Статья посвящена проблеме воскресения мертвых в религиозной культуре человечества. Представлен религиозный взгляд по рассматриваемому вопросу.

Многие из произведений школьной программы по литературе, перечитанные в зрелом возрасте, оцениваются совершенно иначе, чем в неопытной юности. И уже по-иному воспринимаются те места в книгах, где авторы так или иначе указывают на свои религиозные взгляды. К примеру, знаменитый роман Ивана Тургенева «Отцы и дети» (1861 год) завершается проникновенными словами: «Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам... Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и поют на заре. Железная ограда ее окружает; две молодые елки посажены по обоим ее концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалекой деревушки, часто приходят два уже дряхлые старичка - муж с женою. Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем... Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...»
Вопрос о всесилии святой и преданной любви, затронутый писателем, думается, волнует каждого человека перед лицом смерти.
Догмат Воскресения мертвых; это основание христианской веры. Учение о Всеобщем Воскресении; твердое учение Священного Писания и Нового, и Ветхого Завета. Вся пятая глава Евангелия от Иоанна в Библии посвящена беседе Господа Иисуса Христа с иудеями о важнейших истинах веры, из которых весть о победе над смертью – главнейшая: «Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло - в воскресение осуждения» (Иоан.5:28-30). Учение о воскресении мертвых представлено и в Ветхом Завете. Пророк Божий Иов говорит: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его». (Иов.19:25-28). А пророку Иезекиилю было показано поле, полное мертвых костей, которые облекались плотью (Иез. 37).
Весна для верующих людей – очевидное напоминание догмата воскресения из мертвых. А для Евгения Базарова смерть ассоциировалась с выросшим из него лопухом – не больше. Это объясняет горе верующих родителей нигилиста, плачущих о его все отрицающей душе. Но святитель Игнатий Брянчанинов в статье «Сад во время зимы» писал в 1843 году в Сергиевой пустыни: «Если б можно было найти человека, который бы не знал превращений, производимых переменами времен года; если б привести этого странника в сад, величественно покоящийся во время зимы сном смертным, показать ему обнаженные древа и поведать о той роскоши, в которую они облекутся весною, то он, вместо ответа, посмотрел бы на вас и улыбнулся - такою несбыточною баснею показались бы ему слова ваши! Так и воскресение мертвых кажется невероятным для мудрецов, блуждающих во мраке земной мудрости, не познавших, что Бог всемогущ, что многообразная премудрость Его может быть созерцаема, но не постигаема умом созданий». (Брянчанинов, 1993, С.178)
В иудаизме и исламе тоже существует учение о воскресении мертвых. Его признаки можно найти даже в языческих культах. Есть мнение, что вся религиозная культура Египта пронизывается учением о воскресении мертвых, именно с ним связана традиция мумификации тел, которые должны воскреснуть. К примеру, московский профессор Андрей Зубов утверждает, что, если суммировать египетские тексты, в них говорится о победе над смертью и о телесном воскресении умершего человека. Захоронения эры раннего палеолита являют нам могилы, наполненные предметами земного быта и очень трудоемкими в изготовлении каменными орудиями труда. Зачем расставаться с этими сокровищами, так необходимыми живым, если ТАМ ничего нет? Усопших щедро осыпали цветами, пыльца которых обнаружена в могилах. Эти факты; косвенное подтверждение религиозности самых первых людей. И даже само положение их тел – в позе эмбриона – наталкивает на мысль: как человек выходит из чрева матери, так он должен выйти из чрева земли в свое время. Так считает новосибирский профессор Павел Волков (Волков, 2003, С. 165).
Однако современное человечество далеко гонит от себя мысль о смерти. Создается впечатление, будто люди и вовсе не думают умирать. Всего несколько десятков лет назад гробы особо уважаемых людей во время похорон несли через весь город. Теперь же видим лишь закрытые катафалки. Создана целая похоронная индустрия: умерших красиво наряжают, употребляют обильную косметику… Предоставляется весь комплекс похоронных услуг, лишь бы живые поменьше виделись с умершими. А если и соприкасались с ними, то на самое краткое время. Зачем? Ведь это напоминает о смерти! Сама практика кремации усопших, конечно, может оправдываться дефицитом земель. В Москве, например, стоимость похорон усопшего на городском кладбище уже приближается к стоимости квартиры. Но ведь территория России – пока самая большая в мире. Зачем уничтожать тела?…
Традиционно христиане, иудеи и мусульмане стараются предавать земле своих умерших, так как они видят основание традиции в словах, сказанных Богом Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься». (Быт.3:19). В законодательстве многих стран мира осквернение захоронения считается уголовным преступлением, попирать чужую могилу ногами воспринимается великим оскорблением родственникам покойного. Почему же так, если после смерти ничего нет? В этом чувстве протеста мы можем видеть глубоко живущую в человеке веру в воскресение умерших. А православные могилы украшает крест Христов, потому что после Голгофы наступает Пасха, и после смерти наших близких мы веруем в их воскресение в день суда, когда явится крест от края небес и до края.
Таким образом, последняя строка романа И.С. Тургенева – очевидное напоминание слов, которые звучат при погребении усопших. Они были хорошо известны православным современникам писателя и забылись в 21 веке. Над гробом поётся: «Со святыми упокой, Христе, душу усопшего раба Твоего … идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная». Смерть побеждена победой Христова Воскресения. Любовь Божия всесильна, потому что Бог есть любовь.

Литература:
Тургенев И. С. Отцы и дети. М., Астрель, 2005 г. - 240 с.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Аскетические опыты. Том 1. Сад во время зимы. М., Православное издательство, 1993 г. – 572 с.
Волков П. В. Потомки Адама.- М.-СПб.-Новосибирск: Общество святителя Василия Великого, Православная Гимназия во имя Преп. Сергия Радонежского, 2003.- 207.
Зубов А.Б. Лекции по истории религий, прочитанные в Екатеринбурге. М.: Никея, 2009. - 144 с.

Жаль погибшей, напрасно потраченной силы...
И. С. Тургенев

В 1874 году Василий Григорьевич Перов написал картину «На сельском кладбище». Тот, кто читал роман Тургенева «Отцы и дети», узнают в ней трагическую сцену финала романа: «Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России... Железная ограда окружает могилу; две молодые елки посажены по обеим ее концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле... Цветы, растущие на ней, безмятежно глядят... на нас своими невинными глазами... они говорят... о вечном примирении и о жизни бесконечной...»

Картина написана через 12 лет после романа Тургенева, но так и кажется, что она навеяна непосредственным свежим впечатлением от чтения «Отцов и детей». Одинокие фигуры двух старичков, застывших у могилы сына, словно списаны с родителей Базарова — Василия Ивановича и Арины Власьевны. И могила на картине так похожа на ту, что описал Тургенев! Рассматривая эту картину, я не могу не думать о судьбе Евгения Базарова, о его такой короткой жизни и смерти...

В конце романа Базаров с болью говорит о краткости человеческого существования: «Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с основным пространством... и часть времени, которое мне удается прожить, так ничтожна перед вечностью». Базаров еще не произнес слов о «вечном примирении», но они уже чувствуются в «базаровской» тоске, в его «странной усталости», бесприютности. Все устремлено к одному центру — раскрытию базаровской тоски. Базаров вдруг отзывается на предложение отца врачевать мужиков, на речи о «близком освобождении крестьян». Давно устоявшийся критический взгляд на отсталую русскую деревню мучает былого «отрицателя». Базаров стремится, хотя и не без иронии, понять мужиков, их отношение к «будущности России», к «новой эпохе истории». Но безуспешно: мужики не признали в нем своего.

Не без основания кажется, что Базаров теряет веру в то будущее, которое ему виделось. Правда, его рассуждения еще в немногом, но похожи на речи «максималиста Базарова»: «...взять себя за хохол да выдернуть себя вон, как редьку из грядки...» И выдергивает себя из чуждой ему среды, сначала внутренне отъединяется, потом уезжает в родительский дом. Он окончательно разочаровался в «мякеньком» Аркадии, он всюду ищет «настоящих людей», но не находит их. Одиночество приводит Базарова к трагическим сомнениям. В результате и возникает то суждение героя, которого долго не могли простить автору романа: «А я возненавидел этого последнего мужика, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет... да и на что мне его спасибо?!» Каждая реплика Базарова — сгусток душевных страданий: «...Попал под колесо. Старая шутка смерть, а каждому внове... Я ведь... думал: обломаю дел много, не умру, куда! Задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично...»

Перед лицом смерти проявляются лучшие качества Базарова: мужество, нежность к родителям, скрытая под внешней суровостью; поэтическая любовь к Одинцовой; жажда жизни, труда, подвига, сила воли... Д. И. Писарев считал сцену смерти Базарова — самой сильной в романе. Она, похоже, наиболее отчетливо выражает отношение автора к герою: преклонение перед его душевной стойкостью, скорбные чувства, вызванные гибелью столь замечательного человека. Материал с сайта

Перед лицом смерти оказались слабыми опоры, некогда поддерживавшие базаровскую самоуверенность. Умирающий Базаров прост и человечен, он искупает смертью односторонность своей жизненной программы. Базаров — человек, судьбой своей воплотивший все издержки нигилистических теорий. Как писал Д. И. Писарев: «Не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, Тургенев показал, как он умирает...» Этот тип человека только складывался и дорисован мог быть лишь временем. «Умереть так, как умер Базаров, все равно, что совершить великий подвиг...» — справедливо заметил Писарев.

Две великие любви освящают могилу Базарова — родительская и народная. Память о погибшем Базарове как бы сосредоточена в вечно живой, «бесконечной жизни». Более утонченной формы прощания с Базаровым и завещания его опыта последующим поколениям, наверное, не существует. Примирения Базарова с жизнью не наступило, в конце пути пришло успокоение, но мятежный дух продолжал жить в Базарове до последнего вздоха...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • из романа отцы и дети сельская кладвиша
  • базаров думал гигант
  • репродукция перов родители на могиле базарова
  • как борис зайцев отзывается о базарове
  • роман отцы и дети сельскоеикладбище

Цитата из романа " " (1861 г.) русского писателя (1818 - 1883). Это последние строки произведения. Старики Базаровы пришли на могилу своего сына Евгения Базарова (гл. 28):

"Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам... Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и поют на заре. Железная ограда ее окружает; две молодые елки посажены по обоим ее концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалекой деревушки, часто приходят два уже дряхлые старичка -- муж с женою. Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем... Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии "равнодушной" природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной... "

Григорий ЯКОВЛЕВ,
Центр образования № 1811,
Москва

А кто такая Одинцова?

Об интереснейшем романе Тургенева за 140 лет его существования написаны, вероятно, сотни статей. Известно, что содержание произведения сразу же вызвало в русском образованном обществе ожесточённую полемику, и, несмотря на прочность позиции романа в кругу шедевров литературной классики (или поэтому), споры продолжаются и поныне (вспомним хотя бы серию острых статей О.Чайковской). Естественно, основным объектом исследований и разногласий был и остаётся главный герой «Отцов и детей» Евгений Базаров. Я не собираюсь в данной статье возвращаться к этой теме. Напомню только, что даже далёкий от революционных идей Николай Лесков назвал его “здоровым типом”, в отличие от эпигонов-нигилистов, а Фёдор Достоевский готов был “пожать ему руку”.

М еньше писали о второстепенных персонажах, вскользь или очень мало - об Анне Сергеевне Одинцовой. Развёрнутой характеристики её я не встретил. С.М. Петров в восемнадцатистраничном послесловии к третьему тому собрания сочинений Тургенева уделил отношениям Базарова с Одинцовой пять предложений, обосновав это тем, что “...в «Отцах и детях» Тургенев отводит любовному сюжету второстепенное место”. М.Г. Качурин в учебнике для “углублённого” изучения литературы в 10-м классе (1998) сообщил, что он “уважает” Одинцову и что “перед лицом смерти” проявилась “поэтическая любовь к Одинцовой” героя романа. Этим и ограничился. Чуть большего внимания и уважения удостоилась героиня в учебнике Ю.В. Лебедева (2001), а раньше - в книге Г.А. Бялого «Роман Тургенева “Отцы и дети”» (1968).

А между тем история любви Базарова (девять глав небольшой по объёму книги) чрезвычайно важна и в идейном, и в нравственном отношении, и с чисто художественной стороны. Я убеждён, что на беседу об этих страницах можно, не скупясь, отвести по крайней мере два урока. Поводом для начала такого разговора могут служить слова Базарова: “Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною, тогда я изменю своё мнение о самом себе”.

Таким человеком неожиданно оказывается обаятельная женщина. Не секрет, что моральная сущность мужчины часто обнаруживается в его отношениях с женщинами. Базаров - не исключение. Перед ним пасуют все действующие лица, все, кроме Одинцовой. Отношения с ней не курортный роман, не происшествие, а событие, определяющее переворот в психологии, в настроении, взглядах, в жизни человека, в его судьбе. Читатель увидел главного героя в новом свете, в столкновении сухой теории и “зелёного дерева жизни”, в распахнутости глубоко спрятанных от самого себя чувств и желаний. Любовь - чувство стихийное, и всё-таки важно, кого и как любит человек и кто любит его; это так же, как дружба, характеризует любящего и любимого.

Так что же представляет собой женщина, поразившая умного, несокрушимого и самоуверенного Евгения Васильевича? Обворожительная красавица, царица. Но неужели могла она привлечь Базарова только внешностью? Отрицательный ответ, казалось бы, ясен. Однако, видимо, не всем. Иные критики XIX и XX веков, игнорируя тургеневский текст, замечали в героине лишь её модельную броскость и умение вести себя в светском обществе. Так, анонимный автор журнала «Библиотека для чтения» (1862, № 5) по свежим следам сообщал читателям: “В Одинцовой нет ничего необыкновенного, кроме её красоты, изящной выдержки и приготовленности для жизни”. Порой литераторы всерьёз затевали забавную перепалку. Например, вызвало журнальную драку выражение Базарова “эдакое богатое тело” (первое его впечатление). Критик в журнале «Русский вестник» (1862, № 5) по этому поводу писал: “Сочувственная базаровскому типу прогрессивная критика пускалась в серьёзные и пространные объяснения, что так именно и следует ценить женскую красоту с настоящей, реалистическо-современной, молодой, прогрессивной точки зрения, что «богатство» тела и есть единственный признак красоты, что других никаких признаков и искать не подобает, ибо такое искание есть гнилой идеализм, противоречие естественно-научному знанию и так далее”.

В спор о плечах и теле Одинцовой вмешался Дмитрий Писарев, обративший внимание, один из немногих в ту пору, на умственные способности и другие стороны одарённой натуры этой женщины. Что Одинцова - не раскрашенная кукла, не модель и не пустышка, ясно с первых тургеневских строк о ней: “спокойно и умно” глядели её глаза, “какою-то ласковой и мягкой силой веяло от её лица”. По контрасту с лжеэмансипированными Кукшиной и Ситниковым Анна Сергеевна представлена на балу у губернатора неторопливой, неговорливой (“сама она говорила мало”, два раза тихо засмеялась), с достоинством осанки, в непринуждённом разговоре с неким сановником. Кажется, не без умысла Тургенев заставляет нас вспомнить хрестоматийные стихи:

Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?..

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей...
Всё тихо, просто было в ней...

И ситуация сходная, и почти точный портрет Анны Сергеевны Одинцовой, как говорят ныне, со знаком плюс. “Почти”, так как может смутить слово “не холодна”, но при первом восприятии Базарова ещё не могло возникнуть ощущение холодности незнакомой женщины. Прозорливый Базаров, в отличие от журналистов из «Библиотеки для чтения», сразу выделил её из массы светских дам, так же как Онегин на балу - неузнанную Татьяну-княгиню: “На остальных баб не похожа”. Чем же? Невозможным, по его представлениям и убеждениям, сочетанием в женщине независимости, красоты и ума: “По моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды”. Перед его глазами было первое живое опровержение его представлений; первое, но не последнее.

“Баба с мозгом”, оказалось, многое испытала в своей жизни, многое знала, многим интересовалась, охотно читала хорошие книги (с плохими, случайными, засыпала) и “выражалась правильным русским языком”. Ах, лукавый Тургенев! Снова возникает, но уже под другим углом зрения, образ Татьяны Лариной, которая, увы, “по-русски плохо знала, журналов наших не читала и выражалася с трудом на языке своём родном”. Разумеется, нельзя никак бросить упрёк любимице Пушкина: другие годы, другое воспитание, но как же не поставить ещё один плюс Одинцовой, тем более что автор благодушно предоставляет нам такую возможность.

Неудивительно, что Базаров нашёл в ней, в женщине, собеседницу (и не только), с которой он мог вполне серьёзно, без высокомерия и без кокетства говорить о “предметах полезных”, начиная с устройства российского общества (“безобразного устройства”) и продолжая вопросами медицины, ботаники, живописи, музыки, наконец, проблемами психологии, счастья, любви, будущности самого Базарова. Трудно представить себе, с кем из обитателей этого романа мог бы Евгений Васильевич столь уважительно вести беседы о действительно важных проблемах. О женщинах и говорить нечего: ни Катя, ни Феничка, ни карикатурная Кукшина не могут соперничать с Одинцовой ни по интеллекту, ни по многим другим критериям.

Е сть ещё один женский персонаж, внесценический, - княгиня Р., сумасбродный и “почти бессмысленный” образ которой хранит в душе всю жизнь Павел Петрович. Кто-то из литературоведов пытался как-то возвысить его “романтическую” любовь. Но Тургенев не жалует “загадочную” персону и эту страсть: глаза её были “невелики и серы”, но взгляд загадочен, “язык её лепетал самые пустые речи”; у неё был “небольшой ум”, а “всё её поведение представляло ряд несообразностей”. “Павел Петрович встретил её на одном бале, протанцевал с ней мазурку, в течение которой она не сказала ни одного путного слова, и влюбился в неё страстно”. Как романтично! Но Павел Петрович - вовсе не романтическая натура: “Он не был рождён романтиком, и не умела мечтать его щегольски-сухая и страстная, на французский лад мизантропическая душа”. И я бы не стал в этой статье отвлекаться, вспоминая об истории и предмете виртуальной любви Павла Петровича, если бы, контрастируя с ней, не высвечивались ярче достоинства Анны Сергеевны, не становилось бы понятнее рождение любви Базарова и не рельефнее вырисовывалась бы значительность его личности.

Женское очарование, красота, ум, мягкость и решительность, независимость и самостоятельность в мыслях и действиях (она к Базарову “благоволила, хотя и редко с ним соглашалась”), отвращение к пошлости, чувство собственного достоинства, женская гордость - такое сочетание человеческих качеств по мере узнавания всё более убеждало Базарова в том, что эта женщина “на остальных баб не похожа”. И в то же время многие свойства её натуры были родственны, на взгляд Одинцовой, её собеседнику и обусловливали их “однородность”, которая Евгению Васильевичу, возможно, импонировала, а по мнению Анны Сергеевны, мешала их сближению.

Любовь Базарова оказалась настолько могучей и неудержимой, что разрушила (не без помощи и чисто женской бесовской провокации) все плотины и дамбы надуманных запретов и теорий и грубо вырвалась наружу в виде прямолинейного признания. Гениально передано писателем развитие чувства героя, психологическое состояние его и её, трепетная, загадочная атмосфера в комнате, “таинственное шептание” ночи, дрожание рук и бушующая “сильная и тяжёлая страсть” Базарова. Вот где и романтика, и любовь, и темперамент, и характер!

Тургенев любит сравнения и мягкие, изящные контрасты. Ещё несколько глав - и писатель приведёт нас в сад, где Аркадий будет объясняться в любви Кате. Тщательно подбирая канцелярски-газетные обороты, он мямлит: “...вопрос, до которого я ещё не касался... желаю посвятить все мои силы истине... я полагаю, что обязанность всякого честного человека... это чувство относится некоторым образом... некоторым образом, заметьте, до вас...” Молодой человек волнуется, но это не сжигающий вихрь страстей Базарова. Он скажет о любви Аркадия - “бланманже” (желе из сливок или миндального молока). И Тургенев с иронической улыбкой прерывает робкий монолог влюблённого великолепной художественной деталью: “...а зяблик над ним в листве берёзы беззаботно распевал свою песенку...” И картинка банально сентиментального признания дорисована в духе старых лубочных открыток с голубками над целующимися парами. И сам щебечущий Аркаша Кирсанов - не зяблик ли? На уроке я читаю ребятам сцены объяснения в любви двух друзей и спрашиваю: “Чьё чувство вам кажется более сильным?” Как правило, отвечают единодушно: “Базарова!” Не они ли правы?

И непременно слышится вопрос: почему же прелестная и умная женщина, увлечённая необычной личностью и добившаяся признания от сурового отрицателя любви, не ответила ему тем же, не вышла за него замуж? О причинах можно догадываться и спорить, но не так, как это делал - грубо, примитивно и оскорбительно - критик журнала «Современник» М.Антонович: “Женщина, добрая и возвышенная по натуре, сначала увлекается им, но потом, узнав его ближе, с ужасом и омерзением от него отворачивается, отплёвывается и «обтирается» платком...” Нет, конечно, всё не так. Прежде всего они не настолько уж “однородны”, как полагала Одинцова. Скорее, прав был Базаров: “...между вами и мною такое расстояние...” Да, расстояние социальное, мировоззренческое, психологическое, материальное и тому подобное. Но мы знаем немало случаев, когда люди успешно преодолевают это расстояние при одном условии - при условии взаимной большой любви. Была ли такая любовь у прекрасной “аристократки”?

Тургенев утверждает, что она “мало влюбляется в Базарова” (письмо к поэту К.Случевскому). Да, мало, но дело в том, что она никого в жизни не любила - то ли неспособна была, то ли не везло ей - и оттого страдает, полюбить хочется (Маяковский писал: “Страшно не любить”), да так, чтобы “жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою...” И Базарова, “человека не из числа обыкновенных”, хочется ей полюбить. И что-то в душе и в сердце её происходит. Когда Базаров, ещё до признания, обмолвился, что намерен уехать к отцу, “она побледнела, словно её что в сердце кольнуло, да так кольнуло, что она удивилась и долго потом размышляла о том, что бы это значило”. С холодными и безразличными к мужчине женщинами такое не случается. И уже готова была Анна Сергеевна сказать Евгению Васильевичу “одно слово”, пытаясь удержать его, но Базаров, у которого “сердце так и рвалось”, стремительно покинул её. И долго ещё женщина будет решать для себя этот роковой гамлетовский вопрос, мысленно произносить: “Или?”, оценивать свои чувства: “Я и себя не понимала”. И даже у постели умирающего она всё ещё не в состоянии ответить определённо, “точно ли любила” этого человека. И где она, эта мера любви? Может быть, влечение к Базарову - это и есть потолок любовных возможностей Одинцовой, не знавшей другой любви. А страх, который она временами испытывает при мыслях о “нигилисте”, объясним: покойного мужа, “ипохондрика, пухлого, тяжёлого и кислого”, она “едва выносила”, вышла за него по расчёту, натерпелась, как говорится, обожглась и теперь, будучи свободной, осмотрительнее решает свою судьбу, вглядывается в малознакомого, но поразившего её воображение мужчину и пытается понять свои непривычные чувства. Можно ли в этом упрекнуть её?

Или в стремлении к спокойствию, к стабильности (постоянный аргумент против Одинцовой)? Да какая же женщина не хочет спокойствия? Тургенев, а за ним и литературоведы, и авторы ряда учебников ставят в укор Анне Сергеевне её холодность. Мне показалось уместным вновь обратиться к пушкинским стихам:

Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума...
И, признаюсь, от них бежал...

К этой ли категории красавиц принадлежит Одинцова? По нарочитым описаниям и рассуждениям Тургенева - пожалуй. Но в её поступках, в её встречах с Базаровым - нет, она другая, живая, увлекающаяся. Однако быстрые, крутые повороты в жизни, мгновенные решения свойственны далеко не всем женщинам, имеющим за плечами тяжёлый жизненный опыт. И может быть, то, что называют холодностью героини, на самом деле просто умение “властвовать собою”, которому Онегин учил Татьяну?

Писарев считал, что отпугнуло Анну Сергеевну и то, что “в чувстве Базарова нет той внешней миловидности, joli a voir (красиво по внешности, миловидно), которые Одинцова совершенно бессознательно считает необходимыми атрибутами всякого любовного пафоса”. Возможно, и это сыграло роль. Не забудем, что наша дама, при некоторой демократичности в быту, - представительница княжеского рода (по матери). Что-то в облике и манерах Базарова пугало её. Однако она умела преодолевать свой страх. Что заставило её прийти к умирающему человеку, поцеловать его, несмотря на предупреждение о заразной болезни? Чувство вины? Или благодарности? Или?.. Кстати, этот эпизод по-разному воспринимался критиками: неистовствовал М.Антонович, называл сцену “гадостью”, находил в ней греховность и безнравственность; Д.Писарев видел в ней проявление мужества героя; А.Скабичевский сделал вывод, что Базаров “потешается над своей любовью даже на смертном одре”, а Чехов, как врач, изумлялся, насколько точно описан процесс умирания Базарова.

Ч еловек, к которому обращены последние слова Базарова, - Анна Сергеевна. Любовь к ней он уносит в могилу. Ей он говорит и о невыполненной жизненной задаче. У Одинцовой тоже была цель жизни, совершенно непредсказуемая. О чём мечтала царственная красавица, какую “настоящую роль” прочила себе? “Роль тётки, наставницы, матери”, - говорила она Базарову. Неизвестно, осуществилось ли это скромное и благородное желание, в эпилоге не сказано. Из него мы узнаём лишь то, что Анна Сергеевна, так и не дождавшись любви, “вышла замуж, не по любви, но по убеждению, за одного из будущих русских деятелей, человека очень умного, законника, с крепким практическим смыслом, твёрдою волей и замечательным даром слова, человека ещё молодого, доброго и холодного как лёд. Они живут в большом ладу друг с другом и доживутся, пожалуй, до счастья... пожалуй, до любви”.

Любопытно, какие иногда делаются выводы из этих слов писателя. Вспоминается, как методист Е.И. Ильин во время давней встречи с ним, показанной по телевидению, рассказывал, как воспитывает своих учеников. Он всерьёз процитировал слова из эпилога, опустив сравнение “холодный как лёд” и выражение “доживутся”, и обратился к ученикам с таким примерно поучением: “Не ждите любви, выходите замуж и женитесь без любви, притрётесь и доживёте до любви и счастья - этому учит Тургенев”. Но Тургенев, как всегда, тонок и точен в деталях: муж Анны Сергеевны - “холодный как лёд”, хотя и умный, практичный, “законник”. Они “доживутся (не “доживут” - разница!), пожалуй (!), до счастья... (многоточие автора. - Г.Я. ) пожалуй (!), до любви”. Мудрено не заметить здесь иронии писателя. Едва ли айсберги, притёршись друг к другу, когда-нибудь воспламенятся. И не может быть подобная идея близка Тургеневу, прожившему жизнь “на краешке чужого гнезда” из-за глубокой любви к Полине Виардо и не желавшему, женившись, “доживаться” до любви с другой женщиной.

Отношение Тургенева к своей героине неоднозначно. В изображении писателя она наделена таким богатством прекрасных черт, что, несмотря на некоторую холодность и приверженность к уюту и покою, предстаёт как женщина, вполне достойная любви Базарова, которому автор тайно симпатизирует. В тургеневских описаниях не только лица, но и всего облика Анны Сергеевны - нескрываемая мужская восторженность и заворожённость, в рассказе о привычках её и в эпилоге - мягкая ирония и только в раздражённом письме к Случевскому - более резкий выплеск.

П оявление в романе такого персонажа, как Одинцова, позволило не только опровергнуть некоторые ошибочные взгляды, но и раскрыться лучшим чертам Базарова: способности любить, уважать женщину, сохранять чувство собственного достоинства в трудной ситуации, сдержанности, скромности, честности и прямоте, пробудило его интерес к отдельному человеку, заставило по-иному взглянуть на мир: “Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек - загадка”. Да, как ни печально, любовь не всесильна, но и поражение в любви, столь же непредвиденное, как и её возникновение, не прошло даром для Базарова. Он, несомненно, по-человечески возвысился в глазах читателя, стал ближе ему.

Однако героиня романа чрезвычайно интересна и сама по себе. Непохожая на типично “тургеневских” девушек - Наталью, Елену, Лизу, Марианну, - она привлекает иными качествами, о которых говорилось выше. Но, видно, предвзятая оценка критиками личности Одинцовой создала ей устойчиво нелестную репутацию. Недавно я спросил учительницу литературы, преподающую в старших классах: “Какое представление об Одинцовой сложилось у вас?” Словесница слегка задумалась и произнесла: “То ли львица, то ли тигрица”. Если бы это было исчерпывающей характеристикой Анны Сергеевны, то как низко пал бы Базаров, скатившись к пошлому волокитству за светской дамочкой! Каким серым человечком выглядел бы тот, кого Тургенев представлял “фигурой сумрачной, дикой, большой, до половины выросшей из почвы, сильной, злобной, честной”.

История отношений Базарова с Одинцовой - благодатный материал для обсуждения на уроках, для развития самостоятельного мышления: тут много нерешённых проблем, простор для самовыражения, для разговора “о странностях любви”, о соотношении долга и чувства, о женской красоте, о художественном мастерстве писателя и так далее. Всё это злободневно и вечно.

Прошло шесть месяцев. Стояла белая зима с жестокою тишиной безоблачных морозов, плотным, скрипучим снегом, розовым инеем на деревьях, бледно-изумрудным небом, шапками дыма над трубами, клубами пара из мгновенно раскрытых дверей, свежими, словно укушенными лицами людей и хлопотливым бегом продрогших лошадок. Январский день уже приближался к концу; вечерний холод еще сильнее стискивал недвижимый воздух, и быстро гасла кровавая заря. В окнах марьинского дома зажигались огни; Прокофьич, в черном фраке и белых перчатках, с особенною торжественностию накрывал стол на семь приборов. Неделю тому назад, в небольшой приходской церкви, тихо и почти без свидетелей состоялись две свадьбы: Аркадия с Катей и Николая Петровича с Фенечкой; а в самый тот день Николай Петрович давал прощальный обед своему брату, который отправлялся по делам в Москву. Анна Сергеевна уехала туда же тотчас после свадьбы, щедро наделив молодых. Ровно в три часа все собрались к столу. Митю поместили тут же; у него уже появилась нянюшка в глазетовом кокошнике. Павел Петрович восседал между Катей и Фенечкой; «мужья» пристроились возле своих жен. Знакомцы наши изменились в последнее время: все как будто похорошели и возмужали; один Павел Петрович похудел, что, впрочем, придавало еще больше изящества и грансеньйорства его выразительным чертам... Да и Фенечка стала другая. В свежем шелковом платье, с широкою бархатною наколкой на волосах, с золотою цепочкой на шее, она сидела почтительно-неподвижно, почтительно к самой себе, ко всему, что ее окружало, и так улыбалась, как будто хотела сказать: «Вы меня извините, я не виновата». И не она одна — другие все улыбались и тоже как будто извинялись; всем было немножко неловко, немножко грустно и, в сущности, очень хорошо. Каждый прислуживал другому с забавною предупредительностию, точно все согласились разыграть какую-то простодушную комедию. Катя была спокойнее всех: она доверчиво посматривала вокруг себя, и можно было заметить, что Николай Петрович успел уже полюбить ее без памяти. Перед концом обеда он встал и, взяв бокал в руки, обратился к Павлу Петровичу. — Ты нас покидаешь... ты нас покидаешь, милый брат, — начал он, — конечно, ненадолго; но все же я не могу не выразить тебе, что я... что мы... сколь я... сколь мы... Вот в том-то и беда, что мы не умеем говорить спичи! Аркадий, скажи ты. — Нет, папаша, я не приготовлялся. — А я хорошо приготовился! Просто, брат, позволь тебя обнять, пожелать тебе всего хорошего, и вернись к нам поскорее! Павел Петрович облобызался со всеми, не исключая, разумеется, Мити; у Фенечки он, сверх того, поцеловал руку, которую та еще не умела подавать как следует, и, выпивая вторично налитый бокал, промолвил с глубоким вздохом: «Будьте счастливы, друзья мои! Farewell!» Этот английский хвостик прошел незамеченным, но все были тронуты. — В память Базарова, — шепнула Катя на ухо своему мужу и чокнулась с ним. Аркадий в ответ пожал ей крепко руку, но не решился громко предложить этот тост. Казалось бы, конец? Но, быть может, кто-нибудь из читателей пожелает узнать, что делает теперь, именно теперь, каждое из выведенных нами лиц. Мы готовы удовлетворить его. Анна Сергеевна недавно вышла замуж, не по любви, но по убеждению, за одного из будущих русских деятелей, человека очень умного, законника, с крепким практическим смыслом, твердою волей и замечательным даром слова, — человека еще молодого, доброго и холодного как лед. Они живут в большом ладу друг с другом и доживутся, пожалуй, до счастья... пожалуй, до любви. Княжна Х... я умерла забытая в самый день смерти. Кирсановы, отец с сыном, поселились в Марьине. Дела их начинают поправляться. Аркадий сделался рьяным хозяином, и «ферма» уже приносит довольно значительный доход. Николай Петрович попал в мировые посредники и трудится изо всех сил; он беспрестанно разъезжает по своему участку; произносит длинные речи (он придерживается того мнения, что мужичков надо «вразумлять», то есть частым повторением одних и тех же слов доводить их до истомы) и все-таки, говоря правду, не удовлетворяет вполне ни дворян образованных, говорящих то с шиком, то с меланхолией о ман ципации (произнося ан в нос), ни необразованных дворян, бесцеремонно бранящих «евту мун ципацию». И для тех и для других он слишком мягок. У Катерины Сергеевны родился сын Коля, а Митя уже бегает молодцом и болтает речисто. Фенечка, Федосья Николаевна, после мужа и Мити никого так не обожает, как свою невестку, и когда та садится за фортепьяно, рада целый день не отходить от нее. Упомянем кстати о Петре. Он совсем окоченел от глупости и важности, произносит все е как ю : тюпюрь, обюспючюн , но тоже женился и взял порядочное приданое за своею невестой, дочерью городского огородника, которая отказала двум хорошим женихам только потому, что у них часов не было: а у Петра не только были часы — у него были лаковые полусапожки. В Дрездене, на Брюлевской террасе, между двумя и четырьмя часами, в самое фешенебельное время для прогулки, вы можете встретить человека лет около пятидесяти, уже совсем седого и как бы страдающего подагрой, но еще красивого, изящно одетого и с тем особенным отпечатком, который дается человеку одним лишь долгим пребыванием в высших слоях общества. Это Павел Петрович. Он уехал из Москвы за границу для поправления здоровья и остался на жительство в Дрездене, где знается больше с англичанами и с проезжими русскими. С англичанами он держится просто, почти скромно, но не без достоинства; они находят его немного скучным, но уважают в нем совершенного джентльмена, «a perfect gentleman» . С русскими он развязнее, дает волю своей желчи, трунит над самим собой и над ними; но все это выходит у него очень мило, и небрежно, и прилично. Он придерживается славянофильских воззрений: известно, что в высшем свете это считается très distingué . Он ничего русского не читает, но на письменном столе у него находится серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя. Наши туристы очень за ним волочатся. Матвей Ильич Колязин, находящийся во временной оппозиции , величаво посетил его, проезжая на богемские воды; а туземцы, с которыми он, впрочем, видится мало, чуть не благоговеют перед ним. Получить билет в придворную капеллу, в театр и т.д. никто не может так легко и скоро, как der Herr Baron von Kirsanoff . Он все делает добро, сколько может; он все еще шумит понемножку: недаром же был он некогда львом; но жить ему тяжело... тяжелей, чем он сам подозревает... Стоит взглянуть на него в русской церкви, когда, прислонясь в сторонке к стене, он задумывается и долго не шевелится, горько стиснув губы, потом вдруг опомнится и начнет почти незаметно креститься... И Кукшина попала за границу. Она теперь в Гейдельберге и изучает уже не естественные науки, но архитектуру, в которой, по ее словам, она открыла новые законы. Она по-прежнему якшается с студентами, особенно с молодыми русскими физиками и химиками, которыми наполнен Гейдельберг и которые, удивляя на первых порах наивных немецких профессоров своим трезвым взглядом на вещи, впоследствии удивляют тех же самых профессоров своим совершенным бездействием и абсолютною ленью. С такими-то двумя-тремя химиками, не умеющими отличить кислорода от азота, но исполненными отрицания и самоуважения, да с великим Елисевичем Ситников, тоже готовящийся быть великим, толчется в Петербурге и, по его уверениям, продолжает «дело» Базарова. Говорят, его кто-то недавно побил, но он в долгу не остался: в одной темной статейке, тиснутой в одном темном журнальце, он намекнул, что побивший его — трус. Он называет это иронией. Отец им помыкает по-прежнему, а жена считает его дурачком... и литератором. Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России. Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам... Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и поют на заре. Железная ограда ее окружает; две молодые елки посажены по обоим ее концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалекой деревушки, часто приходят два уже дряхлые старичка — муж с женою. Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем... Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной... 1862