Юрий Валентинович Трифонов родился 28 августа 1925 года в Москве. Отец - донской казак по происхождению, профессиональный революционер, член партии большевиков с 1904, участник двух революций, один из создателей петроградской Красной гвардии, во время Гражданской войны член коллегии Наркомвоена, член Реввоенсоветов нескольких фронтов.
В 1937 родители Трифонова были репрессированы. Трифонова и его младшую сестру усыновила бабушка, Т.Л. Словатинская.
Осенью 1941 вместе с родными эвакуировался в Ташкент. В 1942 , окончив там школу, он завербовался на военный авиационный завод и вернулся в Москву. На заводе работал слесарем, диспетчером цеха, техником. В 1944 стал редактором заводской многотиражки. В том же году поступил на заочное отделение Литературного института. Подал заявление на факультет поэзии (в архиве писателя сохранилось более 100 никогда не публиковавшихся стихотворений), но принят был на отделение прозы. В 1945 перевелся на очное отделение Литературного института, занимался в творческих семинарах К.А. Федина и К.Г. Паустовского. Окончил институт в 1949 .
Первыми публикациями были фельетоны из студенческой жизни, напечатанные в газете «Московский комсомолец» в 1947 и 1948 («Широкий диапазон» и «Узкие специалисты»). Первый его рассказ «В степи» был опубликован в 1948 в альманахе молодых писателей «Молодая гвардия».
В 1950 в «Новом мире» Твардовского появилась повесть Трифонова «Студенты». Успех ее был очень велик. Она получила Сталинскую премию, «посыпались всякие лестные предложения, - вспоминал писатель, - из "Мосфильма", с радио, из издательства». Повесть была популярна. В редакцию журнала приходило множество писем читателей, ее обсуждали в самых разных аудиториях. При всем успехе повесть действительно только напоминала жизнь. Сам Трифонов признавал: «Были бы силы, время и, главное, желание, я бы переписал эту книгу заново от первой до последней страницы». Но когда книга вышла, успех воспринимался ее автором как должное. Об этом свидетельствует инсценировка «Студентов» - «Молодые годы» - и написанная годом позже пьеса о художниках «Залог успеха» (1951 ), поставленные в Театре им. М.Н. Ермоловой А.М. Лобановым. Пьеса была подвергнута довольно резкой критике и сейчас забыта.
После шумного успеха «Студентов» для Трифонова, по его собственному определению, наступил «изнурительный период каких-то метаний». В то время он начал писать о спорте. В течение 18 лет Трифонов был членом редколлегии журнала «Физкультура и спорт», корреспондентом этого журнала и крупных газет на Олимпийских играх в Риме, Инсбруке, Гренобле, на нескольких чемпионатах мира по хоккею, волейболу. Он написал десятки рассказов, статей, репортажей, заметок на спортивные темы. Многие из них вошли в сборниках «В конце сезона» (1961 ), «Факелы на Фламинио» (1965 ), «Игры в сумерках» (1970 ). В «спортивных» произведениях проявилось открыто то, что впоследствии станет одной из главных тем его творчества,- усилие духа в достижении победы, пусть даже над самим собой.
С 1952 начались поездки Трифонова в Туркмению на строительство Туркменского, потом Каракумского канала. Поездки продолжались около восьми лет. Итогом их стали сборник рассказов «Под солнцем» (1959 ) и роман «Утоление жажды», опубликованный в 1963 в журнале «Знамя». Роман не раз переиздавался, в т.ч. и в «Роман-газета», выдвигался на соискание Ленинской премии 1965 , был инсценирован и экранизирован. Правда, как говорил Трифонов, читали роман, по сравнению со «Студентами», «гораздо более спокойно и даже, пожалуй, вяло».
«Утоление жажды» оказалось характерным «оттепельным» произведением, оставаясь во многом одним из многочисленных «производственных» романов тех лет. Однако в нем уже были персонажи и мысли, которые позже окажутся в центре внимания писателя.
Название романа «Утоление жажды» критика расшифровывала не только как утоление жажды земли, ждущей воды, но и утоление человеческой жажды справедливости. Стремлением восстановить справедливость была продиктована и повесть «Отблеск костра» (1965 ) - документальное повествование об отце писателя. В конце 1960-х он начинает цикл т.н. московских или городских повестей: «Обмен» (1969 ), «Предварительные итоги» (1970 ), «Долгое прощание» (1971 ), потом к ним присоединились «Другая жизнь» (1975 ) и «Дом на набережной» (1976 ). Сюжеты этих книг, особенно первых трех, как будто посвящены лишь «подробностям» быта современного горожанина. Повседневная жизнь городских обитателей, сразу узнаваемая читателями, казалась многим критикам единственной темой книг.
Критике 1960-70-х понадобилось много времени, чтобы понять, что за воспроизведением быта современного города скрыто осмысление «вечных тем», того, что составляет сущность человеческой жизни. В применении к творчеству Трифонова оправдались слова одного из его героев: «Подвиг - это понимание. Понимание другого. Боже мой, как это трудно!»
Книга о народовольцах «Нетерпение» (1973 ) воспринималась по контрасту с «городскими» повестями. Тем более что появилась она после первых трех из них, когда часть критики попыталась создать Трифонову репутацию всего лишь современного бытописателя, поглощенного каждодневной суетой горожан, занятых, по определению писателя, «великими пустяками» жизни.
«Нетерпение» - книга о террористах XIX в., нетерпеливо подталкивающих ход истории, готовящих покушение на царя, погибающих на эшафоте.
Об ощущении слитности прошлого и настоящего написан роман «Старик» (1978 ). В нем в одной жизни оказались взаимосвязаны история и на первый взгляд как будто не имеющая к ней отношения, исчезающая бесследно в суете повседневности, поглощенная сама собой современность. «Старик» - роман об уходящих людях и уходящем, исчезающем, кончающемся вместе с ними времени. У персонажей романа пропадает ощущение себя частью той бесконечной нити, о которой говорил герой «Другой жизни». Эта нить, оказывается, обрывается не с окончанием жизни, но с исчезновением памяти о прошлом.
Уже после смерти писателя в 1980 были опубликованы его роман «Время и место» и повесть в рассказах «Опрокинутый дом». В 1987 журнал «Дружба народов» напечатал роман «Исчезновение», который Трифонов писал много лет и не успел закончить.
«Время и место» начинается вопросом: «Надо ли вспоминать?» Последние произведения Трифонова стали ответом на этот вопрос. «Время и место» писатель определил как «роман самосознания». Последние книги оказались поэтому более автобиографичными, чем предшествующие им. Повествование в них, входя в новые психологические и нравственные слои, приобрело более свободную форму.
Начиная с повестей 1960-х - почти за 15 лет - Трифонов оказался одним из основателей особого направления новейшей русской литературы - т.н. городской прозы, в которой он создал собственный мир. Его книги объединены не столько общими, переходящими из одной в другую персонажами-горожанами, сколько мыслями и взглядами на жизнь и героев, и автора. Главной задачей литературы Трифонов считал отображение феномена жизни и феномена времени в их взаимосвязи, выраженной в судьбе человека.
Годы жизни: с 28.08.1925 по 28.03.1981
Советский писатель, переводчик, прозаик, публицист, киносценарист. Является одной из ключевых фигур литературы советского периода. Представитель экзистенциального направления в реализме.
Родился в Москве, в семье, богатой на революционные традиции. Отец: революционер, председатель Военной коллегии Верховного суда СССР, мать: зоотехник, инженер-экономист. С революцией были тесно связаны бабушка и дед писателя по материнской линии, а также его дядя (брат отца). Детство Юры было более-менее безоблачным, но в 1937 г. отец Трифонова был арестован (расстрелян в 1938 г., реабилитирован в 1955), а в 1938 г. арестована мать. Трифонов с сестрой остались на попечении бабушки.
В начале войны семью эвакуируют в Ташкент, где Трифонов заканчивает среднюю школу. В 1943 г. возвращается в Москву, работает на авиационном заводе слесарем, диспетчером цеха, редактором заводской многотиражки. В 1944 г. поступает на заочное отделение Литературного института им. Горького. На очное отделение переводится в 1947, отработав необходимый стаж на заводе (как член семьи врага народа).
В 1949 г. заканчивает литинститут, защитив в качестве дипломной работы повесть "Студенты". Повесть получает Сталинскую премию (1951), а Ю. Трифонов неожиданно становится известен. В 1949 г. женится на певице Нине Нелиной (скончалась в 1966), в 1951от этого брака рождается дочь. В 1952 году уезжает вТуркмению на трассу Главного Туркменского канала, и Средняя Азия надолго входит в жизнь и творчество писателя.
50-е, 60-е года становятся временем творческого поиска. В это время писатель публикует ряд рассказов и повесть «Утоление жажды», которой (как и первой своей работой) остается недоволен. В 1968 г. женится на Алле Пастуховой.
В 1969 г. с повести "Обмен" начинается цикл "московских" или "городских" повестей, в который также входят «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Дом на набережной». Произведения 1969-1981 годов стали главными в творческом наследии писателя.
В 1975 г. в третий раз вступает в брак. Жена Ольга Романовна Мирошниченко (Трифонова). В 1979 г. от брака родился сын.
В 1981 г. у Трифонова обнаруживают рак почки и 28 марта 1981 г. он умирает от послеоперационных осложнений (эмболия).
В 1932-1938 годах семья Трифоновых проживала в знаменитом Доме Правительства по адресу улица Серафимовича, д. 2. Дом предназначался для семей партийной элиты и впоследствии стал известен (благодаря повести Трифонова) как "Дом на набережной". Сейчас в доме находится музей, директором которого является вдова Ю. Трифонова, Ольга Трифонова.
Роман Утоление жажды был выдвинут на соискание Ленинской премии, но награды так и не получил.
Б. Окуджава посвятил Трифонову одно из своих стихотворений (Давайте восклицать...)
Вдова Трифонова назвала экранизацию "Долгого прощания" фильмом, сделанным "очень хорошо и очень адекватно". И осталась соврешенно не довольна экранизацией "Дома на набережной", говоря, что "авторы сценария читали другую книгу".
Награды писателя
Третьей степени за повесть "Студент" (1951)
Выдвинут на соискание Нобелевской премии по литературе (1980)
Библиография
Романы и повести
Студенты (1950)
Утоление жажды (1963)
Произведения, входящие в цикл "московские повести"
Даниил Трифонов – молодой российский пианист и композитор, лауреат самых престижных международных премий в области фортепианной музыки, член Совета директоров Нью-Йоркской филармонии.
Детство и юность
Даниил Олегович Трифонов родился 5 марта 1991 года в Нижнем Новгороде. Жизнь по меньшей мере трех поколений его предков плотно связана с музыкой. Прабабушка и прадедушка собирали аккордеоны и пели. Бабушка руководила хором. Мама - преподаватель теории музыки, папа - композитор. Вопреки уверенности родителей, что музыкантов в семье достаточно, сын в полной мере унаследовал талант.
Абсолютный слух и поддержка родителей стали первыми слагаемыми успеха музыканта. Маленький Даниил получил в личное распоряжение пианино, что помогло сохранить в целости отцовский синтезатор. Первым учителем пятилетнего вундеркинда стала Татьяна Рябчикова, педагог в ДШИ №18 Нижнего Новгорода.
В восемь лет мальчик стал победителем открытого конкурса молодых пианистов имени Анны Артоболевской (Москва, 1999 год). В девять лет поступил в музыкальную школу им. Гнесиных в класс к Татьяне Зеликман, воспитавшей немало молодых талантов. Параллельно изучал композицию в классе Владимира Довганя, закончив обучение в 2009 году.
Еще подростком Даниил не боялся предстать перед строгим жюри международных конкурсов в концертных залах Москвы и даже Пекина. В юности пробовал силы в разных областях: был и период увлечения панк-роком, но сейчас молодой композитор сочиняет фортепианную, камерную и оркестровую музыку. В 2009 году переехал в США для продолжения профессионального обучения в Кливлендском институте музыки под руководством Сергея Бабаяна.
Музыка
Музыку Трифонова называют волшебной, демонической и невероятной. Он исполняет классику на фортепиано соло и с оркестром, пробуждая в зрительном зале бурю эмоций. Мощь таланта потрясает слушателей. Пианист уделяет много времени знакомству с каждым произведением, которое планирует включить в репертуар – читает музыку с листа, играет в разных темпах.
Слушает и интерпретации предшественников, но старается, чтобы их восприятие музыки не мешало пониманию замысла композитора. Даже перед участием в конкурсах Трифонов слушает выступления конкурентов лишь для того, чтобы оценить акустику зала в разных рядах.
Собственные произведения Даниила пока пользуются меньшей известностью, чем его исполнение классики, но отдельные свои вещи молодой композитор включает в программу выступлений. Музыкант дает концерты в разных уголках мира: от престижных залов Европы и Москвы до родного Нижнего Новгорода, работает вместе с именитыми дирижерами и знаменитыми оркестрами.
При подготовке к выступлению пианист подробно обсуждает все нюансы со своим наставником, Сергеем Бабаяном. Они вместе разбирают технические детали, выбирают нужный темп, ритм. Это особенно важно для концертов фортепиано с оркестром или скрипкой.
В 2013 году Трифонов подписал эксклюзивный контракт с Deutsche Grammophon. Сотрудничество оказалось плодотворным. Первый же записанный диск – концерт в Карнеги Холл - удостоился в 2014 году премии ECHO Klassik «Открытие года, фортепиано» от Немецкой академии звукозаписи. Этот же альбом номинировался на Grammy 2015 года.
Личная жизнь
По словам Марины Трифоновой, мамы музыканта, времени на личную жизнь у сына не остается. Даже о том, что диск с его инструментальным соло выдвинули на «Грэмми», Даниил узнал позже родителей.
В 26 лет молодой человек не женат, свадьбу не планирует и информацией о существовании или отсутствии любимой девушки ни с кем не делится.
Напряженные репетиции занимают 6-8 часов ежедневно. Пианист не собирается останавливаться и разучивает новые композиции, расширяя концертный репертуар. Из-за напряженного графика гастролей студенту Кливлендского института музыки пришлось перейти с обычной учебной программы на специальную Artist Certificate, включающую больше индивидуальных занятий за счет сокращения некоторых общеобразовательных предметов.
Благодаря четкому планированию рабочего дня Даниил иногда находит время для отдыха. Свободные часы предпочитает проводить с друзьями на природе, либо в тишине музеев. Живопись играет в творчестве композитора роль источника вдохновения. Картины , наполняют его энергией. Эмоции музыкант трансформирует в гармоничный поток звуков.
Даниил Трифонов сейчас
2018 год в копилку знаменитости. Это премия академии звукозаписи США «Грэмми» за лучшее инструментальное соло. Награду Даниилу Трифонову жюри присудило за альбом Transcendental. Записанный в 2016 году диск с этюдами в 2017 году уже получил престижную награду: приз ECHO Klassik (за лучшую сольную запись фортепианной музыки, написанной в XIX веке).
Присуждение «Грэмми» означает признание заслуг музыканта широким кругом ценителей классической музыки. Голосование велось в интернете и участие в нем приняли более 13 тысяч человек.
Официальный сайт музыканта ведется на английском языке. На сайте размещены подробности биографии Даниила Трифонова и оперативно появляются свежие новости, график гастролей и анонсы концертов.
Дискография
- 2008 - Winners of the 4th Scriabin International Piano Competition
- 2011 – Plays Chopin
- 2012 - Piano Concerto no. 1
- 2013 - The Carnegie Recital
- 2013 - Chopin: Piano Concerto No. 1 – Barcarolle
- 2014 - Mieczysław Weinberg (Live In Lockenhaus & Neuhardenberg / 2012 & 2013)
- 2015 - Rachmaninov Variations
- 2016 - Transcendental - Daniil Trifonov plays Franz Liszt
- 2017 - Chopin Evocations
- 2017 - Preghiera - Rachmaninov Piano Trios
- 2017 - Trout Quintet
- 2017 - Schubert: Forellenquintett - Trout Quintet
Одним из самых известных его обитателей был Юрий Трифонов (1925–1981). За ним закрепилось определение «мастера городской прозы». Однако о его взаимоотношениях с родной столицей известно мало. Сегодня вдова писателя рассказывает о том, как город подыгрывал их некогда запретной любви. Мы перечисляем адреса Трифонова и их отражения в его прозе, а еще выясняем, за что писатель был благодарен нашей газете.
Вдова писателя Ольга Трифонова рассказывает о судьбе и творчестве мужа несколько раз в неделю. Она возглавляет «Музей «Дом на набережной» (это отдел Музея Москвы) и сама проводит экскурсии. Но «Вечерней Москве» она рассказала о том, о чем никогда не говорила посетителям.
- Ольга Романовна, вы помните, когда впервые увидели Юрия Валентиновича?
Мне было пять лет. Это был 1943 год, я ходила в детский сад на 1-й улице Ямского Поля. Мимо ограды часто шагал юноша с пышными волосами, в телогрейке, в грубых ботинках. Спустя тридцать лет я поняла, что это был Юра. Ему тогда было 18, он работал на заводе «Знамя Труда» - в армию его не брали из-за близорукости. Когда я рассказала ему, он возразил: «Это ты из моих рассказов узнала, вот тебе и кажется, что это было наяву». Тогда я добавила, что юноша носил под мышкой черную трубу. И тут Юрий Валентинович поразился: он действительно носил в тубусе цеховую стенгазету, которую редактировал. И узнать об этом по рассказам я не могла.
- А первая «взрослая» встреча когда состоялась?
Их было много. Я публиковала рассказы, вращалась в писательских кругах. А познакомились поближе уже в 1971 году. Я попала на семинар молодых писателей, который вел Юрий Валентинович. Однажды он спросил, могу ли я подвезти его домой (я была дама упакованная, с машиной), и по дороге поинтересовался, есть ли у меня роман.
- И вы сказали, что пишете рассказы?
Он имел в виду отношения. Я сказала, что роман есть, но не очень хороший. И спросила, есть ли роман у него. Он сказал, что есть, и тоже не очень хороший. С этого все и началось.
Он был женат, я замужем. У нас был долгий тайный московский роман, с чужими квартирами, с ключами, отданными на несколько часов. Мы изучили окраины, оказываясь то в Нагатине, то в Бирюлеве. Однажды мы бесконечно долго ехали то ли по Варшавке, то ли по Волгоградке. У меня вырвалось, что я не люблю Москву. Юрий Валентинович по- смотрел на меня с ужасом и сказал: «Но ведь это мука - жить в городе, который не любишь. И как можно не любить Москву? Да ты ее и не знаешь по-настоящему!» Для него ведь Город - один из героев его книг.
В романе «Старик» явно отразился этот опыт: Кандауров и Светлана встречаются в квартире друга на юго-западе...
Он отразился даже в романе «Нетерпение».
- Он же о народовольцах!
Там в одном из лирических отступлений есть слова: «Пироговка, август, троллейбус в сторону Лужников...» На Пироговке находился Центральный государственный архив Октябрьской революции, Юрий Валентинович подолгу собирал там материалы. И я назначала ему свидания в квартире подруги, которая жила на Фрунзенской набережной.
- Но вот началась совместная жизнь. Каким автор «бытовых повестей» оказался в быту?
Покладистым. Любил мыть посуду. Я порывалась перехватить у него тарелки, а он говорил: «Ты лучше посиди, расскажи, как прошел день». Он любил такие рассказы, особенно если они были смешными.
- А критиковать его прозу вам случалось? Как он реагировал?
Однажды он начал мне читать начало «Дома на набережной». Это была какая-то тягомотина, про Юлию Федоровну (мать главной героини Сони Ганчук. - «ВМ»), про ее австрийское прошлое. И я, в худших традициях русской литературы, задремала. Потом он этот кусок убрал. Начало романа «Время и место» по моему совету переехало в конец. А когда я у него спрашивала мнения о своих произведениях, он всегда спрашивал: «Тебе с наркозом или без наркоза?»
А вот Булат Окуджава в песне «Давайте восклицать», посвященной Юрию Валентиновичу, призывал: «Давайте говорить друг другу комплименты». Это чтобы смягчить сурового адресата?
Мне кажется, он был не в восторге от этой песни. Потому что комплименты - это всегда неискренность.
- Юрий Валентинович на фотографиях выглядит мрачным и важным...
Он казался таким, потому что был медлительным из-за больного сердца и скрываемой одышки. На самом деле он был смешлив и доводил меня и наших друзей до колик. Обладал замечательным актерским даром. Любил изображать в компании пожилого профессора, который ухаживает за молоденькой медсестрой.
Да. Неоконченный роман об Азефе (один из руководителей партии эсеров и одновременно секретный сотрудник полиции, выдавший многих революционеров. - «ВМ») и становлении партии большевиков. Но когда это будет издано, решит наш сын Валентин. Ему 37 лет, он работает на телевидении. Для него это будет полезно хотя бы в чисто воспитательных целях. А я уже сделала много и хочу остановиться.
«ВЕЧЕРКА» ЗАМЕТИЛА ЕГО ТАЛАНТ ПЕРВОЙ
Трифонов прославился очень рано: в 1950 году, в 25 лет, он напечатал свой первый роман «Студенты». Очень скоро дебютанта заметила «Вечерняя Москва»: 19 декабря 1950 года она напечатала положительную рецензию. Может, она сыграла свою роль в том, что Трифонов получил Сталинскую премию.
Сестра Юрия Трифонова, Татьяна Валентиновна, рассказывала мне, что с той поры у него навсегда осталось доброе отношение к«Вечерке»,- говорит Александр Шитов, доктор филологических наук, биограф писателя.
Нажмите на изображение для перехода в режим просмотра
У Трифонова было несколько публикаций в нашей газете. Он рассказывал о своих творческих планах, анонсировал новинки, рецензировал спектакли. 25 декабря 1963 года у него вышел репортаж с Московского нефтеперерабатывающего завода - «Чудеса в прозрачных мешках». Модную тему (химия и синтетика) Трифонов подал через приземленные бытовые детали, на которые был мастер: «В прачечных требуют, чтобы срезали пуговицы с сорочек потому, что они не выдерживают высокой температуры. А наш полипропилен выдерживает температуру выше 100 градусов».
А 31 декабря 1963 года Трифонов стал героем добродушной юмористической заметки. В то время Юрий Валентинович только что выпустил роман «Утоление жажды» о строительстве канала в Туркмении, а также был известен как спортивный журналист. Автор описывает воображаемую встречу с Трифоновым. Он подарил писателю эпиграмму:
Трудом людей сквозь злые Каракумы
Канал пробит в невиданном броске.
Роман глубокие рождает думы,
Хотя сюжет построен... на песке.
А еще он якобы спросил, не собирается ли Трифонов сочинить что-нибудь о каналах на Марсе (тоже модная тема). И Юрий Валентинович якобы ответил: «Меня пока больше волнует «загадка» хоккеистов «Спартака». <...>С чего это они столько очков потеряли? Что касается Марса, то там пока не оборудовали футбольное поле».
Спустя 12 лет после кончины писателя в редакцию обратилась пенсионерка Эвелина Гезенцвей. В годы войны она работала с Юрием на одном заводе, у нее сохранилась стенгазета за 3 ноября 1944 года с его стихами. 19-летний заочник Литературного института откликнулся на череду салютов в честь городов, которые Красная армия освобождала один за другим. Стихотворение было перепечатано в «Вечерке» 3 ноября 1993 года, это стало его первой официальной публикацией. Мы приводим отрывок из него.
Он грянет, последний салют
Гремят и гудят над Москвою раскаты
И город ликует - салют!
И сотен ракет огневые каскады
Победу на небе поют! <...>
И день, когда русский солдат по кварталам
И скверам Берлина пройдет,
Когда в бранденбургскую землю, усталый,
Он штык свой уральский воткнет,
Когда он с лицом, почерневшим от пота,
Присядет, махорку куря,
И скажет: «Окончилась наша работа,
Видать, потрудились не зря».
Пускай в этот день все орудия света
Все залпы в единый сольют
И грянет над миром во славу победы
Последний великий салют!
ДОМ НА РЕКЕ ВРЕМЕНИ. АДРЕСА ПРОЗАИКА УЗНАЮТСЯ ПО СКВЕРАМ, ФОНТАНАМ И МАГАЗИНАМ
Имя Трифонова вызывает ассоциации прежде всего с «Домом на набережной» (это с его легкой руки Дом правительства получил такое название), где писатель провел детство и которому посвятил одноименный роман. Но у Трифонова было много других столичных адресов, и каждый отразился в его творчестве, хотя бы одной деталью.
Тверской бульвар, 17 (1925–1933)
Там Юра прожил первые 8 лет.
«...Я жил в доме посередке Тверского <...><…> в стороне чернел, как башня, громадный человек по имени Тимирязев, а в другой стороне... стоял такой же черный Пушкин <...><…> Нянька Таня, собираясь со мной погулять, спрашивала у мамы: «Куда иттить: к энтому Пушкину или к энтому Пушкину?»
«Бульварное кольцо» (очерк, 1979)
Улица Серафимовича, 2, Дом правительства (1933–1939)
Отец Трифонова был крупным государственным деятелем. В 1937 году он был арестован и на следующий год расстрелян. Мать будущего писателя в 1938 году была арестована и осуждена на 8 лет лагерей.
«Серая громада висла над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу...»
«Дом на набережной» (1976)
Большая Калужская (ныне Ленинский проспект), 21 (1939–1941, 1943–1951)
После ареста отца и матери семья Трифонова переселилась в коммунальную квартиру на тогдашней окраине Москвы.
« - Как вы думаете ехать на Смоленскую площадь? <…> <...>На метро? - изумленно произнес Аркадий Львович. - Вы с ума сошли! Я вам укажу чудесное сообщение: вы едете до Калужской на любом, идете через площадь <...><…> Вы бежите к Парку Культуры, это две минуты, вскакиваете на десятку или «Б»…»
«Студенты» (1950)
Страстной бульвар, 4 (1942–1943)
Юрий вернулся из эвакуации первым, а его бабушка и его сестра на полгода задержались в Ташкенте. Юрий прожил это время у сестры бабушки на Страстном.
«От вокзала до Страстного бульвара, где жила тетя Дина, Игорь шел пешком, совсем налегке <…> <...> Когда-то эта цепь проходных дворов была оживленнейшим местом: по ним проходили, сокращая себе путь, с Большой Дмитровки на Страстную площадь...»
«Исчезновение» (1981)
Верхняя Масловка, 1 (1951–1957)
В 1951 году Юрий Трифонов женился на молодой певице Большого театра Нине Нелиной, дочери художника Амшея Нюренберга, и переехал к ней.
«Георгий Максимович всех пригласил в мастерскую. Надо было пройти длинным общим коридором: справа двери в мастерские, слева общая ванная, общая кухня, общая уборная для всех жителей третьего этажа. Был такой нелепый дом постройки двадцатых годов…»
«Другая жизнь» (1976)
2-я Песчаная, 8 (1958–1981)
С 1957 по 1958 год Юрий Трифонов со своей женой Ниной Нелиной прожил на Ломоносовском проспекте, 15. Затем Нина удачно обменяла квартиру (эти перипетии потом отразились в повести «Обмен»), и они переехали на 2-ю Песчаную (с 1965 по 1994 год она называлась улицей Георгиу-Дежа). Район узнается во многих произведениях Трифонова по таким деталям, как сквер, фонтан, местные торговые точки. Однажды директор магазина «Диета» (он находился на углу улиц Георгиу-Дежа и Вальтера Ульбрихта, ныне Новопесчаной), где писатели получали продуктовые заказы, набросилась на Юрия Валентиновича с упреками. Кто- то ей сообщил, что в редакции журнала «Новый мир» лежит его повесть «Опрокинутый дом», а там упоминается двор «Диеты», где «греются на солнышке пьяненькие грузчики». В те годы шла борьба с пьянством, и директора могли наказать.
«Из окна моего дома, с шестого этажа, виден сквер, разросшиеся липы, фонтан, скамейки, пенсионеры на скамейках, никто не помнит речушки, которая тут сочилась когда-то в зарослях ивняка <...><…> и потом умерла (речка Ходынка, протекавшая на месте 2-й Песчаной, была заключена в трубу. - «ВМ»)».
«Время и место» (1980)
ОБЛУЧЕНИЕ ЛЮБОВЬЮ
Писателю Юрию Трифонову сегодня исполнилось бы 85 лет
Он считался классиком при жизни. Сегодня его назвали бы культовым писателем. Он номинировался на Нобелевскую премию 1981 года, но не дожил. А мертвым эту награду не дают.
Не эмигрант и не диссидент, не почвенник, не либерал. Не примыкал ни к одному литературному «кружку». Не скандалил, не эпатировал публику. Он просто был хорошим писателем.
Романы и повести «летописца асфальтовой Москвы» зачитывались до дыр, обсуждались на кухнях и в курилках, даже переписывали от руки. Рукописный «Дом на набережной» хранится в архиве писателя. Бывает ли слава больше?
Его личная жизнь очень похожа на роман, в котором сплелось все: и страсть, и счастье, и слезы, и смерть. Ольга Трифонова – последняя жена писателя и последняя его любовь.
- Жизнь то и дело сталкивала вас. Можно сказать, что ваш роман был предопределен?
- Конечно. Я помню все наши встречи. Я была замужем за другим человеком, он был женат на другой женщине. Мы дико смущались, встречая друг друга. Однажды столкнулись в подземном переходе из Дома литераторов в так называемый Большой союз, и Юрий страшно ударился лбом о низкую притолоку и жутко выматерился. Я с изумлением посмотрела, а он сказал: «Извините, Оля».
- Между вами всегда что-то искрило?
- Носились сквозняки. Однажды, когда я была у него в семинаре, он попросил подвезти его домой, потому что мы жили рядом. Мы ехали в машине, велся вялый натужный разговор. И вдруг Юрий Валентинович спросил: «У вас есть роман?» От неожиданности я сказала: «Да». – «Хороший?» - голос у него был упавший. «Да нет», - призналась я и подумала: какое нахальство задавать такие вопросы и отомстила: «А у вас есть, Юрий Валентинович?» - «Есть». – «Хороший?» - «Да тоже нет». Это был наш первый неформальный диалог. Юра нравился мне безумно.
- А как начался роман?
- Юра дал мне почитать какую-то книгу. Я долго ее держала, и однажды он мрачно буркнул, что книгу пора вернуть. Когда я пришла отдавать, он обнял меня и пробормотал четверостишие Ходасевича, которого очень любил: «Перелети, пере- что хочешь - Но вырвись: камнем из пращи, Звездой, сорвавшейся в ночи...Сам затерял - теперь ищи...Бог знает, что себе бормочешь, Ища пенсне или ключи». С этого и начался роман. С чужими квартирами, чужими ключами, чужими портретами. То в Нагатине, то в Чертанове, то в Теплом Стане.
- Запретная любовь трудна для двоих. Вы не пытались прервать эти отношения?
- Порой мы расставались надолго, чтобы убежать от этого чувства. Семь лет он не решался развестись. Он был человек совестливый, хотя та женщина делала все, чтобы ему легче было уйти. Одна их общая знакомая сказала ей: «Вы – кузнец своего несчастья». Мне тоже было трудно уйти от мужа, хорошего, благородного человека. Я понимала, на какое осмеяние его обрекаю. Мы все жили в огромной коммунальной квартире, которой, по сути, был Союз писателей. Все друг друга знали и обсуждали.
- Как быстро писательская «коммунальная квартира» переварила ваш брак?
- Не переварила. Я после его смерти с маленьким Валей приехала на Пицунду. У меня было очень сильное нервное истощение, и моя подруга-психиатр сказала, что есть два хороших средства преодолевать стресс такого рода. Уходить в лес и кричать так, чтобы начинали болеть мышцы шеи, и бег. Рано утром я бежала в Пицунде и услышала, как две дамы мне в спину сказали: «Бежит, старается, форму соблюдает, ей же еще замуж выходить!»
- Но у вас была попытка создать семью?
- Получается, они были правы. (Смеется). Я не думала, что надо бегать, чтобы выйти через 8 лет замуж. Это был гражданский брак. Сейчас, по прошествии времени, я должна констатировать, что моему избраннику тоже было очень трудно, потому что невозможно слушать через каждое второе слово «Юрий» и смотреть на его портреты. Мне не хватило такта убрать портреты. Но я физически не могла это сделать.
- Красивый, загадочный, талантливый, знаменитый – такие мужчины нравятся женщинам. Вы его ревновали?
- Я сильно его ревновала, но ему, по-моему, это нравилось. Женщины кокетничали с ним нагло, при мне, и у меня это вызывало ярость. Однажды он уехал в Италию, и я ужасно тосковала. Вдруг звонок: одна дама, жена писателя звенящим от счастья голосом говорит: «Ой! Оля, а мы только что вернулись из Италии! Мы видели Юру в Ватикане с потрясающей красоты девушкой!» Я чувствую: мир рухнул! Я стала рыдать, в это время позвонил Юра. И я сразу спросила: «С кем ты был в Ватикане?» «О! Я так и знал! Когда они пошли нам навстречу, у меня упало сердце. Я понял, уже сегодня вечером будешь знать ты. У меня была действительно очень красивая переводчица, она скоро приедет в Москву, и я тебя с ней познакомлю».
- У него были увлечения?
- Один раз «амур» случился в самом начале нашего романа, Юра мне рассказал об этом. Я встретила ее на одном официальном мероприятии и сказала Юре: «Вот с этой дамой у тебя был роман». Он считал, что я необычайно проницательна. Также я узнала его первую женщину. Она подошла к нему на киностудии, они так смотрели друг на друга, что я поняла: у них был счастливый роман, о котором оба вспоминают с благодарностью. А я отошла в сторону, не желая мешать, потому что жена, которая стоит, как часовой у Смольного, – это смешно.
- У вас разница в возрасте – тринадцать лет. На фотографиях вы сияете обольстительной красотой. Юрий Валентинович был ревнив?
- Очень. Один раз устроил ужасную сцену, и ему самому стало неловко. Потом сказал: «Больше не буду тебя никогда ревновать, - и добавил, - по крайней мере, подавать вида». Однажды в Венеции, куда мы приехали по приглашению итальянского издательства, произошла смешная история отеле. Тогда в наших магазинах ничего не было, и у меня был с собой список покупок пунктов на шестьдесят. Маме – кофту белую в черный горошек, моей сестре – дезабилье, в том числе, тряпки для мытья пола, которых здесь еще в помине не было. И вот мы идем с Юрием Валентиновичем мимо хозяйственного магазина, я думаю нырнуть туда за тряпками, но слышу: «Оля, до этого безумия мы не дойдем».
- Дошли?
- Когда он пошел в отель давать интервью, я вернулась в магазин и накупила кипу тряпок для всех подруг. И в гостинице, чтобы муж не увидел этот пакет, я спрятала его в шкафчике, где уборщицы хранят свой инвентарь. Когда Юра заснул, я в ночной рубашке вышла в коридор и направилась к своему тайнику. И в этот момент увидела лаковые штиблеты. Я подняла голову: стоял роскошный джентльмен в смокинге, который воззрился на меня с диким изумлением, подумав, что богатая клептоманка крадет у горничных. От страха я приложила палец к губам. Он сделал то же самое. А утром на завтраке входит этот человек видит меня и прикладывает палец к губам. Юра вскипел: «Что это значит? Я требую объяснений!» Он мне не поверил, и пришлось предъявить доказательства – те самые тряпки для пола.
- Юрий Валентинович многим казался флегматичным, малообщительным. С ним было трудно?
- Легко! На самом деле он был очень смешливый, щедрый, великодушный и предельно искренний. Юра умел дружить, и люди, которые встречались с ним хоть однажды, уже не могли его забыть. А немножко угрюмый вид объяснялся одышкой. Юра скрывал, что ему не хватает дыхания, поэтому говорил медленно.
- А что с ним не прокатывало?
- В быту все прокатывало. Он очень любил мыть посуду. Один раз мне стало стыдно, и я сказала: «Прекрати. Я не хочу, чтобы ты мыл!» А тогда было очень модным слово «где-то», и он ответил: «Мне где-то это очень нравится». Его мягкость женщин очень искушала, им казалось, что можно давить до конца. Когда мы с ним познакомились, он ходил в облезлой болгарской дубленке, по-холостяцки зашитой черными нитками, в руках авоська, в которой он вечно таскал продукты. И еще просил заехать в прачечную забрать белье. Его жена думала, что так будет всегда. Но я поняла, что это кончается мгновенно и бесповоротно. С Юрием Валентиновичем не прокатывало то, что нарушало главные понятия его жизни. Например, в те времена писателям, как привилегированному классу, полагался паек. Мы были приписаны к магазину «Диета» по соседству. Однажды Юра вернулся из магазина, с грохотом поставил этот пакет и сказал: «Я туда больше не пойду! Мне стыдно». А у нас был грудной ребенок и не меньше пяти гостей каждый день за обеденным столом. И мы стали ездить на рынок.
- Слышала, что он был завзятым болельщиком?
- Он был потрясающим болельщиком и мне привил эту страсть. Его кумиром был легендарный Андрей Петрович Старостин. Юра болел за «Спартак». Если игрались важные матчи, бросалось все. Как-то я его шутливо спросила: «Почему ты на мне женился?», он ответил: «Помнишь, наши играли с чехами на чемпионате мира? Ты прилетела, я тебе не встретил. Ты вошла и спросила: какой счет? И не сказала ни слова упрека». У него в «Другой жизни» герой смотрит спорт по телевизору, что вызывает раздражение у жены, а он говорит: «Неужели ты не понимаешь, что это мой бром, мои «Ессентуки?» Часто они смотрели матчи вместе со Старостиным, и я выходила, понимая, что мешаю им комментировать «без цензуры». Юра был один из столпов спортивной журналистики, он автор знаменитого тогда фильма «Хоккеисты», который был снят по его сценарию.
- У него были какие-то приемы самообороны в жизни?
- Юмор и ирония. У него была потрясающая мать и, когда ее арестовали и повели пешком вниз по лестнице, дети выбежали с ревом. Она остановилась, думала, что прощается навсегда, и сказала: «Дети, что бы ни случились, никогда не теряйте чувства юмора!»
- Наверное, это помогало в отношениях с коллегами по писательскому цеху. В воспоминаниях Юрия Дружникова сквозит острая зависть, даже публикацию в «Новом мире» он объясняет добрососедскими отношениями с Твардовским.
- Грош цена этим «воспоминаниям». Юрий Валентинович с Дружниковым не был знаком. А, во-вторых, с Твардовским, я думаю, можно было есть из одной миски, но к литературе это отношения не имело. Александр Трифонович был абсолютно независимый человек.
- Вы дружили с Твардовскими?
- Юрий Валентинович часто общался с Александром Трифоновичем, а Мария Илларионовна была очень закрытым человеком. На нашем участке был глухой угол. После смерти Юры я уходила туда плакать, чтобы не видел сын. И однажды в ранних сумерках я стояла и плакала, она подошла к забору и сказала: «Ольга Романовна, знаете, что я делала, когда умер Александр Трифонович? Я занималась его библиотекой». Это был намек. Юрий Валентинович хранил очень много чужих рукописей, за которые можно было получить срок, я поняла, что от этого надо избавляться. И ночью перевезла все это к маме и тайком от нее спрятала по антресолям.
Высокое напряжение
- Когда вы узнали, что он смертельно болен?
- Я подозревала, у него были очень плохие симптомы. При тех болях, которые он испытывал, люди бьются головой о стену и молят о смерти. Он только бледнел, пот стекал со лба, как вода. Но он никогда не жаловался. Когда врачи увидели его рентгеновский снимок, они переглянулись, и я поняла, что это конец. Юрий Валентинович был очень мужественным человеком. Хирург профессор Лопаткин зашел к нему перед операцией: «Ну что ж, Юрий Валентинович, на май мы с вами выпьем! Потом переживал: «Зачем я это сказал?» Через день Юры не стало. Он ушел рано, в пятьдесят пять.
- Юрий Валентинович вел дневники. Вам открылись какие-то тайны?
- Дневники были очень скупыми, а, самое главное, что писатели такого уровня самое ценное и потаенное доверяют литературе. Поэтому мне дневники читать не надо было. Я иногда про себя такое узнавала в книгах, что у меня перехватывало дыхание. Я-то знала, о чем идет речь. Юра мне каждый день читал написанное за день. Однажды он мялся-мялся, как нашкодивший кот, а прочитать-то хотелось. Это была очень болезненная вещь про меня. Он спросил: «Ну как, ничего? Выдержишь?»
- Страшно, когда глубоко личные вещи кладутся в копилку, чтобы выплыть в большую литературу.
- Страшно, но какое счастье, что об этом можешь догадаться только ты. У Юрия Валентиновича в том же романе «Время и место» возвращается из лагеря мать, которую он не видел 8 лет. И она перед сном робко подходит к нему, потому что оставила мальчика, а встретила дядьку здоровенного: «Можно тебя поцеловать?» Она наклонилась, поцеловала, от нее пахло земляничным мылом, и он подумал: надо записать «от нее пахло земляничным мылом».
- Иногда бывает наоборот: сюжеты воплощаются в жизни. С Юрием Валентиновичем так случалось?
- Он очень этого боялся. Например, во время нашего тайного романа он привез мне из-за границы очень красивую атласную голубую блузку. А потом очень мрачно спросил: «А почему твой муж ходит в блузке, которую я тебе подарил? Я вчера его видел в ЦДЛ в ней». «Ты с ума сошел? – я рассмеялась. - Председатель бюро секции прозы в женской блузке?!» У него же в «Долгом прощании» похожая сцена. Помните?
- Вот и первая жена Юрия Валентиновича – певица из Большого театра Нина Нелина, присутствует во многих его романах. Он назвал ее ведьмой. Было в ней колдовство?
- Она была красивая, талантливая. Когда Нина пела Розину, на нее ходили смотреть. Золотые вьющиеся волосы, роскошные плечи и зеленые туманные глаза. У Юры была тяга к ведьмам. Одна ему напророчила смерть, другая – последующие браки. В момент ссоры Нина сказала ему: «Подожди, я умру, скоро ты женишься или на редакторше или на Ольге». После ее смерти остался дневник, полный ужасных подробностей и ненависти к Юре. Ее полоумные родители таскались по редакциям с просьбой опубликовать. Правда, они вырвали оттуда самое «жареное» – ее личную жизнь. Мне кажется, Нина видела, что ушла любовь, и это вызывало отчаяние и злобу.
- Он знал, что она была любовницей Берии?
- Мы никогда не говорили об этом, но, думаю, что знал. Слухи ходили. А потом это просвечивает в его прозе. Вы вспомните «Время и место», когда писатель Никифоров спрашивает свою жену Георгину: «Гога, родная, только не обижайся, ты не могла бы описать свои ощущения вчера и сегодня, когда узнала о его конце? Только честно. Абсолютную правду». – «Тебе для романа?» – «Да». Была пауза, он стоял за её спиной и ждал, вдруг она всхлипнула задавленным рыданием: «Ощущения! – И прошептала: – Испытала великую радость…».
- Мне кажется, Юрий Трифонов был источником такого высокого напряжения, что вы не могли не поддаться его влиянию.
- Я «до» и «после» – просто разные люди. Я даже поражаюсь, как он мог меня полюбить. Видимо, что-то увидел во мне. Единственное, что не изменилось: надеюсь, я никогда не была фальшивой. Он научил меня многим важным вещам, в частности, правильно относиться к деньгам: не жалеть, не копить, не дорожить. Однажды сказал замечательную фразу, которую я часто повторяю: «Оль, я иногда доходил до рубля. Уверяю тебя: это не страшно». Он научил меня думать о других в любой ситуации. Когда мы стали выезжать за рубеж, я кинулась покупать шмотки, он мягко сказал: «Ты оставь денег на подарки». За границей перед отъездом устраивал ужин для всех людей, с которыми мы общались: издателя, переводчика, шофера. И это в то время, когда люди жалели су на туалет. Одна не бедная женщина из издательства мне сказала: «Он – единственный русский писатель, который это делает».
- Многие писатели советской поры ушли в небытие, а Юрия Трифонова читают.
- Знаете, он для меня сразу после Чехова. Были писатели, более изощренные в стиле или философии, но так рассказать человеку о нем самом мало кто мог. Очень часто перечитываю «Время и место». Его проза облучает. Даже я, знающая о Юре почти все, рыдаю над его книгами. Он понимал и печаль человеческую, и прелесть жизни, и ее конечность.
