«Русские ночи» — философский роман В.Ф. Одоевского. Впервые полностью опубликован в собрании сочинений писателя в 1844 г. Отдельные фрагменты печатались с 1831 по 1839 г. в альманахах «Московский наблюдатель», «Северные цветы», «Новоселье», «Денница», «Альциона», а также в журнале «Современник». Эти предварительные публикации, а равно и сложная экспериментальная структура произведения (философский диалог с новеллистическими вкраплениями — преимущественно эти последние и выходили в периодике) предопределили его своеобразную судьбу: по сей день вставные новеллы по отдельности издаются чаще, нежели роман в целом.

Современники Одоевского усматривали в «Русских ночах» влияние «Серапионовых братьев» Э.Т.А. Гофмана. Автор же, признавая очевидное сходство, утверждал, что оно случайно и Гофмана он прочитал, когда замысел произведения уже сложился. Сам он называл иные источники своего жанрового эксперимента: диалоги Платона и античную драму с ее непременным хором, в котором, по мысли Одоевского, «большею частию выражались понятия самих зрителей». Диалог призван был сыграть роль такого хора в «Русских ночах», первоначально задуманных как «огромная драма, где бы действующими лицами были все философы мира от элеатов до Шеллинга, — или, лучше сказать, их учения, — а предметом, или вернее основным анекдотом, была бы ни более ни менее как задача человеческой жизни». В процессе работы над романом грандиозная идея обнаружила свою неосуществимость, а потому писатель в итоге ограничился созданием «довольно верной картины той умственной деятельности, которой предавалась московская молодежь 20-х и 30-х годов».

Одоевский не случайно так подробно высказывался о своем романе — форма «Русских ночей» в соответствии с замыслом автора выверена до деталей и организована по принципу своего рода «матрешки». Собственно, именно разнообразие точек зрения и составляет предмет художественного изображения (или — по Одоевскому — «основной анекдот») в «Русских ночах», развивающих жанровую традицию философского романа, основы которой в европейской литературе были заложены Д. Дидро («Жак-фаталист и его хозяин», «Племянник Рамо»), а в русской — И.А. Крыловым («Почта духов»). Фабула редуцирована до минимума: о двух искателях сказано, что они отправились в путешествие, но единственное преломление этого путешествия в романе — рукопись, содержащая их размышления, а также новеллы, события которых в контексте романа ценны главным образом тем, что многократно комментируются и интерпретируются их героями, рассказчиками, если таковые есть, юными искателями, а также участниками философского диалога. Таким образом, диалог этот выходит за собственные жанровые и композиционные пределы, подчиняет себе весь художественный мир романа «Русские ночи» Одоевского: разрывая его многоуровневую структуру, в прямую полемику друг с другом включаются и авторы рукописи, и даже персонажи новелл, целые судьбы которых оказываются репликами в споре. Новеллы группируются в две триады, с разных сторон освещающие один из двух основных способов поиска смысла жизни — через идею пользы («Пиранези», «Экономист», «Город без имени») и через искусство («Последний квартет Бетховена», «Импровизатор», «Себастиян Бах»), причем первая новелла («Пиранези», «Последний квартет Бетховена») ставит соответствующий способ под сомнение, а две другие дезавуируют его основные проявления: «я для общей пользы» («Экономист») и «общая польза для меня» («Город без имени»); «искусство для меня» («Импровизатор») и «я для искусства» («Себастиян Бах»). Поиск решения «задачи жизни» развивается по спирали: сначала в сфере экономических проблем, а затем на более высоком, с точки зрения Одоевского, музыкальном уровне. Именно таким путем шли два искателя, и в том же направлении движется мысль участников философского диалога.

Действие романа «Русские ночи» Одоевского начинается с вопроса «что такое мы?» и приходит в финале к утверждению: «Девятнадцатый век принадлежит России!». Это отнюдь не ура-патриотическая фраза. Глобальный замысел и своеобразная структура «Русских ночей» в высшей степени характерны для всего творчества, и даже шире — деятельности В.Ф. Одоевского, озабоченного поисками универсума во всех сферах бытия. Он стремился к синкретичному знанию, считая гибельным для умственного развития человечества дробление наук, равно как дробление и измельчение предмета художественного изображения вселяло в него опасения за судьбу искусства и побуждало к созданию универсальной жанровой формы. Он полагал, «что нет жизни, и нет мысли, принадлежащей исключительно одному человеку, что каждая мысль, каждая жизнь есть только буква в общем доселе неразгаданном уравнении». Писатель усматривал источник социальных бедствий в изоляционизме Востока и Запада, а путь к гармоничному обществу будущего — в их единении, ведущую роль в котором, как ему казалось, должна была сыграть Россия, так как именно в русском духе виделась ему «стихия всеобщности или, лучше сказать, всеобнимаемости». С этими понятиями он связывал мессианское предназначение России, о чем свидетельствуют как «Русские ночи», так и статьи, дневниковые записи и т.д. Подобные размышления Одоевского заложили основу «третьего» — отличного как от славянофильства, так и от западничества — пути развития русской идеи, последователями которого были С.П. Шевырев, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев и др. (Эпилог «Русских ночей» по сути является ответом Одоевского на «Философическое письмо» П.Я. Чаадаева и, вероятно, «Петербургские письма» Ж. де Местра.)

Непосредственными предшественниками этого произведения в творчестве писателя стали незавершенные замыслы — энциклопедического словаря всемирной философии, позже трансформировавшего в замыслы историко-философских романов «Иордан Бруно и Пётр Аретино», «Повести о том, как опасно человеку водиться со стихийными духами», «Петербургские письма» и цикл «Дом сумасшедших» (автор указывал, что последний, в целом завершенный к 1836 г., включал большую часть новелл, которые позже вошли в «Русские ночи»). Окончательный вариант был дополнен «сократовскими диалогами», которые собственно и превратили цикл повестей в «роман идей», то есть произведение, где жизнь людей является лишь средством изображения жизни — рождения, расцвета и гибели — «организмов-идей».

Современная Одоевскому критика не оценила роман «Русские ночи» по достоинству, и он как целое на долгое время «выпал» из живого литературного процесса (интерес к нему возник вновь накануне Первой мировой войны). Тем не менее, косвенное влияние этого произведения ощутили на себе Л.Н. Толстой («Смерть Ивана Ильича» — парафраз новеллы «Бригадир»), Ф.М. Достоевский и А.С. Пушкин (исследователи отмечают явные параллели «Сна Раскольникова» в «Преступлении и наказании» и антиутопии Одоевского «Город без имени», связь пушкинских «Египетских ночей» с «Импровизатором»). С замыслом «Дома сумасшедших» еще в начале 1830-х гг. был знаком Н.В. Гоголь. Уже в XX веке известный русский философ А.Ф. Лосев назвал «Русские ночи», «Рождение трагедии из духа музыки» Ф. Ницше и «Закат Европы» О. Шпенглера лучшими книгами, когда-либо созданными людьми.

В истории русской литературы существует также довольно прочная традиция создания утопических произведений, связанная с такими именами, как Сумароков, Радищев, Одоевский, Чернышевский, Достоевский, Салтыков-Щедрин и др.

«В количественном отношении русская литературная утопия уступает западноевропейской. В Европе жанр утопии был и более древним, и более популярным. Утопия фактически возникает на заре европейской литературы, ее летоисчисление можно вести уже с Платона. В России же утопия появляется в XVIII веке - в эпоху создания отечественной литературы нового времени. Зато начиная с этого периода она активно развивается, отвечая потребности русской общественной мысли. <…>

Социальные утопии появились в народном сознании еще в Древней Руси. Они носили характер надежд или преданий, как, например, сказание о «Хождении Агапия в рай» или «Путешествие Зосимы к рахманам». Однако первые в России в полном смысле слова литературные утопии относятся уже к XVIII веку. Тогда же возник и большой интерес к европейским утопиям, которые все чаще переводились на русский язык. <…>

Во второй половине ХІХ века в русской литературе появляется целый ряд замечательных по своему социально-философскому содержанию и эстетическому уровню произведений, включающих в себя утопические мотивы и реализующих художественные принципы утопии. <…>

Характеризуя развитие русской утопической литературы, нельзя обойти стороной проблему так называемой негативной утопии. Как в Англии или Германии, в России второй половины ХІХ века наряду с позитивной утопией, содержащей мечту о желаемом будущем, ироническое ее переворачивание наизнанку, иногда же это - предсказание мрачных перспектив. Чаще всего антиутопии описывали возможные отрицательные последствия технического и научного прогресса, механизации труда и стиля жизни, предупреждали об опасностях мировых войн, могущих повернуть историю вспять ».

«Жанр А. расцвел в 20 в., когда утопические идеи начали воплощаться в жизнь. Первой страной реализованной утопии стала Россия, а одним из первых пророческих романов - «Мы» (1920) Е.Замятина, за которым последовали «Ленинград» (1925) М.Козырева, «Чевенгур» (1926-29) и «Котлован» (1929-30) А.Платонова. <…>

В 1980-90-х в русской А. сформировались такие жанровые разновидности, как сатирическая А. («Николай Николаевич» и «Маскировка», обе - 1980, Ю.Алешковского; «Кролики и удавы», 1982, Ф.Искандера), детективная А. («Завтра в России», 1989, Э.Тополя), А.-»катастрофа» («Лаз», 1991, В.Маканин, «Пирамида», 1994, Л.Леонова) и др. ».

Развитие литературной утопии в России не осталось только фактом истории. Октябрьская революция сблизила границы фантазии и действительности.

Строительство социалистического общества, возвышенная, а порой и наивная вера в возможность сознательного и целенаправленного вмешательства объективный ход истории дали сильный толчок для развития утопической и научно-фантастической литературы. Начиная с 20-х годов утопия получает широкое развитие.

«Советская утопия вобрала в себя те традиции русской утопической литературы, которые обозначились уже в конце ХІХ - начале ХХ века. С одной стороны, насущная для русской литературы тяга к социалистической утопии, с другой - это антиутопия.

Видимо, не случайно поэтому в один и тот же 1920 год были опубликованы две важные утопии - антиутопический роман Евгения Замятина «Мы», положивший, по сути дела, начало развитию этого жанра в мировой литературе ХХ века, и роман Александра Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», продолживший традиции русской и европейской литературной утопии. <…>

После бурного подъема и развития утопической литературы в 20-х годах наступил резкий спад, и начиная с 30-х годов утопии довольно редко появляются на книжных прилавках. Возрождению этого жанра во многом содействовало развитее научной фантастики. <...>

Во второй половине 80-х годов почти одновременно появляются две антиутопии, которые, на наш взгляд, симптоматично отражают время. Это небольшая повесть Александра Кабакова «Невозвращенец» и роман Владимира Войновича «Москва 2042». Оба автора изображают будущее как кошмар и полную катастрофу. <...>

Все это свидетельствует о том, что многовековая традиция русского утопического романа не исчезает бесследно, что на до сих пор продолжает питать современную литературу ».

В истории литературы утопические романы и повести всегда играли большую роль, так как служили одной из форм осознания и оценки образа будущего. Вырастая, как правило, из критики настоящего, утопия рисовала дальнейшее движение общества, его возможные пути, набрасывала различные варианты грядущего. Эта функция утопической литературы сохранилась и до сих пор, несмотря на бурное развитие футурологии и популярность научной фантастики, которые тоже стремятся к познанию будущего.

Мировая утопическая литература весьма обширна. За время своего исторического существования она переживала периоды подъема и упадка, успехов и неудач. Сегодня трудно себе представить общую панораму истории без утопических произведений. Как говорил Оскар Уайльд, на карту Земли, на которой не обозначена утопия, не стоит смотреть, так как эта карта игнорирует страну, к которой неустанно стремится человечество. Прогресс – это реализация утопий.

Термин «утопия» изначально ведет свое существование от названия фантастического, вымышленного острова в знаменитой книге Томаса Мора. Термин этот происходит от греческого «u» - «нет» и «topos» - «место». Буквально смысл термина «утопия» - место, которого нет. Существовали и другие варианты этого понятия, в частности произведенные от греческого «eu» - «совершенный», «лучший» и «topos» - «место», т. е. Совершенное место, страна совершенства. Оба истолкования этого слова широко представлены в утопической литературе. Вспомним названия известных утопических произведений: «Вести ниоткуда» У. Морриса, «Эревуон» (написанное в обратном порядке слово «nowhere») С. Батлера или «Город Солнца» Т. Кампанеллы, «О дивный новый мир» О. Хаксли (последнее название, правда, заключает в себе откровенную иронию) и т. д.

В современной литературе употребляются и другие понятия, связанные с термином «утопия» и производимые от начального корня «topos». Это – «дистопия», от греческого «дис» - плохой и «топос» - место, т. е. плохое место, нечто прямо противоположное утопии как совершенному, лучшему миру. В этом же смысле употребляется и термин «антиутопия», который применяется для обозначения особого литературного жанра, так называемой негативной утопии, также противостоящей утопии традиционной, позитивной. Однако при всем разнообразии смысловых оттенков все же основная и традиционная функция этого понятия – обозначение вымышленной страны, призванной служить образцом общественного устройства.

На протяжении истории утопия как одна из своеобразных форм общественного сознания воплощала в себе такие черты, как осмысление социального идеала, социальная критика, призыв бежать от мрачной действительности, а также попытки предвосхитить будущее общества. Литературная утопия тесно переплетается с легендами о «золотом веке», об «островах блаженных», с различными религиозными и этическими концепциями и идеалами. В эпоху Возрождения утопия приобрела по преимуществу форму описания совершенных государств или идеальных городов, якобы существовавших где-то на Земле. Начиная с XVII века становится популярной особая форма литературной утопии – так называемый государственный роман, рассказывающий о путешествиях по утопическим странам и содержащий прежде всего описание их государственного устройства. В то же время получили широкое распространение различные утопические проекты и трактаты.

В истории существовали самые разнообразные типы утопической мысли, отражавшие интересы различных классов и социальных слоев. Существовали рабовладельческие утопии (утопии Платона и Ксенофонта), феодальные утопии, например «Град божий» Августина, «Христианополис» Андреаса, многочисленные буржуазные и мелкобуржуазные утопии. Многие утопические сочинения были посвящены не общественному устройству в целом, а предлагали решение отдельных социальных проблем: трактаты о «вечном мире», распространённые в XVI-XIX веках (Эразм Роттердамский, Сен-Пьер, Кант, Бентам), педагогические, нравственно-этические и эстетические утопии (Ян Амос Коменский, Ж..-Ж.. Руссо, Л. Толстой, Ф. Шиллер), научно-технические (Ф. Бэкон) и др.

Как форма социальной фантазии утопия опирается в основном не на научные и теоретические методы познания действительности, а на воображение. С этим связан целый ряд особенностей утопии, в том числе таких, как намеренный отрыв от реальности, стремление реконструировать действительность по принципу «Всё должно быть наоборот», свободный переход от реального к идеальному. В утопии всегда присутствует гиперболизация духовного начала, в ней особое место уделяется науке, искусству, воспитанию, законодательству и другим факторам культуры. С появлением научного коммунизма познавательное и критическое значение классической позитивной утопии начинает постепенно падать.

Большее значение приобретает функция критического отношения к обществу, прежде всего к буржуазному, которую берет на себя антиутопия – новый тип литературной утопии, сформировавшийся во второй половине XIX века. Традиционные классические утопии означали образное представление об идеальном, желаемом будущем. В антиутопии описывается уже будущее не желаемое. Образ грядущего пародируется, критикуется. Это не значит, что с появлением негативных утопий исчезает или девальвируется сама утопическая мысль. На самом деле антиутопия не «устраняет» утопическую мыль, а лишь трансформирует ее. Конечно, антиутопии – противоречивое и неоднородное явление, в котором встречаются как консервативные, так и прогрессивные черты. Но в лучших произведениях этого типа возникла новая идейная и эстетическая функция – предупреждать о не желаемых последствиях развития буржуазного общества и его институтов.

Возникновение антиутопий – общеевропейское явление. Примечательно, что Англия – родина позитивных утопий – оказывается и прародительницей антиутопий. К числу первых антиутопий относятся романы «Грядущая раса» Бульвер-Литтона (1870), «Эревуон» С. Батлера (1872), «Через Зодиак» Перси Грега (1880), «Машина останавливается» Э. М. Форстера и др. В Германии среди первых антиутопий выделяется роман М. Конрада «В пурпурной мгле» (1895). В нем описывается Европа ХХХ столетия. Конрад рисует мрачную картину будущего. Бесконечные войны, терзающие Европу, в конце концов приводят к мировой войне и гибели всей европейской культуры. Элементы антиутопии получают развитие в разностороннем творчестве Г. Уэллса – романах «Война миров», «Война в воздухе» и др. Мотивы антиутопии свойственны романам «Остров пингвинов» А. Франса и «Железная пята» Дж. Лондона.

Сегодня утопия – это не только изображение идеального грядущего. Скорее всего, это описание возможного (как желаемого, так и не желаемого) будущего. Причем литературные утопии, в отличие от социальных прогнозов или футурологических проектов, зачастую представляют собой романы или повести с острым сюжетом; это, как правило, произведения в жанре романа-приключения, путешествия или фантастики.

Фантастика – важный элемент утопии. Тем не менее утопия отличается от чисто фантастической литературы или современной фантастики, которая далеко не всегда занимается построением возможного образа будущего. Отличается утопия и от народных легенд «о лучшем будущем», так как она в конечном счете порождение индивидуального сознания. Отличается утопия и от сатиры (хотя очень часто включает сатирический элемент), так как критикует, как правило, не какое-либо отдельное конкретное явление, но сам принцип общественного устройства. Наконец, она отличается и от футурологических проектов, так как представляет собой произведение искусства, которое несводимо прямо к определенному социальному эквиваленту и всегда несет в себе авторские симпатии и антипатии, вкусы и идеалы.

Каждая страна вносила и вносит свою лепту в сокровищницу утопической мысли. Каталог мировой утопической литературы за период с XVI по XIX век насчитывает около тысячи названий. Однако и позднее утопия не сходит на нет. За последние десятилетия написано большое количество утопий во многих странах.

В истории русской литературы существует также довольно прочная традиция создания утопических произведений, связанная с такими именами, как Сумароков, Радищев, Одоевский, Чернышевский, Достоевский, Салтыков-Щедрин и др. В России утопия появилась лишь в XVIII веке – в эпоху создания отечественной литературы нового времени и с этого периода начала активно развиваться, отвечая потребности русской общественной мысли. Русская утопия нередко была растворена в литературных произведениях других жанров – социальных романах, фантастических рассказах (например, утопические мотивы в «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева). Русская литература более богата утопическими произведениями, чем об этом принято думать. Причем эти произведения разнообразны и по своему социальному содержанию, и по своим жанровым особенностям. Здесь мы находим и утопии в духе популярного в XVIII столетии «государственного романа», и декабристскую, и просветительскую, и славянофильскую утопии, и произведения в духе утопического социализма, и сатирические утопии, предвосхитившие ставший популярным во второй половине XIX – начале ХХ века жанр антиутопии, и другие виды утопической литературы.

Большинство европейских утопий строились как путешествие или неожиданное посещение неведомой страны, которая не обозначена на географической карте. Собственно, этот традиционный сюжетный ход заимствует, например, Михаил Щербатов, описывая свою «землю Офирскую» («Путешествие в землю Офирскую»). Но чаще всего в русской литературе рассказывается о будущем, которое герой видит во сне. На этом приеме строятся рассказ Сумарокова «Сон «Счастливое общество», знаменитое описание сна из «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева («Спасская Полесть»), «Сон» Улыбышева, четвертый сон Веры Павловны из романа «Что делать?» Чернышевского, «Сон смешного человека» Достоевского и др.

В 1858 году А. Герцен издал в Лондоне в одной книге два сочинения – «О повреждении нравов в России» Щербатова и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Он не случайно объединил эти два произведения, так как оба они являлись, по сути, документами русской критической мысли, политического радикализма. К числу декабристских утопий относится прежде всего повесть «Сон» (1819) писателя и литературного критика Александра Улыбышева, примыкавшего к декабристам, и «Европейские письма» Вильгельма Кюхельбекера. Последние написаны от лица американца, путешествующего по Европе XXVI столетия и рассуждающего о прошлом и настоящем европейских стран. По широте охвата истории, по своему просветительскому пафосу и вере в великое будущее России утопия Кюхельбекера. Предваряет более позднюю утопию Владимира Одоевского «4338 год».

Характеризуя развитие русской утопической литературы, нельзя обойти стороной проблему антиутопии. Чаще всего негативные утопии в России XIX века описывали всевозможные отрицательные последствия технического и научного прогресса, механизации труда и стиля жизни, предупреждали об опасности мировых войн, могущих повернуть историю вспять. Мотивы утопии явственно присутствуют у Салтыкова в некоторых рассказах: «Сон в летнюю ночь», «Скрежет зубовный», где сны выступают в ироническом контрасте с реальностью. Как сатирическую утопию можно рассматривать и некоторые страницы «Истории города Глупова». Сатирической утопией является и повесть «Жизнь человека через сто лет» Григория Данилевского. Дальнейшая эволюция русской литературной утопии тесно связана с общественной атмосферой в России конца XIX – начала ХХ века. Поражение первой русской революции (1905-1907) вызвало серьезный идейный разброд в среде русской интеллигенции и усугубило пессимистические настроения в общественном сознании и литературе. Эти настроения дают себя знать и в развитии русской утопической прозы. Показательна в этом отношении, например, повесть Николая Федорова «Вечер в 2217 году» (1906). Труд лишен радости, сводится к бессодержательным, механическим операциям. Население разбито на сотни и тысячи, причем каждый должен носить свой рабочий номер. Стандартизации подчиняется и личная жизнь людей. Даже такая интимная область человеческих отношений, как любовь, подчинена единственной цели – выращиванию полноценного и здорового потомства. Семьи не существует, она давно отмерла как смешной и романтический пережиток.

Мотивы, связанные с утопией, все чаще звучат в творчестве известных русских писателей. Несколько утопических произведений пишет Валерий Брюсов. Среди них – «Земля», «Республика Южного Креста», «Семь земных соблазнов». Здесь читатель сталкивается с впечатляющими описаниями научно-технического прогресса: высотными домами, машинами, дирижаблями, электрическим и даже «радиоактивным» освещением. В творчестве Брюсова преобладает негативная утопия. Такова, например, «Республика Южного Креста».

Социалистическую утопию представляет роман «Красная Звезда» Александра Богданова. В нем писатель изобразил основанное на коммунистических началах общество будущего, которое герой, профессиональный революционер, находит на Марсе.

Советская утопия вобрала в себя те традиции русской утопической литературы, которые обозначились уже в конце XIX – начале ХХ века. С одной стороны, насущная для русской литературы тяга к социалистической утопии, с другой – это антиутопия. Видимо, не случайно в один и тот же 1920 год были опубликованы две важные утопии – антиутопический роман Е. Замятина «Мы», положивший, по сути дела, начало развитию этого жанра в мировой литературе ХХ века, и роман Александра Чаянова «Путешествие моего брата Алексея Чаянова в страну крестьянской утопии», продолживший традиции русской и европейской литературной утопии. Кстати, оба писателя за свои романы подверглись репрессиям.

Во многих социально-фантастических и утопических романах 20-х годов – В. Итина «Страна Гонгури», Я. Окунева «Грядущий мир», А. Беляева «Борьба в эфире» В. Никольского «Через тысячу лет», Я. Ларри «Земля счастливых» и других – содержатся попытки нарисовать будущее как грядущую победу коммунистического общества во всем мире. Однако социальный образ будущего в них, как правило, подменялся научно-техническими прогнозами, футурологическими предсказаниями.

После бурного подъема и развития утопической литературы в 20-х годах наступил резкий спад, и начиная с 30-х годов утопии довольно редко появляются на книжных прилавках. Возрождению этого жанра в последние годы во многом способствовало развитие научной фантастики.

Существует много различных точек зрения о степени соотношения произведений научной фантастики и утопий. Одни литераторы склоняются к тому, что современная научная фантастика в своих исследованиях тесно связана с утопическим романом. Другие полагают, что научная фантастика – не что иное, как современная форма утопического романа. Многие произведения писателей-фантастов, в особенности посвященные проблемам будущего, либо по существу являются романами-утопиями, либо выполняют функцию утопических романов. Таковы «Туманность Андромеды» и «Час быка» Ефремова или «Полдень, XXII век» Стругацких. Вместе с тем многие писатели сохраняют верность традиционному утопическому жанру. Утопическая тема характерна для творчества Владимира Набокова («Ада», «Приглашение на казнь»). Во второй половине 80-х гг. появляются две антиутопии, которые симптоматично отражают время. Это небольшая повесть Александра Кабакова «Невозвращенец» и роман Владимира Войновича «Москва 2042». Оба автора изображают будущее как кошмар и полную катастрофу. Вместе с тем эти утопии очень разные. Утопия Кабакова – мрачный кошмар, впечатляющий своей сопоставимостью с современностью. Напротив, утопия Войновича – озорная, безудержная фантазия о будущем с самыми разными оттенками сатиры.

Все это свидетельствует о том, что многовековая традиция русского и зарубежного утопического романа не исчезает бесследно, а до сих пор продолжает питать современную литературу.

Материалы для выставки подготовлены Жигалкиной С. В. ведущим библиотекарем отдела художественной литературы.

Русская литература позапрошлого века сохранила для потомков множество имен талантливых поэтов и писателей. Произведения Одоевского - одного из них - представляют интерес и ныне. О его сказках, утопическом романе «4338-й год: Петербургские письма», сборнике «Русские ночи» пойдет речь в статье.

Периодизация творчества

Творчество писателя делится условно на три периода - в зависимости от места, где создавал Одоевский произведения. Первый «московский» этап отмечен его участием в кружке «Общество любомудрия» и пробами пера. После того как в 1826 году Одоевский переехал в Петербург, начался новый период его творчества, весьма плодотворный. Писатель выпустил в свет несколько сборников сказок, которые с удовольствием читаются даже сейчас, спустя почти 200 лет. Второй «московский» этап знаменуется созданием Одоевским «Русских ночей» - его лучшего произведения, а также трудов по музыке.

«Пестрые сказки»

Одоевский произведения свои зачастую выстраивал в циклы. Так, создавая «Пестрые сказки», писатель параллельно работал над сборником «Дом сумасшедших», посвященным теме гениального безумия. Тяготение к циклизации можно объяснить какими-то общими процессами, свойственными русской литературе тех времен. Тогда, в начале 30-х годов, в свет вышли «Повести Белкина» и «Вечера на хуторе близ Диканьки», которые представляли собой не что иное, нежели циклы. Ориентация на Пушкина обусловливает и сложную систему повествования в «Пестрых сказках». Аннотация к произведению Одоевского (или предисловие) вводит фигуру рассказчика - Иринея Модестовича Гомозейко. В отличие от всеохватного Ивана Петровича Белкина, повествователь в «Пестрых сказках» носит ярко выраженные автобиографические черты. Впоследствии он примерит на себя роль «литературного двойника», от лица которого писатель будет вести диалог с воспринимающей стороной - читателем.

Загадка «Городка в табакерке»

Вообще-то, писатель был первопроходцем в сказки, предназначенной для прочтения в первую очередь ребенком. В 1834 году появилось едва ли не самое известное произведение Одоевского - «Городок в табакерке». Сюжет его прост: папа показывает мальчику Мише Сын хочет узнать, как она работает, попасть в нее (что ему, к слову, удается, когда человечек из табакерки манит мальчика пальцем). Миша знакомится с жителями городка - молоточками и колокольчиками - и, проснувшись, понимает принцип работы приобретенной вещицы. При всех своих собственно художественных достоинствах сказка интересна как удачное сочетание просветительского пафоса и вымысла. Главная идея произведения - убедить читателя в том, что ребенку нужно учиться мыслить, анализировать, необходимо с детства воспитывать его тягу к знаниям.

«Русские ночи»

Жанр вышедших в 1844 году «Русских ночей» достаточно трудно обозначить. Зачастую это произведение Одоевского определяют как сборник статей, носящих философских характер. Они в полной мере отразили его представления о преображении мира, пути, по которому должна пройти Россия. Отметим, что публикации «Русских ночей» предшествовало углубление Одоевского в тайны точных наук - математики, физиологии и психологии, а также философии.

В то же время писатель остается верен мастерству слова. Подобно Вольтеру, он вкладывает идеи в емкие образы, скрывает философичность за интересной фабулой. Так строит Одоевский произведения на протяжении всего творчества. Сюжет сборника разворачивается вокруг нескольких молодых людей, которые собираются у общего знакомого, именуемого Фаустом. Там они обсуждают истории, стараясь осознать законы существования общества и проникнуть в тайны окружающего мира. Произведение отличает интеллектуализм, который доходит до максимума в описаниях творческого процесса. В этом случае созданные Одоевским образы выполняют искусство повествует об искусстве. Таким образом, русский писатель первой половины позапрошлого столетия оказывается неожиданно близким более поздним опытам авторов века ХХ (имеются в виду прежде всего интеллектуальные романы Томаса Манна).

Диалогизм «Русских ночей» - вот чего придерживался Одоевский. Произведения, помещенные в сборник, словно опасаются дать окончательный ответ, расставить точки над і. Вместо готового заключения читателю предлагается домыслить, порассуждать. Этим «Русские ночи» оказываются близки произведениям других писателей - Герцена и Белинского - весьма неожиданно, надо сказать, с учетом различия их эстетической ориентации.

«4338-й год» как утопический роман

В позапрошлом веке комета Биелы наделала много шума. Считалось, что через некоторое время она даже столкнется с поверхностью Земли. Некоторые произведения Одоевского отразили эту «тему кометы», среди них - утопический роман «4338-й год: Петербургские письма», который, к сожалению, остался незавершенным. Автор изображает мир через 2500 лет, когда развитие человечества позволит спасти от грозящей кометы.

Произведение содержит черты прогностической фантастики и утопического романа; автор предугадывает появление множества изобретений будущего, в том числе и Интернета. Однако изображаемое общество не столь благополучно, как кажется: все возрастающая информационная волна не щадит человеческие мозговые резервы. Утопия перерастает в антиутопию, дабы представить этот жанр в дальнейших произведениях (особенно в «Городе без имени»).

Введение

Владимир Федорович Одоевский (1803-1862)

Творчество В.Ф. Одоевского как писателя принадлежит романтической прозе 30-хгг.19 века. Много он сделал для развития детской литературы.

В его успешно сочетаются элементы романтического, реалистического и сентиментального повествования. Он одним из первых стал создавать произведения, ориентируясь на читателей младшего школьного возраста.

Для произведений В.Ф. Одоевского, адресованных детям, характерны естественность и научность содержания, увлекательность и драматизм повествования, убежденность в могуществе человеческого разума.

Он был педагогом, музыкальным критиком, писателем, философом. Очень серьезно он интересовался проблемами воспитания детей. В.Одоевский призывал воспитывать нравственного гуманного человека.

Педагогические взгляды В.Одоевского не совпадали с официальной педагогикой его времени. Он считал, что нужно в ребенке видеть человека и поддерживать в детях добрые начала, человеколюбие. Он призывал также пробуждать интерес детей к знаниям. В произведениях Одоевского, для детей,отразились его педагогические убеждения.

В.Ф.. Одоевский делил детей на «проснувшихся» и «не проснувшихся». «Не проснувшиеся» - это такие дети, которые не думают, не сочувствуют другим. Разбудить таких детей можно с помощью книги.

Он придавал большое значение детской литературе, способной пробудить ум и сердце ребенка. В.Ф. Одоевский начал писать для детей в 30-е годы XIX в., работая под псевдонимом «дедушка Ириней

При анализе русской детской литературы XVIII века нельзя обойти вниманием и творчество Владимира Федоровича Одоевского, который серьезно интересовался вопросами воспитания детей.

Прогрессивный писатель и своеобразный человек, Владимир Федорович Одоевский серьезно интересовался вопросами воспитания детей. Он долго работал над книгой «Наука до наук», которую задумал как педагогический трактат, посвященный основным принципам воспитания человека с детских лет.

Основная часть

Обращение В.Ф. Одоевского к детской литературе тесно связано с его склонностью к просветительству, но у него был и прирожденный талант детского писателя. Уже в начале 30-х годов появляются в журнале «Детская библиотека» его рассказы и сказки. В 1833 году Одоевский предпринимает издание альманаха «Детская книжка для воскресных дней», где звучат его мысли о воспитании: он помещает здесь не только художественные произведения, но и большой раздел образовательного характера, в который входят научно-популярные статьи и описания различных опытов, поделок, игр.

«Городок в табакерке» (1834) – первый совершенный образец художественно-познавательной сказки для детей. В ней научный материал (по существу, обучение механике, оптике и другим наукам) был подан в столь занимательной и близкой к детской психологии форме, что это вызвало восторженный отклик тогдашней критики. Белинский говорил: сюжет «так ловко приноровлен к детской фантазии, рассказ так увлекателен, а язык так правилен... дети поймут жизнь машины как какого-то живого индивидуального лица».

Все начинается с того, что мальчик Миша получает в подарок от отца музыкальный ящик. Мальчик поражен его красотой:

«Какая прекрасная табакерка! пёстренькая, из черепахи. А что на крышке-то! Ворота, башенки, домик, другой, третий, четвёртый, - и все, мал - мала меньше, и все золотые, а деревья - также золотые, а листики на них серебряные; а за деревьями встаёт солнышко, а от него розовые лучи расходятся по всему небу» . Вот бы войти туда и посмотреть, кто там живёт!..

Дети всегда радуются при восприятии прекрасного, оно рождает в них живой энтузиазм, желание творить. Эстетическое переживание вызывает активную работу воображения, побуждая к творчеству. Миша, заснув, творит во сне целый мир – и все из предметов, ему знакомых, но в сочетаниях чисто фантастических. Валик, колесики, молоточки, колокольчики, составляющие механизм музыкальной шкатулки, оказываются жителями маленького прекрасного городка. Роли действующих лиц и их поступки зависят от впечатления, которое они произвели на мальчика. Валик – толстый, в халате; он лежит на диване; это начальник-надзиратель, командующий дядьками-молоточками. Те, получив команду, колотят бедных мальчиков-колокольчиков с золотой головкой и в стальных юбочках. Но и над валиком есть власть: это царевна-пружинка. Она, как змейка, то свернется, то развернется – «и беспрестанно надзирателя под бок толкает».

Одоевский использует прием очеловечивания, а переход из реальности в сказку совершается с помощью приема сна. Научный материал «ловко приноровлен к детской фантазии» (Белинский).

Проснувшийся Миша уже понимает, как работает музыкальный ящик, причем действительно воспринимает машину «как какое-то живое индивидуальное лицо».

Обучение на конкретном опыте, связь обучения с реальностью – один из педагогических принципов В.Ф. Одоевского, и он нашел воплощение в этом произведении. Даже в фантастический мир оживших деталей автор ведет Мишу через сон – вполне реальное состояние ребенка. Этот же принцип он положил в основу и многих других сказок и рассказов, искусно сочетая реальные события с фантастикой

Одоевским созданы сказки: «Червячок», «Мороз Иванович», рассказы «Столяр», «Серебряный рубль», «Бедный Гнедко» и др.

1833 году увидели свет его «Пестрые сказки с красным словцом». В них рассказчик Ириней Модестович Гомозейка преподносил читателям в аллегорической форме то или иное нравоучение, фигура Гомозейки сложна и многогранна. С одной стороны он призывает к романтическому видению мира и постоянно рассуждает о человеческих добродетелях, о постижении первопричин мира,- о высоких материях. И при этом упрекает современников в недостатке воображения.

Однако, с другой стороны, в ходе повествования явственно ощущается автора по отношению к своему герою-сказочнику Гомозейке. Особенно это заметно тогда, когда тот заставляет действующих лиц, например паука, излагать вовсе не свойственные им по характеру мысли. Паук возвышенно рассуждает о , верности, благородстве и тут же жадно поедает свою жену и детей. Нередко в этих сказках возникает ситуация иронического преодоления романтического конфликта.

Особняком в «Пестрых сказках» стоит «Игоша», пожалуй, самое поэтическое и фантастическое произведение в книге. Связано это с фигурой мальчика - от его имени ведется повествование. Он подружился с домовым - по поверью, это каждый некрещеный младенец. Этот замысел связан с убеждением, что мир детских фантазий и народные поверья содержат поэтичность, мудрость и поспудные знания.

Мальчик услышал отца, как на постоялом дворе извозчики, обедая, отложили на столе кусок пирога и ложку - «для Игоши»,и ребенок верит. С тех пор Игоша и маленький рассказчик не расстаются. «Игоша» побуждает его к проказам, а в конце сказки исчезает, что знаменует взросление героя. Печальные интонации естественны для периода перехода от детства к отрочеству.

А в рассказе « Бедный Гнедко» уже другая воспитательная задача - пробудить в сердце ребенка к животным; заключая гуманную мысль в рамки рассказа о судьбе изнуренной лошади, когда-то бывшей веселым жеребенком, писатель впрямую обращается к детям: «Кто мучит лошадь, собаку, тот в состоянии мучить и человека». Несмотря на сильно проявляющиеся в «Сказках дедушки Иринея» дидактические тенденции и элементы естественнонаучного просветительства, они исполненные подлинной поэтичности.

Сказка «Червячок» (1838) обращает внимание ребенка на чудесное разнообразие мира природы и на непрерывность жизненного цикла; в доступной детям истории,о жизни и смерти маленького червячка, писатель затрагивает глубокую философскую тему.

В других сказках писатель использует традиции фольклорных сказок, как, например, в сказке «Мороз Иванович», содержание которой перекликается с русской народной сказкой «Морозко». включает традиционные сказочные мотивы (печь с пирожками, яблоня с золотыми яблочками). Сказка Одоевского построена на противопоставлении трудолюбия и лености , что подчеркивает эпиграф: «Нам даром, без труда, ничего не дается, - Недаром исстари пословица ведется». Рукодельница и в родном доме, и в гостях у Мороза Ивановича трудолюбива, прилежна, добросердечна, за что и была вознаграждена. Ленивица, только мух умевшая считать, не смогла ни перину снежную взбить, ни кушанье изготовить, ни платье починить.В финале сказки ленивица получает от Мороза Ивановича подарки, которые тают на глазах. Какова работа, такова и награда.

Одоевский стремится смягчить резкие повороты сюжетов, делает мир сказки более светлым. Так, в отличие от подобных народных сказок, здесь Ленивица наказывается более умеренно (как вы помните, старухина дочь в сказке «Морозко» погибает ). А к читателю обращено послесловие: «А вы, детушки, думайте, гадайте, что здесь, правда, что неправда; что сказано впрямь, что стороною; что шутки ради, что в наставленье».

В художественном отношении сказки и рассказы Одоевского традиционны - сентиментальны, откровенно дидактичны. Более оригинальны рассказы и очерки Одоевского научно-познавательного плана. Одоевский утвердил в литературе для детей жанры научно-художественной сказки, научно-познавательного рассказа, очерка. Успешно писал он волшебные сказки, рассказы, стихи, пьесы. В произведениях сочетаются элементы романтического, реалистического и сентиментального повествования. В его творчестве переплелись фантастика и пропаганда науки, просвещения, реалистичность и прямой дидактизм. Он одним из первых стал создавать произведения, ориентируясь на читателей младшего школьного возраста.

Творчество В.Ф. Одоевского разнообразно, глубоко по философской и нравственной направленности, его до сих пор высоко ценят и взрослые, и дети.

Заключение

Главной ролью детской литературы было и остается воспитание, нравственное сознание, верное представление о моральных ценностях. Сюжеты художественных произведений показывают что хорошо, а что плохо, очерчивают границы добра и зла, показывают модели поведения, которым можно или нельзя следовать. Детская книга помогает понять самого себя, других людей, их проблемы, чувства.Все это является залогом для формирования гармоничной, всесторонне развитой личности.

Творчество В.Ф.Одоевского достойно венчает развитие литературы для детей в первой половине XIX века. Первоначально представленная в немногочисленных произведениях, адресованных юным читателям, к середине прошлого века она утвердилась как самостоятельная ветвь отечественной словесности. Для юных читателей издавались десятки журналов, альманахов, в которых публиковались произведения профессиональных детских писателей. Литература для детей начинает развиваться как литература художественная и научно-познавательная. На пересечении появляется жанр научно-художественной сказки и рассказа.

Самый популярный и наиболее художественно разработанный жанр этого периода - литературная сказка. Она выросла на фундаменте народной сказки. Обогащенная традициями романтизма, литературная сказка способствовала дальнейшему развитию литературы для детей: так возникли научно-фантастическая сказка «Городок в табакерке» В.Одоевского, положившая начало научно-художественной литературе.

Одоевский прожил еще почти четверть века, неустанно трудясь на благо отечественного просвещения; он умер в 1869 году, пережив литературную известность, но оставшись для знавших его людей образцом человеческой порядочности, духовной широты, бескорыстия и трудолюбия.

Список литературы

1. Каменский З.А. Московский кружок любомудров. - М.: Наука, 1980. – 32с.

2. Князь Владимир Федорович Одоевский. Переписка с великой княгиней Марией Павловной, великой герцогиней Саксен-Веймер-Эйзенах. – М.: ИМлИ-РАН, 2006. – 376 с.

3. Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века». - М.: Модест -Колеров, 2003. – 304 с.

4. Русский романтизм. Сб. статей. / Отв. ред. К.Н.Григорьян. - Л.: Наука,Лени

5. Арзамасцева И.Н. Детская литература: учеб. для студ. высш. и сред. педагог. учеб. заведений/ И.Н. Арзамасцева, С.А. Николаева.-3-е изд.- М.: ,2005.

6. Детская литература: учеб. для студ. ср. проф. образования / под ред. Е.Е. Зубаревой.- М. : , 2004.

7. Минералова И.Г. Детская литература: учеб. пособие для студ. вузов / И.Г. Минералова.- М. : , 2002.

8. Русская литература для детей: учеб./ под ред. Т.Д. Полозовой. - М. : , 1997.

Интернет ресурсы

studopedia . ru /2_77190_ tema - tvorchestvo - l - n - tolstogo - dlya - detey . htmlschooltask . ru / detskie - skazki - v - f - odoevskogo /