Для нас он был больше, чем просто писатель: он раскрыл нам нас самих. И. С. Тургенев

Иванович § § § § § 1. Бекеша 2. Прекрасный дом 3. Сад: яблони, груши, черешня, подсолнечники, дыни 4. Очень любит дыни 5. Любит обедать в одной сорочке под окном 6. Больше 10 лет овдовел, детей нет 7. Богомольный человек 8. Сам никого не любил угощать, но подарки любил получать 9. Говорит всегда очень приятно 10. Худощав, высокого роста, голова похожа на редьку хвостом вниз § § § 11. Отдыхает после обеда, к вечеру идёт в гости 12. Очень сердится, если попадается ему в борщ муха 13. Бреет голову 2 раза в неделю 14. Чрезвычайно любопытен 15. Боязливого характера 16. Большие выразительные глаза табачного цвета, рот похож на букву ижицу 17. Не любит блох §

Иван Никифорович § 1. Не был женат § 2. Больше молчит § 3. Ниже Ивана Ивановича и толст, голова похожа на редьку хвостом вверх § 4. Весь день лежит на крыльце, никуда не хочет идти § 5. Чрезвычайно любил купаться, пить чай в прохладной воде § 6. Бреет бороду 1 раз в неделю § 7. Не покажет на лице: доволен или сердит § 8. Шаровары в широких складках, в которых можно было бы поместить двор с амбаром и строением § 9. Глаза маленькие, желтоватые, совершенно пропадающие между густых бровей и пухлых щёк, нос в виде спелой сливы § 10. Не любит блох

§ В “Повести о том, как поссорился Иванович с Иваном Никифоровичем” реалистические и сатирические мотивы творчества Гоголя резко углубляются. Автор обличает историю глупой тяжбы двух миргородских обывателей. Чувство горечи и гнева – вот что вызывает у писателя поведение обоих героев. Благодаря резкой замене юмористической тональности смысл повести раскрывается особенно ярко. Весёлая история становится глубоко драматичной картиной реальной жизни. Люди, подобные Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу не вымышлены писателем. Они на самом деле существуют, они среди нас. § Характеры героев осмыслены автором очень обстоятельно. Это два закадычных приятеля. Но каждый из них себе на уме. Казалось, ничто не может помешать их дружбе. Но всего лишь нелепый случай заставил их ненавидеть друга, превратил приятелей в злейших врагов.

§ В этом произведении особенно ярко проявляется ироническая манера гоголевского письма. Его сатира никогда не раскрывается обнажено. Авторское отношение к миру на первый взгляд выглядит очень добродушным, беззлобным. Иванович называется “прекрасным человеком”, доброта так и бьёт из него ключом. Каждое воскресенье в своей знаменитой бекеше он отправляется в церковь. А после службы, побуждаемый добротой, непременно обойдёт нищих. Увидит нищенку и заведет с ней сердечный разговор. Но вместо того, чтобы подать ожидаемую милостыню, он поговорит-поговорит и уйдёт прочь. Доброта и сердобольность Ивана Ивановича оборачиваются лицемерием и жестокостью. Таков и его приятель. “Очень хороший также человек Иван Никифорович”.

Иван Никифорович Он не столько высок, сколько “распространяется в толщину”. Лежебока и ворчун, не следит за своей речью и порой допускает такие словечки, что его сосед Иванович, “эстет”, только говорит в ответ: “Довольно, довольно, Иван Никифорович; лучше скорее на солнце, чем говорить такие богопротивные слова”. Впрочем, заключает автор, несмотря на некоторые несходства, оба приятеля “прекрасные люди”.

средства внешнего комизма § Разнообразны средства внешнего комизма в произведении. Это нелепые фамилии и имена (“Пупопуз”, “Перепеленко”), смешные положения (“дверь затрещала и передняя половина Ивана Никифоровича высадилась в присутствие; остальная оставалась ещё в передней”), алогизмы (“Иванович несколько боязливого характера. У Ивана Никифоровича, напротив того, шаровары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы поместить весь двор с амбарами и строением”).

Арест

В апреле 1852 года Тургенев был арестован. Поводом для его ареста послужила статья, которую писатель сочинил под первым впечатлением от известия о смерти Гоголя. Смерть эта потрясла Тургенева.

"Гоголь умер <...> - писал он 4 марта Полине Виардо. - Нет русского, сердце которого не обливалось бы кровью в эту минуту. Для нас он был более чем только писатель: он раскрыл нам нас самих. Он во многих отношениях был для нас продолжателем Петра Великого <...> Надо быть русским, чтобы это почувствовать" (П., II, 394).

В письме к И. С. Аксакову Тургенев тогда же признавался: "Скажу Вам без преувеличения, с тех пор, как я себя помню, ничего не произвело на меня такого впечатления, как смерть Гоголя <...> Трагическая судьба России отражается на тех из русских, кои ближе других стоят к ее недрам - ни одному человеку, самому сильному духу, не выдержать в себе борьбу целого народа - и Гоголь погиб!" (П., II, 49).

Не менее самой смерти Гоголя Тургенева потрясли и те факты, которые были связаны с нею. В неизвестной до недавнего времени части письма от 4 марта Полине Виардо, Тургенев писал: "Похороны его приобрели характер всенародной скорби. Не дали водрузить гроб на погребальную колесницу. Толпа понесла его на плечах до кладбища, расположенного в шести верстах от церкви.

Вообразите: здешняя цензура уже запрещает упоминать его имя!!!

Простите, дорогая госпожа Виардо, но говорить теперь о других вещах я не в состоянии..." 1

Кончина Гоголя заставила Тургенева взять в руки перо, чтобы написать статью о нем и еще раз в полный голос сказать уже всем о той огромной роли, которую сыграло творчество этого гениального писателя в развитии русской литературы.

И это было в пору, когда он знал, что даже имя Гоголя было запрещено упоминать, в пору, когда ни один журнал, боясь нарушить волю царских властей, не посмел откликнуться на его смерть.

Тургенев в это время писал: "Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова? Он умер. Потеря наша так жестока, так внезапна<...> Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, данное нам смертию, назвать великим; человек, который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся, как одной из слав наших!" (XIV, 72).

В своих воспоминаниях позднее Тургенев рассказал дальнейшую историю, связанную с этой статьей.

Он писал: "Я препроводил эту статью в один из петербургских журналов <...> Статья моя не появилась пи в один из последовавших за тем дней. Встретившись на улице с издателем, я спросил его, что бы это значило? "Видите, какая погода, - отвечал он мне иносказательною речью, - и думать нечего". <...> Вскоре потом я получил от одного приятеля из Москвы письмо, наполненное упреками: "Как! - восклицал он, - Гоголь умер, и хоть бы один журнал у вас в Петербурге отозвался! Это молчание постыдно!" В ответе моем я объяснил - сознаюсь, в довольно резких выражениях - моему приятелю причину этого молчания и в доказательство как документ приложил мою запрещенную статью. Он ее представил немедленно на рассмотрение тогдашнего попечителя Московского округа - генерала Назимова - и получил от него разрешение напечатать ее в "Московских ведомостях". Это происходило в половине марта, а 16 апреля я - за ослушание и нарушение цензурных правил - был посажен на месяц под арест в части..." (XIV, 74).

Но, конечно, "ослушание и нарушение цензурных правил" были только предлогом для преследования Тургенева. Сейчас есть возможность дополнить этот рассказ интересными опубликованными архивными и эпистолярными материалами, проливающими новый свет на это событие и, что особенно важно, на его закулисную сторону.

Вот как все это произошло.

Узнав о смерти Гоголя, председатель Петербургского цензурного комитета М. Н. Мусин-Пушкин, как свидетельствует профессор Петербургского университета А. В. Никитенко, "объявил, что не будет пропускать статей в похвалу Гоголя, "лакейского писателя"..." 2 .

О статье Тургенева тот же Мусин-Пушкин писал шефу жандармов графу А. Ф. Орлову: "Прочитав статью, я не дозволил оную печатать. Мне казалось неуместным писать о Гоголе в таких пышных выражениях<...> и представлять Гоголя как незаменимую потерю, а не разделяющих это мнение легкомысленными или близорукими..." 3

В апреле 1852 года шеф жандармов представил царю доклад. В нем подробно говорилось об обстоятельствах опубликования Тургеневым статьи, написанной в связи со смертью Гоголя. И в вину Тургеневу здесь прежде всего ставилось то, что он "отзывался о Гоголе в выражениях чрез меру пышных".

В этом же докладе предлагалось пригласить Тургенева в III Отделение и сделать ему "должное внушение", а также предупредить о том, что правительство обратило на него внимание.

Одновременно предлагалось учредить за Тургеневым "секретное наблюдение".

Однако эти меры не удовлетворили Николая I, и на докладе шефа жандармов появилась резолюция: "Полагаю этого мало, а за явное ослушание посадить его на месяц под арест и выслать на жительство на родину, под присмотр..." 4

Эта резолюция царя и явилась основанием для ареста Тургенева. Он был посажен на "съезжую". Так называли тогда арестный дом при полицейской части.

Известно, что в первые дни ареста Тургенева навещали друзья и знакомые, но вскоре эти свидания были запрещены.

Вот что об одном из таких посещений арестованного вспоминал Е. Я. Колбасин: "Вчера, дорогой И<ван> Сер<геевич>, я почему-то вспомнил <...> Ваше сидение в полицейской части, в сибирке, посещение или, лучше сказать, запрещенный визит к Вам мой, брата и Миницкого: разговор Ваш с нами через окно, на набережной Екатерининского канала, когда Вы выглядывали, подобно узнику, из своего высокого и непривлекательного заточения..." (П., II, 439).

Арест Тургенева на многих произвел тяжелое впечатление.

Но в разных общественных кругах был встречен по-разному.

Так, например, представитель реакционных кругов Ф. В. Булгарин, действия которого, по свидетельству Никитенко, во многом содействовали аресту Тургенева, не прекратил нападок на него и в то время, когда он уже сидел на "съезжей".

В своем дневнике Никитенко записал: "А Булгарин тем временем в "Пчеле" так и колотит лежачих: Гоголя, Тургенева, Погодина. Последняя статья Булгарина<...> возбудила всеобщее омерзение. В ней что ни строка, то донос" 5 .

А вот что в том же дневнике писал Никитенко о своем личном отношении к аресту Тургенева: "Страшное, удручающее впечатление произвела на меня беда, стрясшаяся над Тургеневым. Давно не помню, чтобы меня что-нибудь так трогало и огорчало. Сознаю, что тут нет еще ничего необычайного, что Тургенев все же еще не мученик за истину, что, назвав Гоголя "великим", он в сущности терпит даже не за идею, а за риторическую фигуру. Но тем хуже, тем сильнее поражает меня беспомощность мысли в настоящее время..."

С возмущением писал Никитенко и о том, что у Тургенева "не требовали никаких объяснений; его никто не допрашивал, а прямо подвергли наказанию" 6 .

Да, трудно было поверить, что причиной ареста, а затем и ссылки писателя под надзор полиции действительно явилось только "нарушение цензурных правил".

Поэтому и высказывались самые различные предположения и все увереннее звучали голоса тех, кто считал тогда статью о Гоголе только предлогом, которым воспользовалось царское правительство для расправы с Тургеневым.

Так, С. И. Мещерская писала арестованному Тургеневу: "Знаете ли вы кого-нибудь из канцелярии Шульгина - и говорили ли вы когда-нибудь перед кем-либо оттуда, что следовало бы сменить целиком наше правительство, что славизм - смехотворная игра? - Я страшно поспорила с братом<...> - он утверждает, что этот господин<...> приводил ваши слова, - но ведь канцелярия составлена из дураков, с которыми, я уверена, вы никогда не снисходили до разговоров" 7 .

И конечно, дело не в том, вел или не вел Тургенев подобные антиправительственные разговоры именно с кем-то из канцелярии Д. И. Шульгина - петербургского военного генерал-губернатора, а в том, что его обвиняли в антиправительственных политических высказываниях и действиях и что основания для этого были.

Сам Тургенев это прекрасно понимал. Об этом лучше всего свидетельствует его письмо к Полине Виардо от 13 мая 1852 года, написанное в дни ареста и переправленное в Париж с оказией: несомненно, в это время Тургенев уже знал, что его письма подвергаются перлюстрации.

В начале письма он предупреждал свою корреспондентку: "... я могу немного поговорить с вами откровенно и не опасаясь любопытства полиции" и после этого поведал обо всем случившемся с ним. Из его рассказа ясно, что он прекрасно понимал: статья о Гоголе была не причиной, а только поводом для его преследования правительством.

"Прежде всего, - писал он в этом письме, - скажу вам, что если я не уехал из Петербурга еще месяц тому назад, то уж конечно не по своей воле. Я нахожусь под арестом в полицейской части по высочайшему повелению, за то, что напечатал в одной московской газете статью в несколько строк о Гоголе. Это только послужило предлогом - статья сама по себе совершенно незначительна. Но на меня уже давно смотрят косо<...> Хотели подвергнуть запрету всё, что говорилось по поводу смерти Гоголя, - и кстати обрадовались случаю наложить вместе с тем запрещение на мою литературную деятельность" (П., II, 395).

Позднее Тургенев по тому же поводу высказался еще определеннее: "... в 1852-м году за напечатание статьи о Гоголе (в сущности, за "Записки охотника") - отправлен на жительство в деревню" (П., VII, 338).

В те же дни правительство предприняло еще одну акцию, направленную против Тургенева.

10 мая, когда Тургенев находился еще под арестом, закончилось печатание первого отдельного издания "Записок охотника". И почти сразу в связи с этим в главном управлении цензуры началось расследование.

Не обошлось и на сей раз без личного вмешательства царя. И конечно, это обстоятельство не было случайным.

Николай I принял участие и в этом расследовании, так как многое и в литературной деятельности и в личных связях Тургенева воспринималось им как враждебное царскому правительству.

Осложнило положение Тургенева и то, что совсем недавно в статье политического эмигранта и врага русского царизма Герцена "О развитии революционных идей в России", вышедшей во Франции, но строжайше запрещенной в России, с восхищением говорилось о "Записках охотника".

Но случилось так, что помешать выходу "Записок охотника" отдельной книгой уже ничто не могло - момент для этого был упущен.

Само собою разумеется, однако, что в царствование Николая I "дозволения" на новое издание "Записок охотника" быть не могло, а история с "расследованием" предопределила невозможность появления в печати и отзывов на первое издание книги.

Тогда же был уволен со службы с лишением пенсии цензор В. В. Львов, разрешивший его. "Отставить за небрежное исполнение своей должности" 8 , - приказал Николай I, записав "свою волю" на "всеподданнейшем представлении", сделанном ему по этому поводу.

На другой день после выхода из-под ареста, накануне отъезда в ссылку, Тургенев прочитал своим друзьям только что написанную им на "съезжей" повесть "Муму".

Каждому еще с детских лет известно это произведение! Такое доброе и беспощадное одновременно. Доброе к порабощенному человеку и беспощадное к помещикам.

Рассказывая в своих воспоминаниях об этом чтении "Муму", Анненков писал: "Истинно трогательное впечатление произвел этот рассказ, вынесенный им из съезжего дома<...> Так отвечал Тургенев на постигшую его кару, продолжая без устали начатую им деятельную художническую пропаганду по важнейшему политическому вопросу того времени" 9 .

Антикрепостническая направленность "Муму" стала причиной того, что и это произведение подверглось цензурным гонениям.

Написанное в начале 1852 года, оно было впервые опубликовано только в 1854 году в "Современнике".

И тут же последовал специальный рапорт одного из чиновников Главного управления цензуры министру просвещения: "Рассказ под заглавием "Муму" я нахожу неуместным в печати, потому что в нем представляется пример неблаговидного применения помещичьей власти к крепостным крестьянам<...> Читатель, по прочтении этого рассказа, непременно исполниться должен сострадания к безвинно утесненному помещичьим своенравием крестьянину <...> Вообще по направлению, а в особенности по изложению рассказа нельзя не заметить, что цель автора состояла в том, чтобы показать, до какой степени бывают безвинно утесняемы крестьяне помещиками..." 10

Повесть "Муму", столь близкая и по содержанию и по идейной направленности "Запискам охотника", в художественном отношении значительно отличается и от них и от всего написанного Тургеневым ранее. Уже современники-писатели заметили, что, создав ее, Тургенев как художник сделал значительный шаг вперед.

В центре этого произведения история целой человеческой жизни. Здесь все сложнее и объемнее.

В отличие от "Записок охотника", например, в "Муму" Тургенев уже не ведет повествование от лица рассказчика-посредника, а прибегает к объективному авторскому повествованию, которое помогает читателю увидеть героев не только с их внешней стороны глазами рассказчика, но и как бы изнутри глазами автора.

События, описанные в "Муму", и все персонажи этой повести взяты писателем из жизни, имеют своих прототипов.

В. Н. Житова, воспитывавшаяся в доме матери Тургенева, оставила воспоминания, в которых подтверждает, что рассказанная в "Муму" "печальная драма" 11 произошла на ее глазах.

Мемуаристка прекрасно знала всех главных участников ее - великана и силача дворника Андрея, его госпожу мать Тургенева и крошечную собачку Муму. В ее воспоминаниях есть описание этих лиц, приведены все главные факты их жизни.

Эти воспоминания убеждают в том, что Тургенев и в этой повести не только точно и сильно воспроизвел реальные события и нарисовал яркие портреты их участников, но главное - сумел на их основе создать типичные образы. И наиболее интересный из них - образ главного героя повести дворника Герасима.

Герасим - не простая копия дворника Андрея, хотя ему и присущи основные индивидуальные особенности его прототипа.

Как и Андрей, Герасим - глухонемой от рождения великан, человек, наделенный одновременно и необыкновенной силой и исключительным трудолюбием. Герасим, подобно Андрею, добр и отзывчив. Как и Андрей, Герасим по приказу барыни был взят из деревни, насильно оторван от родной почвы и любимой крестьянской работы.

Однако между Герасимом и Андреем есть и очень важные, подчеркнутые автором различия.

Так, если, по свидетельству Житовой, Андрей "был всегда почти весел и изъявлял в особенности очень сильную привязанность к барыне своей" и, как ни горько было ему, он и после истории с Муму, которую капризная и жестокая мать Тургенева принудила его утопить, "остался верен своей госпоже, до самой ее смерти служил ей" 12 , то герой Тургенева, напротив, "был нрава строгого и серьезного", "шуток не любил" (V, 266 и 268), а на произвол барыни ответил самовольным уходом от нее, поступком, совершенно недопустимым для крепостного в ту жестокую пору.

Да, образ Герасима собирательный: кроме трудолюбия, суровости и серьезности, ему присущи также и такие, характерные для лучших представителей русского крестьянства черты, как честность, прямота, смышленность, решительность, несокрушимая отвага.

Герасим полон чувства собственного достоинства. Ему свойственна торжественная важность, степенность.

Не прост его внутренний мир - он умеет любить и ненавидеть. Это всеми уважаемый человек.

Тургенев показывает, что именно эти качества Герасима и обусловили ту развязку конфликта, к которой в конце повести он приводит своего героя.

Нет сомнения, что не добродушный, раболепно преданный своей барыне Андрей, а именно суровый, полный достоинства Герасим мог решиться на такой дерзкий по тем временам поступок, в котором так ярко раскрылась бунтарская суть его мужественного характера.

И конечно, не случайно описанием самовольного ухода Герасима из дома своей барыни Тургенев закончил эту повесть.

Такой финал, содержащий еще более ясный, чем в рассказах "Бирюк" и "Малиновая вода", намек на то, что среди безответных слуг дикого барства зреют, пусть пока еще стихийные, силы протеста, не мог не заставить читателя задуматься.

Известно, что этот внутренний смысл "Муму" был понят современниками Тургенева.

Среди них были и такие, которые увидели в образе Герасима своего рода символ - "олицетворение русского народа", его могучей и только до поры до времени дремлющей силы.

И Тургенев это подтвердил.

Получив письмо И. С. Аксакова, в котором тот писал о Герасиме: "Он, разумеется, со временем заговорит, но теперь, конечно, может казаться и немым и глухим..." 13 , Тургенев ответил: "Мысль "Муму" Вами<...> верно схвачена" (П., II, 99).

Примечания

1 (Цит. по ст. И. С. Зильберштейна "Тургенев. Находки последних лет". - "Литературная газета", 1972, № 17, с. 6 )

2 (А. В. Никитенко. Дневник, т. I. М., Гослитиздат, 1955, с. 351 )

3 ("Всемирный вестник", 1907, № 1, Приложение, с. 20 - 21 )

4 (Там же, с. 31 )

5 (А. В. Никитенко. Дневник, т. I. М., Гослитиздат, 1955, с. 350 )

6 (Там же, с. 350 и 351 )

7 (Цит. по ст. Н. В. Измайлова "Тургенев и С. И. Мещерская", - "Тургеневский сборник". Материалы к Полн. собр. соч. и писем И. С. Тургенева, т. II. М. - Л., "Наука", 1966, с. 236 - 237 )

8 (Цит. по сб. Ю. Г. Оксмана "От Капитанской дочки" А. С. Пушкина к "Запискам охотника" И. С. Тургенева". Саратов, 1959, с. 297 )

9 (П. В. Анненков. Литературные воспоминания. М., Гослитиздат, 1960, с. 343 )

10 (Цит. по сб. Ю. Г. Оксмана "И. С. Тургенев. Исследования и материалы", вып. 1. Одесса, 1921, с. 52 - 53 )

11 (И. С. Тургенев в воспоминаниях современников, т. I, М., "Художественная литература", 1969, с. 59 )

12 (Там же, с. 60 и 61 )

13 ("Русское обозрение", 1894, № 8, с. 475 - 476 )

Это было в последних числах февраля 1852 года. На утреннем заседании в зале Дворянского собрания в Петербурге Тургенев заметил странно возбужденного И. И. Панаева, перебегавшего от одного лица к другому. «В Москве умер Гоголь!»...

«Нас поразило великое несчастие, - писал Тургенев Полине Виардо. - Гоголь умер в Москве, умер, предав все сожжению, - все - второй том «Мертвых душ», множество оконченных и начатых вещей, - одним словом, все. Вам трудно будет оценить всю огромность этой столь жестокой, столь полной утраты. Нет русского, сердце которого не обливалось бы кровью в эту минуту. Для нас он был более, чем только писатель: он раскрыл нам нас самих. Он во многих отношениях был для нас продолжателем Петра Великого. Быть может, эти слова покажутся вам преувеличенными, внушенными горем. Но вы не знаете его: вам известны только самые из незначительных его произведений, и если б даже вы знали их все, то и тогда вам трудно было бы понять, чем он был для нас. Надо быть русским, чтобы это почувствовать. Самые проницательные умы из иностранцев, как, например, Мериме, видели в Гоголе только юмориста английского типа. Его историческое значение совершенно ускользнуло от них. Повторяю, надо быть русским, чтобы понимать, кого мы лишились».

В смерти Гоголя Тургенев увидел событие, отражающее трагические стороны русской жизни и русской истории. «Это тайна, тяжелая, грозная тайна - надо стараться ее разгадать... но ничего отрадного не найдет в ней тот, кто ее разгадает... Трагическая судьба России отражается на тех из русских, кои ближе других стоят к ее недрам - ни одному человеку, самому сильному духу, не выдержать в себе борьбу целого народа - и Гоголь погиб!» Тургеневу казалось, что это была не простая смерть, а смерть, похожая на самоубийство, начавшееся с истребления «Мертвых душ». Социальная дисгармония прошла через сердце великого писателя России, и это сердце не выдержало, разорвалось.

Тургеневу было неприятно видеть, что многие петербургские литераторы приняли известие о смерти Гоголя спокойно. Писатель надел траур и в общении с друзьями и знакомыми резко обличал хладнокровие петербургской публики, петербургских журналов и газет. Стремясь разъяснить читателям глубину постигшей Россию трагедии, Тургенев написал некролог:

«Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова? Он умер... Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, назвать великим; человек, который своим именем одним означил эпоху в истории нашей литературы...

Мысль, что прах его будет покоиться в Москве, наполняет нас каким-то горестным удовлетворением. Да, пусть он покоится там, в этом сердце России, которую он так глубоко знал и так любил...»

Тургенев направил некролог в редакцию «Петербургских ведомостей». Но статья не появилась ни в один из последовавших дней. На недоуменный вопрос Тургенева издатель газеты заметил:

Видите, какая погода, - и думать нечего.

Да ведь статья самая невинная.

Невинная ли, нет ли, - возразил издатель, - дело не в том; вообще имя Гоголя не велено упоминать.

Вскоре до Тургенева дошел слух, что попечитель Петербургского учебного округа Мусин-Пушкин назвал Гоголя «лакейским писателем». Возмущенный Тургенев обратился к московским друзьям с просьбой попытаться напечатать некролог в Москве. Им это удалось, и 13 марта некролог под заглавием «Письмо из Петербурга» вышел в газете «Московские ведомости».

Так Тургенев попал, наконец, «под статью», нарушил закон, и против него уже можно было применить чрезвычайные меры. Он был на подозрении как автор антикрепостнических «Записок охотника», как свидетель парижских событий 1848 года, как друг Бакунина и Герцена. Нужен был повод. И он нашелся. Глава цензурного комитета, попечитель Петербургского округа Мусин-Пушкин заверил начальство, что он призывал Тургенева лично и лично передал ему запрещение цензурного комитета печатать статью, хотя в действительности Тургенев Мусина-Пушкина в глаза не видал и никакого с ним объяснения не имел. И вот за ослушание и нарушение цензурных правил Тургенев был арестован, приговорен к месячному заключению, а затем ссылке на жительство в родовое имение под полицейский надзор.

Первые сутки он просидел в обыкновенной сибирке, где «беседовал с изысканно-вежливым и образованным полицейским унтер-офицером, который рассказывал ему о своей прогулке в Летнем саду и об аромате птиц». А затем месяц находился под арестом в Адмиралтейской части. Образованный Петербург был взволнован этим безобразным событием. Толпы посетителей устремились к месту заключения, чтобы выразить свое искреннее сочувствие автору «Записок охотника». Тогда на посещение наложили запрет. Кто-то из литераторов пустил гулять по Петербургу каламбур: «Говорят, литература не пользуется у нас уважением, - напротив, литература у нас в части ».

Но в высших кругах общества, близких ко двору, арест Тургенева вызвал одобрение: этот дерзкий человек договорился до того, что осмелился назвать Гоголя, писателя, «великим человеком». Одна из светских дам, охотно согласившаяся помочь Тургеневу, отказалась от своей затеи, узнав о такой «дерзости». «Великим» разрешалось называть императора, полководца, государственного человека, В высших сферах еще господствовал взгляд, подобный взгляду покойной Варвары Петровны, сравнивавшей писателя с писцом.

Поплатились и московские друзья Тургенева. В. П. Боткин за содействие в публикации некролога был взят под полицейский надзор, а неслужащий Е. М. Феоктистов насильственно определен на государственную службу с установленным и за ним «присмотром».

Николай I был тогда в отъезде, и Тургенев написал объяснительное письмо цесаревичу Александру, объясняя свой «проступок» глубокой скорбью об ушедшем писателе. Официального ответа Тургенев, по-видимому, не получил, но условия пребывания под арестом улучшились: его перевели на квартиру частного пристава, разрешили читать и работать. А. К. Толстой приносил ему книги и вместе с княжной С. И. Мещерской пытался добиться освобождения. Хлопоты оказались безуспешными. В придворной среде ходили слухи об антиправительственных настроениях Тургенева. С. И. Мещерская предупреждала, что переписка с семейством Виардо должна быть осмотрительной с обеих сторон: «Малейшее рассуждение чуть-чуть либеральное... да еще исходящее из семьи, известной как очень республиканская, - может вас подвергнуть новым и более значительным неприятностям».

Но в литературных семьях Петербурга Тургенев оказался героем дня. Младшие дочери Ф. И. Тютчева, «обе республиканки», по словам Мещерской, «подняли бунт» из-за Тургенева: «Портрет императора сковырнулся с почетного места в шкаф для нижних юбок и там был помещен в самом низу, лицом к задней стенке шкафа, - и выйдет оттуда только после благоприятного конца нашей драмы».

Тургенев начал было под арестом изучать польский язык, но Мещерская предупредила, что это безумно со стороны человека, преследуемого властями, знающими об антигосударственных настроениях в современной Польше, где поднимается освободительное движение. Княжна не уставала повторять: «Помните, что ни одно ваше движение или слово не остаются незамеченными... Прощайте и еще раз - сожгите ваш польский учебник».

В письме к супругам Виардо, пересланном в Париж частным образом, Тургенев объясняет свой арест не статьей о Гоголе, «совершенно незначительной», а тем, что на него уже давно смотрели косо и только искали подходящего случая. Письмо выдержано в спокойных тонах. Тургенев огорчен, что не увидит весны, а в деревню едет охотно: он собирается изучать русский народ, «самый странный и самый изумительный во всем мире», будет писать давно задуманный роман.

Под арестом Тургенев создает рассказ «Муму», навеянный воспоминаниями о матери: «день ее нерадостный и ненастный, и вечер ее чернее ночи». После освобождения он читает «Муму» своим друзьям в Петербурге: «Истинно трогательное впечатление произвел этот рассказ, вынесенный им из съезжего дома, и по своему содержанию, и по спокойному, хотя и грустному тону изложения. Так отвечал Тургенев на постигшую его кару, продолжая без устали начатую им деятельную художническую пропаганду по важнейшему политическому вопросу того времени», - вспоминал П. В. Анненков.

205 лет назад родился Николай Васильевич Гоголь (1809-1852), великий русский писатель, автор бессмертных произведений «Ревизор», «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Тарас Бульба», «Вий», «Мертвые души» и многих других. Удивительный талант Н.В. Гоголя проявляется в этих столь непохожих друг на друга произведениях по-разному - то поражая читателя богатством языка и колоритностью украинской темы (и эпическим размахом «Тараса Бульбы»), то увлекая фантастикой петербургских повестей, то вызывая смех в «Ревизоре» и «Мертвых душах».

Рожденный на Украине, потомок старинного дворянского рода он впитал в себя русскую культуру, а своими произведениями раздвинул национальные границы, преодолел национальные культурные особенности и стал писателем поистине всемирного значения. Таких писателей в русской литературе были единицы. Это Достоевский, Толстой, Тургенев и Чехов. Гоголь своим творчеством преодолел не только национальные различия, но и социальную разницу между людьми.

Привязанность Гоголя к своей родине была очень сильна, особенно в первые годы его литературной деятельности и вплоть до завершения второй редакции «Тараса Бульбы», но сатирическое отношение к русской жизни, без сомнения, объясняется не его национальными свойствами, а всем характером его внутреннего развития. Несомненно, однако, что в творчестве писателя сказались также и украинские черты. Такими считают особенности его юмора, который остался единственным образцом в своём роде в русской литературе. Украинское и русское начала счастливо слились в этом даровании в одно, в высшей степени замечательное явление.

Сложное переплетение двух культур в одном человеке всегда делало фигуру Гоголя центром межнациональных споров. До сих пор не известно ни одного сочинения писателя, написанного по-украински, а соизмеримый с гоголевским вклад в развитие русского языка довелось внести немногим писателям русского происхождения.

Гоголь с нами всегда и всюду. Герои Толстого и даже Достоевского иной раз кажутся архаичными, из позапрошлого века. А вот с подлецом Чичиковым ты как бы говорил примерно вчера, когда выяснял отношения в домоуправлении по поводу переплаты за услуги ЖКХ. И там же видел забитого Акакия Акакиевича Башмачкина. И воры-чиновники у нас под боком - куда ни глянь. И пьяный хвастун Ноздрёв иногда сидит с нами, сегодняшними, в одной конторе. И кандидат в депутаты Хлестаков вешает наивным избирателям лапшу на уши.

Но вспоминая Гоголя, прежде всего, встает перед нами образ России, изображенный писателем в виде «птицы тройки» несущейся вперед и показывающей пример другим народам. Достоевский утверждал, что чуть ли не вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели». Герцен писал, что «Мертвые души» потрясли всю Россию», а Тургенев признавался: «Для нас он был больше, чем просто писатель; он раскрыл нам нас самих».