В настоящее время нет однозначного понимания, что такое человеческий потенциал. Встречаются очень разные трактовки о его сущности, составляющих элементах и взаимосвязи с понятиями «человеческий капитал», «трудовой потенциал», «кадровый потенциал».
Особенно часто человеческий потенциал путают с человеческим капиталом. Человеческий капитал является важной (но не единственной) формой проявления человеческого потенциала в системе рыночных отношений. И связан с получением потока доходов благодаря эффективности вложений в развитие профессиональных качеств его носителя. При этом сами по себе расходы на образование и т.д. -- не являются гарантией прироста человеческого капитала, поскольку между данными факторами, хотя и может прослеживаться статистическая корреляция, отсутствует устойчивая причинно-следственная связь. То есть инвестиции в образование представляют собой лишь возможные выгоды в будущем, а к сфере возможного относится понятие «потенциал», -- следовательно, здесь следует оперировать термином «человеческий потенциал», а не «человеческий капитал». человеческий потенциал социальный
Заметим, что ценность человеческого потенциала не может выражаться лишь в стоимостных показателях. Более того, его в принципе нельзя свести только к количественной оценке, поскольку методов непосредственного измерения возможностей не существует. Но на современном этапе исследований для понимания феномена человеческого потенциала важна не столько формально исчисленная неким образом его величина, сколько оценка качества социальной жизни и существующих экономических условий для формирования и реализации потенций человека в трудовой или иной общественно-признаваемой деятельности. Если такие условия есть, то человеческий потенциал может реализоваться как человеческий капитал, выступая источником дохода для своего носителя, экономического роста и социального прогресса -- для общества.
В Украине такие условия еще не созданы. На большинстве предприятий по-прежнему используется дешёвый труд, а заработная плата рассматривается как источник экономии издержек производства, а не вид инвестиций. Поэтому, говорить о том, что наёмная рабочая сила (также являющаяся одной из социально-экономических форм бытия человеческого потенциала в системе рыночных отношений) воспроизводится в форме капитала, а не товара, в подобных обстоятельствах оснований нет.
Феноменология человеческого потенциала обладает следующей спецификой:
- 1. Системность: человеческий потенциал обладает системными свойствами, и не может сводиться к простой сумме перечня качеств людей.
- 2. Внешняя обусловленность: для формирования и реализации человеческого потенциала определяющее значение, как правило, имеют «внешние» по отношению к нему условия и факторы, характер среды его существования.
- 3. Непрозрачность: для человеческого потенциала характерно наличие скрытых свойств, которые при изменении определенных условий могут проявиться.
- 4. Стратегичность: свойства человеческого потенциала обуславливают возможности человеческого развития как на ближайшую перспективу, так и в более отдаленном будущем.
Человеческий потенциал нации - это интегральная форма многообразных явных и скрытых свойств населения страны, отражающая уровень и возможности развития ее граждан при определенных природно-экологических и социально-экономических условиях .
Важнейшей частью национального богатства многих стран современного мира является человеческий потенциал. Что такое человеческий потенциал сегодня, в век глобализации и резкого расширения человеческих возможностей? Это умение ставить сложные, рекордные цели и задачи, готовность к современным формам мобильности, мышление в геокультурных, геоэкономических и геополитических координатах, способность искусственного, проектного отношения к собственным перспективам. Вместе с тем в последнее время аналитики отмечают стремительно растущий дефицит в российском обществе таких, казалось бы, очевидных человеческих качеств, как воля, устремленность, самостоятельность в принятии решений, наличие устойчивых интересов и целей. Зачастую люди, будучи в той или иной степени талантливыми и одаренными от природы, оказываются неспособными не по уровню подготовки, а по своим социально-антропологическим качествам и ментальным установкам к удержанию на протяжении жизни высокой индивидуальной "планки" и высоких стандартов деятельности.
Структура понятия человеческого потенциала включает два уровня: базовый, куда входят физическое, психическое, социальное здоровье, и деятельностный, включающий физиологический, психологический, интеллектуальный, социальный и культурный потенциалы. В результате длительного процесса развития представлений о человеке как субъекте экономической жизни возник целый ряд понятий: "рабочая сила", "трудовые ресурсы", "трудовой потенциал", "человеческий фактор", "человеческий капитал" .
В современных условиях эффективность работы организации зависит от:
- - благоприятной деловой окружающей среды;
- - правильной стратегии организации;
- - качества человеческих ресурсов .
Переход Украины к рыночной экономике поставил вопрос о необходимости создания эффективных систем, обеспечивающих высокое качество человеческих ресурсов, особенность которых в том, что:
- - во-первых, чем больше люди включены в профессиональную деятельность, тем больше у них накапливается жизненного и профессионального опыта, тем меньше времени им требуется для качественного решения профессиональных задач, тем большую ценность они представляют для организаций;
- - во-вторых, это сложнейший объект социального управления;
- - в-третьих, профессионализация видов деятельности требует большой капиталоемкости для становления профессионалов;
- - в-четвертых, высокая эффективность деятельности профессионалов в организации достигается созданием рационального управления их возможностями.
Концепция "человеческих ресурсов" признает необходимость капиталовложений в формирование и развитие людских ресурсов исходя из экономических целесообразностей, имеющих своей целью привлечение более качественного в профессиональном плане работника, создание условий для творческого и профессионального развития каждого сотрудника, что влечет за собой необходимость более полного использования знаний, навыков работников. Отсюда изменяются и акценты работы с персоналом, в частности делаются усилия по развитию и раскрытию скрытых возможностей работника. Проблема в том, что люди наиболее консервативная составляющая организации, и требуется обязательная адаптация человеческих ресурсов к новым целям, методам и отношениям.
Тема «человеческого потенциала» нашла отражение в концепции «человеческого развития», получившей в последние годы широкое признание, в том числе благодаря теоретическим разработкам индийского ученого, лауреата Нобелевской премии по экономике (1998) Амартии Сена. В своих исследованиях А. Сен использовал подход «с точки зрения возможностей» (capability approach) и обосновал положение о том, что процесс развития -- это не возрастание только материального или экономического благосостояния, а расширение возможностей человека, которое подразумевает «большую свободу выбора, чтобы каждый мог выбирать из большого числа вариантов ту цель и тот образ жизни, которые он считает предпочтительными» .
Доход, согласно концепции человеческого развития -- это только один из выборов, которым бы хотел обладать человек, и, несмотря на всю его значительность, он не определяет всю сложность и многообразие человеческой жизни.
Согласно выводам А. Сена экономический рост может способствовать человеческому развитию тогда, когда он обеспечивает не только повышение дохода на душу населения, но и позволяет иметь достаточный уровень государственных расходов, которые инвестируются в социальную сферу, а также сопровождается справедливым распределением ресурсов в экономике.
Человеческий потенциал страны - это совокупность физических и духовных сил ее жителей, которые могут быть использованы для достижения индивидуальных и общественных целей - как инструментальных, связанных с обеспечением необходимых условий жизнедеятельности, так и экзистенциальных, включающих расширение самих потенций человека и возможностей его самореализации.
Многомерный человеческий потенциал зависит от качественных характеристик людей, от их соматического и психического здоровья; социальных потенций; развитости материальных и духовных потребностей и возможностей их удовлетворения, включая возможности трудовой деятельности и ее содержание; образованности; социокультурной мотивированности поведения и пр. Все эти характеристики системны, они не могут соединяться в произвольном порядке. Тип личности, система ценностей и предпочтений, структура и настоятельность интересов, степень активности, психологические реакции - все взаимоувязано и в таком взаимоувязанном виде формируется социальной средой. Каково общество, таков и человек. Но верно и обратное: каков человек, таково и общество. В этом кроются границы социального действия, в этом же - ценность понятия человеческого потенциала .
а) Человек эллинистической культуры оказывался погруженным в бытовую жизнь. В широком смысле слова быт был всегда и везде, и без него вообще не существует человека. Есть свой быт у первобытных людей. Был свой героический быт в период мифологии. Имеется свой быт также в период подъема и расцвета культуры периода античной классики. Но все это – быт в широком смысле слова. Быт эпохи эллинизма является бытом, исключающим всякую мифологию или магию, всякое свободное социально-политическое творчество; другими словами, это быт, ограниченный узкими интересами субъекта, интересами семьи или общества, но только в условиях полного аполитизма.
Такой быт не был известен в Греции до эллинизма, если не говорить о многих намеках на него, восходящих еще к Гомеру и Гесиоду ; и только теперь, в условиях аполитизма и падения всякого религиозно-мифологического мировоззрения, возник глубочайший интерес к такого рода бытовому человеку, к его нуждам и потребностям и к его собственным, но уже чисто бытовым идеям.
Такого рода бытовизм литературе удобно было изображать прежде всего в комедии, но не в древней аристофановской комедии, тоже слишком перегруженной всякого рода общественно-политическими и религиозно-философскими идеями. Для изображения нового быта появилось то, что в истории литературы носит название новоаттической комедии, талантливым представителем которой был Менандр Афинский.
Другим жанром эллинистической литературы, где тоже процветало изображение быта (правда, в соединении и со многими другими тенденциями), был греческий и римский роман, как раз появившийся в эллинистически-римскую эпоху. Мотивы любви и брака, семьи, воспитания и обучения, профессии и общественного поведения человека, а также всякого рода интриги и приключения – вот те излюбленные темы новоаттической и римской комедии.
В эллинистической литературе попадается и жанр мелких бытовых сценок, каковы, например, «Мимиямбы» Герода. Бытовизм доходит в эпоху эллинизма и до воспевания маленького человека, до поэтизации его мелкой обыденной и трудовой жизни. Таковы эпиграммы Леонида Тарентского.
б) Переходя от быта к более глубокому утверждению личности в период эллинизма, сталкиваемся с очень развитой и углубленной внутренней жизнью субъекта вместо простоты, наивности и часто суровости человеческого субъекта периода классики. Можно сказать, что в эпоху эллинизма человеческая личность прошла почти все те формы самоуглубления, которые отмечаем и в новоевропейской литературе. Сходство здесь оказывается иной раз настолько разительным, что некоторые исследователи вообще считают эллинистическую эпоху чем-то вроде буржуазно-капиталистической формации. Однако это глубоко неверно. Нужно твердо помнить, что эллинистическая эпоха была ограничена рабовладельческой формацией и потому ей вовсе не были знакомы те формы личного самоутверждения и самопревознесения, тот разгул страстей, чувств и настроений и та безудержная фантастика, с которой мы встречаемся в литературе нового времени. В период эллинизма мы находим только элементы тех индивидуалистических направлений, которые нашли себе место в литературе нового времени, элементы гораздо более скромные, гораздо более ограниченные и гораздо менее яркие.
Прежде всего здесь получает весьма интенсивное развитие научная или наукообразная литература. Появляются труды Евклида по геометрии, Архимеда – по математике и механике, Птолемея – по астрономии, многочисленные труды по истории, географии, филологии и. т. д. Это то, чего античная классика или просто не знала, или знала в достаточно наивной форме.
Но эллинистическая ученость проникла и в область самой поэзии, создавая в ней сильно формалистическую тенденцию. Поэты эпохи эллинизма всячески стремятся показать свою ученость и пишут либо поэмы, посвященные науке уже по самой своей тематике, как, например, поэма Арата о небесных светилах, либо произведения по теме своей мифической или поэтические, но наполненные всякого рода ученостью и архаическими редкостями (таковы, например, гимны Каллимаха , понимать которые можно только с помощью специальных словарей).
Более углубленно изображались всякого рода чувства и настроения. Если под сентиментализмом понимать любование своими собственными чувствами, а не той объективной действительностью, которая их вызывает, то такого сентиментализма, по крайней мере в элементарной форме, было сколько угодно в эллинистической литературе. Феокрит в своих идиллиях меньше всего рисует реальных пастухов с их тяжелой трудовой жизнью. В небольшой поэме «Гекала» (дошедшей до нас только в виде фрагмента) Каллимах изображал трогательную встречу знаменитого мифологического Тесея со старушкой Гекалой, приютившей его во время путешествия за марафонским быком и умершей ко времени его возвращения. Описанные здесь чувства граничат с весьма глубоким художественным реализмом.
Понимая под романтизмом стремление в бесконечную даль и тоску по далекой возлюбленной, у того же Феокрита найдем и тип романтика (правда, весьма специфически обрисованный).
Эстетизм нашел для себя в эллинистической литературе самые подходящие условия. Можно указать на писателя II-I вв. до н. э. Мелеагра Гадарского, давшего образцы весьма тонкого эллинистического эстетизма. Таковы, например, нежная эстетическая картина весны в стихотворении Мелеагра или какого-то его подражателя; значительная часть обширной эпиграмматической литературы эллинизма (образцы у Асклепиада Самосского); почти вся анакреонтика, состоящая из нескольких десятков изящнейших миниатюр любовного и застольного характера.
Психологизм был весьма сильно представлен в эллинистической литературе. Чтобы узнать эллинистические методы изображения любовных чувств, следует прочитать «Аргонавтику» Аполлония Родосского , где дана последовательная психология этого чувства, начиная с самого первого момента его зарождения.
в) Эллинизм богат также изображениями и личности в целом. Прозаическими образцами этого рода литературы являются «Характеры» Феофраста (ученика Аристотеля, III в. до н. э.) и знаменитые «Жизнеописания» Плутарха (I-II вв. н. э.).
г) Наконец, не замедлила прийти на помощь самоутверждающейся личности и философия. Три основные философские школы раннего эллинизма – стоицизм , эпикурейство и скептицизм (Средняя и Новая Академии) – наперерыв стараются оградить человеческую личность от всяких жизненных невзгод и волнений, обеспечить ей полное внутреннее спокойствие как при жизни человека, так и после нее и создать такую картину мира, при которой человек чувствовал бы себя беспечно. Эту внутреннюю свободу и самоудовлетворенность человеческой личности упомянутые три философские школы эпохи эллинизма понимали по-разному: стоики хотели выработать в человеке железный нрав и отсутствие всякой чувствительности к ударам судьбы; эпикурейцы хотели погрузить человека во внутренний покой и самонаслаждение, избавлявшее его от страха перед смертью и будущей его судьбой после смерти; скептики проповедовали полное отдание себя на волю жизненного процесса и опровергали возможность что-нибудь познавать. При всем том, однако, сразу же бросается в глаза общая эллинистическая природа всех этих трех философских направлений. Она сводится к охране человека от треволнений жизни и к проповеди непрестанного самовоспитания, что особенно бросается в глаза, поскольку герой прежних времен, будь то общинно-родовой богатырь или герой восходящего классического полиса, не только воспитывался героем, но уже с самого начала таковым рождался.
Таким образом, эллинистическая эпоха характеризуется, с одной стороны, небывалым в античности универсализмом, доходящим даже до обожествления царской власти, а с другой стороны, небывалым индивидуализмом, утверждающим мелкую повседневную личность в ее постоянном стремлении стать самодовлеющим целым. Это особенно заметно в эллинистическом искусстве, где мы впервые находим в античности огромные построения и в то же время небывалую детализацию художественных образов, доходящих до пестроты и крикливой аффектации. Между прочим, в отличие от диалектов классического времени, в эпоху эллинизма появляется язык, общий для эллинизированных стран, который так и называется в науке «общий» (койнэ), что, однако, не мешало, например, Феокриту извлекать тончайшие художественные нюансы именно из прежних и раздельных диалектов греческих языков.
Особенности эллинистической поэзии
Первым условием успешной литературной деятельности оказалось теперь надежное владение всей предыдущей традицией, активное обращение к ней. Отсюда возникла необходимость иметь достоверные выверенные и стабильные тексты, а затем систематизировать и классифицировать их. Первые шаги в этом направлении уже были предприняты Аристотелем и перипатетиками в Афинах. Теперь, когда одно из средств упрочения власти новые монархи нашли в меценатстве, они стали оспаривать у Афин репутацию «школы Эллады». На этом поприще особенно успешной была деятельность Птолемея I Сотера, который сумел превратить Александрию в культурный центр всего эллинистического мира. Ворота столицы гостеприимно распахнулись перед всеми, кого правитель считал полезным в своих замыслах и начинаниях. Одним из первых оказался в Александрии Деметрий Фалерский, ставший в 307 г. политическим изгнанником Афин. Ему, последователю Аристотеля и другу Феофраста, философу и ученому, принадлежала идея создания в Александрии некоего подобия аристотелевского Ликея. Так возник знаменитый александрийский Музей, храм Муз, божественных покровительниц всех видов художественного творчества и науки. /…/
В Александрии процветали книгопроизводство и книжная торговля, появились первые иллюстрированные книги. Основным предметом экспорта на мировом рынке сделался египетский папирус, который по своим качествам намного превзошел финикийский. Все возрастающие богатства александрийской библиотеки способствовали рождению новой науки - филологии, основоположниками которой последовательно были грамматик Зенодот Эфесский, Аристофан Византийский, Аристарх Самофракийский. Среди них своими трудами по изданию Гомера особенно прославился Аристарх (начало II в. до н. э.), которого считали подлинным отцом современной филологии. Первые филологи, грамматики, как они себя называли, отбирали и готовили к тиражированию тексты; устраняли интерполяции, подбирали глоссы, составляли комментарии и словари. Только им обязаны мы подбором биографических сведений о писателях прошлого, составлением канонов и выделением жанров, перечнем образцовых авторов и их произведений. Примерно через два столетия после основания библиотеки и Музея один александрийский хронист писал, что после всеобщего культурного упадка как следствия войны между преемниками Александра александрийцы сделались наставниками всех греков и варваров (Афиней, IV, 8, 4 в). Александрия оставалась наиболее притягательным центром. Но духовная жизнь эллинистического мира продолжалась и за пределами Египта. /…/
Включение в художественный мир в качестве объектов изображения детей свидетельствовало о новых исканиях и прежде всего о новом отношении к героической теме и о переоценке героических образов прошлого. В художественном сознании предшествующих эпох социальной значимостью обладал лишь состоявшийся член конкретного коллектива, сумевший уже проявить себя в качестве такового, либо способный реализовать свою миссию в будущем. Мужчина должен был показать себя доблестным воином, мудрым старейшиной или же благонамеренным гражданином, готовым управлять и подчиняться. Женщине предстояло стать хранительницей домашнего очага, женой и матерью. Эпос, лирика и драма, т. е. все три вида словесного художественного творчества, полностью отвечали этим задачам; создаваемые в них образы героев, события и ситуации либо гармонировали друг с другом, либо противостояли друг другу во всевозможных конфликтах. При этом до Еврипида даже самые экстремальные конфликты либо оказывались мнимыми, либо завершались победой нормативного героя — он оставался самим собой, несмотря на все препятствия.
В новых условиях продолжали существовать эпос, лирика и драма, но размывались границы их видов, менялись, а зачастую утрачивались функции, а главное, преображались сами герои, лишаясь постепенно своего социально обусловленного облика. Герои преображались не сразу и не одновременно; они сохраняли свои имена и становились некими обобщенными людьми, суммарно разделенными по половозрастным или же имущественным признакам. Все новации коренились в традиции и ничего не происходило на пустом месте. Прецеденты для подобных переосмыслений существовали уже в гомеровском эпосе.
В «Одиссее» были герой-странник и страстотерпец, его верная жена и послушный сын, хорошие и плохие слуги, его добрые помощники и коварные враги. Все изменения диктовались перестройкой сознания в условиях кардинальной модификации действительности. Первые перемены сперва происходили лишь в рамках сложившихся видов и жанров словесного творчества. Когда мифологическое предание утрачивало историческую достоверность, оно казалось сказкой. Мир сказки, который некогда существовал вне времени и пространства, локализовался вне известного и обжитого мира и в неком утраченном времени. Временные и пространственные реалии мифа казались иллюзорными, и это способствовало остроте ощущений слушателей и читателей, стимулировало рост интереса к подобным произведениям. Отсюда обращение к мифологии и к эпосу у эллинистических авторов. Новым эпическим поэтам приходилось демонстрировать свое доскональное знание мифологии, умение свободно излагать знакомые и малоизвестные истории, произвольно варьировать мотивы и сюжеты, подновлять общеизвестные художественные приемы, чтобы придавать аромат новизны не только всему произведению, но и каждому его эпизоду. В эпоху эллинизма все жанры эпического повествования словно рождались заново, начиная от военно-героического и приключенческого эпоса, кончая дидактическим и историческим. Оригинальность и новаторство поэтов должны были раскрываться в мастерстве варьирования художественными средствами на основании свободного владения традицией.
Творчество Каллимаха
Каллимах из Кирены вошел в историю греко-римской и европейской литературы как самый известный и значительный из эллинистических поэтов времени наивысшего расцвета литературы эллинизма. /…/
Сохранилась автоэпитафия Каллимаха, которой он, вероятно, согласно устойчивой традиции завершил сборник своих эпиграмм:
Баттова сына могилу проходишь ты, путник. Умел он
Песни слагать, а подчас и за вином не скучать.
(пер. Л. Блуменау)
Поэт вместо своего имени использовал громкий патроним. Однако дважды назвал свое имя в эпитафии отцу, умолчав об его имени, но дважды обыграв значение собственного имени («каллимах» по-гречески означает «прекрасный воитель»).
Кто бы ты ни был, прохожий, узнай: Каллимах из Кирены
Был мой родитель, и сын есть у меня Каллимах.
Знай и о них: мой отец был начальником нашего войска,
Сын же искусством певца зависть умел побеждать.
Не удивляйся - кто был еще мальчиком Музам приятен,
Тот и седым стариком их сохраняет любовь.
(пер. Л. Блуменау)
Его творческая деятельность началась еще в 80-х годах, а завершилась, вероятно, в конце 40-х годов III в. до н.э., судя по тем реальным событиям, с которыми связаны его произведения. Время его рождения определено указанием на то, что он был младшим современником Арата, учился у Зенодота и увлекался вместе с Аратом сочинениями о поэзии и истории перипатетика Праксифана. Отсюда датой его рождения примерно считается 310 г. до н. э. Ничего неизвестно о его родителях, кроме имен, а деда он сам называет первым военачальником своей страны. Вполне вероятно, что Каллимах Старший встречал Александра Македонского, направляющегося в оазис Сива к оракулу Аммона. Вероятно, ко времени юности внука киренского генерала благосостояние и доходы семьи Баттиадов не были блестящими. Однако принадлежность к высшему сословию оставалась гарантией образования.
/…/ Все сочинения Каллимаха составляли более 800 книг. Вполне возможно, что в это число были включены также произведения его тезки, племянника, неизвестного нам эпического поэта. Но даже такое предположение не сужает границ разносторонней деятельности Каллимаха, ученого и поэта. Круг интересов его поразителен. Он писал трактаты о птицах и о реках европейских и азиатских, куда включались также африканские, о ветрах и названиях рыб, о календарных наименованиях и их различиях у разных народов, об основании греческих поселений и о происхождении их наименований, о всевозможных чудесах и суевериях и т. д. и т. п. Тщательное изучение мифологии отразилось в трудах об истории Семелы, о прибытии в Ливию Ио, о поселениях, основанных аргонавтами, об Аркадии, о Главке и других. Неизвестно, какова была форма этих сочинений, были ли они поэтическими или прозаическими. В перечне поэтических произведений Каллимаха упоминаются его эпические и элегические стихотворения, трагедии, сатировские драмы, лирические стихи и песни, ямбы и инвективы.
В рукописной традиции из его поэтического наследия сохранилось 6 гимнов, 64 эпиграммы и множество папирусных фрагментов из недошедших полностью произведений. Особое место среди папирусных текстов, связанных с именем Каллимаха, занимают отрывки всевозможных грамматических, метрических и лексографических комментариев к его произведениям, составленные в разные времена, пересказы содержания его стихов и пометы к ним. Никто из античных авторов за исключением Гомера не вызывал к себе такого интереса в поздней античности, как Каллимах. Его не переставали изучать даже в Византии, а читали вплоть до начала XIII в., т. е. до захвата и разгрома Константинополя участниками четвертого крестового похода. После этого уцелели лишь гимны, вошедшие в собрание гомеровских, орфических и прокловских гимнов, и несколько десятков эпиграмм, включенных в византийские сборники, Палатинскую и Планудовскую антологии, или же цитируемые другими авторами.
Хронология поэтических произведений Каллимаха устанавливается только на их же основе и потому не может быть точной. Вероятно, наиболее ранним является первый гимн, посвященный Зевсу, который датируется концом 80-х годов, т. е. ранним периодом правления Птолемея II. Уже здесь можно обнаружить две основные особенности каллимаховского стиля, в большей или в меньшей степени характерные для всей его поэзии. Исходным пунктом этого стиля будет строгая внешняя традиционность, в данном случае — следование гомеровской традиции как в оформлении текста, так и в лексическом отборе. Но традиционностью прикрывается нечто совсем иное, антитрадиционное. Поэтому каждое слово, каждая фраза или отдельный период наполняются новыми тончайшими нюансами и намеками, утрачивают былую однозначность и наполняются новым содержанием, не лишаясь старого и привычного. Поэт как бы наслаждается своим открытием, отстаивает свое право пользоваться неожиданными ассоциациями, многомерностью изображаемого им, открывает новые оттенки и неожиданные звучания привычно стертых слов и оборотов. Он словно увидел мир иным, чем представляли его раньше, обрел возможность и нашел средства раскрытия этого преображенного мира. Порядок от века установлен в мире Зевсом, который был рожден, чтобы сделать мир Космосом, т. е. упорядоченным, и воцариться над богами:
…кого ж воспевать нам пристойней,
Как не его самого - вовеки державного бога,
Кто Землеродных смирил и воссел судией Уранидов…
(ст. 1—3; пер С. Аверинцева)
Но, во-первых, при всей традиционности прославления рождения бога, т. е. Рождества божьего, Каллимах обращается к Зевсу не на торжественном празднике, а только «совершая возлияния» и внося этим несвойственную гимнам доверительную интимность. Впрочем, возлияния с равным успехом могут совершаться как в частной обстановке, так и всенародно, на общественных праздниках. Но дальнейший текст уже не оставляет сомнений. Сомневается рассказчик, не зная, какого именно Зевса воспевать, ведь он помнит, что идет «немалая тяжба о родине бога». Любой реальный праздник исключал подобные сомнения: праздник всегда соответствовал определенной географической ипостаси данного божества. Например, свой праздник имел Зевс Олимпийский, иным был праздник Додонского или Пеласгийского Зевса, различны были праздники Диктейского, т. е. Критского, Зевса и Зевса Ликейского, или Аркадского. Каллимах (в лице рассказчика) шутливо обыгрывает две версии о месте рождения бога. Остановив выбор на аркадской, он объясняет, что поступает так, потому что недаром критяне слывут издавна лгунами. Но затем обе версии сводятся воедино. Зевс появился на свет действительно в Аркадии, но Рея повелела новорожденного «тайно доставить на Крит и воспитывать в месте надежном».
Традиция требует наличия чудес, которые должны сопровождать рождение бога. Каллимах не отступает от правил, но в его интерпретации чудо приобретает несколько необычный оттенок. Роженица-богиня тщетно бродит в поисках проточной воды, чтобы вымыться и выкупать младенца. Ведь Аркадия в те стародавние времена пребывала безводной. Поэтому Рея, «воздев могучую руку», посохом рассекла скалу, и из расщелины хлынул поток. Дальнейший перечень аркадских рек содержит отголоски ученых разысканий Каллимаха. Одновременно он выполняет роль необходимого отступления для перехода к рассказу о младенчестве и детстве Зевса. Ребенок спит в золотой колыбельке, нимфы кормят его козьим молоком и медом, а плач заглушают куреты бряцанием оружия и ударами копий о бронзовые щиты. Конечно, все эти детали поэт нашел в мифах и реальных обрядах, но, сосредоточив на них внимание, удовлетворил интересы современников к детализации описываемого, к бытовым реалиям и к детям.
С той же легкостью и изяществом сочетает Каллимах восхваление Зевса с прославлением земного бога — Птолемея II. Сопоставление обоих владык подается тонко и ненавязчиво, без всяких следов лести или раболепия, которые становятся совершенно очевидными, например лет десять спустя в феокритовском энкомии Птолемею (XVII идиллия). Зевс как основоположник и хранитель миропорядка сделался властелином благодаря своей мощи и силе. Каллимах с негодованием отвергает общеизвестный миф о распределении владений по жребию между ним и его братьями - «речи старинных певцов не во всем доверья достойны» сделать сноску 5. Но земных властителей Зевс выбирает и назначает уже сам и бдительно следит за ними. Подобно тому как Зевс превосходит всех богов, «наш владыка», говорит Каллимах, превышает всех остальных. В финале гимна говорится о том, что не было, нет и не будет никого, кто смог бы по достоинству воспеть деяния Зевса. Иначе говоря, не отказываясь от шутливой интонации, поэт стремится самооправдать новации, чтобы завершить гимн сакраментальной просьбой к Зевсу-богу или же к Зевсу-Птолемею ниспослать ему доблесть, добродетель и достаток.
Своеобразная двойственность стиля гимнов Каллимаха давно и неоспоримо установлена. За основу Каллимах выбирает гомеровскую или гесиодовскую гимническую традицию, в которой находит ростки каждому собственному нововведению. Однако одно из них составляет исключение, подсказанное новыми целями и задачами поэтического творчества эллинистическои эпохи. Совершенно новым является в гимнах образ рассказчика-поэта. Это уже автор, а не боговдохновенный провидец, любимец богов и хранитель их откровений, не народный благовещатель.
Во всех гимнах появляется образ рассказчика, с которым связано также первое, авторское лицо. Это человек, который привык все проверять прежде чем верить или сомневаться, он наделен острым зрением и хорошим слухом, любитель шуток, мелких пословиц и поговорок, хорошо знающий предания своей родины и земли далеких предков, широко образованный и чуть-чуть ироничный. Мир гимнов Каллимаха полон звуков и красок. Шумит и трепещет листва, стонет срубаемое дерево, волны вздымаются с шумом, скрипят растворяемые двери, звенят щиты под ударами мечей и копии, скрипят оси несущихся колесниц, ржут кони, шипят меха, раздуваемые кузнецами, звенят наковальни под ударами молотов и ухают в такт ударам кузнецы, стонут горы, смеются нимфы, поют хоры и звучит лира. /…/
Во времена Каллимаха все изменения поэтики происходят только в рамках сложившихся традиций. Отсюда архитрадиционны способы и средства обращения или же инвектива в его сборнике «Ямбы». Отсюда приверженность поэта к мифам, общеизвестным и редким, почти позабытым, к пословицам, поговоркам, сентенциям, использование цитат или же образов предшественников. В одном из фрагментов он говорит о том, что никогда не пользуется незасвидетельствованными речами. Столь же традиционна пестрота тематики «Ямбов». В них должен быть обязательный адресат, конкретный друг или недруг, столь же конкретный повод или же столь же конкретная ситуация. В дальнейшем римские авторы, опираясь на Каллимаха и широко используя его, не приемля конкретности, заменяют ее обобщенной направленностью, но сохраняют обязательное обращение. Так, четвертый ямб, в котором Каллимах порицает какого-то Евфидема, променявшего радости юности на безудержное стяжательство, Тибулл использует в четвертой элегии I книги. А Двенадцатый ямб, ставший недавно известным благодаря диегесам и кратким отрывкам, приблизил разгадку тайны четвертой эклоги Вергилия, создавшей у апологетов христианства для Вергилия репутацию боговдохновенного пророка, предсказавшего рождение Христа.
Каллимах в своем стихотворении использует традицию культовых гимнов, исполняемых на празднике в честь дня рождения бога или героя (genetlion emar). Но, как обычно для Каллимаха, неизменная ситуация изложена в сниженном варианте при сохранении также основного возвышенного плана. Адресат двенадцатого ямба — некий Леон, друг или знакомый поэта; повод для сочинения — рождение его дочери и праздник седьмого дня, когда согласно обычаю происходило наречение младенца, а собравшиеся родные и близкие приносили ему подарки. Каллимах напоминает, как некогда на Олимпе все боги пришли поздравить новорожденную Гебу и принесли ей богатые подарки. Но, когда возник спор, чей дар лучше, все единогласно признали первенство за Аполлоном, сочинившим для Гебы песню. Поэт тем самым выражает надежду, что Леон и его гости последуют примеру богов и предпочтут всем дарам его скромное подношение — стихотворение. Изящная шутка Каллимаха у Вергилия вышла за пределы словесной игры для посвященных ценителей. У эллинистического поэта божественная малютка Геба превратилась в дочурку Леона.
У Вергилия же реальный ребенок, рожденный в доме Асиния Полиона, отождествился с богом, сохраняя все атрибуты божества, и вписался в ирреальную действительность внеземного вечного бытия. Каллимах увел свою героиню из обветшалого для него мира мифа, а Вергилий вернул младенца в им создаваемый идеальный мир, мир новых мифов, где обобщал частное явление; эллинистический—сводил к частному общее, но генезис их был общим: первичный для Каллимаха и вторичный для Вергилия. Многие ямбы Каллимаха посвящены борьбе с литературными противниками. И тут поэт отстаивает свои творческие принципы, находя опору в авторитете Гиппонакта (ямб I), Эсопа (ямбы II, IV), но наивысшим авторитетом выступают у него Аполлон и Музы, его постоянные покровители на всем жизненном пути. /…/
Упреки противников в пестроте и многообразии творческой манеры Каллимаха также были вызваны его отношением к традиции и звучали вполне обоснованно. Согласно сложившимся поэтическим канонам архаического и даже классического периода каждый вид и жанр словесного изобразительного творчества был обусловлен местом и временем своего возникновения, своими первоначальными функциями в родоплеменных и полисных условиях жизни определенного общества. В эпоху кризиса, а затем и крушения полисного уклада, в период создания новых эллинистических монархий назначение и значение словесного поэтического творчества кардинально менялось. Однако далеко не все понимали наступившие перемены. Каллимах и немногие его приверженцы выступали за сознательное восприятие традиций прошлого искусства, они искали путей и способов их освоения в новых условиях. Сознавая себя пионером и носителем великой миссии, Каллимах нередко сам становился жертвой своих экспериментов. В этих случаях его спасала самоирония, своеобразное отстранение от своего материала, те приметы авторского самовыражения, которые также оказывались новаторскими.
Он легко владел различными поэтическими диалектами и разными поэтическими словарями, виртуозно контаминируя их, мастерски использовал различные стихотворные размеры, вплоть до самых редких и замысловатых. Отдавая предпочтение диалектическим ритмам, он обращался и к мелическим. Гимн в честь Бранха, любимца Аполлона и прорицателя, основателя храма Аполлона Дидимского возле Милета с культом, аналогичным дельфийскому, был сочинен в хориямбах (фр. 229). Так называемое «Обожествление Арсинои» — тренодия в честь умершей в 270 г. Арсинои — сочинена в архебулейоне (фр. 228). Застольный гимн Диоскурам и Елене был составлен четырнадцатисложным стихом, который в древности носил название «еврипидовского» (фр. 227). Из песни о лемносских женщинах сохранилась одна строка фалекова стиха (фр. 226).
Особенности виртуозной манеры Каллимаха и его литературной программы хорошо представлены в одном из эпизодов третьей книги «Причин». В основе этой истории лежит местное этиологическое предание о кеосской семье Аконтидов. Каллимах указывает и на свой источник — поэму кеосского поэта середины V в. Ксеномеда. Но этиология и Ксеиомед стали для Каллимаха лишь поводами демонстрации учености, мастерства и уважения Симониду и Вакхилиду. Поэт как бы на равных соперничает с ними. Вкратце содержание легенды таково.
Кеосский юноша Аконтий на ежегодном делосском празднике увидел красавицу Кидиппу и влюбился в нее. Не зная, как обратить на себя ее внимание, он отправился за Кидиппой и ее нянькой к храму и там бросил к ее ногам яблоко, выцарапав на нем надпись: «Клянусь Артемидой, я буду женой Аконтия!». Кидиппа подняла яблоко, вслух прочла надпись и, сама не ведая, связала себя клятвой. Кстати, эта подробность — веское доказательство того, что под чтением античность понимала только чтение вслух. После возвращения Кидиппы домой, на остров Наксос, отец решил выдать ее замуж. Но как только наступал день свадьбы, девушку постигала тяжелая болезнь. Три года подряд приготовлял отец свадебный пир, на четвертый год он решил спросить совета у дельфийского оракула. Аполлон ответил, что Кидиппа дала клятву Артемиде и должна выйти замуж за Аконтия. Каллимах так начинает свой рассказ:
Сам бог Эрот учителем был, когда юный Аконтий
Жгучую страсть ощутил.
«Дивными звездами своих островов» называет он девушку и юношу. А бог Аполлон следующим образом характеризует отца Кидиппы его будущего зятя:
Ты серебро со свинцом не сольешь, взяв Аконтия зятем, —
Нет, поистине ты в золото вправишь янтарь.
Ты, Кодрид, станешь тестем; жених — уроженец Кеоса,
Отпрыск жрецов, что в горах Зевса-Аристия чтут,
Зевса — подателя влаги; явление Майры зловещей
Должно им уследить, ярость ее укротить,
Зевса о ветре молить, который бессчетные стаи
Птиц загоняет всегда в тонко сплетенную сеть.
(пер. М. Е. Грабарь-Пассек)
Современников Каллимаха, как и вообще всех античных людей, не удивляли туманные и загадочные ответы дельфийского оракула. Напротив, поэт искусно радовал своих читателей, легко расшифровавших каждый намек, всецело актуальный для них, но совершенно непонятный тем, кто обращался к этому тексту впоследствии, без должного комментария. Остров Наксос был клерухией Аттики и поэтому род отца Кидиппы гордился своей знатностью, он вел происхождение от последнего афинского Царя Кодра. В свою очередь, Аконтий был не менее знатен. Он происходил из рода жрецов Аристея, сына Аполлона и нимфы Кирены. По киренскому мифу, столь близкому Каллимаху, Аристей некогда спас кеосцев, когда те погибали от эпидемии чумы. В самое жаркое время года Аристей смело отправился на Кеос, где воздвиг алтарь Зевсу-Икемию как богу влажного воздуха, а затем установил этому Зевсу и Сириусу ежегодные жертвоприношения на холмах острова. С тех пор после восхода Сириуса, Большого Пса или Майры в течение сорока дней остров обвевался влажным ветром. Поэтому на Кеосе Аристея, киренское божество, почитали как Зевса-Аристея. Так в четыре дистиха прорицания Аполлона Каллимах вложил с присущим ему изяществом и грацией максимум актуальнейшей информации, следуя своему принципу раскрывать многое в малом.
На протяжении своей долгой жизни Каллимах никогда не переставал ощущать себя наследником всего культурного богатства Эллады, древнейшей частью которой он считал свою родную Кирену. Он славил страну, которая некогда называлась островом Каллисто, а затем Фера и была праматерью Кирены (фр. 716). В трудные для его родины времена он молил нимф, повелительниц Ливии, помочь выжить Кирене (фр. 602). По его собственным словам, он никогда не скупился на песни (фр. 538). Независимо от того, как интерпретировать эту краткую сентенцию, она далеко не полностью раскрывает роль и значение всей поэтической деятельности Каллимаха. Сам поэт ничего не сказал о своей посмертной славе. Но к нему вполне можно отнести слова, адресованные им его современнику Феетету: «Я шел всегда чистой дорогой» и могу надеяться, что мою «поэзию постоянно будет славить Эллада».
Филипп, проведший ученические годы в Фивах, грек по рождению, ведший свою родословную от аргосских царей, воспитанный на греческой культуре, как и его ближайшее окружение, поставил целью своей политики захват всех греческих государств, создание единой всеэллинской монархии. Он создал сильную армию. Воспитание своего сына он поручил великому Аристотелю. В 338 году он овладел Элладой, а в 336 году погиб от руки убийцы. Но его сын Александр совершил то, что и не снилось Филиппу, создав огромную по масштабам империю. Походы и военные удачи этого человека потрясли тогдашний мир. Казалось, все ему подвластно и нет силы, способной его побороть.
Молодой, красивый, беспечно смелый в бою, жестокий до дикости в минуту гнева, щедрый и нежный в дружбе, способный с детской непосредственностью плакать и горевать, гордый завоеватель и скромный благоговейный слушатель мудрецов, он стал героем бесчисленных легенд, какие создавали о нем всюду, даже там, куда он приходил с огнем и мечом.
Трудно постичь тайну этого человеческого обаяния Александра, как и великую загадку истории - экономического, социального и политического обоснования его побед. Только военным искусством этого не объяснишь. Казалось, что сам Ахиллес восстал из мифа и предстал во плоти пред изумленным миром.
Греческая культура далеко распространилась за пределы маленьких полисных государств, объединенных именем Эллады. Многое изменилось в этой культуре под влиянием встречных восточных культур.
После смерти Александра (323 г. в Вавилоне) империя разделилась. Составились три государства: Египет с династией Птолемеев, Сирия с династией потомков Селевков и Македония с династией Антигона. Впоследствии от Сирии откололось Пергамское царство в Малой Азии.
Государство, основанное Александром, не могло существовать долго, для этого не было соответствующих материальных условий, пути сообщения, средства связи еще не могли обеспечить возможности управления огромной территорией. Еще не было материальных предпосылок для создания того единства, на основе которого могло существовать такое государство.
Однако походы Александра имели большое значение для истории человечества. Они всколыхнули весь тогдашний мир.
С именем Александра связана новая эпоха в истории греческой культуры. Немецкий историк XIX века Дройзен назвал ее эллинистической, в отличие от внутригреческой (эллинской). Наука признала этот термин.
Завоевания Александра Македонского, его походы столкнули греков с восточными народами, их культурой, их особым бытом, их религиями, обычаями, нравами, оказавшими на них бесспорное влияние.
Александр отказался от демократических институтов Афин и принял восточные обряды, возвеличивавшие и обожествлявшие личность единого монарха. В Египте он венчался как сын бога солнца Амона - Ра в качестве законного наследника фараонов.
Малые греческие государства (полисы) с их, в сущности, незначительными контрастами между бедностью и богатством сменились огромными государствами с единым правителем, пышными дворцами, огромным придворным штатом, с чиновничьим аппаратом, с невиданной поляризацией богатств в руках немногих и массовым обнищанием всего остального населения.
Старые селения-крепости со случайной застройкой, с узкими улочками, с тесно жмущимися друг к другу домиками, уступили место широко раскинувшимся городам с прямыми проспектами, с площадями и парками, библиотеками, в которых работали ученые-филологи, с многочисленными общественными зданиями и храмами. Александрия, Антиохия, Пергам, Приенна и другие города стали поистине украшением эллинистического мира.
Греки расселились по всему этому обширному миру, заняв привилегированное положение в завоеванных странах, принеся в них свою культуру, свои обычаи и в конце концов сами испытав влияние коренного населения. Сформировался единый общегреческий язык (койне).
Эпоха эллинизма, длившаяся три столетия , не могла, конечно, не внести своей лепты в общечеловеческий прогресс, и лепта эта была значительна. Архимед, Эратосфен, Эвклид, историк Полибий - величайшие умы древности - жили и творили в эту эпоху.
Особого расцвета достигла филология - наука о языке и литературе. Каллимах (середина III в.) составляет «таблицы» (нечто вроде наших библиографий), в которых систематизированы все области знаний (имена, произведения). Александрийские филологи занялись изучением текстов Гомера. Создается школа критиков, ученых-грамматиков. Произведения авторов тщательно комментируются.
Высокого развития достигает техника, главным образом военная. (Однако при высоком развитии строительной механики процессы физического труда не подверглись почти никакому техническому усовершенствованию. Этот факт весьма знаменателен. Причина тому - презрение к физическому труду, укоренившееся в обществе рабовладения.)
По-прежнему на высоком уровне пластические искусства. Скульптурная группа «Лаокоон», «Афродита» и др., доставляющие нам столько эстетического наслаждения, были созданы в ту же эпоху.
В связи с грандиозными изменениями, происшедшими в социальном мире, подверглись изменению философия, социальные и политические взгляды людей той эпохи.
Изменился круг представлений грека. Раньше он, житель маленького города-государства, любил эту свою маленькую родину, был привязан к ней всей душой. Она была для него физически близка, обозрима. Культ местных богов скреплял эту любовь. Патриотические и религиозные чувства сливались воедино. При этом житель полиса чрезвычайно гордился своей принадлежностью к своему, в сущности, немногочисленному полисному населению и подчас свысока относился к такому же греку, но по рождению принадлежавшему к другому полису. У греков существовал термин «метэк», им называли некоренных обитателей полиса, которым отказывали в политических правах.
Уровень гражданского самосознания полисного жителя был чрезвычайно высок. Личность была прежде всего членом общества, и главным образом ценились ее общественные достоинства.
В эпоху эллинизма сложились иные взгляды, иное отношение к миру, обществу, человеку. Полисный патриотизм и идеи национальной исключительности сменились теориями космополитизма (греч.- kosmopolites - гражданин мира).
Вера в местных богов значительно ослабела. Под влиянием восточных религий возникли новые культы. Гражданские идеалы уступали место индивидуализму. Национальная чувствительность сменилась равнодушием, безразличным отношением к вопросам национального происхождения человека. Социальное положение, а не происхождение стало определять значение личности. В эллинистический период возникло несколько философских школ: перипатетиков, эпикурейцев, стоиков, скептиков, киников.
Философы как бы отказывались от космоса, к которому были обращены умы предшествующей эпохи. Их теперь больше интересовал человек не в его гражданском состоянии, а как некая самодовлеющая единица. Общественные, гражданские идеалы отходили на второй план, целью же человеческого существования объявлялось индивидуальное счастье личности.
Примечательна фигура Диогена Синопского (400-323), представителя философской школы киников. Эта школа возникла несколько ранее, но своего расцвета достигла в эпоху эллинизма и просуществовала тысячелетие, вплоть до VI века нашей эры, когда по распоряжению византийского императорского двора афинские философские школы были закрыты.
Диоген ничего не писал, он просто жил, личным примером иллюстрируя свои идеи, а именно: что цивилизация, все изобретения человеческого ума вредоносны и отдаляют человека от счастья, что богатство, общественное положение, слава, власть - все это суть дым и суета. Философ ходил в рубище и жил в бочке, и, когда, по легенде, Александр Македонский, удивленный и восхищенный мужеством мудреца, предложил ему высказать самое сильное свое желание, чтобы он, владыка полумира, удовлетворил его, Диоген попросил его отойти и не загораживать ему солнца.
Обращена к человеку была и философия Эпикура (341-270). В 307 году в Афинах он основал школу в одной из рощ, назвав ее «Садом». На воротах красовалась надпись: «Странник, здесь тебе будет хорошо, здесь высшее благо - наслаждение». Снова, как видно, философия занята проблемой счастья человека, и Эпикур видит решение ее в отказе личности от каких-либо стремлений, связанных с тщеславием. «Проживи незаметно! - призывал он своих слушателей.- Подальше от страстей и волнений, живи в безмятежной отрешенности от общественных дел (атараксия)!» Эпикур полагал, что государство если и необходимо, то как страж индивидуального счастья личности. От литературного наследия Эпикура до нас дошло несколько его писем к друзьям и фрагменты сочинений. Однако о его философии в целом можно судить по поэме римского автора Лукреция «О природе вещей», о которой пойдет речь дальше.
В эпоху эллинизма процветала и философия стоицизма, внешне противоположная эпикуреизму. Стоики (от храма Стоа) тоже занимались проблемой счастья человека, но решали ее несколько по-иному. Поскольку различных бед человеку все равно не избежать, рассуждали они, то надо приучить себя к ним. В этом спасение. Надо так организовать свой духовный мир, чтобы никакие страдания не смогли вывести тебя из равновесия и унизить тебя. Встань выше их. Ты можешь быть рабом, но внутренне ты всегда свободен. В конце концов у тебя есть право смерти, свободного ухода из бытия. Христианство многое заимствовало у стоицизма. Личность была в центре внимания и философов-скептиков (сомневающихся), или, как их иначе называли, эффектиков (воздерживающихся от суждений).
Философ Пиррон (360-270), основатель школы, придя к выводу, что абсолютных знаний нет и быть не может, а значит, борьба за какие-то принципы бессмысленна, ибо никто не может быть уверен в правоте своих мнений, советовал своим последователям не только уклоняться от борьбы, но и от каких-либо суждений вообще.
Как видим, главным предметом философских раздумий эпохи эллинизма стал человек, его взаимосвязи с обществом, его личное, индивидуальное счастье. Система нравственных ценностей сместилась: раньше на первом плане стояло общество, коллектив, государство и личность рассматривалась только сквозь призму ее полезности обществу. Теперь личность заняла первенствующее место, она стала интересовать искусство сама по себе. Такая перестановка ценностей наметилась уже в философии Сократа и в трагедиях Еврипида, что в свое время чутко уловил Аристофан и тщетно пытался ей воспрепятствовать.
В эллинистическую эпоху этот личностный элемент сильно и наглядно проявился в культуре. Если раньше скульпторы изображали классически совершенные формы человеческого тела, идеал физической нормы человека, то теперь они стали присматриваться к обыкновенному человеку, замечать недостатки, а иногда и уродства и кропотливо их воспроизводить. Теперь их уже не удовлетворяла гармоничная успокоенность богов, изображения которых выставлялись в храмах. Они искали аффектов, их привлекала человеческая индивидуальность, которая чаще всего проявляется в минуты гнева, страха, отчаяния, радости и эйфории (Скопас. «Неистовая Менада»). Создаваемые ими скульптурные портреты сохраняют все черты индивидуальности человека.
Литература отошла от больших социальных проблем и занялась заботами и тревогами обыкновенной личности.
Александр Македонский. Мозаика в Помпеях.
Эллинистическая идеология проявилась уже в новой комедии (историки ее называют новоаттической), столь отличной от комедии Аристофана. Создатель ее Менандр (342-292) отказался вовсе от политических тем, какие составляли главный и единственный предмет комедийного действия в театре Аристофана, и полностью отдался воссозданию быта рядовых греков своих дней, с их житейскими проблемами и конфликтами. Сменилась и форма комедии. У Аристофана она полна фантастических фигур, аллегорий, условностей, фарсовых сцен. Комедии Менандра посвящены быту, житейским историям, вполне реалистичны, изысканны по языку и, пожалуй, несколько сентиментальны. Но это нравилось тогдашним зрителям. Их читали вслух на пирушках и домашних празднествах.
Пьесы Менандра полны интриг, забавных приключений, ошибок, узнаваний, в них и какой-нибудь прижимистый старик, и молодые влюбленные пары, и изворотливые рабы.
Греки с удовольствием взирали на самих себя, простых, обыденных, вполне естественных, видимо, устав от богов и мифических героев, заполнявших их театральные сцены раньше.
«Менандр и Жизнь, кто из вас кого воспроизвел?» - патетически восклицал уже в I веке нашей эры александрийский филолог Аристофан Византийский.
Однако время всетаки распорядилось иначе: от 100 пьес, написанных Менандром, сохранились лишь фрагменты пяти .
Эллинистическая эпоха донесла до нас имена и сочинения, иногда хорошо сохранившиеся, многих греческих поэтов, но в культурный фонд наших дней они не вошли. Их знают, конечно, специалисты-филологи, широкие же читательские круги помнят разве что имя Феокрита, жившего в III в. до н. э. (родился в 315 г.). До нас дошло от него 30 идиллий в сборнике, составленном примерно через два столетия после его смерти. (Не все из них считаются подлинными.)
С него начинаются особые жанры в мировой литературе, так называемые пасторали в стихах и в прозе. Мы найдем их в литературе римской и через столетия в сочинениях западноевропейских авторов вплоть до романа «Поль и Виргиния» французского писателя XVIII века Бернардена де Сен-Пьера. Уже одно это - столь продолжительная жизнь идей и мотивов, порожденных античным автором,- заслуживает нашего внимания к нему. Художественный эффект, который производили и хотели производить на читателя все сочинители пасторалей, пожалуй, можно выразить одним словом - «умиление». Даль в своем «Толковом словаре» так объяснил значение этого слова: «трогать нравственно, возбуждать нежные чувства, любовь, жалость».
Все это исчерпывающе объясняет и смысл всех пасторалей. Нельзя умиляться трагедией: она возбуждает в нас бурю чувств, она нас потрясает; нельзя умиляться комедией: она нас смешит, вызывая подчас гомерический хохот, нельзя умиляться публицистической речью: она рождает в нас чувства гнева или восторга. Нельзя умиляться страстной лирической строкой - в ней сильные чувства - словом, там, где речь идет о больших идеях, больших чувствах, больших проблемах,- там нет места для умиления, для тихих и сладостных слез, слез сквозь улыбку, для жалоб, смешанных с любованием. Если же нам хочется тихих радостей, нежно ласкающих нас чувств, любования приятной красивостью поступков, эмоций, жестов, движений, природных ландшафтов и облагороженных животных, тогда мы ищем предметы для умиления, и нам их представляет пастушеская литература, а начало ей положил Феокрит, так по крайней мере решила давняя историческая традиция. Крупнейший библиографический справочник Свида, или, иначе, Сида (не установлено, что означает это слово: имя автора или название самого труда), созданный, как полагают, в X веке в Византии, сообщает: «из так называемых пастушеских поэтов первым был Феокрит». Правда, знаток александрийской поэзии и переводчик М. Е. Грабарь-Пассек хотела бы внести здесь некоторые коррективы: «Идеализации людей и жизни в полном смысле слова у самого Феокрита нет, он сам еще далек от приторной пасторали, но его любование жизнью простых людей и природой привело впоследствии к искусственной идеализации ее». Поэт рисует вполне натуральные, жизненные сцены. Перед нами мир прекрасных отроков и юных дев. Они поют, состязаются в пении или выражают жалобы по поводу неразделенной любви:
Всюду весна, и повсюду стада, и повсюду налились
Сладким сосцы молоком, юных питая телят…
Девушка мимо проходит, красотка; когда же исчезнет,
Чахнут, тоскуя, быки - с ними зачахну и я.
В эллинистической литературе появилось еще одно новшество - роман. Слово «роман» не было известно грекам, его приобщили к новому прозаическому жанру позднее, по образцу средневекового рыцарского романа. В нем много чудесного, сказочного. После походов Александра Македонского мир широко открылся эллину. Далекие страны, диковинные нравы других народов волновали воображение. Герои эллинистического романа странствуют, превратности судьбы забрасывают их далеко от родного дома. Тема этих романов - любовь. Два юных существа, случайно встретившись, навеки связаны узами любви, но судьба ставит перед ними одно препятствие за другим. Самые невероятные приключения ждут каждого из них, несчастия, страдания, но они через все это проносят свою любовь.
Через несколько веков после Феокрита появилась прелестная прозаическая сказка Лонга «Дафнис и Хлоя», очень близкая по духу и краскам к жанру пасторалей,- те же прекрасные пастушки, та же идеализированная природа, та же сентиментальная дружба человека и животного и любовь.
Лонг жил, вероятно, во II в. н. э. Наука ничего о нем не знает. В его романе рассказана история двух юных существ, покинутых родителями и выросших на лоне природы, мирной и благосклонной к человеку. Роман напечатан у нас в 1957 году в переводе М. Е. Грабарь-Пассек. Любопытна запись секретаря Гете Эккермана о состоявшемся разговоре с ним об этой чудесной античной сказке. «За столом Гете сообщил мне, что последние дни читал «Дафниса и Хлою».
Роман этот так прекрасен,- сказал он,- что в нашей суете сует невозможно надолго удержать впечатление, которое он производит, и, перечитывая его, каждый раз только диву даешься. Все в нем залито сиянием дня… за действующими лицами мы видим виноградники на взгорье, пашни и фруктовые сады, пониже - пастбища, перелески и реку, а вдали - морские просторы. И нет там ни единого пасмурного дня, нет туманов, туч и сырости - неизменно безоблачное голубое небо, напоенный ароматами воздух и вечно сухая земля, лежи совершенно нагим, где тебе вздумается.
В целом это произведение, - продолжал Гете, - свидетельство высочайшего искусства и культуры… Чтобы по-настоящему оценить достоинства этой поэмы в прозе, следовало бы написать целую книгу. И еще: хорошо бы каждый год ее перечитывать, чтобы снова извлекать из нее поучения и наново наслаждаться ее красотой».
Разговор этот происходил в воскресенье 20 марта 1831 года. (Эккерман. «Разговоры с Гете».) Поэту тогда было восемьдесят два года, но с пылом юности он ощутил общий колорит книги античного автора, она действительно вся напоена ароматами виноградников, теплого южного моря и залита сиянием солнца.
И в этом прекрасном мире два юных существа - Дафнис и Хлоя. Конечно, они прелестны в своей юной красоте, конечно, они влюблены друг в друга, ведь любовь - это главная тема произведения. Автор рассказывает, как пробуждается это чувство, как целомудренно оно, сколько стыдливости и прелести в их отношениях.
В книге много всяких чудес, возможных и невозможных событий, злых и добрых людей, правдоподобного и неправдоподобного; но то, что делает этот старинный роман близким и дорогим нашему современному читательскому восприятию,- это очарование молодости и красоты, воссозданное безвестным автором.
Плутарх (46-120 гг. н. э.)
Книга эта свела меня с ума… я весь в идее гражданской доб-
лести, весь в пафосе правды и чести. Я понял через Плутарха
многое, чего я не понимал.
В. Г. Белинский
Восторг Белинского разделили бы, пожалуй, все передовые люди, начиная с эпохи Возрождения и до середины XIX века. Плутарх, этот скромнейший человек, родившийся в маленьком греческом городке Херонее в пору, когда Греция уже утратила самостоятельность и подчинилась власти грозного Рима, человек отнюдь не героического склада, оказался для новых времен певцом героев и героизма. В XVI веке его сочинения перевел (и прекрасно) на французский язык Жан Амио и открыл тем самым античного автора широкому кругу читателей Европы.
Плутарха читали Жан-Жак Руссо и Вольтер, великие французские просветители XVIII века, Дантон и Робеспьер, деятели Великой французской буржуазной революции, читали русские декабристы. «Мы страстно любили древних: Плутарх, Тит Ливий, Цицерон, Тацит и другие были у каждого из нас почти настольными книгами»,- признавался на следствии декабрист И. Д. Якушкин.
Большая часть сочинений Плутарха объединена общим названием «Moralia». Иначе говоря, он писал о человеке, о качествах личности, положительных и отрицательных, взятых в известном отвлечении от конкретных лиц, как свойствах людей вообще. По форме это трактаты, размышления, рассуждения, диалоги («О болтливости», «О любопытстве», «О сребролюбии» и пр.). В них много интересных наблюдений, верных суждений, бытовых реалий его
дней.
Морально-этические сочинения Плутарха интересны во всех отношениях и не утратили своего нравственно-воспитательного значения и в наши дни, однако особую популярность античному автору создали дошедшие до нас его великолепные литературные портреты выдающихся людей истории. Он писал их не без желания польстить римлянам, в зависимости от которых была его родина, поэтому, например, к портрету великого оратора Греции Демосфена он прилагал портрет римлянина Цицерона, к портрету Александра Македонского - портрет Юлия Цезаря и т. д.
Плутарх несколько холодновато, со скупым рационализмом повествовал о деяниях своих героев, их заслугах и промахах, их славе и их бедах, не вдаваясь особенно в подробности их личной жизни, как это делал римский историк Светоний. Он не ставил своей задачей точное описание исторических событий, а хотел лишь как художник-портретист воспроизвести характер исторического лица. Потому часто, опуская важное событие в жизни своего героя, он останавливался на незначительной детали. На то у него была своя теория.
«Мы пишем жизнеописания, а не историю, замечательные деяния далеко не всегда являются обнаружением доблести или порока.
Незначительный поступок, словцо, шутка чаще лучше выявляют характер, чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов. Как живописцы, не заботясь об остальных частях, стараются схватить сходство в лице и в глазах, в чертах, в которых выражается характер, так да будет позволено и нам глубже проникнуть в проявления души и с их помощью очертить облик жизни обоих (Александра и Цезаря), а описание великих деяний и битв предоставим другим».
Сохранилось около пятидесяти портретов - биографии Плутарха. Перед нами проходят один за другим знаменитые деятели древности и вместе с ними их время, их поколения. Войны, сражения, битвы, жестокие схватки, борьба честолюбий и сильные человеческие характеры.
Вот одна из сцен, нарисованная Плутархом в биографии Александра Македонского. Покоренные Македонией греческие города не смогли примириться со своим новым положением и время от времени то один, то другой город поднимал восстание. Так случилось и с Фивами. Город был «взят, разгромлен и стерт с лица земли», как пишет Плутарх. Тридцать тысяч жителей было продано в рабство.
«Среди многочисленных бедствий и несчастий, постигших город, произошло следующее. Несколько фракийцев ворвались в дом Тимоклеи, женщины добродетельной и пользовавшейся доброй славой. Пока фракийцы грабили имущество Тимоклеи, их предводитель насильно овладел женщиной, а потом спросил ее, не спрятала ли она где-нибудь золото или серебро. Тимоклея ответила утвердительно и, отведя фракийца в сад, показала колодец, куда, по ее словам, она бросила во время взятия города самые ценные из своих сокровищ. Фракиец наклонился над колодцем, чтобы заглянуть туда, а Тимоклея, став сзади, столкнула его вниз и бросала камни до тех пор, пока не убила врага. Когда связанную Тимоклею привели к Александру, уже по походке и осанке можно было судить о величии духа этой женщины - так спокойно и бесстрашно следовала она за ведущими ее фракийцами. На вопрос царя, кто она такая, Тимоклея ответила, что она сестра полководца Теагена, сражавшегося против Филиппа (отца Александра.- С. А.) за свободу греков и павшего при Херонее. Пораженный ее ответом и тем, что она сделала, Александр приказал отпустить на свободу и женщину и ее детей».
Этот эпизод из жизни Александра был, конечно, дорог Плутарху, ведь сам он был родом из Херонеи.
Лукиан (125-192 гг. н. э.)
Удивителен, великолепен этот автор, которого сохранило нам время. Скептик, насмешник, весельчак и острослов, он осмеял богов Олимпа, суеверия и предрассудки своих современников, шарлатанов-философов, шарлатанов-пророков, основателей новых религий, которых много тогда бродило по широкому эллинистическому миру. Энгельс назвал его «Вольтером классической древности».
Остроумные, полные живых картин диалоги Лукиана «Разговоры в царстве мертвых» осмеивают человеческое тщеславие, погоню людей за призрачными благами и, пожалуй, многие идеалы, которые вдохновляли греков в древние времена. Приводим разговор философа Мениппа и бога Гермеса. Этот разговор состоялся в «царстве мертвых».
Менипп. Где же красавцы и красавицы, Гермес? Покажи мне: я недавно только пришел сюда.
Гермес. Некогда мне, Менипп. Впрочем, посмотри сюда, направо: здесь Гиацинт, Нарцисс, Нирей, Ахилл, Тиро, Елена, Леда и вообще вся древняя красота.
Менипп. Я вижу лишь кости да черепа, без тела, мало чем отличающиеся друг от друга.
Гермес. Однако это именно те, которых все поэты воспевают, а тебе, кажется, не внушают никакого уважения.
Менипп. Покажи мне все-таки Елену, без тебя мне ее не узнать.
Гермес. Вот этот череп и есть Елена.
Менипп. Значит, из-за этого черепа целая тысяча кораблей была наполнена воинами со всей Эллады, из-за него пало столько эллинов и варваров и столько городов было разрушено?
В «царстве мертвых» встречаются, по вине насмешливого Лукиана, Диоген, некогда живший в бочке, отказавшийся от всех благ цивилизации, философ-нищий, и Александр Македонский - владыка полумира и в сознании своих современников почти что бог.
Диоген. Что это, Александр? И ты умер, как все.
Александр. Как видишь, Диоген…
Диоген. Я вспомнил, как поступила с тобой Эллада, как тебе льстили эллины, лишь только ты получил власть,- избрали тебя своим покровителем и вождем против варваров, а некоторые даже причислили тебя к сонму двенадцати богов, строили тебе храмы и приносили жертвы, как сыну дракона. Но скажи мне, где тебя македоняне похоронили?
Александр. Пока я лежу в Вавилоне, уже тридцатый день, но начальник моей стражи, Птолемей, обещал, как только покончит с беспорядками, которые возникли после моей смерти, перевезти меня в Египет и там похоронить, чтобы я таким образом сделался одним из египетских богов.
Диоген. Как же мне не смеяться, Александр, видя, что ты даже в преисподней не поумнел и думаешь сделаться Анубисом или Озирисом.
Какой же вывод делает Лукиан? Надо признаться, весьма печальный: «Преследуй в жизни только благополучие данного мгновения; все прочее минуй со смехом и не привязывайся ни к чему прочно». Это говорит в его «Разговорах в царстве мертвых» старик Тирезий, все познавший, все испытавший и претерпевший и во всем разуверившийся.
В эпиграфе приведено высказывание Маркса о Лукиане, о том, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Греческий автор убедительно, ярко, наглядно иллюстрирует эту мысль. Смех, смех и смех! Но в сущности, смех печальный, смех, означающий отказ от всех прежних идеалов, которые теперь представляются пустыми иллюзиями, отказ от всего - прощание с прошлым.
Античный мир терял былые идеалы и мучительно искал новые. В обширной Римской империи возникали различные религиозные секты, появилось множество знахарей, «пророков». Лукиан их беспощадно осмеивал. Один из таких «пророков» пытался даже его убить («Александр, или Лжепророк»).
Лукиан рассказал о самосожжении одного из фанатиков философско-религиозной секты. Он, конечно, осмеял и его. «Перегрин же … снял сумку и рубище… и остался в очень грязном белье. Затем он попросил ладану, чтобы бросить в огонь. Когда кто-то подал просимое, он бросил ладан в огонь и сказал: «Духи матери и отца, примите меня милостиво». С этими словами он прыгнул в огонь… Окружавшие костер киники не проливали слез, но, смотря на огонь, молча выказывали печаль… Наконец, мне это надоело, и я сказал: «Пойдемте прочь, чудаки: ведь неприятно смотреть, как зажаривается старикашка, и при этом нюхать скверный запах» («О кончине Перегрина»).
Лукиан был свидетелем начала конца античного мира. До полной его гибели оставалось еще несколько веков, но симптомы духовного кризиса общества уже обозначились, и их чутко ощутил греческий автор.
В диалоге «Нигрин» он описал нравственное разложение римского общества, его господствующих кругов. «В Риме все улицы и все площади полны тем, что таким людям дороже всего,- писал он.- Здесь можно получить наслаждения через «все ворота» - глазами и ушами, носом и ртом и органами сладострастия. Наслаждение течет грязным потоком и размывает все улицы; в нем несутся прелюбодеяния, сребролюбие, клятвопреступление и все роды наслаждений; с души, омываемой со всех сторон этим потоком, стираются стыд, добродетель и справедливость, а освобожденное ими место наполняется илом, на котором пышным цветом распускаются многочисленные грубые страсти».
Лукиан противопоставляет развращенному Риму добродетельную «Элладу и господствующее там счастье и свободу», дух умеренности и непритязательной бедности. Афиняне, как писал он, «воспитаны в философии и бедности». Можно понять Лукиана, он грек, и все его симпатии на стороне соотечественников, но Греция давно уже утратила самостоятельность, стала одной из провинций Римской империи, правда высококультурной, однако все-таки провинцией, неспособной приостановить деградацию римского общества.
Лукиан насмешлив, ироничен, иногда его жизненные наблюдения и раздумья окрашены легкой грустью. Это большой мастер. Полное собрание его сочинений, дошедших до нас, опубликовано впервые в русском переводе в 1935 году в 2-х томах.
Античная культура под натиском новой религии (христианства) отошла в прошлое. Храмы, посвященные олимпийским богам, были разрушены или переделаны под христианские базилики. В сумятице смены эпох погибли многие произведения греческих и римских авторов.
Сочинения Лукиана сохранились. До нас дошло около 80, правда, некоторые из них вызывают сомнения ученых. Полагают, что авторство их принадлежит другим. («Лукий…»)
Это удивительно. Современников, сохранявших верность олимпийским богам, пугал откровенный религиозный нигилизм писателя. Однако читательский интерес к нему не иссякал, что можно объяснить искрометным его талантом, изяществом его языка, перемешанного шутками, уличным говором, народным остроумием. Он и занимателен, и умен, и насмешлив, а мы всегда готовы посмеяться даже над самыми дорогими для нас вещами.
Лукиан многое заимствовал у Аристофана и бытовой комедии. Для историков он - клад самых тонких наблюдений из жизни, быта, философии тех времен. Он первый и единственный автор древности, упомянувший об Иисусе Христе.
Средневековье, с его религиозным фанатизмом, не могло принять Лукиана, хоть он и ниспровергал богов Олимпа. Отцы христианской церкви чувствовали атеистическую основу его сатиры.
Время Лукиана пришло в эпоху Возрождения. XVI век в Западной Европе - поистине век Лукиана. Ему подражают Франсуа Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль»), Эразм Роттердамский («Похвала глупости», «Разговоры запросто») и др. Философский роман XVIII века принял на вооружение и творческий метод и, пожалуй, идеи древнего автора: Свифт («Путешествие Гулливера»), Вольтер («Кандид»), да и XX век не обошелся без античных реминисценций (Анатоль Франс).
В наши дни Лукиан, пожалуй, наиболее читаемый автор древности.
Классический период греческой литературы кончается вместе с развалом рабовладельческого полиса, то есть в 4 в. до н.э. Далее начинается послеклассический период, который наз-ся эллинизмом.
В сравнение с литературой периода классики эллинистическая лит-ра отличается полным аполитизмом или понимает свою политику как прославление абсолютного монарха. Внутреннее углубление личности. Прежде всего человек этой культуры оказывался погруженным в бытовую жизнь. Этот быт исключает всякую мифологию или магию, всякое свободное соц. - полит. тв-во, это быт, ограниченный узкими интересами субъекта, интересами субъекта или общества. Бытовизм удобно изображать прежде всего в комедии, но не в той древней аристофановской комедии, тоже слишком перегруженной высокого рода общественно - полит. и рел.- фил. идеями. Для изображения нового быта появилось то, что принято называть новоаттической комедией. Другим жанром эллинистической лит-ры, где тоже процветает изображение быта, является греческий и римский роман. Мотивы любви и брака, семьи и воспитания, обучения,интриги и приключения - вот излюбленные темы новоаттической и римской комедии. Попадается и жанр мелких бытовых сценок("Мимиямбы" Герода).Бытовизм доходит и дло воспевания маленького человека.
Переходя от быта к более глубокому утверждению личности в период эллинизма, сталкиваемся с очень развитой и углубленной внутренней жизнью субъекта. Интенсивное развитие получает наукообразная лит-ра. Появляются труды Евклида по геометрии, Архимеда - по математике и механике. Появляются и мифические произведения, наполненные всякого рода ученостями(Каллимах).
Появляется сентиментализ и романтизм (Феокрит). Психологизм весьма сильно представлен в эллинистической лит-ре(Аполлоний Родосский).
Три основные школы философии раннего эллинизма: стоики(железный нрав и отсутствие всякой чувствительности), эпикурейцы(погрузить человека во внутр. покой и самонаслаждение,изб. от страха перед смертью),скептики(проповедовали отдание себя на волю жизн. процессу и опровергали возм. что-либо познать).
Ранний эллинизм - 4-1 вв. до н.э.(хар-р просветительский, антимифологический)
Поздний эллинизм - 1-5 вв. н.э.(укрепление и рост абсолютизма,реставрирует древние формы мифологии)
- Литература эпохи эллинизма.
· Понятие об эллинизме. Эллинистическое общество и его культура (религиозный синкретизм и новые школы философии).
· Новоаттическая комедия и ее бытовое направление. Типичные сюжеты и персонажи в комедиях Менандра.
С Еврипидом умирает трагедия. С Аристофаном умирает драматургия. Политическая и моральная стабильность полиса подорвана.
Период правления Александра Македонского был кратким 338-323. На короткий срок образовалась огромная империя. Хотел принести захваченным народам культуру – греческую, как высшее ее проявление. Александр не уничтожал культуру завоеванных народов. Он хотел добиться объединения культур. Для этого он пытается обединить религии и мифологии – синкретизм. На завоеванных территориях было много богинь плодородия и любви – объединение в культ Великой Единой Матери. Это было плодотворно. Изображение богини Изиды с младенцем на руках. Второй пример: бог Серапис. Многие завоеванные страны зависели от воды. Серапис – Аид, Посейдон, Дионис, Озирис, Апис. Сераписа почитали везде.
Эллинский равно греческий. Эллинистический – взаимодействие греческой и восточной культуры. На востоке греки позаимствовали государственный аппарат – военно-бюрократическую монархию. Поняли необходимость единого эллинского языка – появляется общегреческая койне/кольне. В эпоху Эллинизма изменяется даже смысл слова эллин. Раньше это национальная единица. В эпоху Александра это не этническое, а этическое понятие. Эллином мог стать любой, кто исповедует эллинскую культуру и образ жизни.
Расширяется представление греков о родине. Раньше – гражданин полиса, теперь гражданин мира, космополит.
Изменилось отношение эллинов к религии. Религия была делом общественным, государственным. Теперь она становится частным делом, ее можно выбирать.
После смерти Александра его сподвижники делят империю на эллинистические государства: Египет отходит к Птолемею. Сирия, Македония с Грецией. Самым значительным с культурной точки зрения становится Египет. Центром греческой культуры становится Александрия Египетская. Птолемей продолжает дело Александра, основывает крупнейшую в мире Александрийскую библиотеку. Когда Египет сражался с римлянами, библиотека сгорела. Еще Птолемей создает Музейон. Это и Академия Наук и Университет. Эта идея актуальна до сих пор. Единый комплекс научно-образовательного учреждения – собрали лучших тогда ученых разных национальностей. Там был математик Евклид, историк Гекатей, художник Апиллес. Здесь впервые зарождается наука филология. Она имеет начало в гомеровском вопросе.
Первыми филологами были грамматик Зенадот и Аристарх Самофракийский. Но не только Гомер занимал их внимание. Они создали программу античной литературы, котрая изучается сейчас.
В эпоху эллинизма изменился взгляд человека на мир. Это проявляется в философии. Эллины перестали создавать фундаментальные философские системы. Они обратили свой взгляд на человека, на частный вопрос – как достичь счастья? Разработка системы личного поведения в жизни, которая обеспечит духовное благополучие. Система киников/циников, стоиков и эпикурейцев. Они прежде всего определяют значение счастья и путь его достижения. Современное понимание счастья – сумма положительных факторов, а тогда – отсутствие отрицательных.
Киники. Главные представители – Диоген, Антисфен и Кратет. Название получили от прозвища Диогена – «киникос», кусающийся щенок. Был острым на язык. Представители этой школы стремились к отработке и проверке на себе определенного экспериментального образа жизни. От них не осталось никаких трактатов – только анекдоты. Философия киников – философия людей, извергнутых из жизни полиса: беглые рабы, обнищавшие люди. Киники пытаются дать ощущение самодостаточности такому индивиду, которому не на что опереться в жизни. Киники предлагали состояние одиночества оценить как состояние духовной свободы, то есть пути к счастью. Платон называл киников и Диогена взбесившимся Сократом. Учение направлено против всех социальных устоев общества: рабство, собственность, религия. Все киники считали себя космополитами – везде собирались жить по своим законам. Применяли форму проклятия: «Без общины, без дома, без отечества» как лозунг. Пытались доказать свою полную свободу. Именно у киников появляется жанр диатриба – диалогическая полемическая беседа с острой шуткой, сатирой. Создатель – Менипп, бывший раб. Выпущенный на свободу, обладал литературными способностями. Пародирует высокие жанры. Диатриба включает и стихи, и прозу, и афоризмы, и шутки. Жанр менипповой сатиры будет использовать даже Достоевский в своих романах.
Стоики. «Стоя» - это портик, тип крыши, где собирались эти мудрецы. У стоиков есть определенный идеал – это мудрец, не зависящий в своем духовном развитии от среды, государства. Его родина – весь мир. Основатель учения Зенон. Стоики верили в бога Зевса-Логоса, разлитый во всем мире мировой разум. Душа человека частичка мирового разума. Главным стоики считали инстинкт самосохранения. Человек должен вести себя с другими так, как он хотел бы, чтобы себя вели с ним. Стоики считали, что законы общества уважать нужно, шли на государственную службу. Но если они считали, что их заставляют заниматься не добродетелью, то самоубивались. Для киников цель оправдывает средства. Стоикам была важна не цель, в своем стремлении к счастью им был важен этический характер.
Эпикурейцы. Основатель – Эпикур (341-270). Жил в Афинах, преподавал в виде бесед в прекрасных садах. Состоятельный Эпикуру был очень болезненным, не мог принимать участия в общественной жизни, поэтому он создает учение для богатых и болезненных. Этика Эпикура основана на материалистическом учении Демокрита. Эпикур задумывается над сутью счастья. Ответ: он должен находить его не во внешнем мире, а внутри самого себя – в душевном спокойствии или безмятежности души (атараксия). Не должен вмешиваться в чужие дела и политику. Как этого достичь: все зависит от страха смерти и страха перед богами. Боги отметаются сразу. Смерть: он считает, что пока человек есть – смерти нет, а когда человека нет – то и бояться поздно. Главный лозунг: прожить жизнь незаметно в кругу своих друзей, освободившись от всех страстей. Чрезмерных чувств. Слово «эпикуреец» со временем начинает знать иное – разнузданного человека.
Совершенно меняется и система литературных жанров. Значение теряют трагедия и театр, они неактуальны. Литература и искусство поворачиваются к частному человеку. К личности. Предметом изображения так же становится обычная личность. Происходит поляризация литературы: литература для элиты и беллетристика (массовая литература). Так появляется греческий роман как повесть о частной жизни.
Среди высокой литературы выделяются жанры «ученой» поэзии. Поэты того времени соревнуются с выбором сюжетов – необычные, малоизвестные, разные варианты. Литература теряет интерес к крупным формам. Вместо эпических поэм получает распространение эпиллий – «эпосик». Распространяется эпиграмма, элегия и идиллия.
Эпиллий. Мастером эпиллия был поэт Коллимах – представитель ученой поэзии. Эпиллий «Гекала» посвящен Тезею, который идет на подвиг, его застает ночь, дождь, стучится в хижину старушки Гекалы. Тезей уходит, потом возвращается, а старушка умерла. Хочет в ее честь устроить спортивные игры – в честь Зевса Гекалийского.
Идиллия. Название: «картинка». Создателем идиллии был поэт Феокрит. Писал буколические идиллии – пастушеские песни. Феокрит против городской цивилизации. Приобщает к естественному. Его идиллии – сценки с волопасами, которые состязаются в песнях, чаще любовных, но могут быть и другие. Феокрит относится к ним с иронией – он житель города, небедный, ведет игру с читателем. В его идиллиях все натурально: навоз, пот – ирония, песни о любви. Снисхождение. Идиллии Феокрита популярны в римской литературе, поэт Вергилий.
Самым распространенным жанром являлась новоаттическая комедия. Термин античный, греки хотели показать отличие между Аристофаном и этими комедиями. Новоаттическая комедия обращается к быту, к типическому, заурядному, семейному. Обретает популярность. Появляется афоризм: «Я человек и полагаю, что ничто человеческое мне не чуждо». Это из комедии Теренция, римлянина, который использовал много комедий Менандра.
Отличия: 1) отсутствие высокого общественного звучания, политической злободневности; 2) исчезают фантастические элементы; 3) до минимума сведена личная издевка; 4) новая комедия обращается к общечеловеческому содержанию и отходит от злободневных проблем.
Поэтому она попадает на римскую сцену. Она связывает искусство Древней Греции и более поздних веков. Любопытно, что меняется наполнение терминов «комедия» и «трагедия». Трагедия – превратности героической судьбы, комедия – обыденная жизнь.
Поэтическая жизнь эллинистического мира в III в. до н. э. сосредоточивается главным образом в Александрии, где окончательно оформляются два основных течения эллинистической литературы, отразившие настроения своего времени и идеологию раннего эллинизма.
Одно течение, условно называемое "официальным", было направлено на укрепление и обоснование нового режима. Его представители стремились воскресить прежние литературные жанры и тяготели к большим литературным формам. Другое течение ставило своей целью прославление маленького человека, занятого своей личной жизнью с ее маленькими горестями и радостями.
Далеко не все поэты этого времени жили в Александрии, но именно там с начала III в. до н. э. сосредоточилась основная литературная жизнь и сложились те направления, к которым в большей или меньшей степени принадлежали все эллинистические поэты того времени. Поэтому поэзия III в. до н. э. носит условное название александрийской поэзии. Прозаические произведения эллинизма плохо сохранились и, за редким исключением, почти неизвестны.
Александрийские поэты тщательно изучали классическое наследие прошлого, с большим увлечением занимались мифологией и фольклором, но для своего творчества искали новых путей. Новая литература, соответствующая духу времени, не могла быть подражательной.
Властителем дум своего времени и главой нового поэтического направления - "поэзии малых форм" - был Каллимах (около 300 - около 240 гг. до н. э.), уроженец Кирены, старой греческой колонии в Северной Африке. Каллимах не отказывается от классического литературного наследия, но, в отличие от своих противников, использует его в поисках новых поэтических путей, избегая в литературе проторенных дорог:
Художественная проза эллинизма сохранилась настолько плохо, что ее можно лишь относительно реконструировать по поздним греческим и римским источникам, так как прозаические фрагменты слишком малочисленны и кратки.
Красноречие постепенно утрачивало свою былую роль. Эллинистическая эпоха уже не нуждалась в политических ораторах; судебные процессы перестали быть общенародными и более не манили ораторов. Но на праздниках еще звучали торжественные речи, и хвалебные гимны в прозе, прославлявшие монарха, составляли обязательную часть праздничной программы.
В эллинистический период первое место в художественной прозе принадлежит историографии. Известно, что Александр Македонский брал с собой в походы целый штат ученых, среди которых, помимо географов и естествоиспытателей, были также историки (Анаксимен и Каллисфен). Вероятно, еще при жизни Александра возникают два типа исторического повествования, связанного с деятельностью македонского завоевателя. К первому типу относятся сочинения, в основе которых лежат подлинные события (авторы Аристобул, Птолемей I). Исторические произведения второго типа в первую очередь предназначены быть максимально увлекательными и занимательными. Поэтому историки этого направления пренебрегали фактами в угоду вымыслу, широко использовали в повествовании всевозможные поэтические приемы, стремясь драматизировать свое изложение. Благодаря им "История Александра" становится все более и более фантастичной, а ее герой, теряя реальные черты, постепенно отождествляется с героями восточных преданий и сказок. Так возникает, возможно уже в III в. до н. э., псевдокаллисфеновская "Александрия", которая впоследствии неоднократно переводилась на латинский, сирийский, армянский, эфиопский и славянские языки и была в средние века любимым произведением европейского и русского читателя.
В это же время появляются многочисленные труды по всеобщей истории, по истории отдельных стран и народов, географические, этнографические и биографические сочинения. Наряду с греками и македонянами историю своих стран пишут представители местного населения, используя древние хроники и другие источники. Жрец бога Ваала Берос в начале III в. до н. э. написал историю Вавилона, а его современник египтянин Манефон - историю Египта от древнейших времен до смерти Александра. Около 200 г. до н. э. ученый римлянин Фабии Пиктор написал историю Рима на греческом языке.
В эпоху эллинизма началось тесное культурное общение Греции и Рима. Именно в это время произошло то "пленение" Рима Грецией, о котором говорит Гораций.
