выбирать, на кого ей производить впечатление. (На высказанное мнение «На меня Сикстинская Мадонна впечатления не производит».)
Я была вчера в театре, - рассказывала Раневская. - Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.
Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.
Я вас ненавижу. Куда бы я ни пришла, все оглядываются и говорят: «Смотри, это Муля, не нервируй меня, идёт» (Из разговора с Агнией Барто)
Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа…
- Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу!
Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.
Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть.
Больше Фаина никогда не видела ни отца, ни матери, ни брата. Ей довелось увидеться только с Беллой, да и то лишь сорок лет спустя. Но о своем решении она никогда не жалела.
В 1918 году в Ростове-на-Дону Фаина Раневская познакомилась с Павлой Леонтьевной Вульф.
Страшный это был год. Голод, террор и разруха, Гражданская война и интервенция… Но зато в Ростове-на-Дону гастролировала Павла Вульф, замечательная актриса, которую Фаина видела еще в юности в Таганроге в спектакле «Дворянское гнездо». На этот раз она твердо решила с ней познакомиться, дождалась ее утром около театра и практически без обиняков попросилась к ней в ученицы.
И Павла Вульф согласилась. Как-то так вышло, что обе женщины сразу почувствовали друг к другу огромную симпатию, подружились, и эта дружба продолжалась у них до самой смерти. Пожалуй, без этой встречи жизнь обеих сложилась бы совершенно иначе…
В первый же день Павла Вульф дала Раневской пьесу, велела выбрать роль и показать ей, на что она способна. Это была роль итальянской актрисы, и ради того, чтобы достоверно сыграть ее, Фаина нашла единственного в городе итальянца и научилась у него правильно говорить и жестикулировать. Павла Вульф была потрясена результатом – она сразу поняла, что встретила настоящий талант. С того дня она начала заниматься с Раневской сценическим мастерством, а потом устроила ее в театр.
Вскоре театр уехал в Крым, а вместе с ним поехала и Фаина Раневская, которой Павла Вульф предложила пожить у нее.
Конечно, Фаина сразу радостно согласилась – она уже прониклась к Павле Вульф огромной любовью и не хотела с ней расставаться. Да и зачем, когда все так хорошо складывалось! Вместе с Павлой Леонтьевной и ее дочерью Ириной Раневская отправилась в Симферополь в бывший дворянский театр, теперь переименованный в «Первый советский театр в Крыму».
Пожалуй, в те страшные годы то и дело переходящий из одних рук в другие Крым был одним из самых ужасных мест бывшей Российской Империи. Сама Раневская вспоминал об этом времени так: «Крым, голод, тиф, холера, власти меняются, террор: играли в Севастополе, зимой театр не отапливался, по дороге в театр на улице опухшие, умирающие, умершие… зловоние… Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод…»
Но зато там Раневская училась у Павлы Вульф, жила в ее доме, в ее семье – можно сказать, что она стала своей обожаемой учительнице ближе, чем родная дочь.
С тех пор Фаина Раневская и Павла Вульф не представляли свою жизнь друг без друга. Они прожили вместе тридцать лет и разъехались только в 1948 году, да и то вынужденно – семья Вульф получила квартиру в Москве на Хорошевском шоссе, а Раневская осталась жить в центре Москвы, чтобы быстрее добираться от театра до дома.
В симферопольском театре Фаина Фельдман стала Фаиной Раневской.
Новая фамилия стала для нее не просто сценическим псевдонимом, как это было у большинства артистов. Она ничего не любила делать наполовину, поэтому вскоре стала Раневской и по всем документам. С прошлым было покончено.
Почему она решила взять псевдоним? Возможно, просто ради благозвучности – это могла посоветовать ей Павла Вульф, немало натерпевшаяся из-за своей немецкой фамилии. А может быть из-за того, что быть родственницей эмигрировавших Фельдманов стало слишком опасно.
По поводу происхождения ее псевдонима тоже существует несколько версий. Сама она писала: «Раневской я стала прежде всего потому, что все роняла. У меня все валилось из рук». Некоторые ее знакомые рассказывали, что дело было в любви к Чехову и в том, что она чувствовала себя его землячкой и почти родственницей. Есть еще вариант, что кто-то из друзей сравнил Фаину с героиней пьесы, увидев, как ветер вырвал у нее из рук деньги, а она, глядя им вслед, говорит: «Как красиво они летят!»
Кстати, свой первый сезон в Крыму новоиспеченная Фаина Раневская открыла ролью Шарлоты в «Вишневом саде» Чехова. И именно эта роль стала ее первым большим успехом.
В голодном разоренном Симферополе Фаина Раневская и Павла Вульф сумели выжить во многом благодаря Максимилиану Волошину.
Именно он спасал их от голодной смерти. Раневская вспоминала: «С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбешек жарили в касторке…»
Однажды вечером 21 апреля 1921 года, когда Волошин был у них, на улице началась стрельба, и перепуганные женщины уговорили его остаться с ними на ночь. За эту ночь он написал одно из самых знаменитых и страшных своих стихотворений «Красная Пасха», прочитав которое, можно составить представление, что тогда творилось в Крыму, и в каких условиях жила Раневская.
Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах.
А по ночам стучали пулеметы.
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел…
Раневская умела из любых, даже самых тяжелых и неприятных событий в своей жизни извлекать уроки, которые потом помогали ей при создании новых ролей.
В трудные годы «военного коммунизма», когда чувство голода было постоянным и привычным, одна дама пригласила Раневскую и нескольких других актеров послушать ее пьесу. Дама сообщила, что вслед за чтением пьесы будет сладкий чай с пирогом, после чего все приглашенные конечно же радостно собрались в ее доме.
Спустя много лет Раневская вспоминала эту «толстенькую, кругленькую женщину», читавшую им пьесу о Христе, гулявшем в Гефсиманском саду. Артисты делали вид, что слушают ее, но в комнате слишком сильно пахло свежим пирогом, чтобы они могли думать о пьесе или о чем-либо еще кроме еды.
«Я люто ненавидела авторшу; которая очень подробно, с длинными ремарками описывала времяпрепровождение младенца Христа, – писала в воспоминаниях Раневская. – Толстая, авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку. А мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом… Впоследствии это дало мне повод сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа Чехова „Драма”…»
В конце 20-х годов в Ленинграде Раневская познакомилась с Самуилом Яковлевичем Маршаком.
Маршак впервые услышал о Раневской, когда она играла в Бакинском театре в пьесе «Наша молодость» по роману Виктора Кина. Вдова Кина вспоминала: «Никогда не забуду, как уговаривал Виктор Самуила Яковлевича поехать с ним в Баку посмотреть этот спектакль. Маршак сказал: „Очень хочу в Баку, а еще больше посмотреть актрису Раневскую. Я так наслышан о ней…“ Он даже просил Виктора взять билет и для него. Не помню уж, почему, но поездка эта не состоялась».
Когда же они наконец познакомились, они очень быстро подружились, и как это почти всегда было у Раневской – если уж подружились, то на всю жизнь.
Последний раз они виделись в 1963 году, в подмосковном санатории, когда оба переживали тяжелую потерю: Фаина Георгиевна – смерть сестры, а Самуил Яковлевич – смерть Тамары Габбе.
А уже через год Раневская стала одной из тех, кто провожал самого Маршака в последний путь, и на вечере, посвященном его памяти, читала свои любимые стихи:
Шуршат и работают тайно, как мыши,
Колесики наших часов…
Дорогая моя Павла Лоентьевна Вульф
Даже если бы я ни слова не написала обо всех остальных, о Павле Леонтьевне нужно написать.
Без нее не было бы меня, не просто актрисы Фаины Раневской, а меня, Фани Фельдман, тоже не было бы.
Уйдя из родительского дома, где была одинока, я в самое трудное время – начало Гражданской войны – оказалась в Ростове-на-Дону без средств к существованию, не считать же заработком массовку в цирке, который не сегодня завтра закроют.
То, что я увидела в местном театре Павлу Леонтьевну в роли Лизы Калитиной, – судьба. Я уже видела ее в этой роли, но тогда еще была несмышленой девчонкой, а теперь уже попыталась играть сама…
Понимаете, посреди разрухи, разрухи еще не физической, но уже нравственной, когда никто не знал, что будет завтра, как жить дальше, я вдруг увидела настоящее искусство, настоящую Лизу Калитину. Дело не в том, что она напомнила мне довоенную сытую и спокойную жизнь, нет, напомнила, что не все в этом мире потеряно, что есть что-то, что устоит. Есть правда чувств, правда искусства.
Не будь этой встречи, я просто оказалась бы на улице. В театр меня брать никто не собирался, на юге России и без меня хватало неприкаянных актеров уже с опытом и наработанными ролями.
Но главное – я бы не встретила женщину, на всю жизнь заменившую мне мать!
Я понимаю, что Ирина всегда ревновала меня, было к чему, но мы слишком много времени проводили с Павлой Леонтьевной вместе на сцене и за кулисами, слишком много репетировали потом дома, чтобы я не стала ее названой дочерью.
Павла Леонтьевна была дворянкой по происхождению и до мозга костей. Достаточно посмотреть на ее изумительное лицо, чтобы понять, что она благородство впитала в себя с молоком матери, но, что самое важное, его не растеряла. А уж ухабов на ее жизненном пути не просто хватало, их было с избытком.
В восемнадцать лет на сцене Александринского театра Павла Леонтьевна увидела Веру Комиссаржевскую. Это решило все в ее судьбе.
Вернувшись в свой Псков, она уже ни о чем думать не могла. Написала Комиссаржевской письмо, умоляя помочь стать актрисой.
Как похоже и не похоже на меня!
Я тоже готова была на все ради театра, но если родители Павлы Леонтьевны не возражали против ее стремления, то мои…
Комиссаржевская пригласила восторженную девушку учиться и посоветовала поступить в драматическую школу, а потом перейти на драматические курсы к Давыдову.
Вера Федоровна Комиссаржевская готова была помочь Павле Вульф, а та помогла мне. А вот я не такая, у меня ни за что не хватило бы сил и терпения возиться с кем-то, если мне пишут: «Помогите стать актрисой», я отвечаю: «Бог поможет».
Говорят, талантам надо помогать, бездарность пробьется сама. Возможно, но почему бы и таланту не пробиться?
Давыдов видел в Вульф повторение Комиссаржевской, а потому посоветовал ей ехать в Москву к Станиславскому, чтобы поступить в Художественный театр. Не приняли, почему, Павла Леонтьевна никогда не рассказывала, что-то там не срослось.
Она уехала в Нижний Новгород работать в провинциальных театрах.
Иногда я думала, что было бы, окажись Павла Леонтьевна с ее редкостным даром в Казани, как оказался Качалов? Как все же много зависит от первых режиссеров и антрепренеров! Не встретился ей на пути второй Михаил Матвеевич Бородай, который заметил и высоко поднял Качалова. Так высоко, что в Москве увидели.
Не повезло Павле Леонтьевне, зато повезло мне.
Судьба швыряла ее в самые разные города Российской империи, Вульф прославилась как «Комиссаржевская провинции», что дорогого стоит.
Сама Павла Леонтьевна о работе провинциальных театров рассказывала с ужасом, вспоминая о едва ли ни ежедневных премьерах, отсутствии репетиций, игре по подсказке суфлера и вообще халтуре, цветшей махровым цветом на множестве провинциальных сцен.
Конечно, бывали и весьма достойные труппы, актеры и режиссеры, но все они при малейшей возможности норовили выбраться в Москву или Петербург.
Почему талантливейшей Павле Леонтьевне не нашлось места в столице, непонятно. Но в 1918 году она оказалась в том самом Ростове-на-Дону, где подвизалась в цирковой массовке и рыжая дылда Фаина Фельдман. Фактически безродная, неприкаянная, бездомная и безденежная, но страстно желающая стать настоящей актрисой.
Только вот никакой грации, хотя гибкость была, в цирке без этого даже массовке нельзя. Длиннорукая, неуклюжая, заикающаяся от волнения. Полный набор всяких «нельзя».
Что увидела во мне Вульф, помимо страстного желания играть? Не знаю, но предложила сделать отрывок из «Романа» Шелтона и показать.
Я вылезла из шкуры, чтобы выполнить задание. Это было нетрудно, потому что единственный на весь Ростов итальянец, к которому я отправилась учиться итальянским манерам, содрал с меня все деньги, которые имелись. Было бы больше, взял бы больше. Жесты показал, некоторым словам обучил.
Павле Леонтьевне понравилось. Боюсь, не столько то, что получилось, сколько страсть в моих глазах не столько из-за итальянского налета, сколько от голода.
Она взяла меня к себе не просто ученицей – приняла в семью. А семья эта состояла из нее, Ирины и Таты, нашего ангела-хранителя в быту и доброго гения по совместительству.
Прекрасное средство от зубной боли – большая кнопка сначала на стуле, а потом в заднице. Если вопьется – о зубе забудешь, хотя бы на время. Если уж и это не помогает, надо идти к врачу.
Это еще называется «клин клином вышибать». К чему я это? К тому, что наступила жизнь, когда все остальные проблемы, кроме обыкновенного выживания, должны были быть на время забыты. Голод, разруха, тиф, бесконечный переход власти от одних к другим, когда утром не знали, какая власть будет к обеду, а ложась спать – при какой проснемся.
Кнопка в стуле оказалась таких размеров, что можно бы забыть не только о зубной боли, но и о том, что зубы есть вообще.
Возвращаться в Москву нечего и думать, поезда не просто грабили, их уничтожали. Решено ехать в Крым, там слабой здоровьем Ирине будет легче, там теплей и всем легче прокормиться.
В Крыму не просто легче не стало, хотя работа в симферопольском театре нашлась даже для меня, там и царила та самая разруха и смена власти. Хлебнули горя сполна. Самой мне не выжить бы.
Но удивительно не то, что Павла Леонтьевна помогала пришлой девушке, а то, что даже в такое время и в такой ситуации она сумела сохранить уровень игры и требований к себе и ко мне. Вульф и на сцене голодного Симферополя перед любой публикой играла так, словно это сцена императорского театра, словно на нее смотрит сама Комиссаржевская.
Как она сумела ничего не растерять ни за время вынужденных скитаний по городам и весям предреволюционной России, ни потом, во время революции и Гражданской войны, – удивительно. Сумела сама и привила это мне. На всю жизнь привила!
Прошло очень много лет, давно нет в живых Павлы Леонтьевны, а я все равно каждую роль, каждую реплику, каждый жест равняю по тем самым ее требованиям, как она всю жизнь равнялась по Комиссаржевской.
Мы сумели выжить в разоренном голодном Крыму, не заболеть тифом, не погибнуть от голода, не скурвиться, не осатанеть. А я сумела стать актрисой.
И по сей день мне очень трудно наблюдать, как небрежно пользуются жестами, как неряшливо произносят слова, как, не вдумываясь, играют свои роли молодые, наученные мастерами актеры. Конечно, после Вульф у меня были Алиса Коонен и Таиров, но основы заложила именно Павла Леонтьевна. Ее я считаю своей учительницей и наставницей на всю жизнь.
Мы много колесили по охваченной голодом уже Стране Советов, меняя город за городом, театр за театром просто потому, что нужно было на что-то жить, а значит, где-то играть.
Потом умница Ирина поступила к Станиславскому в его студию, нам с Павлой Леонтьевной стало завидно, и мы отправились следом. Конечно, Тата с нами.
Думаю, Тата не слишком любила меня все годы, что знала, ее любимицей была Ира, а я казалась нагрузкой, причем тяжеленной. Возможно, такой и была, но куда же мне в одиночку?
Мы неправильно живем: либо сожалеем о том, что уже было, либо ужасаемся тому, что будет. А настоящее в это время проносится мимо, как курьерский поезд.
Не слишком спеша вскочить на подножку этого самого курьерского поезда, Павла Леонтьевна сумела сохранить достоинство и порядочность в высших их проявлениях.
Позже в Москве, рассорившись с руководством Театра Красной Армии, я осталась одна и снова на улице (из общежития пришлось съехать), меня снова приютила в своем доме Вульф. Я была достаточно взрослой, если не сказать в возрасте, но без них с Ирой чувствовала себя неприкаянной и страшно одинокой.
Важно не столько получить помощь, сколько знать, что ты ее непременно получишь. Я всегда знала, что получу если не помощь, то хотя бы поддержку этой удивительной женщины.
Павла Леонтьевна перестала играть в 38-м, болезнь больше не позволяла делать это в полную силу, а вполсилы она не умела. Оставалась преподавательская деятельность. Помог Завадский, он сам с 40-го года преподавал в ГИТИСе.
В конце жизни Павла Леонтьевна жаловалась на все подряд, капризничала, привередничала. Казалось, всю жизнь терпеливо сносившая любые невзгоды, она сберегла свои жалобы на последние дни.
Павлу Леонтьевну не понимал никто, кроме меня, дело в том, что она хотела… назад в девятнадцатый век! Сама Вульф прожила в том веке двадцать два года, этого достаточно, чтобы почувствовать вкус и разницу, она обожала Серебряный век…
Павла Леонтьевна умерла в июне 1961 года. Это была для меня настоящая потеря, я осталась сиротой.
Последними ее словами, обращенными ко мне, было:
– Прости, что я воспитала тебя порядочным человеком.
Какой ужас! Исключительно порядочный человек просил прощения за то, что прививал порядочность!
Она не смогла исправить мой очень нелегкий характер, научить меня сдерживаться, не говорить что попало, не кричать, быть терпимой и интеллигентной. Павлу Леонтьевну убивали мои ругательства, мое неумение держать язык за зубами, одеваться, выглядеть элегантно…
Но она все прощала, потому что была бесконечно доброй и терпеливой. Конечно, Ирочка могла пожаловаться на ее капризы в последние годы, но если бы она вспомнила, сколько Павле Леонтьевне пришлось пережить в жизни, она относилась бы к этим капризам снисходительней.
Потом умерла Тата… И мы вдруг почти подружились с Ириной, действительно почувствовав себя сестрами.
А когда умерла Ирина, я осиротела окончательно. Остался только сын Ирины Лешка, мой эрзац-внук, но он далеко, у него своя жизнь. А я старая и никому не нужная ведьма.
Жаль, что я не успела попросить у Ирины прощения. За что? За то, что отобрала у нее толику материнской любви, что заставила ревновать к Павле Леонтьевне.
Со своей собственной семьей в пятидесятых я сумела встретиться в Румынии. Отца уже не было в живых, мама очень постарела, даже трудно узнать, брат Яков, конечно, изменился. Не смогла приехать из Парижа Белла, ей все не давали визу, несмотря на все мои ходатайства.
Потом Белла перебралась ко мне в Москву, решив, что столь знаменитая актриса, какой я стала, у которой так много наград и премий, всенародное признание, должна просто купаться в роскоши. Высотка на Котельнической набережной, где я тогда жила, привела ее в восторг:
– Фаня, это твой дом?!
Пришлось объяснять, что не весь, только одна небольшая квартира.
Белла никак не могла вписаться в нашу советскую действительность, когда подходила ее очередь в магазине, она, вместо того, чтобы быстро сообщить, сколько чего взвесить, заводила беседы с продавцом о здоровье ее родителей, о погоде… Очередь постепенно зверела.
Поведение совершенно непрактичной сестры, которая не сумела устроить свою жизнь ни в Париже после смерти мужа, ни в Турции, куда перебралась потом, подсказало мне мысль, что и моя собственная бытовая неприкаянность вовсе не результат моей бестолковости, а некое наследственное приобретение.
Белла недолго прожила в Москве, хотя встретилась со своей давнишней любовью и у них все клонилось к новой свадьбе. Но неоперабельный рак перечеркнул все счастливые планы…
Я стольких дорогих мне людей пережила! Я не нужна нынешним молодым, я для них древняя вредная старуха, они не желают тратить душевные силы не только на беседы со мной, но и на следование моим советам.
Со мной осталась только Ниночка Сухоцкая, племянница Алисы Коонен. Мы познакомились, кажется, в 1911 году в Евпатории. Боже мой, как это было давно! Нина прекрасный друг и советчик, но у нее своя жизнь, она не может опекать меня. К тому же опекать Раневскую – это такой сумасшедший труд, который не всякому по плечу и не всякому по сердцу.
Нет, я не капризна, сейчас уже не капризна, я одинока душой. Чтобы быть со мной, нужно в эту душу проникнуть, ее принять собственной душой, а это очень трудно.
Пожалуй, зажилась, вокруг все настолько иное, что сама себе кажусь древним ящером, неуклюжим и бестолковым.
Одолевают болячки, грустные мысли, прежде всего о своей ненужности, о бездарно прожитой жизни, о том, что несделанного в тысячу раз больше сделанного, что столько лет и сил потеряны зря.
Когда найду того, кто будет обрабатывать мои дурацкие записи, обязательно попрошу, чтобы оставили поменьше нытья и побольше опыта, прежде всего душевного, духовного, театрального.
Когда заканчивается девятый десяток твоей жизни, многое видится иначе, гораздо лучше. Удивительно, человек с возрастом теряет способность видеть глазами, зато приобретает душевное зрение. Оно важней.
Из книги Письма, заявления, записки, телеграммы, доверенности автора Маяковский Владимир Владимирович Из книги Zвуки Времени автора Харин Евгений8. Дорогая. Весной 78 года по какому-то случаю был вечер для работников ремзавода в ресторане "Север", – единственном тогда в нашем городе месте отдыха с легальной выпивкой. Народ звал это заведение кабак, помещалось оно в самом центре на Советской. Там Грехов познакомился
Из книги 100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок автора Расселл Пол Из книги Галерея римских императриц автора Кравчук Александр65. ЭЛЬЗА ДЕ ВУЛЬФ (1865–1950) Эльза де Вульф родилась 20 декабря 1865 года в Нью-Йорке. Ее отец был процветающим врачом. Мать Эльзы - канадка с шотландскими корнями. Де Вульф позднее писала: «Отец был настолько экстравагантен и непрактичен, насколько моя мать была строга и
Из книги Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы автора Щеголев Павел ЕлисеевичЮлия Павла (или Корнелия Павла) Iulia Cornelia PaulaПервая жена императора Гелиогабала, правившего в 219-222 гг. Получила титул августы Развод состоялся в конце 220 или в 221 г.Семнадцатилетний Гелиогабал торжественно въехал в Рим лишь летом 219 г., хотя стоявшие в Сирии легионы
Из книги Гений «Фокке-Вульфа». Великий Курт Танк автора Анцелиович Леонид ЛипмановичА. Н. Вульф ДНЕВНИКИ (1827–1842) 1827 16 сентября. Вчера обедал я у Пушкина в селе его матери, недавно бывшем еще местом его ссылки, куда он недавно приехал из Петербурга с намерением отдохнуть от рассеянной жизни столицы и чтобы писать на свободе (другие уверяют, что он приехал
Из книги Великие евреи автора Мудрова Ирина АнатольевнаВульф Анна Ивановна Анна Ивановна Вульф (1799–1835) - дочь тверского помещика И. И. Вульфа, племянница первого мужа П. А. Осиповой.Анна Вульф была умной, образованной и обаятельной девушкой. Пушкин впервые встретился с ней в Тригорском у ее тети П. А. Осиповой, когда ей было,
Из книги Влад Лиsтьев [Поле чудес в стране дураков] автора Додолев Евгений ЮрьевичВульф Анна Николаевна Анна Николаевна Вульф (1799–1857) - старшая дочь П. А. Осиповой от первого брака. Первое ее знакомство с Пушкиным состоялось в 1817 году в Михайловском, а более близко она сошлась с поэтом в 1824–1826 годах. Анна Николаевна по-настоящему полюбила поэта и эта
Из книги Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия автора Оболенский Игорь ВикторовичГлава 5. Работа на «Фокке-Вульф» Летчик-испытатель Профессор Генрих Фокке сидит за письменным столом в своем роскошном кабинете. С минуты на минуту, в назначенное ему время, должен прийти новый работник, дипломированный инженер и летчик Курт Танк. Вот уже почти четыре
Из книги Я – Фаина Раневская автора Раневская Фаина ГеоргиевнаВульф Виталий Яковлевич 1930–2011 российский искусствовед Виталий Вульф родился 23 мая 1930 года в Баку. Отец Вульфа – Яков Сергеевич – был известным адвокатом в Баку. Мать Вульфа – Елена Львовна Беленькая – училась в Бакинском университете у Вячеслава Иванова до его отъезда
Из книги автораVI.IV. Виталий Вульф и его муж Владислав Листьев предложил Игорю Угольникову вести существующее лишь в стадии разработки капитал-шоу «Поле Чудес», но тот предпочел приглашение Анатолия Малкина - делать авторскую программу на «АТВ» (осенью вышли «Похороны Еды»).Сам Листьев
Из книги автораМудрец. Историк, искусствовед Виталий Вульф Говорят, у телевизионного ведущего судьба очень коротка: показывают по телевизору - помнят, перестали - тут же забыли.Виталий Вульф исключение. Его не стало весной 2011 года, а имя автора «Серебряного шара» по-прежнему не
Из книги автораВ 1918 году в Ростове-на-Дону Фаина Раневская познакомилась с Павлой Леонтьевной Вульф. Страшный это был год. Голод, террор и разруха, Гражданская война и интервенция… Но зато в Ростове-на-Дону гастролировала Павла Вульф, замечательная актриса, которую Фаина видела еще в
Из книги автораВскоре театр уехал в Крым, а вместе с ним поехала и Фаина Раневская, которой Павла Вульф предложила пожить у нее. Конечно, Фаина сразу радостно согласилась – она уже прониклась к Павле Вульф огромной любовью и не хотела с ней расставаться. Да и зачем, когда все так хорошо
Из книги автораВ голодном разоренном Симферополе Фаина Раневская и Павла Вульф сумели выжить во многом благодаря Максимилиану Волошину. Именно он спасал их от голодной смерти. Раневская вспоминала: «С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету
Из книги автораВ 1972 году умерла Ирина Вульф. Вскоре Фаина Раневская написала в своем дневнике:«9 мая 1972 г. Умерла Ирина Вульф. Не могу опомниться. И так, будто осталась я одна на всей земле… Когда кончится мое смертное одиночество?»К тому времени ушли уже все, кого она особенно сильно
София Яковлевна Парнок – как много в сердце от имени Вашего вздрагивает… Время искажает воспоминания, а о Софии Яковлевне Парнок воспоминаний осталось не так много. Было такое время, когда писать о своей жизни, о чувствах люди не могли, а Софии Парнок, я думаю, это в принципе не было свойственно.Она жила душой, действовала, опираясь на душу, а не разум.
Недавно я пролистывала воспоминания любимой мною актрисы Фаины Георгиевны Раневской, которая была дружна с Софией Парнок и жизнью которой всегда живо интересовалась (согласно письму Фаины Раневской Софии Поляковой).
Фото Софии Парнок и Фаины Раневской (~20 годы двадцатого века)
Слева Фаина Раневская, справа София Парнок.
Одно из воспоминаний Фаины Георгиевны Раневской касалось стихотворения Марины Цветаевой, которое посвящено Софии Парнок.
Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя...
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.
Есть женщины. - Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. - Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?
Вознесение, 1915
Однажды ночью внезапно оно Фаине Раневской вспомнилось. Упоминаний о Софии Парнок в воспоминаниях Ф. Раневской не найти, найти можно лишь немногие воспоминания и мысли о Марине Цветаевой.
Но вот вспоминая это стихотворение Марины Цветаевой, я в первую очередь вспоминаю ту, кому оно посвящено, Софию Парнок.
Неужели и в воспоминаниях Фаины Раневской так завуалированы мысли о Софии Парнок (которая, как и Фаина Раневская, была родом из Таганрога)?
Если бы я могла встретится с Софией Парнок, я бы сказала ей, что меня восхищают люди, которые могут себе позволить жить той жизнью, которую считают единственно правильной, не опираясь на мнение кого бы то ни было.
Это же и касаемо поэзии. София Парнок как и другие поэты находила в себе силы писать в стол, зная, что широкие слои населения не увидят ее стихов. Как сказал ее названный брат Владислав Ходасевич в некрологе Софии Парнок, «Ею было издано несколько книг стихов, неизвестных широкой публике, - тем хуже для публики…».
Я, спустя более 70 лет со дня смерти Софии Парнок, присоединяюсь к словам Владислава Ходасевича и пожимаю его руку. Искренне.
© Адель Линская
