«Война и мир» - одно из тех великих произведений, над которым можно размышлять бесконечно, поскольку Толстой рассматривает жизнь человека в различных ракурсах. Этот роман поднимает высоконравственные проблемы, волнующие человека в условиях войны и мира.

Особенностью романа-эпопеи Толстого является так называемая «эпизодовость». Автор словно дает отдельные картины в массе событий. Смена эпизодов похожа на смену кадров в кино - этим достигается цельность всего произведения. Все эпизоды «Войны и мира» неслучайны, в каждом из них дается характеристика либо героя, либо политической ситуации, либо войны и военных действий. Таким образом создается жизненность и реалистичность романа.

Подробнее хотелось бы остановиться на эпизоде, в котором Пьер Безухов приезжает в Богучарово к своему другу Андрею Болконскому. Этот эпизод является ключевым для понимания жизненных принципов героев, их позиций и стремлений. Возвращаясь из южного путешествия, Пьер Безухов исполняет свое «давнишнее намерение – заехать к своему другу Болконскому, которого он не видел два года».
Сначала встреча двух мужчин была холодна, «разговор долго не мог установиться», однако между собеседниками заходит разговор о том, что такое зло и в чем его смысл. По мнению Андрея Болконского, «в жизни только два действительные несчастья: угрызения совести и болезнь, и счастье есть только отсутствие этих двух зол». Нужно жить для себя и стараться избегать этих явлений.
Пьер не принимает эту идею: «Жить только так, чтобы не делать зла, чтобы не раскаиваться, этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь жить для других, только теперь я понял все счастие жизни».

Андрей Болконский и Пьер не понимают друг друга, когда Безухов говорит о то, что следует помогать ближним, людям неимущим и страдающим. Какое же дело, когда человек может что-то сделать другому, но не делает? А главное наслаждение «делать добро, ибо добро есть единственное верное счастие жизни». Андрей Болконский, размышляя над этой идеей, приходит совсем к другому выводу, который полностью противоречит рассуждениям Пьера. Болконский уверен в том, что «единственно возможное счастье – есть счастье животное», которым обладает мужик, и которого можно лишить, дав этим «счастливым» людям нравственные потребности.
Андрей в этом эпизоде предстает более несчастным человеком, чем люди, которые терпят нужду. «Я живу и в этом не виноват, стало быть, надо как-нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти», - здесь проявляется скептицизм и неприятие действительности Болконским. По мению этого героя, не могут вызывать жалости люди, чье существование бессмысленное и скотское. Эти люди не достойны внимания, здесь нельзя говорить о добре и зле вообще, потому что мужик не умеет думать, а следовательно, страдать по-настоящему. Обращаться нужно только к тем людям, «которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют оттого, что у них есть возможность казнить право и неправо».
Андрей не видит истинного смысла жизни, в этом его трагедия. Ему непонятно все то, что говорит Пьер. Безухов осознает, что Болконский глубоко несчастен и хочет помочь ему. Душа Андрея не хочет принимать правду Пьера, который чувствует, что «во всем мире есть царство правды». Царство это вездесущее, и имя ему – Бог. «Ежели есть бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить», - говорит Пьер. Эмоциональная настроенность Безухова все же меняет внутреннее состояние Андрея, заглушила боль Болконского, который уже долгое время пытался отрицать саму жизнь: «…Выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз после Аустерлица он увидел то высокое, вечное небо, которое он видел, лежа на Аустерлицком поле, и то-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе».

На мой взгляд, в словах Пьера Безухова проявляется и авторская позиция, потому что Л.Н. Толстой видел счастье в самой жизни и в каждом мгновении – шаг к истине и к Богу. Этот эпизод совсем неслучаен в романе. То состояние, в котором находится Болконский после Аустерлица, очень гнетет его и не дает покаоя, он отказывается от прошлых идеалов и стремлений, но не приобретает новых. Отсюда его глубокое разочарование в жизни.
Встреча с Безуховым в какой-то мере меняет его пассивное отношение к окружающему миру: «Свидание с Пьером было для князя Андрей эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь».

Разговор Пьера Безухова с Андреем Болконским на пароме.

В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение – заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.

На последней станции, узнав, что князь Андрей не в Лысых Горах, а в своем новом отделенном имении, Пьер поехал к нему.

Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми с березой лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с не обросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.

Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшен, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленою краской; дороги были прямые, мосты были крепкие, с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую маленькую прихожую.

Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, неотштукатуренную маленькую залу и хотел идти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.

– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.

– Гость, – отвечал Антон.

– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему нахмуренным и постаревшим князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.

– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем-то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.

При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог установиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро неприличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорее показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.

– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.

– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.

– Ну, а вы? – спрашивал Пьер. – Какие ваши планы?

– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…

Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо Андрея.

– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, но князь Андрей перебил его:

– Да что про меня говорить… расскажи же, расскажи про свое путешествие, про все, что ты там наделал в своих именьях?

Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто все то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.

Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.

– Ну вот что, моя душа, – сказал князь Андрей, которому, очевидно, было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, я приехал только посмотреть. И нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем, тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.

– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.

Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:

– Я вам расскажу когда-нибудь, как это все случилось. Но вы знаете, что все это кончено, и навсегда.

– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.

– Но вы знаете, как это все кончилось? Слышали про дуэль?

– Да, ты прошел и через это.

– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.

– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.

– Нет, убить человека нехорошо, несправедливо…

– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей. – То, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.

– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать все то, что сделало его таким, каким он был теперь.

– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.

– Зло? Зло? – сказал Пьер. – Мы все знаем, что такое зло для себя.

– Да, мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – все более и более оживляясь, говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по-французски. – Je ne connais dans la vie que maux bien réels: c’est le remord et la maladie. Il n’est de bien que l’absence de ces maux. Жить для себя, избегая только этих двух зол, вот вся моя мудрость теперь.

– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтобы не раскаиваться, этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял все счастие жизни. Нет, я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите. – Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.

– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного, – но каждый живет по-своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что-нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокоен, как живу для одного себя.

– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь, спросил Пьер. – А сын, сестра, отец?

– Да это все тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, – а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochain – это те твои киевские мужики, которым ты хочешь делать добро.

И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.

– Вы шутите, – все более и более оживляясь, говорил Пьер. – Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое-что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди так же, как мы, вырастающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как образ и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дни и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?.. – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое-что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал, хорошо, но и не разуверите, чтобы вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю, и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.

– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, – сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то и другое может служить препровождением времени. Но что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто все знает, а не нам. Ну, ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из-за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.

– Ну, давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственные потребности. А мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему ни моего ума, ни моих чувств, ни моих средств. Другое – ты говоришь: облегчить его работу. А по-моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для тебя и для меня труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в третьем часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал?

Князь Андрей загнул третий палец.

– Ах, да. Больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустишь ему кровь, вылечишь, он калекой будет ходить десять лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал, – как я смотрю на него, а то ты из любви к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом, что за воображенье, что медицина кого-нибудь и когда-нибудь вылечивала… Убивать! – так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера.

Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.

– Ах, это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только, как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, все мне гадко, главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы…

– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей. – Напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть, надо как-нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.

– Но что же вас побуждает жить? С такими мыслями будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая.

– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители; я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополченье.

– Отчего вы не служите в армии?

– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет, покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду. Ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь, продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим третьего округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.

– Стало быть, вы служите?

– Служу. – Он помолчал немного.

– Так зачем же вы служите?

– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своею привычкой к неограниченной власти и теперь этой властью, данной государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой. – Так я служу потому, что, кроме меня, никто не имеет влияния на отца и я кое-где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.

– А, ну так вот видите!

– Да, mais ce n’est pas comme vous l’entendez, – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу-протоколисту, который украл какие-то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.

Князь Андрей все более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.

– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь) и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут и посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют оттого, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко и для кого я бы желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и все делаются несчастнее и несчастнее.

Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.

– Так вот кого и чего жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.

– Нет, нет и тысячу раз нет! я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.

На протяжении всего романа Л.Н. Толстого "Война и мир" можно наблюдать у главных героев романа моменты обретения смысла жизни, воодушевления, приближения к простой, жизненной общечеловеческой истине, как и наравне с моментами запутанности или же отчуждения и неверия в силу жизни. Одним из таких важных моментов для одного из главных героев романа князя Андрея является его разговор с Пьером на пароме.

Князь Андрей до встречи с Пьером был убит горем, смертью жены: "дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться, страдает, мучается и перестает быть". И совесть мучает его из-за того, что он увёз свою беременную жену от светского общества, которое она так любила, оставил её, что свои последние месяцы она провела в тоске и без него. Досаждает князя и то, что сделал он это из жажды славы, желая поскорее попасть в гущу военных событий, то есть, думая о себе.

Он осознал свою ошибку уже там, под Аустерлицем, когда понял, что то, чего он жаждал, того не стоило.

Когда к нему пришло разочарование в Наполеоне, когда развенчался идеал и Андрей увидел в французском императоре маленького, тщеславного, самовлюбленного человека и, что самое главное, мелкого перед огромным небом Аустерлица. Но и возвращается к жене князь, как известно, уже поздно. Эта страшная ошибка меняет Андрея, заставляя его быть более циничным, он решает жить только для себя и для семьи: "Я знаю в жизни только два действительные несчастья: угрызения совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол. Жить для себя, избегая только эти двух зол, вот вся моя мудрость".

Казалось бы, романтизма в душе Андрея совершенно не осталось, но князь всё же вздыхает при прочтении письма от отца об военных успехах - возможно, он жалеет, что его там нет. И сама княжна Марья заметила после, что "ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его". Его "взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного веселого блеска", в этом же взгляде Пьер позже увидит "сосредоточенность и убитость" - Болконский не может душевно вылечиться, образ жизни, мысли, который он теперь избрал, не подходят его натуре, желающей любви. Таким застает его Пьер.

В разговоре на пароме князь Андрей говорит, что, столкнувшись со смертью, с пропастью, он верит теперь только понятиям жизни и смерти, что та самая будущая жизнь, о которой герои говорили ранее, в пропасти, в пустоте, в мраке, "нигде". Но Пьер убеждает Андрея, что в этой будущей жизни есть Бог, что "надо жить, надо любить, надо верить, что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем вечно там, во всем" и указывает при этом на небо. Эти слова и этот жест были решающими, ведь князь Андрей уже сам прочувствовал, на сколько прекрасно это большое и доброе небо, насколько это ощущение единства с ним внеземное. Возможно, и эта убежденность Пьера в том, что человек вечен, как и небо, воодушевило князя Андрея, который после этих слов "вздохнул и лучистым, детским, нежным взглядом" взглянул на Пьера.

В разговоре с Пьером в Андрее потихоньку просыпается это желание жить, ощущение красоты жизни. К тому же, Пьер оказался единственным человеком, с которым князь Андрей смог вести откровенный разговор о своих переживаниях, ощущениях, доверяя Пьеру как старому доброму другу. Возможность высказаться о наболевшем тоже сыграло свою роль в воодушевлении Андрея, в возвращении его к жизни, с его сердца наконец-то хоть немного, но сошла тяжесть от пережитого. И, что самое главное, Андрей снова видит "то высокое, вечное небо, которое видел, лежа на Аустерлицком поле, и что-то давно заснувшее, лучшее, что было в нём, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе". Снова появляется образ неба, символизирующего открытое пространство, как внешнее, так и внутреннее, душевное, следовательно, готовое принять новые чувства.

Автор сам подводит итог встречи этих двух героев: "Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь". Разговор на пароме стал ещё одной ступенькой для князя Андрея на пути к внутреннему становлению и обретения душевной гармонии. Вскоре, благодаря и этому, сердце Болконского станет вновь открыто и для новой любви, и для новой жизни.

Обновлено: 2018-12-21

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

В художественном мире Толстого есть герои, настойчиво и целеустремленно стремящиеся к полной гармонии с миром, неустанно ищущие смысл жизни . Их не занимают корыстные цели, светские интриги, пустые и бессмысленные разговоры в великосветских салонах. Их легко узнать среди надменных, самодовольных лиц. К ним, безусловно, относятся самые яркие образы романа «Война и мир» - Андрей Болконский и Пьер Безухов . Они заметно выделяются среди героев русской литературы XIX века своей незаурядностью и интеллектуальным богатством. Совершенно разные по складу характера, князь Андрей и Пьер Безухов имеют много общего в идейных стремлениях и исканиях.

Толстой говорил: «Люди, как реки...» - подчеркивая этим сравнением многогранность и сложность человеческой личности. Духовная красота любимых героев писателя - князя Андрея Болконского и Пьера Безухова - проявляется в неустанных поисках смысла жизни, в мечтах о деятельности, полезной для всего народа. Их жизненный путь - это путь страстных исканий, ведущий к правде и добру. Пьер и Андрей внутренне близки друг к другу и чужды миру Курагиных и Шерер.

Средством раскрытия внутреннего мира героев Толстой избрал диалог. Споры Андрея и Пьера - не пустая болтовня и не поединок амбиций, это стремление разобраться в собственных мыслях и попытаться понять размышления другого человека. Оба героя живут напряженной духовной жизнью и извлекают из текущих впечатлений общий смысл. Их отношения носят характер просторной дружбы. Каждый из них идет своим путем. Они не нуждаются в повседневном общении, не стремятся узнать как можно больше подробностей о жизни друг друга. Но они искренне уважают друг друга и чувствуют, что истина другого так же добыта страданиями, как и его собственная, что она выросла из жизни, что за каждым аргументом спора стоит жизнь.

Первое знакомство с Андреем Болконским не вызывает особой симпатии. Гордый и самодовольный молодой человек с сухими чертами лица и уставшим скучающим взглядом - таким видят его гости Анны Павловны Шерер. Но когда мы узнаем, что выражение его лица было вызвано тем, что «все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уже надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно», к герою возникает интерес. Далее Толстой сообщает, что блестящая и праздная, пустая жизнь не удовлетворяет князя Андрея и он всеми силами стремится разорвать порочный круг, в котором оказался.

Стремясь выбраться из надоевшей ему светской и семейной жизни, Андрей Болконский собирается на войну. Он мечтает о славе, подобной наполеоновской, мечтает совершить подвиг. «Ведь что же слава? - говорит князь Андрей. - Та же любовь к другим...» Подвиг, совершенный им во время Аустерлицкого сражения, когда он бежал впереди всех со знаменем в руках, внешне выглядел очень эффектно: его заметил и оценил по достоинству даже Наполеон. Но, совершив героический поступок, Андрей почему-то не испытывал никакого восторга и душевного подъема. Вероятно, потому, что в тот момент, когда он упал, тяжело раненный, ему открылась новая высокая истина вместе с высоким бесконечным небом, раскинувшим над ним голубой свод. Стремление к славе приводит Андрея к глубокому духовному кризису. Небо Аустерлица становится для него символом высокого понимания жизни: « Как же я не видел прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его, наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба». Андрей Болконский понял, что естественная жизнь природы и человека более значительна и важна, чем война и слава Наполеона.

На фоне этого чистого неба все бывшие мечты и стремления показались Андрею мелкими и ничтожными, такими же, как и былой кумир. В его душе произошла переоценка ценностей. То, что казалось ему прекрасным и возвышенным, оказалось пустым и тщеславным. А то, от чего он так старательно отгораживался - простая и тихая семейная жизнь, - теперь представлялась ему желанным, полным счастья и гармонии миром. Дальнейшие события - рождение ребенка, смерть жены - заставили князя Андрея прийти к выводу, что жизнь в ее простых проявлениях, жизнь ради себя, для родных - единственное, что ему остается. Но ум князя Андрея продолжал напряженно работать, он много читал и размышлял над вечными вопросами: какая сила управляет миром и в чем смысл жизни.

Андрей пытался жить простой, спокойной жизнью, заботясь о сыне и занимаясь улучшением жизни своих крепостных: триста человек он сделал вольными хлебопашцами, остальным заменил барщину оброком. Но состояние депрессии, ощущение невозможности счастья говорили о том, что все преобразования не могли в полной мере занять его ум и сердце.

Иными жизненными путями шел Пьер Безухов, но его волновали те же проблемы, что и князя Андрея. «Для чего жить и что такое я? Что такое жизнь, что смерть?» - Пьер мучительно искал ответы на эти вопросы. В начале романа, на вечере у Анны Павловны Шерер, Пьер защищает идеи французской революции, восхищается Наполеоном, желает то «произвести республику в России, то самому быть Наполеоном...». Не найдя еще смысла жизни, Пьер мечется, совершает ошибки. Достаточно вспомнить историю с медведем, вызвавшую в свете много шума. Но самой крупной ошибкой, совершенной Пьером в этот период, является его женитьба на низкой и порочной красавице Элен Курагиной. Дуэль с Долоховым открыла Пьеру новый взгляд на мир, он понял, что жить так, как он живет, дальше невозможно.

Поиски правды и смысла жизни приводят его к масонам. Он страстно желает «переродить порочный род человеческий». В учении масонов Пьера привлекают идеи «равенства, братства и любви», поэтому, прежде всего, он решает облегчить участь крепостных. Ему кажется, что он нашел, наконец, цель и смысл жизни: «И только теперь, когда я... стараюсь... жить для других, только теперь я понял все счастье жизни». Но Пьер еще слишком наивен, чтобы понять, что все его преобразования ни к чему не ведут. Толстой, рассказывая о деятельности Пьера в имении, иронизирует над любимым героем.

Возвращаясь из поездки по имениям, Пьер заезжает к князю Андрею. Их встреча, имевшая большое значение для обоих и во многом определившая их дальнейший путь, произошла в имении Богучарово. Они встретились в тот момент, когда каждому из них казалось, что он нашел истину. Но если истина Пьера была счастливая, он недавно приобщился к ней и она переполняла все его существо настолько, что ему хотелось поскорее открыть ее другу, то истина князя Андрея - горькая и опустошающая, и ему ни с кем не хотелось делиться своими мыслями.

Окончательное возрождение Андрея к жизни произошло благодаря его встрече с Наташей Ростовой . Общение с ней открывает Андрею новую, неведомую ранее, сторону жизни - любовь, красоту, поэзию. Но именно с Наташей ему не суждено быть счастливым, потому что между ними нет полного взаимопонимания. Наташа любит Андрея, но не понимает и не знает его. И она остается для него загадкой со своим собственным, особенным внутренним миром. Если Наташа живет каждым мгновением, не в состоянии ждать и откладывать до определенного времени момент счастья, то Андрей способен любить на расстоянии, находя особую прелесть в ожидании предстоящей свадьбы с любимой девушкой. Разлука оказалась слишком трудным испытанием для Наташи, ибо она, в отличие от Андрея, не была способна думать о чем-то другом, кроме любви.

История с Анатолем Курагиным разрушила возможное счастье Наташи и князя Андрея. Гордый и самолюбивый Андрей не смог простить Наташе ее ошибку. А она, испытывая мучительные угрызения совести, посчитала себя недостойной такого благородного, идеального человека и отреклась от всех радостей жизни. Судьба разъединяет любящих людей, оставляя в их душах горечь и боль разочарования. Но она же соединит их перед смертью Андрея, потому что Отечественная война 1812 года многое изменит в их характерах.

Когда Наполеон вступил в пределы России и стал стремительно продвигаться вперед, Андрей Болконский, возненавидевший войну после тяжелого ранения под Аустерлицем, вступил в действующую армию, отказавшись от безопасной и перспективной службы в штабе главнокомандующего. Командуя полком, гордый аристократ Болконский сблизился с солдатско-крестьянской массой, научился ценить и уважать простой народ. Если сначала князь Андрей старался возбуждать мужество солдат, прогуливаясь под пулями, то, увидев их в бою, понял, что ему нечему их учить. С этого момента он начал смотреть на мужиков в солдатских шинелях как на героев- патриотов, мужественно и стойко защищавших свое Отечество. Так Андрей Болконский пришел к мысли о том, что успех армии зависит не от позиции, вооружения или количества войск, а от того чувства, которое есть и в нем, и в каждом солдате.

После встречи в Богучарово Пьера, как и князя Андрея, ожидали горькие разочарования, в частности в масонстве. Республиканские идеи Пьера не разделялись его «братьями». К тому же Пьер понял, что и среди масонов существуют ханжество, лицемерие, карьеризм. Все это привело Пьера к разрыву с масонами и к очередному душевному кризису. Так же как и для князя Андрея, целью жизни, идеалом для Пьера стала (хотя он сам еще не понимал и не осознавал этого) любовь к Наташе Ростовой, омраченная узами брака с Элен. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» - эти вопросы не переставали тревожить Безухова.

В этот период состоялась вторая встреча Пьера и Андрея. На этот раз местом для встречи своих героев Толстой избрал Бородино. Здесь произошло решающее для русской и французской армий сражение, и здесь состоялась последняя встреча главных героев романа. На данном периоде князь Андрей воспринимает свою жизнь как «дурно намалеванные картины», подводит ее итоги и размышляет над теми же вечными вопросами. Но пейзаж, на фоне которого даны его размышления («...и эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров, все вокруг преобразилось для него и показалось чем-то страшным и угрожа- ющим»), признак того, что в его опустошенной душе продолжает жить нечто поэтическое, вечное и непостижимое. При этом он продолжает думать и молчать. А Пьер жаждет узнать, стремится слушать и говорить.

Пьер задает Андрею вопросы, за которыми стоят серьезные, еще не оформленные мысли. Князь Андрей не хочет вступать в разговор. Сейчас Пьер не только чужд ему, но и неприятен: на нем лежит отблеск той жизни, которая принесла ему много страданий. И опять, как в Богучарово, князь Андрей начинает говорить и незаметно для себя втягивается в разговор. Это даже не разговор, а монолог князя Андрея, который произносится неожиданно, страстно и содержит смелые и неожиданные мысли. Он говорит по-прежнему злобно-насмешливым тоном, но это не озлобленность и опустошенность, а гнев и боль патриота: «Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут или не возьмут Москву, так как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло».

Пьер слушал друга, стыдясь своего невежества в военном деле, но при этом ощущал, что переживаемый Россией момент - это нечто совсем особенное, и слова друга - профессионального военного, убедили его в истинности своих ощущений. Все, что он видел в этот день, он чем думал и размышлял, «осветилось для него новым светом». Расставание Пьера и Андрея нельзя назвать теплым и дружеским. Но как и в прошлый раз их разговор изменил прежние представления героев о жизни и счастье. Когда Пьер уехал, князь Андрей с новым чувством начал думать о Наташе, «долго и радостно», с чувством, что понимал ее, нанесшую ему серьезное оскорбление. В разговоре с Пьером накануне Бородинской битвы ощущается единство помыслов князя Андрея и сражающегося народа. Выражая свое отношение к событиям, он говорит, что его мысли созвучны народным. Жизнь князя Андрея, его искания смысла жизни завершаются единением с народом, борющимся за родную землю.

После встречи с Пьером князь Андрей переходит в новую, совершенно новую для него, фазу жизни. Она созревала давно, но оформилась лишь после того, как он высказал Пьеру все, о чем так долго и мучительно размышлял. Но с этим новым чувством, по мнению автора, он не мог жить. Символично, что в момент смертельного ранения Андрей испытывает огромную тягу к простой земной жизни, но тут же задумывается о том, почему ему так жаль расстаться с ней. Эта борьба между земными страстями и любовью к людям особенно обостряется перед его смертью. Встретив Наташу и простив ее, он чувствует прилив жизненных сил, но это трепетное и теплое чувство сменяется неземной отрешенностью, которая несовместима с жизнью и означает смерть. Раскрыв в Андрее Болконском многие замечательные черты дворянина-патриота, Толстой оборвал его путь исканий геройской гибелью ради спасения отчизны. И продолжить эти поиски высших духовных ценностей, которые так и остались недостижимыми для князя Андрея, суждено в романе его другу и единомышленнику Пьеру Безухову.

Для Пьера разговор с Андреем стал начальным этапом его духовного очищения. Все последующие события: участие в Бородинском сражении, приключения в занятой неприятелем Москве, плен - приблизили Пьера к народу и способствовали его нравственному перерождению. «Солдатом быть, просто солдатом!.. Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими» - такое желание овладело Пьером после Бородинского боя. Именно в плену Безухов приходит к убеждению: «Человек сотворен для счастья». Но и на этом Пьер не успокаивается.

В эпилоге Толстой показывает Безухова столь же деятельным и напряженно думающим, как и в начале романа. Ему удалось пронести через время свою наивную непосредственность, он продолжает размышлять над вечными неразрешимыми вопросами. Но если раньше он думал о смысле жизни, то теперь размышляет над тем, как защитить добро и правду. Пути исканий приводят Пьера в тайное политическое общество, борющееся против крепостничества и самодержавия.

Споры Андрея Болконского и Пьера Безухова о смысле жизни отражают внутреннюю борьбу в душе писателя, которая не прекращалась на протяжении всей его жизни. Человек, по мнению писателя, должен постоянно размышлять, искать, ошибаться и снова искать, ибо «спокойствие - это душевная подлость». Таким был он сам, такими качествами он наделил главных героев романа «Война и мир». На примере князя Андрея и Пьера Безухова Толстой показывает, что какими бы разными путями ни шли лучшие из представителей высшего общества в поисках смысла жизни, они приходят к одинаковому итогу: смысл жизни - в единении с родным народом, в любви к этому народу.

Как ни странным может показаться, но в композиции романа Толстого просматривается определённая схематичность. В частности, одним из композиционных оснований романа, своеобразным костяком сюжета являются встречи двух друзей – князя Андрея Болконского и Пьера Безухова. Более того, жизненные пути этих двух главных героев и их пересечения можно без особого труда изобразить математически с помощью синусоид, в которых события, вызывающие душевный подъём каждого из героев, будут последовательно и достаточно равномерно чередоваться с моментами душевных кризисов. При этом каждая новая встреча друзей происходит в момент, когда один из героев находится на вершине душевного подъёма (вершина синусоиды), а другой – на самом дне кризиса (основание синусоиды); и с новой встречи всякий раз начинается у каждого движение в обратном направлении – у одного от подъёма к кризису, у другого от кризиса к подъёму.

Первая встреча друзей в романе – в салоне Шерер. В этот момент Пьер находится в состоянии воодушевления, полон новых надежд, а Болконский по-онегински разочарован в свете и глубоко скучает. Взаимовлияние при общении, духовные поиски и превратности судьбы после этой встречи медленно и верно ведут Пьера к разочарованию и ошибкам, а Андрея – к надеждам. У Пьера – кутежи в Петербурге вплоть до высылки его из города, сближение с Элен, женитьба, история с Долоховым и – полное опустошение после дуэли с ним. У Андрея – зарождение и развитие патриотического и вместе амбициозного желания спасти русскую армию в Европе, прощание с отцом, Шенграбен и Аустерлиц и, наконец, вершина философского открытия в этот период жизни – бесконечное аустерлицкое небо с маленьким и ничтожным недавним кумиром Наполеоном на великом фоне этого неба – символа вечности и бессмертия.

Другая встреча – на пароме. Пьер пришёл к ней через опустошение и следовавшими за этим опустошением встречу с масоном и увлечение масонством. В момент беседы с князем Андреем Пьер вновь на вершине надежд, веры и творческого подъёма. Андрей же после разочарования в недавнем кумире проходит через ещё одно тяжёлое потрясение – смерть жены – и к моменту разговора на пароме крайне разочарован и замкнут в своём светско-эгоистичном пессимизме. И вновь происходит «взаимозаражение», и после этой встречи у Андрея начинается очередной подъём, связанный со сближением с Наташей и работой в комиссии Сперанского, а у Пьера – очередной спад, вызванный разочарованием в масонстве и удалением от него.

Очередная высшая точка на пути исканий князя Андрея (новая вершина синусоиды) будет в момент его объяснения с Наташей, но измена Наташи приведёт к очередному стремительному падению в бездну скептицизма и разочарования. В это же время у Пьера – вновь с точностью до наоборот – путь к подъёму: сближение с Наташей, любовь к ней. Высшая точка подъёма – выступление в Дворянском собрании.

В 1812 году друзья встречаются перед Бородинским сражением. Теперь Пьер находится в мрачном расположении духа, он ищет и никак не может найти себя, а князь Андрей вновь движим патриотизмом и уже более зрелым пониманием того, что успех сражений зависит от духа народного, а не от численности войск, их расположения или искусства командующих. Теперь патриотизм князя Андрея, в отличие от состояния накануне Шенграбена и Аустерлица, очищен от примеси тщеславия и потому стал, по мнению Толстого, истинным.

В итоге исканий оба героя достигают вершин своих поисков. Но вершины эти совершенно разные. Князь Андрей пройдёт через физические страдания, душевное просветление от прощения Курагина и Наташи и возвысится над земным существованием , постигнув высшую евангельскую правду любви ко всем через физическую смерть. Пьер же пройдёт Бородино, занятую французами Москву, плен, потрясения от близкой казни, знакомство с Платоном Каратаевым и откроет высшую земную правду – правду служения народу. Князь Андрей находит высшую правду бытия, а Пьер – высшую земную правду.

Почему Толстой приводит одного из самых любимых своих героев к смерти? После счастья открытия князем Андреем высшей неземной истины жить дальше на земле уже нельзя. В отличие от булгаковского мастера, Болконский уходит в свет, а не в покой, и из света на грешную землю обратного пути нет. Какому из двух счастий – счастью Болконского или счастью Безухова – отдаёт предпочтение Толстой? Точно ответить на этот вопрос нельзя, но, по всей вероятности, Толстой будто говорит читателю, что каждый достойный человек заслуживает своего счастья – земного или неземного.