Татьяна Константиновна Шах-Азизова (11 сентября 1937 - 26 января 2015) - советский, российский театральный критик, театровед, доктор искусствоведения.

Биография

Отец - Константин Язонович Шах-Азизов (1903 - 1977), заслуженный деятель искусств РСФСР, директор Центрального детского театра (1948-1974).

Мать - Марина Ивановна Казинец-Шах-Азизова (1907-2000), балерина, заслуженная артистка Грузинской ССР (1943 г.).

В 1960 г. окончила филологический факультет МГУ, затем - аспирантуру Государственного института искусствознания. С 1964 г. работала в том же институте (более 50 лет).

Входила в состав экспертного совета X телевизионно-театрального фестиваля «В добрый час! Молодые силы искусства (Москва-Поволжье)».

Творчество

Избранные труды

Источник - электронные каталоги РНБ

• Шах-Азизова Т. К. Зритель был, но критика «первого порядка» театр не жаловала - спектаклей не смотрела, но считала, что смотреть нечего // Новая газета. - 2012, 5 октября. Архивировано из первоисточника 22 марта 2015.
• Шах-Азизова Т. К. Полвека в театре Чехова, 1960-2010: [сборник статей]. - М.: Прогресс-Традиция, 2011. - 325 с.
• Шах-Азизова Т. Святой театра (рус.). Петербургские театральные страницы (2000). Проверено 15 апреля 2015. Архивировано из первоисточника 15 апреля 2015.
• Шах-Азизова Т. К. Чехов и западно-европейская драма его времени. - М.: Наука, 1966. - 151 с.
• Шах-Азизова Т. К. А. П. Чехов и западноевропейская драма его времени: Автореф. дис. … канд. искусствоведения. - М.: Наука, 1965. - 18 с.
• Шах-Азизова Т. К. Русский Гамлет («Иванов» и его время) // А. П. Чехов и его время / АН СССР, Ин-т мировой литературы им. А. М. Горького; [Ред. коллегия: Л. Д. Опульская, З. С. Паперный, С. Е. Шаталов]. - М. : Наука, 1977. - 359 с. - С. 232-246.
• Я - счастливый человек: к 100-летию со дня рождения драматурга В. С. Розова: [каталог выставки / сост.: Т. К. Шах-Азизова]. - М.: ГЦТМ, 2013. - 40 c.

Работы в кино

• 1995 Сон доктора Чехова (фильм-спектакль) - сценарист

Награды и признание

• Премия Станиславского «За исследования чеховского театра» (2011)

Дискуссия о судьбе театра Гоголя охватила всю Москву. Татьяна Константиновна ШАХ-АЗИЗОВА — доктор искусствоведения, театровед, один из самых опытных и уважаемых театральных критиков Москвы — напоминает о лучшем, что создано на этой сцене в последние десятилетия, в эпоху художественного руководства Сергея Яшина.

О дальнейшем развитии сюжета читайте в ближайших публикациях «Новой».

Отдел культуры

Татьяна ШАХ-АЗИЗОВА: Зритель был, но критика «первого порядка» театр не жаловала — спектаклей не смотрела, но считала, что смотреть нечего

Что за новая традиция в Москве: каждое лето — театральный скандал, жестокий, публичный, с расколом, разводом, разгромом. Прошлым летом это постигло Таганку; нынешним театр им. Гоголя. Случаи разные, театры разные, но взрывная сила примерно та же, и вовлеченность в скандал лиц театральных, и околотеатральных, и просто любопытствующих велика. Ломится Интернет от реакций на очередное ЧП. На Гоголевском бульваре прошел митинг в защиту театра, над которым нависла угроза тотального уничтожения — смена не только руководства, но и самой модели театра, фактическая ликвидация его вместе с репертуаром и труппой.

Театр этот я знаю давно, хожу туда регулярно и к его судьбе, как и к судьбе его бывшего руководителя Сергея Яшина, не равнодушна. Не понимаю молодеческий задор власти, с которым она так весело и легко смахнула с карты Москвы целый театр, оставляя лишь место его для новых затей. Смахнула без консультаций с кем бы то ни было — критикой, театральной общественностью, Союзом театральных деятелей, не говоря уж о самом коллективе, который просто поставили перед фактом. Нарушая театральные заповеди, первая из которых — просмотр текущего репертуара, обсуждение его, знакомство с планами и так далее; вторая — встреча с коллективом и руководством до принятия решений… и так далее.

Не понимаю я также позиции худрука и директора, которые сразу сдались без боя и приняли свою отставку, признав то ли свою в чем-то неправоту, то ли право идущей на них силы. Как сказано на сайте Департамента культуры Москвы, «контракты … расторгнуты по соглашению сторон». И все; театр был обезглавлен, осиротел, но не сдался и продолжает бушевать, митинговать, посылать письма в разные инстанции, борется за свои права. При этом возвращения худрука не требует — видимо, обижен. А ведь руководитель театра, сродни капитану тонущего корабля, должен до конца быть со всеми и уходить последним (так, как уходил 20 лет назад Адольф Шапиро после гибели своего Рижского ТЮЗа).

И еще не понимаю я, чем могла бы помочь, кроме обычных функций театроведа, т.е. анализа спектаклей, самой материи театра, — но это, судя по всему, мало кого интересует. Театру предъявляют самые разные претензии, от низкой посещаемости до состояния «анабиоза», отсутствия «художественных событий», откликов прессы, а также некоей «плесени», угнездившейся здесь. Те же, кто защищают театр или хотя бы взыскуют справедливости, тоже упомянутой материей не озабочены. И мало знают этот театр (театров в Москве слишком много, и критиков на всех не хватает; иные же априори создали себе представление о том, куда следует или не следует ходить, — и не ходят). И отучили нас вглядываться в искусство, особенно в повседневный его поток, а не только в разного рода сенсации.

Сергей Яшин проработал в театре им. Гоголя четверть века; этот год — юбилейный, вот и подарочек подоспел. Возраст и опыт у режиссера солидный, но энергии хоть отбавляй. Я знаю его давно, с театральной юности, проходившей в Центральном детском театре, где он работал с прекрасной своей половиной, художницей Еленой Качелаевой, составляющей с ним даже и не тандем, но одно неразъемное целое, в жизни и в театре. Уже тогда было ясно, что режиссер он неровный, в том смысле, что может с избытком, с лихвой накрутить всяческой театральности, а может поставить спектакль глубинно психологический, культовый для «юного зрителя». Дальше были разные города и театры и, наконец, свое дело, свой театральный дом на улице Казакова.

Позволю себе взглянуть в прошлое, хотя оно и кажется кое-кому из коллег «далеким». Яшин делал репертуарный театр в прямом смысле слова, с опорой на классику, русскую (Чехов и Горький, Островский и Гоголь), зарубежную - ХХ века (Уильямс, Миллер, О"Нил), на крупных современных писателей (из наших - Шукшин и Платонов, из западных - Шепард и Макдонах), не пренебрегал и нынешней новой драмой - одним из лучших спектаклей его стало «Черное молоко» Сигарева, автора, к которому театр и сейчас возвращается (возвращался, во всяком случае). Спектакли были сильные, часто спорные и неровные, но где этого нет? Параллельно шла линия спектаклей легких и занимательных, комедий, столь любезных публике, при этом - не худшего качества, пера Уайльда, Моэма или нашего Шкваркина.

При этом худруком-одиночкой Яшин не был. В конце 90-х Сергей Голомазов поставил здесь «Петербург» Андрея Белого; в начале «нулевых» ставил Брехта, Гоцци и Булгакова молодой Константин Богомолов; ставил и ставит спектакли Алексей Говорухо.

Теперь - о том, что сохранилось сегодня. Критики театра сетуют на афишу. В ней — опять-таки Гоголь, Островский и Горький, Шукшин и Платонов, Уайльд и Макдонах, обе-щан был Диккенс. У Яшина есть вкус к литературным раскопкам; так, он раскопал и поставил неизвестную большинству из нас пьесу Платонова «Дураки на периферии», написанную словно эрдмановским пером; это стало «художественным событием» одного из последних сезонов, пусть событием местного или даже внутреннего масштаба, в чем, однако, театр не виноват (коллеги нелюбопытны…). Сам для себя Яшин сделал документальную драму «Мур, сын Цветаевой» с молодыми актерами, к которым его явно тянет. Поставил со своими дипломниками «Остров» Макдонаха в любимом своем остро театральном стиле. Словом, афиша — нормальная для репертуарного театра, около 20 названий, где есть и классика, и сказки для детей, а «легкого жанра» — штук 6, среди которых названные уже Уайльд и Моэм, решения занимательны и корректны, и даже «Тетка Чарлея», небезопасная в плане вкуса, выглядит задорно и не вульгарно.

Можно сравнить эту афишу и эти спектакли с продукцией других московских театров — и не увидеть особой разницы; почему же этот театр стал первой жертвой грядущей театральной перестройки? Посещаемость низка, как нигде? Простите, не верю; ни разу не видела полупустого зала, равно как в других театрах — постоянно заполненного. Доход театра невелик? Да и то — не критерий; что значит — доходный театр? Нонсенс. «Плесень», которая привиделась новому худруку? Наверное, театр давно требует ремонта (равно как и другие - в Москве началась полоса ремонта и реконструкций). Но зрители этого не ощущали. В фойе и в зале следов разрухи не было, а кабинет Яшина, украшенный эскизами искусницы Качелаевой, выглядел, как театральный музей. На премьерах собиралась неслучайная публика — театралы, писатели, журналисты, критики, приверженные к этому театру, — хотя их немного, но им интересно, они пишут, следят за процессом.

Словом, идет жизнь — нелегкая, знакомая по массе других примеров. Со своими, впрочем, проблемами, главная из которых — география, адрес театра. Есть в Москве театры с какой-то давней «занозой», которую не вытащить, и она саднит, дает о себе знать снова и снова. Это может быть что-то темное в прошлом — или просто какое-то «не то» место, вроде Курского вокзала, откуда до театра им.Гоголя — 10 минут ходьбы, но путь какой-то несимпатичный, через вокзальный туннель и привокзальную улицу с торговыми точками и специфическим контингентом. Обычный зритель идет, но критика «первого порядка» театр не жалует, практически не посещает и антипатию к месту действия переносит на сам театр — спектаклей не смотрит, но считает, что смотреть нечего. Стереотип дурной репутации, въевшийся в мозги нескольких поколений, словно передается по наследству. Так уж сложилось, задолго до Яшина, и страдали от этого режиссеры не робкого десятка; иные выдерживали всего по нескольку лет. Опытный Борис Голубовский, проработавший здесь до Яшина более 20 лет, капризы театральной топографии вынужден был терпеть, учитывать и сопротивлялся ей, как мог. Как снять это заклятие, неведомо. Во всяком случае, преемнику Яшина вряд ли будет легко …

И последнее: о преемнике. Почему-то не хочется верить, что Кирилл Серебренников придет сюда. Во-первых, его «уговорили», в чем театральные власти сознались. Во-вторых, захватнических действий за ним пока замечено не было — нравится кому-то или не нравится его режиссура, вопрос другой. В-третьих, повел он себя как-то странно: не зная театра, не видя спектаклей, не поговорив с труппой, с маху все решил и исчез. (А вдруг бы ему что-то понравилось? И острота яшинских решений, их порой избыточная, но яркая театральность. И актеры, на многое способные, современных и разных умений. И сама атмосфера живого, жадного до работы театра…). Коллеги Серебренникова, воцарившиеся недавно в других московских театрах, так себя не вели.

И еще: как же он, разрушив ни в чем неповинный репертуарный театр, будет ставить во МХТ спектакль к юбилею Станиславского?..

Шах-Азизова Т К

Русский Гамлет ("Иванов" и его время)

Т.К.Шах-Азизова

Русский Гамлет

("Иванов" и его время)

Иванов. Я умираю от стыда при мысли, что я, здоровый, сильный

человек, обратился не то в Гамлета, не то в Манфреда, не то в

лишние люди... сам черт не разберет!

А. П. Чехов. Иванов

Сравнение с Гамлетом всегда было высокой честью для любого литературного героя. Случалось, что это имя присваивали те, кто не имел на него права. И вдруг находится человек, который ни быть, ни зваться Гамлетом не желает, для которого это - "позор".

Отчего? Кто повинен в этом - Иванов ли, не понимающий Гамлета, или его автор, ила время, бросившее тень на шекспировского героя?

Гамлет неразлучен с русской культурой, и не только потому, что Шекспир, как известно, нашел в России свою вторую родину. Есть нечто в личности и судьбе датского принца, что многократно отозвалось в русском обществе XIX в. с его обилием философических натур, лишних людей и мизантропов. Несколько поколений в разной степени были отмечены гамлетизмом: одиночеством; склонностью к рефлексии; разрывом слова и дела, образа мыслей и образа жизни.

Без этих черт нет Гамлета, хотя он и не исчерпывается ими. Каждая эпоха так или иначе оценивает их, то возвышая, то снижая иронией, и вносит свои поправки в понимание вечного образа.

Не редкостью было в России и критическое отношение к Гамлету: одни считали пороком его бездействие, другие - раздвоенность, третьи обвиняли в эгоизме. Так или иначе, не боялись "говорить о темных сторонах гамлетовского типа, о тех сторонах, которые именно потому нас более раздражают, что они нам ближе и понятнее" {И. С. Тургенев. Гамлет и Дон Кихот. - Собр. соч. в 12 томах, т. 1). М., ГИХЛ, 1956, с. 178.}, - о том продолжении и развитии, которое получал гамлетизм в его массовом психологическом варианте, распространяясь вширь. По существу, через критику Гамлета всякий раз шла самокритика поколения - не снижавшая, впрочем, до поры масштаба личности и трагедии датского принца.

Гамлетизм обычно усиливается в безвременье, после таких трагических потрясении, какими были разгром декабристов или народничества. В 80-е годы популярность гамлетовских мотивов и самой пьесы даже для России необычайна {См. в кн.: "Шекспир и русская культура". М. - Л., "Наука), 1965 (гл. VIII).}. Она видна в обилии переводов, постановок, исследований, литературных вариаций на темы "Гамлета ", особенно - в лирической поэзии. Психологическая формула времени в стихах С. Я. Надсона словно пришла сюда из "Гамлета":

Я сын наших дней,

Сын раздумья, тревог и сомнений.

{С. Я. Надсон. Полн. собр. стихотв. М.-Л.,

"Сов. писатель", 1962, с. 205.}

Появляется немало исследований гамлетизма вообще и русского гамлетизма в особенности. В одном и том же 1882 г. выходит несколько работ народнических критиков, обращенных к событиям и героям дня, но трактующих их через "Гамлета" и через "Гамлета" же ведущих пропаганду своих идей.

П. Лавров, анализируя причины недавней трагедии народовольцев, пишет об этом иносказательно, на примерах из шекспировских пьес, и оттуда же выводит мораль: "Гибель, если отступаешь перед делом, которое пред тобою поставила история. Гибель, если в деле не различаешь друзей от врагов, союзников от противников, если не присоединяешь понимание к решительности. Гибель, если не понимаешь, ... в какой исторической среде приходится действовать. Человек должен быть вооружен с головы до ног для жизненной борьбы, вооружен знанием и решимостью и никогда не должен отступать перед борьбою, в которую его вводит жизнь" {П. Слепышев (П. Л. Лавров). Шекспир в наше время. - "Устои", 1882, э 9-10. См. также в кн.: П. Л. Лавров. Этюды о западной литературе. Пг., 1923, с. 206.}.

А. Скабичевский дает своеобразную классификацию гамлетизма, с его разнообразными общественными корнями и психологическими вариантами. Применительно к 80-м годам Скабичевский расширяет понятие гамлетизма, видит его, как сейчас сказали бы, тотальным - "гамлетизм нашего века, лежащий в основах всех наших общественных отношений" {Алксандров (А. Скабичевский}. Жизнь в литературе и литература в жизни. - "Устои", 1882, э 9-10, отд. XIII, с. 43.}.

П. Якубович разрабатывает понятие современного гамлетизма конкретно: "Перед Гамлетом наших дней стоит роковая альтернатива: жить, как все, или верить и жить, как единицы... Жить, как все, для него нравственно невозможно: для этого он слишком честен, слишком идеален, слишком дитя своей эпохи; для веры и дел - он слишком измят, слишком стар нравственно, слишком зол, слишком скептичен, - таким сделала его жизнь, среда и воспитание" {М. Гарусов (П. Ф. Якубович). Гамлет наших дней (Рассказы Всеволода Гаршина). "Русское богатство", 1882, N 8, отд. IX, с. 69.}. (При этом Скабичевский и Якубович имеют в виду высокий, трагический образец гамлетизма - Вс. Гаршина и его лирического героя, во многом спаянного с автором.)

На фоне этих трех статей диссонансом звучит само название статьи Н. К. Михайловского - "Гамлетизированные поросята" - и ее саркастический тон. Сохраняя, при сурово критическом отношении к противоречиям Гамлета, уважение к нему как к "очень крупному человеку" и доверие к "резкой искренности самоосуждения", Михайловский признается: "...не Гамлет нас здесь интересует, а некоторые его копии...". Копии эти, по мере перерождения и деградации гамлетовского начала, подразделяются на "гамлетиков" и "гамлетизированных поросят".

"Гамлетик - тот же Гамлет, только поменьше ростом"; "Но в гамлетике все-таки сохраняются две несомненные, подлинные гамлетовские черты, конечно, в сокращенном размере. Во-первых, гамлетик все-таки, действительно, страдает от сознания своей бездельности; во-вторых, в связи с этим, он не сверху вниз смотрит на практическую деятельность вообще, и на лежащую перед ним задачу в частности, а наоборот, снизу вверх: не дело ничтожно, а он, гамлетик, ничтожен" {Н.К. Михайловский. Гамлетизированные поросята. - "Отечественные записки", 1882, N 12. См. также: Н. К. Михайловский. Сочинения, т. 5. СПб., 1897, с. 685-687.}.

Еще ниже - "гамлетизированный поросенок", псевдо-Гамлет, самолюбивое ничтожество, склонное "поэтизировать и гамлетизировать себя": "Гамлетизированному поросенку надо... убедить себя и других в наличии огромных достоинств, которые дают ему право на шляпу с пером и на черную бархатную одежду". Но Михайловский не дает ему этого права, равно как и права на трагедию:

"Единственная трагическая черта, которою можно, не изменяя художественной правде, осложнить их смерть, это дегамлетизация, сознание в торжественную минуту смерти, что Гамлет сам по себе, а поросенок тоже сам по себе" {Там же, с. 688, 703-704.}.

Такова амплитуда колебания русского гамлетизма уже в начале 80-х годов: от трагического героя, потерпевшего поражение борца - до подделки под Гамлета, пародии на Гамлета. Некоторые черты датского принца, не просто гипертрофированные, но искаженные временем, перерождаются в комическую характеристику того типа людей, который будет назван "размагниченным интеллигентом".

Дополните информацию о персоне

Биография

Окончил реальное училище (1919) и драматическую школу (1924) в Тифлисе.

С 1921 г. участвовал в спектаклях 1-го Пролетарского театра комсомола Грузии.

В 1927 г. был одним из организаторов первого в Закавказье Тифлисского русского театра юного зрителя, в 1927-1933 гг. председатель правления ТЮЗа.

В 1933-1945 гг. директор и художественный руководитель Тбилисского русского театра им. Грибоедова.

С 1945-1974 гг. директор, а в 1960-1966 гг. одновременно художественный руководитель Центрального детского театра (Москва).

Был вице-президентом секции детской литературы и искусства Общества дружбы и культурной связи с зарубежными странами, вице-президентом Международной ассоциации театров для детей и юношества.

Сочинения

Написал ряд статей, посв. проблемам развития детского театра.

• Наши сорок лет, "Театр", 1961, No 6
• Михалков, дети. театр. там же, 1963, N" 3

Достижения

• заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1940)
• заслуженный деятель искусств РСФСР (1970)

Разное

• К. Я. Шах-Азизов открыл путь в большое искусство российским режиссерам Г. Товстоногову, А. Эфросу, актеру и режиссеру О. Ефремову и драматургу В. Розову.
• Дочь - театровед Татьяна Константиновна Шах-Азизова .
• Умер в 1977 г. в Москве, похоронен на Введенском кладбище.

Изображения

Библиография

• Pозов В., Редкий директор, "Театр", 1963, № 4
• Театральная энциклопедия. Том 5/Глав. ред. П. А. Марков - М.: Советская энциклопедия, 1967. - 1136 стб. с илл., 8 л. илл.

Шахиня… Уже забылось, кто первый так ее назвал. Но именование закрепилось. Тоненькая фигурка, доходящая временами до фантастической худобы. Выразительное, слегка удлиненное лицо с резко очерченными линиями. Внимательный взгляд больших глаз. И вдруг неожиданное среди разговора: «Мяу…» Люди ее круга помнят это специфично Танино междометие, часто лукавое и всегда очень женственное. Иногда оно означало: «Все идет правильно». Иногда звучало вопросительно: «Все хорошо?» А иногда было связано с задумчивым отрешением от мимотекущей суеты и значило что-то вроде: «Ну, ладно» или «Неважно». Но всегда было обращено к тем, кто был ей близок творчески и лично. Впервые услышав это обращение, я смутилась — настолько оно не вязалось с ее легендарной причастностью к поколению театрального «шестидесятничества», с ее чеховедческими штудиями, тонкими и проницательными рецензиями, строгими и серьезными обзорными статьями. Но когда поняла, что это брошенное вскользь, «проверочно», означает приглашение в «свой круг», — была рада. Помню ее разной — энтузиастически развертывающей любимую мысль, искренне восхищающейся чужой работой, благожелательно приветствующей участников Чеховской конференции, торжественно-взволнованно открывающей задуманный ею фестиваль чеховских спектаклей «Мелиховская весна». Но когда ее что-то не устраивало или задевало (почти всегда это было связано с обожаемым Чеховым), она умела и бросить колкую реплику, и всерьез возмутиться, и демонстративно промолчать.

Когда последний номер «Экрана и сцены» вышел без ее ответов на традиционную анкету из трех вопросов, стало ясно, что с Таней что-то случилось. Впервые мы не узнали ее суждения о театральных новинках сезона, всегда умного и неизменно добросовестно обоснованного. Жалко. Очень жалко. Поколение уходит. Без них все становится беднее и сиротливее…

Однажды я заговорила с Татьяной Константиновной о ситуации вокруг какого-то давнего спектакля ЦДТ, и, отвечая мне, она произнесла вдруг совсем по-детски: «Мой папа…» Константин Язонович Шах-Азизов был потрясающим директором, собравшим в начале пятидесятых в своей труппе Марию Осиповну Кнебель, Олега Ефремова, Анатолия Эфроса и многих других талантливых людей. Тот молодой счастливый театр в какой-то мере был ее детской, с тех оттепельных времен она сохранила в себе умную ясность, глубину простоты, безупречную порядочность. Как-то при ней я упомянула имя одного известного старого критика. В первый и последний раз я видела у Шахини такую реакцию. Она резко отшатнулась, взмахнула рукой и почти крикнула брезгливо: «Аня, но он же нерукопожатен!» Про книгу Рейфильда говорила гораздо спокойнее.

Однажды мы рядом высидели очень-очень плохой, длинный и мучительный чеховский спектакль молодого талантливого национального режиссера. Два антракта, два разговора. Татьяна Константиновна вовсе не жалела Чехова и не ругала режиссера — она одинаково сопереживала обоим, ввергнутым в общую неудачу. Нет, не случайно вся жизнь ее прошла в чеховском театральном круговороте, она и сама часто представлялась мне героиней какой-нибудь пьесы Чехова, прожившей «длинный, длинный ряд дней», сохранившей любопытство к жизни и не утратившей надежды.

Татьяна Константиновна была человеком важным для нашей театральной среды. Ее работоспособность, несуетность, человеческое достоинство и высокий профессионализм вызывали безусловное уважение. Сама, вероятно, того не сознавая, жизнью своей и всем обликом Татьяна Константиновна Шах-Азизова доказывала, что и в бурлении театральных страстей есть место благородству и интеллигентности.