По задумке Валентина Катаева, друзьям предстояло работать над романом втроем. Такое поступательное совместное творчество в чем-то напоминало опыты немецких романтиков начала XIX века и деятелей русского «Арзамаса», которые устраивали коллективные творческие «симпосии». Собираясь вместе, писатели читали фрагменты из своих произведений, после чего обычно происходили оживленные дискуссии на тему услышанного, во время которых авторские тексты не только обсуждались и критиковались, но и писались совместными усилиями, превращаясь тем самым в намеренно создаваемое коллективное произведение искусства. Литературным плодом подобных совместных встреч и креативных бдений стал, к примеру, роман Э. Т. А. Гофмана «Серапионовы братья». Название этого произведения в 1920-е годы в Советской России было использовано группой молодых литераторов (в их число входили Зощенко и Каверин), пытавшихся перенести принципы романтической иронии в изображении действительности на реалии молодого пролетарского государства. По сути, творческие и художественные принципы «Серапионов», в особенности Зощенко, легли в основу стиля и манеры изложения «Двенадцати стульев».

В годы НЭПа крестьяне торговали излишками своей продукции. (Pinterest)

Предполагалось, что черновик романа будет написан Ильфом и Петровым, а Катаеву отводилась роль маститого литературного редактора, чья популярность была залогом коммерческого успеха произведения. Прочитав первую редакцию романа в сентябре 1927 года, Катаев, однако, отказывается от соавторства — предполагаемые «литературные негры» сами прекрасно справились с поставленной задачей. Получив одобрительную рецензию именитого коллеги, Ильф и Петров с удвоенной энергией берутся за работу, пишут и днем, и ночью — уже с января главы «12 стульев» начинают публиковаться в иллюстрированном журнале «Тридцать дней». Своеобразная игра в «литературного отца» романа — стратегия, прочно укрепившаяся в русской литературной традиции. Не случайно в воспоминаниях Петрова история о сюжете-«подарке» связана с одним из псевдонимов Катаева — Старик Собакин (Старик Саббакин). Петров таким образом напомнил читателям о расхожей пушкинской строке: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил», которая подвергалась постоянным ироническим обыгрываниям в 1920-е. Посвящением Катаеву открывалось и первое издание «12 стульев».

Уже в начале публикации роман обрел невиданную популярность и сразу же разошелся на цитаты — небывалый случай в советской литературе. Однако, критика долгое время пребывала в растерянности, не понимая, как следует политически грамотно отреагировать на изданное произведение. В итоге, советские литературоведы условились считать объектом сатиры Ильфа и Петрова «отдельные недостатки», а не весь «советский образ жизни»: очень удобная формулировка как для поклонников, так и для оппонентов авторов «12 стульев». Стоит отметить, что действие в романе начинается весной и завершается осенью 1927 года — как раз накануне юбилея прихода к власти партии большевиков, десятилетия Советского государства. На это же время пришелся решающий этап открытой полемики официального партийного руководства с «левой оппозицией» — Л. Д. Троцким и его единомышленниками. Именно в контексте антитроцкистской полемики роман был необычайно актуален, тем более, что его сюжет строился на тезисах официальной пропаганды.

Частное предпринимательство в 1920-е годы. (Pinterest)

«12 стульев» можно со всей основательностью назвать «энциклопедией» советской жизни 1920-х годов. Не только главные герои романа, Остап Бендер и Киса Воробьянинов, но и эпизодические персонажи, созданные с помощью гротескного преувеличения, фельетонной гиперболизации, вышли со страниц романа и превратились в практически нарицательные типажи и даже своеобразные литературные «шаблоны».

Роман-путешествие бывшего уездного предводителя дворянства по своей структуре напоминает и авантюрные странствия Дон-Кихота, и масштабные картины русской действительности у Гоголя в «Мертвых душах». Путь Воробьянинова начинается в уездном городе N, откуда Ипполит Матвеевич отправляется в Старгород — туда же направляется и Остап Бендер. Их встреча стала некой «точкой бифуркации» для сюжетной канвы романа, а дальнейший совместный маршрут включает в себя тысячи километров пути. Зачин романа — «В уездном городе N…» — подчеркнуто традиционен и даже сказочен, нарочито связан с обыгрыванием и цитированием мотивов других литературных произведений. Образ провинциального городка создаётся с помощью изобразительных нюансов, растиражированных советской литературой 1920-х годов: безлюдные пространства в городской черте, животные наравне с развлекательными плакатами и афишами, единственный в уезде автомобиль.

Беспризорники в общежитии у приемника слушают радио. (Pinterest)

Описания советской столицы начинаются с небольшого лирического очерка о девяти вокзалах, через которые в Москву ежедневно входят тридцать тысяч приезжих. С Рязанского вокзала (ныне — Казанский) компаньоны направляются к общежитию имени Бертольда Шварца. В машинописную рукопись романа была включена фраза: «Когда проезжали Лубянскую площадь, Ипполит Матвеевич забеспокоился», — в журнальной же версии эту фразу решили убрать из политических соображений. Охотный Ряд описывается авторами как место, где царит суматоха; пресса тех лет, в том числе зарубежная, постоянно обращала внимание на беспорядочную уличную торговлю и борьбу милиции с несанкционированными «беспатентными» продавцами. Скелет — собственность студента Иванопуло — был куплен на Сухаревке, где находился большой стихийный рынок, а люди продавали фамильные ценности.

Кстати, описание «общежитного» быта практически полностью совпадает с реальными обстоятельствами жизни Ильфа, который, устроившись в 1923 году на работу в газету «Гудок», поселился в примыкающей к типографии комнате. Вся обстановка нехитрого быта состояла из матраса и стула, а вместо стен, как писал впоследствии Евгений Петров, стояли три фанерные ширмы. Это помещение стало прототипом комнаты-«пенала», в которой ютятся Коля и Лиза — обитатели общежития имени Бертольда Шварца. Обособление от коллективных реалий раннего советского общества и стремление к автономному, независимому существованию напоминает квартиру профессора Преображенского в калабуховском доме и «нехорошую квартиру» Воланда на Большой Садовой, 302-бис.

Одной из ярких примет советского быта 1920-х годов стала предпринимательская активность, показанная в романе на примере торговых «проектов» отца Федора: собаководство, изготовление мраморного стирочного мыла, разведение кроликов и организация домашних обедов. Современники отмечали, что объявления о частных кухнях были распространённым явлением: такого рода услуги нередко оказывали интеллигентные семьи, оказавшиеся в сложном финансовом положении. В момент встречи конкурентов в коридоре старгородской гостиницы «Сорбонна» Бендер обращается к отцу Фёдору со словами: «Старые вещи покупаем, новые крадём!». По воспоминаниям легендарного певца Леонида Утёсова, первая часть этой фразы была известна всем одесситам, а в послереволюционную пору и москвичам — так обозначали своё появление старьевщики, торговавшие во дворах подержанными вещами. Из их лексикона была взята и другая реплика Бендера, адресованная священнику: «Мне угодно продать вам старые брюки».

Частная торговля на улицах Москвы. (Pinterest)

В главе «Муза дальних странствий», где повествуется о приезде в Старгород сначала отца Фёдора, а затем Воробьянинова, присутствует панорамная зарисовка о поведении путешественников в дороге. Фраза «Пассажир очень много ест» совпадает с наблюдениями современников Ильфа и Петрова — тема продуктового изобилия в поездах зачастую становилась объектом газетных очерков: «Все пьют, обложившись продовольствием — огромными хлебами, огромным количеством ветчины, огромными колбасами, огромными сырами».

Ироничное отношение к вагонным кушаньям соседствовало в прессе с критикой в адрес тех, кто отличался «жадностью к мясу». Лозунг «Мясо — вредно», предложенный Альхеном во 2-м доме Старсобеса, таким образом, полностью соответствовал идеологическим установкам того времени. Похожую фразу («Какая-нибудь свиная котлета отнимает у человека неделю жизни!») произносит в разговоре с Лизой и Коля Калачов, а упоминаемые в диалоге мужа и жены монастырский борщ, фальшивый заяц и морковное жаркое входили, вероятно, в меню недорогих студенческих столовых. Название вегетарианского заведения «Не укради», в котором питаются супруги, — вымышленное, однако в Москве действительно существовал трактир с названием «Дай взойду» и диетические столовые «Я никого не ем», «Примирись» и «Гигиена».

Москва 1920-х годов. (Pinterest)

Менялась политическая и идеологическая обстановка в стране, а с ней — и отношение к роману Ильфа и Петрова. После очередного издания в 1948 году было вынесено специальное постановление секретариата Союза писателей, в котором публикация «12 стульев» называлась «грубой политической ошибкой», сам роман объявлялся «вредным», а авторы, не сразу поняв направлений общественного развития в СССР, «преувеличили место и значение нэпманских элементов».

Шедевр Ильфа и Петрова попал под цензурный запрет, который продолжался с 1949 по 1956 годы. Однако и с наступлением оттепели, позволившей «реабилитировать» роман, тысячи тиражей «12 стульев» непременно должны были сопровождаться пояснительными комментариями, которые, с одной стороны, восхваляли сатирические достоинства манеры Ильфа и Петрова, а с другой — представляли их, по словам писателя Константина Симонова, «людьми, глубоко верившими в победу светлого и разумного мира социализма над уродливым и дряхлым миром капитализма».

Легенда о создании «Двенадцати стульев» изложена братьями Катаевыми. Она никогда не оспаривалась и стала своеобразным каноном. Согласно писанию в середине 1927 года Валентин Катаев решил издать под своим именем авантюрный роман о жизни в СССР, заказав его, как он выражался, «литературным неграм»: младшему брату и Ильфу. Предполагалось, что книга будет подписана тремя фамилиями, Катаев брал на себя окончательную правку и издание.

Редактор LJ Media

XVII

Первая часть романа была написана за месяц, причём Катаев, отдыхая на юге, ленился отвечать на многочисленные письма соавторов. Текст оказался настолько хорош, что Катаев снял свою фамилию и посоветовал и дальше писать самостоятельно, правда с условием, что в книге будет посвящение в его адрес.

История излагается в развязном тоне и содержит много неточностей.

Например, Катаев утверждает, что Ильф и Петров к началу работы был практически не знакомы, хотя, например они только что вернулись из совместной поездки на Кавказ. (При этом, как я уже отмечал, Петров вообще затруднялся указать время и обстоятельства знакомства с Ильфом.)

Предполагаю, что они были знакомы ещё по Одессе, а запинка вызвана простым обстоятельством - иначе выходит, что в течении многих лет соавторам не пришла в голову самоочевидная мысль писать вместе.

Довольно странные разночтения в обстоятельствах предоставления рукописи тоже объясняются вполне утилитарно. Петров вспоминает, что Катаев молча читал принесенную ему рукопись, а Катаев утверждает, что рукопись читал вслух Петров. Вероятно, этого не было вообще, но Катаеву мизансцена «воспоминаний» Петрова показались неестественно официальной для братьев, и он заменил её более человечной сценой чтения - стандартной для литературного дебюта.

В целом же предложенная легенда о «литературных неграх» поражает своей абсурдностью. Литературные негры это профессиональные литераторы, которых нанимают, чтобы потом издать их тексты под чужим именем. Это не дилетанты, которые в процессе исполнения заказа должны осваивать основы литературного мастерства. Негры должны работать в поте лица, а не учится. И работать они должны уметь. А что написали Ильф и Петров к моменту заказа? Да НИЧЕГО.

Но, предположим, произошло чудо и «негры» себя показали хорошими литераторами. Зачем тогда Катаеву отказываться от авторства? Да ещё аргументируя это тем, что литературные негры принесли ХОРОШИЙ текст. Катаев должен был целиком присвоить себе «Двенадцать стульев», на худой конец, учитывая родственные связи, сделать широкий жест и стать одним из трех соавторов.

Можно сказать, что предложение Катаева было шуточным, но оно шуточное только в его изложении. Никаких шуток там не было. Ильф и Петров отнеслись к заказу крайне серьёзно и работали не покладая рук. Со стороны Катаева тоже всё было по взрослому. Им был заранее подписан договор с чёткими обязательствами по листажу и срокам. Договор был сделан по протекции крупного партийного чиновника Нарбута в суровое время сворачивания НЭПа.

Катаев хотел на этом заработать и заработать хорошо. Его отношение к денежным вопросам зафиксировал Бунин в своем одесском дневнике:

«Был Валентин Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки...»

Просто и ясно. Этому кредо Катаев неукоснительно следовал всю жизнь, живя в СССР долго и хорошо.

История с посвящением тоже выглядит странно. Вымогать посвящение неприлично, это дело глубоко интимное. Просить посвящение может любимая женщина, просить его от младшего брата, с которым общение идет в грубовато-покровительственном тоне, это не по Станиславскому.

Выходит, что нелепое сентиментальное посвящение было принципиальному цинику Катаеву зачем-то нужно.

Полагаю, что Катаев просто испугался. «Двенадцать стульев» пронизаны насмешками над советскими литераторами. Эти насмешки были большей частью непонятны основной массе читающей публики, но совершенно прозрачны для своих. В 90-е годы подтекст книги был достаточно подробно откомментирован - например, Михаилом Одесским и Давидом Фельдманом. Советские литературоведы довольно подробно разобрали, что к чему, но оказались совершенно не способными увидеть за деревьями леса.

Возьмем разбор главы о Ляписе Трубецком.

а) Совершенно правильно указывается, что Ляпис Трубецкой это Маяковский, а несколько намеков на второстепенного поэта Колычева и т.д. - ложный маневр, призванный в случае чего лишить скандалящего Маяковского легальной доказательной базы.

б) Маяковский изображается беспринципным и бездарным халтурщиком. (Как ни парадоксально, это довольно беззубо. Изображение литературного приспособленчества к концу 20-х было заезженным местом. И в СССР, и в русской прессе.)

в) Маяковский невежествен, пишет про «стремительный домкрат» - прямая отсылка к поэме 150 000 000, где Владимир Владимирович спутал узлы с милями. (Тоже терпимый наскок.)

г) Высмеивается личная драма Маяковского. Ляпис Трубецкой посвящает поэму Хине Члек, с которой он расстался (Маяковский расстается с Лилей Брик в 1925). Это уже вмешательство в личную жизнь, вещь посерьёзнее.

д) Но дело не в этом. Ляпис Трубецкой пишет стихи

Служил Гаврила почтальоном,

Гаврила письма разносил... ,

о том, как доблестного работника связи убивают переодетые фашисты. Это насмешка над недавно написанным стихотворением Маяковского о погибшем советском дипкурьере Теодоре Нетте - вещь АБСОЛЮТНО неприемлемая.

И это ещё не всё. Например, я могу подбросить полешек: в реальности Нетте убили... братья Гавриловичи. Или вот это: само имя «Ляпис Трубецкой» это «ж​**а, играющая на трубе». «Ляпис» это не только «ляпсус» но и «адский камень», «Трубецкой» это по-дворянски звучащая фамилия Маяковского, его трубный голос и «флейта водосточных труб» из его стихотворения. Адская труба это духовой инструмент, вставленный в задний проход - сюжет картин Босха и Брейгеля.

Возникает естественный (но почему-то не пришедший советским литературоведам в голову) вопрос: ЗА ЧТО?

То, что написано о Маяковском в «Двенадцати стульях», это чудовищное глумление, какая-то окончательная, сатанинская разделка человека. Откуда такой накал у Ильфа и Петрова, или у самого Катаева (Одесский и Фельдман имеют наивность полагать, что идея издевательства над Маяковским прежде всего исходила от него)? Братья Катаевы лояльные приспособленцы, Ильф человек более резкий, но Маяковский был его кумиром.

А вот у Булгакова к Маяковскому были серьёзные счёты. Да и к самой советской власти. Все его произведения пронизаны скрытой ненавистью к СССР и социализму, такой, что он не может остановиться. Когда Булгаков устроился на работу в «Гудок», то первым делом изобрел себе псевдоним: «Герасим Петрович Ухов». Второй фельетон он подписал покороче: «Г.П.Ухов». А третий подлиннее: «Разговор подслушал Г.П.Ухов». Тут до ответственного секретаря дошло, он выбежал из своего кабинета и стал орать на Булгакова.

Причём все филологические кунштюки Михаила Афанасьевича имеют огромную избыточность и предумышленность - не надо забывать, что мы имеем дело с гением. «Герасим Петрович Ухов» это в одном флаконе и глухонемой Герасим и Му-Му - будущий герой «Собачьего сердца».

И в этом весь Булгаков.

«Двенадцать стульев», а затем «Золотой теленок» антисоветские книги хуже «Архипелага ГУЛАГа». «Собачье сердце» по сравнению с ними просто-таки панегирик советской власти. Именно потому, что Булгаков был укрыт под двойным одеялом анонимности, он позволил себе пошутить всласть.

Помните партийный и государственный гимн 20-30-х?

Никто не даст нам избавленья,

Ни Бог, ни царь и не герой,

Добьемся мы освобожденья

своею собственной рукой.

Под пером мастера эти строчки превратились в «Спасение утопающих дело рук самих утопающих». Невозможно представить, чтобы политрук Петров даже помыслил себе подобное кощунство.

А печатная машинка с грузинским акцентом в «Рогах и копытах» («е» не работает, и печатают через «э»); «трудящийся востока» князь Гигиенишвили (гиена, проводящая чистки)?

Или вот куда этот кусок, написанный про Изнуренкова-Глушкова, а на самом деле про Сталина:

«Об Авессаломе Владимировиче Изнуренкове можно было сказать, что другого такого человека нет во всей республике. Республика ценила его по заслугам. Он приносил ей большую пользу. И за всем тем он оставался неизвестным, хотя в своем искусстве он был таким же мастером, как Шаляпин - в пении, Горький - в литературе, Капабланка - в шахматах, Мельников - в беге на коньках и самый носатый, самый коричневый ассириец, занимающий лучшее место на углу Тверской и Камергерского, - в чистке сапог желтым кремом. Шаляпин пел. Горький писал большой роман. Капабланка готовился к матчу с Алехиным. Мельников рвал рекорды. Ассириец доводил штиблеты граждан до солнечного блеска. Авессалом Изнуренков - острил».

Это чудовищное издевательство профессионального литератора экстра-класса. Когда оскорбление лежит на поверхности, его не понимают те, кто не должен понимать, а те, кому оно по уму, корчатся от хохота. Это классический английский юмор - не случайно любимым иностранным писателем Булгакова был Диккенс.

Когда Булгаков принес рукопись Катаеву, тот понял две вещи. Во-первых, это деньги. Большие деньги. В своих зашифрованных мемуарах Катаев описывает свое обращение к Ильфу и Петрову:

«Молодые люди, - сказал я строго, подражая дидактической манере Булгакова - знаете ли вы, что вашему пока еще не дописанному роману предстоит не только долгая жизнь, но также и мировая слава?»

Полагаю, что это сказал Катаеву и Ко сам Булгаков. Когда вручал рукопись.

Но Катаев понял и второе: Ставить под такой вещью свою подпись нельзя. Прямо там ничего нет, но он лицо в Москве заметное, так что будут копать. Будут копать - докопаются. А с сосунков взятки гладки.

И действительно, Ильф и Петров были настолько наивны, что так до конца и не поняли, на что подписались.

Поэтому понятна настойчивость Катаева с посвящением. С Булгаковым был уговор, что будет стоять три фамилии и его фамилия из всех трёх самая важная. Сохраняя посвящение, он обозначал свое присутствие в проекте: из дела не уходит, прикрытие книги будет осуществлять, с изданием поможет. А поэтому и обговоренную часть гонорара возьмет себе. Думаю, Булгакову и Катаеву полагалось по 50%, но Катаев из своей части процентов 10% выделил «неграм».

XVIII

Теперь зачем это было нужно самому Булгакову.

«Товарищ Сталин приказал ГПУ заставить Булгакова написать советский роман, чтобы затем опубликовать его от имени бездарных, но вполне советских авторов».

Это такой же бред, как конспирологическая теория убийства солнца русской поэзии: международный аристократический союз русофобов «принял решение» об убийстве главного русского поэта Пушкина. Делать нечего было европейским королям и принцам, как убивать безобидного восточноевропейского литератора средней руки (масштаб Пушкина в их восприятии).

Идея созрела среди писательского окружения Булгакова и конечно могла осуществиться только при его доброй воле.

К 1927 году Булгаков догадался, что критике его подвергают не за какие-то конкретные произведения, а просто потому, что его имя подвёрстано в список врагов советской власти. Поэтому что бы он ни писал, всё будет плохо.

Открыто советской вещи он категорически писать не хотел, это выглядело бы как двурушничество. Причём не только в глазах его сословия, но и в глазах советских чиновников, которые такую книгу тем более отказались бы печатать. Для того, чтобы писать «Бронепоезд 14-69», «Танкер „Дербент“» или «Цемент» нужно было иметь соответствующий послужной список.

Всё остальное у Булгакова или вообще не печатали или печатали по чайной ложке, с огромным скрипом и последующей нервотрёпкой. Писать же Булгакову хотелось ОЧЕНЬ. Писал он быстро и метко. Кроме всего прочего, Михаил Афанасьевич был прирожденным полемистом. Ему нравилось поучать, доказывать свою правоту - делал он это остроумно, точно и в режиме живого времени.

Булгаков тщательно подклеивал в альбом все статьи о своем творчестве. Его бесило не то что 95% из них несправедливые и ругательные, а то, что ему не дают никакой возможности ответить, и советские «критики» это прекрасно знают.

В конце 1926 года Маяковский распинался:

«Товарищи, «Белая гвардия» это не случайность в репертуаре Художественного театра. Я думаю, что это правильное логическое завершение: начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили „Белой гвардией“... это нарвало и прорвалось.. На генеральной репетиции с публикой, когда на сцене появились белогвардейцы, два комсомольца стали свистеть и их вывели из зала. Давайте я вам поставлю срыв этой пьесы - меня не выведут. 200 человек будут свистеть, а сорвем, и скандала, и милиции, и протоколов не побоимся. Товарищ здесь возмущался: „Коммунистов выводят. Что это такое?!“. Это правильно, что нас выводят. Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть - и пискнул. А дальше мы не дадим... Запрещать пьесу не надо. Чего вы добьетесь запрещением? Что эта „литература“ будет разноситься по углам и читаться с таким удовольствием, как я 200 раз читал в переписанном виде порнографию Есенина. А вот, если на всех составлять протоколы, на тех, кто свистит, то введите протоколы и на тех, кто аплодирует».

(Дополнительную пикантность словам Маяковского придает тот факт, что он не имел никакого отношения к коммунистической партии, и его туда никто никогда не приглашал. Для властей Маяковский был дворянской проституткой, он сам это прекрасно знал, и таковой, на самом деле, и являлся.)

Легально ответить мерзавцу и стукачу Булгаков не мог.

К 1927 году у Булгакова накопилось тем на несколько толстых книг. Причём его тяготила не только советская цензура, но и имидж белогвардейца, которым он никогда не был. Он не участвовал в политических событиях 17-го года, его участие в гражданской войне было ситуационным и эпизодическим.

Крах белого движения для него был личной трагедией, как и для всех русских, но, в то же время, он прекрасно сознавал, что крах этот не есть следствие случайного стечения обстоятельств, а вызван глубокими внутренними причинами. В том числе - слабостью господствующего класса России, и политическими ошибками многочисленных либеральных кретинов вроде Родзянки, Керенского и Милюкова. Которых было так много, что дело не в несчастном случае, а в причинах геологических. «Страна дураков».

Проблема исторической России была не в том, что там появился Ленин, а в том, что там таких лениных была огромная толпа, и Владимир Ильич был среди них не самым худшим. Ленин был органичным членом многотысячной корпорации азиатских «недремлющих лоботрясов». Как я писал в прошлом посте, он вполне мог выступать в 1918 году на стороне белых.

Судите сами. Две крупнейшие революционные партии России - социал-демократы и социал-революционеры. Обе партии входили во Второй Интернационал. Партия эсеров была более кровожадной, она совершила 90% террористических актов и критиковала социал-демократов за умеренность. В октябре 1917 к власти пришли две партии - часть старых социал-демократов (коммунисты) и часть старых социалистов-революционеров (левые эсеры). Коллективизация сельского хозяйства это программа эсеров, а не эсдеков, которых эсеры всё время критиковали за кулацкий уклон в деревне.

Главой эсеров в 1917 году был Чернов, как и Ленин капитулянт, бездарный литератор и агент германской разведки. Весьма вероятно, что если бы ставка была сделана на Чернова, Ленин бы в начале 1918 бежал в родную Самару (где социалисты образовали параллельное правительство) и стал критиковать террористический режим Чернова. Чернов в условиях начинающейся гражданской войны убил бы Николая II и его семью, далее со всеми остановками. (То, что убил бы, в этом можно не сомневаться - убили же эсеры в 1905 великого князя Сергия.) А потом Ленин в Берлине или Стокгольме сидел бы со своим другом Мартовым и критиковал эсеровские зверства.

Булгаков изобразил Ленина отчасти в образе Преображенского и уж совсем точно в образе Персикова («Роковые яйца»). И Преображенский и Персиков типичные русские интеллигенты, то есть умные и легкомысленные живодёры.

У Катаева было понимание этого настроя Булгакова, но конечно помогать из идейных или дружеских соображений он бы не стал. Им двигала жажда наживы. Он прекрасно понимал, что Булгакову ничего не стоит написать бестселлер. Понимал это и Булгаков, и это его угнетало ещё больше. Деньги ему были нужны не меньше, чем Катаеву, в отличие от Катаева, он мог их легко заработать, но заработать не давали.

Возьмем историю с пьесой «Кабала святош». Пьесу ему заказал МХАТ в 1929 году. Булгаков прекрасно справился с заданием за два месяца. Получилась блестящая, остроумная и одновременно глубокая пьеса о Мольере. Естественно никакой политики там не было, сам сюжет был вполне в русле советской идеологии (церковники и бюрократы мешают творчеству прогрессивного драматурга). Пьеса понравилась Станиславскому, её подготовили к постановке весной 1930 года и... запретили. Даже после знаменитого звонка Сталина потребовалось полтора года, чтобы снова начать работать над пьесой. В результате она вышла на сцену в 1936 году, и после семи представлений была запрещена. При этом на пьесе оттоптались все кому не лень. Оказывается, это Булгаков вывел себя в роли Мольера, святоши это партийные критики и функционеры. Потом Мольер у Булгакова вышел пошляком, пьеса мелкобуржуазная и т.д. и т.п.

В 60-80-е пьеса шла в советских театрах и пользовалась большим успехом. Ничего криминального там не было.

Что было бы, если бы Булгаков выпустил пьесу анонимно? Её бы благополучно поставили в десятке театров с гарантированным кассовым успехом. Безо всякой нервотрёпки Михаил Афанасьевич получил бы стабильный доход, ибо успешная пьеса это клондайк для автора.

Булгаков пытался привлекать к работе над пьесами соавторов (например, Вересаева), но шло очень туго. Мало кто хотел связываться с одиозным именем, а кроме того, Михаил Афанасьевич органически не терпел постороннего вмешательства в творческий процесс (что естественно).

Ну, вот так и созрело. Булгаков пишет, Катаев публикует, а деньги поровну. Чтобы убрать стилистические подозрения, Катаев привлек двух соавторов, чтобы было на кого кивать. Булгаков естественно постарался убрать прямое самоцитирование и характерные обороты - для стилиста его класса это было не трудно.

Кроме того, Булгаков мог попросить влиятельного Катаева похлопотать о возвращении конфискованных рукописей из ГПУ. Действительно их скоро вернули. С деньгами тоже все вышло - в 1927 году Булгаков переехал в отдельную трехкомнатную квартиру.

Вероятно, сначала Булгаков отнесся к затее как к халтуре, но по настоящему талантливый человек халтурить не способен, идея его увлекла и он написал первоклассный роман. Было ли ему жалко его отдавать? Думаю не очень, - в силу изложенных выше соображений. В дальнейшем он, конечно, надеялся раскрыть мистификацию, но это было бы возможно только после ослаблении власти ГПУ и кардинальной перестройки политической жизни СССР. К 1934 ему уже было не до дилогии, так как стало ясно, что строй может поменяться только в далёком будущем или в случае глобальной интервенции.

История публикации «Двенадцати стульев» показала, что Булгаков правильно оценил ситуацию. Он понимал, что никакой литературной критики в СССР нет, а есть свора завистливых азиатских идиотов с полусредним образованием. Ильф и Петров значились в списках совершенно благонадёжных литераторов, причем где-то во второй половине, или даже ближе к концу. Поскольку никаких разнарядок не было, идиоты не знали что писать. ЯВНО антисоветского в книге ничего не было, кроме того была вялая протекция от литературных верхов. Так что с места в карьер в минус ничего писать было нельзя. А в плюс люди от себя ничего не писали - по собственной убогой озлобленности. Первый год публикацию «Двенадцати стульев» сопровождала приятая тишина (мечта Булгакова).

Далее началось оживление, был издан «Золотой теленок», после 1934 года началась постепенно увеличивающаяся проработка, но, в общем, всё прошло без сучка, без задоринки. Снятие Нарбута немного затормозило публикацию «Теленка» и только. Вероятно, этот роман должны были издать в том же 1928 году, у Петрова есть указание на то, что с самого начала планировалось издание двух книг в авторском составе «Катаев и Петров» и «Катаев и Ильф» (см. пост об Ильфе и Петрове).

Ильф и Петров вели себя хорошо. Они достаточно правдоподобно изображали тихих и скромных авторов, хлопали глазками на собраниях, умело уходили от каких-либо дискуссий о своем творчестве. Что-то им перепало от катаевско-булгаковского стола, гораздо больше они получили в виде косвенных преференций от популярности: блага по линии писательских организаций, зарубежные командировки, интервью, выгодную работу, привилегии в публикации собственных скромных сочинений.

От Булгакова они держались на некоторой дистанции, но поддерживали дружеские отношения. Это говорит об отсутствии взаимных претензий. Характерно, что в романах описывается масса знакомых Булгакова, Ильфа и Петрова, но самой тройки нет. Есть Валентин Катаев (инженер Брунс).

(Правда Булгаков на самом деле присутствует - и в «Двенадцати стульях» и в «Золотом теленке». Но об этом в следующем посте.)

Давно замечено, что в «Двенадцати стульях» есть масса заимствований из булгаковских произведений, фактически на уровне плагиата. Аметистов и Обольянинов из «Зойкиной квартиры» это Бендер и Воробьянинов. Приведу всего один убийственный пример. Аметистов мечтает эмигрировать из СССР, его присказкой становятся мечты о жизни в Ницце:

«Ах, Ницца, Ницца, когда же я тебя увижу? Лазурное море, и я на берегу его в белых брюках!»

«Моя мечта уехать с любимой женщиной в Ниццу, туда, где цветут рододендроны...

В «Двенадцати стульях» Ницца превратилась в Рио-де-Жанейро и понятно почему. Ницца была модным русским курортом, а после революции одним из центров эмиграции. Образ Бендера подчёркнуто аполитичен, поэтому белоэмигрантская Ницца заменена на довольно бессмысленное, но зато политически нейтральное Рио-де-Жанейро.

Сторонники официальной версии объясняют сходство романов Ильфа и Петрова с произведениями Булгакова самыми разными причинами. Но советские литературоведы таким образом опять не видят за деревьями леса.

Булгаков был писателем, крайне щепетильно относящимся к авторским правам. Например, он разорвал отношения с братом-эмигрантом, когда узнал, что тот на некоторое время задержал денежный перевод части заграничного гонорара. Плагиаторы Ильф и Петров стали бы для Булгакова не только предметом едких насмешек, но и личными врагами.

Верно и другое. Любые формы шантажа, вымогательства рукописи, грубого вмешательства в авторский замысел вызвали бы со стороны Булгакова бойкот. Он мог бы пойти на то, чтобы в принудительном порядке написать для других людей текст. Например, чтобы сохранить свободу себе и своим близким. Но поддерживать затем с шантажистами добрососедские отношения - никогда.

Очевидно, инициатива публикации исходила от самого Булгакова, и Михаил Афанасьевич очень тщательно выбрал компаньонов для своей вынужденной литературной мистификации. Он мог дать свою вещь только людям, которых считал людьми своего круга - по образованию и степени порядочности. Человек, который ставил свою подпись под вещью Булгакова должен был безусловно понимать, что делает и зачем, и при этом не потерять лица.

Катаев для Булгакова был менеджером, его брат - ширмой для участия в деле. Очевидно единственным человеком, который в данной ситуации для Булгакова являлся полноценным компаньоном, являлся Ильф.

Иван Илья Арнольдович с точки зрения Булгакова был остроумным человеком его круга, не лишенным литературных способностей, и одновременно человеком, по расовым соображениям приемлемым для советских властей.

В этом и таится разгадка фрагментов из ильфовских записных книжек. Булгакову нужен был человек, понимающий в тексте то, что он должен был понимать, и способный установить с этим текстом содержательный диалог. То есть способный принять ХОТЬ КАКОЕ-ТО участие в написании текста, и тем самым реабилитировать своё участие в подлоге написании романов. Настоящие соавторы Булгакову были не нужны, они ему только мешали. Ему был нужен вдумчивый читатель и ценитель, способный, попыхивая трубкой, посоветовать два-три интересных и уместных поворота сюжета. Что Ильф и сделал. Его беседы с Булгаковым очеловечили бесчеловечную и унизительную для авторского самолюбия ситуацию.

И наконец, последнее - в виде цветов на могилу авторства Ильфа и Петрова. Общительный и веселый Булгаков, прочитав «Двенадцать стульев», а потом и «Золотого теленка» хохотал бы до упаду, засыпал авторов письмами и комплиментами, постоянно говорил бы о содержании книг и т.д. Если бы его что-то в романах не устроило - реакция была бы ещё более бурной. Булгаков был великим сатириком и не мог не оставить без внимания единственные по настоящему смешные книги России 20-30-х годов. Однако он эти книги не заметил. Набоков из своей эмиграции заметил. А Булгаков из Москвы - нет.

ИЛЬФ И ПЕТРОВ – Ильф, Илья Арнольдович (1897–1937) (наст. фамилия Файнзильберг), Петров Евгений Петровия (1903–1942) (наст. фамилия Катаев), русские прозаики.

Ильф родился 4 (16) октября 1897 в Одессе в семье банковского служащего. В 1913 окончил техническую школу, после чего работал в чертежном бюро, на телефонной станции, на авиационном заводе, на фабрике ручных гранат. После революции был бухгалтером, журналистом в ЮгРОСТА, редактором в юмористических и др. журналах, членом Одесского союза поэтов. В 1923 приехал в Москву, стал сотрудником газеты «Гудок», с которой в 1920-е годы сотрудничали М.Булгаков, Ю.Олеша и другие известные впоследствии писатели. Ильф писал материалы юмористического и сатирического характера – в основном фельетоны. Петров родился 30 ноября 1903 в Одессе в семье преподавателя. Стал прототипом Павлика Бачея в трилогии своего старшего брата Валентина Катаева Волны Черного моря . В 1920 окончил классическую гимназию и стал корреспондентом Украинского телеграфного агентства. В автобиографии Ильфа и Петрова (1929) о Петрове сказано: «После этого в течение трех лет служил инспектором уголовного розыска. Первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины». В 1923 Петров приехал в Москву. В.Катаев ввел его в среду журналистов и литераторов. Петров стал сотрудником журнала «Красный перец», а в 1926 пришел работать в журнал «Гудок». Как и Ильф, писал в основном юмористические и сатирические материалы.

В 1927 с совместной работы над романом Двенадцать стульев началось творческое содружество Ильфа и Петрова. Сюжетная основа романа была подсказана Катаевым, которому авторы посвятили это произведение. В воспоминаниях об Ильфе Петров впоследствии писал: «Мы быстро сошлись на том, что сюжет со стульями не должен быть основой романа, а только причиной, поводом к тому, чтобы показать жизнь». Это в полной мере удалось соавторам: их произведения стали ярчайшей «энциклопедией советской жизни» конца 1920-х – начала 1930-х годов.

Роман был написан менее чем за полгода; в 1928 он был издан в журнале «30 дней» и в издательстве «Земля и фабрика». В книжном издании соавторы восстановили купюры, которые вынуждены были сделать по требованию редактора журнала.

Остап Бендер первоначально был задуман как второстепенный персонаж. Для него у Ильфа и Петрова была заготовлена только фраза: «Ключ от квартиры, где деньги лежат». Впоследствии, как и множество других фраз из романов об Остапе Бендере («Лед тронулся, господа присяжные заседатели!»; «Знойная женщина – мечта поэта»; «Утром деньги – вечером стулья»; «Не буди во мне зверя» и др.), она стала крылатой. По воспоминаниям Петрова, «Бендер стал постепенно выпирать из приготовленных для него рамок, скоро мы уже не могли с ним сладить. К концу романа мы обращались с ним, как с живым человеком, и часто сердились на него за нахальство, с которым он пролезал в каждую главу».

Некоторые образы романа были намечены в записных книжках Ильфа и в юмористических рассказах Петрова. Так, у Ильфа есть запись: «Двое молодых. На все жизненные явления отвечают только восклицаниями. Первый говорит – «жуть», второй – «красота». В юмореске Петрова Даровитая девушка (1927) девица «с малообещающим лобиком» разговаривает языком героини Двенадцати стульев людоедки Эллочки.

Роман Двенадцать стульев привлек внимание читателей, но критики его не заметили. О.Мандельштам с возмущением писал в 1929 о том, что этот «брызжущий весельем памфлет» оказался не нужен рецензентам. Рецензия А.Тарасенкова в «Литературной газете» была озаглавлена Книга, о которой не пишут . Рапповская критика назвала роман «серенькой посредственностью» и отметила, что в нем нет «зарядки глубокой ненависти к классовому врагу».

Ильф и Петров начали работать над продолжением романа. Для этого им пришлось «воскресить» Остапа Бендера, зарезанного в финале Двенадцати стульев Кисой Воробьяниновым. Новый роман Золотой теленок был опубликован в 1931 в журнале «30 дней», в 1933 вышел отдельной книгой в издательстве «Федерация». После выхода Золотого теленка дилогия стала необыкновенно популярной не только в СССР, но и за границей. Западные критики сравнивали ее с Приключениями бравого солдата Швейка Я.Гашека. Л.Фейхтвангер писал, что никогда не видел, чтобы «содружество переросло в такое творческое единство». Даже В.В.Набоков, презрительно отзывавшийся о советской литературе, отметил в 1967 поразительную одаренность Ильфа и Петрова и назвал их произведения «совершенно первоклассными».

В обоих романах Ильф и Петров пародировали советскую действительность – например, ее идеологические клише («Пиво отпускается только членам профсоюза» и т.п.). Предметом пародии стали и спектакли Мейерхольда (Женитьба в театре Колумба), и опубликованная в 1920-е годы переписка Ф.М.Достоевского с женой (письма отца Федора), и искания постреволюционной интеллигенции («сермяжная правда» Васисуалия Лоханкина). Это дало основания некоторым представителям первой русской эмиграции назвать романы Ильфа и Петрова пасквилем на русскую интеллигенцию.

В 1948 секретариат Союза писателей постановил считать Двенадцать стульев и Золотой теленок пасквилянтскими и клеветническими книгами, переиздание которых «может вызвать только возмущение со стороны советских читателей». Запрет на переиздание был закреплен и специальным постановлением ЦК ВКП(б), действовавшим до 1956.

Между двумя романами о Бендере Ильф и Петров написали сатирическую повесть Светлая личность (1928), две серии гротескных новелл Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска и 1001 день, или Новая Шахерезада (1929) и др. произведения.

С 1932 Ильф и Петров начали писать фельетоны для газеты «Правда». В 1933–1934 побывали в Западной Европе, в 1935 – в США. Очерки о путешествии в США составили книгу Одноэтажная Америка (1937). Это было произведение о небольших провинциальных городках и фермах, а в конечном счете – о «среднем американце».

Творческое сотрудничество писателей прервала смерть Ильфа в Москве 13 апреля 1937. Петров прилагал много усилий для публикации записных книжек Ильфа, задумал большое произведение Мой друг Ильф . В 1939–1942 Петров работал над романом Путешествие в страну коммунизма , в котором описывал СССР в 1963.

Во время Великой Отечественной войны Петров стал фронтовым корреспондентом. Погиб 2 июля 1942 в авиакатастрофе, возвращаясь в Москву из Севастополя.

Сочинения

• роман «Двенадцать стульев » (1928);
• роман «Золотой телёнок» (1931);
• новеллы «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска » (1928);
• фантастическая повесть «Светлая личность»;
• новеллы «Тысяча и один день, или Новая Шахерезада » (1929);
• сценарий фильма «Однажды летом» (1936);
• повесть «Одноэтажная Америка » (1937).

Собрание сочинений Ильи Ильфа и Евгения Петрова в пяти томах было повторно (после 1939 года) издано в 1961 году Госиздательством художественной литературы. Во вступительной статье к этому собранию сочинений, Д. И. Заславский писал:

Судьба литературного содружества Ильфа и Петрова необычна. Она трогает и волнует. Они работали вместе недолго, всего десять лет, но в истории советской литературы оставили глубокий, неизгладимый след. Память о них не меркнет, и любовь читателей к их книгам не слабеет. Широкой известностью пользуются романы „Двенадцать стульев “ и „Золотой телёнок “.

Экранизации произведений

1. - Однажды летом
2. - Совершенно серьёзно (очерк Как создавался Робинзон)
3. - Ехали в трамвае Ильф и Петров (по мотивам рассказов и фельетонов)

Интересные факты из биографии писателей

Через несколько лет после начала совместной творческой деятельности Илья Ильф и Евгений Петров написали (в 1929г.) своеобразную «двойную автобиографию» (текст можно прочесть: Ильф И., Петров Е., Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1, Москва, 1961, с.236), в которой с присущим им замечательным юмором рассказали о том, как родились, росли, мужали и наконец соединились (в 1925г.) две «половины» автора «Двенадцати стульев», сатирической повести «Светлая личность», гротескных новелл «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска» и проч.

Илья Ильф родился в семье банковского служащего и в 1913г. окончил техническую школу. Работал в чертёжном бюро, на телефонной станции, на авиационном заводе и на фабрике ручных гранат. После чего стал статистиком, потом - редактором юмористического журнала «Синдетикон», в котором писал стихи под женским псевдонимом, бухгалтером и членом Президиума Одесского союза поэтов.

Евгений Петров родился в семье преподавателя и в 1920г. окончил классическую гимназию, после чего сделался студентом Украинского телеграфного агентства. После, в течение трёх лет, служил инспектором уголовного розыска. Первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины. В 1923г. Евгений Петров переехал в Москву, где продолжил образование, одновременно работая в юмористических газетах и журналах. Написал несколько книжек юмористических рассказов.

Евгений Петров был младшим братом известного советского писателя Валентина Катаева.

Память

• Писателям открыты памятники в Одессе . Памятник, показанный в конце фильма «Двенадцать стульев» (1971), в действительности никогда не существовал.
• Пропагандирует произведения своих «двух отцов» дочь Ильфа - Александра, которая работает редактором издательства, где переводит тексты на английский язык. К примеру, благодаря её труду в издание вышла полная авторская версия Двенадцати стульев, без цензуры и с невключенной в ранние тексты главой.

См. также

Категории:

• Персоналии по алфавиту
• Писатели по алфавиту
• Писатели СССР
• Соавторы
• Ильф и Петров
• Персоналии, известные под литературными псевдонимами

Wikimedia Foundation . 2010 .

• Задница
• Эффект домино

Смотреть что такое "Ильф и Петров" в других словарях:

Ильф и Петров - писатели, соавторы. Илья Ильф (настоящие имя и фамилия Илья Арнольдович Файнзильберг) (1897, Одесса 1937, Москва), родился в семье банковского служащего, после окончания технической школы работал чертёжником, телефонным монтёром, токарем,… … Москва (энциклопедия)

ИЛЬФ И ПЕТРОВ - ИЛЬФ И. и ПЕТРОВ Е., русские писатели, соавторы: Ильф Илья (настоящие имя и фамилия Илья Арнольдович Файнзильберг; 1897 1937), Петров Евгений (настоящие имя и фамилия Евгений Петрович Катаев; 1902 42; погиб на фронте). В романах Двенадцать… … Русская история

Ильф и Петров - … Орфографический словарь русского языка

Ехали в трамвае Ильф и Петров - Жанр комедия Режиссёр Виктор Титов Автор сценария Виктор Титов В глав … Википедия

Ехали в трамвае Ильф и Петров (фильм) - Ехали в трамвае Ильф и Петров Жанр Комедия Режиссёр Виктор Титов В главных ролях Оператор Георгий Рерберг Кинокомпания Мосфильм … Википедия

ЕХАЛИ В ТРАМВАЕ ИЛЬФ И ПЕТРОВ - «ЕХАЛИ В ТРАМВАЕ ИЛЬФ И ПЕТРОВ», СССР, МОСФИЛЬМ, 1971, ч/б, 72 мин. Сатирическая ретро комедия. По произведениям И.Ильфа и Е.Петрова. О нравах Москвы времен нэпа на основе фельетонов, рассказов, записных книжек Ильфа и Петрова и кинохроники… … Энциклопедия кино

Ильф И. и Петров Е. - Ильф И. и Петров Е. Ильф И. и Петров Е. русские прозаики, соавторы. Ильф Илья (настоящее имя Илья Арнольдович Файнзильберг; 1897, Одесса – 1937, Москва), родился в семье банковского служащего. В 1913 г. окончил техническое училище. Работал в… … Литературная энциклопедия

Ильф - Ильф, Илья Арнольдович Илья Ильф Илья Ильф Имя при рождении: Иехиел Лейб Арьевич Файнзильберг Дата рождения: 4 (16) октября 1897 … Википедия

Ильф И. - Ильф И. Ильф И. и Петров Е. русские прозаики, соавторы. Ильф Илья (настоящее имя Илья Арнольдович Файнзильберг; 1897, Одесса – 1937, Москва), родился в семье банковского служащего. В 1913 г. окончил техническое училище. Работал в чертёжном бюро … Литературная энциклопедия

ПЕТРОВ Виктор - художник, актер. 1971 ЕХАЛИ В ТРАМВАЕ ИЛЬФ И ПЕТРОВ художник 1973 КАЖДЫЙ ДЕНЬ ДОКТОРА КАЛИННИКОВОЙ художник 1974 ДОРОГОЙ МАЛЬЧИК художник 1975 ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАША ТЕТЯ! художник 1977 СТЕПЬ художник 1978 ОТЕЦЪ СЕРГIЙ (см. ОТЕЦ СЕРГИЙ (1978)) худ … Энциклопедия кино

Книги

• И. Ильф. Е. Петров. Собрание сочинений в 5 томах (комплект) , И. Ильф, Е. Петров. Судьба литературного содружества Ильфа и Петрова необычна. Она трогает и волнует. Они работали вместе недолго, всего десять лет, но в истории советской литературы оставили глубокий,…

ИЛЬФ И ПЕТРОВ, русские писатели-сатирики.

Ильф Илья (псевдоним; настоящее имя и фамилия Илья Арнольдович Файнзильберг) , родился в семье банковского служащего. Закончил Одесское техническое училище (1913). Входил в литературный кружок «Коллектив поэтов» (среди его участников - Э. Г. Багрицкий, Ю. К. Олеша). В 1923 переехал в Москву. Работал в газете «Гудок», где сотрудничали М. А. Булгаков, В. П. Катаев, Л. И. Славин, Ю. К. Олеша и др.; писал в основном рассказы и очерки, в которых отразился опыт революции и Гражданской войны 1917-22. Впервые подписался псевдонимом Ильф в 1923 году.

Петров Евгений (псевдоним; настоящее имя и фамилия Евгений Петрович Катаев) , родился в семье учителя истории. Брат В. П. Катаева. Переменил несколько профессий: работал корреспондентом, был агентом уголовного розыска и т. д. Переехал в Москву в 1923. Дебютировал рассказом «Гусь и украденные доски» (1924); публиковал фельетоны (под псевдонимами Шило в мешке, Е. Петров и др.) в юмористических журналах «Красный перец» и «Красная оса». Не позднее 1925 познакомился с Ильфом; в 1926 перешёл на работу в «Гудок». Выпустил сборники рассказов «Радости Мегаса» (1926), «Без доклада» (1927), «Всеобъемлющий зайчик» (1928) и др.

С 1926 года началась совместная работа Ильфа и Петрова; печатались под псевдонимами Ф. Толстоевский, Холодный философ, Виталий Пселдонимов, Коперник, А. Немаловажный, Собакевич и др. в сатирических журналах («Смехач», «Огонёк», «Чудак» и др.). Широкую известность Ильфу и Петрову принёс сатирический роман «Двенадцать стульев» (1928), в центре которого - остроумный авантюрист Остап Бендер, действующий на фоне широко развёрнутой панорамы советского быта 1920-х годов. Стиль классической русской прозы соседствует в романе с газетными штампами, лозунгами, идеологическими клише, которые подвергаются ироническому переосмыслению и осмеянию. Критика обвинила авторов в «зубоскальстве», в отсутствии настоящей сатиры; лишь через год после публикации появились снисходительные отзывы. Среди других произведений этого периода - многочисленные фельетоны, сатирическая повесть «Светлая личность» (1928), цикл сатирических новелл «1001 день, или Новая Шахерезада» (1929). В рассказах этого времени Ильф и Петров обращались к злободневным темам: политической чистке («Призрак-любитель», 1929), бюрократизму («На волосок от смерти», 1930), приспособленчеству в литературе («Бледное дитя века», 1929) и др. История Бендера была продолжена в романе «Золотой телёнок» (1931), где образ героя усложнился: он с иронией наблюдает за жизнью советских граждан, отмечает уродства современного быта (бесхозяйственность, идеологизация культуры и т.д.). Сатирический план уравновешивается идеализированным изображением социалистического мира, придающим роману оптимистический пафос (эпизоды строительства Турксиба, автопробега и др.). Роман был высоко оценён А. В. Луначарским и благосклонно встречен критикой (В. Б. Шкловский, Г. Н. Мунблит и др.).

В 1930-е годы, когда печатать сатирические рассказы становилось всё сложнее, Ильф и Петров пытались писать фельетоны в жанре «положительной сатиры», с оптимистическими финалами («Литературный трамвай», 1932, «Собачий холод», 1935, и др.). Основная тема фельетонов 1-й половины 1930-х годов - борьба с бюрократизмом («Костяная нога», 1934), равнодушием («Безмятежная тумба», 1934), беззаконием («Дело студента Сверановского», 1935). В 1935-36 Ильф и Петров совершили автомобильную поездку по США, результатом которой стал цикл путевых очерков (над которым авторы работали раздельно) «Одноэтажная Америка» (1936) - попытка объективного осмысления быта американцев, их достижений и недостатков.

После смерти Ильфа от туберкулёза Петров подготовил к печати и издал его записные книжки (1939). В конце 1930-х годов Петров писал преимущественно очерки, а также киносценарии в соавторстве с Г. Н. Мунблитом («Музыкальная история», «Антон Иванович сердится» и др.). Во время Великой Отечественной войны работал фронтовым корреспондентом газет «Правда» и «Известия». Погиб в авиакатастрофе при перелёте из Севастополя в Москву. Награждён орденом Ленина.

Произведения Ильфа и Петрова неоднократно инсценировались и экранизировались (режиссёры Л. И. Гайдай, М. А. Швейцер, М. А. Захаров), переводились на многие языки мира.

Соч.: Собр. соч.: В 5 т. М., 1994-1996; Двенадцать стульев: Первый полный вариант романа / Коммент. М. Одесского, Д. Фельдмана. М., 1997; Ильф И. Записные книжки. 1925-1937. М., 2000 [первое полное изд.]; Петров Е. Мой друг Ильф. М., 2001; Ильф И. Одноэтажная Америка: [Авторская редакция]. М., 2003.

Лит.: Галанов Б. Е. И. Ильф и Е. Петров. Жизнь. Творчество. М., 1961; Воспоминания об И. Ильфе и Е. Петрове. М., 1963; Préchac А. Il’f et Petrov, témoins de leur temps. Р., 2000. Vol. 1-3; Milne L. Zoshchenko and the Ilf-Petrov partnership: how they laughed. Birmingham, 2003; Лурье Я. С. В краю непуганых идиотов: книга об Ильфе и Петрове. 3-е изд. СПб., 2005.