Истина вовсе не в вине! Нет никакого здорового духа в здоровом теле! Зато есть крылатые выражения, смысла которых мы на самом деле не знаем.

Есть мнение, что по-настоящему образованного человека отличает умение правильно подбирать слова в любой ситуации. Это крайне сложно сделать, если ты не знаешь значения тех или иных слов. То же самое происходит и с известными крылатыми фразами: некоторые из них настолько растиражированы в ложных значениях, что мало кто помнит их изначальный смысл. Самые распространенные заблуждения собраны в этом материале.

«Работа не волк — в лес не убежит»

Неправильный контекст: Работа никуда не денется, отложим ее.
Правильный контекст: Работу придется делать в любом случае.

Те, кто произносит эту пословицу сейчас, не учитывают, что волк раньше на Руси воспринимался как животное, не поддающееся приручению, которое гарантированно сбежит в лес, тогда как работа никуда не исчезнет и ее все равно придется выполнять.

«В здоровом теле здоровый дух»

Неправильный контекст: Сохраняя тело здоровым, человек сохраняет в себе и душевное здоровье.
Правильный контекст: Нужно стремиться к гармонии между телом и духом.

Это вырванная из контекста цитата Ювенала «Orandum est, ut sit mens sana in corpore sano» — «Надо молить богов, чтоб дух здоровый был в теле здоровом». Речь идет о том, что нужно стремиться к гармонии между телом и духом, поскольку в реальности она редко встречается.

«Красота спасет мир»

Неправильный контекст: Красота спасёт мир
Правильный контекст: Красота не спасёт мир.

Эта фраза, приписываемая Достоевскому, на самом деле была вложена им в уста героя «Идиота», князя Мышкина. Сам Достоевский в ходе развития романа последовательно демонстрирует, насколько Мышкин оказывается неправ в своих суждениях, восприятии окружающей реальности и, в частности, этой максиме.

«Жизнь коротка, искусство вечно»

Неправильный контекст: Настоящее искусство останется в веках даже после смерти автора.
Правильный контекст: Жизни не хватит на то, чтобы освоить все искусство.

В латинской фразе «Ars longa, vita brevis» искусство не «вечно», а «длинно», то есть «обширно»: речь здесь идет о том, что изучению искусства придется посвятить целую жизнь, но, скорее всего, всех книжек все равно прочитать не успеешь.

«И ты, Брут?»

Неправильный контекст: Удивление, обращение к предателю, которому доверяли.
Правильный контекст: Угроза, «ты следующий».

Согласно одной из версий, Цезарь адаптировал слова греческого выражения, которое стало поговоркой у римлян. Полностью фраза должна звучать так: «И ты, мой сын, почувствуешь вкус власти». Произнеся первые слова фразы, Цезарь как бы заклинал Брута, предвещая его насильственную смерть.

«Растекаться мыслью по древу»

Неправильный контекст: Говорить / писать запутанно и длинно; никак не ограничивая свою мысль, вдаваться в ненужные подробности.
Правильный контекст: Смотреть со всех точек зрения.

В «Слове о полку Игореве» эта цитата выглядит так: «Растекался мысию по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками». Мысь — белка.

«Народ безмолвствует»

Неправильный контекст : Люди пассивны, безразличны ко всему.
Правильный контекст: Народ отказывается принимать то, что ему навязывают.

В финале трагедии Пушкина «Борис Годунов» народ молчит не потому, что его не волнуют насущные проблемы, а потому, что не хочет принять нового царя: «Масальский: Народ! Мария Годунова и сын ее Федор отравили себя ядом (Народ в ужасе молчит). Что же вы молчите? Кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует».

«Человек создан для счастья, как птица для полета»

Неправильный контекст: Человек рожден для счастья.
Правильный контекст: Счастье для человека невозможно.

Это крылатое выражение принадлежит Короленко, у которого в рассказе «Парадокс» его произносит несчастный инвалид от рождения, без рук, добывающий пропитание своей семье и себе сочинением изречений и афоризмов. В его устах эта фраза звучит трагично и опровергает сама себя.

«Истина в вине»

Неправильный контекст: Выпивший человек говорит правду.
Правильный контекст: В вине может и истина, но здоровье — в воде.

А дело в том, что цитируется лишь часть перевода латинской пословицы «In vino veritas, in aqua sanitas». Полностью он должен звучать как «В вине — правда, в воде — здоровье».

«Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить»

Неправильный контекст: О шекспировском Отелло.
Правильный контекст: Цинично о человеке, в услугах которого больше не нуждаются.

К Шекспиру это выражение не имеет никакого отношения, так как заимствовано из драмы Ф. Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе» (1783). Эту фразу там произносит мавр, оказавшийся ненужным после того, как он помог графу Фиеско организовать восстание республиканцев против тирана Генуи дожа Дориа.

«Пусть расцветает сто цветов»

Неправильный контекст: Богатство вариантов и разнообразие — это хорошо.
Правильный контекст: Пусть критики критикуют.

Лозунг «Пусть расцветает сто цветов, пусть соперничают сто школ» выдвинул объединивший Китай император Цинь Шихуан. Кампания по поощрению критики и гласности оказалась ловушкой, когда стало объявлено, что лозунг был частью другой кампании, с названием «Пусть змея высунет голову».

Красота спасет мир

Красота спасет мир
Из романа «Идиот» (1868) Ф. М. Достоевского (1821 - 1881).
Как правило, понимается буквально: вопреки авторскому толкованию понятия «красота».
В романе (ч. 3, гл. V) эти слова произносит 18-летний юноша Ипполит Терентьев, ссылаясь на переданные ему Николаем Иволгиным слова князя Мышкина и иронизируя над последним: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет «красота»? Господа, - закричал он громко всем, - князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен.
Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал... Вы ревностный христианин? Коля говорит, что вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».
Ф. М. Достоевский был далек от собственно эстетических суждений - он писал о духовной красоте, о красоте души. Это отвечает главному замыслу романа - создать образ «положительно прекрасного человека». Поэтому в своих черновиках автор называет Мышкина «князь Христос», тем самым себе напоминая, что князь Мышкин должен быть максимально схож с Христом - добротой, человеколюбием, кротостью, полным отсутствием эгоизма, способностью сострадать людским бедам и несчастьям. Поэтому «красота», о которой говорит князь (и сам Ф. М. Достоевский), - это есть сумма нравственных качеств «положительно прекрасного человека».
Такое, сугубо личностное, толкование красоты характерно для писателя. Он считал, что «люди могут быть прекрасны и счастливы» не только в загробной жизни. Они могут быть такими и «не потеряв способности жить на земле». Для этого они должны согласиться с мыслью о том, что Зло «не может быть нормальным состоянием людей», что каждый в силах от него избавиться. И тогда, когда люди будут руководствоваться лучшим, что есть в их душе, памяти и намерениях (Добром), то они будут по-настоящему прекрасны. И мир будет спасен, и спасет его именно такая «красота» (то есть лучшее, что есть в людях).
Разумеется, в одночасье это не произойдет - нужен духовный труд, испытания и даже страдания, после которых человек отрекается от Зла и обращается к Добру, начинает ценить его. Об этом писатель говорит во многих своих произведениях, в том числе и в романе «Идиот». Например (ч. 1, гл. VII):
«Генеральша несколько времени, молча и с некоторым оттенком пренебрежения, рассматривала портрет Настасьи Филипповны, который она держала перед собой в протянутой руке, чрезвычайно и эффектно отдалив от глаз.
Да, хороша, - проговорила она, наконец, - очень даже. Я два раза ее видела, только издали. Так вы такую-то красоту цените? - обратилась она вдруг к князю.
Да... такую... - отвечал князь с некоторым усилием.
То есть именно такую?
Именно такую.
За что?
В этом лице... страдания много... - проговорил князь, как бы невольно, как бы сам с собою говоря, а не на вопрос отвечая.
Вы, впрочем, может быть, бредите, - решила генеральша и надменным жестом откинула о себя портрет на стол».
Писатель в своем толковании красоты выступает единомышленником немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804), говорившего о «нравственном законе внутри нас», о том, что «прекрасное - это сим-
вол морального добра». Эту же мысль Ф. М. Достоевский развивает и в других своих произведениях. Так, если в романе «Идиот» он пишет, что мир красота спасет, то в романе «Бесы» (1872) логически заключает, что «некрасивость (злоба, равнодушие, эгоизм. - Сост.) убьет...»

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

Смотреть что такое "Красота спасет мир" в других словарях:

- (прекрасное), в понятиях Святой Руси божественная гармония, внутренне присущая природе, человеку, некоторым вещам и изображениям. В красоте выражается божественная сущность мира. Источник ее в самом Боге, Его целостности и совершенстве. «Красота… … Русская история

КРАСОТА Русская философия: словарь

Красота - одно из центральный понятий рус. философской и эстетической мысли. Слово К. происходит от праславянского краса. Прилагательное красный в праславянском и древнерус. языках имело значение красивый, прекрасный, светлый (отсюда, напр., Красная… … Русская Философия. Энциклопедия

Худож. направление, сложившееся в зап. европ. культуре в к. 60 нач. 70 х гг. 19 в. (первоначально в лит ре, затем и в других видах искусства изобразит., муз., театральном) и вскоре включившее в себя иные явления культуры философию,… … Энциклопедия культурологии

Эстетическая категория, характеризующая явления, обладающие высшим эстетическим совершенством. В истории мысли специфика П. осознавалась постепенно, через соотнесение его с др. рода ценностями утилитарными (польза), познавательными (истина),… … Философская энциклопедия

Фёдор Михайлович , рус. писатель, мыслитель, публицист. Начав в 40 х гг. лит. путь в русле «натуральной школы» как преемник Гоголя и поклонник Белинского, Д. в то же время впитал в… … Философская энциклопедия

- (от греч. aisthetikos чувствующий, чувственный) филос. дисциплина, изучающая природу всего многообразия выразительных форм окружающего мира, их строение и модификацию. Э. ориентирована на выявление универсалий в чувственном восприятии… … Философская энциклопедия

Владимир Сергеевич (род. 16 янв. 1853, Москва – ум. 31 июля 1900, там же) – крупнейший рус. религиозный философ, поэт, публицист, сын С. М. Соловьева, ректора Московского ун та и автора 29 томной «Истории России с древнейших времен» (1851 – 1879) … Философская энциклопедия

Деятельность, порождающая новые ценности, идеи, самого человека как творца. В современной научной литературе, посвященной этой проблеме, прослеживается очевидное стремление исследовать конкретные виды Т. (в науке, технике, искусстве), его… … Философская энциклопедия

Валентина Сазонова Сазонова Валентина Григорьевна Дата рождения: 19 марта 1955(1955 03 19) Место рождения: Червоне … Википедия

Книги

• Красота спасет мир. Альбом художественных задач по изобразительному искусству. 4 класс. ФГОС , Ашикова Светлана Геннадьевна. Альбом художественных задач "Красота спасет мир" входит в УМК" Изобразительное искусство. 4 класс" . Он расширяет и углубляет материал учебника для 4 класса (автор С. Г. Ашикова). Содержание…

Спасет ли красота мир?

1. «Красота спасет мир»

Это цитата из «Идиота». В контексте романа речь идет именно о силе внутренней красоты. В черновиках романа есть за­пись: «Мир красотой спасется. Два образчика красоты». Настасья Филлиповна, как образчик внешней, а Мышкин - внутренней.

В сюжете «Идиота», однако, мы находим опровержение этой цитаты: красота Настасьи Филипповны, как и чистота князя Мышкина, не делает жизнь других персонажей лучше и не предотвращает трагедию.

2. «Тварь ли я дрожащая или право имею»

Это фраза Раскольникова. Она - ключ к пониманию, зачем же он все-таки завалил старуху-процентщицу. Как бы он ни оправдывал себя благородными порывами и тяжелыми обстоятельствами, Сонечке Мармеладовой он признается, убил для себя. Проверить, относится он к разряду «Наполеонов» и «Магометов» или к разряду низшему.

3. «Свету ли провалиться, или мне чаю не пить»

Это часть монолога безымянного героя «Записок из подполья», который он произносит пе­ред проституткой, неожиданно пришедшей к нему домой. Фраза про чай зву­чит в качестве доказате­льства ничтожности и эгоистичности подпольного человека.

Чай в царской России был действительно дорогостоящим продуктом. В 1845 году в магазине китайских чаев купца Пискарева цены на фунт (0,45 кг) составляли от 5 до 6,5 рубля. Фунт первосортной говядины тогда же стоил 6-7 рублей.

4. «Если Бога нет, то все позволено»

Фантазия Достоевского на тему того, что будет делать человечество без Бога, показывает - ничего хорошего. Иван Карамазов поступается нравственными законами и допускает убийство отца. Не выдержав последствий, он сходит с ума. Позво­лив себе все, Иван не перестает верить в Бога - его теория не рабо­тает, даже сам себе он не смог ее доказать.

Фразу эту, кстати, в «Братьях Карамазовых» никто не произносит. Ее позже сконструируют из разных реплик литературные критики и читатели.

5. «Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?»

Это цитата из дневниковой записи писателя, сделанной после известия о смерти его первой жены Марии. Они жили на тот момент в разных городах и мало общались. Смерть Марии Дмитриевны поразила его. Он тут же записал в дневнике свои мысли о любви и браке.

Суть их сводилась к тому, что человек слишком эгоистичен и не спо­собен возлюбить ближнего своего как самого себя. Поэтому все браки обречены на провал. Идеалом был только Христос (его изобразил Достоевский в герое Мышкина), а обычный человек - это скорее индивидуалист и эгоист Раскольников.

Федор Достоевский. Гравюра Владимира Фаворского. 1929 год Государственная Третьяковская галерея / DIOMEDIA

«Красота спасет мир»

«Правда, князь [Мышкин], что вы раз говорили, что мир спасет „кра-сота“? Господа, — закричал он [Ипполит] громко всем, — князь утвер-ждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пере-сказал… Вы ревностный христианин? Коля говорит, вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».

«Идиот» (1868)

Фразу о красоте, которая спасет мир, произносит второстепенный персонаж — чахоточный юноша Ипполит. Он спрашивает, действительно ли так говорил князь Мышкин, и, не получив ответа, начинает развивать этот тезис. А вот главный герой романа в таких формулировках не рассуждает про красо-ту и только однажды уточняет про Настасью Филипповну, добра ли она: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»

В контексте «Идиота» принято говорить в первую очередь о силе внутренней красоты — именно так толковать эту фразу предлагал сам писатель. Во время работы над романом он писал поэту и цензору Аполлону Майкову, что поста-вил себе целью создать идеальный образ «вполне прекрасного человека», имея в виду князя Мышкина. При этом в черновиках романа есть следующая за-пись: «Мир красотой спасется. Два образчика красоты», — после чего автор рассуж-дает о красоте Настасьи Филипповны. Для Достоевского поэтому важно оце-нить спасительную силу как внутренней, духовной красоты человека, так и его внешности. В сюжете «Идиота», однако, мы находим отрицательный ответ: красота Настасьи Филипповны, как и чистота князя Мышкина, не делает жизнь других персонажей лучше и не предотвращает трагедию.

Позже, в романе «Братья Карамазовы», герои снова заговорят о силе красоты. Брат Митя уже не сомневается в ее спасительной силе: он знает и чувствует, что красота способна сделать мир лучше. Но в его же понимании она обладает и разрушительной силой. А мучиться герой будет из-за того, что не понимает, где именно пролегла граница между добром и злом.

«Тварь ли я дрожащая или право имею»

«И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… Я это все теперь знаю… Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»

«Преступление и наказание» (1866)

Впервые Раскольников заговаривает про «дрожащую тварь» после встречи с мещанином, который называет его «убивцем». Герой пугается и погружается в рассуждения о том, как бы на его месте отреагировал какой-нибудь «Напо-леон» — представитель высшего человеческого «разряда», который спокойно мо-жет пойти на преступление ради своей цели или прихоти: «Прав, прав „про-рок“, когда ставит где-нибудь поперек улицы хор-р-рошую батарею и дует в правого и виноватого, не удостоивая даже и объясниться! Повинуйся, дрожа-щая тварь, и — не желай, потому — не твое это дело!..» Этот образ Раскольни-ков, скорее всего, позаимствовал из пушкинского стихо-творения «Подражания Корану», где вольно изложена 93-я сура:

Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.

В оригинальном тексте суры адресатами проповеди должны стать не «твари», а люди, которым следует рассказывать о тех благах, которыми может одарить Аллах «Посему не притесняй сироту! И не гони просящего! И возвещай о милости своего Господа» (Коран 93:9-11). . Раскольников осознанно смешивает образ из «Подражаний Корану» и эпизоды из биографии Наполеона. Конечно, не пророк Магомет, а француз-ский полко-водец ставил «поперек улицы хорошую батарею». Так он подавил восстание роялистов в 1795 году. Для Раскольникова они оба великие люди, и каждый из них, по его мнению, имел право любыми способами достигать свои цели. Все, что делал Наполеон, мог претворить в жизнь Магомет и любой другой представитель высшего «разряда».

Последнее упоминание «дрожащей твари» в «Преступлении и наказании» — тот самый проклятый вопрос Раскольникова «Тварь ли я дрожащая или право имею…». Эту фразу он произносит в конце долгого объяснения с Соней Марме-ладовой, наконец не оправдываясь благородными порывами и тяжелыми об-стоя-тельствами, а прямо заявляя, что убил он для себя, чтобы понять, к какому «разряду» относится. Так заканчивается его последний моно-лог; через сотни и тысячи слов он наконец-то дошел до самой сути. Зна-чи-мость этой фразе при-дает не только хлесткая формулировка, но и то, что даль-ше про-исходит с героем. После этого Раскольников уже не произносит длин-ных ре-чей: Досто- евский оставляет ему только короткие реплики. О внут-ренних пере-живаниях Раскольникова, которые в итоге приведут его с призна-нием на Сен-ную пло-щадь и в полицейский участок, читатели будут узнавать из объ-яснений автора. Сам же герой больше ни о чем не расскажет — ведь он уже задал глав-ный вопрос.

«Свету ли провалиться, или мне чаю не пить»

«…На деле мне надо, знаешь чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить. Знала ль ты это, или нет? Ну, а я вот знаю, что я мерзавец, подлец, себялюбец, лен-тяй».

«Записки из подполья» (1864)

Это часть монолога безымянного героя «Записок из подполья», который он произносит пе-ред проституткой, неожиданно пришедшей к нему домой. Фраза про чай зву-чит в качестве доказате-льства ничтожности и эгоистичности подпольного человека. Эти слова имеют любопытный исторический контекст. Чай как ме-рило достатка впервые появ-ляется у Достоевского в «Бедных лю-дях». Вот как рассказывает о сво-ем материальном положении герой романа Макар Девушкин:

«А моя квартира стоит мне семь рублей ассигнациями, да стол пять целковых: вот двадцать четыре с полтиною, а прежде ровно тридцать платил, зато во многом себе отказывал; чай пивал не всегда, а теперь вот и на чай и на сахар выгадал. Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить как-то стыдно; здесь всё народ достаточный, так и стыдно».

Похожие переживания испытывал в юности и сам Достоевский. В 1839 году он писал из Петербурга отцу в деревню:

«Что же; не пив чаю, не умрешь с голода! Проживу как-нибудь! <…> Лагерная жизнь каждого воспитанника военно-учебных заведений тре-бует по крайней мере 40 р. денег. <…> В эту сумму я не включаю таких по-треб-ностей, как, например: иметь чай, сахар и проч. Это и без того необ-ходимо, и необходимо не из одного приличия, а из нужды. Когда вы мокнете в сырую погоду под дождем в полотняной палатке, или в та-кую погоду, придя с ученья усталый, озябший, без чаю можно забо-леть; что со мной случилось прошлого года на походе. Но все-таки я, уважая Вашу нужду, не буду пить чаю».

Чай в царской России был действительно дорогостоящим продуктом. Его везли напрямую из Китая по единственному сухопутному маршруту, и путь этот за-ни--------мал около года. Из-за расходов на транспортировку, а также огромных пош-лин чай в Центральной России стоил в несколько раз дороже, чем в Европе. Согласно «Ведомостям Санкт-Петербургской городской полиции», в 1845 году в магазине китайских чаев купца Пискарева цены на фунт (0,45 килограмма) продукта составляли от 5 до 6,5 рубля ассигнациями, а стоимость зеленого чая доходила до 50 рублей. В это же время за 6-7 рублей можно было купить фунт первосортной говядины. В 1850 году «Отечественные записки» писали, что го-до-вое потребление чая в России составляет 8 миллионов фунтов — правда, рас-считать, сколько приходится на одного человека, нельзя, так как этот товар был популярен в основном в городах и среди людей высшего сословия.

«Если Бога нет, то все позволено»

«…Он закончил утверждением, что для каждого частного лица, напри-мер как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до зло---действа не только должен быть дозволен человеку, но даже при-з-нан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».

«Братья Карамазовы» (1880)

Самые важные слова у Достоевского обычно произносят не главные герои. Так, о теории разделения человечества на два разряда в «Преступ-ле-нии и нака-зании» первым говорит Порфирий Петрович, а уже потом Рас-коль-ни-ков; вопросом о спасительной силе красоты в «Идиоте» задается Иппо-лит, а род-ствен-ник Карамазовых Петр Александрович Миусов замечает, что Бог и обе-щанное им спасение — единственный гарант соблюдения людьми нравст-вен-ных законов. Миусов при этом ссылается на брата Ивана, и уже потом дру-гие персонажи обсуждают эту провокационную теорию, рассуждая о том, мог ли Карамазов ее выдумать. Брат Митя считает ее интересной, семинарист Раки-тин — подлой, кроткий Алеша — ложной. Но фразу «Если Бога нет, то все по-зво-лено» в романе никто не произносит. Эту «цитату» позже сконструируют из разных реплик литературные критики и читатели.

За пять лет до публикации «Братьев Карамазовых» Достоевский уже пытался фантазировать о том, что будет делать человечество без Бога. Герой романа «Подросток» (1875) Андрей Петрович Версилов утверждал, что явное доказате-льство отсутствия высшей силы и невозможности бессмертия, наоборот, заста-вит людей сильнее любить и ценить друг друга, потому что больше любить некого. Эта незаметно проскользнувшая реплика в следующем романе выраста-ет в тео-рию, а та, в свою очередь, — в испытание на практике. Измученный бого-борче-скими идеями брат Иван поступается нравственными законами и допускает убийство отца. Не выдержав последствий, он практически сходит с ума. Позво-лив себе все, Иван не перестает верить в Бога — его теория не рабо-тает, потому что даже сам себе он не смог ее доказать.

«Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?»

Возлю-бить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невоз-можно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стре--мится и по закону природы должен стремиться человек».

Из записной книжки (1864)

Маша, или Мария Дмитриевна, в девичестве Констант, а по первому мужу Исаева, — первая жена Достоевского. Они поженились в 1857 году в сибирском городе Кузнецке, а потом переехали в Центральную Россию. 15 апреля 1864 го-да Мария Дмитриевна умерла от чахотки. В последние годы супруги жили отдельно и мало общались. Мария Дмитриевна — во Владимире, а Федор Ми-хай-лович — в Петербурге. Он был поглощен изданием журналов, где среди про-чего публиковал тексты своей любовницы — начинающей писательницы Апол-линарии Сусловой. Болезнь и смерть супруги сильно поразили его. Спустя несколько часов после ее смерти Достоевский зафиксировал в записной книжке свои мысли о любви, браке и целях развития человечества. Вкратце суть их такова. Идеал, к которому нужно стремиться, — это Христос, единст-венный, кто смог пожертвовать собой ради других. Человек же эгоистичен и не спо-собен возлюбить ближнего своего как самого себя. И тем не менее рай на земле возможен: при должной духовной работе каждое новое поколение будет лучше предыдущего. Достигнув же высшей ступени развития, люди откажутся от бра-ков, потому что они противоречат идеалу Христа. Семейный союз — эгоисти-ческое обособление пары, а в мире, где люди готовы отказыва-ться от своих личных интересов ради других, это не нужно и невозможно. А кроме того, раз идеальное состояние человечества будет достигнуто лишь на последней стадии развития, можно будет перестать размножаться.

«Маша лежит на столе…» — интимная дневниковая запись, а не продуманный писательский манифест. Но именно в этом тексте намечены идеи, которые потом Достоевский будет развивать в своих романах. Эгоистичная привя-занность человека к своему «я» найдет отражение в индивидуалистиче-ской теории Раскольникова, а недостижимость идеала — в князе Мышкине, назы-вавшегося в черновиках «князь Христос», как пример самопо-жертвования и смирения.

«Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш»

«Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слага-лась политически; она выработала себе единство и готовилась закре-пить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри себя драго-ценность, которой нет нигде больше, — православие, что она — храни-те-льница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Хри-стова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других на-ро-дах. <…> И не для захвата, не для насилия это единение, не для унич-тожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их же воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству, дать им, наконец, возможность успокоиться и отдох-нуть после их бесчисленных вековых страданий… <…> Само собою и для этой же цели, Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш…»

«Дневник писателя» (июнь 1876 года)

В 1875-1876 годах российскую и иност-ранную прессу наводнили идеи о захвате Константинополя. В это время на территории Порты Оттоманская Порта, или Порта, — другое название Османской империи. одно за другим вспыхи-вали восстания славянских народов, которые турецкие власти жестоко подав-ляли. Дело шло к войне. Все ждали, что Россия выступит в за-щи-ту балканских государств: ей предсказывали победу, а Османской импе-рии — распад. И, ко-нечно, всех волновал вопрос о том, кому в этом случае доста-нется древняя византийская столица. Обсуждались разные варианты: что Константинополь станет международным городом, что его займут греки или что он будет частью Российской империи. Последний вариант совсем не устраивал Европу, зато очень нравился российским консер-ваторам, которые видели в этом в первую очередь политическую выгоду.

Вол-но-вали эти вопросы и Достоевского. Вступив в полемику, он сразу обвинил всех участников спора в неправоте. В «Дневнике писателя» с лета 1876 года и до вес-ны 1877-го он то и дело возвращается к Восточному вопросу. В отличие от кон-сер-ваторов, он считал, что Россия искренне хочет защитить единовер-цев, осво-бодить их от гнета мусульман и поэтому, как православная держава, имеет исключительное право на Константинополь. «Мы, Россия, действите-льно необ-ходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его», — пишет До-стоевский в «Дневнике» за март 1877 года. Писатель был убежден в особой хри-стианской миссии России. Еще раньше он развивал эту мысль в «Бесах». Один из героев этого романа, Шатов, был убежден, что русский народ — это народ-богоносец. Той же идее будет посвящена и знаменитая , опубликованная в «Дневнике писателя» в 1880 году.

Надо бы раз и навсегда выяснить, что там в действительности с этой лже-цитатой, да навряд ли удастся: народ у нас упрямый. Кто сказал, что красота спасет мир? Достоевский? Или кто-то из его героев? Открываем начало 5-й главы третьей части романа «Идиот».

«Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет “красота”? Господа, - закричал он громко всем, - князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет…»

Монолог этот принадлежит Ипполиту Терентьеву, 17-летнему юноше, смертельно больному туберкулезом, который вслед за этой сценой пробует застрелиться и вообще выделяется своей экстравагантностью среди и без того неординарных героев «Идиота». Ничего подобного мы от князя не слышали, и вообще никакой связи между этими словами Ипполита и предшествующим содержанием романа не прослеживается, за исключением разве что назойливых напоминаний об уникальных женских достоинствах Настасьи Филипповны, из-за которых князь впоследствии лишается рассудка, а она сама - жизни.

Однако к «тезису о красоте» автор возвращается еще раз - всего однажды, когда несчастный князь уже приближается к своему закономерному финалу. Напоминает нам про него Аглая Епанчина, девушка, любящая князя и вызывающая симпатию и доверие у читателя.

«Слушайте, раз навсегда, - не вытерпела наконец Аглая, - если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что “мир спасет красота”, то… я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но… предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьезно говорю! На этот раз я уж серьезно говорю!

Она действительно серьезно проговорила свою угрозу, так что даже что-то необычайное послышалось в ее словах и проглянуло в ее взгляде, чего прежде никогда не замечал князь и что уж, конечно, не походило на шутку».

Давайте и мы прислушаемся к этому серьезному голосу и прекратим вешать на Достоевского нелепую утку, брошенную одним эксцентричным персонажем в адрес другого. Хотелось бы знать, кому принадлежит инициатива; подозрение, конечно же, падает на его «бедного родственника» В.В. Розанова, несчастного двоеженца, который обвенчался вторично, не получив развода от возлюбленной великого писателя Аполлинарии Сусловой.

Мир спасает не красота, мир спасает Христос , Бог распятый и воскресший , причем спасает при нашем активном участии: «Мы соработники (споспешники) у Бога» (1 Кор. 3: 9). А вот с этим эстеты и интеллектуалы эпохи «серебряного века» ну никак не могли согласиться. Потому и уцепились они за красоту: вдруг да и вывезет… Им подошли бы и сапоги всмятку, лишь бы их самих не беспокоили с нравственными нормами.

Но не спешите оттеснять нашего классика в тень, когда заходит речь о красоте. Его перу принадлежит суждение гораздо более глубокое, серьезное и зрелое, чем случайная фраза нервного Ипполита. Оно, конечно, хорошо известно, но во всевозможных эстетских сочинениях цитируется гораздо реже, а если и цитируется, то уклончиво, урывками, стыдливо, как будто пытаются не раскрыть, а спрятать его содержание. Розановский след виден и здесь, недаром говорил Бердяев: «Устами Розанова иногда философствовал сам Федор Павлович Карамазов».

Итак, Митя Карамазов - в предисловии к своей исповеди брату Алеше: «Насекомым - сладострастье! Я, брат, это самое насекомое и есть, и это обо мне специально и сказано. И мы все, Карамазовы, такие же, и в тебе, ангеле, это насекомое живет и в крови твоей бури родит. Это - бури, потому что сладострастье буря, больше бури! Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки…

Красота! Перенести я притом не могу, что иной высший даже сердцем человек и с умом высоким начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы.

Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Черт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, - знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей».

Красота, как и свобода, - сложнейшая, неохватная философская проблема - по крайней мере в этом Митя Карамазов не ошибся. А нам важно в первую очередь осознать подчиненное место красоты по отношению к любви и к другим нравственным ценностям. Красота не спасает мир, но она может содействовать нашему спасению - или противодействовать ему.

Едва ли не самое замечательное свое стихотворение Николай Заболоцкий посвятил красоте. Хотел бы я, чтобы его выучили наизусть - только полностью, а не урывками, как в популярной книжке о том, «что нужно знать каждой девочке», - все те родители, педагоги и проповедники, кто находит нужным сулить девчонкам ад за серьги и бусы, за губную помаду, тушь для ресниц, за карманное зеркальце и вообще за интерес к своей внешности.

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам ее,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про нее,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит ее и вон из сердца рвется,
И девочка ликует и смеется,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Еще не знает это существо.
Ей все на свете так безмерно ново,
Так живо все, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине ее горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты ее нехороши
И нечем ей прельстить воображенье -
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом ее движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

Завершается стихотворение вопросом далеко не риторическим, настоятельно требующим ответа. В образном контексте стихотворения он, естественно, повисает в воздухе, но мы на него легко ответим: разумеется, у красоты есть и формальная сторона, и содержательная. Однако обратим внимание на предыдущую строчку: обожествляя красоту в том или ином ее проявлении, мы гарантируем себе нравственную катастрофу.

Непростительным заблуждением (буквально непростительным: наши дети нам его не простят) было бы отождествить формальную красоту, сосуд, который сам по себе пуст, с греховным, «мирским» ее восприятием, а содержательную, глубинную - с благодатным, одухотворенным, «церковным». Страшная и таинственная вещь - содомский идеал красоты, буря сладострастья, которую Митя видит у себя в сердце и переносит на «огромное большинство людей» и которая в конце концов сгубила самого Митю, - она-то и есть тот самый огонь, не столько мерцающий, сколько пылающий, «и горит от него сердце», и если мы, забыв Христа, обожествляем огонь , то, словно мотыльки, в нем и сгораем.

В подтверждение сказанному призовем в свидетели Пушкина. Все, конечно, помнят строки из 8-й главы «Евгения Онегина» о юности поэта в Царском Селе: «В те дни, когда в садах Лицея / Я безмятежно расцветал…» Но протекли годы, и для поэта настало время переоценить прошлое, а заодно и дать ярчайшую характеристику «обожествленной красоты»:

В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья.
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса,
Но я вникал в ее беседы мало.
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров
И полные святыни словеса.
Дичась ее советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров,
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Все - мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры -
Все наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
При виде их, рождались на глазах.
Другие два чудесные творенья
Влекли меня волшебною красой:
То были двух бесов изображенья.
Один (Дельфийский идол) лик младой
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.
Другой женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал,
Волшебный демон - лживый, но прекрасный.
Пред ними сам себя я забывал;
В груди младое сердце билось - холод
Бежал по мне и кудри подымал.
Безвестных наслаждений темный голод
Меня терзал - уныние и лень
Меня сковали - тщетно был я молод.
Средь отроков я молча целый день
Бродил угрюмый - все кумиры сада
На душу мне свою бросали тень.

Как видите, Мите Карамазову было у кого искать помощи в решении своих нравственно-эстетических проблем. И нам надо сделать вывод: победить дьявола (который борется, конечно, не с Богом, а с человеком), различить божественное начало от содомского в идеале красоты способен тот и только тот, кто различает истину от лжи , поскольку дьявол - отец лжи, а истина делает нас свободными.