В мироощущении Катерины гармонически сочетается славянская языческая древность, уходящая корнями в доисторические времена, с демократическими веяниями христианской культуры, одухотворяющей и нравственно просветляющей старые языческие верования. Религиозность Катерины немыслима без солнечных восходов и закатов, росистых трав на цветущих лугах, полетов птиц, порханий бабочек с цветка на цветок. С нею заодно и красота сельского храма, и ширь Волги, и заволжский луговой простор. В монологах Катерины оживают знакомые мотивы русских народных песен:

Какова-то молоденька, Какова-то молоденька, я бывала,

По утру раным-раненько,

По утру раным-раненько я вставала...

Ах, да я у матушки жила, как цветок цвела,

Как цветок цвела, Ах, да я у батюшки жила, как венок плела,

Как венок плела.

В мироощущении Катерины бьется родник исконно русской песенной культуры и обретают новую жизнь христианские верования.

Как молится Катерина, «какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится». Что-то иконописное есть в этом лице, от которого исходит светлое сияние - образ житийного плана сродни «солнечнопрозрачной» Екатерине, героине чтимых народом жизнеописаний святых. Но излучающая духовный свет земная героиня Островского далека от аскетизма официальной христианской морали. По правилам «Домостроя» на молитве церковной надлежало с напряжением и неослабным вниманием слушать божественное пение и чтение, а «телеснии очи долу имети». Катерина же устремляет телесные очи «горе». Ее молитва - светлый праздник духа, пиршество воображения: эти ангельские хоры в столпе солнечного света, льющегося из купола, перекликающиеся с пением странниц, щебетаньем птиц, всеобщей окрыленностью земных и небесных стихий. «Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится». А ведь «Домострой» учил молиться «со страхом и трепетом, со вздыханием и слезами». Далеко ушла жизнелюбивая религиозность Катерины от изживающих себя норм старой патриархальной нравственностью.

Радость жизни переживает Катерина в храме, солнцу кладет она земные поклоны в саду, среди деревьев, трав, цветов, утренней свежести просыпающейся природы: «Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут».

В мечтах юной Катерины есть отзвук христианской легенды о рае, божественном саде эдеме, возделывать который завещано было первородным людям. Жили они, как птицы небесные, и труд их был трудом свободных и вольных людей. Они были бессмертны, как боги, и время не имело над ними губительной власти:

«Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю... Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много». Очевидно, что легенда о рае обнимает у Катерины и всю красоту жизни земной: молитвы восходящему солнцу, утренние посещения ключей-студенцов, светлые образы ангелов и птиц. Позднее, в трудную минуту жизни, Катерина посетует:

«Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка». В ключе этих мечтаний Катерины и другое нешуточное стремление - полететь: «Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)»

Откуда приходят к Катерине эти фантастические мечты? Не плод ли они болезненного воображения, не каприз ли утонченной натуры? Нет. В сознании Катерины пробуждаются вошедшие в плоть и кровь русского народного характера древние языческие мифы, вскрываются глубокие пласты славянской культуры. Катерина молится утреннему солнцу, так как искони считали славяне Восток страной всемогущих плодоносных сил. Задолго до прихода на Русь христианства, они представляли рай чудесным садом, неувядаемым, находящимся во владениях бога света, куда улетают все праведные души, обращаясь после смерти в легкокрылых птиц. Этот рай находился у небесного ключа, над которым радостно пели птицы, а возле цвели цветы, росли ягоды, зрели яблоки и всякая овощь. Родники пользовались у славян особым почетом, им приписывалась целебная и плодотворящая сила. У источников сооружали часовни, поутру, перед посевом наши предки-крестьяне выходили к студенцам, черпали ключевую воду, окропляли ею семена или умывались, лечили себя от недугов.

Даже заключение брачных союзов славяне совершали у воды. Не отсюда ли идут у Островского поэтичные ночи на Волге, полные языческой силы и страсти?

Вольнолюбивые порывы в детских воспоминаниях Катерины не стихийны. В них тоже ощущается влияние народной культуры. «Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!» Ведь этот поступок Катерины согласуется с народной сказочной мечтой о правде-истине. В народных сказках девочка обращается к речке с просьбой спасти се, и речка укрывает девочку в своих берегах. П. И. Якушкин в «Путевых письмах» передает легенду о том, как разбойник Кудеяр хотел похитить сельскую красавицу: «Начал он уж дверь ломать. Девушка схватила икону пресвятой владычицы Богородицы, что в переднем углу стояла, выскочила в окно и побежала к Десне-реке: «Матушка, пречистая Богородица! Матушка, Десна-река! не сама я тому виною, - пропадаю от злого человека!» - Сказала те слова и бросилась в Десну-реку; и Десна-река тот же час на том месте пересохла и в сторону пошла, луку дала, так что девка стояла на одном берегу, а Кудеяр-разбойник очутился на другом! Так Кудеяр никакого зла и не сделал; а другие говорят, что Десна как кинулась в сторону, так волною-то самого Кудеяра захватила да и утопила».

Народное сознание было обширным миром всевозможных поэтических олицетворений: реки, леса, камни, травы, цветы, птицы, животные, деревья были органами живого, одухотворенного единства. Поэтическое описание из народного «Цветника»: «Трава Улик, а сама она красно-вишневая, глава у ней кувшинцами, а рот цветет, аки желтый шелк, а листвие лапками».

Катерина Островского обращается к буйным ветрам, травам, цветам по народному, как к существам одухотворенным. Не почувствовав этой первозданной свежести ее внутреннего мира, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной красоты ее языка. «Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем». Метафора в контексте монологов Катерины теряет оттенок условности, пластически оживает: цветущая заодно с природой душа героини действительно увядает в мире Диких и Кабановых.

Катерина и раньше любила фантазировать, казалось в доме у Кабановых эти фантазии должны исчезнуть но «охота строить воздушные видения» не только не пропала, но, напротив, обострилась в семействе. Иначе откуда бы появиться знаменитому восклицанию героини: «Отчего люди не летают!» И конечно в доме Кабановых Катерина встречает не то же самое, а решительные перемены. «Здесь все как будто из-под неволи», здесь поселился суровый религиозный дух, здесь выветрился демократизм, исчезла жизнелюбивая щедрость народного мироощущения.

По ходу действия Катерина не видит и не слышит Феклуши, но принято считать, что именно таких странниц немало перевидела и переслышала Катерина на недолгом своем веку. Монолог Катерины, играющий ключевую роль в трагедии, опровергает подобный взгляд. Даже странницы в доме Кабанихи другие, из числа тех ханжей, которые «по немощи своей далеко не ходили, а слыхать много слыхали». И рассуждают они о «последних временах», о грядущей кончине мира. Здесь царит недоверчивая к жизни религиозность, которая на руку столпам общества, деспотичным Кабанихам, злым недоверием встречающим прорвавшую плотины, хлынувшую вперед народную жизнь.

В вещих снах видятся Катерине не «последние времена», а «земли обетованные»: «Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху»". И в снах - мечты о гармонической счастливой жизни: сад у дома матушки превращается в райский сад, пение странниц подхватывают невидимые голоса, душевная окрыленность переходит в свободный полет. «Небесное» и в снах Катерины органически связано с повседневным, земным. В народных верованиях снам отводилась особая роль.

В монологах Катерины воплощаются заветные народные чаяния и надежды. Островский здесь не одинок. У тургеневского Касьяна, религиозного странника и правдоискателя, христианский идеал рая тоже сводится с небес на землю: «А то за Курском пойдут степи... И идут они, люди сказывают, до самых теплых морей, где живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольстве и справедливости».

В Катерине торжествует жизнелюбие русского народа, который искал в религии не отрицание жизни, а утверждение ее. Здесь с особенной силой сказался народный протест против аскетической, домостроевской формы религиозной культуры, протест, лишенный нигилистического своеволия таких героев «Грозы», как Варвара и Кудряш. Душа героини Островского - из числа тех избранных русских душ, которым чужды компромиссы, которые жаждут вселенской правды и на меньшем не помирятся.

В мироощущении Катерины гармонически срастается славянская языческая древность, уходящая корнями в доисторические времена, с демократическими веяниями христианской культуры. Религиозность Катерины вбирает в себя солнечные восходы и закаты, росистые травы на цветущих лугах, полеты птиц, порхание бабочек с цветка на . С нею заодно и сельского храма, и ширь Волги, и заволжский луговой простор. А как молится героиня, "какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится". Не сродни ли она "солнечнозрачной" Екатерине из чтимых народом жизнеописаний святых:

"И такое сияние исходило от лица, что невозможно было смотреть на нее". Излучающая духовный свет земная героиня Островского далека от сурового аскетизма домостроевской морали. По правилам "Домостроя" на молитве церковной надлежало с неослабным вниманием слушать божественное пение, а "очи долу имети". Катерина же устремляет свои очи горе. И что видит, что слышит она на молитве церковной? Эти ангельские хоры в столпе солнечного света, льющегося из купола, это церковное пение, подхваченное пением птиц, эту одухотворенность земных стихий - стихиями небесными... "Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится". А ведь "Домострой" учил молиться "со страхом и трепетом, с воздыханием и слезами". Далека жизнелюбивая религиозность Катерины от суровых предписаний домостроевской морали.

Радость жизни переживает Катерина в храме. Солнцу кладет она земные поклоны в своем саду, среди деревьев, трав, цветов, утренней свежести просыпающейся природы. "Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу..." В трудную минуту жизни Катерина посетует: "Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка". "Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела..."

Как понять эти фантастические желания Катерины? Что это, плод болезненного воображения, каприз утонченной натуры? Нет. В сознании Катерины оживают древние языческие мифы, шевелятся глубинные пласты славянской культуры. В народных песнях тоскующая по чужой стороне в нелюбимой семье женщина часто оборачивается кукушкой, прилетает в сад к любимой матушке, жалобится ей на лихую долю. Вспомним плач Ярославны в "Слове о полку Игореве": "Полечу я кукушкой по Дунаю..." Катерина молится утреннему солнцу, так как славяне считали Восток страною всемогущих плодоносных сил. Еще до прихода на Русь христианства они представляли рай чудесным неувядаемым садом во владениях Бога Света. Туда, на Восток, улетали все праведные души, обращаясь после смерти в бабочек или в легкокрылых птиц. В Ярославской губернии до недавних пор крестьяне называли мотылька "душичка". А в Херсонской утверждали, что если не будет роздана заупокойная милостыня, то душа умершего явится к своим родным в виде ночной бабочки. Из языческой мифологии эти верования перешли в христианскую. В жизнеописании святой Марфы, например, героине снится сон, в котором она, окрыленная, улетает в синеву поднебесную. Вольнолюбивые порывы Катерины даже в детских ее воспоминаниях не стихийны: "Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала!

Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега". Ведь этот поступок Катерины вполне согласуется с народной ее душой. В русских сказках девочка (*62) обращается к речке с просьбой спасти ее от злых преследователей. И речка укрывает ее в своих берегах. В одной из орловских легенд преследуемая разбойником Кудеяром девушка подбегает к Десне-реке и молится: "Матушка, пречистая Богородица! Матушка, Десна-река! не сама я тому виною,- пропадаю от злого человека!" Помолившись, бросается в Десну-реку, и река на этом месте тотчас пересыхает, луку дает, так что девушка остается на одном берегу, а Кудеяр-разбойник на другом. А то еще говорят, что Десна-то как кинулась в сторону - так волною-то самого Кудеяра захватила да и утопила.

Издревле славяне поклонялись рекам, верили, что все они текут в конец света белого, туда, где солнце из моря подымается - в страну правды и добра. Вдоль по Волге, в долбленой лодочке пускали костромичи солнечного бога Ярилу, провожали в обетованную страну теплых вод. Бросали стружки от гроба в проточную воду. Пускали по реке вышедшие из употребления иконы. Так что порыв маленькой Катерины искать защиты у Волги - это уход от неправды и зла в страну света и добра, это неприятие "напраслины" с раннего детства и готовность оставить мир, если все в нем ей "опостынет". Реки, леса, травы, цветы, птицы, животные, деревья, люди в народном сознании Катерины - органы живого одухотворенного существа, Господа вселенной, соболезнующего о грехах людских. Ощущение божественных сил неотделимо у Катерины от сил природы.

В народной "Голубиной книге"

Солнце красное - от лица Божьего,

Звезды частые - от риз Божьих,

Ночи темные - от дум Господних,

Зори утренние - от очей Господних,

Ветры буйные - от Святого Духа.

Вот и молится Катерина заре утренней, солнцу красному, видя в них и очи Божии. А в минуту отчаяния обращается к "ветрам буйным", чтобы донесли они до любимого ее "грусть тоску-печаль". С точки зрения народной мифологии вся природа обретала эстетически высокий и этически активный смысл. Человек ощущал себя сыном одушевленной природы - целостного и единого существа. Народ верил, что добрый человек может укрощать силы природы, а злой навлекать на себя их немилость и гнев. Почитаемые народом праведники могли, например, вернуть в берега разбушевавшиеся при наводне-(*63)нии реки, укрощать диких зверей, повелевать громами. Не почувствовав первозданной свежести внутреннего мира Катерины, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной тайны народного языка. "Какая я была резвая! - обращается Катерина к Варваре, но тут же, сникая, добавляет: - Я у вас завяла совсем". Цветущая заодно с природой, душа Катерины действительно увядает во враждебном ей мире Диких и Кабановых.

Вражда между близкими бывает особенно непримирима П. Тацит Нет страшнее возмездия за безумства и заблуждения, чем видеть, как собственные дети страдают из-за них У. Самнер Пьеса А.Н. Островского «Гроза» рассказывает о жизни провинциальной...

Действие драмы «Гроза» происходит в провинциальном городе Калинове, расположенном на берегу Волги. Жители Калинова живут той замкнутой и чуждой общественных интересов жизнью, какая характеризовала быт глухих провинциальных городков в старые, Дореформенные...

Катерина - главный персонаж драмы Островского "Гроза". Основная идея произведения - конфликт этой девушки с "темным царством", царством самодуров, деспотов и невежд. Узнать, почему возник этот конфликт и почему конец драмы...

В атмосфере «темного царства», под гнетом самодурной силы тускнеют, чахнут живые человеческие чувства, слабеет воля, меркнет разум. Если же человек наделен энергией, жаждой жизни, то, применяясь к обстоятельствам, он начинает лгать, хитрить, изворачиваться. ...

Александр Николаевич Островский явился создателем репертуара русского национального театра. Его пьесы: “Свои люди - сочтемся”, “На всякого мудреца довольно простоты”, “Лес”, “Доходное место”, “Гроза”, “Бесприданница”-не сходят со сцен театров до сих...

Характер - это судьба человека.
Древнеиндийское изречение

В XIX веке русская литература приобрела всемирное значение. В России шли бурные социальные процессы. «Переворотился» старый патриархальный порядок, «укладывался» новый, еще неведомый русским людям строй - капитализм. Перед литературой стояла задача показать русского человека переходной эпохи.

Нa этом фоне Островский занимает особое место. Он был единственным русским писателем первого ранга, целиком посвятившим себя драматургии и написавшем около пятидесяти пьес. Своеобразен и тот мир, который Островский принес в литературу: нелепые купцы, старомодные стряпчие, бойкие свахи, кроткие приказчики и строптивые купеческие дочки, актеры провинциальных театров.

Пьеса «Гроза», опубликованная в 1860 году, явилась своеобразным источником творческих достижений Островского. В этой пьесе драматург изобразил не только мертвящие условия «темного царства», но и проявления глубокой ненависти к ним. Сатирическое обличив естественно слилось в этом произведении с утверждением в жизни новых сил, положительных, светлых, поднимающихся на борьбу за свои человеческие права. В героине пьесы Катерине Кабановой писатель нарисовал новый тип самобытной, цельной, самоотверженной русской женщины, решительностью своего протеста предвещавшей наступление конца «темного царства».

Действительно, цельность характера Катерины прежде всего отличает эту иронию. Обратим внимание на жизненные истоки этой цельности, на культурную почву, которая ее питает. Без них характер Катерины увядает, как подкошенная трава.

В мироощущении Катерины гармонически сочетается славянская языческая древность с веяниями христианской культуры, одухотворяющей и нравственно просветляющей старые языческие верования. Религиозность Катерины немыслима без солнечных восходов и закатов, росистых трав на цветущих лугах, полетов птиц, порханий бабочек с цветка па цветок.

Вспомним, как молится героиня, «какая у нее на лице улыбка ангельская, а от лица как будто светится». Что-то иконописное есть в этом лице, от которого исходит светлое сияние. Нo излучающая духовный свет земная героиня Островского далека от аскетизма официальной христианской морали. Ec молитва - светлый праздник духа, пиршество воображения: эти ангельские хоры в столпе солнечного света, льющегося из купола, перекликающиеся с пением странниц, щебетанием птиц. «Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится». A ведь «Домострой» учил молиться со страхом и трепетом, со слезами. Далеко ушла жизнелюбивая религиозность Катерины от изживающих себя норм старой патриархальной нравственности.

В мечтах юной Катерины есть отзвук христианской легенды о рае, божественном саде Эдеме, возделывать который завещано было первотворным людям. Жили они, как птицы небесные, и труд их был свободным трудом вольных людей. «Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать принуждала; что хочу, бывало, то и делаю... Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собою водицы и все, все цветы в доме полью». Очевидно, что легенда о рае обнимает у Катерины и всю красоту жизни земной: молитвы восходящему солнцу, утренние посещения ключей - студенцов, светлые образы ангелов и птиц.

В ключе этих мечтаний Катерины и другое нешуточное стремление полететь: «Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь».

Откуда приходят и Катерине эти фантастические мечты? He плод ли они болезненного воображения? Нет. В сознании Катерины воскресают вошедшие в плоть и кровь русского народного характера языческие мифы. А для народного сознания характерны всевозможные поэтические олицетворения. И Катерина у Островского обращается к буйным ветрам, травам, цветам по-народному как к существам одухотворенным.

He осознав этой первозданной свежести ее внутреннего мира, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной красоты ее народного языка. «Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем». И верно, цветущая заодно с природой душа иронии действительно «увядает» в мире Диких и Кабановых.

Нежность и удаль, мечтательность и земная страстность сливающих друг с другом в характер Катерины, и главным в нем оказывается не мистический порыв прочь от земли, а нравственная сила, одухотворяющая земную жизнь.

Душа героини Островского из числа тех избранных русских душ, которым чужды компромиссы, которые жаждут вселенской правды и на меньшем не помирятся.

В кабановском царстве, где вянет и иссыхает все живое, Катерину одолевает тоска по утраченной гармонии. Томление героини но земной любви духовно возвышенно, чисто: Каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке нa хорошей, обнявшись». Ее любовь сродни желанию поднять руки и полететь, от нее героиня ждет слитком многого. Любовь к Борису, конечно, ее тоску не утолит. Ни потому ли Островский усиливает контраст между высоким любовным полетом Катерины и бескрылым увлечением Бориса.

Душевная культура Бориса совершенно лишена национального нравственного приданого. Он единственный герой в «Грозе», одетый не по-русски. Калинов для него трущоба, здесь он чужой человек. Судьба сводит друг с другом людей, несоизмеримых по глубине и нравственной чуткости. Борис живет настоящим днем и едва ли способен всерьез задуматься о нравственных последствиях своих поступков. Ему сейчас весело и этого достаточно: «Надолго ль муж - то уехал? О, так мы погуляем! Время-то довольно... Никто и не узнает про нашу любовь... Сравним его реплики со словами Катерины: «Пусть все знают, пусть все видят что я делаю!.. Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?»

Какой контраст! Какая полнота свободной и открытой всему миру любви в противоположность робкому, сластолюбивому Борису!

Объясняя причины всенародного покаяния Катерины, не следует делать упор на суеверия и невежество, на религиозные предрассудки и страх. Подлинный источник покаяния героини в другом: в ее чуткой совестливости. Страх Катерины -внутренний голос ее совести. Катерина равно героична как в страстном и безоглядном любовном увлечении, так и в глубоко совестливом всенародном покаянии. Какая совесть! Какая могучая русская совесть! Какая могучая нравственная сила!

Трагедия Катерины, на мой взгляд, в том, что жизнь, ее окружающая, лишилась цельности и полноты, вступила в полосу глубокого нравственного кризиса. Душевная гроза, пережитая, прямое следствие этой дисгармонии. Катерина чувствует свою вину не только перед Тихоном Кабанихой и не столько перед ними, сколько перед всем миром. Ей кажется, что вся вселенная оскорблена ее поведением. Только полнокровная и духовно богатая личность может так глубоко ощущать свое единство с мирозданием и обладать столь высоким чувством ответственности перед высшей правдой и гармонией, которая в нем закреплена.

Для общего значения пьесы очень важно, что Катерина, решительный, цельный русский характер, появилась не откуда-то извне, а сформировалась в калиновских условиях. Именно в душе женщины из города Калинова рождается новое отношение к миру, новое чувство, еще не ясное самой героине. Это просыпающееся чувство личности. И это внушает надежду, что зреют в народе новые, свежие силы. Значит, и обновление жизни, радость свободы не за горами.

В пьесе «Гроза» Островский создает совершенно новый для его творчества женский тип, простой, глубокий характер. Это уже не «бедная невеста», не безразлично-добрая, кроткая барышня, не «безнравственность по глупости». Катерина отличается от ранее созданных героинь Островского гармоничностью своей личности, силой духа, своим мироощущением.

Это натура светлая, поэтическая, возвышенная, мечтательная, с сильно развитым воображением. Вспомним, как она рассказывает Варваре о своей жизни в девичестве. Посещения церкви, занятия вышиванием, молитвы, странницы и богомолки, чудесные сны, в которых ей являлись «храмы золотые» или «сады необыкновенные» — вот что составляет воспоминания Катерины. Добролюбов замечает, что она «старается все осмыслить и облагородить в своем воображении... Грубые, суеверные рассказы превращаются у ней в золотые, поэтические сны...». Таким образом, Островский подчеркивает в своей героине духовное начало, ее стремление к красоте.

Катерина религиозна, но вера ее обусловлена в значительной мере ее поэтическим миросозерцанием. Религия тесно сплетается в душе ее со славянскими языческими верованиями, с фольклорными понятиями3. Так, Катерина тоскует оттого, что люди не летают. «Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь?» — говорит она Варваре. В родительском доме Катерина жила точно «птичка на воле». Снится ей то, как она летает. В другом месте пьесы она мечтает стать бабочкой.

Тема птиц вводит в повествование мотив неволи, клетки. Здесь мы можем вспомнить о символическом обряде славян выпускать птиц на волю из клеток. Обряд этот проводился в самом начале весны и символизировал «освобождение стихийных гениев и душ из той неволи, в какой они томились, заключенные злыми демонами зимы». В основе этого обряда — вера славян в способность перевоплощения человеческой души.

Но тема птиц задает здесь и мотив смерти. Так, во многих культурах млечный путь называется «птичьей дорогой», потому что «души, возносящиеся по этой дороге на небо, представлялись легкокрылыми птицами». Таким образом, уже в начале пьесы присутствуют мотивы, служащие знаками трагической судьбы героини.

Проанализируем характер Катерины. Это натура сильная, обладающая чувством собственного достоинства. Ей невыносимо в доме Кабанихи, где «все как будто из-под неволи», невыносимы бесконечные попреки свекрови, глупость и слабохарактерность мужа. В доме Марфы Игнатьевны все построено на лжи, обмане, покорности. Прикрываясь религиозными заповедями, она требует полного подчинения от своих домашних, соблюдения ими всех домостроевских норм. Под предлогом моральных проповедей Кабаниха методично и последовательно унижает домочадцев. Но если дети Марфы Игнатьевны по-своему «приспособились» к обстановке в доме, найдя выход в молчании и лжи, то не такова Катерина.

«Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу», — говорит она Варваре. Не хочет Катерина терпеть и необоснованные оскорбления свекрови. «Напраслину-то терпеть кому ж приятно!» — говорит она Марфе Игнатьевне. Когда Тихон уезжает, Кабаниха замечает, что «хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет». На что Катерина отвечает: «Не к чему! Да и не умею. Что народ-то смешить».

Возможно, что постоянные нападки Кабановой на невестку связаны еще и с тем, что подсознательно она чувствует в Катерине значительный, сильный характер, способный противостоять свекрови. И в этом Марфа Игнатьевна не ошибается: Катерина будет терпеть лишь до определенного момента. «Эх, Варя, не знаешь ты моего характеру! Конечно, не дай бог этому случиться! А коли уж очень мне опостылет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану, хоть ты режь!» — признается она Варваре.

Варваре же она рассказывает о характерном событии из своего детства: «...Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно; я выбежала на Волгу, села в лодку и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли верст за десять!» В этом рассказе угадываются мотивы славянской языческой культуры. Как замечает Ю.В. Лебедев, «этот поступок Катерины согласуется с народной мечтой о правде-истине. В народных сказках девочка обращается к речке с просьбой спасти ее, и речка укрывает девочку в своих берегах». В композиционном плане рассказ Катерины предваряет финал пьесы. Волга для героини — символ воли, простора, свободного выбора.

Тоска по воле сливается в душе Катерины с жаждой настоящей любви. Сначала она пытается сохранить верность мужу, но в сердце ее нет любви, да Тихон и не понимает ее, не чувствует состояния жены. Уважать мужа она тоже не может: Тихон слабоволен, не особенно умен, духовные запросы его ограничиваются выпивкой да желанием «погулять» на воле. Любовь же Катерины — чувство избирательное. Она любит Бориса Григорьевича, племянника Дикого. Этот молодой человек кажется ей добрым, интеллигентным и воспитанным, он так не похож на окружающих. Образ его, вероятно, ассоциируется в душе героини с иной, «некалиновской» жизнью, с иными ценностями, к которым она подсознательно стремится.

И Катерина тайно встречается с ним, пока муж ее находится в отъезде. А затем она начинает мучиться сознанием совершенного греха. Здесь в «Грозе» возникает внутренний конфликт, позволяющий критикам говорить о трагедийности пьесы: действия Катерины не только представляются ей греховными с точки зрения православной религии, но и расходятся с ее собственными представлениями о морали, о добре и зле.

Трагедийность пьесе придает и мотив неизбежности страданий героини, возникающий в контексте ее характера и мироощущения. С другой стороны, страдания Катерины представляются читателям незаслуженными: в поступках своих она реализует всего лишь естественные потребности человеческой личности — желание любви, уважения, право избирательности чувств. Поэтому героиня Островского вызывает в читателях и зрителях чувство сострадания.

Сохранено здесь и понятие «двойственности трагического поступка» (ужас и удовольствие). С одной стороны, любовь Катерины представляется ей грехом, чем-то страшным и ужасным, с другой стороны — это для нее возможность ощущения счастья, радости, полноты жизни.

Мучаясь сознанием собственной вины, героиня публично признается в содеянном мужу и свекрови. Катерина кается во всем на городской площади, во время грозы. Ей кажется, что гром — это кара Божья. Гроза в пьесе — это символ очищения героини, катарсиса, который также является необходимым элементом трагедии.

Однако внутренний конфликт здесь не может разрешиться признанием Катерины. Она не получает прощения семьи, ка-линовцев, не избавляется от чувства вины. Напротив, презрение и попреки окружающих поддерживают в ней это чувство вины — она находит их справедливыми. Однако если бы окружающие простили, пожалели ее — чувство жгучего стыда, владеющее ее душой, было бы еще сильнее. В этом и состоит неразрешимость внутреннего конфликта Катерины. Будучи не в силах примирить свои поступки со своими чувствами, она решается на самоубийство, бросается в Волгу.

Самоубийство, с точки зрения православной религии — страшный грех, но ключевые понятия христианства — это любовь и всепрощение. И именно об этом думает Катерина перед смертью. «Все равно, что смерть придет, что сама... а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться...»

Безусловно, в поступке этом отразились и внешние обстоятельства — Борис оказался робким, заурядным человеком, он не способен спасти Катерину, дать ей желаемое счастье, в сущности, он не достоин ее любви. Образ непохожего на местных обывателей Бориса Григорьевича в сознании Катерины — не что иное, как иллюзия. И Катерина, думается, чувствует это во время своей последней встречи с ним. И тем сильнее становится для нее осознание собственной неправоты, горечь и разочарование в самой любви.

Именно эти чувства усиливают трагическое мироощущение героини. Безусловно, сказывается здесь и впечатлительность, экзальтированность Катерины, и ее нежелание мириться далее с жестокостью окружающего мира, с самодурством свекрови, и невозможность далее следовать калиновской морали — жить без любви. «Если ей нельзя наслаждаться своим чувством, своей волей вполне законно и свято, при свете белого дня, перед всем народом, если у нее вырывают то, что она нашла и что ей так дорого, она ничего тогда не хочет в жизни, она и жизни не хочет. Пятый акт „Грозы" составляет апофеозу этого характера, столь простого, глубокого и так близкого к положению и сердцу каждого порядочного человека в нашем обществе», — писал Добролюбов.