Поистине удивительные люди встречаются на Земле, и один из них — слепой худодник по имени Эшреф Армаган. Художник этот заслуживает упоминания и всеобщей известности, поскольку слеп он с самого рождения! Но уже на протяжение 35 лет Эшреф Армаган рисует свои картины (готовые поспорить с мазнёй некоторых зрячих мастеров), не имея никаких визуальных представлений об окружающем мире, о свете и цвете! Причём, случай уникален как в истории живописи, так и в истории науки.

Эшреф родом из Турции, образования он не получал, т.к. семья была бедна. Однако мальчик самостоятельно выучился писать, а позже проявил и талант в живописи. никогда не использовал кистей, их ему заменяют чувствительные пальцы! С помощью масляных красок он наносит мазки на холст, пользуясь лишь пальцами, чтобы в точности представлять всю композицию на картине, чтобы погрузиться в неё и «видеть» изображаемый мир. Такой подход глубокого погружения не обходится и без конфузов, так, например, работая над изображением моря, художник одевает спасательный жилет — столь сильна связь творца и его детища.

Сейчас Эшрефу Армагану 42 года, он женат и у него двое детей, а работы выставлялись более чем на 20 выставках по всему миру. Вот так инвалид от рождения сумел добиться в жизни того, о чём никто не мог бы и подумать, и я считаю, жизнь этого человека можно назвать подвигом в полном смысле этого слова.

___________________________________

Ремесло художника всегда останется востребованным. Ведь картины и портреты неизменно будут актуальны в интерьере, каждый человек стремиться к прекрасному.

В наше время огромный плюс для заказчика, состоит в том, что произведение искусства не нужно ждать месяцы, а то годы, как в прошлые века, всего несколько дней или часов. Эскиз же можно посмотреть заранее и высказать свои пожелания. Нужно всего лишь зайти на сайт лаборатории авторских портретов wowportret24.ru , где каждый может заказать портрет на основе фото, подарить себе любимому или родным, коллегам, в любой стилистике, образе и любого размера. Фото на холсте — это всегда оригинальный, интересный подарок, с которым дарителю обеспечена восторженная благодарность.

Даже просто посмотреть на результаты работы лаборатории WowPortret очень любопытно в инстаграм ,

Джон Брамблитт – американский художник, который создает свои полотна, являясь совершенно слепым. Его работы пользуются огромным спросом, а, кроме того, именно рисование помогло Джону в свое время избежать депрессии.

Родился Джон Брамблитт (John Bramblitt) в 1971 году в Далласе (Dallas). Он начал терять зрение в детстве, примерно в возрасте 11 лет, и происходило это постепенно. Пока зрение не ушло окончательно, Джон готовился к этому, и это было очень сложное для него время.

Рисовать Джон любил всегда, и это получалось у него неплохо, а потому некоторые навыки он сохранил еще с детства, с тех пор, когда он еще видел.

Он окончил Университет Северного Техаса (University of North Texas), где изучал английский.

Позднее, когда Джон Бамблитт стал знаменит настолько, что у него стали брать интервью, он рассказал, что слепота – это, безусловно, плохо, однако все же это не так страшно, как представляется. Так, он признался, что, став слепым, он может делать все то же, что он делал до этого, за исключением вождения автомобиля.

Картины, которые создает Джон, не поддаются осмыслению – как слепой человек может создать подобное? Его полотна – не размытые абстрактные пятна, как можно было бы ожидать от слепого человека. Его картины - это весьма детальные портреты, человеческие фигуры и эмоции, выполненные в уникальной манере.

В чем же секрет Джона Брамблитта? Оказывается, он использует специальную технику, и специальный холст, с помощью которых он в состоянии как бы разбивать свое полотно на цветовые зоны. Масляные краски, которыми рисует Джон, также особые – текстурные; так, после нанесения краска оставляет как бы выпуклый след, что дает художнику чувствовать пальцами границы цвета. А еще за годы слепоты и работы с красками, Джон научился распознавать их пальцами – так, любой цвет краски он определяет, "пощупав" ее пальцами.

Можно сказать, что все свои картины, вместе с цветами, Джон держит у себя в голове – а переносит он их на холст уже с помощью техники. Каким образом ему удается создавать в мозгу настолько законченные цвета и образы – остается загадкой. Впрочем, именно это и отличает Джона Брамблитта от обычных художников. Сегодня он стал очень известным, много выс тавляется, а его картины очень востребованы.

Джон говорит, что именно искусство помогло ему выдержать серьезнейшее испытание и не впасть в настоящую депрессию, к которой он в какой-то момент своей жизни был очень близок.

Однако он выдержал – и научился передавать свои эмоции через свои картины.

Джон говорит, что сегодня, когда он слеп, мир оказался для него гораздо более цветным, чем он было раньше, когда он мог физически видеть его. Он до сих пор помнит все цвета, которые когда-либо видел, его голова полна образов, и именно эти образы становятся затем его картинами.

Среди работ Джона – много портретов, прописанных в его особой технике и удивительно живых.

Странное ощущение нереальности появляется после просмотра картин Джона Бамблитта - даже зная все о технике слепого художника, о его специальных текстурных красках и манере писать, вопрос так и остается без ответа – как же он все-таки это делает?

Из всех инвалидных заболеваний именно слепота считается самой сложной в своих особенностях. Некоторые слабовидящие опускают руки, но есть и те, кто вопреки своему недугу продолжают бороться и творить. Яркое тому доказательство – 4 художника, не оставившие свою профессию.

KEITH SALMON

Британский художник Кит Сэлмон долгое время путешествовал по разным частям Соединенного Королевства – от Уэльса до Шотландии, контрастные ландшафты и природа которых вдохновили художника на создание своих ярких работ. Несколько лет назад художнику диагностировали диабетическую ретинопатию, вследствие которой он ослеп, однако это только способствовало развитию его художественного видения. Его пейзажи красивы, абстрактны и узнаваемы по использованию яркого цвета.

JOHN BRAMBLITT

Джон Брамблитт – американский художник, чьи работы, оформлены яркими массивами цвета и классической американской иконографией. Он ослеп десять лет назад из-за осложнений от эпилепсии, но это не остановило его от творчества, более того – художник стал вдохновляющей фигурой для всех инвалидов в своем родном штате Техас.

SARGY MANN

В свои тридцать лет британский художник Сарджи Манн начал слепнуть от катаракты, но не смотря на это он еще один художник, не оставивший свое призвание. Его упорство окупилось, сегодня его полотна продают более, чем за £ 50,000. Художник говорил, что, став слепым, его произведения стали более сложными и таинственными. Художник, к сожалению, скончался 5 апреля 2015 .

JEFF HANSON

Сильный цветовая палитра и сложная техника – то, что сразу бросается в глаза, увидев работы американского художника Джеффа Хэнсона. Используя повторяющиеся геометрические фигуры, он черпает вдохновение из мира природы.

Солнечные лучи с трудом прорывались сквозь плотную пелену тумана и медленно, вяло опускались на ржавую зелень, местами покрывающую землю. Все вокруг казалось спящим и отвергнутым реальным миром. Здешняя природа была иной, нежели везде. Она являла собой пример запустения, отстраненности и какой-то своей истинной таинственности.

Ему было незачем делать шаг. Он просто стоял и смотрел. Впереди было то же, что и сзади, как и справа и слева. Иссохшая жухлая трава шелестела на холодном ветру. Вчера, еще вчера ведь все было иначе. Все было реальностью или сном? Почему он стоит здесь? Как он здесь оказался? Почему он здесь? Ведь еще накануне он, кажется, сидел в теплой комнате с ярким освещением…

Он что-то начинает вспоминать. Память толчками, мелкими порциям возвращается в его разум, и вместе с ней приходит ужас. Жуткий страх от осознания положения.

Он узник.

В голову вспышками вторгается память. Все сильнее и сильнее, она уже заполняет все его существо. Он падает на колени и зажимает уши руками. «Узник. Признан виновным. Ссыльный. Смерть». Эти слова как лезвия режут его, как иглы пронзают плоть. Они заставляют кипеть его кровь. Стук сердца заглушает шум ветра и шелест сухой травы.

Он узник. Взаперти на проклятом острове. Теперь он это знает. Ему нет места в обычном мире, они отправили его сюда. В мир страха и лжи, извращений и смрада.

Проклятый туман не дает увидеть – куда идти. Проклятый ветер высушивает кожу.

Он делает первый шаг и идет вперед. Не важно. Мысли о прошлом займут свое место в его внутреннем мире. Сейчас они возбуждены и требуют анализа. Они займут его разум на пути в неизвестность.

В памяти реальность, достойная жизнь. Он всеми уважаемый человек, тянущий на себе, как ему кажется, правление компанией. У него есть все, что нужно. Его окружают близкие люди и успех. Он значим и влиятелен. Затем вспышка, яркий свет.

Он убийца своей жены и двоих детей.

Как? В этом месте его память молчит.

Расследования как такового не было. Суд был быстр и неумолим. Ссылка на остров Джейл. Обычный приговор для убийцы. Теперь он узник. Пленник этого застывшего мира. Где сейчас его плоть? Кому, как не ему было известно, что тело его погрузили в сферическую колбу и медленно стали заполнять ледяным раствором. Боль окутала его, она впивалась в него сотнями тысяч острых когтей и клыков. Она разрывала его на части, пока не наступило спасительное забытье.

Что теперь будет с его разумом, отправленном отбывать заключение в эту искусственно созданную обитель страха? Мог ли он представить когда-нибудь, что сам станет жертвой этого эксперимента? Холодный расчет правительства был исключительным средством в решении вопроса содержания заключенных. Новые разработки были направлены на реализацию планов по реорганизации тюрьмы. Теперь заключенных, в зависимости от тяжести преступления, погружали в кошмарные сны на многие-многие годы. Без сна и покоя они должны были бродить по бесконечным лабиринтам, встречая на своем пути все возможные страхи и ужасы бытия и небытия. Мог ли заключенный умереть в своем жутком кошмаре? Да. Такое часто случалось с убийцами и насильниками. В программу их заключения входили самые изощренные методы. Не редко сердце того или иного вдруг останавливалось, не в состоянии больше работать на предельно высоких скоростях.

Он был убийцей. Так ему сказали. Так показало следствие, так решил суд. Он был убийцей, но не помнил этого. В его руках не было оружия, терзавшего родную плоть и кровь. В его голове не могло быть мыслей, направленных на это. Он не мог этого совершить! Не мог!

Звук шагов из тумана заставил его остановиться. Раз, два, три, четыре. Приближаются. Остановились.

Мое имя Гюнтер, — отвечает он и смотрит туда, откуда слышит голос. Странное, неподвластное анализу разума чувство повергает его в ужас от одного лишь всплеска серой массы тумана. Оттуда что-то выходит. Человек.

Добро пожаловать, Гюнтер, — говорит человек. – Я твой тюремщик. Теперь все, что произойдет, будет зависеть от моей воли. Не пытайся меня разжалобить, я – программа. Мне нет никакой разницы на твои чувства и эмоции. Один совет – смирись со всем и прими, как есть.

Человек одет в черный классический костюм, его лицо бледное, черты остры как у мертвеца. Глаза сверкают недобрым блеском. Да, он – программа.

Что мне нужно делать, тюремщик? – спросил Гюнтер, не двигая ни одной конечностью. Его сущность застыла. Была ли она как таковая? Что он такое сейчас? Образ, сгусток энергии? Мгновенная мысль?

Не терзай себя вопросами. Просто иди вперед. Все, что ты найдешь – будет твоим. Твое путешествие будет длиться, пока ты сам не остановишься. Остановка для тебя подобна смерти, помни это. Меня же ты больше не увидишь. Иди.

Тюремщик выдавил подобие улыбки на своем маскообразном лице и в тот миг, когда все вокруг изменилось, он исчез. Растворился, пропал.

Туман рассыпался на тысячи серых платков, разлетающихся в разные стороны. Ветер в мгновение стих, трава под ногами исчезла.

Гюнтер стоял на гладком полированном полу огромного мрачного зала, потолок которого был усыпан мириадами ярких звезд. Далеко впереди был свет, манящий, притягивающий. Тот свет звал к себе, побуждая к немедленному действию.

«Иди», — услышал он снова.

Я их не убивал, — тихо сказал Гюнтер и пошел на свет.

Пол под ногами постоянно менялся. То он был блестящим и темным, отражающим блеск звезд, то становился мутным и бледным, источая какое-то зловещее свечение. Стук шагов разносился по пустоте зала и отражался от стен многократным эхо.

«Я просто буду идти вперед. Я пройду свой путь. Мне нужно найти ответ».

Свет все ближе. Уже ясно видны очертания проема, откуда он вырывается.

Тоскливая давящая обстановка, постоянные парадоксальные метаморфозы окружения.

Из света появилась фигура. Гюнтер остановился. До светящегося проема оставалось еще много шагов, когда яркая вспышка озарила все вокруг, и шум в ушах заставил с ужасом содрогнуться еще не свыкшийся с новой реальностью разум. Тело, кажется, рванулось само собой куда-то вперед, оставляя позади многие метры гладкого пола. Свет пропал так же резко, как и возник. Боль в ушах стихала. Гюнтер стоял в трех шагах от странной неясной фигуры человека, вырисовывающейся на фоне яркого проема в темной стене.

Кто ты? – спросил он, прикрывшись от света рукой и стараясь разглядеть незнакомца.

Здесь кто-то есть, — произнес незнакомец. – Сейчас…

Он говорил в сторону света, обращаясь к кому-то еще.

Гюнтер стоял, не шевелясь, а через мгновение на фоне света нарисовалась еще одна неясная фигура. Сразу бросилась в глаза яркая особенность – у человека отсутствовали руки.

Кто вы? – повторил он свой вопрос несколько громче.

Иди с нами, — спокойно ответил безрукий, — в этом зале слишком тоскливо.

Оба развернулись и вошли в свет, Гюнтер последовал за ними. Раздумья и сомнения не коснулись его в этот миг. Он должен идти вперед. Он подошел вплотную к свету, который, казалось, был соткан из миллионов тончайших серебристых нитей. Структура его напоминала светящуюся паутину, очень плотную и крепкую. На мгновение Гюнтер все же остановился, но затем вытянул руку и шагнул в свет. Ничто не препятствовало его продвижению, ничто не причиняло боль. Никаких шумовых эффектов. Ничего. Он словно погрузился в абсолютный мрак на какое-то мгновение, чтобы сразу же оказаться на яркой освещенной солнцем поляне средь сухой травы и завядших цветов, будто специально раскиданных кем-то по округе.

Перед ним стояли двое. На глазах одного была черная повязка, наполовину скрывающая лицо. Он был худ и высок, его волосы, тронутые сединой были всклокочены. Он все время держал руки у груди, и было видно, что пальцы его чем-то испачканы. Второй был пониже первого, на нем был черный запыленный концертный фрак. Рукава фрака были завязаны в узлы чуть ниже локтей. Лицо его было тронуто вдохновением и мечтательностью. Таким лицом мог обладать лишь истинный творец прекрасного. Его кудрявые волосы спадали на плечи. Он был еще так молод.

«Господи, слепец и безрукий».

Он вышел? – спросил человек с повязкой.

Да, — ответил безрукий, продолжая разглядывать Гюнтера, то опуская глаза к ногам, то поднимая их до головы.

Идемте, идемте, — продолжал слепой. — Нечего тут стоять.

Ступай за нами, — сказал безрукий и подошел вплотную к слепому. Тот в свою очередь уцепился в него, и они пошли.

«Жуткая парочка, — подумал Гюнтер. – Кто они такие? Неужели это одно из моих испытаний».

Двое увечных медленно пересекали высохшую поляну, уводя Гюнтера в сторону холма, на котором высился черный лес.

Куда мы идем? – спросил он, когда они ступили под тень вымершей рощи.

К лабиринту. Когда придем – ты все узнаешь, — отозвался слепой.

В лесу была широкая вытоптанная дорога. Она уводила вдаль и терялась среди мрачных высохших стволов. Ветви деревьев голые и темные, словно зубья исполинских монстров, устремлялись в небо, стараясь пронзить его.

Гюнтер шел молча, лишь изредка поглядывая на своих «новых друзей». Взор его в основном метался по мертвому лесу, стараясь уличить хоть частичку жизни. Но, ни птиц, ни мелких животных он не видел. Этот мир был мертв. Он был создан уже мертвым.

Тропа тем временем становилась уже, а лес реже. Деревья здесь стояли поодаль друг от друга. Солнце сквозь мутную небесную дымку прогревало спертый стоячий воздух. Во всем этом Гюнтер видел лишь какую-то свою мертвую философию – полное отчуждение от всех прошлых мыслей и деяний. Все, что было вчера – казалось сном, а то чем являлось «сейчас» — грозило обернуться чем-то непостижимым. Что-то мрачно и злое скрывалось в затаившемся новом мире. Что-то грозило и укоряло. Казалось, сам воздух, деревья, земля и даже солнце – были немыми судьями для него. Но в чем они его осуждали? Что они могли знать?

Почти пришли, — обернувшись, сказал безрукий.

Кто вы все-таки такие? – отозвался Гюнтер, оторвавшись от лицезрения окрестностей.

Мы должны тебя провести к лабиринту, — тихо ответил слепой старик, держась за безрукого.

Вы тоже программа?

Нет, — засмеялся тот в ответ, — мы такие же, как и ты. Только между нами одна сущая разница.

Какая? – Гюнтер, до этого шедший далеко позади, нагнал их.

Мы прошли лабиринт, а ты еще нет, — старик сухо засмеялся и поднял голову. Смех его сразу же перерос в глухой кашель, заставив замолчать и снова опустить голову.

Дальше они шли молча. Гюнтер более не пытался завести разговор. Да и стоило ли вообще? Почему он вообще идет за ними? Кто они такие? Сумасшедшие образы. Он обдумывал слова старика о лабиринте. Неужели все это случилось с ними там? И что вообще такое этот лабиринт?

Лес закончился, дорога петляла средь сухой травы, уводя за высокий холм. Солнце продолжало нещадно палить, проглядывая сквозь густую белую пелену, застилавшую небо. В воздухе все так же было тихо и безветренно.

Я был художником, — сказал старик. Сейчас он уже не смеялся. В его голосе не было и намека на издевку или упрек. – Я был художником. Даже здесь я рисовал, пока не попал в лабиринт. А ты кто? Почему они послали тебя сюда? Что ты совершил?

Гюнтер молчал, не зная, что ответить. А что он совершил? Он искренне считал себя не виновным. То, что случилось там, было какой-то жестокой ошибкой. Чьей-то злой игрой. Оказавшись здесь, он должен расплачиваться за чужое зло. Должен идти до конца.

Я сделал что-то плохое, — наконец ответил он.

Правильно, иначе бы тебя не запихнули сюда, — сказал безрукий.

Гюнтер снова промолчал.

Старик ответил за него.

Убил, убил. Притом раскаиваешься в этом, я вижу. Но раскаянье здесь никому не нужно. Поверь мне. Это противоестественно. Раскаянье – после содеянного – глупость и не более…

Я не убивал. Меня кто-то подставил, — тихо сказал Гюнтер.

Да. Это тоже вариант. Тогда тем более раскаиваться не стоит. Значит здесь другое. Сожаление, обида, злость. Система дала сбой. Я прав?

Я не убивал свою семью, — снова проговорил Гюнтер, но уже более громко. Он вложил в эти слова всю силу своей злобы.

Старик на миг замолк, затем сказал:

Значит сожаление. Я ведь тоже сожалею о том, что убил того гада, что влез в мою мастерскую. Что меня тогда побудило к этому, я сейчас не скажу. Странное чувство волной хлынуло в меня, заполняя с ног до головы. Я просто защищал свой дом, а оказался здесь. Я сожалею об этом. И само убийство лишь ступень в лестнице моего сожаления. Я сожалею, что не поставил сигнализацию, что не воспользовался другим оружием. Все это звенья одной большой цепи. Ты меня понимаешь?

Смутно, — ответил Гюнтер.

Да и не важно. Я был художником. Мой друг говорит – на моих руках все еще есть краска. Но что мне эти холсты и мольберты, палитры и кисти, когда теперь, осознав все, увидев и почувствовав истину, я могу творить внутри себя величайшие образы.

Гюнтер слушал его разрозненную, словно сотканную из набросков речь. То, о чем говорил старик, плохо доходило до него. Все слова, сказанные им, слышались и запоминались лишь для того, чтобы однажды стать неким подспорьем в чем-то новом и непознанном. Гюнтер это чувствовал, но понять не мог.

Они поднялись на холм и только сейчас он, наконец, увидел – куда они его вели. Впереди в низине открывался захватывающий дух вид. Дорога кончалась несколько поодаль под холмом, дальше виднелся темный, окутанный туманом каменный массив на подобие огромнйо крепости. Там, где кончалась дорога, виднелась высокая арка.

Лабиринт, — сказал безрукий. – Мы пришли.

Вы пойдете туда? – спросил Гюнтер.

Нет. Там мы уже были, — ответил старик. – Мы уже потеряли свою физическую сущность. Дело за тобой.

Физическую сущность? – Гюнтер подошел вплотную к старику, продолжая вглядываться вдаль.

Я был художником. Теперь я слеп и как художник – не стою ничего. Мой друг был великим скрипачом – теперь он тоже не у дел. Мы познаем внутренние смыслы, те, о которых нам говорил лабиринт. Настала твоя очередь, парень. Иди и ничего не бойся. Все равно — чему быть, того не миновать. Мы отсюда уже не выйдем.

Гюнтер посмотрел на одухотворенное лицо безрукого скрипача и вдруг что-то понял. Мысль как молния пронзила его. Эта тюрьма ни что иное как чистый истинный разум. Эти двое лишь частичка общей массы людей – трепещущих и ищущих. Они всегда находятся в поиске образов и знаний, они всегда что-то делают. Он такой же. Он сам всегда стремился к действию. Безостановочная машина, не дающая сбоев. Машина, генератор идей и смыслов. Что может слепой художник? Он может все, чего не может зрячий. Скрипачу не надо рук, если его душа полна музыки, которую некому уже играть. Он пропитан звучанием, как пропитан цветами художник. Оба они прекрасно дополняют друг друга.

Художник и скрипач уже ничего не говорили. Они отошли в сторону от дороги и сели на сухую траву. Каждый из них полностью погрузился в себя. Они проводили его до лабиринта и теперь могут заниматься своими делами. Кто они все же? Программа, нацеленная на определение смысла жизни заключенного или реальные люди, так же запертые здесь? Гюнтеру это было уже не важно. Он бросил еще один короткий взгляд в их сторону и зашагал к воротам.

Чего лишится он?

Скорее всего – он лишится всего.

241