Тема урока: «А.А. Блок. Поэма "Двенадцать"». Эта поэма являлась самым спорным произведением автора.

Для Блока революция - это способ переворота, который «расплавит старый мир». Поэма «Двенадцать» - это то, что услышал Блок в революции. К В. Мочульский (исследователь творчества Блока) сказал: « Темная ночь революции, двенадцать разбойников, кровавая расправа, грабежи и убийства, «гул крушения старого мира», и все же это «гимн к радости»; звуки, ритмы поэмы пьяны хмелем свободы, разнузданны и безудержны, как взбунтовавшаяся стихия».

В. Маяковский спросил мнение Блока о революции, тот ответил, что нравится, только библиотеку сожгли. Блока потрясают смерти Шингарева и Ф. Кокошкина.

Поэт пишет: «Внутри все дрожит». Именно в это день он начал писать поэму «Двенадцать».

Уж я ножичком

Полосну, полосну!..

Рис. 2. Иллюстрация к поэме «Двенадцать» ()

Так начинается поэма.

Александр Блок в своей поэме «Двенадцать» обозначил три основные силы, три мира. Три, а не два, как это можно было бы предполагать. Наряду с героями «страшного» и «старого» мира и красногвардейцами есть ещё одна сила, светлая и чистая, воплощённая в образе Иисуса Христа. Мы видим, что отношение Блока к революции и рождению нового мира далеко не однозначно.

Блок вскрывает в поэме страшную правду «очистительной силы революции»: антигуманность, всеобщую озлобленность, проявление в человеке низостей и пороков. Как следствие - потеря чистых человеческих чувств и «имени святого», ненависть и кровь.

Автор не стремится надеть на головы красногвардейцев «венчики из роз», а, напротив, прикрепляет им на спину «бубновый туз» - знак каторжников. Но в то же время Блок не торопится обвинять их во всех грехах людских, подчёркивая негативное влияние «старого» мира с его бесчеловечной моралью: прав тот, у кого власть.

В поэме «Двенадцать» как отражение трёх сил мы наблюдаем триединство неба, ветра и земли. Каждая из этих составляющих имеет свой символ и цвет. Небо бело от отражающегося в нём снега, а Иисус Христос - символ этой небесной чистоты. Земля «окрашена» в чёрный цвет, цвет «страшного» мира, и воплощение чёрного - буржуй, «дама в каракуле», «писатель-вития», поп. А вот красный цвет - это ветер революции, он «крутит подолы, прохожих косит».

Сравнение старой, дореволюционной России со старым «шелудивым» псом не случайно. Незадолго до написания поэмы Блок обращался к гётевскому «Фаусту». Фауст перед явлением ему дьявола подобрал на улице чёрного пуделя. (Это олицетворение сатаны неоднократно встречается в произведениях как зарубежных, так и русских писателей.) Видимо, этот гётевский пудель и стал прототипом «шелудивого пса», а вместе с ним и всего «старого» и «страшного» мира.

Что же касается образа «двенадцати», то тут мнения исследователей творчества Блока расходятся: одни сравнивают пикет красногвардейцев с двенадцатью апостолами Христа, другие - с двенадцатью разбойниками атамана Кудеяра из поэмы Н.А. Некрасова. Сам Блок говорил, что ему просто понравилось это число, к тому же пикет красногвардейцев изначально состоял из двенадцати человек. Двенадцать красногвардейцев уверенным, ничем и никем не сбиваемым шагом идут по городу. Они вполне слились с кровавым вихрем революции. Разброда и шатания в своих рядах они не потерпят. После убийства Катьки Петруха неловко, но честно, по-человечески раскаивается в содеянном и обращается к товарищам за помощью. Однако его раскаяние вызывает в товарищах сначала жалость, а потом и вовсе злобу и ожесточение:

И замыкается круг: свобода, данная революцией, породила ещё более страшный мир. Теперь людей, слившихся в кроваво-красном вихре, трудно остановить (если вообще это возможно), потому что они мстят за своё прошлое всем подряд. Вот где чётко прослеживается их крепкая связь со «страшным» миром, пёс «шелудивый» никак не отстаёт.

Но вот в этом круге появляется кто-то, кого сначала принимают за врага. Пока он не виден, призрачен. И только в самом финале поэмы этот кто-то предстанет перед всеми в образе Христа. Но до этого момента неясно, кто возьмёт в руки флаг революции и поведёт людей дальше: Бог или дьявол. И, беря в руки кровавый флаг, Христос Спаситель возлагает на Себя грехи революции и выводит заблудших из мрака и кровопролития.

Все три силы, как в панораме, проходят перед нами в финале поэмы: впереди «в белом венчике из роз» Иисус Христос, за Ним «идут державным шагом» двенадцать красногвардейцев, «позади - голодный пёс». Но идёт Христос не по земле, а «нежной поступью надвьюжной».

Именно в образе Христа, «с кровавым флагом» в руках, «нежной поступью надвьюжной» увлекающего за Собой грешных людей, и воплотил Блок и своё ожидание революции, и свою веру в её очистительную силу, и своё разочарование в ней, и обретение новой веры - веры в нравственное перерождение людей: через любовь и прощение возродится человек к новой жизни.

Поэма открывается картиной зимнего, тревожно настороженного Петрограда, по которому проносится ветер - злой, веселый, беспощадный. Наконец-то он вырвался на волю и может вдосталь погулять на просторе!.. Он сейчас истинный хозяин этих площадей, улиц, закоулков, он завивает вихри белого снега, и прохожим так трудно, а то и невозможно устоять под его порывами и ударами, под его неистовым натиском. Это ветер в самом прямом и буквальном смысле слова, но он же является и символом разгулявшейся и беспощадной стихии, в которой для поэта воплощается дух революции, ее грозная и прекрасная музыка. Горе тем, кто захочет противиться ей и снова загнать ее в подполье: он погибнет в ее неукротимом потоке, - и создателя «Двенадцати» мы видим в поэме как восторженного певца неукротимой стихии. Напрасно пытаются приверженцы прошлого склеить обломки разбитого вдребезги, бороться с разбушевавшейся вьюгой - их потуги нелепы и смешны, ибо нет такой силы в мире, которая могла бы повернуть колесо истории вспять, на старую, уже до конца пройденную колею!

Образы людей, оказавшихся полными банкротами, глухими к величавому и грозному гулу потока революции, выведены в поэме с огромной сатирической силой. Здесь художник разоблачает все их убожество, бессилие, их растерянность перед лицом небывалых исторических событий, все, что делает невероятно нелепыми и смешными их претензии на то, чтобы остаться «хозяевами жизни», теми «властителями дум», какими они дотоле воображали себя.

Пусть они темны и невежественны, пусть их руки в крови и грязи и сами они еще не сознают до конца всей высоты и святости своего подвига, своего великого дела, но они неуклонно и беззаветно служат ему; что бы они ни думали, о чем бы ни говорили, чем бы ни были сейчас заняты или развлечены - они все равно неизменно и неизбежно возвращаются к мысли о нем, тревожатся о нем и, как грохот бурного и неукротимого потока, оно врывается в их разговоры, покрывая все другие звучания, не дает отвлечься ни на минуту, ибо и сами «двенадцать» целиком захвачены пылом и пафосом борьбы с «неугомонным врагом».

Рис. 3. Катька из поэмы «Двенадцать» ()

Вот почему их разговор о Катьке, об изменившем им солдате Ваньке, не отличающийся излишней пристойностью, сменяется ружейной пальбой («Тра-та-та!»), снова напоминающей о том самом главном, ради чего «наши ребята», герои поэмы, пошли «в красной гвардии служить»:

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь -

В кондовую,

В избяную,

В толстозадую!

Теперь пришла пора разделаться со всеми старыми порядками, со смирением, с покорностью, «святостью», с духом непротивления злу - именно в него готовы «пальнуть пулей» герои Блока. Они ясно осознают, что многим из них не пережить тех событий, которые ныне сотрясают весь мир, - вот почему их разговор, начатый с самых бытовых и даже низменных предметов, приобретает совсем иной характер; в него неизбежно врываются мотивы широчайшего общественного масштаба, в нем звучат воззвания, обращенные ко всему трудовому народу, впервые в мире взявшему власть в свои руки:

Революционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

Эти призывы, приказы, лозунги, подхваченные и затверженные, словно строки нерушимого и святого завета, миллионами людей труда, сменяются проникновенными, лирически взволнованными размышлениями поэта о судьбах «двенадцати», - да и не только о них, но и обо всех тех, кто своей кровью и своей жизнью готов защищать великие завоевания революции:

Как пошли наши ребята

В красной гвардии служить -

В красной гвардии служить -

Буйну голову сложить!

Герои поэмы идут в бой за революцию «без имени святого», и их присказка - это «эх, эх, без креста!»; они безбожники, у которых насмешку вызывает даже одно лишь упоминание о Христе, о «спасе»:

Ох, пурга какая, спасе!

Петька! Эй, не завирайся!

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

И все же то дело, которое они вершат, не жалея своей крови и самой жизни, ради будущего всего человечества, право и свято. Вот почему невидимый красногвардейцами бог - в согласии с воззрениями Блока - все же с ними, и во главе их поэт видит одну из ипостасей божества - бога-сына:

В белом венчике из роз -

Впереди - Исус Христос.

поступью надвьюжной».

Рис. 4. Образ Христа ()

Именно в образе Христа,

Если «страшный мир» являлся в глазах поэта воплощением зла, тонул в «демоническом мраке», то, значит, силы противостоящие ему и разрушающие его, не могут не быть в конце концов добрыми, светлыми, святыми, как бы ни была неприглядна та или иная их видимость; вот почему поэт говорит не просто о злобе, кипящей в груди героев его поэмы, но о «святой злобе», - а воплощением святости в глазах Блока являлся образ Христа, каким поэт и стремился «освятить» революцию.

Христос в поэме Блока - это заступник всех угнетенных и обездоленных, всех, кто был некогда «загнан и забит», несущий с собою «не мир, но меч» и пришедший для того, чтобы покарать их притеснителей и угнетателей. Этот Христос-воплощение самой справедливости, находящей свое высшее выражение в революционных чаяниях и деяниях народа, - какими бы суровыми и даже жестокими ни выглядели они в глазах иного сентиментально настроенного человека. Вот тот Христос, с которым, сами того не ведая, идут красногвардейцы, герои поэмы Блока. Конечно, такая трактовка вопросов морали вызвана идеалистическими предрассудками поэта, - но и их следует принять во внимание, если мы хотим уяснить образ, завершающий его поэму.

Рис. 5. Иллюстрация к поэме «Двенадцать» ()

Все действие поэмы стремительно развивается, словно подгоняемое порывами неукротимой бури, и образ вьюги, пурги, метели, безудержно разгулявшейся стихии словно бы обрамляет здесь все события - от начала до торжественного их завершения; ее гул, ее посвист, ее вой и составляют грозный хор, сопровождающий все перипетии трагедии, происходящей на наших глазах «на всем божьем свете». Неукротимый ветер врывается в поэму, окрыляет или сбивает с ног ее героев, становится одним из самых активных персонажей, - и словно бы именно этим «нестройным вихрем» определяется строй поэмы, ее характер - страстный, порывистый, безудержный, сметающий любой заранее заданный предел и самым неожиданным образом изменяющий течение повествования. Это по-своему откликается в звучании стиха - раскованного, свободного, необычайно смелого, разговорно-непринужденного, чуждого каким бы то ни было заранее установленным канонам и размерам; поэт готов использовать или отбросить любой из них - лишь бы это соответствовало правде живого, непосредственного и постоянно меняющегося чувства; так стихия ветра становится и стихией самой поэмы.

Поэма поразительна такою внутренней широтой, словно вся разгневанно бушующая, только что порвавшая вековые путы, омытая кровью Россия вместилась на ее страницах - со своими стремлениями, раздумьями, героическими порывами в неоглядную даль, эта Россия-буря, Россия-революция, Россия - новая надежда всего человечества - вот та героиня Блока, могущество которой придает огромное значение его поэме.

Таким высоким был творческий подъем, переживаемый поэтом, что еще не успели просохнуть черновики поэмы «Двенадцать», а он уже писал необычайно значительное - по своей остроте и злободневности - стихотворение «Скифы», в котором самым прихотливым и противоречивым образом сочетались и острое чувство современности, заставляющее поэта бросать вызов европейской буржуазии, видевшей в Октябрьской революции смертельную угрозу для себя, и явно идеалистические, издавна присущие поэту предрассудки; стихотворение Блока носит на себе печать воззрений В. Соловьева на Россию, как «щит» между Востоком и Западом, и поэт говорит, обращаясь к своим современникам-европейцам:

Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы, -

С раскосыми и жадными очами!

Поэт уверяет: если Европа не откликнется на призыв его «варварской лиры», приглашающей ее «на братский пир труда и мира», тогда она будет иметь дело «с монгольской дикою ордою», которая ничего не оставит от ее Пестумов, от ее многовековой культуры, от самого ее существования. Вместе с тем поэт настойчиво и неотступно обращался к народам западноевропейских стран, господствующие классы которых уже замышляли походы против революции, с вдохновенным и великодушным призывом:

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно - старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем - братья!

Но на приглашение на «пир труда и мира» правительства западноевропейских стран ответили активной поддержкой белогвардейских полчищ, контрреволюционных восстаний, усиленной подготовкой к интервенции, которая и была вскоре осуществлена ими в огромных масштабах, развернулась от Черного моря до Белого, от Балтики до Тихого океана, на фронтах протяженностью во многие и многие тысячи верст.

Здесь важно подчеркнуть, что поэт, по-своему, со своих позиций поддерживая мирную политику и мирную инициативу большевиков, приходил к верному выводу: правда - с большевиками, с войной надо кончать, а те, кто хочет вести войну «до победного конца», - это и поистине люди, «опозорившие себя», «изолгавшиеся», недостойные звания человека (говоря словами самого поэта).

29 января 1918 года Блок пишет « Сегодня я - гений». Но после этого он перестал слушать «музыку революции».

Поэма «Двенадцать» формально не входит в блоковскую «трилогию», но, связанная с ней многими нитями, она стала новой и высшей ступенью его творческого пути. «…Поэма написана в ту исключительную и всегда короткую пору, когда проносящийся революционный циклон производит бурю во всех морях - природы, жизни и искусства». Вот эта «буря во всех морях» и нашла свое сгущенной выражение в поэме. Все ее действие развертывается на фоне разгулявшихся природных стихий. Но основа содержания этого произведения - «буря» в море жизни.

Поэма Блока «Двенадцать» в восприятии современников Блока. Строя сюжет поэмы, Блок широко использует прием контраста.

«Поэма произвела целую бурю: два течения, одно восторженно-сочувственное, другое - враждебно-злобствующее - боролись вокруг этого произведения...» - сообщает биограф поэта М. А Бекетова («Александр Блок», 1922, стр. 256), и буря, вызванная этой поэмой, не затихала целые годы.

Рис. 6. К.М. Садовская. Фото 1900-х. ()

Даже из воспоминаний наиболее озлобленных врагов и клеветников поэта (не говоря уже о других источниках!) явствует, что поэма «Двенадцать» превратилась в событие огромного масштаба и ее строки в годы гражданской войны стали плакатами, полотнищами, лозунгами, поднимавшимися над демонстрациями, видневшимися на мчащихся к фронтам поездах - и с ними солдаты Красной Армии шли на борьбу с белогвардейцами и интервентами.

«Звонил Есенин, рассказывал о вчерашнем «утре России» в Тенишевском зале, Гизетти и толпа кричали по адресу его, А. Белого и моему - «изменники». Не подают руки. Кадеты и Мережковские злятся на меня страшно...»

После появления «Двенадцати» и статьи «Интеллигенция и Революция», вызвавших невероятную ярость в стане контрреволюции, к которому примкнули и многие писатели-витии», он мог решительно и спокойно сказать по их адресу:

«Господа, вы никогда не знали России и никогда ее не любили!

Правда глаза колет».

Здесь под правдой Блок подразумевал все горькое, резкое, беспощадное, что брошено им в лицо тем людям, которые еще так недавно рядились в тогу глашатаев и «пророков» революции, а ныне яростно поносили ее на всех углах и перекрестках.

Составить цитатный план.

Список литературы

1. Чалмаев В.А., Зинин С.А. Русская литература ХХ века.: Учебник для 11 класса: В 2 ч. - 5 -е изд. - М.: ООО 2ТИД « Русское слово - РС», 2008.

2. Агеносов В.В. Русская литература 20 века. Методическое пособие М. «Дрофа», 2002

3. Русская литература 20 века. Учебное пособие для поступающих в вузы М. уч.-науч. Центр «Московский лицей»,1995.

А. Блок (коллекция материала) ().

Пб., Алконост, 1918. 88 с. c ил. Тираж 300 нумерованных экземпляров. В издательской обложке. 32x25 см. Показывая распадающийся старый мир, стихию революции, Анненков использует принцип монтажа, свободного соединения отдельных реалий быта, деталей и частей изображения. Редкость!

Издание поэмы "Двенадцать" с иллюстрациями.

(Воспоминания С. Алянского)

Первые издательские успехи "Алконоста" вскружили мне голову; я решил, что настало время после небольших книжечек приняться за издание более сложных книг. Первой такой книгой мне хотелось выпустить поэму Блока "Двенадцать" с иллюстрациями. Чем больше я вчитывался в текст поэмы, тем сложнее казалась мне задача иллюстрирования ее. Только жанровые сцены в поэме могли бы быть благодарным материалом для иллюстрирования, но ведь сцены эти сами служат иллюстрациями в поэме, а вот как передать поэтический и музыкальный строй "Двенадцати"? Как быть с Христом – образом отвлеченным, туманным, непонятным? ... В тот вечер в доме на Офицерской улице – как-то само собою вышло – я рассказал о своем намерении издать поэму "Двенадцать" с иллюстрациями, рассказал и о своих сомнениях.

– А какого художника, думаете, вы привлечь к этой работе?

Узнав о том, что я думал о художнике Анненкове, Блок спросил:

– Вы думаете, он подходит для этой работы?


Я откровенно признался, что других художников не знаю. Однако, чтобы успокоить Блока, я предложил сделать на пробу несколько эскизов и в зависимости от качества этих эскизов будем решать, поручить ли иллюстрации Анненкову или искать другого художника. Блок улыбнулся. Мне показалось, что он подумал: "Странный человек это Алянский – знает одного-единственного художника, и этого знает только потому, что учился с ним в гимназии, и только на этом основании он готов поручить ему иллюстрации к "Двенадцати".

– Ну что ж, попробуем, – сказал Александр Александрович.


Первые эскизы Анненкова меня озадачили. Передо мною лежали непонятные кубические значки. Художник по моему лицу понял, то его эскизы разочаровали меня, и, когда я прямо об этом ему сказал и добавил, что не могу их показать Блоку, он попросил дать ему еще время, чтобы подумать и еще поработать. Примерно к середине августа новые эскизы были доведены до такого состояния, что я решился показать их Блоку. Не скрою, я очень волновался, направляясь с эскизами к поэту: я почему-то думал, что он предубежден против Анненкова, не верит в него и обязательно забракует его работу. Вопреки моему предчувствию, Александр Александрович с интересом рассматривал рисунки. Сразу ему понравились два рисунка: "убитая Катька" и "пес" (к словам поэмы: "только нищий пес голодный ковыляет позади...").

– Это очень хорошо! – воскликнул Александр Александрович.



Алянский, Самуил Миронович (1891–1974) – российский издатель и редактор. Основатель и руководитель издательства «Алконост» (1918–1923), которое выпускало произведения символистов. Задумав выпустить иллюстрированное издание «Двенадцати», Алянский предложил поручить его подготовку художнику Юрию Анненкову: он был уверен, что такой мастер, как Анненков, сможет создать рисунки, соответствующие замыслу поэта. Однако Блок, который обычно сам тщательно готовил свои произведения к печати, продумывая и формат, и детали оформления, и шрифт, и расположение стихотворного текста на странице, с осторожностью отнёсся к этому предложению. Тем не менее, он, как всегда, включился в издательский процесс и настоял на большом формате издания. И уже 12 августа 1918 года Блок писал Анненкову:

«Рисунков к “Двенадцати” я страшно боялся, и даже говорить с Вами боялся. Сейчас, насмотревшись на них, хочу сказать Вам, что разные углы, части, художественные мысли - мне невыразимо близки и дороги, а общее - более чем приемлемо, - т.е. просто я ничего подобного не ждал, почти Вас не зная, мне было бы страшно жалко уменьшать рисунки. Нельзя ли, по-Вашему, напротив, увеличить некоторые и издать всю книгу в размерах "убийства Катьки", которое может быть увеличено еще хоть до размеров плаката и все-таки не потеряет от того».


«Двенадцать» вышли в свет в конце ноября и сразу были названы критикой «исключительным... событием русской графики и поэзии», а иллюстрации Анненкова - конгениальными блоковской поэме. Отпечатанная в 15-й государственной типографии на плотной кремовой бумаге, книга была заключена в обложку такого же цвета, только изготовленную из ещё более плотной и шероховатой браги. Кроме рисунка на обложке, Анненкову принадлежат рисунки на титульном листе, в точности повторяющем обложку, но одноцветном, 13 цельнополосных иллюстраций и 9 небольших рисунков, использованных в качестве заставок (4) и концовок (5). Все они исполнены тушью и воспроизведены цинкографией. Рисованные шрифты для обложки и титула создал известный художник-карикатурист Николай Эрнестович Радлов (1889-1942). На авантитуле и на четвёртой сторонке обложки помещена издательская марка «Алконоста». На книгу была объявлена предварительная подписка. В объявлении издатели пообещали выпустить 300 нумерованных экземпляров, в том числе 50 раскрашенных художником от руки. На вышедших в свет экземплярах последняя цифра была заменена на 25. Но на самом деле Анненков раскрасил не более 12 экземпляров, о чём он сообщает в своей книге «Портреты», причем в некоторых экземплярах раскрашено только 2 иллюстрации. В том же году издательство выпустило ещё одно издание «Двенадцати»; напечатанное на бумаге худшего качества и гораздо большим тиражом, оно уже не было библиофильским.


«Иллюстрируя Блока, - писал А.А. Сидоров, - Анненков в значительной мере иллюстрировал себя. Это понятно каждому... сравнившему текст с рисунками, это, прежде всего, было понятно самому Блоку, который писал художнику: “Думаю, если бы мы, столь разные и разных поколений, говорили с Вами сейчас, - мы многое сумели бы друг другу сказать полусловами”».

Так мастерство художника и прекрасно понятая им поэма сотворили маленькое чудо: до сих пор для любого знатока книги поэма Александра Блока «Двенадцать», её образы ассоциируются прежде всего с рисунками Юрия Анненкова. "Вершиной книжного искусства Анненкова явились романтически-сюрреальные и в то же время орнаментально-четкие иллюстрации к «Двенадцати» А.А. Блока (1918), созданные в творческом общении с автором поэмы." т.е. рисунок передает видение самого Блока.

Пб., Алконост, 1918. 88 с. c ил. Тираж 300 нумерованных экземпляров. В издательской обложке. 32x25 см. Показывая распадающийся старый мир, стихию революции, Анненков использует принцип монтажа, свободного соединения отдельных реалий быта, деталей и частей изображения. Редкость!

Издание поэмы "Двенадцать" с иллюстрациями.

(Воспоминания С. Алянского)

Первые издательские успехи "Алконоста" вскружили мне голову; я решил, что настало время после небольших книжечек приняться за издание более сложных книг. Первой такой книгой мне хотелось выпустить поэму Блока "Двенадцать" с иллюстрациями. Чем больше я вчитывался в текст поэмы, тем сложнее казалась мне задача иллюстрирования ее. Только жанровые сцены в поэме могли бы быть благодарным материалом для иллюстрирования, но ведь сцены эти сами служат иллюстрациями в поэме, а вот как передать поэтический и музыкальный строй "Двенадцати"? Как быть с Христом – образом отвлеченным, туманным, непонятным? ... В тот вечер в доме на Офицерской улице – как-то само собою вышло – я рассказал о своем намерении издать поэму "Двенадцать" с иллюстрациями, рассказал и о своих сомнениях.

– А какого художника, думаете, вы привлечь к этой работе?

Узнав о том, что я думал о художнике Анненкове, Блок спросил:

– Вы думаете, он подходит для этой работы?


Я откровенно признался, что других художников не знаю. Однако, чтобы успокоить Блока, я предложил сделать на пробу несколько эскизов и в зависимости от качества этих эскизов будем решать, поручить ли иллюстрации Анненкову или искать другого художника. Блок улыбнулся. Мне показалось, что он подумал: "Странный человек это Алянский – знает одного-единственного художника, и этого знает только потому, что учился с ним в гимназии, и только на этом основании он готов поручить ему иллюстрации к "Двенадцати".

– Ну что ж, попробуем, – сказал Александр Александрович.


Первые эскизы Анненкова меня озадачили. Передо мною лежали непонятные кубические значки. Художник по моему лицу понял, то его эскизы разочаровали меня, и, когда я прямо об этом ему сказал и добавил, что не могу их показать Блоку, он попросил дать ему еще время, чтобы подумать и еще поработать. Примерно к середине августа новые эскизы были доведены до такого состояния, что я решился показать их Блоку. Не скрою, я очень волновался, направляясь с эскизами к поэту: я почему-то думал, что он предубежден против Анненкова, не верит в него и обязательно забракует его работу. Вопреки моему предчувствию, Александр Александрович с интересом рассматривал рисунки. Сразу ему понравились два рисунка: "убитая Катька" и "пес" (к словам поэмы: "только нищий пес голодный ковыляет позади...").

– Это очень хорошо! – воскликнул Александр Александрович.



Алянский, Самуил Миронович (1891–1974) – российский издатель и редактор. Основатель и руководитель издательства «Алконост» (1918–1923), которое выпускало произведения символистов. Задумав выпустить иллюстрированное издание «Двенадцати», Алянский предложил поручить его подготовку художнику Юрию Анненкову: он был уверен, что такой мастер, как Анненков, сможет создать рисунки, соответствующие замыслу поэта. Однако Блок, который обычно сам тщательно готовил свои произведения к печати, продумывая и формат, и детали оформления, и шрифт, и расположение стихотворного текста на странице, с осторожностью отнёсся к этому предложению. Тем не менее, он, как всегда, включился в издательский процесс и настоял на большом формате издания. И уже 12 августа 1918 года Блок писал Анненкову:

«Рисунков к “Двенадцати” я страшно боялся, и даже говорить с Вами боялся. Сейчас, насмотревшись на них, хочу сказать Вам, что разные углы, части, художественные мысли - мне невыразимо близки и дороги, а общее - более чем приемлемо, - т.е. просто я ничего подобного не ждал, почти Вас не зная, мне было бы страшно жалко уменьшать рисунки. Нельзя ли, по-Вашему, напротив, увеличить некоторые и издать всю книгу в размерах "убийства Катьки", которое может быть увеличено еще хоть до размеров плаката и все-таки не потеряет от того».


«Двенадцать» вышли в свет в конце ноября и сразу были названы критикой «исключительным... событием русской графики и поэзии», а иллюстрации Анненкова - конгениальными блоковской поэме. Отпечатанная в 15-й государственной типографии на плотной кремовой бумаге, книга была заключена в обложку такого же цвета, только изготовленную из ещё более плотной и шероховатой браги. Кроме рисунка на обложке, Анненкову принадлежат рисунки на титульном листе, в точности повторяющем обложку, но одноцветном, 13 цельнополосных иллюстраций и 9 небольших рисунков, использованных в качестве заставок (4) и концовок (5). Все они исполнены тушью и воспроизведены цинкографией. Рисованные шрифты для обложки и титула создал известный художник-карикатурист Николай Эрнестович Радлов (1889-1942). На авантитуле и на четвёртой сторонке обложки помещена издательская марка «Алконоста». На книгу была объявлена предварительная подписка. В объявлении издатели пообещали выпустить 300 нумерованных экземпляров, в том числе 50 раскрашенных художником от руки. На вышедших в свет экземплярах последняя цифра была заменена на 25. Но на самом деле Анненков раскрасил не более 12 экземпляров, о чём он сообщает в своей книге «Портреты», причем в некоторых экземплярах раскрашено только 2 иллюстрации. В том же году издательство выпустило ещё одно издание «Двенадцати»; напечатанное на бумаге худшего качества и гораздо большим тиражом, оно уже не было библиофильским.


«Иллюстрируя Блока, - писал А.А. Сидоров, - Анненков в значительной мере иллюстрировал себя. Это понятно каждому... сравнившему текст с рисунками, это, прежде всего, было понятно самому Блоку, который писал художнику: “Думаю, если бы мы, столь разные и разных поколений, говорили с Вами сейчас, - мы многое сумели бы друг другу сказать полусловами”».

Так мастерство художника и прекрасно понятая им поэма сотворили маленькое чудо: до сих пор для любого знатока книги поэма Александра Блока «Двенадцать», её образы ассоциируются прежде всего с рисунками Юрия Анненкова. "Вершиной книжного искусства Анненкова явились романтически-сюрреальные и в то же время орнаментально-четкие иллюстрации к «Двенадцати» А.А. Блока (1918), созданные в творческом общении с автором поэмы." т.е. рисунок передает видение самого Блока.