Михаил Михайлович Пришвин «Последние грибы»
Ветер разлетелся, липа вздохнула и как будто выдохнула из себя миллион золотых листиков. Ветер ещё разлетелся, рванул со всей силой — и тогда разом слетели все листья, и остались на старой липе, на чёрных её ветвях только редкие золотые монетки.
Так поиграл ветер с липой, подобрался к туче, дунул, и брызнула туча и сразу вся разошлась дождём.
Другую тучу ветер нагнал и погнал, и вот из-под этой тучи вырвались яркие лучи, и мокрые леса и поля засверкали.
Рыжие листья засыпали рыжики, но я нашёл немного и рыжиков, и подосиновиков, и подберёзовиков.
Это и были последние грибы.
Михаил Михайлович Пришвин «Разговор деревьев»
Почки раскрываются, шоколадные, с зелёными хвостиками, и на каждом зелёном клювике висит большая прозрачная капля.
Возьмёшь одну почку, разотрёшь между пальцами, и потом долго всё пахнет тебе ароматной смолой берёзы, тополя или черёмухи.
Понюхаешь черёмуховую почку и сразу вспомнишь, как, бывало, забирался наверх по дереву за ягодами, блестящими, чёрнолаковыми. Ел горстями прямо с косточками, но ничего от этого, кроме хорошего, не бывало.
Вечер тёплый, и такая тишина, словно должно что-то в такой тишине случиться. И вот начинают шептаться между собой деревья: берёза с другой берёзой белой издали перекликаются; осинка молодая вышла на поляну, как зелёная свечка, и зовёт к себе такую лее зелёную свечку-осинку, помахивая веточкой; черёмуха черёмухе подает ветку с раскрытыми почками.
Если с нами сравнить — мы звуками перекликаемся, а у них — аромат.
Михаил Михайлович Пришвин «Берестяная трубочка»
Я нашёл удивительную берестяную трубочку. Когда человек вырежет себе кусок бересты на берёзе, остальная береста около пореза начинает свёртываться в трубочку. Трубочка высохнет, туго свернётся. Их бывает на берёзах так много, что и внимания не обращаешь.
Но сегодня мне захотелось посмотреть, нет ли чего в такой трубочке.
И вот в первой же трубочке я нашёл хороший орех, так плотно прихваченный, что с трудом удалось палочкой его вытолкнуть.
Вокруг берёзы не было орешника. Как же он туда попал?
«Наверно, белка его туда спрятала, делая зимние свои запасы, — подумал я. — Она знала, что трубка будет всё плотнее и плотнее свёртываться и всё крепче прихватывать орех, чтоб не выпал».
Но после я догадался, что это не белка, а птица ореховка воткнула орех, может быть украв из гнезда белки.
Разглядывая свою берестяную трубочку, я сделал ещё одно открытие: под прикрытием ореха поселился — кто бы мог подумать? — паучишко и всю внутренность трубочки затянул своей паутинкой.
Эдуард Юрьевич Шим «Лягушонок и ящерка»
— Здравствуй, Ящерка! Ты почему без хвоста?
— У щенка в зубах остался.
— Хи-хи! У меня, у Лягушонка, и то хвостик маленький есть. А. ты уберечь не смогла!
— Здравствуй, Лягушонок! Где же твой хвостик?
— Отсох у меня хвостик...
— Хи-хи! А у меня, у Ящерки, новый вырос!
Эдуард Юрьевич Шим «Ландыш»
— Какой цветок в нашем лесу самый красивый, самый нежный, самый пахучий?
— Конечно я. Ландыш!
— Какие же у тебя цветки?
— Цветки у меня — будто колокольчики снежные на тонком стебле. Будто светятся в сумерках.
— А запах какой?
— Запах такой, что не надышишься!
— А что же сейчас у тебя на стебле, на месте беленьких колокольчиков?
— Красные ягоды. Тоже красивые. Загляденье! Но ты их не срывай, не трогай!
— Для чего же тебе, нежному цветку, ядовитые ягоды?
— Чтобы ты, сладкоежка, не съел!
Эдуард Юрьевич Шим «Полосы и пятнышки»
Встретились на поляне двое малышей: Косулё- нок — лесной козлёночек и Кабанчик — лесной поросёнок.
Нос к носу встали и разглядывают друг дружку.
— Ой, какой смешной! — говорит Косулёнок. — Весь полосатый-полосатый, будто тебя нарочно раскрасили!
— Ой, а ты до чего смешной! — говорит Кабанчик. — Весь в пятнышках, будто тебя нарочно забрызгали!
— Я в пятнышках для того, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Косулёнок.
— И я полосатый, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Кабанчик.
— С пятнышками лучше прятаться!
— Нет, с полосками лучше!
— Нет, с пятнышками!
— Нет, с полосками!
И заспорили, и заспорили! Ни один уступить не хочет,
А в это время затрещали сучья, захрустел валежник. Вышла на поляну Медведица с медвежатами. Увидел её Кабанчик — и стреканул в густую траву.
Вся трава полосками, полосками, — исчез в ней Кабанчик, словно сквозь землю провалился.
Увидел Медведицу Косулёнок — и стрельнул в кусты. Между листьями солнце пробивается, везде жёлтые пятнышки, пятнышки, — исчез в кустах Косулёнок, словно его и не было.
Не заметила их Медведица, прошла стороной.
Значит, оба хорошо научились в прятки играть. Зря спорили.
Лев Николаевич Толстой «Лебеди»
Лебеди стадом летели из холодной стороны в тёплые земли. Они летели через море. Они летели день и ночь, и другой день и другую ночь они летели, не отдыхая, над водою. На небе был полный месяц, и лебеди внизу под собой видели синеющую воду.
Все лебеди уморились, махая крыльями; но они не останавливались и летели дальше. Впереди летели старые, сильные лебеди, сзади летели те, которые были помоложе и слабее.
Один молодой лебедь летел позади всех. Силы его ослабели.
Он взмахнул крыльями и не мог лететь дальше. Тогда он, распустив крылья, пошёл вниз. Он ближе и ближе спускался к воде, а товарищи его дальше и дальше белелись в месячном свете. Лебедь опустился на воду и сложил крылья. Море всколыхнулось под ним и покачало его.
Стадо лебедей виднелось белой чертой на светлом небе. И чуть слышно было в тишине, как звенели их крылья. Когда они совсем скрылись из виду, лебедь загнул шею назад и закрыл глаза. Он не шевелился, и только море, поднимаясь и опускаясь широкой полосой, поднимало и опускало его.
Перед зарёй лёгкий ветерок стал колыхать море. И вода плескала в белую грудь лебедя. Лебедь открыл глаза. На востоке краснела заря, и месяц и звёзды стали бледнее.
Лебедь вздохнул, вытянул шею и взмахнул крыльями, приподнялся и полетел, цепляясь крыльями по воде. Он поднимался выше и выше и полетел один над тихо колыхавшимися волнами.
Лев Николаевич Толстой «Черёмуха»
Одна черёмуха выросла на дорожке орешника и заглушала лещиновые кусты. Долго думал я — рубить или не рубить её, мне жаль было. Черёмуха эта росла не кустом, а деревом вершка три в отруб и сажени четыре в вышину, вся развилистая, кудрявая и вся обсыпанная ярким, белым, душистым цветом. Издалека слышен был её запах. Я бы и не срубил её, да один из работников (я ему прежде сказал вырубить всю черёмуху) без меня начал рубить её. Когда я пришёл, уж он врубился в неё вершка на полтора, и сок так и хлюпал под топором, когда попадал в прежнюю тяпку. «Нечего делать, видно, судьба», — подумал я, взял сам топор и начал рубить вместе с мужиком.
Всякую работу весело работать, весело и рубить. Весело наискось глубоко всадить топор, и потом напрямик подсечь подкошенное, и дальше и дальше врубаться в дерево.
Я совсем забыл о черёмухе и только думал о том, как бы скорее свалить её. Когда я запыхался и положил топор, упёрся с мужиком в дерево и попытался свалить его. Мы качнули: дерево задрожало листьями, и на нас закапало с него росой и посыпались белые, душистые лепестки цветов.
В то же время, точно вскрикнуло что-то, — хрустнуло в середине дерева; мы налегли, и, как будто заплакало, — затрещало в середине, и дерево свалилось. Оно разодралось у надруба и, покачиваясь, легло сучьями и цветами на траву. Подрожали ветки и цветы после падения и остановились.
«Эх, штука-то важная! — сказал мужик. — Живо жалко!» А мне так было жалко, что я поскорее отошёл к другим рабочим.
Лев Николаевич Толстой «Яблони»
Я посадил двести молодых яблонь и три года весною и осенью окапывал их, и на зиму завёртывал соломою от зайцев. На четвёртый год, когда сошёл снег, я пошёл смотреть свои яблони. Они потолстели в зиму; кора на них была глянцевитая и налитая; сучки все были целы и на всех кончиках и на развилинках сидели круглые, как горошинки, цветовые почки. Кое-где уже лопнули распукалки и виднелись алые края цветовых листьев. Я знал, что все распуколки будут цветами и плодами, и радовался, глядя на свои яблони. Но когда я развернул первую яблоню, я увидал, что внизу, над самой землёю, кора яблони обгрызена кругом по самую древесину, как белое кольцо. Это сделали мыши. Я развернул другую яблоню — и на другой было то же самое. Из двухсот яблонь ни одной не осталось целой. Я замазал обгрызенные места смолою и воском; но когда яблони распустились, цветы их сейчас же спали. Вышли маленькие листики — и те завяли и засохли. Кора сморщилась и почернела. Из двухсот яблонь осталось только девять. На этих девяти яблонях кора была не кругом объедена, а в белом кольце оставалась полоска коры. На этих полосках, в том месте, где расходилась кора, сделались наросты, и яблони хотя и поболели, но пошли. Остальные все пропали, только ниже обгрызенных мест пошли отростки, и то всё дикие.
Кора у деревьев — те же жилы у человека: чрез жилы кровь ходит по человеку — и чрез кору сок ходит по дереву и поднимается в сучья, листья и цвет. Можно из дерева выдолбить всё нутро, как это бывает у старых лозин, но только бы кора была жива — и дерево будет жить; но если кора пропадёт, дерево пропало. Если человеку подрезать жилы, он умрёт, во-первых, потому, что кровь вытечет, а во-вторых, потому, что крови не будет уже ходу по телу.
Так и берёза засыхает, когда ребята продолбят лунку, чтобы пить сок, и весь сок вытечет.
Так и яблони пропали оттого, что мыши объели всю кору кругом, и соку уже не было хода из кореньев в сучья, листья и цвет.
Лев Николаевич Толстой «Зайцы»
Описание
Зайцы по ночам кормятся. Зимой зайцы лесные кормятся корою деревьев, зайцы полевые — озимями и травой, гуменники — хлебными зёрнами на гумнах. За ночь зайцы прокладывают по снегу глубокий, видный след. До зайцев охотники — и люди, и собаки, и волки, и лисицы, и вороны, и орлы. Если бы заяц ходил просто и прямо, то поутру его сейчас бы нашли по следу и поймали; но заяц труслив, и трусость спасает его.
Заяц ходит ночью по полям и лесам без страха и прокладывает прямые следы; но как только приходит утро, враги его просыпаются: заяц начинает слышать то лай собак, то визг саней, то голоса мужиков, то треск волка по лесу и начинает от страха метаться из стороны в сторону. Проскачет вперёд, испугается чего-нибудь и побежит назад по своему следу. Ещё услышит что-нибудь — и со всего размаха прыгнет в сторону и поскачет прочь от прежнего следа. Опять стукнет что-нибудь — опять заяц повернётся назад и опять поскачет в сторону. Когда светло станет, он ляжет.
Наутро охотники начинают разбирать заячий след, путаются по двойным следам и далёким прыжкам, удивляются хитрости зайца. А заяц и не думал хитрить. Он только всего боится.
Лев Николаевич Толстой «Сова и заяц»
Смерклось. Стали совы летать в лесу по оврагу, высматривать добычу.
Выскочил на полянку большой русак, стал охорашиваться. Старая сова посмотрела на русака и села на сук, а молодая сова говорит:
— Что ж ты зайца не ловишь?
Старая говорит:
— Не по силам — велик русак: ты в него вцепишься, а он тебя уволочёт в чащу.
А молодая сова говорит:
— А я одной лапой вцеплюсь, а другой поскорее за дерево придержусь.
И пустилась молодая сова за зайцем, вцепилась ему лапой в спину так, что все когти ушли, а другую лапу приготовила за дерево уцепиться. Как поволок заяц сову, она уцепилась другой лапой за дерево и думала: «Не уйдёт».
Заяц рванулся и разорвал сову. Одна лапа осталась на дереве, другая на спине у зайца.
На другой год охотник убил этого зайца и дивился тому, что у него в спине были заросшие совиные когти.
Лев Николаевич Толстой «Булька»
Рассказ офицера
У меня была мордашка... Её звали Булькой. Она была вся чёрная, только кончики передних лап были белые.
У всех мордашек нижняя челюсть длиннее верхней и верхние зубы заходят за нижние; но у Бульки нижняя челюсть так выдавалась вперёд, что палец можно было заложить между нижними и верхними зубами. Лицо у Бульки было широкое; глаза большие, чёрные и блестящие; и зубы и клыки белые всегда торчали наружу. Он был похож на арапа. Булька был смирный и не кусался, но он был очень силён и цепок. Когда он, бывало, уцепится за что-нибудь, то стиснет зубы и повиснет, как тряпка, и его, как клещука, нельзя никак оторвать.
Один раз его пускали на медведя, и он вцепился медведю в ухо и повис, как пиявка. Медведь бил его лапами, прижимал к себе, кидал из стороны в сторону, но не мог оторвать и повалился на голову, чтобы раздавить Бульку; но Булька до тех пор на нём держался, пока его не отлили холодной водой.
Я взял его щенком и сам выкормил. Когда я ехал служить на Кавказ, я не хотел брать его и ушёл от него потихоньку, а его велел запереть. На первой станции я хотел уже садиться на другую перекладную, как вдруг увидал, что по дороге катится что-то чёрное и блестящее. Это был Булька в своём медном ошейнике. Он летел во весь дух к станции. Он бросился ко мне, лизнул мою руку и растянулся в тени под телегой. Язык его высунулся на целую ладонь. Он то втягивал его назад, глотая слюни, то опять высовывал на целую ладонь. Он торопился, не поспевал дышать, бока его так и прыгали. Он поворачивался с боку на бок и постукивал хвостом о землю.
Я узнал потом, что он после меня пробил раму и выскочил из окна и прямо, по моему следу, поскакал по дороге и проскакал так вёрст двадцать в самый жар.
Лев Николаевич Толстой «Булька и кабан»
Один раз на Кавказе мы пошли на охоту за кабанами, и Булька прибежал со мной. Только что гончие погнали, Булька бросился на их голос и скрылся в лесу. Это было в ноябре месяце: кабаны и свиньи тогда бывают очень жирные.
На Кавказе, в лесах, где живут кабаны, бывает много вкусных плодов: дикого винограду, шишек, яблок, груш, ежевики, желудей, терновнику. И когда все эти плоды поспеют и тронутся морозом, — кабаны отъедаются и жиреют.
В то время кабан так бывает жирён, что недолго может бегать под собаками. Когда его погоняют часа два, он забивается в чащу и останавливается. Тогда охотники бегут к тому месту, где он стоит, и стреляют. По лаю собак можно знать, стал ли кабан, или бежит. Если он бежит, то собаки лают с визгом, как будто их бьют; а если он стоит, то они лают, как на человека, и подвывают.
В эту охоту я долго бегал по лесу, но ни разу мне не удалось перебежать дорогу кабану. Наконец, я услыхал протяжный лай и вой гончих собак и побежал к тому месту. Уж я был близко от кабана. Мне уже слышен был треск по чаще. Это ворочался кабан с собаками. Но слышно было по лаю, что они не брали его, а только кружились около. Вдруг я услыхал — зашуршало что-то сзади и увидал Бульку. Он, видно, потерял гончих в лесу и спутался, а теперь слышал их лай и так же, как я, что было духу катился в ту сторону. Он бежал через полянку, по высокой траве, и мне от него видна только была его чёрная голова и закушенный язык в белых зубах. Я окликнул его, но он не оглянулся, обогнал меня и скрылся в чаще. Я побежал за ним, но чем дальше я шёл, тем лес становился чаще и чаще. Сучки сбивали с меня шапку, били по лицу, иглы терновника цеплялись за платье. Я уже был близок к лаю, но ничего не мог видеть.
Вдруг я услыхал, что собаки громче залаяли, что- то сильно затрещало, и кабан стал отдуваться и захрипел. Я так и думал, что теперь Булька добрался до него и возится с ним. Я из последних сил побежал чрез чащу к тому месту. В самой глухой чаще я увидал пёструю гончую собаку. Она лаяла и выла на одном месте, и в трёх шагах от неё возилось и чернело что-то.
Когда я подвинулся ближе, я рассмотрел кабана и услыхал, что Булька пронзительно завизжал. Кабан захрюкал и посунулся на гончую — гончая поджала хвост и отскочила. Мне стал виден бок кабана и его голова. Я прицелился в бок и выстрелил. Я видел, что попал. Кабан хрюкнул и затрещал прочь от меня по чаще. Собаки визжали, лаяли следом за ним, я по чаще ломился за ними. Вдруг, почти у себя под ногами, я увидал и услыхал что-то. Это был Булька. Он лежал на боку и визжал. Под ним была лужа крови. Я подумал: «Пропала собака»; но мне теперь не до него было, я ломился дальше. Скоро я увидал кабана. Собаки хватали его сзади, а он поворачивался то на ту, то на другую сторону. Когда кабан увидал меня, он сунулся ко мне. Я выстрелил другой раз, почти в упор, так что щетина загорелась на кабане, и кабан захрипел, зашатался и всей тушей тяжело хлопнулся наземь.
Когда я подошёл, кабан уже был мёртвый и только то там, то тут его пучило и подёргивало. Но собаки, ощетинившись, одни рвали его за брюхо и за ноги, а другие лакали кровь из раны.
Тут я вспомнил про Бульку и пошёл его искать. Он полз мне навстречу и стонал. Я подошёл к нему, присел и посмотрел его рану. У него был распорот живот, и целый комок кишок из живота волочился по сухим листьям. Когда товарищи подошли ко мне, мы вправили Бульке кишки и зашили ему живот. Пока зашивали живот и прокалывали кожу, он всё лизал мне руки.
Кабана привязали к хвосту лошади, чтоб вывезти из лесу, а Бульку положили на лошадь и так привезли его домой.
Булька проболел недель шесть и выздоровел.
Лев Николаевич Толстой «Мильтон и Булька»
Я завёл себе для фазанов легавую собаку.
Собаку эту звали Мильтон: она была высокая, худая, крапчатая по серому, с длинными брылами и ушами и очень сильная и умная.
С Булькой они не грызлись. Ни одна собака никогда не огрызалась на Бульку. Он, бывало, только покажет свои зубы, и собаки поджимают хвосты и отходят прочь.
Один раз я пошёл с Мильтоном за фазанами. Вдруг Булька прибежал за мной в лес. Я хотел прогнать его, но никак не мог. А идти домой, чтобы отвести его, было далеко. Я думал, что он не будет мешать мне, и пошёл дальше; но только что Мильтон почуял в траве фазана и стал искать, Булька бросился вперёд и стал соваться во все стороны. Он старался прежде Мильтона поднять фазана. Он что-то такое слышал в траве, прыгал, вертелся; но чутьё у него плохое, и он не мог найти следа один, а смотрел на Мильтона и бежал туда, куда шёл Мильтон. Только что Мильтон тронется по следу, Булька забежит вперёд. Я отзывал Бульку, бил, но ничего не мог сделать с ним. Как только Мильтон начинал искать, он бросался вперёд и мешал ему. Я хотел уже идти домой, потому что думал, что охота моя испорчена, но Мильтон лучше меня придумал, как обмануть Бульку. Он вот что сделал: как только Булька забежит ему вперёд, Мильтон бросит след, повернёт в другую сторону и притворится, что он ищет. Булька бросится туда, куда показал Мильтон, а Мильтон оглянется на меня, махнёт хвостом и пойдёт опять по настоящему следу. Булька опять прибегает к Мильтону, забегает вперёд, и опять Мильтон нарочно сделает шагов десять в сторону, обманет Бульку и опять поведёт меня прямо. Так что всю охоту он обманывал Бульку и не дал ему испортить дело.
Лев Николаевич Толстой «Черепаха»
Один раз я пошёл с Мильтоном на охоту. Подле леса он начал искать, вытянул хвост, поднял уши и стал принюхиваться. Я приготовил ружьё и пошёл за ним. Я думал, что он ищет куропатку, фазана или зайца. Но Мильтон не пошёл в лес, а в поле. Я шёл за ним и глядел вперёд. Вдруг я увидал то, что он искал. Впереди его бежала небольшая черепаха, величиною с шапку. Голая тёмно-серая голова на длинной шее была вытянута, как пестик; черепаха широко перебирала голыми лапами, а спина её вся была покрыта корой.
Когда она увидала собаку, она спрятала ноги и голову и опустилась на траву, так что видна была только одна скорлупа. Мильтон схватил её и стал грызть, но не мог прокусить её, потому что у черепахи на брюхе такая же скорлупа, как и на спине. Только спереди, сзади и с боков есть отверстия, куда она пропускает голову, ноги и хвост.
Я отнял черепаху у Мильтона и рассмотрел, как у неё разрисована спина, и какая скорлупа, и как она туда прячется. Когда держишь её в руках и смотришь под скорлупу, то только внутри, как в подвале, видно что-то чёрное и живое.
Я бросил черепаху на траву и пошёл дальше, но Мильтон не хотел её оставить, а нёс в зубах за мною. Вдруг Мильтон взвизгнул и пустил её. Черепаха у него во рту выпустила лапу и царапнула ему рот. Он так рассердился на неё за это, что стал лаять и опять схватил её и понёс за мною. Я опять велел бросить, но Мильтон не слушался меня. Тогда я отнял у него черепаху и бросил. Но он не оставил её. Он стал торопиться лапами подле неё рыть яму. И когда вырыл яму, то лапами завалил в яму черепаху и закопал землёю.
Черепахи живут и на земле, и в воде, как ужи и лягушки. Детей они выводят яйцами, и яйца кладут на земле, и не высиживают их, а яйца сами, как рыбья икра, лопаются — и выводятся черепахи. Черепахи бывают маленькие, не больше блюдечка, и большие, в три аршина длины и весом в двадцать пудов. Большие черепахи живут в морях.
Одна черепаха в весну кладёт сотни яиц. Скорлупа черепахи — это её рёбра. Только у людей и других животных рёбра бывают каждое отдельно, а у черепахи рёбра срослись в скорлупу. Главное же то, что у всех животных рёбра бывают внутри, под мясом, а у черепахи рёбра сверху, а мясо под ними.
Николай Иванович Сладков
Днём и ночью слышны в лесу шорохи. Это шепчутся деревья, кусты и цветы. Переговариваются птицы и звери. Даже рыбы произносят слова. Только надо суметь услышать.
Не откроют они своих секретов равнодушному и безразличному. Зато любознательному и терпеливому расскажут о себе всё.
Зимой и летом слышны шорохи,
Зимой и летом не умолкают разговоры.
И днём и ночью...
Николай Иванович Сладков «Лесные силачи»
Ударила первая капля дождя, и начались соревнования.
Соревновались трое: гриб подосиновик, гриб подберезовик и гриб моховик.
Первым выжимал вес подберёзовик. Он поднял листик берёзы и улитку.
Вторым номером был гриб подосиновик. Он поднял три листика осины и лягушонка.
Моховик был третьим. Он раззадорился, расхвастался. Раздвинул головой мох, подлез под толстый сучок и стал выжимать. Жал-жал, жал-жал — не выжал. Только шляпку свою раздвоил: как заячья губа стала.
Победителем вышел подосиновик.
Награда ему — алая шапка чемпиона.
Николай Иванович Сладков «Песенки подо льдом»
Это случилось зимой. У меня запели лыжи! Я бежал на лыжах по озеру, а лыжи пели. Хорошо пели, как птицы.
А вокруг снег и мороз. Слипаются ноздри и стынут зубы.
Лес молчит, озеро молчит. Петухи в деревне молчат. А лыжи поют!
И песенка их — как ручеёк, так и льётся, так и звенит. Но ведь не лыжи же, в самом деле, поют, где уж им, деревянным! Подо льдом кто-то поёт, прямо у меня под ногами.
Уйди я тогда, и подлёдная песенка осталась бы чудесной лесной загадкой. Но я не ушёл...
Я лёг на лёд и свесил голову в чёрный провал.
За зиму вода в озере усохла, и лёд навис над водой, как лазоревый потолок. Где навис, а где обрушился, а из тёмных провалов курчавится пар. Но ведь не рыбы же поют там птичьими голосами? Может, и вправду там ручеёк? Или, может, звенят рождённые из пара сосульки?
А песня звенит. Живая она и чистая; такую ни ручью, ни рыбам, ни сосулькам не спеть. Такую только одно существо на свете может спеть — птица...
Я стукнул лыжей по льду — песенка смолкла. Я постоял тихо — песенка зазвенела опять.
Тогда я что есть силы стукнул лыжей об лёд. И сейчас же из тёмного подвала выпорхнула чудо- птица. Села она на край полыньи и трижды мне поклонилась.
— Здравствуй, подлёдная певунья!
Птичка опять кивнула и спела на виду подлёдную песню.
— А я ведь тебя знаю! — сказал я. — Ты — оляпка — водяной воробей!
Оляпка ничего не ответил: он умел только кланяться и вежливо приседать. Снова юркнул он под лёд, и оттуда загремела его песня. Ну и что, что зима? Подо льдом ведь ни ветра, ни мороза. Подо льдом чёрная вода и таинственный зелёный полумрак. Там, если погромче свистнуть, всё зазвенит: эхо помчится, стукаясь о ледяной потолок, увешанный звонкими сосульками. Чего бы оляпке не петь!
А нам чего бы его не послушать!
Валентин Дмитриевич Берестов «Честное гусеничное»
Гусеница считала себя очень красивой и не пропускала ни одной капли росы, чтобы в неё не посмотреться.
— До чего ж я хороша! — радовалась Гусеница, с удовольствием разглядывая свою плоскую рожицу и выгибая мохнатую спинку, чтобы увидеть на ней две золотые полоски. — Жаль, что никто-никто этого не замечает.
Но однажды ей повезло. По лугу ходила девочка и собирала цветы. Гусеница взобралась на самый красивый цветок и стала ждать. А девочка увидела её и сказала:
— Какая гадость! Даже смотреть на тебя противно!
— Ах так! — рассердилась Гусеница. — Тогда я даю честное гусеничное слово, что никто и никогда, нигде, ни за что и нипочем, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах больше меня не увидит!
Дал слово — нужно его держать, даже если ты — Гусеница.
И Гусеница поползла на дерево. Со ствола на сук, с сука на ветку, с ветки на веточку, с веточки на сучок, с сучка на листок. Вынула из брюшка шёлковую ниточку и стала ею обматываться.
Трудилась она долго и наконец сделала кокон.
— Уф, как я устала! — вздохнула Гусеница. — Совершенно замоталась.
В коконе было тепло и темно, делать больше было нечего, и Гусеница уснула.
Проснулась она оттого, что у неё ужасно чесалась спина. Тогда Гусеница стала тереться о стенки кокона. Тёрлась, тёрлась, протёрла их насквозь и вывалилась. Но падала она как-то странно — не вниз, а вверх.
И тут Гусеница на том же самом лугу увидела ту же самую девочку.
«Какой ужас! — подумала Гусеница. — Пусть я не красива, это не моя вина, но теперь все узнают, что я еще и обманщица. Дала честное гусеничное, что никто меня не увидит, и не сдержала его. Позор!»
И Гусеница упала в траву.
А девочка увидела её и сказала:
— Какая красивая!
— Вот и верь людям, — ворчала Гусеница. — Сегодня они говорят одно, а завтра — совсем другое.
На всякий случай она погляделась в каплю росы. Что такое? Перед ней — незнакомое лицо с длинными-предлинными усами. Гусеница попробовала выгнуть спинку и увидела, что на спинке у неё появились большие разноцветные крылья.
— Ах вот что! — догадалась она. — Со мной произошло чудо. Самое обыкновенное чудо: я стала Бабочкой! Это бывает.
И она весело закружилась над лугом, потому что честного бабочкиного слова, что её никто никогда не увидит, она не давала.
Дети, бегущие от грозы - Константин Егорович Маковский. 1872. Холст, масло 167 х 102
Одна из самых известных работ Константина Маковского «Дети, бегущие от грозы» написана в 1872 году. Этот период творчества живописца, который отличался разносторонностью, критики именуют «передвижнеческим». Художник активно участвовал в передвижных выставках, поддерживая идеи , Н. Ге и других мастеров, бросивших вызов сухому академизму.
Представленная работа является невероятно эмоциональной и яркой. Главные герои, дети, выведены художником на передний план – зритель находится так близко к ребятам, что может в подробностях разглядеть эмоции на их юных личиках, и, кажется, мы сами готовы пуститься бегом по полю, пытаясь обогнать неумолимо надвигающуюся грозу.
Небо потемнело, а тяжёлые грозовые тучи пригнулись к земле. Всё говорит о дождливой стихии, которая вот-вот должна начаться. Однако детям эта непогода кажется катастрофой, а выражение личика девочки отличается особенным волнением. Невольно начинаешь задумываться: что же так напугало героев? Неужто гроза навевает такой ужас деревенским детям, или же босоногую девочку волнует что-то другое, например, она боится, что маленький брат её промокнет, и дома её заругают? Действительно, непростой деревенский быт ввёл простое правило – забота о младших ребятишках целиком ложится на плечи старших, так что беспокойство героини небезосновательно.
Декорации, которые «построил» вокруг действующих лиц Маковский, вторят их настроению. Даже шаткий мостик вносит какую-то неуверенность – кажется, стоит расстроенным детям ступить на него и он попросту развалится. Очень трогательно выглядит мальчик. Его волосы треплет ветер, голые ножки болтаются, а ручки крепко обхватили шею старшей сестры.
Откуда же взялись эти колоритные дети? История, к счастью, сохранила для нас некоторые сведения. Как и многие передвижники Маковский разъезжал по российским губерниям, чтобы сделать зарисовки и найти новые сюжеты. Работая в одном из местечек Тверской губернии, живописец познакомился с крестьянской девчушкой, бойкой и смелой. В очередной раз, когда мастер вышел с мольбертом на пленэр, его окружила кучка крестьянских ребят.
Именно девочка с картины стала беззастенчиво расспрашивать, что же такое делает Маковский. Дав объяснение девочке, художник предложил её нарисовать. Сеанс позирования был назначен на следующий день, однако, на завтра юная натурщица не появилась. Зато прибежал её младший братишка, который объяснил Константину Егоровичу, что сестрёнка заболела – вечером они ходили в лес за грибами, а возвращаясь, были застигнуты грозой. Пробегая через мосток, сестра поскользнулась и увязла в ручье, там и заболела, пока выбиралась.
Всю эту историю художник решил воспроизвести на полотне. Позже, когда картина экспонировалась и получила известность, Маковский вспоминал большеглазую крестьянскую девочку, и говорил – вот бы она узнала, во что этот поход за грибами вылился.
А вылилось это в замечательную работу, живую и трогательную. Художник мастерски изобразил не только ребят, но и фон. Небо выписано с максимальной реалистичностью – здесь и серые тучи, и голубые просветы, и прорывающиеся сквозь мглу солнечные блики, которые освещают полоску поля. Травы почти не колышутся, тогда как волосы детей говорят о порывистом ветре. Маковский обладал удивительной наблюдательностью, чтобы заметить столь подробные предгрозовые нюансы, и филигранной техникой, чтобы восхитительно передать это на полотне.
Отличительная черта Маковского данного периода – это не обличение, а поиск эстетики. В своём большинстве крестьяне на его полотнах красивые, а дети аккуратные с пухленьким румянцем. Картины живописца вызывают смешанные чувства нежности, сентиментальности и грусти.
Картина Константина Маковского «Дети, бегущие от грозы» написана в 1872 году. В этом произведении художник запечатлел явление природы, отразил чувства и эмоции сельских девчонок, собиравших грибы в лесу и внезапно настигнутых грозой.
Лес остался позади, но и приюта от дождя не видно. Маковский изображает девочек на шатком мостике. Старшая стремительно бежит через мостик, совсем не боясь потерять равновесие. Страх, внушаемый надвигающейся грозой, гораздо сильнее. Крепко прижимая к себе младшую сестренку, старшая боится прежде всего за нее, поэтому решительно и смело старается как можно быстрее добраться до какого-либо укрытия.
Невольно сопереживаешь детям и удивляешься мастерству художника: все вокруг говорит о том, что надвигается гроза. Трава пригнулась к земле, небо темнеет, пугают растрепанные волосы девочек…но одновременно автор заставляет и любоваться некоторыми деталями картины: чистыми добрыми глазами детей, грибами, уложенными в передник старшей девочки, ее смелостью, четко очерченной травой…
Вглядываясь в картину, замечаешь голубой просвет у горизонта и светлое пятно пшеничного поля. Появляется уверенность в том, что дети опередят грозу и успеют вернуться домой.
Заказать репродукцию этой картины вы можете в нашем интернет-магазине.
ВЫГОДНОЕ предложение от интернет-магазина BigArtShop: купить картину Дети, бегущие от грозы художника Константина Маковского на натуральном холсте в высоком разрешении, оформленную в стильную багетную раму, по ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ цене.
Картина Константина Маковского Дети, бегущие от грозы: описание, биография художника, отзывы покупателей, другие работы автора. Большой каталог картин Константина Маковского на сайте интернет-магазина BigArtShop.
Интернет-магазин BigArtShop представляет большой каталог картин художника Константина Маковского. Вы можете выбрать и купить понравившиеся репродукции картин Константина Маковского на натуральном холсте.
Константин Егорович Маковский родился в 1839 году в Москве в семье Егора Ивановича Маковского, одного из основателей Московского училища живописи, ваяния и зодчества, куда и поступает в 1851 году Константин. Его преподавателями были последователи Карла Брюллова, и под их влиянием формируется романтический и декоративный стиль Константина Маковского.
В 1858 году Маковский поступает в Академию художеств в Санкт-Петербурге.
Первый большой успех ему принесла историческая картина «Агенты Дмитрия Самозванца убивают Федора Годунова» Но Академию он не закончил, он был одним из четырнадцати выпускников, которые отказались писать картины на предложенную тему. К тому времени Иван Крамской создал Артель художников, куда и вступает Маковский.
С 1870 года Маковский занимается вместе с другими художниками основанием Товарищества Передвижных Художественных выставок.
В этот период он много работает над портретами, жанровой живописью, уделяет внимание сценам из быта простых людей.
К концу 70-х в центре внимания художника – исторические события.
На выставке в Париже в 1889 году Маковский получил большую золотую медаль за картины «Демон и Тамара», «Суд Париса», «Смерть Ивана Грозного».
В последний год жизни 1915 он принимает участие в создании Общества возрождения художественной Руси.
Текстура холста, качественные краски и широкоформатная печать позволяют нашим репродукциям Константина Маковского не уступать оригиналу. Холст будет натянут на специальный подрамник, после чего картина может быть оправлена в выбранный Вами багет.
