Аксаковы в эмиграции
«Ей, России, принесем мы в подарок сбереженные реликвии нашей государственности.
Ей отдадим мы наши старые знамена, сохраненные в годину лихолетья.
К ее ногам положим трехцветные знамена и скажем: «Суди!»
В. Даватц
По состоянию на 1 января 1917 года род Аксаковых насчитывал 28 человек (без учета Александра Петровича Аксакова из тульско-рязанской ветви, который умер в 1917 году, однако точная дата его смерти не установлена). Из них было 11 мужчин, 11 женщин и 6 супруг.
По ветвям они распределялись следующим образом: в калужско-московской: 9 мужчин, 8 женщин и 4 супруг (всего 21 человек), , женщины, 2 супруга (всего 7 человек).
Таким образом, к 1917 году демографическая ситуация в роде являлась вполне благополучной, пресечение ему не угрожало. Так сложилось благодаря калужско-мос-ковской ветви, в уфимско-самарской ветви вероятность угасания была выше.
Из упомянутых 28 Аксаковых с 1917 года по 1921 год умерло 4 человека: Юлия Владимировна (в возрасте около 80 лет), Ольга Григорьевна (в возрасте 72 лет), Екатерина Николаевна (в возрасте около 36 лет), Серафима Ивановна (в возрасте около 59 лет).
Из оставшихся в живых 24 представителей рода 12 эмигрировало. Особенно значителен был этот показатель среди мужчин — 8 человек (6 мужчин из калужско-московской ветви и 2-е мужчин из уфимско-самарской ветви).
Из 4-х женщин, оказавшихся в эмиграции, две принадлежали к калужско-мос-ковской ветви (Ада Федоровна и ее дочь Ада Павловна) и две к уфимско-самарской ветви (Вера Евгеньевна и ее дочь Вера Сергеевна).
Из мужчин в Советской России осталось всего трое: Борис Сергеевич Аксаков с двухлетним сыном Дмитрием (впоследствии также оказавшимся в эмиграции), а также 14-летний Михаил Георгиевич Аксаков. Все трое принадлежали к калужско-московской ветви.
Известно, что Борис Сергеевич Аксаков, воевавший в составе Добровольческой армии, в 1920 году должен был эмигрировать из Новороссийска, но этому помешала неожиданная тяжелая болезнь (сыпной тиф).
Среди представителей рода Аксаковых, оказавшихся в эмиграции, наиболее примечательной явилась деятельность двух полных тезок — Сергеев Сергеевичей Аксаковых. Один из них (принадлежавший к калужско-московской ветви) известен как мичман русского флота и последний выпускник Морского корпуса, а второй (принадлежавший к уфимско-самарской ветви), как русский — советский композитор.
СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ АКСАКОВ, РУССКИЙ — СОВЕТСКИЙ КОМПОЗИТОР
Сергей Сергеевич Аксаков посвятил себя , он родился 24 декабря 1890 года в Самаре в семье коллежского секретаря Сергея Григорьевича Аксакова. Его отец и мать Серафима Ивановна (ур. Свешникова — дочь контр-адмирала Ивана Ивановича Свешникова) окрестили сына 6 января 1891 года в Самарской Преображенской церкви. Восприемниками были: дядя по матери приват-доцент Императорского Санкт-Петербургского университета титулярный советник Митрофан Иванович Свешников и сестра отца Ольга Григорьевна Аксакова, любимая внучка писателя Сергея Тимофеевича Аксакова.
Сережа был не первым ребенком в семье. Старшей сестре Марии в это время было почти 6 лет, брату Константину шел третий год.
Определением Самарского дворянского собрания от 16 сентября 1900 года Сергей Сергеевич Аксаков был причислен к роду и внесен в губернскую .
Как подобало детям дворянского звания, его определили в знаменитую Поли-вановскую гимназию в Москве, где с братом Константином они учились вместе с будущим чемпионом мира по шахматам А.И. Алехиным и поэтом С.Д. Шервинским.
Музыкальные способности у Сережи Аксакова проявились рано.3 Непродолжительное время он посещал занятия в Московской консерватории, оставив которую продолжал заниматься в частных студиях, в том числе композицией — у композитора А.Т. Гречанинова (ученика Н.А. Римского-Корсакова), фортепиано — у профессора К.Н. Игумнова, музыковедением у профессора Ю. Энгеля. С 1904 по 1911 год под их руководством усвоил полный объем программы консерватории. Отец Сережи также был неравнодушен к музыке и хорошо играл на скрипке.
В расположенной рядом Арсеньевской женской гимназии училась Татьяна Александровна Сиверс (в замужестве Аксакова), из воспоминаний которой видно, что талант Сережи уже в юношеском возрасте был замечен не только взрослыми, но и его сверстниками.
Мама композитора Серафима Ивановна Аксакова (ур. Свешникова). Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия. «Папа вспоминал тихого отца и властную мать, дочь контр- адмирала Свешникова. Дети ее боялись. В день ее именин съезжались гости со всей губернии и в имении палили из пушек». Из воспоминаний И.С. Аксаковой.
«… По субботам у детей Морозовых собирались гости. […] общество распадалось на два кружка, между которыми чувствовалась неприязнь. Наш клан мог только выставить фортепьянную игру Сергея Сергеевича Аксакова (прямого потомка Сергея Тимофеевича). Братья Сергей и Константин Аксаковы тоже учились у Поливанова, причем Константин вследствие детского паралича, который он в шутку приписывал
«гимназическим волнениям», плохо владел ногой и рукой. Несмотря на этот физический недостаток, он любил танцевать, а резко выраженное заикание не мешало ему выступать с декламацией. Из-за его плохой дикции я в ту пору не оценила стихов А.Блока.
У Сергея Аксакова было круглое лицо с тупым носом и очень маленьким ртом. Он отличался серьезностью, медлительностью и с важным видом говорил: .
Забавно, но в перерыве между светскими субботами, во время гимназических будней, учащиеся двух гимназий придумали хитроумный способ общения, подкладывая в карманы пальто рассеянным преподавателям записочки, адресованные своим избранникам. Учителя же, ничего не подозревая и проводя занятия поочередно в обоих учебных заведениях, оказывались этакими «почтовыми голубями» для влюбленных молодых людей.
По настоянию отца, как это было уже традицией в роде Аксаковых, Сергей поступил в Императорский Александровский лицей для получения высшего юридического образования. Переехав для учебы в Петербург, он продолжил музыкальное образование в области композиции и оркестровки у профессора Петербургской консерватории С.М. Ляпунова (продолжателя традиций «Могучей кучки»). Уже тогда обозначились музыкальные пристрастия Сергея Сергеевича Аксакова, отдававшего предпочтение камерной музыке.
В 1914 году появились его первые музыкальные произведения, началась концертная деятельность, прошли выступления как пианиста в Москве, Киеве, Минске и других городах.
Лицеист Сергей Сергеевич Аксаков. «Бутылочного цвета мундир, красные обшлага, серебряное шитьё на воротнике, а в старших классах – золотое…». Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
В семейном архиве его дочери Ирины Сергеевны Аксаковой сохранились фотографии Сергея Сергеевича в форменном мундире и в зимней лицейской шинели. Один из тогдашних лицеистов так вспоминал о своих сокурсниках: «Бутылочного цвета мундир, красные обшлага, серебряное шитьё на воротнике, а в старших классах — золотое, треуголка, серая николаевская шинель до пят (с пелеринкой и бобровым воротником), да ещё шпага в выпускной год! На фоне петербургских дворцов мы казались сами себе видением пушкинской поры. […] Традиции лицея были очень своеобразны: многие из них восходили .
Как позже вспоминал сам композитор, не каждый мог позволить себе такой роскошный наряд, но «устав» лицеистов допускал возможность носить эту роскошь по-очереди. «Души прекрасные порывы» частенько приводили подвыпивших друзей к состоянию чрезмерного веселья, так что его бобровая пелеринка насквозь была пропитана винными и табачными парами, которые не могла выветрить ни одна чистка.
23 мая 1914 года С.С. Аксаков окончил Императорский Александровский Лицей, был утвержден в чине губернского секретаря и определен на гражданскую службу в отделение свода законов Государственной канцелярии.
Имение Аксаковых «Страхово» под Самарой. Константин Сергеевич держит лошадь под уздцы. Сергей Сергеевич в повозке со своей будущей женой Верой Евгеньевной Усаковской. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
В этом же году он женился на соседке по самарскому имению Вере Евгеньевне Усаковской , дочери генерала от . Она была состоятельной невестой, в 1915 году ей принадлежало 1500 десятин земли при селе Ключи Бугурусланского уезда . Жених так же владел значительным земельным участком в 3000 десятин земли при селе Страхове Бузулукского уезда в . В 1916 году от этого брака родилась дочь Вера (1916 — ок.1999 гг).
Началась первая мировая война. Старшая сестра Мария Сергеевна Аксакова стала сестрой милосердия в одном из госпиталей.
Сергей Сергеевич уволился из Государственной канцелярии и 16 февраля 1915 года поступил в Пажеский корпус, где по окончании ускоренного годичного курса обучения, ему было присвоено офицерское звание. В 1916 году он был назначен Начальником отряда Общества Красного Креста и направлен в Полоцк, затем в Ригу и Псков.
Как писал в автобиографии сам Сергей Сергеевич, в 1918 году отряд был расформирован. Он уехал в Куйбышев (Самару), а оттуда с семьей в Харбин, куда прибыл «легально» в 1920 году.
В Харбине пришлось работать на Китайско-Восточной железной дороге, где С.С. Аксаков заведовал климатическими станциями сначала временно, а 1 января 1927 года был зачислен в штат.
В годы первой мировой войны. Сергей Сергеевич Аксаков после окончания ускоренного курса Пажеского корпуса в 1916 г. был назначен Начальником отряда Общества Красного Креста и направлен в Полоцк, затем в Ригу и Псков. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
23 февраля 1928 года он стал временным агентом Экономического бюро, откуда уволился . Работа давала небольшой, но стабильный, заработок и Сергей Сергеевич параллельно начал педагогическую деятельность в Харбинской высшей музыкальной школе имени А. Глазунова, которой занимался вплоть до отъезда в Шанхай в феврале 1929 года.
Харбинский период жизни был для семьи одновременно и счастливым и несчастным. Радовала дочка Вера (ее в семье, даже когда она повзрослела, звали Ляля, чтобы не путать с мамой Верой Евгеньевной).
Налаживался процесс возврата к музыкальной деятельности, однако судьба приготовила очередное испытание — стал распадаться брак. Хотя отец (со слов дочери Ирины) не был безгрешен, он выступал против развода. Тем не менее, по настоянию жены они разошлись, и Вера Евгеньевна сразу связала свою дальнейшую судьбу с состоятельным в то время эмигрантом Василием Ивановичем Лавровым.
В те годы обстановка в Китае была крайне напряженная. Бессилие центральной власти (по сути, шла гражданская война) усугублялось присутствием сотен тысяч русскоязычных эмигрантов со своими планами, идеями и амбициями. Обеспечить приличный по тем временам уровень жизни могли лишь два обстоятельства — востребованная специальность и знание, как минимум, английского языка, чем большинство беженцев, как правило, не располагало. Ситуация в стране накалялась. В 1928 году, буквально за год до боевых действий на КВЖД (осенью 1929 г.), С.С. Аксаков получил приглашение в Шанхайскую государственную консерваторию и решился на переезд в более обеспеченный и музыкально просвещенный Шанхай.
Там он трудился в качестве профессора фортепианного класса в течение 15 лет с 1 сентября 1929 года по 31 января 1945 года. Одновременно в 1932-1934 годах Сергей
Сергеевич читал курс истории музыки и лекции по теоретическим музыкальным предметам для иностранных студентов.
Программа концерта композитора С.С. Аксакова в Харбине 26 марта 1928 года. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
Заработная плата профессора (от 96 юаней в 1929 г. до 220 юаней к 1937 г.), частные уроки и открытие собственной музыкальной студии в 1930 году позволили купить приличный дом, обзавестись прислугой.
В феврале 1930 года Сергей Сергеевич Аксаков заявил о себе как композитор: написал цикл вокальных интерпретаций произведений А.А. Ахматовой, музыку на слова известного писателя А.М. Ремизова. Всего же к тому времени ему принадлежало более 30 романсов, много фортепьянных пьес и сонат, несколько хоров, симфоническая поэма «Из Данте», была начата работа над оперой «Психея». Музыкальными критиками он воспринимался как композитор лирического направления. Рецензенты давали следующие характеристики его творчеству: «…Последний период музыкального творчества С. Аксакова представляет собой сферу новых особых исканий. Это направление мы попытаемся охарактеризовать как стилизацию романтизма, своеобразный и .
В ноябре 1935 года произошло объединение двух эмигрантских организаций, находившихся в Шанхае — «Востока» и «Шанхайской Чураевки». Председателем единого общества, получившего название «Шатер», стал Сергей Сергеевич Аксаков. В состав объединения входили люди творческих профессий — музыканты, поэты, художники, они издавали сборник «Врата», который пользовался большой популярностью среди эмигрантов.
В 1930-е годы музыкальная деятельность С.С. Аксакова приобрела более заметный общественный резонанс, часто отмечалась в газетных и журнальных статьях. Он воспринимался как известный композитор, музыкант и педагог.
Одновременно с музыкальной деятельностью Сергей Сергеевич продолжал заниматься правом, интересовался юридическим положением эмигрантов. В феврале 1930 года он был избран членом Русского юридического общества в Шанхае.
В 1934 году Сергей Сергеевич Аксаков женился вторично на дочери богатого фабриканта и домовладельца Клавдии Степановне Ивановой-Колударовой (19051996 гг). От этого брака родилось две дочери: Ирина (31 августа 1939 г. в Шанхае) и Ольга (там же 1 ноября 1942 г.).
Согласно семейному преданию, крестная Сергея Сергеевича, его тетушка Ольга Григорьевна Аксакова говорила племяннику — пока не назовешь моим именем свою дочь, не видать тебе сына! Шутки шутками, но третья девочка была названа Ольгой, однако пророчеству не суждено было сбыться. Видимо поэтому, когда много лет спустя, уже в СССР, родился внук Сережа, ему досталась (да простят нас за это утверждение) большая часть любви деда, тем более, что оба были схожи в своих пристрастиях, в частности, в любви к шоколадным конфетам.
Несмотря на произошедшие изменения, Сергей Сергеевич и его первая жена Вера Евгеньевна поддерживали отношения, переписывались. Однако подарки от нее к различным праздникам Сергей Сергеевич не принимал и постоянно возвращал обратно.
С.С. Аксаков с К.С. Аксаковой (ур. Ивановой-Колударовой) в Шанхайском парке. Шанхай. Китай. Фото ок. 1935 года. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
Через некоторое время по обоюдному согласию к нему в Шанхай переехала их дочь Ляля, к тому времени очень красивая девушка, с которой Клавдия Степановна сразу подружилась. С этого момента все самое лучшее предназначалось исключительно ей. Отъезд Ляли из Харбина в Шанхай к отцу был вызван рядом непростых обстоятельств. Второй муж Веры Сергеевны серьезно заболел. У него развился рассеянный склероз, он «впал в детство» и, сидя в кресле, постоянно беспомощно плакал и звал жену. Вере Евгеньевне, чтобы содержать семью, пришлось устроиться на работу в аптеку, но обо всем этом она умалчивала и делала вид, что все в порядке.
Очень скоро Ляля вышла замуж за преуспевающего бизнесмена — весельчака Виктора Андреевича Меньшикова (в семье у него была кличка Hello-boy), который вел свои дела с японцами, что тогда в обществе считалось чуть ли не преступлением, поэтому дома об этом говорили шепотом, а вне дома вообще умалчивали.
Семья Меньшиковых жила в престижном районе города. Сама Ляля была буквально осыпана бриллиантами. На Пасху она всегда одевала ожерелье из золотых пасхальных яиц, которые по традиции ей каждый год дарили родные и близкие.
Очень скоро у Ляли родилась первая дочь Наташа, следом у ее отца на свет появилась дочь Ира. Потом у Ляли родилась вторая дочь Таня, а за ней у Сергея Сергеевича дочь Оля. Так и получилось, что тетки были младше своих племянниц. Дружили девочки попарно в соответствии с возрастом. Повзрослев, Наташа с Ирой уже подумывали о кавалерах, а младшие Таня и Оля еще бегали в компании сверстников по Шанхаю.
Будни детей композитора и его внучек с их друзьями. Шанхай. Китай. 1940-е годы. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия
Семья Ляли была очень дружна с семьей отца, дети росли вместе, вместе справляли дни рождения и различные праздники.
Однако в подходах к воспитанию детей ощущалась существенная разница. Если Наташу и Таню воспитывали в духе проамериканских ценностей, то Ире и Оле прививали элементы русской и европейской культуры. То, что было обыденным для детей в семье Ляли, в семье композитора не приветствовалось. Тем не менее, вспыльчивый аксаковский характер, присущий всем представителям данной древней фамилии, порой стирал грани в стилях воспитания. Как, правило, происходило это следующим образом. Обычно, экспансивная Оля начинала свои нападки на старшую и более сдержанную сестру Ирину, постепенно переходя от слов к «боевым действиям». Это выражалось в выбрасывании через окно из детской, расположенной на втором этаже, игрушек своих сестер. Когда накал страстей выводил из равновесия Ирину, в окно вылетали уже Олины игрушки. Стоявшая под окном и привыкшая к подобным сценам прислуга, дождавшись падения последнего предмета, заносила все обратно, и жизнь входила в нормальное русло.
Шанхайский период творчества композитора С.С. Аксакова. Период преподавания в Государственной Консерватории Восточного Китая и открытие частной музыкальной студии. Шанхай. Китай. 1940-е годы. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
И все же, каждое появление в доме композитора семьи Меньшиковых нарушало размеренный ритм жизни его обитателей и было предвестием веселых розыгрышей и забав. Однажды, в день рождения Ирины, когда она принимала ванну, готовясь появиться перед гостями, в помещение ворвался Виктор, который был ее крестным, вытащил из пены изумленного подростка, завернул ее в полотенце и под оживленный смех собравшейся родни надел на руку подарок — золотые швейцарские часы.
В Сочельник Сергей Сергеевич неизменно садился за фортепиано и каждый раз исполнял печальную лирическую мелодию из одноактной оперы Ребикова «Елка».
На Пасху в его обязанности входило проращивать овес, в зеленые ростки которого клали разноцветные пасхальные яйца. Яиц обязательно было сто штук. Клавдия Степановна выпекала двадцать куличей и собственноручно готовила огромную рульку окорока. Стол постоянно был готов к трапезе, а двери дома были открыты для гостей, которые каждый год довольно длительное время приходили похристосоваться и отведать угощения.
Русская школа воспитания и бережное отношение к своему роду стали причиной искреннего негодования по поводу того, что книга «Семейная хроника», автором которой являлся прадед композитора Сергей Тимофеевич Аксаков, вышла на французском языке под названием «Полудикари». Возмущенный Сергей Сергеевич добился от издательства извинений и снятия тиража с продажи.
Начало второй мировой войны и последовавшее нападение Германии на СССР было встречено русской эмиграцией неоднозначно. Одни эмигранты восприняли события позитивно, надеясь на падение коммунистического режима и возможное возвращение на Родину. В других крепли патриотические настроения и надежды на примирение с Советской властью.
Константин Сергеевич Аксаков. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия
После 1943 года, когда стала ясна неизбежная победа СССР над Германией, многие эмигранты обращались в Генеральное консульство СССР в Шанхае с просьбой о разрешении вернуться на Родину.
К этой группе принадлежал и С.С. Аксаков. В 1946 году он получил гражданство СССР, стал членом Общества граждан СССР в Шанхае, в котором вел обширную общественную работу. В 1947-1948 годах являлся членом Художественного Совета при культурном отделе и в этом качестве провел в Клубе советских граждан СССР в Шанхае цикл лекций по истории музыки. Принимал участие в концертах в дни советских государственных праздников и различных .
Вместе с семьей С.С. Аксакова неразлучно жил его брат Константин, который заведовал в Китае бюро по найму прислуги и хозяйственного персонала. Но бизнес развалился, а с физическим недостатком (паралич руки и ноги) найти работу было трудно. Константин Сергеевич Аксаков по-прежнему продолжал увлекаться театром, в браке не состоял и находился на иждивении брата, который его любил и считал своим ангелом-хранителем.
В конце 1940-х годов, когда Сергей Сергеевич всерьез задумался о возвращении на родину, здоровье его брата резко ухудшилось. Это обстоятельство отложило переезд семьи в Советскую Россию, где ее неминуемо ждала участь первых репатриантов -сталинские концлагеря.
Сергей Сергеевич до конца дней повторял жене и детям, что Константину они обязаны всем, даже самой жизнью.
Дружеские шаржи на композитора и исполнителя С.С. Аксакова из шанхайских газет 1930-1940 годов.
Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
Дружеские шаржи на композитора и исполнителя С.С. Аксакова из шанхайских газет 1930–1940 годов. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия.
Константин Сергеевич Аксаков умер в Шанхае , был кремирован, прах захоронен.
Тем временем дела у Меньшиковых пошатнулись, и в 1952 году они приняли решение — уехать в Америку. С собой забрали Веру Евгеньевну и Лаврова, которые к тому моменту развелись. На попечении Сергея Сергеевича осталась их няня, которая весь остаток жизни ждала вызова от своих хозяев, но тщетно.
Не обошла стороной нужда и семью композитора. Аренда престижных помещений для репетиций с учениками требовала больших финансовых трат. Начали образовываться долги, однако ситуацию спасло наследство жены, Клавдии Степановны, полученное после смерти ее отца. Денег хватило и на выравнивание семейного финансового положения и на поддержание отъезжающей семьи дочери Веры (Ляли), у которой были выкуплены обременяющие их мебель и различные вещи.
Наконец, в 1954 году семья Аксаковых получила долгожданное извещение, подписанное генеральным консулом СССР в Шанхае Н. Шестериковым, которое разрешало возвращение в СССР на работу по освоению целинных и залежных земель. Выезд был назначен на .
При отъезде из Китая Шанхайская государственная консерватория выдала С.С. Аксакову удостоверение о трудовой деятельности, в котором выразила «глубокую благодарность за его долгую работу в области .
По прибытии в СССР семью композитора разместили в школе небольшого рабочего поселка совхоза «Новоивановский» Омской области, основной контингент жителей которого составляли ссыльные молдаване. Вместе с другими семьями, вернувшимися из Китая, Аксаковы устроились в зале, разделив помещение тряпичными занавесками, имитирующими стены. Осознав, что освоение целинных и залежных земель стала реальной перспективой его дальнейшей деятельности в Советском Союзе, Сергей Сергеевич (со слов дочери Ирины) на три дня впал в глубокое раздумье. Прибывший в совхоз ревизор по перемещенным лицам, внимательно выслушав композитора, посоветовал ему незамедлительно выехать в Омск. Так и было сделано. С.С. Аксаков отсутствовал около трех недель, чем вызвал серьезное беспокойство семьи, так как никаких известий за это время от него не поступало. К большой радости Аксаковых глава семьи вернулся с паспортом гражданина СССР. Кроме того, ему удалось устроиться на работу руководителем фортепианных и теоретических классов в музыкальной школе города Тара Омской области.
В то время это был провинциальный исключительно деревянный одноэтажный городок, основанный в давние времена российскими государями с целью ссылки туда неугодных подданных. Половину одного из таких домов сняла семья Аксаковых, как припоминает Ирина Сергеевна, у местной жительницы Галины Балогонской. В Таре с Ириной произошел забавный случай. В неполных пятнадцать лет она выглядела совершеннолетней девушкой и, так получилось, что в местном доме пионеров начала преподавать балетные азы, которые усвоила еще в Шанхае. К ней в кружок потянулись сверстницы и примерно через месяц администрация, убедившись в серьезности намерений Иры, попросила принести паспорт и трудовую книжку, чем поставила в тупик молодую начинающую учительницу, которая изо всех сил хотела выглядеть старше. Ситуация осложнялась язвительными заявлениями 11 летней сестры Оли, которая в пылу мелких бытовых конфликтов постоянно угрожала предать огласке истинный возраст Иры. К всеобщему удовольствию руководство дома пионеров само разобралось в ситуации и только через год, когда семья покидала Тару, преподавателю насильно было выдано неприлично большое денежное вознаграждение, сопровожденное справкой о величине трудовых подвигов.
В начале 1950-х годов Сергеем Сергеевичем Аксаковым были написаны фортепианное трио, концерт для фортепиано с оркестром, фантастический танец для фортепиано, концертный этюд, песни и романсы.
В 1955 году с согласия композитора Министерство культуры СССР направило его для музыкально-педагогической деятельности в Минск, где он преподавал в музыкальном училище при Минской консерватории.
В своем письме к двоюродной сестре Кире Митрофановне Гастевой (ур. Свешниковой), композитор писал: «Я так счастлив, что я, наконец, вернулся на Родину, где меня приняли великолепно, дали сразу отличную службу, уже выбрали членом Музфонда
СССР, собираются печатать мои произведения, записали мою игру на пластинки, а на днях родители моих учеников в музыкальной школе поднесли мне в подарок такой роскошный письменный прибор из серого мрамора, что мне даже стало неловко.
Здесь со мной моя вторая жена Клавдия Степановна (ей только 45 лет) и 2 дочери Ирина и Ольга, обе продолжают свое образование в школе.
Моя первая дочь Ляля вышла замуж в Шанхае за Меньшикова и уже имеет 2-х дочерей. Они еле уехали в Северную Африку, и я уже давно потерял их из виду.
Значит, в конце июня мы свидимся, и тогда ты мне расскажешь обо всем, что меня интересует, так как мне хочется знать и о наших родных со стороны отца и о семье Мазараки и о многих моих товарищах по школе».
Выбор Минска для места жительства, во многом, обуславливался материальными соображениями, возможностью быстро получить квартиру и медицинское обслуживание, которое было для него важно в силу возраста (64 года).
Различные исследователи творчества Сергея Сергеевича Аксакова утверждали, что семье композитора было запрещено проживать в Москве и других крупных городах Советского Союза. Это не соответствует действительности.
В письме дочери Ире Сергей Сергеевич указывал: «В пределах РСФСР не оказалось ничего подходящего — везде ничтожные оклады, не ехать же на 800 рублей. В Белоруссии же положение другое. […] распоряжением Зам. Министра культуры мне предложено самому съездить в Минск, чтобы выяснить лично с Министром культуры Белорусской ССР город, оклад и квартирный вопрос. Принципиально вопрос уже решен ими по телефону, но детали надо выяснить на месте».
Не обделяло его заботой и Правление союза композиторов СССР.
8 октября 1955 года, композитор получил письменное уведомление, подписанное Г. Восканяном: «По поручению Т.Н. Хренникова сообщаю Вам, что 4/Х с.г. за его подписью направлено письмо Секретарю ЦК КП Белоруссии тов. Патоличеву с просьбой содействовать предоставлению Вам квартиры. Что касается Ваших фортепианных произведений — они будут рассмотрены Ред. Советом в октябре — ноябре и, в случае принятия их, будут включены в план изданий 1956 года».
К этому времени композитор восстановил отношения с друзьями по лицею и Поливановской гимназии, в том числе с поэтом С.Д. Шервинским.
Вскоре Сергея Сергеевича Аксакова признали «деятелем советской культуры», в 1955 году избрали членом Музыкального фонда СССР при Союзе композиторов СССР, а в 1957 году — членом Союза композиторов СССР. Его произведения активно исполнялись, продолжалась напряженная композиторская деятельность. В 1950-е годы С.С. Аксаков написал концертную увертюру, симфоническую фантазию «Над Неманом», симфоническую поэму «В Журавской пуще», романсы, песни, этюды, вальсы. На творчестве этого периода отразились требования, которые предъявлялись к советским композиторам, проявилась идеологическая ангажированность — «Песнь о Ленине», «Марш молодежи» и т.д. В советское время была известна симфоническая поэма Сергея Сергеевича «В Туровской пуще», написанная на стихи поэта В. Дубовки. Она посвящалась советским воинам, сражавшимся в годы Великой Отечественной войны. На мотивы стихов поэта Якуба Колоса он написал поэму для оркестра «Лесная сказка».
Постановление об участии С.С. Аксакова в составе комиссии по организации мероприятий, посвященных 100-летию со дня смерти его прадеда, русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова. Личное собрание И.С. Аксаковой. г. Лобня Московской области. Россия.
В 1956 году семье С.С. Аксакова была выделена отдельная квартира в столице Белоруссии — Минске. Сестре Кире Митрофоновне (от 16 июля 1956 года) он пишет: «Я получил квартиру в новом доме со всеми удобствами, но мы будем переезжать только 20 июля, т.к. там еще нет света».
12 мая 1959 года С.С. Аксаков с дочерьми принял активное участие в торжественных мероприятиях по случаю 100-летия со дня смерти Сергея Тимофеевича Аксакова, которые проходили в Москве в Колонном зале Дома Союзов. Он являлся членом организационного комитета торжеств, в который кроме него входили известные советские писатели и композиторы. А в ноябре Сергей Сергеевич получил весточку от своей первой жены Веры Евгеньевны, которая вместе с семьей его старшей дочери Ляли (Веры Сергеевны) обосновалась в Сан-Франциско. В письме сообщалась, что младшая внучка Таня окончила школу. Старшая, Наташа уже три года замужем. Ее сыну два года, так что Сергей Сергеевич уже прадед. Пришло письмо кружным путем через Махачкалу, где проживала сестра Веры Евгеньевны и которую она просила:
«Не можешь ли ты написать несколько слов Сергею Сергеевичу, по-моему, они по-прежнему в Минске и он преподает в консерватории. Они не пишут, а хотелось бы знать, как они живут. Я лично сохранила с ним самые лучшие отношения и жена его очень милая и хорошая женщина (лучше меня), а главное моя Ляля хотела бы знать о них и их двух дочерях».
Программка творческого вечера друга С.С. Аксакова по Поливановской гимназии поэта С.В. Шервинского. Личное собрание И.С. Аксаковой. Город Лобня Московской области. Россия. «С.В. Шервинскому и папе было присуще умение вести светскую беседу. Однако я частенько нарушала размеренный ее ход бесцеремонным вторжением в диалог быв- ших гимназистов. Однажды Шервинский не выдержал и с напускной серьезностью воскликнул, обращаясь ко мне – «Ах – Шанхайская девчонка!», но папа, смеясь, стал на мою защиту, и беседа продолжилась дальше в том же размеренном русле». (Из воспоминаний Ирины Сергеевны, записанных с ее слов в 2006 году).
В 1961 году Союз композиторов Белорусской ССР и общественность Минска широко отмечали семидесятилетний юбилей Сергея Сергеевича Аксакова.
Из письма композитора двоюродной сестре Кире Митрофановне: «11 января в Союзе композиторов торжественно праздновали мой 70-летний (увы!) юбилей. Было много телеграмм и приветствий, в том числе от Министра культуры, от Союза писателей, от Союза композиторов и др. организаций и лиц. После торжественной части был большой концерт из моих произведений. В результате я очень устал и сейчас мечтаю только об отдыхе».
Его первая жена Вера Евгеньевна прожила около 104-х лет, ее 100-летие отмечали в Сан-Франциско 2 июля 1991 года.
Их дочь Ляля (Вера Сергеевна Аксакова) после смерти мужа Виктора Андреевича Меньшикова вышла замуж за Вадима Норкевича, давнего поклонника еще по Шанхаю, так что остаток ее жизни не был обделен вниманием. Ее дети полностью ассимилировались. Вера Сергеевна умерла в августе 1998 года в Сан-Антонио (штат Техас), где проживала ее дочь Наташа, но похоронена, как и ее мама Вера Евгеньевна, в Сан-Франциско.
Дочери Сергея Сергеевича Аксакова от второго брака так же, как и отец были связаны со сферой культуры.
Ирина Сергеевна Аксакова продолжила сценическую традицию. Она окончила Белорусский государственный театрально-художественный институт. Работала в театре, затем художественным руководителем в Московском физико-математическом институте. Была замужем. У нее взрослый сын Сергей Витальевич Аксаков (6 апреля 1963 г.р.), женатый на Марии Маевне Тихомировой (11 февраля 1969 г.р.) и двое внуков Сережа (15 сентября 1995 г.р.) и Ваня (17 октября 2004 г.р.). В настоящее время семья сына проживает в Подмосковье, в городе Лобне. В квартире Ирины Сергеевны помимо других предметов в серванте стояла фарфоровая статуэтка Будды, подаренная ее сестрой Лялей и напоминавшая о далеких годах детства и юности, проведенных в Поднебесной.
Ее младшая сестра Ольга Сергеевна Аксакова работала сотрудником Минского музея изобразительных искусств. Была замужем за Валерием Борисовичем Зайцевым. У нее две дочери Екатерина и Наталья (последняя сохранила фамилию Аксакова). Ольга Сергеевна умерла 22 февраля 1987 года и похоронена в Минске. Ее дочери и внучки в настоящее время проживают в Белоруссии, в Минске.
Из воспоминаний дочери композитора Ирины Сергеевны Аксаковой
(записаны с ее слов в городе Лобне Московской области в 2006 году).
«Я смотрю архивы Аксаковых и вспоминаю, возвращаясь в ноябрь 1942 года.
Мне 3 года. Я раздосадована: папа не дает поиграть с велосипедной корзинкой (в Шанхае в те времена к велосипеду крепилась корзинка для покупок с крышкой). Ощущаю отсутствие мамы. Папа говорит, что в корзинке приедет беби (смеется, видимо, шутит). Уезжает на велосипеде. Это родилась моя сестра Оля.
Наша столовая, купель со свечами, много людей. Олю окунают в купель. Большой стол. Я языком лизнула зеленый ликер. Впервые попробовала спиртное.
Гостиная, которая одновременно и папина студия, куда приходят ученики. Папа сидит за фортепьяно, я стою рядом и пою: «Мой миленький дружок, прелестный пастушок. О чем я вздыхаю, и страсть забыть желаю». У меня хороший слух и звонкий жалобный голос. Гости умиляются.
Мне уже 7 лет. В доме с утра до вечера музыка, приходят ученики, певицы, исполняющие папины романсы. Мне особенно понравился цикл — женские песни, на стихи Ахматовой: «Девичья», «Любовная», «Вдовья». Настаиваю — папа сдается, покорно разучивает со мной весь цикл. Я пою «Любовную»:
«Я окошко не завесила,
прямо в горницу гляди.
Оттого мне нынче весело,
что не можешь ты уйти».
В семье считают — ребенок подает надежды.
В нашей гостиной часто собирается творческий Шанхай: проф. Захаров, При-быткова, поэт В.Слободчиков, Наташа Ильина, впоследствии в СССР она напишет «Возвращение» и будет работать в редакции «Крокодила» в рубрике «Вилы в бок». Папа оживленный, невероятно остроумный, замечательный рассказчик, вдохновенно исполняет новые произведения. Воля Слободчиков читает свои стихи (в СССР впоследствии он стал известным лингвистом). Н.Ильина читает новые юморески.
Мама замечательная кулинарка. Гостям предлагают ее изделия: корзиночки с салатом, икрой, грибами, вафли с каймаком.
Особенно ярко вспоминаю Пасху. Папа по традиции всегда дома исполнял «Град Китеж». Великолепный пианист, страстный до такой степени, что в первом ряду было слышно его мычание.
Маму папа называл «мой ангел», а мама боготворила папу. Необыкновенно кроткая, преданная жена и мать. Папа говорил мне: «У твоей матери ангельский характер».
Это была настоящая жена композитора — муза его творчества.
Вспоминаю большое событие в Шанхае — открытие или празднование годовщины открытия памятника Пушкину (в Китае это и сейчас вспоминают). Я стою рядом с отцом, исполняется папина кантата Пушкину на слова В.Слободчикова. В нашей семье никогда не подавляли детскую личность, прощали шалости и мое озорство. В конечном счете, останавливал нас не запрет, а высокая духовность наших родителей.
Мне 13 лет. Читаем с папой Э.Золя. Папа — у себя в кабинете в подлиннике на французском. Я — у себя в комнате на русском. В 13 лет я прочла почти всю французскую классику, читала запоем, теперь понимаю — это влияние папы. В этот год папа особенно вспоминает прошлое. Он замечательный рассказчик. Ярко представляю его коллекцию бабочек, которую он собирал в имении Страхово. Папа все детство ловил бабочек, и была у него одна самая редкая бабочка с Мадагаскара. Мне даже казалось, что я ее трогала, но это разыгралось воображение.
Вспоминал Ольгу Григорьевну, свою тетку и крестную мать. Она известна всем как любимая внучка С.Т. Аксакова. Папа был ее любимым племянником, именно ему она хотела оставить наследство. Папа с юмором вспоминал ее прижимистость, как она ездила в Страхово в поезде третьим классом.
Вспоминал тихого отца и властную мать, дочь контр-адмирала Свешникова. Дети ее боялись. В день ее именин съезжались гости со всей губернии, и в имении палили из пушек.
В этом же году часто приходят письма из Америки от папиного учителя А.Т. Гречанинова. Он присылает свою книгу, в которой целая глава посвящена семье Аксаковых и их имению Страхово, где он часто бывал. Но поскольку он был обижен на большевиков и критиковал советскую власть, уезжая из страны, эту книгу мы оставили в Шанхае.
Лето 1954 года. Наш отъезд в СССР, последний день в Шанхае. Нельзя взять с собой тибетскую болонку Бобби, который жил у нас много лет. Родители решают его усыпить, чтобы он не страдал в разлуке. Папа кормит его царским обедом, но никто не радуется. Затем ведет его на поводке к ветеринару. Через час он приходит назад вместе с Бобби, говорит: «Не могу!». Мы оставляем Бобби китайцам.
Подъезжают две черные машины. В последний раз мы едем по Шанхаю. Потом много лет мне снился Бобби.
Выдержки из выступлений С.С. Аксакова по минскому радио.
Внимание! Говорит Минск!
Пожалуйста, уважаемый Сергей Сергеевич, приглашаем Вас к микрофону.
Аксаков: Это были годы очень интересного для того времени расцвета русского искусства в Москве: театр Станиславского, с его замечательными постановками пьес Горького, Чехова, Гамсуна, Толстого, Шекспира и других; Малый драматический театр, с великолепными артистами Ленским, Садовским, Яблочкиной, Пашенной, Ермоловой, Южиным и др. Большой оперный театр, где тогда пели гениальный Шаляпин, Собинов, тенор Смирнов, Нежданова, Збруева, Тукова, баритоны Гризунов и Шевелев и другие, интересные симфонические концерты с дирижером Купером, Суком, Ипполитовым-Ивановым и Рахманиновым, концерты «Керзинского кружка» камерной музыки; концерт трио «Шор, Крейн и Эрлих» и, наконец, отдельные концерты пианистов Игумнова, Гольденвейзера, Мейчина и другие.
Кроме того, Москва той эпохи оказалась местопребыванием многих крупных композиторов — Рахманинова, Аренского, Гречанинова, Танеева, Скрябина, Метнера, Ребикова, Ипполитова-Иванова, Кочетова и других.
С Большим театром успешно конкурировала частная опера в театре Солодовнико-ва. Там тоже были прекрасные певцы — сопрано Петрова-Званцева, Дейва-Сианицкая, тенора Климентьев, Севастьянов, Ломарев, бас Сперанский и другие. А главное, благодаря более гибкому аппарату, менее бюрократическому и менее тяжеловесному, чем в Большом театре, в частной опере гораздо чаще бывали новые постановки. Именно там мы впервые слышали оперы Маснэ «Вертер» и «Манон», «Кащея бессмертного» Рим-ского-Корсакова, «Мадемуазель Фи-фи» Кюи, «Страшную месть» Кочетова и другие.
Самым интересным в этой эпохе было то, что она явилась периодом новых исканий и началом утверждения на сцене реализма и жизненной правды. После Стравинского, Качалова, Ленского, Шаляпина и Собинова уже нельзя было играть и петь как раньше. На сцене надо было не играть, а жить. Этот лозунг был с увлечением подхвачен как артистами, так и публикой. Конечно, не всем артистам это удавалось в одинаковой степени, но, в общем, все они старались тогда не только петь, но, главное, создавать правдивый и жизненный образ на сцене. Разумеется, впереди всех в этом отношении шел Шаляпин, образы которого оставались в памяти на всю жизнь. Это удавалось ему даже во второстепенных партиях. Вот, например, Шаляпин в эпизодической роли беглого монаха Варлаама в опере Мусоргского «Борис Годунов».
Незабываемые по своей правдивости образы, созданные Шаляпиным, были связаны не только с его искусством перевоплощения, но и с удивительным владением звуковой интонацией. Таким же искусством голосовой интонации обладал Собинов, в исполнении которого даже старые романсы звучали совсем по иному. Вот он поет романс Чайковского «Средь шумного бала…» и сколько теплоты, искренности и какой-то удивительной грусти слышится в его пении.
Из других оперных артистов той эпохи, сумевших создать яркие сценические образы, остались в памяти Нерон и Герман в исполнении тенора Клементьева, Вертер в исполнении Севастьянова, Онегин в исполнении баритона Грызунова, Сальери и Гремин в исполнении баса Сперанского, и замечательная исполнительница романсов и песен Мусоргского сопрано Дейва-Спаницкая.
Мы — молодежь, преданная искусству — буквально разрывались на части, чтобы попасть на все лучшие спектакли и концерты. Мне в этом отношении как-то везло и всегда удавалось попасть на все наиболее интересное. А, кроме того, благодаря моим учителям Гречанинову и Игумнову, мне удалось раза три побывать в особняке композитора С.Н.Танеева, где часто собирался «Танеевский кружок» композиторов и музыкантов. Там, забившись куда-нибудь в уголок, я с замиранием сердца слушал их музыку, следил за их спорами. Как сейчас помню громадную угловатую фигуру Рахманинова, иногда молчаливого и рассеянного, а иногда веселого и громогласного; медлительного, добродушного и тучного Танеева; порывистого и нервного Скрябина; вечно куда-нибудь спешащего Игумнова и, наоборот, спокойного молчаливого Гречанинова; всегда очень вежливого, но довольно язвительного Метнера; изящного и обаятельного Собинова; веселого и бодрого Гольденвейзера; красноречивых и остроумных музыкальных критиков Кругликова и Энгела; известного органиста Рубека и многих других.
На этих вечерах композиторы играли свои новые произведения, иногда пели хором, а потом обсуждали, давали советы, критиковали, иногда восхищались, иногда молчали. Как сейчас помню эту большую, уютную гостиную в доме Танеева, в одном из тихих московских переулков недалеко от Арбата. Гречанинов играет и поет свои новые басни на слова Крылова. Всем нравится, особенно Танееву, который шумно выражает свои одобрения. Но вот за рояль садится Рахманинов и играет свой, ставший сейчас знаменитым, прелюд, только что вышедший тогда в издании Гутхемля.
Прелюд вызывает общее восхищение и его приходится повторить, затем одна из присутствующих певиц поет новый романс Аренского на слова Фета «Одна звезда».
Другая певица поет романс Танеева «Колыбельная».
Иногда на таких вечеринках выступали и небольшие камерные ансамбли. Вспоминаю, как горячо приняли присутствующие «Трио» Аренского.
А вот за рояль садится Скрябин и с увлечением играет свое новое Произведение -прелюд для рояля под названием «Желание».
Скрябин великолепный пианист, особенно в октавной игре, но иногда, увлекаясь, он так громко начинает подпевать, что заглушает собственное исполнение. Прелюд всем нравится, все начинают горячо обсуждать его гармонические новшества. Вечер проходит интереснее, дружнее, весело, даже шумно.
Несомненно, что музыкальная удача каждого радует всех собравшихся. И это кажется тем более удивительным, что здесь собрались представители совсем различных музыкальных течений. Танеев и Метнер — представители «академического» направления, Рахманинов и Аренский — наследники «позднего романтизма», Гречанинов -апологет «народничества» и Скрябин — модернист. Очевидно, любовь к хорошей, передовой музыке, любовь к русскому искусству в целом так сильна, что разбивает все условные перегородки.
Композитор Ребиков, представитель русского импрессионизма, на этих собраниях не бывал, держался особняком, с композиторами почти не дружил, иногда он давал на рояле концерт из своих произведений в «Литературном клубе» на Тверской, но играл он за закрытым занавесом и публика видела его только перед концертом и после. Он жил один во флигеле, во дворе дома, где жила его семья, и из открытого окна целыми днями доносилась его музыка. Я часто к нему заходил. Он очень меня любил, но иногда давал странные советы. Так, однажды, он мне сказал: «Что, Сережа, все учитесь? Бросьте, лучше пишите прямо оперу!»
С Римским-Корсаковым мне удалось встретиться только один раз, так как он жил в Петербурге. Но, кажется, в 1906 году он приезжал в Москву на премьеру своей оперы «Град Китеж». И вот, после первого спектакля, прошедшего с блистательным успехом, небольшая группа музыкальной молодежи (в том числе и я) решила пойти с цветами в гостиницу «Метрополь» поздравить автора. Он принял нас очень радушно и каждого из нас расспрашивал о его планах и музыкальных вкусах. А когда он узнал, что я ученик его ученика Гречанинова, то весело закричал: «Ну, значит, вы мой внук!» И долго жал мою руку.
В 1914 году началась Первая мировая война. Я покинул Москву и с сожалением уехал в Петербург. Но и тут мне повезло: на вокзале в Москве я, уезжая, встретил кумира всей тогдашней молодежи — Федора Ивановича Шаляпина. Помню, что поезд уже тронулся, и вдруг на перроне показалась огромная фигура, и раздался громоподобный голос: «Где дежурный? Остановите поезд!» Прибежал дежурный по станции. И вновь прогремел незабываемый голос: «Остановите поезд! Я — Шаляпин». И поезд остановился…
А незадолго до моего отъезда из Москвы, как бы прощаясь со мной, Игумнов устроил у себя ужин, на котором были, кроме меня, Гречанинов, музыковед Энгель и писатель Алексей Николаевич Толстой. Этот ужин навсегда остался в моей памяти. Гречанинов сыграл и спел целый акт из своей новой оперы «Сестра Беатриса», только что снятой со сцены по распоряжению обер-прокурора церковного Синода, как произведение антирелигиозное, подрывающее устои!» и прочее.
В следующем году исполнится 155 лет, как Сергей Тимофеевич Аксаков завершил свой земной путь, однако интерес к его личности и творчеству не утихает до сих пор. И этому есть причины. Давайте о них подумаем.
Известно, что Аксаков не только при жизни пользовался репутацией образцового гражданина, христианина и семьянина, но и многие десятилетия спустя расценивался потомками как «образец настоящего русского человека, в лучшем и высоком его значении». Судьба славная и удивительная еще и потому, что и после смерти он не расстался с тем, что было дорого ему при жизни. В самом деле, попробуйте говорить о С.Т. Аксакове, не упомянув его дружное, достопочтенное семейство. Ничего не получится. Хотя и собственная жизнь Сергея Тимофеевича, правдиво воплощенная в его замечательных книгах, не прекратится до тех пор, пока не исчезнет интерес к России и лучшим ее сынам.
Думать об Аксакове светло и радостно. Ощущение подлинности охватывает всякого прикоснувшегося к его судьбе. Книги по сей день хранят тепло родного очага, атмосферу интенсивной духовной жизни и кровной заинтересованности в судьбе России. Все это не просто задает высокий тон, но и ведет грустный счет утрат, постигших нас с вами. Ностальгия по аксаковской России сегодня сильна до отчаяния.
В размышлениях об Аксаковых (а это, кроме самого Сергея Тимофеевича, прежде всего его сыновья Константин и Иван — известные публицисты, поэты, общественные деятели) обнаруживается очевидный парадокс: насколько сложны и напряженны волнующие их вопросы, настолько вроде бы просты ответы, к которым они приходят. Ну, хоть, к примеру, этот:
Не бойся полюбить сверх меры;
За благо надо не робеть —
Принять и труд, и силу веры
И в добром деле не слабеть.
К.С. Аксаков «Н.С. Свербееву»
Как снять со слов следы длительного и не всегда добросовестного употребления, как вернуть им обаяние непосредственности и убедить читателя в том, что вечные истины, в сущности, просты, может быть потому они и не перестают ими быть? Чем возместить дефицит той жизненной почвы, что сумела бы дополнить приводимую аргументацию? Увы…
Прошедшее сокрылось вечно,
Его не возвратит ничто;
И как ни больно, но, конечно,
Все будет то же — да не то.
С.Т. Аксаков «Осень»
А поскольку все так, а не иначе, остается только уповать на то, что читателю тоже надоело нюхать дурной запах мертвых слов и он постарается преодолеть в себе двусмысленность, преследующую нашу речь (жизнь?) по пятам и лишающую ее серьезности и чистоты.
Итак, о человеке, который умел жить. Сергей Тимофеевич Аксаков обладал даром полного воплощения себя в жизни и искусстве. Он дал жизнь десяти своим детям, создав воистину уникальное семейство, которое и в чадолюбивом XIX веке отличалось редким ладом и единством. «Аксаковская репутация» — это устойчивое понятие, включающее такие свойства, как порядочность, радушие, искренность, патриотизм.
Свойства аксаковской души в полной мере отразились в его художественных произведениях, к созданию которых он обратился на шестом десятке лет, побуждаемый к этому Н.В. Гоголем и своими родными и близкими. «Вы не можете знать его творений, не узнав в то же время его самого; не можете любить их, не полюбив его, — писал в некрологе А.С. Хомяков. — Тайна его художества в тайне души, исполненной любви к миру божьему и человеческому». И в самом деле, судьба ласкала Аксакова. Ребенок был «желанный, прошеный и моленый, он не только отца и мать, но и всех обрадовал своим появлением на белый свет, даже осенний день (20 сентября 1791 года. — Н.Т .) был тепел, как летний!..» — писал в «Семейной хронике» С.Т. Аксаков о рождении Багрова-внука, то бишь самого себя, потому что автобиографичность его книг («Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука») сомнений никогда не вызывала.
Любовь матери, усиленная благосклонностью природы, вдохнула в него жизнь тогда, когда надежд на выздоровление уже не оставалось: «Доктора и все окружающие давно осудили меня на смерть… Страданий матери моей описать невозможно, но восторженное присутствие духа и надежда спасти свое дитя никогда ее не оставляли… Заметив, что дорога мне как будто полезна, мать ездила со мной беспрестанно… Дорогой, довольно рано поутру, почувствовал я себя так дурно, так я ослабел, что принуждены были остановиться; вынесли меня из кареты, постлали постель в высокой траве лесной поляны, в тени деревьев, и положили почти безжизненного.
Слышал, как плакал отец и утешал отчаявшуюся мать, как горячо она молилась, подняв руки к небу. Я все слышал и видел явственно, и не мог сказать ни одного слова, не мог пошевелиться — и вдруг точно проснулся и почувствовал себя лучше, крепче обыкновенного. Лес, тень, цветы, ароматный воздух мне так понравились, что я упросил не трогать меня с места… Я не спал, но чувствовал необыкновенную бодрость и какое-то внутреннее удовольствие и спокойствие… Мне становилось час от часу лучше, и через несколько месяцев я был уже почти здоров…»
И далее учился ли Аксаков в Казанском университете или служил переводчиком в петербургской «Комиссии составления законов», выполнял ли цензорские обязанности или полностью был поглощен организацией Межевого института, — он в первую очередь жил интересами своей семьи. Как сформулировал один из первых биографов
С.Т. Аксакова В. Шенрок, «он всегда жил преимущественно интимной жизнью, которой отдавался вполне». Аксаков не планировал войти в историю, не высчитывал своих шансов, не моделировал поведения. Он просто жил, наслаждаясь этим благом, дарованным каждому. Он испытывал ни с чем не сравнимое волнение от подлинности бытия, будь то первое слово ребенка или рождение дня, которое наблюдал он, сидя с удочкой на излюбленном месте; Сергей Тимофеевич испытывал восторг, бродя по лесу с корзинкой грибов, и зажигался охотничьим азартом в предчувствии удачи. Аксаковская жизнь до краев была наполнена любимой женой, Ольгой Семеновной, детьми, друзьями, книгами, театром, службой. Да мало ли чем может быть заполнена жизнь счастливого человека!
И.И. Панаев так описал московскую жизнь Аксаковых: «Аксаковы жили тогда (в 1838 году. — Н.Т
.) в большом отдельном деревянном доме на Смоленском рынке. Для многочисленного семейства требовалась многочисленная прислуга. Дом был битком набит дворнею. Это была уже не городская жизнь в том смысле, как мы ее понимаем теперь, а патриархальная, широкая помещичья жизнь, перенесенная в город… Дом Аксаковых с утра и до вечера был полон гостями… Хозяева были так просты в общении со всеми посещавшими их, так бесцеремонны и радушны, что к ним нельзя было не привязаться».
Семью Аксаковых современники называли «настоящей» и «образцовой». Многих тянуло в их дом, где глава семейства, как чадолюбивый Приап , был в центре всех затевавшихся дел и где все звуки легко перекрывал его мощный, выразительный голос, принесший ему славу первоклассного декламатора.
Атмосфера любого дома складывается веками, в ее созидании прошлое участвует наравне с настоящим. Ведь почему семья Аксаковых производила впечатление твердыни? - Думается, что не в последнюю очередь потому, что в ней жили предания, передававшиеся из поколения в поколение, бытовавшие как семейные легенды, сохраняющие убедительную (свою!) мораль и консервирующие любимые словечки и выражения, позволяющие сравнивать — и убеждаться в похожести! — предков и потомков (так дед Сергея Тимофеевича Степан Михайлович «откликнулся» в горячем нраве сына Григория).
В этом доме не только любили живых, но и хранили благодарную память об ушедших. Здесь молодые подставляли свои плечи старикам. Не будь этого, не появились бы воспоминания Аксакова: писатель из-за болезни глаз не мог писать, труд был доведен до конца благодаря следующему поколению Аксаковых, прежде всего дочери Веры Сергеевны.
В основании аксаковской семьи лежало понимание значимости каждого человека, вот почему столь естествен возвышенный финал «Семейной хроники», повествующей об обычных, в общем, людях: «Прощайте, мои светлые и темные образы, мои добрые и недобрые люди, или, лучше сказать, образы, в которых есть и светлые и темные стороны, люди, в которых есть и доброе и худое! Вы не великие герои, не громкие личности; в тишине и безвестности прошли вы свое земное поприще и давно, очень давно его оставили; но вы были люди, и ваша внешняя и внутренняя жизнь так же исполнена поэзии, так же любопытна и поучительна для нас, как мы и наша жизнь, в свою очередь, будем любопытны и поучительны для потомков <…> Да не оскорбится же никогда память ваша никаким пристрастным судом, никаким легкомысленным словом!»
Да, созидание семьи — процесс длительный и творческий. Здесь все проверяется на подлинность и проверяется каждый день. И только истинная надобность друг в друге создает в семье климат любви и заботы, который один способен защитить человека от жизненных бурь и катаклизмов, наполнить его ощущением полноты и надежности бытия. Аксакову удалось создать такую семью, вот почему его «семейные» книги и сегодня предстают перед нами в своем здоровом и оздоровляющем нравственном естестве.
Припоминается ирония В.В. Розанова: «Что такое писатель? Брошенные дети, забытая жена и тщеславие, тщеславие… Интересная фигура» . Ясно, что в создании «семейной погоды» велика была роль женщины — жены и матери — Ольги Семеновны, милой Олины, как называл ее Сергей Тимофеевич, чье имя стало семейным талисманом (одну из дочерей назвали Олей, первую внучку Оленькой).
Современники дружно отзываются об Ольге Семеновне как о человеке незаурядном, сердечном, высоконравственном. В.И. Шенрок так писал об этой удивительной женщине: «Она вносила в семью теплый, ровный свет и, не уступая своему мужу в сердечности, далеко превосходила его моральной устойчивостью. При таком характере жены семейная жизнь, можно сказать, имела воспитывающее действие и на самого Сергея Тимофеевича, культивируя в нем все доброе и смягчая, сглаживая его слабости и недостатки». И все-таки главная мудрость Ольги Семеновны заключалась в том, что она намеренно оставалась как бы на втором плане, за плечом своего мужа. Растворившись в муже и детях, она создала монолит, имя которому — аксаковская семья.
Правда, проблема «отцов и детей» не миновала и эту твердыню. Выразилась она… в нежелании и даже невозможности младших Аксаковых, взрослея, оторваться от своих родителей! Эта слитность приобретала порой драматический характер, в полной мере сказавшийся на судьбе старшего Константина. «Только в своем семействе, окруженный нежною, родною заботливостью, может он существовать и находить отраду», — писал о Константине Сергеевиче его отец. О том же говорил близко знавший Аксаковых И. Панаев: «Он беззаботно всю жизнь провел под домашним кровом и прирос к нему, как улитка к раковине, не понимая возможности самостоятельной, отдельной жизни, без подпоры семейства». Прирос всеми корнями, так что, когда закончился жизненный путь отца, заколебалась почва и под его ногами, нечем стало жить и Константину Сергеевичу. «Открылась постоянно сочащаяся рана сердца, для которой нет заживления, да и не хочет он заживления,» — так писал из-за границы Иван Сергеевич Аксаков, куда он повез лечиться своего безутешного брата. Чахотка от тоски по умершему отцу через год и семь месяцев унесла этого румяного богатыря.
Шутка Гоголя об аксаковском семействе: «Они способны залюбить насмерть» — приобретала пророческий смысл. Что касается самого Гоголя, то и он поддался магии этого семейства, прикипев к нему своим холостяцким сердцем, найдя во всех Аксаковых своих самых страстных почитателей. Характер отношения Гоголя к Сергею Тимофеевичу и его семейству хорошо просматривается в переписке, носившей теплый, доверительный характер: «Здравствуйте, мой добрый и близкий сердцу моему друг, Сергей Тимофеевич, — пишет Гоголь в мае 1840 года прямо с дороги. — Мне не кажется, что я с вами расстался. Я вас вижу возле себя ежеминутно и даже так, как будто бы только что сказали мне несколько слов и мне следует на них отвечать. У меня не существует разлуки, и вот почему я легче расстаюсь, чем другой. И никто из моих друзей по этой же причине не может умереть, потому что он вечно живет со мною» .
Не только Гоголь не хотел мириться с вынужденным отсутствием Аксаковых в своей жизни, но и сами Аксаковы усиленно изыскивали способы преодоления расставаний. И конечно же, находили их. Каждого отсутствующего члена семейства они засыпали письмами — коллективными и индивидуальными. И какими письмами! Не жалея сил и времени, щедро делились они новостями, мыслями, переживаниями, вовлекая отсутствующих в свою орбиту, заполняя вакуум разлуки и досадуя на нерасторопность почты.
И все же особой обстоятельностью и обязательностью отличается переписка с родными Ивана Сергеевича Аксакова. Вынужденный по делам службы на длительные сроки оставлять семью, он неизменно, дважды в неделю, садится за подробнейший рассказ о своей жизни, чтобы успокоить родных и порадовать их своими успехами. Письма эти — не только ценный исторический документ из жизни провинциальной России середины ХIХ века, но и захватывающее литературное чтение. Но самое главное — они — реликтовый памятник человеческого общения, культуры чувств и отношений. К счастью, письма эти опубликованы .
В письмах И.С. Аксакова — тоска по дому, он в нетерпении считает дни до встречи, чтобы вновь очутиться среди своих, родных и любимых. «Мне так… хочется поскорее в Москву, что, вероятно, по приезде я не скоро покину ее опять, — пишет он из Астрахани в 1844 году. — Мне хочется опять пожить с вами, среди людей, с которыми я могу сообщаться откровенно и свободно… Прощайте, милая моя маменька и милый отесенька (именно так младшие Аксаковы звали своего отца. — Н.Т .), будьте здоровы и не увеличивайте своих хлопот беспокойствами на мой счет. Крепко целую ваши ручки, обнимаю всех моих милых сестер и братьев. Не забудьте написать мне вашего адреса, когда переедете в Москву, и того, как надо подъехать к дому, чтоб шум колес не испугал Олиньку и вид тарантаса не встревожил ее» . (Ольга Сергеевна в течение многих лет страдала тяжелым нервным заболеванием.).
Это лишь почти наугад выбранный фрагмент астраханских писем Ивана Аксакова.
Самое важное, что ни форма обращения детей к отцу («отесенька»), ни подпись Сергея Тимофеевича («твой отец и друг») не были только установившейся формой. В том-то и дело, что между словом и отношением не было зазора. Как писал Константин Аксаков, «любовь и истина надежней всяких уз». Установившийся высокий лад семейной жизни не позволял взять фальшивую ноту даже тогда, когда мысль устремлялась в заоблачные выси нравственных идеалов. И порукой тому был строй семейной жизни, редкое единодушие во вкусах, наклонностях, привычках. Все любили Россию, Москву, Гоголя, все дружно ждали весны, чтобы вырваться, наконец, на берега чудесной речки Вори. Аксаковы свято чтили семейные праздники, принимая в них самое деятельное участие. Были и особые торжества, например праздник Вячки. Его придумал и «поставил» Константин, еще в детстве пораженный благородством и стойкостью древнерусского витязя Вячки, который предпочел смерть немецкой неволе и выбросился из башни при осаде Кугсгавена.
В честь этого героя-патриота 30 ноября каждый год, вечером, Константин «наряжался с братьями в железные латы, шлемы и прочее, а маленькие сестры — в сарафаны, все вместе водили хороводы и пели песню, сочиненную Константином Сергеевичем для этого случая. Затем следовало угощение, — непременно сладкое, — пился мед, елись пряники, орехи и смоквы». Так позднее описал этот ритуал Иван Сергеевич, ритуал, исповедь формирующий в детях рыцарство и благородство.
Редкие моральные качества этого семейства удивляли современников. Так, Ф.И. Тютчев, чья дочь стала женой И.С. Аксакова, оставил благоговейный отзыв о нем в одном из самых последних своих писем к дочери: «…говоря о своем муже, ты очень верно сказала, что природа, подобная его природе, способна заставить усомниться в первородном грехе, и уж если кто-нибудь имел бы право усомниться в этой тайне, объясняющей все и не объяснимой ничем, то это был бы, конечно, такой человек, как Аксаков; потому что именно безупречность его нравственной природы и давала столько силы и веса его словам и упрочивала за ним его влияние на молодежь…» Моральная безупречность была фамильной чертой Аксаковых. А поскольку не только Тютчев считал, что в основе любого вида деятельности, а уж тем более — литературного творчества — должна лежать работа по нравственному усовершенствованию человека, дерзнувшего обратиться к современникам и потомкам со словом истины, — то понятным станет предложение Гоголя, с которым он неоднократно обращался к Сергею Тимофеевичу: «Мне кажется, что если бы вы стали диктовать кому-нибудь воспоминания прежней жизни вашей и встречи со всеми людьми, с которыми случалось вам встретиться, с верными описаниями характеров их, вы бы усладили много этим последние дни ваши, а между тем доставили бы своим детям много полезных в жизни уроков, а всем соотечественникам лучшее познание русского народа. Это не безделица и немаловажный подвиг в нынешнее время, когда так нужно нам узнать истинные начала нашей природы…»
Как прозорлив был Гоголь в этом прогнозе! Впрочем, это понимал и Сергей Тимофеевич, который после смерти Гоголя предложение друга стал расценивать как духовное завещание, выполнить которое считал своим долгом. Все это так, но вот проблема: как перевести колоссальный жизненный опыт в художественные образы, как найти нужную интонацию, наконец, как очиститься от напластований, которыми заросла в быту душа? Как горько самому себе признаться: «Я надувал сам себя, чтоб жить спустя рукава. Я добровольно кидался в толпу непризнанных, я наклепывал на себя их пошлость и таким образом отделывался от трудных подвигов разумной жизни» . К тому же обнаружилось, что сочинять-то Аксаков и не умеет! «Я пробовал несколько раз писать вымышленное происшествие и вымышленных людей. Выходила совершенная дрянь, и мне самому становилось смешно».
Оставалось уповать на действительность, на живость воспоминаний, стараться с их помощью победить рассудочность задания и скуку назидания (их Сергей Тимофеевич не любил с самого нежного возраста). Приходилось интуитивно нащупывать путь, не позволяющий сбиться на риторику. Не сразу была найдена нужная интонация: пятнадцать лет прошло, пока появилась в печати «Семейная хроника». Но уже современники по достоинству оценили всю плодотворность аксаковских усилий. Непритязательность и добросовестность в воссоздании прошлого каким-то чудесным образом обрели многомерность и выразительность живой жизни. Что лишний раз убеждает в личной одаренности Аксакова и в верности посылки Гоголя: «Дело нужно начинать с другого конца — прямо с себя, а не с общего дела, чтобы уметь точно о нем говорить как следует».
Любовью, внутренней свободой и благородством веет со страниц аксаковских книг. Как будто и не было трезвящего опыта шестидесятипятилетней жизни! И мать в его книгах — по-прежнему существо святое, безмерно любимое и любящее, будто и не пришлось испытать горечи метаморфозы, когда после женитьбы сына мать, ревнуя его к новому семейству, переменилась в своих чувствах к нему.
А сколько благодарности отцу за то, что свел его с природой! Что же касается самой природы, то она в аксаковских книгах предстает в такой ароматной первозданности, что просто терзает современных читателей ностальгией по утраченному. Вот, например, как описывает Аксаков речку Большой Бугуруслан, на берегах которой его дед некогда купил землю: «Что за угодье, что за приволье было тогда на этих берегах! Вода такая чистая, что даже в омутах, сажени в две глубиною, можно было видеть на дне брошенную медную денежку! Местами росла густая урема из березы, осины, рябины, калины, черемухи и чернотала, вся переплетенная зелеными гирляндами хмеля и обвешанная палевыми кистями его шишек; местами росла тучная высокая трава с бесчисленным множеством цветков, над которыми возносили верхи свои душистая кашка, татарское мыло (боярская спесь), скорлазубец (царские кудри) и кошачья трава (валериана) <...> По реке и окружающим ее инде болотам все породы уток и куликов, гуси, бекасы, дупели и курахтаны вили свои гнезда и разнообразным криком и писком наполняли воздух <...> там водилась во множестве вся степная птица: дрофы, журавли, стрепета, кроншнепы и кречетки; по лесистым отрогам жила бездна тетеревов; река кипела всеми породами рыб, которые могли сносить ее студеную воду: щуки, окуни, голавли, язи, даже кутема и лох изобильно водились в ней; всякого зверя и в степях и лесах было невероятное множество…»
Настоящий художник правдив и прозорлив. Каким образом из своего благодатного далёка усмотрел Аксаков наше сиротское настоящее? Бог весть. Но усмотрел же!
Чудесный край, благословенный,
Хранилище земных богатств,
Не вечно будешь ты, забвенный,
Служить для пастырей и паств!
И люди набегут толпами,
Твое приволье полюбя,
И не узнаешь ты себя
Под их нечистыми руками!
Помнут луга, порубят лес,
Взмутят в водах лазурь небес!
Но как бы то ни было, а природу заменить нечем. Она питает плоть человека и каким-то неизъяснимым способом формирует его национальное самоощущение, склад души. Аксакову это было хорошо ведомо, ибо пришло и утвердилось это открытие наедине с речной гладью, под шорох упавших листьев, в милых сердцу российских просторах, где душа, освободившись от суеты и сомнений, распрямляется и приходит в согласие не только с внешним миром, но и с самим ее обладателем. И человек начинает ощущать себя хоть и малой, но такой необходимой частицей мироздания. Этой истиной, как главным сокровищем, делится Аксаков со своими детьми и читателями: «Вместе с благовонным, свободным, освежительным воздухом вдохнете вы в себя спокойствие мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе. Неприметно, мало-помалу рассеется это недовольство собой, эта недоверчивость к собственным силам, твердости воли и чистоте помышлений, — эта эпидемия нашего века, эта черная немочь нашей души, чуждая здоровой натуры русского человека, но заглядывающая к нам за грехи наши».
Вот почему все Аксаковы от мала до велика азартно ждут весну, мечтая о своем милом Абрамцеве, где у грибных и рыбных мест свои собственные имена и где можно, наконец, утолить страсть к рыбалке и «тихой» охоте. А как привольно детям «в сельской мирной простоте»! Как полновластно принадлежат им в деревне родители, особенно «отесенька», который делается в Абрамцеве необыкновенно живым и веселым, вышучивая в стихах и прозе свое неугомонное семейство.
Рыбак, рыбак, суров твой рок;
Ты ждал зари нетерпеливо,
И только забелел восток
Вскочил ты с ложа торопливо.
Темны, туманны небеса,
Как ситом, сеет дождь ненастный,
Качает ветер вкруг леса —
Ложись опять, рыбак несчастный.
Именно Сергей Тимофеевич дольше всех, порой до снежных бурь, задерживался в своем «тихом сельском доме» и уезжал как будто нехотя, исполненный благодарности и душевного освежения.
Прощай, мое уединенье!
Благодарю за наслажденье
Природой бедною твоей,
За карасей, за пескарей,
За те отрадные мгновенья,
Когда прошедшего виденья
Вставали тихо предо мной
С своею прелестью живой.
У аксаковских стихов «на случай» есть одна особенность: при всей кажущейся незатейливости и безыскусности они точно воспроизводят «погоду» аксаковского дома и, одновременно, родной пейзаж Подмосковья. В них естественно соединяются чувства семьи и Родины.
Ухожу я в мир природы,
Мир спокойствия, свободы,
В царство рыб и куликов,
На свои родные воды,
На простор степных лугов,
В тень прохладную лесов
И — в свои младые годы!
Но любовь к Родине всегда сопряжена с отношением к народу, ее населяющему. Всех Аксаковых отличало горячее сочувствие к народу, стремление оказать ему действенную помощь. И здесь уже дело не в форме, а в том, чтобы оказана она была с чистой совестью и верой. И хоть был уволен с цензорской службы за выход неугодного правительству журнала «Европеец» Сергей Тимофеевич, хоть позднее цензурой были запрещены газеты Константина и Ивана «Молва» и «Парус», снова и снова звучат в доме горячие споры о предназначении России, слышится тревога за ее будущее. И в центре — крестьянский вопрос, который решал судьбу России. Страстные разговоры о народе не были для Аксаковых диспутами на отвлеченные темы. Иван Сергеевич много поездил по России, активно участвовал в разного рода комиссиях по наведению порядка в провинциальных губерниях. Константин Сергеевич уже давно, изучая русские древности и систематизируя накопленные впечатления, пришел к выводу об «историческом праве крестьян на землю». Вывод этот нашел отражение в Положении 19 февраля 1861 года, куда попал благодаря участию в Редакционной комиссии друзей и единомышленников Аксаковых Ю. Самарина и В. Черкасского.
Что касается деятельной натуры самого Сергея Тимофеевича, то он сразу же по выходе в свет царского Указа официально известил оренбургского предводителя дворянства о своем желании освободить крестьян, не дожидаясь специального разрешения. Этот поступок был воспринят со всеобщим семейным ликованием, потому что единодушно расценивался как избавление от тяжелого морального бремени. Так Аксаков не только раньше многих, а главное — еще при жизни, лично успел сделать то, что снимало камень с его души. Воистину — спешите делать добрые дела! (Напомним, что Сергей Тимофеевич ушел из жизни 30 апреля 1859 года). И в этом случае жизнь Аксакова представляет собой пример созидательного опыта, того, что Ф.М. Достоевский называл «русским решением вопроса»: «…обязательна и важна лишь решимость ваша делать все ради деятельной любви , все, что возможно вам, что сами искренно признаете для себя возможным» .
Убеждений своих Аксаковы не скрывали. Они считали, что нужно воскресить в себе русского человека, для чего необходимо изучать сокровища духовного народного опыта, свято чтить коренные начала его бытия, неразрывного с православием. Именно православие спасло Русь от безверия, анархии, эгоизма и материализма, понимаемого как «гордое, безумное упование на одни человеческие силы, на возможность заменить человеческими учреждениями Божие постановления». Иван Сергеевич в ответах на вопросы III отделения четко сформулировал принципы, разделяемые всей семьей: «Я убежден, что насилие порождает насилие, нарушает нравственную чистоту дела и никогда не приводит к добру; я считаю даже, что никакая цель никогда не оправдывает средств и верю Спасителю, сказавшему ученику своему: «Всякий поднявший меч мечом и погибнет!» . В духовном опыте Аксаковых привлекает импульс деятельного, конкретного самоусовершенствования, преодоления личной греховности, стремление к нравственной цельности и на своем, и на общенациональном уровне. Это непросто осознать, еще труднее — воплотить в жизнь. Вот почему так важны примеры, соединяющие идею с жизнью. И пример Аксаковых имеет право быть расцененным как наше национальное достояние. Не случайно 1991 год ЮНЕСКО был объявлен годом Аксакова. Во многом это признание жизнестойкости и продуктивности аксаковских идей, прошедших успешную проверку собственной и сыновней жизнью, и одновременно попытка помочь современному человеку спастись от нарастающих последствий его эгоизма. Задача, как видим, отнюдь не теоретического характера.
Примечания:
- Панаев И.И. Литературные воспоминания. М., 1988. С. 180-183.
- Приап - сын Диониса и нимфы Хионы, бог садов, полей, защищающий стада коз, овец, покровительствовавший виноделию, садоводству, рыбной ловле.
- Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй и последний// Розанов В. Мысли о литературе. М., 1989. С. 470.
- Переписка Н.В. Гоголя: В 2-х т. М., 1988. Т.2. С. 9-10.
- Аксаков И.С. Письма к родным. М., 1988.
- Там же. С. 148.
- Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М., 1988. С. 325.
- Переписка Н.В. Гоголя. Т.2. С. 54.
- Достоевский Ф.М. Искания и размышления. М., 1983. С. 375.
- Аксаков И.С. Указ. соч. С. 503
___________________________
Тяпугина Наталия Юрьевна
Чистоту жизни
возвысить над чистотою слога
Иван Киреевский
В последнее время в стране начинает возрождаться интерес к национальным традициям, своим корням, собственно своей корневой культуре. В этой связи все более актуальными становятся проблемы семейного воспитания и культуры семьи. Надежда на то, что национальная идея и тесно связанные с ней принципы семейной культуры, семейной педагогики, подобно цементирующему раствору, укрепят общественный фундамент, – оправдана.
Сейчас, когда извечные споры о русской идее, «особом пути России» приобретают особую остроту и актуальность, жизнь, судьба, взгляды и литературно-педагогические идеи большого русского писателя С.Т. Аксакова и его семьи вызывают все больший интерес историков, литературоведов, культурологов, педагогов и психологов.
Как известно, в России XIX века распространенной формой общественного и культурного общения были различные кружки, салоны, литературные и иные вечера. Подобные формирования были одухотворены гуманистическими идеалами, питательной средой их были заботы о судьбах Отечества, народа, культуры, национальных традиций.
Семья Аксаковых как целое, как явление русской культуры еще недостаточно изучена и понята. Ей принадлежит особое место в дворянской русской культуре. Вышедшие из глухой российской провинции, Аксаковы острее, чем столичные дворяне, переживали раскол русского общества по сословному признаку. Формируясь в патриархальных традициях, в гармонии с малозатронутой цивилизацией природой, в постоянных контактах с язычниками и исламской цивилизацией, они одними из первых в России XIX века поставили вопрос о враждебности российской государственности русской национальной идее. Не видя в современной российской и европейской действительности обнадеживающих перспектив, Аксаковы обращали свои взоры в допетровское прошлое, подчас идеализируя и романтизируя его, но в то же время делая тонкие наблюдения и поразительные открытия.
Многие идеи Аксаковых, отбрасываемые за ненадобностью в течение столетия, приобрели в последние годы исключительную актуальность. Не только у нас в России, но и в Европе, и Америке их философское, литературное, но прежде всего педагогическое и культурное наследие, внимательно изучается и берется на вооружение различными общественными группировками. Среди многих причин это вызвано еще и тем, что «XVIII – начало XIX века – это семейный альбом нашей сегодняшней культуры, ее «домашний архив», ее «близкое-далекое» (11,14) . Сегодняшние в большинстве своем уродливые попытки реформирования российской государственности заставляют по-новому взглянуть на творческое наследие Аксаковых, пытаясь найти в нем ответы на вопросы современности. Именно в их наследии феномен семьи оказался определяющим элементом культуры.
Напомним, что эпоха XVIII–XIX веков – время, достаточно для нас близкое и тесно связанное с днем сегодняшним. Это время, когда оформлялись черты новой русской культуры, к которой принадлежим и мы. С другой стороны, это время достаточно далекое, уже во многом забытое. И если в изучении народной культуры и быта рассматриваемой нами эпохи сделано немало, то в отношении дворянской культуры до самого последнего времени сказывался прочно сложившийся предрассудок очернительства. По мнению исследователя, при употреблении эпитета «дворянский» в массовом сознании долгое время сразу же возникал образ «эксплуататора», вспоминались рассказы о Салтычихе и то многое, что по этому поводу говорилось. Но при этом забывалось, что та великая русская культура, которая стала национальной культурой и дала Фонвизина и Державина, Радищева и Новикова, Пушкина и декабристов, Лермонтова и Чаадаева и которая составила базу для Гоголя, Герцена, славянофилов, Толстого и Тютчева, была дворянской культурой. Из истории нельзя вычеркивать ничего. Слишком дорого приходится за это расплачиваться» (9, II, 16).
В автобиографических произведениях С.Т.Аксакова почти с документальной точностью зафиксирован быт уфимских дворян и семейный уклад степных заволжских помещиков в XVIII веке. Однако в отличие от обычных мемуаров или исторических хроник в книгах Аксакова быт опоэтизирован, а внутренняя гармония автора воспоминаний придает описываемому им патриархальному укладу и картинам природы очарование земного рая. Прежде чем перейти к осмыслению быта семьи Аксаковых как части русской дворянской культуры XIX века, хотелось бы остановиться на определении самого термина «быт». По мнению одного из специалистов в этой области Ю. М. Лотмана: «Быт – это обычное протекание жизни в ее реально-практических формах; быт – это вещи, которые окружают нас, наши привычки и каждодневное поведение». В повседневной жизни быт окружает нас как воздух, и как воздух становится заметен только тогда, когда он начинает меняться или исчезать. «Обращаясь к истории быта, – пишет исследователь, – мы легко различаем в ней глубинные формы, связь которых с идеями, с интеллектуальным, нравственным, духовным развитием эпохи самоочевидна. Так, представления о дворянской чести или же придворный этикет, хотя и принадлежат истории быта, но и неотделимы и от истории идей» (11,10). В свете вышесказанного становится очевидной тесная связь быта не только с историей, но и культурой, философией, этикой, эстетикой и психологией народа или сословия, которому он принадлежит. «…Быт – это не только жизнь вещей, это и обычаи, весь ритуал ежедневного поведения, тот строй жизни, который определяет распорядок дня, время различных занятий, характер труда и досуга, формы отдыха, игры, любовный ритуал и ритуал похорон. Связь этой стороны быта с культурой не требует пояснений. Ведь именно в ней раскрываются те черты, по которым мы узнаем своего и чужого, человека той или иной эпохи, англичанина или испанца…» (11.12).
Над «Семейной хроникой» Аксаков работал 16 лет и выпустил в свет лишь тогда, когда ему минуло 64 года. После ее появления на автора просто обрушился поток похвал от людей разнообразных политических и эстетических вкусов и пристрастий. Почему же бесхитростная по содержанию и старомодная по языку и стилю аксаковская хроника, появившаяся после «Повестей Белкина», «Капитанской дочки», «Пиковой дамы», после «Героя нашего времени», после «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Миргорода», «Шинели» и «Мертвых душ», вызвала такой неподдельный восторг у российских читателей? По мнению Ю.М.Нагибина, Аксаков «не поэтизировал своих скромных героев, не возводил в степень символа, не окутывал сказочной дымкой, нет, все давалось в лоб, без затей, почти с научной точностью, с доверчивой неторопливой обстоятельностью. Но тем Аксаков и взял читателей – сразу и навсегда» (15,10). Однако уже современники писателя в лице Добролюбова усматривали в его записках важное историческое значение. В чем же оно состояло? Ведь Аксаков не представлял ни знаменитых исторических деятелей, ни значительных исторических событий. Герои его хроники – небогатые степные помещики, не шибко грамотные, не слишком передовые, его собственные дед, бабка, тетки, отец, мать, ведущие уютную и отлаженную жизнь в родовых имениях.
С.Т. Аксаков не принадлежал к писателям, в творчестве которых отражаются острые конфликты и противоречия эпохи. Повествование его произведений спокойно и порою невозмутимо, проблемы сиюминутные, вопросы сегодняшнего дня как бы тонут в воспоминаниях и мыслях о днях минувших. Но это вовсе не означает, что автор «Записок ружейного охотника», «Семейной хроники», «Детских годов Багрова-внука», «Воспоминаний» лишь прекраснодушный «поминатель» былого, спрятавшийся в его дымке от проблем сегодняшних; просто-напросто пульс времени в его произведениях еле слышен, он едва прослушивается и как бы запрятан в бесхитростных судьбах героев, в неторопливой череде событий. Тем не менее критика вслед за Добролюбовым все-таки признала историческое значение творчества С.Аксакова; критик характеризовал «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова-внука» как летопись «действительно случившихся событий, без всякой примеси поэтического вымысла», подразумевая в первую очередь исторически достоверное, правдивое и реалистическое изображение прошлого России (6,249).
Тем не менее, нам представляется, что аксаковские книги написаны во многом не в духе времени, а наперекор ему; художественная ткань произведений уводила читателя от проблем современности в прошедшее, в мир патриархальной дворянской усадьбы.
Дом Аксаковых, семейное их гнездо являлись, безусловно, сердцем, средоточием духовного общения лучших умов России нескольких поколений. На фоне таких известных петербургских и московских кружков и салонов, как кружки Герцена, Огарева, Станкевича, салоны З.А. Волконской, А.П.Елагиной, Е.А.Карамзиной, В.Ф.Одоевского, А.О.Смирновой, дочери Кутузова Е.И.Хитрово и других, дом Аксаковых выделялся постоянством, широким спектром культурных интересов, особой теплотой. С.Т.Аксаков, глава рода, отличался доброжелательностью, отзывчивостью, высоким уровнем культуры, тем самым привлекая к себе самых разных писателей, ученых, актеров, музыкантов. Как пишет Э.Л. Войтоловская, у Аксаковых бывали М.П. Погодин, известный историк, издатель журнала «Московский вестник», С.П. Шевырев, профессор русской словесности, писатель М.С.Загоскин, драматург А.А. Шаховской, собиратель народных песен П.В. Киреевский, здесь можно было встретить Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Ф.И. Тютчева, А.К. Толстого, Н.М. Языкова, А.С. Хомякова, актера М.С. Щепкина, композитора А.Н. Верстовского и многих других. Думается, имеет право на жизнь такое нравственно-педагогическое понятие, как «Дом Аксаковых», предполагающее особый Дом, особую Семью, в которой весь уклад, быт пронизывались сохранением и максимальным распространением исконно русских традиций, в том числе и народной русской педагогики и культуры.
С.Т. Аксаков не был проповедником славянофильства, как Константин и Иван Аксаковы, но как гражданин и писатель, художник во многом разделял их взгляды, суть которых заключалась в единстве, цельности убеждений и образа жизни. К.С.Аксаков в статье «Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням» писал: «Вместе и согласно с началом христианской веры выдается начало семейное, основа всего доброго на земле. Богатыри почтительны к отцу и матери… Итак, сила богатырская является у нас, осененная чувством православия и чувством семьи: без чего не может быть истинной силы». Эта гармония гражданина и писателя была основой художественного повествования произведений С.Т.Аксакова, которые на деле были реализацией сыновних мыслей и чаяний; думается, его опорой в поисках художника была реалистичность, правдивое отражение жизни, оценка перемен с точки зрения их необходимости; а отправной, исходной точкой авторской позиции аксаковских книг была одна из нравственных заповедей русской морали, ставшая и заповедью русской литературы: семья есть прообраз народной жизни.
Как известно, семья Аксаковых была сильна сплоченной взаимной любовью, богата яркими индивидуальными личностями. Чем дальше от нас уходит время написания «Семейной хроники», «Детских годов Багрова-внука», «Воспоминаний», тем значительнее для нас этот уникальный семейный род, его корни, традиции семейной педагогики и культуры семьи.
В середине XX века, первым обратил внимание на этот культурный феномен сверх-чуткий А.П.Платонов в своей рецензии на книгу С.Т.Аксакова «Детские годы Багро-ва-внука»: «Древнее учреждение – семья – составляет сущность произведения Аксакова» (18,69). Особая сила аксаковской книги, ее общественное, литературное и педагогическое значение «заключается в изображении прекрасной семьи, вернее – целого рода, то есть преемственности двух семейств, переходящих на будущую, третью, – через посредство внука и сына, через посредство ребенка: семья показывается через ее результат – ребенка, что наиболее убедительно. Именно в любви ребенка к своей матери и к своему отцу заложено его будущее чувство общественного человека: именно здесь он превращается силою привязанности к источникам жизни – матери и отцу – в общественное существо, потому что мать и отец в конце концов умрут, а потомок их останется – и воспитанная в нем любовь, возложенное, но уже не утоляемое чувство обратится, должно обратиться, на других людей, на более широкий круг их, чем одно семейство. Сиротства человек не терпит, и оно – величайшее горе» (18,69-70).
Не случайно рецензия писателя появилась в тревожном 1941 году, в пору известного обращения Сталина: «Братья и сестры!», сплотившего русский народ вокруг своего отца-тирана в минуту смертельной опасности, нависшей над страной. Описывая в «Семейной хронике» самодурства помещиков-крепостников, С.Т.Аксаков, в отличие от многих русских писателей XIX века, не столько осуждает это зло, сколько, как нам кажется, наводит на мысль о его противоестественности вековому патриархальному укладу. Однако, несмотря на свои консервативные взгляды и романтизацию патриархального прошлого, С.Т.Аксаков и его сыновья поддерживали многие либеральные реформы в России, в частности, отмену крепостного права, так как это отвечало их стремлению видеть свободным русского крестьянина, как равноправного члена семьи, большой семьи русского народа.
«Семейная хроника» состоит из пяти «отрывков». Три из них – это детальная, а то и по часам расписанная история о том, как Тимофей Степанович Аксаков, отец автора, женился на Марии Николаевне Зубовой, матери. От автора хроники не ускользают малейшие детали этой женитьбы, все помыслы, тайные и явные, участников этой незамысловатой истории. А история эта весьма обыкновенная: жених и невеста, очень разные по уровню образованности и воспитанию, сначала преодолевают осложнения с многочисленной родней, а ставши мужем и женой, «прилаживаются» друг к другу, чтобы сохранить взаимопонимание на всю оставшуюся жизнь. Свидетелем этих событий и переживаний автор, естественно, быть не мог: «Семейная хроника» кончается эпизодом его («Багрова-внука») рождения. Он опирался на рассказы отца, матери, родных, которых «много наслышался»… И здесь видимая простота оборачивается особой сложностью, глубиной, для нас почти недоступною. По словам В.А.Кошелева, «Аксаков как бы приоткрывает перед нами, теперешними, тот мир человеческих взаимоотношений, который для нас, кажется, утрачен. Будут ли нынешние отец и мать пересказывать сыну историю своей, в общем-то, обыкновенной, женитьбы? Кого из нынешних детей заинтересует дедовский нрав из давно прошедших времен, – так заинтересует, чтобы пронести его через всю жизнь? Дабы на склоне лет поведать об этом дедовском нраве всем, найти в обыкновенной истории своих предков значительное, общеинтересное содержание и решиться сделать эту историю, как она есть, без прикрас и выдумок, достоянием литературы. Для этого надобен не просто особенный художественный дар, но и великие нравственные качества, затерянные, забытые нами в потоке быстротекущего времени, и особенная психология – от веков сохраненная психология семейного предания» (6, 13).
Одной из значительных художественных удач «Семейной хроники» стал яркий образ Степана Михайловича Багрова, прототипом которого был дед писателя – Степан Михайлович Аксаков. Это один из классических образов в русской литературе, вобравший в себя многие положительные и отрицательные черты русского провинциального дворянства XVIII века. Семья Аксаковых была сильна своими корнями. И в «Семейной хронике» читаем: «…древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки, и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян, но, производя свой род, бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка ее был не дворянин» (1, 61). Степан Михайлович Багров был не только среднего, а даже небольшого роста; но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, мускулистое тело обличали в нем силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей, на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнет ветер. Правильные черты лица, прекрасные большие тем-но-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот – все это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее всяких духовных и гражданственных актов. Природный ум его был здоров и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но служа в полку, еще до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счетах, о чем любил говорить даже в старости» (1,60).
Характер любого человека проявляется более всего в его отношениях с другими людьми. И в том, как Степан Михайлович Багров относился к своим крестьянам, к жене, детям, невестке, внукам – весь он, сильный и красивый особой нравственной красотой человек. «В несколько лет Степан Михайлович умел снискать общую любовь и глубокое уважение во всем околотке. Он был истинным благодетелем дальних и близких, старых и новых своих соседей, особенно последних, по их незнанию местности, недостатку средств и по разным надобностям, всегда сопровождающим переселенцев, которые нередко пускаются на такое трудное дело, не приняв предварительных мер, не заготовя хлебных запасов и даже иногда не имея на что купить. Полные амбары дедушки были открыты всем – бери, что угодно. «Сможешь – отдай при первом урожае; не сможешь – бог с тобой!» С такими словами раздавал дедушка щедрою рукою хлебные запасы на Семены и емены. К этому надо прибавить, что он был так разумен, так снисходителен к просьбам и нуждам, так неизменно верен каждому своему слову, что скоро сделался истинным оракулом вновь заселяющегося уголка обширного Оренбургского края. Мало того, что он помогал, он воспитывал нравственно своих соседей!» (1,72-73).
Багров-дед не терпел лжи, от кого бы она не шла: «Только правдою можно получить от него все. Кто солгал, раз обманул, тот не ходи к нему на господский двор» (1, 73). В нем воплотилось воедино и умение быть заботливым, ласковым, не забывающим привезти с полей кисть крупных чудных ягод клубники своей Арише, и нежность, любовь к детям, внукам.
Неторопливо и обстоятельно описывая мельчайшие детали патриархального крепостнического быта Степана Михайловича Багрова, Аксаков создает яркий образ сурового, но мудрого хозяина, заботливого и требовательного отца, живущего в согласии с Богом и природой.
По контрасту с мудрым и степенным бытом Степана Михайловича Багрова во втором отрывке «Семейной хроники» описана буйная жизнь жестокого помещика Михаила Максимовича Куролесова, мужа тетки Аксакова. Писатель не рисует его одной черной краской: не лишенный ловкости и практической сметки, Куролесов пользуется успехом у провинциальных барышень и уважением собственных крестьян. Но все его положительные качества – рачительность, обаяние – затмеваются дикими сценами помещичьего произвола, исказившими и обрекшими на гибель эту недюжинную натуру. «Мало-помалу стали распространяться слухи, что майор не только огорчен, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись в свои деревни, особенно в Уфимскую, он пьет и развратничает…» (1,100).
Парадокс, но «через сорок лет, сделавшись владельцем Парашина, внук Степана Михайловича нашел в куролесовских крестьянах искреннюю благодарную память об управлении Михаила Максимовича, потому что чувствовали постоянную пользу мно-гих учреждений; забыли его жестокость, от которой страдали преимущественно дворовые, но помнили уменье отличать правого от виноватого, работящего от ленивого, совершенное знание крестьянских нужд и всегда готовую помощь» (1, 119). Прав Ю.Нагибин, утверждающий, что «если б не Аксаков, наше представление о русской жизни было бы куда одностороннее и беднее» (16, 10). Важное место в повествовании «Семейной хроники» занимают главы, описывающие историю любви и женитьбы родителей. В этой незамысловатой истории, поведанной Аксаковым, содержится важный итог пути, пройденный русской дворянской культурой в XVIII веке, от создания мощного государства и рентабельного хозяйства, основанного на христианской морали, до перенесения главных жизненных целей и интересов в сферу духа и семьи. Именно на таких преданиях своей семьи воспитывались в течение веков не только дворянские, но и христианские дети. По ним учились они строить свои будущие семьи. В этих преданиях оказывалась заключена мудрость векового строя русской семейственной жизни, того строя, которым мы не устаем восхищаться, но следовать которому уже не в состоянии» (16, II).
«Семейная хроника» С.Т. Аксакова была принята читателями на редкость единодушно и восторженно. Сложный процесс формирования детской души – центральная тема второй книги Аксакова «Детские годы Багрова-внука». Главная задача, которую поставил перед собой Аксаков, состояла в том, чтобы написать «историю ребенка» и чтобы это была «книга для детей». «Детские годы Багрова-внука» – это жизнь, увиденная глазами ребенка. Аксаков задумал книгу, которой не было ни в русской, ни в мировой литературе.
Самым дорогим для ребенка человеком всегда была и есть мать: «Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием. Ее образ неразрывно соединяется с моим существованием, и потому он мало выделяется в отрывочных картинах первого времени моего детства, хотя постоянно участвует в них». Именно мать, Мария Николаевна Аксакова (Зубова), вводит маленького Сережу в удивительный мир книг. Да и книги в аксаковской хронике появляются вместе с героиней – Софьей Николаевной Зубиной. Автор наделяет свою героиню редкими качествами: мать Сережи Багрова хороша собой – «первая уфимская красавица» умна, образована. Не последнюю роль в этом автор отводит книгам: она самостоятельно изучает французский язык, читает на нем, но русской литературе она отдает явное предпочтение. Русский просветитель Н.И.Новиков, с которым Мария Николаевна познакомилась заочно, по переписке, и который сыграл определенную роль в ее образовании, присылал из Москвы «все замечательные сочинения в русской литературе». Книги в семье Аксаковых-Багровых – не просто чтиво, пусть изысканное, грамотное, несущее наслаждение, и это даже не часть жизни, это жизнь во всех ее проявлениях: они обучают, воспитывают, просвещают, они способны совершать чудеса: именно книга – «Домашний лечебник» Бухана – даровала Сереже второе рождение. После выздоровления «дитяти» «Лечебник» отодвигает на задний план уфимских докторов и становится для матери не просто лечебником, а советчиком на всю оставшуюся жизнь, а Бухан получает в семье титул спасителя: «Выздоровление мое считалось чудом, по признанию самих докторов…. Мать приписывала его, во-первых, бесконечному милосердию божию, а во-вторых, лечебнику Бухана. Бухан получил титло моего спасителя, и мать приучила меня в детстве молиться богу за упокой его души при утренней и вечерней молитве. Это было, в самом деле, интересное чтение, потому что описывались все травы, соли, коренья, и все медицинские снадобья, о которых только упоминается в лечебнике. Я перечитывал эти описания уже гораздо в позднейшем возрасте и всегда с удовольствием, потому что все это изложено и переведено на русский язык очень толково и хорошо».
Вскоре Сергей Иванович Аничков, бывший депутат Екатерининской Комиссии нового уложения, поборник просвещения и «покровитель всякой любознательности» принес книгу «Детское чтение для сердца и разума», изданное безденежно при «Московских ведомостях» Н.И.Новиковым: «Я так обрадовался, что чуть не со слезами бросился на шею старику и, не помня себя, заплакал и побежал домой, оставя своего отца беседовать с Аничковым. …Боясь, чтоб кто-нибудь не отнял моего сокровища, я пробежал прямо через сени в детскую, лег в свою кроватку, закрылся пологом, развернул первую часть своей книжки с восторгом и, несмотря на разумную бережливость матери, прочел все с небольшим в месяц. В детском уме моем произошел совершенный переворот, и для меня открылся новый мир…» (1,418). Это была не последняя книга – подарок С.И. Аничкова, который беседовал с мальчиком после каждой прочитанной книги.
Следующие книги для чтения Сережи были из библиотеки его тетушки. Это «Песенник», «Сонник» и «какой-то театральный водевиль». На Сережу обе книжки произвели большое впечатление. «Я выучил наизусть, что какой сон значит, и долго любил толковать сны, свои и чужие, долго верил правде этих толкований, и только в университете совершенно истребилось во мне суеверие…».
Библиотека Багрова-внука, состоящая из двенадцати частей «Детского чтения» и «Зеркала добродетели», была умножена «Детской библиотекой» Шишкова и «Историей о младшем Кире и возвратном походе десяти тысяч греков, сочинения Ксенофонта». Первыми книжками Сережи Багрова-Аксакова были произведения Хераскова и Сумарокова. Одним из первых были, по традиции, и книги сказок, в особенности арабские: «При первом удобном случае начал я читать арабские сказки, надолго овладевшие моим горячим воображением. Все сказки мне нравились, я не знал, какой отдать предпочтение! Они возбуждали мое детское любопытство, приводили в изумление неожиданностью диковинных приключений, воспламеняли мои собственные фантазии». «Шехерезада свела меня с ума. Я не мог оторваться от книжки. Кажется, еще ни одна книга не возбуждала во мне такого участия и любопытства» (1,429).
В Чурасове также была небедная библиотека, которой маленький читатель не замедлил воспользоваться. С позволения Прасковьи Ивановны, по выбору матери, брал оттуда книги, «которые читал с великим наслаждением». Первая попавшаяся Сереже книга была «Кадм и Гармония», сочинения Хераскова, и его же «Полидор, сын Кадма и Гармонии». Тут же были «Мои безделки» Карамзина и его же издание разных стихотворений разных сочинителей под названием «Аониды». «Эти стихи уже были совсем не те, что стихи Сумарокова и Хераскова». Автор автобиографической книги не раз отмечает наблюдательность Сережи Багрова, его интерес к новым людям, общению, гостям, частенько приходившим в гостеприимный дом Аксаковых-Багровых. Эти встречи не проходили бесследно, а напротив «часто заставляли меня задумываться: для думанья я имел довольно свободного времени» (1,456).
По совету тетушки для Сережи Багрова позвали ключницу Пелагею, «которая была великая мастерица сказывать сказки и которую даже покойный дедушка любил слушать… Пришла Пелагея, немолодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла кручке, вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас грешных», села у печки, подгорюнилась одною рукою и начала говорить, немного нараспев: «В неком царстве, в неком государстве…». Это вышла сказка под названием «Аленький цветочек». Нужно ли говорить, что я не заснул до окончания сказки, что, напротив, я не спал долее обыкновенного? Сказка до того возбудила мое любопытство и воображение, до того увлекла меня, что могла бы вылечить от сонливости, а не от бессонницы… С этих пор, до самого моего выздоровления, Пелагея ежедневно рассказывала мне какую-нибудь из своих многочисленных сказок. Более других помню я «Царь-девицу», «Иванушку-дурачка», «Жар-птицу» и «Змея Горыныча». Сказки так меня занимали…» (1, 468-469).
Если внимательно проследить за кругом чтения Сережи Багрова, можно отметить одну, пожалуй, главную особенность: его интересовала прежде всего русская литература, на ней он воспитывался, она давала ему, мальчику-провинциалу, первые знания о своей стране, ее прошлом, традициях, людях. В числе книг находились еще: «Древняя Вивлиофика», «Россиада» Хераскова и полное собрание в двенадцати томах сочинений Сумарокова. Заглянув в «Вивлиофику», «я оставил ее в покое, а «Россиаду» и сочинения Сумарокова читал с жадностью и с восторженным увлечением» (1,467).
Автор отмечает разительные перемены, которые наглядно происходят с Сережей – читателем: «Обогащенный новыми книгами и новыми впечатлениями в тишине уединения и ненарушаемой свободы, только после чурасовской жизни вполне оцененной мною, я беспрестанно разговаривал со своей матерью и с удовольствием замечал, что стал старше и умнее, потому что мать и другие говорили, рассуждали со мной уже о том, о чем прежде и говорить не хотели» (1,469).
В «Семейной хронике» и «Детских годах Багрова-внука» перед читателем проходят великолепные картины быта провинциальных помещиков того времени: народные праздники (святки, Пасха), посты, свадьбы, похороны, поминки, домашнее врачевание, обеды и чтения, обычаи глубокой старины.
С неменьшим удовольствием автор воспроизводит ритуалы русского дворянского застолья, а названия явств порой напоминают своеобразную поэтическую кулинарную книгу. Вот как выглядит обед старого деда Сережи Багрова, возвратившегося усталым с полевых работ: «Здоровенный дворовый парень Николка Рузан стал за дедушкой с целым сучком березы, чтоб обмахивать ею от мух. Горячие щи дедушка хлебал деревянной ложкой, потому что серебряная обжигала ему губы; за ними следовала ботвиня с медом, с прозрачным балыком, желтой как воск, соленой осетриной и с чищенными раками и тому подобные блюда. Все это запивалось домашней брагой и квасом, также с медом» (1, 80).
А как подробно, с каким знанием обычаев и обрядов, описан С.Аксаковым свадебный обед в Багрове! «Обед происходил обыкновенным порядком; молодые сидели рядом между свекром и свекровью, блюд было множество, одно другого жирнее, одно другого тяжелее; повар Степан не пожалел корицы, гвоздики, перцу и всего более масла… Старики не догадались запастись в Уфе кипучим вином и здоровье новобрачных пили трехлетней, на три ягоды наливкой, клубниковкой, густой, как масло, разливающей вокруг себя чудный запах полевой клубники. Ванька Мазин «…подавал всем один бокал с белыми узорами и синеватой струйкой, которая извивалась внутри стеклянной ножки. Когда пришлось молодым благодарить за поздравление, Софье Николаевне, конечно, было неприятно пить из бокала, только вышедшего из жирных губ Каратаева; но она не поморщилась и хотела даже выпить целый бокал» (1, 174). Не забывали в доме Багровых и о дворне: «В Багрове заранее были сделаны распоряжения, чтобы в день приезда молодых, угостить дворню… Заранее сварили несколько печей корчажного пива, нацедили десяток другой ведер крепкого домашнего вина и приготовили всякой нужной посудины… На широком дворе, не отгороженном от улицы, были утверждены на поставках доски, на которых стояли лучаны с пивом, бочонки с вином и лежали грудами для закуски разрезанные надвое пироги» (1, 178).
Сколько рецептов приготовления еды можно почерпнуть у Аксакова! «…рыбу между тем сварили, поджарили на сковороде в сметане, а самых крупных окуней испекли в коже и чешуе» (1, 190). Но в пост они ели «ботвинью», рыбу, раков, кашу с каким-то постным молоком и клубнику» (1, 315,372). Знали толк в лекарственных травах и народном врачевании. Приме-рое народного врачевания в тексте «Семейной хроники», «Детских годов» много: избитых «кошечками» людей спасали только тем, «что завертывали истерзанное их тело в теплые, только что снятые шкуры баранов, тут же зарезанных» (1, 107); Зубиха-колдунья – привораживает к себе всех мужчин корнями (1,131); Иван Петрович с утра «тянет желудочный травник» (1,160). Зимой лечились целительным травником или ставленным башкирским медом. Но лучшим средством для лечения был «чистый, именно лесной воздух и пользование кумысом» (1, 240). «Слабую, желтую, худую, одним словом сказать, тень прежней Софьи Николаевны» (1,242) повез Алексей Степанович в татарскую деревню Узы-Тамак, называемую русскими Алкино «. .цветущие поляны дышали благовонием трав и цветов, а леса из дуба, липы, клену и всяких других пород чернолесья, разрежая воздух, сообщали ему живительную силу» (241). «Кумыс был обычным питьем с утра до вечера. Для Софьи Николаевны приготавливали этот благодатный напиток цивилизованным способом, то есть кобылье молоко заквашивали не в турпсуке, а в чистой, новой, липовой кадушечке… целебное питье готовилось для нее самым приятным способом» (241). После такого лечения больная уже через две-три недели встала. Для полного выздоровления нужна была еще верховая езда и жирное баранье мясо, которым заедали кумыс. Все эти картины быта превращаются под пером С.Т. Аксакова в широкую панораму провинциальной жизни России второй половины XVIII века. Об этом хорошо сказал Ю.М. Нагибин: «Аксаков не формулировал своих философских взглядов, за исключением преданности «русскому началу». Но значительность его внешне непритязательных автобиографических хроник (…..) в том, что у них прочная и сильная мировоззренческая основа. Эти воззрения выражены в известной фразе Льва Толстого: «Хватит делать историю, давайте просто жить». Фраза изумительная по простоте и глубине. Еще Толстой говорил, что самая серьезная и настоящая жизнь проходит дома, а не на площади. Под домом он разумел не четыре стены, а то, что объемлется прямой заботой человеческого сердца, а под площадью – не городское пространство, а разгул отвлеченных умствований, приводящий к разрушительным последствиям. Для толстовской правды важна каждодневная жизнь семьи со всеми малыми и вроде бы незначительными событиями, со всеми слезами и радостями, с праздниками, болезнями, разлуками, встречами, со всем, чем томится человеческое сердце» (16, 10). «Прочная и сильная мировоззренческая основа», о которой справедливо заявляет писатель, было славянофильство, которое возникло не от праздности, а явилось своеобразным ответом на вызов, брошенный западниками противостоящим идеологическим лагерям. Реформы Петра I сделали свое дело: историческое развитие России шло по сценарию освоения жизненного опыта Западной Европы; западники делают вывод: у России нет ни исторического прошлого, ни будущего. Мыслящая часть русского дворянства, истинные патриоты, которыми являлись все без исключения славянофилы, несмотря на разногласия, споры, противоречия не приняли и не могли принять подобную идеологическую ориентацию. Один из родоначальников славянофильства А.С. Хомяков так формулировал кредо будущей славянофильской идеологии: «Долой все заемное! Да здравствует свое родное, народное, самобытное. Будем же во всем русскими, в устройстве своего государства и быта, в науке, философии, литературе, умственной деятельности» (2,49).
Философские, исторические, религиозные, культурные аспекты славянофильства были, пусть не полно, но изучены не только в дореволюционной России, но и на Западе. Этого нельзя сказать о его политической и педагогической доктрине, ориентации в области культуры. Историческое же развитие от 1830-х до 1990-х годов и вовсе не было прослежено. Духовно далекий от славянофильства профессор политических наук Нью-Йоркского университета А. Янов в книге «Русская идея и 2000-й год» одним из первых занялся проблемой эволюции «русской идеи» от ранних славянофилов до современных национал-патриотов. Ученый полемически остро противопоставляет славянофильский идеал нации – семья – западным политическим ценностям: «Русская идея не признавала центрального постулата западной политической мысли о разделении властей (как институциональном воплощении нейтрализации порока пороком). Она противопоставила ему принцип разделения функций между светской и духовной властями и государством, охраняющим страну от внешнего врага, и православной церковью, улаживающей конфликты нации. Мизантропической философии Гоббса противопоставила она пусть наивную, но чистую веру в отношении любви и добра во всей иерархии человеческих коллективов, составляющих общество – в семье, в крестьянской общине, в монастыре, в церкви и в нации. Нация-семья, не нуждающаяся ни в парламентах, ни в политических партиях, ни в разделении властей, стала ее идеалом. Как и семье, нации не нужны правовые гарантии или институциональные ограничения власти. Как и в семье, на первом месте у нации должны быть не права, но обязанности ее членов. Как и в семье, конфликты нации должны улаживаться духовным авторитетом, а не конституцией». Этот идеал нации- семьи нашел свое воплощение лишь в семье Аксаковых, Если в Европе существовали коммуны социалистов-утопистов, то в России XIX века такой коммуной была семья Аксаковых, совершившая нравственную революцию в своих попытках вернуться «домой», к своим чистым сельским истокам, в допетровскую Русь, не ведавшую, по мнению ее членов, ни деспотизма, ни полицейского террора, ни официальной государственной лжи.
Извечное противостояние России и Запада как культурная и историческая проблема и ситуация приходится как раз на XVIII век. Процесс европеизации коснулся в той или иной степени многих областей жизни нашей страны: общественной, научной, культурной. В области бытовой культуры этот процесс имел в результате духовный раскол нации. Изменение норм жизни дворянства зачастую приводило к полному забвению собственных культурных традиций вплоть до языка. «Ксерокопия» западных форм жизни приобретала порою уродливую форму, что вызывало резкий протест не только у славянофилов, истинных граждан, но отражалось и в культуре, – сатирическая литература XVIII века тому пример. Не стоит забывать о том, что противостояние западничеству началось задолго до формирования славянофильства как идеологического, этико-культурологического и пр. направления. Если говорить о национальных истоках славянофильства, то почвой, из которой произрастало это философское, умственное, педагогическое, литературное движение, была культурно-идеологическая ситуация, сложившаяся в России в 1830-1840-е годы. Как известно, славянофильство превыше всего провозглашало права своего народа на самобытную историческую жизнь, только ей характерную и принадлежащую. Напомним, что подобная организация явилась своеобразным ответом на вызов, брошенный представителями противоположного направления – «западниками».
Говоря о возникновении и корнях русского славянофильства, необходимо помнить о том, что его своеобразие как культурного и общественного движения совершенно невозможно понять без осознания того, что в его основе лежало православное христианство. Эстетическая и этическая основа славянофильства – это Семья, Дом, Корни, Традиции. Пропаганда и самоценность национального духовного опыта, в т. ч. в культуре и литературе была для мыслящей части русского общества, для деятелей культуры первоочередной задачей. К.С. Аксаков, анализируя русскую литературу XVIII века и отмечая ее сплошь подражательный характер, лишенный какого бы то ни было самобытного начала (статья 1849 г. «О современном состоянии литературы. Письмо 1. Литература предыдущих лет»), писал: «Русская земля очутилась в положении Америки: ее надо было открыть. Нашлись Колумбы, которые сказали, что она есть, Русская Земля. Каким смехом и поношением были встречены они: названия Славянофилов, Русопетов, квасных патриотов, обвинения в ретроградстве посыпались со всех сторон; но те, в которых родилось убеждение в существовании Русской земли, не смутились… Такие передовые люди – Болтин, Шишков и в особенности Грибоедов в своем «Горе от ума» – восстали против подражательности, указали на необходимость самобытности для нас… Эти благородные лица – утешительное явление среди эпохи рабской подражательности». Такими «Колумбами», «передовыми людьми», «благородными лицами» были и сами Аксаковы, жизнь которых, труды были органическим продолжением их теоретических воззрений.
СНОСКИ
- Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 5 т. Т.1. Семейная хроника; Детские годы Багрова-внука. – М.: Правда, 1966.
- Благова Т.И. Родоначальники славянофильства. Алексей Хомяков и Иван Киреевский. М., 1995.
- Войтоловская Э.Л. Аксаков в кругу писателей-классиков: Докум. очерки. – Л.: Дет. лит., 1982.
- Гудков Г.Ф., Гудкова З.И. С. Т. Аксаков. Семья и окружение: Краеведческие очерки. – Уфа: Башк. кн. изд-во, 1991.
- Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т.1.
- Добролюбов Н.А. Поля. собр. соч. Т.1.
- Кошелев В.А. Время Аксаковых //Лит. в шк. – 1993. – №4.
- Кошелев В.А. Славянофилы и официальная народность //Славянофильство и современность. – Спб., 1994.
- Курилов А.С. Константин и Иван Аксаковы //Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика / Сост., вступ. статья и коммент. А.С. Курилова. – М., 1981.
- Лобанов М.П. «Оплот против врагов»: Уроки Аксаковых //Мол. гвардия. – 1995. -№1.
- Лобанов М.П. Сергей Тимофеевич Аксаков. – М: Мол. гвардия, 1987. (Жизнь замечательных людей. Сер. биогр). Вып. 3 (677).
- Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). – СПб.: Искусство, 1994.
- Манн Ю, Единокровные друзья. – // Семья и школа. – 1988. – №9.
- Машинский С.И. С Т. Аксаков: Жизнь и творчество. – 2-е изд., доп. -М.: Худ. лит., 1973.
- Мефодий (архимандрит). Слово, сказанное в день 50-летия со дня смерти писателя С.Т. Аксакова, 1909г. 30 апреля //Истоки. – 1991. -№16.
- Нагибин Ю.М. Аксаков //Смена. – 1987. – №6.
- Переписка Н.В. Гоголя в двух томах. М: 1988 Т.2.
- Платонов АЛ. Детские годы Багрова-внука: I Рецензия Аксакова // Платонов АЛ. Размышления читателя: статьи. – М., 1970.
- Пришвин М.М. Глаза земли; Корабельная чаща. – Челябинск.
- Солоухин В.А. Письма из Русского музея //Солоухин В.А. Славянская тетрадь. – М., 1972
- Цивьян Т.В. Дом в фольклорной модели мира (на материале балканских загадок) // Ученые записки Тартуского государственного университета вып. 464- Труды по знаковым системам X. Семиотика культуры. Тарту, 1978
Внеклассное мероприятие
«Семья Аксаковых и моя
семья»
Творчество С.Т. Аксакова занимает, бесспорно, особое место в истории
отечественной литературы. Современник великих русских писателей, таких, как
Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Гончаров, Тургенев, Толстой – Аксаков обладал
уникальным дарованием в аспекте тематики, жанра и стиля его произведений.
Об Аксакове справедливо было сказано, что он рос всю жизнь, рос вместе со
своим временем и что его литературная биография есть как бы воплощение
истории русской литературы за время его деятельности.
исследование, систематизация информации о семье С.Т. Аксакова.
Цель:
Задачи:
а) исследовать жизнь С.Т. Аксакова в семье;
б) прочитать автобиографические произведения писателя;
в) определить роль влияния семьи на творчество писателя в русской литературе.
Материалом для исследования послужили: биография писателя, его
произведения. В ходе исследования были использованы такие методы, как
наблюдение, описание, сопоставление, анализ.
Практическая направленность работы состоит в том, что результаты
исследования могут быть использованы при изучении творчества С.Т. Аксакова,
при обучении анализу произведений,
организации внеклассных
мероприятий.
при
Для своего исследования мы выбрали тему о семье. Почему спросите вы?
Сегодня в этой области много проблем. Государство, объявив семью
непреходящей ценностью, взяло её под свою защиту. Оно заинтересовано в том,
чтобы семьи, составляющие её основу, были крепкими.
Недаром говорят: «Крепка семья – крепка Отчизна».
Обществу небезразлично, какой климат царит в семье, какие принципы
семья исповедует, чем она живёт, чем «дышит», ведь именно в семье
воспроизводится новая жизнь, воспитываются будущие граждане страны.
Именно от семьи зависит, какими они будут.
1. Семья Аксаковых
Мы хотим познакомить вас с жизнью удивительной семьи – семьи
Аксаковых. У Аксаковых было 10 детей, их воспитанию уделялось
исключительное внимание.
Сергей Тимофеевич Аксаков занимает видное место в истории
отечественной литературы. Выдающийся мастер реалистической прозы, тонкий
психолог, писатель, в совершенстве владевший сложным искусством
изображения природы, отличный знаток всех сокровенных богатств русского
народного слова таким знаем мы Аксакова. Таким знали его и почитали Гоголь
и Тургенев, Герцен и Чернышевский, Некрасов и Толстой. Люди самых
различных политических и эстетических верований, они были единодушны в
оценке того большого вклада, который внёс в русскую литературу автор
«Семейной хроники» и «Детских годов Багрова – внука». И, конечно же, автор
всем вам хорошо известной сказки «Аленький цветочек».
Сергей Тимофеевич Аксаков родился 20 сентября (1 октября) 1791 года в
Уфе, в небогатой, но старинной дворянской семье. Отец его служил
прокурором, мать принадлежала к чиновной аристократии. Свои ранние годы он
провел в степном имении деда, родовитого, хотя и не очень богатого дворянина.
Он был человеком почти необразованным, слабовольным, тихим, застенчивым,
но привил ему любовь к деревенской жизни, к природе.
После его смерти это имение – Новое Аксаково – переходит к отцу
будущего писателя. В 1800м году на формирование будущего писателя
исключительное влияние оказала его мать, Мария Николаевна. Она привила ему
любовь к книге; сама большая охотница до чтения, она развивала эту
наклонность и в сыне, руководила его чтением. Между ними установились
дружеские, редкие по своей исповедальной доверительности отношения.
Дворянское происхождение, отмечает Добролюбов, освобождало от
необходимости рано втягиваться в «практическую жизнь», и «живой,
восприимчивый мальчик обратился исключительно к природе и своему
внутреннему чувству и стал жить в этом мире». Так что предыстория известных
книг С.Т.Аксакова об уженье, охоте, несомненно, берет начало в его детстве.
Рано входит во внутренний мир мальчика и народная поэзия. Завороженный,
слушает он в долгие зимние вечера сказительницу Пелагею, ключницу из
крепостных. В ее обширнейшем сказочном репертуаре были и все русские
сказки, и множество восточных.
Неизгладимое впечатление оставляют душе и в памяти мальчика
народные песни, святочные игры. А когда Сережа приохотился к чтению книг,
он и ему отдается с исступленной страстью. Разжигая воображение, и без того у
мальчика не по годам развитое, чтение устремляет его по новому руслу: он
выдумывает приключения, сходные с вычитанными в книгах, и рассказывает их
как доподлинные, будто бы с ними самим случившиеся.
Дом писателя Аксакова являлся своеобразным культурным гнездом,
средоточием духовного общения писателей и деятелей нескольких поколений.
Он выделялся постоянством, глубиной и разносторонностью культурных
интересов.
увлечённый
литературой и театром Сергей Тимофеевич Аксаков привлекал к себе
писателей, учёных, актёров, музыкантов.
доброжелательный,
Общительный,
отзывчивый,
Гостеприимный дом посещали люди разных политических взглядов и
ориентаций. Несмотря на идейные расхождения, здесь охотно собирались и
западники и славянофилы. Их объединяли дружеские отношения.
Влияние на литературу «дома Аксаковых», как и незаурядной его
личности, было очень велико. Это был особый дом и особая семья, в которой
весь уклад, быт как бы пронизывались культурными интересами.
Дом Сергея Тимофеевича Аксакова был совершенно особенным и по тем
отношениям общей любви, сердечности, тёплого радушия, а также тихого (хотя
и не безмятежного) счастья, которые царили в нём. Всё было основано на полной
свободе и взаимном доброжелательстве, все держали себя с полной
непринуждённостью, в том числе и дети. Все любили «отесеньку» (как называли
отца дети), доброго гения своей семьи и знакомых.
Созданию сердечной атмосферы в семье много способствовала жена
Сергея Тимофеевича Аксакова – Ольга Семёновна. Сергей Тимофеевич был
счастлив как муж и отец. Женился он по страстной любви. Его возлюбленная
Оленька Заплатина, или Оллина, как он её называл, моложе его на год, жила
вместе с отцом, суворовским генералом, на окраине Москвы, близ Донского
монастыря. Мать её была турчанка, красавица ИгельСюма, взятая в плен при
осаде Очакова.
После смерти матери дочь, поселившись с отцом в Москве, стала его
другом и помощником. Старый воин не мог заменить дочери её умершую мать,
но посвоему воспитывал её тем особым своим духом доблести, который потом
оказал ей такую великую поддержку в воспитании детей. Ольга читала отцу
исторические сочинения, книги о военных походах, сражениях. Постоянно
читались газеты. Так текла их мирная жизнь в Москве, пока её не взбудоражил
молодой человек, Сергей Аксаков, зачастивший в их дом.
Какое это было чудное время! Какая пылкость чувства, какое
нетерпеливое желание видеть свою милую Оллину! Тогда, приходя после
встречи с невестой домой, молодой человек изливал свои чувства к
возлюбленной в стихах, в сентиментальной прозе с «ахами», с «замиранием
сердца», с мечтами о завтрашнем блаженстве свидания. И вот 2 июня 1816 года
в церкви Симеона Столпника на Поварской молодых повенчали.
В семейной жизни поубавились, конечно, и «ахи», и мечты о блаженстве.
Но зато явились свои радости, открытие в себе чувства отцовства. Рождение
первенца 29 марта 1817 года, названного Константином, обратило его в новое
страстное состояние, заставившее забросить и забыть и рыбалку, и охоту, и все
другие увлечения. Со смешанным чувством благоговения, с любопытством
вглядывался он в широкое личико крохотного пришельца из другого,
таинственного мира, глядевшего перед собой голубыми, уже осмысленными
глазками. Отец часто сам был и нянькой, и хранителем колыбели младенца,
вскакивая по ночам, когда тот начинал плакать. Когда Костя подрос и стал
ходить, пригодился и сценический талант отца: напевал ему песенки, разыгрывал
уморительные сценки.
Пришёл свой срок и для рыбалки, а потом и для первой охоты, поблизости
за прудом, кончившейся выговором сына отцу за убитого куличка. Одним
словом, как когдато отец вводил маленького Серёжу в мир природы, так
ставший отцом Сергей Тимофеевич передавал сыну по наследству свою любовь
к природе.
Затем в семье Аксаковых появились дочь Вера, сын Гриша, Миша. Пятым
ребёнком был сын Иван. Позже родились дочери Оля, Надя, Любонька, Маша,
Сонечка. Оля была очень больной девочкой, это доставляло много переживаний
родителям.
В 17 лет умер Миша. Он был очень весёлым, остроумным мальчиком,
сколько оживления вносил он в жизнь семейства, как радовал своими
музыкальными способностями. Не только близкие, но и посторонние удивлялись
его таланту. Умер он в Петербурге, куда отец отвёз его поступать в Пажский
корпус.
Смерть Миши поразила отцовское сердце. Он был смят горем: он и прежде
испытал семейные потери – умерли во младенчестве, сразу после рождения, два
сына и две дочери. Но здесь уже семнадцатилетний юноша, почти взрослый сын.
Удар был жесток. Он боялся за Оллину, но она, узнав о смерти сына, не
предалась отчаянию, она только стала молчаливой и неотступно задумчивой.
Утрата ещё более сроднила их.
Сыновья Сергея Тимофеевича Аксакова Константин Сергеевич и Иван
Сергеевич были высокообразованными людьми, видными публицистами и
критиками, они унаследовали от отца горячую любовь к русской культуре,
изучали отечественную историю; перу Константина Сергеевича принадлежит
ряд серьёзных работ по лингвистике, а Иван Сергеевич был известен и как поэт.
Ещё один сын, Григорий Сергеевич, был одним из замечательных
губернаторов, оставил заметный след в истории Уфимского и Самарского края.
Он обладал поразительной сострадательностью к людям. Придавал огромное
значение народному образованию, считал, что грамотная жена и мать будет
иметь большой авторитет и ощутимее станет её влияние на экономический и
нравственный климат семьи. Он стал единственным продолжателем на Земле
рода Аксаковых, у него была дочь Ольга.
2. Традиции семьи Аксаковых
Аксаковская семья хранила традиции героического русского прошлого.
Был, например, у Аксаковых совершенно особенный праздник Вячка – в честь
одного малоизвестного древнерусского витязя, выбросившегося из башни
осаждённого немцами города. Праздник этот отмечали ежегодно 30 ноября. В
этот день сыновья Сергея Тимофеевича наряжались в железные латы и шлемы,
маленькие дочери в сарафаны, все вместе водили хороводы и пели песню,
сочиненную Константином Сергеевичем.
Семья для Аксакова – не только свои дети, но и родовое предание,
родители, предки. Он считал, что без семейных, народных преданий не может
быть исторической жизни. В них продолжали жить прежние поколения, входя в
живую семью, обогащая её духовно и нравственно.
Сами Аксаковы вели свой род от знатного варяга Шимона, племянника
короля норвежского Гакона Слепого, прибывшего в Киев в 1027 году с
дружиной и построившего в КиевоПечёрской лавре церковь Успения (где он и
погребён. Историей об этом Шимоне открывается знаменитый «Киево
Печёрский патерик» памятник древнерусской литературы XII века. Аксаковы
гордились своей родословной.
Зиму Аксаковы проводили в Москве, летом ездили в Оренбургский край,
где прошло детство Сергея Тимофеевича.
Когда поездки стали
затруднительными, Аксаковы начали подыскивать усадьбу поблизости от
Москвы. После долгих поисков остановились на имении Абрамцево.
Абрамцево возвращало Аксакову мир его детства и воскрешало старую
страсть – рыбную ловлю, которой много лет назад, мальчиком, он занимался с
таким увлечением, что ни о чём другом не мог ни думать, ни говорить.
Живописное имение Абрамцево полюбилось Аксаковым и их
многочисленным друзьям. В радушном доме подолгу гостил Гоголь. В кругу
семьи Аксаковых он мастерски читал свои произведения, рассказывал о замысле
второго тома «Мёртвых душ».
По вечерам в Абрамцеве обсуждали литературные и театральные новости,
спорили о народе, истории, много говорили о русских народных песнях, которые
в то время собирали и записывали П.В. Киреевский и Н.М. Языков.
Поэтическая природа Подмосковья благотворно действовала на С.Т.
Аксакова. Внешне всегда спокойный и добрый, неторопливый и простой, он был
наделён, по словам Гоголя, «нервически пылкой» натурой, чуткой, страстной и
увлекающейся. В его литературном таланте реализовалась преимущественно
одна сторона природной одарённости – мудрость и покой. Другая же – пылкость
и страстность –с избытком проявлялась в его отношениях к людям.
С.Т. Аксаков обладал уникальной способностью сочувствовать и
переживать. Особенно это проявлялось в отношении к талантливым людям. С.Т.
Аксаков умел «заметить», распознать талант и помочь ему раскрыться. В этом
он видел свою миссию. Он умел помочь другу и в беде, и в усталости, и в
болезни, отдавая в его распоряжение тепло и уют своего дома.
Вот такова история семьи Аксаковых, о ней можно говорить бесконечно
много. Мы постарались вкратце рассказать о самом важном.
3. Семья Несговоровых и ее традиции
Наша семья очень большая и дружная. Мой дедушка Иван Илларионович
Гаврилов и бабушка Клавдия Кирилловна Гаврилова. Сейчас они находятся на
заслуженном отдыхе. Дедушка работал электриком на Благовещенском
арматурном заводе. Бабушка фельдшером скорой помощи. Они вырастили
двоих детей. Моя мама, Светлана Ивановна является их дочерью, а Сергей
Иванович их сыном. Когда мама еще училась в школе, она познакомилась с моим
папой, Несговоровым Сергеем. С тех пор они вместе. После свадьбы у
родителей появилась дочь Татьяна, спустя десять лет в городе Уфе я,
Несговоров Никита. У моей сестры уже своя семья: муж Владимир и маленькая
дочь Екатерина.
В нашей семье принято летом, каждые выходные ездить на рыбалку. Рано
утром на озере так хорошо и легко, что хочется остаться здесь на весь день.
Когда отплывешь от берега, на воде можно увидеть легкую дымку, туман.
Во время рыбалки мы забываем обо всем на свете, глядя на поплавок, и на
то, как плещется рыба.
А еще мы очень любим выезжать далеко – далеко, на самое большое озеро
Башкортостана: Аслыкуль. Там такая природа! Утром можно увидеть забавных
сусликов и бакланов – птиц, которые «смеются». Несменные жители озера
семья лебедей. Само же озеро настолько чистое, что можно заплыть на глубину
два метра и увидеть красивое каменистое дно.
Абсолютно у всех членов нашей семьи есть и спортивные пристрастия.
Мы все очень любим хоккей и каждый сезон ездим в ледовый комплекс «Уфа –
Арена», «болеем» за команду «Салават Юлаев».
Литература
1. Аксаков Сергей Тимофеевич. Русские писатели: библиогр. словарь. – М., 1971.С.Т.
2. Аксаков, Воспоминания; Литературные и театральные воспоминания / коммент. Е. И.
Анненковой. – М.: Худож. лит, 1986.
3. Лобанов М. П. Сергей Тимофеевич Аксаков. - М.: Мол. гвардия, 1987 (2е изд., 2005).
(Жизнь замечательных людей).
Интернетресурсы
1. http:// www.aksakov.net.ru /lib/sb/book/2061 ...
Русский писатель, мемуарист, литературный и театральный критик. Отец славянофилов И.С. Аксакова и К.С. Аксакова, мемуаристки В.С. Аксаковой.
Родился в небогатой, но старинной дворянской семье. Его отец Тимофей Степанович Аксаков служил прокурором Уфимского земского суда. Мать, Мария Николаевна Зубова, была дочерью помощника оренбургского наместника. Мария Николаевна с детства приохотила сына к чтению книг, привила ему любовь к литературе, театру, искусству. От отца юный Аксаков унаследовал любовь к природе, страсть к охоте и рыбалке, редкую наблюдательность. Детство будущий писатель провел в Уфе и в родовом имении Ново-Аксаково.
Дальнейшее воспитание и образование С. Т. Аксаков получил в Казанской гимназии (с 1799 года), преобразованной вскоре в Казанский университет (1804) , где он также продолжил учиться. В студенческие годы С. Т. Аксаков увлекся театром, принимал участие в деятельности «Общества любителей русской словесности». В университете Сергей Тимофеевич познакомился с преподавателем математики Г.И. Карташевским, оказавшим на него большое влияние. Впоследствии Карташевский женился на родной сестре Аксакова Наталье Тимофеевне.
Не окончив Казанский университет, будущий писатель переехал в Петербург (1807), где поступил на службу в Комиссию по составлению законов и Экспедицию о государственных доходах до 1819 года.
В 1816 году Аксаков женился по большой любви на О. С. Заплатиной, дочери суворовского генерала и пленной турецкой княжны Игель-Сюм. Умная и образованная женщина, Ольга Семеновна всю жизнь была главным советчиком, первым читателем и литературным критиком Аксакова. У Аксаковых была большая дружная семья: четверо сыновей и шесть дочерей.
В 1827-1832 годах Аксаков служил в Московском цензурном комитете. В 1833-1838 годах стал инспектором, а затем и директором Константиновского межевого института. За время директорства Аксакова институт стал одним из образцовых учебных заведений. Московский период жизни С. Т. Аксакова ознаменовался новой деятельностью и новыми знакомыми. Среди них были писатель М. Н. Загоскин, поэт и критик С. П. Шевырев, журналист Н. И. Надеждин, драматург А. А. Шаховской, историк М. П. Погодин. Сам Аксаков в этот период плодотворно занимался переводами, литературной и театральной критикой, сотрудничал с журналами «Атеней», «Галатея», «Московский вестник». Крепкая дружба связала в эти годы С.Т. Аксакова и талантливого русского актера М. С. Щепкина.
В 1837 году Аксаков стал наследником большого имения (850 душ крепостных и несколько тысяч десятин земли) в Оренбургской губернии, где бывал лишь наездами. В 1839 году Сергей Тимофеевич по причине расстроенного здоровья вышел в отставку.
В 1843 году семья Аксаковых приобрела подмосковное имение Абрамцево. Там, на берегу живописной реки Вори, где часами просиживал с удочкой С. Т. Аксаков, в тихой уединенной усадьбе расцвел его талант натуралиста. Отойдя от служебных обязанностей, обосновавшись в милом его сердцу сельском уголке, Сергей Тимофеевич активно включился в литературную деятельность. Этому обстоятельству способствовало также тесное общение писателя с возвратившимся из-за границы Н.В. Гоголем, с которым семья Аксаковых была знакома с 1832 года.
Гоголь настаивал на том, чтобы Аксаков, обладавший замечательным даром рассказчика и декламатора, взялся за перо. Дебют писателя оказался весьма успешным и многообещающим. В первых своих книгах: «Записки об уженье» (1847), «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» (1852), «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах» (1855) - С. Т. Аксаков проявил себя как тонкий наблюдатель, проникновенный поэт русской природы. Критика очень благосклонно приняла нового писателя. Очень высокого мнения об «охотничьей» трилогии С. Т. Аксакова был И. С. Тургенев, с которым у Аксакова завязалась переписка и личная дружба. Его труды также были по достоинству оценены многими русскими учеными-натуралистами, такими как К. Ф. Рулье, В. М. Черняев.
Однако наиболее полно талант Аксакова-литератора раскрылся в его автобиографических произведениях: «Семейная хроника» (1856) «Детские годы Багрова-внука» (1858) и «Воспоминания» (1856), написанных им на основе реальных жизненных событий и семейных преданий. Опираясь на историю трех поколений семьи Багровых, Аксаков воссоздал в них дух и быт провинциальной дворянской семьи конца XVIII века в его повседневности. В этих произведениях с особой силой проявилась самобытность таланта Аксакова, заключавшаяся в характере и стиле его литературного языка, впитавшего простоту, колоритность, выразительность живой разговорной речи. Широкую известность приобрела сказка С. Т. Аксакова «Аленький цветочек», помещенная им в приложении к книге «Детские годы Багрова-внука». Сказку писатель посвятил своей маленькой внучке Ольге Григорьевне Аксаковой. Это небольшое, по сути, самостоятельное произведение писателя подкупало читателей своим волшебным красочным сюжетом, яркими непосредственными характерами главных героев, необыкновенно певучим и образным языком.
Успех автобиографической трилогии С. Т. Аксакова был необычаен. Читатели и критика восторженно приняли книги нового талантливого мемуариста. На склоне лет к С. Т. Аксакову пришла широкая известность и признание. Однако писательский труд давался литератору с большими усилиями. Он почти потерял зрение, и ему приходилось диктовать произведения своим близким, полагаясь на их усердие и редакторский талант.
Весной 1859 года давно и тяжело болевший Аксаков скончался в Москве. После себя он оставил талантливое потомство, добрую память и прекрасные, ставшие хрестоматийными произведения. Сергей Тимофеевич Аксаков был похоронен в Москве в Симоновом монастыре, в советское время перезахоронен на Новодевичьем кладбище.
Дети:
Константин (1817—1860) — литератор, историк и лингвист, идеолог славянофильства; холост.
Григорий (1820—1891) — уфимский и самарский губернатор, тайный советник; женат на Софье Александровне Шишковой.
Иван (1823—1886) — литератор, редактор и издатель, идеолог славянофильства; женат на фрейлине Анне Фёдоровне Тютчевой (дочери поэта).
Михаил (1824—1841) — воспитанник Пажеского корпуса.
Вера (1819—1864) — подвижница славянофильского движения, мемуаристка.
Ольга (1821—1861), из-за нервной болезни жила под наблюдением докторов в Башиловке на даче, соблюдала диету.
Надежда (1829—1869), известна была исполнением малороссийских песен и игрой на гитаре.
Любовь (1830—1867) - художница-любительница, похоронена рядом с родителями и братьями в Симоновом монастыре.
Мария (1831—1908) - жена коллежского асессора Егора Антоновича Томашевского.
Анна (1831—?), умерла в детстве.
Софья (1834—1885).
Память
В настоящее время в Уфе находится Мемориальный Дом-музей С. Т. Аксакова.
В Государственном историко-художественном и литературном музее «Абрамцево» часть экспозиции Главного усадебного дома посвящена семье Аксаковых и гостям их дома.
В с. Аксаково Бугурусланского района Оренбургской области открыт памятник С. Т. Аксакову.
В с. Надеждино Белебеевского района Оренбургской области открыт памятник Аксакову.
В г. Уфа открыт памятник С. Т. Аксакову.
Ежегодно в Музее-заповеднике «Абрамцево» проводятся Аксаковские чтения.
Ежегодно там же проводится Всероссийский фестиваль «Аленький цветочек».
Ежегодно с 1992 года в Уфе проводится Международный Аксаковский праздник.
