Понятие интеллигенции, и ее психологический портрет. Основные исторические вехи духовной активности интеллигенции. Специфика самосознания русской интеллигенции.

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность. Актуальность проблемы исследования обусловлена необходимостью изучения явлений и процессов, происходящих в условиях современной социальной трансформации России. Активным участником этих изменений выступает российская интеллигенция, сыгравшая важную роль в переходе к демократическим преобразованиям и занимающая ведущее место в реформировании социально-экономических основ общества. Неоднозначные отношения слоев или "отрядов" интеллигенции к эволюционным изменениям общества требует анализа их позиций в возрождении национально-культурных ценностей страны. Обращение к истории становления и развития интеллигенции, изучение формирования национальной интеллигенции отвечает интересам современного российского общества и отечественной науки и способствует пониманию роли и места интеллигенции в современных процессах.
Цивилизованное общество строится на основе передовых культуры и науки. Новые научные решения, духовные поиски нужны во всех сферах жизни - производственной, экономической, социальной, нравственной. Известно, что духовные поиски всегда были прерогативой интеллигенции - хранительницы общечеловеческих и национальных духовных ценностей. Труд интеллигенции важен и социально значим, поскольку способствует творческому решению практических проблем в той или иной области. Чем активнее ее участие в общественных событиях, тем быстрее и организованней совершается переход к цивилизованным формам социального бытия. Самоотверженным деяниям лучших представителей мировой культуры человечество обязано замечательными эпохальными открытиями в науке и технике, освобождением от многих болезней, шедеврами литературы и искусства.
В истории России интеллигенция всегда занимала и ныне занимает положение неформального лидера. Ее деятельность ощутимо сказывается во всех сферах жизни. Она с опережением выражает взгляды и настроения широких слоев населения, выводит сознание человека из драматического состояния раздвоенности, смятения, неуверенности в жизни. Своей широкой подвижнической работой создает духовное, здоровое морально-нравственное состояние общества.
Исходя из сказанного, особый интерес представляет анализ того, какой класс, слой (классы, слои, группы) выходят на первый план в пост-тоталитарной России, какую интеллигенцию вызывают эти слои к жизни, к социально-политической активности, какая культура выходит на первый план. Ответы на эти вопросы требуют специального многопрофильного исследования. Мы остановимся на некоторых процессах, затронувших российскую интеллигенцию в условиях трансформирующегося общества.
Таким образом, актуальность темы «Русская интеллигенция как феномен российского общества» определяется ее научной, исторической, познавательной, практической значимостью и состоит в научном освещении роли и места интеллигенции в отечественной социологии.
Цель исследования. Исходя из актуальности и недостаточной разработанности проблемы, целью работы является исследование роли интеллигенции российском обществе на современном этапе развития нашей страны.
Цель исследования предполагает решение следующих задач:
- проанализировать сущность понятия интеллигенция;
- изучить генезис российской интеллигенции;
- охарактеризовать современное состояние российской интеллигенции;
- выявить функции и предназначение интеллигенции.
Объект исследования. Объектом исследования является интеллигенция как феномен российского общества.
Предмет исследования . Предметом исследования выступает деятельность и роль интеллигенции в самоопределении российского общества, становлении и развитии духовной культуры.
Степень изученности темы. Исследование духовности российского общества во всем ее разнообразии содержания и форм в культуре имеет давнюю традицию и представлено в работах Н.М. Карамзина, В.О. Ключевского, В.С. Соловьева, в исследованиях русских философов П.Я. Чаадаева, Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, В.В. Зеньковского, Э.В. Ильенкова, И.А. Ильина, Н.О. Лосского, В.В. Розанова, Г.П. Федотова, П.А. Флоренского, в литературно-публицистических произведениях А.И. Герцена, Н.П. Огарева, В.Г. Белинского, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и др., которые пытались понять сущность и природу духовного, определить ведущие черты русского характера, раскрыть содержание абсолютных духовных идеалов, в наибольшей меретипичных для русского человека и русского интеллигента.
В них прослеживаются подвижнический труд представителей интеллигенции по вовлечению широких народных масс в исторический процесс, освещается фактический материал. В исследовании А.В. Ушакова показаны методы и формы деятельности интеллигенции, приемы социализации личности и общества. В теоретическом аспекте рассматривается идеология буржуазии и пролетариата, проблема идеологической борьбы, непременным участником которой является интеллигенция. Познавательный интерес представляет книга Г.П. Федотова «Новая Россия: судьба и грехи России». В ней отражены, хотя и частично, вопросы, связанные с позицией и ролью интеллигенции в общественной жизни страны.
В работе М.Ю. Лотмана "Интеллигенция и свобода (к анализу интеллигентского дискурса)" отмечается, что "концепт интеллектуала смещается из сферы чисто интеллектуальной в сферу нравственности, что делает русскую интеллигенцию непохожей на западную интеллектуальную элиту". Лидер российского либерализма П. Струве отмечал: "русская интеллигенция как особая культурная категория есть порождение взаимодействия нашего культурного, экономического и политического развития. До рецепции социализма в России русской интеллигенции не существовало, был только "образованный класс" и разные в нем направления".
В историографию проблемы определенный вклад внес исследователь Л. Гудков, опубликовав работу "Образованные сообщества в России: социологические подступы к теме". В ней он отмечает, что интеллигенция повинна в истощении культурных, идеологических, человеческих ресурсов в постсоветский период. Доктор философских наук Б.М. Фирсов провел исследование по теме "Интеллигенция, власть и коммуникация".
Изучению общественной деятельности интеллигенции посвящена работа В.А. Дмитриева «Необходимость культуроцентризма». Наряду с теоретическими аспектами автор раскрывает и практическое влияние интеллигенции на новейшие течения в общественной жизни. Генезису русской интеллигенции посвящен труд В.В. Григорьева «Императорский С.-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет существования».
Все эти работы можно отнести к разряду определенного уровня общетеоретического и культурологического осмысления роли интеллигенции в общественной жизни страны. Анализ преобразований в области культуры сопровождается освещением последствий происходящих перемен в стране, прежде всего, в духовной сфере.
1. Сущность понятия «интеллигенция»
Термин «интеллигенция» можно охарактеризовать как довольно устойчивый в обыденном сознании и обиходном употреблении, хотя споры об определении понятия «интеллигенция» не утихают многие годы.
Все многообразие подходов к определению интеллигенции можно, свести к двум — культурологическому и социологическому. Первый ставит на первое место неформальные, идейно-нравственные признаки. Второй, игнорируя эти признаки, выдвигает на первый план критерии формальные, прежде всего, социально-экономические.
Некоторые исследователи кладут в основу определения интеллигенции характер (умственный) труда. При этом этот критерий нельзя признать корректным, ибо научно-технический прогресс настолько увеличил разброс видов умственного труда — от уникально-творческого до рутинно-подсобного, что у социологов, имеющих дело с вычленением в социуме определенных социальных групп и точным количественным анализом, возникла необходимость конкретизировать определение интеллигенции, указав на ее особое место в структуре работников, обслуживающих духовную жизнь общества.
Интеллигенция - сложное, многогранное и противоречивое явление российского народа и его культуры. Дискуссия о сущности этой социальной группы общества идет с момента ее возникновения. Слово "интеллигенция", впервые обретшее современное значение именно в русском языке, своим происхождением связано с латинским существительным intelligentia - понимание, разумение, способность разъяснить идеи и предметы; ум, разум. В средние века это понятие имело теологический характер. Оно рассматривалось как Ум Божий, как высший надмировой Разум, в самом себе творящий многообразие мира и отличающий в этом многообразии самое ценное, приводящее его к самому себе. В таком смысле это понятие употребляется и Гегелем в "Философии права": "Дух есть... интеллигенция".
В России понятие "интеллигенция" в качестве термина стало употребляться более чем сто лет назад, в 60-е годы XIX века, и впоследствии из русского языка перешло в языки других народов. Авторство этого термина приписывается русскому писателю П.Д. Боборыкину. В вышедшем в 1870 году романе "Солидные добродетели" русский беллетрист ввел понятие "интеллигенция" в широкий обиход и так определил его содержание: "Под интеллигенцией надо разуметь высший образованный слой общества, как в настоящую минуту, так и ранее, на всем протяжении XIX века и даже в последней трети XVIII века". Главный герой этого романа считает, что для русской интеллигенции единственный нравственно оправданный путь - это путь в народ, к социальным низам.
Первозданный смысл понятия интеллигенция означает, прежде всего, общественное назначение человека, порожденного самим обществом и для развития и самопознания общества.
В середине 50-х гг. Я. Щепаньский предложил социологическую модель, в соответствии с которой к собственно интеллигенции следовало бы отнести всех специалистов с высшим и средним специальным образованием (критерии образовательного ценза), вкладывающих в свой труд индивидуальные творческие и интеллектуальные усилия (критерий творчества). Данная совокупность дальше классифицируется по типу выполняемых в обществе функций (место в общественном разделении труда), в связи с чем выделились «творцы культуры» (научные работники, литераторы, актеры, художники, музыканты, архитекторы, научные работники библиотек); «организаторы социальной и экономической жизни» (инженеры, техники, работники гостиниц, директора институтов, высшие функционеры госадминистрации); «эксперты» (терапевты, стоматологи, фармацевты, учителя, духовенство, сельхозспециалисты, издательские работники). Неполнота профессионального перечня, подвижность границ между группами здесь очевидна. Предложенная рабочая социологическая модель была подвергнута критике, однако попытки заменить при изучении данной социальной группы понятие интеллигенция «работниками умственного труда» или «специалистами» не увенчались успехом, ибо использование понятия «работник умственного труда» в условиях интеллектуализации многих видов физической работы, затрудняло идентификацию многих промежуточных пограничных профессий. Определение же «специалист» позволяло подключать к данной категории и тех, кто достиг уровня необходимой компетентности путем традиционного профессионального обучения, и тех, кто добивался этого долголетним опытом, склонностью к изобретательству, рационализаторству и т.п. После длительной полемики социологи вернули в обиход исходный термин «интеллигенция», как адекватно обозначающий данную социальную общность, мобильность которой связана с любыми преобразованиями социальной структуры общества.
Если отталкиваться от культурологического подхода (в основе которого лежит понятие «интеллигентности», «интеллектуальности»), то ситуация становится еще запутаннее, так как операционально, на эмпирическом уровне невозможно выделить эту социальную группу. Вот какую характеристику группе интеллектуалов дает польский исследователь В. Маркевич: «К ней относятся в наибольшей меревыдающиеся ученые, не обязательно, впрочем, гуманитарной профессии, известные писатели, артисты, журналисты. Определить, хотя бы в грубом приближении структуру этой группы невозможно, ибо она в общественном мнении представлена как неформализованная разрозненная совокупность выдающихся индивидуальностей, осуществляющих самостоятельную деятельность, наделенных незаурядными знаниями, умом, огромным авторитетом и компетентно высказывающихся в вопросах, которые представляют большую важность для польского народа и всего человечества. Механизм воздействия на определенные социальные явления со стороны интеллектуалов весьма сложен. Он функционирует чаще всего таким образом: получившая широкую известность творческая личность выступает в общественном мнении как образец для народа и его культуры, в связи с чем данная личность начинает со временем считаться авторитетным представителем своего народа даже в областях, не охватываемых его профессиональной компетенцией. Таким образом, на данную личность ложится огромная ответственность (также и политическая) за свои поступки и слова, ибо ее голос получает, как правило, широкий общественный резонанс». Очевидно, что в основе подобного подхода лежат прежде всего неформальные, идейно-этические признаки..
А. Севастьянов выделяет внутри интеллигенции три основных группы или слоя. К первой, самой многочисленной группе относятся специалисты массовых профессий — врачи, учителя, инженеры, юристы, офицеры, священники, некоторая часть творческой интеллигенции. Интеллигенция второго круга — историки, философы, социологи, литературоведы, некоторая часть писателей, художников — обеспечивает потребности самой интеллигенции. Наконец, интеллигенция третьего круга — это фактически интеллектуальная элита, генераторы идей, определяющих деятельность всей интеллигенции в целом. В социологических исследованиях, на данные которых мы будем ссылаться ниже, речь идет, прежде всего, о первом, самом массовом круге интеллигенции, представителей которой в социологических анкетах, как правило, называют инженерно-техническими работниками, служащими-специалистами, специалистами с дипломом, управляющими специалистами и т.п. Но для нас основным критерием является критерий образовательного ценза, а именно обладание высшим образованием. Именно по этому признаку мы выделяем в социуме группу интеллигенции или специалистов с высшим образованием, и все количественные характеристики, изложенные ниже, будут касаться лиц с высшим образованием, независимо от сферы занятости, должности, обладания властью, уровня доходов и т.п.
Такой подход, несмотря на его ограниченность и уязвимость для критики, дает возможность количественного анализа процессов, происходящих как внутри этой социальной группы, так и тенденций изменения самой интеллигенции в условиях трансформирующейся социально-политической системы в России.
Мы уже отмечали структурную «слоистость» интеллигенции, наличие в ней разнообразных групп и слоев. Тем не менее, можно выделить ряд общих, «родовых», исторически неизменных признаков интеллигенции. К ним относится идейно-этическая неоднородность , проявляющаяся в отличии духовного мира, материальном и социальном положении, разных приоритетах и т.д. А поскольку интеллигенция — самый идеологизированный слой общества, то противоречия внутри нее достигают особой остроты. Отсюда второй родовой признак — внутригрупповой антагонизм , который является следствием первого. Третья особенность интеллигенции — индивидуализм , поскольку, несмотря на поточный метод обучения в коллективе, процесс созревания интеллигента индивидуален, так как знания, навыки и др. не столько ему даются, сколько берутся, творчески и индивидуально. Наконец, четвертая особенность (следствие предыдущей) — обостренная любовь к свободе, тяга к независимости. «Но полная свобода проявления собственной личности — это такое требование, исполнение которого очень жестко ограничено общественными условиями, и осознание этого факта с неизбежностью приводит интеллигента к общественной борьбе за демократические свободы. Но ведь стремление к свободе и борьба за нее требуют единения, которого нет внутри интеллигенции. В этом диалектическое противоречие, оплодотворившее историю интеллигенции, но и сообщившее этой истории, особенно в условиях России, трагический характер».
Интеллигенция формируется не стихийно, этот процесс имеет свои закономерности. По мере становления новой системы с ее особым политико-экономическим и социокультурным укладом пришедшие к власти сословия или классы создают свою интеллигенцию, которая вскоре претендует на роль общественного и культурного лидера. Еще Антонио Грамши, сравнивая опыт русской революции с европейской историей, отмечал в 1930 г., что всякая социальная группа, зарождаясь на почве экономического производства, создает себе один или несколько слоев интеллигенции, «которые придают этой группе однородность и сознание ее собственной специфической роли» как в экономике, так и в социально-политической области. «Организаторами новой культуры» называет А. Грамши эту новую интеллигенцию, которая выводит вслед за собой на общественную арену новый социальный класс. Осознает это выходящий на историческую арену класс (слой) или нет, но поступает так потому, что без освоения сферы культуры, без освоения в этой сфере определенного пространства он не в состоянии осознать ни самого себя в качестве субъекта в историческом процессе, своей роли в нем, ни убедить общество в правомерности и необходимости исполнения указанной роли.
Любая политическая власть, какие бы нравственные ценности она ни провозглашала, не может следовать им, ибо действия ее представляют реализацию ценностей определенной социальной группы, которая привела субъекта к власти. Даже при развитой демократии народ следует за в наибольшей мерезначимыми для него группами или личностями. Зарождающаяся же демократия отягощена привязанностями к прошлому или полным анархическим отрицанием его, что не может не отразиться на формировании групповых интересов, на их приоритетности в процессе выбора субъекта власти, ее системы и форм. Стремящиеся к власти определенные группы или их представители, сориентированные на интересы выдвигающих их групп, вынуждены при получении власти эти интересы реализовывать, подавляя в той или иной мере оппозиционные им группировки.
Может ли какая-либо политическая власть в своей деятельности ставить во главу угла общечеловеческие ценности? История свидетельствует, что пока этого не удавалось сделать ни одной социальной группе, пришедшей к власти. Не потому ли реализацию гуманистического принципа: человек — цель, а не средство,— человечество связывает или с царством Божьим на небе, или с утопическими представлениями о царстве справедливости на земле? Невозможность реализации гуманистических идеалов во всей полноте приводит к концепции «меньшего зла», идеи достаточно опасной из-за субъективности трактовки добра и зла, степени зла.
Исходя из сказанного, особый интерес представляет анализ того, какой класс, слой (классы, слои, группы) выходят на первый план в посттоталитарной России, какую интеллигенцию вызывают эти слои к жизни, к социально-политической активности, какая культура выходит на первый план. Ответы на эти вопросы требуют специального многопрофильного исследования. Мы же остановимся на некоторых процессах, затронувших российскую интеллигенцию в условиях трансформирующегося общества.
2. Предназначение и функции интеллигенции
Социокультурная миссия интеллигенции необычайно сложна и разнообразна. Она охватывает различные сферы культуры - от нравственной и художественной, до политической. Это - образование и просвещение, художественное творчество и идейная борьба. Следует выделить несколько основных функций интеллигенции.
Функция 1. Интеллигенция выполняет специальную функцию прямого субъекта духовного производства.
Как и другие компоненты социальной жизнедеятельности - хозяйство, политика, социальные отношения - культура охватывает или затрагивает так или иначе все общество, все группы и всех индивидов. Поэтому уже на ранних этапах истории выделяются "специалисты" - шаманы, гадатели, предсказатели, жрецы, вожди, которые могли "накапливать мудрость" и сосредоточивать в себе недоступные остальным членам коллектива духовную силу, опыт, знания.
На более продвинутом уровне, в усложнившихся условиях существование культуры поддерживается деятельностью интеллигенции. В числе синонимов этого термина можно встретить слова "книжники", "мудрецы", "учителя", "специалисты". В течение долгого времени во всех обществах поддержание культуры совпадало с религиозными функциями, осуществлявшимися духовенством как высшей интеллигенцией. По мере усложнения духовной деятельности появляется и светская культура, поддерживаемая собственно интеллигенцией.
Характер интеллигенции во многом отличается в зависимости от социокультурного типа данного общества, роли государства и степени самостоятельности светской культуры. Тем не менее в ее деятельности можно выделить то общее, что в той или иной степени присутствует в каждом развитом обществе. Именно интеллигенция осуществляет основные функции по обеспечению духовного производства, включая творческое создание новых идей, образов, норм, знаний, которые становятся затем достоянием общества.
Интеллигенция как субъект духовного производства служит правде, истине, идеалу. Именно на этой стезе она вместе с народом сознательно выражает общечеловеческие ценности. Заглавная роль интеллигенции в обществе - нести нравственную миссию, являться при любых обстоятельствах жизни носителем такой социальной ценности, как интеллигентность - способность воспринимать, сохранять, распространять и создавать духовные ценности. Эта роль интеллигенции настолько велика, что самый авторитарный режим вынужден вводить интеллигенцию в свой состав в качестве специалистов по различным сферам жизни общества, допускать определенное распределение функций, подчиняя и приспосабливая духовную сферу к своим задачам, хотя бы ценой резкого ограничения этой сферы и деформации ее подлинных общественных функций.
Функция 2. Хранение и трансляция, упорядочивание и распространение культурных ресурсов, удержание норм и ценностей, исторической памяти.
Без обеспечения такой функции невозможно ни сохранение общества, ни его адаптация к изменяющимся условиям. Именно она ложится на плечи самой многочисленной группы интеллигенции - учителей, библиотечных и музейных работников, редакторов, реставраторов, работников системы просвещения, программистов и т.д. Их роль в общем процессе культурной жизни может быть обыденной и почти безымянной, но именно благодаря их постоянной работе общество обеспечивается культурой.
Функция 3. Творческий процесс выработки новых идей, образов, моделей действий, политических и социальных программ.
Отличительная особенность носителей этого типа функций - высокая степень индивидуализации, так как инновации (нововведения) большей частью являются результатом творческих усилий отдельных личностей или малых групп коллективов. Поэтому за инновацией обычно закрепляется собственно имя автора или группы. Такое творчество неизбежно протекает через разрыв с безусловными запретами и представлениями, нарушение принятых представлений, норм и правил. Но такой процесс нередко сопровождается не только мысленным экспериментированием над общественными конструкциями и доктринами, но и экспериментом над собой и своей судьбой. Поэтому судьба изобретателей и новаторов далеко не всегда благополучна, в отличие от хранителей, которые могут рассчитывать на более спокойную, хотя часто малозаметную жизнь. При этом именно по степени способности общества к принятию нового следует оценивать его развитость.
Новаторская духовная деятельность - процесс мало управляемый, во многом зависящий от субъективных личностных факторов и от духовной атмосферы в обществе, от степени динамичности его культуры и от восприимчивости общества к инновациям. Поэтому всякое развитое общество поддерживает те специфические институты - фонды, центры, академии, в которых создается благоприятная среда для появления творческих открытий и изобретений. Важной функцией этих центров является не только материальная поддержка творчества, но и признание со стороны коллег (соратников и соперников), распределение авторитета. Произвольное вмешательство и подавление таких внутренних механизмов самооценки может привести к ослаблению творческой атмосферы, снижению духовного потенциала.
Функция 4. Анализ и отбор посредством критики в наибольшей мереважных и достойных достижений духовной жизни.
Между творческой элитой и обществом существует неизбежный разрыв, дистанция, преодоление которой необходимо для признания нового открытия, акта духовного творчества. Для того чтобы результаты инновации были переданы для общего пользования, они должны быть санкционированы, одобрены и интерпретированы другой группой, осуществляющей критику, то есть, необходим тщательный анализ и отбор в наибольшей мереважного и достойного. Эту функцию выполняет интеллигенция посредством критики.
Критика должна соотнести новое с имеющимся духовным наследием, согласовать со сложившейся духовной жизнью. Кроме того, критика должна соотнести новое с признанными ценностями и представлениями, с музеем, университетом и школой, с существующими взглядами и представлениями. Критика по самой сути апеллирует к авторитетам, образцам, именам, вкусам, признаваемым в этой профессиональной среде и различных сферах общественной жизни. Именно критика "возводит пантеон" классиков прошлого и настоящего, без которых невозможно отделить высокое от заурядного, оригинальное произведение от заимствованных или тривиальных работ. Вместе с тем популяризаторская работа призвана растолковать сложные произведения и открытия, донести их до массового читателя, публики, до широких слоев населения.
Интеллигент несет величайшую ответственность за судьбу своего Отечества, человека, за то, какие мысли и чувства внушает, какие нравы поддерживает, укореняет. Он, конечно же, ограничен в своей свободе, но сама ограниченность должна быть результатом его свободного выбора. В этом драматизм проблемы взаимоотношений интеллигенции и власти.
Власть призвана создать условия и гарантировать возможность независимого существования и волеизъявления интеллигенции. Ведь прогресс современного, цивилизованного общества просто невозможен без полета мысли, консолидации творческих сил общества, с которыми ей, власти, не обязательно конфликтовать даже тогда, когда она с чем-то не согласна. Умная власть стремится найти себя в интеллектуальном процессе, объединяясь с его участниками на почве культуры, деятельности общественного разума, а не голого властвования, отношений господства и подчинения. Прислушиваясь к художнику или философу и ученому-обществоведу, власть получает возможность увидеть мир во всей его пестроте, многообразии, перспективе развития.
Н.С. Хрущев тоже не жаловал интеллигенцию, недооценивал роль фундаментальных наук, практиков противопоставлял теоретикам, страдал узостью мышления во взглядах на интеллигенцию, творческую личность. Явно отрицательный характер носили частые вмешательства Хрущёва в дела культуры. Его субъективные и некомпетентные категоричные оценки художественных произведений наносили большой вред развитию искусства, калечили судьбы людей.
Государственная власть, требуя от интеллигенции услуг и выполнения госзаказа, оплачивала ее существование, подкармливала, развращала наградами и подачками. В результате у значительной ее части сформировались опасное для творческих людей чувство гражданского меркантилизма и иждивенчества. Как правило, это превращало творца в администратора, порождало творческое бесплодие. И примеров тому не счесть как в прежние, так и в нынешние времена. Трудные времена сказались на моральном облике интеллигенции. Значительная ее часть теряла положительное и благородное, высоконравственное, культурное призвание.
Исчезали достоинство и нравственная стойкость, смелость и мужество, твердая способность держаться на высоте идеалов. В известном выборе между расчетом и истиной интеллигенты, как и все люди, оказались по разные стороны баррикад.
В течение трех сталинских, одного хрущевского, почти двух брежневских десятилетий социальная система превратила идейность и духовность из символов общественного служения в особые формы зависимости и подневольности, в оправдание любой идейно-лакейской посредственности. Всякая диктатура неизбежно является диктатурой посредственности. Интеллигенция была надломлена, лишилась способности к единению и сопротивлению. А без личной духовной независимости интеллигент перестает быть нравственным примером, образцом интеллигентности.
Так проходил драматический процесс отчуждения интеллигенции:
- во-первых, через тоталитарные социокультурные условия;
- во-вторых, через административное, казенное управление ею.
Подобная культурная политика направлялась на постоянное и целенаправленное давление на интеллигенцию, подвергала преследованиям и гонениям мастеров культуры, противопоставляла их народу. В свое время Дмитрий Мережковский в статье "Грядущий Хам" писал, что среди всех печальных и страшных явлений, которые приходится переживать русскому обществу, самое печальное и страшное - дикая травля интеллигенции. Правящей верхушке интеллигенция как сила была не нужна, более того, воспринималась как сила чужая и опасная. Вызвано это было тем, что руководство страны, само страдая недостатком культуры, противопоставляло ее политике, боялось ее и ее правды.
3. Генезис российской интеллигенции
Как особый социальный слой интеллигенция начала формироваться в России еще в феодальную эпоху преимущественно из среды дворянства и духовенства. Для ее формирования потребовались долгие годы.
Прообраз первых русских интеллигентов, по мнению Б.Н. Милюкова - автора "Очерков по истории русской культуры", появился при Петре I. Он впервые собрал кружок самоучек-интеллигентов, призванных помогать ему при насаждении новой государственности. Петр I привлек голландцев, датчан, шведов, немцев, сделав их своими, русскими. Они восприняли и впитали в себя русскую культуру, развивали и обогащали ее.
После реформы Петра стране пришлось пройти длительный путь, чтобы создать свою национальную, удивительно яркую интеллигенцию, породившую выдающееся явление мировой культуры - русскую культуру, а в ней имена Пушкина, Лобачевского, Достоевского, Чайковского и многих других. Николай Бердяев первым русским интеллигентом называл Радищева, автора "Путешествия из Петербурга в Москву".
Процесс формирования интеллигенции значительно ускорился в 40-е годы XIX века. Самодержавие не могло уже предотвратить процесс демократизации образования. Среди учащейся молодежи все более увеличивалось число разночинцев - выходцев из разных сословий (духовенства, купечества, мещанства, чиновничества), в основном занимающиеся умственным трудом, которые пополняли слой интеллигенции.
В пореформенную эпоху, когда завершается формирование этого нового общественного слоя, разночинский элемент в его составе становится преобладающим. Это обстоятельство имело чрезвычайно важное значение в демократической направленности деятельности русской интеллигенции, ее активной социальной и гражданской позиции.
Русский девятнадцатый век был поставлен мировым общественным мнением рядом с европейским Возрождением. Лучших представителей интеллигенции в России отличали морально-этические притязания, благородные и высоконравственные черты: сострадательность и человечность, честность, обостренное нравственное видение мира, развитость ума, способность критически и самостоятельно мыслить и оценивать социальную жизнь; вера в социальное чудо, жертвенность, проникнутая человеческими муками, связанная с глубочайшей ответственностью за судьбу народа.
Отличительной чертой российской интеллигенции всегда являлось народолюбие, иногда доходящее до народопоклонства. Она всегда думала и думает о народе, способна на самоотречение во имя истины и воплощения поставленных целей. Сословие дворян, разночинцев "сжигало" себя ради идей всеобщего равенства, ради отмены крепостного права, ради свободы, социальной справедливости. Обостренная любовь интеллигенции к народу во многом определяется истоками ее происхождения. "Эхом русского народа" называл себя Пушкин. Из недр народа вышел всеобъемлющий ум Ломоносова, известные писатели, художники, композиторы. Народный источник позволяет интеллигенции тонко понимать тайну человеческого бытия, драму человеческого существования, которая, по словам Ф. Достоевского, "состоит не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить". По-прежнему высоким остается уровень интеллигенции, вышедшей из народа в наше время.
Вместе с тем, немалая часть интеллигенции выражает крайний пессимизм, неверие в духовные силы русского народа, дает уничижительную оценку русскому человеку. И это приводит к противоречиям во взаимоотношениях интеллигенции и народа.
Взаимоотношения интеллигенции и народа никогда не были однозначными, ясными, прямолинейными. Русскому крестьянину власть царя порой была ближе и понятнее, чем призывы интеллигенции. Например, напрасно обольщала себя интеллигенция 60-х годов XIX века, что ей удастся слиться с народом, что их идеалы совпадают. Ее "хождение в народ" провалилось, ее не поняли. А когда народовольцы убили Александра II, полагая именно в этом исполнение "народной воли", крестьянство однозначно осудило и отвернулось от них.
Взаимоотношения интеллигенции и народа оставались важнейшей проблемой общественно-культурной жизни на рубеже XIX - XX веков. Многие из деятелей культуры осознавали и глубоко переживали тот факт, что в жизни происходило расхождение, непонимание этих двух сил русского общества. Вопрос об отношениях интеллигенции и народа был "самым больным, самым лихорадочным" для А. Блока. "Стоит передо мною моя тема, тема о России (вопрос об интеллигенции и народе в частности). Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь... Несмотря на все мои уклонения, падения, сомнения, покаяния, - я, иду", - писал он в письме к К.С. Станиславскому в 1908 году. В представлении Блока интеллигенция и народ всегда противостоят друг другу. Если интеллигенция выступала носителем культуры, то народ был выразителем стихийной, природной силы, в которой поэт видел положительное начало.
В этом же году А. Блок выступил в Религиозно-философском обществе с докладом "Народ и интеллигенция", в котором говорил о необходимости поиска путей связи интеллигенции с народом. В.Г. Короленко, участвуя в обсуждении этого доклада, также признал существование разрыва между народом и интеллигенцией, но, вместе с тем, утверждал, что народ все дальше уходит от трех китов - православия, самодержавия, народности.
Исторический опыт показывает, что у народа России всегда был духовный наставник, к нему тянулись, ему верили. Он просвещал, вдохновлял, вселял веру, надежду, любовь, говорил о таких нравственных чертах, как честность, добросовестность, правдолюбие, любовь к Родине. Он выстраивал идеи социального благосостояния, единения, спасения державы, определял цель - какую нужно достичь. Российский писатель, поэт, летописец, художник всегда помнил, что он обречен на общественную исповедь. И как исповедь перед народом и для народа он расценивал свое творение, сделанное, содеянное. Вместе с тем, этот исторический опыт подсказывает, что интеллигенции необходимо быть осторожной в надеждах на народ, быть мудрее, честнее перед ним, не подделываться под него. В этом залог честных, гармоничных отношений между интеллигенцией и народом, которые отвечают интересам прогрессивного развития российского общества, интересам дальнейшей интеграции отечественной культуры в культуру мировую.
Интеллигенция по своему составу весьма неоднородна. Представителями интеллигенции являются люди с разным образованием, духовным миром, находящиеся на самых различных уровнях социальной иерархии. Вместе с тем история интеллигенции показывает, что всех их объединяет ряд неизменных сущностных признаков.
К ним, прежде всего, относятся:
- ориентация на общечеловеческие качества, приверженность идее справедливости, критическое отношение к существующим социальным формам правления общества, далеким от идеалов гуманизма и демократии;
- единство духовной природы человека-интеллиента и людей, чьи интересы и потребности он выражает;
- верность народу, патриотизм, активное подвижничество, творческая одержимость;
- глубоко развитое понимание своего "Я", независимость, достаточная самостоятельность, обостренная любовь к свободе, к свободе самовыражения. Личностное начало осознается интеллигентом как высшая ценность;
- мужество, стойкость в отстаивании своих, продиктованных совестью и убеждением, позиций;
- противоречивость, социально-нравственная напряженность между различными отрядами интеллигенции;
- своеобразное, двойственное осознание действительности, приводящее нередко к серьезным политическим колебаниям, проявлению консерватизма, некоторой импульсивности на события в жизни;
- нередкое сочетание одухотворенности с меркантилизмом, высокой степени самосознания с эгоцентризмом.
Российскому интеллигенту всегда была свойственна двойственность характера: свобода духа у него скорее черта индивидуальная, чем социальная. Отсюда порой его больше волновало личное, индивидуальное ведение, чем социальное движение народа. У многих интеллигентов, с одной стороны, просматривается независимость идеи, а с другой, неприспособленность и неумение реализовать ее.
Многие неоднозначные черты интеллигенции проявляются под воздействием обстоятельств, зависят от режима власти, духовной атмосферы в обществе, которую она во многом создает сама.
Интеллигентность характеризуется определенной степенью нравственной зрелости личности, независимо от социально-классовой принадлежности. Это качество мышления, безупречность в поступках, ощущение себя человеком по отношению к любому другому человеку, способность поставить себя на место другого человека.
Интеллигентность проявляется в трезвой самооценке своей личностной деятельности, в понимании человеческого в человеке, в способности чувствовать его, тонко относиться к его странностям и слабостям, ощущать трагедии, переживаемые человечеством. Она связана с забытыми душевными человеческими свойствами - милосердием, потребностью помогать ближнему, чувством ответственности за судьбы людей.
Интеллигентность есть ни что иное, как сплав умственной и нравственной культуры. В свое время академик Д.С. Лихачев говорил, что нельзя притвориться интеллигентным. Можно притвориться добрым, щедрым, даже глубокомысленным, мудрым, наконец, но интеллигентным - никогда".
4. Современное состояние российской интеллигенции
Одним из основных и достаточно тревожных процессов, наблюдаемых сегодня, является процесс размывания интеллигенции. Этот процесс идет по следующим направлениям.
Первое связано со становлением новой российской государственности, в ходе которого многие представители интеллигенции уходят во властные структуры, переставая быть собственно интеллигенцией, становясь чиновничеством, бюрократией, номенклатурой. Второй путь «ухода» интеллигенции вызван тем, что в условиях перехода к рынку, в связи с резким падением уровня зарплаты в госсекторе экономики, не имея возможности обеспечить себя, семью материально, многие представители интеллигенции меняют профессию, уходят в коммерческие и т.п. структуры, т.е. уходят из сферы интеллектуального труда. Третье направление — это внешняя эмиграция, отъезд за рубеж специалистов, ученых, писателей, деятелей культуры и т.д., т.е. речь идет о потере страной талантов, умения, профессионализма, компетентности.
Последствия этих процессов чрезвычайны — разрушение интеллектуального, нравственного фонда России, отбрасывание ее на многие годы назад.
С одной стороны, названные тенденции и пути «ухода» интеллигенции являются следствием экономических и политических преобразований в нашей стране, в ходе которых идет формирование новой социальной структуры, появляются новые социальные слои и группы, вбирая в себя вчерашних «бюджетных» интеллигентов. Это процесс объективный и воспрепятствовать ему невозможно. В то же время настораживают некоторые «антиинтеллектуальные» и «антинаучные» мнения и настроения, складывающиеся как в обществе, так и в государственной политике.
Российское общество, Российское государство переживает сейчас тяжелый, мучительный и затяжной кризис. Последние годы характеризовались не только повальным увлечением политическими проблемами, но и явным конфликтом былых нравственных позиций советского общества и новых экономических реформ. Кризисные отношения в обществе усугубились крушением национальной экономики и полным распадом потребительского рынка. Бедность, которая была серьезной проблемой во времена перестройки, стойко возрастала в постперестроечном периоде как результат резкого сокращения выпуска продукции и повышения цен на нее. С переходом к политике либерализации цен бедность становится в наибольшей мереактуальной проблемой для нашего народа.
Наблюдается процесс перехода относительно богатых в разряд в наибольшей меребедной части нашего населения, которому особенно подвержены такие социальные группы, как квалифицированные и неквалифицированные рабочие, работники сельского хозяйства и специалисты с дипломами, т.е. интеллигенция.
О том, что материальное положение интеллигенции ухудшается, свидетельствуют данные шести этапов Всероссийского мониторинга, проведенного Институтом социологии РАН. На предложение оценить свою жизнь в сравнении с тем, что было полгода назад, 73 % респондентов с дипломами ответили, что жить стало хуже (май 2001 г.), в декабре 2001 г. жизнь за последние полгода ухудшилась у 60% интеллигенции, в марте 2002 г. 55% отметили снижение своего жизненного уровня по сравнению с декабрем 2001 г. и в июне 2002 г. снижение своего материального положения отметили еще 38% специалистов с высшим образованием (в сравнении с мартом 2002 г.), в феврале 2003 г. на ухудшение жизни за последние полгода указали 50% интеллигентов.
Таким образом, приведенные выше данные свидетельствуют о стабильной тенденции ухудшения жизненного уровня интеллигенции. Эта социальная группа фиксирует ухудшение своего положения во всех сферах жизнедеятельности, причем «пик» ухудшения приходится на удовлетворение первичных потребностей. Немного лучше обстоят дела с возможностями для дополнительных заработков, но в целом оценка интеллигенцией своих собственных жизненных перспектив довольно плачевна. Все шесть этапов мониторинга подтвердили стабильность тенденции на ухудшение жизненных перспектив для людей с высшим образованием.
Таким образом, социологические исследования фиксируют резкое ухудшение социального самочувствия интеллигенции, а также ее довольно низкие оценки как экономической, так и политической ситуации в стране. Обратимся к ответам респондентов с высшим образованием на некоторые вопросы российских мониторингов (май 2001; декабрь 2001; март 2002; июнь 2002; февраль 2003). Сравнивая полученные данные, мы видим, что общая оценка экономической ситуации мало меняется. Число оптимистов, считающих, что ситуация в экономике улучшается, остается на уровне 9-10% (среди россиян в целом несколько меньше). Доля пессимистических оценок также меняется мало — на ухудшение ситуации указывают от 80% в 2001-м, до 60% в 2003 г.
Таким образом, оценки российской интеллигенцией экономической ситуации в стране остаются стабильно негативными.
Что касается оценок политической ситуации в стране, то наблюдается тенденция снижения положительных оценок — что она становится лучше отмечали 15,4% (май 2001); 6,3% (декабрь 2001); 1,3% (март 2002); 5,6% (июнь 2002). Если число респондентов с высшим образованием, дающих пессимистические оценки (ситуация ухудшается), на протяжении трех опросов постепенно увеличивалось (64,2%; 69,7%; 77,2%), то в июне 2002 и в феврале 2003 г. пессимистов оказалось меньше — чуть больше половины, преимущественно за счет увеличения числа респондентов, затруднившихся ответить, а также тех, кто счел политическую ситуацию не изменившейся.
Из приведенных выше данных очевидно, что интеллигенция довольно критически оценивает как политическую, так и экономическую ситуацию в стране.
Поэтому неудивительно, что от опроса к опросу снижается число лиц, разделяющих следующую точку зрения: «Дела в России движутся в правильном направлении (20,2%; 16,8; 9,1; 13,2; 9,7%). Преобладают мнения (чуть больше половины опрошенных), что страна движется в «отчасти правильном» направлении, вдвое возросло число противников избранного курса — с 16,6% (май 2001) до 34% (февраль 2003). В то же время больше половины представителей интеллигенции уверены в необходимости перехода к рыночной экономике (59,2%; 67,9; 54,8; 56,6; 52%) - средние по массиву россиян практически на 10% ниже. Противников подобной экономической политики среди интеллигенции около 20%, столько же затруднившихся определить свое отношение к рыночной экономике.
При этом при всём этом необходимо отметить следующее — все более осознанным становится подход россиян с высшим образованием к отдельным элементам рыночной экономики. Некоторая эйфория по поводу перехода к рынку, имевшая место в предыдущие годы, и фиксировавшаяся в исследованиях начала 90-х гг. сменяется более критичными оценками. Скорее всего, это связано с ухудшением социально-экономического положения большей части самой интеллигенции. К примеру, несколько снизилось за последние два года (63,4%; 62,4; 55,6; 54,0; 50%) число сторонников передачи собственности в частные руки (при всём этом каждый четвертый выступает против этого акта). Меньше респондентов стало разделять мнение о том, что улучшению положения в стране будет способствовать полная свобода частного предпринимательства (55,5%; 51,7; 44,4; 46,6; 47%), привлечение иностранного капитала (59,3%; 61,6; 54,3, 47,7; 45%). Подобные тенденции наблюдаются и по другим позициям, характеризующим состояние экономического сознания интеллигенции. Осознание интеллигенцией сложности экономической и политической ситуации в стране вызывает рост числа лиц, разделяющих мнение, что «угроза потери политической независимости России велика» (май 2001 — 28,1%; июнь 2002- 36,2%).
Ощущение дискомфорта, осознание своего положения как «уязвимого, критического и невозможного» (Д. Гранин) приводит к тому, что люди предпочитают замыкаться в кругу непосредственного общения, на уровне микросреды. Об этом свидетельствуют данные о самоидентификации респондентов. Так, до данным опроса, проведенного в июне 2002 г., чаще всего (по шкале «часто» — 3 балла, «иногда» — 2 балла, «никогда» — 1 балл представители интеллигенции идентифицируют себя с собственной семьей, близкими друзьями (2,58 балла), с товарищами по учебе, работе (2,26), людьми своего поколения (2,15), с теми, кто разделяет те же верования и взгляды (2,18).
Уменьшилось количество респондентов-интеллигентов, соотносящих себя с людьми своей национальности (с 2,19 — май 2001 до 1,97 — июнь 2002), с россиянами (2,01 — май 2001 до 1,80 - июнь 2002). В то же время несколько возросло число интеллигентов, относящих себя к тем, кто не интересуется политикой (с 1,31 — май 2001 до 1,50 в июне 2002).
Аналогичные тенденции (если судить по средним показателям по российскому массиву в целом) наблюдаются и в других социальных группах населения страны.
Эти же выводы подтверждаются и Всероссийским исследованием «Социальная структура и условия жизни», проведенным в конце 2002 — начале 2003 гг. (Госкомитет по занятости РФ). Опрошенные интеллигенты констатируют, что чувствуют себя связанными сильнее всего с членами семьи, родственниками (79%), с коллегами по работе (44%). Соотнесенность с другими группами невелика. Например, только 15% респондентов с высшим образованием (средняя по массиву — 9%) идентифицируют себя с людьми, имеющими сходные политические взгляды, 2% (средняя — 3%) — с людьми своей национальности.
По-видимому, подобные тенденции в самоидентификации социальных групп (и личностей) являются следствием проходящих в обществе процессов социальной дифференциации различных слоев и групп, когда необходимым дополнением к безличным общественным группам и формальным объединениям (всевозможным политическим партиям и т.п.) выступают первичные группы, основанные на непосредственном контакте (семья, круг друзей и т.п.), которые опосредуют отношения индивида и общества. В западных странах подобные процессы сопровождались возрастанием роли организованных, связанных общностью «идеологий», дисциплины и т.п. всевозможных «формальных» групп и объединений, и таким образом шло формирование гражданского общества. Мы же пока наблюдаем формирование ориентации на микросреду, малую группу, на ближайшее окружение при возрастающей аполитичности населения в целом и интеллигенции в том числе. Названные тенденции свидетельствуют: разрыв между властью и обществом увеличивается, предпосылок для формирования полноценного гражданского общества как элемента, составной части демократического государства становится меньше.
В связи с тотальным ухудшением материального и социального положения «бюджетной интеллигенции» — самого массового слоя российской интеллигенции, которая могла бы стать зародышем «нового среднего класса», отметим следующее. В течение последних лет констатируется переход к рыночной экономике, которая должна обеспечить отсутствие ограничений в зарплате и разнообразие форм собственности и предпринимательской деятельности. Следствием этих (и многих других) процессов является преодоление или уменьшение социально-экономической поляризации в обществе за счет увеличения «середины» в социальной структуре и появления «среднего класса». По этому пути идут страны, переходящие от тоталитарных систем к рыночной экономике. И в странах с рыночной экономикой к среднему классу относят интеллигенцию (кроме элиты), высококвалифицированных рабочих, управленцев среднего и низшего звена, при всём этом доходы средних слоев, работающих по найму прежде всего у государства, не могут быть ниже доходов средней и мелкой буржуазии. В России наблюдается совершенно иная ситуация. Во-первых, многие относят к среднему классу только буржуазные слои: торговцев, владельцев мелких предприятий, всякого рода бизнесменов и т.д. Во-вторых, их доходы многократно превышают средний уровень оплаты труда. В-третьих, уровень жизни и доходов тех, кто должен входить в «средний класс» (интеллигенция, высококвалифицированные рабочие), один из самых низких в стране.
Такова вкратце общая картина нынешнего социального расслоения в России, которая не вяжется ни с декларациями о появлении «среднего слоя», ни с «переходом к рынку». Наиболее парадоксальным в этой ситуации выглядит положение интеллигенции, когда зарплата профессоров, которые в западных странах входят в интеллектуальную элиту и в системе социальной стратификации стоят выше «среднего класса», у нас соответствует зарплате уборщицы московского метро. По данным Московской мэрии, на конец 2002 г. в наибольшей меренизкооплачиваемой категорией москвичей являлись работники науки, в наибольшей меревысокооплачиваемой — работники кредитно-финансовой сферы и страхования.
Подобная ситуация отчасти является следствием невостребованности интеллектуального потенциала, порожденной экстенсивной формой его накопления в предыдущие годы; и «сброс» невостребованного «балласта» происходит за счет людей, способных работать успешно и в других сферах, возможно, пришедших в область интеллектуального труда случайно. Так, из науки в коммерческие структуры только в 2001 г. ушло 90 тыс. человек. Оставшиеся же в науке должны быть востребованы и не подвергаться дискриминации, однако ситуация в российской науке складывается по-иному.
При этом, не смотря на то, что в последнее время в среде постсоветской интеллектуальной элиты особой популярностью пользуются рассуждения о «конце русской интеллигенции », о том, что «интеллигенция уходит», надо очертить и положительные стороны современного этапа развития нашей страны.
В пользу «приговора» интеллигенции приводятся развернутые и красноречивые аргументы: например, в сборнике статей «На перепутье (Новые вехи)», изданном группой авторитетных социальных философов в связи с 90-летием скандально знаменитого издания «Старые вехи», увидевшего свет в 1909 г. Так, один из авторов сборника Н.Покровский в статье, многозначительно озаглавленной «Прощай, интеллигенция!», прослеживая драматическую историю русской интеллигенции, приходит к следующему выводу: «Волею исторического случая мы оказались свидетелями и участниками окончательного разрушения интеллигенции и ухода ее с исторической арены... Интеллигенция уходит. Вместе с интеллигенцией уходит и мир ее идеалов. Ему нет места в новой климатической ситуации...».
Вместе с тем существует и другая точка зрения, развернуто изложенная в сборнике «Формирование российского интеллигента в университете»: сегодня Россия нуждается «в новом типе личности - нравственном интеллектуале, образованном человеке с обостренным чувством совести. В совершенном, законченном виде как этический идеал такой тип личности может быть выражен понятием интеллигент ». Иными словами, интеллигенция понимается не как социальная группа образованных людей, профессионально занимающихся высококвалифицированным умственным трудом (это - «кадры», «интеллектуалы», «специалисты»), а как специфически русский социально-психологический тип, обладающий особым нравственным сознанием - альтруистичным и демократичным, чуждым эгоистическому индивидуализму и национализму, мещанскому стяжательству, насилию, хамству.
Происходит смена поколений: советские разочарованные интеллигенты-отцы уступают место энергичным сыновьям и дочерям. При этом такой процесс нельзя назвать концом русской интеллигенции, напротив, он - ее естественное продолжение, воспроизводство на новом историческом этапе.
Нет необходимости ориентировать молодежь на копирование прекрасных моделей революционного (или какого-либо иного) прошлого.
Мир существенно изменился, Россия фундаментально трансформировалась, поэтому вряд ли представители Серебряного века могут служить путеводными маяками для современной молодежи. Воспроизводство русской интеллигенции - объективный естественноисторический процесс, и проблема состоит в том, какое участие может принять в нем высшая школа. Нужно учитывать, что современный профессорско-преподавательский корпус принадлежит советскому поколению интеллигенции, а ученики никогда не будут точными репродукциями учителей. Поэтому воспроизводство интеллигенции на новом историческом этапе пойдет совершенно новым путем.
Переход от постиндустриального к информационному обществу объективно должен повысить роль работников интеллектуального труда. Уже сегодня в развитых странах эта часть населения составляет ведущий социальный слой, как по численности, так и по влиянию на будущее нации. Интеллигенция является главной созидательной группой информационного общества. Именно от нее будет зависеть сохранение нации. Именно эта часть населения будет обеспечивать уровень прогресса и в России.
Защита интересов носителей знаний, культуры и духовности в России, возвращение их к управлению государством, т.е. определению приоритетов и целей его развития, разработке практической политики, включая управление и контроль за государственными ресурсами, - конкретная политическая задача для России, без решения которой она не сможет войти в новый период развития человечества в числе мировых лидеров. Управлять национальным богатством должны те, кто его создает. Это не только требование социальной справедливости. Это условие развития общества и экономики в переходный период.
При этом государство фактически устранилось от участия в развитии интеллектуального и духовного потенциала нации. Пренебрежение интеллектуальным и духовным развитием нации создает не только потенциальную, но и непосредственную угрозу национальной безопасности, ибо на смену экономическим, финансовым, военным факторам в политике государств приходит информационное воздействие. Отставание в информационной области ведет к тому, что присущее современным обществам социально-экономическое неравенство будет дополнено, информационным.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В работе были рассмотрены следующие ключевые понятия: сущность понятия «интеллигенция»; генезис российской интеллигенции; современное состояние российской интеллигенции; сущность и предназначение интеллигенции.
Проделанный анализ основных процессов, имеющих место среди российской интеллигенции в период трансформации общества, позволяет сделать следующие выводы.
1) Россия нуждается в расширении интеллектуального поля, формируемого тремя факторами: уровнем национальной безопасности, объемом знаний (научно-технический базис) и уровнем экологической безопасности. В таком аспекте интеллигентность представляется как сплав культуры и образованности, как символ гуманизма и гражданственности.
2) Одним из основных и достаточно тревожных процессов, наблюдаемых сегодня, является процесс размывания интеллигенции, который идет по следующим направлениям. Первое связано со становлением новой российской государственности, в ходе которого многие представители интеллигенции уходят во властные структуры, становясь чиновником, бюрократией, номенклатурой. Второй путь «ухода» интеллигенции вызван тем, что в условиях перехода к рынку, в связи с резким падением уровня зарплаты в госсекторе экономики, не имея возможности обеспечить себя, семью материально, многие представители интеллигенции меняют профессию, уходят в коммерческие и т.п. структуры, т.е. уходят из сферы интеллектуального труда. Третье направление — это внешняя эмиграция, отъезд за рубеж специалистов, ученых, писателей, деятелей культуры и т.д., т.е. речь идет о потере страной талантов, умения, профессионализма, компетентности. Последствия этих процессов чрезвычайны — разрушение интеллектуального, нравственного фонда России, отбрасывание ее на многие годы назад.
3) Анализ объективной ситуации положения дел в науке позволяет сделать вывод о том, что наука, интеллектуальная деятельность не пользуется в нынешней России ни материальной, ни моральной поддержкой, ни со стороны государства, ни со стороны общественного мнения. Полностью отсутствует механизм взаимодействия по вопросам науки законодательной и исполнительной властей как между собой, так и с представителями науки и техники и с обществом в целом.
4) Исследования регулярно фиксируют ухудшение материального положения интеллигенции во всех сферах жизнедеятельности, причем «пик» ухудшения приходится на удовлетворение первичных потребностей.
5) При возрастающей аполитичности интеллигенции в целом (о чем свидетельствуют результаты исследований), при отсутствии элементов гражданского общества (например, различных «формальных» групп и объединений, связанных общностью «идеологий», дисциплины и т.п.) ориентация интеллигенции (и населения в целом) на микросреду обитания свидетельствуют о том, что разрыв между властью и обществом увеличивается. Таким образом, предпосылок для формирования полноценного гражданского общества как элемента, составной части демократического государства становится меньше.
6) Термин «интеллигенция» несет сегодня, прежде всего, представления о моральных свойствах человека (высокие нравственные качества, толерантность, высокий уровень личной культуры ответственное отношение к любой выполняемой работе). Объективные характеристики (происхождение, образование, характер труда) отошли на второй план.
7) Интеллигенция, которая никогда не была достаточно однородной социальной группой, сегодня становится еще более дифференцированной.
Таким образом, можно заключить, что переход от постиндустриального к информационному обществу объективно повышает роль работников интеллектуального труда. Уже сегодня в развитых странах эта часть населения составляет ведущий социальный слой, как по численности, так и по влиянию на будущее нации. Интеллигенция может быть главной созидательной группой информационного общества. Именно от нее будет зависеть сохранение нации. Именно эта часть населения обеспечивает уровень прогресса и в России.
При этом необходимо поднять социальный статус носителей знаний в российском обществе. Защита интересов носителей знаний, культуры и духовности в России, возвращение их к управлению государством, т.е. определению приоритетов и целей его развития, разработке практической политики, включая управление и контроль за государственными ресурсами, - конкретная политическая задача для России, без решения которой она не сможет войти в новый период развития человечества в числе мировых лидеров.

По опросам слово "интеллигенция", как выяснилось, хорошо знакомо двум третям (66%) опрошенных россиян, и еще 30% - слышали его; лишь 1% сказали, что впервые услышали это слово от интервьюера.

Раскрывая свое понимание того, что такое "интеллигенция", россияне в ответах на соответствующий открытый вопрос не столько характеризовали ее как общественный слой с определенными социальными функциями, сколько описывали черты, атрибуты людей, которых они считают интеллигентными. Чаще всего при этом речь шла об уме и образованности таких людей, а также о воспитанности, хороших манерах. Так, самые распространенные высказывания (40%) касались образования, "грамотности": "имеют дипломы"; "широко образованный"; "грамотный человек"; "люди с высшим образованием". 10% участников опроса заявляют, что интеллигентным людям присущ ум: "высокоинтеллектуальный, развитый человек". Еще 5% респондентов описывают интеллигенцию как людей эрудированных, начитанных: "кто читает умные книжки"; "человек-универсал, знает понемногу обо всем и ни о чем конкретно".

Почти четверть респондентов (24%) говорили о вежливости, присущей, по их мнению, интеллигенции: "который держит себя в рамках приличия"; "воспитан, тактичен"; "следует этикету..." Некоторые акцентировали внимание на чистой, литературной речи: "без матов обращение"; "культурные, не ругаются вульгарными словами".

Вместе с тем значительная часть респондентов (14%) подчеркивали значение моральных качеств - прежде всего таких, как порядочность и справедливость (7%): "правильный"; "человек слова, порядочность"; "честь и совесть"; "справедливый". 3% участников опроса говорят, что интеллигенция - это добрые, отзывчивые люди: "отзывчивый к проблемам окружающих"; "обходительный, внимательный"; "доброжелательный и правильно относится к людям". Были высказаны и мнения (2%) о духовности, нравственности интеллигенции. Столько же россиян утверждают, что интеллигенция - это общественно активные люди, патриоты. В таких ответах можно усмотреть отголоски представлений об особом этическом кодексе интеллигенции, о ее социальной миссии.

У 23% участников опроса это понятие связано прежде всего с категорией "культурности": "высокая культура в истинном значении этого слова"; "внутренняя культура". По всей видимости, такие характеристики являются "комплексными", касающимися и моральных качеств, и интеллектуальных достоинств, и манеры поведения.

Те участники опроса, кто пытался говорить об интеллигенции как социальной группе, чаще всего отождествляли ее с определенным родом занятий или профессией. Так, 5% респондентов указали на связь интеллигенции с умственным, творческим трудом: "это не рабочие"; "люди творческих специальностей"; "люди интеллектуального труда". 6% участников опроса называли конкретные профессии, в которых заняты, по их мнению, интеллигентные люди: "это человек, который занимается наукой"; "врачи, инженеры, учителя, художники, артисты"; "государственные служащие"; "писатели, преподаватели"; "профессора"; "они чаще либо учат, либо танцуют". Немногие (4%), описывая интеллигенцию, определяли ее как социальный слой или, как говорили в советское время, "прослойку" общества: "прослойка общества"; "определенный слой населения, верхушка"; "это особый класс, особая прослойка у нас в России". И все же 66% респондентов думают, что интеллигенция существует и в других странах, и только 13% склонны считать ее исключительно российским явлением.

Смотря на итоги опроса, получается, что сейчас ни кто точно не знает что такое интеллигенция, и точного определения ни кто сказать не может.

Что же такое русская интеллигенция? В разное время термин интеллигенция понимался по-разному. Перед тем, как дать свое понимание интеллигенции, приведу несколько примеров определения этого термина. Интеллигенция от латинского, образованные, умственно развитые классы общества, живущие интересами политики, литературы и искусств. Интеллигент - просвещенный человек, принадлежащий к классу интеллигенции.

Таково понятие интеллигенции в широком смысле

Дать какое-то общее понятие русской интеллигенции, и ее возникновения довольно сложно, потому что и у историков и у интеллигентов мнения по этому вопросу расходятся. Известный русский литературовед говорил: «Термин интеллигенция я беру в самом широком и в самом определенном смысле: интеллигент - это все образованное общество; в ее состав входят все, кто так или иначе, прямо или косвенно, активно или пассивно принимает участие в умственной жизни страны. Интеллигенция есть мыслящая среда, где вырабатываются умственные блага, так называемые «духовные ценности». Они многочисленны и разнообразны, и мы классифицируем их под рубриками: наука, философия, искусство, мораль и т.д. По самой своей природе эти блага или ценности не имеют объективного бытия вне человеческой психики». Д.Н. Овсянниково-Куликовский. Психология русской интеллигенции. Другой русский деятель дал следующее определение: «Интеллигенция есть эстетически - антимещанская, социологически - внесословная, преемственная, группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направление к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности». Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. Если обратиться к словарям, там мы увидим такое определение интеллигенции: «Интеллигенция - общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным творческим, трудом, развитием и распространением культуры.

При Николае I фактически началось массовое производство специалистов в области гуманитарного знания. Император делал расчет на то, что они будет возрождать русскую национальную культуру - во время от Петра Великого до начала 19 века та потерпела столь огромный ущерб, что еще немного и возрождать было бы нечего.

Сегодня трудно это представить, но спасать приходилось даже русский язык. Живой русский язык протопопа Аввакума и замечательный русский язык Пушкина и Гоголя были разделены более чем вековым языковым обмороком, когда для образованного класса родная речь стала практически чужой, применялась лишь для отдания приказаний «туземцам» (унеси-принеси), была замусорена иноязычными лексическими и граматическими формами. И вот этот обморок наконец закончился. Волшебные перья Пушкина и Гоголя вернули яркость российской словесности, а вместе с тем язык ожил и заиграл, вернулся в обиход образованного класса и был очищен от иноязычного сора. Ученые вспомнили о традиционной русской культуре, из задавленного состояния вышла церковь.

Но гуманитарную среду стали поражать «идейные эпидемии», одна за другой приходящие с Запада, как ранее приходила оттуда чума. Словно в чашке Петри, достаточно было одного-двух «микроорганизмов» и вот уже вся поверхность питательного бульона покрыта свежей зеленой плесенью. Идеи французского просвещения сменялись идеями католического консерватизма и английского либерализма, вслед за тем идеями французского утопического социализма, а потом концепциями научного социализма Маркса и анархизма Прудона. Возбудитель эпидемии все время менялся, постоянным оставалось лихорадочное возбуждение, которое он вызывал во многих российских умах. Идеи, созданные на Западе из прагматических нужд, у нас обретали фанатический оттенок, превращались в суррогат религиозной веры и вызывали острое желание немедленно смести якобы установленные государством препоны, дабы присоединиться к передовой Европе.

Специалисты в области гуманитарного знания обернулись интеллигенцией, которая в психологическом и организационном плане многое унаследовала от масонства и других тайных дворянских организаций. «Масоны и декабристы подготавливают появление русской интеллигенции XIX в., которую на западе плохо понимают, смешивая с тем, что там называют intellectuels», - определяет Бердяев.

«Мы мечтали о том, как начать новый союз по образцу декабристов», - свидетельствует Герцен об университетской атмосфере 1830-х, а уж его можно смело назвать отцом-основателем российской интеллигенции.

У интеллигенции была та же психологическая зависимость от абстрактных идей, как у масонов, такая же отделенность от темной массы, которую нужно «просвещать», которую нужно вести к счастью, но с которой не нужно сливаться. У интеллигенции сразу возникла своя система опознания «свой-чужой» - чем она также напоминала масонство.

Вне зависимости от того, ориентировалась ли интеллигенция на либеральные или социалистические проекты, сидела ли она сама в высших властных эшелонах или преимущественно со стопкой водки по трактирам, для нее все мерзости жизни объяснялось зловредностью «самодержавия», препятствующего воцарению правильных идей. И если государство (самодержавие) слито с русской церковью и русской нацией - они и создавались вместе - интеллигенция готова разрушить государство вместе с церковью и нацией.

Для западного intellectuel, работающего в государственных инстанциях, исповедание антигосударственных взглядов - это в 19 веке нонсенс, для наших интеллигентов (среди которых 99 % получают жалование от правительства) - это норма.

Способствовало переходу нашей гуманитарной интеллигенции в разряд манихейской религиозной секты и то, что она создавалось как бы на вырост. Она количественно не соответствовала уровню развития производительных сил, размерам производимого в стране прибавочного продукта. Отсюда такое количество «лишних людей», объясняющих свою неполную незанятость (или полное безделие) несогласием с режимом. К примеру, суперактивный Виссарион Белинский был занят работой в журнале не более 5–7 дней в месяц, остальное время проводя в дружеских беседах и застольях.

Как бы компенсируя свою неполную занятость, интеллигенция присваивает себе функции морального судьи, «общественной совести», назначающей вину и меру ответственности царям, чиновникам, народу. Но при этом саму себя освобождая от каких-либо моральных норм. Она легко выносит приговоры и вскоре начинает приводить их в исполнение - взрывчатка и револьвер идут в ход уже в царствование Александра II.

Ключевский пишет, что русскому интеллигенту даже не приходило в голову, что обстановку, которая так ему не нравится, «он может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить ее к любимым идеям».

А Достоевский видит фундаментальную неспособность людей, набравшихся яда манихейских абстракций, послужить своей стране: «Тут главное, давнишний, старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности… если разобрать все воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и придумать.»

Фанатический ум «истинного интеллигента» утверждал неправильность русской жизни не только в настоящем, но и на всем ее протяжении, называя ее неисторической, выпадающей из мирового прогресса, и противопоставляя ее западной жизни, исторической и прогрессивной.

Для Чаадаева русские не живут жизнью человечества и по сей день, потому что держатся за свою религию, отделяющую их от цивилизованного Запада. «С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды». «Мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке». Как тут не вспомнить фразу одного известного генерала, что глупость - это особая форма ума.

Для Белинского русские люди до начала вестернизации был «народ, не живший жизнию человечества». Читая автора 17 века, Котошихина, Белинский поражается, как русские власти порют князя и боярина, как отнимают у них поместья и вотчин всего лишь за преступление, совершенное против мужиков. Поражается темноте и дикости России! Хотя надо было поражаться справедливости русского государства, поскольку в большинстве европейских стран того времени за грабеж и убийство мужиков никаких наказания людям высшего сословия не полагалось. Для Белинского телесное наказание - вообще какое-то специфически русское явление. Ему ничего неизвестно об унизительных телесных наказаниях, которые существуют даже в современном ему западном мире, не говоря уже о Европе 17 века. Не «ложится» это в концепцию. И как же надо было в московском университете преподавать и изучать мировую историю?

А историю «передовых» стран студентам преподавали в парадном отутюженном виде, не вскрывая то, что находится за фасадом технических и социальных достижений. Популярнейший профессор истории Т. Грановский, к примеру, полностью находился под влиянием гегельянской философии, которая утверждала историчность только западных романо-германских наций, через которые проявляется мировой дух. Грановский говорил московским студентам о том, «какой необъятный долг благодарности лежит на нас по отношению к Европе, от которой мы даром получили блага цивилизации.»

Возможно, Белинский и слышал о том, как работает гильотина во Франции, бич и виселица в Англии, однако забывает это по одной уж причине, что французы и англичане - исторические народы и всё, что у них происходит, служит всемирному прогрессу.

При всем сочувствии к обиженным московским боярам, Белинский мог сообщить в июне 1841 г. своему приятелю Боткину: «Увы, друг мой, я теперь забился в одну идею, которая поглотила и пожрала меня всего… Во мне развилась какая-то дикая, бешенная фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой личности, которые возможны только при обществе, основанном на правде и доблести… Я понял… кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством хоть коляскою с гербом… Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я кажется, огнем и мечом истребил: бы остальную.»

В этом месте своей переписки с другом Белинскому следовало бы остановиться и принюхаться, не пахнет ли серой, не слышны ли из подпола слова: «Добро пожаловать в ад». В душе Белинского уже сидят бесы, которые в итоге разрушат одну из самых устойчивых социальных систем в мире, выживавшую, возобновлявшуюся и расширявшуюся на протяжении многих веков в самых неблагоприятных условиях.

Белинский испытывает художественную ненависть к Гоголю за то, что тот не разделяет интеллигентских взглядов на Европу и Россию.

«Невежество абсолютное. Что наблевал о Париже-то», - пишет Белинский, никогда не бывавший за границей, о парижских заметках Гоголя. Насколько это в стилистике нашей интеллигенции - фанатическое желание уничтожить любое мнение, противоречащее догматам ее веры, веры в Запад.

Рациональная часть писем Белинского к Гоголю показывают лишь ограниченного защитника догмы, что «Запад лучше России» и в полной красе демонстрирует агрессивно-послушное состояние сознания. Послушное по отношению к умозрительной картине Европы, агрессивное по отношению к своим мыслящим соотечественникам.

Белинский называет гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями» «артистически рассчитанной подлостью», «плодом умственного расстройства», потому что усматривает в них «гимн властям предержащим». Но, по существу, об умственном растройстве стоило бы задуматься самому неистовому Виссариону, который без всяких затей признавался: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью.»

Гоголь не ученый, а художник, и поэтому лишь может обратить внимание Белинского на необходимость постижения не только манихейских схем, но и конкретных основ русской жизни:: «И прежде, и теперь я был уверен в том, что нужно очень хорошо и очень глубоко узнать свою русскую природу, и что только с помощью этого знания можно почувствовать, что именно следует нам брать и заимствовать из Европы, которая сама этого не говорит». «Россия не Франция; элементы французские - не русские. Ты позабыл даже своеобразность каждого народа и думаешь, что одни и те же события могут действовать одинаковым образом на каждый народ.»

Примечательно обращение Гоголя к Белинскому с предложением продолжить свое образование: «Вспомните, что вы учились кое-как, не кончили даже университетского курса. Вознаградите это чтеньем больших сочинений, а не современных брошюр, писанных разгоряченным умом, совращающим с прямого взгляда».

Справедливости ради замечу, что трудно представить Белинского, продающего свое перо врагу. А вот для Герцена это уже возможно. Столь ценимый, как либеральными кругами, так революционерами, он тесно сотрудничал с людьми, которые по его же словам, ненавидели Россию и все русское «дико, безумно, неисправимо», сливался с ними в борьбе против русского государство. Знакомство с Герценым водили чуть ли не все, кто желал нагадить России любыми средствами. Александр Иванович помогал им чем мог, видя в них, так или иначе, борцов за счастье русского народа. Среди друзей Герцена числятся конкретные головорезы, убивавшие русских солдат и похищавшие на Кавказе русских женщин и детей. Он был в курсе секретных диверсионных операций против России, организованных на английские деньги. Ненадежным людям таких сведений не доверяют. Иногда Герцен совсем уж напоминает координатора антироссийской подрывной деятельности - это видно даже из тщательно отшлифованных воспоминаний «Былое и думы». Надо полагать, на бумаге Герцен вспомнил о своей работе далеко не все. Однако надо быть незнайкой-либералом, что не заметить, как много сказал «Искандер» в своих знаменитых мемуарах, как в строках, так и между.

Удивительно, но в Герцене стальное закаленное желание уничтожить российское государство сочетались с полной переменчивостью идеологических взглядов.

Под воздействием страшных сцен парижской бойни июня 1848 г., он поменял свои убеждения с либеральных западнических на социалистические, тоже западнические.

Русскую общину, о существовании которой Герцен узнал из труда Гакстхаузена «Этюды о России», он стал стал соединять с сен-симонистским фаланстером. Во взглядах Герцена на социализм было мало понимания реальностей русской общины, исторических и современных. С Герцена начинается любопытный футуристический квазипатриотизм, согласно которому можно использовать русских, «свежее девственное племя», как кирпичи для построения какой-нибудь социальной идиллии на благо всего человечества. Герцен разбудил не только Троцкого со товарищи, но и многих других строителей утопии на русской земле, включая гайдаровских мальчиков.

Переход Герцена к социалистической идеологии Достоевский оценивает не как истинное страдание за народ, а лишь как чрезвычайную отзывчивость к отвлеченным идеям, проистекающей из внутренней пустоты.

«Разумеется, Герцен должен был стать социалистом и именно как русский барин, то есть безо всякой нужды и цели, а из одного только «логического течения идей» и от сердечной пустоты на родине. Он отрекся от основ прежнего общества;. отрицал семейство и был, кажется, хорошим отцом и мужем. Отрицал собственность, а в ожидании успел устроить дела свои и с удовольствием ощущал за границей свою обеспеченность. Он заводил революции, и подстрекал к ним других, и в то же время любил комфорт и семейный покой…. Всегда, везде и во всю свою жизнь, он, прежде всего был gentil homme Russe et Citoyen du Monde (русский барин и гражданин мира), был попросту продукт прежнего крепостничества, которое он ненавидел и из которого произошел, не по отцу только, а именно через разрыв с родной землей и с ее идеалами.»

В Лондоне Герцен уже не был таким чувствительным, как в Париже; по поводу горестного положения ирландцев, пострадавших от английской «свободы», дипломатично молчал.

На британских островах появляется и бывший доцент московского университета Печорин, который принял католицизм и написал из идеалистических соображений:

Как сладостно отчизну ненавидеть,

И жадно ждать ее уничтоженья,

И в разрушении отчизны видеть

Всемирного денницы пробужденья.

Однако, в отличие от Герцена, Печорин был все-таки человеком с христианской совестью, поэтому пытался как-то помогать своим новым собратьям по вере, несчастным католикам-ирландцам.

А великое сердце Герцена (чья фамилия означает «сердечный») никогда не беспокоится по поводу тех вопросов, которые могут вызвать раздражение британских властей.

Тщетно искать в его произведениях отклики на современные ему события британской жизни: ирландский голод, бессовестную опиумную войну, кровавое подавление индийского восстания, подневольный труд на колониальных плантациях, уничтожение австралийских аборигенов, работные дома-морильни, ночлежки и пролетарские трущобы Лондона. На тему телесного наказания моряков Герцен писал обличительные письма редким русским капитанам, заходящим в Лондон, а вовсе не английским флотоводцам.

Переживает великое сердце только за тех, кого якобы погубило «самодержавие». Причем в число «погубленных» Герцен для кучности записывает почти что всех русских литераторов. (Военачальники любят сочинять число убитых врагов, интеллигенты - число убитых соратников). Демонстрируя особый сорт правдивости, Герцен усердно кропает мартирологи светлых личностей, якобы истребленных безжалостным тираном Николаем. Сюда попадает и Рылеев, повешенный бы судом любой страны того времени - за вооруженный путч. И Грибоедов, погибший на посту российского посла от рук персидской черни, за которой стояли английские агенты. И Лермонтов, попавший на Кавказа за запрещенную дуэль и погибший там на очередной дуэли. («Жаль, что тот, который мог нам заменить Пушкина, убит», - таковы были слова Николая о погибшем поэте.) И рано умерший от болезни Веневитинов, и нелюбимый в своей семье (но отнюдь не императором) Кольцов. И умерший от чахотки Белинский, отнюдь не страдавший от нищеты, имевший и прислугу, и хорошую квартиру.

Во годы Восточной войны Герцен - настоящий британский агент 007, деятельный участник информационно-психологической войны против России. Он печатает подложные письма к русскому народу, за подписями Пугачева и св. Кондратия, с помощью польских боевиков распространяя их среди находящих в Польше русских войск.

19 июня 1854 года Герцен пишет итальянскому революционеру А. Саффи: «Для меня, как для русского, дела идут хорошо, и я уже (предвижу) падение этого зверя Николая. Если бы взять Крым, ему пришел бы конец, а я со своей типографией переехал бы в английский город Одессу… Превосходно». Как «русский» Герцен хочет переехать со своей пропагандной фабричкой в английскую Одессу. Забавно.

Кстати, радости, схожие с герценовскими, испытывали и многие российские интеллигенты, оставшиеся в Петербурге и Москве. «Когда в Петербурге сделалось известным, что нас разбили под Черной, я встретил Пекарского, тогда он еще не был академиком. Пекарский шел, опустив голову, выглядывая исподлобья и с подавленным и худо скрытым довольством; вообще он имел вид заговорщика, уверенного в успехе, но в глазах его светилась худо скрытая радость. Заметив меня Пекарский зашагал крупнее, пожал мне руку и шепнул таинственно в самое ухо: «Нас разбили»» .

В тесной антироссийской связи Герцен и польские националисты находились также в 1860-е гг., когда Николая уже не было, а на русском троне сидел либерал и реформатор Александр II. В это время Герцен не только помогает очередной попытке польской шляхты восстановить Польшу в границах 1772 г., но даже пробует организовать восстание на Волге, чтобы за польские интересы подставить глупых русских демократов под пули.

Как написал Достоевский в «Дневнике Писателя»: «Герцен не эмигрировал, не полагал начала русской эмиграции; - нет, он так уж и родился эмигрантом. Они все, ему подобные, так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их и не выезжало из России. В полтораста лет предыдущей жизни русского барства, за весьма малыми исключениями, истлели последние корни, расшатались последние связи его с русской почвой и русской правдой. Герцену, как будто сама история предназначила выразить собою в самом ярком типе этот разрыв с народом огромного большинства образованного нашего сословия. В этом смысле это тип исторический. Отделяясь от народа они естественно потеряли и Бога…»

В.Розанов менее Достоевского склонен прощать Герцена: ««Герцен напустил целую реку фраз в Россию, воображая, что это «политика» и «история»… Именно, он есть основатель политического пустозвонства в России. Оно состоит из двух вещей: I) «я страдаю», и 2) когда это доказано - мели, какой угодно, вздор, это будет «политика».»

Другим властителем дум русской интеллигенции стал такой деятельный персонаж как М. Бакунин. Изрекая «Страсть к разрушению есть в то же время творческая страсть», он стремится претворить эту концепцию в жизнь. Убоявшись русского городового, Бакунин уезжает заграницу. Вовсю играет там со своей «страстью» во время революции 1848 г., и за «творчество» приговорен в Пруссии и Австрии к смертной казни. Полгода Бакунин сидит в западной темнице на цепи, ожидая палача. Однако австрийцы выдали его как русского подданного царю Николаю. Никакая казнь в России кровожадному революционеру уже не угрожала, напротив император назвал его «умным и хорошим малым». После недолгого пребывания в крепости во вполне сносных условиях Бакунин помилован и отправлен в Сибирь. Не в глубину сибирских руд, а на вольное житье. Там он женится, занимается откупным бизнесом, занимает кучу денег и при удобном случае дает деру в Европу.

Хитроумный Герцен научил Бакунина не обострять отношений с западными властями, ограничив применение своего «дико-разрушительного воодушевления» российским направлением.

Ни капли не боялись польские шляхтичи и английские лорды бакунинского анархизма, знали прекрасно, что не против них, лордов и шляхтичей, эта дикость.

Чтобы никто из западных друзей не заподозрил в нем нормального русского человека, Бакунин кается перед ними в грехах России, бьет себя шпорой в грудь, участвует в польской вооруженной экспедиции, снаряженной на английские деньги. Затем с задушевной простотой маньяка объясняет предательство: «Между большинством польских деятелей, и именно той польской шляхетско-католической партией, которой журналистика наша приписывает наибольшее влияние на русскую молодежь, и между нами есть только одно общее чувство и одна общая цель: это ненависть ко Всероссийскому государству и твердая воля способствовать всеми возможными средствами наискорейшему разрушению его. Вот в чем мы сходимся.» Очевидно, Бакунин считал, что если он расходится с шляхтичами в музыкальных и гастрономических пристрастиях, то это демонстрирует огромное между ними рассхождение.

Бакунин успел увидеть новую поросль интеллигентных манихеев и вместе с небезызвестным политкиллером С. Нечаевым (которого отразил Достоевский в романе «Бесы») написал «Катехизис революционера».

«Он (революционер) знает только одну науку - науку разрушения… Революционер не должен останавливаться перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащему к этому миру… Все и вся должны быть ему ненавистны. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий: первая категория неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен список таких осужденных, по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих».

Тайна и безжалостность создавали ореол мрачного романтизма вокруг этого сочинения в России - хотя конечно надо было спросить мнения психиаторов.

«Не признавая другой какой-либо деятельности, кроме дела истребления, мы соглашаемся, что форма, в которой должна проявляться эта деятельность, - яд, кинжал, петля и тому подобное.»

Бакунин и его товарищи сильно любят русский народ. Однако если народ не может отделить себя от этого «поганого общества» (а как отделить, если росли они вместе, как кора и древесина одного дерева), тем хуже для народа.

В нормальной обществе такие как Бакунин сидят в психушке, дабы не обратились они в Чикатило. Томился бы Бакунин в Бедламе, если бы ушлые англичане не распознали своевременно (а может быть им об этом Герцен прямо сказал), что маньяк этот для Англии безвредный и зачем расходоваться на оплату его лечения.

А в России, вместо того, чтобы плюнуть на катехизированную гадость и перекреститься, тысячи интеллигентов, подготовленных трудами Белинского и Герцена, охотно берутся ее читать.

У антигосударственных сил тогда не было никакой социальной опоры в широких общественных слоях, ни у крестьян, ни у рабочих, она держалась только на интеллигенции, но последняя заведовала общественной атмосферой. Интеллигентные манихеи, «повинуясь старому преданию верить в примеры Европы, продолжали свое гибельное дело на всех поприщах жизни нашей и по всем ведомствам, так сказать, нашей государственности, в делах церковных, в войске, в школах (особенно низших), в судах и журналистике.»

До первой волны террора оставалось всего одно поколение.

Русские революционеры начнут впитывать и неприязнь Маркса к России. А ведь ненависть к Российской империи у основоположника - это вовсе не ненависть к русскому капитализму, совсем наоборот. Маркс ненавидит Россию как недостаточно капиталистическую страну, тормозящую развитие капиталистических отношений в Европе, как аномалию, способную воспрепятствовать смене общественных формаций. Российские ученики Маркса хотят крушения Российского государства не как коммунисты и не как противники капитализма, а как европоцентристы, презирающие историческую Россию. Либералы и марксисты легко обмениваются информационными конструкциями, вместе ненавидят русское прошлое и настоящее, царя и даже славянофилов. Вместе они приписывают «царскому самодержавию» грехи дворянской вольности и дикого капитализма. По принципу матрешки российский марксизм надевается на российский либерализм, но под либерализмом-то спрятаны антигосударственные интересы сырьевой олигархии.

В 1917 духовные наследники декабристов, герценов, бакуниных, уничтожив русское государство («самодержавие, православие и народность»), начнут использовать весь русский народ как сырье для мирового прогресса. Но уже в конце 1930-х гг. строители нового советского государства станут избавляться от декабристов, герценов, бакуниных, как от бешеных собак. (Как часто советские государственники волей-неволей будут обращаться к наследию Николая I, только это произойдет в беспощадных формах стремительного 20 века.)

А в конце этого столетия русско-советское государство опять попадет под удар чистых марксистов, революционных демократов и истинных либералов. Новое поколение декабристов, герценов, бакуниных снова приведет к власти антинациональную сырьевую олигархию, только уже газо-нефтяную…

Вплоть до сего дня имя Бакунина присутствует в западных и российских книгах, специализирующихся вовсе не на теме психопатологий, а на теме российского революционного движения. В некоторых энциклопедических статьях, посвященных времени Николая I, Бакунину выделяется несуразно большой объем текста, видимо, чтобы доказать жестокость тирана.

Введение

интеллигенция русский культура революционный

Тема русской интеллигенции настолько обширна, интересна и значима, но несмотря на ее глубину и историческую значимость она мало изучаема у нас сейчас. Российская интеллигенция: что она собой представляет, когда появилась и какова ее роль - эта проблема стала в последнее время одной из актуальных в исследовании истории России. Появилось даже обозначение данного русла исследований - интеллигентоведение. Интеллигенция в истории России играла и играет немаловажную роль. Она творит и транслирует материальные и духовные ценности, является важной составной частью историко-культурного процесса в России, полная характеристика которого невозможна без ее изучения. Особый интерес для интерпретации сущности интеллигенции имеет тот факт, что интеллигенция - своеобразный феномен русской культуры. Рассмотрение русской интеллигенции как феномена отечественной культуры, как пишет И.В.Кондаков, «есть в то же время осмысление всей русской культуры как архитектонического целого, в том числе и отдельных наиболее фундаментальных ее пластов и закономерностей».

Лейтмотивом современности стали разговоры о потере духовности, снижении культурного уровня населения России. И как результат - обращение к исторической миссии российской интеллигенции, восприятие ее как потенциала культурного возрождения.

Сегодняшняя духовно-практическая ситуация во многом близка к ситуации начала 19 века. Русский народ, как и тогда перед ответственным выбором: открыть ли новую эпоху российского процветания, в том числе и процветания российской духовной культуры или снова оказаться во мраке, обрекающем народ на забвение великих и славных традиций и на беспомощность в практических делах.

«Историческая оглядка дает и понимание лучшее» .

Столь отдаленные во времени споры прежних поколений, так близки нам содержательно теперь. Мы пристально вглядываемся, как и тогда в существование духовных альтернатив и их реальных перспектив сегодняшнего дня, дабы не повторить вновь исторических ошибок.

Русскую интеллигенцию можно рассматривать как интеллигенцию отдельных кружков, групп, времени, а можно и жизнь отдельных выдающихся людей. Я же ставлю своей целью осветить тему русской интеллигенцию в целом, ее развитие, роль в жизни и судьбе России, путь, который она прошла и ошибки, которые совершала. Объектом моего исследования является интеллигенция, как феномен русского общества, а предметом выступает деятельность и роль интеллигенции в самоопределении российского общества, становлении и развитии духовной культуры. Обобщив всю информацию, которую я получил из различных источников.

Зарождение понятия интеллигенция. О понятии интеллигенция. Феномен русской интеллигенции

По опросам слово "интеллигенция", как выяснилось, хорошо знакомо двум третям (66%) опрошенных россиян, и еще 30% - слышали его; лишь 1% сказали, что впервые услышали это слово от интервьюера.

Раскрывая свое понимание того, что такое "интеллигенция", россияне в ответах на соответствующий открытый вопрос не столько характеризовали ее как общественный слой с определенными социальными функциями, сколько описывали черты, атрибуты людей, которых они считают интеллигентными. Чаще всего при этом речь шла об уме и образованности таких людей, а также о воспитанности, хороших манерах. Так, самые распространенные высказывания (40%) касались образования, "грамотности": "имеют дипломы"; "широко образованный"; "грамотный человек"; "люди с высшим образованием". 10% участников опроса заявляют, что интеллигентным людям присущ ум: "высокоинтеллектуальный, развитый человек". Еще 5% респондентов описывают интеллигенцию как людей эрудированных, начитанных: "кто читает умные книжки"; "человек-универсал, знает понемногу обо всем и ни о чем конкретно".

Почти четверть респондентов (24%) говорили о вежливости, присущей, по их мнению, интеллигенции: "который держит себя в рамках приличия"; "воспитан, тактичен"; "следует этикету..." Некоторые акцентировали внимание на чистой, литературной речи: "без матов обращение"; "культурные, не ругаются вульгарными словами".

Вместе с тем значительная часть респондентов (14%) подчеркивали значение моральных качеств - прежде всего таких, как порядочность и справедливость (7%): "правильный"; "человек слова, порядочность"; "честь и совесть"; "справедливый". 3% участников опроса говорят, что интеллигенция - это добрые, отзывчивые люди: "отзывчивый к проблемам окружающих"; "обходительный, внимательный"; "доброжелательный и правильно относится к людям". Были высказаны и мнения (2%) о духовности, нравственности интеллигенции. Столько же россиян утверждают, что интеллигенция - это общественно активные люди, патриоты. В таких ответах можно усмотреть отголоски представлений об особом этическом кодексе интеллигенции, о ее социальной миссии.

У 23% участников опроса это понятие связано прежде всего с категорией "культурности": "высокая культура в истинном значении этого слова"; "внутренняя культура". По всей видимости, такие характеристики являются "комплексными", касающимися и моральных качеств, и интеллектуальных достоинств, и манеры поведения.

Те участники опроса, кто пытался говорить об интеллигенции как социальной группе, чаще всего отождествляли ее с определенным родом занятий или профессией. Так, 5% респондентов указали на связь интеллигенции с умственным, творческим трудом: "это не рабочие"; "люди творческих специальностей"; "люди интеллектуального труда". 6% участников опроса называли конкретные профессии, в которых заняты, по их мнению, интеллигентные люди: "это человек, который занимается наукой"; "врачи, инженеры, учителя, художники, артисты"; "государственные служащие"; "писатели, преподаватели"; "профессора"; "они чаще либо учат, либо танцуют". Немногие (4%), описывая интеллигенцию, определяли ее как социальный слой или, как говорили в советское время, "прослойку" общества: "прослойка общества"; "определенный слой населения, верхушка"; "это особый класс, особая прослойка у нас в России". И все же 66% респондентов думают, что интеллигенция существует и в других странах, и только 13% склонны считать ее исключительно российским явлением.

Смотря на итоги опроса, получается, что сейчас ни кто точно не знает что такое интеллигенция, и точного определения ни кто сказать не может.

Что же такое русская интеллигенция? В разное время термин интеллигенция понимался по-разному. Перед тем, как дать свое понимание интеллигенции, приведу несколько примеров определения этого термина. Интеллигенция от латинского, образованные, умственно развитые классы общества, живущие интересами политики, литературы и искусств. Интеллигент - просвещенный человек, принадлежащий к классу интеллигенции.

Таково понятие интеллигенции в широком смысле

Дать какое-то общее понятие русской интеллигенции, и ее возникновения довольно сложно, потому что и у историков и у интеллигентов мнения по этому вопросу расходятся. Известный русский литературовед говорил: «Термин интеллигенция я беру в самом широком и в самом определенном смысле: интеллигент - это все образованное общество; в ее состав входят все, кто так или иначе, прямо или косвенно, активно или пассивно принимает участие в умственной жизни страны. Интеллигенция есть мыслящая среда, где вырабатываются умственные блага, так называемые «духовные ценности». Они многочисленны и разнообразны, и мы классифицируем их под рубриками: наука, философия, искусство, мораль и т.д. По самой своей природе эти блага или ценности не имеют объективного бытия вне человеческой психики». Другой русский деятель дал следующее определение: «Интеллигенция есть эстетически - антимещанская, социологически - внесословная, преемственная, группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направление к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности». Если обратиться к словарям, там мы увидим такое определение интеллигенции: «Интеллигенция - общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным творческим, трудом, развитием и распространением культуры.

Возникновение термина «Русская интеллигенция»

Известный русский мыслитель Федотов, говорил, что «интеллигенция это неповторимое явление русской истории, неповторима не только «русская», но и вообще «интеллигенция». Как известно, то слово, т. е. понятие, обозначаемое им, существует лишь в нашем языке».

Так, как для меня позиция Федотова, по отношению к интеллигенции наиболее близка, я буду опираться на его идеи.

«Правильно определить вещь - значит почти разгадать ее природу». Трудность - и немалая - в том, чтобы найти правильное определение. В нашем случае мы имеем дело с понятием историческим, т. е. с таким, которое имеет долгую жизнь, «живую», а не только мыслимую. Оно создано непотребностью научной классификации, а страстными - хотя идейными - велениями жизни.

Обращаясь к «канону» русской интеллигенции, мы сразу же убеждаемся, что он не способен подарить нам готовое, «каноническое» определение. Каждое поколение интеллигенции определяло себя по-своему, отрекаясь от своих предков и начиная - на десять лет - новую эру. Можно сказать, что столетие самосознания русской интеллигенции является ее непрерывным саморазрушением. Никогда злоба врагов не могла нанести интеллигенции таких глубоких ран, какие наносила себе она сама, в вечной жажде самосожжения. За идеалистами - «реалисты», за «реалистами» - «критически мыслящие личности» - «народники», за народниками - марксисты - это лишь один основной ряд братоубийственных могил.

Прежде всего, ясно, что интеллигенция - категория не профессиональная. Это не «люди умственного труда». Иначе была бы непонятна ненависть к ней, непонятно и ее высокое самосознание. Приходится исключить из интеллигенции всю огромную массу учителей, телеграфистов, ветеринаров и даже профессоров. Сознание интеллигенции ощущает себя почти, как некий орден, хотя и не знающий внешних форм, но имеющий свой неписаный кодекс - чести, нравственности,- свое призвание, свои обеты. Нечто вроде средневекового рыцарства, тоже не сводимого к классовой, феодально-военной группе, хотя и связанное с ней, как интеллигенция связана с классом работников умственного труда.

«Интеллигенция скорее напоминает монашеский орден или религиозную секту, со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами обычаями…»

Есть в истории русской интеллигенции основное русло - от Белинского, через народников к революционерам наших дней. Думаю, не ошибемся, если в нем народничеству отведем главное место. «Народники так умно рассуждают об основах своей жизни, что кажется, то, на чем они сидят, умнее того, чем они рассуждают о том». Никто, в самом деле, столько не философствовал о призвании интеллигенции, как именно народники. В этот основной поток втекают разные ручьи, ничего общего с народничеством не имеющие, которые говорят о том, что интеллигенция могла бы идти и под другими знаменами, не переставая быть сама собой. Вдумаемся, что объединяет все эти имена: Чаадаева, Белинского, Герцена, Писарева, Короленко - и мы получим ключ к определению русской интеллигенции.

У всех этих людей есть идеал, которому они служат и которому стремятся подчинить всю жизнь: идеал достаточно широкий, включающий и личную этику и общественное поведение; идеал, практически заменяющий религию но по происхождению отличный от нее. Идеал коренится в «идее», в теоретическом мировоззрении, построенном рассудочно и властно прилагаемом к жизни, как ее норма и канон. Эта «идея» не вырастает из самой жизни, из ее иррациональных глубин, как высшее ее рациональное выражение.

Говоря простым языком, русская интеллигенция «идейна» и «беспочвенна». «Идейность есть особый тип рационализма, этически окрашенный. В идее сливается правда-истина и правда-справедливость». Последняя является теоретически производной, но жизненно, несомненно, первенствующей. Этот рационализм весьма далек от подлинной философской ratio. К чистому познанию он предъявляет поистине минимальные требования. Чаще всего он берет готовую систему «истин», и на ней строит идеал личного и общественного поведения.

«Беспочвенность» вытекает уже из нашего понимания идейности, отмежевывая ее от других, органических форм идеализма. Беспочвенность есть отрыв: от быта, от национальной культуры, от национальной религии, от государства, от класса, от всех органически выросших социальных и духовных образований. Конечно, отрыв этот может быть лишь более или менее полным. В пределе отрыв приводит к нигилизму, уже не совместимому ни какой идейностью.

Итак, исходя из выше сказанного, можно подвести интеллигенцию к более точному определению: русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей.

Россия в допетровское время

Для рассмотрения интеллигенции в допетровское время, я решил опираться на исследования Бердяева, так как, на мой взгляд, его мысли наиболее подходящие для описания этого периода.

Русский народ по своей душевной структуре народ восточный. Россия - христианский Восток, который в течение двух столетий подвергался сильному влиянию Запада и в своем верхнем культурном слое ассимилировал всё западные идеи. Историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывность и изменение типа цивилизации. В русской истории, вопреки мнению славянофилов, нельзя найти органического единства. Слишком огромными пространствами приходилось овладевать русскому народу, слишком велики были опасности с Востока, от татарских нашествий, от которых он охранял и Запад, велики были опасности и со стороны самого Запада. Неверно было бы сказать, что Россия страна молодой культуры, недавно еще полу-варварская. В известном смысле Россия страна старой культуры. В киевской России зарождалась культура более высокая, чем в то время на Западе: уже в XIV веке в России была классически-совершенная иконопись и замечательное зодчество. Московская Россия имела очень высокую пластическую культуру с органически целостным стилем, очень выработанные формы быта. Это была восточная культура, культура христианизированного татарского царства. Московская культура вырабатывалась в постоянном противлении латинскому Западу и иноземным обычаям. «Но в Московском царстве очень слаба и не выражена была культура мысли. Московское царство было почти безмысленным и безсловесным, но в нем было достигнуто значительное оформление стихии, был выраженный пластический стиль, которого лишена была Россия петровская, Россия пробудившейся мысли и слова. Россия мыслящая, создавшая великую литературу, искавшая социальной правды, была разорванной и бесстильной, не имела органического единства».

Противоречивость русской души определялась сложностью русской исторической судьбы, столкновением и противоборством в ней восточного и западного элемента. Душа русского народа была формирована православной церковью, она получила чисто религиозную формацию. Но в душе русского народа остался сильный природный элемент, связанный с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины. У русских "природа", стихийная сила, сильнее чем у западных людей, особенно людей самой оформленной латинской культуры. Элемент природно-языческий вошел и в русское христианство. В типе русского человека всегда сталкиваются два элемента - первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру.

После падения Византийской империи, второго Рима, самого большого в мире православного царства, в русском народе пробудилось сознание, что русское, московское царство остается единственным православным царством в мире и что русский народ единственный носитель православной веры. Инок Филофей был выразителем учения о Москве, как Третьем Риме.

Но религиозная идея царства вылилась в форму образования могущественного государства, в котором церковь стала играть служебную роль. Московское православное царство было тоталитарным государством. Иоанн Грозный, который был замечательным теоретиком самодержавной монархии, учил, что царь должен не только управлять государством, но и спасать души.

Когда при патриархе Никоне начались исправления ошибок в богослужебных книгах по греческим образцам и незначительные изменения в обряде, то это вызвало бурный протест народной религиозности. В XVII веке произошло одно из самых важных событий русской истории - религиозный раскол старообрядчества. Ошибочно думать, что религиозный раскол был вызван исключительно обрядоверием русского народа, что в нем борьба шла исключительно по поводу двуперстного и трехперстного знамения креста и мелочей богослужебного обряда. В расколе была и более глубокая историософическая тема. Вопрос шел о том, есть ли русское царство истинно православное царство, т.е. исполняет ли русский народ свое мессианское призвание. Конечно, большую роль тут играла тьма, невежество и суеверие, низкий культурный уровень духовенства и т.п. Но не этим только объясняется такое крупное по своим последствиям событие, как раскол. В народе проснулось подозрение, что православное царство, Третий Рим, повредилось, произошла измена истинной веры, Государственной властью и высшей церковной иерархией овладел антихрист. Народное православие разрывает с церковной иерархией и с государственной властью. Истинное православное царство уходит под землю. С этим связана легенда о Граде Китеже, скрытом под озером. Народ ищет Град Китеж. Возникает острое апокалиптическое сознание в левом крыле раскола, в так называемом беспоповстве. Раскол делается характерным для русской жизни явлением. Так и русская революционная интеллигенция XIX века будет раскольничьей и будет думать, что властью владеет злая сила. И в русском народе и в русской интеллигенции будет искание царства, основанного на правде. В видимом царстве царит неправда. В Московском царстве, сознавшим себя третьим Римом, было смешение царства Христова, царства правды, с идеей могущественного государства, управляющего неправдой. Раскол был обнаружением противоречия, был последствием смешения. Но народное сознание было темным, часто суеверным, в нем христианство было перемешано с язычеством. Раскол нанес первый удар идее Москвы, как Третьего Рима. Он означал неблагополучие русского мессианского сознания. Второй удар был нанесен реформой Петра Великого.

Таким образом, мы видим, что как таковой, интеллигенции в допетровское время, не было, главным тогда было христианство и иконописание.

Развитие русской интеллигенции. Влияние Петра I на судьбу русской интеллигенции

«На весь XVIII век и шире - петербургский период русской истории - ложится одна гигантская тень - Петра Великого - императора-реформатора. И пусть он действовал в том направлении, которое вполне определилось при его отце, пусть его реформы рождены самой логикой исторического развития XVII в....- всё равно нельзя отрицать, что именно Пётр стал создателем новой России». По мнению Федотова, по-настоящему, как широкое общественное течение, интеллигенция рождается с Петром. Конечно, характеристика «беспочвенности» неприменима к титану, поднявшему Россию на своих плечах; да и «идейность» не выражает пафоса его дела - глубоко практического, государственного, коренившегося в исторической почве и одновременно в потребностях исторического дня. Но интеллигенция - детище Петрово, законно взявшее его наследие.

Сейчас мы с ужасом и отвращением думаем о том сплошном кощунстве и надругательстве, каким преломилась в жизни Петровская реформа. Церковь ограблена, поругана, лишена своего главы и независимости. Епископские кафедры раздаются протестантствующим царедворцам, веселым эпикурейцам и блюдолизам. К надругательству над церковью и бытом прибавьте надругательство над русским языком, который на полстолетия превращается в безобразный жаргон. Опозорена святая Москва, ее церкви и дворцы могут разрушаться, пока чухонская деревушка обстраивается немецкими палатами и церквами никому неизвестных, календарных угодников, политическими аллегориями новой Империи. Не будет преувеличением сказать, что весь духовный опыт денационализации России, предпринятый Лениным, бледнеет перед делом Петра.

Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа, переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством и народом - та пропасть, которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX в. Отныне рост одной культуры, импортной, совершается за счет другой - национальной. Школа и книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души.

Значит ли это, что мы отвергаем дело Петра? Империю, созданную им. Где русский гений впервые вышел на пространства всемирной истории, и с какой силой и правом утвердил свое место в мире.

Людям, которые готовы проклясть империю и с легкостью выбросить традиции русского классицизма, венчаемого Пушкиным, следует напомнить одно. Только Петербург расколол пленное русское слово, только он снял печать с уст православия. Для всякого ясно, что не только Пушкин, но и Толстой и Достоевский немыслимы без школы европейского гуманизма, как немыслим он сам без классического предания Греции. Ясно и то, что в Толстом и Достоевском впервые на весь мир прозвучал голос допетровской Руси, христианской и даже, может быть, языческой, как в Хомякове и в новой русской богословской школе впервые, пройдя искус немецкой философии и католической теологии, осознает себя дух русского православия.

Как примирить это с нашей схемой сосуществования. Двух культур? Для всех ясно, что эта схема откровенно «схематична». Действительность много сложнее, и даже в XVIII в. русское барство, особенно в нижних слоях его, много народнее, чем выглядит на старинных портретах и в биографиях вельмож.век затянулся чуть не до дней Екатерины. Обе культуры живут в состоянии интрамолекулярного взаимодействия. Начавшись революционным отрывом от Руси, двухвековая история Петербурга есть история медленного возвращения. Перемежаясь реакциями, но все с большей ясностью и чистотой звучит русская тема в новой культуре, получая водительство к концу XIX в. И это параллельно с неуклонным распадом социально-бытовых устоев древнерусской жизни и выветриванием православно-народного сознания. Органическое единство не достигнуто до конца, что предопределяет культурную разрушительность нашей революции. Ленин, в самом деле, через века откликается Петру, открывая или формулируя отрыв от русской культуры впервые к культуре приобщающихся масс.

Вглядимся в интеллигенцию первого столетия. Для нас она воплощается в сонме теперь уже безымянных публицистов, переводчиков, сатириков, драматургов и поэтов, которые, сплотившись вокруг трона, ведут священную борьбу с «тьмой» народной жизни. Они перекликаются с Вольтерами и Дидеротами, как их венценосная повелительница, или ловят мистические голоса с Запада, прекраснодушествуют, ужасаются рабству, которое их кормит, тирании, которой не видят в позолоченном абсолютизме Екатерины. Над этой толпой возвышаются головы истинных подвижников просвещения, писателей, уже рвущихся к народности, Фонвизиных, Новиковых, масонов. Но что единит их всех, так это культ империи: неподдельный восторг перед самодержавием. Нельзя забыть в оценке русской интеллигенции, что она целое столетие делала общее дело с монархией. Выражаясь упрощенно, она целый век шла с царем против народа, прежде чем пойти против царя и народа (1825-1881) и, наконец, с народом против царя (1905-1917).

С мнением Федотова, я полностью согласен, ведь именно с Петром который открыл окно в Европу, появилась настоящая русская интеллигенция, не похожая на западную, но воспитанная его учением, до Петра, как уже говорилось выше, Россия была религиозной, что сильно мешало породить русскую интеллигенцию.

Первым представителем русской интеллигенции, с точки зрения Бердяева, был Радищев, он предвосхитил и определил ее основные черты. Когда Радищев в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» написал слова: «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала», - русская интеллигенция родилась. Радищев - самое замечательное явление в России XVIII в. У него можно, конечно, открыть влияние Руссо и учение об естественном праве. Он замечателен не оригинальностью мысли, а оригинальностью своей чувствительности, своим стремлением к правде, к справедливости, к свободе. Он был тяжело ранен неправдой крепостного права, был первым его обличителем, был одним из первых русских народников. Он был многими головами выше окружавшей его среды. Он утверждал верховенство совести. «Если бы закон, - говорит он, - или государь, или какая бы то ни было другая власть на земле принуждали тебя к неправде, к нарушению долга совести, то будь непоколебим. Не бойся ни унижения, ни мучений, ни страданий, ни даже самой смерти». Радищев очень сочувствовал французской революции, но он протестует против отсутствия свободы мысли и печати в разгар французской революции. Он проповедует самоограничение потребностей, призывает утешать бедняков. Радищева можно считать родоначальником радикальных революционных течений в русской интеллигенции. Главное у него не благо государства, а благо народа. Судьба его предваряет судьбу революционной интеллигенции: он был приговорен к смертной казни с заменой ссылкой на десять лет в Сибирь. Поистине необыкновенна была восприимчивость и чувствительность русской интеллигенции. Русская мысль всегда будет занята преображением действительности. Познание будет связано с изменением.

Русские в своем творческом порыве ищут совершенной жизни, а не только совершенных произведений. Даже русский романтизм стремился не к отрешенности, а к лучшей действительности. Русские искали в западной мысли прежде всего сил для изменения и преображения собственной неприглядной действительности, искали прежде всего ухода из настоящего. Они находили эти силы в немецкой философской мысли и французской социальной мысли. Пушкин, прочитав «Мертвые души», воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!» Это восклицала вся русская интеллигенция, весь XIX в. И она пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности в идеальную действительность. Этой идеальной действительностью была или допетровская Россия, или Запад, или грядущая революция. Русская эмоциональная революционность определялась этой непереносимостью действительности, ее неправдой и уродством. При этом переоценивалось значение самих политических форм. Интеллигенция была поставлена в трагическое положение между империей и народом. Она восстала против империи во имя народа. Россия к XIX в. сложилась в огромное мужицкое царство, скованное крепостным правом, с самодержавным царем во главе, власть которого опиралась не только на военную силу, но также и на религиозные верования народа, с сильной бюрократией, отделившей стеной царя от народа, с крепостническим дворянством, в средней массе своей очень непросвещенным и самодурным, с небольшим культурным слоем, который легко мог быть разорван и раздавлен. Интеллигенция и была раздавлена между двумя силами - силой царской власти и силой народной стихии. Народная стихия представлялась интеллигенции таинственной силой. Она противополагала себя народу, чувствовала свою вину перед народом и хотела служить народу. Тема «интеллигенция и народ» чисто русская тема, мало понятная Западу. Во вторую половину века интеллигенции, настроенной революционно, пришлось вести почти героическое существование, и это страшно спутало ее сознание, отвернуло ее сознание от многих сторон творческой жизни человека, сделало ее более бедной. Народ безмолвствовал и ждал часа, когда он скажет свое слово. Когда этот час настал, то он оказался гонением на интеллигенцию со стороны революции, которую она почти целое столетие готовила.

Влияние декабристов на развитие Русской интеллигенции

Восстание декабристов 14 декабря 1825 года, почти не заметное событие в политической истории русского государства, но зато в истории русской интеллигенции это событие сыграло огромную переломную роль. В оценке этого тяжелого для обеих сторон разрыва нельзя забывать, что интеллигенция начала XIX в., осталась верной себе и традиции Петра. Не она первая изменяет монархии, монархия изменяет своей просветительной миссии. Перепуг Екатерины, Шешковский, гибель Радищева и Новикова - в этом русская интеллигенция неповинна. Она с ужасом встретила восстание крестьянства при Пугачеве и безропотно смотрела на его подавление.

Декабристы были людьми XVIII в., по всем своим политическим идеям, по своему социальному оптимизму, как и по форме военного заговора, в которую вылилась их революция. Целая пропасть отделяет их от будущих революционеров: они завершители старого века, не зачинатели нового. Вдумываясь в своеобразие их портретов в галерее русской революции, видишь, до чего они, по сравнению с будущим, еще почвенны. Как интеллигенция XVIII в., они тесно связаны со своим классом и с государством. Они живут полной жизнью: культурной, служебной, светской. Они гораздо почвеннее интеллигентов типа Радищева и Новикова, потому что прежде всего офицеры русской армии, люди службы и дела, нередко герои, обвеянные пороховым дымом 12-го года. Их либерализм, как никогда впоследствии, питается национальной идеей.

Неудача их движения невольно преломляется в наших глазах его утопичностью. Ничто не доказывает, что либеральная дворянская власть была большей утопией для России, чем власть реакционно-дворянская. Не нам решать этот вопрос. Против обычного - и в революционных кругах - понимания говорит весь опыт XVIII в.

Крушение западнических идеалов заставляет монархию Николая I ощупью искать исторической почвы. Немецко-бюрократическая по своей природе, власть впервые чеканит формулу реакционного народничества: «православие, самодержавие и народность». Но дух, который вкладывается в эту формулу, менее всего народен.

Это был первый опыт реакционного народничества. С тех пор мы пережили еще русский стиль Александра III и православную романтику Николая II. Нельзя отрицать, что к XX в. познание России делает успехи, но вместе с тем глубокое падение культурного уровня дворца, спускающегося ниже помещичьего дома средней руки, делает невозможным возрождение национального стиля монархии. Она теряет всякое влияние на русское национальное творчество.

Однако нельзя забывать, что именно в Николаевские годы в поместном и служилом дворянстве, как раз накануне его социального крушения, складывается, до известной степени, национальный быт. Уродливый галлицизм преодолевается со времени Отечественной войны, и дворянство ближе подходит к быту, языку, традициям крестьянства. Отсюда возможность подлинно национальной дворянской литературы, отсюда почвенность Аксакова, Лескова, Мельникова, Толстого.

Но не забудем - и это основной, глубокий фон, на котором развертывается новая русская история - что существует церковь, прочнее монархии и прочнее дворянской культуры, церковь, связывающая в живом опыте молитвенного подвига десять столетий в одно, питающая народную стихию, поддерживающая холодно-покровительственное к ней государство,- и что церковь именно в XIX в. обретает свой язык, начинает формулировать догмат и строй православия.

И вот среди этой общей тяги к почвенности, к возвращению на родину зарождается русская интеллигенция новой формации, предельно беспочвенная, отрешенная от действительности. Ее историческая память, как и память царя, подавлена кровью мучеников: Радищевых, Рылеевых. Характерен самый уход из бюрократического Петербурга в опальную Москву, где появляются новые добровольные изгнанники: юные, даровитые, полные духовного горения,- но почти все обескровленные. С пламенностью религиозной веры, какой мы не видим у просветителей старого времени и в которой улавливаются отражения религиозной реакции Запада, юные философы утверждаются на Шеллинге, на Гегеле, как на камне вселенской церкви.

«От Шеллинга и Германии к России и православию - таков «царский путь» русской мысли». Если он оказался узкой заросшей тропинкой, виной был политический вывих русской жизни. Бурное разложение дворянской России требовало творческого руководительства власти. Монархия, поглощенная идеей самосохранения, становится тормозом, и политически активные силы, которые некогда окружали Петра, теперь готовятся к борьбе с династией. А в этой борьбе славянофилы не вожди и не попутчики. Их мир действительности, по которому они тоскуют,- в романтическом прошлом, в Руси небывалой; от России реальной их отделяет анархическое неприятие государства. В этом их право на место в истории русской интеллигенции. Но поскольку они находят или осмысливают для себя Церковь, они приобретают, в свернутом состоянии, всю Россию, прошлую и настоящую,- ту, которая уже уходит, но не ту, что рождается в грозе и буре. Утверждаясь на ней, они уходят от русской интеллигенции, которая, однако, любовно хранит память о них, почитая своими.

Шестидесятники

Вполне мыслимо было бы выводить родословную семидесятников непосредственно от людей 40-х годов: представить Белинского и Герцена спускающимися и народ и концентрирующими в социализме свою политическую веру. Но русская жизнь смеется над эволюцией и обрубает ее иной раз только для того, чтобы снова завязать порванную нить. Таким издевательством истории было вторжение шестидесятников.

Отрыв шестидесятников от почвы настолько резок что перед их отрицанием отходит на задний план идейность, и на сцену на короткий момент выступает чистый «нигилист».

По-видимому, нигилизм 60-х годов жизненно в достаточной мере отвратителен. В беспорядочной жизни коммун, в цинизме личных отношений, в утверждении голого эгоизма и антисоциальности, как и в необычайно жалком, оголенном мышлении - чудится какая-то бесовская гримаса: предел падения русской души. По крайней мере, русские художники всех направлений, от Тургенева до Лескова, от Гончарова до Достоевского, содрогнулись перед нигилистом.

В анархизме 60-х годов еще нет политической концентрации воли. Поскольку он отрицает царизм, он становится родоначальником русской революции. И в историю ее он вписывает самую мрачную страницу. «Бесы» Достоевского родились именно из опыта 60-х годов; по отношению к 70-м они являются несправедливой ложью. 60-е годы: это интернационал Бакунина, гимны топору, идеализация Разиновщины и Пугачевщины. Это второе по времени освобождение «бесов», скованных веригами православия. Всякий раз взрыв связан с отрывом от православной почвы новых слоев: дворянства с Петром, разночинцев с Чернышевским, крестьянства с Лениным. И вдруг этот бесовский маскарад, без всяких видимых оснований, обрывается в начале нового десятилетия. 1870 год - год исхода в народ - народничество.

Народничество - идеология <#"justify">Революция и интеллигенция

Люди 40-х годов и народники 70-х представляют крайние вершины русского интеллигентского сознания. Дальше начинается распад этого социологического типа, идущий по двум линиям: понижения идейности, возрастания почвенности. Русская интеллигенция агонизирует долго и бурно: она истекает кровью и настоящей, не умозрительной уже, народной революции. Интеллигенция принадлежит к тем социальным образованиям, для которых успех губителен; они до конца и без остатка растворяются в совершенном деле. Дело интеллигенции - европеизация России, заостренная, со второй половины XIX в., в революции. Победы революции наносят поэтому интеллигенции тяжкие раны. Вот даты их: 1 марта 1881 г., 17 октября 1905 г., 25 октября 1917 г. Из них уже первая смертельна.

«Жизнь интеллигенции этих десятилетий, расплющенной между молотом монархии и наковальней народа, ужасна. Она смыкает свои бездейственные ряды в подобие церкви, построенной на крови мучеников».

Новых идей до появления на сцену марксизма не поступает. Кодекс общественной этики вырабатывает мелочную систему запретительных норм, необходимых, чтобы сохранить дистанцию перед врагом, с которым нет сил бороться. Враг этот откровенно - русское государство и его власть. Умственный консерватизм навсегда остается главным признаком идейно-чистой, пассивно-стойкой русской интеллигенции в ее основном, либерально-народническом русле.

Для России и эта формация людей не бесплодна. Вытесненные из политической борьбы, они уходят в будничную культурную работу. Это прекрасные статистики, строители шоссейных дорог, школ и больниц. Вся земская Россия создана ими. Ими, главным образом держится общественная организация, запускаемая обленившейся, упадочной бюрократией. В гуще жизненной работы они понемногу выигрывают в почвенности, теряя в «идейности». Однако, остаются до конца, до войны 1914 г., в лице самых патриархальных и почтенных своих старцев, безбожниками и анархистами.

Появление марксизма в 90-х годах было настоящей бурей в стоячих водах. Оно имело освежающее, озонирующее значение. В марксизме недаром получают крещение все новые направления - даже консервативные - русской политической мысли. Это тоже импорт, разумеется,- в большей мере, чем русское народничество, имеющее старую русскую традицию. Но в научных основах русского марксизма были моменты здорового реализма, помогшие связать интеллигентскую мысль с реальными силами страны.

К 1905 г. все угнетенные народности царской России шлют в революцию свою молодежь, сообщая ей «имперский» характер.

Революция 1905 г. была уже народным, хотя и не очень глубоким, взрывом. И в удаче и в неудаче своей она оказалась гибельной для интеллигенции. Разгром революционной армии Столыпиным вызвал в ее рядах глубокую деморализацию. Она была уже не та, что в 80-е годы: не пройдя аскетической школы, новое поколение переживало революцию не жертвенно, а стихийно. Оно отдавалось священному безумию, в котором испепелило себя.

После 17 октября 1905 г. перед интеллигенцией уже не стояло мрачной твердыни самодержавия. Старый режим треснул, но вместе с ним и интегральная идея освобождения. За что бороться: за ответственное министерство? за всеобщее избирательное право? За эти вещи не умирают. Государственная Дума пародировала парламентаризм и отбивала, морально и эстетически, вкус к политике. И царская и оппозиционная Россия тонула в грязи коррупции и пошлости. Это была смерть политического идеализма.

И в те же самые годы мощно росла буржуазная Россия, строилась, развивала хозяйственные силы и вовлекала интеллигенцию в рациональное и европейское, и в то же время национальное и почвенное дело строительства новой России. Буржуазия крепла и давала кров и приют мощной русской культуре. Самое главное, быть может: лучшие силы интеллигентского общества были впитаны православным возрождением, которое подготовлялось и в школе эстетического символизма и в школе революционной жертвенности.

За восемь лет, протекших между 1906 г. и 1914 г., интеллигенция растаяла почти бесследно. Ее кумиры, ее журналы были отодвинуты в самый задний угол литературы и отданы на всеобщее посмешище. Сама она, не имея сил на отлучение, на ритуальную чистоту, раскрывает свои двери для всякого, кто снисходительно соглашается сесть за один стол с ней временным гостем. В ее рядах уж преобладают старики. Молодежь схлынула, вербующая сила ее идей ничтожна.

Заключение

«Русский человек склонен все переживать трансцендентно, а не имманентно. И это легко может быть рабским состоянием духа. Во всяком случае это - показатель недостаточной духовной возмужалости. Русская интеллигенция в огромной массе своей никогда не сознавала себе имманентным государство, церковь, отечество, высшую духовную жизнь. Все эти ценности представлялись ей трансцендентно-далекими и вызывали в ней враждебное чувство, как что-то чуждое и насилующее. Никогда русская интеллигенция не переживала истории и исторической судьбы как имманентной себе, как своего собственного дела и потому вела процесс против истории, как против совершающегося над ней насилия. Трансцендентные переживания в массе народной сопровождались чувством религиозного благоговения и покорности. Тогда возможно было существование Великой России. Но это трансцендентное переживание не перешло в имманентное переживание святыни и ценности».

Подведем итог работы. Понятие интеллигенция русское и не имеет аналогов в других языка. Конечно есть и понятие интеллектуал, однако оно имеет совершенно другое значение. Принадлежать к классу интеллектуалов могут люди получившие высшее образование. Занимаются они преимущественно умственным трудом.

Интеллигент понятие более широкое, зародившееся в Росси.

Интеллигент обладает всегда независимым мнением, набором нравственных и морально этических установок. Интеллигенция, вобрала в себя исключительную черту русского народа - доверчивость. Она впитывала в себя все, что предлагал ей Запад, не разбираясь и не сопоставляя с тем, нужны ли вообще эти европейские идеалы русскому народу. Ведь он имел за своими плечами, на момент зарождения интеллигенции многовековую историю, со своими уникальными обычаями и традциями, укладом жизни и так далее. Не хотел он принимать европейскую культуру. Это неизбежно приводит к разрыву между интеллигенцией и простым русским народом. Пропитываясь идеалами запада интеллигенция отторгается сначала от народа, затем от власти, затем от власти и от народа.

Сегодняшняя духовно-практическая ситуация во многом близка к ситуации начала 19 века, но оглядываясь на исторический путь нашей страны, который во многом был определен русской интеллигенций, сейчас мы видим их ошибки. И уже по-другому будем принимать решения, что б ни повторить тех же оплошностей. Но обвинять в том, что случилось, было бы по крайне мере глупо и неблагодарно. Потому как они преследовали самые высокие цели, они хотели лучшего для своей страны, своего народа. Возможна та слепая любовь, которой они любили Россию, не дала им дальновидности. Были среди русской интеллигенции люди предвидевшие необратимые трагичные последствия, но основная масса русской интеллигенции, в силу различных причин не смогла этого разглядеть и принять то, что смогли увидеть другие.

С.Л.Франк писал: «Подводя итоги сказанному, мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия... Все отношение интеллигенции к политике, ее фанатизм и нетерпимость, ее непрактичность и неумелость в политической деятельности, ее невыносимая склонность к фракционным раздорам, отсутствие у нее государственного смысла - все это вытекает из монашески-религиозного ее духа, из того, что для нее политическая деятельность имеет целью не столько провести в жизнь какую-либо объективно полезную, в мирском смысле, реформу, сколько истребить врагов веры и насильственно обратить мир в свою веру». Понятно, что речь не идет ни о злонамеренности, ни о бескрылом прагматизме обывателя. Это видно хотя бы из того, что раз за разом, добиваясь своих целей, интеллигенция «вдруг» обнаруживает, что то многое, что она критиковала в государстве, чем была недовольна, - исчезло. Но... от этого самой интеллигенции, во всяком случае, ее большей части, стало только хуже. Так было в 1917 г., так было и в 1991 г. Так было и будет до тех пор, пока интеллигенция сама не то что поймет, а прочувствует, что, прежде всего в ее интересах - сильное русское государство, сильные государственные институты. Что сильное государство - это такая ценность, по сравнению с которой оказываются второстепенными, а то и ничтожными многие западнические утопии «нигилистической религии земного благополучия». Если бы наша интеллигенция прислушалась к государственному чувству крестьян и рабочих, офицеров и православных священников, если бы она вспомнила свои культурные корни, то многое сегодня бы изменилось. Народ не должен привыкать к царскому лицу, как обыкновенному явлению. Расправа полицейская должна одна вмешиваться в волнения площади, - и царский голос не должен угрожать ни картечью, ни кнутом. Царь не должен сближаться лично с народом. Чернь перестает скоро бояться таинственной власти... (А.С.Пушкин)

Список используемой литературы

Г. П. Федотов, I т., Лицо России. Статьи 1918 - 1930. 2-е издание. YMCA-PRESS, Paris, 1988.

Н. А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М: Наука, 1990.

Н. А. Бердяев. Смысл истории. М.: Мысль, 1990.

Н. А. Бердяев. Духовные основы русской революции. M., -Литepaтypнaя yчeбa, 1990. Kн, 2. C, 123 - 139.

.«Вехи»: Сборник статей о русской интеллигенции. М. 1909 г. #"justify">.Интеллигенция в России: Сборник статей о русской интеллигенции в ответ «Вехам». 1910 год.

С. Л. Франк. Этика нигилизма. #"justify">.И. В. Кондаков. Культура России. #"justify">.А. И. Солженицын. Образованщина. #"justify">.Иванов - Разумник. История русской общественной мысли. #"justify">.Д.Н. Овсянниково-Куликовский. Психология русской интеллигенции. #"justify">.В. Кормер:Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура. #"justify">.Л. Люкс. «Летопись триумфального поражения».

.#"justify">.В.П. Бажов: «Интеллигенция: вопросы и ответы». http://www.istorya.ru/referat/5980/1.php

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

интеллигенция русский феномен

Русская интеллигенция представляет собой специфически русский культурный феномен. Это явление типичное для русской культуры -- действительно, здесь как в фокусе сосредоточены едва ли не наиболее характерные ее особенности. Феномен интеллигенции трудно определить -- в частности, трудно выделить характерные черты, определяющие поведение интеллигента, -- поскольку сама интеллигенция не стремится определиться как социальная группа: она скорее стремится определить свое отношение к другим социальным явлениям. Поэтому она находится в зависимости от этих явлений (которым она себя противопоставляет или на которые, напротив, ориентируется). Но явления эти не стабильны, их содержание, в свою очередь, находится в определенной зависимости от историко-культурного контекста, и это отражается на содержании понятия интеллигенции.

Таким образом, интеллигенция не столько характеризуется какими-то самостоятельными и имманентными признаками (которые позволили бы констатировать наличие или отсутствие данного явления вне зависимости от историко-культурного контекста), сколько противопоставленностью другим социальным явлениям. Интеллигенция прежде всего осмысляет себя в отношении к власти (в частности, к царю как олицетворению власти) и к народу. Отношение к власти и к народу определяет, так сказать, координаты семантического пространства, положительный и отрицательный полюсы: интеллигенция противопоставляет себя власти, и она служит народу (которому она, тем самым, фактически также себя противопоставляет). При этом и понятие власти (в частности, представление о монархе), и понятие народа с течением времени могут менять свое содержание, на разных исторических этапах они могут приобретать совершенно различный смысл -- и это, естественно, отражается на поведении интеллигенции; тем не менее, сама противопоставленность, сама структура отношений -- сохраняется.

Одним из фундаментальных признаков русской интеллигенции является ее принципиальная оппозиционность к доминирующим в социуме институтам. Эта оппозиционность прежде всего проявляется в отношении к политическому режиму, к религиозным и идеологическим установкам, но она может распространяться также на этические нормы и правила поведения и т. п. При изменении этих стандартов меняется характер и направленность, но не качество этой оппозиционности. Именно традиция оппозиции, противостояния объединяет интеллигенцию разных поколений: интеллигенция всегда против -- прежде всего она против власти и разного рода деспотизма, доминации. Соответственно, например, русская интеллигенция -- атеистична в религиозном обществе (как это было в императорской России) и религиозна в обществе атеистичном (как это было в Советском Союзе). В этом, вообще говоря, слабость русской интеллигенции как идеологического движения: ее объединяет не столько идеологическая программа, сколько традиция противостояния, т. е. не позитивные, а негативные признаки. В результате, находясь в оппозиции к доминирующим в социуме институтам, она, в сущности, находится в зависимости от них: при изменении стандартов меняется характер оппозиционности, конкретные формы ее проявления. По этому поводу очень интересна статья Серджо Бертолисси (Неаполь) "Три лика русской интеллигенции: Радищев, Чаадаев, Сахаров", в которой автор на примере трех образованных людей разных веков (18-20 века) рассматривает основную особенность русской интеллигенции - её оппозицию власти, существующему строю. Алексея Николаевича Радищева автор считает, по сути, первым представителем русской интеллигенции, который довольно резко попытался критиковать власть, строй. В своем знаменитом произведении "Путешествии из Петербурга в Москву" Радищев, по мнению автора статьи, "рисует широкую и последовательную критическую картину. Упор здесь делается не на сатиру, а на анализ ситуации, ответственность за которую возлагается на деспотическую власть". Радищев критиковал и крепостное право. Серджо Бертолисси говорит о том, что критика и идеи Радищева способствовали реформам Александра Первого (хоть и недостаточно активных). Однако я абсолютно не согласна с автором статьи, который утверждает, что только события 1812 года послужили "к расцвету дотоле весьма слабых патриотических чувств". Что значит "весьма слабых"? Как бы то ни было, характеризуя российский характер, часто говорят именно о патриотизме. Это прослеживается задолго до 1812 года.

Петра Яковлевича Чаадаева автор статьи считает "наиболее полным воплощением всех свойств русского интеллигента той эпохи". Чаадаев говорил о том, что Россия ничего не дала Европе и ничего не взяла. В общем, это тоже критика власти, режима.

Дальше автор статьи пишет, что такой феномен как "интеллигенция" начинает заменяться понятием "диссидентство". Советская власть растит интеллектуальную элиту, а не оппозицию себе. Но особое место в этом занимает Андрей Дмитриевич Сахаров. Автор статьи считает, что Андрей Дмитриевич один из тех, кто "пытался сформулировать новые идеи, которые отвечали бы требованиям изменившейся действительности и позволяли бы заглянуть в будущее". Сахаров говорил, что человеку необходимо дать свободу к получению полной информации, непредвзятого отношения. Он был, если хотите, ученым гуманистом, ставившим на первый план гражданские права и свободы человека. Он был не против страны, он был против войны и гонки вооружения.

В общем, можно отметить, что интеллигенция, неважно в какой исторический период, чаще всего указывала на проблемы в стране. Пыталась также определить пути решения этих проблем.