Поль Гоген родился в 1848 году в Париже 7 июня . Отец его был журналистом. После революционных переворотов во Франции, отец будущего художника собрал всю семью и отправился в Перу на корабле, намереваясь остановиться у родителей своей жены Алины, и открыть там собственный журнал. Но в пути у него случился сердечный приступ, и он умер.

Поль Гоген прожил в Перу до семилетнего возраста. Вернувшись во Францию, семья Гогенов поселилась в Орлеане. Но Полю было совсем неинтересно жить в провинции и скучно. При первой же возможности он покинул дом. В 1865 году он нанялся работником на торговое судно. Время шло, и количество посетивших Полем странам увеличивалось. За несколько лет Поль Гоген стал настоящим моряком, который побывал в разных морских передрягах. Поступив в на службу во французский морской флот Поль Гоген и дальше продолжал бороздить просторы морей и океанов.

После смерти матери Поль оставил морское дело и занялся работай на бирже, которую ему помог найти его опекун. Работа была хорошая и казалось, что проработает он там еще долго времени.

Женитьба Поля Гогена

Женился Гоген в 1873 году на датчанке Мэтт-Софи Гад . За 10 лет совместной жизни жена родила пятерых детей, а положение Гогена в обществе становилось все прочнее. В свободное от работы время Гоген занимался своим любимым хобби – рисовал.

Гоген был совсем не уверен в своих художественных силах. Однажды, одну из картин Поля Гогена отобрали для показа на выставке, но он не сказал об этом никому из семьи.

В 1882 году начался биржевый кризис в стране, и дальнейшая успешная работа Гогена начала вызывать сомнения. Именно этот факт помог предопределить судьба Гогена как художника.

К 1884 году Гоген уже жил в Дании , так как денег на проживание во Франции не хватало. Жена Гогена преподавала французский язык в Дании, а он пытался заниматься торговлей, но у него ничего не получалось. Начались разногласия в семье, и брак распался в 1885 году. Мать осталась с 4 детьми в Дании, а Гоген вернулся в Париж с сыном Кловисом.

Жить в Париже была сложна, и Гогену пришлось переехать в Бретань. Ему тут нравилось. Бретонцы очень своеобразный народ со своими традициями и мировоззрением, и даже со своим языком. Гоген чувствовал в Бретани себя прекрасно, у него снова проснулись чувства путешественника.

В 1887 году, взяв с собой художника Шарля Лаваля, они отправились в Панаму. Поездка оказалась не очень удачной. Гогену приходилось много работать, чтобы обеспечить себя. Заболев малярией и дизентерией Полю пришлось вернуться на родину. Друзья приняли его, и помогли выздороветь, и уже в 1888 году Поль Гоген снова перебрался в Бретань.

Случай с Ван Гогом

Гоген был знаком с Ван Гогом , который хотел организовать колонию художников в Арле. Именно туда он и пригласил своего товарища. Все финансовые расходы брал на себя брат Ван Гога Тео (мы упоминали об этом случае в ). Для Гогена это была хорошая возможность вырваться и пожить без всяких забот. Взгляды художников разошлись. Гоген стал руководить Ван Гогом, начал себя преподносить как учителя. Ван Гог, уже страдавший в то время психологическим расстройством не смог такого вытерпеть. В какой-то момент он накинулся на Поля Гогена с ножом. Так и не настигнув свою жертву Ван Гог отрезал себе ухо, а Гоген уехал обратно в Париж.

После этого случая Поль Гоген провел время в разъездах между Парижем и Бретанью. И в 1889 году посетив художественную выставку в Париже, он принял решение поселиться на Таити. Денег естественно у Гогена не было, и он начал распродавать свои картины. Скопив около 10 тыс. франков он отправился на остров.

Летом 1891 году Поль Гоген принялся за работу, купив небольшую соломенную хижину на острове. На многих картинах этого времени изображена жена Гогена Техура, которой было всего 13 лет. Ее родители с радостью отдали ее в жены Гогену. Работа была плодотворной, Гоген написал много интересных картин на Таити. Но время шло, и деньги кончались, к тому же Гоген заболел сифилисом. Он больше не мог терпеть, и уехал во Францию, где его ждало небольшое наследство. Но на родине он провел не много времени. В 1895 году он снова вернулся на Таити, где он также бедствовал и жил в нужде.

Поль Гоген всегда легко увлекался и расставался без сожаления. Две главные женщины в его жизни были полной противоположностью друг другу. Пышнотелая грубоватая датчанка и смуглая покладистая таитянка. С первой Гогена связывали 12 прожитых вместе лет и пятеро детей, со второй - страстный, но скоротечный «туристический» брак. Однако несмотря ни на что обе эти женщины оставили самый заметный след и в душе художника, и в его творчестве.

Нарисованный очаг

С молодой датчанкой Метте Софи Гад Поль Гоген познакомился в Париже в 1872 году. Будущий художник только недавно устроился на работу в контору биржевого маклера, а девушка работала гувернанткой детей премьер-министра Дании. В январе следующего года они обручились, а в ноябре сыграли свадьбу. Вскоре у супругов родился первый ребенок, и их дела пошли в гору. Гоген получил высокооплачиваемую работу в банке, денег с лихвой хватало и на достойную жизнь семьи, и на главное увлечение Поля - живопись. Довольно долгое время Гоген оставался лишь ценителем и коллекционером чужих произведений, но в конце концов начал писать и сам.

Cамые ранние работы Гогена:

В лесу Сен-Клу
Поль Гоген 1873, 24 × 34 см

Женщины Поля Гогена

В первый раз он приехал на Таити жить - Франция ему опостылела.
Во второй раз Гоген приехал сюда, чтобы умереть...

Темпераментного живописца больше всего влекли женщины. Вечерами Поль отправлялся на туземный «бал» в столичном парке, где играл духовой оркестр. Вот описание, оставленное современником: «Всюду видишь группы островитянок в длинных белых платьях, с густыми распущенными черными волосами, темными глазами и зовущими чувственными губами. У каждой в черных волосах - великолепная белая гардения; они удобно устраиваются на циновках, обмахиваются веерами и курят длинные канакские сигареты. Чуть видимые в полутьме, которая так располагает к флирту и интимной беседе, они принимают комплименты, хвалу и шутливые реплики мужчин с восхитительным обаянием, присущим этим жительницам тропиков, таким пикантным, благодаря их безнравственности, невероятно смелому языку и необузданной жизнерадостности». >

Таитянские женщины на побережье. 1891. Париж. Музей Д" Орсэ.

По словам французского писателя Дефонтена, «угодить на них невозможно, им всегда не хватает денег, как бы щедры вы ни были… Думать о завтрашнем дне и испытывать благодарность - и то, и другое одинаково чуждо таитянкам. Они живут лишь настоящим, о будущем не помышляют, прошлого не помнят. Самый нежный, самый преданный любовник забыт, едва ступил за порог, забыт буквально на следующий же день. Главное для них - опьянять себя песнями, танцами, алкоголем и любовью»…

Надо отдать справедливость Гогену - он не мучился подобными мыслями, не влюблялся, не переживал и не требовал от таитянских дам того, чего они, по определению, не могли дать. Не сумев поселиться под небом Полинезии с любимой женой, Поль, как умел, до конца своих дней утешался любовью телесной. На острове, где издревле сексуальная свобода была полной и безграничной, где солдаты и торговцы из Европы давали деньги за то, что «таитянки в своей родной деревне безвозмездно дарили любому неженатому мужчине», оставалось только ткнуть пальцем в подходящий «товар» и уплатить договорную цену тем, кто считался опекунами данной вахины.

Её зовут Вайраумати. 1892. Москва. Государственный музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. Он был счастлив: ему легко работалось, в хижине ждала шестнадцатилетняя Техура, девушка с продолговатым смуглым лицом и волнистыми волосами - родители взяли за нее совсем недорого. По ночам в хижине тлел ночник - Техура боялась ждущих своего часа призраков; утром он приносил воду из колодца, поливал огород и вставал к мольберту. Такая жизнь могла бы продолжаться вечно... Однажды Техура рассказала Гогену о тайном обществе, которое пользовалось исключительным влиянием на островах,- обществе Ареои. Ареои считали себя адептами бога Оро. Гогена охватила идея написать картину на сюжет из легенды о боге Оро. Картину Гоген назвал "Её зовут Вайраумати". Вайраумати восседает на ложе любви, устланном роскошными тканями, а на низком столике у её ног лежат свежие плоды - угощение для возлюбленного. За её спиной стоит Оро в красной набедренной повязке. В глубине картины - два идола,- придуманный Гогеном таитянский рельеф, олицетворяющий любовь.

Тапераа Махана - Ранний вечер. 1892. Женщины, усевшиеся поболтать в тени деревьев - деталь, отражающая особенности деревенской жизни на Таити: деревня просыпается после дневного зноя. В этой детали художник видел характерное воплощение замедленного ритма океанистской жизни. Таитянки Гогена неотделимы от природы, на фоне которой они представлены. Идущие женщины символизируют смену двух эпох на Таити: две таитянки справа приоделись в платья, представляющие собой курьезную смесь таитянской и европейской моды; третья таитянка, направляющаяся к хижине, одета в традиционную юбку. На первый взгляд, это чисто жанровая композиция, сотканная из различных подробностей повседневной жизни. Однако все ее детали не несут ощутимой жанровой занимательности. Главный акцент делается не на повествовательных соблазнах сюжета, а на суггестивной, внушающей силе чистого цвета.

Манао Тупапау – Дух мертвых бодрствует. 1892. Буффало. Художественная галерея Олбрайт-Нокс. Название "Манао Тупапау" имеет два значения: "она думает о привидении" или "привидение думает о ней". Поводом к написанию полотна послужил случай, когда Гоген, уехав по делам в Папеэте, вернулся поздно ночью. К тому времени масло в лампе исчерпалось, и дом был окутан мраком. Поль чиркнул спичкой и увидел: юная девочка-женщина, оцепенев от ужаса, дрожит, вцепившись в кровать. Туземцы очень боялись привидений и в своих хижинах всю ночь не гасили свет... Гоген заносит этот эпизод в свою записную книжку - и прозаически добавляет: «А вообще, это просто обнаженная натура из Полинезии». Художник в нем всегда сильнее, чем любовник или мыслитель…

В рукописи "Choses Diverses" есть отрывок под заглавием "Рождение картины": "Манао тупапау" - "Дух мертвых бодрствует". "...Молодая канакская девушка лежит на животе, открывая одну сторону лица, искаженного испугом. Она отдыхает на ложе, убранном синим "парео" и желтой простыней, написанной светлым хромом. Фиолетово-пурпуровый фон усеян цветами, похожими на электрические искры, у ложа стоит несколько странная фигура. Я был увлечен формой и движениями; рисуя их, я не имел никакой другой заботы, как дать обнаженное тело. Это не более как этюд обнаженного тела, немного нескромный, и тем не менее я хотел создать из него целомудренную картину, передающую дух канакского народа, его характер и традиции.
Канак в своей жизни интимно связан с "парео"; я им воспользовался как покрывалом постели. Простыня из материи древесной коры должна быть желтой, потому что этот цвет возбуждает у зрителей предчувствие чего-то неожиданного, потому что он создает впечатление света лампы, что избавляет меня от необходимости вводить настоящую лампу. Мне нужен фон, несколько пугающий. Фиолетовый цвет вполне подходит.

Таитянские пасторали. 1892. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. В картине, исполненной художником на острове Таити, воплощена идиллия естественной "первобытной" жизни. На поиски этой гармонии мира Гоген и отправился в Полинезию. Романтическая мечта соединилась с впечатлениями от экзотической природы, своеобразного облика островитян и их естественной грации, таинственных верований и обычаев. Одна из девушек-таитянок играет на флейте. Эту музыку туземцы посвящали богине Луны - Хине. В картине передан вечерний час, когда с заходом солнца начиналось время ритуальных танцев и музыки в честь Хины. Рядом с собакой - вероятно, сосуд для жертвоприношений (мелких птиц и т.п.), выдолбленный из тыквы. Живописный строй картины - сочетания чистых красок, ритм линий и цветовых массивов - созвучен музыкальной теме.

Пити Тиена - Две сестры. 1892. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Две таитянки, девочки, сестры - пожалуй, лучшие образы детей в гогеновской живописи, навеянные, возможно, воспоминанием о собственной младшей дочери. Загадочно-условный пейзажный фон этого полотна контрастирует с целостным силуэтом детских фигур. Благородная простота и монументальность соединились здесь с деликатностью и даже беззащитностью, свойственной детству. Глядя на эту картину, невольно вспоминаешь высказывание Гогена о "женщинах-девочках", у которых в глазах, пронзительных и чистых, в удивительной неподвижности есть нечто древнее, возвышенное, религиозное.

Эа хаэре иа оэ - Куда идешь? (Женщина, держащая плод). 1893. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Картина была исполнена в Полинезии, куда художника привела романтическая мечта о естественной гармонии жизни. Экзотический, полный таинственности мир, не похожий на Европу. Впечатления от ярких красок и буйной растительности Океании, от облика и быта таитян стали для живописца источником вдохновения. В обыденном эпизоде из жизни островитян художник видит воплощение вечного ритма жизни, согласия человека и природы. Стоящая на первом плане таитянка с плодом в руке - Ева этого туземного рая. Отказавшись от правил традиционной живописи, а затем и от импрессионистической манеры, мастер создал собственный стиль. Уплощенность пространства, ритмические повторы линий, форм и цветовых пятен, чистые краски, положенные крупными массивами, создают повышенный декоративный эффект. Название картины на языке племени маори, в среде которого жил Гоген на Таити, "Eu haere ia oe" -переводится как формула таитянского приветствия "Куда идешь?". Простой мотив приобретает почти ритуальную торжественность - тыква, в которой носили воду, становится символическим атрибутом Евы таитянского рая. Художник свободно объединяет на плоскости богатые ритмические мотивы, изысканные краски вносят в картину ощущение солнечного света, который материализуется в медно-смуглом теле таитянки, в ее огненно- красном парео.

Болезнь и нищета заставили Гогена в 1893 вернуться в Париж. Двумя годами позже он вновь приехал на Таити. Работы Гогена второго таитянского периода сходны с декоративными фризовыми композициями.

Наве наве моэ - Чудесный источник. 1894. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Картина была создана в Париже, после первого путешествия Гогена в Полинезию. Экзотический мир Океании пленил художника согласием природы и человека, сохранившего первобытную естественность. В произведении воплотились и воспоминания о Таити и романтическая мечта о гармонии всего сущего. Образы таитянок символизируют различные стадии жизни. Юная островитянка с сиянием над головой, погруженная в сон, - воплощение девственной чистоты. Вторая девушка с плодом в руке готова вкусить от него, подобно Еве. В глубине пейзажа туземки пляшут вокруг идола - таинственного древнего божества. Исполнено полотно в характерном стиле мастера - чистыми красками, положенными обобщенными плоскими пятнами, которые, как и линии, подчинены единому ритму.

Над берегом поднималась изумрудно-зеленая гора, синее небо опрокидывалось в голубую воду лагуны, но одетые в одинаковые белые костюмы пассажиры "Австралийца" видели лишь убогий, похожий на груду разбросанных по песку фанерных ящиков городок. Они приехали сюда для того, чтобы сколотить состояние или сделать карьеру, а человек, которому была открыта эта красота, приплыл на Таити умирать.

Сцена из жизни таитян. 1896. Картина была написана в Полинезии, куда Гогена привела мечта о первозданном мире. Некий эпизод из жизни островитян исполнен таинственности. Возможно, что его участники следят за каким-то религиозным действием, оставшимся за пределами изображения. Вечерний час - это время священных ритуалов. Художник, изучавший древние культы туземцев, часто вводил в свои произведения мотивы и символы, связанные с верованиями маори. Позы некоторых персонажей напоминают фигуры с фриза Парфенона. Ощущая общность древних культур, мастер обращался к египетским и античным памятникам. Образ изначальной естественной жизни живописец воссоздал в своей индивидуальной манере. Обобщённые пятна звучного цвета, уплощенность пространства, ритмические повторы линий создают великолепный декоративный эффект.

Жена короля. 1896. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Картина "Жена короля" написана Гогеном в период его второго пребывания на Таити. Таитянская Ева с красным веером за головой, знаком королевского рода, возле которой старцы ведут разговор о древе познания, изображена в позе, заставляющей вспомнить о "Венере Урбинской" Тициана и "Олимпии" Эдуарда Мане. Крадущийся по склону зверь с горящими глазами, воплощает загадку, скрытую в образе женщины. Ведущую роль в картине играет цвет, который Гоген трактует обобщенно, декоративно. В письме к своему другу Даниэлю де Монфреду художник писал: "...Мне кажется, что по цвету я еще никогда не создавал ни одной вещи с такой сильной торжественной звучностью".

В 1898, почти лишенной средств к существованию, в полном отчаянии, Гоген пытался покончить с собой.

Те авае но Мариа - Месяц Марии. 1899. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Картина была написана в Полинезии, в последние годы жизни Гогена, прошедшие на острове Таити. Главная тема произведения - цветение весенней природы. В дохристианской Европе на начало мая приходились языческие праздники, посвященные ее пробуждению. В католической церкви майские службы связаны с культом девы Марии. Естественные ритмы жизни воплощены на полотне в гармонии линий и красок, рожденной впечатлениями художника от экзотического мира Океании и от древних восточных культур. Желтый цвет - особенно значимый в восточном искусстве. Поза женщины напоминает фигуру с рельефа храма на острове Ява, а ее белое одеяние - символ чистоты и у христиан, и у таитян. Воображение художника, соединив разные религиозные представления и верования, создало образ первозданной жизни.

Женщины на берегу моря (материнство). 1899. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Картина была написана художником в последние годы жизни на острове Таити. В экзотический мир Океании, жизнь в котором сохраняет естественное течение, Гоген уходит от европейской цивилизации. Тема материнства не раз возникала в полинезийский период творчества мастера. Появление данного произведения связано с конкретным событием: таитянская возлюбленная художника, Пахура, родила ему в 1899 г. сына. Реальная сцена обретает черты священного ритуала. Композиция напоминает традиционные в европейской религиозной живописи сцены поклонения младенцу. Особенно значительной кажется центральная фигура женщины с цветами в молитвенно сложенных руках. Декоративный эффект создают ритмически организованные массивы цвета и повторы контуров, характерные для индивидуальной манеры Гогена.

Три таитянки на желтом фоне. 1899. Санкт-Петербург. Государственный Эрмитаж. Картина были написана в Полинезии, где прошли последние годы жизни Гогена. Воображение художника, соединившее впечатления от Таити и от древних культур, создавало загадочные, насыщенные символами образы экзотического мира. Эти образы не всегда поддаются расшифровке. Возможно, и в данном произведении есть неразгаданный символический смысл. В то же время - это декоративная картина, в которой достигнута гармония цветовых пятен и ритмичных линий. В позах женщин - особая грация и пластика. Центральная из туземок напоминает фигуру, изображенную на рельефе храма Боробудур на острове Ява. Мир "дикарей" сохраняет ту естественную гармонию, которую утратила цивилизованная Европа.

Использованы материалы:

Жан Перье, журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", январь 2000.

Цифровая коллекция Государственного Эрмитажа (Санкт-Петербург).

Французский художник Поль Гоген много путешествовал, но особенным местом был для него остров Таити – земля «экстаза, спокойствия и искусства», ставшая для художника второй родиной. Именно здесь он пишет свои самые выдающиеся работы, одна из которых – «А, ты ревнуешь?» – заслуживает отдельного внимания.

Впервые Поль Гоген прибыл на Таити в 1891 г. Он надеялся обрести здесь воплощение своей мечты о золотом веке, о жизни в гармонии с природой и людьми. Встретивший его порт Папеэте разочаровал художника: ничем не примечательный городок, холодная встреча местных колонистов, отсутствие заказов на портреты заставили его искать новое пристанище. Около двух лет Гоген провел в туземной деревушке Матаиеа, это был один из самых плодотворных периодов в его творчестве: за 2 года он написал около 80 полотен. 1893-1895 гг. он проводит во Франции, а затем снова уезжает в Океанию, чтобы уже никогда не вернуться.

О Таити Гоген всегда отзывался с особенной теплотой: «Меня пленила эта земля и ее люди, простые, не испорченные цивилизацией. Чтобы создавать новое, надо обращаться к нашим истокам, к детству человечества. Ева, которую я выбираю, почти животное, поэтому она остается целомудренной, даже обнаженная. Все Венеры, выставленные в Салоне, выглядят неприличными, отвратительно похотливыми…». Гоген не уставал восхищаться таитянскими женщинами, их серьезностью и простотой, величественностью и непосредственностью, необычной красотой и природным очарованием. Он писал их на всех своих полотнах.

Картина «А, ты ревнуешь?» была написана во время первого пребывания Гогена на Таити, в 1892 г. Именно в этот период творчества в его стиле появляется необыкновенная гармония цвета и форм. Отталкиваясь от обыденного сюжета, подсмотренного в повседневной жизни таитянок, художник создает настоящие шедевры, в которых основным носителем символического содержания становится цвет. Критик Поль Делярош писал: «Если Гоген, представляя ревность, делает это посредством розового и фиолетового, то, кажется, вся природа принимает в этом участие».

Свою творческую манеру в этот период художник объяснял так: «Беру как предтекст любую тему, заимствованную из жизни или природы, и, несмотря на размещение линий и цветов, получаю симфонию и гармонию, не представляющую ничего полностью реального в точном значении этого слова…». Гоген отрицал ту действительность, которую писали реалисты, – он создавал иную.

Сюжет картины «А, ты ревнуешь?» тоже подсмотрен в повседневной жизни таитянок: сестры-аборигенки после купания нежатся на берегу и разговаривают о любви. Одно из воспоминаний вдруг вызывает ревность одной из сестер, что заставило вторую вдруг присесть на песке и воскликнуть: «А, ты ревнуешь!». Эти слова художник написал в левом нижнем углу холста, воспроизведя таитянскую речь латинскими буквами. Из этого случайного эпизода чужой жизни родился шедевр искусства.

Обе девушки, изображенные на картине, обнажены, но в их наготе, несмотря на чувственные позы, нет ничего постыдного, странного, эротического или вульгарного. Их нагота так же естественна, как необычайно яркая экзотическая природа вокруг. По европейским канонам красоты их вряд ли можно назвать привлекательными, но Гогену они кажутся прекрасными, и свое эмоциональное состояние ему в полной мере удается запечатлеть на полотне.

Этой картине Гоген придавал особенное значение. В 1892 г. он сказал другу в письме: «Я написал великолепную картину обнаженных недавно, две женщины на пляже, я думаю, это лучшее из всего, что я когда-либо делал». Таитянки загадочны и необъяснимо прекрасны, так же, как и другие

Летом 1895 года в Папеэте, главном порту французской колонии Таити, причаливал пароход "Австралиец", несколько месяцев назад вышедший из Марселя. Пассажиры второго класса толпились на верхней палубе. Зрелище, представшее их глазам, особой радости не вызывало - сколоченная из грубо обтесанных бревен пристань, вереница выбеленных домиков под пальмовыми крышами, деревянный собор, двухэтажный дворец губернатора, хижина с надписью "Жандармерия"...

Полю Гогену - 47 лет, за спиной остались разрушенная жизнь и разбитые надежды, впереди не ждало ничего - осмеянный современниками художник, отец, о котором забыли собственные дети, ставший посмешищем парижских журналистов писатель. Пароход развернулся, ударился бортом о бревна пристани, матросы перебросили сходни, и толпа коммерсантов и чиновников хлынула вниз. Следом спустился высокий сутулый, раньше времени состарившийся человек в просторной блузе и широких брюках. Гоген шел не спеша - ему и в самом деле некуда было торопиться.

Опекавший его семью черт взял-таки свое - а ведь было время, когда он, ныне отверженный художник, разделивший судьбу своей безумной родни, считался благополучнейшим из буржуа.

Во время Великой французской революции его прабабка Тереза Лене уехала в Испанию. Там она увела от семьи знатного дворянина, командира драгунского полка и кавалера ордена Святого Иакова дона Мариано де Тристан Москосо. Когда он умер, Тереза, не пожелав мелочиться и унижаться перед родней своего невенчанного мужа, заявила права на все его состояние, но не получила ни сантима и скончалась в нищете и безумии.

Его бабушку хорошо знали в рабочих кварталах Парижа - Флора сбежала от тихого гравера, по уши влюбленного в свою очаровательную фурию. Бедняга долго пытался вернуть неверную супругу, надоедал ей письмами, умолял о встречах. Впрочем, это не помогло, и в один прекрасный день Антуан Шазаль, дед будущего художника, заявился к ней с заряженным пистолетом. Рана Флоры оказалась неопасной, но ее красота и полное отсутствие раскаяния у мужа произвели на присяжных должное впечатление - королевский суд отправил гравера на пожизненную каторгу. А Флора отбыла в Латинскую Америку. Обосновавшийся там брат дона Мариано не дал приблудной племяннице ни гроша, и после этого Флора навсегда возненавидела богачей: она собирала деньги для политзаключенных, поражая участников подпольных сходок яростными выступлениями и строгой испанской красотой.

Ее дочь была тихой и разумной женщиной: Алине Гоген удалось поладить со своей испанской родней. Она и сын обосновались в Перу, во дворце престарелого дона Пио де Тристан Москосо. Восьмидесятилетний миллионер обращался с ней как с королевой, маленький Поль должен был унаследовать четверть его состояния. Но бес, завладевший этим семейством, дождался своего часа: когда дон Пио умер и его прямые наследники вместо огромного состояния предложили Алине всего лишь небольшую ренту, она отказалась и затеяла безнадежный судебный процесс. В результате оставшуюся жизнь Алина провела в страшной нищете. Дед Поля Гогена носил полосатую робу и таскал за собой цепь, к которой было приковано пушечное ядро, имя его бабки украшало полицейские отчеты, а он, к удивлению всей родни, вырос здравомыслящим, обязательным человеком - его шеф, биржевой маклер Поль Бертен, не мог на него нахвалиться.

Коляска, запряженная парой вороных, уютный особнячок, набитый антикварной мебелью и старинным фарфором, - жена Гогена, пышная белокурая датчанка Метта, была довольна жизнью и мужем. Спокойный, хозяйственный, непьющий, работящий - вот только лишнего слова из него и клещами не вытянешь. Холодные серо-голубые глаза, чуть прикрытые тяжелыми веками, плечи молотобойца - Поль Гоген гнул лошадиные подковы. Коллегу, в шутку сбившего с него цилиндр, он чуть было не придушил прямо в зале парижской биржи. Но если его не выводили из себя, дремал на ходу. К гостям жены он, случалось, выходил в ночной рубашке. Однако бедная Метта не подозревала, что и особнячок, и выезд, и банковский счет (да и она сама) были недоразумением, случайностью, не имеющей отношения к настоящему Полю Гогену.

В молодости он служил в торговом флоте - плавал через Атлантику на парусных кораблях, лазал по вантам, висел над штормовым океаном на огромной раскачивающейся мачте. Гоген ушел в море простым матросом и дослужился до лейтенанта. Затем был боевой корвет "Жером Наполеон", исследовательские плавания в северных морях и война с Пруссией. Через семь лет Поль Гоген был списан на берег. Он устроился на биржу, и жизнь пошла как по маслу... До тех пор, пока в нее не вмешалась живопись.

Лучшие дня

Берег, на который сошел Гоген, искрился всеми цветами радуги: ярко-зеленые листья пальм, блестящая, как расплавленная сталь, вода и разноцветные тропические плоды сливались в фантастическую ослепительную феерию. Он мотнул головой и закрыл глаза - ему показалось, что он шагнул на собственное полотно, легко, без усилий вошел в тот мир, который много лет преследовал его воображение. Вот только краски у здешнего бога были, пожалуй, поярче, чем у Поля Гогена, - стоило бы взглянуть на нежащийся под вечерним солнцем Папеэте тем, кто считал его сумасшедшим.

Первой так назвала его жена, когда он сообщил ей, что оставляет биржу ради живописи. Она забрала детей и уехала домой, в Копенгаген. Ей вторили газетные критики и даже друзья, частенько помогавшие ему куском хлеба: было время, когда он ходил по Парижу в деревянных башмаках, без гроша в кармане, не зная, чем накормить не пожелавшего с ним расстаться сына. Ребенок часто простужался и болел, а отцу нечем было заплатить врачу и не на что купить краски - сбережения бывшего биржевого маклера разлетелись за полгода, а его картины никто не хотел покупать.

Вечерами на парижских улицах зажигались бледно-желтые газовые фонари; кожаные крыши пролеток блестели под дождем, из театров и ресторанов выходили нарядно одетые люди; у входа в Салон, где выставлялись признанные публикой и знатоками художники, висели яркие афиши. А он, голодный и промокший, шлепал по лужам в своих огромных, скользящих на сырой брусчатке сабо. Он был беден, но ни о чем не жалел - Гоген твердо знал, что впереди его ждет слава.

Вся земля на Таити принадлежала католической миссии, и первый визит Гоген нанес ее главе, епископу Мартену. Епархия не разбрасывалась своим добром: прежде чем Гоген уломал святого отца продать ему участок под строительство хижины, художнику пришлось выстоять немало месс и не раз сходить к исповеди. Прошли годы, и постаревший, доживавший свой век в одном из прованских монастырей отец Мартен охотно делился воспоминаниями с наведывавшимися к нему поклонниками Гогена - по его мнению, главным врагом художника был бес честолюбия и гордыни: "Судить о том, что Поль Гоген сделал для искусства, может только Бог, а человеком он был недобрым. Взгляните здраво, месье, он оставил без гроша жену, позволил ей увезти от себя пятерых детей, и я не слышал от него ни слова сожаления! Взрослый человек бросил дело, дававшее верный кусок хлеба, ради искусства - а ведь живописи надо учиться с младых лет! И ладно бы он довольствовался скромной участью честного служителя муз, добросовестно переносящего на полотно дивные творения Божьи. Так нет же - безумец сам захотел сравниться с Господом, Божий мир он подменил плодами своей безумной фантазии. Он восстал против Бога, подобно ангелу тьмы, и Господь низверг его, аки Сатанаила, - свои дни художник Гоген закончил в пьянстве и распутстве, страдая позорной болезнью..."

При жизни художника отец Мартен не раз использовал этот текст для воскресных проповедей. У него имелись свои причины для недовольства заезжим мазилой: Гоген увел самую красивую из его любовниц, четырнадцатилетнюю ученицу миссионерской школы Анриетту, да еще и написал в Париж о том, как во время торжественной мессы Анриетта вцепилась в волосы мартеновской экономке. Ее слова "Епископ купил тебе шелковое платье из-за того, что ты, потаскуха, чаще с ним спишь!" благодаря Гогену докатились до самого Рима - в памяти клира отец Мартен остался только благодаря им.

На воскресные проповеди Гоген больше не ходил, епископа ни в грош не ставил, но своих демонов тем не менее знал в лицо - к старости человек мудреет и начинает разбираться если не в людях, то в себе самом. Хижина обошлась ему в тысячу франков; еще триста франков ушли на сто пятьдесят литров абсента, сто литров рома и две бутылки виски. Через несколько месяцев парижский торговец картинами должен был выслать ему еще тысячу, но пока оставшихся денег хватало лишь на мыло, табак да платки для наведывавшихся к нему туземок. Он пил, рисовал, резал по дереву, занимался любовью и чувствовал, как улетучивается то, что владело им все последние годы - человека, считавшего себя Господом Богом, больше не существовало.

Еще несколько лет назад он презирал тех, кто его окружал. Он был нищ и не признан, художники же, работавшие в традиционной манере, щеголяли в дорогих костюмах и выставляли свои работы на каждом Салоне. Но Гоген держался как пророк, и молодежь, искавшая себе кумиров, шла за ним - от него исходило почти мистическое ощущение силы. Шумный, решительный, грубый, отличный фехтовальщик, прекрасный боксер, он говорил окружающим прямо в лицо то, что о них думал, и при этом не стеснялся в выражениях. Искусством для него было то, во что верил он сам, ему необходимо было ощущать себя центром Вселенной - в противном случае жертва, которую он принес своему демону, выглядела бессмысленной и чудовищной. Метта, соломенная вдова Поля Гогена, рассказала об этом случайно оказавшемуся с ней в одном купе журналисту - это произошло в начале двадцатого века, через несколько лет после того, как ее бывшего мужа похоронили на Таити.

Корреспондент "Газетт де Франс" сначала принял привольно раскинувшуюся на диванчике даму за кавалера. Полный, затянутый в дорожный мужской костюм белокурый господин пил коньяк из маленькой плоской фляжки, курил длинную гаванскую сигару и стряхивал пепел прямо на плюшевый диван. Кондуктор сделал ему замечание, "господин" возмутился и попросил своего случайного спутника заступиться за... бедную беззащитную женщину. Они познакомились, разговорились, а дома начинающий литератор записал то, что ему запомнилось из монолога вдовы загадочного, начинающего входить в моду Поля Гогена.

"Поль был большим ребенком. Да, молодой человек, ребенком - злым, эгоистичным и упрямым. Всю свою силу он выдумал - может, ему и верили таитянские шлюхи и дурни-ученики, но уж меня-то ему не удавалось провести никогда. Как вы думаете, почему он вышел за меня за... то есть почему он на мне женился? Думаете, ему нужна была женщина? Чушь - тогда он не обращал внимания на баб. Поль Гоген искал вторую мать - ему были нужны покой, тепло, защита... Дом. Я все это ему дала, а он меня бросил! Бросил с пятью детьми, без единого франка... Да, я знаю, что обо мне говорят, и плевать на это хотела.

Да, я продала его коллекцию картин и не отправила ему ни единой монетки. И запретила детям ему писать. Да, я не подпустила его к себе, когда он приехал в Данию... Что же вы так уставились на меня, молодой человек, - я всего лишь откровенна. Ей-богу, мужчины хуже баб. И Поль, несмотря на свои кулачищи, тоже был бабой, пока черт не внушил ему, что он художник. И он, проклятый эгоист, принялся выплясывать вокруг своего таланта. А мне - женщине из хорошей семьи! - пришлось кормиться уроками. Теперь нечистый втолковал то же самое всем помешанным на живописи кретинам, и богатые дурни платят за его мазню десятки тысяч франков... Будь они все прокляты - у меня не осталось ни одной его картины, я все продала за гроши!.."

Метта Гоген, в девичестве Гад, всегда отличалась прямотой, грубоватым юмором и некоторым мужеподобием; в зрелые годы она и вовсе стала походить на драгуна. Но Гоген ее любил: на Таити он ждал ее писем и ужасно переживал, что забывшие и французский язык, и полусумасшедшего мазилу-отца дети не поздравляют его с днем рождения. Поль Гоген был человеком долга - он знал, что отец обязан заботиться о своем потомстве, то, что он бросил семью, не давало ему спокойно спать. Прежние хозяева предлагали ему вернуться, его звали на работу в страховую компанию - восьмичасовой рабочий день и очень приличное жалованье. В конце концов, он мог рисовать как все, продавать картины и жить припеваючи... Но это было абсолютно исключено: Гоген думал не о завтрашнем дне, а о будущих биографах.

Ста пятидесяти литров абсента хватило надолго. Он пил сам, поил приходивших на огонек туземцев, опьянев, раскидывался в гамаке, закрывал глаза и всматривался в проплывавшие перед ним лица. Из темноты возникал огненно-рыжий щуплый Ван Гог - безумные глаза, сжатая в дрожащей руке бритва. Это было в Арле, в ночь на двадцать второе декабря 1888 года. Он вовремя проснулся, и сумасшедший отошел, бормоча что-то бессвязное. На следующее утро Винсента нашли в окровавленной постели без сознания, с отсеченным ухом - проститутка из соседнего борделя рассказала, что ночью он ворвался к ней в комнату, сунул в руки кусок своей окровавленной плоти и выбежал, крикнув: "Возьми это на память обо мне!.."

Они жили в одном доме, вместе рисовали, ходили к одним и тем же шлюхам - Поль отличался бычьим здоровьем, и ему все было нипочем, а щуплый болезненный Ван Гог не выдержал такой жизни. Странности начались, когда Гоген сообщил, что собирается уехать на Таити - Винсент любил друга и боялся остаться один, нервный срыв вызвал помрачение рассудка.

Сверкал глазами его учитель, седобородый Писарро, - он не простил Гогену неистового стремления к успеху: "Настоящий художник должен быть нищ и не признан, его должно заботить искусство, а не мнение остолопов-критиков. А этот человек сам назначил себя гением и повернул дело так, что нам, его друзьям, приходится ему подпевать. Поль вынудил меня помочь ему с выставкой, заставил вас написать о ней статью... И за каким чертом он таскается в Панаму, на Мартинику и Таити? Настоящий художник найдет натуру и в Париже - дело не в экзотической мишуре, а в том, что у тебя в душе".

Об этом Полю рассказал его лучший друг, журналист Шарль Морис. "Австралиец" отправлялся утром, они пили всю ночь, и Гоген не стал объяснять, почему в его жизни возникли Панама и Мартиника.

Темно-синее полотно океана, ветер, поющий в вантах, белые домики на берегу - в Панаму он приехал, надеясь найти там новые впечатления и работу, которая дала бы кусок хлеба. Но художники и коммивояжеры в Латинской Америке не требовались, и Гогену пришлось работать землекопом - лучшей вакансии не нашлось. Днем он орудовал лопатой, стирая руки до кровавых мозолей, а по ночам его изводили москиты. Затем он лишился и этой работы и перебрался за несколько тысяч километров от Панамы, на Мартинику: плоды хлебного дерева там не стоили ничего, воду можно было взять в источнике, а креолки носили лишь набедренные повязки. Из ада, в который для нищего и непризнанного художника превратился Париж, он попал в земной рай, оживший на его полотнах. Он привез их во Францию на торговом бриге - денег на обратную дорогу не было, и ему пришлось наняться матросом. Выставка, которую он организовал, вернувшись домой, провалилась с оглушительным треском - потрясенная англичанка, тыкавшая в картину пальцем и гневно пищавшая "Red dog!" ("Красная собака!"), до сих пор стоит у него перед глазами.

В первый раз он приехал на Таити жить - Франция ему опостылела. Он снова был счастлив: ему легко работалось, в хижине ждала шестнадцатилетняя Техура, девушка с продолговатым смуглым лицом и волнистыми волосами - родители взяли за нее совсем недорого. По ночам в хижине тлел ночник - Техура боялась ждущих своего часа призраков; утром он приносил воду из колодца, поливал огород и вставал к мольберту. Такая жизнь могла бы продолжаться вечно, но картины, оставленные в Париже, не продавались, галерейщики не присылали ни копейки. Прошел год, и друзьям пришлось вызволять его с Таити - нищета, от которой он бежал, настигла его и здесь.

Во второй раз Гоген приехал сюда, чтобы умереть: денег должно было хватить на полтора года, на крайний случай приготовлен мышьяк... Доза оказалась чересчур большой: его рвало всю ночь, он три дня пролежал в постели, а поправившись, ощутил лишь холодное безразличие. Больше он не хотел ничего, даже смерти.

Много лет спустя Шарль Морис вспоминал об их прощальном вечере. На выставке, состоявшейся накануне, Гоген продал много работ, Департамент изящных искусств выхлопотал ему тридцатипроцентную скидку на билет до Океании. Все шло хорошо, но неожиданно несгибаемый, грубый, никого не пускавший к себе в душу Гоген опустил голову на руки и разрыдался.

Плача, он говорил о том, что сейчас, когда ему удалось хоть что-то, он еще острее чувствует всю тяжесть жертвы, которую принес, - дети остались в Копенгагене, и он никогда их больше не увидит. Жизнь прошла, он прожил ее как бродячая собака, а цель, которой было посвящено все, по-прежнему ускользает. Художника должны ценить не только полтора десятка знатоков, но и люди с улицы; то, что он сделал, может оказаться никому не нужным - и во имя чего тогда он пожертвовал детьми и женщиной, которую любил?..

На Таити он к этому не возвращался: Гоген вычеркнул из сердца Метту и не думал больше о своем искусстве. Он мало писал и чувствовал, как ему понемногу изменяют художественное чутье, рука и глаз - зато сто пятьдесят литров абсента подходили к концу и туземные красотки не покидали хижины Гогена.

Перед отъездом из Франции он подцепил сифилис: полицейский предупредил, что девица, которую он подобрал на дешевой танцульке, нездорова, но Гоген махнул на это рукой. Теперь у него отказывали ноги, и он ходил опираясь на две палки - на рукоятке одной художник вырезал гигантский фаллос, другая изображала слившуюся в любовной борьбе пару (сейчас обе трости находятся в Нью-йоркском музее). Непристойная резьба, которой Гоген покрыл балки своей хижины, впоследствии перекочевала в Бостонское собрание, японские порнографические эстампы, украшавшие его спальню, разошлись по частным коллекциям. Слава Гогена начиналась уже тогда, за десятки тысяч километров от Таити, во Франции. Его картины стали покупать, о нем писали статьи, а он ничего об этом не знал и развлекался сварами с епископом, губернатором и местным жандармским сержантом. Он подбивал туземцев не отдавать детей в миссионерские школы и не платить налоги - слова "заплатим, когда заплатит Гоген" стали чем-то вроде местной поговорки. Гоген издавал газетку тиражом 20 экземпляров (теперь каждый ценится на вес золота), в которой публиковал карикатуры на местных чиновников, судился, платил штрафы, произносил гневные и бестолковые речи: настоящая жизнь кончилась, и теперь он обманывал самого себя - склоки и свары убеждали его в том, что он все-таки существует.

Он умер в ночь на 9 мая 1903 года. Враги говорили, что художник покончил жизнь самоубийством, друзья были уверены в том, что его убили: огромный шприц со следами морфия, лежавший в изголовье постели, говорил в пользу обеих версий. Епископ Мартен отпел покойника, жандарм продал с торгов его имущество (наиболее непристойные рисунки целомудренный сержант Шарпийо отправил на помойку), колониальные власти похоронили несчастного и закрыли дело...

Его картины, поначалу оценивавшиеся в 200 - 250 франков, теперь стоили десятки тысяч, и Метта не находила себе места - мимо ее рук проплыло целое состояние. Прошло двадцать лет, они подорожали еще в сотни раз, и тут начали горевать всю жизнь презиравшие отца дети Гогена - если бы не материнская глупость, они могли бы жить в собственных поместьях и летать на личных самолетах. Отец стал одним из самых дорогих художников мира.

Затем пришел черед сокрушаться потомкам трактирщиков, селивших его в худшие каморки. Гоген расплачивался своими полотнами, которые шли на подстилки котам и собакам, на ремонт домашних туфель, служили вместо половиков - люди не понимали мазню чудака...

Их внуки и правнуки из года в год роются на чердаках и в подвалах, перетряхивают старье, сваленное в заброшенных хлевах, в надежде, что там под старыми хомутами и сбруями, среди пропахшего мышами тряпья сокрыты груды золота - заветное полотно нищего бродяги художника.

Источник информации: Жан Перье, журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", январь 2000.

O Гогене
Marina 20.12.2006 12:42:48

Просто потрясена какой был человечище! Лицемером он точно не был. Страстной Гоген, столько страдал. В этом что-то есть.