(1805- а 1848) - великий армянский писатель, демократ-просветитель, педагог, основоположник новой армянской литературы и нового армянского литературного языка. Абовян испытал благотворное влияние русской демократической культуры, таких её представителей, как Грибоедов, и др. Во время пребывания в Дерптском университете (1830-1836) Абовян близко познакомился с передовой русской общественной мыслью и литературной жизнью пушкинской эпохи. Это имело огромное значение для формирования его мировоззрения. Его друг - азербайджанский просветитель был лично связан с декабристами.

Абовян является автором романа «Раны Армении» (написан в 1840, первое издание - 1856) и ряда других произведений, в которых он с огромной силой отразил героику национально-освободительной борьбы армянского народа против персидских и турецких завоевателей. Он отстаивал право человека на свободу, в том числе на свободу национальную. Понимая свободу как следствие естественного равенства людей, Абовян отвергал христианскую мораль непротивления злу и утверждал идею активности народа. Указывая, что в христианской идеологии надо видеть одну из причин «несчастия нашей нации», он утверждал, что народ вправе применить оружие против своих врагов. Произведения Абовяна проникнуты глубокой верой в силу народа.

В своих произведениях Абовян разоблачает жестокость эксплуататоров-крепостников, попов, монахов, богатеев, показывает пробуждение духа протеста у крепостных. Однако слабое развитие классовой борьбы в 30-40-хгодах XIX в. в Армении не позволило Абовяну довести антикрепостническую идеологию до революционного демократизма, до требования революционного свержения крепостничества.

В философских высказываниях Абовяна имеется материалистическая тенденция. Не осмеливаясь ещё ставить под сомнение религиозно-идеалистические вымыслы, согласно которым мир порождён богом, «мировым духом», Абовян, однако, с большим вниманием относился к естественно-научным гипотезам об образовании солнечной системы, возникновении растительного и животного мира. Всем своим творчеством Абовян стремился приковать внимание людей к «земным делам» и с нескрываемой иронией говорил о «потустороннем» мире. Духовное для Абовяна есть свойство только некоторых тел. «Дерево есть, существует, но не осознаёт своё существование, животное осознаёт, но смутно; человек есть, существует, осознаёт своё существование потому, что мыслит».

Душа человека - свойство его тела, она появляется с ним и разрушается с ним, поэтому пустыми являются разговоры о потустороннем мире. Бессмертие человека- в его делах. Абовян понимал, что его идеи направлены против религии и идеализма, но сам он атеистических выводов не делал. Это свидетельствует о противоречивости философских взглядов Абовяна. Материалистические тенденции его философии особенно ясно выступают в вопросе о познании. Источник познания - предметы объективного мира. «Нам надо сначала чувственно выявлять предметы, а затем мыслью понять их порядок». «Сначала проверяй на опыте, а потом уже запирайся в комнату», - говорил он.

Рассматривая искусство как отражение жизни, Абовян требовал, чтобы армянская литература оставила религиозные темы и обратилась к жизни народа, воспевала его мудрость, героизм, отвагу и благородство. Высшая цель искусства - служить народу.

Одна из основных идей в творчестве Абовяна-идея нерушимой дружбы армянского народа с русским народом. «Могут миры столкнуться с мирами, народы могут прийти и исчезнуть, но пока у армянина есть дыхание и язык, как может забыть он тот час, когда русские освободили армянскую страну». Идеи Абовяна о вековечной дружбе армянского народа с русским народом, с народами Закавказья, как и другие его идеи, сыграли в истории армянской культуры огромную роль. Они вошли в сокровищницу демократической армянской культуры XIX в. и, будучи развиты революционным демократом

Родился в селе Канакер близ Эривани (Еревана) в Эриванском ханстве, принадлежал старинному и знатному роду Абовенц.

1818-1822 - обучение в Эчмиадзине

1824-1826 - учёба в армянской школе Нерсисян в Тифлисе. Его учителями были замечательные армянские педагоги своего времени - Погос Карадагци и поэт Арутюн Аламдарян

1827-1828 - преподаёт в Санаинском монастыре.

С мая 1828 работает в Эчмиадзине переводчиком и секретарём армянского католикоса.

27 сентября 1829 с экспедицией во главе с профессором Дерптского университетаФридрихом Парротом поднимается на вершину Арарата.

1830-1836 - обучение в Дерптском университете.

1836 - возвращение на родину с целью открытия в Эчмиадзине семинарии для подготовки учителей армянских школ, конфликт с духовенством на этой почве. Завершение экономико-географического исследования «О путях улучшения экономического и культурного состояния Армении и армянского народа» (на немецком языке); отказ от духовного звания.

1837 - июнь 1843 - смотритель местного уездного училища в Тифлисе, одновременно открывает частную школу с целью подготовки учителей для народных школ.

C августа 1843 - смотритель местного уездного училища в Ереване.

1843-1844 - участие в физико-географических обследованиях Восточной Армении немецкого географа М.Вагнера; сопровождение прусского путешественника А. фон Гакстгаузена в поездках по Армении с целью изучения аграрных отношений; совместная поездка по Армении с немецким поэтом Ф. Боденштедтом, перевод на немецкий язык, по совету последнего, и подготовка к изданию в Германии армянских, курдских и азербайджанских песен

1845 - самостоятельная поездка к поселениям курдов, итогом которой стали работы «Курды и иезиды», «Очерк о происхождении, национальных особенностях, языке, быте и обычаях курдов» и др. (на немецком языке)

1846 - совместно с почётным смотрителем Эриванского уездного училища Н. В. Блаватским собирает материалы для первого в Армении краеведческого кабинета

Весной 1848 готовился к отъезду в Тифлис, чтобы принять должность директора школы Нерсисян, но пропадает без вести.

Открыл первое в Армении училище, основанное на европейских педагогических принципах, носившее совершенно светский характер (что в значительной мере восстановило против Абовяна церковных деятелей). Впервые преподавал и составлял учебники на разговорном языке (ашхарабар).

Первым в Армении начал заниматься научной этнографией, изучал быт и обычаи крестьян родного селения Канакер, жителей Еревана, а также собирал и изучал армянский, азербайджанский и курдский фольклор.

Хачатур Абовян

Раны Армении

Скорбь патриота

(исторический роман)

Введение

Хачатур Абовян и его «Раны Армении»

Великий перелом в истории армянского освободительного движения наметился в начале XVIII века, когда дальновидные деятели армянского народа, прислушавшись к голосу народа, навсегда связали с Россией надежды на освобождение родины. Исраел Ори, Минас Вардапет, Петрос Гиланенц, Давид Бек, Есаи Гасан Джалалянц, Иосиф Эмин, Симеон Ереванци, Ованес Лазарянц, Овсеп Аргутян, Нерсес Аштаракеци, Арутюн Аламдарян и многие другие приложили поистине титанические усилия, чтобы воплотить в реальность мечту многих поколений.

И всякий раз, когда русские войска, предводительствуемые Петром Великим, а позже А. В. Суворовым, П. А. Зубовым, П. Д. Цициановым, И. В. Гудовичем, А. П. Ермоловым и др., начинали продвижение на юг или вступали в Закавказье и Араратскую долину, армяне устремлялись им навстречу, оказывая всяческое содействие, а армянское боевое ополчение, сформированное из народных мстителей, сражаясь под русским флагом, совершало чудеса храбрости и героизма.

Многие десятилетия армянский народ боролся, стоически ждал того часа, когда, наконец, зазвучат колокола свободы, и русские вступят на армянскую землю.

Ровно сто пятьдесят лет назад, 13 октября 1827 года (по новому стилю), героическая русская армия завоевала последнее пристанище кизильбашей в Восточной Армении - Ереванскую крепость. Благодаря этому большая часть армянского народа, сбросив, наконец, персидско-турецкое иго и окончательно перейдя под покровительство России, избавилась от политического рабства и опасности ассимиляции и истребления.

В последующие десятилетия армянский народ стал постепенно собираться на родине, восстанавливать разрушенное хозяйство страны. Началось сближение его с великим русским народом, вовлечение в сферы духовной и экономической жизни России. Размышления о собственных судьбах, о будущем, о независимой государственности у прогрессивных армянских деятелей связывались с присоединением к России. Но процесс этот протекал медленно, был исполнен глубокого драматизма. Очень скоро пережитая под ярмом персидско-турецкого деспотизма трагедия, вековые устремления и чаяния армян, животрепещущие проблемы современности и завтрашнего дня народа, - нашли отклик и воплощение в художественной литературе. Его высшим выражением считается бессмертный роман основоположника новой армянской литературы Хачатура Абовяна - «Раны Армении».

Безусловно, прав был великий армянский поэт и мыслитель Ав. Исаакян, когда писал об этом творении Абовяна: «Разумеется, «Раны Армении» не книга в обычном смысле. Она, действительно, как раны, раны несчастнейшего армянского народа, нанесенные ему варварскими кровожадными ордами турок, арабов, кизильбашей и их главарей… «Раны Армении» - это одновременно героическая повесть нашего протеста, нашего бунтарства, нашего бытия, блистательный эпос нашего века, богатырское сказание о наших подвигах в борьбе с злодеяниями персов.

Она - наш сердечный договор с великим русским народом, освященный в сражениях не на жизнь, а на смерть».

Хачатур Абовян был истинным патриотом и сторонником русской ориентации, выразителем чаяний армянского народа, апологетом дружбы и братства народов, великим гуманистом, педагогом, мыслителем и просветителем-демократом. Он родился в октябре 1809 года в селе Канакер, происходя из старинного и знатного рода Абовенц, чьи благородные деяния, семейные предания в дальнейшем послужили материалом для литературно-этнографических трудов писателя.

Дед Абовяна был одним из участников созванного в Ереване весною 1784 года тайного совещания, где было решено начать переговоры с Россией, с которой участники-единомышленники связывали надежды на освобождение Армении. С этой целью в Петербург был отправлен посланец. Сохранились соответствующие документы, под которыми имеются подпись и печать деда Абовяна - парона (господина) Абова.

Начальные вехи биографии Абовяна мало чем отличались от жизненного пути первых армянских просветителей, воспитывавшихся в монастырской среде. По стародавнему обычаю родители дали обет посвятить своего отрока Эчмиадзинскому монастырю. Поэтому в 1819 году его отправляют в монастырь для обучения и принятия духовного сана. Абовян обучается там до 1822 года, после чего духовные наставники отправляют его в Тифлис, в армянскую школу Нерсисян, которую он и оканчивает в феврале 1826 года. Его учителями были замечательные армянские педагоги своего времени - Погос Карадагци и поэт Арутюн Аламдарян.

Первые юношеские мечты Абовяна расцвели и увяли в суровую пору персидского владычества. Еще совсем молодым, испытав ужасы чужеземного деспотизма, он задумывался над вопросами освобождения и просвещения родины. В одном из таких размышлений, возвращаясь к своим переживаниям тех дней и высшей цели грядущей жизни, Абовян признавался: «Жить и умереть для отечества - вот задача, выбранная мною еще с самых юных лет! Будучи еще отягченным как бременем деспотизма, так и невежества, не имея еще никакого понятия о влиянии европейского образования, опоры и, даже никаких средств к достижению предначертанной мною цели, одну я эту питал в душе мысль, одним я этим возгорался желанием… Первая клятва, данная мною пред алтарем святых наших отцов, горькие слезы, пролитые над их гробом, вздохи глубокие, посвященные дорогому их праху - были то - да быть им тайными моими ангелами-хранителями и открыть мне путь пожертвовать собою в пользу оставленных ими, осиротелых их детей».

Знания, мировосприятие и опыт, приобретенные Абовяном в отечественных учебных заведениях - в Эчмиадзинском монастыре и в Тифлисской школе Нерсисян, были скудны и недостаточны для осуществления его стремлений. Он сам великолепно сознавал это, когда годы спустя писал: «Не просвещая себя прежде, так говорил во мне внутренний голос, невозможно будет мне быть угодным к чему-нибудь».

Вот почему, вдохновленный личностью, творениями и деяниями армянских просветителей - патриотов прошлых веков, он решает во что бы то ни стало уехать в Европу или Россию, чтобы продолжить образование и одновременно просить у христианских монархов помощи для освобождения «несчастного своего отечества».

Он был уже в дороге, когда 16 июля 1826 года началась русско-персидская война. Около двух лет Абовян находился в горах Лори, изведав все бедствия войны. Трепетные строки об этом мы находим в его романе «Раны Армении». Короткий период с 1827 по 1828 год он учительствует в Санаинском монастыре, а с мая 1828 года вновь обосновывается в Эчмиадзине, работая под началом высших духовных чинов. Ровно через год Абовян становится переводчиком и секретарем армянского католикоса, получив возможность общаться с высокопоставленными гостями монастыря, узнавать через них о происходящих в мире событиях.

Абовян Хачатур Аветикович , писатель, педагог, словесник-этнограф, просветитель, основоположник педагогики и новой армянской литературы. В 1819-22 гг. учился в Эчмиадзинской монастрыской школе, а в 1824-26 гг. проходил обучение в школе Нерсисян в Тифлисе. С 1830 по 1835 обучался в в университете Дерптского (сейчас город Тарту), в 1827-28 годах вел преподавательскую деятельность в монастырских школах Ахпата и Санаина. С 1829-30 был переводчиком и секретарем католикоса и синода в Эчмиадзине. 9 октября 1829 года Абовян вместе с экспедицией профессора Дерптского университета Ф.Паррота поднялся на вершину горы Арарат и за это «богохульство» подвергся травли священослужителей. В1837-43 гг. был смотрителем и учителем в Гаварской областной школе, а в1843-48 годах смотрителем в Ереванской областной школе. В марте 1848 года был назначен смотрителем школы Нерсисян в Тифлисе. Власти, однако, препятствовали просветительской деятельности Хачатура Абовяна. В 1848 году он вышел из дома и больше не вернулся.

Абовян оставил огромное литературное наследие на армянском, русском и немецком языках. Первые стихи на грабаре (древнеармянском языке) отражали романтическое мировосприятие Абовяна (Человек, любящий свой народ…(1824). С кем горе свое поделить...(1824). В 1820-х годах он писал песни о тоске и любви. Его волновали такие вопросы, как судьба личности и родины, противопоставления мечты и негармоничной реальности (Сердца болезненное чувство…Этот тяжелый удар, Весна, Любовь к родине (1831-1835).

Также он писал басни, рассказы, заметки, размышления путешественников («Развлечения на досуге», 1838-41, «Дочь турка», «Новое восхождение на Арарат» 1847).

В новой армянской литературе поворотным собитием стал исторический роман «Раны Армении» (1841г., опубликовано в 1858). Это первый армянский роман, с появлением которого зародился армянский романтизм. В романе изображаются состояние армянского народа в период господства Персии и Турции, а также его национально-освободительную борьбу и присоединение Восточной Армении к России. Абовян показал трагедию исторической судьбы армянского народа и он связывал надежду на возрождение со сплочением нации, а также распространением образования и просветительства. Абовян считал веру и язык важнейшими факторомы в вопросе самсохранения нации, так он сделал литературным языком понятный населению ашхарабар (новый армянский язык). Абовян выдвинул вопрос об общей образованности и видел путь морального совершенствования в красоте искусства, а также в просветительской деятельности.

Произведения Хачатура Абовяна являют собой ценный вклад в новую армянскую историографию («Несколько слов об армянах», «Путешествие к обломкам Ани»). По его мнению, историческое прошлое должно стать импульсом в решении актуальных проблем освободительной борьбы. Абовян создал первую армяно-русскую сопоставительную грамматику, а педагогические представления писателя оформились под влиянием взлядов Ж.Ж Руссо, И.Песталоцци и Франке. Его педагогические представления и принципы воплотились в «Предтропье» и в романе «История Тиграна, или Нравственное наставление для армянских детей» (1840-ые гг.). Абовян стал основоположником армянской этнографии (« Строение сельских домов» ,1835, «Очерк о жизни армян, проживающих в Тифлисе», 1840), фольклора, а также стал основателем курдоведения в Армении («Курды», «Езиды», 1846). Абовян переводил на армянский язык произведения Гомера, В. Гёте, Ф. Шиллера, Н. Карамзина.

ВЫСОКОРОДНОМУ ВОЕНАЧАЛЬНИКУ,

ДОБЛЕСТНОМУ ПАТРИОТУ,

БЛАГОРОДНОМУ ПОТОМКУ ГАЙКА,

ВЕНЦЕНОСНОМУ РЫЦАРЮ СМБАТУ

С ЗАВЕРЕНИЯМИ В ГЛУБОЧАЙШЕМ ПОЧТЕНИИ

Пред кем открою ларец всечасных скорбей моих?

Кому показать могу зияние ран живых?

Тоскует лира моя, смирилась, удручена,

Давно в душе порвалась надежды былой струна.

Из склепа вышел бы я, где холод и тишина,

Оплакать клочек земли, где жизнь моя тлеть должна.

И в небытии без дна, где царствует смерть одна,

Меж предков святых почить в покое вечного сна.

Хоть горстку б своей золы к могилам их принести,

От ужасающих бед в небытие отойти!

Ты вновь оживил мой дух, где свет едва не потух,

Ты светом вновь озарил мой низко поникший дух.

Я видел, как любишь ты свою родную страну,

Узрел благородство твое, твоей души глубину -

И спала вдруг пелена с моих заплаканных глаз,

И снова окрылена, душа к тебе понеслась.

Мой смертный сон убежит, и к жизни снова вернусь.

Ты, родина, край чудес, и вы, о Гайка сыны,

Возвышенностью души и правдой своей сильны;

Явили мне новый рай, затеплили день святой

Над сумрачною моей измученною душой.

В тоске, на колени пав, я жду, когда же найду

Путеводительную на небе свою звезду.

В сей миг, когда, горяча, несется к небу мольба,

В выси стоишь, а внизу гайканцев храбрых толпа.

Виденьем дивным возник, слиянный с сонмом отцов,

По праву ты разделил бессмертие храбрецов.

Как тот Киликии вождь, ты тоже зовешься Смбат,

В тебе его доблесть, честь, и пыл, и сердце горят.

Мои отверзнешь уста, мечту донесешь мою

К героям нашим, мой зов услышат в любом краю.

Их слава веками бурь под пеплом погребена -

Тогда не знала странна, как их бесценна цена!

Если тебе не сплетен торжественный брабион,

И если нами еще достойно ты не почтен,

То Муза имя твое до самых небес вознесет,

Ты равен будешь богам, наш рыцарь и патриот.

И там, где память живет о наших святых отцах,

Впредь будет слава твоя, одолевая века,

Несокрушимо стоять, нетленна и высока.

Когда Крез, царь лидийский, – после того, как Кир завладел всем миром, захватив также его страну, и на поле брани войска, любимцы, друзья, военачальники покинули его, и он, Крез, выросший в жемчужных, самоцветами украшенных палатах, считавший, что нет на свете человека счастливее его, бежал, задыхаясь, перед воином-персом, чтобы хоть голову свою унести, – перс настиг его. Меч сверкнул над его головой, в глазах потемнело. Еще не лишился он жизни, но, думая, что смерть, вот-вот сейчас вырвет у него душу из тела, хотел уже сам вонзить меч себе в грудь, чтобы не от врага погибнуть, а воин, между тем, уже занес над ним меч, – как единственный сын царя, видя неминуемую смерть родителя, вдруг разверз уста: язык его, двадцать лет скованный немотой, разрешился, и сердце, двадцать лет молчавшее, впервые подало голос:

– Нечестивец! Кого убиваешь? Отведи свой меч! Не видишь разве, что перед тобою Крез, властитель мира?

Руки воина опустились, голова царская уцелела – двадцатилетний немой сын спас отца. Столько лет прожил бедняжка царевич, – и ни разу ни любовь родителей, ни их сострадание, ни страстное желание услышать его голос и тем сердце свое утолить, ни слава и величие, ни почет и власть, ни сокровища и богатства, ни любовь к миру и утехи его, ни приязнь и сладкая беседа стольких любимцев и друзей, ни гром небесный, ни сладостный напев потока или птиц пернатых за всю жизнь настолько не подействовали на его сердце, чтоб он издал хоть малейший звук, – но когда увидел он неминуемую смерть родителя, дорогого отца своего, сердце сбросило гробовую свою крышку, молчавший дотоле язык развязал свои путы, запечатленные его уста выговорили скорбь свою. Тоскующий отец, чья жизнь висела на волоске, услышал голос сына. При этом рассказе и ныне сердце слушающего загорается огнем, лишь только помыслит он, что сыновняя любовь так смогла разбить и сокрушить оковы, наложенные самой природой.

Тому уже не двадцать, а тридцать с лишним лет, дорогой мой родитель, возлюбленный народ мой, как сердце мое тоже загорелось огнем; горит оно и обращается в пепел; день и ночь слезы не покидают глаз моих, вздохи уст моих, – так жажду поведать вам, о друзья мои единокровные, мысль и заветное свое желание и лишь потом сойти в землю.

Что ни день, я воочию видел свою могилу, что ни час, огненный меч смерти вращался над моей головой; каждую минуту моей жизни ваше горюющее сердце сжигало и томило мое сердце, беспрестанно слышал я ваш сладостный голос, видел ваше радующее очи лицо, чувствовал вашу благородную мысль и волю, вкушал вашу чистую любовь и дружбу, размышлял об утраченной вашей славе и величии, о деяниях и жизни прежних великолепных царей наших и князей, о былых прелестях и чудесах милой родины, нашей священной земли, о несравненном нраве и подвигах доблестного народа армянского.

Вечно представал предо мною Масис, перстом указывал мне, какой страны я чадо; в мыслях моих вечно жив был рай, и во сне и наяву напоминавший мне о славе и величии нашей страны. Гайк, Вардан, Трдат, Просветитель говорили мне, что я их сын. Европа и Азия неустанно твердили мне, что я – дитя Гайка, внук Ноя, сын Эчмиадзина, обитатель рая. В поле или в церкви, вдали от дома или под кровлей, там, где ступала и ныне ступает нога моего народа, и камни словно хотели вырвать, извлечь из груди сердце мое.

Сколь часто при виде армянина хотел я последнее дыхание мое вырвать из груди и отдать ему.

Но увы! Язык мой был скован, а глаза отверзты; уста сомкнуты, а сердце глубоко; рука бессильна, а язык короток. Не было у меня казны, чтоб осуществить свои желания, не было и громкого имени, чтобы слово мое доходило куда следует. Книги же наши написаны на грабаре, а наш новый, живой язык не в почете, – и никак не мог я в словах выразить сердечную свою тоску. Приказывать я не мог, а ежели бы стал просить, умолять, никто бы моих слов не понял. А я ведь тоже хотел, чтобы надо мной не насмехались, не говорили, что я груб, глуп, что не сведущ в грамматике, в риторике, в логике. Я тоже хотел, чтоб говорили: «О как глубокомысленно, как мудрено умеет он излагать свои мысли, – сам черт ни слова не разберет, не поймет!..» Я тоже хотел показать себя, чтоб удивлялись мне, хвалили меня: я, мол, тоже дока в армянском языке!

Иные знают один язык – я знаю несколько. Немало разных книг начинал я переводить и не доводил до конца. А всяких стихотворений да сочинений на грабаре я столько сам выдумал, что они могут составить целую объемистую книгу.

Бог привел ко мне за это время нескольких детей, и мне пришлось обучать их грамоте. Сердце у меня разрывалось: какую бы армянскую книгу я ни давал им в руки, дети не понимали. Что ни начнут читать на русском, немецком, французском языке, все их невинным душам нравится. Нередко я готов был волосы на себе рвать, видя, что этим детям иностранные языки по душе больше, чем наш родной.