480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Трофимова Полина Викторовна. Своеобразие художественной детали в романе М.А. Шолохова "Тихий Дон" : диссертация... кандидата филологических наук: 10.01.01 / Трофимова Полина Викторовна; [Место защиты: Моск. гос. гуманитар. ун-т им. М.А. Шолохова].- Москва, 2009.- 184 с.: ил. РГБ ОД, 61 10-10/11

Введение

ГЛАВА 1. Сфера портретной и психологической детализации в романе м.а.шолохова «Тихий дон» 15

1.1. Деталь как предмет литературоведческого изучения 15

1.2. Поэтика портретной детали в романе «Тихий Дон» 23

1.3. «Зооморфная» деталь в структуре образа персонажа 32

1.4. «Фитоморфная» (растительная) деталь как «знак» персонажа 41

1.5. Оппозиция «мужское-женское» в контексте психологического анализа 45

1.6. «Детское» начало как элемент характера 47

ГЛАВА 2. Деталь как средство многоаспектного воссоздания эмоционально-чувственного богатства мира и человека в романе «Тихий дон» 52

2.1. Визуальная деталь 58

2.2.Звуковая деталь 66

2.3. Одоративная деталь.72

2.4. Осязательная деталь.82

2.5. Вкусовая деталь 86

ГЛАВА 3. Функции детали в различных сегментах художественного мира романа «Тихий дон» 94

3.1. Функции детали в структуре шолоховского пейзажа 94

3.2. Специфика использования детали в бытовых и батальных сценах.115

3.3. Деталь как структурный элемент речевых характеристик персонажей.130

3.4. Роль детали в создании художественного подтекста.140

3.6. Композиционные функции детали в романе «Тихий Дон» .153

Заключение 159

Список использованной литературы 165

Введение к работе

Искусство шочоховской детали восхищает всех, кто соприкасается с художественным миром романа-эпопеи «Тихий Дон» Не случайно сам писатель утверждал, что его главная задача в процессе работы над этим произведением состояла в том, чтобы «суметь обобщить и переработать, отобрать наиболее значительное» в жизненном материале так, «чтобы каждый эпизод и каждая деталь нести свою нагрузку»

В качестве одного из важнейших уроков своего главного литературного учителя -Л Н Толстого - М А Шолохов почерпнул его убежденность в том, что эмоционально-эстетическое воздействие на читателей «только тогда достигается и в той мере, в какой художник находит бесконечно малые моменты, из которых сктадывается произведение искусства»

Вместе с тем следует заметить, что при наличии выдающихся достижений современного шоіоховедения в осмыслении творчества писателя и романа «Тихий Дон» в целом, сфера художественной микропоэтики произведения, идейно-эстетические функции микрообраза в соотнесенности с индивидуально-авторской картиной мира изучены недостаточно

В связи с этим актуальность темы исследования обусловлена объективной научной потребностью в пристальном изучении одного из важнейших стилеобразующих факторов в творческой практике М А Шолохова - искусства художественной детализации, ее роли в системе образных средств писателя, ее многоаспектного, сквозного и разноуровневого применения в поэтике романа-эпопеи «Тихий Дон»

Основной целью диссертационной работы является изучение своеобразия сферы художественной детализации в поэтике романа, типологических характеристик и особенностей функционирования детали на разных уровнях художественного целого, ее роли в формировании шолоховской концепции мира и человека

Указанной целью определяются конкретные задачи диссертации

Определение сущности художественной детали как концептуально значимого микрообраза и средства художественной нюансировки в индивидуально-авторской картине мира писателя,

Построение типологии художественных деталей применительно к шолоховской поэтике на основе их включения в сферу предметной и (или) сенсорной изобразитетьности,

2 Толстой Л Н Поли собр соч В 90 тт Т 30 С 128

рассмотрение (сквозь призму детализации) поэтики ощущения, восприятия и чувственного представления как средства передачи внутреннего состояния персонажей романа Шолохова, в том числе на уровне психологического подтекста,

обнаружение присущих Шолохову способов включения детали в структуру повествования,

рассмотрение идейно-образных и композиционно-конструктивных функций детали в структуре художественного целого,

Анализ новаторских открытий М А Шолохова в сфере художественной
детализации в соотношении с проблемой преемственности традиций русской классики

Выбор предмета диссертации - сферы художественной детализации в романе-эпопее М А Шолохова «Тихий Дон» как эстетической реальности - обусловлен следующими факторами

Недостаточной изученностью микропоэтики романа при доминирующем
внимании к произведению в целом,

спецификой жанра романа-эпопеи, которая позволяет говорить о конкретных, художественно воссоздаваемых микрофрагментах национальной картины мира в их авторском видении

Объектом исследования являются принципы и способы художественной детализации, присущие творческой манере М А Шолохова На наш взгляд, именно данная сфера художественного мира произведения способна в значительной мере раскрыть идейно-эстетическую уникальность замысла автора и своеобразие его поэтики

Источники исследования Задачи диссертационной работы решаются на материале всех доступных автору источников, связанных с жизнью и творчеством М А Шолохова Это, прежде всего, текст самого романа «Тихий Дон», а также многочисленные литературоведческие, биографические, документальные источники

Теоретическую основу настоящей работы составили достижения в области шолоховедения работы В В Гуры, К И Приймы, Л Г Якименко, Ф Г Бирюкова, А И Хватова, А Ф Бритикова, В М Тамахина, В В Петелина, В О Осипова, В А Чалмаева, Ю Г Круглова, Г С Ермолаева, С Н Семанова, С Г Семеновой, Н В Корниенко, Н Д Котовчихиной, Ю А Дворяшина, Д В Поля и других ученых Для анализа теоретических аспектов исследуемой темы привлекаются труды М М Бахтина, Г Н Поспелова, В Е Хализева, А П Чудакова, Л В Чернец, Е А Добина и других авторов В работе учитывается и языковедческий аспект микропоэтики романа, заложенный в таком фундаментальном коллективном труде ученых Московского государственного гуманитарного университета имени М А Шолохова, как «Словарь

языка М А Шолохова» под редакцией профессора, доктора филологических наук ЕЙ Дибровой

Методологическая база исследования основывается на использовании методов системно-типологического и историко-литературного анализа Специфика темы предполагает сочетание целостного анализа романа М А Шолохова «Тихий Дон» с элементами микроанализа текста на уровне художественной детали

Научная новизна работы состоит в том, что она является первым специальным диссертационным исследованием, посвященным системному анализу поэтики художественной детали романа «Тихий Дон» и ее функций в структуре художественно-эстетического целого Также новизна диссертационной работы определяется тем, что впервые текст романа Шолохова анализируется с привлечением опыта и достижений современной науки в сфере психологии ощущений понятия «звук», «запах», «цвет», «вкус», «осязание» представлены как эстетические категории художественного мышления Шолохова, системно-комплексный анализ которых позволяет раскрыть в новом ракурсе особенности шолоховского психологизма, обнаружить в его структуре практически не исследовавшуюся ранее сферу художественного подтекста

Практическая значимость результатов исследования состоит в том, что материалы диссертации могут быть использованы в практике преподавания русской литературы в школе и вузе, при создании шолоховских словарей и энциклопедий Результаты диссертационных наблюдений могут применяться в практике комментирования художественного текста, а также в дальнейшем изучении творчества М А Шочохова и других писателей

Положения, выносимые на защиту

1 Сфера художественной детализации в романе М А Шолохова «Тихий Дон»
представляет собой оригинальный эстетический феномен, ярко отражающий специфику
неповторимого художественного стиля и своеобразия индивидуально-авторской картины
мира писателя

2 Художественная деталь в поэтике шолоховского романа многофункциональна
она выступает в роли микрофрагмента национальной картины мира, концептуально
значимого микрообраза, реализующего многообразие художественных смыслов
произведения, служит средством индивидуализации образа персонажа, способом
авторской оценки происходящего, конструктивным компонентом художественного
целого

3 Предлагаемая в диссертации типология деталей связана с двумя главными
составляющими художественной ткани романа - сферами предметно-образной и

сенсорно-чувственной изобразительности Первый критерий дает основание классифицировать портретную, пейзажную, бытовую, психологическую, речевую разновидность детали, а второй - выделять визуальную, звуковую, одоративную, осязательную, вкусовую деталь

Принцип художественной синестезии, присущий поэтике писателя, связан со спецификой создаваемой им картины мира, ее чувственно-опредмеченным характером, реализуемым в богатстве и взаимопроникновении разнообразных ощущений Практически в каждом фрагменте романа создается впечатляющий «поток подробностей» или «ансамбль деталей»

Одна из важнейших функций детали в романе «Тихий Дон» - знаково-символическая Так, наиболее богатый чувственными ассоциациями обонятельный сегмент романа позволяет говорить об одоративных деталях как знаках войны и мирного труда на земле, «родного» и «чужого» мира, знаках «персонажной зоны» героев и героинь романа, специфики их личных взаимоотношений

6 Иерархия ощущений, реализуемая через систему деталей, составляет
органическую часть эмоционально-ценностной системы писателя Вкус, запах, цвет,
звучание и осязаемость мира являются в представлении автора и героев романа
своеобразными эстетическими категориями, способными нести в разных ситуациях не
только образную, но и нравственно-этическую, психологическую, философскую нагрузку

7 Новаторство Шолохова-художника проявляется не только в содержательно-
смысловом наполнении микрообраза, но и в способах включения детали в структуру
повествования - таких, как предварение, повтор, параллелизация, градация Отсюда
столь многообразны и художественно впечатляющи в его романе детали-
предзнаменования, детали-параллели, детали-переклички, детали-антитезы, детали-
лейтмотивы Так, например, повторяющиеся в конкретике выразительных подробностей
образы неубранных хлебов, «мертвого поля», «выжженной земли» становится в ходе
повествования концептуально значимыми лейтмотивными деталями-символами,
выражающими авторский приговор войне

8 Сфера художественной детализации обусловлена ментальной спецификой
казачества, двойственной природой казака как воина и земледельца, его органической
связью с природным миром, с «властью земли», с натуральным хозяйством Отсюда -
оригинальное звучание «зооморфных» («звериных», «волчьих», «бычьих») и
«фитоморфных» (растительных) деталей-характеристик в образах героев и героинь
романа

9 Искусство шолоховской детали неотрывно от традиций русской классики Так, с
поэтикой Л Н Толстого связан у Шолохова принцип доминирующей портретной детали
(«играющие» всеми оттенками чувств «черные глаза» и «зовущие губы» Аксиньи, «черная
дичь глаз» и «коршунячий» нос Григория, «тоскующий взгляд» и «большие,
раздавленные работой руки» Натальи, «писаные дуги бровей» и «вьющаяся походка»
Дарьи и т п), модель динамичного, движущегося психологизированного портрета,
связанного с «диалектикой души» персонажа

10 Значительную роїь в поэтике шолоховского психологизма играет сфера
подсознательного, мотивы поведения персонажей чаще всего имеют импульсивно-
инстинктивный характер Отсюда особая роль внеречевых (мимико-жестовых и
подтекстовых) деталей, свидетепьствующих о восприимчивости Шочохова к чеховской
поэтике «подводного течения» и о ее дальнейшем развитии в русле экспрессивной
психологической динамики Экспрессивный психологизм - одно из важнейших
художественных открытий М А Шолохова в романе «Тихий Дон», обусчовленное, в том
числе многообразием средств художественной детализации

Апробация работы Диссертационное исследование прошло апробацию на международных, межвузовских конференциях 2005-2009 гг Основные положения диссертации излагались на Международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения М А Шолохова (МГОПУ им М А Шолохова, 2005 г), V Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (МГОПУ им М А Шолохова, 2006 г), Международной научной конференции «Есенинская энциклопедия концепции, проблемы, перспективы» (Москва - Рязань - Константинове

г), VII Международной шолоховской конференции (МГГУ им М А Шолохова,

г), Всероссийской научно-практической конференции «Калуга на литературной карте России» (Калужский государственный университет им К Э Циолковского, 2007 г), Международной научной конференции «Поэтика и проблематика творчества Есенина в контексте Есенинской энциклопедии» (Москва - Рязань - Константиново, 2008 г), IX Международной шолоховской конференции (МГГУ им М А Шолохова, 2009 г), на заседаниях кафедры русской литературы МГГУ имени М А Шолохова

Структура диссертации Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы

«Зооморфная» деталь в структуре образа персонажа

В ходе работы над текстом романа М.А. Шолохова мы пришли к выводу о наличии в нем особого вида детали, при помощи которого автор сравнивает персонажа с тем или иным представителем животного мира. Такую деталь мы называем в рамках нашего исследования зооморфной деталью. Ее активное использование мотивировано разными факторами: близостью героев романа к природе, натуральным укладом быта, повседневным общением с домашними животными, охотой на диких зверей.

В результате тщательного наблюдения над текстом «Тихого Дона» нами были выявлены некоторые особенности использования зооморфной детали. Особый интерес представляют многочисленные «волчьи» ассоциации. По утверждению Е.И. Марковой, «волчье» начало характерно для всех казаков и казачек в «Тихом Доне», в то время как представители других сословий его не имеют. Волк является неким связующим звеном между двумя мирами: людей и животных.

Чаще всего Шолохов использует образ волка (бирюка) для того, чтобы подчеркнуть определенные черты в характере: «Однако скупой ты, паренек... - добродушно улыбался словоохотливый гость, обращаясь к Мишатке. - Ну, чего ты таким волчонком смотришь? Подойди сюда, потолкуем всласть про твоего петуха» (кн. 4, ч.7, гл. 4, с.38) или во внешности персонажа: «Оскалив по-волчьи зубы, Григорий метнул вилы. Петро упал на руки, и вилы, пролетев над ним, на вершок вошли в кремнисто-сухую землю, задрожали, вызванивая» (кн. 1 , ч.1 , гл. 17 , с. 82). Шолохов показывает, что «волчье» (вообще «звериное») начало усиливается у его героев как результат ожесточения людей в ходе войны.

Наиболее часто с волком в «Тихом Доне» сравнивается Григорий Мелехов. «Как схватится он за маузер! Побелел весь, ощерился, как волк, а зубов у него полон рот, не меньше сотни. Я - коню под пузо да ходу от него. За малым не убил, вот какой чертоломный!» (кн. 4, ч. 8, гл.1, с. 303).

В первом бою Григорий видит звериное начало в воюющих вокруг людях, сравнивает их со стаей волков (бирюков): «Хуже бирюков стал народ. Злоба кругом» (кн. 1, ч. 3, гл. 10, с. 302).

Также Мелехов подмечает черты волка в самом себе. "Давно играл я, парнем, а теперь высох мой голос и песни жизнь обрезала. Иду вот к чужой жене на побывку, без угла, без жилья, как волк буерачный..." - думал Григорий, шагая с равномерной усталостью, горько смеясь над своей диковинно сложившейся жизнью» (кн. 1, ч. 3, гл.24, с. 391). И еще: «Ежели бы я пограмотнее был, может, и не сидел бы тут с вами на острове, как бирюк, отрезанный половодьем, - закончил он с явственно прозвучавшим в голосе сожалением» (кн. 4, ч. 8, гл.. 14, с. 442). «Рывком кинул ее Григорий на руки – так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, – путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел» (кн. 1, ч.1, гл. 9, с. 52).

В безвыходных, казалось бы, ситуациях герой чувствует себя загнанным волком. «Все было решено и взвешено в томительные дни, когда зверем скрывался он в кизячном логове и по-звериному сторожил каждый звук и голос снаружи. Будто и не было за его плечами дней поисков правды, шатаний, переходов и тяжелой внутренней борьбы.

Тенью от тучи проклубились те дни, и теперь казались ему его искания зряшными и пустыми. О чем было думать? Зачем металась душа, - как зафлаженный на облаве волк, – в поисках выхода, в разрешении противоречий?» (кн. 3, ч. 6, гл. 28, с. 194).

Окружающие тоже видят черты бирюка в Мелехове. Верный Прохор и тот порой опасается Григория: «Да как зыкнет на меня... Истый бирюк в человечьей коже!» (кн.3, ч. 6, гл. 62, с. 403).

«У Григория в сузившихся прорезях глаз заиграли светлячки. Он захохотал, лапая бока смоченными в керосине руками. И так же неожиданно оборвал смех, по-волчьи клацнув зубами» (кн. 3, ч.6, гл. 19 , с.146). Влюбленная в Григория Наталья видит «волчье» во внешности будущего мужа, и эта, еще не осознаваемая ею самой деталь, настораживает читателя, служит сигналом тревоги: «Наталья его провожала. Под навесом сарая, где кормился у яслей Гришкин конь, подседланный новехоньким нарядным седлом, шмыгнула рукой за пазуху и, краснея, глядя на Григория влюбленными глазами, сунула ему в руку мягкий, таящий тепло девичьих ее грудей матерчатый комочек. Принимая подарок, Григорий ослепил ее белизною своих волчьих зубов…» (кн. 1 , ч.1 , гл. 19 , с. 96). Сестра, давно не видевшая Григория, поражается изменениям, произошедшим с ним: «– Ох, и постарел же ты, братушка! – сожалеюще сказала Дуняшка. – Серый какой-то стал, как бирюк» (кн. 4, ч. 7, гл. 8, с. 66).

Даже Ильинична замечает сходство любимого сына с волком: «Господи! Да ты, Гришенька, опамятуйся! У тебя ить вон, гля, какие дети растут, и у энтих, загубленных тобой, тоже, небось, детки поостались... Ну как же так можно? В измальстве какой ты был ласковый да желанный, а зараз так и живешь со сдвинутыми бровями. У тебя уж, гляди-кось, сердце как волчиное исделалось... Послухай матерю, Гришенька! Ты ить тоже не заговоренный, и на твою шею шашка лихого человека найдется...» (кн. 3, ч 6, гл. 51 , с.327). Отчасти образ бирюка связан с мотивом одиночества, противостояния обществу. Григорий, как и когда-то его дед, уходит из дома. Прокофий Мелехов не угодил семье и соседям тем, что выбрал в жены «чужую». «С той поры редко видели его в хуторе, не бывал он и на майдане. Жил в своем курене, на отшибе у Дона, бирюком» (кн.1, ч.1, гл.1, с. 10). Григорий покидает курень отца, потому, что полюбил жену соседа. В Ягодном Григорий тоже живет жизнью бирюка.

Помимо одиночества, волчье, звериное начало характеризует и некоторые присущие персонажу особенности характера, внешние сиюминутные проявления его вынужденной жестокости: «За Аксинью! За меня! За Аксинью! Ишо тебе за Аксинью! За меня! Кнут свистал. Мягко шлепали удары. Потом кулаками свалил на жесткий кочкарник дороги и катал по земле, бил зверски, окованными каблуками солдатских сапог. Обессилев, сел в пролетку, гикнул и, губя рысачьи силы, перевел коня на намет» (кн. 1, ч. 3, гл. 24, с. 397).

«Детское» начало как элемент характера

В отечественной литературной традиции «детскость» изначально символизировала чистоту, целомудрие, наивную открытость миру – качества, присущие лучшим героям русской классики: Наташе Ростовой, Пьеру Безухову, князю Мышкину. В романе Шолохова его персонажи нередко сравниваются с детьми. Причем уподобление взрослого персонажа ребенку наблюдается как в портретных, так и психологических описаниях. Как это ни парадоксально, особенно последовательно мотив «детскости» соотнесен в романе с образом Григория Мелехова. Мужественный, порой безрассудно храбрый воин, он нередко по-детски чувствителен к жестокостям войны: «От потери крови мутила тошнота, и он плакал, как ребенок, грыз пресную в росе траву, чтобы не потерять сознание. Возле опрокинутого зарядного ящика встал, долго стоял, качаясь, потом пошел» (кн.1, ч. 3, гл. 20, с. 364).

В другом эпизоде Григорий ощущает себя грудным ребенком: «Григорий дрожал больше, чем лошади, чувствовал, что на ногах он так же слаб сейчас, как грудной ребенок» (кн. 1, ч. 2, гл. 17, с. 197).

Нельзя не согласиться с мнением, что подобные сравнения «образно указывают на двойственность характера Григория, который подобно ребенку, глубоко переживает события, открыт миру.., честен и при этом необуздан в страстях» .

Порой это детское начало замечают в Григории и окружающие его люди. Так, в разное время Копылов и Изварин с укоризной подмечают мальчишеское поведение Мелехова: «Дуришь, Григорий Пантелеевич! Как мальчишка ведешь себя! – Ты что, ко мне воспитателем приставлен? – огрызнулся Григорий» (кн. 4, ч.7, гл. 10, с. 97); «Ты, милый мой, будто новорожденный...» (кн. 2, ч.5, гл. 2, с. 197).

«Детское» начало выявляет в Григории самые лучшие черты его характера. «Неожиданно в характере Григория проявились ранее несвойственные ему любопытство и интерес ко всему происходившему в хуторе и в хозяйстве. Все в жизни обретало для него какой-то новый, сокровенный смысл, все привлекало внимание. На вновь явившийся ему мир он смотрел чуточку удивленными глазами, и с губ его подолгу не сходила простодушная, детская улыбка, странно изменявшая суровый облик лица, выражение звероватых глаз, смягчавшая жесткие складки в углах рта» (кн. 4, ч.7, гл. 25, с. 233-234).

Мелехов и сам с удивлением подмечает в себе черты ребенка. «Григорий всегда, сталкиваясь с неприятелем, находясь в непосредственной от него близости, испытывал все то же острое чувство огромного, ненасытного любопытства к красноармейцам, к этим русским солдатам, с которыми ему для чего-то нужно было сражаться. В нем словно навсегда осталось то наивно-ребяческое чувство, родившееся в первые дни четырехлетней войны, когда он под Лешнювом с кургана наблюдал в первый раз за суетой австро-венгерских войск и обозов» (кн.3 , ч. 6, гл.9, с.85). В трудные минуты первого боя окружающие его люди представляются Мелехову детьми. «Он бросил поводья и, сам не зная для чего, подошел к зарубленному им австрийскому солдату. Тот лежал там же, у игривой тесьмы решетчатой ограды, вытянув грязную коричневую ладонь, как за подаянием. Григорий глянул ему в лицо. Оно показалось ему маленьким, чуть ли не детским, несмотря на вислые усы и измученный - страданием ли, прежним ли безрадостным житьем, - покривленный суровый рот» (кн.1, ч.3 , гл. 5, с. 277). Здесь «детское» лицо первого убитого Мелеховым врага – символ хрупкости человеческой жизни, немой укор совести Григория, а по сути – также очень важная не столько портретная, сколько психологическая деталь, характеризующая чуждость Мелехову целей непонятной для него войны. Шолохов неоднократно подчеркивает наивность мелеховских иллюзий о возможности уйти от войны: «Об этом тоже тяжело и горько было думать. Все это было не так-то просто. Вся жизнь оказалась вовсе не такой простой, какой она представлялась ему недавно. В глупой, ребячьей наивности он предполагал, что достаточно вернуться домой, сменить шинель на зипун, и все пойдет как по-писаному: никто ему слова не скажет, никто не упрекнет, все устроится само собой, и будет он жить да поживать мирным хлеборобом и примерным семьянином. Нет, не так это просто выглядит на самом деле» (кн.4, ч.8 , гл.7, с. 367-368).

Детские черты, выражающие лучшие свойства человеческой натуры, присущи и другим героям «Тихого Дона». Так, с ребенком сопоставляется дед Сашка, конюх Листницких: «В молодости Сашка кучеровал, но под исход жизни, теряя силу и зрение, перешел в конюхи. Низенький, весь в зеленой седине (на руках и то рос седой волос), с носом, расплюснутым еще в детстве ударом чекмаря, вечно улыбался он голубой детской улыбкой, мигая на окружающее простодушными, в красных складках, глазами» (кн.1, ч. 2 , гл. 14, с. 182).

Детские свойства присущи и облику Аксиньи. Радуясь жизни после отступившей болезни, героиня напоминает ребенка: «Иным, чудесно обновленным и обольстительным, предстал перед нею мир. Блестящими глазами она взволнованно смотрела вокруг, по-детски перебирая складки платья» (кн.4 , ч.8 , гл.1 , с. 291). Жизненная искушенность, опыт страстей и страданий причудливо сочетается в героине романа с детски упорной верой в силу своей любви к Григорию: «Тревога за жизнь любимого сверлила мозг, не покидала ее днями, наведывалась и ночью, и тогда то, что копилось в душе, взнузданное до времени волей, - рвало плотины: ночь, всю дотла, билась Аксинья в немом крике, в слезах кусая руки, чтобы не разбудить ребенка, утишить крик и нравственную боль убить физической. В пеленки выплакивала излишки слез, думая в детской своей наивности: "Гришкино дите, он сердцем должен почуять, как тоскую об нем"» (кн.1 , ч.3 , гл.19, с. 361).

«Детский» фактор в психологии взрослого человека – один из интересных психологических феноменов, который находит оригинальное воплощение в поэтике шолоховской детали и однозначно свидетельствует о позитивном отношении автора к своему герою.

Осязательная деталь

С точки зрения психологии ощущений, осязательная чувствительность подразделяется на четыре основных вида: боль, тепло, холод, прикосновение. Все перечисленные разновидности ощущений широко представлены в романе Шолохова. Герои прикасаются к окружающим предметам, друг к другу, чувствуют нестерпимую боль, замерзают, их бросает в жар от близости к любимым, от ненависти к врагу и т.п. Некоторые признаки осязания автор сознательно использует как знаки взаимоотношений героев романа. Остановимся на «осязательных» деталях, характеризующих главных героев.

Встречи Григория и Аксиньи практически всегда сопровождаются дрожью героев. Вспомним эпизод, в котором Григорий видит спящих Аксинью и Степана: «Прохлада вкладывает в Григория тугую дрожащую пружину. Тело в колючих мурашках. Через три порожка взбегает к Астаховым на гулкое крыльцо. Дверь не заперта. В кухне на разостланной полсти спит Степан, под мышкой у него голова жены.

В поредевшей темноте Григорий видит взбитую выше колен Аксиньину рубаху, березово-белые, бесстыдно раскинутые ноги. Он секунду смотрит, чувствуя, как сохнет во рту и в чугунном звоне пухнет голова» (кн. 1, ч. 1, гл. 3, с. 24)

Во время совместной рыбной ловли чувства героев постепенно выходят наружу. Читателю очевидно их взаимное влечение. Теперь дрожит Аксинья. Герои начинают обостренно чувствовать друг друга, дрожь от одного передается другому. «Григорий переступает одеревеневшими ногами. Аксинья дрожит так, что дрожь ее ощущает Григорий через бредень» (кн. 1, ч. 1, гл. 4, с. 34).

Дрожь Аксиньи часто передается Григорию. «Григорий молчит. Аксинья скорбно глядит на его красивый хрящеватый нос, на покрытые тенью глаза, на немые губы... И вдруг рвет плотину сдержанности поток чувства: Аксинья бешено целует лицо его, шею, руки, жесткую курчавую черную поросль на груди. В промежутки, задыхаясь, шепчет, и дрожь ее ощущает Григорий» (кн. 1, ч. 1, гл. 12, с. 60-61). «Дрожь» как лейтмотивная деталь их любовных переживаний пронизывает все повествования от начала до конца

В сцене, предшествующей их первой близости, снова дрожит героиня. Трепет Аксиньи вызван страхом, волнением, отчасти нетерпением.

«От арбы оторвалась серая укутанная фигура и зигзагами медленно двинулась к Григорию. Не доходя два-три шага, остановилась. Аксинья. Она. Гулко и дробно сдвоило у Григория сердце; приседая, шагнул вперед, откинув полу зипуна, прижал к себе послушную, полыхающую жаром. У нее подгибались в коленях ноги, дрожала вся, сотрясаясь, вызванивая зубами. Рывком кинул ее Григорий на руки – так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, - путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел» (кн. 1, ч. 1, гл. 9, с. 52).

Встречи влюбленных продолжаются не первый день, однако от дрожи избавиться им не удается. Правда, природа трепета теперь может быть совершенно иной. Обратимся к эпизоду, в котором герои обсуждают скорый приезд Степана. Это событие, очевидно, волнует в большей степени Аксинью. В этом смысле Григорий не разделяет переживаний возлюбленной, не чувствует ее «дрожи». «В горнице тоже густеет темень, блекнут Степановы урядницкие лычки на висящем у окна казачьем мундире, и в серой застойной непрогляди Григорий не видит, как у Аксиньи мелкой дрожью трясутся плечи и на подушке молча подпрыгивает стиснутая ладонями голова» (кн. 1, ч. 1, гл. 12, с. 61). Дрожат руки героини и в момент рассказа о побоях, наносимых Степаном. «– Не знаешь чего?.. Бьет каждый день!.. Кровь высасывает!.. И ты тоже хорош... Напаскудил, как кобель, и в сторону... Все вы... – Дрожащими пальцами застегивала кнопки и испуганно - не обиделся ли – глядела на отвернувшегося Григория…» (кн. 1, ч. 1, гл. 16, с. 79). Отдельно обратимся к рукам героев. Следует отметить, что для влюбленных «огрубелые», «неподатливые на ласку», «черствые» руки друг друга милее всех других.

«Григорий лежит на голой прохладной Аксиньиной руке и смотрит в потолок на цепку катушек. Аксинья другой рукой – огрубелыми от работы пальцами - перебирает на запрокинутой голове Григория жесткие, как конский волос, завитки» (кн. 1, ч. 1, гл. 12, с. 59). И еще: «Аксинья хватает неподатливые, черствые на ласку Гришкины руки, жмет их к груди, к холодным, помертвевшим щекам…» (там же, с. 60).

Отметим в качестве значимой художественной детали, что руки «разнелюбых» для Аксиньи и Григория супругов Шолохов характеризует одинаково – шершавые. «С того дня прижился в астаховском курене невидимый покойник. Аксинья ходила на цыпочках, говорила шепотом, но в глазах, присыпанный пеплом страха, чуть приметно тлел уголек, оставшийся от зажженного Гришкой пожара. Вглядываясь в нее, Степан скорее чувствовал это, чем видел. Мучился. По ночам, когда в кухне над камельком засыпало мушиное стадо и Аксинья, дрожа губами, стлала постель, бил ее Степан, зажимая рот черной шершавой ладонью» (кн. 1, ч. 1, гл. 16, с. 75).

«Держа в своей руке шершавую крупную руку Натальи, Григорий вышел на паперть. Кто-то нахлобучил ему на голову фуражку…Пахнуло полынным теплым ветерком с юга. Из степи тянуло прохладой» (кн. 1, ч. 1, гл. 22, с. 103). Огромное значение в отношениях героев приобретают так называемые «температурные» ощущения «тепла» - «холода». Для неодолимой любовной связи Григория и Аксиньи характерны достаточно горячие их проявления. Обратимся к некоторым примерам.

«Тепло и приятно ей было, когда черные Гришкины глаза ласкали ее тяжело и исступленно» (кн. 1, ч. 1, гл. 7, с. 43).

Шолоховские герои действительно зачастую «скорее чувствуют, чем видят» друг друга, ощущая одновременно «холод» и «жар»: «Увидела и почувствовала, как похолодело под руками коромысло и жаром осыпала кровь виски» (кн. 1, ч. 1, гл. 16, с. 76). Не только «дрожь», ни и «жар» является постоянным лейтмотивом встреч Григория и Аксиньи. В качестве ключевой «осязательной» детали он сопровождает все эпизоды романа, рассказывающие об их поистине «обжигающей» страсти.

Специфика использования детали в бытовых и батальных сценах

На протяжении двадцатого века Россия пережила несколько страшных войн, в которых погибли миллионы людей. Многие судьбы были поломаны: матери теряли сыновей, дети становились сиротами, женщины – вдовами. Войны были разные. Самая ужасная – Гражданская – война русских с русскими, брата с братом, сына с отцом. В большинстве произведений советской литературы эта война представала как героический подвиг трудового народа в борьбе с белогвардейцами. Таковы и «Донские рассказы» М.А. Шолохова, написанные в то время, когда страсти, связанные с описываемыми событиями, еще не улеглись. Но и в них уже во всю силу показан драматизм общенационального раскола. В романе «Тихий Дон» воссоздание психологической атмосферы Гражданской войны качественно иное. Война в романе «Тихий Дон» предстает во всей сложности и драматизме. Эта трагедия всего народа и личности в отдельности. Беда коснется каждого человека, в душе каждого произойдут необратимые перемены.

Огромная заслуга М.А. Шолохова как писателя-психолога состоит, по нашему мнению, в том, что он описал не только военные события, но (и это выходит в романе на первый план) те изменения, которые происходят в душе человека в процессе его участия в войне. «Событийная полнота, объемно-многоплановое изображение войны в ее баталиях и массовых сценах сочетаются с показом отдельного человека на войне. Причем не «маленького человека», а личности из народа, во всей правде ее нравственных исканий, в единстве индивидуального и общественно-исторического. Сама эпоха выражена в психологической и драматической глубине сложных человеческих характеров, конфликтов и противоречий», – справедливо отмечал В.В. Гура.

Писатель в изображении войны использует различные типы пейзажных и психологических деталей. Начало войны предсказывают детали-предзнаменования («сухое лето тлело», «горели сухостойные бурьяны», «вхолостую палила молния»). Нередко в романе появляются детали-антитезы, противопоставляющие друг другу гармонию природного мира и дисгармонию социальных отношений: «Шуршали на кукурузных будыльях сохлые листья. За холмистой равниной переливами синели отроги гор. Около деревушки по пажитям бродили рыжие коровы. Ветер клубил за перелеском морозную пыль. Сонлив и мирен был тусклый октябрьский день; благостным покоем, тишиной веяло от забрызганного скупым солнцем пейзажа. А неподалеку от дороги в бестолковой злобе топтались люди, готовились кровью своей травить сытую от дождей, обсемененную, тучную землю» (кн. 2, ч. 4, гл. 22, с. 185). Такое противопоставление явлений природного и социального мира – один из самых плодотворных уроков Л.Н. Толстого в поэтике Шолохова.

В описании природы во время военных событий Шолохов широко применяет прием антропоморфизма, который позволяет ему создать впечатляющий своим художественным масштабом образ страдающей земли, терпящей тяжелые испытания. Примеров подобного рода множество. «Там, где шли бои, хмурое лицо земли оспой взрыли снаряды: ржавели в ней, тоскуя по человеческой крови, осколки чугуна и стали. По ночам за горизонтом тянулись к небу рукастые алые зарева, зарницами полыхали деревни, местечки, городки. В августе – когда вызревают плоды и доспевают хлеба, - небо неулыбчиво серело, редкие погожие дни томили парной жарой» (кн. 1, ч. 3, гл. 10, с. 298). С помощью выразительных «очеловеченных» деталей писатель воссоздает здесь не просто пейзаж – но своеобразный «портрет» лица земли и неба, захваченных разрушительными стихиями войны.

Земля и небо здесь персонализируются, приобретают черты антропоморфных феноменов – подобно Урану и Гее в античной мифологии. И дальше: «В садах жирно желтел лист, от черенка наливался предсмертным багрянцем, и издали похоже было, что деревья – в рваных ранах и кровоточат древесной кровью» (кн. 1, ч. 3, гл. 10, с. 298). В «Тихом Доне» мы можем наблюдать и примеры обратных метафор – уподобление человека природе («каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена, посеянные войной»). «Древесная кровь», «предсмертный багрянец» листвы в садах, «рваные раны» деревьев, «семена войны» в душе человека – все это значимые пейзажно-психологические детали-символы, приобретающие в шолоховском повествовании обобщающий философский смысл. Наиболее ярким деталеобразующим фактором служат метафорические «гнезда», связанные с образами птицы и дерева – вечных символов жизни и смерти.

Часто в пейзажах писатель выстраивает различные символические параллели. Например: «погребальный звон» похорон траурно озвучивает осеннее умирание природы. Обратимся к этому эпизоду. «И что проку от этого звона? Только разбередят людям сердце да заставят лишний раз вспомнить о смерти. А о ней осенью и без этого все напоминает: и падающий лист, и с криком пролетающие в голубом небе станицы гусей, и мертвенно полегшая трава…» (кн. 4, ч. 7, гл. 24, с. 230). Деталеобразующим символом в романе является и образ ветра как знака разрушительных стихий революции и Гражданской войны. По наблюдениям исследователей, «итогом эпохи войн и революций выступает символический пейзаж суховея весной 1920 года…», где «ветер символизирует разрушение, которое принесли войны, революции, восстание» .

Глубоко символичен и образ «мертвой земли», выжженной суховеем: в нем также через образ природы воссозданы трагические последствия братоубийственной войны. Вспомним этот эпизод: «Земля пересыхала, приостановились в росте травы, по зяби пошли заструги. Почва выветривалась с каждым часом, а на полях хутора Татарского почти не видно было людей». Во всем хуторе осталось несколько древних стариков, из отступления вернулись неспособные к труду, обмороженные и больные казаки, в поле работали одни женщины да подростки. По обезлюдевшему хутору ветер гонял пыльцу, хлопал ставнями куреней, ворошил солому на крышах сараев. «Будем в нонешнем году без хлеба, - говорили старики, - одни бабы на полях, да и то через три двора сеют. А мертвая землица не зародит…» (кн. 4, ч. 8, гл. 1, с. 300).

Большое значение имеют в структуре повествования и хронологические детали. Так в начале третьей части романа впервые появится дата: «В марте 1914…» Это значимая хронологическая деталь в произведении: историческая дата отделит мир от войны. Слухи о ней пошли по хуторам: «Война пристигнет…», «Не бывать войне, по урожаю видать», «А ну как война?», «Война, дядя!» Весть о ней застала казаков за привычной работой – косили жито (кн. 1, ч. 3, гл. 4, с. 256, 258, 260). Мелеховы увидели: «броским наметом» шел конь; верховой, подскочив, крикнул: «Сполох!» (кн. 1, ч. 3, гл. 3, с. 255). Тревожная весть собрала толпу на площади «Одно слово в разноликой толпе: мобилизация»… Писатель дважды ставит в отдельную строку слово «Война…» «Война!» (кн. 1, ч. 3, гл. 3, с. 256). Произнесенное с разной интонацией, оно заставляет читателя задуматься над смыслом происходящего. Это слово перекликается с репликой железнодорожника, заглянувшего в вагон, где «парился с остальными тридцатью казаками Петро Мелехов»: « – Милая ты моя говядинка! – и долго укоризненно качал головой» (кн. 1, ч. 3, гл. 4, с. 259).

Анализ показал, что вкусовые детали, как правило, характеризуют ощущения, связанные с личной жизнью героев, и почти никогда не включаются в сферу их социальных эмоций. Таким образом, сфера «сенсорной» изобразительности в поэтике Шолохова чрезвычайно широка и многообразна. Детализация чувственных ощущений – визуально-цветовых, звуковых, одоративных, звуковых, осязательных – рождает самые сложные и причудливые синтезы, подлинную симфонию ощущений необозримого богатства и спектра. И в этом своем особом даре художественного мирочувствования Шолохов как писатель, на наш взгляд, не знает себе равных.

Третья глава диссертации называется «Функции детали в различных сегментах художественного мира романа «Тихий Дон». В ней анализируется специфика использования художественных микрообразов в структуре шолоховского пейзажа, бытовых и батальных сцен, речевых характеристик персонажей.

В первом разделе третьей главы – «Функции детали в структуре шолоховского пейзажа» – рассматривается психологизация пейзажных образов – важный фактор своеобразия индивидуально-авторского стиля писателя.

Пейзажные детали в романе Шолохова наиболее многофункциональны, они могут служить: 1) фоном, на котором разворачиваются события произведения; 2) средством психологического анализа, выражения внутренней жизни персонажей, их душевных переживаний; 3) способом раскрытия философских и символических обобщений; 4) основой создания индивидуально-авторской картины мира; 5) конструктивным компонентом композиции произведения.

«Природное» растворено в человеке, «человеческое» – в природе, и в сфере художественной детализации это особенно очевидно. Принцип «природосообразности» психологических деталей – одна из доминант художественного стиля М. А. Шолохова.

Природная деталь часто служит сюжетным предварением последующих трагических событий. Такой «деталью-предзнаменованием» является эпизод с утенком, нечаянно загубленным Григорием во время покоса. Случайная гибель живого существа здесь – начало целой цепи случайных смертей невольных жертв, оказывающихся неизбежным следствием вмешательства жестоких социальных законов в гармонию природного бытия. Небольшой, казалось бы, эпизод отбрасывает трагический отсвет на все повествование, выявляя внутреннюю связь с одним из ключевых мотивов романа – мотивом трагической вины и ответственности человека за нарушение природной и социальной гармонии .

Шолохов приводит много эпизодов, из которых видна любовь Григория ко всему живому. Будучи на войне, в наступлении, Мелехов не может не заметить маленького жучка. «Григорий не спеша стреляет, целится тщательно и между двумя выстрелами, прислушиваясь к команде взводного, выкрикивающего прицел, успевает осторожно ссадить выползшую на рукав его гимнастерки рябую божью коровку. Потом атака…» (кн. 2, ч. 4, гл. 4,

с. 47). В пылу, в азарте сражения, в опасной близости от смерти Григорий, однако, успевает позаботиться о жизни малого существа – какая знаменательная психологическая деталь! Однако и здесь есть другой, более глубинный мифопоэтический план: в славянской языческой мифологии крылатые насекомые (пчелы, бабочки, особенно божьи коровки) – символы человеческой души, связующие небо и землю. Спасая в пылу смертельного для многих сражения маленькую божью «вестницу», Григорий подсознательно делает шаг к спасению своей грешной души. Переплетение мифоязыческого и христианского контекстов здесь очевидно.

Ключевое значение в романе имеют лейтмотивные деталеообразующие образы Дона, степи, солнца. Они придают пейзажным картинам лирическое звучание, философскую глубину.

Среди «солярных» деталей романа «черный диск солнца» являет собой трагическую вершину духовных блужданий героя, однако его парадоксальное «ослепительное» сияние, разрывающее траурные покровы «черного неба», все-таки дарит надежду.

Писатель создал ярчайшие полотна, изображающие красоту природы родного края. Мастерство М. А. Шолохова, проявилось, прежде всего, во впечатляющих по силе воздействия сопоставлениях природных процессов с духовной жизнью персонажей. Такой эффект создается благодаря продуманной писателем системе художественных деталей , их безупречно выстроенному ансамблю.

Во втором разделе третьей главы – «Специфика использования детали в бытовых и батальных сценах» – показано функционирование различных типов деталей в мирных и военных эпизодах романа. Начало войны предсказывают детали-предзнаменования («сухое лето тлело», «горели сухостойные бурьяны», «вхолостую палила молния»). Нередко в романе появляются детали-антитезы, противопоставляющие друг другу гармонию природного мира и дисгармонию социальных отношений: «Благостным покоем , тишиной веяло от забрызганного скупым солнцем пейзажа. А неподалеку от дороги в бестолковой злобе топтались люди, готовились кровью своей травить сытую от дождей, обсемененную, тучную землю» (кн. 2, ч. 4, гл. 22, с. 185). Такое противопоставление явлений природного и социального мира – один из самых плодотворных уроков Л. Н. Толстого в поэтике Шолохова.

В «Тихом Доне» не акцентируется внимание на описании подвигов, геройства, воинской отваги, упоения боем, что характерно для произведений других писателей о войне. Для Шолохова важно другое: как война влияет на личность, что происходит в душе человека, увидевшего войну, участвовавшего в ней. Вычленение именно этого аспекта темы позволяет почувствовать особенности шолоховского психологизма в изображении войны.

Писатель говорит о том, что каждый по-своему понимает и переживает происходящие события, никого они не оставляют равнодушными. Автор вслед за героями ощущает «чудовищную нелепицу » войны – подобно тому, как Л. Н. Толстой воспринимал войну как «наиболее противное человеческому естеству и всей человеческой природе событие».

Герои романа с горечью видят, как местом кровопролитных сражений становятся мирные поля с созревшим хлебом: как «вызревшие хлеба топтала конница», как сотня «железными подковами мнет хлеб», как «между бурыми, неубранными валками скошенного хлеба разворачивалась в цепь черная походная колонна», как «первая шрапнель покрыла ряды неубранной пшеницы». Прием «градации деталей» , расположения их по степени усиления эмоционального накала, создает впечатление разрушительного шествия враждебных стихий и сил войны по полям и просторам России.

Война попирает важнейшую – земледельческую – ипостась казачьей жизни, и поэтому образ неубранных хлебов становится важнейшей лейтмотивной символической деталью , выражающей авторский приговор войне .

Не менее выразительны и другие метафоры войны, детали-символы, основанные на православном и народно-фольклорном отношении к войне: «земля, распятая множеством копыт», «поле смерти».

«Древесная кровь», «рваные раны» деревьев, «семена войны» в душе человека и «серошинельная кровь » людей – все это значимые пейзажно-психологические детали-символы , приобретающие в шолоховском повествовании обобщающий философский смысл. Наиболее ярким деталеообразующим фактором служат метафорические «гнезда», связанные с образами птицы и дерева – вечных символов жизни и смерти.

Шолохов отвергает насильственную смерть, противопоставляя смерти мудрую животворящую природу, вечную жизнь. Когда Лихачева «погнали» на казнь, он, «проходя мимо смертельно-белой березки, с живостью улыбнулся, стал, потянулся вверх и здоровой рукой сорвал ветку. На ней уже набухали мартовским сладостным соком бурые почки; сулил их тонкий, чуть внятный аромат весенний расцвет, жизнь, повторяющуюся под солнечным кругом. Лихачев совал пухлые почки в рот. Жевал их, затуманенными глазами глядел на отходившие от мороза, посветлевшие деревья и улыбался уголком бритых губ. С черными лепестками почек на губах он и умер …» (кн. 3, ч. 6, гл. 31, с. 203-204). Весенние «лепестки почек» на стынущих губах умирающего героя – ключевая деталь–символ , раскрывающая безумие и ужас бесчеловечной войны, так резко контрастирующей с гармонической жизнью природного мира.

В сцене казни Котлярова вновь обращает на себя внимание значимая для всей сцены психологическую деталь, дарующая приговоренному к смерти герою последнее утешение, подлинный «момент истины».

Неслучайно Котляров увидит в свой последний час «изморозно-белый покров известняковой пыли на придонской дороге, голубым видением вставшие вдали отроги меловых гор, а над ними, над текучим стременем гребнистого Дона, в неохватной величавой синеве небес, в недоступнейшей вышине – облачко . Окрыленное ветром, с искрящимся, белым, как парус , надвершием, оно стремительно плыло на север, и в далекой излучине Дона отражалась его опаловая тень» (кн. 3, ч. 6, гл. 55, с. 350-351). Это светлое облачко, словно отлетающая в иной, лучший мир человеческая душа, дарит герою последнюю радость прикосновения к душе самой природы.

Здесь, как и в сцене жестокой казни Лихачева, писатель использует выразительные композиционные приемы «предварения» и контраста с особым эмоционально-психологическим наполнением – мотивом прощания с жизнью. Он дает своим героям последнюю возможность насладиться красотой родной земли, вдохнуть запахи донской природы, а читателю – в эти моменты предельного напряжения действия романа – со всей силой ощутить противоестественность человеческой вражды для всего живого.

Третий раздел третьей главы называется «Деталь как структурный элемент речевых характеристик персонажей». Своеобразие характеров персонажей романа, то новое в их психологии, что появляется под воздействием исторических событий и обыденной жизни, глубоко раскрываются Шолоховым в их речи. Роль внесловесной (внеречевой) детали , выражающейся в мимике, жесте, походке, движениях героев, особенно велика в ситуации так называемого «второго», «невербального» диалога.

Особое внимание в связи с этим обращают на себя психологически насыщенные речевые характеристики персонажей. Писатель характеризует душевные движения через речь, через общение с окружающими. Особенно экспрессивны диалоги и, в частности, такой их тип, как диалог-поединок . Особенно показательно это в диалогах двух главных героинь, двух соперниц – Аксиньи Астаховой и Натальи Коршуновой.

Эмоция у героев Шолохова настолько действенна, динамична, пластична, что порой кажется, что на эту сферу шолоховской художественной изобразительности оказала влияние эстетика немого кинематографа . Писатель передает «внутренний» мир рельефно, через его внешние динамические проявления.

Чувства, внутреннее состояние обеих женщин показаны с помощью реплик, поз, выразительных мимических деталей. Аксинья защищает свое право на Григория, на любовь, на счастье. Автор комментирует ее эмоциональное состояние через позу и жест («стояла среди комнаты, сунула руки в передник»), движение («подошла почти вплотную»), мимику («стиснула зубы»), взгляд («вглядывалась в лицо врага», «с бурной ненавистью глядела»), интонацию, тон голоса («вкрадчиво, почти шепотом спросила», «едко засмеялась», «глумилась», «сыпала перекипевший шлак слов»).

В сцене объяснения Мелехова-старшего с замужней Аксиньей (по поводу ее связи с неженатым сыном) через сгущенную градацию деталей усиливается динамизм выразительных движений собеседников, предшествующих их высказываниям: Пантелей Прокофьевич «чертом попер в калитку», «шваркнул кота об лавку». Так же ведет себя и Аксинья: «сузив глаза», «кривясь и скаля зубы», «жгла его полымем черных глаз», «сыпала слова». Налицо ярко присущая Шолохову экспрессивная психологическая динамика.

В других, батальных сценах Шолохов с помощью внеречевых мимических деталей с потрясающей художественной силой передает страшную гримасу войны, выражающую озверение, обесчеловечение человека, убивающего себе подобных. В этот момент и те, и другие похожи друг на друга, как зеркальные двойники. Еще живые, они уже напоминают мертвых: зверином оскалом, кривыми судорогами и «страшной мутью» обезображенных ненавистью лиц, «отвисшими челюстями» и «выдавленными» от ужаса из орбит глазами.

В четвертом разделе третьей главы – «Роль детали в создании художественного подтекста» – отмечается, что особую роль в структуре шолоховского психологизма играет подтекстовая деталь, под которой в диссертации подразумевается микрообраз, несущий на себе скрытый, отличный от прямого значения высказывания смысл, который восстанавливается на основе контекста.

Вопрос об использовании М. А.Шолоховым приема подтекста в отечественном шолоховедении является полемическим. Большинство исследователей сходятся во мнении, что в романе «Тихий Дон» подтекста нет как такового, поскольку его персонажам присущ «прямой язык страстей».

Углубленный анализ художественной структуры романа «Тихий Дон» показывает, что психологические ситуации, в которых скрыто эмоциональное напряжение, не выражаемое речевым контекстом, встречаются у М. А. Шолохова достаточно часто. Психологическое содержание подобных эпизодов асимметрично их речевому оформлению. Прямой смысл текста не совпадает с его скрытым, неявным эмоционально-психологическим наполнением, как правило, более глубоким и драматичным. Это позволяет со всей уверенностью говорить о традиции чеховского «подводного течения», о поэтике психологического подтекста в системе художественных приемов создания образа в романе М. А. Шолохова «Тихий Дон», которая выражается с помощью подтекстовой детали.

В пятом разделе – «Деталь как способ авторской оценки» – показано, что шолоховская деталь функционирует и в сфере объективного, и в сфере субъективного контекста. Авторские комментарии основаны на приемах художественной детализации, причем в структуре авторского повествования особенно часто встречаются метафорические детали , детали-параллели, детали-антитезы, детали-ассоциации. Так, размышления о том, как тяжело на душе у Аксиньи после сообщения о свадьбе Григория, предваряются авторским отступлением в форме развернутой метафоры-притчи с изобилием выразительных подробностей и деталей. «Всходит остролистая зеленая пшеница, растет… Откуда ни возьмись, забрел в хлеба табун скота: ископытили, в пахоть затолочили грузные колосья. Там, где валялись, – круговины примятого хлеба… дико и горько глядеть » (кн. 1, ч. 1, гл. 20, с. 96). И дальше автор вновь продолжает раздумья о неодолимости все побеждающей жажды жизни и любви: «Встает же хлеб, потравленный скотом. От росы, от солнца поднимается втолоченный в землю стебель; сначала гнется, как человек, надорвавшийся непосильной тяжестью, потом прямится, поднимает голову, и так же светит ему день, и тот же качает ветер… » (кн. 1, ч. 1, гл. 20, с. 96).

Художественные детали используются в авторских комментариях, напоминающих пословицы, афоризмы, притчи. Возвращение с фронта казаков осенью 1917 года Шолохов сопровождает следующим рассуждением: «Травой зарастают могилы, – давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших, – время залижет и кровяную боль , и память тех, кто не дождался родимых и не дождется, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы …!» (кн.2, ч.5, гл. 1, с. 192).

Наиболее действенна функция детали в авторских обобщениях, по форме напоминающих притчу, ведь притчевая модель строится от конкретного к абстрактному, от частного к общему, от отдельного наблюдения – к размышлению о вечном. И здесь выразительная, удачно найденная деталь-параллель (человек – стебель, обманутая любовь – помертвевшее поле, горе человеческое – выжженная земля и т. п.) служит отправной точкой для глубоких жизненных обобщений, нравственных оценок, философских ассоциаций.

В шестом разделе третьей главы – «Композиционные функции детали в романе «Тихий Дон» – отмечается, что деталь выполняет в шолоховском повествовании не только изобразительно-выразительные, но и композиционные функции, служит конструктивным компонентом художественной структуры романа. Это становится возможным благодаря специфике принципа его построения. Анализ архитектоники романа, отражающий принцип «мерного» течения жизни, показывает, что писатель активно использует возможности художественной детализации для фиксации начала, развития и завершения каждого условно выделяемого «микрофрагмента» в потоке событий. Это дает основание обозначить три композиционных функции детали: «предваряющую»,«сопроводительную», «замыкающую».

Важное значение имеет также тот или иной способ включения детали в структуру повествования . В диссертации выделено четыре таких способа: предварение, повтор, параллелизация и градация. Прием последовательно «повторяющейся» детали широко представлен, например, в портретных описаниях героев, призванных подчеркнуть запоминающиеся черты внешнего облика.

Приобретая ключевое, символическое толкование, детали-повторы превращаются в детали-лейтмотивы , а порой и в детали-символы. Безусловно, символичен в романе-эпопее лейтмотивный образ солнца. Оно «радуется» вместе с героями, «печалится», «сердится» и даже грустно «усмехается»: «По-вдовьему усмехалось обескровленное солнце» (кн.1, ч. 3, гл. 16, с. 348) в сцене, предшествующей получению родными ложного известия о смерти Григория.

Радченко Алина

Жизнь и творчество М.А. Шолохова

Актуальность данной исследовательской работы заключается в том, что язык шолоховских героев живет в наши дни. Жители западного микрорайона Батайска многие слова и выражения употребляют в своей речи и сейчас. Это доказывает, что язык Шолохова жив.

Цель: исследовать средства художественной выразительности в произведениях М.А. Шолохова; проследить своеобразие языка шолоховских героев.

Объект исследования : творчество М. А. Шолохова.

Предмет исследования : произведения М.А. Шолохова («Поднятая целина», «Тихий Дон», «Донские рассказы»).

Методы исследования : анализ и синтез произведений М. А. Шолохова, изучение литературоведческой и справочной литературы, энциклопедий и интернет ресурсов.

Гипотеза : Язык Шолохова богат разнообразными средствами художественной изобразительности, что делает его более доступным, понятным и близким простому читателю.

Выводы:

· Язык Шолохова отличается величайшим разнообразием средств художественной изобразительности, что делает его произведения необыкновенно яркими и живописными.

· Язык М.А. Шолохова понятен жителям не только донского края, но и всем людям, проживающим на территории Российской Федерации.

· Язык М.А. Шолохова живет и бережно хранится моими земляками.

Скачать:

Предварительный просмотр:

МБОУ ДОД Дворец творчества детей и молодёжи города Ростова-на-Дону

Донская академия наук юных исследователей им. Ю.А. Жданова

«Жизнь и творчество М.А. Шолохова»

Исследовательская работа

Тема:

«Средства художественной выразительности и язык Михаила Александровича Шолохова»

Подготовила:

Радченко Алина Игоревна

Учащаяся 10 класса

МБОУ СОШ №4 с УИОП

Г. Батайска, Ростовской обл.

Ул. Белорусская, 86, 346880

Пер. Хабаровский, 4, 346880

8-951-507-35-28

Руководитель:

Зубова Галина Викторовна

Учитель русского языка и литературы

МБОУ СОШ №4 с УИОП

8-908-513-53-35

Научный руководитель:

Стопченко Николай Иванович

Доктор культурологии

Профессор ЮФУ

Батайск

2014 г

1. Введение………………………………………………………………………
2. Средства художественной выразительности в произведениях Михаила Александровича Шолохова………………………………………………….

1. Научные работы шолоховедов по данной теме............................................
2. Лексика художественного творчества писателя (разговорно-просторечная и донская диалектная)....................................................................................
3. Двойная роль детали восприятия мира персонажами Михаила Александровича Шолохова…………………………………………………..

а) зрительные ощущения и впечатления;

б) мастерство М.А. Шолохова в создании психологических портретов персонажей.

1. Анималистическая и флористическая лексика……………………………..
2. Разнообразие и богатство литературных тропов в художественном творчестве М.А. Шолохова…………………………………………………..

а) метафора;

б) метонимия;

в) эпитет;

г) фразеология.

1. Мудрость народных пословиц и поговорок мастерски используемых Шолоховым в своих произведениях…………………………………………
2. Экспрессивный синтаксис М.А. Шолохова…………………………………
3. Многочисленные сравнительные конструкции разного объема и структуры – один из признаков шолоховского стиля……………………….
4. Ситуативно-неполные предложения – одна из деталей на синтаксическом уровне………………………………………………………………………….
5. Православная и обрядовая лексика в творчестве М.А. Шолохова……….
6. Роль авторских ремарок……………………………………………………..

1. Заключение. Выводы………………………………………………………….

Литература…………………………………………………………………….

Электронное приложение к работе

Введение

Актуальность данной исследовательской работы заключается в том, что язык шолоховских героев живет в наши дни. Жители западного микрорайона Батайска многие слова и выражения употребляют в своей речи и сейчас. Это доказывает, что язык Шолохова жив.

Цель: исследовать средства художественной выразительности в произведениях М.А. Шолохова; проследить своеобразие языка шолоховских героев.

Объект исследования : творчество М. А. Шолохова.

Предмет исследования : произведения М.А. Шолохова («Поднятая целина», «Тихий Дон», «Донские рассказы»).

Методы исследования : анализ и синтез произведений М. А. Шолохова, изучение литературоведческой и справочной литературы, энциклопедий и интернет ресурсов.

Гипотеза : Язык Шолохова богат разнообразными средствами художественной изобразительности, что делает его более доступным, понятным и близким простому читателю.

Научные работы шолоховедов по данной теме

В течение последних десятилетий многих литературоведов притягивает тема изучения языка героев произведений Михаила Александровича Шолохова. Читая «Донские рассказы», «Тихий Дон», «Поднятую целину», не можешь не обратить внимание на речь казаков, которая понятна не только жителям донского края, но и любому человеку. Почему так происходит? Именно эту тему я и пытаюсь раскрыть в своей исследовательской работе.

Изучая многочисленные научные работы, посвященные языку и индивидуальному стилю М.А. Шолохова, хочется отметить, что заслуживают особого внимания работы З.И. Бутрим, А.В. Ваганова, Е.И. Дибровой, Г.С. Ермолаева, И.А. Кривенковой, М.Ю. Мухина, С.Г. Семеновой, Т.Л. Павленко, Л.Г. Якименко и многих других. С особым интересно ознакомиться с работой коллектива московских ученых, которые под руководством Е.И. Дибровой создали словарь языка М.А. Шолохова. Анализ шолоховских произведений и учет исследований отечественных филологов позволили выявить характерные для писателя особенности использования различных средств художественной изобразительности, а также лексико-фразеологических, морфологических и синтаксических уровней и определить основные стилистические приемы, к которым он обращается в своем творчестве.

Лексика художественного творчества писателя

(разговорно-просторечная и донская диалектная)

Исследуя произведения М.А. Шолохова, нельзя не отметить, что лексика художественного творчества писателя охватывает разнообразные пласты слов общенародного и ограниченного употребления, основу которого составляет литературная лексика. Писатель часто использует нелитературную (разговорно-просторечную и донскую диалектную) лексику, которая занимает приблизительно 10% всего объема словоупотреблений в произведениях о жизни казачества и в меньшей мере проявляет себя в произведениях о Великой Отечественной войне. Глубокий анализ лексического состава шолоховских произведений подтверждает его значительную общность в разные периоды творчества и в то же время обнаруживает эволюцию, а также зависимость выбора лексических средств и использования их в речи повествователя и персонажей.

Читая ранние произведения М.А. Шолохова, можно отметить гораздо меньшее разграничение авторской и персонажной зон. Писатель обращается к разговорно-просторечной и диалектной лексике в создании повествования и описания изображаемых ситуаций. В более поздних произведениях за пределами прямой речи лексика ограниченного употребления используется тогда, когда автору необходимо обозначить этноспецифичные реалии, а именно: наименования типов населенных пунктов (« хутор Дубровинский » рассказ Обида стр. 134.), особенностей казачьего жилья (курень, хата, городьба, катух ), предметов быта, носильных вещей (шалька, завеска, шлычка, шалевый платок, шаровары, мундир, чекмень ), казачьего снаряжения или создать двуголосие: избегая прямого введения реплик персонажей, тем не менее показать восприятие ситуаций их глазами, развернуть перед читателями казачью картину мира.

Двойная роль детали восприятия мира персонажами

Михаила Александровича Шолохова

Анализируя произведения М.А. Шолохова, нельзя не отметить пристальное внимание к детали, которая несет в его творчестве двойную нагрузку.

Во-первых, видим, что для писателя важны детали восприятия мира персонажами. Отсюда внимание к зрительным ощущениям и впечатлениям, передаваемым с помощью слов с семами «цвет» и «свет», к восприятию запахов, к синестезии – переплетению ощущений и впечатлений, получаемых с помощью разных органов чувств. Наряду с этим колоризмы имеют мощный потенциал воплощения символьной семантики. Черный цвет амбивалентен (« На ухабах и кочках рвались голоса, затянувшие песню » Тихий Дон, 1, XXI.; « Второй держал на плече какой-то сверток, длинный и бесформенный, завернутый в черную лохматую бурку » Поднятая целина, 2.I ): по отношению к оценке природного начала он выступает как выразитель положительной оценочности, это цвет плодородной земли и природной силы характера персонажа, его сопринадлежности к созидательному труду; по отношению к миру человеческих страстей и тому, как поступают люди по отношению друг к другу, игнорируя гармонию мира, черный цвет – воплощение трагичности человеческой судьбы, жестокости и смерти; голубой (« Тонкий многоцветный аромат устойчиво держится над садами до голубых потемок, до поры, пока не просунется сквозь голызины ветвей крытый прозеленью рог месяца, пока не кинут на снег жирующие зайцы опушенных крапин следов… » Поднятая целина, 1, I ) у М.А. Шолохова – цвет мечты, недостижимости счастья, чистоты души; красный – цвет агрессии, тревоги и страдания. Образы света в творчестве зрелого М.А. Шолохова – средство выражения авторского отношения к изображаемой им жизни: «Тихий Дон» насыщен игрой природного света и создает впечатление богатства мира. В «Поднятой целине» свет чаще тусклый, чем яркий, чаще искусственный, чем естественный, что позволяет писателю метафорически представить отделенность людей от природы, разрушенность гармонии бытия, «тусклость» новой реальности.

Во-вторых, видим, что М.А. Шолохов выступает как мастер создания психологических портретов персонажей, наблюдающий за тонкостями эмоционально-волевых реакций героев, за проявлением черт и характеров, отражающихся в отдельных поступках и мотивирующих их поведение. А отсюда и обилие слов, отсылающих к разнообразным эмоциям и их внешним проявлениям. Хочется отметить, что наиболее часто М.А. Шолохов обращает внимание на две кон трастирующие эмоциональные реакции: радость и злость / злобу. Другие эмоциональные и эмоционально-интеллектуальные реакции в порядке убывания суммарного количества их упоминаний в шолоховских произведениях располагаются следующим образом: различные частные проявления подавленного состояния, страх, жалость и сожаление, обида и раздражение, досада, удивление и изумление, тревога, волнение, смущение, равнодушие и безразличие. Но сосредоточенность автора на каждой отдельной эмоции или эмоционально-рациональной реакции в разных текстах не совпадает. Она зависит от идейно-тематической направленность произведения. Так в «Тихом Доне» по частности упоминания на лексическом уровне после радости и злости стоит эмоция страха. Особое внимание автора к ее изображению обусловлено задачей демонстрации последствий социальных потрясений, описания страданий, которым подвергался каждый обыкновенный человек при насильственном разрушении привычного уклада его жизни и подавлении его собственной воли, при постоянной угрозе потерять своих близких и лишиться жизни. В романе «Поднятая целина» страх отодвигается на седьмую позицию. С отображением данной эмоции в романе связны две мысли: 1) на примере персонажей антитезы «Островнов-Половцев» Шолохов показывает: страх – чувство, которое свойственно обыкновенному человеку, в отличие от этого борец за идею умеет управлять своими страхами; 2) образ Щукаря служит писателю наглядной иллюстрацией тезиса: человек, позволяющий страху овладеть собой, утрачивает чувство реальности, что делает его смешным и жалким в глазах окружающих. В произведениях военной темы изображаемые эмоции страха по количеству употребления маркирующих его лексем располагается на шестой позиции. М.А. Шолохов – реалист утверждает: на войне не может не быть страшно, но страх побеждается осознанием необходимости сберечь и защитить общечеловеческие моральные ценности.

Анималистическая и флористическая лексика

В своих романах о жизни донских казаков М.А. Шолохов стремится подчеркнуть ограниченность их существования с окружающим их миром природы и их вписанность в этот мир. Поэтому он часто использует анималистическую («Что-то звероватое в выражении лица, вислый коршунячий нос Григория Мелехова, медвежковатую спину казака-баклановца, клешнятые руки Христони» ) и флористическую лексику («Ночью в саду пахнет земляной сыростью, крапивным цветом и дурманным запахом собачьей бесилы» ), отсылающую читателя к разнообразию животного и растительного мира Подонья. М.А. Шолохов мастерски использует анимализмы для обрисовки образов героев: их внешности, настроения, поведения. На мой взгляд, особенно значимы в этом плане образы лошадей, быка, волка и разнообразных птиц. Свойственным для М.А. Шолохова приемом выступает обращение к дистантной мотивации характерной внешней приметы или образа поведения персонажа предшествующим описанием соответствующего животного или птицы. Необыкновенную активность в творчестве М.А. Шолохова проявляют орнитонимы – названия птиц, которые как и иные анимализмы, часто используются писателем для создания местного колорита, маркировки ситуации, очень часто – для демонстрации контраста между могуществом и спокойствием вечной природы и несовершенством человеческого жизнеустройства. Безусловно, именно орнитонимы выполняют символьную функцию, несут в себе фольклорное начало, являются маркером наличия или угасания этнических традиций. Именно это начало и проявляется в «Тихом Доне», под влиянием социального фактора почти стирается в «Поднятой целине» и совершенно отсутствует в произведениях о Великой Отечественной войне.

Разнообразие и богатство литературных тропов в художественном творчестве М.А. Шолохова

Использование огромного многообразия единиц лексического уровня становится условием богатства литературных тропов в художественном творчестве М.А. Шолохова. Бесспорно, очень разнообразны метафорические словоупотребления, опирающиеся на зрительные, обонятельные, вкусовые ассоциации или их сложные переплетения, которые создают синестетические образы. Кстати сказать, активно используется и глагольная метафора, индивидуальность которой обеспечивается соединением признаков одушевленных и неодушевленных объектов либо природных реалий и предметов, создаваемых руками человека. По мнению многих литературоведов, излюбленным приемом метафоризации у М.А. Шолохова является обращение к генитивной метафоре, зачастую осложняемой за счет включения в ее состав эпитета. Возможно поэтому шолоховские олицетворения как разновидность метафор отличает развернутость и распространенность.

Удивительно и то, что специфика метонимизации в шолоховском творчестве обеспечивается обращением к грамматической метонимии, то есть перемещению определения к слову, смежному с логически определяемым. Сравнивая, отмечаем, что М.А. Шолохов употребляет выражение: иссиня-черный блеск глаз вместо блеск иссиня-черных глаз ; глянцевито-черный узел волос вместо узел глянцевито-черных волос и т.п. При этом определяемое слово не всегда открыто называется в тексте, например: стояла неловкая тишина вместо тишина стояла.

Обращение к эпитету в раннем творчестве несомненно, в раннем творчестве писателя отличает стремление к его формальному выдвижению на фоне остальных компонентов высказывания за счет обращения к эпитету. Так М.А. Шолохов часто прибегает и к инверсии. Например: «Только и добра у Алешки – зипун отцовский да материны валенки приношенные»; «Сады обневестились, зацвели цветом молочно-розовым, пьяным» . С помощью инверсии М.А. Шолохову удается сблизить авторское повествование с речью персонажей. В зрелом творчестве Михаил Шолохов обращается к такому построению конструкций с эпитетами только в произведениях, где повествование ведется от лица рассказчика. Таким образом, эпитет притягивает к себе внимание за счет особенностей семантики, проявляющейся через необычную сочетаемость определения с определяемым словом, например: густой, мазутный голос, негнущийся взгляд, лобастые, насупленные горы и другие. А также за счет принадлежности к кругу слов ограниченного употребления: клешнятый, мослаковатый, бычачий, поблудный . Особое звучание достигается за счет морфемной или словообразовательной структуры, поэтому часто встречаются эпитеты с оценочными суффиксами: злобноватый, нежнейший ; многообразны сложные эпитеты с неоднородной семантической структуры: белоноздрый конь, жутко-мучительная складка губ, лицо медово-бледно, зверино-сторожкий взгляд и другие . Изучая творчество М.А. Шолохова, мы понимаем, что эпитеты служат целям детализации, акцентирования внимания читателя на важном признаке объекта высказывания и сосредоточения на ценностной сфере сознания автора и его персонажей. Одним словом, эпитет у

М.А. Шолохова выступает не только в конкретно-изобразительной функции, но, по-моему, играет эмоционально-оценочную роль.

У М.А. Шолохова эпитеты часто допускают неоднозначность интерпретации. Чаще встречаются сложные слова, при создании которых были использованы относительные прилагательные, например: сумеречно-зеленоватое небо, рафинадно-синяя подковка зубов .

Изучая критическую литературу, я узнала, что произведения Шолохова насыщены разнообразными устойчивыми оборотами, включая фразеологию – составные языковые знаки, обладающие экспрессивным потенциалом, а также составные бытовые термины – устойчивые и воспроизводимые словосочетания, бытующие в донских говорах и выполняющие номинативную функцию; пословицы и поговорки – устойчивые фразы анонимного характера, обладающие потенциальной дидактичность; крылатые фразы – имеющие хождения в речи высказывания, использованные в определенных ситуациях.

Фразеология в творчестве М.А. Шолохова в большинстве случаев имеет разговорную, реже – просторечную окраску, хотя встречаются и книжная лексика. Преобладающая часть фразеологизмов включена автором в монологи и диалоги персонажей и служит целям стилизации речи, а также этнокультурной характеристики персонажей. При этом частота появления фразеологизмов в «Поднятой целине» выше в связи с тем, что диалоговое пространство этого романа обширнее, чем в «Тихом Доне». В целом в раннем творчестве и трех первых томах «Тихого Дона», т.е. в текстах, создававшихся в 20-е годы, как отмечают известные литературоведы, гораздо больше диалектных выражений, чем в текстах, написанных начиная с 30-х годов. Заметный пласт фразеологизмов выполняет этноориентирующую функцию. Это донские диалектные фразеологизмы: куга зеленая - «молодой, неопытный человек», хисту не хватит - «не хватит соображения, способностей», взять за хиршу - «силой заставить, принудить к чему либо»; составные бытовые термины, называющие реалии казачьей жизни: солнце в дуб - «положение солнца на небе в полдень», войсковая земля - «земля, находившаяся во владении казачьего войска, портошное молоко - «отжатое кислое молоко; трудовые операции, привычные для казачьего хозяйствования, в том числе и наименование, используемое в переносном значении (перекрут сделать «расправиться» от перекрут сделать «выхолостить, о животном»), или составные языковые знаки этикетного характера (обращение к уважаемым старым казакам господа старики, устойчивые формулы приветствия здорово дневали / ночевали, животного видеть и т.п.), отражающие традиционную манеру общения донских казаков. Но, как отмечают многие ученые, постепенно М.А. Шолохов начинает отдавать предпочтение общенародным единицам как более привычным для читательского восприятия. Кроме того, в произведениях военной темы, не отмечающихся с точки зрения этнической и диалектной принадлежности персонажей, этноокрашенная фразеология не используется как неуместная в их речи.

В речи персонажей часты фразеологизмы, позволяющие повысить экспрессивность оценки предмета речи, придающие репликам разговорную или просторечную окраску.

Мудрость народных пословиц и поговорок мастерски используемых Шолоховым в своих произведениях

В творчестве наряду с фразеологией насчитывается около 400 изречений, устойчивый и воспроизводимый характер которых подтверждается фиксацией их в словарях и сборниках пословиц и поговорок. М.А. Шолохов мастерски использует пословицы и поговорки, которые разнообразны по характеру бытования. Здесь появляется множество общенародных устойчивых фраз и составных языковых знаков диалектного происхождения (Именья – одни каменья; Верь ковадлу, руке и молоту, да не верь своему уму-разуму смолоду ). М.А. Шолохов использует их как в привычном, легко узнаваемом виде (Баба с возу – кобыле легче; Москва слезам не верит; Пуганая ворона куста боится и др .), так и в трансформированном (В чужом гаманце трудно деньгу считать, или сравним: Считай деньги в своем кармане; Худые шаровары хучь наизнанку выверни – все одно те же дыры , или сравним : Те же портки да наперед узлы ).

Читая произведения М.А. Шолохова, понимаем, что пословицы и поговорки выступают в его произведениях как отражение народной мудрости, системы ценностей, помогая выразить мнение писателя о роли и месте человека в жизни, о выборе жизненного пути, о его судьбе, о взаимоотношениях с другими людьми, о сопоставлении своего и чужого, а также о противопоставлении своих чужим. Большая часть пословиц и поговорок вложена в уста персонажей, отражая их социальное положение, этническую, психологическую и собственно речевую характеристику, их стремление оценить события и ситуацию. Кроме того, введение в текст произведения устойчивых фраз создает колорит разговорной казачьей речи. Появляясь в речи повествователя, такая лексика играет роль комментария к ситуации, отсылки к народному авторитету. В ней отражаются основные ценностные приоритеты самого Михаила Александровича Шолохова.

Экспрессивный синтаксис М.А. Шолохова

Хочется отметить, что своеобразие авторского почерка создает не только система языковых знаков и создаваемых на их основе тропов, но и экспрессивный синтаксис М.А. Шолохова. Ядерными экспрессивными элементами синтаксического уровня у М.А. Шолохова выступают конструкции с однородными сочинительными рядами, в первую очередь – с рядами однородных сказуемых, которые позволяют детализировать описания природы, бытовых зарисовок, уточнить важные характеристики героев, пронаблюдать нюансы их психологического состояния. Благодаря таким конструкциям создается своеобразная ритмика шолоховских текстов, а также достигается динамизм повествования. В рамках таких конструкций дополнительную экспрессию создает обращение М.А. Шолохова к синтаксическим фигурам повтора, стилистически мотивированного отказа от союзов для связи однородных частей высказывания, а также попарной связи соединительными союзами однородных членов предложения для достижения переплетенности разноаспектных характеристик объекта и для корректировки представлений читателя о его сложной сущности.

Многочисленные сравнительные конструкции разного объема и структуры – один из признаков шолоховского стиля

Одним из признаков шолоховского стиля являются многочисленные сравнительные конструкции разного объема и структуры. Так писатель в своих произведениях активно использует конструкции со сравнительными союзами и частицами. И если в творчестве 20-х – начала 30-х годов в речи повествователя, как и в речи персонажей, используются не только стилистически нейтральные союзы (как, словно, будто), но и стилистически маркированные (ровно, чисто), то в дальнейшем М.А. Шолохов не употребляет разговорных и просторечных союзов за рамками прямой речи. Наряду с названными конструкциями Михаил Александрович использует и самые лаконичные, выражаемые предложно-падежными формами существительных или наречиями в форме сравнительной степени, и описательные развернутые сравнения, реализуемые в пространстве сложноподчиненного предложения, а иногда и сложного синтаксического целого. Индивидуальность шолоховских сравнений заключается и в их лексико-семантическом наполнении: они преобладают конкретизирующие сравнения, уподобляющие объект сравнения человеку, животному, элементу природы или предмету, созданному человеком. Сравнения же у М.А. Шолохова появляются гораздо реже. По степени повторяемости индивидуальных сравнений у М.А. Шолохова делятся на два типа: появляющиеся только в одном тексте и сквозные, преходящие из одного произведения в другое. Промежуточное положения между этими двумя типами составляют сравнения с лексически единым обозначением многопризнакового объекта, который конкретизируется в зависимости от выбора признака сравнения например, у М.А. Шолохова человек неоднократно сравнивается с волком, но сами сравнения не тождественны: « Ходит Игнат по двору, будто волк на привязи », « Рывком кинул ее Григорий на руки – так кидает волк к себе хребтину зарезанную овцу » и другие такие дробящиеся объекты сравнения, как правило, отсылают к реалиям жизни казачества, оказываются этноокрашенными. Параллельно М.А. Шолохов использует и сравнения, которые в своей образной основе опираются на объекты, отделенные во времени и пространстве от описываемых в тексте.

Ситуативно-неполные предложения – одна из деталей на синтаксическом уровне

Чтобы акцентировать детали на синтаксическом уровне М.А. Шолохов мастерски использует ситуативно-неполные предложения с отсутствующим подлежащим – в начале абзаца, парцеллированных конструкций – в середине абзаца, включение в повествование номинативных предложений. Оперирование данными конструкциями позволяет усилить динамизм повествования.

Проводя исследование, хочу отметить, что своеобразие шолоховского экспрессивного синтаксиса проявляется и в оформлении диалогов: включении в них эллиптических предложений, синтаксических повторов, восклицательных и побудительных предложений. Особенно ярко это проявляется в построении вопросительных предложений, которые привлекают внимание собеседника к мнению говорящего. Многообразные вопросительные конструкции в прямой речи, с одной стороны, отражают особенности этноориентированного поведения, а с другой – помогают подчеркнуть социальную принадлежность собеседников в произведениях донского писателя.

Православная и обрядовая лексика в творчестве М.А. Шолохова

В своих произведениях Михаил Александрович мастерски использует православную лексику – слова и фразеологизмы, называющие предметы, явления, события, свойственные казакам, исповедующим православие: Полынь . По старинному обычаю ветку полыни казаки хранили в ладанке на груди в дальних походах и во время войны; ее вкладывали вместе с погребальной свечой в руки умершего. Казак считался непогребенным, пока на его могилу не положат веточку полыни и не разбросают горсть родной земли; Часовня – маленький могильный памятник с иконкой или без нее, обычно у дороги, где погиб или умер человек. Например, « Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы ямку, поставил на свежеоструганном дубовом устое часовню. Под треугольным навесом ее в темноте теплился скорбный лик божьей матери» (Тихий Дон, 5, XXXI). Интересно проследить и обрядовую лексику - слова и фразеологизмы, обозначающие обычаи, нравы, явления, принадлежащие казачьим бытовым, воинским и религиозным традициям. Поезжанье - свадебный поезд гостей со стороны жениха, отправляющийся на лошадях за невестой. Например, «Петро сидел рядом с Григорием. Против них малаха кружевной утиркой Дарья. На ухабах и кочках рвались голоса, затянувшие песню. Красные околыши казачьих фуражек, синие и черные мундиры и куртки, рукава в белых перевязах, рассыпанная радуга бабьих шалевых платков, цветные юбки. Кисейные шлейфы пыли за каждой бричкой» Тихий Дон, 1. XXI. По старому обычаю – принятое в казачьей среде оповещение о возвращении казака с воинской службы . «Седлал коня и слышал, как стреляли казаки, разъезжаясь из станицы, по старому обычаю оповещая хутора о возвращении служивых» Тихий Дон, 6, XII.

Особо отличаются у М.А. Шолохова и авторские ремарки, вводящие прямую речь. Писатель наряду с глаголами говорения использует широкий круг глаголов эмоциональной или интеллектуальной реакции, слов и фразеологизмов моторной семантики. Важную роль информации, содержащейся в ремарке, М.А. Шолохов подчеркивает особой структурой самой ремарки – выстраиванием самостоятельного предложения с предшествованием подлежащего сказуемому или выделением ремарки в самостоятельное предложение, отделяемое от прямой речи точкой.

Заключение. Выводы

Изучая язык М.А. Шолохова, понимаем, что он отличается величайшим разнообразием средств художественной изобразительности, которые делают произведения Михаила Александровича Шолохова необыкновенно яркими, живописными. Язык М.А. Шолохова живет и сейчас, так как в речи своих земляков часто слышу особо запоминающиеся реплики шолоховских персонажей. Это меня сподвигло на более глубокое изучение живучести шолоховского языка. Проведя соцопрос, я получила удивительные результаты. Оказывается, все участники соцопроса знакомы с произведениями М.А. Шолохова. Люди старшего поколения даже цитируют отдельные фразы полюбившихся шолоховских героев. Большая часть жителей помнят вызывающие смех реплики деда Щукаря и употребляют их в своей речи. Многие используют просторечные и диалектные слова, не подозревая, что они включены в шолоховский словарь. Все это служит ярким подтверждением того, что язык М.А. Шолохова живет в нашем народе, бережно хранится жителями донского края.

Выводы:

• Язык Шолохова отличается величайшим разнообразием средств художественной изобразительности, что делает его произведения необыкновенно яркими и живописными.
• Язык М.А. Шолохова понятен жителям не только донского края, но и всем людям, проживающим на территории Российской Федерации.
• Язык М.А. Шолохова живет и бережно хранится моими земляками.

Литература

1. Шолохов М.А. «Донские рассказы», М.: Правда, 1980, т. 7.
2. Диброва Е.И «Словарь языка Михаила Шолохова» / Моск. гос. Открытый пед. Ун-т им. М.А. Шолохова, – М.: Азбуковник, 2005.
3. Дворяшин Ю.А. «Шолоховская энциклопедия» / М.: Издательский Дом «Синергия», 2012.
4. Богданова А.Ф. «Приемы использования фразеологических единиц в романе М. Шолохова «Поднятая целина» // Функционирование фразеологических единиц в художественном и публицистическом тексте. – Челябинск, 1984.
5. Фомушкин А.А. «Язык эмоций персонажей М.А. Шолохова и Ф.Д. Крюкова: к пробл. авторства романа «Тихий Дон» // Рус. лит. – 1996.
6. Четверикова Т.Д. «Эпитет. От античности до наших дней» // Молодые голоса: сб. науч. тр. / Моск. Гос. Открытый пед. ун-т им. М.А. Шолохова. – М., 2006. – Вып. 14.
7. Феоктистова А.Б. «Текстообразующие функции идиом в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон» // Активные процессы в современном русском языке. – Ростов н /Д., 2006.
8. Ковалева С.А. «Фразеология в «Словаре языка Михаила Шолохова» // Активные процессы в современном русском языке. – Ростов н/Д., 2006.
9. Бутрим З.И. «Шолохов как лексикограф: особенности авторского толкования диалектных слов // Слово. Словарь. Словесность: социокультурные координаты: материалы науч. конф. 15-17 ноября 2005 г. – СПб., 2006.
10. Чисникова В.В. «Базовая метафорика как составляющая идиостиля М.А. Шолохова (на примере романа «Тихий Дон») // Известия Волгоградского гос. пед. ун-та. Сер.: Филологические науки. – Волгоград, 2007.
11. Кудлай Ю.В. «Речевой портрет деда Щукаря как приемника русской смеховой культуры: по роману М.А. Шолохова «Поднятая целина» // Вест. Моск. . гос. гуманитарного ун-та им. М.А. Шолохова. Сер.: Филологические науки. – 2008.
12. Давыдов О.А. «Языковая картина мира донских казаков (по произведениям М.А. Шолохова) // Филология в парадигме гуманитарных наук: традиции и современность: матер. Науч.-теор. конф. – Караганда, 2008.

Мы уже характеризовали манеру шолоховского письма как реалистическую. С предельной точностью, необыкновенным вниманием к деталям рассказывает Шолохов о жизни своих героев, о сложном и противоречивом времени.

Слуху писателя было очень мило слово «бытописательство». Шолохов именно бытописует, в его художественном стиле ясно ощутима тяга к предметности, вещности изображаемого, «мелочам быта», которые, по твердому убеждению писателя, входят в состав самых серьезных конфликтов и связей окружающей действительности. В «бытовых» проявлениях человеческой натуры писатель искал характерное для людей той сложной эпохи, считая, что нет «малых чувств», «малых поступков», что только через показ кажущегося несущественным, малозначительным, через демонстрацию тысяч возможных аспектов реального, тысяч точек видения вырастает подлинная полнота единого.

Реализм Шолохова называют психологическим. Писатель необычайно внимателен к взаимосвязям чувства и действия, к «материальному» выражению внутреннего состояния человека – через жесты, поступки, действия. Шолохов не склонен «копаться» в душах своих героев, он их «заставляет» действовать, активно вмешиваться в окружающую жизнь, через свои деяния раскрывая и свое отношение к миру, и индивидуальные особенности характера. В этом для художника таилась большая опасность. Он обрекал себя на труд, когда с необыкновенной дотошностью необходимо взвешивать каждый поступок, жест, слово персонажа, всегда соотнося его с целостностью характера, с внутренней логикой его развития. Но в этом же было и огромное преимущество: действие, поступок нередко убедительней и доходчивей любого психологического описания и комментария, и оттого шолоховское слово невольно оказывалось обращенным к самой массовой читательской аудитории.

Чрезвычайно пластичен и предметен язык шолоховской эпопеи. В ней гармонично соединены разговорные, просторечные, фольклорные формы языка и литературная речь.

Писатель необычайно чуток к народному слову, с огромным мастерством использует его как исходный материал для строительства художественного мира своего произведения. «Шляхи» (вместо пути), ржавь (вместо ржавчина), ажник (вместо аж), прожечь (вместо пронестись), шибко (вместо быстро), гутарим (вместо говорим) и т.д. – употребление всех этих слов способствовало передаче особого колорита и стихии народного языка, приближению речи персонажей к речи их реальных прототипов.

Писатель умеет одухотворять неживое: у него марево – текучее, звезды дрожат, гора гудит, тишина ткется, галька нацелована волнами, а истоптанный конскими копытами подорожник – живущой.

Выразительна цветопись Шолохова: «калено-красный огромный щит месяца», «серебристая от снега пахота», «шелковисто-зеленое, все в слезинках застывшей росы» жито, которое «кормится… живительной черной кровью» чернозема и «ждет весны, солнца, чтобы встать, ломая стаявший паутинно-тонкий алмазный наст, чтобы буйно зазеленеть в мае». Не меньшую роль в художественном мире романа играет и звукопись: «пролетит ворон, со свистом разрубая крылами воздух, роняя горловой стонущий клекот. Ветром далеко пронесет его крик, и долго и грустно будет звучать он над степью, как ночью в тишине нечаянно тронутая басовая струна», «вот-вот пригнет к земле тополя вихрем, полыхнет сухим, трескучим раскатом грома и пойдет крушить и корежить белый лес над Доном», «Прокофий, с трясущейся головой и остановившимся взглядом, кутал в овчинную шубу попискивающий комочек – преждевременно родившегося ребенка», «около затонувшего вяза, в рукастых оголенных ветвях, одновременно выпрыгнули два сагана, третий, поменьше, ввинчиваясь в воздух, настойчиво раз за разом бился у яра».

Мир в изображении Шолохова богат запахами: из горницы у него «пахнет слежалой одеждой и почему-то – анисовыми яблоками»; «в кизичняке густо пахнет сухим навозом, выпревшей соломой, объедьями сена», а от «мокрых Аксиньиных волос течет «нежный волнующий запах». В вооброжении Григория рождается немыслимое, загадочное, и он говорит Аксинье: «Волосы у тебя дурнопьяном пахнут. Знаешь, этаким цветком белым».

Шолохов умеет сказать ярко, красочно, запоминающе; уже перевернута страница, а образ, созданный писателем, продолжает стоять перед глазами: Аксинья «обвилась вокруг Григория как хмель вокруг дуба», «где-то курчавым табуном белых облачков сияла глубокая, прохладная, пастбищная синь», «кусты шиповника стояли, будто объятые пламенем, и красные ягоды в редкой листве их пылали как огненные языки», «меж туч казаковал молодой желтоусый месяц». До конца романа мы не забудем, как свежий предутренний ветерок рвал из рук Натальи черную траурную косынку, когда она в последний раз провожала Григория, и сердце у нас при воспоминании об этом будет всякий раз невольно сжиматься.

Отложен в сторону последний том, а мы еще долго не сможем забыть Григория, похоронившего Аксинью, над которым в небе сияет черный диск солнца. Мы будем сочувствовать, сопереживать полюбившемуся герою. Таков закон художественного творчества – яркие, красочные образы оказывают на читателя длительное, целенаправленное эстетическое воздействие.

Творчество Шолохова. Характеристика стиля писателя. ( тут нет «шапки»… а кого есть? )

По Г. А. Белой (выдержки из работы о закономерностях стилевого развития советской прозы. С. 213 – 238.):

Своеобразие стиля Ш. – об этом пишут все исследователи – обнаруживается прежде всего в сближении речи автора с народно-разговорной речью изображаемой среды. Однако – это самое общее определение, не вскрывающее специфики шолоховского стиля.

Мера совпадения автора с отдельными Героями весьма относительна: дистанция всегда ощутима. Но и точка зрения автора не монолитна: в ней всегда присутствуют другие ракурсы, звучат другие голоса, что придает ей особую объемность.

Ш. «не столько хочет вписать в жизнь свою авторитетную оценку явлений, придать этим явлениям им самим изобретенную чеканную форму, врезать в жизнь черты своего законченного, а потому неизбежно и замкнутого миропонимания, сколько откликнуться на все ее звучания, как чуткая и верная мембрана» (Д. Горбов о Леонове).

Слова об особой глубине повествовательной манеры рассказа выступают как качественная характеристика стиля Ш. в целом.

О «Судьбе человека»: «Если сформулировать суть внутреннего развития рассказа наиболее кратко и схематично, – пишет В. Кожинов, – можно утверждать, что автор и герой как бы сливаются в глубинном плане судьбы человека, в полном смысла движении исторического времени, материальным воплощением котрого является народ».

В. Шкловский попытался создать модель многомерности стиля Ш. «Книга Ш. – пишет он, – построена на многих кругах анализа: общим планом дана русская революция, ее перипетии. Стиль этих частей, говорящих о борьбе с белыми, похож скорее на военные сводки. Ближе и более детально дано само Войско Донское в его противоречии. Еще ближе дается хутор Татарский, истории семейств Мелеховых и Астаховых… Из этого всего выделяется крупным планом история Григория и Аксиньи. Рассказ идет все время на укрупняющихся метонимиях».

В «Донских рассказах» границы между зонами автора и героя еще очень резки – внутренняя мера и пропорции в этом единстве еще не найдены. Но главное уже обозначилось: как бы ни был увлечен автор переливами голосов своих героев, как бы ни был ярок ковер его повествования, – голос героя не только не поглощает авторскую речь, но, оставаясь себе верным, входит в нее, соединяется с нею, рождая принципиально новый тип художественного повествования.

В том и секрет начала «Тихого Дона», которое является характерным примером, – что перед нами повествование, организованное как авторская речь, в которой обе стихии – описательно-изобразительная и народно-разговорная сливаются в единый стиль….. …. Автор видит действительность не со стороны а изнутри, и эта «внутренняя точка зрения» является питательным источником художественной энергии его повествования.

Специфика стиля Ш. не столько в сближении речи автора с народно-разговорной речью изображаемой среды, как это принято считать, сколько в овладении разноречием, в своеобразии эстетической организации этого разноречия, характеризующейся одновременно целостностью и подвижностью составляющих ее элементов.

«разноречия» - как называет голоса в романе М. Бахтин – являются способом социальной характеристики предмета изображения: «чужие» языки приносят с собою в роман свою особую точку зрения на мир, свой кругозор, свои оценки.

Ориентация на воссоздание действительности через взаимодействующие между собой и автором голоса героев явилась одной из форм художественной организации мира.

Принципиальная новизна позиции Шолохова по отношению к разноголосию, объясняющая целостность стиля, рождена тем, что «творящее сознание стоит как бы на меже языков и стилей».

Специфика стиля Ш. коренится не в сосуществовании однонаправленных сил, как бы ни были они державны, но в их особом взаимодействии. Дифференциация разноречия подтверждает, что закон взаимодействия стилей является определяющим для всех уровней шолоховского повествования.

Взаимодействие в стиле у Ш. – это всегда острое столкновение «малых» стилей, как правило, столкновение контрастное.

Характерный перепад стилей – пение казачьих песен на фоне холодных, книжных размышлений Листницкого (вторая глава второй книги). Писатель не боится резких стыковок – из игры стилей он высекает новый и глубокий свет, оттеняющий и состояние героев, и движение их мысли, и жизнь, стоящую за ними.

Понятие игры, вибрации стилей,(а не простая стыковка, монтаж), более адекватны характеру взаимодействия «малых» стилей в манере Ш.

Своеобразие стиля Ш. характеризуется скорее симфонической оркестровкой этих стилей, нежели их хоровым звучанием.

…. Самый глубокий, но, несомненно самый эффективный, возможный только в таком концептуальном эпическом романе как «Тихий Дон», способ оценки мира: изнутри объекта, стилем.

Взаимодействующие в романе стили, бросая отсвет друг на друга, усложняют изображаемое, говорят о нем больше, чем если бы перед нами были развернутые живописные картины.

Предназначение игры стилем: обнажать, истолковывать, открывать все новые и новые оттенки смысла в изображаемом, оттенки отношения к этому изображаемому автора, героев и читателей.

Концентрическая окружность стиля «Тихого Дона» (Шкловский). (рассказ о русской революции, описание Войска Донского, хуторская жизнь, история Григория и Аксиньи – сферические круги.) Однако эти стилевые круги не сменяют друг друга (как это следует из схемы Шкловского) и не чередуются друг с другом. Они находятся в «броуновском» движении, друг с другом взаимодействуют, вступая в новые и неожиданные сочетания.

Широко распространен прием «рассказа-обобщения», как определил его Л. Якименко, - форма активизирующая стиль: «Висели над Доном тучи, сгущались, чернели. Орудийный гром первых боев уже несли ветры с Украины». Ее значение возрастает от тесного соседства с повествованием об исторически значимых событиях.

Одно из значительных стилевых открытий Ш.: активизация стиля за счет зрительного развертывания описания. Изображение построено так, чтобы читатель увидел происходящее как живую картину, как настоящую, «взаправдашнюю» жизнь: «Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер. Полесье. Окопы над болотом, поросшим ольхой. Впереди проволочные заграждения. В окопах холодная слякоть. Меркло блестит мокрый щит наблюдателя. В землянках редкие огни». Короткие фразы – не имеют ничего общего с популярной в начале 20-х годов «рубленной прозой». У них другая функция: активизация стиля за счет динамики сменяющих друг друга кадров, где каждый сам по себе – законченный зрительный образ.

Часто писатель прибегает именно к таким формам речи, которые предполагают именно видение картины: опускаются глаголы, соединительные союзы; основой стилистической структуры становятся назывные предложения («Кабак закрыт. Военный пристав хмур и озабочен. У плетней по улицам – празднично одетые бабы…»). – Ориентация живописи на впечатления, которые она должна вызвать у читателя, породила, в сущности, новый тип «оценки формой», который до тех пор не был знаком советской прозе.

План героя выражен как бы объективно, от автора, но в то же время повествование так приближено к герою, так пропитано его, героя, настроением, состоянием, мыслями, что дистанция между автором и героем почти не ощутима.

Несобственно-прямая речь с ее пронизывающей экспрессией является, в свою очередь, сигналом о существовании еще одного сечения в шолоховском стиле, которое условно можно обозначить как плоскость отношени1 «автор – герой - слушатель».

Рельефность шолоховского повествования, глубинное, многомерное взаимодействие пространственных и временных планов, голосов, разноречий, зон автора и героев и т. п. – все это, как бы ни казалось уникальным и как бы ни было таковым в действительности, и принадлежит своему времени, и выходит за его пределы. «Тихий Дон» был начат в середине 20-х годов и не только с редкой полнотой выразил проблематику «авторитетного стиля», но и раскрыл возможности его реализации на высоком уровне. Благодаря значительности художественных результатов, роман «Тихий Дон» не только разрешает стилевые противоречия своего времени, но и «снимает» их, т. е., синтезируя опыт предыдущего стилевого развития, отвечая на потребности времени, содержит в себе и начала новой художественности.