марта 03 2014
Роман «Воскресение» написан Л. Н. Толстым в 1899 г., как раз в то время, когда страна была повергнута в ужас: «Переполненная Сибирь, тюрьмы, виселицы, нищета народа, кощунство, жадность и жестокость властей…» Бедственное положение народа, волей судьбы оказавшегося в подобном положении, расценивалось Толстым как личная , несчастье, как распад собственной души. В начале 80-х гг. участвует во всероссийской переписи населения. Он берет на себя работу в так называемой «Ржановской крепости» - московском притоне «самой страшной нищеты и разврата». Люди, опустившиеся на дно, «отбросы общества, униженные и оскорбленные», живущие здесь, воспринимаются писателем как обычные люди, такие, как все, только опустившиеся, в большинстве не по своей воле, а по воле правительства Толстой хочет помочь этим людям встать на ноги, он искренне верит, что еще можно возбудить сочувствие общества к этим несчастным, заставить их поверить в то, что - это величайший дар. На каждом шагу Толстой видит иное: господствующие классы идут на любые преступления, чтобы удержать свое положение, свою власть и богатство. «Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат.
Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегали их оргию, и пируют», - вот какой виделась Москва писателю в то время. В таких условиях Толстой начинает работу над своим романом, который должен пролить свет на жизнь опустившихся людей, упавших на самое дно. «Воскресение» - само название романа глубоко символично, оно отражает все обстоятельства и чувства героев, показанные автором на страницах его романа. Ни в одном сочинении Толстого с такой беспощадной силой, с таким гневом и болью, с такой непримиримой ненавистью не раскрывалась самая сущность беззаконий, лжи и подлости классового общества.
«Ты мной в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись», - бросает она прямо в лицо Нехлюдову, который, несмотря ни на что, бросает все и идет за ней на каторгу. В «Воскресении» обновление человеческой души показано как процесс естественный и прекрасный, подобный оживлению весенней природы. Воскресшая любовь Катюши к Нехлюдову, общение с простыми, честными и добрыми людьми - все это помогает падшей женщине воскреснуть к новой жизни, понять, что она снова обретает веру в себя, веру в перемены к лучшему. Знакомство на каторге с революционером Симонсо-ном возвращает Катюшу к жизни, дает ей ощущение, что она в состоянии изменить мир, воскресить многих людей, спасти не одну душу.
Название романа, которое в самом начале понимается как насмешка, к концу приобретает глобальный масштаб, пронизывая все, что происходит не только на страницах романа, но и в целом мире, - это воскрешение Христа, воскрешение природы, воскрешение души.
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Смысл названия романа Л. Н. Толстого «Воскресение» . Литературные сочинения!24
/02
2016
М. Салтыков-Щедрин:
Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства.
Система очень проста: никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать.
Это ещё ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду.
Всякому безобразию своё приличие.
У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку, пожалуйста.
Многие склонны путать понятие «Отечество» и «Ваше превосходительство».
Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
Самые плохие законы – в России, но этот недостаток компенсируется тем, что их никто не выполняет.
Если на Святой Руси человек начинает удивляться, то он остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит.
Л. Толстой:
Прошёл месяц самый мучительный в моей жизни. Переезд в Москву. Вонь, камни, роскошь, нищета… Собрались злодеи, ограбившие народ, собрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию и пируют…
А. Герцен:
В настоящее время нет ни западников, ни славянофилов. Есть люди порядочные и образованные, а есть люди непорядочные и необразованные. Первые из них всегда подадут друг другу руку в защиту основных законов права, чести и нравственности, в отрицании и осуждении которых сходятся люди второго разряда.
В демократии страшная мощь разрушения. Но когда примется она создавать, то теряется в ученических опытах и политических этюдах.
В. Розанов
Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, — мы и не должны отходить от нее… Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и будет являть одни кости — тот будет «русский», кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого. Так да будет…
М. Горький о журналистах и сегодняшних троллях:
Есть немало людей, которые, подобно свиньям, питаются отбросами. Их радуют неудачи, ошибки, преступления и всякая грязь. Они жуют её с величайшим наслаждением и, смочив гниленькой слюной своей, снова отрыгают в жизнь.
А. Шопенгауэр:
Кто явился в мире, чтобы серьёзно наставлять его в важнейших вопросах, тот может посчитать себя счастливым, если ему удастся уйти целым и невредимым.
Ф. Тютчев о «Минских соглашениях»
Привет вам задушевный, братья,
Со всех Славянщины концов,
Привет наш всем вам, без изъятья!
Для всех семейный пир готов!
Недаром вас звала Россия
На праздник мира и любви;
Но знайте, гости дорогие,
Вы здесь не гости, вы — свои!
Вы дома здесь, и больше дома,
Чем там, на родине своей,-
Здесь, где господство незнакомо
Иноязыческих властей,
Здесь, где у власти и подданства
Один язык, один для всех,
И не считается Славянство
За тяжкий первородный грех!
Хотя враждебною судьбиной
И были мы разлучены,
Но все же мы народ единый,
Единой матери сыны;
Но все же братья мы родные!
Вот, вот что ненавидят в нас!
Вам не прощается Россия,
России — не прощают вас!
Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась:
Для них — закон и равноправность,
Для нас — насилье и обман,
И закрепила стародавность
Их, как наследие славян.
И то, что длилося веками,
Не истощилось и поднесь,
И тяготеет и над нами —
Над нами, собранными здесь…
Еще болит от старых болей
Вся современная пора…
Не тронуто Коссово поле,
Не срыта Белая Гора!
А между нас — позор немалый, —
В славянской, всем родной среде,
Лишь тот ушел от их опалы
И не подвергся их вражде,
Кто для своих всегда и всюду
Злодеем был передовым:
Они лишь нашего Иуду
Честят лобзанием своим.
Опально-мировое племя,
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни и невзгод,
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас?..
Мы ждем и верим провиденью —
Ему известны день и час…
И эта вера в правду бога
Уж в нашей не умрет груди,
Хоть много жертв и горя много
Еще мы видим впереди…
А. Пушкин о сегодняшней ситуации в мире:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наталия Москвина и Михаил Задорнов «Оранжевый кот» на Задор ТВ: http://www.youtube.com/watch?v=SkW00EYcfu0
Роман «Воскресение» написан Л. Н. Толстым в 1899 г., как
раз в то время, когда страна была повергнута в ужас: «Переполненная Сибирь,
тюрьмы, война, виселицы, нищета народа, кощунство, жадность и жестокость
властей...» Бедственное положение народа, волей судьбы оказавшегося в
подобном положении, расценивалось Толстым как личная трагедия, несчастье,
как распад собственной души.
В начале 80-х гг. Толстой участвует во всероссийской
переписи населения. Он берет на себя работу в так называемой «Ржановской
крепости» - московском притоне «самой страшной нищеты и разврата». Люди,
опустившиеся на дно, «отбросы общества, униженные и оскорбленные», живущие
здесь, воспринимаются писателем как обычные люди, такие, как все, только
опустившиеся, в большинстве не по своей воле, а по воле правительства.
Толстой хочет помочь этим людям встать на ноги, он
искренне верит, что еще можно возбудить сочувствие общества к этим несчастным,
заставить их поверить в то, что жизнь - это величайший дар. На каждом
шагу Толстой видит иное: господствующие классы идут на любые преступления,
чтобы удержать свое положение, свою власть и богатство. «Вонь, камни,
роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали
солдат, судей, чтобы оберегали их оргию, и пируют», - вот какой виделась
Москва писателю в то время.
В таких условиях Толстой начинает работу над своим
романом, который должен пролить свет на жизнь опустившихся людей, упавших
на самое дно. «Воскресение» - само название романа глубоко символично,
оно отражает все обстоятельства и чувства героев, показанные автором на
страницах его романа. Ни в одном сочинении Толстого с такой беспощадной
силой, с таким гневом и болью, с такой непримиримой ненавистью не раскрывалась
самая сущность беззаконий, лжи и подлости классового общества.
Главная героиня романа Катюша Маслова - проститутка,
которая вынуждена заниматься этим грязным делом для того, чтобы прокормить
себя, для того, чтобы существовать. Ошибки молодости, которые совершились
по вине молодого барина, заехавшего в имение своих тетушек и соблазнившего
юную Катюшу, повлекли за собой огромное количество несчастий и бед, которые
и привели ее на скамью подсудимых.
Катюша невинно осуждена, она озлоблена и растоптана,
унижена и оскорблена, кажется, ничто не может вернуть в ее пожелтевшие
и ставшие равнодушными черты лица жизнь. Удивительно, как Толстой показывает
мысли Катюши, которая не может и не хочет простить раскаявшегося Нехлюдова.
«Ты мной в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись»,
- бросает она прямо в лицо Нехлюдову, который, несмотря ни на что, бросает
все и идет за ней на каторгу.
В «Воскресении» обновление человеческой души показано
как процесс естественный и прекрасный, подобный оживлению весенней природы.
Воскресшая любовь Катюши к Нехлюдову, общение с простыми, честными и добрыми
людьми - все это помогает падшей женщине воскреснуть к новой жизни, понять,
что она снова обретает веру в себя, веру в перемены к лучшему.
Знакомство на каторге с революционером Симонсоном возвращает
Катюшу к жизни, дает ей ощущение, что она в состоянии изменить мир, воскресить
многих людей, спасти не одну душу. Название романа, которое в самом начале
понимается как насмешка, к концу приобретает глобальный масштаб, пронизывая
все, что происходит не только на страницах романа, но и в целом мире,
- это воскрешение Христа, воскрешение природы, воскрешение души.
Хитров рынок располагался неподалеку от реки Яузы, на большой площади почти в самом центре Москвы (ныне на этом месте переулок М. Горького). Сюда, в низину, ручьями стекались переулки, застроенные облупленными каменными и полуразвалившимися деревянными домами. На площади всегда было мрачно и сыро, а после дождя человек входил в туман Хитровки как в облако.
Дома вокруг площади представляли собой сплошные ночлежки, в которых ютилось до десяти тысяч человек. За право войти под крышу платился пятак, а за «нумер» нужно было отдать двугривенный. «Нумером» называлось пространство между полом и нижними, поднятыми на аршин от пола нарами, по бокам которых были повешены рогожи.
На Хитровке было три трактира: «Пересыльный», где собирались бездомные, нищие, барышники, «Сибирь» - для воров, карманников, скупщиков краденого и «Каторга» - притон самого буйного и пьяного разврата, куда заявлялись перед выходом «на дело» воровские шайки и где встречались беглые каторжники.
Хитровские ночлежные дома назывались по фамилиям владельцев - Бунина, Румянцева, Степанова, Ярошенко, Ромейко, Кулакова, Ляпина- и только названиями отличались один от другого: везде было тесно, грязно, душно, темно. Даже днем здесь царил мрак: свои дорогу находили на ощупь, а чужим сюда приходить было незачем. Иногда бывали, правда, полицейские обходы, но делались они только для проформы: здешние городовые не сменялись по двадцать лет и умели договориться с «хитровцами».
Осмотрев рынок, Толстой посетил ночлежный дом купцов Михаила и Николая Ляпиных, находившийся в Трехсвятительском переулке (на месте дома № 4 по нынешнему Большому Вузовскому переулку). Ляпины были богаты и набожны, а потому денег за ночлег в своем доме не брали. Можно представить, какая бедность искала себе здесь приют, в каких условиях ютились бездомные люди у Ляпиных, если и платные-то ночлежки были трущобами!
«При виде этого голода, холода и унижения тысячи людей,- пишет Толстой в трактате «Так что же нам делать?»,- я не умом, не сердцем, а всем существом моим понял, что существование десятков тысяч таких людей в Москве есть преступление, не один раз совершенное, но постоянно совершающееся».
Если в деревне Толстой видел расслоение крестьянства, особенно интенсивно происходившее после реформы 1861 года, то в городе он увидел, как обезземеленные крестьяне, бежавшие с обжитых мест, огромными массами вливаются в армию городской бедноты, ведущей бездомную жизнь. «Острая ломка всех «старых устоев» деревенской России обострила его (Толстого.- А. О.) внимание, углубила его интерес к происходящему вокруг него, привела к перелому всего его миросозерцания»
Стремясь понять социальное причины, порождающие, Хитровки, Толстой рассуждает: «Если десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч людей страдают и гибнут в Москве от голода и холода, то не они в этом виноваты. А если кто виноват, то это те, которые живут во дворцах и ездят в каретах».
Сложный процесс перелома мировоззрения Толстого привел к разрыву с дворянской средой, к которой он принадлежал по рождению и воспитанию, и. к переходу на позиции патриархального крестьянства. В значительной мере этому способствовало знакомство Толстого с контрастами нищеты и роскоши, которые он увидел в городе. Не удивительно, что свой трактат «Так что же нам делать?», начатый в 1882 году, Толпой открывает таким признанием: «Я всю жизнь прожил не в городе. Когда я в 1881 году переехал на житье и Москву, меня удивила городская бедность. Я знаю деревенскую бедность; но городская была для меня нона и непонятна. В Москве нельзя пройти улицы, чтобы не встретить нищих и особенных нищих, не похожих на деревенских».
Уже в первой дневниковой записи, сделанной в Москве, Толстой отмечал: «Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию. И пируют. Народу больше нечего делать, как, пользуясь страстями этих людей, выманивать у них назад награбленное».
Однако хотя Толстой видел социальные противоречия современной ему жизни.и понимал их причины, ему все же казалось, что положение может измениться, если богатые люди отдадут беднякам часть того, что они имеют. Писатель видел свою задачу в том, чтобы разъяснять богатым «их долг» по отношению к бедным, и пользовался для этого любой возможностью.
Так, накануне общемосковской переписи в январе 1882 года в статье «О переписи в Москве» Толстой призывал «к делу переписи присоединить дело помощи». Писатель выразил желание непосредственно участвовать в переписи и попросил у профессора И. И. Янжула, главного руководителя переписи, поручить ему обследование одного из домов в бедняцком районе, примыкающем к Смоленскому рынку.
Здесь, в Проточном переулке, этом, говоря словами Толстого, «притоне самой страшной нищеты и разврата», находились ночлежные дома «для неимущих» - «Волчатник» (дом Волкова), «Зиминовка» (дом Зиминых), «Аржановская крепость», или «Ивановка» (дом Иванова).
Толстой Лев Николаевич(28 августа 1828, Ясная Поляна, Тульская губерния - 7 ноября 1910, Рязанская губерния) - религиозный мыслитель, просветитель, публицист.
Из дневника Л. Н. Толстого про Москву: «Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют» (1881 год.).
«К власти придут болтуны-адвокаты и пропившиеся помещики, а после них – Мараты и Робеспьеры». Всё это сбылось в точности. К власти пришли болтуны-адвокаты и пропившиеся помещики (Керенский и др.). Их смели Мараты и Робеспьеры – герои революции.
«Рабочая революция с ужасами разрушений и убийств не только грозит нам, но мы на ней живем уже лет 30 и только пока, кое-как разными хитростями на время отсрочиваем ее взрыв. Таково положение в Европе; таково положение у нас и еще хуже у нас, потому что оно не имеет спасительных кл апанов.
Лев Николаевич
Толстой
Давящие народ классы, кроме царя, не имеют теперь в глазах нашего народа никакого оправдания; они держатся все в своем положении только насилием, хитростью и оппортунизмом, т.е. ловкостью, но ненависть в худших представителях народа и презрение к нам в лучших растут с каждым годом».
«В нашем народе в последние три-четыре года вошло в общее употребление новое, многозначительное слово; словом этим, которого я никогда не слыхал прежде, ругаются теперь на улице и определяют нас: дармоеды. Ненависть и презрение задавленного народа растет, а силы физические и нравственные богатых классов слабеют; обман же, которым держится все, изнашивается, и утешать себя в этой смертной опасности богатые классы не могут уже ничем.
Возвратиться к старому нельзя; возобновить разрушенный престиж нельзя; остается одно для тех, которые не хотят переменить свою жизнь: надеяться на то, что на мою жизнь хватит, а после как хотят. Так и делает слепая толпа богатых классов; но опасность все растет, и ужасная развязка приближается».
«Над людьми мира нависла страшная тяжесть зла и давит их. Люди, стоящие под этой тяжестью, все более и более задавливаемые, ищут средств избавиться от нее».
«Чем ближе к церкви, тем дальше от Бога».
«Положение людей христианского мира ужасно, но вместе с тем оно - то самое, которое не могло не быть, которое должно было быть и которое неизбежно должно привести эти народы к избавлению».
«То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему».
«Духовенство и сознательно, и преемственно бессознательно старается для своей выгоды не давать народу выйти из того мрака суеверия и невежества, в который оно завело его».
«Очень чиста эта европейская жизнь, но ужасно грязна духовна. Так я иногда сомневаюсь, нужно ли русскому народу пройти через этот разврат, придти в этот тупик, в который уже зашли европейские народы? Теперь же не я один, а многие видим, что это погибель».
«Причина вечной перемены одежды для людей есть желание богатейших отличиться от беднейших…».
«Стоит только почитать требник и проследить за теми обрядами, которые не переставая совершаются православным духовенством и считаются христианским богослужением, чтобы увидать, что все эти обряды не что иное, как различные приемы колдовства, приспособленные ко всем возможным случаям жизни.
Для того, чтобы ребенок, если умрет, пошел в рай, нужно успеть помазать его маслом и выкупать с произнесением известных слов; для того, чтобы родильница перестала быть нечистою, нужно произнести известные заклинания; чтобы был успех в деле или спокойное житье в новом доме, для того, чтобы хорошо родился хлеб, прекратилась засуха, для того, чтобы путешествие было благополучно, для того, чтобы излечиться от болезни, для того, чтобы облегчилось положение умершего на том свете, для всего этого и тысячи других обстоятельств есть известные заклинания, которые в известном месте и за известные приношения произносит священник».
«Те же священники, и архиереи, и церкви, и синоды, но всем становится всё яснее и яснее, что люди эти давно уже сами не верят в то, что проповедуют, и потому не могут уже никого убедить в необходимости верить в то, во что они сами не верят».
«Большинство христиан отреклось от своей веры; это были те росстани, где огромное большинство пошло с христианским именем по языческой дороге и идет до сих пор».
«Ужасно, главное, то, что люди, которым это выгодно, обманывают не только взрослых, но, имея на то власть, и детей, тех самых, про которых Христос говорил, что горе тому, кто их обманет.
О ситуации в капиталистической России
«Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ,
набрали солдат,
судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют» (Л. Н. Толстой,
1881 год.)
Ужасно то, что люди эти для своих маленьких выгод делают такое ужасное зло, скрывая от людей истину, открытую Христом и дающую им благо, которое не уравновешивается и в тысячной доле получаемой ими от того выгодой».
«Освящение власти государственной есть кощунство, есть погибель христианства. Проживя 1500 лет под этим кощунственным союзом мнимого христианства с государством, надо сделать большое усилие, чтобы забыть все сложные софизмы, которыми 1500 лет, везде в угоду власти, изуродовав все учение Христа, чтобы оно могло ужиться с государством, пытались объяснить святость, законность государства и возможность его быть христианским.
В сущности же слова
«
христианское государство
»
есть то же, что слова: теплый, горячий лед. Или нет государства, или нет христианства».
«Так вот: источник того обмана веры, который проповедуется церковью, источник его есть соединение иерархии, под именем церкви, с властью - насилием. Источник же того, что люди хотят научить других людей вере, в том, что истинная вера обличает их самих и им нужно вместо истинной веры подставить свою вымышленную, которая бы их оправдывала.
Истинная вера везде может быть, только не там, где она явно насилующая, - не в государственной вере. Истинная вера может быть во всех так называемых расколах, ересях, но наверное не может быть только там, где она соединилась с государством.
Странно сказать, но название «православная, католическая, протестантская» вера, как эти слова установились в обыкновенной речи, значат не что иное, как вера, соединенная с властью, т.е. государственная вера и потому ложная».
«Церковь же, считая себя одну в обладании полной истинны, не могла допускать этого и, естественно, употребляла самое быстро действующее против этого несогласия и его распространения средство - насилие.
Церковь, соединенная с властью, всегда употребляла насилие, - скрытое насилие, - но тем не менее самое определенное и действительное: она собирала подати со всех насильно, не справляясь с их согласием или несогласием с государственным верованием, но требовала от них исповедания его.
Собрав насилием деньги, она этим путем устраивала сильнейшую гипнотизацию для утверждения только своей веры среди детей и взрослых. Если же этого средства недоставало, она употребляла прямое насилие власти. Так что в церкви, поддерживаемой государством, не может быть никакой речи о веротерпимости».
«Но мало того, что церковное учение вредно своей неразумностью и безнравственностью, оно особенно вредно тем, что люди, исповедующие это учение, живя без всяких сдерживающих их нравственных требований, совершенно уверенны в том, что они живут настоящей христианской жизнью.
Люди живут в безумной роскоши, составляя свое богатство из трудов униженных бедных и ограждая себя и свое богатство стражей, судами, казнями, - и духовенство во имя Христа одобряет, освящает, благословляет такую жизнь, советуя богатым только уделять малую часть награбленного тем, у кого они не переставая грабят. (Когда было рабство, духовенство всегда и везде оправдывало его, не считая его не согласным с христианством.
Люди. Силою оружия, убийства, стремятся к достижению своих личных и общественных, корыстных целей, и духовенство одобряет, благословляет во имя Христа военные приготовления и войны, не только одобряет, но часто поощряет их, находя, что войны, т.е. убийства, не противны христианству.
Люди, поверившие в это учение, не только вовлечены этим учением в дурную жизнь, но и вполне уверены, что их жизнь хорошая и им не нужно изменять ее. Но и этого мало: главное зло этого учения состоит в том, что оно так искусно переплетено с внешними формами христианства, что, исповедуя его, люди думают, что ваше учение есть единое истинное христианство, и другого нет никакого.
Вы не то, что отвели от людей источник живой воды, - если бы это было, люди все-таки могли бы найти его, - но вы отравили его своим учением, так что люди не могут принять иного христианства, как то, которое отравлено вашим толкованием его.
Христианство, проповедуемое вами, есть прививка ложного христианства, как прививка оспы или дифтерита, делающая того, кому она прививается, уже неспособным принять истинное христианство. Люди, многими поколениями установившие свою жизнь на началах, противных истинному христианству, вполне уверенные, что они живут христианской жизнью, не могут уже вернуться к истинному христианству».
«Самое ужасное зло в мире есть лицемерие. Недаром Христос один только раз прогневался, и это было против лицемерия фарисеев.
Но что было лицемерие фарисеев в сравнении с лицемерием нашего времени. В сравнении с нашими лицемеры-фарисеи были самые правдивые люди, и их искусство лицемерить в сравнении с искусством наших - детская игрушка. И оно не может быть иначе. Вся наша жизнь с исповеданием христианства, учения смирения и любви, соединенная с жизнью вооруженного разбойничьего стана, не может быть ни чем иным, как сплошным, ужасным лицемерием.
Оно очень удобно - исповедывать такое учение, в котором: на одном конце христианская святость и потому непогрешимость, а другом - языческий меч и виселица, так что, когда можно импонировать и обманывать святостью, пускается в ход святость, когда же обман не удается, пускается в ход меч и виселица. Такое ученье очень удобно, но приходит время, когда эта паутина лжи расползается и нельзя уже продолжать держаться того и другого и необходимо примкнуть к тому или другому.
3
4
5
