В 1943 году в 6 м отделе имперского управления безопасности задумали покушение на Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Расчет был прост: смерть этого человека неизбежно окажет отрицательное влияние на действия Красной Армии, а то и вызовет панику в войсках.

Строго засекреченную операцию «Цеппелин» готовили с традиционной немецкой тщательностью. В одной разведшколе нашли подходящего кандидата для исполнения данной акции. То был некий Политов, который в мае 1942 года, оказавшись в плену, не стал скрывать ни своей должности – он служил командиром роты – ни своих познаний о секретах Красной Армии. В обмен на свою словоохотливость он надеялся получить должность бургомистра. Но его отправили в разведшколу учиться на секретного агента. Здесь же подобрали и подругу жизни по фамилии Шилова, а по должности – радистку шифровальщицу.

Группа инженеров изготовила специальное снаряжение, в состав которого входил, в частности, «панцеркнакке» – короткостовольная безоткатка калибром 60 миллиметров, чьи кумулятивные снаряды были способны прошибить даже 45 миллиметровую броню.

Предполагалось, что снабженный всеми необходимыми документами агент проберется в Москву, выследит, как из Кремля будет совершать свой очередной выезд на дачу «паккард» Сталина, и разнесет его вдребезги, вместе со всеми, кто будет внутри.

Для доставки террориста и его спутницы в Москву был подготовлен мотоцикл М 72 советского производства. Его вместе с «супругами Тавриными» – так они значились по документам – должен был доставить в Подмосковье специально переоборудованный самолет «Арадо 232», оснащенный 20 колесным шасси для взлета и посадки на неподготовленные площадки.

Для того чтобы к диверсантам поменьше цеплялись всевозможные патрули, Таврина Политова решили выдать за героя фронтовика, удостоенного звания Героя Советского Союза, награжденного пятью орденами и двумя медалями. Для вящей достоверности заготовили даже фальшивые номера «Правды» и «Известий», где в списках награжденных, среди прочих, значился сначала капитан, а потом и майор Таврин. Сделали ему и удостоверение сотрудника фронтовой контрразведки «Смерш»…

Словом, предусмотрели, кажется, все. Однако операция все же провалилась. Почему?
Сначала сигнал тревоги подали подпольщики из оккупированной Риги. Дескать, в ателье получен странный заказ. Требовалось срочно сшить кожаное пальто в русском стиле, но с широкими рукавами и обширными внутренними карманами.

Потом на аэродроме под Ригой появился странный самолет. Стало очевидно, что что то готовится… Но что именно? Этого до конца подпольщикам выяснить не удалось – однажды ночью самолет взлетел и взял курс на Москву.
Однако и полученных сведений оказалось достаточно, чтобы усилить воздушное патрулирование подступов к столице, привести в повышенную боевую готовность зенитные батареи. На одну из таких батарей «Арадо» и напоролся…

Пришлось садиться на вынужденную… Летчики помогли выкатить самолет и отправились восвояси – в сторону фронта. А террористы покатили в сторону Москвы. И вскорости попались на глаза патрулю, старший которого удивился такому несоответствию: судя по документам, мотоцикл должен проехать около двухсот километров под проливным дождем, а пассажиры его почти сухие…

Станислав Николаевич Славин

Одно из центральных мест в системе мер, детально разработанных Шелленбергом и Скорцени на новом этапе германо-советской войны, занимала операция «Цеппелин». Шелленбергу и Скорцени принадлежала не только сама идея операции. По приказу Гейдриха они непосредственно руководили ее подготовкой и проведением. Как выяснилось потом из документов, для координации действий в операции в феврале 1942 года в главном имперском управлении безопасности был образован специальный орган (под тем же кодовым наименованием, что и сама операция).

Какие же обязанности возлагались на этот новый разведывательный орган? Как сказано в приказе рейхсфюрера СС Гиммлера от 15 февраля 1942 года, руководство страны предписывало «Цеппелину» программу масштабных военно-политических действий. Как будто речь шла не о разведывательной службе, а о государстве в государстве. Во-первых, от «Цеппелина» требовали произвести… «расшифровку» морально-политического единства СССР; во-вторых, ослабить экономические возможности Советского Союза путем диверсий, саботажа, террора и других средств.

Важно отметить, что содержание приказа рейхсфюрера СС было косвенным признанием того факта, что для нацистской разведки (и. более того, для гитлеровского руководства) политико-моральное единство советского народа оставалось сложным шифром. Непонимание природы советского общества, источников его силы явилось, как мы покажем дальше, одним из главных просчетов гитлеровского руководства. Но «Цеппелин» был задействован, и к тому времени, которое мы разбираем, усилия его участников были направлены на выяснение: в чем источник сил советского народа, как добиться подрыва его единства, какими мерами достичь дестабилизации экономики? «Цеппелин» тесно взаимодействовал с абвером, главным штабом командования немецкой армии и имперским министерством по делам оккупированных восточных областей. Подрывные акции осуществляли четыре зондеркоманды. укомплектованные опытными разведчиками. К их формированию были привлечены разведывательно-диверсионные школы «Цеппелина», размещавшиеся в то время в местечке Яблонна (под Варшавой), в Евпатории и Осипенко, в местечке Освитц (близ Бреславля), а также под Псковом, недалеко от деревни Печки. Начиная с 1942 года сеть разведывательно-диверсионных школ как на территории Германии, так и особенно в оккупированных странах расширяется непрестанно. Заметно шлифуется система подготовки агентов, предназначенных к засылке в глубокий советский тыл. Наиболее перспективные из них после завершения курса в школе проходили своеобразную специализацию в лагерях «Цеппелина».

Отделения и вербовочные пункты «Цеппелина» возникли во многих лагерях для советских военнопленных, которые со временем становились основной базой пристального изучения контингента, способного, по мнению нацистского командования, послужить мощным источником агентурных резервов.

Начало реализации плана «Цеппелин» совпало с развертыванием гигантской битвы на Волге. Обе стороны, еще, может быть, не осознавая в полной мере, во что выльется Сталинградское сражение, не могли не понимать, что, во всяком случае, оно становится одной из вех противостояния Германии и Советского Союза. Разведывательное обеспечение сражения такого масштаба не могло оставаться на прежнем уровне. Перед абвером поставили задачу двоякого рода. Во-первых, наладить регулярное снабжение высшего политического и военного руководства страны информацией, которая позволила бы разгадать замыслы советского командования, в частности хотя бы пунктирно обозначить, где и какими силами будут нанесены очередные удары по немецким позициям. В отличие от намерения ограниченных рамок уже упоминавшегося предвоенного инструктажа Йодля теперь ставилась задача разведывательного изучения перемен в инфраструктуре на гораздо большую глубину, заговорили о необходимости добывать данные обо всем, что касалось мобилизации и стратегического развертывания резервов Вооруженных Сил СССР, их морального состояния, уровня дисциплины и выучки. Требовали не только оценить состояние обороны и концентрацию технических средств на направлении главного удара, но и выяснить возможности советской экономики справляться с неотложными нуждами войск в условиях, когда продолжается массовое перемещение промышленных предприятий и научно-исследовательских институтов в восточные районы страны. Во-вторых, во взаимодействии с СД абверу предстояло развернуть активную диверсионную деятельность в промышленности и на транспорте с целью разрушения коммуникаций, транспортных узлов, вывода из строя шахт, электростанций, оборонных заводов, хранилищ горюче-смазочных материалов, продовольственных складов.

Все это означало, что абвер переходил к еще более наступательным формам борьбы. Основным орудием в ней должна была стать агентура, соответственно подготовленная, экипированная и проинструктированная, всепроникающая, располагающая эффективными и надежными каналами связи. Дело складывалось так, что, в частности, Канарис, которому «виделось нечто куда более масштабное», требовал отходить от принципов агентурной работы, традиционно сложившихся в германской разведке. Вспомним, что полковник Николаи, согласно исповедуемому им принципу, предпочитал иметь дело с одиночными агентами, обладавшими высокими профессиональными качествами, которые делали их способными проникать в высшие круги и жизненно важные центры стран, являвшихся объектами разведки. На подготовку таких лазутчиков, на их внедрение и обеспечение не жалели ни сил, ни средств. И, как правило, такие затраты оправдывались. Что касается преемников и учеников Николаи, то, втянувшись в крупномасштабную тайную войну с противником, совсем непохожим на тех, с которыми приходилось встречаться до того в Европе, и в этой новой для них обстановке они искали выход в насаждении массовой, всеохватывающей агентурной сети, оказались сторонниками и фактическими создателями системы «тотального шпионажа». Массовая вербовка агентуры, небывалые размеры ее заброски рассматривались в тот период доказательством способности руководителей гитлеровской разведки анализировать, познавать изменяющиеся условия и приспосабливаться к ним.

Вот что рассказывали о поездке Канариса на Восточный фронт в июне 1943 года. В Риге, в резиденции, где он остановился, были собраны руководители абверштелле и полевых разведывательных органов, начальники разведывательно-диверсионных школ. Каждый докладывал о своей работе. Подводя итоги, Канарис положительно оценил деятельность отдела абвер III - на него произвело впечатление сообщение начальника абверкоманды-104 майора Гезенрегена о массовых арестах и расстрелах русских, не принимающих «новый порядок». Канарис так и сказал: «Служба нашей контрразведки помогает фюреру укреплять новый порядок». Что касается первого и второго отделов абвера в группе армий «Норд» , то их действия он оценил как неудовлетворительные. «Наш отдел агентурной разведки и диверсионная служба, - сказал он, - утратили наступательный дух, на чем я настаивал всегда. Мы не имеем агентуры в советских штабах, а она должна быть там. Я решительно требую массовой засылки агентуры. Мною создано вам столько школ, сколько нужно… » Это заявление, несмотря на хвастливый тон, соответствовало истине: пополнение агентуры шло в то время из 60 школ и учебных центров, развернутых в самой Германии, в побежденных странах Европы и на временно оккупированной территории СССР.

Широкие масштабы, которые в абвере приобрели вербовка, обучение и засылка агентуры в тыл Красной Армии, привели к тому, что управлять всей этой махиной из одного центра становилось все труднее. Так родилась идея иметь представительства центрального аппарата абвера ближе к театру военных действий, то есть на оккупированной советской территории. Такие представительства в срочном порядке были созданы в Таллинне, Каунасе. Риге, Вильнюсе и Минске.

Задачи операции Цеппелин

Сохранились документы, дающие наглядное представление не только о том, какие конкретные задачи решались в ходе операции «Цеппелин», но и как строилось взаимодействие разведки с командованием вермахта.

Особое место занимают среди этих свидетельств так называемые «рабочие записи» штандартенфюрера Отто Скорцени. «Любимец фюрера», как величали Скорцени в ближайшем окружении Гитлера, не профессиональный историк или мемуарист и даже не обычный очевидец событий тех лет. Это один из самых видных организаторов и самых дерзких участников тайной войны против СССР. Более того, время показало, что Скорцени во многих событиях второй мировой войны играл ключевую роль. Протеже Бормана, близкий друг Кальтенбруннера еще с того времени, когда они жили в Вене, тогда они оба считали себя «палладинами» фюрера, готовыми принять за него смерть. Не случайно вместе с Кальтенбруннером и Мюллером Скорцени участвовал в допросах и истязаниях генералов, подозреваемых в причастности к антигитлеровскому заговору 20 июля 1944 года. Из послужного списка Скорцени можно узнать, что в СД в разные годы он являлся начальником разведывательной школы, руководил диверсионным отделом в РСХА, выполнял личные и самые щекотливые поручения Гейдриха. (Одним из таких поручений, наделавших немало шума, был подбор среди узников концлагерей граверов и художников, которые наладили изготовление фальшивых английских банкнот.) Но наиболее дерзкой и получившей поистине мировой резонанс была осуществленная при активном участии Скорцени операция по освобождению из плена Муссолини (выбор его на роль главного исполнителя операции был сделан самим Гитлером). В критический для Москвы период - в первой половине октября 1941 года Скорцени находился в двух десятках километров от столицы. Ему было поручено возглавить «технический отдел», предназначенный для захвата зданий ЦК и МК партии, НКВД, Центрального телеграфа в момент вторжения в Москву гитлеровских войск.

Что же мы находим в архивных документах, вышедших в свое время из-под пера Скорцени?

«В первую очередь, - говорится в одной из записей, - следует нанести удары по русским коммуникациям, то есть железнодорожным линиям, мостам и шоссейным дорогам… Поскольку аналогичные операции планировались и отделом иностранных армий востока генерального штаба сухопутных войск, были проведены совместные совещания. На них я вновь встретился с генералом Кребсом, ставшим к тому времени начальником штаба генерал-полковника Гудериана. Он представил меня генералу Гелену, которому и была поручена разработка чисто практической стороны этого дела» .

Смысл координации действий командных инстанций и руководителей разведывательных служб, которого мы касались выше, заключался в том, чтобы всемерно активизировать шпионско-диверсионную деятельность против СССР.

Как показывает официальная немецкая конфиденциальная статистика, в 1942 году в специальных школах и учебных пунктах абвера и СД одновременно проходило подготовку до 1500 человек. Обучение длилось от полутора (для так называемых обычных шпионов) до трех (для шпионов-радистов и диверсантов) месяцев. Вместе взятые, все разведывательные школы, пункты и курсы за год выпускали примерно около 10 тысяч шпионов и диверсантов.

В 1942 году и последующие годы войны в рамках операции «Цеппелин» происходило наращивание темпов и масштабов подготовки и заброски шпионскодиверсионных и террористических групп, прошедших специфическую подготовку. Их задача состояла в том, чтобы, оказавшись на территории своей республики, сколотить бандитско-националистические формирования для осуществления террористических актов против советского и партийного актива, распространять панические слухи среди гражданского населения, собирать сведения военно-политического и экономического характера, готовить диверсии в жизненно важных сферах. Появление подобных групп на территории Казахской ССР было зафиксировано в августе 1943 года. Опираясь на помощь местных националистических элементов, они должны были развернуть агитацию среди населения за отделение Казахстана от Советского Союза и за образование самостоятельного государства под протекторатом Германии.

В октябре 1943 года в Вологодскую область «Цеппелин» заслал группу из пяти диверсантов. Они должны были подобрать там нечто вроде базовой посадочной площадки для приема немецких самолетов с агентурными группами, которые направлялись для проведения серии диверсий по трассе Северной железной дороги, чтобы сбить интенсивный ритм ее работы. Понять всю опасность этой, как мы бы сейчас сказали, дорогостоящей комплексной диверсионной программы можно, лишь если иметь в виду, что довольно длительное время именно эта магистраль несла на себе львиную долю всей работы но подтягиванию к фронту воинских частей и боевой техники.

Представление о подготовке командования Северо-Западного фронта к ликвидации крупной демянской группировки немцев, как стало впоследствии известно, гитлеровское командование получило от своей агентуры, которая проникла в советский тыл в Новгородской области. Туда, кроме того, было заброшено около 200 диверсантов - им предстояло вывести из строя железнодорожные линии на участках Бологое - Старая Русса и Бологое - Торопец. Лазутчикам удалось совершить здесь ряд диверсионных актов с тяжелейшими для наших войск последствиями. Правда, большинство участников этих групп удалось обезвредить.

30 диверсантов из соединения «Бранденбург-800» проникли в тыл Красной Армии под видом советских военнослужащих во время наступления немецких войск на Северном Кавказе. Одна группа взорвала мост в районе Минеральных Вод, другая - захватила мост в районе Пятигорска и удерживала его до подхода немецких танков, третья - проникла в Майкоп и, создав пробку на мосту, внесла дезорганизацию в ряды отходящих войск Красной Армии.

Примерно в то же время «Цеппелин» работал над осуществлением операции под кодовым наименованием «Шамиль». В тыл Красной Армии в район Грозного был выброшен с самолета отряд из 25 диверсантов под руководством лейтенанта Ланге для захвата нефтеперегонного завода. Но еще при спуске на парашютах отряд был обстрелян и выполнить свою задачу не смог.

Архивные материалы, относящиеся к операции «Цеппелин», указывают на то, что в первой половине 1943 года абвер, СД и гестапо продолжали наращивать свою активность. Масштабы заброски агентуры в советский тыл выросли почти в полтора раза по сравнению с 1942 годом. К этому времени было дополнительно создано девять разведывательно-диверсионных школ, возникли новые ветви служб «тотального шпионажа»: на советско-германском фронте функционировало более 130 разведывательных организаций. Одной из них, действовавшей с территории Венгрии, руководил видный деятель СД Вильгельм Хеттль . Согласно его свидетельству, в течение последних 18 месяцев войны он «переправил много агентов в Россию». Ценным агентам, работавшим за линией фронта, назначалось огромное по тем временам вознаграждение -в среднем пять тысяч долларов в месяц.

Представление об операции «Цеппелин» как одной из важнейших, можно сказать, стержневой в системе «тотального шпионажа» против нашей страны не будет полным, если не иметь в виду еще одну сторону ее деятельности - контрразведывательные операции против партизанского движения, что могло приобрести самостоятельное значение только на советской земле, где война против гитлеровского нашествия буквально с первых недель вторжения войск противника приобрела всеобщий характер, стала поистине народной войной.

Абвер III, гестапо и СД сравнительно быстро отреагировали на партизанское движение, возникшее не только на всей временно оккупированной территории Советского Союза, но практически чуть ли не во всех районах. Под обстрелом находились коммуникации противника, под угрозой нападения - его бесчисленные гарнизоны в городах, районных центрах и селах, карающая народная рука над головами предателей, сотрудничавших с оккупантами. В задачу немецкой агентуры входило устанавливать наличие и численность партизанских соединений, степень их оснащенности военной техникой и обеспечения боеприпасами, выяснять основные и запасные места базирования, способы связи между отрядами и с центром, сеять среди рядовых бойцов недоверие к командирам, своевременно предупреждать разведцентр о датах намечаемых вылазок и боевых операций, наконец, уничтожать руководителей партизанского движения. Отмечено несколько случаев, когда гитлеровцы создавали лжепартизанские отряды, которые грабили, убивали советских людей, пытаясь таким образом скомпрометировать партизан. Особое значение придавалось добыванию документальных доказательств о планах советскою командования по дальнейшему развертыванию партизанской борьбы.

Гитлер усиливает немецкую разведку

Несмотря на известный успех летнего наступления немецких войск на Восточном фронте в 1942 году, вермахту на пути продвижения в глубь советской территории на юге пришлось, вопреки прогнозам абвера и СД, преодолевать все большее противодействие Красной Армии. Полной неожиданностью для гитлеровского командования оказался тот факт, что ему не удалось уничтожить танковую мощь советских войск - перемещенные на восток заводы уже начали пополнять армейские части новыми машинами, среди которых были успевшие уже прославиться и получить признание как самые лучшие танки в мире Т-34. Партизанская война сковывала множество немецких частей, снятых с линии фронта. Эти и многие другие факты были косвенным свидетельством и того, что казавшаяся вполне отлаженной система «тотального шпионажа», несмотря на усиление операцией «Цеппелин», все чаще давала сбои.

В крупном разговоре, который произошел в те дни между Гиммлером и Шелленбергом, рейхсфюрер СС, раздраженный неудачами СД, дал понять, что «Гитлер недоволен результатами добывания разведывательной информации о положении в России и решительно настаивает на приведении внешнеполитической разведки в соответствие с требованиями войны».

Оправдываясь, Шелленберг ссылался на ошибки и упущения своих предшественников по руководству управлением, на образовавшиеся еще в прошлые годы «узкие места» в организации и формировании личного состава внешнеполитической разведки. «Для борьбы с таким великаном, как Россия, - говорил Шелленберг, - необходима разветвленная агентурная сеть. Каналы связи, которые нам удалось проложить через Швецию, Финляндию, Балканы и Турцию, действуют неплохо, но их явно недостаточно для того, чтобы можно было гарантировать поступление достоверной информации, необходимой для составления общих обзоров обстановки, представляемых политическому и военному руководству страны. Да и находящиеся в СССР и других странах немецкие эмигранты, с которыми мы поддерживаем контакты, сообщают всего лишь разрозненные сведения» .

Для «исправления положения» Шелленберг предложил комплекс мер. Главным было требование пополнить аппарат разведки двумя-тремя тысячами специально обученных сотрудников с хорошим знанием иностранных языков. Далее, Шелленберг настаивал на том, чтобы управлению была предоставлена не стесненная какими-либо условиями возможность зачислять этих людей в заграничные штаты, что позволило бы расширить резидентуры СД во многих странах, к чему он все это время стремился . Наконец, Шелленберг вел речь о необходимости предоставить управлению в гораздо больших размерах совершенное оборудование и технику, включая самые современные виды оружия, а также самолеты. Особенно он настаивал на пополнении средств радиосвязи, без чего невозможно было обеспечить своевременное получение информации от агентуры, находившейся в тылу советских войск по плану «Цеппелин» или в другом «массовом порядке».

Выслушав Шелленберга, рейхсфюрер СС недвусмысленно заявил: «Русские - смертельный враг, но мы должны разгромить их, пока не появились новые враги» . Рейхсфюрер СС обещал Шелленбергу всестороннюю поддержку. Одновременно он распорядился подготовить всеобъемлющий доклад о состоянии разведывательной работы СД в Советском Союзе, с которым намеревался ознакомить Гитлера. Не этим ли и подобными докладами был в том же году инспирирован чудовищный приказ Гитлера от 18 октября 1942 года? Он определял порядок обращения с захваченными тайными агентами противника. В приказе предписывалось: «… все до единого участника скрытых операций команды противника должны уничтожаться независимо от того, были они при захвате в военной форме или в гражданской одежде, вооружены или нет, вели бой или спасались бегством… В случае необходимости оставив одного-двух человек для допроса, их следует незамедлительно расстреливать после окончания допроса».

Как можно судить по немецким архивам, дневниковым записям офицеров разведки различного ранга, мемуарной литературе, подрывная деятельность против СССР осуществлялась в то время СД по трем основным направлениям. Первое было связано с укреплением зарубежных опорных пунктов немецкой разведки почти во всех европейских столицах, а также с более эффективным, чем раньше, использованием особо перспективных агентов, находившихся в СССР (один из них, по утверждению Шелленберга, поддерживал довольно длительное время шпионскую связь с двумя офицерами штаба крупного соединения советских войск). Вторым направлением было участие в операции «Цеппелин», прежде всего и главным образом в подборе в лагерях для советских военнопленных и в прифронтовой полосе кандидатов на вербовку для массовой заброски в тыл Красной Армии с целью шпионажа, осуществления диверсий и выполнения заданий по политическому разложению населения. Немецкие службы пытались вербовать агентуру из местных жителей, оказавшихся в оккупации, забрасывать их в глубокий тыл под предлогом бегства от оккупантов. Третье направление предусматривало усиление антипартизанской борьбы посредством внедрения в партизанские соединения агентуры гестапо. Когда еще при Гейдрихе перед СД ставили задачу усилить разведывательную работу против СССР, отмечалось, что «Гитлер придает особое значение получению информации о распоряжениях Сталина по развертыванию партизанской войны».

Последующие события показали, что рейхсфюрер СС выполнил практически все свои обещания. Шелленбергу была предоставлена свобода действий в претворении программы усиления внешнеполитической разведки и расширения ее возможностей, прежде всего для действий против Советского Союза и других стран антигитлеровской коалиции. В конце 1942 года в VI управлении РСХА образуется специальная группа (обучение) . Ее начальником стал еще мало кому тогда известный Отто Скорцени. В Нидерландах, в местечке Шевенинг возникла разведывательная школа СД, готовившая управлению Шелленберга агентов-нелегалов для работы во многих странах мира. Система обучения в этой школе была позаимствована у английской Интеллидженс сервис. Вначале будущие нелегалы проходили общую подготовку, которая включала навыки вождения автомашин любой марки, а также мотоциклов и даже управление локомотивами, изучение правил дорожного движения в странах их возможного пребывания. Все это считалось обязательным. Затем следовали тренировки в прыжках с парашютом и в самостоятельном изготовлении средств проведения диверсий с использованием легкодоступных подручных материалов. Нелегалы осваивали фотографию, практиковались, в частности, в технике отделения экспонированного светочувствительного слоя пленки в случае необходимости скрыть ее содержание.

С учетом личности нелегала и характера возлагавшихся на него заданий тщательно и во всех подробностях отрабатывалась легенда, под которой ему предстояло выступать. В подкрепление легенды готовились соответствующие фальшивые документы, личные письма, фотографии.

Много внимания уделялось деталям легенды, в частности таким, как метка на нижнем белье, фасон обуви или что-нибудь другое, в обыденной жизни не привлекающее, казалось бы, никакого внимания. В РСХА стремились добиваться такого положения, чтобы нелегал в любой ситуации безупречно знал «свой маневр», мог, что называется, во сне безошибочно воспроизвести детали своей биографии и данные, касающиеся его семьи, других родственников, особенно если эти данные поддавались проверке (например, адреса, описание местности и т. д.). Нелегал должен был свободно описать предприятие, где он якобы работал, соседей, которые жили по указанному им адресу. Он обязан был не только в совершенстве владеть языком страны, где ему предстояло работать, но и твердо держаться одного какого-либо диалекта, присущего населению определенной территории. Важно было знать особенности «своего» региона, ориентироваться в обычаях и нравах местных жителей, чтобы какой-либо оплошностью не возбудить подозрений.

При совершенствовании своей службы люди Шелленберга много сделали для обеспечения агентуры новыми техническими средствами связи с центром. Условия войны сужали привычные каналы передачи шпионских донесений (по почте через нейтральные государства, посылкой тайных курьеров и т. д.). Большое значение технические подразделения СД стали придавать конструированию и производству безотказно действующих раций, а следовательно, и подготовке разведчиков нового профиля - агентов-радистов. Даже в самых маленьких разведывательных группах и пунктах это были, как правило, люди, знавшие лишь одну заботу: обеспечивать безупречную связь в нужное время и защитить свои передатчики от обнаружения их радиоконтрразведкой противника. С течением времени и развитием радиодела рации становились все меньше, диапазон их действия все больше, а сами передачи все устойчивее. К описываемому времени переносные рации умещались в небольшом чемоданчике: приемник, передатчик и запас питания. Несмотря на относительно малую мощность (20, 40, 60 ватт), они устойчиво принимали и передавали сообщения на значительные расстояния.

Расширение радиотехнической подготовки, необходимость тщательного обучения агентов-радистов потребовали немалых дополнительных расходов. На их покрытие была выделена с ведома Гитлера огромная в тогдашних условиях сумма - 30 миллионов марок.

При содействии Гиммлера Шелленбергу удалось значительно оживить деятельность «пунктов связи», созданных им в свое время в недрах имперских министерств и ведомств - иностранных дел, экономики, продовольствия, вооружения, связи, пропаганды, транспорта и образования. Это были центры компетентной информации по решающим стратегическим позициям, и они послужили опорной базой внешнеполитической разведки.

Особенно ценной, как признал потом Шелленберг. была поддержка министерства транспорта во всех специальных вопросах его компетенции: железнодорожное хозяйство, имеющие стратегическое значение туннели, мосты, как возможные объекты диверсии. С помощью «пункта связи» в министерстве транспорта были собраны обширный статистический материал и технические характеристики транспорта многих стран мира. Они послужили надежным руководством для разведывательных и диверсионных групп, в частности сыграли важную роль при выработке и реализации диверсионной программы операции «Цеппелин».

«Пункт связи» в министерстве экономики, которое являлось крупнейшим держателем валюты в Германии, создал Шелленбергу условия наибольшего благоприятствования в части получения валюты на покрытие постоянных и эпизодических расходов, связанных с созданием и расширением заграничной разведывательной сети СД. Именно «пункт связи» этого министерства выполнял деликатные поручения службы безопасности по переводу денежных сумм фирмам, под прикрытием которых действовала разведка, или поддержанием валютой и важными видами сырья теx фирм, на содействие которых надеялась СД.

Имперское министерство связи интересовало службу Шелленберга прежде всего с точки зрения возможности совершенствования технических средств связи между центром и зарубежной и зафронтовой агентурой. Многочисленные конструкторы и инженеры научно-исследовательского отдела министерства работали над созданием радаров коротковолновой техники малогабаритных устройств.

С имперским министерством иностранных дел Шелленберг имел договор о всестороннем сотрудничестве, в том числе и в первую очередь в части, касавшейся предоставления должностей прикрытия для сотрудников СД, действовавших за рубежом в составе разведывательных резидентур. Подписанный самим Риббентропом, этот договор открывал перед СД возможность получения направляемыми за границу разведчиками дипломатического статуса, свободного доступа к официальной радиосвязи посольств и миссий, содействия в пересылке служебной корреспонденции в Берлин. Оговорено было также право создания и оборудования специальных каналов радиосвязи для нужд агентурной разведки.

Наконец, пользуясь поддержкой рейхсфюрера СС Гиммлера, руководитель внешнеполитической разведки осуществил крупные кадровые перестановки в своем ведомстве.

Получив значительное пополнение, Шелленберг достаточно умело воспользовался этим приливом свежих сил. Опытных агентов он переместил из столицы в оперативные зоны, то есть непосредственно в места действий разведки. А в берлинском центре и его филиалах на территории Германии их заменили новые сотрудники, пришедшие из СД и СС, - в основном с высшим образованием или окончившие специальные курсы.

Необходимость агентурной сети Германии

Справедливая, хотя и запоздалая реабилитация жертв сталинских репрессий открыла советским людям глаза на существо сфальсифицированных судебных процессов 30-х годов, когда было истреблено великое множество патриотов, на которых навесили ярлыки шпионов и диверсантов, агентов буржуазных разведок. Чудовищный трагизм тогдашней ситуации заключался в том, что многие поверили этим иезуитским судилищам - страна действительно испытывала давление враждебного окружения, а с приходом Гитлера к власти антисоветская направленность его агрессивных планов не вызывала никакого сомнения. Действительная немецкая агентура продолжала ловить рыбку в мутной воде. Внедренные по методу полковника Николаи высококвалифицированные разведчики делали свое дело: в этом можно было убедиться уже по точности первых захваченных у немцев в начале войны топографических карт, по перечням оборонных объектов, куда прежде всего будущие захватчики намеревались направить свои удары, и по заранее подготовленным спискам «подлежащих уничтожению враждебных элементов» в Советском Союзе. Масштабы готовившегося вторжения, политические амбиции и экономические расчеты были столь непомерны, что ограничиваться в агентурном обеспечении блицкрига методом полковника Николаи казалось им по меньшей мере недостаточным. Нужна была адекватная «агентурная политика», набор агентурного инструментария самого разного применения: шпионы, способные оценить обстановку и своевременно ориентировать руководство; сигнальщики для обозначения целей бомбардировки; подрывники на путях отступления советских войск; распространители панических слухов среди мирного населения; наемные убийцы для совершения террористических актов против государственных деятелей и видных военных; лазутчики, ориентированные на проникновение в партизанские отряды, и т. д. и т. п.

Мы знаем, что задолго до начала войны в глубине Германии уже работали разведывательные школы, нацеленные на Советский Союз, отрабатывались источники рекрутирования агентуры, цель которой - - помочь немецким войскам возможно более успешно.

Каковы же эти источники? Как они использовались? Как видоизменялись в ходе войны? В какой мере они оправдали гитлеровские надежды?

Довоенная эмиграция немецких разведчиков в разные страны

Разработав теоретические основы своей борьбы за «жизненное пространство», гитлеризм - ударная сила империалистического реванша в потерпевшей военное поражение Германии периода между первой и второй мировыми войнами - разбросал свои агентурные щупальца в главные страны всех континентов Земли. При всем при этом, как мы уже отмечали, основным, все усиливающимся направлением разведывательной деятельности было антисоветское направление. Источником, откуда в незначительной мере в веймарские времена, в неизмеримо больших масштабах - после прихода Гитлера к власти все довоенные годы они пытались черпать кадры для разведывательной работы, служили немецкие колонии и жившие в Германии русские эмигранты. Главным резервом агентуры против СССР были зарубежные антисоветские центры, стремившиеся сплотить так называемых белоэмигрантов, людей, бежавших или выдворенных из Советской России в первое послереволюционное время. Накануне второй мировой войны самая крупная колония русских эмигрантов находилась в Париже, затем следовали пражская, берлинская и белградская . Сохраняя за границей свои организации, издавая десятки газет, располагая военными формированиями, контрреволюционная эмиграция и ее политические группировки старались оказывать влияние на внутреннее и международное положение Советской страны.

До начала 30-х годов зарубежные центры белой эмиграции находились преимущественно под покровительством английской, французской и польской разведок. Но с приходом к власти Гитлера главари этих центров, видевшие цель своей жизни в уничтожении социалистического государства, признали в германском фашизме наиболее реальную для этого силу. Они быстро сменили ориентацию, пошли в услужение нацистской разведки, взявшей их на полное содержание. Они стали старательно собирать под антисоветскими лозунгами представителей многих национальностей сначала в условиях эмиграции, а с первых месяцев войны -и в разных подвергшихся временной оккупации районах страны.

Наибольшую активность в подрывной работе против Советского Союза проявляла буржуазная «Организация украинских националистов» (ОУН), главари которой установили первые контакты с нацистами на идейной почве еще за несколько лет до прихода Гитлера к власти. Уже в 1931 году ОУН призывала украинских националистов «стать густой казацкой лавиной на стороне Гитлера, который проложит дорогу на Восток» . С установлением фашистской диктатуры ОУН полностью перешла на платную службу к гитлеровской разведке. В январе 1934 года по приказу инспектора германской полиции Дильсена берлинская организация украинских националистов была введена в структуру гестапо на правах особого отдела. Началось формирование националистических военизированных отрядов, формально приравненных даже к гитлеровским штурмовым отрядам. Руководил отрядами украинских националистов офицер гестапо Ярыга-Рымарт, он же Карлати, известный в кругах ОУН как Рико-Ярый . Шпионаж, диверсии, террор по отношению к командному и политическому составу Красной Армии стали основными формами деятельности оуновцев. Наиболее ценных агентов из этой среды, например полковника гитлеровской армии Коновальца, сотрудничавшего с абвером еще с 1925 года, инструктировал лично Канарис. «Военная разведка, - как признает потом Шелленберг, - с успехом использовала главарей украинских националистов Мельника, Бандеру» .

Бывший заместитель начальника отдела абвер II полковник Э. Штольце позднее расскажет на Нюрнбергском процессе, что еще перед нападением на Советский Союз он лично получил от своего шефа Лахузена задание создать и возглавить специальную группу под кодовым наименованием «А». Назначение группы - подготовка кадров для осуществления диверсионных актов и организации пораженческой пропаганды в советскому тылу. Лахузен ознакомил Штольце с приказом оперативного штаба вермахта, обязывавшим абвер II в случае удара Германии по СССР использовать свою агентуру для разжигания национальной розни между народами Советского Союза. «Приняв к исполнению этот приказ, - показывал далее Штольце в Нюрнберге, - я связался с находившимися на службе у германской разведки украинскими националистами и другими участниками националистических фашистских формирований, которых привлек для участия в решении поставленной передо мной задачи. В частности, лично дал указание руководителям украинских националистов германским агентам Мельнику (кличка „Консул-1“) и Бандере инспирировать сразу же после нападения Германии на СССР провокационные выступления на Украине в целях дезорганизации и ослабления ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы распаде советского тыла» .

Штольце лишь подтвердил то, что было известно еще до войны. В 1940 году органами государственной безопасности СССР был разоблачен и арестован Думанский - переброшенный в Советский Союз представитель Бандеры, один из членов руководства украинских буржуазных националистов. Думанский показал на допросе: «Организация украинских буржуазных националистов контактирует свою работу с гестапо. Поставляя нацистской разведке шпионские сведения о силах Красной Армии и промышленно-экономической мощи СССР, наша организация получает от немецких властей всевозможные субсидии в виде оружия и оборудования мест убежища против Советской власти… „Организация украинских националистов“, преследуя цель свержения Советской власти на Украине, рассчитывает на помощь со стороны Германии и поэтому, отвечая требованиям германского империализма, полностью находится на содержании гестапо».

Из сохранившихся в архивах отчетов, адресованных Канарису, видно, что сотрудники абвера вербовали доверенных лиц и в среде белорусской, грузинской и армянской реакционной эмиграции. После восстановления в 1940 году Советской власти в Прибалтийских республиках СД и абвер предприняли усилия для сколачивания и активизации антисоветских действий литовских, эстонских и латышских националистов.

На территории Польши по заданию СД и абвера зарубежные эмигрантские центры создавали вооруженные отряды для заброски в Прибалтийские республики, на Украину и Белоруссию . Сотрудники гитлеровских секретных служб совершали многочисленные поездки по странам Европы с целью выискивания среди рассеянной по миру разношерстной, в большинстве своем еле-еле сводившей концы с концами белой эмиграции лиц, которых можно было бы использовать для нелегальной засылки в СССР. Не вполне доверяя эмигрантам по причинам, о которых пойдет речь дальше, СД и абвер, чтобы принудить завербованных к выполнению взятых обязательств, обращались с членами эмигрантских семей в Германии и в контролируемых ею странах как с заложниками.

С нападением на нашу страну нацисты под воздействием новых факторов вынуждены были пересмотреть свое отношение к использованию этого источника рекрутирования агентуры. Не отказаться от него, а более тщательно подходить к индивидуальному отбору. Дело в том, что вероломное нападение Германии на СССР обострило не прекращавшуюся в этой среде внутреннюю борьбу, которая много лет размывала эмигрантскую массу. Значительная часть ее, не порывавшая нравственных связей с народом, отстаивавшим родную землю, заняла достойную патриотическую позицию. Немало обнаружилось и таких, кто, встав на путь борьбы против гитлеровцев, участвовал в Сопротивлении в странах Западной Европы. Но и в среду эмигрантов, остававшихся на антисоветских позициях, начало войны внесло новые веяния: многие из них к этому времени вошли в состав организаций, увидевших возможность в ходе германо-советской войны осуществить собственные политические цели («Независимая Россия», «Самостийная Украина»). Так, например, на следующий день после падения Львова в июне 1941 года в семи километрах от него в селе Винники состоялось сборище Организации украинских националистов во главе с Ярославом Стецко, которое провозгласило создание украинского правительства. Когда об этом доложили Гитлеру, он пришел в ярость, справедливо усмотрев в этом серьезную угрозу его собственным колонизаторским планам. Чтобы с самого начала пресечь всякое подобие такой «самостоятельности», он издал директиву: сформированное «правительство» немедленно подвергнуть аресту и приступить к тайной ликвидации активных функционеров ОУН. Хотя директива имела пометку «по прочтении уничтожить», один ее экземпляр сохранился в сейфе начальника львовского гестапо и после освобождения города нашими войсками был обнаружен и изъят чекистами.

Но не только подъем патриотических настроений, с одной стороны, и действия в обход гитлеровцев - с другой, побудили руководителей нацистских секретных служб менять свое отношение к вербовке агентуры из среды старой эмиграции. Был еще один чисто профессиональный мотив, предупреждавший против широкого привлечения этой категории людей к выполнению тайных заданий на территории СССР: немало провалов постигло засланных в нашу страну агентов из числа эмигрантов. Когда в абвере и СД проанализировали эти провалы, то выяснилось, что даже те из эмигрантов, кто оставался убежденным противником Советской власти и готов был верой и правдой сотрудничать с нацистами, не могли принести ожидаемой пользы - они быстро попадали в поле зрения чекистских органов. Причиной тому служили многолетняя оторванность этих людей от страны, плохая ориентированность в условиях советской действительности. Правда, некоторые, если им удавалось проникнуть в тыл Красной Армии и добраться до пункта назначения, действовали, даже несмотря на немалый возраст, дерзко, не смущаясь и серьезного риска .

Вербовка немцами агентов в концлагерях

В кругах гитлеровской ставки бытовал такой афоризм: «Россию можно победить только Россией» . Относился он к характеристике разных сторон жизни Советского государства: к возможности использования в своих интересах таких явлений, как многонациональный характер населения нашей страны; тяжелые последствия сталинского разгрома армейских кадров; недовольство людей разными непопулярными административными мерами органов Советской власти. Применительно к деятельности разведки этот афоризм означал необходимость привлечь попавших в беду советских людей для нанесения ущерба их же собственной стране. «Тотальный шпионаж» против СССР порождение германской разведки в годы второй мировой войны - можно было осуществить лишь руками тысяч и тысяч попавших в плен воинов Красной Армии. Не останавливаясь подробно на рассмотрении хорошо теперь известных причин первых тягостных поражений наших войск, важно для разбираемой нами темы констатировать: 22 июня 1941 года на СССР обрушился огромной силы удар почти двухсот хорошо вооруженных и отмобилизованных немецко-фашистских дивизий, и на огромном пространстве от Заполярья до Черного моря советские войска, ведя тяжелые оборонительные бои, вынуждены были отступать. Они несли колоссальные потери, а сотни тысяч солдат и офицеров, честно выполнявших свой долг, в не зависящих от их воли обстоятельствах попали в плен. До июля 1941 года, по официальному признанию, пленных было 724 тысячи. На правобережье Днепра летом было пленено еще 665 тысяч. Наконец, относящееся к первому периоду войны крупное поражение под Брянском и Вязьмой увеличило число советских военнопленных на 663 тысячи человек .

Участь солдат и офицеров Красной Армии, захваченных фашистами, была крайне трагичной. Вопреки общепризнанным нормам международного права, всем конвенциям и договорам, касавшимся обращения военнопленными, они были обречены на голод и лишения, на истребление за колючей проволокой концентрационных лагерей. Огромное число попавших в плен уничтожалось по политическим мотивам и расистским законам. Их использовали в качестве «живого щита» боевых операциях, для разминирования минных полей, они служили лабораторным материалом для преступных «медицинских экспериментов». Не счесть умерших от голода и болезней, забитых до смерти и расстрелянных на дорогах только потому, что, обессилев, они не в состоянии были двигаться. По данным последнего времени, через ужас гитлеровских концлагерей прошло 18 миллионов советских граждан, и только в лагерях, размещавшихся на оккупированной советской территории, эсэсовцы уничтожили около 4 миллионов человек.

Такое отношение к советским военнопленным не было следствием лишь произвола местных военных властей. Это была государственная политика. Варварское обращение с нашими людьми, проявленная при этом жестокость в полной мере отвечали духу программы «колонизации» Советского Союза, открыто провозглашенной нацистской верхушкой. Существуют указания на то, что директива Гитлера о поголовном истреблении пленных комиссаров Красной Армии, работников органов безопасности, представителей советской интеллигенции и военнослужащих еврейской национальности была официально сообщена высшим командирам и начальникам штабов вермахта на совещании 30 марта 1941 года, то есть за три месяца до нападения на СССР. Об этом, в частности, показал Ф. Гальдер на Нюрнбергском процессе 22 ноября 1945 года. «Война в России, - заявил Гитлер на этом совещании, - будет такой, которую нельзя будет вести по рыцарским правилам. Это будет борьба идеологий и расовых противоречий, и она будет вестись с беспрецедентной и неутомимой жестокостью. Все офицеры должны отвергнуть от себя устаревшую идеологию… Я категорически требую, чтобы мои приказы беспрекословно выполнялись. Немецкие солдаты, виновные в нарушении международных правовых норм… будут прощены» . При этом Гитлер заявил, что отношение к советским военнопленным не должно связываться положениями Женевской конвенции 1929 года по той причине, что Советский Союз в ней не участвует .

В сентябре 1941 года генерал-фельдмаршал Кейген. издал распоряжение «Об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях для военнопленных». Содержание и тон этого распоряжения смутили даже видавшего виды начальника абвера Канариса. Он направляет Кейтелю докладную записку, в которой обращает его внимание на произвол в лагерях, голод, массовые расстрелы. И конечно же совсем не потому, что считал это преступным с точки зрения международного права. Канариса тревожило другое: жестокое отношение к военнопленным неизбежно должно было привести к усилению сопротивления советских воинов, которые, зная, что их ждет в случае пленения, предпочтут плену смерть в бою. Но возражение Канариса не возымело никакого действия. Будто в ответ ему прозвучал приказ начальника управления по делам военнопленных верховного командования вермахта генерала Рейнеке от 8 сентября 1941 года. Он категорически требовал от солдат самой беспощадной расправы с советскими военнопленными. «Тот, кто не будет энергично применять оружие, как к тому обязывает данный приказ, - угрожал Рейнеке, - понесет наказание».

Нужно ли объяснять, как вся философия отношения к пленным, сама обстановка в концлагерях, перемалывание тысяч и тысяч пленных на глазах их несчастных товарищей сказывались на физическом состоянии и душевном настрое остальных. Трудно отрешиться от мысли, что к нагнетанию такой обстановки приложили руку многочисленные функционеры нацистской разведки разных рангов - она открывала перед ними возможности вербовки практически неограниченного количества агентуры.

Вербовочная работа в концлагерях и тюрьмах шла буквально днем и ночью. Сначала она продвигалась медленно, но скоро нацисты набили руку, и темп и результативность ее стали, по их собственной оценке, более высокими. Успех, как казалось, следовал за успехом. Касаясь технологии вербовочной работы, нацисты открыто заявляли, что отбираемых кандидатов из числа советских военнопленных надо было прежде всего ошеломить, сбить с толку. Действовали по принципу: чем наглее ложь, тем больше вероятность, что ей поверят. Это, по замыслу нацистов, облегчало дальнейшую психологическую и идеологическую обработку избранных жертв и достижение конечного результата - получения «добровольного» согласия на тайное сотрудничество.

Но уже на первой стадии операции «Цеппелин» выяснилась ненадежность значительной части завербованных таким путем агентов, в том числе тех, кого привлекали к сотрудничеству прямо в прифронтовой полосе. Будучи заброшены в тыл Красной Армии, многие из них либо не выходили на связь с разведцентрами, надеясь уклониться от контроля противника, либо добровольно являлись с повинной в органы Советской власти.

Усвоив этот отрицательный опыт, нацисты пришли к выводу, что одного «добровольного согласия» оказавшегося в плену советского военнослужащего сотрудничать с ними мало. Для закрепления вербовки надо было поставить человека в положение, когда бы он почувствовал, что обратного хода нет.

Смысл вербовочной тактики сводился при этом к тому, чтобы принудить вербуемого к нарушению воинского долга и заставить его сообщить известные ему сведения о Красной Армии и ее командном составе, что можно было бы интерпретировать как выдачу врагу военной тайны. Другой прием: с помощью откровенной провокации опорочить его, превратив в источник информации об антифашистски настроенных солагерниках. Наконец, наиболее верный путь связать ему руки участие в карательных операциях против партизан и местного населения на оккупированной территории .

Создавая косвенные или прямые «улики» против беззащитного пленного, нацисты рассчитывали завязать на его шее тугой узел зависимости от новоявленных покровителей, что, по нацистским представлениям, гарантировало: перейдя линию фронта, человек не осмелится пойти с повинной к Советской власти. Между тем чекисты в военное время встречались не с одним таким явившимся с повинной. Справедливости ради надо отметить, что далеко не во всех случаях удавалось принять правильное решение при такой встрече. Одним не хватало профессионализма, чтобы развязать завязанный нацистами узел, другие под тяжестью тогдашней военной ситуации исповедовали лишь один известный им обвинительный уклон. Но было в органах госбезопасности немало и таких работников, которые брали на себя смелость поставить и обосновать правильный диагноз. Тогда соединение решимости недавнего военнопленного, избравшего агентурную заброску как единственный шанс возвратиться на родину, и чекиста, способного отличить друга от недруга, приводило к провалу очередной вражеской операции.

Выше говорилось о философии отношения нацистов к советским пленным. Но не менее вредную роль сыграло бытовавшее тогда с легкой руки руководства Главного политического управления РККА мнение, согласно которому все попавшие в плен или без вести пропавшие воины огульно объявлялись изменниками Родины со всеми вытекавшими из этого ужасными последствиями . Такой порочный взгляд, несомненно, был на руку врагу, поскольку он облегчал гитлеровской разведке запугивание и идеологическую обработку наших людей. Еще более тяжелую роль сыграл приказ № 270 Верховного главнокомандования, придавший клеветнической позиции Главного политического управления РККА силу закона. Напомним его содержание. «Если… говорилось в нем, - часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен - уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». Командиров и политработников, «… сдавшихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою родину дезертиров». Легко понять, как использовали этот приказ в своих целях руководители немецких разведывательных органов.

И еще одно соображение. В последние годы в некоторых органах массовой информации можно было встретить безапелляционное осуждение чекистских действий в отношении немецкой агентуры из числа советских военнопленных - «бесконечные проверки на дорогах», фильтрация, придание суду. С позиций прошедшего времени тогдашние «узелки» кажутся легко распутываемыми. Но это совсем не просто, в чем легко убедиться, детально ознакомившись с примерами вероломства противника, использовавшего горестную судьбу военнопленных в интересах «тотального шпионажа», в частности в рамках операции «Цеппелин».

Вероломство и беспримерная жестокость позволили разведывательным центрам противника сравнительно быстро, хотя и не без труда, решить количественную сторону проблемы рекрутирования агентуры из числа советских военнопленных. Но сумма добровольно согласившихся работать на врага или сломленных условиями концлагерей «агентов-новобранцев» сама по себе не составляла дееспособной агентурной сети. Ее предстояло еще сформировать.

Немецкие школы диверсантов и шпионов

Большое количество завербованных будущих лазутчиков надо было пропустить через обучение в специальных разведывательных школах и на курсах. Опираясь на опыт разведывательных школ, существовавших в Германии до нападения на СССР, в присоединенной Австрии, в оккупированных Варшаве, Гааге и Белграде, абвер и СД в первые же месяцы войны развернули подобные учреждения на оккупированной советской территории. Первые такие школы возникли в Риге, белорусском городе Борисове, в местечке Катынь под Смоленском, позже - в Харькове, Орле, Курске. Преподавательский и инструкторский состав школ формировался главным образом, особенно первое время, из числа офицеров абвера и СД, считавшихся «знатоками России». Как правило, они свободно владели русским языком, были хорошо знакомы с условиями советской жизни, так как находились в нашей стране на разведывательной работе, числясь многие годы служащими дипломатических и иных официальных представительств Германии. Часть постоянного персонала школ составляли агенты немецкой разведки из числа русских эмигрантов (правда, доступ их к строго охраняемым тайнам, особенно связанным с обеспечением агентуры личными документами, по соображениям конспирации был ограничен). Позднее в качестве инструкторов были привлечены несколько бывших офицеров Красной Армии. Но это было исключением из общих правил и касалось лишь тех военнопленных, которых нацистам удалось прочно «прибрать к рукам».

Важнейшее место в программе обучения занимало освоение агентом методов подрывной работы - всякий раз для каждого в зависимости от характера предстоящего задания, то есть в соответствии с профилем его будущего использования.

Но были общие вопросы, которые изучали все, независимо от специфики будущей задачи. Это - организация советских вооруженных сил, уставы, наставления и вооружение Красной Армии, инженерное дело, топография и тактика, строевая подготовка и парашютизм.

Будущих диверсантов обучали способам подрыва поездов (прежде всего воинских эшелонов с живой силой, боевой техникой и боеприпасами), разрушения железнодорожного полотна, мостов, линий высоковольтной передачи и других сооружений стратегического значения. Теоретические знания закреплялись практическими прикладными занятиями в полевых условиях, приближенных к реальной обстановке. Много времени уделялось пользованию оружием, методам бесшумного захвата и умерщвления жертв нацистской разведки.

Тех, кому предстояло вести наблюдение за передвижением войск по прифронтовым железным и шоссейно-грунтовым дорогам или заниматься шпионажем в более широком плане, подробно инструктировали, какие сведения прежде всего могут интересовать разведку, где и каким образом можно их добывать, как обзаводиться нужными знакомыми и источниками информации. Они изучали радиодело, шифры, коды. Часть агентов, кроме того, была ориентирована на изучение «оперативной обстановки» в районе своего местонахождения, условии легализации новых групп лазутчиков. Им надлежало искать места, подходящие для парашютной доставки вспомогательных шпионских и диверсионных средств и снаряжения агентуре, приступившей к выполнению заданий; отыскивать площадки для приземления новых партий агентов-парашютистов, а также убежища для их укрытий на первое время. Общим для всех агентов было задание любой ценой, не останавливаясь ни перед чем, добывать подлинные личные документы, продовольственные аттестаты, вещевые книжки, бланки со штампами и печатями воинских частей.

Имея дело с людьми, по их представлениям сдавшимися в плен под влиянием нацистской пропаганды, офицеры абвера и СД большое значение придавали «идеологическому закреплению» агентуры. Шла интенсивная антисоветская обработка, которая в общем-то находила известную почву, особенно в первый период войны, породившей растерянность среди определенной части красноармейцев и командиров. Слушателей разведывательных школ вовлекали в антисоветские организации типа «Союза борьбы за освобождение России» и «Национально-трудового союза».

Важнейшей целью антисоветской обработки агентов, как ее понимали руководители абвера и СД, было внушить мысль, что они не просто шпионы в обыденном смысле этого слова, а «русские, украинские, грузинские патриоты, ведущие борьбу за лучшее будущее своей страны и своего народа».

В некоторых школах имела хождение памятка под любопытным названием - «Размышления разведчика». Она содержала напутствия и советы, о которых агент не должен забывать, отправляясь на задание. В ней, в частности, говорилось:

Среди слушателей разведывательно-диверсионных школ постоянно распространялась антисоветская литература и враждебная нашей стране периодическая печать. Вместе с тем преподаватели держали своих слушателей и в курсе подлинных событий, происходящих в Советском Союзе, правильно считая, что без подобной ориентации агенту трудно будет рассчитывать на успех. Для агентов, писал впоследствии Шелленберг, «устраивались доклады и лекции, сопровождаемые показом диапозитивов, и даже поездки по Германии с целью ознакомления с условиями жизни немцев, которые они могли бы сравнить с жизненным уровнем русских. Тем временем преподаватели и доверенные лица изучали истинные политические взгляды этих людей: они выясняли, привлекают ли их только материальные выгоды, или они на самом деле вызвались служить нам из политических убеждений» .

Не полагаясь только на школы и их преподавателей и инструкторов, на заключительной стадии подготовки агентуры, перед самой заброской в советский тыл, к делу часто подключались руководящие деятели СД и абвера. Перед заброской шпионских и диверсионных групп, имевших особо важные задания, высшие чины разведки лично встречались с агентами, чтобы убедиться, насколько они надежны и подготовлены к выполнению заданий. Как правило, такие инспекционные встречи сопровождались обильными выпивками, не в последнюю очередь в надежде, что таким образом можно будет легче «развязать языки».

Интересные подробности одной из таких встреч приводит Шелленберг. Два бывших офицера, москвичи, попавшие в августе 1941 года в плен под Брянском, «прошли у нас многостороннюю специальную подготовку и как наиболее интеллигентные и осведомленные люди были намечены для участия в операции „Цеппелин“. Я навестил их в одной из берлинских квартир, где они проживали под видом гражданских лиц. Один из них - в прошлом офицер генерального штаба, оказался человеком, способным мыслить творчески, а в его товарище инженере больше проявлялось эмоциональное начало. В ходе нашей беседы выяснилось, что оба они, несмотря на негативное отношение к советской системе в принципе, все же считают, что в конечном счете Россия выиграет войну… Первый обосновывал свое мнение выдающимися организаторскими способностями Сталина, второй под воздействием алкоголя высказывался еще более определенно: „Вам, немцам, не одолеть ни русского народа, ни русских пространств“ . Поскольку, по мнению СД, надежность того и другого агента не вызывала сомнений, этим их высказываниям не придали серьезного значения. Шелленберг не касается дальнейшей судьбы перешедших на их сторону двух офицеров. Очевидно, ему, а тем более его подчиненным льстила сама мысль, что «творчески мыслящие русские» готовы работать на нацистов. Кроме того, руководители многих школ спешили выгодно отчитаться перед начальством и в силу этого хватались за каждую мало-мальски эффективную кандидатуру. Как это обстоятельство сработало на пользу советской стороне, можно судить по результатам одной из чекистских операций, проведенных против смоленской (в поселке Красный Бор) разведывательной школы противника.

В июне 1942 года для проникновения в эту одну из наиболее активно действовавших диверсионных школ в центре России был внедрен советский разведчик Михайлов. Как и рассчитывали, на подходе к Смоленску он был задержал гитлеровцами. Его подвергли тщательному допросу и поместили в вяземский лагерь для военнопленных. Там в числе других военнопленных его вербовали в «Русскую национальную армию». Михайлов согласился, полагая, что так он сможет быстрее оказаться в поле зрения разведки. И не ошибся. Вскоре его, только что добровольно появившегося «с той стороны», стали обрабатывать абверовцы. Они «склонили» его к тайному сотрудничеству и отправили в диверсионную школу. За время пребывания там - с августа 1942 по февраль 1943 года - Михайлову удалось войти в доверие, завязать дружеские отношения и перетянуть на свою сторону 12 соучеников. Перед отправкой в советский тыл он снабдил их паролем для явки в органы государственной безопасности. Вместе с другим советским разведчиком, Борисовым, Михайлов сорвал несколько спланированных нацистами диверсионных акций. Через известное время Михайлов благополучно вернулся из вражеского логова. Борисов, остававшийся в школе, продолжал выполнять задания советской контрразведки. Добытые им сведения о планируемой карательной операции против белорусских партизан в районе Суража позволили партизанам нанести предупредительные удары по карателям. За успешное выполнение заданий Михайлов и Борисов были награждены орденом Красного Знамени.

Мы отвлеклись рассказом о Михайлове и Борисове не для того, чтобы показать одну из удачных чекистских операций. Мораль этого примера состоит в том, что и над методологией формирования и обучения агентуры в разведывательно-диверсионных школах довлела тень доктрины блицкрига: наша победа предопределена руководством фюрера, и потому ради массивного агентурного давления на противника можно пренебречь даже некоторыми, до того казавшимися незыблемыми заповедями разведки.

В самом деле масштабы «тотального шпионажа» сами по себе, что называется, с порога отметали былую практику индивидуального обучения и тренировки будущих агентов. Если бы в веймарские времена профессиональному разведчику показали бы класс, в котором за партами сидят 8-10 или 15 будущих нелегалов, он подумал бы, что ошибся дверью. А тут десятки людей видят друг друга, беседуют друг с другом неделями и даже месяцами. Правда, они живут под вымышленными фамилиями или кличками, но в тесном армейском общежитии это мало меняет дело. Хотя вся теория международного шпионажа говорит против того, чтобы один агент знал другого, в условиях войны, в частности при проведении операции «Цеппелин», этот принцип секретные службы фашистской Германии сплошь и рядом игнорировали. Засылаемым в советский тыл «надежным и перспективным по своим возможностям» агентам абвер и СД часто давали выход на других своих агентов - «связь для спасения», которой они могли бы воспользоваться в случае острой необходимости и особенно при возникновении кризисной ситуации (иссякли деньги, выбыла из строя рация, сложности с убежищем и т. п.).

Насколько облегчили такая «школьная структура» и другие просчеты немецкой разведки контрразведывательную работу советских органов речь пойдет дальше. Сейчас же важно отметить, что сама по себе сеть школ была одновременно и сильной и слабой стороной операции «Цеппелин» - этого станового хребта «тотального шпионажа» против Советского Союза. Уязвимым оказалось и пренебрежение некоторыми «старыми принципами».

Известно, что всякую разведывательную статистику нужно принимать с должной осторожностью. Помимо таких объективных обстоятельств, как профессиональная тайна, наличие множества секретных служб, подразделений, пунктов, изменение их дислокации и условий работы под влиянием военных успехов и неудач, на правдивости статистики сказываются и субъективные факторы - квалификация руководителей органов, наконец, их служебная добросовестность. Кроме того, не исключена и намеренная дезинформация. Тем не менее есть данные, что если в 1941 году по сравнению с 1939 годом заброска немецкой агентуры в нашу страну (особенно, конечно, в тыл отступающих советских войск летом и осенью этого года) выросла в 14 раз, то в 1942 году - в 31, а в 1943 году - в 43 раза.

Давала свои плоды развернутая сеть разведывательно-диверсионных школ. Только в одном 1942 году через них прошло более 7 тысяч шпионов и около 2, 5 тысячи диверсантов и радистов. Ссылаясь на немецкие архивы, западные авторы утверждают, что только один абвер в операции «Цеппелин» ввел в действие в 1942 году около 20 тысяч агентов (вдвое больше, чем в 1941 году). За первые шесть месяцев 1943 года число их по сравнению с предшествовавшим годом возросло тоже почти вдвое.

Обращало на себя внимание то, что агентурные группы, особенно диверсионные, имели большую численность, а их заброска происходила через сравнительно короткие интервалы.

По документальным данным абвера, только одно из его подразделений - «абверкоманда-104»- с октября 1942 по сентябрь 1943 года, забросило в тыл Красной Армии 150 групп шпионов и диверсантов численностью от трех до десяти человек каждая. «Из 150 групп, говорится в документе, - почти все попали в руки русских… Вернулось только две группы… Военные сведения, добытые возвратившимися, не представляли никакой ценности». Но разговор об эффективности этих забросок впереди.

Легенды и задания немецких агентов

По окончании теоретического курса и практических занятий для каждого агента отрабатывались задание и легенда прикрытия. Их обстоятельно инструктировали, на этот раз, конечно, порознь. Случалось и так, что у некоторых агентов было две и даже три легенды - этого требовали условия, в которых они могли оказаться по ходу дела. Для заброски агентов на советскую территорию во время войны использовалась эскадрилья «Гартенфельд». Агентов сбрасывали на парашютах и снабжали топографическими крупномасштабными картами с нанесенным маршрутом движения из района приземления. Некоторые агенты нелегально переходили линию фронта, просачиваясь через боевые порядки советских войск. Наилучшей маскировкой считалась привычная для обыкновенного глаза форма и документы советских военнослужащих, как правило, подкрепленные личными письмами и иногда даже фотографиями, соответствующими легенде. Чаще всего агенты выступали в прифронтовой полосе под видом интендантов, представителей воинских частей или организаций, обслуживающих армию, а в глубоком тылу в роли фронтовиков, находящихся в командировке или краткосрочном отпуске и т. д. Некоторым из этих агентов, принимая во внимание, что для выполнения поставленных перед ними задач наверняка потребуется посторонняя помощь, давали адреса, где они могли бы остановиться и даже обжиться. По соображениям конспирации (особенно в тех случаях, когда задание предусматривало установление связи с агентами, оставленными нацистами на освобожденной нашими войсками советской территории), они должны были время от времени менять местожительство, а также свои имена, используя имевшиеся запасные комплекты фальшивых документов. Вооружение лазутчиков составляло табельное оружие Красной Армии - ППШ, пистолеты, гранаты, кинжалы, ножи.

В 1943 году немцы заметно усилили переброску агентуры, действовавшей по легенде о побеге из плена. Это были мелкие группы - от двух до шести человек. Абвер или СД способствовали организации такого побега, включая своих агентов в число патриотически настроенных военных. Расчет был прост: при необходимости эти военнопленные, не подозревающие об истинном лице своих новых «товарищей», подтвердят их показания о совместном побеге из плена.

Помимо агентурных групп продолжалась заброска агентов-одиночек. Они проникали в наш тыл под видом беженцев, выходящих из окружения бойцов Красной Армии, солдат, отставших от своих частей. В марте 1942 года в населенном пункте Абхазской автономной республики было обнаружено несколько агентов (часть из них явилась с повинной). Как стало ясно из их показаний, абвер и СД стали придавать большее значение индивидуальной подготовке агентов из числа советских военнопленных, особенно в тех случаях, когда это было связано с выполнением каких-то важных заданий. Сразу же после вербовки они получали гражданскую одежду и жили большей частью на частных квартирах, где и проходили индивидуальное обучение. Это были одиночки, не знавшие о существовании друг друга, их поведение и настроение контролировались настолько тщательно, что вероятность измены с их стороны, как считали в Берлине, сводилась к минимуму. Согласно архивным материалам, одному из таких агентов удалось, выдав себя за бежавшего из плена, благополучно пройти проверку обстоятельств пленения и поведения в плену и спустя некоторое время получить назначение в штаб фронта, откуда он впоследствии смог передавать разведцентру важные сведения о Красной Армии.

В рамках операции «Цеппелин» в 1942-1943 годах СД осуществила заброску с территории Турции в южные районы СССР и за Урал агентов из числа военнопленных восточных национальностей, представителей кавказских и тюркских народностей. Некоторое время им удавалось собирать и передавать немцам информацию, с которой гитлеровцы знакомили и руководителей турецкой разведки. После того как были схвачены несколько лазутчиков, в дело вмешался Наркомат иностранных дел СССР. Турецкое правительство, которому были предъявлены документальные доказательства соучастия в шпионской деятельности против нашей страны, заверило, что позаботится о том, чтобы в дальнейшем проникновение немецких агентов в СССР с территории Турции не происходило.

Еще один аспект операции «Цеппелин» - охота за документами и сведениями из официальных и других советских источников, чтобы выяснить наиболее уязвимые места на важнейших промышленных объектах в системе снабжения, уничтожив которые можно было парализовать экономическую поддержку армии. Этой цели отвечали многие задания диверсионной агентуры, засылаемой на советскую территорию. Ведавший этим участком «Цеппелина» Отдел планирования пытался даже самостоятельно предпринимать операции. Однако недостаток самолетов, предоставляемых в распоряжение СД, лишал, по признанию ее руководителей, возможности наносить уничтожающие удары по промышленным объектам СССР, хотя в техническом и профессиональном отношениях вся необходимая для этого подготовительная работа была выполнена с большой тщательностью.

Отсутствием авиационной поддержки объясняли и то, почему СД не удалось довести до конца спланированную уже операцию - сбросить в районе выявленных важных целей снаряд Фау-1, которым после отделения от самолета-носителя должен был управлять пилот-смертник (в СД существовал небольшой резерв таких летчиков). Налетам должны были подвергнуться прежде всего промышленные комплексы в Куйбышеве, Челябинске, Магнитогорске, а также некоторые оборонные объекты за Уралом. Цели уничтожающей бомбардировки были определены опытными специалистами на основе данных, собранных СД и абвером главным образом в ходе осуществления операции «Цеппелин». Но эти широко задуманные и технически обоснованные планы рухнули, натолкнувшись на сокращавшиеся с каждым месяцем возможности немецкой авиации, силы которой все больше поглощал фронт. Приходилось ограничиваться мелкими операциями в тылу Красной Армии вроде взрывов наземных трансформаторов и мачт высоковольтных линий.

Но, как признал впоследствии Шелленберг, «все это были лишь булавочные уколы, почти не отражавшиеся на боеспособности русской армии». Результативность действий агентуры, заброшенной в советский тыл, оставалась невысокой. Не в последнюю очередь потому, что операция «Цеппелин» натолкнулась на серьезное и квалифицированное противодействие советской контрразведки, о чем речь пойдет дальше.

Связь и экипировка немецких агентов и шпионов

Во все времена решающим условием успешной деятельности разведчика была и остается надежная связь с центром. В военной обстановке, когда ситуация может мгновенно и радикально изменяться, а своевременно добытые данные о предполагаемом маневре противника способны спутать все его карты, значение четко работающей связи возрастает во сто краг. Руководители немецкой разведки предпринимали немало усилий, чтобы привлечь к этому участку немалые материальные средства и конструкторские силы. Если вспомнить, что полвека назад радиотехника была практически в зачаточном состоянии, надо отдать должное европейской промышленности, снабжавшей гитлеровскую агентуру надежными по тем временам средствами связи. В каждой группе агентов, включающей обычно 5-7 человек, непременно имелся радист с коротковолновой приемопередающей радиостанцией, шифрами и дешифровальными блокнотами .

Еще задолго до операции «Цеппелин» абвер и СД работали над тем, чтобы, с одной стороны, обеспечить разработку надежно функционирующих агентурных радиопередатчиков, а с другой - организовать в короткие сроки подготовку значительного числа квали-

фицированных радистов, обратив особое внимание на отработку скорости и четкости передачи. Достижения научно-технического прогресса привели к тому, что радиопередатчики со временем стали такими малогабаритными, что их легко было переносить, не вызывая подозрений, уверенно прятать и трудно обнаруживать. Тогда же удалось создать шифры, которые нелегко поддавались раскрытию. Такой способ радиосвязи потеснил все другие (личные встречи, курьеров, использование тайников) и стал преобладающим. Тем более что в ту пору относительная безопасность радиосвязи объяснялась и низким уровнем развития методов пеленгации передатчиков.

Рации чаще всего помещались в маленьком чемодане и имели то преимущество, что без особого труда можно было постоянно менять места выхода в эфир. Запеленговать же их было трудно, особенно если, как правило, очень короткие сеансы передачи или приема велись из леса. Передовые пункты связи радиогруппы абвера I устойчиво принимали агентурные радиопередачи в твердо обусловленные часы.

Первое время техническая подготовка агентов-радистов была обособлена, строжайше засекречена и проводилась в основном в крупных разведывательных школах (под Берлином, в районе Варшавы, Белграда и Гааги). К моменту начала операции «Цеппелин» обучение радиоделу было налажено и в других школах, в том числе развернутых на оккупированной советской территории.

До переброски агента-радиста через линию фронта его манеру, индивидуальные особенности работы на ключе записывали на пленку. «Радиопочерк» потом можно было распознать так же, как соответствующие специалисты определяют почерк по рукописи или обнаруживают пишущую машинку, на которой напечатан исследуемый документ. Такой контроль был предусмотрен для того, чтобы разведцентр во время радиосеанса связи с агентом был абсолютно уверен, что передачу ведет именно он, а не подставное лицо.

В каждой разведывательно-диверсионной школе имелось особо засекреченное структурное подразделение, занимавшееся изготовлением для агентов разного рода документов в полном соответствии с легендой, под которой будущему лазутчику предстояло выступать за линией фронта. Это были солдатские книжки и удостоверения личности командиров, вещевые, денежные и продовольственные аттестаты, справки из госпиталей и многое другое. В первый период войны подбор таких документов не составлял большого труда - много всяких бланков попало в руки противника среди трофейного имущества, оставленного советскими частями при отступлении или которое было оставлено учреждениями, эвакуировавшимися под огнем противника. Однако со временем менялись старые и появлялись новые формы документов и бланков, становился иным характер печатей, создавались и расформировывались воинские и гражданские учреждения, менялась их дислокация. Все это надо было учитывать при подборе и изготовлении документов агентуры, предназначавшейся для заброски в тыл советских войск. Пришедший с повинной водопроводчик катыньской разведывательной школы, обучавшийся в ней перед заброской, подробно информировал чекистов о существовании на территории школы тщательно засекреченной мастерской по изготовлению документов. Он по долгу службы бывал в ней, был хорошо знаком с руководителем мастерской, гравером-умельцем из числа сдавшихся в плен командиров Красной Армии. Кроме того, он сообщил, что одно из его заданий после переброски было: добывать любые подлинные советские документы и бланки и доставлять их в школу.

С течением времени запасы старых бланков иссякли, а такие умельцы, как катыньский гравер, не поспевали за масштабами требований «Цеппелина». Руководители абвера и СД организовали серийное производство бланков фальшивых советских паспортов, партийных билетов, солдатских книжек, не говоря уже о простейших бланках (продовольственные аттестаты, госпитальные справки, заключения медицинских комиссий и т. п.). Дело в конце концов дошло и до изготовления фальшивых советских орденов.

Анализ архивных материалов указывает на то, что в большей своей части разведывательные операции против СССР, и в частности связанные с достаточно широким использованием советских военнопленных, гитлеровские секретные службы готовили с особой тщательностью. Как правило, у агентов была практически безупречная экипировка, прочная легенда, подкрепленная надежными, хотя и фальшивыми документами. Безукоризненно сработанные удостоверения личности, командировочные предписания, обраставшие отметками эгапно-заградительных комендатур, продовольственные аттестаты способны были ввести в заблуждение большинство людей, проверявших документы. Нужен был профессиональный навык, чтобы обнаружить фальшь в документации.

Можно привести немало свидетельств того, как абвер и СД привлекали себе в помощь специалистов самого различного профиля для решения бесчисленного множества мелких и крупных проблем материально-технического обеспечения успешной деятельности агентуры.

Так, для тайнописи специалисты-химики разработали состав, который невозможно было обнаружить ни химическими реактивами, ни с помощью инфракрасных лучей. Главным компонентом этого состава была… кровь самого агента. В случае необходимости агент укалывал себе палец, выдавливая каплю крови на кончик пера, где она смешивалась с раствором, и смесь для написания тайных донесений была готова. Сначала строчки были красного цвета, но через несколько минут исчезали. Только тот, кто знал тайну применяемого состава, мог проявить написанное и восстановить текст.

Военные инженеры изобрели специальные приспособления, с помощью которых миниатюрные мины нажимного действия прикреплялись нацистскими диверсантами к шейке рельса, так что с движущегося паровоза их обнаружить было практически невозможно. Искусно камуфлировалась и взрывчатка - ее упаковывали в виде брикетов пищевых концентратов.

Необходимо оговориться, что сравнительно частые ссылки на архивные материалы вовсе не означают, что только сейчас, по прошествии стольких лет, советской контрразведке стали известны многие хитрости немецкой разведки. В той или иной степени чекистам удавалось проникать во многие вражеские акции, не только осуществленные, но и готовящиеся. С первых дней войны шло скрупулезное и систематическое изучение планов и методов противника, что в ряде случаев и создало предпосылки для успешного противостояния шпионской и диверсионной деятельности его агентуры.

Рассмотрим это хотя бы на двух контрразведывательных операциях не просто прикладного, а более широкого, методологического значения.

Выше указывалось, что система подготовки агентуры из числа советских военнопленных имела и свою сильную сторону (практически безграничное количество обученного шпионажу и диверсиям человеческого материала), и свою слабую сторону (слишком много людей знали друг друга и, несмотря на все предосторожности, были посвящены в некоторые детали жизни и службы в разведке других своих соучеников). Это обстоятельство было использовано для совершенствования работы. Каждого разоблаченного или явившегося с повинной агента опрашивали тщательнейшим образом обо всех встреченных в школе людях: откуда они, каков их возраст и приметы, как они себя называли, какие особенности были в их подготовке, как скоро кончался срок их обучения и т. д. и т. п. Поначалу это могли быть только имя, возраст и словесный портрет. Затем какая-то физическая примета, деталь, относящаяся к довоенному местожительству, профессии, составу семьи и т. д. Потом (в результате опроса третьего, четвертого, пятого соученика) первоначальные сведения обрастали новыми. Приходило время, когда об агенте, еще, может быть, находящемся в школе, чекисты знали достаточно много, чтобы представить себе, где и как его искать. В архивах советских органов безопасности сохранилась многотомная розыскная книга, позволившая обезвредить не одну сотню вражеских агентов.

Или другое пособие, пользование которым облегчало разоблачение многих опасных агентов. Появилось оно вскоре после того, как гитлеровцы начали сами печатать паспорта и партбилеты, изготавливать бланки других документов, наладили производство советских орденов. Изъятый у разоблаченных агентов каждый такой документ или орден сопоставлялся с подлинными, и неизбежно обнаруживались несовпадающие признаки: не точно повторенный шрифт, иная плотность эмали на ордене и многое другое. Достаточно было при проверке документов у человека раскрыть такой паспорт на определенной странице, где выявлен признак несовпадения с подлинным, чтобы убедиться - в руках фальшивка.

Эти и другие операции советской контрразведки и создали заслон, в значительной мере сказавшийся на признанной даже таким авторитетом, как Шелленберг, низкой эффективности операции «Цеппелин». Ее поражение означало, в сущности, крах доктрины «тотального шпионажа», этого чудовищного порождения третьего рейха.

Ставка немцев на агентов-военнопленных. Расчеты и просчеты

Первоначальная эйфория, охватившая руководящие круги немецкой разведки после того, как они приобрели в лице сотен тысяч пленных красноармейцев и командиров огромный источник рекрутирования агентуры, как уже было сказано, прошла довольно быстро. Настоящие профессионалы, столкнувшись с тем, как трудно шла вербовка этого контингента, поняли, что среди советских военнопленных было не так уж много таких, кто готов был всерьез связать свою жизнь с вражеской разведкой и наносить ущерб собственной стране.

Конечно, в огромной массе советских военнослужащих, попавших в плен, оказались люди разные. Были среди них и антисоветски настроенные, и добровольно перешедшие на сторону врага, и неустойчивые, и, наконец, просто паникеры, трусы, бывшие уголовники.

Сейчас, очевидно, можно с полным основанием утверждать, что первоначальному успеху вербовочных акций абвера и СД не могло не способствовать и то обстоятельство, что какая-то часть наших людей была потенциально подготовлена для контактов с любым военным противником задолго до начала войны. Жестокая сталинская административная система, чудовищные перегибы периода коллективизации, безжалостно суровые приговоры судов даже по такому поводу, как пресловутый колосок, унесенный полуголодным человеком с поля (печально знаменитый закон от 7 августа), или 20-минутное опоздание на работу (был и такой указ в предвоенные годы), не говоря уже о массовых репрессиях 1937-1938 годов, объективно стали питательной средой, порождавшей будущих пособников любого противника советского строя. Само собой разумеется, абверу и СД нетрудно было найти подход к таким лицам и, склонив их к сотрудничеству, использовать во враждебных Советскому Союзу целях. Агенты из такой среды представляли серьезную опасность для нашей страны прежде всего тем, что на них возлагалось выполнение наиболее сложных заданий диверсионно-террористического характера. Известны многие случаи, когда, чтобы завладеть личными документами советских военнослужащих, они шли на убийства. При захвате таких агентов они, как правило, оказывали отчаянное сопротивление, пуская в ход все оружие, которым были снабжены. Но относительно к общей массе военнопленных число таких людей было сравнительно невелико.

Дело, однако, не только и не столько в этом. Просчет секретных служб фашистской Германии - это признали потом и сами их руководители - состоял в том, что они переоценили степень влияния драматически сложившихся обстоятельств первого этапа войны, при которых многие солдаты и командиры оказались в плену, на все дальнейшее их поведение и отношение к «победителям». Считалось, так, во всяком случае, прикидывали в Берлине, что советские граждане, сдавшиеся или захваченные в плен, самим ходом военных событий подготовлены к союзу с нацистской разведкой.

Это было заблуждением. Во-первых, как теперь достоверно известно, подавляющее большинство попавших в плен советских воинов, несмотря на ужасающий террор, дикие зверства, остались непокоренными, мужественными борцами против фашизма. Немало было таких, кто предпочел смерть в гитлеровских концлагерях и тюрьмах сделке с совестью. Во-вторых, многие военнопленные, как вскоре стало ясно, не выдержав неимоверного психического и физического воздействия, хотя и давали согласие сотрудничать с разведкой врага, в действительности и не помышляли выполнять ее задания. Считая себя обреченными, они в самом предложении видели выход из тяжелого положения, в котором оказались в плену. Альтернатива, рассказывали многие, оказавшись снова среди своих, одна - смерть за колючей проволокой. А согласие на вербовку предоставляло шанс вырваться из фашистской неволи - ведь даже беспримерные по дерзости побеги из плена редко кому удавались. А тут возникала надежда, пусть иллюзорная, с трудно предсказуемыми последствиями, но позволяющая рассчитывать на возможность прийти к своим, воссоединиться с семьей на родной земле. Ради этого некоторые, чтобы привлечь внимание абверовских вербовщиков, сознательно выдавали себя за выходцев из кулацких семей, священнослужителей, приписывали себе несуществовавшие судимости, громогласно высказывали обиду на Советскую власть. Оценим по достоинству их поведение, добавив, что многие из них отдавали себе отчет: в обстановке унижающей человека всеобщей подозрительности к бывшим военнопленным в собственной стране их ждет суровое наказание по законам того времени за «измену Родине» и «предательство».

Примером такой решимости советского человека, оказавшегося в немецком плену, может служить явка с повинной агента-радиста Панина, заброшенного абвером на территорию Московской области. До войны он работал и жил в Горьком, а летом 1941 года добровольно ушел на фронт. Часть, в которой он проходил службу, попала в окружение, и вскоре многие ее военнослужащие были захвачены в плен. По словам Панина, в плену он непрестанно думал о побеге, чтобы вернуться в строй, но довольно долго обстоятельства складывались неудачно. Однажды он был вызван в комендатуру лагеря, где после продолжительной беседы ему предложили поступить в разведывательную школу немцев. «Сперва, - заявил Панин, - я готов был плюнуть вербовщику в морду, потом меня осенила мысль, а может быть, это начало пути возвращения к своим. Не сказал ни „да“, ни „нет“ и был отпущен. Вернувшись же в барак, пожалел, что не согласился».

Но и вербовщик не считал разговор законченным. Он вызывал Панина еще несколько раз, и тот, сделав вид, что доводы вербовщика подействовали, в конце концов согласился пойти в разведывательную школу. «Самым трудным было, - заявил Панин на допросе, - не возбудить ни в ком подозрений относительно моих истинных намерений. Я старался соблюдать дисциплину, ни с кем не сближался и даже в самолете боялся чем-либо выдать себя. С облегчением вздохнул, лишь когда надо мной раскрылся парашют». Оставшись один, он взвалил на спину рацию и другое шпионское снаряжение, вышел к ближайшему селу, разыскал председателя колхоза. Тот к вечеру доставил его в райотдел НКВД.

Искренность поступка Панина не вызывала сомнений, и было решено попытаться завязать через него «радиоигру» с разведцентром. Специалисты подробно расспросили, как шло обучение в разведывательной школе, кто являлся его шефом по технической подготовке, разобрались в кодах и шифрах и уже собирались было выйти от имени Панина в обусловленное время в эфир. Но тот воспротивился такому решению: «Я довольно долго работал с шефом. Его рация была в Смоленске, а я в Красном Бору. Он не раз хвалил меня за мой, как он говорил, особенный радиопочерк. И если на ключе будет работать другой, он легко догадается. Доверьтесь мне, я вас не подведу» .

С доводами Панина посчитались, и в обусловленный разведывательным центром день и час радист вышел на связь. Сообщил, что группа в момент приземления рассеялась на большом расстоянии друг от друга, судьба остальных ему неизвестна. Сам же он сумел обосноваться в Волоколамске, в доме одной старушки, успел собрать некоторую информацию, которую готов передать.

Центр одобрил действия Панина и, условившись об очередном сеансе связи, закончил первый контакт с ним в эфире. В процессе дальнейшей игры к противнику ушел большой объем сообщений, специально подготовленных чекистами с участием специалистов Генерального штаба. Насколько обдуманно это делалось, можно судить по тому, что, например, описанные Паниным «передвижения войск» на случай проверки противником нашли бы подтверждение в результате определенных действий, инсценированных на железной дороге командованием военных сообщений Наркомата обороны СССР.

«Радиоигра» развивалась успешно. «Находчивость» и «старания» Панина были высоко оценены разведывательным центром. В одном из сеансов связи его уведомили о том, что германское командование «за регулярное сообщение ценных сведений и проявленную храбрость при выполнении задания» удостоило его высокой награды - «Железного креста». Участие в оперативной игре было довольно продолжительным. Наступило время, когда по техническим параметрам у рации должно было иссякнуть питание. В Волоколамск был вызван «курьер», доставивший батареи. При возвращении «курьера» через линию фронта он был арестован. Но игра продолжалась. После завершения операции Панин, честно выполнивший свой гражданский долг и принесший этим пользу Родине, был награжден медалью «За отвагу».

Приведенные примеры объясняют частично, почему даже сами инициаторы операции «Цеппелин» в конечном счете невысоко оценивали эффективность использования советских военнопленных. Они считали, что достигаемые оперативные результаты далеко не оправдывают затрачиваемых усилий и средств. «Нас ожидало здесь, признает потом Шелленберг, - гораздо большее число неудач» .

Еще более определенно высказывался по этому поводу Бентивеньи: «В отношении вербовки агентов из числа советских военнопленных я хотел бы заметить, что, с моей точки зрения, затраты сил на отбор, обучение завербованных агентов, а также их численность ни в коей мере не соответствовали весьма малым, на мой взгляд, результатам».

Просчет, заключавшийся в ставке на военнопленных, СД и абвер пытались восполнить усилением вербовочной работы среди населения оккупированных немецкими войсками районов советской территории, отдавая предпочтение уголовникам. Но и эта затея не достигает цели. В такой обстановке возник новый чудовищный план: использовать в качестве диверсантов подростков. Он основывался на вполне понятном расчете: подростки-диверсанты вряд ли могут привлечь внимание советской контрразведки. Да и население будет снисходительно к детям.

В районе города Касселя создается диверсионная школа для подростков. Для поиска кандидатов в концлагеря, в населенные пункты оккупированной советской территории и особенно в не успевшие эвакуироваться детские дома направляются специальные команды вербовщиков из СД. В школе будущим диверсантам упорно вдалбливают, что они дети Великой Германии, что Советской России уже не существуем. Их опекают «заботливые» инструкторы и наставники, которые видят свою задачу не только в привитии подопечным навыков диверсионной работы, но в их всестороннем развращении. В школе охотно поощряются и даже инспирируются драки, всемерно проповедуется культ силы, детей учат быть жестокими.

В ночь с 28 на 29 августа и 1 сентября 1943 года большую группу подростков на парашютах сбрасывают в тыл Красной Армии - от Калинина до Харькова. Каждый из забрасываемых одет в поношенную одежду, в торбах у них запас продуктов и взрывчатка, заделанная в небольшие куски каменного угля. Эти куски они должны были подбрасывать в тендеры паровозов или склады угля. Но эта, казалось бы, тщательно подготовленная операция также терпит провал.

Вот что говорилось по этому поводу в одном из документов чекистского аппарата Тульской области:

«Сообщение о явке двух диверсантов-подростков.

1 сентября 1943 года в штаб воинской части г. Плавска явились два подростка: Михаил, 15 лет, и Петр, 13 лет. Они заявили, что заброшены вместе с другими диверсантами-подростками для подбрасывания взрывчатки в тендеры паровозов. Обучались на даче под г. Касселем».

Миша рассказывает: «… почти все бывшие детдомовцы, зная, что им надо будет совершать диверсии, договорились втихомолку не выполнять задания немцев, не вредить своим, а сразу явиться в любой штаб Красной Армии и все рассказать… »

И действительно, как правило, подростки сами являлись в воинские части, милицию, органы государственной безопасности, сдавали диверсионное снаряжение и парашюты, сообщали все о себе, о соучениках и школе, где проходили обучение .

Акции немецкой разведки на территории СССР

Приведенная выше немецкая статистика, даже если принять ее с известной скидкой на достоверность, все же свидетельствует о том, что в ходе операции «Цеппелин» нацисты не только подготовили, но и использо-вали в своих целях большое, если не сказать огромное, количество агентуры. Использовали с разным коэффициентом полезного действия. Эта агентура принесла немало вреда воюющему советскому народу: и шпионской информацией, доставленной немецкому военному командованию, и диверсионными операциями в прифронтовой полосе и тыловых районах, и террористическими актами против командного состава армии и партизанских отрядов. Словом, немало гитлеровской агентуры оказалось действенным орудием антисоветской войны.

На кавказском направлении, судя по некоторым отрывочным данным, с января до ноября 1942 года было разоблачено и обезврежено около 170 агентов абвера. На сталинградском - только за сентябрь, октябрь 1941 и первую половину 1942 года удалось пресечь деятельность почти 200 вражеских агентов. Но совершенно очевидно, что далеко не все переброшенные через линию фронта явились с повинной, а тем более - далеко не все агенты, действовавшие упорно и умело, были обезврежены. Сами авторы «Цеппелина» считали более успешной ближнюю агентурную разведку (на глубину до 50 километров). Здесь, если верить архивным данным, возвращалось обратно 10 процентов переброшенных агентов. Значит, каждый десятый в той огромной массе, которую готовили в рамках «Цеппелина», так или иначе вел свою подрывную работу.

Утверждают, что за годы Великой Отечественной войны чекистские органы обезвредили в тыловых районах страны несколько тысяч гитлеровских лазутчиков, в том числе 1750 агентов-парашютистов. Но значит ли это, что никому из заброшенных в наш тыл немецких агентов не удалось миновать контрразведывательный заслон? Разумеется, не значит.

Известно, например, что в ряде случаев успешно действовали диверсионные группы абвера и СД. Только за 14 дней августа 1941 года на Кировской и Октябрьской железных дорогах было совершено семь диверсионных актов. Диверсантам удавалось неоднократно серьезно нарушать связь между штабами войсковых соединений Красной Армии. В ночь на 17 октября 1944 года на железнодорожном перегоне Лановцы - Корночевка агенты абвера совершили крупную диверсию, и движение на магистрали было задержано на пять суток.

Происки нацистской агентуры привели к выявлению и разгрому некоторых подпольных патриотических организаций (в Виннице, Симферополе и других местах, подвергшихся оккупации немецко-фишистскими войсками). С ее помощью нацистам удалось ликвидировать или обезглавить несколько партизанских отрядов. Используя полученные абвером III агентурные данные, каратели настигли и зверски убили командира партизанского отряда в Рузе под Москвой чекиста Солнцева С. И., опознали и повесили одного из руководителей угодско-заводского партизанского отряда председателя Угодско-Заводского исполнительного комитета Гурьянова М. А. Впоследствии оба они были посмертно удостоены звания Героя Советского Союза.

Организаторов «Цеппелина» преследовали и довольно частые провалы. Они, естественно, выбивали абвер и СД из привычной колеи, но тем не менее операция «Цеппелин», как они считали, должна, «чего бы это ни стоило, достичь своей цели».

В августе 1944 года было решено направить в Москву агента для совершения дерзкой диверсии в ставке Верховного Главнокомандования. Выбор пал на некоего Таврина, добровольно перешедшего на сторону врага и успевшего зарекомендовать себя активным участием в провокациях против советских военнопленных. Игра была затеяна, что называется, «по большому счету». После долгих размышлений пришли к выводу, что Таврин должен выступить представителем военной контрразведки («Смерш») в ранге не ниже заместителя начальника отдела дивизии, по званию - майором. Наконец, Героем Советского Союза. Для большей уверенности в исходе операции Таврина сопровождала женщина-агент, значившаяся по документам секретарем отдела. Были разработаны детали легенды для того и другого агента, подготовлены необходимые документы, в том числе фальшивая газетная вырезка с публикацией Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Таврину звания Героя Советского Союза. Тут же был и портрет «героя».

Ранним утром 5 сентября 1944 года на мотоцикле с коляской двое военнослужащих - мужчина и женщина - держали курс из села Карманово Смоленской области в направлении Ржева. На гимнастерке военного кроме Золотой Звезды Героя Советского Союза и ордена Ленина красовались и другие боевые награды. Но лазутчиков уже поджидали чекисты. Дело в том, что еще задолго до заброски Таврина нашей контрразведкой были получены агентурные данные, что в одном из оккупированных прибалтийских городов портной высокой квалификации, связанный с нашими людьми, получил от одного немца заказ на пошив кожаного пальто. Заказ был необычным. Требовали сшить пальто по фасону, который предпочитают обычно русские, смущала также и секретность, которой обставлялся заказ. За заказчиком начали следить. Вскоре по эту сторону фронта произошло другое событие, внешне не связанное с первым, но приковавшее к себе внимание. Была захвачена группа заброшенных в советский тыл немецких агентов, имевших задание подготовить место для посадки самолета и встретить его. От имени радиста группы была завязана оперативная игра с разведцентром и добыты важные сведения. Получено сообщение о времени прибытия самолета на обусловленную группой площадку. Но штурман почему-то не смог выйти на цель, и самолет совершил посадку в другом пункте. Это и было село Карманово Смоленской области. Так как поиск охватил большую территорию, вскоре был обнаружен пятнистый мотоцикл с коляской на дороге в направлении Ржева. Его уверенно вел майор с Золотой Звездой Героя. Он остановил машину по первому же требованию, вел себя спокойно - так, очевидно, велика была его вера в легенду, подкрепленную надежными документами и другим камуфляжем. При беглом осмотре любой патруль действительно нашел бы документы на имя майора Таврина в полном порядке.

Последовал диалог. В ответ на вопрос офицера, откуда мотоциклисты держат путь, майор назвал селение, отстоявшее от места встречи на 200 километров. Но вот что бросилось в глаза: почти всю ночь шел дождь, мотоцикл был не менее четырех часов в дороге, а одежда пассажиров была сухой и чистой. Таврин и его спутница были задержаны. При обыске в мотоцикле были обнаружены портативная рация, аппарат Панцер кнакке» - складное оружие реактивного действия с девятью снарядами калибра 30 миллиметров, пробивающими броню толщиной до 35-40 миллиметров на расстоянии до 300 метров. Были еще в запасе семь пистолетов разных систем, магнитная мина с прибором для дистанционного взрыва. Как выяснилось в ходе следствия, Таврин перешел на сторону врага 30 мая 1942 года в районе Ржева. В 1943 году был завербован германской разведкой. С сентября 1943 года по август 1944 года проходил подготовку под руководством начальника Восточного отдела СД Грейфе, а затем его преемника Хенгельгаупта. В ночь на 5 сентября вместе со своей напарницей и мотоциклом был переброшен через линию фронта на самолете, приспособленном для посадки на грунт.

Тяжелыми последствиями обернулась для руководителей операции «Цеппелин» неудача организации «Боевого союза русских националистов», который особенно активно использовался в борьбе против партизан. Во главе одного из карательных подразделений «Дружины» был поставлен оказавшийся в плену полковник Красной Армии. «Дружина» помогала СД отбирать кандидатов для засылки за линию фронта, предварительно проверять их надежность.

С «Дружиной», согласно архивным данным СД, произошло то, чего меньше всего ожидали нацисты: во время прочесывания одной занятой партизанами местности отряд неожиданно напал на сопровождавших его эсэсовцев и перебил всех до единого. Оказывается, руководителю «Дружины», пользовавшемуся расположением шефов гестапо, удалось установить связь с советской разведкой. Довольно долго он обрабатывал своих подчиненных, чтобы склонить их порвать с гитлеровцами. Уничтожив эсэсовцев, полковник на самолете, поднявшемся с партизанского аэродрома, улетел в Москву, увозя с собой секретную документацию СД, а его подчиненные присоединились к партизанскому отряду. Вспоминая об этом случае, «нанесшем тяжелый удар» по престижу СД, Шелленберг утверждал, будто не раз предупреждал Гиммлера, предлагая отстранить полковника от участия в операции против партизан. «Я, - пишет Шелленберг, - неоднократно беседовал с ним и не мог отделаться от неприятного чувства, что его антисоветские настроения пошатнулись. Манера, в которой он критиковал ошибки, совершенные германским руководством в отношении России вообще, делая особый упор на изображение немецкой пропагандой русских как „людей низшей расы“, в отношении ее населения и военнопленных, в частности, носила оттенок, вызывавший подозрения».

Результаты деятельности «Цеппелина» в зоне боевых действий были в конечном итоге тоже неадекватны затраченным усилиям и возможностям вовлеченных в нее людских контингентов. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что немецкие секретные службы, несмотря на все старания, оказались в неведении о подготовке, масштабах и целях важнейших операций, проведенных Красной Армией после знаменитой Курской битвы. В июне 1944 года 1-й Прибалтийский, 1, 2 и 3-й Белорусские фронты выступили против центральной группировки гитлеровских войск и разгромили ее. Между тем немецкое командование, полагаясь на данные абвера, ожидало наступления основных сил Красной Армии на южном крыле. 13 июня 1944 года, за 10 дней до начала наступления советских войск в Белоруссии, в «Цеппелине» твердо решили, что этого наступления следует ждать не ранее чем через неделю. Не было точно определено и направление главного удара.

Использование Советским Союзом немецких разведчиков

Привлечение на сторону советской контрразведки некоторых явившихся с повинной или разоблаченных немецких агентов позволило использовать возможности операции «Цеппелин» в направлении прямо противоположном ее истинной цели. По этой, если можно так выразиться, обратной связи, главным образом в виде «радиоигр», немецкое командование получало немало специально подготовленной дезинформации. В результате удавалось, в частности, отвлекать воздушные налеты вражеской авиации от многонаселенных городов и оборонных заводов и направлять их на аэродромы, где была возможность встретить ее должным образом. В январе 1943 года в абвер удалось продвинуть дезинформацию о формировании в Горьком резервной армии.

Здесь уместно особо отметить, что «радиоигры» были в годы Отечественной войны одной из эффективных форм контрразведывательного противостояния подрывной деятельности германской разведки. Именно в «радиоиграх» эта работа нашла свое наиболее яркое наступательное выражение, а многие чекисты проявили глубоко творческое отношение к «войне умов», развернувшейся в драматических условиях тяжелейшего столкновения, развязанного нацистами.

Использование агентов-двойников было известно в международной практике шпионажа и до возникновения радиосвязи. Но в «радиоиграх» оно приобрело неизмеримо большую динамичность, потребовало от чекистов принимать в короткие сроки неординарные решения. Довольно часто это приводило к существенным оперативным результатам, оказавшим значительное влияние даже на ход и исход военных действий различного масштаба. Именно с помощью «радиоигр» советским контрразведчикам удавалось проникать в планы конкретных операций абвера и СД. Так, в ночь на 21 декабря 1944 года в лесном массиве юго-западнее железнодорожной станции Оленино были захвачены четыре немецких парашютиста сразу же после приземления и тем самым предотвращено выполнение опаснейшей по возможным последствиям шпионской акции. Информация о времени и месте выброски этих агентов была вычислена в процессе анализа поручений, полученных агентом-радистом, работавшим иод диктовку советских органов контрразведки. В другом случае был обезврежен диверсионный отряд численностью 24 человека под руководством капитана немецкой военной разведки фон Шеллера. О намерении абвера провести эту операцию стало известно, прежде чем была произведена сама выброска.

Если заброшенный в тыл Красной Армии агент был в глазах нацистов достаточно надежным, перед советской контрразведкой в результате его перевербовки объективно открывалась возможность навязать противнику свою волю, в том числе и для заманивания на советскую территорию «курьеров» и «связников». Дело в том, что в условиях военного времени срок действия многих документов агента, в том числе командировочного удостоверения для передвижения в советском тылу, был ограничен. Разведцентр практически не мог обойтись без того, чтобы периодически направлять агенту новые документы, деньги, производить замену источников питания рации, которые тоже имели свой оптимальный срок действия.

Для перебазирования осевшего в нашем тылу агента в новый район или пункт, почему-либо заинтересовавший абвер или СД, нужны были паспорт, свидетельство об освобождении от воинской службы, трудовая книжка, справка о возвращении из эвакуации или какой-либо другой документ в зависимости от личности агента, конкретной ситуации, места и времени действий. Практически доставить эти документы можно лишь с помощью «курьера». Например, в результате эффективного использования в «радиоигре» агента-радиста, перевербованного в 1943 году в Вологде, удалось под убедительными предлогами выманить в разное время на советскую территорию и обезвредить 22 диверсанта. Кроме того, по этому каналу в разведку противника систематически передавались ложные сведения о передвижении воинских частей и боевой техники по Северной железной дороге. Учитывая тогдашнее решающее значение данной дороги в общем объеме перевозок, эта дезинформация позволила ввести немецкие штабы в заблуждение относительно намерений советского командования .

Другой пример. В сентябре 1944 года советской контрразведкой была захвачена группа агентов абвера с радиостанцией. Радист изъявил готовность помочь органам госбезопасности. Через его радиостанцию, условно названную «Бандурой», в центр регулярно передавалась дезинформация. Укрепившись в глазах центра, радист передал «просьбу» группы о подкреплении. Не заподозрив подвоха, центр запросил о надежном месте выброски четырех агентов. Такое место было подобрано в районе Андреаполя, где в основном протекала деятельность «Бандуры». В момент приземления агенты были обезоружены. Их захват был соответственно обставлен, и «радиоигра» продолжалась не без успеха. Спустя два месяца в этом же районе был принят с самолета и захвачен агент-курьер, доставивший для группы «Бандура» оружие, боеприпасы, обмундирование, продовольствие и медикаменты.

На упоминавшемся уже допросе генерал-фельдмаршал Кейтель показал весной 1945 года, что, решаясь проводить Курскую операцию, «мы ни в коем случае не ожидали, что Красная Армия не только готова к отражению нашего удара, но и сама обладает достаточными резервами, чтобы перейти в мощное наступление» . Можно только догадываться, какую роль в создании таких умонастроений у руководителей нацистской разведки, а через них у армейских командующих и штабистов сыграла та информация, которую по чекистским планам передавали задействованные здесь накануне Курской битвы девять агентов-радистов, включенных в «радиоигру» с абвером и СД.

Чекистам - организаторам «радиоигр» принадлежит немалая заслуга и в том, что, как показал Кейтель, во время Сталинградского сражения немецкое командование думало: «… если взять еще одну дивизию, еще один артиллерийский полк Резерва Главного Командования, еще один саперный батальон, еще одну артиллерийскую батарею, то город вот-вот будет в наших руках. В соединении с недооценкой и незнанием противника, - резюмировал Кейтель, - все это привело к сталинградскому окружению» .

Обобщенное представление о том, насколько эффективной формой борьбы с секретными службами фашистской Германии явились «радиоигры», дают следующие данные, обнародованные в 1988 году. Во время Великой Отечественной войны чекисты располагали в «радиоиграх» с нацистской разведкой 80 захваченными агентурными радиостанциями, что позволило в общей сложности обезвредить 400 вражеских агентов, в том числе и кадровых сотрудников. Помимо большого объема переданной дезинформации, оказавшей во многих случаях влияние на принятие ошибочных решений в немецких штабах разного уровня, имело значение и такое важное практическое соображение: получая по этим каналам в достаточном объеме, как им казалось, нужную информацию, абвер и СД, естественно, не видели смысла в том, чтобы тратить силы на создание еще одной параллельной шпионской сети. В определенной степени это гарантировало от появления в СССР новых агентурных звеньев, обнаружение которых потребовало бы от чекистов много времени, огромных усилий и не во всех случаях сулило успех.

Крах операции Цеппелин и тактики тотального шпионажа

Авантюристическая по самой своей сути операция «Цеппелин» не могла привести к успеху, точно так же как исторически был обречен на провал весь замысел гитлеровской агрессии против Советского Союза. Абвер и СД были разгромлены на советско-германском фронте - главном и долгое время единственном фронте второй мировой войны - в конце концов как часть огромной военной машины фашистской Германии. Но важно отметить, что крах «Цеппелина» оказался катастрофой для всей стратегии и тактики нацистского «тотального шпионажа». И в этом смысле необходимо подчеркнуть, что борьба с гитлеровской разведкой накануне и в период войны потребовала огромных усилий со стороны Советского государства. В этом единоборстве главная тяжесть легла на чекистский аппарат.

Перед советской контрразведкой встала задача - парализовать деятельность СД и абвера, свести на нет результаты операции «Цеппелин», перехватить инициативу в остром поединке с опытным и хитрым противником и попытаться использовать какую-то часть засылаемых им агентов в своих интересах. К началу 1943 года удалось достигнуть определенных результатов. Советская контрразведка не только имела достаточно полное представление об организации секретных служб гитлеровской Германии, их кадрах и повседневной практике, но в известной степени, как было показано, была осведомлена и об их конкретных планах и намерениях в отношении нашей страны. К этому времени оперативное мастерство чекистских органов, основанное на тщательном обобщении складывавшегося опыта войны, достигло такого уровня, что становилось практически возможным агентурное проникновение в центры и школы абвера и СД, где предназначенные для заброски в СССР шпионы и диверсанты проходили подготовку.

Это составляло на том этапе одну из важнейших задач, решение которой осложнялось хотя бы уже тем, что советской контрразведке противостояли признанные во всем мире специалисты по организации всякого рода ловушек для агентуры иностранных разведок.

Насколько позволяют судить дела, раскрытые в тот период, и абвер, и СД строго следовали традиции, уходящей своими корнями к временам полковника Николаи, постоянно подчеркивавшего, что «благоразумная недоверчивость - мать безопасности». Все лица, вступавшие при тех или иных обстоятельствах в непосредственный контакт с нацистской разведкой, подвергались самой основательной проверке и перепроверке с помощью различных уловок.

Как это делалось, можно проиллюстрировать на примере дела Овчинникова, который в первые годы войны был заслан органами советской контрразведки на территорию Германии и удачно там легализовался.

Высоко оценив оперативные возможности Овчинникова, чему во многом способствовала легенда, разработанная для него чекистами, абверовцы склонили его к сотрудничеству и решили отправить в тыл Красной Армии.

Когда после якобы успешно выполненного задания Овчинников возвратился в Германию, ему была учинена многоступенчатая проверка с единственной целью - установить, не связан ли он с советскими органами безопасности.

Зондерфюрер Зингер, которому была поручена работа с Овчинниковым, в течение двух дней выслушивал его подробный рассказ о пребывании на советской территории и об условиях выполнения полученного задания, делая при этом какие-то заметки в блокноте. В заключение Овчинникову было предложено изложить свое сообщение в письменном виде, очевидно для сопоставления.

Затем он был приглашен на квартиру к сотруднику абвера Себастьяну, успевшему, и, вероятно, не без цели, коротко сойтись с ним. Предварительно угостив Овчинникова водкой, абверовец своими вопросами дал разговору нужное направление: Овчинникову пришлось воспроизвести даты, обстоятельства, факты, сообщенные им прежде Зингеру.

Следующий этап проверки был связан с подключением к работе с Овчинниковым агентов абвера «Антона» и «Дмитрия», действовавших, несомненно, под контролем Зингера. Старательно спаивая земляка русской водкой, они под видом того, что им якобы скоро предстоит выполнять точно такое же задание в советском тылу, подробно опрашивали Овчинникова о том, с какими трудностями столкнулся он на территории СССР и что, по его мнению, следует предпринять, чтобы обойти препятствия. Словом, фактически заставляли Овчинникова повторить то, что он устно и письменно сообщал до этого.

В то же время, боясь, очевидно, ненароком насторожить Овчинникова и тем самым затруднить дальнейшую проверку, руководство абвера доводит до его сведения, что командованием вермахта он произведен в лейтенанты и награжден двумя медалями «За храбрость», - мера, явно рассчитанная на то, чтобы отвлечь его внимание от проводившейся вокруг него работы.

На следующем этапе проверки абверовцы прибегают к такому трюку: Зингер во время очередной встречи с Овчинниковым интересуется, почему он до сих пор не женат. Тот сообщает ему, что проводит время с Таней, работавшей в одной из лабораторий абвера, но о женитьбе пока не помышляет. С этого момента Зингер не упускает случая, чтобы завести разговор о женитьбе и убедить Овчинникова в необходимости в интересах дела форсировать события, и тот в конце концов уступает настояниям шефа.

Наскоро сыграли свадьбу, ассигновав для этого из средств абвера 750 марок и снабдив жениха ящиком водки и 25 продовольственными пайками. Жена не скрывает повышенного интереса к делам мужа, задавая ему порой провокационные вопросы. Однажды в интимном разговоре она прямо спросила его: «Почему ты работаешь против своих?», имея в виду под «своими» абверовцев.

Но и этим дело не ограничилось. За неделю до отправки Овчинникова на задание в тыл Красной Армии Зингер, вручив ему изготовленные в лаборатории абвера фальшивые документы, имевшие серьезные изъяны, просил его тщательно осмотреть их. Решили таким путем определить, насколько Овчинникова беспокоит вопрос о собственной безопасности на территории СССР. Разгадав подоплеку этой затеи зондерфюрера, Овчинников заявил, что «с такими документами появляться нельзя», и потребовал заменить их. Участие Овчинникова в крупной операции против «Цеппелина» обеспечило в конечном счете получение чекистами важной информации о деятельности СД и абвера против нашей страны.

Несомненно, борьба с вражеской агентурой была бы более эффективной, если бы органы государственной безопасности СССР в предвоенные годы занимались только своим прямым делом, а не вовлекались в антинародные репрессии ради поддержки культа личности. «Культ личности, - отмечалось в докладе, посвященном 72-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, - до неузнаваемости исказил институты советского народовластия. Правоохранительные органы, в том числе органы госбезопасности, были во многом превращены в орудие сталинского произвола. Безжалостный механизм репрессий уничтожил цвет большевистской партии, обескровил все слои советского общества. Под его жернова попала и плеяда чекистов - учеников и соратников Ф. Э. Дзержинского» . В обстановке развязанного Сталиным террора многие чекисты сохранили верность социалистическим идеалам, сами стали жертвами чудовищного произвола: в результате ложных обвинений в 30-е, 40-е и начале 50-х годов подверглись репрессиям более 20 тысяч чекистов.

На первом этапе войны обескровленные сталинскими репрессиями органы государственной безопасности СССР, естественно, уступали гитлеровской разведке в профессиональном уровне, и в техническом оснащении, но, преодолевая трудности, набирали силу, наносили противнику поражение за поражением.

Оценивая деятельность секретных служб фашистской Германии накануне и в период Великой Отечественной войны, один из ее руководителей писал: «Надо заметить… что мы не выполнили поставленной перед нами задачи. Это зависело не от плохой агентурной работы немцев, а от высокопрофессиональной работы русских, от хорошей бдительности не только военнослужащих, но и гражданского населения… »

В предвоенный период советские органы госбезопасности, как это будет показано дальше, владели ценной информацией о военно-политических планах империалистических государств и даже располагали точными сведениями о готовившейся фашистской агрессии, но этими данными политическое руководство СССР пренебрегло, в результате чего был нанесен тяжелый урон интересам Отечества.

В военное лихолетье, в период ожесточенных сражений под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге важную роль сыграли представленные чекистами советскому командованию сведения о составе и дислокации войск вермахта, их вооружении и оснащенности, потерях врага и его резервах. Совокупность планомерно осуществлявшихся советскими органами безопасности оперативных мер, решающее значение в которых отводилось «радиоиграм», помогла убедить разведку противника, а через нее и руководство вермахта в отсутствии под Москвой в декабре 1941 года необходимых резервов. Контрнаступление Красной Армии явилось для немецкого командования неожиданным. В период битвы за Москву, победа в которой имела ключевое значение для всего дальнейшего хода войны, нацистам, несмотря на все старания их секретных служб, не удалось ни помешать переброске советских войск на фронт по московской транспортной сети, ни предотвратить своевременное прибытие сибирских дивизий, привыкших к суровой зиме и хорошо экипированных для боевых действий в зимних условиях, ни парализовать саму Москву как прифронтовой район.

В феврале - июне 1942 года агентурным путем были получены ценные сведения о немецких войсках на южном крыле фронта (в Харьковской, Донецкой, Киевской, Полтавской и других областях). Тогда же были добыты важные документы, раскрывающие группировку противника на центральном участке фронта. В мае 1943 года был захвачен в тылу противника офицер разведотдела штаба ВВС центральной группы армий, на основании показаний которого удалось выяснить планы подготовки немецкого наступления на Курской дуге. Бывший директор Центрального разведывательного управления США Аллен Даллес писал, что «информация, которую добывали советские разведчики во время второй мировой войны, содействовала военным усилиям Советов и представляла собой такого рода материал, который является предметом мечтаний для разведки любой страны»

Валерий БЕЛОВ Домодедово

Садимся!

1*

2*

3*

Библиография:

Примечания:

К истории операции Zeppelin

Валерий БЕЛОВ Домодедово

По мере того, как все отчетливее вырисовывался неминуемый крах "третьей империи", руководство немецко-фашистской разведки стало вынашивать планы физического устранения Верховного Главного командования Советской Армии во главе с И. В. Сталиным. -

Так сформулирована цель операции, получившей название "Цеппелин" в книге "Военные чекисты". Автор ее в свое время был одним из руководителей операции по задержанию террористов. В советской литературе описание тех событий можно найти еще в книге "Фронт без линии фронта". Впрочем, в обоих источниках версия операции "Цеппелин" представлена практически одинаково и в кратком виде ее можно изложить примерно так:

Гитлеровцы не жалели сил и средств для задуманной ими преступной акции, Без преувеличения можно сказать, что это была одна из центральных операций в "тайной войне" уже отчаявшегося в победе, но все еще сильного врага. На ее подготовку противник затратил почти пять миллионов марок. По заказу абвера для операции Цеппелин - на одной из фирм был изготовлен специальный самолет.

К середине августа сорок четвертого в "Цеппелине" было все готово к переброске террористов в район Москвы. Но и советская контрразведка подготовилась к встрече непрошеных гостей.

В июне того же года в леса севернее (Смоленска немцы сбросили группу гитлеровских агентов-парашютистов из трех человек с радистами и портативной рацией. Все они пришли с повинной и дали откровенные показания. Их задание являлось не совсем обычным: осмотреть несколько посадочных площадок, выбрать из них наиболее пригодную для приземления транспортного самолета и сообщить о ней в рижский центр. Через агентов была начата оперативная игра с "Цеппелином". Не теряя времени, армейские чекисты решили "помочь"- немецкой разведке.

Поздним вечером 5 сентября 1944 года на военный аэродром Риги приземлился Арадо 332. В него по трапу закатили мотоцикл марки М-72. После этого к самолету подошли Политов и Шилова, одетые в форму советских офицеров.

Эта ночь выдаюсь пасмурной. И снова на пашне горели три костра, и снова мы не дождались "гостей". Но на этот раз в ночной тишине было отчетливо слышен гул моторов тяжелого самолета. Вскоре стало известно, что в районе Смоленска самолет попал под сильный зенитный огонь. Летчики были вынуждены изменить курс, но пробиться к месту посадки им не удалось, тогда командир решил посадить машину на запасную площадку.

В чем нельзя не согласиться с автором одной из книг, так это в оценке - операция "Цеппелин", несомненно, стала одним из кульминационных моментов в истории противостояния разведслужб СССР и Германии и значится в активе советской контрразведки в числе весомых успехов. Неизвестно, как узнали о затраченных пяти миллионах марок, но вот версия об изготовленном по заказу абвера специальном самолете совершенно несостоятельна. Во-первых, он назывался не Арадо 332. а Арадо 232. и изготовлен был еще в сорок первом году.

Акции подобного рода часто так и остаются загадками для истории, чему во многом способствует существующий в работе спецслужб порядок, где каждый отвечает за свое звено в длинной и многоплановой цепочке событий, не всегда представляя истинной цели своих усилий. Это влечет за собой появление множества версий. Необходима поправка и на то. что все публикации в советской печати прошли ведомственную цензуру, секретный характер дел неминуемо вел к искажению и дозированию информации.

Известно, что это была не единственная попытка абвера организовать покушение на товарища Сталина. В отличие от других, в этот раз не обошлось без помощи авиации. Собственно, это обстоятельство и послужило причиной интереса к данной теме, именно из воспоминаний участников тех событий со стороны люфтваффе, бывших пилотов 200-й эскадры, стали известны подробности, позволяющие сильно усомниться в том, что события развивались так, как это представляют советские чекисты. В частности, оказалось, что в ночь на 6 сентября была предпринята уже вторая попытка доставить террористов в советский тыл. Первая состоялась еще двумя месяцами раньше и не завершилась успешно по чистой случайности. Этот факт никогда не упоминался в советской печати, да и вообще не ясно, стал ли он известен советской стороне.

Немецкие летчики были уже давними "объектами" бойцов невидимого фронта из НКВД и "Смерша". Обеспечивая операции абвера, они часто оказывались на стыке интересов противоборствующих сторон. С переменным успехом этот странный поединок продолжался до последних дней войны. А история его началась, пожалуй, со случая 15 апреля 1941 года, т. е. незадолго до начала войны. Впрочем, знакомство происходило вполне по- джентльменски. Тогда в поле, недалеко от города Ровно, приземлился самолет внушительных размеров. Посадка оказалась вынужденной. Из-за отказа правого мотора машина потеряла высоту и пыталась уйти курсом на северо- запад, однако советские истребители пресекли попытку, пулеметной очередью повредив и левый мотор. Экипаж, летчики Шнетц и Вальтер, имели гражданскую форму, а самолет с гражданским обозначением D-APEW был дальним разведчиком Ju 86Р-1, созданным на базе пассажирского варианта Ju 86С-1 и оснащенным гермокабиной, фотооборудованием и двумя высотными дизельными двигателями. Преодолев на десяти тысячах метров границу, экипаж проводил фоторазведку в районе Житомир-Киев. На борту находилась карта советской территории и отснятая фотопленка. Прежде чем покинуть самолет, пилоты заложили взрывчатку в гермокабину и отсек фотоаппаратуры. Отойдя на сотню метров, они увидели несколько всадников. Крича по-русски «стой!», немцы направились им навстречу. В этот момент раздались один за другим два взрыва, и всадников как ветром сдуло. Оставшись одни в чистом поле, немцы осмотрели результаты взрывов и убедились, что, хотя фотооборудование и уничтожено, сам самолет получил незначительные разрушения. Вскоре появились вооруженные солдаты.

Офицеры НКВД, довольно высокого ранга, очень корректно попросили пояснить случившееся. Шнетц поведал историю о том, что они служат в школе летчиков- испытателей в Кракове. Имели задание на полет по приборам по заданному маршруту в плохую погоду и заблудились. Несколько необычный вид их самолета объяснялся немцами тем, что он оборудован для слепых полетов. Взорвался же он из-за повреждений, полученных при вынужденной посадке. В конце проводивший допрос офицер очень удивил немцев, поинтересовавшись «Какие пожелания они имеют насчет питания?» Похоже, в техническом отношении советская сторона так и не оценила «подарок» по достоинству.

Пока вопрос о передаче утрясался с германским посольством в Москве, началась война. Из виллы, где немцы жили под охраной, их перевели в помещение тюремного типа. На третий день войны, во время бомбежки, охрана разбежалась и местные жители открыли камеру. Под бомбами своих «Юнкерсов» Шнетц и Вальтер отправились навстречу наступающему вермахту. 2 июля унтер-офицеры германских ВВС Шнетц и Вальтер уже докладывали командованию разведгруппы о своих приключениях.

Еще в начале 1937 г. в составе люфтваффе организовали особое подразделение, ставшее известным под названием «Группа Ровеля» (по имени ее первого командира майора Теодора Ровеля). Позже оно было преобразовано в «Разведывательную группу Верховного командования люфтваффе» (Aufkl. Gr. Ob. dL). С весны 1939 года подразделение базировалось в Будапеште и вело разведку над всей Европой, от Греции до Британских островов и над западными районами СССР.

С началом войны против Советского Союза интересы германской разведки сместились далеко на восток. Самолеты разведгруппы летали на обеспечение операций, организуемых заграничным отделом абвера. Очень благоприятны в этом отношении оказались бескрайние стенные районы центра и юга СССР, куда с помощью самолетов доставлялись и обеспечивались всем необходимым немецкие разведывательно-диверсионные группы. Масштабы этой работы оценить трудно, но по некоторым данным, даже в мае 1944 г. немцы сумели высадить в Калмыцких степях многочисленную вооруженную группу диверсантов. Действия местных отрядов НКВД по выявлению вражеской агентуры оказывались малоэффективны и требовали значительных усилий. Попытки захвата самолетов на земле тоже не имели успеха: не так просто оказалось найти самолет ночью в степных просторах; к тому же, заметив опасность, немцы всегда успевали взлетать. Улетали они под салют винтовочных выстрелов, но своего Василия Теркина, валившего, как известно, единым выстрелом вражеские аэропланы наземь, в войсках НКВД не нашлось. Огромный опыт борьбы со всякими врагами оказался бесполезен, требовалась иная тактика. И ее нашли, в духе времени, приняв в качестве основного боевого средства обыкновенную лопату. Смысл заключался в том, что площадки предполагаемых посадок пересекали канавами метровой ширины и глубины. Известно - недостатка в рабочей силе в этом ведомстве никогда не было. Наверное, днем эти сооружения для постороннего наблюдателя выглядели не менее загадочно, чем знаменитые каналы на Марсе, а ночью… По крайней мере одну победу на свой счет чекистам удалось записать. Однажды в такую канаву угодил четырехмоторный самолет, вероятно, FW 200. Этот факт известен из воспоминаний очевидцев. К сожалению, документального подтверждения этому случаю не обнаружено, неизвестны и подробности, поскольку для сотрудников НКВД интерес представляли только пассажиры самолета. Таким образом, метод подтвердил свою состоятельность и оставался на вооружении НКВД до конца войны.

С ухудшением положения Германии на фронтах деятельность абвера расширялась и активизировалась. 19 февраля 1944 г., по распоряжению главного штаба люфтваффе, на базе «Отдельной разведгруппы Верховного командования люфтваффе» была сформирована эскадра, получившая номер KG 200. Теперь ее часто называют секретной. И действительно, за типовым обозначением скрывалось необычное подразделение, где каждая эскадрилья имела свое особое назначение и соответствующую ему технику. В общем на вооружении эскадры находилось более 20 разных типов немецких и трофейных самолетов. За год с небольшим экипажи 200-й эскадры приняли участие во многих событиях и но сей день остающихся белым пятном в истории второй мировой войны. Именно в этом подразделении готовили пилотов-смертников и применяли супер-бомбы системы «Мистель», выполняли спецзадания на самолетах без опознавательных знаков и на трофейных В-17 и В-24. Возили на громкие дела первого диверсанта рейха Отто Скорцени и украинского героя Степана Бандеру, создававшего партизанский фронт в тылу Красной Армии. Сравнительно рядовой работой считалась заброска агентов-парашютистов в тыл противника: только в период с июня 1944 г. по март 1945 г. таких было сброшено около 600.

Идея устранения «советского диктатора» возникла в ведомстве Вальтера Шелленберга - управлении разведки абвера, где-то в середине сорок третьего года. Почти год ушел на подготовку агентов и спецвооружения. В начале лета 1944 г. офицера связи 200-й эскадры впервые вызвали в Управление Имперской безопасности (RSHA) в Берлин.

Шеф ведомства, обергруппенфюрер СС Кальтенбрунер сообщил, что все приглашены по делу, имеющему наивысшую степень секретности. О нем ни в коем случае не рассказывать дома. Руководству и летным экипажам KG 200 предстоит секретнейшее задание по заброске двух парашютистов во вражеский тыл. Обычное на первый взгляд задание. Однако, персональное появление всесильного тогда шефа РСХА свидетельствовало о том, что предстояло дело особого значения и неотложности, что он и подтвердил, сказав, что планируемая операция крайне важна для хода войны.

При детальной проработке оказалось, что не все так просто. Вместе с двумя агентами требовалось доставить еще и советский мотоцикл с коляской типа М-72. Место посадки самолета должно было находиться не далее 100 км от Москвы, причем агенты должны были иметь возможность сразу на мотоцикле покинуть транспортник и выехать на шоссе.

Условия задания предъявляли весьма специфические требования к самолету. В арсенале люфтваффе такая машина имелась - Аг 232. Не исключено, что сценарий и разрабатывался, исходя из наличия подобного самолета. Аг 232 имел объемный грузовой отсек с большим люком и загрузочной рампой в хвосте. Другим уникальным элементом транспортника было шасси. Помимо трех основных опор, по днищу фюзеляжа располагался продольный ряд из одиннадцати неубираемых двухколесных стоек, за что он получил прозвище «татцелвурм», т. е. «сороконожка». Для загрузки и движения по неровной поверхности самолет «приседал» на основных стойках и опирался на двадцать два дополнительных колеса. В таком положении он мог преодолевать рвы шириной до полутора метров. Поставленную проблему высокой проходимости конструкторы фирмы «Арадо» решили весьма своеобразно, удивительным образом заранее предугадав тактические хитрости специалистов из НКВД. Наверное, ознакомившись с «сороконожкой», чекисты догадались бы соответствующим образом изменить размеры канавы, но, как оказалось, до операции «Цеппелин» о существовании Аг 232 не знали. Любопытно, что поединок «шасси- канава» мог получить дальнейшее продолжение: фирма «Арадо» разрабатывала следующий вариант Аг Е.441 с удлиненным фюзеляжем и тридцатиколесным шасси.

Главной проблемой операции являлось обеспечение секретности в процессе подготовки и особенно при доставке агентов на советскую территорию. Видимо, эта задача была решена достаточно успешно. Только из опубликованных в 1988 г. воспоминаний бывшего нилота 200-й, командира экипажа Аг 232А, тогда лейтенанта, Пауля Гольдштайна (Paul Goldstein), стало известно, что Политов-Таврин и Шилова летали в советский тыл еще за два месяца до известной операции, имевшей место в ночь с 5 на 6 сентября. До того об этом нигде не сообщалось, даже в изданной двумя годами ранее истории KG 200.

Летная книжка не сохранилась, и точной даты того полета Пауль Гольдштайн не помнит, но говорит, что сами события остались в памяти достаточно хорошо, так как происходили примерно за две недели до его свадьбы, которая состоялась 13 июля 1944 г. Основную трудность представлял выбор подходящей площадки, которую предлагалось подобрать экипажу самостоятельно. Пилотов предупредили также, что световой сигнализации и огневого прикрытия на земле не предусматривается. Лейтенант Гольдштайн обратился к командиру 1./KG 200 майору Коху с предложением использовать бывшие немецкие полевые аэродромы, оставшиеся теперь в советском тылу, и согласовать время полета с фазой полнолуния. Второй пилот экипажа, унтер-офицер Бруно Давиде (Bruno Davids) вспомнил узкую сухую поляну в лесу, недалеко от Великих Лук, на которой ему пришлось бывать в 41-м году. На этом варианте и остановились. Первоначально вылет планировался с минского аэродрома, но затем решили лететь из Риги. Туда же для окончательной подготовки прибыли и главные герои операции.

Рижский аэродром располагался вблизи моря, и однажды вечером, прогуливаясь по берегу, Гольдштайн неожиданно встретил Политова-Таврина. Каких-либо запретов на общение с ним он не имел, но подойти и заговорить не решился. С расстояния примерно в 50 метров он наблюдал, как Политов-Таврин упражнялся в стрельбе по пустой бочке из специального стреляющего устройства, спрятанного в рукаве пиджака.

Экипаж отдыхал, ожидая полнолуния, но приказ пришел неожиданно: вылет немедленно, не принимая во внимание световые и погодные условия. Очевидно, это тоже объяснялось соображениями секретности. Как командир экипажа Гольдштайн не пытался возражать против безрассудного решения, все его доводы отклонили - цель оправдывала любой риск.

Поздним вечером двухмоторный Аг 232А-0 взлетел и взял курс на восток. Два часа полета прошли спокойно, линию фронта пересекли, не потревожив советскую ПВО. Без особого труда нашли и лесную площадку. Сделав круг со снижением, стали заходить на посадку, однако, различить что-либо на земле было невозможно, поверхность покрывал непроницаемый мрак. Еще один круг - и тот же результат. Отчаявшись, лейтенант Гольдштайн дает команду:

Возвращаемся, курс на Минск!

Убрав шасси, самолет пополз вверх. И вдруг в разрыве облаков показывается серп луны, совершенно меняется видимость на земле. Короткая команда:

Садимся!

На снижении пилот привычно бросил взгляд на шасси и… О mein Gott! Правая стойка, выйдя из ниши в крыле, зависла в промежуточном положении. Сделали еще круг в надежде, что шасси перестанет капризничать, но безуспешно. Взяли курс на Минск. При посадке правая стойка сложилась. Сколько могли, пилоты удерживали крен элеронами, затем машина зацепила землю правой консолью и, очертив круг, остановилась. Экипаж, с трудом веря в свое счастье, принялся за ремонт, а агенты вновь отправились в Ригу. На этом приключения для экипажа Гольдштайна не закончились. Через несколько дней, при возвращении на основную базу эскадры в Финстервальде, отказал правый двигатель. Пришлось идти на вынужденную. Хорошо, что внизу была уже Польша, а не Россия. Специальное шасси прекрасно показало себя при посадке на засеянное поле. Дефект оказался пустяковым: сломалась небольшая пружинка в системе управления двигателем. Исправили и вернулись на базу без проблем. На этом участие Пауля Гольдштайна в операции «Цеппелин» закончилось.

Имена пилотов, посадивших Аг 232 у деревни Куклово Смоленской области около 3-х часов утра 6 сентября 1944 года не установлены. Известно только, что экипаж состоял из шести человек во главе с обер-лейтенантом.

Органы контрразведки, к этому времени переведенные из системы НКВД в ведение наркомата обороны и получившие звучное имя - «Смерш», уже имели агентурную информацию о намерении абвера провести серьезную акцию в советском тылу, однако, конкретная цель оставалась неизвестной. Поэтому, явка с повинной трех агентов, сброшенных в начале июня в леса севернее Смоленска и Ярцево, рассказавших о своем задании разведать и подготовить площадку для самолета, обеспечить сигнальные огни и охрану, а затем улететь с самолетом назад, пришлась как нельзя кстати. То, что агенты сдались, к середине 44-го уже не было удивительным и не вызывало подозрений. Естественно, «Смерш» постарался взять ситуацию под контроль, вступив, используя немецкого радиста, в радиоигру с немецким разведцентром в Риге.

Площадку выбирали тщательно, как для себя. В кабине У-2 сотрудники «Смерша» облетели многие бывшие немецкие аэродромы. Наиболее подходящей оказалась площадка у деревни Батурино. Ее и стали готовить к встрече. Главной задачей было не дать самолету сразу взлететь, если вдруг у летчиков возникли бы подозрения. В тщательно рассчитанном месте прокопали канаву, вокруг площадки расположили огневые точки, замаскировали прожектор, который должен был ослепить пилотов. Предполагалось, что первыми подойдут к самолету агенты-парашютисты. которые попытаются узнать дальнейшие намерения пассажиров и после этого дадут сигнал к захвату.

Вскоре в Ригу ушла радиограмма: «Посадочная площадка готова». В ответе содержался приказ: в одну из ближайших ночей зажечь посадочные огни. Ночь в засаде прошла спокойно, самолет не прилетел. Следующей радиограммой «Смерш». от имени агентов, выразил обиду: - Мы тут рискуем, а Вы нам не доверяете…». Ответ пришел с пожеланием проявить терпение. Через несколько дней немцы запросили о том, что делал руководитель разведгруппы вечером перед вылетом на задание. Это была проверка, вариант ответ:! должен был показать, не находятся ли они в плену. Подивившись на наивность своих коллег из немецкой разведки, чекисты дали исчерпывающий ответ. Наконец пришла радиограмма: - Зажигайте огни в ночь на б сентября».

Действительно, вечером о сентября на рижском аэродроме готовили самолет к вылету. На этот раз это был четырехмоторный вариант - Аг 232В-0. Закатили по трапу мотоцикл, в последний момент подошли одетые в форму советских офицеров Политов-Таврин и Шилова. Запустили моторы, и транспортник ушел в ночное небо. Погода была отвратительная: по всему маршруту дождь и низкая облачность. На этот раз промокшие чекисты слышали гул пролетевшей тяжелой машины. Но сообщению ПВО, самолет приземлился около трех часов утра около деревни Куклово Кармановского района, в 150 км севернее того места, где его ждали.

На пробеге машина столкнулась с деревом. Люди, однако, не пострадали: пассажиры сели на мотоцикл и уехали. а экипаж скрылся в лесу. Один из постов наблюдения, рассредоточенных по всей области, находился недалеко от места посадки. Сохранились воспоминания одного из очевидцев, бывшего старшего сержанта войск НКВД Н. Мартынова: Мы просто находились на наблюдательном пункте и не знали, что диверсанты пролетят непосредственно над нами. но не очень удившись, когда наш командир, капитан Тарников, сообщил:

Внимание! Самолет садится в нашей зоне!

Действительно, через некоторое время мы услышали шум моторов и в темном ночном небе увидели силуэт огромного четырехмоторного самолета. Через полторы минуты сверкнули три мощных посадочных фары: самолет, очевидно, заходил на посадку. Странным было то, что самолет оказался совершенно незнакомым, несмотря на то, что мы заранее учились определять все немецкие машины с первого взгляда. Вскоре к нам прибыл начальник райотдела НКВД майор Соловьев. После подробного доклада он направил группу захвата к месту предполагаемой посадки, куда вошел и я. Пройдя примерно 9-10 км. мы увидели пламя. Разделившись на две группы, стали осторожно приближаться и вскоре увидели на лугу огромный самолет, напоминавший черное чудовище. Вокруг было тихо, только потрескивало плямя. Уже первый осмотр не оставил сомнений в том, что экипаж поспешно покинул самаолет. Вокруг валялись: летный комбинезон, термос, паолевой бинокль и другие вещи. Место было выбрано не случайно. Нижайшие деревни были почти полностью уничтожены еще в 41-м, а в конце луга проходило большое шоссе. Вероятно, самолет не смог вовремя затормозить и ударился крылом в могучую ель, при этом один мотор оторвался. отлетел почти на 35 метров и загорелся. Это пламя мы и увидели издалека.

1* "Цеппелином" назывался немецкий разведцентр в Риге, где готовилась операция, получившая то же название

2* Политов - настоящая фамилия исполнителя акции, Таврин - его псевдоним в операции «Цеппелин».

Вынужденная посадка Ar 232А экипажа П. Гольдштайна, Зареба. Польша, июль 1944 г

Экипаж вскоре обнаружили в лесу, пятеро сдались в плен, шестой оказал сопротивление и был убит. Диверсанты тоже уехали недалеко, утром их задержал милицейский пост.

На следующий день, когда стало ясно, что самолет не вернется, из Риги вылетел Ju 88 с заданием - пройти по маршруту "Арадо". Он вернулся безрезультатно. Через несколько дней из Берлина сообщили: самолет потерпел аварию, экипаж пешком пробирается на запад. В эскадре о судьбе экипажа больше ничего не узнали, никто не надеялся. что они могут пройти пешком 600 км до линии фронта.

Очевидно, что ключевым моментом в немецком плане операции и была та самая запасная площадка, которая в советской версии упоминается всего один раз и ее наличие никак не объясняется. Нет в этой версии и ответа на вопрос: почему, казалось бы при полном контроле за операцией со стороны «Смерша». немцам, по-существу, удалось осуществить задуманное? Если бы не оказавшееся в нужном месте дерево, вставшее на пути «коварных планов немецко-фашистской разведки», по оставшимся на траве следам колес было бы сложно определить кто и зачем прилетал.

Сопоставив известные обстоятельства, можно сделать вывод, что площадка у деревни Куклово и была запланированным местом посадки. Но главное, подбор этого места осуществлялся силами самого экипажа, точнее - его командира. А все действия по линии абвера по обеспечению места посадки, в которые так удачно включился «Смерш», имели только отвлекающий характер. В первую очередь, это подтверждает Пауль Гольдштайн, рассказывая, что подбором площадки занимался сам и никакой координации с абвером в этом вопросе не было. Более того, перед полетом его предупредили, что наземного обеспечения посадки не предусмотрено, хотя к этому времени абвер уже забросил своих агентов. Во-вторых, никаких следов подготовки к встрече на месте посадки не было обнаружено. Наконец, зенитный огонь, из-за которого, по словам Политова-Таврина, пришлось изменить маршрут и место посадки. Об этом он узнал от экипажа, но выглядит такой довод крайне неубедительно. Смоленск, над которым обстреляли самолет, находится достаточно далеко от места посадки и, обойдя его. вполне можно было вернуться на прежний курс. Наличие же зенитной артиллерии далее по курсу в лесных районах в 600 км от фронта просто маловероятно. Более того, в условиях плохой погоды командир самолета отказался от посадки на площадку, обозначенную сигнальными кострами н ушел на запасную. где его никто не ждал. Что же заставило его поступить так? Вероятно, таким было задание.

Руководство абвера не имело иллюзии относительно надежности своей агентуры, понимая, что доставка агентов на самолете является наиболее уязвимым звеном операции. И если время вылета всегда можно изменить, то выбор места посадки был весьма ограничен и, соответственно, являлся наиболее засекреченной частью плана. Два месяца дополнительной подготовки после неудачной первой попытки сильно снижали шансы на успех. Действительно, имея предварительную информацию, советская контрразведка уже вела активную агентурную разработку этой акции. И в этих условиях информацию о точке высадки диверсантов, для немцев во что бы то ни стало нужно было оставить вне сферы внимания советской разведки. Поэтому место посадки выбирали сами пилоты.

Теперь не определить истинные причины явки с повинной трех агентов. Возможно, таким было их задание, при этом они имели шанс сохранить жизнь. Возможно также, что для задания преднамеренно отобрали людей склонных к такому поступку. Достоверно известно, что они были не единственной группой, участвовавшей в отвлекающей операции по линии абвера. По крайней мере, еще двух парашютистов сбросил 12 августа в районе Ржева экипаж обер-фельдфебеля Эвальда Ланге (E. Lange) с Не 111 (бортовой код АЗ+ВС). Получается, что помощь чекистов абверу не следует ставить в кавычки. Из первых рук немцы получили информацию о том, где садиться не следует, по крайней мере, исключив тем самым вероятность случайного провала. Но главное, им удалось направить внимание советской контрразведки в ложном направлении.

В свете известных фактов можно предположить и весь замысел немецкой операции. Сначала ложный сигнал о вылете с целью проверки реакции советской стороны. Затем вылет преднамеренно назначается в плохую погоду. "Засветившись" над площадкой, где его ждали, самолет уходит на точку, известную только командиру экипажа, высаживает там пассажиров и возвращается. После этого из рижского разведцентра шлют радиограмму примерно такого содержания: вылет состоялся, но из-за плохой погоды, самолет не нашел площадку и вернулся на базу. потом извинения и пожелания еще раз проявить терпение. С помощью радиоигры еще некоторое время поддерживается впечатление, что операция находится в стадии подготовки. В случае, если же посадка будет обнаружена, как это и случилось, оставалась надежда, что агенты будут иметь возможность скрыться, улик для их розыска практически не оставалось.

Подводя итог, непременно нужно отметить, что. конечно. не только роковые случайности, дважды настигшие немецких летчиков, стали причиной провала акции "Цеппелин". Они имели место лишь на первом этапе, и вряд ли можно высоко оценивать шансы Политова-Таврина довести задуманное до конца. Как отмечают чекисты. в их арсенале было такое мощное средство, как «сила бдительности советского народа». И не без оснований. Первые подозрения при задержании вызвали весьма банальные мелочи, такие, как порядок расположения орденов, сухая одежда после дождливой ночи.

Со временем архивные материалы, возможно, откроют новые подробности этих событий и внесут свои коррективы. Воспоминания пилотов люфтваффе интересны тем. что это свидетельства непосредственного, но, по-существу, постороннего и беспристрастного, несвязанного правилами игры очевидца событий.

3* Косвенным подтверждением этому является и то, что в целях безопасности на самолете установили дополнительные пулеметы в боковых окнах и экипаж увеличили на два человека.

Столкнувшийся с деревом при ночной посадке Ar-232B-0/ Операция "Цеппелин", 6 сентября 1944 г

В завершение темы «сотрудничества» разведслужб СССР и германских ВВС нельзя не упомянуть об их участии еще в одной операции на завершающем этане войны. На этот раз инициатива исходила от советской стороны. а противником выступал не абвер, а фронтовая разведка группы армий «Центр». У немцев эта операция получила общее название «Шерхорн» ("Scherhom"). а в рамках люфтваффе - «Реннигтреке» («Rennsirecke»).

Летом 1944 года в руки чекистов попало несколько агентов немецкой 103-й фронтовой разведкоманды. Используя их радиста, немцам сообщили, что агентам удалось установить связь с несколькими группами немецких солдат, попавших в окружение и скрывающихся в лесах в советском тылу, общей численностью более 1000 человек. Они пытались прорваться на запад и просили оказать им помощь оружием и снаряжением. Легенда строилась с использованием некоторых подлинных данных, в частности, командиром одной из групп назывался оберстлейтенант (подполковник) Генрих Шерхорн (H.Scherchorn). командир 675 стрелкового батальона. Он и несколько подчиненных ему офицеров, числились у немцев пропавшими без вести. На самом деле, с начала июля они находились в плену. Около двух месяцев немецкая разведка вела проверку посредством радиоигры, затем, в двадцатых числах октября, провели воздушную разведку лесов в районе города Борисова, где, по данным, находилась группа Шерхорна. Результаты не опровергали и не подтверждали информацию.

Неожиданное ускорение события получили 19 октября. когда о группе доложили фюреру, который, не вникая в детали, вызвал Герингу и приказал безотлагательно организовать доставку необходимого снаряжения. На следующий же день штаб 6 воздушного флота получил задание спланировать широкомасштабную операцию по снабжению группы Шерхорна с привлечением личного состава и техники KG. 200. Срочно в район нахождения группы сбросили две независимые группы радистов. Одна из них, которую возглавлял унтерштурмфюрер СС Шиффер (Schiffer), сразу же попала в руки сотрудников «Смерша». 4 ноября чекисты отправили радиограмму: «Нахожусь вместе с Шерхорном, квадрат 8822, Шиффер». Видимо, с этим сообщением исчезли последние сомнения в существовании многочисленной боевой группы в пятистах километрах от линии фронта. 1 ноября Шерхорн сообщил поименный список офицеров и состав группы: 41/169/1399 - соответственно: офицеры/унтерофицеры/солдаты. Ранены или больны: 13/43/85. Средний возраст 28 лет.

Помимо сброса груза на парашютах планировалась посадка самолета в расположении группы, для эвакуации раненых и больных. Для этого из 4-й транспортной эскадры в KG 200 передавались четыре большегрузных самолета Аг 232В. Однако нашлось только две исправных машины, поэтому к делу подключили и Не 111Н. Более месяца ушло на подготовку площадки и ожидание подходящей погоды. Первый вылет состоялся только 8 декабря и закончился трагедией. На борту первого взлетевшего «Арадо» помимо груза находился представитель разведки обер-лейтенант фон Барфельдт (von Bahrfeldt), имевший персональное задание на месте оценить положение дел в группе. Сразу после взлета загорелся один из двигателей. Командир, унтеро-фицер Б. Давиде (В. Davids), развернул самолет и успешно посадил горящую машину. Выскочивший из самолета фон Барфельдт попал под вращающийся винт и погиб. Второй самолет достиг цели и сбросил 4 тонны груза. Помимо этого на самолетах Аг 232В было выполнено еще несколько рейсов, причем дважды груз не сбрасывался из-за плохой видимости.

Несколько раз Шерхорн сообщал о готовности принять транспорт, но в последний момент отказывался, ссылаясь на погоду или опасность. Этот вопрос, - почему русские пренебрегли возможностью захвата весьма ценного самолета - до сих пор вызывает недоумение у немецких историков. Пожалуй, причиной тому являлись интересы ведомства, для которого предпочтительней было любое продолжение операции, позволявшее постоянно демонстрировать успех своей работы.

В течение декабря несколько рейсов совершил экипаж лейтенанта Редерера (Rederer) на Не 111. После нового года начались перебои с топливом, в конце января 2-я эскадрилья KG 200 меняла место базирования. 18 февраля летал экипаж гауптмана Захтлебена (Sachtleben) из 1-й эскадрильи на четырехмоторном Ju 290. Так и не обнаружив цель из-за плохой погоды, преодолев сильный зенитный огонь и встречный ветер, после восьми тяжелых часов полета самолет вернулся на базу.

Несмотря на приказ Гитлера и выделенные средства, признавалось, что положение группы Шерхорна не удалось улучшить. В конце февраля в расположение 2-й эскадрильи с задачей изменить положение прибыл представитель СС унтерштурмфюрер фон Хунниус (von Hunnius). Имея прямой выход на самого Скорценни, он сумел добиться выделения топлива для самолетов. Однако приближался фронт, в начале марта вновь пришлось перебазироваться. Новый аэродром Тутов-Зюд находился западнее примерно па 200 км. Запас топлива приходилось увеличивать за счет груза.

Только 18 марта возобновились полеты. Около шести часов вечера гауптман Захтлебен поднял свой Ju 290 в воздух. Пробыв в небе 8 с половиной часов, к трем утра следующего дня самолет благополучно приземлился на аэродроме Тутов-Зюд. Вечером того же дня экипаж совершил еще один рейс с грузом для Шерхорна. По мнению пилотов, эти рейсы были успешными и без особых трудностей. В условиях полнолуния, с высоты полета 3000 м хорошо различалось служившее ориентиром русло реки Мемель, район цели обозначали три костра, расположенные друг за другом на лесной просеке и хорошо видимые издалека. Сброс производился с трехсот метров. 27 марта еще 2 тонны груза доставил Не ill (A3+DS) под управлением оберфельдфебеля Кройтцманна (Kreutzmann). На завершающем этапе 2500-километрового полета возникла неисправность, часть экипажа покинула самолет с парашютами, при посадке машина была разбита.

Вероятно, последний рейс в белорусские леса состоялся 17 апреля. В 20.34 гауптман Захтлебен взлетел на Ju 290 (АЗ+ОВ) с аэродрома Тутов-Зюд. С трудом прорвались к цели через сильный зенитный огонь, сбросили груз, и в 6.05 утра 18 апреля самолет приземлился на своей базе.

Один из руководителей немецкой разведки Ганс-Генрих Воргитцки (Н.-Н. Worgitzky) впоследствии признался: «Операция «Шерхорн» завершила полным крахом мою карьеру». На фоне других событий сорок пятого года подобная акция вряд ли имела большое практическое значение. Кстати, в ходе операции одной из трех групп радистов удалось ускользнуть от рук «Смерша» и сообщить, что в указанных районах они никого не обнаружили. У немцев возникли подозрения, но для проверки просто не было времени.

В общей сложности было выполнено 4 рейса на Аг 232В, 4 на Ju 290 и около 10 на Не 111Н. Несколько первых полетов завершилось безрезультатно из-за того, что не удалось обнаружить район цели. Впоследствии эту задачу немецким пилотам облегчили: солдаты войск НКВД имитировали немецкую группировку и разжигали в лесу сигнальные костры. Второй пилот Ju 290 обер-лейтенант фон Пехманн (von Pechmann) позже рассказывал: «Это довольно странно - наблюдать немецких солдат далеко за фронтом, испытывающих нужду во всем, которые, почему-то без всякой радости встречали доставленный нами груз».

Основная тяжесть работы досталась экипажам 1./KG 200. Дальние ночные рейсы над территорией противника выполнялись на пределе возможностей людей и техники. Бывший пилот Эвальд Ланге (Е. Lange), совершивший более десяти рейсов с грузом для группы Шерхорна в качестве второго пилота Не 111Н и Аг 232В, вспоминал потом: «Мы летали с большим воодушевлением, понимая, что наша помощь дает шанс нашим товарищам вернуться на родину». Нельзя сказать, что это показной патриотизм: последний рейс на оказание помощи группе Шерхорна состоялся 17 апреля (!), т. е. когда до полной капитуляции оставалось чуть более двадцати дней! Таким было отношение к своему воинскому долгу. Наверное, это неожиданный штрих к привычному образу врага.

Экипажи, обеспечивавшие операции «Цеппелин», «Шерхорн» и другие подобные акции, исход которых часто был непредсказуем, не проходили каких-либо отборов, выполняли задания совершенно добровольно и получали награды на общих основаниях. Они были солдатами, волею судьбы попавшими в KG 200, а не в другие подразделения люфтваффе.

Кстати, в одном из мешков со снаряжением, сброшенных в ночь с 17 на 18 апреля, чекистов ждала «заслуженная» награда - «Рыцарский железный крест». Указом Гитлера от 23 марта 1945 года им был награжден теперь уже оберст (полковник) Генрих Шерхорн.

Библиография:

1. Остряков С. 3. Военные чекисты. - М., 1979.

2. Сборник п/р Поликарпенко И. Фронт без линии фронта. - М., 1975.

3. Gellermann G. Moskau ruft Heeresgruppe Mitte… - Koblenz, 1988

4. Stahl.P.W. Geheimgeschwader 200. - Stuttgart, 1986.

5. Redemann H. Tausendfussler. Flug Revue. - Stuttgart, N2 1,1990.

6. Mader J. Unternemen «Zeppelin». Flieger Revue. - Berlin, № 3,1976.