Людвиг ван Бетховен - выходец из музыкальной семьи. В детстве будущего композитора приобщали к игре на музыкальных инструментах, таких как орган, клавесин, скрипка, флейта.

Композитор Кристиан Готлоб Нефе является первым учителем Бетховена. В 12- летнем возрасте Бетховен становится помощником органиста при дворе. Помимо занятий музыки Людвиг занимался изучением языков, чтением таких авторов как Гомер, Плутарх, Шекспир, параллельно пытаясь сочинять музыку.

Бетховен рано лишается матери и берет на себя все расходы семьи.

После переезда в Вену Бетховен берет уроки музыки у таких композиторов как Гайдн, Альбрехтсбергер, Сальери. Гайдн отмечает мрачную манеру исполнения будущего гения музыки, но несмотря на это виртуозную.

В Вене появились известные творения композитора: Лунная соната, и Патетическая соната,

Бетховен теряет слух по причине болезни среднего уха и поселяется в городе Гейлигенштадт. Наступает пик популярности композитора. Мучительный недуг только помогает работать Бетховену с ещё большим энтузиазмом над своими сочинениями.

Людвиг ван Бетховен уходит из жизни от болезни печени в 1827 году. На похороны композитора пришло свыше 20-ти тысяч поклонников творчества композитора.

Людвиг ван Бетховен. Подробная биография

Людвиг ван Бетховен родился 17 декабря 1770 года в Бонне. Мальчику было суждено появиться на свет в музыкальной семье. Его отец был тенором, а дед руководителем хоровой капеллы. Иоганн Бетховен возлагал на сына большие надежды и хотел развить в нем выдающиеся музыкальные способности. Методы воспитания были весьма жестокими, и Людвигу приходилось заниматься ночи напролет. Несмотря на то что в короткие сроки Иоганну не удалось сделать из сына второго Моцарта, одаренного мальчика заметил композитор Кристиан Нефе, который внес большой вклад как в его музыкальное, так и в личностное развитие. Из-за тяжелого финансового положения, Бетховен очень рано стал работать. В 13 лет он был принят помощником органиста, а позднее стал концертмейстером в Национальном театре Бонна.

Поворотным моментом в биографии Людвига стала его поездка в Вену в 1787 году, где ему удалось встретиться с Моцартом. «Однажды о нем заговорит весь мир!», - таким было резюме великого композитора после прослушивания импровизаций Бетховена. Юноша мечтал продолжить обучение у своего кумира, но из-за тяжелой болезни матери был вынужден вернуться в Бонн. С тех пор ему пришлось взять опеку над младшими братьями, а вопрос нехватки денег встал еще острее. В этот период Людвиг находит поддержку в семье аристократов Бройнингов. Круг его знакомств расширяется, юноша оказывается в университетской среде. Он активно работает над музыкальными произведениями крупной формы, такими как сонаты и кантаты, а также пишет песни для любительского исполнения, среди которых «Сурок», «Свободный человек», «Жертвенная песня».

В 1792 году Бетховен переезжает жить в Вену. Там он берет уроки у Й.Гайдана, а позднее переходит к А. Сальери. Тогда же он становится известен как пианист-виртуоз. Среди поклонников Людвига появляется множество влиятельных людей, однако композитор запомнился современникам как человек гордый и независимый. Он говорил: «Тем, чем являюсь я, я обязан самому себе». В «венский» период 1792 - 1802 гг. Бетховеном были написаны 3 концерта и несколько десятков сонат для фортепиано, произведения для скрипки и виолончели, оратория «Христос на Масличной горе» и увертюра к балету «Творения Прометея». Тогда же была создана Соната №8 или «Патетическая», а также Соната №14, более известная как «Лунная». Первая часть произведения, которое Бетховен посвятил своей возлюбленной, бравшей у него уроки музыки, получило название «Лунная соната» от критика Л. Рельштаба уже после смерти композитора.

Начало XIX века Бетховен встречает симфониями. В 1800 году он окончил работу над Первой симфонией, а в 1802 году была написана Вторая. Тогда же наступает тяжелейший период в жизни композитора. Признаки развивающейся глухоты усиливаются и приводят Людвига в состояние глубочайшего душевного кризиса. В 1802 году Бетховен пишет «Гейлигенштадтское завещание», в котором обращается к людям и делится своими переживаниями. Несмотря ни на что композитор в очередной раз сумел найти выход из тяжелейшей ситуации, научился творить со своим тяжелым недугом, хотя подчеркивал, что был очень близок к самоубийству.

Период 1802-1812 гг. – время расцвета в карьере Бетховена. Победа над собой и события Французской революции находят отражение в Третьей симфонии, названной «Героической», Симфонии №5, и «Аппассионате». Светом и гармонией наполнены Четвертая и «Пасторальная» симфонии. К Венскому конгрессу композитором были написаны кантаты «Битва при Виттории» и «Счастливое мгновение», принесшие ему ошеломительный успех.

Бетховен был новатором и искателем. В 1814 году впервые увидела свет его первая и единственная опера «Фиделио», а год спустя он создал первый вокальный цикл под названием «К далекой возлюбленной». А судьба тем временем продолжает бросать ему вызовы. После смерти брата Людвиг забирает к себе на воспитание племянника. Юноша оказался азартным игроком и даже предпринял попытку суицида. Переживания за племянника серьезно подорвали здоровье Людвига.

Тем временем усиливалась глухота композитора. Для повседневного общения Людвиг завел «разговорные тетради», а для создания музыки ему приходилось улавливать вибрацию инструмента с помощью деревянной палочки:один кончик Бетховен держал в зубах, а другой прикладывал к инструменту. Судьба испытывала гения и забирала у него самое дорогое – возможность творить. Но Бетховен вновь побеждает обстоятельства и открывает новый этап в своем творчестве, который стал эпилогом. В период с 1817 по 1826 год композитор пишет фуги, 5 сонат и столько же квартетов. В 1823 году Бетховен завершил работу над «Торжественной мессой», к которой относился с особым трепетом. Прозвучавшая в 1824 году Симфония №9 вызвала настоящий восторг у слушателей. Зал стоя приветствовал композитора, но он маэстро смог лишь увидеть овации, когда одна из певиц повернула его к сцене.

В 1826 году Людвиг ван Бетховен заболел пневмонией. Состояние осложнялось болями в желудке и другими сопутствующими заболеваниями, с которыми ему так и не удалось справиться. Бетховен скончался в Вене 26 марта 1827 года. Считается, что смерть композитора наступила в результате отравления препаратом, содержащим свинец. Проститься с гением пришли более 20 тыс. человек.

Людвиг ван Бетховен писал свои самые знаменитые произведения в наиболее сложные периоды жизни. Ученые установили, что ритм произведения композитора – это частота его сердечных сокращений. Великий гений отдал свое сердце и жизнь музыке, чтобы она смогла проникнуть в наши сердца.

Вариант 3

Наверное, нет ни одного человека в мире, который бы не слышал имя величайшего во все времена композитора, последнего из представителей «венской классической школы», Людвига ван Бетховена.

Бетховен – один из самых талантливейших деятелей в истории музыки. Он писал музыку на всех жанрах, в том числе оперные произведения и хоровые сочинения. Симфонии Бетховена пользуются популярностью до сих пор: многие музыканты записывают кавер версии в различных стилях. Необходимо познакомиться с биографией композитора.

Детство.

Точно не известно, когда Людвиг появился на свет. Скорее это случилось 16 декабря 1770 года, так как точно известно, его крестины выпали на 17 декабря того же года. Отец Людвига хотел сделать из сына талантливым музыкантом. Первым серьезным учителем маленького Бетховина стал Кристиан Готлоб Неф, который сразу увидел в мальчике музыкальный талант и стал знакомить его с произведениями Моцарта, Баха и Генделя. В 12 лет Бетховен стал автором своего первого произведения, вариаций на тему марша Дресслера.

Будучи семнадцатилетним юношей, Людвиг впервые посетил Вену, где импровизация была прослушана Моцартом и оценена им по достоинству. В том же возрасте Бетховен теряют мать, она умирает. Людвигу пришлось взять главенство семьи и ответственность за младших братьев на себя.

Расцвет карьеры.

В 1789 году Бетховен решает ехать в Вену и учиться у Гайдна. Вскоре благодаря произведениям Людвига, композитор получает первую славу. Он пишет Лунную и Патетическую сонаты, а затем Первую и Вторую симфонии и «Творение Прометея». К сожалению, великого композитора одолевает болезнь уха. Но даже с полной глухотой Бетховен продолжать сочинять.

Последние годы.

В начале 19 века Бетховен писал с особым энтузиазмом. В 1802-1812 года были созданы Девятая симфония и Торжественная месса. В те годы Бетховен пользовался популярностью и всеобщим признанием, однако вследствие попечительства за племянника, которое взял на себя композитор, он незамедлительно состарился. Весной 1827 года Людвиг скончался от болезни печени.

Несмотря на то, что композитор прожил относительно не долго, он признан величайшим музыкантом всех времен. Память о нем жива и сейчас и будет жить всегда.

Вознесенский Андрей Андреевич

Андрей Андреевич Вознесенский родился 12 мая 1933 года в Москве. Раннее детство провел в родном городе матери Киржаче Владимирской области. Был эвакуирован с матерью в Курган во времена Великой Отечественной войны.

Людвиг ван Бетховен является одним из самых знаменитых и талантливых композиторов в истории. Его вместе с Моцартом нередко называют величайшими музыкантами всех времен и народов.

Биография Бетховена интересна тем, что, несмотря на полную глухоту, он сумел написать более 650 гениальных произведений.

В скором времени Людвиг увлекся чтением мировой классики. Наряду с этим, он был в восторге от творчества Генделя, Баха и, конечно же, Моцарта, с которым мальчик мечтал выступить на одной сцене.

В 1787 г. его мечта сбылась. Оказавшись в Вене, он познакомился со своим кумиром. Ему даже удалось сыграть для него некоторые из своих сочинений, услышав которые Моцарт пришел в восторг.

После окончания игры Бетховена, он открыто заявил: «Не отрывайте взора от этого мальчика – однажды о нем заговорит мир». Дальнейшая биография Бетховена показал, что эти слова были пророческими.

Людвигу хотелось еще раз встретиться с великим Моцартом, однако из-за болезни матери, от которой она позже скончается, ему пришлось срочно возвратиться домой.

Смерть матери стала настоящей трагедией для Бетховена. Он впал в уныние и какое-то время вообще не интересовался музыкой. Более того, теперь ему приходилось ухаживать за двумя маленькими братьями и постоянно терпеть пьяные выходки отца.

К тому же он подвергался насмешкам со стороны сверстников, поскольку утверждал, что благодаря своим сочинениям вскоре станет очень богатым.

Вскоре в его биографии началась светлая полоса. В Бонне композитор познакомился с семейством Бройнинг, взявшим его под свое покровительство. Людвиг стал обучать музыке их дочь Лорхен, с которой он поддерживал дружеские отношения и в зрелом возрасте.

Творческая биография

В 1792 г. молодой Бетховен поехал в Вену, где ему удалось найти хороших друзей-меценатов. Он прекрасно понимал, что ему следует усовершенствовать свое мастерство, поэтому решил обратиться за помощью к Йозефу Гайдну.

Однако отношения между ними не заладились, так как Гайдна раздражал крутой нрав Бетховена. После этого Людвиг стал обучаться у Шенка и Альбрехтсбергера. Оказаться в кругу признанных музыкантов ему помог Антонио Сальери.

В это время Бетховен начинает работу над «Одой Радости», которую совершенствует в течение долгих лет. Зрители услышали эту великолепную композицию лишь в 1824 г.

С того момента популярность композитора начинает расти с каждым днем. Бетховен становится одним из самых востребованных композиторов Вены. В 1795 г. он дает дебютный концерт, в котором звучат его произведения.

Гениальная музыка произвела сильное впечатление на публику, которая по достоинству оценила талант Людвига ван Бетховена.

Через 3 года у него обнаружили серьезную болезнь – тиннитус, которая медленно прогрессировала в течение 10 лет. Она и привела музыканта к самой трагической точке его биографии – полной глухоте.

Здесь стоит заметить один интересный факт. Некоторые биографы утверждают, что у Людвига была странная привычка: перед тем, как начать работу, он окунал голову в холодную воду.

Считается, что именно это послужило к прогрессированию болезни и последующей глухоте.

Однако, несмотря на все трудности и неудобства, связанные с недугом, Бетховен не опустил рук. Как будто назло судьбе, ему удалось написать легкую и жизнерадостную «Вторую симфонию».

Осознавая, что он вот-вот окончательно оглохнет, композитор начинает активно работать днем и ночью. Именно в этот период он написал одни из лучших своих произведений.

Бетховен дома за работой

В 1808 г. Бетховен создает знаменитую «Пасторальную симфонию», состоящую из 5 частей.

В 1809 г. ему поступает выгодное предложение о написании музыки к драме «Эгмонт».

Стоит заметить, что композитор отказался от предложенного гонорара, поскольку был ценителем творчества немецкого писателя.

В 1815 г. он окончательно теряет слух, однако отказаться от музыки Бетховен был уже не в состоянии. Неожиданно, он находит прекрасный выход из положения.

Чтобы «слышать» музыку, Бетховен использует деревянную трость. Один ее конец он зажимает в зубах, а вторым касается передней панели инструмента.

Благодаря вибрации, он чувствовал игру инструмента, что сильно ободряло и радовало его. Композитор продолжает писать произведения, которые становятся классикой еще при его жизни.

Достоверно известно, что Людвиг никогда не любил чиновников. После того, как он оглох, его общение с друзьями имело вид переписки. В так называемых «разговорных тетрадях» они вели различные диалоги.

Музыкант Шиндлер имел 3 таких тетради, однако он вынужден был их сжечь, так как там было много выпадов и резких слов по отношению к действующей власти.

Биографы рассказывают, что однажды, гуляя с Иогангом Гёте по чешскому городу Теплице, они повстречали императора Франца в окружении большой толпы придворных.

Инцидент в Теплице

Гёте отошел в сторону и почтительно раскланялся, в полном соответствии с принятыми тогда обычаями.

Бетховен же и не подумал сворачивать со своего пути. Он прошел сквозь толпившуюся вокруг монарха свиту, едва притронувшись к своей шляпе.

По этому случаю была даже написана картина, которую вы можете видеть выше.

Личная жизнь

В биографии Бетховена было немало трагедий, связанных с женщинами. Несмотря на колоссальные достижения на музыкальном поприще, в кругу элиты его по-прежнему считали простолюдином. Из-за этого он не мог сделать предложение девушке из высшего сословия.

В 1801 г. Людвиг влюбляется в графиню Жюли Гвиччиарди. Но девушка не отвечает ему взаимностью и в скором времени выходит замуж за другого.

Неразделенная любовь стала настоящим ударом для Бетховена. Свои чувства он выразил в «Лунной сонате», которую сегодня исполняют во всем мире.

Следующим увлечением Бетховена становится овдовевшая графиня Жозефина Брунсвик, ответившая на ухаживания талантливого композитора. Однако родственники Жозефины напомнили ей о том, что простолюдин ей не пара, в результате чего она прекратила с ним общение.

Пережив вторую любовную драму, композитор делает предложение Терезе Мальфатти и вновь получает отказ. После этого он пишет гениальную сонату «К Элизе».

Самый известный портрет Бетховена

Перечисленные события биографии настолько сильно повлияли на Бетховена, что он решил до конца жизни оставаться холостяком.

В 1815 г. умирает его брат, оставив после себя сына Карла. Обстоятельства складываются таким образом, что именно Бетховену приходится стать для мальчика опекуном.

В скором времени выяснилось, что племянник имеет слабость к алкоголю. Как ни пытался Бетховен привить Карлу любовь к музыке и искоренить влечение к выпивке, у него ничего не получилось.

Дело дошло до того, что однажды юноша захотел покончить жизнь самоубийством, но к счастью осуществить задуманное ему не удалось. В конечном счете, композитор отправил племянника на службу в армию.

Смерть

В 1826 г. Бетховен заболел воспалением легких, а вскоре его стали мучить еще и боли в желудке. Из-за неправильного лечения, болезнь все больше прогрессировала.

Людвиг был настолько слаб, что не мог даже ходить. Из-за этого он полгода пролежал в кровати с сильными болями.

26 марта 1827 г. Людвиг ван Бетховен умер. Вскрытие показало, что у него полностью разложилась печень.

Проститься с Бетховеном пришло около 20 000 человек, что в очередной раз доказывало всенародную к нему любовь. Похороны состоялись на Вэрингском кладбище.

Несколько интересных фактов из биографии Бетховена

Бетховен был первым музыкантом, которому городской совет назначил денежное пособие.
В 21 веке популярен миф о том, что композиции «Музыка ангелов» и «Мелодия слез дождя» написаны Бетховеном. На самом деле они никакого отношения к великому композитору не имеют.
Бетховен очень высоко ценил дружбу и всегда помогал бедным, хотя сам жил в постоянной нужде.
Мог одновременно работать над 5 произведениями.
В 1809, когда бомбардировал город, Бетховен переживал, что от взрывов снарядов потеряет слух. Поэтому он прятался в подвале дома и закрывал уши подушками.
В 1845 в Боне открыли первый памятник, посвященный композитору.
В основу песни «Битлз» «Because» положена «Лунная соната», проигранная в обратном порядке.
Гимном Евросоюза назначена «Ода к Радости» Бетховена.
Бетховен умер от отравления организма свинцом из-за врачебной ошибки.

Если вам понравилась краткая биография Бетховена – поделитесь ею в социальных сетях. Если же вам нравятся биографии выдающихся людей вообще и в частности, – подписывайтесь на сайт I nteresnye F akty.org . С нами всегда интересно!

Понравился пост? Нажми любую кнопку.

Благотворить, где только можешь.
Превыше всего любить свободу
И даже у монаршего престола
От истины не отрекаться.
Бетховен

(Листок из альбома, 1792)

Он был невысокий, коренастый, могучего, почти атлетического сложения. Лицо широкое, кирпично-красного оттенка, - только на склоне лет цвет кожи стал желтоватым, болезненным, особенно зимой, когда он сидел сиднем в четырех стенах, вдалеке от своих любимых полей. Лоб мощный, шишковатый. Волосы, необычайно густые и черные, казалось, не знали гребня: они торчали во все стороны - «змеи Медузы» (5). Глаза его пылали изумительной, поражавшей всех силою. Однако многие заблуждались относительно цвета его глаз. Они сверкали таким неистовым блеском на его смуглом трагическом лице, что обычно казались черными, на самом же деле были не черные, а серо-голубые (6). Маленькие, очень глубоко посаженные, они под влиянием гнева или страсти внезапно широко раскрывались и метали во все стороны быстрые взгляды, в которых с чудесной полнотой и правдивостью отражалась мысль (7). Часто они скорбно устремлялись к небу. Нос у него был короткий, обрубленный, широкий - отсюда это сходство с обликом льва. Тонко очерченный рот, впрочем, нижняя губа немного выдавалась. Мощные челюсти, которые могли бы дробить грецкие орехи. На подбородке справа глубокая ямка, что делало его лицо странно асимметричным. «У него была добрая улыбка,- вспоминает Мошелес,- и когда он разговаривал с кем-нибудь, на лице его появлялось приветливое, располагающее выражение. Смех, наоборот, был у него неприятный, резкий, вымученный и притом отрывистый» - смех человека, не привыкшего радоваться. Обычное выражение его лица печальное - «неизлечимая скорбь». Рельштаб в 1825 г. признавался, что он с огромным трудом удерживал слезы, видя «его кроткие глаза, затаившие невыносимую муку». Годом позже Браун фон Браунталь встречает его в трактире: он сидит один, в углу, в зубах дымится длинная трубка, глаза закрыты - привычка, которую за ним замечали все чаще к концу жизни. Кто-то из друзей обращается к нему. Он грустно улыбается, достает из кармана маленькую записную книжечку - «разговорную» - и пронзительным голосом, каким часто говорят глухие, просит написать то, о чем его спрашивают. В минуты вдохновенья, которое осеняло его поистине неожиданно, иной раз даже на улице, лицо его преображалось, вызывая изумленье прохожих. Так бывало иной раз, когда он сидел один за фортепиано. «Мускулы лица напрягались, вены вздувались, неистовый взор становился подлинно грозным, губы дрожали, он был похож на мага, которого побороли демоны, им самим вызванные». Персонаж из Шекспира (8), «король Лир», - говорил Юлиус Бенедикт.

Людвиг ван Бетховен родился 16 декабря 1770 г. в Бонне, близ Кельна, в нищенской комнатушке на антресолях убогого домика. Предки его - фламандцы (9). Отец, певец, был человек недалекий и пьяница. Мать - служанка, дочь повара, вышла первым браком за лакея, но вскоре овдовела.

Суровое детство, лишенное семейного тепла, в котором рос более счастливый Моцарт. С самого начала жизнь стала для Бетховена жестокой и мрачной борьбой. Отец решил извлечь выгоду из музыкальных способностей сына и показывал публике это маленькое чудо. С четырехлетнего возраста он часами держал мальчика за клавесином или запирал со скрипкой, заставляя играть до изнеможения. Удивительно еще, как он не отвратил сына навсегда от искусства. Дошло до того, что Бетховена приходилось чуть ли не силой заставлять учиться музыке. Отрочество его было омрачено заботами о хлебе, необходимостью зарабатывать на пропитание, слишком многими и рано взятыми на себя обязанностями. Одиннадцати лет он уже играл в театральном оркестре, тринадцати стал органистом. В 1787 г. умирает мать, которую он обожал. «Она была так добра ко мне, так достойна любви, была лучшим моим другом! Я чувствовал себя счастливее всех на свете, когда я мог произнести это сладостное слово - «мать» и когда она слышала его» (10).

Она умерла от чахотки, и Бетховен, уже и тогда постоянно недомогавший, считал, что его подтачивает та же болезнь, к которой примешивалась еще и меланхолия, более жестокая, чем все его недуги (11). Семнадцати лет он уже стал главой семьи, на него легла забота о воспитании двух братьев; ему пришлось взять на себя унизительные хлопоты о назначении пенсии отцу - пьянице, не способному содержать семью; пенсию выдавали на руки сыну, иначе отец пропил бы все. Эти горести оставили в душе юноши глубокий след. Но он нашел дружескую поддержку в одном боннском семействе, которое навсегда осталось ему близким, - это была семья Брёнингов. Милая «Лорхен», Элеонора Брёнинг, была на два года моложе его. Он ее учил музыке, а она приобщила его к поэзии. Она была спутницей его детства, а возможно, они питали друг к другу и более нежные чувства. Впоследствии Элеонора вышла замуж за доктора Вегелера, который стал одним из лучших друзей Бетховена. До самых последних дней их связывала ничем не омрачаемая дружба, о которой свидетельствуют благородные, нежные письма Вегелера и Элеоноры и письма старого верного друга (alter treuer Freund) дорогому доброму Вегелеру (guter lieber Wegeler). Тем более трогательной стала эта взаимная привязанность, когда все трое состарились - состарились телом, но не сердцем (12).

Как ни печально было детство Бетховена, он навек сохранил о нем и о родных местах, где оно протекало, нежное и грустное воспоминание. Он был вынужден покинуть Бонн и почти всю жизнь прожил в Вене, в унылых предместьях этого большого легкомысленного города, но никогда не забывал он долину Рейна и величественную реку, мощную, отечески родную (unser Vater Rhein), «наш отец Рейн», как он называл ее, - почти человечески живую, подобную некой гигантской душе, где сменяют друг друга столько мыслей, столько могучих порывов; и, пожалуй, особенно прекрасен, могуч и спокоен Рейн там, где он с ласковой мощью омывает тенистые и цветущие берега прелестного Бонна. Там прожил Бетховен первые двадцать лет своей жизни, там родились первые мечты юного сердца, среди этих лужаек, которые лениво плывут куда-то вместе с водой, и прибрежных тополей, среди окутанных туманом верб и низкорослого ивняка и яблонь, что купают свои корни в бесшумном и быстром потоке, над которым в сонном удивлении, сгрудившись по берегам, застыли деревушки, церкви и кладбища; а вдали, на горизонте, выступают голубоватые очертания Семи Гор - жилища бурь, - увенчанных хрупкими, причудливыми силуэтами полуразрушенных замков. Сердце его навеки осталось верным этому краю; до последней минуты жизни он мечтал увидеть его вновь, но мечте этой так и не дано было осуществиться. «Родина моя, чудесный край, где я увидел свет, она все так же прекрасна для меня и все так же явственно стоит перед моими очами, как в тот день, когда я покинул ее» (13).

Разразилась революция; она начала стремительно распространяться по всей Европе, она овладела и сердцем Бетховена. Боннский университет был рассадником новых идей. Бетховен зачислен в списки студентов 14 мая 1789 г., он слушает лекции по немецкой литературе знаменитого Евлогия Шиейдера, будущего прокурора департамента Нижнего Рейна. Когда в Бонне узнали о взятии Бастилии, Шнейдер прочел с кафедры пламенные стихи, вызвавшие бурный энтузиазм слушателей (14). В следующем году он выпустил сборник революционных стихов (15). В числе подписчиков значатся: «Бетховен, придворный музыкант» и «семейство Брёнинг» (16).

В ноябре 1792 г. Бетховен уехал из Бонна в тот самый момент, когда война уже вступала в город. Он намеревался устроиться в Вене - музыкальной столице Германии (17). По дороге в Вену ему пришлось пробираться сквозь расположение гессенских войск, посланных против Франции. Понятно, что его охватили патриотические чувства. В 1796 и 1797 гг. он положил на музыку воинственные стихи Фридберга «Песнь расставанья» и патриотическую хоровую «Мы - великий немецкий народ» («Ein grosses deutsches Volk sind wir»). Но тщетно пытается он воспевать врагов революции. Революция захватывает всех, захватывает она и Бетховена. С 1798 г., невзирая на обострившиеся отношения между Францией и Австрией, у Бетховена завязываются дружеские связи с французами, кое с кем из посольства и генералом Бернадоттом, который тогда приехал в Вену (18). Во время встреч и бесед этих лет в Бетховене укрепляются республиканские чувства, мощное развитие коих можно наблюдать далее на протяжении всей его жизни.

Портрет, сделанный с него Штейнгаузером, дает довольно верный образ Бетховена того времени. По отношению к позднейшим изображениям Бетховена этот портрет - то же, что Бонапарт работы Герена: жесткое лицо, снедаемое лихорадкой честолюбия - в сопоставлении с другими канонизированными изображениями Наполеона. Бетховен кажется там моложе своих лет; он худ, держится очень прямо, тугой и высокий галстук подпирает подбородок, взгляд недоверчивый и настороженный. Он знает себе цену, он верит в свои силы. В 1796 г. он записывает у себя в книжечке: «Смелее! Невзирая на все слабости телесные, мой гений восторжествует... Двадцать пять лет! Вот они и пришли! Мне двадцать пять лет... В этот самый год мне как человеку должно подняться во весь рост» (19). Г-жа фон Бернгард и Гелинк свидетельствуют, что он крайне горд, резок в обращении и угрюм, говорит с ярко выраженным провинциальным акцентом. Но близкие его друзья знают, сколько чудесной доброты прячется под этой заносчиво-неуклюжей манерой. Когда он пишет Вегелеру о своих успехах, вот какая мысль первой приходит ему в голову: «Представь, один из моих друзей находится в нужде; если кошелек мой пуст и я не в силах помочь тотчас же, ну что ж, мне стоит только сесть за стол и взяться за работу, и довольно скоро я помогу ему выбраться из беды... Понимаешь, до чего это замечательно» (20). И немного далее он пишет: «Пусть мое искусство служит ко благу бедняков» («Dann soll meine Kunst sich nur zum Besten der Armen zeigen»).

Но беда уже постучалась у его дверей, поселилась у него и больше его не покидала. Между 1796 и 1800 гг. глухота начала свою страшную, разрушительную работу (21). Даже ночью в ушах у него стоял непрерывный шум; его мучили острые боли з желудке. Слух постепенно ослабевал. В течение нескольких лет он никому в этом не признавался, даже самым близким друзьям; он избегал появляться на людях, чтобы как-нибудь не обнаружился его недостаток; он хранил про себя эту ужасную тайну. Но в 1801 г. он уже не в силах молчать и в отчаянии рассказывает обо всем друзьям - доктору Вегелеру и пастору Аменда: «Мой дорогой, добрый, мой сердечный друг Аменда!.. Как часто я жаждал видеть тебя здесь, около себя! Бетховен твой глубоко несчастен. Узнай, что благороднейшая часть меня, мой слух, очень ослаб. Еще в то время, когда мы с тобой были вместе, я чувствовал симптомы болезни, и я скрывал их, но с тех пор мне становилось все хуже и хуже. Выздоровею ли я? Конечно, я надеюсь, но надежда слабая: такие заболевания редко поддаются излечению. Какая грустная у меня жизнь - избегать всего, что любишь, что тебе дорого, особенно здесь, в этой мелочной, себялюбивой среде. Жалкая участь - сносить покорно свои несчастья и в этом видеть единственное прибежище. Конечно, я твердо решил быть сильнее своих страданий, но удастся ли мне это?» (22).

И Вегелеру: «Я влачу печальное существование. Вот уже два года, как я тщательно избегаю всякого общества, потому что не могу же я сказать людям: «Я глухой!» Это было бы еще возможно, будь у меня какая-нибудь другая профессия, но при моем ремесле ничто не может быть ужаснее. Как обрадовались бы мои враги! А ведь их у меня немало!.. В театре я вынужден садиться у самого оркестра, чтобы разбирать слова актеров. А как только сяду подальше, уже не улавливаю высокие тона инструментов и голосов... Когда говорят тихо, я еле слышу... но когда кричат - это для меня совершенно невыносимо... не раз я проклинал свое существование... Плутарх научил меня покоряться судьбе. Но я не желаю сдаваться и не сдамся, если это только возможно, хотя бывают минуты, когда я чувствую себя самым несчастным из творений божьих... Покорность судьбе! Какое жалкое прибежище! Но только это одно мне и остается!» (23).

Эта трагическая скорбь отразилась в некоторых произведениях того времени - в «Патетической сонате» (ор. 13, 1799 г.) и еще более в ларго Третьей сонаты для фортепиано (ор. 10, 1798 г.). Удивительно, что печаль эта не коснулась стольких других произведений того времени, - сияющий радостью септет (1800 г.), прозрачная Первая симфония (до-мажор, 1800 г.) выражают юношескую беспечность. Значит, душа не сразу привыкает к страданию. Ей так нужна радость, что, лишенная радости, она не может не создавать ее. И если настоящее слишком уж невыносимо, она живет в прошедшем. Счастливые дни прошлого не исчезают из памяти в один миг; долго еще сияние их не тускнеет, хотя сами они уже канули в вечность. Бетховен в Вене, несчастный и одинокий, уходит в воспоминания о родной стране, и его творческая мысль в то время пронизана ими. Тема анданте с вариациями в септете - это одна из рейнских «Песенок» («Lied»); симфония до-мажор - это тоже творение Рейна, поэма молодости, улыбающейся своим грезам. Веселая, томная поэма: в ней слышится желание завоевать сердце любимой и надежда, что это сбудется. Но в некоторых местах симфонии, в вступлении, в светотени сумрачно звучащих басов, в причудливом скерцо, вы замечаете, замечаете с волнением, как сквозь юный облик вдруг проглянет на вас будущий гений. Это глаза бамбино из «Святого семейства» Боттичелли, очи младенца, в которых словно уже читаешь всю будущую трагедию.

К физическим страданиям присоединились огорчения совсем иного порядка. Вегелер рассказывает, что он не помнит Бетховена иначе, как в состоянии страстной влюбленности. Его увлечения, по-видимому, всегда отличались поразительной чистотой. Между страстью и наслаждением нет ничего общего. И если в наши дни все-таки умудряются путать одно с другим, то только потому, что большинство людей пребывает на сей счет в неведении и истинная страсть стала величайшей редкостью. В натуре Бетховена было нечто пуританское; вольные разговоры и мысли внушали ему ужас, любовь была для него святыней, и тут он оставался непримирим. Говорят, он не мог простить Моцарту того, что тот унизил свой гений, написав «Дон Жуана». Шиндлер, близкий друг Бетховена, уверяет, что «он прожил жизнь свою в девственной чистоте и ему никогда не приходилось упрекать себя в минутной слабости». Такие люди словно созданы для того, чтобы стать жертвой обманщицы-любви. И это оправдалось на Бетховене. Он без конца влюблялся до безумия, без конца предавался мечтам о счастье, затем очень скоро наступало разочарование, он переживал горькие муки.

И вот в этих-то чередованиях - любви, гордости, возмущения - надо искать наиболее плодотворные источники бетховенских вдохновений вплоть до того времени, когда природная буря его чувств затихает в грустной покорности судьбе.

В 1801 г. предметом его страсти была, видимо, Джульетта Гвиччарди, которую он обессмертил, посвятив ей свою знаменитую сонату, известную под названием «Лунной», ор. 27 (1802 г.). «Мне стало отраднее жить, - пишет он Вегелеру, - я чаще встречаюсь с людьми... Эта перемена... ее произвело очарование одной милой девушки; она любит меня, и я люблю ее. Первые счастливые минуты в моей жизни за последние два года» (24). Он дорого заплатил за них. Прежде всего эта любовь заставила Бетховена еще больнее почувствовать, какое несчастье его глухота и как непрочно его положение, раз он не имеет возможности жениться на любимой девушке. Кроме того, Джульетта была кокетка, ребячливая, себялюбивая; она причиняла Бетховену тяжкие страдания, а в ноябре 1803 г. вышла замуж за графа Галленберга (25). Такие страсти опустошают душу; а когда душа уже ослаблена недугом, как это было с Бетховеном, они могут сокрушить ее вконец. Это единственный период жизни Бетховена, когда он был чуть ли не на краю гибели. Он пережил минуты страшного отчаяния, о чем свидетельствует одно его письмо. Это его «Гейлигенштадское завещание» братьям Карлу и Иоганну со следующей надписью: «Прочесть и привести в исполнение после моей смерти» (26). Душераздирающий вопль возмущения и невыносимой муки! Нельзя читать его без глубокой жалости. Бетховен в эту минуту готов был наложить на себя руки, и только несокрушимая стойкость духа спасла его (27). Последние его надежды на выздоровление рухнули. «Даже то высокое мужество, что поддерживало меня, иссякло. О провидение, дай мне увидеть хотя бы единый раз, на один день, один-единственный день, истинную радость! Мне уже так давно неведомы глубокие звуки истинной радости. Когда же, о господи, когда будет мне дано обрести ее вновь... Неужели никогда? Нет, это было бы слишком жестоко!».

Это похоже на предсмертное стенание - и тем не менее Бетховен проживет еще двадцать пять лет. Слишком могучая это была натура, чтобы сдаться и пасть под бременем испытаний. «Мои физические силы растут и прибывают больше чем когда-либо вместе с силой духовной... Да, юность моя только еще начинается, я чувствую это. Каждый день приближает меня к цели, я вижу ее, хотя и не могу определить... О! если бы я освободился от моего недуга, я бы обнял весь мир!.. Не надо мне отдыха! И я не знаю иного отдыха, кроме сна; как печально, что я вынужден отдавать ему больше времени, чем прежде. Если бы мне хоть наполовину избавиться от моего недуга, тогда... Нет, я бы не перенес этого. Судьбу должно хватать за горло. Ей не удастся согнуть меня. О! как было бы прекрасно прожить тысячу жизней!» (28).

Эту любовь, страданье, упорство воли, эти чередования уныния и гордости, внутренние драмы - все это мы находим в великих творениях Бетховена, написанных в 1802 г.: в сонате с похоронным маршем, ор. 26, в сонате «Quasi una fantasia», так называемой «Лунной», ор. 27, во Второй сонате, ор. 31, с ее драматическими речитативами, напоминающими величественный, скорбный монолог; и в скрипичной сонате до-минор, посвященной императору Александру, и в «Крейцеровой сонате», ор. 47; в шести героических и трогательных религиозных песнях на слова Геллерта, ор. 48. Вторая симфония, создание которой относится к 1803 г., отражает преимущественно его юношескую любовь; в ней чувствуется, что воля решительно берет в нем верх. Необоримая сила отметает прочь все грустные мысли. Сила жизни бьет ключом в финале. Бетховен во что бы то ни стало хочет быть счастливым, он не соглашается признать, что несчастье его непоправимо: он жаждет исцеления, жаждет любви, он полон самых светлых надежд (29).

В некоторых из этих произведений с поразительной энергией и настойчивостью возвращаются ритмы марша и сражений. Особенно это чувствуется в аллегро и в финале Второй симфонии, а еще более того в первой - торжественно-героической части сонаты, посвященной императору Александру. Воинственный характер этой музыки напоминает об эпохе, когда она родилась. Революция пришла в Вену, и Бетховен был совершенно захвачен ею. «Он охотно высказывался в тесном кругу друзей, - вспоминает кавалер фон Зейфрид, - о политических событиях и судил о них с редкой проницательностью, ясно и верно». Все симпатии Бетховена влекли его к революционным идеям. «Ему были дороги республиканские принципы, - говорит друг Бетховена Шиндлер, знавший композитора в последний период жизни лучше, чем кто-либо другой. - Он был сторонником неограниченной свободы и национальной независимости... Он хотел, чтобы все принимали участие в управлении государством... Хотел для Франции всеобщего голосования и надеялся, что Бонапарт введет его и тем самым заложит основы для счастья всего человечества». Мятежный римлянин, вскормленный Плутархом, он мечтает о героической Республике, чьим основателем стал бы бог Победы, иными словами - первый консул. И вот следуют одна за другой «Героическая симфония - Бонапарт» (1804 г.) (30), эта Илиада империи, и финал симфонии до-минор (1805-1808 гг.), эпопея Славы. Это первые произведения истинно революционной музыки, дух времени живет в них с той силой и чистотой, какими наделяет великие события великая и одинокая душа, воспринимающая впечатления бытия в их подлинном масштабе, не искаженном мелочами повседневной жизни. Облик Бетховена выступает в них озаренный отблесками этих легендарных походов. Бетховен отражает их, быть может даже помимо воли, во всех своих произведениях того времени: в увертюре «Кориолан» (1807 г.), где бушуют бури; в Четвертом квартете, ор. 18, первая часть которого столь родственна увертюре; в «Аппассионате», ор. 57 (1804 г.), о которой Бисмарк говорил: «Если бы я почаще ее слушал, я был бы храбрецом из храбрецов» (31), в партитуре «Эгмонта» и даже в фортепианных концертах, в концерте ми-бемоль, ор. 73 (1809 г.), где сама виртуозность становится героической, где слышится мерная поступь войск. И в этом нет ничего удивительного. В ту пору, когда Бетховен писал свой «Похоронный марш на смерть героя» (в сонате, ор. 26), он, конечно, не знал, что наиболее достойный его гимнов герой, больше, чем Бонапарт, приближающийся к идеальному образу «Героической симфонии», а именно Гош, только что погиб на берегу Рейна, где и по сю пору на вершине небольшого холма меж Кобленцом и Бонном возвышается надгробный памятник ему; как бы то ни было, в самой Вене Бетховену дважды довелось увидеть победоносную Революцию. На первом представлении «Фиделио», в ноябре 1805 г., присутствуют французские офицеры. И не кто иной, как генерал Гюлен, тот, что брал Бастилию, живет у Лобковица, друга и покровителя Бетховена, которому посвящены и «Героическая симфония» и симфония до-минор. А 10 мая 1809 г. Наполеон располагается на ночь в Шёнбрунне (32). И вскоре Бетховен начинает ненавидеть французских завоевателей. Но это не помешало ему остро ощутить лихорадочную атмосферу наполеоновской эпопеи, и только вникнув в чувства Бетховена, можно по-настоящему понять его музыку, созданную в годы походов и побед императорских армий.

Бетховен внезапно бросил свою симфонию до-минор и единым духом, без обычных предварительных набросков, написал Четвертую симфонию. Счастье посетило его. В мае 1806 г. он обручился с Терезой фон Брунсвик (33). Она уже давно любила Бетховена, еще с тех пор, когда маленькой девочкой брала у него уроки игры на фортепиано, в первую пору его пребывания в Вене. Бетховен был дружен с ее братом, графом Францем. В 1806 г. он гостил у них в Мартонвашаре, в Венгрии, и там-то они и полюбили друг друга. Воспоминания об этих счастливых временах нам сохранила сама Тереза Брунсвик (34). «Как-то раз вечером, в воскресенье после ужина, - рассказывает она, - Бетховен при лунном свете сел за рояль. Сперва он провел плашмя рукой по клавишам. Мы с Францем знали эту его привычку. Он всегда начинал так. Затем он взял несколько аккордов в басах и медленно, с какой-то таинственной торжественностью, стал играть «Арию» Себастьяна Баха (35): «Если хочешь сердце мне свое отдать, пусть меж нами это будет тайной, чтобы мысли наши ни одна душа не могла узнать, ни разгадать...» Мать моя и наш духовник задремали, брат о чем-то задумался и, казалось, не замечал меня, а я, завороженная звуками музыки и взглядами музыканта, почувствовала жизнь во всей ее полноте. Утром следующего дня мы встретились в парке. Он сказал мне: «Я сейчас пишу оперу. Главное действующее лицо - оно во мне, передо мной, всюду, куда бы я ни шел, везде, где бы я ни был. Впервые я подымаюсь на такие вершины. Всюду свет, чистота, ясность. До сих пор я был словно ребенок из волшебной сказки, который собирает камушки на дороге и не видит великолепного цветка, что расцвел рядом...» В мае 1806 г. я стала невестой Бетховена, имея согласие лишь моего горячо любимого брата Франца».

Четвертая симфония, написанная в том же году, - чистый цветок, хранящий благоухание этих дней, самых ясных дней его жизни. В ней справедливо усматривали «старания Бетховена примирить сколь возможно свой гений с музыкой прошлого в тех ее формах, в каких она была принята и любима его современниками» (36). Тот же дух примирения, обретенный в любви, благотворно сказался и в его манере держать себя и в самом образе жизни. Игнац фон Зейфрид и поэт Грильпарцер вспоминают его полным огня, оживленным, веселым, остроумным; он очень любезен в обществе, терпелив с назойливыми людьми, одет весьма изысканно; люди не замечают его глухоты и даже утверждают, что он вполне здоров, если не считать несколько слабого зрения (37). Таким же предстает он и на романтически изящном и несколько манерном портрете той поры кисти Мелера. Бетховен хочет нравиться и знает, что он нравится. Влюбленный лев прячет когти. Но за всеми этими забавами, фантазиями и даже самой нежностью симфонии си-бемоль чувствуется грозная сила, изменчивый нрав, гневные вспышки.

Этот глубокий мир не мог быть прочным, но благотворное воздействие любви длилось вплоть до 1810 г. Именно ему и обязан Бетховен той властью над собой, которая позволила тогда его гению дать свои наиболее совершенные создания: классическую трагедию, какою является симфония до-минор, и божественный сон летнего дня, именуемый «Пасторальной симфонией» (1808 г.) (38). «Аппассионата», навеянная шекспировской «Бурей» (39), которую сам Бетховен считал наиболее мощной из своих сонат, появилась в 1804 г. и была посвящена брату Терезы. А Терезе он посвящает мечтательную, причудливую сонату, ор. 78 (1809 г.). Письмо без даты (40) «К бессмертной возлюбленной» не менее самой «Аппассионаты» выражает силу его любви:

«Ангел мой, все мое существо, весь я, сердце мое так переполнено, что я должен тебе сказать... Ах! где бы я ни был, ты тоже со мной... Я плачу, когда подумаю, что до воскресенья ты не получишь от меня весточки. Я люблю тебя так, как ты меня любишь, только гораздо сильней. Так близко и так далеко... Все мысли мои стремятся к тебе, моя бессмертная возлюбленная (meine unsterblichte Geliebte); то радостные, а потом вдруг грустные, они взывают к судьбе, услышит ли она моления наши. Ах! боже мой! Как же мне жить? Без тебя! Я могу жить только близ тебя - или я вовсе не живу... Никогда другая не будет владеть моим сердцем. Никогда! Никогда! О боже, почему приходится расставаться, когда любишь друг друга? И к тому же жизнь моя ныне полна огорчений. Любовь твоя сделала меня сразу и счастливейшим и несчастнейшим из людей... Не тревожься... не тревожься - люби меня! Сегодня - вчера - какое пламенное стремление к тебе, какие слезы! Тебе... тебе... тебе... жизнь моя, все мое! Прощай! О, не переставай любить меня, не отрекайся никогда от сердца твоего возлюбленного. Навеки твой, навеки ты моя, навеки мы принадлежим друг другу» (41).

Какая загадочная причина помешала счастью этих двух существ, которые так любили друг друга? Быть может, недостаток средств, различие в общественном положении. Быть может, Бетховен взбунтовался, уязвленный слишком длительным ожиданием, к которому его принуждали, и унизительной необходимостью бесконечно скрывать свою любовь.

Быть может, он, - человек порывистый, больной, нелюдимый, - сам того не желая, мучил свою возлюбленную и мучился сам. Союз их был разорван, но, должно быть, ни он, ни она никогда не могли забыть этой любви. До конца дней своих (она скончалась только в 1861 г.) Тереза Брунсвик любила Бетховена.

А Бетховен в 1816 г. говорил: «Как только я вспомню о ней, сердце мое начинает биться с той же силой, как в тот день, когда я увидал ее впервые». Именно в этот год написаны шесть мелодий «К далекой возлюбленной» ("An die ferne Geliebte"), ор. 98, такие проникновенные и трогательные. В своих заметках он пишет: «Сердце мое рвется из груди, когда я любуюсь этим восхитительным существом, - но ее нет здесь, нет около меня!» Тереза подарила Бетховену свой портрет с надписью: «Редкостному гению, великому художнику, доброму человеку. Т. Б.» (42). В последний год жизни Бетховена один близкий друг застал его с этим портретом в руках, он плакал, целовал его и по своей привычке говорил вслух: «Ты была так прекрасна, так великодушна, словно ангел!» Друг тихонько удалился; вернувшись спустя некоторое время, он увидел Бетховена за фортепиано и сказал ему: «Сегодня, друг мой, в лице вашем нет решительно ничего демонического». Бетховен ответил: «Это потому, что меня навестил сегодня мой добрый ангел». Рана оставила глубокий след. «Бедный Бетховен, - говорил он сам себе, - нет для тебя счастья на этом свете. Только там, в краю, где царит идеал, найдешь ты друзей» (43).

Он пишет в своих заметках: «Покорность, глубочайшая покорность судьбе: ты уже не можешь жить для себя, ты должен жить только для других, нет больше счастья для тебя нигде, кроме как в искусстве твоем. О господи, помоги мне одолеть самого себя».

Итак, любовь покинула его. В 1810 г. он снова одинок; но пришла слава, а вместе с ней и сознание своего могущества. Он в расцвете лет. Он дает волю своему неукротимому, дикому нраву, не заботясь более ни о чем, не считаясь со светом, с условностями, с мнением других. Чего ему бояться, что щадить? Нет больше любви и нет честолюбия. Его сила - вот что у него осталось, радость чувствовать свою силу, потребность проявлять ее и чуть ли не злоупотреблять ею. «Сила - вот мораль людей, которые отличаются от людской посредственности». Он снова перестает заботиться о своей внешности, его манера держать себя становится особенно дерзкой. Он знает, что имеет право говорить все, что ему вздумается, - даже великим мира сего. «Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты», - пишет он 17 июля 1812 г. (44). Беттина Брентано, которая видела его в это время, говорит, что «никакой император, никакой король не обладал таким сознанием своей силы». Она была просто околдована его мощью. «Когда я увидела его в первый раз, - пишет она Гёте, - вселенная перестала существовать для меня. Бетховен заставил меня забыть весь мир, и даже тебя, о мой Гёте... Я уверена и, по-моему, не ошибаюсь, что этот человек намного опередил нашу современную культуру». Гёте искал случая познакомиться с Бетховеном. Они встретились на богемских водах в Теплице, в 1812 г., и не очень понравились друг другу. Бетховен был страстным поклонником Гёте (45), но нрав у него был слишком независимый и горячий: он не мог приноровиться к Гёте и невольно задевал его. Он сам рассказывает об одной их прогулке, во время которой гордый республиканец Бетховен преподал урок самоуважения придворному советнику великого герцога Веймарского, чего поэт никогда ему не простил.

«Короли, принцы могут заводить себе наставников, ученых и тайных советников, могут осыпать их почестями и орденами, но они не могут создавать великих людей, таких людей, чей дух поднимался бы выше этого велико-светского навоза... И когда два человека сходятся вместе, двое таких, как я и Гёте, пусть все эти господа чувствуют наше величие. Вчера мы, возвращаясь с прогулки, повстречали всю императорскую фамилию. Мы увидали их еще издали, Гёте оставил мою руку и стал на краю дороги. Как я ни увещевал его, что ни говорил, я не мог заставить его сделать ни шага. Тогда я надвинул шляпу на самые брови, застегнул сюртук и, заложив руки за спину, стремительно двинулся в самую гущу сановной толпы. Принцы и придворные стали шпалерами, герцог Рудольф снял передо мной шляпу, императрица поклонилась мне первая. Великие мира сего знают меня. Я имел удовольствие наблюдать, как вся эта процессия продефилировала мимо Гёте. Он стоял на краю дороги, низко склонившись, со шляпой в руке. И задал же я ему головомойку потом, ничего не спустил...» (46) Гёте этого тоже не мог забыть (47).

К тому времени - 1812 г. - относятся Седьмая и Восьмая симфонии, написанные в течение нескольких месяцев в Теплице. Это вакханалия ритма и симфония-юмореска, два произведения, в которых Бетховен проявил себя с наибольшей непосредственностью и, как он сам выразился, предстал «расстегнутым» (aufgeknöpft), - здесь порывы веселья и ярости, неожиданные контрасты, ошеломляющий и величественный юмор, титанические взрывы, которые приводили в ужас Гёте и Цельтера (48) и даже породили молву в Северной Германии, что симфония ля-минор - произведение пьяницы. Да, конечно, этот человек был пьян. Но чем? Своей мощью и своим гением. «Я, - говорил он про себя, - я Вакх, который выжимает сладостный сок винограда для человечества. Это я дарую людям божественное исступление духа». Не знаю, прав ли Вагнер, утверждавший, будто Бетховен хотел изобразить в финале своей симфонии дионисийское празднество (49). В этом буйном ярмарочном веселье мне особенно явственно видятся его фламандские черты, так же как я нахожу следы его происхождения в дерзкой вольности языка и манер, составляющей такой великолепный диссонанс с нравами страны дисциплины и послушания. Симфония ля-минор - само чистосердечие, вольность, мощь. Это безумное расточительство могучих, нечеловеческих сил - расточительство без всякого умысла, а веселья ради - веселья разлившейся реки, что вырвалась из берегов и затопляет все. Восьмая симфония не отличается столь грандиозной мощью, но она еще более необычайна, еще более характерна для человека, который смешивает воедино трагедию с шуткой и геркулесову силу с шалостями и капризами ребенка (50).

1814 г. - вершина бетховенской славы. Во время Венского конгресса его встречают как европейскую знаменитость. Он принимает деятельное участие в празднествах. Коронованные особы почтительно восторгались им, а он гордо принимал их поклонение, как потом хвастался Шиндлеру.

Война за независимость воодушевляет Бетховена. В 1813 г. он пишет симфонию «Победа Веллингтона», а в начале 1814 г. воинственную хоровую песню «Возрождение Германии» ("Germanias Wiedergeburt"). Двадцать девятого ноября 1814 г. в присутствии коронованных особ он дирижирует патриотической кантатой «Славный миг» («Der glorreiche Augenblick»). В 1815 г. сочиняет хор на взятие Парижа «Свершилось!» («Es ist vollbracht!»). Эти произведения на случай способствовали его славе больше, нежели все остальное творчество. Гравюра Блазиуса Гефеля с рисунка француза Летрона и суровая маска, вылепленная с его лица Францем Клейном в 1812 г., показывают нам живой образ Бетховена, каким он был во время Венского конгресса. И господствующей чертой этого львиного лица со стиснутыми челюстями, со складками ярости и скорби является воля - наполеоновская воля. Узнаешь человека, который сказал про Наполеона после Иены: «Как жаль, что я не знаю военного дела так, как знаю музыку! Я бы его разбил!» Но его царство было не от мира сего. «Мое царство - там, в эфире» («Mein Reich ist in der Luft») (51), - писал он Францу фон Брунсвику.

Вслед за этим часом славы наступает самая печальная, самая горестная година его жизни.

Бетховен никогда не любил Вену. Столь гордый и свободный гений не мог чувствовать себя привольно в этом насквозь фальшивом городе, пропитанном светской посредственностью, которую так жестоко заклеймил своим прозрением Вагнер (52). Бетховен пользуется любым поводом, чтобы вырваться отсюда; около 1808 г. он почти решил покинуть Австрию и поселиться при дворе Жерома Бонапарта, короля вестфальского (53). Но в Вене все же было больше простору для музыки, и, надо признать, там всегда находились знатные любители, которые способны были почувствовать величие Бетховена и избавить свою родину от позора, каким была бы потеря Бетховена для Австрии. В 1809 г. трое из богатейших вельмож Вены - эрцгерцог Рудольф, ученик Бетховена, князь Лобковиц и князь Кински - обязались сообща выплачивать ему ежегодную пенсию в четыре тысячи флоринов под единственным условием, что он останется в Австрии. «Поскольку доказано, - заявили они, - что человек не может посвятить себя целиком искусству, если он не избавлен от всяких материальных забот, и что только при этом условии он может создавать великие произведения, которые составляют истинную славу искусства, мы, нижеподписавшиеся, приняли решение оградить Людвига ван Бетховена от нужды и устранить таким образом низменные препятствия, которые могли бы помешать его гению воспарить».

К несчастью, эти обязательства остались в сущности на бумаге. Субсидия выплачивалась крайне неаккуратно, а вскоре и вовсе прекратилась. Кстати сказать, и самый характер Вены изменился после Венского конгресса 1814 г. Общество отвлекалось от искусства политикой, музыкальный вкус был испорчен итальянщиной, модой повелевал Россини, и она объявила Бетховена педантом (54). Друзья и покровители Бетховена разъехались, а кое-кто и умер: князь Кински и 1812 г., Лихновски в 1814 г., Лобковиц в 1816 г. Разумовский, для которого Бетховен написал свои изумительные кпартеты, ор. 59, устроил его последний концерт в феврале 1815 г. В том же году Бетховен поссорился с Стефаном фон Брёнингом, другом детства и братом Элеоноры (55). Отныне он одинок (56).

«Больше нет у меня друзей, и я в мире - один», - пишет он в своих заметках и 1816 г.

Глухота его стала полной (57). Начиная с осени 1815 г. он общается с людьми только при помощи письма. Самая ранняя из его «Разговорных тетрадей» относится к 1816 г. (58). Известен трагический рассказ Шиндлера о представлении «Фиделио» в 1822 г.: «Бетховен пожелал на генеральной репетиции дирижировать сам... Начиная с дуэта в первом акте, стало ясно, что он ровно ничего не слышит из того, что происходит на сцене. Он заметно замедлял ритм, и в то время как оркестр следовал за его палочкой, певцы, не обращая на это внимания, уходили вперед. Произошло замешательство. Умлауф, который обычно дирижировал оркестром, предложил на минуту приостановить репетицию, не объясняя причин. Затем он обменялся несколькими словами с певцами, и репетиция возобновилась. Но снова началась сумятица. Пришлось опять сделать перерыв. Было совершенно очевидно, что продолжать под управлением Бетховена невозможно, но как дать ему это понять? Ни у кого не хватало духу сказать ему: «Уйди, бедный калека, ты не можешь дирижировать». Бетховен, встревоженный, растерянный, оборачивался направо, налево, силясь прочесть по выражению лиц, что случилось, и понять, отчего происходит заминка; со всех сторон - молчание. Внезапно он окликнул меня властным голосом, требуя, чтобы я подошел к нему. Когда я приблизился, он подал мне свою записную книжку и знаком велел писать. Я написал: «Умоляю вас, не продолжайте, дома объясню, почему». Одним прыжком он очутился в партере, крикнув мне: «Уйдем скорей!» Он добежал до своего дома и в изнеможении бросился на диван, спрятав лицо в ладони. И так он оставался до обеда. За столом я не мог вытянуть из него ни слова; вид у него был совершенно убитый, на лице написано глубочайшее страдание. После обеда, когда я собрался уходить, он удержал меня, сказав, что ему не хочется оставаться одному. Потом, когда мы прощались, он попросил меня проводить его к доктору, который славился как специалист по ушным болезням... За все время, что я потом встречался с Бетховеном, не могу припомнить ни одного дня, который можно было бы сравнить с этим роковым ноябрьским днем... Бетховен был ранен в самое сердце, и впечатление об этой ужасной сцене не изгладилось в нем до самой смерти» (59).

Спустя два года, 7 мая 1824 г., дирижируя «Симфонией с хорами» (или, вернее, как стояло в программе, «участвуя в управлении концертом»), он совсем не слышал восторженного шума, который поднялся в зале; он только тогда обнаружил это, когда одна из певиц взяла его за руку и повернула лицом к публике, - и тут он неожиданно увидел, что все поднялись с мест, машут шляпами и рукоплещут. Один англичанин-путешественник, некий Рассел, видел его за роялем в 1825 г. и рассказывает, что, когда Бетховен переходил на пианиссимо, клавиши не звучали совсем, но в наступившей полной тишине нельзя было оторваться от его лица, от его напряженных пальцев, которые одни только и выдавали всю силу охватившего его волнения.

Отрезанный как стеною от людей (60), он находил утешение только в природе. «Она была единственной его наперсницей», - вспоминает Тереза фон Брунсвик. Природа была его убежищем. Чарльз Нит, который знал его в 1815 г., говорит, что он никогда не видел человека, который бы так нежно любил цветы, облака, природу (61), казалось, он живет ею. «Никто на белом свете не может любить деревню так, как я, - пишет Бетховен. - Я могу полюбить какое-нибудь дерево больше, чем человека...» В Вене он каждый день гулял за городом. В деревне от зари до потемок он бродил один-одинешенек без шляпы - и в жару и под дождем. «Всемогущий! - В лесах счастлив я, - я счастлив в лесах, где каждое дерево говорит о тебе. - Боже, какое великолепие! - В этих лесах, в долинах этих - там, в покое, - можно служить тебе».

Там его смятенный дух обретал минуты успокоения (62). Бетховена постоянно донимали денежные заботы. В 1818 г. он пишет: «Я дошел чуть ли не до полной нищеты и при этом должен делать вид, что не испытываю ни в чем недостатка». И еще: «Соната, ор. 106, была написана из-за куска хлеба». Шпор рассказывает, что нередко он вынужден был оставаться дома из-за рваной обуви. У него были крупные долги издателям, а его произведения ничего ему не приносили. Месса в ре, на которую была объявлена подписка, собрала только семь подписчиков (и среди них ни одного музыканта) (63). Он получал самое большее тридцать - сорок дукатов за свои изумительные сонаты, а каждая из них стоила ему трех месяцев работы. По заказу князя Голицына он писал квартеты, ор. 127, 130, 132; из всех его произведений это, пожалуй, самые глубокие, написанные кровью сердца. Голицын не платил ему за них ничего. Бетховен изнемогал под бременем тяжелых житейских забот: бесконечных тяжб из-за выплаты причитающейся ему пенсии, хлопот, связанных с опекой над племянником, сыном брата Карла, умершего от чахотки в 1815 г.

Он перенес на этого мальчика всю жажду привязанности, переполнявшую сердце. Но и здесь его ждало тяжелое разочарование. Казалось, заботливое провидение пеклось о том, чтобы никогда не иссякали рушившиеся на Бетховена беды, дабы гений его никогда не испытывал недостатка в пище. Сначала пришлось бороться за маленького Карла с его недостойной матерью, которая пыталась отнять сына у Бетховена.

«О бог мой, - пишет он, - ты мой оплот и защита, единственное мое прибежище! Ты читаешь в сокровенных глубинах души моей и знаешь, сколь мучаюсь я, вынужденный причинять страдания людям, которые хотят отнять у меня моего Карла, сокровище мое! (64) Услышь меня, существо, коего имени я не знаю, снизойди к пламенной мольбе несчастнейшего из творений твоих!»

«О боже! Помоги мне! Ты видишь, я покинут всеми за то, что не хочу примириться с неправдой! Услышь молитву, которую я возношу тебе, чтобы хоть в будущем мог я жить с моим Карлом!.. О жестокая судьбина, неумолимый рок! Нет, нет, несчаствю моему не будет конца!»

А затем этот столь горячо любимый племянник показал себя недостойным доверия своего дяди. Переписка Бетховена с ним полна горя и возмущения, она напоминает переписку Микеланджело с братьями, только еще более наивна и трогательна.

«Неужели мне снова и на этот раз отплачено за все самой гнусной неблагодарностью? Ну что же, коли узы, связующие нас, должны быть расторгнуты, - пусть так! Все беспристрастные люди, которые узнают об этом, отвернутся от тебя... Если уговор, связующий нас, тяготит тебя, помилуй боже, да свершится веление его - оставляю тебя на волю провидения; я сделал все, что мог; я готов предстать перед судьей предвечным...» (65).

«Ты так избалован, что не во вред тебе было бы постараться стать, наконец, простым и правдивым. Сердце мое столько перестрадало из-за твоего лицемерного поведения со мной, что мне трудно это забыть... Бог свидетель, только о том и мечтаю, чтобы быть как можно дальше от тебя, и от этого злосчастного братца, и всей этой отвратительной семьи... Больше я не могу доверять тебе». И подписывается: «К несчастью, отец твой, - или, вернее, не отец тебе» (66).

Но за этим немедленно следует прощение:

«Дорогой сын! Забудем все, - вернись в мои объятья, ты не услышишь от меня ни одного жестокого слова... Я приму тебя с той же любовью. Мы дружески поговорим обо всем, что надо сделать для твоей будущности. Вот тебе мое честное слово: ни единого упрека! Что толку упрекать? Верь, что тебя ждет самая сердечная заботливость, помощь любящей души. Вернись - вернись и прильни к груди отца. - Бетховен. - Приезжай сейчас же, как только получишь это письмо, возвращайся». И на конверте рядом с адресом по-французски: «Если Вы не возвратитесь, Вы меня убьете наверняка» (67).

«Не лги мне, - умоляет он, - будь всегда моим возлюбленным сыном! Какой ужасный диссонанс, неужели ты отплачиваешь мне лицемерием, как меня пытаются в этом убедить?.. Прощай, тот, кто хотя и не дал тебе жизнь, но несомненно сохранил тебе ее, и кто всеми силами заботился о нравственном твоем развитии, - он просит тебя от всей глубины своего сердца держаться единственно истинного пути добра и справедливости. Твой верный, добрый отец» (68).

Бетховен лелеял самые разнообразные мечты о будущности своего племянника, юноши, не лишенного способностей, думал дать ему университетское образование, но пришлось примириться с тем, что молодой Карл станет коммерсантом. Карл шатался по игорным притонам, делал долги.

Печальное явление, однако его можно наблюдать много чаще, чем думают, - нравственное величие дядюшки не только не оказывало благотворного влияния на племянника, а, напротив, действовало на него дурно, ожесточало юношу; он злобно бунтовал, о чем свидетельствует нижеследующее страшное признание, в котором обнажила себя эта низменная душа: «Я стал хуже потому, что дядя мой хотел сделать меня лучше». Дошло до того, что летом 1826 г. он пытался застрелиться, но выжил. Зато Бетховен едва не умер, он так никогда и не оправился от этого ужасного потрясения (69). Карл выздоровел и остался жить, продолжая терзать Бетховена, в смерти которого он до некоторой степени был повинен; он даже не присутствовал при последних минутах дяди. «Бог никогда не оставлял меня, - писал Бетховен своему племяннику за несколько лет до смерти. - Найдется все-таки человек, который закроет мне глаза». Но этим человеком оказался не тот, кого он называл своим сыном (70).

И вот из самой бездны скорби Бетховен задумал восславить Радость.

Это был замысел целой жизни. Он вынашивал его с 1792 г., еще в Бонне (71). Всю свою жизнь мечтал Бетховен воспеть Радость и увенчать ею одно из своих крупных произведений. Всю свою жизнь он искал и не находил точной формы для такого гимна, обдумывал произведение, которое подошло бы для этого. Даже в Девятой симфонии он еще не окончательно решился. До самой последней минуты он все думал отложить «Оду к Радости» до Десятой или Одиннадцатой симфонии. Следует отметить, что Девятая симфония не называется, как часто говорят, «Симфония с хорами», но «Симфония с заключительным хором оды к Радости». Она могла иметь и едва не получила другого финала. В июле 1823 г. Бетховен еще подумывал дать ей инструментальный финал, который затем нашел себе место в квартете, ор. 132. Черни и Зонлейтнер уверяют даже, что и после первого исполнения (в мае 1824 г.) Бетховен еще не оставил этой мысли.

Введение хора в симфонию представляло очень большие технические трудности, как показывают это тетради Бетховена, хранящие след многочисленных попыток ввести голоса то так, то иначе, то в тот, то в иной момент развития произведения. На полях наброска второй мелодии адажио (72) он записал: «Может быть, хору как раз здесь и будет место вступить». Но он никак не мог решиться расстаться со своим верным оркестром. «Когда мне приходит в голову какая-нибудь мысль, - говорил он, - я всегда слышу ее в инструменте, а не в голосе». Поэтому он до последней возможности оттягивает момент вступления голосов и сначала даже отдает инструментам не только речитативы финала (73), но даже и самое тему Радости.

Но следует отступить еще дальше назад, чтобы найти объяснение этим колебаниям и оттяжкам; причина их лежит глубже. Этот страдалец, вечно терзаемый горем, постоянно мечтал воспеть торжество Радости. И из года в год он откладывал свой замысел; снова и снова Бетховена захватывал шквал страстей, мучений, угнетала печаль. Лишь в последний день он достиг задуманного. И с каким величием!

В тот момент, когда тема Радости вступает впервые, оркестр сразу смолкает, воцаряется внезапная тишина; это-то и придает вступлению голоса такой таинственный и небесно-чистый характер. И в самом деле, сама эта тема - божество. Радость нисходит с небес, овеянная сверхъестественным спокойствием; легкое ее дыхание исцеляет годрести; первое ее дуновение так нежно, когда она еще только проскальзывает в сердце, врачуя его, что, подобно другу Бетховена, «хочется заплакать, когда видишь эти кроткие глаза». Затем, когда тема переходит к голосам, она сначала возникает в басу, строгая и несколько стесненная. Но мало-помалу Радость завладевает всем существом. Это победа, это война страданию. А вот и походный марш, движутся полки - звучит пламенный, прерывающийся от волнения голос тенора, все эти трепетные страницы, с которых как будто доносится дыхание самого Бетховена, и вы слышите ритм его дыхания и его вдохновенных призывов, когда он носился по полям, сочиняя свою симфонию, охваченный демоническим исступлением, словно престарелый король Лир во время бури. Воинственное ликование сменяется религиозным экстазом, затем наступает священная оргия - безумие любви. Весь род людской трепеща воздевает руки к небу, устремляется к Радости, прижимает ее к своему сердцу.

Творение титана победило посредственность публики. Легкомыслие Вены было на миг обезоружено. Ведь властителем ее дум являлся Россини, итальянская опера. Бетховен, униженный, подавленный, собирался переехать в Лондон и там исполнить свою Девятую симфонию. И во второй раз, как в 1809 г., несколько знатных друзей обратились к нему с просьбой не покидать отчизну. «Мы знаем, - говорили они, - что Вы написали новое произведение религиозной музыки (74), в котором выразили чувства, внушенные Вам Вашей глубокой верой. Тот свет неземной, что пронизывает великую Вашу душу, озаряет и Ваши творения. Мы знаем сверх того, что венок Ваших великих симфоний украсился еще одним цветком бессмертным... Ваше молчание за эти последние годы печалило всех, чьи взоры были устремлены к Вам (75). Все с грустью думали, что человек, отмеченный печатью гения, так высоко вознесенный среди смертных, пребывает в полном молчании, тогда как чужеземная музыка стремится пустить ростки на нашей почве и заглушить произведения немецкого искусства. От Вас одного нация ждет новой жизни, новых лавров и нового царства истины и красоты, наперекор изменчивой моде... Дайте нам надежду увидеть вскорости осуществление наших желаний... И пусть приближающаяся весна расцветет вдвойне благодаря Вашим дарам - и для нас и для всего мира!» (76). Это благородное обращение показывает, как велико было могущество Бетховена не только в артистическом, но и в нравственном смысле над избранными людьми Австрии. Желая прославить гений Бетховена, его ценители прежде всего вспоминают не науку, не искусство, а веру (77).

Бетховен был глубоко растроган этим обращением. Он остался. Седьмого мая 1824 г. в Вене состоялось первое исполнение Мессы в ре и Девятой симфонии. Успех был триумфальный, граничащий с потрясением основ. Когда Бетховен появился, его пятикратно приветствовали взрывами аплодисментов, тогда как в этой стране этикета императорскую фамилию полагалось приветствовать лишь троекратным рукоплесканием. Понадобилось вмешательство полицейских, чтобы положить конец овациям. Симфония вызвала неистовый восторг. Многие плакали. Бетховен от потрясения после концерта упал без чувств; его отнесли к Шиндлеру. И там он пролежал в полузабытьи, как был, одетый, не евши и не пивши, всю ночь и часть следующего дня. Но триумф был мимолетным и практически никаких результатов не дал. Концерт не принес Бетховену ничего! Никаких перемен в его тяжелом материальном положении не произошло. Он остался такой же нищий, больной (78), одинокий, но победитель (79) - победитель человеческой посредственности, победитель собственной судьбы, победитель своего страдания. «Ради своего искусства жертвуй, жертвуй всегда пустяками житейскими. Бог превыше всего!» («О Gott über alles»).

Итак, он достиг цели, к которой стремился всю жизнь. Он овладел Радостью. Сумеет ли он удержаться на этой вершине духа, откуда он попирал бури? Конечно, бывали дни - и нередко, - когда им снова овладевала прежняя скорбь. Конечно, последние квартеты Бетховена наполняет странный мрак. И все же победа Девятой симфонии, по-видимому, оставила в его душе свой ликующий след. Его замыслы на будущее: (80) Десятая симфония (81), Увертюра памяти Баха, музыка к «Мелюзине» Грильпарцера (82), к «Одиссею» Кернера, к «Фаусту» Гёте (83), библейская оратория «Саул и Давид». Все это свидетельствует, что дух его влечет мощная ясность великих старых немецких мастеров: Бах и Гендель, а еще более того полуденный свет, юг Франции и та Италия, по которой он так мечтал побродить (84).

Доктор Шпиллер, который видел его в 1826 г., рассказывает, что у него стал веселый и радостный вид. В том году, когда Грильпарцер беседует с ним в последний раз, это Бетховен внушает бодрость удрученному стихотворцу. «Ах, - говорит поэт, - если бы только у меня была тысячная доля вашей силы и вашей стойкости!» Времена были жестокие, монархическая реакция подавляет умы. «Меня душит цензура, - стенал Грильпарцер, - надо бежать в Северную Америку, коли хочешь говорить и мыслить свободно». Но никакая власть не могла наложить узы на мысль Бетховена. «Слова закованы в кандалы, но, к счастью, звуки еще свободны», - пишет ему поэт Куфнер. Бетховен - это великий и свободный голос, единственный, быть может, в то время выражавший немецкую мысль. И он сам это чувствовал. И нередко говорил о возложенном на него долге действовать силами своего искусства «ради страждущего человечества», ради «человечества будущего» («der künftigen Menschheit»), ради его блага, внушать ему мужество, пробуждать от спячки, бичевать его трусость. «Время наше, - писал он своему племяннику, - нуждается в умах могучих, дабы хлестать этих жалких потаскушек, именуемых людскими душонками». Доктор Мюллер говорит в 1827 г., что «Бетховен всегда открыто высказывал свое мнение насчет правительства, полиции, аристократии, даже находясь в общественных местах» (85). Полиция знала это, но терпела его нападки и насмешки как безобидные чудачества мечтателя и не трогала человека, изумлявшего весь мир своим гением (86).

Итак, никакая сила не могла сломить этот неукротимый дух, дух, который, казалось, насмехался даже над страданиями. Музыка, написанная в эти последние годы, невзирая на мучительнейшие обстоятельства (87), в которых она создавалась, приобретает совершенно новый оттенок иронии, в ней звучит какое-то героическое и ликующее высокомерие. За четыре месяца до смерти, в ноябре 1826 г., он оканчивает последнюю свою вещь - новый финал для квартета, ор. 130, очень веселый. Но, правду сказать, это веселье - веселье необычное. То это смех, отрывистый и желчный, - о нем вспоминает Мошелес, - то это волнующая душу улыбка, в которой столько побежденного страданья! Но что бы то ни было - он победитель. Он не верит в смерть. А она меж тем приближалась. В конце ноября 1826 г. он простудился и заболел плевритом. Он слег, вернувшись в Вену из путешествия, предпринятого в зимнюю пору ради устройства дел своего племниника (88). Друзья его были далеко. Он попросил своего племянника привести доктора. Этот негодяй позабыл о поручении и спохватился только через два дня. Доктор явился слишком поздно, да и лечил Бетховена плохо. Три месяца его богатырский организм боролся с недугом. Но 3 января 1827 г. он составил завещание, сделав своего возлюбленного племянника единственным наследником. Он вспомнил о своих дорогих друзьях на Рейне, даже написал Вегелеру: «...Как мне хотелось бы поговорить с тобой! Но я слишком слаб. Только и могу, что обнять и расцеловать тебя мысленно - в сердце моем - и тебя и твою Лорхен». Последние минуты его жизни были бы омрачены нуждой, если бы не щедрая помощь со стороны некоторых его друзей англичан. Он стал совсем кротким и терпеливым (89). Прикованный к смертному одру, после трех операций, в ожидании четвертой (90), 17 февраля 1827 г. он пишет с полным спокойствием духа: «Я набираюсь терпения и думаю: всякое несчастье приносит с собой и какое-то благо».

Этим благом было избавленье, «конец комедии», как сказал он, умирая, а мы скажем - трагедии его жизни.

Он умер во время грозы - страшной снежной бури - среди раскатов грома. Чужая рука закрыла ему глаза (91) (26 марта 1827 г.).

Дорогой Бетховен! Немало людей восхваляли его величие художника. Но он больше, чем первый из музыкантов. Он - самая героическая сила в современном искусстве. Он самый большой, самый лучший друг всех, кто страдает и кто борется. Когда мы скорбим над несчастьями нашего мира, он приходит к нам, как он приходил когда-то к несчастной матери, потерявшей сына, садился за фортепиано и без слов утешал ее, плачущую, песней, смягчавшей боль. И когда нас охватывает усталость в нашей непрерывной, часто бесплодной борьбе против слишком мелких добродетелей и столь же мелких пороков, - какое несказанное благо окунуться в этот животворный океан воли и веры! Он заражает нас доблестью, тем счастьем борьбы (92), тем упоением, которое дается сознанием, что жив в тебе бог. Кажется, что в своем ежечасном, постоянном общении с природой (93) он как бы впитал в себя ее сокровенные силы. Грильпарцер, который поклонялся Бетховену с каким-то благоговейным страхом, говорит о нем: «Он достиг того опасного предела, где искусство сливается воедино со стихиями, дикими и своенравными». А Шуман пишет о симфонии до-минор: «Сколько ее ни слушаешь, она всякий раз неизменно потрясает своей могучей силой подобно тем явлениям природы, которые, сколь бы часто они ни повторялись, всегда наполняют нас чувством ужаса и изумления». Шиндлер, с которым Бетховен был наиболее откровенен, писал: «Он овладел духом природы». И правда, Бетховен - это сила природы; и поистине грандиозное зрелище - эта битва стихийной силы со всей остальной природой.

Вся жизнь его похожа на грозовой день. Вначале юное, прозрачное утро. Еле уловимое дуновенье истомы. Но уже в недвижном воздухе парит какая-то скрытая угроза, тяжкое предчувствие, и вдруг стремительно проносятся огромные тени, слышится грозный рокот, гулко замирающий в страшной, напряженной тишине, яростные порывы ветра «Героической симфонии» и симфонии до-минор. И все же ясность дня не померкла. Радость пребывает радостью; в скорби неизменно таится надежда. Но вот наступают десятые годы - душевное равновесие нарушено. Разливается зловещий свет. Мысли самые светлые обволакивает какая-то туманная дымка, она рассеивается, возникает вновь, омрачая сердце своей смятенной и своевольной игрой; часто музыкальная мысль словно тонет в этом тумане, вынырнет раз, другой и вот уже исчезла совсем и только в финале вдруг вырвется наружу гневным шквалом. Даже веселость, и та приобретает язвительный, исступленный характер. Какой-то горячечный бред, какая-то отрава примешиваются ко всем чувствам (94). Гроза надвигается по мере того, как близится вечер. И вот уже тяжелые тучи, изборожденные молниями, черные, как ночь, набухшие бурями, - начало Девятой. Внезапно в самый разгар урагана мрак разрывается, ночь сметена с небосвода - и ясный день возвращен к нам его волей...

Какое завоевание может сравниться с этим? Какая битва Бонапарта, какое солнце Аустерлица могут поспорить в славе с этим сверхчеловеческим трудом, с этой победой, самой сияющей из всех, которую когда-либо одерживал дух? Страдалец, нищий, немощный, одинокий, живое воплощение горя, он, которому мир отказывает в радостях, сам творит Радость, дабы подарить ее миру. Он кует ее из своего страдания, как сказал он сам этими гордыми словами, которые передают суть его жизни и являются девизом каждой героической души: