Конспект урока по литературному краеведению на тему "В.Г.Короленко «Пугачевская легенда на Урале»". Энциклопедия челябинской области. Версия под названием «Пугачёв»

В “Капитанской дочке” А. С. Пушкин обращается к событиям крестьянского восстания 1773-1774 гг. во главе с Емельяном Пугачевым. В этой повести Пушкин сумел нарисовать яркую картину стихийного крестьянского восстания, показать его на широком национальном и социальном фоне. При этом он придерживался убеждений, согласно которым в повести должна быть “историческая эпоха, развитая в вымышленном повествовании”.
Предводитель восстания Емельян Пугачев изображен Пушкиным не кровожадным убийцей, каким показывали его историки XVIII-XIX веков, а талантливым и смелым народным вождем. Природные ум, сметка, энергичность, выдающиеся способности этого человека способствовали тому, что он возглавил крестьянское восстание. К нему начали стекаться люди со всей страны: и белогорские казаки, и башкиры, и татары, и чуваши, и крестьяне с уральских заводов. Они уважали Пугачева, доверяли ему во всем.
Пугачев жестоко расправляется с теми, кого он считает угнетателями крестьян. Для него нет хороших помещиков и представителей власти. В лице дворян он видит только врагов. Поэтому он так беспощаден к капитану Миронову и его подчиненным, хотя это были добрые люди. Но Пугачев помнит и добро, которое ему когда-то сделали. В награду за чарку водки, поднесенную “вожатому” во время бурана, и за заячий тулупчик Гринев получает жизнь. Три раза испытывал судьбу Петр Гринев, и три раза Пугачев его миловал. “Мысль о нем неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, - говорит Гринев, - данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты...” И действительно, Пугачев проявляет великодушие, когда освобождает Машу Миронову из рук Швабрина, несмотря на то, что она капитанская дочка, и от- пускает Гринева вместе с ней. При этом он наказывает Швабрина, приговаривая: “Казнить так казнить, жаловать так жаловать”.
При знакомстве с Пугачевым Гринев убеждается в том, что это совсем не такой человек, каким считали его царские власти. Еще при первой их встрече, когда Пугачев выступает в роли “вожатого”, Гринева поражает хладнокровие этого человека. Тогда Гринев видит “вожатого” как простого человека, внешность которого тем не менее кажется ему “замечательной”: “Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское” - так описывает он внешность героя.
Пушкин изображает Емельяна Пугачева не только как предводителя восстания, но и как простого казака. Речь Пугачева наполнена пословицами, поговорками, иносказаниями, которых человеку из другой среды не понять. Он заставляет называть себя царем-батюшкой, потому что в народе всегда жила вера в “доброго царя”. В его отношениях с подчиненными полный демократизм, нет никакого чинопочитания, каждый может свободно оспорить мнение своего “государя”. “Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро: при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою”, - с горечью осознает Пугачев, которого уже не радует власть. Герой понимает, что он всего лишь самозванец. Он чувствует свою обреченность и живет только надеждой на будущее.
И все же главное в образе Емельяна Пугачева - это величие и героизм, что нашло выражение в символичном смысле сказки об орле и вороне. Герой считает, что лучше прожить жизнь короткую, но достойную, чем жить триста лет и питаться падалью. Он ассоциирует себя с орлом, который живет “всего-навсего только тридцать три года”, но зато пьет “живую кровь”.
Подчеркивая в Пугачеве храбрость и героизм, ум и смекалку, Пушкин показывает в этом человеке лучшие черты русского национального характера. Но Пушкин далек от идеализации Пугачева - предводителя крестьянского восстания. Автор “Капитанской дочки” отдает предпочтение реформам перед революцией, он не приемлет кровопролития. Именно поэтому мы читаем в повести его ставшие широко известными слова: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!” Расценивая пугачевское восстание не иначе, как бессмысленный бунт, автор вместе с тем не ставил своей целью показать в повести злодейства пугачевцев. Он пытался воссоздать историю восстания и личность крестьянского вожака, и нужно отметить, что этот замысел Пушкин мастерски реализовал.

Легенды о Пугачёве . Наряду с документами, сохранившимися в архивах Чел., Свердловской обл. и Республики Башкортостан, события Крестьянской войны 1773—74 нашли отражение в многочисл. нар. легендах и сказаниях, к-рые складывались повсеместно на Урале в ходе и по окончании восстания под предводительством Е. И. Пугачёва и были записаны архивариусами, краеведами, историками и писателями, преим. во 2-й пол. 19 в. Пожилые рабочие приглашались в заводские конторы, где с их слов записывались воспоминания, переданные изустно от дедов и прадедов. Легенды и предания посв. самим событиям Крест. войны, жизни и деят-сти Пугачева и беглых «вольных» людей, сокровищам и кладам, оставл. пугачевцами. Отражают период непосредств. пребывания Пугачева и его сподвижников в Златоуст. и Саткинском заводах в конце мая — начале июня 1774. Согласно преданиям, Пугачев, находясь на Таганае, получил известие о том, что И. Н. Белобородов за р. Ай собрал многотысячное войско; прибыв в стан Белобородова и решив двигаться вместе с ним к Саткинскому заводу, Пугачев будто бы велел прорубить дорогу через лес (сделать этого не успели). Пугачевцы направлялись к Саткинскому заводу через г. Чулкову, Сулеин-ский хр. и вышли к р. Бердяуш; остановку сделали на г. Краснокаловка (Краснооколовка, Красносоколовка; по нар. этимологии, гора получила назв. по лисьему малахаю или шапке с кр. околышем, что носил Белобородов); в кон. 19 в. на горе был найден большой котел, «из которого ели пугачевцы». При наступлении пугачевцев на Саткинский завод мн. жит. разбежались, завод остановился, углежоги бросили зажженные кучи, к-рые без присмотра перегорели в пепел. Одно из преданий о пребывании Пугачева в Сатке записал исто-рик-краевед Г. М. Нестеров со слов уроженца Сатки М. К. Завьялова : пугачевцы, вооруж. пиками, вошли в Саткинский завод со стороны Ветлуги; жит. раскрыли окна в домах, вышли на улицы; повстанцы вершили свой суд в зап. части площади (где была возвышенность со скалой, а у подножия — озерко): одних осужденных вешали (было установлено 3 виселицы), других бросали с обрыва в озерко. Вечером, празднуя победу, пугачевцы подожгли контору, огонь перебросился на церковь и дома — завод сгорел. В кон. 19 в. В. К. Горбунов записал сказания, согласно к-рым 31 мая 1774 после полудня «царь-батюшка» в сопровождении свиты въехал на белом коне на заводскую площадь, был встречен процессией с «хлебом-солью» и колокольным звоном; к Пугачеву обратились мн. «ходоки» с жалобами на притеснителей. Предание сохранило имя саткинской красавицы — 15-летней Дуняши, к-рую Пугачев увез с собой, отбыв в дер. Медведево с небольшим отрядом. Гл. «начальство над заводом» он поручил Белобородову, отложив на др. день «расправу» (суд на площади). По этому преданию, Пугачев вершил суд, сидя в кресле, в новом расшитом галунами кафтане, в окружении Белобородова, И. А. Творогова, Чумакова и др. своих «полковников»; по подсказке Дуняши он приказывал подозрит. людям мыть руки и по рукам определял, кого вешать, кого «поверстать в казаки». Саткинская Дуняша оставалась при Пугачеве до конца восстания; за неск. дней до поимки он подарил ей свой пояс, «полный червонцев» (с этими деньгами она вернулась в завод, зажила «как ни в чем не бывало»). По преданиям можно проследить путь отступления пугачевцев под натиском правительств. войск от р. Ай, от Орлиного Гнезда, где Пугачев собирал новые силы для борьбы с войсками И. И. Михельсона до ухода на Каму. Краевед М. А. Коростелев записал «Легенду о Пугачевой плотине»: дамба из глины и щебня на р. Иструти (между гг. Вишневой и Ягодной), существовавшая для регулировки уровня воды при сплаве от Айской пристани, была взорвана пугачевцами, чтобы сдержать войска Михельсона (в тех же местах, в районе Хуторки, по прав. сторону от Иструти, в 3—4 верстах от впадения ее в р. Ай, есть Пугачев курган — якобы братская могила пугачевцев); Михельсон ушел в направлении Симского завода, Уфы, а пугачевцы вернулись в Саткинский завод. Саткинские предания о пугачевском восстании записывали архивариус П. Е. Падучев, краевед А. С. Бурмакин. В преданиях крепостного горнозаводского населения рассказывается об ожидании прихода повстанцев на заводы, о посылке к ним делегаций, о совместной борьбе против угнетателей, особенно против заводской администрации. Пугачев сохраняет подлинное имя или именуется Пугачом; предстает нар. заступником, мстителем, к-рый расправляется с богачами, уничтожает ненавистные крепостным заводы: «...где Емелюшка бывал, всех он ласково встречал, добрым словом наделял, землю барскую голодным отдавал. Встречал народ Еме-люшку с хлебом-солью, с колокольным звоном, с радостью великой». В песнях, рассказах и легендах прослеживается идея преемственности дел Ст. Разина и Пугачева — «сынка Разина». В нар. сознании Пугачев предстает как человек образов., непростого происхождения, знающий иностр. яз. На вопрос писателя В. Г. Короленко, как вождь подписывал указы, будучи неграмотным человеком, казак Хохлачев ответил, что Пугачев «не толи что русскую, немецку грамоту знал... потому что в немецкой земле рожден». Мастеровые и работные люди высоко ценили ум Пугачева («редко таких мать сыра земля родит. Умственный человек!»). Побывав на г. Магнитной, Пугачев распорядился «брать камни» (жел. руду), «выжигать из них железо, лить пушки и ядра, делать пики да сабли». В урал. каз. станицах нар. молва повторяла мифы о царе Петре III, к-рый бежал от дворянских казней, от «ревности» императрицы на Урал. «Он для тебя Пугачев, а для меня он был великий государь Петр Федорович»,— говорил урал. казак Д. Пьянов А. С. Пушкину. Мн. казаки утверждали, что «никакого Пугачева не было — это выдумали питерские генералы и сенаторы», был «на самом деле» Петр Федорович — «он... воин был, пугал их, так его и прозвали: Пугач да Пугач». Короленко, путешествуя в 1900 по Оренбуржью, слышал рассказы о Петре III, к-рый стремился дать народу свободу; зная, что его хотят извести, приехал на Яик и отсюда пошел на Питер во главе каз. войска. По данным К. В. Чистова, в качестве причины свержения Петра Федоровича с престола фигурируют либо общие мотивы [«от налога бежал и царство не возлюбилось», «невмоготу стало жить ему в Питере», «супротивниками ему были еще эти Чернышевы, Орловы, Пановы (Панины) и прочие генералы, что в Питере при дворце служили. Он видит, что одному ему супротив всех не совладать, взял да и скрылся тайно из дворца, как святой Алексей божий человек из палат своего отца-царя»], либо се-мейно-бытового характера (супруж. несогласие Петра III с Екатериной: «он был ревнивый, ревнивый такой, а она... супротив него была непокорлива така»; виновницей оказывается разлучница — «иностранная принцесса» или «девица Воронцова»). О царском титуле убежденно рассказывала монахиня Анисья Невзорова, видевшая «Петра Федоровича» во время женитьбы его на простой казачке Устинье Кузнецовой (описание этого события приводит Короленко в кн. «У казаков»). В нар. сознании благородство сочетается в Пугачеве со смелостью. Так, в «Оренбургских записях» Пушкина приводится случай, когда Пугачев при приближении к креп. Озерной на предостерегающие слова сопровождающего казака ответил, что «на царей пушки не льются». О действиях Петра III в легендах говорится в приподнятом стиле; гиперболизируются его способности как военачальника («...а был он, родитель сказывал, был он воин настоящий, на редкость таких: и храбрый, и проворный, и сильный — просто богатырь! В гору лошадь обгонял! А раз под Оренбургом сам своей персоной один батареей управлял, всех двенадцать орудий было, а он успевал и заправлять, и наводить, и палить, и в то же время полковникам и генералам своим приказы отдавать»). Не случайно за Пугачевым последовало «много народу и пошел он громить власть по заводам», «мужики со всех сторон шли к атаману», «все население... ушло вместе с ним». В уфа-лейской легенде говорится, что вместе с Пугачевым через Разоренный мост ушли все уфа-лейцы. Согласно фольк. традиции в Л. о П. природа сопричастна делам нар. заступника: при отступлении Пугачева от Авзяно-Петровских заводов «вся земля поднялась — и речка Кухтур ушла под землю. Она и сейчас в одном месте под землей течет. Это с тех пор, говорят, как уходил Пугачев: вся природа не хотела его отпускать, и река ушла под землю, чтобы не могли из нее напиться те, кто преследовал Пугачева. Так старики сказывали». Пугачев наделяется необыкнов. ростом, силой богатырской, волшебными свойствами, позволявшими делать «белый и черный порох», спасаться от пуль и сабель. Мотивы чародейства («чертовщинки») занимают большое место в Л. о П. Причиной поражения войск Петра III и неудачи всей его кампании выставляется его преждеврем. женитьба «от живой жены» (Екатерины II): поражение рисуется как событие, спровоцир. коварной Екатериной или «лукавыми людьми». Согласно легендам, вместо Петра III в янв. 1775 был казнен внешне похожий на него колодник (острожник, подставной, «подложный Пугач»), а Петр взят был во дворец и «доживал свой век в секретности». Иногда спасение царя приписывается его силе и чародейству, иногда — снисходительности Екатерины (в чем отразились монархич. настроения части каз-ва). Множество легенд и сказаний о Пугачеве записал Пушкин во время подготовки мат-ла для кн. «История Пугачева». В нач. 19 в. была широко известна рукопись «Герой разбойник» (поэма-предание из времен Пугачева), посв. Чике (И. Н. Зарубину, ближайшему сподвижнику Пугачева); в ней создан романтич. образ героя, патриота, человека «очень начитанного», обладающего разнообразными знаниями, к-рый, утратив веру в Пугачева, в роли жестокого разбойника мстит всему человечеству за свое разочарование. Образ Путачева-заступника создан и в песнях, к-рые были распространены среди крестьян: «Из Уралечко пышет пламечко», «Емельян ты наш, родной батюшко», «Нас пугали Пугачом» («Государь нас бил с плеча — / Пугач дал нам калача. / Бери ножик, бери меч / и пошли на бранну сечь! / Туг ватага собралась, / И киргизы и татары — / и вся вместе рать пошла: / С Емельяном в колесницах / понеслись громить столицы»). Надежда на счастливую жизнь связывалась в нар. сознании с мечтой об открытии клада; для уральцев клад представлял собой естеств. богатства земли (залежи золота, драгоценных камней) или драгоценности, спрят. Пугачевым и пугачевцами (варианты: Ермаком, Разиным) в горах, на дне рек, озер, под крестами могил, в курганах, пещерах и др. В легендах и преданиях указываются люди, знавшие места захоронения кладов; приметы, по к-рым можно отыскать заветное место. Жившая в Саткинском заводе в 1-й пол. 19 в. бабка Акулина, именовавшая себя «полюбовницей пугачевского атамана», рассказывала, как пугачевцы, отступавшие через Саткинский завод, зарыли в землю на берегу р. Ай, под 2 дубами, большой сундук, полн. золота и серебра, «завалили землей да каменьями», приметив, что на противоположном берегу растут еще 3 дуба. Встречаются и более конкретные указания места захоронения клада: «у подножья горы Дележной, недалеко от деревни Медведской... в лесу под громадной елью»; по верхнеуфалейской легенде — «в пещере Большого камня». Добыть клад непросто: дубы за века исчезли, пещера взорвана и т. д. Согласно легендам, физ. силы недостаточно для добычи клада, упорный труд не приносит счастья (не смог завладеть золотым кладом возле Голой сопки кыштымец Варлаам Фадеев; башкир Садык, один из сподвижников Пугачева, с внуком Бакалом пытались достать клад со дна оз. Инышка, прорыв канаву и спустив из него воду в Тургояк, но им «встретилось непроходимое препятствие: стена слитного камня. Не было ни единой сумочки, чтобы можно было затравить лом или клин»). По уфалейской легенде, рассказ. М. Г. Антоновым, «когда разнеслась весть о близком приходе войск Пугачева... несколько “ушлых” мастеровых, прихватив с собой золото, драгоценности, дорогие вещи, погрузили их на лошадь и кинулись удирать по Уфалейской дороге. На развилке на Кладовку обоз догнали вооруженные башкиры из отряда пугачевцев, и мастеровые, разделившись на две части (одна осталась отбиваться от вооруженных людей), поехали через Уфалей на Пол-дневской завод. Однако и здесь им не удалось скрыться: по Екатеринбургской дороге на Уфалей уже шли царские войска. Убежать смогли по плотине, перегораживающей р. Су-ховяз, месту, которое позднее Разоренным мостом нарекли, а нынче Пугачевским рвом кличут. Ушли мастеровые с телегой добра по берегу пруда до горки, что нынче возле станции возвышается. Один из уфалейских мастеровых знал там лаз в пещеру, имевший выход на Большой камень, показал нязепетровцам. Лаз был невысоким, узким, и мастеровые ползком по частям перетащили все добро через ход на Большой камень, да неожиданно обрушился свод, схоронив под собой и пугачевский клад, и его “владельцев”. А поведал об этом уфалейцам тот самый рабочий горнозаводской, который и указал подземный ход». В др. варианте легенды действующими лицами выступали башкиры: «отступал отряд Пугачева от наседавших царских войск. Долго бились они на берегу реки Суховяз, перегороженной плотиной. Притомившись опосля бою жестокого, как и отряд князя Гагрина, уснули. А вскоре, передохнув, прорваться решили. И когда сморил глубокий сон убивцев княжьих, ночью темной они перешли тишком ту плотину, пробили в ней дыры. Хлынула через них вода, разорила плотину, дала время уйти рабятушкам в лес. Хватились царевы прислужники, а пугачевцев-то и след простыл». В 20 в. жит. этого района при вскопке огородов находили ружья, пики 18 в. (нек-рые находки хранятся в Верхнеуфалейском гор. историко-краеведч. музее); на месте боя пугачевцев с царскими войсками еще в 1950-е гг. стоял дерев. крест. Согласно др. легенде, Пугачев, бежавший при наступлении царских войск с отрядом и женой — красавицей из Уфалейского завода — через Разоренный мост, спрятал свою казну в одной из пещер Большого камня, а вход в нее взорвал (в 1930-е гг. местные дети приносили из пещеры царские золотые монеты 18 в.). На Юж. Урале множество мест, исторически или мифологически связ. с Пугачевым: Пугачёвский грот, пещера Пугачёвская, пос. Пугачёвский, урочище Ко-пань, оз. Банное (где повстанцы отдыхали и купались), г. Висельник (где пугачевцы вешали своих противников), пещера Салаватская, Салаватов ключ (близ к-рого встретились в начале июня 1774 Пугачев и Салават Юлаев), г. Пьяная и др. (см. Пугачёвские места).

Вскоре, тринадцатого сентября балахонской штатной команды поручик Иштиряков донес рапортом городничему, что содержащаяся в тюрьме под стражею от балахонского магистрата колодница, мещанская вдова Наталья Чувакова… оказалась в тягчайшей болезни, почему и отправить оную никак не можно.

Лукерья Петрова Сорокина, сердобольная балахонская мещанка, взяла злополучную вдовицу под расписку из магистрата к себе в дом для излечения, - после чего - опять тюрьма и рабочий дом…

Тринадцатого октября Чувакова возвращена из приказа общественного призрения (в Нижнем-Новгороде), с сообщением, что оные двадцать пять копеек с узаконенными процентами отработала.

Вот во что обошелся перстенек сорокалетней щеголихе-вдовушке.

А само колечко? О нем ничего в деле не упомянуто, но по тому, что мы знаем из других многих дел, легко догадаться, что к крестьянке Антоновой оно едва ли попало. Надо думать, что оно украсило палец какого-либо «пищика», канцеляриста, повытчика, или одной из их возлюбленных. Тем более, что теперь колечко было уже «очищено» слезами и страданием вдовицы, - да вдобавок пищики и канцеляристы не боялись его таинственной силы, как врачи не боятся заразы.

«Каждое поколение относится с сожалением или насмешкой к предшествующим». Нам и смешна и жалка вся эта кутерьма, окружившая ничего не стоившее колечко слезами и позором заведомо невинного человека. Но… придут другие поколения, прочитают наши дела - и сколько еще ненужного формализма, сколько еще лишнего горя и слез откроют они под формами нашей собственной жизни!

Пугачевская легенда на Урале*

Одна выписка из следствия оренбургской секретной комиссии об Емельяне Пугачеве начинается так: «Место, где сей изверг на свет произник, есть казачья малороссийская Зимовейская станица; рожден и воспитан, по видимому его злодеянию, так сказать, адским млеком от казака той станицы Ивана Михайлова Пугачева жены Анны Михайловой».

Все современные официальные характеристики Пугачева составлялись в том же канцелярски-проклинательном стиле и рисуют перед нами не реального человека, а какое-то невероятное чудовище, воспитанное именно «адским млеком» и чуть не буквально злопыхающее пламенем.

Этот тон установился надолго в официальной переписке.

Известно, как в то время относились ко всякого рода титулам, в которых даже подскоблить описку считалось преступлением. У Пугачева тоже был свой официальный титул: «Известный государственный вор, изверг, злодей и самозванец Емелька Пугачев». Красноречивые люди, обладавшие даром слова и хорошо владевшие пером, ухитрялись разукрасить этот титул разными, еще более выразительными надстройками и прибавлениями. Но уже меньше этого сказать [было] неприлично, а пожалуй, даже неблагонадежно и опасно.

Литература не отставала от официального тона. Тогдашнее «образованное» общество, состоявшее из дворян и чиновников, чувствовало, конечно, что вся сила народного движения направлялась именно против него, и понятно, в каком виде представлялся ему человек, олицетворявший страшную опасность. «Ты подлый, дерзкий человек, - восклицал в пиитическом рвении Сумароков при известии о поимке Пугачева, -

Незапно коего природа

Низвергла на блаженный век

Ко бедству многого народа:

Забыв и правду и себя,

И только сатану любя,

О боге мыслил без боязни…»

«Сей варвар, - говорит тот же поэт в другом стихотворении:

…не щадил ни возраста, ни пола,

Пес тако бешеный, что встретит, то грызет,

Подобно так на луг из блатистого дола

Дракон шипя ползет.»

За это, разумеется, и «казни нет ему достойные на свете», «то мало, чтоб его сожечь» и т. д. Чувства современников, конечно, легко объяснимы. К несчастию для последующей истории, первоначальное следствие о Пугачеве попало в руки ничтожного и совершенно бездарного человека, Павла Потемкина, который, по-видимому, прилагал все старания к тому, чтобы первоначальный облик изверга, воспитанного «адским млеком», как-нибудь не исказился реальными чертами. А так как в его распоряжении находились милостиво предоставленные ему великой Екатериной застенки и пытка, то понятно, что весь материал следствия сложился в этом предвзятом направлении: лубочный, одноцветный образ закреплялся вынужденными показаниями, а действительный облик живого человека утопал под суздальской мазней застеночных протоколов. Бездарность этого «троюродного братца» всесильного временщика была так велика, что даже чисто фактические подробности важнейших эпизодов предшествовавшей жизни Пугачева (например, его поездки на Терек, где, по-видимому, он тоже пытался поднять смуту) стали известны из позднейших случайных находок в провинциальных архивах. Павел Потемкин старался лишь о том, чтобы по возможности сгустить «адское млеко» и сохранить «сатанинский облик».

Нужно сказать, что задача была выполнена с большим успехом. Тотчас по усмирении бунта военный диктатор Панин, облеченный неограниченной властью, приказал расставить по дорогам у населенных мест по одной виселице, по одному колесу и по одному глаголю для вешания «за ребро» (!) не только бунтовщиков, но и всех, «кто будет оного злодея самозванца Емельку Пугачева признавать и произносить настоящим, как он назывался (т. е. Петром III)». А кто не «задержит и непредставит по начальству таковых произносителей, тех селения все без изъятия (!) возрастные мужики… будут присланными командами переказнены мучительнейшими смертями, а жены и дети их отосланы в тягчайшие работы».

Совершенно понятно, какая гроза нависла после этого над всякими рассказами о Пугачеве, когда вдоль дорог стояли виселицы, колеса и глаголи с крючьями, по селам ходили команды, а в народе шныряли доносчики. Все, не отмеченное официально принятым тоном, все даже просто нейтральные рассказы становились опасны. Устное предание о событиях, связанных с именем Пугачева, разделилось: часть ушла в глубь народной памяти, подальше от начальства и господ, облекаясь постепенно мглою суеверия и невежества, другая, признанная и, так сказать, официальная, складывалась в мрачную аляповатую и тоже однообразную легенду. Настоящий же облик загадочного человека, первоначальные пружины движения и многие чисто фактические его подробности исчезли, быть может, навсегда, в тумане прошлого. «Все еще начало выдумки сей, - писала Панину Екатерина, - остается закрытым». Остается оно неясным и до настоящего времени. Фактическая история бунта с внешней стороны разработана обстоятельно и подробно, но главный его герой остается загадкой. Первоначальный испуг «общества» наложил свою печать и на последующие взгляды, и на историю…

Как истинно-гениальный художник, Пушкин сумел отрешиться от шаблона своего времени настолько, что в его романе Пугачев, хотя и проходящий на втором плане, является совершенно живым человеком. Посылая свою историю Пугачевского бунта Денису Давыдову, поэт писал, между прочим:

Вот мой Пугач. При первом взгляде

Он виден: плут, казак прямой.

В передовом твоем отряде

Урядник был бы он лихой.

Между этим образом и не только сумароковским извергом, возлюбившим сатану, но даже и Пугачевым позднейших изображений (напр. в «Черном годе» Данилевского) - расстояние огромное. Пушкинский плутоватый и ловкий казак, немного разбойник в песенном стиле (вспомним его разговор с Гриневым об орле и вороне) - не лишенный движений благодарности и даже великодушия, - настоящее живое лицо, полное жизни и художественной правды. Однако, возникает большое затруднение всякий раз, когда приходится этого «лихого урядника» выдвинуть на первый план огромного исторического движения. Уже Погодин в свое время обращался к Пушкину с целым рядом вопросов, не разрешенных, по его мнению, «Историей Пугачевского бунта». Многие из этих вопросов, несмотря на очень ценные последующие труды историков, ждут еще своего разрешения и в наши дни. И главный из них - это загадочная личность, стоявшая в центре движения и давшая ему свое имя. Историкам мешает груда фальсифицированного сознательно и бессознательно следственного материала. Художественная же литература наша после Пушкина сделала даже шаг назад в понимании этой крупной и во всяком случае интересной исторической личности. От «лихого урядника» и плутоватого казака мы подвинулись в направлении «адского млека» и лубочного злодея. И можно сказать без преувеличения, что в нашей писаной и печатной истории, в самом центре не очень удаленного от нас и в высшей степени интересного периода стоит какой-то сфинкс, человек - без лица.

Вот во что обошелся перстенек сорокалетней щеголихе-вдовушке.

Этот тон установился надолго в официальной переписке.

Незапно коего природа

Низвергла на блаженный век

Ко бедству многого народа:

Забыв и правду и себя,

И только сатану любя,

О боге мыслил без боязни…»

«Сей варвар, - говорит тот же поэт в другом стихотворении:

…не щадил ни возраста, ни пола,

Пес тако бешеный, что встретит, то грызет,

Подобно так на луг из блатистого дола

Дракон шипя ползет.»

За это, разумеется, и «казни нет ему достойные на свете», «то мало, чтоб его сожечь» и т. д. Чувства современников, конечно, легко объяснимы. К несчастию для последующей истории, первоначальное следствие о Пугачеве попало в руки ничтожного и совершенно бездарного человека, Павла Потемкина, который, по-видимому, прилагал все старания к тому, чтобы первоначальный облик изверга, воспитанного «адским млеком», как-нибудь не исказился реальными чертами. А так как в его распоряжении находились милостиво предоставленные ему великой Екатериной застенки и пытка, то понятно, что весь материал следствия сложился в этом предвзятом направлении: лубочный, одноцветный образ закреплялся вынужденными показаниями, а действительный облик живого человека утопал под суздальской мазней застеночных протоколов. Бездарность этого «троюродного братца» всесильного временщика была так велика, что даже чисто фактические подробности важнейших эпизодов предшествовавшей жизни Пугачева (например, его поездки на Терек, где, по-видимому, он тоже пытался поднять смуту) стали известны из позднейших случайных находок в провинциальных архивах . Павел Потемкин старался лишь о том, чтобы по возможности сгустить «адское млеко» и сохранить «сатанинский облик».

Вот мой Пугач. При первом взгляде

Он виден: плут, казак прямой.

В передовом твоем отряде

Урядник был бы он лихой.

На пугачевском Урале

Тысячами нитей связаны настоящее и прошлое, и очертания туманного еще будущего становятся более определенными, когда лучше познаешь прошлое. Нынешняя переходная эпоха не только конец одного и начало другого столетия. В общественной и в народной жизни происходят глубочайшие изменения: на арену выходят массою люди из ранее забитых, пассивных «податных сословий».

Интерес Короленко к русской истории был устойчив и прочен. Когда в 1887 году в Нижнем Новгороде стараниями Гацисского была образована Архивная комиссия, писатель стал одним из активных ее членов, с увлечением составлял описи местных архивов. На основании архивных материалов им был написан ряд историко-бытовых очерков, появившихся в течение 90-х годов и позднее, среди них «К истории отживших учреждений», «Отголоски политических переворотов в уездном городе XVIII века», «Колечко».

Привлекали внимание Короленко и массовые явления жизни прошлого и яркие, выдающиеся личности русской истории. Им была написана небольшая работа «Материалы к биографии Ивана Петровича Кулибина», собирались материалы к исторической повести «Арзамасская муза». Много позднее были написаны «Легенда о царе и декабристе», очерк «Русская пытка в старину».

Особенный интерес был у писателя к пугачевскому восстанию и личности самого самозванца - «набеглого царя».

Летом 1891 года Короленко предпринял специальную поездку в Уфу для розысков места расположения лагеря ближайшего соратника Пугачева - Чики (Ивана Зарубина). Несколько лет спустя в рассказе «Художник Алымов» писатель остановился на облике другого сподвижника Пугачева - Хлопуши. Замысел романа о пугачевском восстании зародился у него в это время в процессе изучения исторических материалов, знакомства с местами былой вольницы на Волге, рассказами и преданиями о прошлом. Однако дела и события настоящего все время отодвигали начало работы над романом.

В немногие свободные минуты Короленко садился за исторические книги и записные книжки и работал самозабвенно. Наконец весною 1899 года он приступил к работе над романом, которому предполагалось дать название «Набеглый царь».

Лето 1900 года Короленко провел на Урале, собирая материалы и знакомясь с местами, в которых зародилось и происходило пугачевское движение. Поселился он с семьей в семи верстах от Уральска, на хуторке у знакомых. В начале августа Авдотья Семеновна с девочками уехала, но не в Петербург, а в Полтаву; переезд туда на жительство был решен еще перед отправлением на Урал.

Короленко было разрешено работать в местном войсковом архиве, и ежедневно он на велосипеде отправлялся по утреннему холодку в Уральск, маленький казачий городок.

Архивные розыски Короленко сочетал с дальними и ближними поездками по станицам и хуторам, где он мог почерпнуть сведения о Пугачеве. Удивительный это был край - край широких степей, отважных людей, старинных преданий и легенд о грозном времени кровавой смуты.

Кем же считают Пугачева на Урале - самозванцем или царем? Девяностолетний старик, увидев, что Короленко записывает его рассказы, посуровел, распрямился.

Пиши, - сказал он. - Старый казак Ананий Иванов Хохлачев говорит тебе: мы, старое войско, так признаём, что настоящий был царь, природный… Так и запиши!..

Для Короленко ясно настоящее Урала и ясен прошлый, пугачевский Урал - мятежный Яик, а сам Пугачев - пока только загадочная тень, человек, не наделенный в его воображении живыми чертами. Даже пушкинский «Пугач», «плут, казак прямой», «урядник лихой» не удовлетворяет писателя - ведь Пугачев был руководителем титанического народного движения, а такой, каким дан он у Пушкина, он не справился бы с этой задачей.

Короленко не верит в «неслыханную жестокость злодея» - Пугачева, - это приемы канцелярски проклинательного стиля екатерининских генералов. Наоборот, писатель видит в «набеглом царе» сильную волю и независимость, мужество и нелюбовь к «советчикам и указчикам». Он романтик и фантазер, натура страстная, сильная, могучая. Он рано был произведен в хорунжии, имел почетную саблю за воинские подвиги, называл себя «крестником» Петра Великого.

Когда Пугачев объявился - в нем все нашли царя. Киргиз соединился с казаком, казак с башкиром, заводской рабочий, еще недавно защищавший заводы от того же башкира, теперь шел с ним рядом. Найден царь - настоящий, общий, способный всех примирить, установить гармонию интересов.

И таким объединителем мог быть только незаурядный человек, понявший великую народную мечту, готовый на трагический обман во имя возвышенной цели!

В воображении рисовались целые картины романа, события, эпизоды борьбы. Война с Пруссией. Петербург, Екатерина, Панин и Потемкин. Изменник, карьерист и себялюбец Шванвич. Молодой офицер, энтузиаст, противник корыстолюбия, казнокрадства, рутины. Екатерининские «орлы». Воры-киргизы и воры-полковники. Разбойники-казаки и разбойники-офицеры…

Когда же Короленко по крохам собрал воедино все черты Пугачева, он сам радостно удивился: это было живое лицо, наделенное яркими, реальными чертами, образ цельный и сильный, с недостатками человека и полумистическим величием царя, хоть и «набеглого» - народного.

Не суждено было писателю завершить работу над романом - отвлекла живая, бурлящая действительность. Результатом поездки на пугачевский Урал стали только очерки «У казаков», появившиеся осенью 1901 года, да «Пугачевская легенда на Урале», напечатанная в 1922 году.

С Урала Короленко проехал прямо в тихую, спрятавшуюся в пышных садах на берегу тихой красавицы Ворсклы Полтаву.

Здесь бы ему - вдали от бурной. столичной жизни - засесть за беллетристику и забыть о бурях житейских. Куда там!

Весною 1902 года, ровно через десять лет после того, как в пустынном поле за Лукояновом, встретил Короленко мужиков с астыревской прокламацией, появились в окрестных деревнях подметные листки.

Их не несли теперь становым и урядникам.

Их несли к грамотеям и там, затаясь, читали.

Времена изменились.

В бумагах тоже говорилось о земле. Передавали, что носили их студенты.

Прошел слух, что велено (не в тех ли бумагах?!) забирать у помещиков скот и землю и отдавать мужикам. И ринулись они на барские усадьбы.

А потом тех, кто участвовал в «грабижке», нещадно пороли.

А потом обложили контрибуцией всех - кто брал и кто не брал.

А после порки и контрибуции судили.

И вот тогда в оконце короленковского дома постучались крестьяне, прося защиты и помощи.

Писатель организовывал у себя на квартире совещания адвокатов, писал прошения. В эти дни его квартира стала штабом борьбы за людей, захотевших хорошей жизни, но не знавших верных путей к ней.

Борьба за крестьян отнимала время, покой, сон.

Шли новые - тоже мятежные - времена, и они отвлекали от тревог и сечь лет минувших, от мыслей о «набеглом царе», удалом донском казаке, взбунтовавшем пол-России, Емельяне Ивановиче Пугачеве.

Из книги Записки летчика М.С.Бабушкина. 1893-1938 автора Бабушкин Михаил Сергеевич

В Поволжье, на Урале и Дальнем Востоке Эшелон продвигался к Самаре. В Иващенкове мы остановились и начали искать поблизости место для аэродрома. Нашли его под Самарой, в дачной местности. Переехали туда и развернули работу. Начали учебные полеты. Это было летом 1918

Из книги А. Е. Ферсман автора Баландин Рудольф Константинович

НА УРАЛЕ В каждом камне написана его история, надо только суметь ее прочитать. А. Е. Ферсман Летом 1912 года Ферсман работал на Южном Урале в районе Златоуста, Миасса, Челябинска. Об этих краях, как принято у геологов, Ферсман заранее собрал множество сведений. Не только о

Из книги Вблизи сильных мира сего автора Ерёменко Владимир Николаевич

3. На Урале Встречи со Сталиным и Жуковым- Близко наблюдал я Сталина, пожалуй, все послевоенные годы, - рассказывал Кружков. - Только личных встреч у меня было восемь. В его кабинетах в Кремле, в ЦК на Старой площади, на ближней даче в Волынском… Это не считая совещаний,

Из книги Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. автора Петелин Виктор Васильевич

Николай Корсунов1 Михаил Шолохов на Урале Главы из книги6<…> До конца дней своих не забуду этот, 1965-й, год. За одно лето – несколько поездок к Шолоховым на Братановский, поездка в Вешенскую, в донские хутора и станицы… А тут добавилось новое событие!Где-то около полуночи

Из книги Южный Урал, № 31 автора Куликов Леонид Иванович

Владимир Бирюков НАРОДНОЕ ПЕСЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО НА ЮЖНОМ УРАЛЕ После длительного затишья в издании произведений устно-поэтического творчества на Южном Урале совсем недавно появился в издании Челябинского книжного издательства новый сборник «Русские народные песни

Из книги Каменный Пояс, 1980 автора Филиппов Александр Геннадьевич

Из книги Демидовы: Столетие побед автора Юркин Игорь Николаевич

Из книги Южный Урал № 13-14 автора Карим Мустай

Глава 2. В ТУЛЕ И НА УРАЛЕ

Из книги Каменный пояс, 1976 автора Гагарин Станислав Семенович

В это время на Урале Посланный Комиссией на Урал капитан Кожухов, несмотря на удаленность от Москвы (до Невьянска - месяц пути), с делами управился быстрее Васильева. Но это не значит, что стоявшая перед ним задача была проще. Он столкнулся с тем же, что и Васильев:

Из книги Аносов автора Пешкин Илья Соломонович

Из книги Двуликий Берия автора Соколов Борис Вадимович

Из книги Артем автора Могилевский Борис Львович

XI. НОВАЯ ТЕХНИКА НА КРЕПОСТНОМ УРАЛЕ Поездка по округу принесла мало утешительного. Аносов знал, конечно, что заводы, строения и рудники находятся в неудовлетворительном состоянии, но такой запущенности, такого катастрофического положения он себе не представлял Ничего

Из книги Жуков. Портрет на фоне эпохи автора Отхмезури Лаша

Великая Отечественная: на фронте, на Лубянке и на Урале Через месяц после начала войны, 20 июля 1941 года, НКГБ был вновь слит с НКВД, в который также вошли Особые отделы армии и флота, перед войной числившиеся в наркоматах обороны и ВМФ. Во главе НКВД остался Берия. Он также был

Из книги На литературных тропах автора Шмаков Александр Андреевич

Ленин предлагает Артему работу на Урале Ленин слушал Артема и думал о том, что хорошо бы усилить такими людьми партийные большевистские организации важнейших пролетарских районов. В Москве и Питере, Иванове и Харькове такие крепкие большевистские кадры есть. А вот на

Из книги автора

Записи Радищева об Урале{164} После того, как губернское правление объявило Александру Радищеву указ о замене смертной казни ссылкой в Илимский острог, он был закован в кандалы и отправлен по этапу в Сибирь.От Санкт-Петербурга до Илимска ему предстояло проехать 6788 верст.