Аукцыон интервью. Леонид Федоров, группа «АукцЫон»: воздуха не хватает! Инна денисова поговорила с музыкантом и композитором о поэзии, pussy riot, гениальных песнях и конце россии

Лидер группы «АукцЫон» Леонид Федоров рассказал « Дискурсу » об «архаистах» Анри Волохонском и Алексее Хвостенко – фигурах, произведения которых занимают важное место в его жизни и музыке.

– Месяц назад(19 марта) поэту, переводчику Анри Волохонскому, с которым вас связывают дружеские отношения, исполнилось 80 лет. В 2012 году Анри Гиршевичу была присуждена Премия Андрея Белого «за выдающийся вклад в развитие русской литературы» . Как вы познакомились? Каково ваше видение фигуры Волохонского в контексте отечественной культуры?

– Мне кажется, что он, по меньшей мере – гигант. Мне сложно сказать точнее, потому что он мой друг, и я с ним дружу уже лет двадцать, а может, и больше. Познакомил нас Хвост (Алексей Хвостенко. - Я.В.), и я даже не помню в каком году, мне кажется, в 1990, или 1991, с его подачи заехали к Анри в гости, тогда мы часто ездили в Германию, приехали к нему, он в Мюнхене тогда жил, с тех пор дружим. Понимаете, мне сложно говорить о его месте в литературе, культуре. На протяжении этих двадцати лет мы делали с Волковым то, что делали, у нас много идей, и у меня есть другие работы, которые я делаю с Анри. Для меня он является не то что важным, а, наверное, одним из самых важных людей.

Леонид Федоров и Алексей Хвостенко. Фото: Константин Хошан

– В 2012 году издательство «Новое литературное обозрение» выпустило собрание сочинений Волохонского в трех томах, и это, в целом, оказалось каким-то «внутренним» делом – для своих, для узкого круга специалистов.

– Да, это так. С одной стороны, Анри автор хита «Под небом голубым» , но, мало кто знает, что он, собственно, автор этой песни. Помимо всего прочего, они с Хвостом создали важный культурный пласт, у нас же все любят такие, скажем так, концептуальные, или идеологические вещи, а они абсолютно, мне кажется, оказались оторваны. Может, недаром они и уехали: Хвост вообще был «человеком Мира» – не принадлежал ничему, был абсолютно свободным, Анри уехал более осмысленно, не хотел здесь жить, даже не то что жить, он не хотел жить с этими людьми и поэтому не хотел ни в той, ни в другой идеологии существовать. Они уехали давно и, поэтому, мне кажется, Гребенщиков – один из немногих, кто их знал, в том числе и я. С ними мы познакомились опосредованно через Сережу Курехина: он сказал моему приятелю, а приятель, когда мы поехали во Францию, рассказал про Хвоста. Собственно, мне это имя ничего не говорило, не слышал и не читал тем более. Сейчас уже можно говорить о том, что это классики – что один, что второй. Но насколько они имеют какое-то влияние, мне сложно судить: я не занимаюсь литературой. Может, на молодежь какую-то, но это поколение дальше, – вам виднее, на самом деле.

– В многотомной антологии «У голубой лагуны», составленной Константином Кузьминским и посвященной неофициальной литературе Москвы и Ленинграда, Анри Волохонский и Алексей Хвостенко представлены как группа «Архаисты» . Вполне вероятно, что традиции, которые были присущи им – эти разнообразные средневековые, барочные жанры, для вас оказываются не менее значимыми. Неслучайно новый альбом может иметь неожиданные связи с текстами Алексея Хвостенко в альбоме «Романсы» , написанном на произведения того же Александра Введенского?

– Мне сложно по этому поводу что-то сказать – наверное, потому что это делают одни и те же люди. Как, почему мы работали и с Анри, и с Хвостом – хотя работой это сложно назвать? Я, честно говоря, с тех пор не встречал людей, настолько расслабленных и свободных, – свободных в том числе от всякого рода условностей, но, при этом – не разнузданных, вот что удивительно. Я знал людей, свободных от условностей – панков каких-то, они были брутальными, жесткими, а Анри с Хвостом очень умные, образованные люди и это не школьное образование. Волохонский вообще энциклопедист, ему нравится изучать тексты, с ним очень интересно разговаривать о вещах, касающихся абсолютно любых текстов любой эпохи. У него очень трезвый, точный ум, он говорит в каких-то случаях интуитивно, но есть много вещей, которые он конкретно знает, потому что их изучал и изучает. Он рационален, разрушает мифы, которые складываются у людей. Один из показательных моментов: Анри говорит, что Пушкин не мог написать строчку «Три девицы под окном пряли поздно вечерком», потому что, на самом деле, «под окном» нельзя было прясть: «у окна» можно прясть, а Пушкин был очень точный человек и он так не написал бы. Наверняка было «срали», конечно, или «беседовали», поэтому Анри говорит, что такое глупое слово «пряли» – это не пушкинское, а явно исправленное. Много таких вещей, с ним интересно такие места разбирать, причем не только в русских текстах.

– Это было удивительно, их союз «А.Х.В.» , насколько они друг друга понимали.

– Удивительно, потому что они еще и очень разные. Я сначала подружился с Хвостом, мы были очень близки, ко мне он относился не очень, да и мне он казался таким книжником, – потом это изменилось с годами. Они настолько разные, даже по темпераменту. Волохонский, например, очень закрытый человек – вне каких-то стеснений, просто никогда не любил быть на публике, при этом он не отказывается от интервью, может спокойно говорить на любые темы. Хвостенко был, наоборот, публичный. В области знаний он, конечно, проигрывал Волохонскому, но при этом был креативным, такой пассионарий: все было интересно, очень любил музыку, в отличие от Анри, который к музыке относился спокойно, Хвост интересовался кино и еще много чем, Анри, в большей степени – литературой. Волохонский считает Хвоста абсолютным гением, и я рад, потому что Хвост был моим другом.

– Если посмотреть на вашу работу, особенно на данный момент, то складывается впечатление, что вам ближе работать с текстами Волохонского, чем Хвостенко.

– Мне просто интересно и чем дальше, тем интереснее: столько всего необычного. На таком уровне, на котором он переводит и пишет, я не думаю, что кто-то работает. Сейчас вышла книга богослужебных текстов – это довольно сильный удар и был резонанс. Часть текстов написана давно и это точные переводы на русский язык, в них особое звучание и за границей, в Париже, по-моему, уже служат по этим переводам. Мне кажется, что Анри с таким же успехом переводит, например, Каббалу. Он всегда относится к тому или иному документу как к тексту, самое главное, что он выводит его на очень высокий уровень, классический пример – это «Леди Дай» .

Для Анри любой текст важен, любая никчемность всегда возводится в ранг очень важного, в этом и заключается необычность. Это интересно, потому что у тебя сразу появляется гигантский диапазон, который …

– Больше, чем медиатор.

– Конечно. Нет, таких людей у нас да и нет совсем, – работающих в таком диапазоне, именно литературном. Все, понимаешь, люди искусства, они любят себя. А здесь этого вообще нет, плюс то, что делает Волохонский, он делает, опираясь на конкретное знание, не так, что взбрело в голову «псалмы поперевожу». Его перевод псалмов – это самый точный перевод на русский язык с иврита, не переработанный, я читал. Что мне в нем очень нравится, так это то, что у него всегда присутствует самоирония, но при этом есть и достоинство – это не мешает ему как человеку относиться к себе с достоинством. И к остальным так же.

«Неужели ты думаешь, что будешь до 30 лет заниматься вот этой музычкой?» - спрашивала мама молодого Леонида Федорова, бросившего работу в НИИ ради музыкальной карьеры. Сегодня лидеру группы «Аукцыон» почти 50, и рамки его «музычки», как он сам ее называет, выходят далеко за пределы одного жанра. Этнические, старинные монастырские напевы, рок, джазовые импровизации, положенные на музыку стихи поэтов-символистов… Именно так - «музычка». Слишком серьезно ни к своему творчеству, ни к себе Леня Федоров не относится. Гораздо серьезней он относится к своей вере.

Леонид Федоров
Родился 8 января 1963 года в Ленинграде. Учился в Политехническом институте. Свою первую рок-группу «сколотил» из одноклассников в 70-е годы. В 1983 году появилась группа «Аукцыон», лидером которой Леонид является и по сей день. Параллельно участвует в музыкальных проектах самых разных жанров и направлений.
В соавторстве с поэтами и музыкантами В. Волковым, А. Хвостенко, А. Волохонским, А. Котовым, С. Старостиным выпускает песни на стихи поэтов-авангардистов начала 20-го века («Разинримилев» - на стихи В.Хлебникова, «Безондерс» - на стихи А. Введенского), старинные народные песни и духовные канты («Душеполезные песни на каждый день») и др.
В 1997-2006 гг. увидели свет три сольных альбома Леонида Федорова «Четыресполовинойтонны», «Анабэна», «Лиловый день». Женат. Дочь Ксения - солистка группы «Кубикмагги».

История КПСС, апельсины, озарение

Леонид, в последнее время о своем религиозном поиске один за другим говорят самые известные рок-музыканты. Создается впечатление, что рок-среда как-то располагает если не к принятию Православия, то уж, во всяком случае, к поиску истины. Это так?
- Я не думаю. Мне кажется, это ощущение возникает просто потому, что известные музыканты больше на виду. Тут всё проще: поиск истины - общее стремление для всех советских людей в 90-е годы. Мы видели, что наши деды и отцы атеизм уже попробовали, и получилось «хорошо», получилось убедительно: разломали всё! Видимо поэтому тянуло узнать что-то другое, противоположное по знаку, если так можно выразиться. Поэтому, не могу сказать, что меня привлекала именно православная культура: вещи, связанные с верой, начинают интересовать по-настоящему, лишь когда она уже становится частью твоей жизни. Так что дело не в рок-культуре и не в ее «мистической связи» с Православием. Я бы назвал это так: меня озарило.

- Какое-то мировоззрение у Вас к тому времени было?
- Какое оно могло быть?.. Мне кажется, настоящее целостное мировоззрение у советского народа закончилось где-то в 30-е годы. А от 70-х осталось впечатление, что никто ни во что давно уже не верил. Даже те, кто по должности обязан бы верить. У нас был в институте учитель, Хабибуллин - замечательный дядька, преподавал историю КПСС. Когда умер Брежнев, на дорогах сигналили машины, люди в учреждениях вставали в знак траура. У нас была лекция - надо было и нам вставать. И вот Хабибуллин говорит так нехотя: «Ну, ладно, давайте постоим»… А на экзамене, когда я честно признался, что ничего не знаю по выпавшему мне вопросу (вроде «выступление Ленина на VIII съезде КПСС»), он сказал: «Да? Не знаете? Ну ладно, расскажите мне хоть что-нибудь, что вы знаете». Было видно, что он сам не верит в то, что преподает. Потому что умный человек, историк, все понимает…

На выборы мы ходили с отцом вдвоем. А знаете почему? Потому что на избирательных участках с целью привлечения людей торговали различными дефицитными товарами. И если бы папа ходил один, он мог бы взять лишь один килограмм апельсинов. А когда приходил с сыном, ему давали уже два.

Псевдожизнь такая. Белое называлось черным, черное белым. Даже если ты внутренне свободен, все равно живешь в этой перевернутой системе понятий, как в тюрьме.
Поэтому какое там мировоззрение? После моей первой поездки за границу, на Запад, я три недели не мог заставить себя выйти из своего дома в Питере. Мне страшно было, казалось, я просто не выдержу. Было такое жуткое ощущение: зачем я сюда вообще вернулся? Что я тут делаю? Где мы живем?!..

Но лезть на баррикады желания никогда не было. Хотелось просто жить и радоваться этой жизни. Мне было неинтересно кому-то что-то доказывать, спорить.

- А что было интересно? Неформальная тусовка?
- Тусовщиком я никогда не был, но мне нравилось единое сообщество нестандартных людей. В ленинградском рок-клубе тогда сложилась удивительная атмосфера, это было совершенно особое место. И в Питере неформалы все вместе «варились», не делились на группки: ты идешь по городу и всех своих узнаешь сразу - хотя это мог быть и незнакомый лично тебе человек. Вокруг все было одинаково серое, все мыслили по стандартам, а тут - совсем иное. Нас с Гаркушей (Олег Гаркуша - вокалист и автор песен группы «Аукцыон» - В. П.) частенько забирали в милицию за внешний вид.

- Что ж там за внешний вид был? Косуха, ирокез?
- Да нет, какая там косуха. Как на сцене мы сейчас выступаем - так я по городу ходил. У меня был громадный двубортный серый пиджак 64-го размера (видимо, дядька, который его носил до меня, был моего роста, но с огромным животом) и такие же штаны, куда кроме меня могли бы влезть еще двое. Я эти штаны просто оборачивал вокруг себя и так носил. Плюс узкие замшевые ботинки, ну и прическа соответствующая. В общем, смотрелись мы убедительно.
Собственно, вместе с Гаркушей мы потом и крестились…

«Музычка», пещеры, отец Косьма

Вы ушли с работы и собрали музыкальную группу, чтобы этим зарабатывать на жизнь. Как вы на это решились, почему?
- Просто я как-то интуитивно понял, что не могу больше работать и хочу заниматься музыкой. Хотя по закону я не имел на это права - тогда можно было и в тюрьму угодить за такое.

- За тунеядство?
- Нет, за то, что играли и пели за деньги без профильного, музыкального, образования. Когда я ушел в музыку, родители были в ужасе: «Ты что, идиот? Что это за занятие - песенки писать?…» Мама говорила: «Неужели ты собираешься до 30 лет заниматься вот этой музычкой?» (Смеется.) Я отвечал уклончиво: «Ну, не знаю».
А я и в самом деле не знал. Просто все события, которые со мной тогда происходили, выстраивались как бы без моего участия. Я не сам ушел с работы - меня уволили. За то что я два дня прогулял, и думал, что после отработаю. Но не тут-то было! Я вначале очень расстроился, потом за меня вступился весь отдел и… меня уволили по собственному желанию (смеется).

- Это было страшно - в никуда уходить?
- Конечно, сначала было немного не по себе. В голове крутилось: «Что же делать дальше, как жить?» Но в какой-то момент меня перестали тревожить вещи, которые когда-то казались основой существования - что есть, где жить. И самое смешное, что, как только я перестал обращать на это особое внимание, - все тут же и появилось. Сейчас я об этом вообще не беспокоюсь: знаю, что Бог не оставит.

- А тогда тоже на Бога положились?
- Совсем нет. Я ведь в то время даже крещен не был, к Церкви относился прохладно. В 1988 году я понял, что с государством не хочу иметь ничего общего. И любой институт, связанный с государством, с административной системой, мне был заведомо не интересен. А Церковь как раз казалась очередным «департаментом», в котором не чувствовалось никакой жизни.
Все изменилось лишь после знакомства с Алексеем Хвостенко (Алексей «Хвост» Хвостенко, поэт-авангардист, автор песен, художник, первый исполнитель песни «Над небом голубым» - В. П.). Таких удивительных людей, как он, я не встречал никогда: меня поразили его доброта, ласка и та необыкновенная радость, которая от него исходила. При первой же встрече с ним, я вдруг почувствовал, что это - родной для меня человек. Сразу! Я не мог понять: как это?! Для меня это был какой-то нонсенс, дикость - так ведь не бывает! Мне стало интересно: он так со всеми себя ведет или только со мной? Сначала я предположил, что «Хвост» просто «заморозился» в том состоянии, в котором его выгнали из России: «шестидесятники» ведь все были хорошие, светлые. Это мы уже испорчены коммунизмом, глобальной ложью… А потом я понял - нет, это просто такой человек. И начал думать: а почему он такой? Почему он так может, а я не могу? Ответ оказался простым, но глубоким - Алексей был христианин. Многое в нем стало мне понятно, лишь когда я и сам крестился.

- Что вам дала вера?
- Жизнь. Я бы умер давно, если б не вера.
В буквальном смысле.
И потом, понимаете, сейчас мне уже почти 50 лет, я повидал в жизни всякое. И точно могу сказать, что настоящую радость человеку может дать только вера. Никакие достижения, никакие путешествия, новые впечатления, новые знакомства - ничего не дает такой радости, смысла, полноты жизни…

Многие вещи, которые когда-то казались мне чрезвычайно важными, я сейчас даже не вспомню! А какие-то вроде бы незначительные эпизоды остались в памяти навсегда. И ты понимаешь, что они-то и были самыми главными в жизни.

- А что это за события?
- В основном, связанные с храмами, со святыми местами. Например, посещение пещер Киево-Печерской Лавры. Их в то время только-только открыли, и войти даже в самые дальние галереи мог любой желающий. Над входом просто висела занавесочка, рядом стоял монах, молча, тихонько стоял, а около входа - табличка: «Если ты веришь - входи». Мы с другом переглянулись - «Мы же верим!» - и пошли. А там лежали мощи без саркофагов, просто тела в облачении - у некоторых лица открыты, у некоторых кисти рук. Например, Илья Муромец - можно было приложиться к его руке. Я помню, какой у нас был трепет, просто мурашки по коже.

Вот это было нечто настоящее.

Или - встречи. У меня жизнь очень насыщенная, я встречал массу интересных людей, но встреча с Хвостенко - совершенно особенная.
А еще, вот - знакомство с нашим другом, отцом Косьмой.

Мы жили рядом с Донским монастырем, на Серпуховском валу. В один прекрасный день просыпаюсь, и так мне тяжело, все ломит после вчерашнего концерта, все болит. Говорю жене, Лидочке: «Слушай, отвези меня куда-нибудь в ветлечебницу, пусть меня там усыпят, жить сил нету». Она: «Так, все понятно. Давай поднимайся, пошли бегать». И мы побежали вокруг монастыря. Май, тепло. Раннее утро, но монастырские ворота уже открыты. Я предложил зайти в храм. Зашли. И вдруг надо мной возникает такой «коршун» в черном одеянии и говорит: «Вы Лёня Федоров? Здравствуйте, а я ваш поклонник!». Я подумал: «Ну вот, приехали, этого еще не хватало - монах-поклонник». Так и подружились. Отец Косьма нам очень помогал, поддерживал всегда. Однажды он нам просто вымолил квартиру - такое «практическое православие» получилось.

- Что это за история, расскажите?
- Мы жили в маленькой квартире, было тесно, а тут еще и арендную плату повысили в два раза - нужно было срочно искать что-то новое. К моменту, когда мы познакомились с отцом Косьмой, никакой перспективы у нас не было. Что делать? Узнав об этом, Косьма удивился: «Что же вы? Молебен отслужить надо, на мощах князя Даниила, он же хозяин Москвы». Не отставал от нас, пока мы не поехали с ним в Данилов монастырь на молебен. Вернулись домой, и только перешагнули порог - начинает звонить телефон. На нас просто посыпались предложения жилья, поток звонков не прекращался часа два! В итоге мы сняли квартиру, где и сейчас живем. А из окон виден памятник князю Даниилу Московскому…

Рахманинов, греки, глобальная ложь

Духовная жизнь не бывает наполнена одной только радостью. Наверное, и с трудностями приходилось сталкиваться?
- Не знаю… У меня такого не было. Сразу - доверие, а сомнения и в голову не приходили. В тот момент жизнь вообще была тяжелая, поэтому если б я еще и в вере сомневался!..
И потом, в моей жизни тогда стали происходить просто чудесные вещи - тут всякие сомнения если бы и были - пропали бы.

- А какие, если не секрет?
- Исцеления, например. Ты же не можешь сам себя вылечить, если болезнь серьезная. Или обретение какого-то дара. Есть такие вещи, которым ты не можешь научиться, сколько ни бейся, а потом они на тебя просто сваливаются, как дар!

- Вы говорите про песни?
- Песни, искусство - это отдельная история. Тогда я понимал, что в общем это не я все делаю. Да ты и не можешь контролировать весь процесс - творчество это ведь не техника. Есть вещи, о которых можно сказать, что ты их придумал, но большинство вещей, самых лучших, придумать человеку просто невозможно!
Я рассказывал об этом разным людям, они говорили: «Ну, чудит!» А я-то точно знаю, что это - правда, просто словами такое не объяснить…

- Как Вы относитесь к самому творчеству? Что тут для Вас важнее - результат, процесс, оценка?
- Мне сам процесс нравится, он мне интересен больше, чем, скажем, копаться в сути того, что я делаю. И потом я считаю, что музыка все-таки вещь не основополагающая. Она помогает, создает атмосферу, но я знаю массу людей, которым на эти песни глубоко наплевать.

- Провалится альбом или будет иметь успех - все равно?
- Мне кажется, нет смысла этим заморачиваться всерьез. Насколько наша музыка будет воспринята и понята, сколько дисков будет продано - это в общем все равно, да. Иногда такую дрянь сделаешь - и всем нравится, а самые лучшие, дорогие тебе вещи - не нравятся никому. Я отношусь к творчеству, как и к таланту: мне его дали, у меня могут его и забрать.
А уж как талант использовать - тут каждый человек выбирает, что ему больше по душе. Скажем, кто-то решает: я буду делать только православное искусство. Если б я знал, что это такое, я бы, может, тоже делал! Вот, к примеру, мне не очень нравится богослужебная музыка Рахманинова, потому что, на мой взгляд, она слишком яркая, слишком роскошная.

- Это ведь дело вкуса!
- Дело не во вкусе, дело в состоянии. Например, самое потрясающее церковное пение, что я слышал, - это небольшой хор греческих монахов в Иерусалимском храме Гроба Господня. В храме нас было всего пятеро - мы с женой и еще человека три, туристы американские. И все конфессии пели по очереди. Когда запели греки - их всего-то было человек пять - мне сразу стало понятно - какая музыка должна звучать в храме. Я смотрел на одного из монахов: он ничего особенного не делал, не напрягался, не изображал ничего, он просто пел, но от этого пения - мурашки по коже! Очень простая, задушевная мелодия - и сразу все понятно. Тут никаких разговоров уже не нужно. А роскошные Рахманиновские обороты… С точки зрения музыки - шедевр, конечно, но с точки зрения веры - лично в меня они не попадают. Мне понятней простое, незамысловатое пение монаха. Но чтобы делать такие простые и пронзительные вещи, очень много чего с собой надо сделать. Стать монахом, скорее всего.

- Если планка так высока, то и о православном искусстве говорить бесмысленно?
- Я не думаю, что мы сейчас в состоянии делать православное искусство. Из чего делать? На базе советских песен? Мы - страна, которая бросилась из огня да в полымя. Какие-то осколки прежней культуры удалось сохранить, но - только осколки.

Например, раньше по Неве от Петропавловки до стрелки Васильевского острова ходила баржа, на которой играли сто музыкантов. Об этом остались лишь воспоминания одного голландского путешественника, который писал, что музыка была прекрасная, и он никак не мог понять, роговая она или барабанная. А потом нам стали прививать западную, европейскую музыку, русская светская музыка была уничтожена.

Вот мы, те, кто пытается сейчас сделать заново светскую музыку. Хоть в культурном плане мы - лишенные корней, родства не помнящие, что поделаешь?..

И так у нас в стране не только в музыке, на мой взгляд. После 70 лет «напряженного труда на благо отечества» о каком-то возрождении сейчас говорить смешно. Я не говорю, что мы скатываемся, мне просто кажется, что мы все еще катимся… И рано или поздно, уверен, - все наладится. Как говорил мой друг, Анри Волохонский, кстати, автор текста песни «Над небом голубым»: «Главное, что закончилась глобальная ложь, которая висела и над теми, и над этими - над всеми! Значит, все равно уже хорошо».

Флоренция, Евангелие, «Распятие»

А что Вы думаете о Европе? Вы в свое время дали больше двух сотен концертов. Там - возрождение или пресловутая бездуховность?
- Мне рассказывал мой приятель, как в Лондоне уволили учительницу за то, что она перекрестила ученика, когда тот выходил из класса. Или как попросили уйти медсестру, потому что когда она наклонялась к пациенту, арабу, из-под рубашки вывалился крестик на цепочке - она оскорбила религиозные чувства мусульманина. Я так понимаю, что сейчас это общая тенденция на Западе. Но меня она как-то не особенно волнует - я не собираюсь жить в Европе. Мне на Западе очень интересно совсем другое…

- Что именно?
- Меня поражает, что в определенный период времени - в конце XIV - начале XV века - во Флоренции, в этом маленьком местечке, люди достигли потрясающих высот во всех сферах - в архитектуре, в политике, в живописи, в музыке: Данте, Макиавелли, Галилей, да Винчи, Микеланджело, Фра Анжелико, Джотто и Мазаччо. Там зародилась современная европейская цивилизация как культурное явление. 500 лет назад! Я просто любуюсь этим и пытаюсь осознать, что же произошло. Такое ощущение, что флорентийцев в какой-то момент осенило.

В своих интервью Вы не раз говорили, что произведение искусства ценно, когда оно холодно, как лед. Что вы имели в виду?
- Безэмоциональность, невключение себя, своего отношения. Любую историю ты можешь рассказать с ужасом, а можешь - с восторгом, в зависимости от того, что тебе нравится. А можешь - просто донести до человека конкретную вещь, смысл.

Страстность, мне кажется, всегда связана с каким-то поводом, а повод - вещь сиюминутная. Прошел повод, и во что превратилась страсть? А отстраненность - великая мощь, сила, свобода. Такое произведение ложится на любое настроение.

Мне в какой-то момент показалось, что русское искусство, за малым исключением, грешит именно страстностью, чувственностью. И, к сожалению, через это уходит само искусство, уходит его сила. А вещи самые бескомпромиссные, они всегда бьют сильнее всего.

- Можете привести пример?
- Самое простое, что можно привести в пример, - это живопись Николая Николаевича Ге. На днях мы были на его выставке в Третьяковке. Там хорошо видно, что на человека какое-то озарение снизошло, и он написал «Распятие». Сначала были все эти портреты - Толстой, Некрасов… а потом - «Распятие». Все, что было до него, можно вообще убрать из зала, не нужно больше ничего на самом деле! Как будто эту картину другой художник писал: другие краски, цвет, техника, пластика… Как будто человек сам себя «перепрыгнул».
А ведь эта картина бесстрастна, проста.

По моему мнению, и Евангелие такое же - абсолютно отстраненное, простое. А Ветхий Завет - тем более. Это только повествование и оценка на уровне: воздаяние или награда, без всяких эмоций.

- Но ведь и евангельские сюжеты вызывают эмоции, трогают…
- Во-первых, вряд ли я вправе считать свою эмоцию важнее того, что писал и чувствовал, скажем, евангелист Марк. И потом, не думаю, что эмоции - это то, ради чего стоит читать Евангелие.

- А ради чего стоит?
- Ради того, чтобы понять суть, понять, как жизнь устроена. И - снова разговор в категориях воздаяния и награды. Для меня это так.
Я вот уже лет десять не читаю никаких романов. Но Евангелие - это другая история, его действительно стоит читать.

- Потому что оно интересно?
- Нет. Потому что оно необходимо. Понимаете, я никогда не считал себя знатоком и поборником веры и сейчас не считаю: каким неофитом был, таким и остался; старался не мудрствовать, не лезть в то, чего не понимаю. Но без Евангелия жизнь себе уже не представляю: оно ставит всё на свои места. И я знаю, что мне это просто надо…

Фото Владимира Ештокина, Алины Платоновой

Рулевой обожаемого свободной частью нашего общества "АукцЫона" Леонид Федоров и авангардный мультиинструменталист Владимир Волков презентовали в столичном ЦДХ свой новый альбом. Перед этим событием с Леонидом пообщался обозреватель "Известий".

Уже не в первый раз под Новый год питерский рокер Леня Федоров в содружестве с Владимиром Волковым конструирует и записывает в своей московской квартире замысловатые альбомы на стихи поэтов, увлеченных переливами звуков. Три года назад Федоров в обход "АукцЫона" сварганил пластинку "Безондерс" на стихи репрессированного обэриута Александра Введенского. Затем появилась "Красота" на тексты Андрея Смурова и Артура Молева. А сейчас вот - "Сноп снов", связанный из малоизвестных сочинений недавно ушедшего от нас хиппового пиита-эмигранта Алексея "Хвоста" Хвостенко и его друга Анри Волохонского.

Впрочем, с определением "малоизвестные" применительно к "Снопу" надо быть аккуратнее. Среди десятка интернациональных треков альбома, названных "Языческая песнь", "Португальская", "Английская", "Афроамериканская", "Русская" и т.п., есть гиперизвестный народу "Рай". Только именовать его привыкли "Город золотой", а то и "Под небом голубым", и слушать в исполнении Бориса Гребенщикова. В "Снопе снов" знаменитый стих Волохонского пропевает Хвост и вроде бы делает это с тем смыслом и интонациями, какие подразумевал сам автор произведения.

вопрос: К творчеству Хвостенко и Волохонского вы с Волковым обращались неоднократно. После "Снопа" возникает ощущение, что вы отыскали подходящее вам поэтическое месторождение и решили вычерпать его целиком. Стремитесь, чтобы ничего из написанного Хвостом и Анри не осталось неспетым?

Ответ: Мне это просто интересно. Я пытаюсь найти музыку, которой нет, и считаю, что данные авторы - одни из лучших для достижения такой цели. Их стихи гораздо интереснее всего прочего современного материала, который мне известен.

в: А ты глубоко "копал"?

О: Ну, я слышу, что звучит по радио, в интернете, что-то читаю и пока ничего, превосходящего сочинения Хвостенко и Волохонского, не встретил. "Рай", например, как сказал один мой приятель, - это на самом деле наш гимн типа "Дня Победы". Это про нас. У меня была пара треков с голосом Хвоста, которые он записал незадолго до смерти у Анри дома, в Германии. Мне Волохонский их прислал. Захотелось поработать с этим материалом, потом возникла идея записать альбом.

в: То, что ты в свое время стал несколько отдаляться от "АукцЫона", объяснить несложно. Тебе захотелось иного самовыражения, каких-то креативных поворотов. Но теперь получается, ты опять уткнулся в одну форму, скажем так, авангардно-камерных проектов в тандеме с Волковым. Ваша совместная дискография скоро уже сравняется в объеме с "аукцыоновской"...

О: Да, сравняется, но я пока не чувствую в нашем союзе предела. Кстати, Волков сейчас и с "АукцЫоном" играет - сам, по собственному желанию. Я его к этому не принуждал. Я не задаюсь вопросом, почему мы с ним продолжаем работать вместе. На мой взгляд - классно, что каждый год у нас получается записывать по альбому, а то и по два. Мы нашли оригинальную, не скучную форму.

в: Видимо, вам надо полистать еще сборники Крученых, Хармса...

О: Хармса, на мой взгляд, вообще невозможно петь. Так же, как и Заболоцкого. Я не слышу в их стихах музыки. У тех, кого я перечислил, такой дар в текстах есть.

в: А Мандельштам музыкален?

О: Нет. У него страсть в каждом стихотворении присутствует. А нужны люди холодные как лед. У того же Хармса страсти много, а вот у Введенского ее вообще нет.

в: То есть ты ищешь в поэзии и музыке абсолютный полюс холода?

О: Потому что это - свобода. Таким текстам ты можешь придавать любое настроение. Я вообще к страстной поэзии отношусь сдержанно. Мой друг, композитор Владимир Иванович Мартынов, например, считает, что поэзия такая кончилась давным-давно.

в: Что ж у нас осталось-то? Рок-н-ролл мертв, поэзия кончилась...

О: Конец культуры. На самом деле это не так смешно, как кажется. Заявление Мартынова выглядит обидным абсурдом, но я вижу в нем намного больше правды, чем в размахивании руками с криками о самобытности и величии нашей культуры.

в: И "АукцЫон" не поэтичен?

О: Естественно. Мы с поэзией в песнях спокойно разобрались. Ее там просто нет.

в: То есть творчество Дмитрия Озерского (основной автор "аукцыоновских" текстов. - "Известия") ты зачеркиваешь?

О: Почему? Он же не поэт в чистом виде. Хотя сейчас он как раз делает свой стихотворный сборник. Хороший. Но в "АукцЫоне" Дима занимается текстами песен - он сам это говорил, - а никак не поэзией. Более того, половину текстов "АукцЫона" он переписал бы, если бы их решили издать отдельной книгой. Там куча неправильных фраз. Мы иногда специально вставляли какие-то неблагозвучные слова и делали песни, у которых существует своя гармония. При этом с сожалением констатирую, что наши с Озерским песни не бесстрастны.

Страстность, она ведь всегда по какому-то поводу, а повод - сиюминутен. Повод уходит, и страстность становится глупой. В любой страстности, на мой взгляд, изначально заложена человеческая глупость. А хочется отстраненности, холодности, как у Цоя, Лори Андерсон, Введенского... В этом проявляется какой-то могучий покой.

в: В "Сноп снов" вошло раритетное исполнение Хвостом "Рая". Или это уже его поздняя версия, после "Города золотого" БГ?

О: Хвост записал ее буквально за год до своего ухода. А о том, как должен звучать "Рай", мы говорили с ним достаточно давно.

в: Тебе не нравится вариант Гребенщикова?

О: Не то чтобы... Просто, когда я прочел текст, услышал, как поет эту песню Хвост, поговорил непосредственно с автором стихотворения Анри Волохонским, то многое понял. Волохонский, в отличие от Хвостенко, к версии "Аквариума" относился весьма отрицательно. Ему не нравилась романсовость "Города золотого". А жене Хвоста Римме не нравилось то, что Гребенщиков перевирал текст. Но главное, он таким образом расписывался в полном непонимании сути песни. Она же называется "Рай" и начинается строкой "Над небом голубым...", а не "Под небом...". Улавливаешь разницу? Это разные образы. Но человек, очевидно, не понимал, о чем этот текст, и сделал из него городской романс. А это не романс, это гимн! И таковым его Волохонский, Хвостенко и представляли.

в: Я так понимаю, Борисом Борисовичем ты сейчас не сильно вдохновлен. А ведь он остается одним из немногих в нашей рок-музыке, кто отличается от исполнителей из обоймы "Нашего радио".

О: Возможно, "Аквариум" действительно самое интересное из того, что у нас сейчас есть. Я ни в коем случае не хочу его критиковать. Но мне в целом не нравится то, что происходит в этой стране. Потому что ничего не происходит. То, что у нас сейчас играют и слушают молодые люди, - смешно. Какую группу или исполнителя ни возьми - все уровень ленинградского рок-клуба начала 80-х. Мне это неинтересно в принципе. Я слушаю другую музыку, преимущественно западную. Когда-то, помнится, я впервые услышал "Странные игры" и обалдел. Они играли и мыслили тогда на уровне передовых андеграундных групп Нью-Йорка, Лондона. Но, пардон, это было в 1982 году.

И сейчас наверняка кто-то у нас делает что-то качественное, но я этого не встречаю. А то, что звучит по радио, особенно по "Нашему радио", на 99 процентов - глупости какие-то. Лучшее, что я там слышу, это Цой. В остальном - такое же советское радио "Маяк", "по заявкам дорогих радиослушателей". Для тех, кто слушает, скажем, Алену Апину, проблем нет. Для остальных же у нас никаких источников информации, кроме интернета, не существует.

Вот приезжала в Москву одна из лучших певиц за все историю мирового рока - Лори Андерсон, а в зале сидели только несколько сотен ценителей. Хотя, мне кажется, всем нашим сегодняшним певичкам надо было бежать туда и раскрыв рот слушать эту 60-летнюю тетю, которая до сих пор делает всех. Я лучшего концерта в Москве не слышал. У нас даже близко никто к ней не приближается.

в: У россиян есть певица Земфира...

О: И Бог с ней! Я понимаю, что это очень модно, но мне неинтересно. На мой взгляд, это музыка прошлого века. Подобным музицированием у нас занимались раньше на танцах. Собирались несколько музыкантов и распределяли: ты играешь басовые партии, ты - соло, а я - песни пою... Но времена "Битлз" прошли. С тех пор изменилось очень многое. Был уже и великий арт-рок, и панк, и гранж... Наверное, кому-то по-прежнему надо что-то вроде "лица стерты, краски тусклы...", но мне это скучно.

в: Ты согласен с предположением, что Федоров зарабатывает с "АукцЫоном", чтобы потом иметь возможность заниматься андеграундным сольным творчеством?

О: Ничего подобного. Наоборот. Я сольно и с Вовой зарабатываю сейчас значительно больше. А "АукцЫон" - это моя дань дружбе и удовольствие от совместного выступления с его участниками.

в: Готов к тому, что "Сноп снов" окажется одним из самых трудно воспринимаемых публикой твоих альбомов?

или О пользе пробежек вокруг монастыря

«Неужели ты думаешь, что будешь до 30 лет заниматься вот этой музычкой?» - спрашивала мама молодого Леонида Федорова, бросившего работу в НИИ ради музыкальной карьеры. Сегодня лидеру группы «АукцЫон» почти 50, и рамки его «музычки», как он сам ее называет, выходят далеко за пределы одного жанра. Этнические, старинные монастырские напевы, рок, джазовые импровизации, положенные на музыку стихи поэтов-символистов… Именно так - «музычка». Слишком серьезно ни к своему творчеству, ни к себе Леня Федоров не относится. Гораздо серьезней он относится к своей вере.

Леонид Федоров
Родился 8 января 1963 года в Ленинграде. Учился в Политехническом институте. Свою первую рок-группу «сколотил» из одноклассников в 70-е годы. В 1983 году появилась группа «АукцЫон», лидером которой Леонид является и по сей день. Параллельно участвует в музыкальных проектах самых разных жанров и направлений.
В соавторстве с поэтами и музыкантами В. Волковым, А. Хвостенко, А. Волохонским, А. Котовым, С. Старостиным выпускает песни на стихи поэтов-авангардистов начала 20-го века («Разинримилев» - на стихи В.Хлебникова, «Безондерс» - на стихи А. Введенского), старинные народные песни и духовные канты («Душеполезные песни на каждый день») и др.
В 1997-2006 гг. увидели свет три сольных альбома Леонида Федорова «Четыресполовинойтонны», «Анабэна», «Лиловый день». Женат. Дочь Ксения - солистка группы «Кубикмагги».

История КПСС, апельсины, озарение

- А что было интересно? Неформальная тусовка?
- Тусовщиком я никогда не был, но мне нравилось единое сообщество нестандартных людей. В ленинградском рок-клубе тогда сложилась удивительная атмосфера, это было совершенно особое место. И в Питере неформалы все вместе «варились», не делились на группки: ты идешь по городу и всех своих узнаешь сразу - хотя это мог быть и незнакомый лично тебе человек. Вокруг все было одинаково серое, все мыслили по стандартам, а тут - совсем иное. Нас с Гаркушей (Олег Гаркуша - вокалист и автор песен группы «АукцЫон» - В. П.) частенько забирали в милицию за внешний вид.

«Музычка», пещеры, отец Косьма

Вы ушли с работы и собрали музыкальную группу, чтобы этим зарабатывать на жизнь. Как вы на это решились, почему?

Просто я как-то интуитивно понял, что не могу больше работать и хочу заниматься музыкой. Хотя по закону я не имел на это права - тогда можно было и в тюрьму угодить за такое.

А я и в самом деле не знал. Просто все события, которые со мной тогда происходили, выстраивались как бы без моего участия. Я не сам ушел с работы - меня уволили. За то что я два дня прогулял, и думал, что после отработаю. Но не тут-то было! Я вначале очень расстроился, потом за меня вступился весь отдел и… меня уволили по собственному желанию (смеется).

Вот это было нечто настоящее.

Рахманинов, греки, глобальная ложь

А уж как талант использовать - тут каждый человек выбирает, что ему больше по душе. Скажем, кто-то решает: я буду делать только православное искусство. Если б я знал, что это такое, я бы, может, тоже делал! Вот, к примеру, мне не очень нравится богослужебная музыка Рахманинова, потому что, на мой взгляд, она слишком яркая, слишком роскошная.

Флоренция, Евангелие, «Распятие»

Посашко Валерия

Фото Владимира Ештокина, Алины Платоновой

В конце этой недели Леонид Федоров и «АукцЫон» представят альбом «На солнце» в солнечной стране Израиле. Чары слов и магия ритмов рока – об этом интервью в преддверии гастролей, а также о меланхолии и веселье, музыке, идеях и свободе. Честно и откровенно о восьми новых песнях и обо всем остальном от «заведующего всем» солнцепоклонника Леонида Федорова. Людям, которые действительно любят искусство, стоит искать его здесь и сейчас, а не в прошлом. Здесь и сейчас в буквальном смысле слова – 8 и 10 сентября в Иудейской пустыне и в Тель-Авиве.

– Леонид, в последнее время вы часто бываете в Израиле – с сольными концертами, с “АукцЫоном”, с другими проектами. Вы, пожалуй, наиболее часто выступающий здесь не израильский музыкант. Вам почему-то нравится здесь играть? Вам вообще важно, где вы играете?

– А мы сейчас разве в Израиле? На самом деле, мне все равно, где и для кого играть. Мне просто очень нравится Тель-Авив. Да и жена моя здесь всегда становится какой-то более румяной!

– Обычно у вас концерты проходят только в Тель-Авиве, а в этот ваш приезд один из концертов будет в Иудейской пустыне, рядом с горой Иродион. Вы вообще в курсе, где это, и почему концерт проходит именно там?

– Повторюсь, мне все равно, где играть, я играю там, куда зовут. Главное, чтобы сам концерт был хороший. Но я, конечно, знаю, что будет концерт в пустыне. Мне говорили, что это прекрасное место. Побывать в Иродионе – интересно, я там не был никогда.

– Вы и в прежних своих интервью многолетней давности также упоминали, что вам все равно, что за публика, сколько ее, и есть ли она вообще в зале. Это как-то изменилось с годами? Вы стали замечать людей в зале или вам по-прежнему все равно?

– Для меня это не имеет никакого значения, главное – это, то, что происходит на сцене. Единственное, что изменилось с годами – это отношению к количеству людей в зале. И если раньше мне казалось, что чем меньше зал – тем мне удобнее, то сейчас и это все равно. Я не то чтобы привык, а просто научился играть и в больших залах. Хотя, бывает по-всякому.

– Вы приезжаете с новой работой группы “АукцЫон”, альбомы которого выходят достаточно редко. Это само собой так получается или в какой-то момент вам хочется записать что-то именно с “АукцЫоном”?

– В принципе, с “АукцЫоном” я бы с удовольствием записывался хоть каждый месяц, но не хочется повторяться. Все обычно начинается с какой-то одной песни, и ты понимаешь, что вот она, та самая, из которой можно сделать что-то новое и интересное.

– А для вас лично новый альбом отличается кардинальным образом от предыдущих?

– Во-первых, мы впервые записывались полностью всей группой вживую. Кроме того, сейчас с нами начал играть трубач Юра Парфенов, и он как-то умудрился вдруг полностью изменить звучание духовой секции. В результате вся группа стала играть и звучать по-другому. Даже Волков, который тоже давно играет в “АукцЫоне”, с появлением Парфенова, тоже начал играть по-новому – на альбоме почти нет контрабаса, в основном Волков играл на клавишных инструментах. И еще это первая наша запись, где нет практически никакой студийной обработки материала. Все что записали живьем в студии – ровно то и звучит на пластинке. Более того, мы на сведении не использовали никаких эффектов и приборов – настолько кайфово было все записано! Основная масса вещей – записаны практически без дублей и наложений, при том что структура большинства композиций не была выстроена заранее.

– А все песни делались в студии или были репетиции?
– На самом деле, я буквально в течение нескольких лет пытался найти какие-то новые музыкальные линии, ходы, рифы, но потом все случилось спонтанно, и практически без репетиций. И, например, первая песня на альбоме была придумана уже прямо в студии во время записи. С другой стороны, песне “На солнце” уже несколько лет.
– Музыка “На Солнце” написана на стихи вашего клавишника Дмитрия Озерского, но ранее на ваших альбомах звучал и Хлебников, и Введенский, и даже “Слово о полку Игореве”. Как вообще вы выбираете тексты для своей музыки ?

– Все происходило достаточно случайно. Хлебников меня заинтересовал с подачи Хвоста (Алексея Хвостенко, – прим. авт.), это его идея, а потом я уже и сам втянулся. Введенским я заинтересовался тоже с подачи нашего приятеля, московского писателя Сергея Соловьева, который в свое время предложил мне сделать песню на стихи Введенского, чтобы включить ее в литературный альманах. Так песня “Сын” вышла под названием “Введенский” как приложение к книге “Фигуры Речи”. Ну а потом уже пошло-поехало… Мой друг художник Артур Молев познакомил меня с работами Дмитрия Авалиани. А идею “Слова о полку Игореве” подсказал мне Анри Волохонский, он в свое время мне показал кусочек того, что он сделал со “Словом”, и я это подхватил. На самом деле, Анри больше всего на меня повлиял в этом плане.

– Для вас ведь текст – это, прежде всего, музыка стихотворения, так?

– Да, наверное. Когда я пою, то я почти не анализирую то, что я пою, главное то, как это звучит. И только потом уже я задумываюсь, а что же я, собственно, такое спел (смеется).

– Расскажите о визуальном имидже и об аппликации, которую вы придумали для продвижения нового альбома. Говорят, ваши концерты-презентации альбома в Питере и в Москве сопровождал видеоряд, который произвел на зрителей колоссальное впечатление.

– Это все придумали и сделали наши друзья. Видеоряд делали люди из Екатеринбурга, Стас Словиковский и еще с ним ребята. Мы знакомы с ними очень давно, а впервые работали с ними еще когда делали презентацию альбома “Девушки поют”. Я, к сожалению, сам не видел ничего (смеется), все происходило за моей спиной. Но многие наши друзья до сих пор помнят этот видеоряд – и все в восторге. А идея аппликации – это тоже наши приятели из Санкт-Петербурга, работающие в крупном пиар-агентстве Great. Помимо аппликации, которая включает наш альбом при наведении камеры смартфона или планшета на любой источник света, они придумали очень много кайфовых вещей. Там целая бригада молодых креативных людей работает. У них была одна, я считаю, гениальная идея для Питера. Ведь само название “На Солнце” – очень иронично для города, где только 40 солнечных дней в году. Так вот, у нас уже пару лет как появились платные прокатные велосипеды. Они хотели на одной из велосипедных парковок поставить будку, в которой бы стояли бесплатные зонтики (потому что дождь в городе идет практически все время), и когда такой зонтик открываешь – то снизу там появляется обложка нашего альбома “На Солнце”. У них вообще было множество идей, мне все понравилось. А сделанное ими приложение для смартфона оказалось самым простым и самым дешевым.

– А как возникла идея ограниченного тиража диска с невидимыми красками, проступающими только на солнце?

– Тоже они. Мне вообще понравилось, что все их идеи шли именно от названия “На Солнце”. Да и само название, кстати говоря, родилось очень странно. У нас было несколько вариантов, в том числе “Луна упала”, которое очень нравилось Волкову, на что группа “АукцЫон”, собравшись, ему заявила: “Вова, ты знаешь, в нашем возрасте с такими названиями не шутят!” (смеется). Название “На Солнце” особенно никому не нравилось, но впоследствии оказалось, что оно дало возможность придумать много очень красивых вещей. Еще одна вещь, которую они придумали – надписи на домах, появляющиеся только когда на них попадает луч солнца (в Питере много старых нежилых домов, на стенах которых можно рисовать). Не знаю, воплотили ли они это…

– У вас помимо “АукцЫона” есть и сольное творчество, сотрудничество с Волковым, с Игорем Крутоголовым и многими другими. А в последнее время появляется также все больше кино или спектаклей с вашей музыкой. Вы как-то это отбираете это, специально пишете для кого-то музыку или люди берут уже готовое?
– В основном, конечно, берут готовое, но бывают и заказы. Как правило, получается очень смешно – заказывают музыку, мы ее делаем, а потом все, что мы делаем, вроде бы нравится, но в итоге по каким-то причинам это не подходит, и они берут уже старые записи. Проходит год, следующие люди заказывают музыку, мы ее делаем, а они берут предыдущую, и так это и продолжается, бесконечный цикл. Всем хочется “Зимы не будет”, “Летел и таял” и т.д. “Зимы не будет” по-моему аж в пяти или шести фильмах появляется!
– То есть не существует фильма или спектакля, для которых бы вы специально написали музыку?
– Ну почему же, фильмы как раз такие есть, только музыку, которую я для них писал, туда в итоге не вошла. И потом, если честно, мне не очень нравится писать для кино, потому что никак это новое российское кино не вдохновляет. А вот Волкову нравится. А я после второго просмотра говорю ему “Знаешь что, Вова, смотри это сам, а я больше это смотреть не могу!” Иногда кажется, что у львиной доли кинорежиссеров – у них какой-то свой собственный слух, и это с тем, что мне слышится – вообще никак не совпадает. Вот, например, наш с Волковым альбом “Гроза” – это тоже музыка к спектаклю была. Картина маслом: приходит совсем молодой парень, симпатичный, и говорит, что собирается ставить “Грозу”, но хочет, чтобы музыку писали только мы. Спрашивает – вы писали музыку для театра? Я посмеялся и рассказал всю эту историю, что пишу, музыка не подходит, берут старую. Мы написали, и вышло настолько буквально, как я ему рассказывал, что это очень смешно было. Он потом писал мне, извинялся за ситуацию.

– А каким образом возникали все ваши коллаборации: с Волковым, с Гринденко, с Мартыновым, Рибо, Медески, Крутоголовым? Вы кого-то искали, или же это все воля случая?
– Мне просто в какой-то момент стало не хватать “АукцЫона”, захотелось чего-то еще. Мне ведь нравится и многое другое в плане музыки, и в какой-то момент показалось, что какие-то определенные штуки, которые хотелось, я не могу делать с этой группой. Мне по-прежнему интересно и с “АукцЫоном”, потому что группа тоже постоянно меняется, но мне интересно попробовать себя и в других жанрах. Ну и, конечно же, случайность встречи с теми или иными людьми, тоже сыграли свою роль, никого специально я не искал.
– Вернемся к вашим поездкам в Израиль. Почему вы так часто здесь бываете? Вы уже сказали, что любите бывать в Тель-Авиве. С другой стороны, я знаю, что вы часто бываете и в Иерусалиме, вы ведь верующий человек, православный. Скажите, что для вас вообще Израиль?

– За последние как минимум десять лет очень много произошло в моей жизни событий, так или иначе связанных с этой страной. Мы и отдыхали здесь, и лечились, и работали, и вообще бывали столько раз, что я, наверное, уже просто привык, а может даже и полюбил. Мне здесь очень спокойно и никогда не надоедает. Хотя, казалось бы, непонятно, почему не надоедает, я ведь уже здесь практически все знаю, в Тель-Авиве – уж точно. В какой-то момент я проникся глубоким уважением к еврейскому народу со всей его историей. Да и вообще считаю, что Израиль – это форпост нашей иудео-христианской цивилизации. Ну и при своей разношерстности и разномастности, это все равно какой-то один очень сплоченный народ. Вроде бы, люди все здесь расслаблены и свободны, а с другой стороны – воюют постоянно, притом именно за эту свободу и за этот покой воюют. А в других странах люди, которые, казалось бы, должны наслаждаться свободой и покоем – они несвободные, неспокойные, хотя и не воюют вовсе, а все равно все время собачатся между собой.

Состав группы:
Леонид Федоров: вокал, электрогитара, акустическая гитара
Олег Гаркуша: шоумен, перкуссия, вокал
Виктор Бондарик: бас-гитара
Дмитрий Озерский: клавишные, перкуссия, труба
Николай Рубанов: саксофоны, бас-кларнет, жалейка
Борис Шавейников: ударные, перкуссия
Михаил Коловский: туба, тромбон
Юрий Парфенов: труба
Михаил Раппопорт: звукорежиссер

8 сентября – Сде-Бар, Иудейская пустыня, начало в 20:00 – билеты (проезд от Иерусалима от Центральной автобусной станции в сторону Текоа на автобусах маршрутов 265 и 266 – около 35 минут).

10 сентября – клуб «Барби», Тель-Авив, начало в 21:00 – билеты

Заказ билетов также в кассе «Браво ».

Страница мероприятия в фэйсбуке –