ПУТЕВЫЕ КАРТИНЫ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Путешествие по Гарцу
Постоянна только переменчивость; устойчива только смерть. Каждое биение сердца ранит нас, и жить - значило бы вечно истекать кровью, если бы не существовало поэзии. Она дает нам то, в чем отказала природа: золотое время, которое не ржавеет, весну, которая не отцветает, безоблачное счастье и вечную молодость.
Сюртуки, чулки из шелка,
С тонким кружевом манжеты,
Речи льстивые, объятья, -
Если б сердце вам при этом!
Если б сердце в грудь вложить вам,
В сердце чувство трепетало б, -
Ах, до смерти мне противна
Ложь любовных ваших жалоб!
Я хочу подняться в горы,
Где живут простые люди,
Где свободно ветер веет
И легко усталой груди.
Я хочу подняться в горы,
К елям шумным и могучим,
Где поют ручьи и птицы
И несутся гордо тучи.
До свидания, паркеты,
Гладкие мужчины, дамы,
Я хочу подняться в горы,
Чтоб смеяться там над вами.
Город Геттинген, знаменитый своими колбасами и университетом, принадлежит королю Ганноверскому и располагает девятьсот девяносто девятью очагами, различными церквами, одним родовспомогательным заведением, одною обсерваториею, одним карцером, одною библиотекою и одним городским погребком, где пиво превосходное. Протекающий здесь ручей именуется «Лейна» и служит летом для купанья; вода в нем очень холодна, и местами он столь широк, что Людеру* в самом деле пришлось сильно разбежаться, когда он перепрыгнул через ручей. Сам город очень красив и нравится больше всего, когда обернешься к нему спиною. По-видимому, он построен очень давно; по крайней мере, помнится, еще пять лет назад, когда я поступил в университет и вскоре затем был исключен*, он имел все тот же серый старчески-умный вид и был переполнен педелями, пуделями, диссертациями, thés dansants, прачками, компендиумами, жареными голубями, гвельфскими орденами, церемониальными каретами, головками для трубок, гофратами, юстицратами, релегационсратами, профессорами и всякими чудесами. Некоторые утверждают даже, будто город построен во время переселения народов, а каждая отрасль немецкого племени оставила там по одному необузданному своему отпрыску, откуда и происходят вандалы, фризы, швабы, тевтоны, саксы, тюрингенцы* и т. д., каковые и посейчас слоняются в Геттингене ордами по Вендской улице, различаясь цветами шапок и трубочных кисточек; они вечно дерутся на полях кровавой брани Разенмюле, Риченкруга и Бовдена*, пребывая в нравах своих и привычках все еще среди эпохи переселения народов и управляясь частью своими вождями, именуемыми главными петухами, частью древним сводом законов, именуемым Komment и заслуживающим места в legibus barbarorum.
В общем жители Геттингена делятся на студентов, профессоров, филистеров и скотов, каковые четыре сословия, однако, далеко не строго различаются между собою. Сословие скотов - преобладающее. Слишком долго пришлось бы перечислять здесь имена всех студентов и всех профессоров, ординарных и не ординарных; к тому же в данный момент не все студенческие имена сохранились в моей памяти, а среди профессоров есть еще и вовсе не имеющие имени. Число геттингенских филистеров должно быть очень велико: их - как песку или, лучше сказать, как грязи на берегу моря; поистине, когда я утром увидал их у двери академического суда, с грязными лицами и белыми счетами, я не мог понять, как это бог натворил столько дряни.
Подробности о городе Геттингене вы с легкостью прочтете в описании последнего, составленном К.-Ф.-X. Марксом*. Хотя я питаю чувства святейшей признательности к автору, который был моим врачом и сделал мне много добра, я не могу без оговорок рекомендовать его труд и должен поставить ему в упрек недостаточно строгий отпор тому ложному мнению, будто у геттингенок слишком большие ноги. Мало того - я посвятил много времени основательному опровержению этого мнения, прослушал для этой цели курс сравнительной анатомии, делал в библиотеке выписки из редчайших книг, изучал часами ноги прогуливающихся по Вендской улице дам, и в глубоко ученом труде, где подводятся итоги этим занятиям, говорю: 1) о ногах вообще, 2) о ногах у древних, 3) о ногах слоновых, 4) о ногах геттингенок, 5) сопоставляю все то, что уже высказано об этих ногах в саду Ульриха*, 6) рассматриваю эти ноги - в их взаимном соотношении и при этом случае распространяюсь об икрах, коленях и пр., и, наконец, 7) если найдется бумага достаточного размера, приложу несколько гравюр на меди с изображениями ног геттингенских дам.
Было раннее утро, когда я покинул Геттинген, и ученый *** покоился еще, конечно, в постели и ему снилось, как всегда, будто он гуляет в прекрасном саду, где на грядках растут сплошь белые, исписанные цитатами, бумажки, ласково поблескивающие на солнце; он же срывает то одну, то другую и осторожно пересаживает их на новые грядки, меж тем как соловьи радуют его старое сердце сладостными трелями.
У Вендских ворот мне попались навстречу два маленьких туземных школьника, и один сказал другому: «Не хочу больше водиться с Теодором, он негодяй - он не знал вчера, как родительный падеж от mensa». Какими бы незначительными ни казались эти слова, я должен упомянуть о них; мало того - я начертал бы их на городских воротах вместо девиза; ведь, «как пели папаши, так свистят и детки», и эти слова вполне рисуют узкую, сухую, цитатную гордость высокоученой Георгии-Августы*.
В дороге повеяло утренней свежестью, радостно распевали птицы, и постепенно на душе у меня снова стало свежо и радостно. Бодрость пришла кстати. В последнее время я не вылезал из стойла пандектов, римские казуисты* словно заткали мой мозг серою паутиною, сердце было как бы защемлено железными статьями своекорыстных правовых систем, в ушах непрестанно звучало «Трибониан*, Юстиниан, Гермогениан* и Дуреньян», и нежную парочку, сидевшую под деревом, я готов был принять за экземпляр Corpus juris со сплетенными руками*. Дорога оживилась. Потянулись молочницы и погонщики ослов со своими серыми питомцами. За Вендою мне навстречу попались Шефер и Дорис*. Это - не парочка из идиллии Гесснера*, а два упитанных университетских педеля, зорко наблюдающие по долгу службы, чтобы студенты не дрались на дуэли в Бовдене и чтобы ни одна новая идея, без обязательного долголетнего карантина, не проникла контрабандою в Геттинген при содействии какого-нибудь спекулятивного приват-доцента. Шефер поклонился мне вполне по-товарищески, ибо он тоже писатель* и не раз упоминал обо мне в своих полугодичных писаниях; равным образом он часто вызывал меня, а когда не заставал дома, то всегда весьма любезно писал вызов мелом на дверях моей комнаты. Время от времени проезжала одноконная подвода, набитая студентами, покидающими город на время вакаций, а то и навсегда. В таких университетских городах постоянный прилив и отлив, каждые три года возникает новое поколение студентов - вечный человеческий поток; волна одного семестра отгоняет другую, и только старые профессора стоят неколебимо и недвижно среди всеобщего движения, подобно пирамидам Египта - но только в этих университетских пирамидах не скрыто никакой премудрости.
Из Миртовой рощи, близ Раушенвассера, выехали верхом двое многообещающих юношей. Женщина, занимающаяся там своим горизонтальным ремеслом, проводила их до самой дороги, похлопала привычною рукою по худым бокам лошадей, громко рассмеялась, когда один из всадников любезно угостил ее плеткою по широкому заду, и двинулась по дороге в Бовден. Юноши же поскакали в Нертен, очень остроумно покрикивая и очень мило распевая россиниевскую песенку*: «Выпей пива, Лиза дорогая!» Звуки долго еще раздавались вдали, но нежных певцов я скоро потерял из виду, ибо они яростно пришпоривали и стегали своих коней, обладавших, очевидно, медлительным немецким характером. Нигде так не истязают лошадей, как в Геттингене; часто, видя, как хромая кляча, вся в поту, принимает ради корма насущного тяжкие муки от наших раушенвассерских всадников или тащит за собою целый воз студентов, я думал: «Бедная тварь, наверно предки твои отведали в раю запрещенного овса».
В Нертенской харчевне я вновь повстречал обоих юношей. Один угощался селедочным салатом, а другой разговаривал с желтокожею служанкою, Фузией Каниной, по прозвищу Воробей. Он сказал ей несколько учтивостей, и в конце концов они подрались. Чтобы облегчить свою сумку, я вынул уложенные туда синие штаны, весьма замечательные в историческом отношении, и подарил маленькому кельнеру, по прозванию Колибри. Буссения, старая трактирщица, вынесла мне меж тем бутерброд и попеняла, что я теперь так редко у нее бываю: она ведь очень меня любит.
Христиан Иоганн Генрих Гейне (Christian Johann Heinrich Heine, 1797-1856) - выдающийся немецкий поэт, один из ярчайших представителей романтической эпохи, публицист и критик. Он умел написать доступно и коротко о глубоких проблемах, придав несвойственную ранее элегантность и легкость родному языку. На стихи Гейне были созданы десятки музыкальных произведений ведущими композиторами планеты.
Детство и юность
Генрих Гейне родился 13 декабря 1797 года в немецком Дюссельдорфе в семье евреев. Его отец Самсон занимался торговлей в довольно развитой по тогдашним меркам Рейнской области, а мать Бетти была довольно образованной женщиной и увлекалась идеями Руссо.
Раннее детство поэта прошло в условиях французской оккупации, вызванной Наполеоновскими войнами. В это время из Франции в другие уголки Европы активно экспортировались либеральные идеи и принципы, которые так активно впитал в молодости Гейне. Он был благодарен французским властям за то, что они уравняли евреев в правах с другими народами.
Свое образование Генрих начал в католическом монастыре. В 13 лет он начинает учиться в лицее родного города, а в шестнадцатилетнем возрасте юноша был отдан на учебу в контору состоятельного банкира из Франкфурта. Затем молодой коммерсант постигал секреты торговли в фирме родного дяди Соломона в Гамбурге. Несмотря на такой уклон в образовании, Генриха привлекало совсем другое. Он успешно провалил доверенное дело по руководству маленькой компанией и даже не смог как надо вести бухгалтерские счета, что привело к конфликту с родственником.
При финансовой поддержке дяди он поступил в Боннский университет, откуда вскоре переехал учиться в университет Геттингена. В 1821 году Гейне переводится в Берлинский университет, где его глубоко впечатлила лекция по философии Г. Гегеля, но именно в Геттингенском университете Генрих защитит диссертацию и получит звание доктора права. Тогда же он был вынужден принять лютеранство, так как иудеям дипломы не выдавали. По этому поводу Гейне выразился с горечью: «Желаю всем ренегатам настроения, подобного моему» .
Начинающий поэт
Несчастная, неразделенная любовь к собственной кузине побудила начинающего поэта написать серию лирических стихов, напечатанных в 1817 году на страницах журнала «Гамбургский страж». В 1820 году издается сборник ранней лирики «Юношеские страдания». Во время пребывания в Берлине Гейне сумел попасть в светское общество и познакомиться со многими светилами немецкого искусства. Чтобы подзаработать, он начинает продавать свои стихотворения в газеты, но не находит особых откликов ни от простых читателей, ни от критиков. Среди прочих в это время были опубликованы «Баллада мавра», «Грозная ночь», «Минезингеры».
В 1826 году выходят в свет путевые заметки «Путешествие в Грац», принесшие автору большую известность. Вслед за ними появляется первая часть «Путевых картин», а на следующий год выходит собрание лирических произведений «Книга песен». Она по праву завоевала любовь читателей своей богатой палитрой человеческих чувств и романтической взволнованностью. Герой произведения - молодой человек, очень эмоционально и одновременно трагично воспринимающий окружающую действительность.
«Книга песен» состоит из 4-х разделов, самый романтичный из которых первый - «Юношеские страдания». Второй раздел «Лирическое интермеццо» наполнен узнаваемой для поэта светлой печалью. Некоторые произведения из него хорошо знакомы российскому читателю, благодаря переводам М. Ю. Лермонтова.
В 1826-1831 годы Гейне работает над серией художественных очерков под названием «Подорожные картины», в которых автор предстает как заинтересованный наблюдатель, откровенно делящийся со своей публикой мнением о различных сторонах жизни Германии.
Парижский период
Июльская революция во Франции (1830), заставившая покинуть трон Карла X и вернувшая в страну Луи Орлеанского, стала триумфом народного суверенитета над божественным правом монарха. Немецкий поэт глубоко проникся принципами, которые подарили «три славных дня», и в 1831 году на волне тогда модной эмиграции переезжает в Париж. Здесь, в отличие от родины, он не испытывает цензурного гнета и может свободно заниматься творчеством. После этого в Германии он побывает всего лишь дважды - один раз навестит мать, а затем приедет по делам издательства.
В этот период творчества Гейне пишет серию статей, изданных единой книгой под названием «Французские дела». В них автор, разочаровавшись в социалистических идеях, сравнивает их с утопией. В 1834 году увидела свет книга «Для истории, религии и философии в Германии», созданная на основе его лекций. Тогда же появился поэтический сборник «Разные». В 1840 он заканчивает работу над книгой «О Берне», вызвавшей критическую реакцию у многих читателей. Неодобрение публики вызвало деление автором всех людей по степени религиозной свободы на назаритян и эллинов.
Сороковые годы XIX ознаменовались написанием одной из лучших поэм Гейне - «Германия. Зимняя сказка». Генрих очень тяжело переживал расставание с родиной, связь с которой всегда ощущал на подсознательном уровне. Его не пускали туда по политическим соображениям, и творческая натура автора откликнулась на это созданием великолепного произведения о родной стране. В коллекции работ Гейне есть еще одно блестящее стихотворение о Германии - «Силезские ткачи», которое явилось откликом на знаменитое восстание рабочих.
В 1851 году увидел свет последний стихотворный сборник «Романсеро». В него вошли произведения, написанные в период тяжелой болезни. Неудивительно, что многие из них проникнуты глубоким пессимизмом и трагизмом. Сборник состоит из трех книг. В первой автор возвращается к жанру баллады, во второй, под названием «Ламентации», он откликается на революционные события в Европе, горько сожалея о поражении революционеров. В третьей книге поэт обращается к теме еврейского фольклора.
Личная жизнь
Генрих Гейне был женат на Крессении-Энжени-Мира, которую упорно называл Матильдой. Она имела крестьянское происхождение, в отрочестве переехав в Париж к своей тетке. На момент заключения брака она была безграмотна и совсем не умела читать, что резко диссонировало с высокообразованным Гейне. Несмотря на все усилия супруга, она до конца жизни так и осталась необразованной и совсем не понимала занятия мужа. Многие знакомые Генриха осуждали этот брак, но поэт был непреклонен.
С 1846 года Генрих тяжело заболел - паралич спинного мозга. В 1848 году он последний раз побывал на улице. Все оставшиеся годы в результате тяжелого недуга Гейне будет прикован к постели, которую в шутку называл «матрасной могилой». В это время его будут навещать много друзей, среди которых были О. де Бальзак, Ж. Санд, Р. Вагнер. Одним из хороших знакомых немецкого поэта был К. Маркс, бывший ему дальним родственником. Создатель научной теории коммунизма признавал талант Гейне и постоянно призывал его поставить на службу свободе.
До последнего вздоха Гейне не изменяло блестящее чувство юмора, поэтому во время очередного визита Маркса, когда обездвиженного поэта понесла в ванную горничная, он произнес: «Вот видите, женщины по-прежнему меня носят на руках» . Генрих Гейне умер 17 февраля 1856 года в Париже, его останки покоятся на кладбище Монмартр.
Я уже писал о книге про Микеланджело Буонаротти , если эта книга учит любить визуальную сторону искусства, то книга «Возвышенное и земное» делает то же самое, но в иной плоскости. В плоскости музыкальной. Это биографический исторический роман о величайшем гении (как бы банально ни звучало, но факт) в области музыки — о Моцарте .
Биографический роман Возвышенное и Земное, о чем книга
Прежде всего, это книга о музыке и о любви к ней, о человеке, который не мог себе представить жизнь без всех этих звуков фортепиано, клавесина, органа и скрипки. Прежде всего — фортепиано. Ибо Моцарт был одним из первых, кто стал серьезно задротствовать черно белые клавиши второго моего самого любимого инструмента (после гитары) и остается одним из лучших по сей день.
И если музыка Моцарта просто лучится светом и теплотой, то жизнь его была далека от подобной благостности. В этом романе вы узнаете насколько нелегким был путь Моцарта к славе, о его непростом характере, взаимоотношениях с семьей и прежде всего с отцом. Кстати, книга «Возвышенное и земное» была написана Дэвидом Вейсом именно на основе сохранившейся до наших дней переписки Моцарта с батей.
И, если, вы думали, что Моцарт был эдаким божьим одуваном, то я спешу вас разочаровать. Величайший композитор был желчной язвой с языком острым, как катана и любил наступить на болячку каждому, кто ему не слишком нравился. Чем, естественно нажил себе огромную и черную тучу врагов. Кроме того кудряш отличался крайним высокомерием во всем, что касалось музыки. И если бы он посчитал, что ваша музыка — это фекалии мамонта, тысячу лет пролежавшие в вакуумной упаковке, он бы так и сказал. Услышав современную эстраду Моцарт бы, наверное отрезал бы ухо, как Ван Гог.
С папой у Моцарта сложились весьма неоднозначные отношения, но, в конце концов, если бы не батя, Моцарта не было бы как музыканта. Ведь родись гениальный композитор в семье каких-нибудь крестьян пропахших коровьим навозом так и остался бы всю жизнь волам хвосты крутить. Не подумайте, я не в коем случае не принижаю крестьянский труда, но те, кто хоть раз в своей жизни был на ферме, поймут, что из песни навоз не выкинешь.
Книга читается легко и увлекательно и уж точно лучше, чем сухая биографическая заметка в каком-нибудь занудном учебнике по истории музыки. Не буду ручаться за историческую достоверность, ибо я имел ее в виду, но насколько хватает моих кастрированных знаний о жизни Моцарта и истории того времени — сильных погрешностей не замечено. Девид Вейс, в конце концов ведь годный и совсем не пальцем деланный писатель.
Что еще сказать — довольно атмосферно. Действительно веришь этой книжке. Я, конечно, понимаю, что скорее всего чувства композитора были далеки от того, что придумал писатель, но как-то настолько органично все описано, что действительно кажется, будто это от лица Вольфганга.
Я могу сказать, что всегда был неравнодушен к музыке, но по настоящему заболел ею после прочтения этой книги. После этого даже начал немного баловаться сочинением музыки для гитары. Я, конечно, был поражен, насколько все-таки бедно мое восприятие мелодии и гармонии, да и , по сравнению с Моцартом. И я — это еще ничего по сравнению с остальными . Для Вольфганга ноты мелодии были тем же, что для нас буквы и слова. Мужик мог утром пойти прослушать какую-нибудь фугу, а потом вернуться вечером домой и нота в ноту ее записать!
Музыка, подобно дождю, капля за каплей просачивается в сердце и оживляет его. Ромен Роллан
Книга Дэвида Вейса «Возвышенное и земное» доступна к скачиванию на рутрекере и флибусте (или была доступна на момент написания поста). Я тут выкладывать не буду, ибо проблем с правоторговцами мне не нужно.
Убийство Моцарта, кстати, продолжение книги «Возвышенное и земное», но мне не понравилось, ибо там не совсем про , а про какого-то унылого композитора, который вместе со своей пассией расследует обстоятельства убийства. Как-то так. В общем, нудно. Не советую.
Портреты Моцарта
Небольшая подборка портретов Моцарта. И, что характерно, некоторые портреты отличаются друг от друга настолько, что кажется будто писались с разных людей. Художники, они так видят — что с них взять.
Портрет Моцарта, художник Йозеф Хикель, (свояк Моцарта) 1789 год. P. S. Этот портрет считается наиболее точным
Никто точно не знает, как выглядел самый известный музыкальный гений - он ушёл из жизни до начала эры фотографии.
Тем не менее, исследователи из австрийского Зальцбурга, для которых темой исследований был юный Вольфганг Амадей Моцарт, добились прогресса.
На одном из портретов, считавшимся достоверным, оказался кто-то другой. Одно из сомнительных изображений было подтверждено. Третий портрет, считавшийся незаконченным, на самом деле оказался готовой частью другого, большего полотна.
Международный фонд Моцартеум в Зальцбурге объявил о результатах исследований в связи с выставкой портретов Моцарта, которая открылась 26 января и продлится до 14 апреля.
Исследования проводились в течение нескольких десятилетий.
Одна из целей выставки – развенчание идеализированного представления о Моцарте с романтичной фигурой в белом парике, красной рубашке и внимание на том, как он мог выглядеть в действительности.
Известны четырнадцать живописных образов, созданных при жизни Моцарта, которые воспроизведены в картинах, гравюрах и медальонах. Mozarteum распоряжается девятью из них и привёз для выставки три других. Оставшиеся два прижизненных портрета оказались недоступны, говорит Габриэле Рамзауэр, директор музея фонда на родине Моцарта.
Этот портрет Моцарта “Моцартеум” приобрёл в 1924 году. Подлинность изображения на ней Моцарта исключена
В 1924 году британский арт-дилер продал Моцартеуму портрет мальчика в длинном коричневом пиджаке с птичьим гнездом в руках, стоящим перед круглым столом с открытой книгой на нем.
Фонд купил картину с подписью «Моцарт 1764», доверившись гравюре в каталоге, приписанной изображению Вольфганга Амадея.
Долгое время существовали сомнения в достоверности идентификации, в частности потому, что Моцарт редко использовал имя Амадей в своей жизни, предпочитая немецкую форму «Готлиб».
«Мы всегда приписывали картине имя Моцарта со знаком вопроса»,
– пояснила г-жа Рамзауэр из Моцартеума.
Когда кураторы изучили картину, они не нашли соответствующие указания в каталогах.
Поиск в архивах 1928 года показал, что подпись «WA Mozart» была приписана позднее создания оригинала.
«Теперь мы уверены, что один из бывших владельцев подделал эту подпись и опубликовал гравюру в 1906 году, чтобы продать этот портрет.
Мне всегда казалось странным, почему Моцарт изображён на ней с птичьим гнездом в руке»,
– сказала г-жа Рамзауэр.
Напротив, иной вывод был сделан в отношении миниатюрной живописи на табакерке из панциря черепахи - на ней лицо херувима в окружении вьющихся волос, с темными серьезными глазами.
Mozarteum приобрел табакерку в 1956 году. Надпись внутри гласила: «Иоганн Моцарт, 1783».
«Был ли это действительно Моцарт? Мы всегда немного сомневались»,
– сказала г-жа Рамзауэр. Однако поиск в архивах обнаружил документ, свидетельствующий о происхождении артефакта. В документе сказано, что Моцарт владел табакеркой в течение 10 лет - это был подарок венского скульптора Антона Грасси.
В письмах Моцарта есть указание, что брат Грасси Иосиф, художник, рисовал миниатюры Моцарта. Иосиф выполнил эту работу, прикрепив на табакерку миниатюрный портрет.
«Сейчас пришло время сказать, что в подлинности этого изображения нет никаких сомнений»,
– заверила г-жа Рамзауэр.
Находка считается важной, поскольку портретов Моцарта, написанных после 1781 года, не существует. Один из самых известных портретов 1789 года, считавшийся самым достоверным, был известен как незавершённое полотно.
Рентгенографический и инфракрасный анализ института в Мюнхене в декабре прошлого года показал, что законченная картина была встроена в большой холст, а края холста были закрашены, чтобы сгладить поверхность.
Выставка в Зальцбурге имеет целью показать лицо человека, наследие которого настолько живо и в наше время.
Classica FM
