Наиболее значительный вклад в сценическое искусство Франции внес великий просветитель и гуманист, властитель дум XVIII века Франсуа Мари Аруэ, известный всему миру под псевдонимом Вольтер (1694-1778).

Родился он в семье нотариуса и вел свое происхождение из так называемого дворянства мантии. Предки драматурга по отцовской линии были богатыми буржуа, по материнской – представителями старинного, но захудалого дворянского рода. Желая удовлетворить свое непомерное тщеславие, отец Вольтера купил крупный чиновничий пост, после чего и стал дворянином.

Однако столь сомнительное с точки зрения наследственного дворянства «шпаги» происхождение не помешало Франсуа Мари получить прекрасное образование. После окончания иезуитского колледжа он собирался стать юристом, однако мракобесие церковников и несправедливости властей убили в нем это желание.

Первыми литературными опытами молодого Вольтера явились сатирические стихи, направленные против королевского двора, именно за них талантливый литератор впервые оказался в заключении.

Одиннадцатимесячное пребывание в Бастилии оказалось на удивление плодотворным: Вольтер написал здесь свое первое крупное произведение – трагедию «Эдип» (1718). Постановка пьесы на сцене парижского театра «Комеди Франсез» принесла талантливому драматургу всеобщее признание.

Однако слава не спасла Вольтера от дальнейших преследований властей. Поводом для повторного заключения в Бастилию стала ссора с одним аристократом. Через две недели Франсуа Мари Аруэ был выслан за пределы Франции. Около трех лет он провел в Англии, где окончательно оформились его философские, политические и эстетические взгляды.

Власть предержащие очень боялись Вольтера, ярого противника деспотизма государственной власти и мракобесия католической церкви. Обличительные произведения этого талантливого литератора пользовались популярностью не только среди представителей третьего сословия, но и в высших кругах, таким образом, существующий порядок подтачивался изнутри.

Однако Вольтер избегал крайностей: критикуя государство и церковь, он тем не менее не призывал к их полному уничтожению. Вольтер и его последователи были сторонниками просвещенного абсолютизма и религиозной терпимости. Практически все произведения Вольтера проникнуты надеждой на преобразование мира, в котором нет места несправедливости.

Эстетические взгляды и литературная деятельность прославленного философа-драматурга отличались глубокой противоречивостью. Будучи последним великим представителем французского классицизма, Вольтер оставался принципиальным сторонником этого направления. В то же время, став основоположником просветительского реализма, он прилагал немало усилий для его обновления.

Многие исследователи называют Вольтера третьим после Корнеля и Расина великим классицистским трагиком Франции. Однако это был уже просветительский классицизм, главными темами которого стали большие религиозно-политические конфликты, а также народно-историческая трагедия, развивающая традиции позднего расиновского творчества, лишенная любовной интриги и содержащая обличительную критику абсолютной монархии. Вольтеровские герои обрели большую эмоциональность, а сценическое действие стало гораздо оживленнее и богаче.

Творческое наследие Вольтера насчитывает 52 пьесы различных жанров, среди них 13 трагедий, комедии, либретто и ряд пьес смешанного жанра.

Драматург использовал в своем творчестве не только античные сюжеты, но также средневековые и экзотические. Действие его пьес происходит то в Азии, то в Африке, то в Америке. При этом, стремясь к исторической и этнографической достоверности, Вольтер давал в ремарках своих пьес пояснения относительно декораций, костюмов и постановки.

Искусству построения эмоционального сюжета и использования зрелищных эффектов он обучался у талантливого мастера лирической трагедии Ф. Кино, а знакомство с трагедиями У. Шекспира, наложившими особый отпечаток на стиль вольтеровского творчества, произошло во время его вынужденного пребывания в Англии (1726-1729).

Вольтер учился у Шекспира изображать чувства, однако многие черты шекспировского творчества были чужды классицистской традиции. Считая свободное развитие действия, чуждое правилу единства, данью «варварскому времени» и критически оценивая ряд произведений Шекспира, драматург тем не менее пропагандировал творчество последнего во Франции.

В 1726 году Вольтер перевел на французский язык шекспировскую пьесу «Юлий Цезарь», что стало своеобразным катализатором для написания двух собственных трагедий – «Брут» (1730) и «Смерть Цезаря» (1731).

Под воздействием шекспировского «Гамлета» были написаны трагедии «Эрифила» (1732) и «Семирамида» (1748), под влиянием «Отелло» – «Заира» (1732); хроника «Генрих VIII» вдохновила Вольтера на создание трагедии «Аделаида Дюгеклен» (1734), а история Франции – на написание «Орлеанской девственницы» (1735).

Одной из лучших пьес этого периода является «Заира». Действие трагедии происходит в Сирии XII века, после того как в Иерусалиме обосновались мусульмане. Главными героями пьесы являются султан Оросман и Заира, попавшая в мусульманский плен еще девочкой.

Молодые люди любят друг друга и собираются пожениться, но неожиданно выясняется, что Заира – дочь бывшего христианского правителя Иерусалима Люзиньяна. Перед смертью отец берет у дочери обещание остаться христианкой, а брат Нерестан уговаривает ее бежать. Однако Заира, горячо любящая Оросмана, решает отказаться от побега и стать женой султана. Голос чувства для нее важнее, чем долг перед религией.

Случайность приводит к трагической развязке пьесы. Оросман узнает о тайных встречах Заиры с Нерестаном и, решив, что любимая обманывает его со счастливым соперником, убивает девушку как раз в тот момент, когда она собирается отказаться от побега. Поняв, какую ошибку совершил, Оросман закалывается сам.

Таким образом, «Заира» явилась просветительской и одновременно классицистской интерпретацией шекспировского «Отелло». Пушкин называл Вольтера первым автором, представившим произведение Шекспира как трагедию доверчивости, а не ревности.

В 1741 году драматург написал пьесу «Магомет-пророк, или Фанатизм», в основу которой была положена мысль о том, что всякая религия базируется на сознательном обмане людей, их запугивании и ослеплении (рис. 51 ).

Http://www.proza.ru/2011/10/21/1270

Фабула "Заиры" относится ко временам крестовых походов на Восток 11-12 веков (1096 - 1270) - огромные массы экзальтированных верующих устремлялись к Иерусалиму, освобождать гроб господень. "Правоверные" (арабы-мусульмане) оказывали отчаянное сопротивление, фанатичное исступление было с обеих сторон, в результате - множество человеческих трагедий и напрасных жертв. В пьесе нет указания на точную дату происходящих событий, но это эпоха крестовых походов. Вольтер не идеализирует крестоносцев, в первую очередь, французов, его герой Оросман так выражает авторскую позицию:

Вновь орды христиан, чьё знамя - грабежи,
Стремятся с Запада на наши рубежи.

Всё происходит в серале - пышном иерусалимском дворце султана. Владыка полюбил свою невольницу, красавицу Заиру. Их любовь взаимна. Заира обожествляет Оросмана - он для неё идеал во всех отношениях: не только прекрасный возлюбленный, но и мужественный воин, великодушный правитель...

ЛЕССИНГ упоминает в книге "Гамбургская драматургия" Вольтера, который высказал намерение достойно осветить тему любви, написав пьесу, где страсть стала бы мощной пружиной драматургии, но он хотел сделать это совсем не так, как обычно делают авторы "галантного"
стиля. Можно ли говорить, что, в этом контексте, Вольтер ("Заира") ушел вперед в сравнении с Корнелем ("Родогуна")?

Пьеса Вольтера "Заира" относится, скорее всего, к 13-му веку, в тексте есть указания на то, что крестовые походы идут уже очень давно, сама Заира выросла и стала взрослой в плену. Это время разгула религиозного фанатизма и доблести - как со стороны правоверных мусульман, так и со стороны крестоносцев-христиан. Здесь действуют сильные характеры, их обладатели ставят перед собой высокие, благородные цели. Огромные массы экзальтированных христиан устремились на Восток - освобождать гроб господень, религиозное чувство превыше всего, даже сила любви, братской, родительской меркнет на его фоне. Действие происходит в серале - пышном иерусалимском дворце султана. Отец Родогуны и её брат, отважный рыцарь Нерестан не хотят понять Зиару, для которой нет чувства выше, чем её любовь к Оросману. Она обожествляет Оросмана, считая его идеалом, говорит, что даже если бы он принял христианство, то вряд ли бы стал лучше, потому что это просто уже невозможно. Нерестан, плененный Оросманом в бою, сам был пленен его отвагой, и тот великодушно разрешил ему вернуться на родину за выкупом. Когда Нерестан вернулся с выкупом за ещё десятерых пленников. Оросман, также проявляя благородство, отпускает сто из плена 100 человек. Но Нерестану нужно, чтобы и Заира вернулась во Францию. Он укоряет сестру за нарушение религиозного и дочернего долга - по отношению к вере и своему отечеству. Что же делать бедной Заире? Вольтер ничего не смог придумать, кроме как убить её рукой одурманенного ревностью Оросмана, такова развязка.

В "Родогуне" Корнеля действие происходит во времена сирийско-парфянских войн, затяжной эпохи междоусобиц и распрей. Это время общего упадка. Никаких высоких целей и сильных в благородном смысле характеров здесь нет и не может быть вообще, а если бы они и были, то автор должен был бы продемонстрировать зрителю их трагическую кончину уже в самом начале действия. У персонажей "Родогуны" нет точек опоры ни вовне, ни внутри собственного сознания. Всё хаотично, случайно и бессмысленно, в конце концов. Любовь, едва возникнув, не только не развивается, но и быстро затухает, забывается, полностью вытесненная другими соображениями, хотя бы стремлением к самосохранению или тщеславием. В отличие от "Родогуны" персонажи "Заиры" любят глубоко и сердечно. Трагическая развязка стала возможной из-за того, в значительной степени, что Оросман, как это и бывает, чаще всего, с хорошими людьми, был чрезвычайно доверчив - хотя и не сразу, он всё же дал себя убедить в измене Заиры и, потрясенный (мнимым) вероломством любимой, убивает её, чтобы и самому вслед за ней погибнуть, как только откроется его страшная ошибка. Оросман не тиран, не безумный ревнивец, он судит о людях по себе. ОН сам не обманывает, не предает, и не может простить предательства Заиры, потому что сам никогда не предает и не изменяет. "Заира", т.о., получилась не столько о великой любви, как хотел Вольтер, сколько о губительной ревности, проистекающей из доверчивости.

В "Родогуне" же, любимом детище Корнеля, проявились совсем иные тенденци: проникнутый пессимизмом и утратой веры в разумность человека, так и не исполнившего великое предначертание, возложенное на него апологетами эпохи просвещения, веры во всесилие доброй воли и вероятность победы над стихией низменного, над "подпольем" человеческого сознания, он пишет отчаянную пьесу о том, как человек становится игрушкой в "руках" неподконтрольной его разуму стихии. Сами того не желая, начинают соперничать братья-близнецы, Антиох и Селевк, другая случайность делает их жертвой любви к одной и той же женщине, невесте их умершего отца. Какое-то время детские ещё чувства братской привязанности помогают им бороться со слепой судьбой, но неодолимый злой рок уже тяготеет над ними. Эгоизм матери Клеопатры и внезапное коварство вначале вполне "позитивной" Родогуны лишают их воли, и, следовательно, всякой способности сопротивляться року. Клеопатра же, умирая от яда, который она приготовила для собственных детей, ещё и проклинает их перед смертью суровым материнским проклятием. Мера зла превышена во всем, и спасения в этом мире коварства и упадка нет никому. Таков здесь замысел автора. Если в более ранних произведениях герои Корнеля не поступались нравственными принципами ни при каких обстоятельствах, то здесь для них любая случайность - лишь повод проявить свои страсти. Преданы и попраны самые святые чувства - не только любовь к своему избраннику, но и материнская любовь в детям. Обе героини, Клеопатра и Родогуна, используют любовь для осуществления своих планов - одна из них разрабатывает план мести сопернице, основанный на тайне рождения братьев-близнецов (только она знает, кто из них старший), другая, пользуясь тайной своей любви, обещает отдаться тому, кто согласится убить свою мать. Близнецы не могут найти разумного выхода из создавшегося положения, возможно лишь смерть. Но это не смерть героя, которая утверждает, в конце концов, добро, истину, это просто проявление бессилия и человеческой неполноценности, ибо волевой импульс отсутствует вообще. Вот в чем же видит Корнель причину этого кошмара. Лессинг же, со своим бюргерским мировоззрением, не вник или не пожелал вникнуть во все тонкости замысла Корнеля: пагубность прихода к власти людей с низменными наклонностями, не умеющих и не желающих соотносить личное чувство и долг. Отсюда берут начало и его барочные теперь уже характеры - сложные, изломанные, и запутанная сверх всякой меры интрига - бесчисленное нагромождение всевозможных случаев и событий, что, конечно, есть точное отражение эпохи упадка и всеобщего пессимизма.

Вольтер в пьесе "Заира" показал совсем иную эпоху - время фанатизма религиозных войн, и сильные чувства совсем иного порядка - любовь и дружбу бескомпромиссных, благородных, искренних и честных людей. Торжество рока заключается в том, что живут и действуют они в эпоху принципиально неразрешимых противоречий и обстоятельств (любовь к богу и любовь в человеку никогда не смогут конкурировать на равных). Но Вольтер также своей "Заирой" выдвинул тезис о вероятности победы здравого смысла над неразумной стихией всеразрушающей злобы и мести на почве ревности, - ведь в контексте пьесы его положительному во всех смыслах герою, Оросману, не хватило "самой малости", чуть большей критичности в оценке роковой ситуации, и, кто знает, всё могло бы разрешиться, во всяком случае, не так трагично. В определенном смысле, Вольтер в "Заире" идет вперед по сравнению с Корнелем - он, в отличие от автора "Родогуны", не утрачивает веры в волевое начало просвещенного человека, верит в разумное переустройство общества, и в то, что периоды упадка чередуются с периодами подъема и "всё пройдёт", в конце концев. Однако сама жизнь Вольтера сыграла с ним весьма злую шутку, в этом смысле - к началу французской революции вчерашний кумир всего просвещенного мира был забыт и заброшен всеми, и всё, что ему оставалось на старости лет, так это иронично улыбаться...

"Человеческий род с ходом времени совершенствуется"

Это уже почти формула нравственности по де Сталь: нравственность - почти врожденное чувство... Учение о совершенствовании рода человеческого надо применять не к воображению, а к разуму... Короткую дорогу человек проходит быстро, по дороге без конца он идет медленно...

(Доказательство от обратного)

В своём трактате "О литературе..." Жермена де Сталь пишет: "Фразы, известные испокон веков, всё равно что старинные друзья дома, их принимают, не спрашивая ни о чем, но такого рода выражения, чаще всего, неприятно поражают своих первых читателей". И это почти всегда так, к примеру, фраза Паскаля о человеке как "мыслящем тростнике", шокировала современников, сейчас она - любимейшая метафора интеллигенции. Итак, чтобы понять смысл высказывания де Сталь о нравственном начале в человеке, ибо об этом как раз и говорится в приведенной вначале фразе, обратимся к мировоззрению писательницы, выроженному также и в других её произведениях. Тем более это интересно, т.к. она сама есть дитя переходной эпохи - угасающего 18-го века с его идеями просвещения и векаа 19-го, с его реакционными "восстановительными" идеями. Новая критика появилась уже на излете старого века, и критика эта вела себя агрессивно и решительно, когда речь шла об утверждении нового стиля - схематичного, упрощенного и отрицающего старую "выразительность". Новая фраза стала такой, что её можно расчленить или повернуть и так и эдак, смысл её никак не изменится: слова снова покорно встанут на свои привычные места. В такой фразе может быть всегда только одна прямо выраженная мысль, один-единственный ответ-вопрос, а все множественные смысловые оттенки напрочь исчезают. Стало быть, исчезает и сама мысль. Как может совершенствоваться разум при таком способе мышления? И как тогда может совершенствоваться род человеческий? А ведь именно в конце 18-го века уже утвердилась идея специализации и, следовательно, схематизации и упрощения мысли и языка, как носителя её. Сталь пишет: Видя, как сурово мстят люди философии, высоким идеям, свободе и разуму (за те дурные, "сопутствующие" явления, приносимые ими), можно подумать, что предрассудки, низость и ложь вообще не причиняют человеку никакого зла. Но расцет науки влечет за собой с необходимостью и расцвет нравственности: вооруженность научными знаниями требует просвещенного правления. Но совершенствование рода человеческого всё же надо отличать от совершенствования человеческого ума. Если в первом случае оно идет вширь, то во втором - вверх и вглубь. Но тут надо отметить парадокс: почему люди науки, творцы высокого ума не объединяют свои усилия так же активно, чтобы поддержать идеи великие и возвышенные, как это делают люди алчные, движимые самыми подлыми чувствами? Потомкам трудно будет понять ту мелочную злобу противников новых благородных идей, которую они дружно изливают на их носителей. Род человеческий совершенствуется, но люди порочные действуют всё более изощренно и всегда сообща. Талейран сказал в докладе о народном образовании 10 сентября 1791 года, что самое поразительное в человеке - это его способность к самосовершенствованию, причем эта способность, присущая многим отдельным людям, наиболее ярко проявляется в человечестве в целом. Идея совершенствования рода человеческого изложена также в сатире "Светский человек" Вольтера. Но вот какое самосовершентсвование рода человеческого можно увидеть на примере судьбы и творчество мадам де Сталь? Вот что она о себе пишет сама: "...Есть род критики, с которым я бессильна спорить: это нападки на меня за то, что я, женщина, осмелилась писать и думать." Соображения такого же рода Мольер вложил в уста Арнольфа из "Школы жен": " Истинно, высокий ум совсем не так хорош, И сочинителей не ставлю я ни в грош. Пуская моя жена в тех тонкостях хромает, Искусства рифмовать совсем не понимает. Жену немногому мне надо обучить: Всегда любить меня, молиться, прясть и шить." Жермена де Сталь не может понять, как и почему её сочинения вызывают столько злобы!? В литературе и критике уже сложились два противоположных лагеря - две партии, представители которых придерживаются взглядов столь крайних, что рискуют утратить либо вкус, либо гений. Первые тащат в литературу всякую бессмыслицу и называют это "новым словом". Вторые же уверяют, что только "старый стиль" и может быть хорош. Но самый ужас начинается тогда, когда между двумя этими жерновами попадает ещё и женщина! И не какая-нибудь, а такая одаренная всевозможными талантами, как де Сталь. Пирамида аксиом, составляющих её мировоззрение, имеет в своей основе нравственность. Нравственность - это для неё то самое устье, в котором сливаются все ручьи человеческой жизни. Но откуда же она сама тогда проистекает или берется? Сталь считает, что её источник в высшем идеалистическом начал, или религии. Она привязана к вере и собственными свойствами, и средой. Дочь строгих кальвинистов из Швейцарии, пережившая смолоду все ужасы революции, цезаризма и реакции, она мечтала о вечности, той самой, где она когда-нибудь снова встретится со своим любимым отцом. Об этом своём свойстве она прямо говорила: "С тех пор, как я существую, мысль о могущественном, милосердном боге никогда не покидала меня." В своём культовом романе "Корина или Италия" она пишет от имени отца Освальда такой гимн Богу: "Семьи народов, семьи наций, собрания миров, пойте вместе с нами: Слава в Высших Богу, слава царю природы, владыке Вселенной... Любите религию, этот последний союз между отцами и детьми, между жизнью и смертью..." и т.д. Сам наш свет для него - лишь временное отечество... Сама же Корина в своей лебединой песне восклицает: "В религии нет ничего узкого, порабощенного, ограниченного; она необъятна, бесконечна и вечна... Чудесное во всем - это отражение Божества.... Энтузиазм, порожденный в нас прекрасным идеалом, это... плод чувства бесконечности". Она уверена, что нельзя любить невинно и глубоко, если человек не проникнут верой в бессмертие. Чувство идет гораздо дальше опыта, познания: за анализом следует вдохновение, за словом идеи, за идеями - чувства. Само ощущение бесконечности - это факт душевный, первоначальный, без которого человека бы не было вообще, разве что физический истукан, холодный и расчетливый. И потому нельзя ставить религию в рамки научных доказательств. Сталь признается: " Если бы я не была убеждена в загробной жизни, смерть отца свела бы меня с ума". Вера для неё ничто, если она не всё. (По вере вашей да будет вам!) Кто первый назвал Бога Отцом, тот знал человеческое сердце лучше самых глубоких мыслителей. И вот из этой несокрушимой веры и проистекает нравственность. Сенека ещё сказал: "В груди добродетельного человека живет неизвестно какой, но Бог". Любовь к добродетели предшествует в человеке мыслительные способности, её ощущения часто непроизвольны. Она дочь Творца, а не анализа. Она рождается ПОЧТИ в одно и то же время с инстинктом самосохранения. (Это ПОЧТИ мы ещё обсудим!) Без веры никто не способен на самопожертвование. Сам талант имеет значение только в связи с верой. Искусство, поэзия, слава, любовь - всё это вера с некоторой примесью. Ни один роман, ни одна трагедия, ни один вымысел не могут трогать нас без её содействия. Поэтическое вдохновение - это почти всегда предчувствие сердца и тот полет гения, который увлекает надежду за пределы человеческой судьбы.... При таком взгляде на веру всякая религия хороша, но Сталь, конечно, выбирает христианство. Это для неё высший идеал, для которого она не знает никакой критики. Оно смягчило нравы, уравняло господ и рабов, внесло в жизнь человечность, доброту, самопожертвование, заботу о чужом счастье и мн. др. Оно воссоединило Юг и Север в единой вере, словом, оно радикально обновило человечество любовью ко всему и всем. Она взывает: "откройте двери храмов настежь, призовите к себе на помощь искусства, науки, философию, и вместе славьте Творца!"

Однако такой взгляд на веру как источник нравственности и двигатель непрерывного совершенствования рода человеческого не был для всегда одинаков и постоянен. В различные периоды её жизни он подвергался эволюции. И в этом феномене весьма четко отразилась сама борьба замирающего 18-го века и нарождающегося 19-го. Первый роман де Сталь - "Дельфина" (1802) и первые трактаты "О страсти" (1796), "О литературе..." хотя уже имеют прочной подкладкой понятие нравственности, однако вера тут пока ещё выступает сумеречным фоном, причем налет протестантизма весьма ощутим. Она тогда ещё не была так тверда в вере, как в период написания "Корины". В природе бессмертия души она тогда полагала естественную потребность оставить о себе память на земле. Веру она пока воспринимает как дар, подобно красоте, гению.. Для достижения его не надо никаких усилий вообще. И никакой чрезмерной набожности в ней пока нет. Её она даже отрицает, говоря, что при набожности можно быть добрым дез добра (из страха перед Богом только). А вот естественные чувства она ставит выше набожности - она считает, что добродетель сердца искажается не одним лишь рассудком, а всякими преувеличениями, отсутствием чувства меры...в то время как набожность парализует волю человека, подчиняя его слишком строгим правилам. Ну и плюс к этому - ненавистные ей суеверия, религиозная нетерпимость и др. В 1802 году всполохи просвещенного 18-го века ещё были ярко выражены, что видно по "дельфине, Дельфина боготворит память о своем первом муже, добродетельном и честном человеке, добродетель которого была основана на сердечной теплоте. Это почти девиз: следование чистым движениям сердца ведут к Богу... Юная Дельфина вообще не нуждается в вере, говоря: "Почему мне нельзя пользоваться добрым нравом, молодостью, богатством из-за взглядов, которых у меня нет?" Понадобятся страдания, чтобы возблагодарить сестру умирающего мужа за пришедшую к ней веру в Бога и бессмертие души. Но и то она пока только хочет верить, но твёрдости в убеждениях ещё нет. И христианская вера в "Дельфине" всего лишь юдоль смерти и скорби. Католицизм вообще олицетворяет фанатизм воспитанницы монастыря Матильды - воплощение страдания и ужаса в той мере, в какой она принуждает людей к добродетели, но разве так должно быть? А вот протестантизм - религия сердца, ближе к истинному духу Евангелия.Он отрицает страдание и устрашение, оттого в протестантских странах нравы чище и законы мягче.Ну и так как люди вообще не хотели бы страдать, в большинстве своем, то в католичестве так много атеистов и так мало мучеников. А вот все материалистические теории возникли в католических странах. В протестантских странах же материалистов почти нет, там атеизм стал бы разрушителем самых сладких надежд. А этого как раз никто не хочет. Стоики также ошибочно думали, что страдания делают людей лучше, но их чисто философская система не была так опасна, ибо она не соединялась с суеверием и не давала столько власти священникам над родом человеческим. Евангелие смягчило суровую природу стоицизма, но из него тут же сделали новый стоицизм, противоположный старому, Если католичество подчиняло мысли воле жрецов и отрывало сердце человека от общественных интересов, то стоицизм давал независимость уму, внушал гордость сердцу и возбуждал патриотизм. Сам институт монашества подвергался жесткой критике, за одно это за одно это католицизм назван "собранием бессмысленных и варварских учреждений". Образ жизни монахов - словно образ неподвижно спящего времени, причиличествует либо крайне ограниченному уму, либо самой благородной и непредвзятой экзальтации религиозного чувства: ведь работа мысли при таком однообразном существовании была бы для обычного человека жестокой пыткой. Жизнь в романе проникнута отголосками 18-го века (образ Лебенсея), это и высказывания против монашества, и против вечных уз брака. Леонс - не религиозный человек, но он рыцарь чести и общественного мнения (раскаяние разрешает грехи, но для чести его не может быть). Леонс и Дельфина молятся богу Солнца... "Дельфина" - это роман о противостоянии личности "свету", где всё основано на ханжестве и родительской власти, и для женщины есть единственное убежище - любовь и религия. Дельфина погибает, становясь жертвой лжи. Она кончает жизнь самоубийством. Её пантеистический подход к жизни прост: "Терпя муки, люби природу и делай добро людям". В старом мире для неё не нашлось достойного места. Но вот забрезжила заря новой эпохи - человечество, измученное революционными бурями, жаждет успокоения. Так назревает время реакции. Шатобриан, одновременно в выходом "Дельфины" де Сталь, пишет свой "Дух христианства", о необходимости возрождения религии. В своём труде он блестяще развивает старые идеи Неккера, написавшего в 1790-91 г.г. свой "Курс религиозной морали". Новая религиозность быстро захватывает умы и вскоре превращается в мистицизм, что привело в политике, в свою очередь, к созданию "Священного союза" монархов. Друг де Сталь, Бенжамин Констан писал: " Государство обязано содержать церковь и священников, ибо это выгодно для общественной морали". Так совсем уже ясно обозначился новый, 19-ый век. Если в прежние времена, когда ещё чуть-чуть виднелись всё более редкие всполохи века уходящего, в виде неопределенности свободы, то сейчас на арену общественной и политической жизни вышли откровенные реакционеры, которые прямо утверждали, что всякая европейская нация, вышедшая из-под влияния Священного престола, неизбежно придет либо к рабству, либо к мятежу; голос защитников идеалов революции уже почти не слышен... Тут-то и наступила пора затмения в сознании де Сталь, судьба к ней беспощадна в этот период: умер отец. милый друг изменил окончательно, Наполеон принялся гнать и травить её, как дикого зверя...На таком фоне, вполне естественно, она и впадает в самую глубокую религиозность. Ей видятся образы святых, она ждет встречи с Предстоятелем, мечтая о бессмертии, чтобы вновь воссоединиться с горячо любимым отцом. Однако в то же время она общается с Гёте, обсуждая с ним связь с материей. К личным драмам тут добавляется ещё и жестокие нападки на "Дельфину". 19-й век окончательно вступил в свои законные права. Враждебная де сталь критика начала крестовый поход против писательницы - под знаменами нравственности и католицизма. Дельфину сравнивают с вакханкой, для которой бог - квакер, а смерть она воспринимает как гренадер. В области нравственности она софист... МАдам де Жанлис написала даже целую повесть, в которой приписала де Сталь апологию самоубийства. А кому-то пригрезились отголоски революции - в связи с казнью Леонса. И всю эту пеструю армию гонителей возглавил сам Наполеон, который считал вопросы о браке и разводе чисто политическими и особенно важными для государства. Фразу в предисловии к "Дельфине" "замолкшая Франция" (la France silenciense) он вообще не смог простить Мадам де Сталь до конца своих дней. Немецкий перевод книги был запрещен, что, однако, никак не помешало распространению романа в Германии. Сам Гёте взял книгу под защиту, сказав, что она делает честь веку. так отчего так все встревожились? Журналь де Пари писал: "... Отчего вчера и третьего дня ни кого не было в театре? Отчего в церскви в воскресенье ещё меньше народа, чем всегда? Отчего извозчики стоят без дела и считают убытки? Оттого что все читают Дельфину..." Сама же Сталь была подавлена и охвачена страхом, впервые за всю свою жизнь. Она безропотно переделала второе издание, заменив самоубийство естественной смертью Дельфины среди псалмов и Евангельских чтений, в предисловии прямо пишет, что её убедила критика. Далее она подробно описывает свои литературные задачи и нравственные цели, она пишет о вреде, приносимом обществом людям выдающимся, особенно если они, на своё несчастье, ещё и женщины. Но тут же приписывает, что сама она порицает И дельфину и Леонса, и что книга её - проповедь доброты, сострадания и великодушия, т.к. за годы революции сердца людей так ожесточились, что просто необходимо их таким вот образом размягчить. После чего она и взялась писать "Корину" (1807), здесь ещё слышен 18-ый век - в образе самой героини, но все её творческие дары принесены в жертву единственно, в конце концов, религиозной идее. Она хочет умереть с образом Христа на груди, как самая пылкая и, вместе с тем, обыкновенная католичка. Так она "усовершенствовалась" - как в образе своих героинь, так и самолично. Вот таков удел рода человеческого - "с ходов времени".

ВЫВОД:
Возможности разума отдельного человека ограничены, но возможности творческой мысли безграничны. Учение о совершенствовании рода человеческого надо применять и к воображению, и к разуму - то есть, к осмысленному воображению. Короткую дорогу человек проходит быстро, по дороге без конца он идет медленно... Мадам де Сталь, приобретя горь кий опыт реакцинной эпохи, стала другой - она уже дистанцирована от своей героини - предельно и категорично. Теперь в романе появился не просто автор, но и повествователь, который всё рассказывает и объясняет, на всякий случай, непонятливому читателю. А вот свои сокровенные мысли и чувства она, в качестве Автора (не Повествователя!) в своём втором романе доверила уже не героине-женскому персонажу, а некому абстрактнову, воображаемому образу - некогда великой стране, прародительнице Италии, которой и отдала всю свою авторскую любовь. Но где же тогда прогресс рода человеческого, который, пройдя 18-й век, эпоху Просвещения, натворил в последующие 25 лет ст олько ужасов и кошмаров, которые и не снились самому деспотичному монарху, после чего впал почти на целый век в ползучую реакцию? Есть от чего впасть в пессимизм. Но он, прогресс, всё же есть, что и доказывает де Сталь: в ту самую пору, когда эпоха погрузилась в реакцию, сделав множемство шагов назад, по сравнению с 18-м веком, отдельные гениальные личности, в том числе, и де Сталь, высоко паоднялись в своё духовном и уимственном развитии над ренакцией, чтобы передать грядущим поколениям своё духовное богатство, недооцененное современниками, ибо:
"Из литературных красот долговечны лишь те, что зиждутся на безупречной нравственности..." Порок может на время пленить людей, но порочные идеи - никогда не торжествуют вечно.
****

МАРИВО, Пьер

Комедия "ДВОЙНОЕ НЕПОСТОЯНСТВО" в трех действия, в жанре сказки для взрослых. Место действия вымышлено, время тоже неопределено. Однако, судя по тому, как демократично оющаются придворные и селяне, можно поедположить, чтоэто времена 8-10 веков, когда ещё не была так сильна иерархия и сословные различия, сами по себе, ещё не давали больших моральных преимуществ. Действующих лиц в этом тексте 2 - Сильвия, бедная девушка их окрестной деревни и придворный Тривели. Сильвия похищена слугами по приказанию государя, он влюблен в Сильвию и хочет на ней жениться. Сильвия даже не хочет об этом слышать - она любит сельского парня Арлекино и собирается выйти замуж за него.

Текст диалогичный, персонажи бойко обмениваются репликами: если Тривели вежливо, хотя м очень настойчиво просит Сильвию принять предложение замужества от государя, молодого и красивого человека, то Сильвия кричит и грозится, что уморит себя голодом, если с ней будут разговаривать в том же тоне, т.е. будут склонять её изменить своему жениху. Если аргументы Тривели примитивны (государь желает, тебе же будет здесь лучше), по сути он просто пытается уговорить честную сельскую девушку принять более выгодное, с точки зрения придворного, предложение и улучшить свою судьбу, то Сильвия приводит более сложные аргументы, что и показывпает её природный ум и глубокую личную порядочность. Она говорит, к примеру: пусть государь любит её, это его личное дело, но она же не любит его, а любит совсем другого человека, и это главное; когда Тривели говорит, что государь должен по обычаю взять в жены обязательно простолюдинку, она отвечает, что её же не спросили, хочет ли она этого. К тому же, она, как порядочная девушка, должна любить своего мужа, им и станет Арлекин, а вот государя она любить вовсе не должна - в качестве суженого, даже если он этого хочет, и вообще, разве можно заставлять принимать человека подарки, если они ему не по душе; наконец, она изрекает народную мудрость: на аргумент Тривели: "Что стоит Арлекин по сравнению с государем?!" - она отвечает: "Счастливой поселянке живется лучше, чем принцессе, плачущей во дворце". Далее она объясняет природу своего несчастья: ранее у неё был возлюбленный, добрый и веселый, он всегда мог развлечь её, он жил рядом и был такой же, как и она - жил в таком же моме и был из такой же крестьянской семьи. Они были ровня. Т.о. она дает понять, что если государь её "купит" воими подарками и положением, то всё равно это не будет счастьем, потому что её самолюбие будет страдать. Её вообще здесь сделали несчастной - отбрали любимого мужчину и вмест о него дали кааких-то женщин, ктторые развлекают её песнями и танцами. Но она сама любит танцевать, а песни еёй нравятся в исполнении Арлекина. Сильвия успокаивается только тогда, когда Тривели обещает организовать ей встречу с её парнем.

В диалоге преобладают глаголы: в речи Тривели это глаголы долженствования (Сильвия должна, обязана принять предложение...), она должна понять, что её облагодетельствовали - судьба ей преподносит дар, ей оказывают почет... В речи Сильвии звучат чаще всего совсем другие глаголы: и отрицательной частицей, как правило - не хочу, не буду, не смогу, она уже ощущает себя униженной, обкареденной и обманутой - у ней отняли ей парня, её душевный покой, её простое счастье, и уже нагрузили долгом благодарности - ведь она, как крестьянка, воспитанная в патриархальной семье, знает, что быть в долгу нехорошо, а принимая дары, надо обязательно отдариваться. И от всего этого ей становится ещё хуже. Тривели не понимает этих тонкостей, он, как придворный, рассуждает с позиций благодетеля: государь одарил своим внимание, это уже счастье; а сколько пользы последует за всем этим - это уже счастье чрезвычайное. У Сильвии и Тривели, т.о., разное представление о счастье. Вот с таких позиций начинается действие комедии и далее развертывается занимательная и коварная интрига, в результате которой сознание девушки изменится весьма радикально.

В этой картине нет обычного для Мариво стиля - "мариводажа" - все персонажи изъясняются просто и понятно, их речь без аллюзий и экивоков, они прямо формулируют свои желания и намерения.

Лариса, я до сих пор помню Вашу книгу про детский дом.
И у меня никогда не было цели Вас "распотрошить", "разъяснить"....
так - перекинуться в "пинг-понг", поразмяться, извилины распрямить...
*
не нравится - замнём тему, не буду долбить человека, я же не гопник.
иногда просто хочется дойти до глубины...
или - до абсурда.

Дим, не надо так серьёзно относиться ко всякому глупому слово, тем более сказанному лицом женского пола. Чаще всего это пустое. Я ничего не имела в виду, просто была в этот момент, когда читала твою рецку, сильно зла конкретно на премудрейшего полудурка Сороса (расскажу про это на f), тогда мои мысли были искючительно про то, как ему ответить - кратно и содержательно. А тут опять уже давно неактуальный, давно истлевший Вольтер... Вот такая подоплека, как говорится, ничего личного.
Дим, ты со своми бессмертными Котами навеки в моем сердце на самом главном месте. Но иногда я становлюсь бессмысленой и бессердечной, и временно "забываю" про всех хороших, особенно когда на моем пути сорят и суропят всякое соро-псы.
А замечание (в начале) про неверных - так называли арабы крестоносцев, абсолютно правильное: до крестовых походов и те и другие делали одно общее дело (по моей версии) - осваивали просторы земли, а потом, после упадка центра и метрополии, между ними вышел междоусобный кипиш: западные атаманы пошли на восточных (т.е. остготты и вестготты между собой передрались). Но в официальной истории об этом умалчивают, как сейчас умалчивают в современных учебниках об истинных cобытиях 1993 года в России и Москве, в частности.

В заключение (ничего не имею в в иду) я благодарю тебя за всё потраченное время на чтение и обдумывание моих корявых текстов, мне это принесло много радости. Но сейчас я хочу сосредоточиться конкретно на врагах. И тут мне никто не должен мешать, хотя бы для того, чтобы не попасть под мою горячую руку.
Ещё поговорим о главном и обо всем другом, но позже.
А пока всех благ!

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Вольтер ориентировался на Шекспира, но называл его "гениальным варваром", так как тот не мог внести "порядок" в свои трагедии. Вольтер скрестил традиции романтизма и классицизма.

Заметное место в художественном творчестве Вольтера занимают драматические жанры, в особенности трагедии, которых он за шестьдесят лет написал около тридцати. Вольтер прекрасно понимал действенность театрального искусства в пропаганде передовых просветительских идей. Он сам был превосходным декламатором, постоянно участвовал в домашних представлениях своих пьес. Его часто навещали актеры из Парижа, он разучивал с ними роли, составлял план постановки, которой придавал большое значение в достижении зрелищного эффекта. Много внимания он уделял теории драматического искусства.

В трагедиях Вольтера еще яснее, чем в поэзии, выступает трансформация принципов классицизма в духе новых просветительских задач . По своим эстетическим взглядам Вольтер был классицистом. Он принимал в целом систему классицистской трагедии — высокий стиль, компактность композиции, соблюдение единств. Но вместе с тем его не удовлетворяло состояние современного трагедийного репертуара — вялость действия, статичность мизансцен, отсутствие всяких зрелищных эффектов. Сенсуалист по своим философским убеждениям, Вольтер стремился воздействовать не только на разум , на сознание зрителей, но и на их чувства — об этом он не раз говорил в предисловиях, письмах, теоретических сочинениях. Этим и привлек его на первых порах Шекспир . Упрекая английского драматурга за «невежественность » (т.е. незнание правил, почерпнутых у древних), за грубость и непристойности, недопустимые «в порядочном обществе», за совмещение высокого и низкого стиля, сочетание трагического и комического в одной пьесе, Вольтер отдавал должное выразительности, напряженности и динамизму его драм. В ряде трагедий 1730 — 1740-х годов чувствуются следы внешнего влияния Шекспира (сюжетная линия «Отелло» в «Заире», «Гамлета» в «Семирамиде»). Он создает перевод-переделку шекспировского «Юлия Цезаря», рискнув обойтись в этой трагедии без женских ролей (вещь неслыханная на французских подмостках!). Но в последние десятилетия жизни, став свидетелем растущей популярности Шекспира во Франции, Вольтер всерьез встревожился за судьбу французского классического театра, явно отступавшего под натиском пьес английского «варвара», «ярмарочного шута», как он теперь называет Шекспира.

Трагедии Вольтера посвящены актуальным общественным проблемам , волновавшим писателя на протяжении всего его творчества: прежде всего это борьба с религиозной нетерпимостью и фанатизмом, политический произвол, деспотизм и тирания , которым противостоят республиканская добродетель и гражданский долг. Уже в первой трагедии «Эдип» (1718) в рамках традиционного мифологического сюжета звучит мысль о беспощадности богов и коварстве жрецов, толкающих слабых смертных на преступления. В одной из самых известных трагедий — «Заире » (1732) действие происходит в эпоху крестовых походов на Ближнем Востоке. Противопоставление христиан и мусульман проведено явно не в пользу первых. Веротерпимому и великодушному султану Оросману противостоят нетерпимые рыцари-крестоносцы, требующие от Заиры — христианки, воспитанной в гареме, чтобы она отказалась от брака с любимым ею Оросманом и тайком бежала во Францию с отцом и братом. Тайные переговоры Заиры с братом, неверно истолкованные Оросманом как любовное свидание, приводят к трагической развязке — Оросман подстерегает Заиру, убивает ее и, узнав о своей ошибке, кончает с собой. Это внешнее сходство фабульной линии «Заиры» с «Отелло» впоследствии послужило поводом для резкой критики со стороны Лессинга. Однако Вольтер совсем не стремился соперничать с Шекспиром в раскрытии душевного мира героя. Его задачей было показать трагические последствия религиозной нетерпимости , препятствующей свободному человеческому чувству.

В гораздо более острой форме проблема религии ставится в трагедии «Магомет » (1742). Основатель ислама предстает в ней сознательным обманщиком, искусственно разжигающим фанатизм народных масс в угоду своим честолюбивым замыслам. По словам самого Вольтера, его Магомет — «это Тартюф с оружием в руках». Магомет с пренебрежением говорит о слепоте «непросвещенной черни», которую заставит служить своим интересам. С изощренной жестокостью он толкает на отцеубийство воспитанного им и слепо преданного ему юношу Сеида, а потом хладнокровно расправляется с ним. В этой трагедии особенно отчетливо выступает принцип использования драматургом исторического материала: историческое событие интересует Вольтера не в своей конкретности, а как универсальный, обобщенный пример определенной идеи, как модель поведения — в данном случае основателя любой новой религии. Это сразу же поняли французские духовные власти, запретившие постановку «Магомета»; они увидели в ней обличение не одной лишь мусульманской религии, но и христианства.

В «Магомете» анализу и осуждению подвергается не философская или моральная основа мусульманства, не какая-либо религия вообще, а слепое следование ее предписаниям и ее использование в корыстных личных целях . Вольтер осуждает любой фанатизм, религиозный или политический, любую демагогию и любое стремление к деспотической власти. Механизм подобного захвата власти, опирающийся на демагогическую проповедь «истинной» религии, вскрыт в пьесе глубоко и всесторонне. Магомет играет на чувствах масс, недовольных прежними властителями. Кроме того, массам не может не нравиться, что новый пророк по происхождению не принадлежит к верхам. Освобождая народ от ложных богов, Магомет надевает на него новые оковы, еще более тяжелые, чем прежние. Но он убеждает своих сторонников, что новые цепи необходимы. Проповедь Магомета адресована прежде всего людям неразмышляющим, охваченным слепой верой; те же, кто стремится выработать собственное мнение, — лишь помеха на его пути («тех смертных от себя велел я отдалить,/ Что сами пробуют взирать, вещать, судить»). Религия и мораль, которые проповедует герой трагедии, антигуманны («Сильна религия, что истребляет жалость...») и основаны на страхе («Пусть бога чтит народ, и главное боится!»). Магомет использует людские слабости и ошибочные суждения, столь типичные для простого народа. Не останавливается Магомет и перед обманом, разыгрывая эффектнейшие сцены, как, например, в финале пьесы, когда предусмотрительно отравленный Сеид не находит сил нанести удар Магомету и падает бездыханный у его ног. В достижении власти все средства оказываются хороши — обман, ложные клятвы, временный союз с прежними врагами и, конечно, целая серия политических убийств, продуманных и жестоких. Во-первых, Магомет старательно убирает свидетелей; во-вторых, он творит зло чужими руками. Есть в нем и утонченная жестокость, не оправдываемая соображениями «необходимости и выгоды». Так, решая устранить мешающего ему шейха Зопира, он посылает на убийство именно детей последнего, что усугубляет трагизм ситуации.

Вольтеровский персонаж, конечно, злодей, он обрисован лишь отрицательными красками (писатель сообщал одному из друзей: «Я изображаю Магомета фанатика, насильника, обманщика, позор человеческого рода...»). Но он личность незаурядная, личность сильная, прекрасно разбирающаяся в настроениях масс и умеющая их направлять. Он презирает массы, противопоставляет им свою мнимую боговдохновенность и, естественно, стремится к насаждению собственного культа.

Его окружение столь же преступно и беспринципно, как и сам Магомет; Омар и другие, как это свойственно сатрапам, еще более жестоки, чем их глава. Их преданность — это своеобразная круговая порука, кроме того, они прекрасно знают, что в случае измены Магомет безжалостно и жестоко рассчитается с ними.

Если в «Альзире» зло не казалось Вольтеру неодолимым, и справедливость в какой-то мере торжествовала, то здесь, в «Магомете», финал безысходен. Положительные герои, Сеид и Пальмира, гибнут, ибо они на какое-то время дали себя увлечь религиозному фанатизму. По-своему характер Сеида прямолинеен и прост; его резкий поворот, заставивший перейти от слепого повиновения Магомету к бунту против него, не сопровождается глубокими внутренними переживаниями. Пальмира — образ более лирический, хрупкий. С ней связана тема попранной неоправданной жестокостью и преступлением любви, тема горького и слишком позднего прозрения и бессилия исправить совершенное зло.

«Магомет» стал вершиной вольтеровского просветительского классицизма. В пьесе нельзя не заметить сосредоточенности действия вокруг основной темы (линия кровосмесительной любви Пальмиры и Сеида лишь подчеркивает отрицательные черты деспотизма). При этом пьеса очень динамична, для нее типичны стремительные диалоги, быстрая смена напряженных сцен. Занимала Вольтера и проблема зрелищности и живописности. Вводит он и прием изображения двух параллельных сцен, когда в глубине сценической площадки действует одна группа персонажей, а на просцениуме — другая. Разные эпизоды трагедии окрашены разной тональностью; отметим в этой связи трагически сентиментальную сцену, в которой смертельно раненный Зопир узнает в своих убийцах родных детей.

С постановкой «Магомета» (которая смогла быть осуществлена лишь благодаря заступничеству «либерального» папы Бенедикта XIV) утвердился на сцене жанр философской трагедии, который получил свое дальнейшее развитие в поздних пьесах писателя, созданных уже на новом этапе его творческой эволюции, принадлежащем новому периоду в развитии французского Просвещения в целом.

В трагедии «Альзира» (1736) Вольтер показывает жестокость и фанатизм испанских завоевателей Перу. В более поздних трагедиях 1760-х годов ставятся проблемы насильственно навязанного монашеского обета («Олимпия», 1764), ограничения власти церкви со стороны государства («Гебры», 1767). Республиканская тема развивается в трагедиях «Брут» (1730), «Смерть Цезаря» (1735), «Агафокл» (1778). Весь этот круг проблем требовал более широкого диапазона сюжетов, чем тот, который утвердился в классицистской трагедии XVII в. Вольтер обращался к европейскому средневековью («Танкред»), к истории Востока («Китайский сирота», 1755, с главным героем Чингисханом), к завоеванию Нового Света («Альзира»), не отказываясь, однако, и от традиционных античных сюжетов («Орест», «Меропа»). Тем самым, сохраняя принципы классицистской поэтики, Вольтер изнутри раздвигал ее рамки, стремился приспособить старую, освященную временем форму к новым просветительским задачам.

В драматургии Вольтера нашлось место и для других жанров: он писал тексты опер, веселые комедии, комедии-памфлеты, отдал дань и серьезной нравоучительной комедии — «Блудный сын» (1736). Именно в предисловии к этой пьесе он произнес свое ставшее крылатым изречение: «Все жанры хороши, кроме скучного». Однако в этих пьесах в гораздо меньшей степени проявились сильные стороны его драматического мастерства, тогда как трагедии Вольтера на протяжении всего XVIII в. занимали прочное место в европейском театральном репертуаре.

Краткое содержание:

Народ, пока я не смогла достать текст ни "Магомета, ни "Заиры", хотя готова была даже купить книжку, если б она была. Поэтому сейчас - только краткие содержания, найденные в интернете - верные, но без особых подробностей. Да, и конкретно надо рассказать только об одно произведении - они на выбор. Выбираем "Магомета", ибо о нем известно больше, но, думаю, надо рассказать об обеих трагедиях вкратце.

"Магомет"

Совсем кратко: канву сюжета составляют обстоятельства захвата пророком Магометом Мекки, однако основные события, воссозданные в трагедии, являются вымышленными. Магомет похищает детей правителя Мекки в раннем детстве и делает из них фанатичных последователей ислама. Свыкшиеся с мыслью о том, что Магомет - наместник Аллаха на земле, Пальмира и Сеид , не зная своих родителей и того, что они брат и сестра, охвачены любовной страстью друг к другу. Дружескую привязанность они превратно понимают - Магомет всячески способствует инцестуальной любви и хранит в тайне их родственные отношения. Сеиду Магомет предназначает совершить убийство отца, единственного, кто знает его истинные цели. Основатель ислама, Магомет показан как изувер, который навязывает мечом, кровью целым племенам свою волю и свои законы. Желая покорить себе Мекку, Магомет обещает Сафиру вернуть похищенных детей. Старик Сафир, которому взамен счастья видеть детей, считавшихся погибшими, необходимо пойти на предательство, не считает себя способным к этому. Магомет, предвидевший такой поворот событий, приводит в исполнение свой план и приказывает Сеиду убить Сафира. Старик понравился Сеиду, и Магомет вынужден воздействовать и косвенно: во имя любви Сеид решается на убийство. Пальмира и Сеид все выясняют, и окровавленный старик отец обнимает детей. Сеид отравлен Магометом, который вдобавок пытается сделать Пальмиру своей наложницей. Проклиная пророка, Пальмира закалывается мечом. Магомет не достиг удовлетворения своих желаний.

Подлиннее: Сенатор Фанор докладывает Зопиру о появлении в городе Омара , военачальника Магомета, со свитой. Омар за шесть лет до этого «ушел в поход, чтоб Мекку защитить, и, оттеснив войска изменника и вора, вдруг перешел к нему, не убоясь позора». Теперь от имени Магомета он предлагает мир, клянется, что это не лукавство и в доказательство согласен дать в заложники молодого Сеида. Омар приходит на переговоры с Зопиром, и шейх напоминает посланцу, кем был десять лет назад его прославленный владыка: «простой погонщик, плут, бродяга, муж неверный, ничтожнейший болтун, обманщик беспримерный». Приговоренный судом к изгнанию за бунт, он ушел жить в пещеры и, краснобайствуя, стал совращать народ. Не отрицая таланта и ума Магомета, Зопир отмечает его злопамятность и жестокость: «тиранов мстительнее еще не знал Восток». Военачальник же, терпеливо выслушав шейха, предлагает ему назвать цену за Пальмиру и мир. Зопир с гневом отвергает это предложение, и Омар заявляет, что он в таком случае попытается склонить на сторону Пророка сенат.

Влюбленные Сеид и Пальмира безмерно счастливы, встретившись вновь. Когда шейх похитил Пальмиру, Сеид не находил себе места от горя, но теперь его любимая рядом и он надеется её освободить. Молодые люди верят, что Магомет соединит их две судьбы в одну. А Пророк меж тем приближался к воротам древней Мекки. Омар смог убедить сенат впустить в город того, кто был неправедным судом изгнан из него. Он для одних — тиран, а для других — герой… Открывая Омару свою тайну, Магомет признается, что его призывы к миру — миф, он хочет лишь извлечь выгоду из веры людей в посланца Бога, способного остановить пламя войны. Его цель — покорить Мекку и уничтожить Зопира. Кроме того, Пальмира и Сеид, несмотря на их преданность Магомету, являются его врагами — так он заявляет Омару. Пророк любит Пальмиру а, узнав, что она предпочла ему раба, он приходит в ярость и помышляет о мести.

Встреча Зопира и Магомета состоялась. Шейх открыто обвиняет Магомета: «внедрившись подкупом, и лестью, и обманом, несчастья ты принес всем покоренным странам, и, в град святой вступив, дерзаешь ты, злодей, навязывать нам ложь религии своей!» Магомет ничуть не смущен этими речами и объясняет Зопиру, что народ готов поклоняться теперь любому, лишь бы новому идолу, поэтому настал его час, Зопир же должен не сопротивляться, а добровольно отдать власть. Лишь одно обстоятельство поколебало уверенность шейха. Магомет сообщает, что похищенные дети Зопира не погибли, они воспитывались меж слуг Пророка. Теперь их участь зависит от благоразумия отца. Если Зопир без боя сдаст город и объявит народу, что лишь Коран — единственный закон, а Магомет — пророк Бога, то он обретет и детей, и зятя. Но Зопир отвергает это предложение, не желая отдавать страну в рабство. Беспощадный Магомет тут же решает убить непокорного шейха. Из всех слуг Омар советует ему выбрать для этого Сеида, так как он «фанатик истовый, безумный и слепой, благоговеющий в восторге пред тобой». Кроме того, Омару известна страшная тайна Магомета: Пальмира и Сеид — дети Зопира, поэтому сын отправляется злодеями на отцеубийство. Магомет вызывает к себе Сеида и внушает ему повеление, якобы исходящее от Аллаха: «Приказано свершить святую месть и нанести удар, чтоб враг был уничтожен клинком, который вам в десницу Богом вложен». Сеид приходит в ужас, но Магомет подкупает его обещанием: «Любовь Пальмиры вам наградою была б». И юноша сдается. Но уже держа в руке меч, юноша все равно не понимает, почему он должен убить беспомощного и безоружного старика. Он видит шейха, который начинает с ним проникновенную беседу, и Сеид не в силах занести над ним свое оружие. Омар, тайно наблюдавший за этой сценой, требует Сеида немедленно к Магомету. Пальмира, застав Сеида в страшном смятении, просит открыть ей всю правду, и юноша рассказывает, умоляя помочь ему разобраться в своих терзаниях: «Скажи мне слово, ты мой друг, мой добрый гений! Направь мой дух! И меч мне помоги поднять!.. Объясни, зачем кровавое закланье Пророку доброму, отцу для всех людей?» Сеид говорит, что, по решению Пророка, их с Пальмирой счастье — награда за кровь несчастного Зопира. Девушка уклоняется от совета, тем самым толкая юношу на роковой шаг.

Меж тем Герсид , один из слуг Магомета, в прошлом похитивший детей Зопира и знающий об их судьбе, назначает шейху свидание; но оно не состоялось, так как Омар, разгадав намерение Герсида открыть тайну, убивает его. Но Герсид все же успевает оставить предсмертную записку и передать её Фанору . В это время Зопир идет молиться к алтарю и не скупится на проклятия в адрес Магомета. Сеид спешит прервать кощунственную речь, обнажает оружие и наносит удар. Появляется Фанор. Он в ужасе, что не успел предотвратить убийство, и сообщает всем роковую тайну. Сеид падает на колени с возгласом: «Верните мне мой меч! И я, себя кляня…» Пальмира удерживает руку Сеида: «Пусть не в Сеида он вонзится, а в меня! К отцеубийству я подталкивала брата!» Зопир же, смертельно раненный, обнимает детей: «В час смерти мне судьба послала дочь и сына! Сошлись вершины бед и радостей вершины». Отец с надеждой смотрит на сына: «Предатель не уйдет от казни и позора. Я буду отомщен».

Омар, увидев Сеида, приказывает слугам схватить его как убийцу Зопира. Только теперь юноша узнает о коварстве Пророка. Военачальник спешит к Магомету и докладывает об обстановке в городе. Зопир умирает, разгневанный народ, прежде во всем послушный, ропщет. Омар предлагает успокоить толпу заверениями в том, что Зопир принял смерть за отвержение ислама, а его жестокий убийца Сеид не избежит кары за содеянное. Войска Магомета скоро будут в городе — Пророк может не сомневаться в победе. Магомет интересуется, не мог ли кто-нибудь выдать Сеиду тайну его происхождения, и военачальник напоминает ему, что Герсид, единственный посвященный, мертв. Омар признается, что в вино Сеиду он влил яд, поэтому близок час и его смерти.

Магомет велит позвать к нему Пальмиру. Он советует девушке забыть о брате и сулит ей богатство и роскошь. Все её несчастья уже позади, она свободна, и он готов сделать для нее все, если она будет ему покорна. Девушка с презрением и возмущением бросает: «Убийца, лицемер бесчестный и кровавый, ты смеешь соблазнять меня нечистой славой?» Она уверена, что лжепророк будет разоблачен и возмездие недалеко. Народ, узнав об убийстве Зопира, выходит на улицы, берет в осаду тюрьму, на борьбу поднимаются все горожане. Бунт возглавляет Сеид. Он кричит в исступлении, что в смерти его отца повинен Магомет, и стихийная ярость масс готова обрушиться на злодея. Внезапно обессилевший от действия яда Сеид на глазах толпы шатается и падает. Воспользовавшись этим, Магомет заявляет, что это Бог карает неверного, и так будет со всеми, кто посягнет на него, великого Пророка: «Любой, кто возразить осмелится приказу, — пусть даже в помыслах, — покаран будет сразу. И если день для вас сияет до сих пор, то потому, что я смягчил свой приговор». Но Пальмира разоблачает Магомета, говоря, что её брат гибнет от яда, и проклинает негодяя. Она называет Магомета кровавым зверем, лишившим её и отца, и матери, и брата. Нет больше ничего, что привязывало бы её к жизни, поэтому она уходит вслед за своими близкими. Сказав это, девушка бросается на меч Сеида и погибает.

При виде умирающей Пальмиры Магомет на мгновение поддается чувству любви, но тут же подавляет в себе этот порыв человечности со словами: «Я должен Богом быть — иль власть земная рухнет». И ему удается овладеть толпой, избежать грозившего было разоблачения при помощи нового циничного обмана, лжечуда, которое опять бросает невежественную массу жителей Мекки к его ногам.

"Заира"

Тагедия, входящая и поныне в репертуар французских театров. В ней Вольтер обращается к эпохе крестовых походов. Героиня трагедии - Заира , рабыня иерусалимского султана Оросмана , — француженка, воспитанная как мусульманка. Султан горячо любит Заиру и хочет жениться на ней. Прибывший из Франции рыцарь Нерестан выкупает пленников-крестоносцев и в их числе христианского короля Сирии Люзиньяна , неожиданно оказавшегося его отцом и отцом Заиры. Оросман, не зная о том, что Нерестан родной брат Заиры, подозревает ее в измене. Из ревности он убивает Заиру, но, убедившись в том, что она невинна, кончает жизнь самоубийством. Подлинной причиной катастрофы является фанатизм христиан, стремящихся всячески помешать браку Заиры с Оросманом. Мусульманин Оросман нарисован Вольтером с большой симпатией, он гораздо человечнее фанатиков-христиан. Трагедия проникнута духом веротерпимости и ненависти к религиозному фанатизму.