Издание: Литературная газета

«Матрёнин двор», написанный летом 1959 года и пролежавший около трёх лет недвижно, увидел свет в «Новом мире» в январе 1963-го. Годом раньше случилось редакционное обсуждение, где решили, что затея бесполезна, печатать «Матрёну» невозможно: уж больно жалка в рассказе деревня, живут там одни вурдалаки и слишком торчит христианская линия - непонятно, зачем делали революцию. А. Т. Твардовский, однако, усмотрев сходство с моральной прозой Л. Н. Толстого (и считая это плюсом), просил автора не становиться идейно-выдержанным писателем, не писать такое, что идёт без заминки. Вытащить «Матрёну» на страницы журнала суждено было? «Ивану Денисовичу»: «Такова была сила общего захвала, общего взлёта, - писал А. И. в „Телёнке“, - что в тех же днях сказал мне Твардовский: теперь пускаем „Матрёну“! „Матрёну“, от которой журнал в начале года отказался, которая „никогда не может быть напечатана“, - теперь лёгкой рукой он отправлял в набор, даже позабыв о своём отказе тогда!»
Проницательно скажет Анна Ахматова: «Удивительно, как могли напечатать? Это пострашнее „Ивана Денисовича“? Там можно всё на культ спихнуть, а тут? Ведь у него не Матрёна, а вся русская деревня под паровоз попала и вдребезги?» К. И. Чуковский, познакомившись с «Матрёной», написал: «Я понял, что у Льва Толстого и Чехова есть достойный продолжатель». Сам автор радовался новой публикации даже больше, чем выходу «Ивана Денисовича». «Там - тема, а здесь - чистая литература. Теперь пусть судят!»
И судьи не замедлили заявить о себе. Совсем скоро новомирские рассказы Солженицына именовались в центральных газетах «злостным очернительством»; журнал называли «сточной канавой, собирающей всю гниль в литературе». Бдительный цензурный взор разглядел в «Матрёне» печать безысходности, пессимизма и затхлости. Партийные сердца испытали душевную горечь: ведь автор исказил историческую перспективу, перепутал бунинскую деревню с советской, критическим реализмом подменил социалистический. Чуткие к перемене погоды собратья по перу требовали отчёта о революционных изменениях крестьянского сознания. Столичные критики громили учителя-постояльца, так и не сумевшего очистить хозяйскую избу от мышей и тараканов. Автора «Матрёны» приглашали выглянуть за забор, увидеть цветущие колхозы и показать передовиков труда - истинных праведников своего времени. «Нашёл идеал в вонючей деревенской старухе с иконами и не противопоставил ей положительный тип советского человека!» - негодовал осенью 1963-го сосед Чуковского по Барвихе, крупный военный чин. Другой вельможа говорил Корнею Ивановичу: «Я депутат той области, где живёт Матрёна. Ваш Солженицын всё наврал. Она совсем не такая».
Рассказ о праведнице Матрёне (это слово крайне раздражало партийных рецензентов) был вытеснен из всех издательских планов, а в 1974-м подвергнут (вместе с остальными публикациями писателя) изъятию из всех государственных библиотек. Стране понадобилось пятнадцать лет, чтобы вернуться к высокой и пронзительной правде «Матрёнина двора».
Странным образом судьба одноимённого спектакля, премьера которого состоялась недавно на Малой сцене Театра им. Евг. Вахтангова, повторила драматический путь рассказа. Теперь, правда, никто не корил автора за приверженность «этическим абстракциям, идеалистической концепции добра и зла». Спектакль просто негде было играть - у него не было ни своего дома, ни своей театральной площадки, а без денег за аренду репетиционных помещений артистов-скитальцев никуда не пускали.
Задуманный ещё в 1998 году Еленой и Александром Михайловыми, давними выпускниками театрального училища им. Щукина, оставившими успешную карьеру в Центральном детском театре, чтобы утвердиться в вере и найти свой путь в Церкви, спектакль рождался трудно и долго. Идея воплотить историю Матрёны на сцене принадлежала Александру; в 2003-м осуществить замысел взялся профессор Щукинского училища Владимир Иванов в содружестве с художником Максимом Обрезковым. После долгой, кропотливой, бережной работы с текстом со сцены зазвучала именно проза, разложенная на два актёрских голоса. Репетиции, прогоны со зрителями шли то в театральном доме «Старый Арбат», то в Доме актёра, то в театре «Глас» (именно там осенью 2006 года я впервые увидела спектакль), но неизменно всё заканчивалось тем, что плановые или внеплановые ремонты выбрасывали «Матрёну» из очередного пристанища на улицу вместе с реквизитом и декорациями.
И вот - благословенное камерное пространство Малого вахтанговского зала, куда нынешней весной скитальцев пригласил новый художественный руководитель театра Римас Туминас. Впервые за десять лет «Матрёна» получила прописку (пока только на год) в прославленном академическом театре, попала в репертуар, на афиши, в театральные программки.
История нескладной жизни шестидесятилетней крестьянки Матрёны Васильевны Захаровой, что жила в деревенской глухомани Владимирской области, где после казахстанской ссылки учительствовал Солженицын, поселившись в запущенной избе с фикусами, колченогой кошкой, мышами и тараканами, разворачивается в минималистских, условных декорациях. Светлые струганые доски образуют крыльцо избы, которое в ходе спектакля родственники Матрёны разберут на части, решив ещё при её жизни поделить обещанный им дом, - в конце концов от него останется лишь крест на её могиле. Скудный реквизит (икона, фотографии в общей раме, часы-ходики, сундук, который служит кроватью постояльцу, серое солдатское одеяло, чиненый репродуктор) составляет быт Матрёны и её жильца, который приехал сюда с ветхим чемоданчиком и латаным вещмешком. Доски как детали конструктора образуют ключевые образы спектакля: дом, стол (за ним учитель-постоялец ест картонную Матрёнину стряпню, читает, проверяет школьные тетради), разобранную хозяйкину горницу, гроб.
На сцене только двое - Матрёна и её квартирант: текст рассказа в режиссёрской версии искусно распределён между ними, так что Слово Солженицына звучит энергично, обаятельно, подлинно. «Не умемши, не варёмши - как утрафишь?» - говорит Матрёна, но мы видим, что эта женщина потрафляет постояльцу самим своим существованием. Её простое имя, её двор, её жизнь в зa,пущи сплелись с судьбой Игнатича в единое целое. Ведь это ему, бывшему арестанту и лагернику, а ныне сельскому учителю, поселившемуся в сгнившей избе у презираемой односельчанами Матрёны, открывается внутренняя красота человека, по-глупому работавшего на других бесплатно, не скопившего имущества к смерти и погибшего из-за людской неуёмной жадности. Это ведь Игнатич говорит в конце повествования те самые главные слова: «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша».
Но кто же всё-таки Игнатич - в рассказе Солженицына и в сценической версии «Матрёнина двора»? Только ли бывший лагерник? Только ли учитель математики сельской школы? Чем занят он зимними вечерами и ночами, сидя за письменным столом у окна, в окружении фикусов? Только ли проверкой тетрадок по алгебре и геометрии? «Не мешала она моим долгим вечерним занятиям, не досаждала никакими расспросами», - говорит в рассказе Игнатич, который «писал своё в тишине избы под шорох тараканов и постук ходиков». Что же такое - своё - пишет постоялец? В спектакле на эти вопросы пока что ответов нет: истинный контекст жизни постояльца скрыт от зрителя.
Но ведь прототип автобиографического героя, бывший лагерник, учитель, поселившийся в доме реальной Матрёны Захаровой (в рассказе Матрёны Григорьевой), то есть сам Солженицын, имел глубинные резоны искать уединения в тихом уголке России. И благодарен он был Матрёне за то, что мог, уходя в школу, не опасаться её любопытства, ибо в избе оставались не одни только ученические тетрадки и поурочные планы, но и тайные рукописи. За те шесть месяцев, что прожил он в избе Матрёны, была закончена первая редакция романа «В круге первом» - им и занимался Исаич-Игнатич зимними вечерами 1957 года. Так увидеть, так понять, так описать, как увидел, понял и описал Матрёну Игнатич, мог только писатель, создатель легендарного «Круга», будущий автор «Ивана Денисовича». Матрёна-праведница далась глазу проницательного, глубокого художника, открылась душе большого писателя. Просто постоялец, бытовой человек, вряд ли справился бы с такой задачей.
Значит, у спектакля есть творческое пространство для роста и развития. И если удача обретения дома в юбилейный солженицынский год не оставит маленький коллектив, мы ещё увидим, как и куда может двигаться сценическая версия классического рассказа.

С образом Ивана Денисовича в литературе утвердилась новая этика, выкованная в лагерях, через которые прошла немалая часть общества. (Исследованию этой этики будут посвящены многие страницы «Архипелага ГУЛАГ»). , не желая потерять человеческое достоинство, вовсе не склонен принимать на себя все удары лагерной жизни - иначе просто не выжить. «Это верно, кряхти да гнись, - замечает он. - А упрешься - переломишься». В этом смысле писатель отрицает общепринятые романтические представления о гордом противостоянии личности трагическим обстоятельствам, на которых воспитала литература поколение советских людей 30-х годов. И в этом смысле интересно противопоставление Шухова и кавторанга Буйновского, героя, принимающего на себя удар, но часто, как кажется Ивану Денисовичу, бессмысленно и губительно для самого себя. Наивны протесты кавторанга против утреннего обыска на морозе только что проснувшихся после подъема, дрожащих от холода людей:

«Буйновский - в горло, на миноносцах своих привык, а в лагере трех месяцев нет:

Вы права не имеете людей на морозе раздевать! Вы девятую статью уголовного кодекса не знаете!..

Имеют. Знают. Это ты, брат, еще не знаешь».

Чисто народная, мужицкая практичность Ивана Денисовича помогает ему выжить и сохранить себя человеком - не ставя перед собой вечных вопросов, не стремясь обобщить опыт своей военной и лагерной жизни, куда он попал после плена (ни оперативники, допрашивавшие Шухова, ни он сам так и не смогли придумать, какое именно задание немецкой разведки он выполнял). Ему, разумеется, вовсе не доступен уровень историко-философского обобщения лагерного опыта как грани национально-исторического бытия XX столетия - то, что мы увидим в «Архипелаге ГУЛАГ».

Так в «Иване Денисовиче» перед Солженицыным встает творческая задача совместить две точки зрения - автора и героя, точки зрения не противоположные, а схожие идеологически, но различающиеся уровнем обобщения и широтой материала. Эта задача решается почти исключительно стилевыми средствами, когда между речью автора и персонажа существует чуть заметный зазор, то увеличивающийся, то практически исчезающий. Поэтому Солженицын обращается не к сказовой манере повествования, более естественной, казалось бы, для того, чтобы дать Ивану Денисовичу полную возможность речевой самореализации, но к синтаксической структуре несобственно-прямой речи, которая позволяла в какие-то моменты дистанцировать автора и героя, совершить прямой вывод повествования из «авторской шуховской» в «авторскую солженицынскую» речь. Сдвинув границы шуховского жизнеощущения, автор получил возможность увидеть и то, чего не мог увидеть его герой, то, что находится вне шуховской компетенции, при этом соотношение авторского речевого плана с планом героя может быть сдвинуто и в обратном направлении - их точки зрения и их стилевые маски тотчас же совпадут. Таким образом, «синтаксико-стилистический строй повести сложился в результате своеобразного использования смежных возможностей сказа, сдвигов от несобственно-прямой к несобственно-авторской речи», в равной степени ориентированных на разговорные особенности русского языка.

И герою, и автору (здесь, вероятно, несомненное основание их единства, выраженного и в речевой стихии произведения) доступен тот специфически русский взгляд на действительность, который принято называть взглядом «природного», «естественного» человека. Именно опыт чисто «мужицкого» восприятия лагеря как одной из сторон русской жизни XX века и проложил путь повести к читателю «Нового мира» и всей страны. Солженицын так вспоминал об этом в «Теленке...»: «Не скажу, что такой точный план, но верная догадка-предчувствие у меня в том и была: к этому мужику Ивану Денисовичу не могут оставаться равнодушны верхний мужик Александр Твардовский и верховой мужик Никита Хрущев. Так и сбылось: даже не поэзия и даже не политика решили судьбу моего рассказа, а вот эта его доконная мужицкая суть, столько у нас осмеянная, потоптанная и охаянная с Великого Перелома, да и поранее».

В опубликованных в конце 50-х-в 60-е годы рассказах Солженицын не подошел еще к одной из самых важных для него тем - теме сопротивления антинародному режиму. Она станет доминирующей в «Архипелаге» и в «Красном колесе». Пока писателя интересовал народный характер и его существование «в самой нутряной России - если такая где-то была, жила», - в той России, которую ищет повествователь в рассказе «Матренин двор». Но он находит не нетронутый смутой XX века островок естественной русской жизни, а народный характер, сумевший в этой смуте себя сохранить. «Есть такие прирожденные ангелы, - писал в статье «Раскаяние и самоограничение» писатель, как бы характеризуя и Матрену, - они как будто невесомы, они скользят как бы поверх этой жижи, нисколько в ней не утопая, даже касаясь ли стопами ее поверхности? Каждый из нас встречал таких, их не десятеро и не сто на Россию, это - праведники, мы их видели, удивлялись («чудаки»), пользовались их добром, в хорошие минуты отвечали им тем же, они располагают, - и тут же погружались опять на нашу обреченную глубину».

В чем суть праведности Матрены? В жизни не по лжи, скажем мы теперь словами самого писателя, произнесенными значительно позже. Она вне сферы героического или исключительного, реализует себя в самой что ни на есть обыденной, бытовой ситуации, испытывает на себе все «прелести» советской сельской нови 50-х годов: проработав всю жизнь, вынуждена хлопотать пенсию не за себя, а за мужа, пропавшего с начала войны, отмеривая пешком километры и кланяясь конторским столам. Не имея возможности купить торф, который добывается везде вокруг, но не продается колхозникам, она, как и все ее подруги, вынуждена брать его тайком. Создавая этот характер, Солженицын ставит его в самые обыденные обстоятельства сельской колхозной жизни 50-х годов с ее бесправием и надменным пренебрежением обычным, несановным человеком. Праведность Матрены состоит в ее способности сохранить человеческое достоинство и в таких, казалось бы, столь недоступных для этого условиях.

Но кому противостоит Матрена, иными словами, в столкновении с какими силами проявляется ее сущность? В столкновении с Фаддеем, черным стариком, представшим перед повествователем, когда он появился второй раз (теперь - с униженной просьбой к матрениному жильцу) на пороге ее избы? В первый раз Фаддей, тогда молодой и красивый, оказался перед дверью Матрены с топором - не дождалась его невеста с войны, вышла замуж за брата. «Стал на пороге, - рассказывает Матрена. - Я как закричу! В колена б ему бросилась!.. Нельзя... Ну, говорит, если б то не брат мой родной - я бы вас порубал обоих!» Вряд ли, однако, этот конфликт может организовать повествование. В. Чалмаев, современный исследователь творчества Солженицына, справедливо видит конфликт в другом - в противостоянии человечности Матрены античеловеческим условиям действительности, окружающей и ее, и повествователя. «Подлинный «антипод» Матрены - с ее кроткой добротой, даже смирением, жизнью не во лжи - совсем не здесь, не в Таль-нове. Надо вспомнить: откуда пришел герой-повествователь в этот двор посреди неба? Как, после каких обид, родилась в нем воля к идеализации Матрены, никого не обидевшей?»

Уже в самом конце рассказа, после смерти Матрены, Солженицын перечисляет негромкие ее достоинства: «Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шесть детей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, по-глупому работающая на других бесплатно, - она не скопила имущества к смерти. Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы...

Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.

Ни город.

Ни вся земля наша».

И трагический финал рассказа (Матрена погибает под поездом, помогая Фаддею перевозить бревна ее же собственной избы) придает концовке совершенно особый, символический смысл: ее ведь больше нет, стало быть, не стоит село без нее? И город? И вся земля наша?

Если домашнее задание на тему: » Герои Солженицына – Матрена, Иван Денисович, дворник Спиридон оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.

 
  • Свежие новости

  • Категории

  • Новости

  • Сочинения по теме

      Лето, 1956 год. В 184 км от Москвы, по направлению Муром-Казань, сходит пассажир. Он и является рассказчиком. Его жизненный путь Многие страницы в творчестве Солженицына повествуют об истории России. Эта тема не случайно выбрана автором. В ней он пытается передать В начале XX века Россия подверглась тяжелым испытаниям. Война и голод, бесконечные восстания и революции оставили свой отпечаток на судьбах
    • Роль частей речи в художественном произведении
    • Имя существительное. Насыщение текста существительными может стать средством языковой изобразительности. Текст стихотворения А. А. Фета «Шепот, робкое дыханье...», в свое


Содержание

Введение ………………………………………………………………………….. 2
1. Матренин двор …………………………………………………………………4
2. «Один день» зэка и история страны ………………………………………….7
Заключение ………………………………………………………………………29
Список литературы ……………………………………………………………...31

Введение

В середине 50-х годов наступил новый этап в развитии нашей страны. Никита Сергеевич Хрущев, успешно раскритиковав культ личности Сталина, становится главой страны и наступает период так называемого «потепления».
В развитии культуры проявлялись противоречивые тенденции. Общий подход к культурной сфере отличался прежним стремлением поставить ее на службу административно-командной идеологии. Но сам процесс обновления не мог не вызвать оживления культурной жизни.
Настоящим потрясением для миллионов советских людей стал выход в свет небольшой по объему, но сильной по гуманистическому звучанию повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В ней ясно было показано, что наиболее пострадал от сталинщины тот «простой советский человек», именем которого клялись сталинисты всех мастей.
Рассказ «Один день Ивана Денисовича» - небольшое произведение об одном из трех тысяч шестисот пятидесяти трех дней срока, но вмещает в себя жизнь всей страны, всю ее правду и горечь.
Солженицын показал всю лагерную жизнь одним днем. После чтения становится понятно, что этого одного единственного дня вполне достаточно, чтобы отразить всю лагерную жизнь. Как говорил сам автор, достаточно описать лишь один рядовой, ничем не примечательный день в мельчайших подробностях, день самого простого работяги и в нем отразится вся жизнь.
Сегодня читатель иными глазами смотрит на многие события и этапы нашей истории, стремится более точно и определенно их оценить. Возросший интерес к проблемам недавнего прошлого не случаен: он вызван глубинными запросами обновления. Сегодня настала пора сказать, что самые страшные преступления XX века были совершены германским фашизмом и сталинизмом. И если первый обрушил меч на другие народы, то второй - на свой собственный. Сталин сумел превратить историю страны в серию чудовищных преступлений против нее. В строго охраняемых документах немало позора и горя, немало сведений о проданной чести, жестокости, о торжестве подлости над честностью и преданностью.
Это была эпоха настоящего геноцида, когда человеку приказывали: предай, лжесвидетельствуй, рукоплещи казням и приговорам, продай свой народ... Жесточайший прессинг сказывался во всех областях жизни и деятельности, особенно в искусстве и науке. Ведь именно тогда уничтожали и сажали в лагеря талантливейших русских ученых, мыслителей, писателей (в основном тех, кто не подчинился «верхушке»). Во многом это происходило потому, что власть боялась и ненавидела их за истинное, ограниченное намерение жить для других, за жертвенность.
Именно поэтому многие ценные документы прятались за толстые стены архивов и спецхранов, из библиотек изымались неугодные издания, уничтожались храмы, иконы и другие культурные ценности. Прошлое для народа умерло, перестало существовать. Взамен была создана искаженная история, которая соответственным образом сформировала общественное сознание. Ромен Ролан в своем дневнике так написал об идеологической и духовной атмосфере в России в те годы: « Это строй бесконтрольного абсолютного произвола, без малейшей гарантии, оставленной элементарным свободам, священным правам справедливости и человечности».

1. Матренин двор

Небольшой по объему рассказ А. И. Солженицына «Матренин двор» вобрал в себя множество тем и проблем, характерных для русской литературы. Солженицын создал образ крестьянки, заставляющий вспомнить крестьянок Некрасова, на плечи которых всегда на Руси ложилась тяжкая ноша хозяйства, семьи. Несмотря на непосильный труд и заботы, русские женщины оставались и остаются хранительницами вечных духовных ценностей: добра, сострадания, бескорыстности, самоотверженности. Свои ранние произведения Солженицын создавал на основе личного жизненного опыта. Первая повесть, принесшая ему всероссийскую славу, «Один день Ивана Денисовича», основана на лагерном опыте писателя, репрессированного в сталинские годы, «Матренин двор» - реальная история, произошедшая, когда Солженицына после лагерей устроился в деревню
учителем математики.
Время действия в рассказе - 1956 год. Можно вообразить, что произведение устарело, недостатки той жизни побеждены. Посмотрим, так ли это. В начале рассказа авторский герой Игнатьич устраивается после лагеря учительствовать в селе с поэтичным названием - Высокое Поле. Но жить там, как выясняется, невозможно: крестьяне не пекут хлеб, а везут его мешками из города. Разве нынешнее положение нашей страны, вынужденной покупать импортные продукты, не является следствием разорения сельского хозяйства? Следующее место, куда попадает герой, называется Торфопродукт. Вроде бы маленькая деталь, но в ней отразилась глобальная проблема обеднения русского языка, которая сейчас решается на президентском уровне, потому что приняла катастрофические размеры. Сам Солженицын всегда стремился вернуть языку самобытность, яркость. Он активно использует народные выражения, пословицы.
Пейзаж Торфопродукта удручает: окрестные леса вырублены, всюду ведется варварская добыча торфа, трубы изрыгают черный дым, узкоколейка разрезает поселок пополам. Мотив железной дороги можно считать важнейшим в рассказе: страх главной героини перед наступающей городской цивилизацией и ее смерть связаны с поездом. Каков внешний вид поселка, такова и внешняя жизнь его обитателей: «Без ошибки я мог предположить, что вечером над дверьми клуба будет надрываться радиола, а по улице подбраживать пьяные да подпьеривать друг друга ножами». Итак, изменились ли к лучшему экологическая ситуация или условия жизни людей? Нет, рассказ по-прежнему звучит современно.
Наряду с публицистической остротой в произведении присутствует художественная глубина. Вечные проблемы духовности, внутренней красоты человека раскрываются на примере образа Матрены.
Солженицын раскрывает ее характер в два этапа. Сначала читатель вместе с рассказчиком видит лишь повседневное существование одинокой старухи, живущей на краю деревни. Изба Матрены давно нуждается в ремонте, но еще добротна и тепла. Как с юмором сообщает рассказчик, кроме него и Матрены, «жили в избе еще: кошка, мыши и тараканы». Какая-то заброшенность двора Матрены подчеркивается тем, что в ее избе нет радио. Авторский герой, ищущий после лагеря тишины, рад этому. Он месяц за месяцем живет у Матрены, но видит по-прежнему только внешнюю сторону ее существования.
Матрена не умирает с голоду только благодаря маленькому огороду, где выращивается картофель. Колхоз, в котором она проработала всю жизнь, не платит ей пенсию, поскольку муж Матрены пропал без вести на войне, а нужные документы об утере кормильца не собраны.
Причем это не мешает бесцеремонной жене председателя привлекать одинокую старуху к общим колхозным работам. Часто просят Матрену помочь соседи и родственники. Она никому не отказывает, деньги за помощь брать стесняется, и автор замечает, что в деревне к бескорыстной Матрене относятся насмешливо. Рассказчик знает, что дети Матрены умирали в младенчестве и она воспитывала приемную дочь Киру.
Неожиданно автору открывается прошлое Матрены. Оказывается, были в ее жизни и любовь, и и разлука, и ревность. Жених Матрены, Фаддей, пропал на три года после первой мировой. Не дождавшись его, Матрена вышла замуж за брата жениха - Ефима. Вернувшийся Фаддей не зарубил обоих только из-за брата. Ефим относился к Матрене свысока, «загуливал» на стороне и пропал на фронте, возможно, сбежал за границу. Фаддей принципиально выискал невесту с таким же именем, женился, но счастья в их семье не было. Это его дочь, Киру, выпросила на воспитание бездетная Матрена. Одинокая, больная старуха неожиданно предстала перед глазами автора интересным, много пережившим человеком.
И тут следует трагический финал. Матрена погибает под колесами поезда. В этой, на первый взгляд, случайной смерти автор видит символический смысл. Фаддей уговорил Матрену отдать завещанную Кире горницу при жизни. При перевозке бревен Фаддей с трактористом из-за жадности прицепил сразу двое саней, одни из которых застряли на рельсах. Матрена бросилась, как она всегда делала, помогать мужикам, и тут налетел поезд. Символ городской цивилизации врезался в избу - символ деревенской жизни. Гибнет Матрена, и с ней уходит из жизни какое-то удивительное душевное тепло, которого нет в других жителях деревни. Они даже на поминках беспокоятся, как бы не попало в чужие руки Матренино добро.
Только после смерти Матрены автор понимает, каким человеком она была: «Не гналась за обзаводом... Не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни. Не гналась за нарядами.
За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев». Матрена, в отличие от односельчан, понимала слово «добро» как доброе чувство, а не как нажитые вещи. Первоначально Солженицын хотел назвать рассказ «Не стоит село без праведника». Писатель сумел разглядеть в смешной и жалкой, по мнению окружающих, старухе праведницу.
Несмотря на тяжелую жизнь, многочисленные обиды и несправедливости, Матрена до конца оставалась добрым, светлым человеком.

2. «Один день» зэка и история страны

Идейным стержнем произведений Солженицына стала судьба России в XX веке и неразрывно связанная с ней судьба русского народа. И это отнюдь не случайность. Носителем поистине народных традиций и основных свойств национального характера является, по мнению писателя, прежде всего крестьянство. Образ русского крестьянина, его судьба есть практически во всех творениях писателя — и в небольших рассказах, и в романах, и в «Архипелаге ГУЛАГ», и в эпопее «Красное колесо».

Личность и судьба героев рассказов «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор», «Захар Калита», «Абрикосовое варенье», особенности русского национального характера, какими их увидел Солженицын, — все это заняло особую нишу в истории русской литературы. Герои этих рассказов содержат в себе разные грани этого характера.

В образах Ивана Денисовича, Матрены, Феди («Абрикосовое варенье») заключены исконные крестьянские черты: терпение, сноровка, трудолюбие, доброта, которых не могут вытравить никакие тяготы жизни. В Иване Денисовиче писатель выделяет чувства общинности и справедливости, испокон веку присущие русскому человеку. В жутких условиях лагеря, сохраняя свое человеческое естество, Шухов человечен и честен, с желанием работать «сообща», готов постараться «для всех». У этого человека «такая внутренняя устойчивость, вера в себя, в свои руки и свой разум, что и Бог не нужен ему».

Благодаря своей крестьянской «живучести», Иван Денисович Шухов умудряется приспособиться даже к условиям лагерной жизни и найти здесь для себя способ заработать лишнюю миску баланды. Как всякий деревенский житель, не привыкший спать долго, этот герой «никогда не просыпал подъема» и «до развода» умудрялся «подработать»: «шить кому-нибудь из старой подкладки чехол на рукавички; богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку.., подмести или поднести что-нибудь.., собирать миски со столов...».

Ни стона, ни звука жалобы из уст этого героя, ничего, что могло бы выдать в Шухове человека слабого и сломленного обстоятельствами, мы не найдем на страницах этого рассказа. Это русский крестьянин, закаленный годами труда, «увлекающийся» работой «самой по себе, независимо от того, что она рабская и ничего... не обещает». Этот простой каменщик, великодушный, отважный и наивный, закаленный жизненными трудностями, не стремится к витиеватым рассуждения о смысле жизни, он лишь старается остаться человеком несмотря ни на что.

Матрена, героиня другого рассказа Солженицына, в отличие от Ивана Денисовича, живет в родной деревне, в своей избе, но и ее судьба глубоко драматична.

В Матрене, как и в Шухове, Солженицыну дороги простота и отзывчивость, сердечность и душевная чистота, безропотность и незлобивость героини. Эти качества русской крестьянки просвечивают уже в самом облике героини, «женщины лет шестидесяти» «с кругловатым лицом... желтым и больным», с «замутненными» глазами человека, «измотанного болезнью». Говорит она распевно, по-рязански. Писатель особо отмечает «обезоруживающую лучезарную улыбку» этой крестьянки и ее «блекло-голубые глаза», немногословность и бескорыстие своей героини. Как и Иван Денисович, Матрена «вставала в четыре- пять утра» и с зари до позднего вечера хлопотала по хозяйству. У «Матрены было много обид», но все свои горести она «топила» в работе: «у нее было верное средство вернуть себе доброе расположение духа — работа».

В этом рассказе есть еще один важный момент. Солженицын сопоставляет характер, жизненный и душевный уклад своей героини с другими жителями деревни, ее родственниками и показывает, как много безвозвратно утеряли они из тех исконных народных свойств, что были в Матрене.

В рассказе «Захар Калита» писатель создал несколько иной образ. Нет его предыстории, но детали, которые замечает автор в облике Смотрителя Куликова Поля, говорят о крестьянской душе Захара. Он отчасти был похож на мужика, «отчасти на разбойника» с мешком, у которого «руки и ноги здоровы удались». Его внешний облик не совпадает с внутренней сущностью, все более проступает в нем что-то глубоко затаенное, драматичное и в то же время было что-то былинное, мифологическое во всем облике этого человека, потомка тех славных сынов Отечества, что стояли на Куликовом поле.

С особенной остротой писатель рисует народные характеры, которые становятся одним их тех «узлов» судьбы русской, которые до Солженицына искали Гоголь, Тургенев, Толстой, Некрасов, Лесков, Короленко и другие русские писатели, позволившие читателю ощутить подлинную красоту русского человека.


Национальный характер в произведения А.И.Солженицына.

Основной темой творчества А.И. Солженицына является разоблачение тоталитарной системы, доказательство
невозможности существования в ней человека.
В таких условиях, по А. И. Солженицыну, наиболее ярко проявляется русский национальный характер. Народ сохраняет
силу духа и нравственный идеалы при таких обстоятельствах – в этом его величие. Нужно заметить, что герои Солженицына
сочетают в себе предельный трагизм бытия и жизнелюбие, так же как в творчестве писателя сочетаются трагические мотивы и
надежда на лучшую жизнь, на силу народного духа.
Чисто народные характеры показаны писателем в рассказах “Матрёнин двор” и “Один день Ивана Денисовича” в образах
старухи Матрёны и заключённого Щ-854 Шухова. Понимание народного характера у Солженицына гораздо шире этих двух образов
и включает в себя черты не только “простого человека”, а и представитеоей других слоёв общества. Но именно в этих двух
образах автор показал то, что создаёт истинную мощь России, на чём держится Русь. Хотя герои Солженицына пережили много
обманов, разочарований в жизни – и Матрёна, и Иван Денисович сохраняют удивительную цельность, силу и простоту
характера. Своим существованием они как бы говорят, что Россия есть, есть надежда на возрождение.
Повесть “Один день Ивана Денисовича” - это не только описание одного дня нашей истории, но и повесть о
сопротивлении человеческого духа насилию. Иван Денисович в этом страшном, перевёрнутом мире сохраняет человеческое
достоинство. При этом лагерь Солженицына – это не просто реальный лагерь, а символ воплощения зла, ненависти, насилия.
Условие выживания – сопротивление лагерному порядку. И весь сюжет повести – рассказ о сопротивлении живого человека
неживому, человека – лагерю. Иван Денисович стремится не просто к физическому выживанию, а к выживанию духовному через
все искушения лагеря. Шухов не один; с ним в этой борьбе побеждают кавторанг, каторжник Х-123, Алёшка-баптист, Сенька
Клевшин, бригадир Тюрин. Они не из тех, кто “подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит
стучать”.
Лагерь на каждом шагу угнетает человека, делает бессмысленным любое человеческое действие. Этот мир не сочетается
с любой разумной работой. Поэтому большинство заключённых относится к работе так: “для людей делаешь – качество дай, для
начальника делаешь – дай показуху”. В Шухове же сохраняется народный дух трудолюбия. Не может крестьянский сын, как и
всё поколение его предков, работать спустя рукава. В его работе – противостояние лагерю. Тем, что Иван Денисович и
отчасти вся бригада Тюрина работают на совесть, умело и скоро, он сопротивляется несвободе лагеря. “Так устроен Шухов
по-дурацкому, и за восемь лет лагеря никак его отучить не могут: всякую вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не
сгинули”. Бригадир, смеясь, говорит Шухову, обращая внимание на его упорное желание закончить работу после съёма: “Без
тебя же тюрьма плакать будет!”
Есть у Ивана Денисовича ещё одна характерная национальная черта – отстаивание своей внутренней свободы. Он
старается как можно меньше внутренне зависеть от режима лагеря, хоть несколько минут принадлежать себе. “Не
подставляться” лагерю нигде – в этом тактика сопротивления Ивана Денисовича. “Миг – наш! Пока начальство разберётся...”
- принцип Шухова. Так под угрозой десяти суток карцера он проносит на “шмоне” “кусок ножёвочного полотна” - это его
заработок, хлеб.
Иван Денисович просто, открыт, естествен, совестлив, привык “всё брать на себя”. Он “никому не давал и не брал ни с
кого, и в лагере не научился”. Шухов живёт по принципу никого не утруждать, рассчитывать только на себя. Он “понимает
жизнь и на чужое добро бруюхо не распяливает”. Это внутренняя сущность русского крестьянина – человека глубинной
народной породы. В повести мы видим, как говорит, думает, действует простой русский крестьянин Шухов. Лагерь показывает
нам расточительство народных сил: у Шухова “восьмилетняя катушка на размотье”, бригадир Тюрин, крестьянский сын, уже
девятнадцать лет сидит, а “Кильдигеу двадцать пять дали”. При этом “времени-то не бывает подумать: Как сел? Да как
выйдешь?” Все заключённые вырваны из самой глубины русской народной жизни. Абсурдному духу лагеря может противостоять
только здоровый народный инстинкт самосохранения, врождённое нравственное чувство.
У Ивана Денисовича нет ненависти ни к кому. Он даже в охране видит жертв лагеря. Охранники, русские люди, заняты
бессмысленной работой.
Завершается повесть спором Ивана Денисовича с Алёшкой-баптистом. Алёшка находит утешение в Боге. У Шухова же нет
этого утешения: он человек от мира сего и не хочет довольствоваться сознанием своей праведности. Земной человек,
крестьянин Шухов, не может с этим согласиться.
В поисках народного характера Солженицын заглядывает в “самую нутряную Россию” и находить характер, превосходно
сохраняющий себя в смутных, нечеловеческих условиях действительности. Шухов забывается в работе, отдавая ей всего себя.
Именно эта работа спасает его от антигуманного мира. Она несёт “просветление”, возвращает “доброе расположение духа”.
По Солженицыну, естественны для народного характера независимость, открытость, искренность, доброжелательность по
отношению к людям, и к своим, и к чужим.
Заслуга А.И. Солженицына в изображении народно-национального характера состоит в том, что он спустил с героических
нот схематический образ простого человека. Россия, по Солженицыну, будет стоять, пока стоит “посреди неба” изба
праведницы Матрёны. Он показал, что мощь России создаёт не человек-монумент, а миллионы скромных Иванов Денисовичей.
Россия.