«Англия, Франция, США — державы победительницы во Второй мировой войне» (Речь в Нью-Йорке 9 июля 1975 г. Солженицын А.И. Американские речи. — Париж:YMKA-PRESS, 1975.YMCA PRESS, с.27), и устами своих героев говорит нашему народу "Подождите, гады! Будет на вас Трумен! Бросит вам атомную бомбу на голову!" (Архипелаг Гулаг. т.3.с.52.)

Хорошо известно, что А. Солженицын — лагерный стукач, сексот, осведомитель, завербованный без всякого нажима с кличкой "Ветров", он и сам этого никогда не отрицал, ибо вещь очевидная. Отбыв свой срок без единого дисциплинарного наказания, Исаевич соглашался, что писал письменный донос из заключения на своего друга Кирилла Симоняна ("… утопая, я обрызгал тебя на берегу..." — так художественно он обрисовал своё предательство другу в письме). В 1952г. Симоняна вызвал следователь и дал прочитать толстую тетрадку в 52 стр., заполненную хорошо знакомым Кириллу убористым почерком его друга Сани Солженицина. "Силы небесные! — вскричал Симонян — на каждой странице описывается, как я настроен против советской власти и его самого склонял к этому". Николай Виткович тоже читал доносы на себя своего наперстного дружка. "Я не верил своим глазам!" — так он описывал впечатление от чтения.Всё это хорошо известно, только совсем ослеплённые рисуют нам благостный портрет нобелевского лауриата.

В его книгах столько лжи и неправды. и вымысла, что у непредвзятого читателя вызывает просто чувство омерзения.
Когда самому Исаевичу указывали на это, ну, например, ужастик, что после разгрома Врангеля в Сочи зверям в зоопарке скармливали белогвардейских офицеров и прочую чушь, писатель просто заявлял, что исследовал действительность методом художественного творчества и ни от чего не откажется.

А. Твардовский в глаза сказал Солженицину: "У вас нет ничего святого." М. Шолохов указал: "Какое-то болезненное бесстыдство". Почти то же самое говорили Л. Леонов, К. Симонов и другие.

Лично для меня, человек, который заявлял о нашей Великой Победе над фашизмом примерно следующее: какая разница, кто победил: сняли бы портрет с усами и повесили портрет с усиками, всего и делов-то — неприемлем.
Очевидно, что Солженицын активно участвовал в исполнении плана Даллеса в СССР, помог уничтожить великую индустриальную супердержаву, и теперь те, кто был с ним в одной обойме, поют ему сейчас осанну, ставят памятники, награждают, заносят в учебники.

В США 30 июня 1975 г. "русский патриот" заявил: "Я друг Америки… США давно проявили себя как самая великодушная и самая щедрая страна в мире… Ход истории сам привел вас — сделал мировыми руководителями… Пожалуйста, побольше вмешивайтесь в наши внутренние дела".

Лжец СоЛЖЕницын
Мертвого льва может лягать и осел.

Прекрасные слова сказаны А.И. Солженицыным: "Жить не по лжи". Вот мы и перескажем содержание книги "Не сотвори кумира" (ВИЖ № 9-12, 1990 год), чтобы увидеть, как же сам Александр Исаевич придерживался этого принципа. Ее автор, бывший редактор власовской газеты Л.А. Самутин, честно отсидевший свой срок в воркутинском лагере, по сути, был соавтором некоторых страниц книги "Архипелаг Гулаг". В семидесятых годах по просьбе Солженицына прятал у себя эту рукопись. Самутин хранил верность Солженицыну лишь до того момента, когда работники КГБ у него эту рукопись изъяли. За три недели до этого в органы госбезопасности была вызвана их общая знакомая Елизавета Денисовна Воронянская она все печатала Солженицыну и была с ним, как говорится, в отношениях "особо тесных". Перепугавшись, женщина повесилась, и Самутин, проанализировав обстоятельства ее гибели и своего ареста, делает однозначный вывод: донес на них не кто иной, как… сам Солженицын! Это позволяло ему поднять на Западе шум вокруг "Архипа" и в предисловии заявить: "Но теперь, когда госбезопасность все равно взяла эту книгу, мне ничего не остается, как немедленно опубликовать ее".

Показания Ветрова (он же Солженицын). Фотокопия.
“…информант Иван (Мегель) был убит прицельным выстрелом в голову. Это был применявшийся в лагерях метод устранения людей, которые могли быть опасными для секретных осведомителей лагерного руководства”. (Военно-исторический журнал, №12, 1990 год, стр. 77)

В школьный учебник включены рекомендации Солженицына для человека, пожелавшего "жить не по лжи".
"С этого дня он: — впредь не напишет, не подпишет, не напечатает никаким способом ни одной фразы, искривляющей, по его мнению, правду..."
Как раз во время написания этого Исаич наперегонки с Роем Медведевым за премию в 5 тысяч "баксов" бросился доказывать, что автор "Тихого Дона" не Шолохов.
"… живописно, скульптурно, фотографически… не изобразит ни одного искажения истины, которое различает..."
ИО, 11 класс, стр. 220

Выяснилось, что многие "жалостливые зековские" фотографии Исаич фабриковал уже после отсидки.
Еще один факт бесстыдства. Тут уже не выдержали работники Госархива:
"Если подсчитать количество арестованных по статье 58ж, то получишь, что в исправительно-трудовых лагерях побывало около двух миллионов человек. Два миллиона — много это или мало? Конечно же, много, но кому-то это кажется мало, и они доводят цифру до 110 миллионов".
(Для справки: Геббельс, утверждающий, что, чем невероятнее ложь, тем быстрее в нее поверят, смог "осилить" лишь 14 миллионов репрессированных.)
Работники Госархива высмеяли фразу Исаича: "Я не дерзну писать исто-рию Архипелага. Мне не довелось читать документов".

"Приезжайте в Москву. Эти документы ждут вас", — с сарказмом пригласили они "живущего не по лжи". Архивы Гулага открыты! (Знание — народу, № 6, 1990 год).
Но недосуг ему теперь этим заниматься. Еще недавно он писал:
"Нет на свете нации более презренной, более покинутой, более чуждой и ненужной, чем русская". Еще недавно он вымаливал у ЦРУ Нобелевскую премию: "Мне эту премию надо. Как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем тверже стану, тем крепче ударю!"
Время ударов по "чуждой и ненужной" нации прошло: Союз лежит в развалинах, по рекомендации Исаича "отпущены" Прибалтика и Средняя Азия, по всей стране кровь, беженцы… Теперь Россию надо обустраивать для новых хозяев. А те знают, что лучший наркоз, чтобы "презренная нация" при этом не взбунтовалась, — антикоммунизм.
Солженицын хорошо выполняет эту работу. Бывшему сексоту не привыкать работать на "хозяина".

Источник: http://greatstalin.ru/vs.aspx

А вот тоже интересный документ под названием "Спектр советских диссидентов". Здесь описаны все существующие группы с СССР, в том числе и неосталинисты, недовольство которых теми или иными действиями власти (что постоянно происходит в тех же капиталистических странах) можно использовать с пользой для себя. На последней странице доклада — картад потенциальных диссидентов по СССР.

ИТОГ: Поражение СССР в холодной войне, инспирированный опосредованно августовский путч, криминальные 90-е гг.

Москва, 1991 год, путч.

«Правдоборец» с американским клеймом. На кого работал Солженицын

Эта книга сейчас — библиографическая редкость. Солженицыну удалось уничтожить не весь тираж

Если учесть, что И. А. Альберти никак не отреагировала на брошенное ей обвинение, а такие возможности у нее были, то можно с полным основанием утверждать, что она действительно была связана с американскими спецслужбами и что именно они рекомендовали ее А. И. Солженицыну в качестве секретаря. Но в таком случае заслуживает внимания мнение В. Е. Максимова и относительно Ленарда Ди Лисио Получается, что с появлением И. А. Альберти в вермонтском доме А. И. Солженицына он был поставлен под полный и тотальный контроль ЦРУ...

Американские спецслужбы через третьих лиц не жалели денег на финансирование издательств, печатавших книги Солженицына.
Агент влияния США, ЦРУ — это не значит, что у них будет в документе так сказано, а тот факт, что ПОСЛЕ этой аналитической записки Солженицына начали финансировать и поддерживать США.

2. Корреспондент ИТАР ТАСС, и многие исследователи сомневаются, что рассекречены все абсолютно документы по А.И.Солженицыну!

Цитата работника ЦРУ:
"мы просто взяли на зарплату диссидентов и таким образом развалили СССР!"

Откровения ЦРУ о развале СССР

3. Почему Cолженицину не приходило в голову написать правду об американской политике, о негритянских гетто, индейских резервациях (ГЕНОЦИДЕ ИНДЕЙЦЕВ), о претензиях США на мировое господство и о планах нападения на СССР? Да потому, что он и не был писателем в русском понимании этого слова. Его мир был ограничен ГУЛАГом и наполнен ненавистью к стране, его якобы не заметившей!?

Ответ прост: Cолженицин он писал о том, что НУЖНО было анти-российской политики США

Цитата из прессы:
"У человека всегда есть выбор: вредить своей стране и злобствовать, как поступали иуды-диссиденты, или, признавая ее недостатки и искренне желая ей добра, стремиться к тому, чтобы страна твоя процветала и развивалась..."

Никто из писателей советской эпохи не нанес столь огромного ущерба репутации СССР, как Солженицын. Вся Европа читала книги, где Советский Союз представлялся как одна большая тюрьма. Именно книги Солженицына внесли немалую лепту в развал страны, за что он получи свою Нобелевскую премию.

Однако в капиталистической Америке находились люди, которые умели смотреть сквозь призму лжи и видеть саму суть. Дин Рин — американский певец, киноактёр, кинорежиссёр и общественный деятель, в далеком 71-м году опубликовал открытое письмо А. Солженицыну, в котором актер назвал все обвинения Солженицына в отношении Советского Союза ложными.

Интервью с сотрудниками американской спецслужбы ЦРУ (М.Ледин, аналитик)
в т.ч. "О развале СССР" и роли советских диссидентов которых они про-финансировали.

В США вышла книга специалиста по внешней политике Майкла Ледина, в которой опубликованы рассекреченные документы ЦРУ времен «холодной войны».
В ней описано, как на развале СССР обкатывались технологии, по которым ведется и сегодняшня
я политика Соединённых Штатов.

— Мы просто взяли на зарплату диссидентов, и все. Случилась демократическая революция, и страна разрушилась, — рассказывает Ледин. — Если мы таким способом смогли сломить Советскую империю, поддерживая какую-то горстку людей, выступавших за реформы, кто может сомневаться, что мы обрушим иранское правительство с таким же успехом! Конечно, мы должны поддерживать революцию. Очень трудно найти революцию, которая была бы возможна без поддержки извне. «Бархатные революции» прошли удачно только потому, что мы поддерживали их морально, политически, финансово.

Аналитик уверен, что механизм «холодной войны» с Россией запущен вторично. Многочисленные марши несогласных с лидерами-полуиудушками — лучшее тому подтверждение.
Ледин цитирует откровения бывшего советника Барака Обамы по экономике Уильяма Энгдала:

«Что бы ни утверждал госдепартамент США, Россия сегодня — это цель номер один для американской политики. Ракеты в Европе нужны только для одного: получить стратегическое превосходство, возможность нанесения первого удара по России, по единственной стране в мире, которая может стереть США с лица Земли».

June 12th, 2015 , 06:09 pm

В подтверждение данной позиции и приводится текст ниже, в котором дана экспертная оценка "Архипелага" от самих заключённых.

Рассказ о том, как бывшие колымские зеки обсуждали "Архипелаг ГУЛАГ" А.И. Солженицына

Это случилось в 1978 или 1979 г. в санатории-грязелечебнице "Талая", расположенном примерно в 150 км от Магадана. Прибыл я туда из чукотского городка Певек, где работал и жил с 1960 г. Больные знакомились и сходились для времяпрепровождения в столовой, где за каждым было закреплено место за столом. Дня за четыре до окончания моего курса лечения за нашим столом появился "новенький" - Михаил Романов. Он-то и затеял это обсуждение. Но сначала коротко о его участниках.

Старшего по возрасту звали Семен Никифорович - так его все величали, фамилия его в памяти не сохранилась. Он - "ровесник Октября", поэтому был уже на пенсии. Но продолжал работать ночным механиком в большом автохозяйстве. На Колыму его привезли в 1939 г. Освободился в 1948 г. Следующим по возрасту был Иван Назаров, 1922 г. рождения. На Колыму был привезен в 1947 г. Освободился в 1954 г. Работал "наладчиком пилорамы". Третьий - Миша Романов, мой ровесник, 1927 г. рождения. Привезен на Колыму в 1948 г. Освободился в 1956 г. Работал бульдозеристом в дорожном управлении. Четвертым был я, попавший в эти края добровольно, по вербовке. Поскольку я 20 лет прожил среди бывших зеков, они посчитали меня полноправным участником обсуждения.

Кто за что был осужден - не знаю. Об этом не принято было говорить. Но было видно, что все трое не блатари, не рецидивисты. По лагерной иерархии, это были "мужики". Каждому из них судьбой предназначено было однажды "получить срок" и, отбыв его, добровольно прижиться на Колыме. Ни один из них высшего образования не имел, но были довольно начитаны, особенно Романов: у него в руках все время были газета, журнал или книга. В общем, это были обычные советские граждане и даже лагерных словечек и выражений почти не употребляли.

Накануне моего отъезда, во время ужина Романов рассказал следующее: "Я только что из отпуска, который провел в Москве у родственников. Мой племянник Коля, студент педагогического института, дал мне почитать подпольное издание книги Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Я прочитал и, возвращая книгу, сказал Коле, что тут много небылиц и вранья. Коля задумался, а потом спросил, не соглашусь ли я обсудить эту книгу с бывшими зеками? С теми, кто находился в лагерях одновременно с Солженицыным. "Зачем?" - спросил я. Коля ответил, что в его компании по поводу этой книги идут споры, спорят чуть ли не до драки. И если он представит товарищам суждение бывалых людей, то это поможет им прийти к единому мнению. Книга была чужая, поэтому Коля выписал в тетрадь все, что я в ней отметил". Тут Романов показал тетрадь и спросил: не согласятся ли его новые знакомые удовлетворить просьбу его любимого племянника? Все согласились.

ЖЕРТВЫ ЛАГЕРЕЙ

После ужина мы собрались у Романова.

Начну, - сказал он, - с двух событий, которые журналисты называют "жареными фактами". Хотя первое событие правильнее было бы назвать фактом мороженым. Вот эти события: "Рассказывают, что в декабре 1928 г. на Красной Горке (Карелия) заключенных в наказание (не выполнили урок) оставили ночевать в лесу и 150 человек замерзли насмерть. Это обычный соловецкий прием, тут не усумнишься. Труднее поверить другому рассказу, что на Кемь-Ухтинском тракте близ местечка Кут в феврале 1929 г. роту заключенных, около 100 человек, за невыполнение нормы загнали на костер, и они сгорели".

Едва Романов умолк, Семен Никифорович воскликнул:

Параша!.. Да нет!.. Чистый свист! - и вопросительно посмотрел на Назарова. Тот кивнул:

Ага! Лагерный фольклор в чистом виде.

(На колымском лагерном жаргоне "параша" означает недостоверный слух. А "свист" - преднамеренное вранье). И все замолчали... Романов обвел всех взглядом и сказал:

Ребята, все так. Но, Семен Никифорович, вдруг какой-нибудь лох, не нюхавший лагерной жизни, спросит, почему свист. Разве в Соловецких лагерях такого не могло быть? Что бы вы ему ответили?

Семен Никифорович немного подумал и ответил так:

Дело не в том, Соловецкий это лагерь или Колымский. А в том, что огня боятся не только дикие звери, но и человек. Ведь сколько было случаев, когда при пожаре люди выпрыгивали из верхних этажей дома и разбивались насмерть, лишь бы не сгореть заживо. А тут я должен поверить, что несколько паршивых вертухаев (конвойных) сумели загнать в костер сотню зеков?! Да самый зачуханный зек-доходяга, предпочтет быть застреленным, но в огонь не прыгнет. Да что говорить! Если бы вертухаи, со своими пятизарядными пукалками (ведь автоматов тогда не было), затеяли с зеками игру с прыжками в костер, то сами бы в костре и оказались. Короче, этот "жареный факт" - неумная выдумка Солженицына. Теперь о "мороженом факте". Здесь непонятно, что значит "оставили в лесу"? Что, охрана ушла ночевать в казарму?.. Так это же голубая мечта зеков! Особенно блатных - они бы моментально оказались в ближайшем поселке. И так стали бы "замерзать", что жителям поселка небо с овчинку показалось. Ну а если охрана осталась, то она, конечно, развела бы костры для собственного обогрева... И тут такое "кино" получается: в лесу горит несколько костров, образуя большой круг. У каждого круга полторы сотни здоровенных мужиков с топорами и пилами в руках спокойно и молча замерзают. Насмерть замерзают!.. Миша! Вопрос на засыпку: сколько времени может продолжаться такое "кино"?

Ясно, - сказал Романов. - Поверить в такое "кино" может только книжный червь, никогда не видевший не только зеков-лесорубов, но и обыкновенного леса. Согласимся, что оба "жареных факта", по сути своей, - бред сивой кобылы.

Все согласно кивнули головами.

Я, - заговорил Назаров, - уже "усумнился" в честности Солженицына. Ведь как бывший зек он не может не понимать, что суть этих сказок никак не вяжется с распорядком жизни ГУЛАГа. Имея десятилетний опыт лагерной жизни, он, конечно, знает, что смертников в лагеря не везут. А приводят приговор в исполнение в других местах. Он, конечно, знает, что любой лагпункт - это не только место, где зеки "тянут срок", а еще и хозяйственная единица со своим планом работ. Т.е. лагпункт - это производственный объект, где зеки - работники, а начальство - управляющие производством. И если где-то "горит план", то лагерное начальство может иногда удлинить рабочий день зеков. Такое нарушение режима ГУЛАГа часто и случалось. Но чтобы своих работников уничтожать ротами - это дурь, за которую само начальство непременно было бы жестоко наказано. Вплоть до расстрела. Ведь в сталинские времена дисциплину спрашивали не только с рядовых граждан, с начальства спрос был еще строже. И если, зная все это, Солженицын вставляет в свою книгу небылицы, то ясно, что эта книга написана не для того, чтобы рассказать правду о жизни ГУЛАГа. А для чего - я еще не понял. Так что давай продолжим.

Продолжим, - сказал Романов. - Вот еще одна страшилка: "Осенью 1941 г. Печерлаг (железнодорожный) имел списочный состав 50 тыс., весной - 10 тыс. За это время никуда не отправлялось ни одного этапа - куда же делись 40 тыс.?" .

Вот такая страшная загадка, - закончил Романов. Все задумались...

Не пойму юмора, - нарушил молчание Семен Никифорович. - Зачем читателю загадки загадывать? Рассказал бы сам, что там стряслось...

И вопросительно посмотрел на Романова.

Тут, видимо, имеет место литературный прием, при котором читателю как бы говорят: дело настолько простое, что любой лох сам сообразит, что к чему. Дескать, комментарии из...

Стоп! Дошло, - воскликнул Семен Никифорович. - Здесь "тонкий намек на толстые обстоятельства". Дескать, раз лагерь железнодорожный, то 40 тыс. зеков за одну зиму были угроблены на строительстве дороги. Т.е. косточки 40 тыс. зеков покоятся под шпалами построенной дороги. Это я должен сообразить, и в это должен поверить?

Похоже, что так, - ответил Романов.

Здорово! Это сколько же получается в сутки? 40 тыс. за 6-7 месяцев - значит больше 6 тыс. в месяц, и значит больше 200 душ (две роты!) в сутки... Ай да Александр Исаич! Ай да сукин сын! Да он же Гитлера... тьфу... Геббельса переплюнул по вранью. Помните? Геббельс в 1943 г. заявил на весь мир, что в 1941 г. большевики расстреляли 10 тыс. пленных поляков, которых, на самом деле сами же и угробили. Но с фашистами все ясно. Стараясь спасти свою шкуру, они этим враньем пытались поссорить СССР с союзниками. А чего ради старается Солженицын? Ведь 2 сотни загубленных душ в сутки, рекорд...

Постой! - перебил его Романов. Рекорды еще впереди. Ты лучше скажи, почему не веришь, какие у тебя доказательства?

Ну прямых доказательств у меня нету. А серьезные соображения есть. И вот какие. Большая смертность в лагерях бывала только от недоедания. Но не такая большая! Здесь разговор о зиме 41 года. И я свидетельствую: в первую военную зиму в лагерях было еще нормальное питание. Это, во-первых. Во-вторых. Печерлаг, конечно, строил железную дорогу на Воркуту - больше там некуда строить. Во время войны это была задача особой важности. Значит и спрос с начальства лагеря был особо строгий. А в таких случаях начальство старается выхлопотать для своих работников дополнительное питание. И там оно наверняка было. Значит и говорить о голоде на этой стройке - заведомо врать. И последнее. Смертность в 200 душ в сутки никакой секретностью не скроешь. И не у нас, так за бугром печать об этом сообщила бы. А в лагерях о таких сообщениях обязательно и быстро узнавали. Это я тоже свидетельствую. Но я никогда и ничего о высокой смертности в Печерлаге не слыхал. У меня все.

Романов вопросительно посмотрел на Назарова.

Я, кажется, знаю разгадку, - сказал он. - На Колыму я попал с Воркутлага, где пробыл 2 года. Так вот, теперь вспомнил: многие старожилы говорили, что в Воркутлаг попали после окончания строительства железной дороги, а раньше числились за Печерлагом. Поэтому они никуда не этапировались. Вот и все.

Логично, - сказал Романов. - Сперва гуртом строили дорогу. Потом большую часть рабсилы кинули на строительство шахт. Ведь шахта - это не просто дырка в земле, и на поверхности нужно много чего понастроить, чтобы уголек "пошел на-гора". А стране уголек стал ой как нужен. Ведь тогда Донбасс-то у Гитлера оказался. В общем, Солженицын здесь явно схимичил, сотворив из цифр страшилку. Ну да ладно, продолжим.

ЖЕРТВЫ ГОРОДОВ

Вот еще одна цифровая загадка: "Считается, что четверть Ленинграда была посажена в 1934-1935 гг. Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и даст ее" . Ваше слово, Семен Никифорович.

Ну, здесь говорится о тех, кто был взят по "делу Кирова". Их действительно было много больше, чем могло быть виновато в смерти Кирова. Просто под шумок начали сажать троцкистов. Но четверть Ленинграда, конечно, - нахальный перебор. А точнее пусть попробует сказать наш друг - Питерский Пролетарий (так Семен Никифорович иногда шутливо величал меня). Ты ведь тогда был там.

Пришлось говорить мне.

Тогда мне было 7 лет. И точно помню только траурные гудки. С одной стороны слышались гудки завода "Большевик", а с другой - гудки паровозов со станции "Сортировочная". Так что, строго говоря, ни очевидцем, ни свидетелем, я быть не могу. Но тоже считаю, что названное Солженицыным количество арестованных фантастически завышено. Только здесь фантастика не научная, а прохиндейская. Что Солженицын здесь темнит, видно хотя бы из того, что требует для опровержения точную цифру (зная, что читателю ее негде взять), а сам называет дробное число - четверть. Поэтому проясним дело, посмотрим, что значит в целых числах "четверть Ленинграда". В то время в городе проживало примерно 2 млн. человек. Значит, "четверть" - это 500 тыс.! По-моему, это настолько прохиндейская цифра, что ничего больше доказывать не нужно.

Нужно! - убежденно сказал Романов. - Мы же имеем дело с Нобелевским лауреатом...

Ну ладно, - согласился я. - Вы знаете лучше меня, что большинство зеков - мужчины. А мужчины везде составляют половину населения. Значит, в то время мужское население Ленинграда было равно 1 млн. Но ведь не все население мужского пола можно арестовать - есть грудные младенцы, дети и престарелые люди. И если я скажу, что таких было 250 тыс., то дам большую фору Солженицыну - их, конечно, было больше. Но пусть будет так. Остается 750 тыс. мужчин активного возраста, из которых Солженицын забрал 500 тыс. А для города это значит вот что: в то время везде работали в основном мужчины, а женщины были домохозяйками. А какое предприятие сможет продолжить работу, если из каждых трех работников лишится двух? Да весь город встанет! Но этого же не было.

И еще. Хотя мне и было тогда 7 лет, но могу твердо свидетельствовать: ни мой отец и никто из отцов моих знакомых сверстников арестован не был. А при таком раскладе, какой предлагает Солженицын, арестованных у нас во дворе было бы много. А их вообще не было. У меня все.

Я, пожалуй, добавлю вот что, - сказал Романов. - Случаи массовых арестов Солженицын называет "потоками, вливающимися в ГУЛАГ". И самым мощным потоком он называет аресты 37-38 гг. Так вот. Если учесть, что в 34-35 гг. троцкистов сажали не меньше, чем на 10 лет, то ясно: к 38-му г. никто из них не вернулся. И в "большой поток" из Ленинграда брать было просто некого...

А в 41-ом - вмешался Назаров, - в армию призывать было бы некого. А я где-то читал, что тогда Ленинград дал фронту около 100 тыс. одних только ополченцев. В общем, ясно: с посадкой "четверти Ленинграда" Солженицын опять переплюнул господина Геббельса.

Посмеялись.

Эт-точно! - воскликнул Семен Никифорович. - Любители потолковать о "жертвах сталинских репрессий" любят вести счет на миллионы и не меньше. К этому случаю мне вспомнился один недавний разговор. Есть у нас в поселке один пенсионер, краевед-любитель. Интересный мужик. Зовут его Василий Иваныч, а потому и кликуха у него - "Чапай". Хотя фамилия у него тоже исключительно редкая - Петров. На Колыму он прибыл на 3 года раньше меня. И не так, как я, а по комсомольской путевке. В 1942-м добровольно ушел на фронт. После войны вернулся сюда, к семье. Всю жизнь шоферил. Он частенько заходит в нашу гаражную биллиардную - любит шары погонять. И вот как-то при мне подходит к нему один молодой шоферишка и говорит: "Василий Иваныч, скажите честно, страшно было жить здесь в сталинские времена?" Василий Иваныч посмотрел на него удивленно и сам спрашивает: "Ты о каких страхах толкуешь?"

"Ну, как же, - отвечает шоферишка, - сам слыхал по "Голосу Америки". Здесь в те годы угробили несколько миллионов зеков. Больше всего полегло их на строительстве Колымской трассы..."

"Ясно, - сказал Василий Иваныч. - А теперь слушай внимательно. Чтобы где-то угробить миллионы людей, нужно чтобы они там были. Ну хотя бы короткое время - иначе гробить будет некого. Так или нет?"

"Логично" - сказал шоферишка.

"А теперь, логик, слушай еще внимательнее, - сказал Василий Иваныч и, повернувшись ко мне, заговорил. - Семен, мы с тобой точно знаем, а наш логик наверно, догадывается, что сейчас на Колыме народу живет много больше, чем в сталинские времена. Но насколько больше? А?"

"Думаю, что раза в 3, а, пожалуй, и в 4" - ответил я.

"Так! - сказал Василий Иваныч, и, повернулся к шоферишке. - По последнему статистическому отчету (они ежедневно печатаются в "Магаданской правде"), сейчас на Колыме (вместе с Чукоткой) проживает около полумиллиона человек. Значит, в сталинские времена здесь проживало, самое большее, около 150 тыс. душ... Как тебе эта новость?"

"Здорово! - сказал шоферишка. - Никогда бы не подумал, что радиостанция такой солидной страны могла так паскудно врать..."

"Ну так знай, - назидательно сказал Василий Иваныч, - на этой радиостанции трудятся такие ушлые ребята, которые запросто делают из мухи слона. И начинают торговать слоновой костью. Берут недорого - только уши развесь шире..."

ЗА ЧТО И СКОЛЬКО

Хороший рассказ. А главное к месту, - сказал Романов. И спросил меня: - Ты, кажется, хотел рассказать что-то про знакомого тебе "врага народа"?

Да не моего знакомого, а отца одного из моих знакомых пацанов посадили летом 38-го за антисоветские анекдоты. Дали ему 3 года. А отсидел только 2 - досрочно освободили. Но вместе с семьей выслали за 101 км, кажется, в Тихвин.

Ты точно знаешь, что за анекдот дали 3 года? - спросил Романов. - А то у Солженицына другие сведения: за анекдот - 10 и более лет; за прогул или опоздание на работу - от 5 до 10 лет; за колоски, собранные на убранном колхозном поле, - 10 лет. Что ты на это скажешь?

За анекдоты 3 года - это я знаю точно. А насчет наказаний за опоздания и прогулы - твой лауреат врет, как сивый мерин. Я сам имел две судимости по этому указу, о чем есть соответствующие записи в трудовой книжке...

Ай да Пролетарий!.. Ай да шустряк!.. Не ожидал!.. - съязвил Семен Никифорович.

Ну, ладно, ладно! - отозвался Романов. - Дай человеку исповедаться...

Пришлось исповедаться.

Кончилась война. Жить стало полегче. И стал я получки отмечать выпивкой. А ведь у пацанов где выпивка, там и приключения. В общем, за два опоздания - 25 и 30 минут отделался выговорами. А когда опоздал на полтора часа, получил 3-15: с меня 3 месяца высчитывали по 15% заработка. Только рассчитался - снова попал. Теперь уже на 4-20. Ну а третий раз меня ожидало бы наказание 6-25. Но "миновала меня чаша сия". Понял, что работа - дело святое. Конечно, тогда мне казалось, что наказания чересчур строгие - ведь война уже кончилась. Но старшие товарищи утешили меня тем, что, дескать, у капиталистов дисциплина еще строже и наказания горше: чуть что - увольнение. И становись в очередь на бирже труда. А когда подойдет очередь снова получить работу - неизвестно... А случаи, когда человек получал тюремный срок за прогулы, мне неизвестны. Слыхал, что за "самовольный уход с производства" можно получить год-полтора тюрьмы. Но ни одного такого факта я не знаю. Теперь о "колосках". Я слыхал, что за "кражу сельхозпродукции" с полей можно "получить срок", размер которого зависит от количества украденного. Но это говорится о полях неубранных. А собирать остатки картошки с убранных полей я сам ходил несколько раз. И уверен - арестовывать людей за сбор колосков с убранного колхозного поля - бред сивой кобылы. И если кто из вас встречал людей, посаженных за "колоски", пусть скажет.

Я знаю 2 похожих случая, - сказал Назаров. - Это было в Воркуте в 1947 г. Два 17-летних пацана получили по 3 года каждый. Один попался с 15-ю кг молодой картошки, да дома обнаружили еще 90 кг. Второй - с 8-ю кг колосков, да дома оказалось еще 40 кг. И тот и другой промышляли, конечно же, на неубранных полях. А такая кража и в Африке кража. Сбор же остатков с убранных полей нигде в мире кражей не считался. И соврал тут Солженицын затем, чтобы лишний раз лягнуть Советскую власть...

А может быть, у него было другое соображение, - вмешался Семен Никифорович, - ну как у того журналиста, который, узнав, что собака укусила человека, написал репортаж о том, как человек покусал собаку...

Ну хватит, хватит, - прервал общий смех Романов. И добавил ворчливо: - Совсем задолбали бедного лауреата... - Потом, посмотрев на Семена Никифоровича, заговорил:

Ты давеча пропажу 40-а тыс. зеков за одну зиму назвал рекордом. А это не так. Настоящий рекорд, по Солженицыну, был на строительстве Беломорканала. Слушай: "Говорят, что в первую зиму, с 31-го на 32-й год 100 тыс. и вымерло - столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность в 1% в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре 100 тыс. могло вымереть за 3 месяца с небольшим. А тут и другая зима, да между ними же. Без натяжки можно предположить, что и 300 тыс. вымерло" . Услышанное так всех удивило, что мы растерянно молчали...

Меня вот что удивляет - снова заговорил Романов. - Все мы знаем, что на Колыму зеков привозили только раз в году - в навигацию. Знаем, что здесь "9 месяцев зима - остальное лето". Значит, по раскладке Солженицына, все местные лагеря каждую военную зиму должны были троекратно вымирать. А что мы видим на деле? В собаку кинь, а попадешь в бывшего зека, всю войну мотавшего срок здесь, на Колыме. Семен Никифорович, откуда такая живучесть? Назло Солженицыну?

Не ерничай, не тот случай - хмуро оборвал Романова Семен Никифорович. Потом, покачав головой, заговорил, - 300 тыс. мертвых душ на Беломоре?! Это такой подлый свист, что и опровергать не хочется... Я, правда, там не был - срок получил в 1937 г. Но ведь и этот свистун там не был! От кого же он слыхал эту парашу насчет 300 тыс.? Я о Беломоре слыхал от блатарей-рецидивистов. Таких, которые на волю выходят только затем, чтобы немного покуролесить и снова сесть. И для которых любая власть плоха. Так вот, о Беломоре они все говорил, что жизнь там была - сплошная лафа! Ведь Советская власть именно там впервые испробовала "перековку", т.е. перевоспитание уголовников методом особого вознаграждения за честный труд. Там впервые ввели дополнительное и более качественное питание за перевыполнение нормы выработки. А главное, ввели "зачеты" - за один день хорошей работы засчитывались 2, а то и 3 дня срока заключения. Конечно, блатари тут же научились добывать туфтовые проценты выработки и досрочно освобождались. О голоде и речи не было. От чего же могли умирать люди? От болезней? Так на эту стройку больных и инвалидов не привозили. Это говорили все. В общем, Солженицын свои 300 тыс. мертвых душ из пальца высосал. Больше им неоткуда взяться, ибо такую муру никто рассказать ему не мог. Все.

Зиновьев говорит о Солженицыне

"ЧЕЛОВЕКИ ОТТЕПЕЛИ" : СОЛЖЕНИЦЫН, ОН ЖЕ "ВЕТРОВ", СТУКАЧ ОСОБЛАГА

Не случайно в самой фамилии Солженицын замуровано слово "лжец". Всё его творчество - сплошная зловредная ложь. И когда он призывает"жить не по лжи", его призыв должен быть обращён прежде всего к самому себе...

Жизненный путь иуды

Ковыряясь в своей мужицкой родословной, фаворит Хрущёва Солженицын в книге "Бодался телёнок с дубом" пишет: "Были Солженицыны обыкновенные Ставропольские крестьяне: в Ставрополье (а родился он уже после Октябрьской революции, в декабре 1918 г., в Кисловодске), до революции несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец никак не считалось богатством(Считалось, Исаич, ещё как считалось - Л.Б.).

Историческая справка.
По сельскохозяйственной переписи 1917 года в 35 губерниях Европейской России (включая, разумеется, и Ставрополье) 3,3 млн. крестьянских хозяйств не имели скота. На Украине 1,1 млн дворов не имели коров, а 1,3 млн. - лошадей. За счёт голода и страданий сельских тружеников богатели кулаки и помещики. Трудовое крестьянство всё глубже впадало в нищету. Именно это вело к росту революционных настроений среди миллионов крестьян, составлявших большинство русской армии". (Проф. Чунтулов. Экономическая история СССР. М. Высшая школа. С. 177).

А о предках со стороны матери писатель даёт такие сведения: "Захар Щербак (его дед по материнской линии - Л.Б.) был зажиточным хуторянином; после революции его бывшие батраки безвозмездно кормили его (??! - Л.Б.) ещё двенадцать лет (!!! - Л.Б.), покуда он не был арестован в годы коллективизации.

И имея такое тёмное социальное происхождение, юный отрок Солженицын не только не был репрессирован при И.В. Сталине, как "кулацкий отпрыск", но и благополучно окончил школу, затем беспрепятственно - физико-математический факультет Ростовского университета, а с четвёртого курса одновременно начал учиться заочно в Московском институте философии и литературы, который, впрочем, не смог окончить по причине начавшейся Великой Отечественной войны. С октября 1941 года он служит ездовым в Сталинградском округе, находившемся тогда в глубоком тылу. Потом - училище, а с мая 1943 года служба в АИР - артиллерийской инструментальной разведке.

Петр Паламарчук, биограф Солженицына, возможно, с подачи самого Исаича, решил, что его герой должен врезаться в память грядущих поколений как командир артиллерийской батареи, но это не так, потому что служба в АИР представляет собой всего лишь "кабинетный шпионаж" и требует лишь умения чётко работать с акустическими устройствами.

Далее биограф сообщает нам, что в феврале 1945 года, то есть всего за три месяца до окончания Великой Отечественной войны, капитан Солженицын был арестован из-за отслеженной в переписке критики И.В. Сталина и осуждён на восемь лет, из которых полгода провёл на следствии и пересылках, почти год - в лагере на Калужской заставе в Москве, около четырёх - в тюремном НИИ и два с половиной года - на общих работах в Казахстанском Особлаге.

Сексот Особлага

Зададимся вопросом: "находясь в частях "особой секретности", мог ли Солженицын не знать, что вся его (и не только его) переписка подвергается перлюстрации? Ясно, что не знать он этого не мог. А мог ли он критиковать

И.В. Сталина в переписке, или это тоже ложь? Не посмел бы. Да и за что критиковать-то? Ведь это был не напряжённый и безысходный июнь 1941-го, а победоносный февраль 1945-го. Да и не враг Исаич самому себе, чтобы вот так, не за здорово живёшь, класть свою "бесценную" голову на плаху. Просто он сознательно допустил некоторые политические фривольности в переписке в надежде, что его откомандируют в глубокий тыл, ну, к примеру, охранять какой-нибудь мостик на Волге или на Дону, где он сможет предаться умозрительным экзерцициям. Не более.

Но не тут-то было. Не рассчитал Акела, промахнулся и "загремел". В лагере Солженицын стал заниматься доносительством, не бедствовал, и получил оперативную кликуху "Ветров". В "Военно-историческом журнале" №12 за 1990 год опубликован чрезвычайно любопытный документ, который позволяет нам оценить по достоинству якобы "живущего не по лжи" Солженицына.

"Сов. секретно.
Донесение: С/о "Ветров" от 20.01.1952.
В своё время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель, встретив меня у пошивочной мастерской, полузагадочно сказал: кто был ничем, тот станет всем!". Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Ковлюченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надёжную группу, в основном, из своих - бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из второго, восьмого и десятого бараков должны разбиться на четыре группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать "своих".

Далее разговор дословно: "Она же займётся и стукачами. Всех знаем! Их "кум" для отвода глаз в штрафник затолкал. Одна группа берёт штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так-то!". Затем Мегель рассказал, что третья и четвёртая группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне.

Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлёт Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолётов и собирают деньги. Теперь я окончательно убеждён в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля: "А полячишко-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!".

Ещё раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами.

Верно: 20.1.52.
Нач. отдела режима и оперработы. ПОДПИСЬ".

Как выяснилось на судебном процессе оставшихся в живых "заговорщиков", на самом деле заключённые лагеря "Песчаный", что расположен под Карагандой, намеревались 22-го января 1952 года обратиться к руководству лагеря с просьбой об улучшении режима содержания. Но из-за доноса Солженицына - "Ветрова" они были встречены автоматными очередями. Многие из них были убиты, выжившие получили по 25 лет заключения.

Автор публикации, сидевший в Особлаге с Солженицыным за измену Родине во время войны, переданный датчанами в руки "Смерш" и реабилитированный Хрущёвым Л. Самутин, сообщает, что свидетель Иван Мегель (который чересчур "разоткровенничался" перед "Ветровым", зная наверняка, что об этом будет донесено начальству и, очевидно, преследуя какие-то свои цели, ну, к примеру, месть за притеснения трём "бендеровцам" - Малкушу, Ковлюченко и Романовичу -Л.Б.) был убит под шумок прицельным выстрелом в голову, так как представлял опасность для разоблачения секретного осведомителя лагерного руководства - Солженицына.

Просидев "от звонка до звонка", Солженицын был освобождён аккурат (бывают же такие совпадения) в день смерти И.В. Сталина - 5 марта 1953 года. И здесь идёт очередная беспардонная ложь: "И тут же на меня наваливается лютый рак, когда по приговору врачей остаётся жизни не больше трёх недель... Однако, я не умер (более того, до сих пор ещё не умер, хотя с той поры прошло полвека - Л.Б.). При моей безнадёжно запущенной острозлокачественной опухоли это было Божье чудо, я никак иначе это не понимал". (А ещё говорят, рак неизлечим! Либо люди врут, либо врёт Исаич, либо Исаич за болтовнёй о "божьем чуде" скрывает, что продал свою душу Сатане -Л.Б.).

Жизнь по лжи

И всё же Солженицын благодарен своей судьбе, что видно из его признания: "Страшно подумать, что б я стал за писатель, если б меня тогда не посадили".

Вот, к примеру, как Солженицын лживо описывает "поведение" И.В. Сталина в ноябре 1941 года: "Сталин в страхе уезжает в Куйбышев и из бомбоубежища неделю названивает: сдали ли Москву? Поверить не мог, что остановили. Молодцы, конечно, молодцы. Но многих пришлось убрать: это будет не победа, если пронесётся слух, что Главнокомандующий временно уезжал. Из-за этого пришлось седьмого ноября небольшой парад зафотографировать!" (Ах, Солженицын! Как говорится, бить вас некому.. Ведь что-что, а этот "небольшой" парад - исторический парад 7 ноября 1941 года, и речь И.В. Сталина 6 и 7 ноября 1941 года, которые передавали все ведущие радиостанции мира, отрицать не надо было бы - это уже факт истории, настолько плотно припечатанный к ней, что "опровергать" его просто бессмысленно. И ни в какой Куйбышев Сталин не уезжал. На вопрос Ф.Чуева, заданный В. Молотову, были ли у Сталина колебания в октябре 1941 года - уехать из Москвы или остаться, - Вячеслав Михайлович ответил: "Это чушь, никаких колебаний не было. Он не собирался уезжать из Москвы. Я выезжал всего на два-три дня в Куйбышев и оставил там старшим Вознесенского. Сталин сказал мне: "Посмотри, как там устроились, и сразу возвращайся". Из беседы Ф. Чуева с В. Молотовым Цит. по: Чуев Ф. С.68). Один из защитников Сталинграда писал в газете "Красная звезда" 11 августа 1990 года: "Разве не ясно, что если бы в октябре 1941 года Сталин уехал бы из Москвы в Куйбышев, то через неделю война бы закончилась победой Гитлера, что только благодаря отказу Сталина оставить Москву, он нас спас от неминуемого поражения". Зачем же "ля-ля тополя", Исаич, а?- Л.Б.).

Впрочем, у самого Солженицына есть целая философия на этот счёт: "А я считал: пусть пожнёт Сталин посев своей секретности. Он тайно жил - теперь каждый имеет право писать о нём всё по своему представлению". Исходя из этой совершенно чудовищной антиисторической "концепции", Солженицын, вопреки трезвому совету Твардовского убрать главу "Этюд о великой жизни" (о царе-батюшке Николае Романове - Л.Б.) из романа "Красное колесо", оставил её в неизменённом виде ("где я излагал и старался психологически и внешними фактами доказать версию, что Сталин сотрудничал с царской охранкой"). Так сексот "Ветров", поощряемый антисталинской генеральной линией хрущёвской КПСС, решил примерить на мёртвого Сталина свою грязную сорочку: мол, и "Сталин тоже был сексотом...".

"Крёстный папаша" Исаичей

А "подарил" нам этого Исаича его "крёстный папаша" - Никита Хрущёв, усмотревший, надо отдать ему должное, в графомане Солженицыне не столько литературные (Хрущёв, по его собственному признанию, книг почти совсем не читал, всё больше предпочитал смотреть фильмы - Л.Б.), сколько именно сексотские данные, и был первым, кто дал "зелёную улицу" его рассказу, по недоразумению названному повестью - "Один день Ивана Денисовича".

В своих мемуарах Хрущёв пишет: "Я горжусь, что в своё время поддержал одно из первых произведениё Солженицына... Биографии Солженицына я не помню. Мне докладывали раньше, что он долгое время сидел в лагерях. В упоминаемой повести он исходил из собственных наблюдений. Прочёл я её. (Тоже врёт. Не сам прочёл, а читал Хрущёву и Микояну его помощник Лебедев - Л.Б.). Тяжёлое она оставляет впечатление, волнующее, но правдивое. А главное, вызывает отвращение к тому, что творилось при Сталине... (Вот, что для Хрущёва было главным, оказывается, в этом омерзительном опусе - Л.Б.). Сталин был преступником, а преступников надо осудить хотя бы морально. Самый сильный суд - заклеймить их в художественном произведении. Почему же, наоборот, Солженицына сочли преступником?"

А, действительно, почему? Да потому, что графоман-антисоветчик Солженицын оказался редкой находкой для Запада, который поспешил в 1970 году незаслуженно присудить автору "Ивана Денисовича" и ещё нескольких рассказов и одной статьи, Нобелевскую премию в области литературы - факт беспрецедентный. (Наверное, сам Нобель перевернулся бы в гробу, узнай он об этом! - Л.Б.). Как пишет Александр Шабалов в книге "Одиннадцатый удар товарища Сталина", Солженицын Нобелевскую премию вымаливал, заявляя: "Мне эту премию надо, как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем твёрже стану, тем крепче ударю!". И, действительно, имя Солженицына стало знаменем диссидентского движения в СССР, сыгравшего в своё время огромную негативную роль в деле ликвидации советского социалистического строя.

Большинство его опусов впервые увидели свет "за бугром". "Техника нынешняя позволяет набирать самим, в нашей глуши, - тоже как бы Самиздат, в изгнании. Набранный таким образом текст последний раз правится и отправляется для напечатания в Париж. А оттуда дорога ведёт прямо на Москву", - весьма коряво пишет претендент на"великий" русский писатель ХХ века в предисловии к первому тому собрания "сочинений" в 18 томах, изданных в 1988 году.

Центральное место среди его пасквильных "творений" занимает бездарнейший и сумбурнейший "Архипелаг ГУЛАГ".

Маршал А.М. Василевский даёт такую оценку этому "произведению": "Как в советской, так и в прогрессивной иностранной литературе давно и неопровержимо установилось мнение о Власове, как приспособленце, карьеристе и изменнике. Только предатель А. Солженицын, перешедший на службу к самым реакционным империалистическим силам, воспевает и восхваляет Власова, власовцев и других предателей Советской Родины в своём циничном антисоветском произведении "Архипелаг ГУЛАГ". Таково мнение прославленного Маршала Советского Союза, одного из главных "архитекторов Великой Победы"...

История "Архипелага" такова. Бывший редактор власовской газеты Л. А. Самутин, по просьбе Солженицына, прятал у себя рукопись книги "Архипелаг ГУЛАГ". Однажды к нему на квартиру явились сотрудники КГБ и изъяли этот манускрипт. За три недели до этого в органы госбезопасности была вызвана их общая знакомая Е. Воронянская, которая вскоре после этого повесилась. Самутин, сделав анализ всех обстоятельств её гибели и своего ареста приходит к однозначному выводу, что донёс на них стукач Особлага "Ветров", он же Солженицын! Об этом Самутин повествует в книге "Не сотвори себе кумира", которая была опубликована в четырёх номерах "Военно-исторического журнала" за 1990 год, №№ 9 - 12.

Разобравшись в том, что Солженицын нагло клевещет и извращает действительность, он в конце жизни успел-таки разоблачить его.

"Сдохни сегодня ты, чтобы я мог сдохнуть завтра"

В книге "Убийство Сталина и Берия" Юрий Мухин пишет: "Если принимать за чистую монету все книги и мемуары о НКВД, а потом о МГБ, то у некритичного читателя сложится впечатление, что тогда всех, кто попадал в эти органы, с самого порога начинали бить и мучить с одной-единственной целью - чтобы бедные жертвы оговорили себя. (Под пытками, разумеется). Причём пытали невиновных следователи НКВД по личному приказу Сталина и Берия. Такая вот история страшного тоталитарного режима.

Правда, если присмотреться, то окажется, что сведения о пытках поступают из двух очень заинтересованных источников. Во-первых, от осуждённых, которые не только оговорили себя (что морально ещё можно как-то простить), но и других людей, которых из-за этого оговора тоже осудили. То есть, этим преступникам, из-за показаний которых погибли, возможно, и невиновные люди, ничего не остаётся делать, как утверждать, что показания они дали, не выдержав пыток...

Во-вторых, сведения о пытках поступают от продажных писак и историков, которые на воплях об этих пытках сделали (да и сегодня делают) себе карьеру и деньги"...

Однако всех таких писак превзошёл в описании пыток в "Архипелаге ГУЛАГе" наш герой - Солженицын.

Опровергая его клевету, Самутин, который знал о методах следствия не по-наслышке, сам прошёл через всё это, пишет: "Мы все ждали "пыточного следствия", не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять "не угадали": не было ни пыток, ни дюжих молодцов с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей по беде ни один не возвращался из кабинета следователя избитым и растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствиях в советских тюрьмах

Спустя четверть века, листая рукопись "Архипелага", я снова увижу описание "пыточного следствия", да ещё в тех же самых словах и красках, которые помнятся мне ещё с того, немецко-военного времени. Это картины, сошедшие почти в неизменном виде с гитлеровских газетных статей и страниц пропагандистских брошюр. Теперь они заняли десятки страниц "Архипелага", книги, которая претендует на исключительность, объективность и безупречность информации.

Из-за водянистости, отсутствия строгой организации материала и умения автора затуманивать сознание читателя, играя на его чувствах, при первом чтении проскакивает как-то незамеченным одно очевидное несоответствие. Красочно и драматично рисуя картины "пыточного следствия" над другими, дошедшие до Солженицына в пересказах, он затем на доброй сотне страниц будет рассказывать не столько о самом себе в роли подследственного, сколько о том, в какой обстановке протекала жизнь в следственной тюрьме: как заключённые читали книги, играли в шахматы, вели исторические, философские и литературные диспуты. И как-то не сразу придёт мне в голову несоответствие картин фантастических пыток с воспоминаниями самого автора о его благополучном пребывании в камере.

Итак, пыток перенести не привелось ни автору "Архипелага ГУЛАГ" Солженицыну, ни его соседям по тюрьме в Москве, ни мне с товарищами в подвале контрразведки 5-й ударной армии на территории Германии. И в то же время у меня нет оснований утверждать, что моё следствие шло гладко и без неприятностей. Уже первый допрос следователь начал с мата и угроз. Я отказался говорить в таком "ключе" и, несмотря на услившийся крик, устоял. Меня отправили вниз, я был уверен - на избиение, но привели "домой", то есть в ту же камеру. Два дня не вызывали, потом вызвали снова, всё началось на тех же нотах, и результат был тот же. Следователь позвонил по телефону, пришёл майор, как потом оказалось, начальник отдела. Посмотрев на меня сухими, недобрыми глазами и выслушав претензии и жалобы следователя, он спросил: "Почему не даёте старшему лейтенанту возможности работать? Почему отказываетесь давать показания? Ведь всё равно мы знаем, кто вы такой, и всё, что нам ещё нужно, узнаем. Не от вас, так другими путями".

Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: "А чего ещё ты, сволочь, заслуживаешь? Ждёшь, что с тобой тут нянчиться будут?". Но он ещё раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол - нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.

Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на "позорную табуретку" - так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал: "Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах".

И далее повёл своё следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать показания, тем более, что с первого же дня нашего общения капитан усадил меня за отдельный столик, дал чистые листы бумаги и предложил писать так называемые "собственноручные показания", Лишь потом, когда показания он стал переводить на язык следственных протоколов, я понял, что этот человек "мягко стелет, да жёстко спать". Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему и отягчавшую моё положение. Но делал это в форме, которая, тем не менее, не вызывала у меня чувства ущемлённой справедливости, так как всё-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоционально окрашенной оценки. Иногда, очевидно, желая дать мне, да и себе тоже, возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил: "Это не входит в круг моих обязанностей, моё дело - добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтверждённые. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению - это моё личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится...

Время пребывания в следственных подвалах растянулось на четыре месяца из-за продления следствия. Я боролся изо всех своих силёнок, сопротивлялся усилиям следователей "намотать" мне как можно больше. Так как я скупо рассказывал о себе, а других материалов у следствия было мало, то следователи и старались, по обычаям того времени, приписать мне такие действия и навалить на меня такие грехи, которые я не совершал. ВУ спорах и возне вокруг не подписываемых протоколов мне удалось скрыть целый год службы у немцев, вся моя "эпопея" у Гиля в его дружине осталась неизвестной. Не могу сказать, какое имело бы последствие в то время разоблачение ещё и этого этапа моей "деятельности", изменило бы оно ход дела или всё осталось бы в том же виде. Тут можно предполагать в равной степени и то, и другое. Тем не менее, весь свой лагерный срок до Указа об амнистии 1955 года я прожил в постоянном страхе, что этот мой обман вскроется и меня потащат к новой ответственности"...

Вот так-то. Ежели Самутин не оговаривал себя и других, как это делали Солженицын и его "герои", то у него нет и оснований лгать, что его пытали и что он выдавал, не выдержав пыток.

Представим на минуту, что мы очутились в зале, где проходит ХХ съезд КПСС. Мы слышим из уст Хрущёва о том, что якобы существовала "телеграмма" секретарям обкомов, крайкомов, ЦК Компартий национальных республик от 10 января 1939 года, подписанная И.В. Сталиным: "ЦК ВКП (б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК...

ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод".

Я не берусь категорически утверждать, была ли в природе такая телеграмма или её не было. Но можете мне поверить на слово: я вплотную занимался этим вопросом, но сколько бы раз и где бы ни встречал я эту "шифрограмму", всегда при ней стояла сноска, которая отсылала к одному и тому же источнику - вы догадались правильно: - к докладу Н.С. Хрущёва на ХХ съезде КПСС! Хоть бы раз, приличия ради, был указан архив, где хранится пусть один-единственный экземпляр подлинника подобного "документа" особой важности.

Ни разу! Нет ни подлинника, ни даже фальшивки. А это доказывает: Хрущёв нагло врал!

Дальнейшая судьба литературного власовца

14 февраля 1974 года все центральные советские газеты опубликовали следующее сообщение: "Указом Верховного Совета СССР за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб СССР, лишён гражданства и 13 февраля 1974 года выдворен за пределы Советского Союза Солженицын А.И. Семья Солженицына сможет выехать к нему, как только сочтёт необходимым".

Во Франкфурте-на-Майне, куда его доставил самолёт Аэрофлота, он сразу же был подхвачен враждебными Советскому Союзу средствами массовой информации, для которых изгнанный Советами лауреат Нобелевской премии представлял тогда сенсационный интерес. Но Германия его не устраивала, и вскоре Исаич оказался в Соединённых Штатах, в Вермонте, штате, природные условия которого напоминали климат среднерусской полосы.

Спустя неделю после высылки Солженицына "Литературная газета" опубликовала большую подборку писем "Конец литературного власовца", где один писатель высказывал такую мысль: "Если отдельный гражданин настойчиво противопоставляет себя обществу, в котором живёт, то общество, исчерпав меры воздействия, вправе отвергнуть его".

Но отверженный дождался своего часа и вернулся в Россию, когда Запад, с его помощью успешно завершивший своё подлое дело по ликвидации детища Иосифа Виссарионовича Сталина - Советского Союза - потерял всякий интерес к одиозной персоне Солженицына.

Однако, к этому времени престарелый графоман полностью исписался, и всё, что ему оставалось делать при Ельцине - это время от времени брюзжать с видом "пророка" по Российскому телевидению со своим "обличающим" мафиозный ельцинский режим "особым мнением", которое уже никого не интересовало и абсолютно ничего уже не могло изменить.

При печатании текстов нельзя было многажды не столкнуться с некоторыми неясностями и недостатками действующей русской орфографии и в иных случаях не предпринять самостоятельных шагов. Эти решения и объясняются здесь.

«ЯТЬ» и «Ё»

Совместная судьба этих двух букв характерна для торопливой энтропийной реформы 1917-18 годов и затем десятилетних полос пренебрежения русским языком. Как будто имелась в виду широкая механическая доступность грамоты - на самом деле безжалостно сглаживался рельеф языка и смазывались его драгоценные различия.

Мгновенное и безповоротное искоренение «ятя» из самой даже русской азбуки повело к затемнению некоторых корней слов, а значит смысла и связи речи, затруднило беглое чтение. Например, перестали на письме отличаться:

ѣсть (кушать) и есть (быть);
ѣли (кушали) и ели (деревья);
вѣдение (от вѣдать, знать) и ведение (от вести, направлять);
свѣдение (о чём) и сведение (к чему);
тѣ (местоимение) и -те (частица);
нѣкогда (когда-то) и некогда (нет времени);
вообще нѣ- как указатель неопределённости и не- как отрицательная приставка;
лѣчу (на крыльях) и лечу (рану);
смѣло (храбро) и смело (спахнуло);
видѣн (издали) и виден (собою);
синѣe (положительная степень) и синее (сравнительная);,
прѣние (гниение) и прение (препирательство);
вѣсти (новости) и вести (инфинитив);
рѣк (род. п. мн. ч.) и рек (сказал);
горѣ (горно, в духовном смысле) и горе (беда) -

и многие другие пары. В большинстве случаев эта нивелировка привела к возникновению помешных омонимов и омографов, балласта языка. Утеряна и окраска пассивности глаголов, оканчивающихся на «-ѣть».

Нивелировка опасно коснулась и падежей, лишая язык точности. Слились:

на море (вин.п.) и на морѣ (предл.п.);
в сердце (вин.п.) и в сердцѣ (предл.п.);
на поле (вин.п.) и на полѣ (предл.п.) и т. д.

Большая часть всех этих потерь уже непоправима. Кажется маловероятным восстановление буквы «ять» хотя бы в частичных правах. Но на наших глазах происходит и уничтожение «ё». Эта буква не отменялась специально советским законом, но годами была покинута и стёрта в потоке всеобщей нивелировки и всеобщего безразличия к языку: её перестали набирать типографии, перестали требовать корректоры и учителя, исчезла клавиша «ё» на многих пишущих машинках. Эта безсмысленная нивелировка уже сегодня приводит к затруднениям и ошибкам чтения.

Я больно ощущаю ещё эту последнюю потерю нашего языка, даже и не подневольную, но от небережности и от потери интереса, только. Уже сейчас на некоторых фразах приходится останавливаться, возвращаться, перечитывать: понимать ли «все» или «всё». И не всегда это однозначно понимается. Теперь пишется одинаково: «хоронили в белье» или «не тратились на белье» - уродливая энтропия падежей.

Не признавать «ё» - значит содействовать расхождению написания и произношения. Уже в ближайшем поколении начнётся (а у иностранцев и сегодня происходит) двоение в произношении многих слов, вплоть до «еще́»; «ё» будет теряться всё глубже, станет изменяться звуковая картина нашего языка, произойдёт фонетическое перерождение многих слов.

А между тем с уничтожением «ятя» именно употребление «ё» во многих случаях оставалось препятствием для языковой энтропии. Пока существовал «ять», многие различия были понятны и без «ё» (откуда и взялось представление о необязательности этой буквы):

всѣ и все (всё);
слѣз (от слѣзать) и слез (слез);
мѣл (сущ.) и мел (мёл);
чѣм и о чем (о чём);
осѣл (осыпался, обосновался) и осел (осёл) и др.

Ныне последовательность в употреблении «ё» частично покрыла бы утерю «ятя».

Пренебрежение буквой «ё» неизбежно затянет нас и в дальнейшую энтропию языка. Как «незачем ставить две лишние точки, и так понятно» - скажут скоро: «незачем ставить шляпку над «и», и так понятно». Сегодняшним нам было бы действительно почти понятно: маиор, иог, каима, жнеика, вои, конвои , - но очень скоро это привело бы к затемнению смысла и дальнейшему разрушению языка.

И потеря «ё» ничем не восполнима при передаче народного произношения: в ём, одноё и т. д.

Но «ё» ещё можно успеть отстоять. И такая попытка делается в данном собрании. Нам удалось осуществить добавку «ё» в шрифт электронной наборной машины, где, разумеется, этой буквы не было.

Мы поступали так: ставили «ё» во всех однозначных и несомненных случаях. Также - когда автор весомо предпочитает в данном случае «ё» из вариантов. Или когда надо передать определённое произношение персонажа. Если же произношение слова практически двоится, возможно в двух вариантах - и «е» и «ё», - то оставляли «е», для того, чтобы читатель мог принять для себя любой вариант. Так было чаще всего в причастиях:

воз-, от-, разведенный, запеченный, зароненный, заснеженный, изнеможенный, настороженный, недоуменный, неметенный, новоиспеченный, новорожденный, обойденный, оцененный, при-, от-, увезенный, при-, с-, унесенный, приотворенный, примененный;

в соответственных существительных:

настороженность, недоуменность;

в некоторых прилагательных и в кратких причастиях:

беленая, введен, завезен, изобретен, моченая, повторен -

и в ряде других случаев:

блеклый, на черта, неподалеку, оперлась, перекресток, пересек, ремнем, распростерлась, сек, трехсотлетие, углем, упершись.

При уничтожении «ё», протекавшем многие годы, происходила массовая замена «ё» на «о» после шипящих, потом от неё отказывались. Фонетически такая замена вполне равнозначна, однако она часто оскорбляет глаз, привыкший к традиции, и зачастую отрывает слово от других его форм. Здесь возможны разные решения. Так, в суффиксе «енк» существительных женского рода под ударением мы ставили «ё»:

бумажёнка, девчёнка, жжёнка, одежёнка, ручёнка, собачонка, тушёнка, шапчёнка, (но деньжонки),

но принимали «о» в подобных случаях мужского рода:

бочонок, дурачонка, мальчонка, мужичонка, мышонок.

ДРУГИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ЭНТРОПИЙНОЙ РЕФОРМЫ

Мы все́ ещё помним, как твёрдый знак искоренялся полностью, даже и внутри слов, заменяясь нелепым апострофом. Затем нам вернули его. (Но недостаточно. Родились малопонятные формы: выгрался вместо в ъигрался .) В 20-е годы уничтожалась и форма «обеих» (о женском роде говорили «обоих»), позже вернули. Такая же нивелировка мужского и среднего родаприлагательныхх на -агo, -яго и -ого, -его , очевидно, уже неисправима. Безсмысленно стёрты местоимения - личное «оне» и притяжательное «ея». (В редких случаях мы восстанавливаем: «санитарный поезд Ея Величества».)

Отсутствие «і» во всех наборных алфавитах также очень чувствительно и приводит к затемнению смысла и досадной путанице в религиозно-философских текстах и в распространённых ныне рассуждениях о міровых проблемах и проблемах мира-войны, о міpe (Вселенной, Земле, человечестве) и мире (отсутствии войны, согласии, покое) с их производными. И передача крестьянского міpa (как и церковного мѵра ) через «и» приводит к утере окраски и духа слова. Однако мы не имели технической возможности провести эту разницу последовательно, а лишь в немногих исключительных местах.

Отсутствие «і» затрудняет также и точное воспроизведение украинской речи: приходится пользоваться «и» вместо «і», потому и «ы» вместо «и».

ПРЕДЛОЖНЫЙ ПАДЕЖ

Всякая дифференциация в языке, его способность различать, - драгоценна, она есть сила и талант языка. Большевицкие реформы и практика советских лет направлены против дифференциации, они стирали рельеф и различия русского языка. Принимая грамматические решения, я руководствовался старанием сохранить и усилить оттенки, где это возможно.

При нивелировке языка значительное разрушение потерпел предложный падеж. Уже упомянуто, как он частично пострадал от отмены «ятя». В том же неосмысленном порыве всеобщего «упрощения» был срезан предложный падеж ещё одного обширного класса существительных - среднего рода с окончанием -ье , стали писать предложный в точности как именительный и винительный: в Поволжье , в платье (без всякой логики сохранив предложное -и для случая полного окончания -ие : в состоянии ). Но нельзя объяснить разумно, зачем уравнивать три разных падежа, затруднять распознание, а предложный лишать его естественной формы:

в Заполярьи, в заседаньи, о здоровьи, в многолюдьи, в окруженьи, в окружьи, на перекрестьи, в платьи, в Поволжьи, в подпольи, в раздумьи, в состояньи, на сиденьи, о счастьи, в устьи, в ущельи (но на острие́ , поскольку окончание под ударением).

Этот случай предложного падежа имеет важное продолжение в смешении некоторых словообразований и наречий. Мы пишем:

вступил в противоречье (вин.п.) с чем - находится в противоречьи (предл.п.) с законами ;
в продолжение (вин.п.) этой книги будет написан ещё один том - в продолжении (предл.п.) многих веков ;
в продолженье разговора он предложил обсудить - в продолженьи разговора они коснулись ;
в уваженье к заслугам - воспитаны в уваженьи к родителям ;
в пребыванье моё в полку - в пребываньи его здесь не было удивительного ;
в исключенье, в отступленье от чего - состоит в отступленьи от правил ;
в отличье (противопоставление) - в отличьи (состояние) ;
в сопровожденье назначен конвой - в сопровожденьи конвоя .

Я нахожу неверной единообразную директиву писать во всех случаях: «вследствие» и «в течение» (когда речь идёт о времени), теряя разницу между направленностью и пребыванием. Нет основания столь непроходимо отличать течение времени от сходного ему течения реки и для времени запретить образование от предложного падежа «в течении» - хотя именно этот смысл чаще всего и вкладывается, а навязывают редко здесь прилагаемый по смыслу винительный падеж. Напротив, «впоследствии» единообразно указывают нам в форме от предложного падежа, хотя и тут жива форма от винительного.

НАРЕЧИЯ, СОДЕРЖАЩИЕ ПРЕДЛОГ

Слитность или раздельность написания их регулируются ныне правилами, недостаточно убедительными. Привлекается кроме смыслового и фонетический принцип, который здесь второстепенен, и иногда противоречиво. Так, «поодиночке» велят писать вместе, а «в одиночку» отдельно (хотя фонетика, кажется, требовала бы обратного). Но вот я столкнулся с фразой: «вызванные в кабинет в одиночку». В раздельном написании (и при общей тюремной теме) может быть понято, что кабинет послужил какое-то время одиночкой (правдоподобный случай), тогда как разумелось, что вызывались не все сразу, а по очереди, - и слитное написание «водино́чку» было бы ясней. Нам предлагают «в гору», «в меру», «на лету», «под стать» писать отдельно, хотя это решительно (и часто неосновательно) сдвигает их от наречий к предложно-именным сочетаниям. (Теряется различие: «в меру того как» и «выпито вмеру».)

Но главное-то, что никакой массовый справочник и никакие единые правила не могут упорядочить всего непредставимого безчислия наречий в русском языке, таких, как:

вдомёк, вкруте, в огиб, в отдар, вподбежку, вподробне, впоколоть, вполвысоты, вполсыта, впригнуску, вприголодь, вприкосъ, впристыдь, впробежь, впрочёт, врозбежь, вросхмель, всугонь, втриноги́, в упрос, вусмех, вуторопь, доплоска, наиспыт, напредки́, на прилог, напроброс, невпротолочь, поскору, предпослед и т. д.

Решение вопроса всякий раз: в каком виде (отдельно или слитно) наречие будет лучше воспринято глазом, легче понятно, и - каков оттенок его в данной фразе.

В зависимости от оттенка смысла возможно и слитное, и раздельное написание наречий с отрицаниями, как не зря, не против, не всерьёз .

ФОНЕТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ИМЕЕТ ПРЕДЕЛЫ

Послереволюционные реформы всё клонили дальше от этимологии и ближе к фонетике, несостоявшаяся реформа 1964 года грозила довести и до анекдота. Но этот путь никак не может быть пройден до конца, и остановки всё равно нелогичные: почему «разсказ» фонетизируется в «рассказ» (а не «раскас» и «раскащик»), почему «отдельно» не доведено до «оддельно» и «считать» до «щитать»? Сохранили осмысленное «брезжить» и зря исказили до «вожжи».

А коль скоро путь не пройден, и не может быть пройден, то, когда фонетическим написанием затемняется смысл слов, пишущим должно быть предоставлено право частично возвращать смысловую запись:

не - черессильно, ниссылал, бесклассовый ,
а - черезсильно, низсылал, безклассовый .

Из написаний «предызбрать» и «предъизбрать» мы находим второе преимущественным.

НЕ УПУСКАТЬ РАЗЛИЧИЙ,

«Листья шелесте ли», но «ветер шелести л листья(ми)». В подобных парах мы следили сохранить в окончаниях переходного глагола гласную «и», непереходного - «е»:

построжеть (самому) - построжить (кого);
обезоружеть (самим) - обезоружить (кого).

Также признавали мы и различие:

заведывать (в разных местах, в разное время, о длительном, многократном действии) - несовершенный вид - и
заведовать - взамен формы совершенного вида (однократное действие);
переследывать (многие дела) и переследовать (данное дело);
обнародывать (не раз) и обнародовать (однократно);
пересажаны (все инакомыслящие) и пересажены (с места на место ученики);
перевешаны (восставшие) и перевешены (картины);
развешаны (оттенок изобилия, хвастовства) и развешены (деловитее) -
и другие подобные пары.

Современные словари не различают: «безвестный» (не подающий вестей) и «беззвестный» (безызвестный):

Дело сошло безвестно, как сотни других.
Пропал безвестно.

Беззвестный посёлок. Беззвестно для вождя.

Нет оснований отказаться и от различения союза «нето» (слитно) и указательного местоимения с отрицанием «не то»:

Нето плавился, нето подгибался под её рукой. Нето сказал, нето собирался только.

Не то, мой друг, не то. Не то сказал.

ОТДЕЛЬНЫЕ СЛУЧАИ НАПИСАНИЙ

Сегодня язык стонет под напором больших букв - от учреждений и организаций, часто ничтожных. А уж грозное МВД всем кажется естественным - тогда как в дореволюционной России писалось с маленьких букв: «министерство внутренних дел» или «м.в.д.». Притяжательные прилагательные от собственных имён мы пишем с маленькой буквы: надино горе, юриковы игры, сонечкина кукла . Сегодня «Катино вышиванье » выглядит так же странно, как былое написание национальностей с большой: Англичанин, Испанец . Но мы оставляем большую, когда речь идёт об известном историческом или мифологическом лице: Петрово детище, Софьин указ, Михайлово отречение. Венерин павильон .

Как правило, мы пишем Государь с большой буквы (как руководитель государства, наряду с Государственной Думой и Государственным Советом ), но государыня с маленькой. Так же с малой - его величество, император, царь, августейшая семья , если это не цитата и если по тексту в эти слова не вкладывается повышенный эмоциональный смысл.

Также в зависимости от контекста колеблются у нас написания: Действующая Армия (с самым уважительным смыслом), Действующая армия (более служебно), действующая армия (косвенно, вскользь). То же и: Главнокомандующий и главнокомандующий ; Двор и двор ; Учредительное Собрание и учредительное собрание .

Слово Бог пишется с большой буквы всегда, когда ему придаётся религиозный и вообще наполненный смысл. Но в служебно-бытовом употреблении, в затёртых словосочетаниях - с маленькой:

окошко не дотягивалось до божьего света;
работа выходила на божий свет;
ей-богу; о, господи (мимоходом).

Также и боги - при многобожии или в переносном смысле: боги рынка .

Большое неудобство представляют советские извращённые слова: зав. отделением, зав. производством, зам. министра . С ними какое решение ни принять - всё дурно: писать ли их отдельно через точку или писать слитно. Во втором способе (который мы и приняли как меньшую беду) искажается скрытый падеж: «скажите замминистру». Очевидно, следовало бы решиться на раздельное написание и дать склонение «заву» и «заму». Впрочем, более полные сокращения, как завмаг , уже приобрели такую оборотистость.

Взывает к упрощению простановка годов. Склонение года мы указываем, только если он дан лишь двумя последними цифрами: это уже было в 58-м . «Году» добавляется не всякий раз, а когда этого требует выразительность или может быть иначе утерян смысл. Но созрело обходиться и без окончания и без «года»: это началось в 1917, когда... От частых «г.г.» рябит в глазах, затрудняется строй фразы и ничего не выигрывается. (В английском языке давно употребляется так.)

От слова погон род.п. мн.ч., несомненно, погонов , а не распространённое теперь погон , что опять-таки нивелирует склонение.

Слова цыгарка, цыгейка, цынга, панцырь мы печатаем через «ы», чтобы тесней приобщить их к кругу русских слов. Написание через «и» выглядит худосочно.

Не могу отказаться от «я» в словах семячки, мятель, меряный (наряду с меренный - прич.). Эта потеря кажется мне обезцвечиванием. Различаю прострелянный (много раз, от «прострелять») и простреленный (единожды, от «прострелить»).

Хотя слитное написание полно́чи (половина её) требуется общим правилом, но так создаётся омограф, различаемый только специальным ударением от по́лночи . Встречаются случаи, где путается смысл, и тогда для различения мы вводим чёрточку: просиживал пол-ночи (половину ночи), но работал до по́лночи (до двенадцати часов ночи).

Словарь Академии Наук (1950-е годы) даёт:

запань - спец. (перемычка из брёвен на реке). Но нельзя придумать корня и смысла такого слова. Даль (хотя не строгий в написаниях) пишет запонь и роднит с запоной (т. е. брёвна - как плавучая завеса). Так принимаем и мы.

Русский язык склонен обрабатывать на свой лад втягиваемые иностранные слова - и это есть признак его силы и здоровья. Народная попытка склонять «пальто», хотя и превращена интеллигенцией в анекдот, а на самом деле здравая. Так и несклоняемые (и оттого совсем у нас неуклюжие) «жалюзи́ » стали произноситься жа́люзи и склоняться: жа́люзей , жа́люзями .

Подчиняюсь принятому фольклор , хотя «о» мы удерживаем неповоротливо, наше произношение сразу сложилось как фольклёр .

Для отличия сто́ящий от стоя́щий хорошо бы в первом случае принять написание по народному произношению сто́ющий , отступив от правил спряжения.

В эмигрантских изданиях в минувшие десятилетия стали писать «большевиц кий», приближая к общему правилу (сравни: мужик - мужицкий , дурак - дурацкий ). И в самом деле, при русских корнях, написания «большевист ский» и «меньшевист ский», да ещё при частоте их употребления, обременительны, и следовало бы упростить на «ц».

Написание отдельных слов зависит также и от общего языкового фона этого отрезка. Например, если описывается деревенская жизнь, то и в прямой речи персонажей, и даже в авторской речи, естественно писать «грамофон» через одно «м», вопреки словарю.

Безнадёжно отстало от устной речи слово «сейчас», к тому же такое частое. В прямой речи всё чаще приходится его сокращать в «сечас» или «щас».

Имена-отчества могут, писаться сокращённо не только в прямой беглой речи, но и в авторской - при утере степенности, при ироничности:

Василий Аксентьич, мастер литья (вместо Авксентьевич ).

ЗАПЯТЫЕ

Могучее средство выражения, но если пользоваться им достаточно свободно, применительно к тонкостям интонации. Современный английский почти лишён запятых, и это обедняет его фразу. Наша нынешняя письменность слишком обременена формальными традициями немецких грамматистов.

Запятые должны служить интонациям и ритму (индивидуальным интонациям фраз и персонажей), помогать их выявлять - а не быть мёртво-привязанными для всех интонаций и всех ритмов. Для синтаксиса интонация должна быть ведущей. Школьные пунктуационные правила формальны и не учитывают живое дыхание речи. Я считаю нужным следить, чтоб не происходило такого резкого отрыва письменной речи от гибкой устной.

РАЗГРУЗКА ОТ ИЗБЫТОЧНЫХ ЗАПЯТЫХ
(УСКОРЕНИЕ, ОБЛЕГЧЕНИЕ)

Читатель не должен встречать частокол тормозящих запятых, обременяющих фразу.

Во-первых, это относится к приложениям и сравнительным оборотам с союзом «как». Мы не ставим запятую при краткости сравнения, беглости его применения или расхожести употреблённого образа; не ставим, если сравнительный оборот имеет значение приравнивания или обстоятельства образа действия, или является именной частью сказуемого:

упрямый становится как осёл;
на войне как на войне;
сошлись как срослись;
сказала как о незначащем;
философ-доцент, представительный как министр;
городки как Кизел;
целые районы как Таншаевский;
начинают оплавляться как восковые;
мотнул головой как отплюнулся;
ногу держал как гитару;
проезжают мимо рабынь как подлинные олимпийцы;
это «интересненько» Костоглотова пришлось ему как нож между рёбрами;
всеобщей амнистии боялись они как моровой язвы (если поставить запятую - будет ударение на «боялись», потом пауза и сравнение произносится новым духом; без запятой - сплошное прочтение и ударение на «моровой язве»);
там свои ноги тяжелы как у слона, тут перебирают как воробьиные;
он сам как тройная подушка;
но чистая совесть как горное озеро светит;

во-вторых, беглости чтения способствует облегчение от запятых, несмотря на подчинительные союзы, и при цельных неразложимых выражениях:

что ни год безнадёжней;
перекрикивались с кем хотели;
пусть каждый добывает как может;
две тысячи лет уже как сказано, что;
надевает что хочет и ест сколько хочет;
уже два года как в его неуклонном взгляде;
исчез, не прислал ни одного донесения, неизвестно где находится;
готов помочь в чём-нибудь, не знал в чём;
Россию раскачиваете, неизвестно кто больше;

в-третьих, при интонационной беглости можно некоторые деепричастные обороты не заключать в запятые (иногда отделять с одной стороны), а также одиночные деепричастия, которые приобретают значение наречия или обстоятельства образа действия:

проходил не здороваясь;
так, чтоб голову нагнувши войти;
не видя как иначе поступить;
и покуривая смотрел, прищурившись
(возможен симметричный вариант:
и, покуривая, смотрел прищурившись );
и не зная подробностей, можно быть уверенным;
вряд ли ошибёмся обругав;
поднимался по лестнице шатаясь, вцепясь в перила;

в-четвёртых, разгрузка от запятых часто настоятельна вокруг вводных слов и оборотов, во всяком случае с одной стороны. В зависимости от темпа фразы не всегда должна вклиниваться запятая после «во-первых», «во-вторых», «например», «конечно». Часто помешны запятые вокруг «может быть», особенно в форме «может». Чаще других обособлены интонацией «пожалуй», «напротив», но отнюдь не всегда:

может не рассудительно, а хотелось;
да может и не коменданта, груз может и не военный;
да может быть я давно-давно об этом думаю (интонация слитно-настоятельная);
ну, кажется всё начинало налаживаться;
говорят послали флот;
так оказывается потому;
в 20-е годы знаете как говорили? (разговорная беглость);
и как всегда они правы, и как всегда доказательств не требуется;
вы пожалуй запомнили бы навсегда.

Перечислительные запятые при однородных членах тоже могут ставиться или не ставиться, или не все, - подчиняясь интонации:

и друзья и враги, и свои и чужие;
и придя и не застав дома;
тогда и обед и ужин.

И много других случаев, когда интонация повелительно требует облегчения потока речи:

она обернулась обиженная;
он испытывал не что иное как ревность;
не знаешь какого другого поворота ждать, и с чего начинать не знаешь, разве с подарков;
злоба с вывертом, то что называется садизм;
приезжали всё гуще, видно было что повалят;
с такими бандитами как вы - не стану!

УГЛУБЛЕНИЕ ИНТОНАЦИИ ЗАМЕДЛЯЮЩИМИ ЗАПЯТЫМИ

Кроме случаев, оговоренных правилами, таких, как:

десять раз за процесс возвращается, и возвращается, и возвращается;
первый, и второй, и третий год тюрьмы;
все они очень умными себя представляли, и очень тонкими, и очень сложными;
приудобился он читать эту тихую, спокойную книгу;
вторая, решётчатая, дверь, -
интонация иногда требует не только неукоснительной расстановки запятых, но и добавления их:

на увечье, на смерть, и без надежды на возврат;
миновал комнату, другую, и увидел накрытый стол;
мы исправились, и у себя на родине освоились;
она робела, и при встрече не могла бы найтись.

Частицу «де» принято присоединять через дефис к предыдущему слову. Но иногда это невозможно:

что де он с веками блекнет;
и потому де это справедливо, -
а выделять запятыми кажется обременительным. Но в иных случаях интонация велит взять в запятые:

будто, де, купить на него ничего нельзя.

ДРУГИЕ ОСОБЕННОСТИ ПУНКТУАЦИИ

Возможна череда вопросительных или восклицательных знаков - и при слитности фразы, накате речи, текст возобновляется после них всякий раз с малой буквы. Напротив, ремарка к прямой речи, обычно начинающаяся с малой буквы, может начинаться с большой, если глубока пауза между речью и сопровождающим пояснением.

Запрет двух (или даже трёх) последовательных двоеточий в одной фразе необоснован. Высвобождая русский синтаксис, этот запрет взорвали уже Белый и Цветаева .

По существующим правилам - в конце фразы, содержащей цитату или закавыченную прямую речь, вопросительный, восклицательный знаки и многоточие ставятся до кавычек, а точка почему-то после. Это не логично. Мы ставим точку также до кавычек, если закавыченная фраза является законченной, и - после них, если кавычки заключают несамостоятельную часть объемлющей фразы.

1977-1982, Вермонт

(приводится по изданию Публицистика, 3-й том, Александр Солженицын, издано: Ярославль, 1997)

11 декабря 1918 года родился Александр Солженицын - знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии и человек, чья жизнь и творчество до сих пор вызывают ожесточённые споры. Коммунисты ненавидели его за антисоветские высказывания, либералы и демократы считали его чуть ли не фашистом и антисемитом. Первоначально поддержанный советскими властями, он был выслан из страны, а в изгнании он не вписался в западную модель. Лайф вспоминает историю жизни человека, который проделал путь от провинциального школьного учителя до одной из знаковых фигур ХХ века.

Хотя существует популярное мнение, что Солженицын с рождения был чуть ли не убеждённым антисоветчиком, это не так. Напротив, в молодые годы он был правоверным коммунистом и нисколько не сомневался в марксизме. Ещё до войны он мечтал о карьере писателя и даже начал делать наброски романа с говорящим названием "Люби революцию".

Он был активным комсомольцем, принимал участие во всех комсомольских общественных делах, характеризовался исключительно положительно. В ростовском институте слыл круглым отличником и произвёл такое впечатление на преподавателей, что те предлагали ему поступить в аспирантуру.

В 1939 году начал заочно получать второе высшее образование в Институте философии и литературы. Однако так его и не окончил из-за начавшейся войны.

Война

В современных коммунистических кругах весьма популярна байка о том, что Солженицын на фронте не был, а отсиделся в тылу. А когда, дескать, его хотели отправить на фронт, по-хитрому дезертировал, разослав знакомым письма с контрреволюционными утверждениями. Правда, не совсем понятно, зачем нужны такие сложности за три месяца до окончания войны? Создавать фиктивную контрреволюционную организацию на передовой - всё равно, что тушить пожар бензином.

Разумеется, всё это - откровенная ложь современных обличителей. Солженицын провёл в армии почти три года. Из них на фронте - почти два года. С весны 1943 года до февраля 1945-го. За это время Солженицын был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды и дважды повышен в звании (дослужился от лейтенанта до капитана). Не совсем понятно, зачем же патологического труса и дезертира (будто бы отсиживавшегося в тылу) награждать боевыми орденами, да ещё и дважды повышать в звании? И не какими-то дежурными медальками, которые раздавали направо и налево, а весьма уважаемыми наградами. Орден Красной Звезды вручался за мужество и отвагу в боях или же за умелые боевые действия, нанёсшие большой урон врагу. А орден Отечественной войны 2-й степени заслужить было ещё труднее. Тем же артиллеристам его давали минимум за уничтожение трёх вражеских артиллерийских батарей.

Солженицын действительно не находился непосредственно на передовой и в рукопашных схватках не участвовал. Но не потому что прятался, а потому что командовал батареей звуковой разведки. Их целью было вычисление координат вражеской артиллерии по звуку её выстрелов и корректировка огня по ним. Не самая простая работа, требующая хорошей подготовки по физике и математике. Но и в тылу он точно не отсиживался. Звуковая разведка располагалась в непосредственной близости от передовой, примерно в двух-пяти километрах позади неё.

Заключение

Но каким же образом неглупый человек мог так банально попасться бдительным особистам? Неужели Солженицын не знал, что вся военная корреспонденция проверяется?

Сам он утверждал, что прекрасно знал, но недооценил пару моментов. Во-первых, он считал, что ничего сверхкрамольного своему другу не пишет, во-вторых, он был уверен, что письма читают "молоденькие фифочки", которых интересует только возможное разглашение военной тайны и координат, а он ничего такого не писал.

В начале февраля 1945 года капитан Солженицын был арестован. Его дело рассматривал не суд и не военный трибунал, а внесудебный орган - Особое совещание. Тот факт, что он получил только восемь лет исправительно-трудовых лагерей, говорит скорее о том, что ничего серьезного на Солженицына у следствия не было (до десяти лет в те времена давали либо в связи с полным отсутствием улик и признательных показаний, либо в связи с незначительностью преступления).

Из восьми лет своего срока последние два с половиной года Солженицын провёл в исправительно-трудовых лагерях. До этого он находился в так называемых шарашках, куда свозили образованных осуждённых для работы над новинками техники. При этом режим в шарашке и лагере очень сильно отличался. Хотя заключённые шарашек и не имели свободы перемещения, распорядок их дня был гораздо мягче лагерного, а питание многократно лучше. Вместо тяжёлого физического труда они занимались интеллектуальным. Шарашки находились не в тайге и вечной мерзлоте, а в крупных городах, заключённые имели возможность встречаться с родственниками. Но всё равно это было заключение, хоть и сравнительно мягкое в сравнении с настоящими лагерями.

Летом 1950 года Солженицын из-за конфликта с начальством был этапирован в Особлаг № 11 в Экибастузе, где провёл последние годы своего срока. Освободился он за несколько недель до смерти Сталина, однако вернуться в европейскую часть СССР не мог, поскольку был оставлен на вечное проживание в одном из сёл Южного Казахстана, где следующие три года проработал школьным учителем.

В середине 50-х началась первая волна реабилитации осуждённых в сталинское время. Солженицын писал письма в Москву, сначала Хрущёву и в генеральную прокуратуру, а затем отдельно Жукову. В результате Солженицыну отменили вечную ссылку и он смог вернуться в РСФСР. Ещё через несколько месяцев он был полностью реабилитирован.

Внезапный успех

Следующие несколько лет Солженицын жил в Рязани, работал школьным учителем и писал рассказы в стол. Волна разоблачения сталинского культа личности, начатая ХХ съездом КПСС в 1956 году, быстро пошла на спад. Но в 1961 году Хрущёв, разделавшийся со всеми политическими соперниками, решил завершить начатое. На XXII съезде партии культ Сталина вновь был развенчан с партийных позиций, а также решено было переименовать все носящие сталинское имя объекты и вынести его тело из Мавзолея.

Солженицын решил, что на этой волне, пожалуй, можно попытать счастья. Авось и опубликуют какой-нибудь рассказ небольшим тиражом. Через целую цепочку знакомых он передал в журнал "Новый мир" рукопись "Одного дня Ивана Денисовича", описывающую обычный будний день заключенного.

Рукопись прочёл редактор журнала, влиятельный советский литератор Твардовский, который был настолько ошеломлён, что дал прочитать её самому Хрущёву. Через несколько дней он записал в дневнике: "Счастье, что эту новую (после чёрной клеенчатой) тетрадь я начинаю с записи факта, знаменательного не только для моей каждодневной жизни и не только имеющего, как мне кажется, значение в ней поворотного момента, но обещающего серьёзные последствия в общем ходе литературных (следовательно, и не только литературных) дел: Солженицын ("Один день") одобрен Никитой Сергеевичем.

Твардовский так описывал реакцию Хрущева: "Я начал читать, признаюсь, с некоторым предубеждением и прочёл не сразу, поначалу как-то не особенно забирало. Правда, я вообще лишён возможности читать запоем. А потом пошло и пошло. Вторую половину мы уж вместе с Микояном читали. Да, материал необычный, но, я скажу, и стиль, и язык необычный - не вдруг пошло. Что ж, я считаю, вещь сильная, очень. И она не вызывает, несмотря на такой материал, чувства тяжёлого, хотя там много горечи. Я считаю, эта вещь жизнеутверждающая… И написана, я считаю, с партийных позиций".

Хрущёв дал добро на публикацию, а Твардовский почти танцевал от счастья. Произошла почти голливудская история. Никому неведомый начинающий писатель со сложной судьбой в один миг превратился в литературную знаменитость. Его сразу же приняли в Союз писателей, рассказ несколько раз напечатали крупными тиражами - сначала в крупных журналах, а потом отдельной книгой.

Переводы рассказа моментально появились в других странах. Начинающий Солженицын стал не просто советской, а мировой литературной знаменитостью.

Опала

Забудем всё плохое". С одной стороны, Сталина перестали ругать, но с другой - никто его и не хвалил. Покойного вождя просто старались лишний раз не вспоминать.

В этих условиях Солженицын стал не просто не нужен, но и неудобен. Новые произведения писателя не печатали, и они уходили в самиздат. Тогда он решился на радикальный шаг, написав в 1967 году "Письмо к съезду" и адресовав его советским писателям. В нём он выступил против сложившейся системы цензуры, негодовал из-за того, что его лишили возможности печататься и так далее.

Письмо вскоре попало и в зарубежные СМИ. С этого момента Солженицын стал рассматриваться Кремлём уже не как неудобный и неуместный писатель, а как политический деятель и при том враждебный.

После того как на Западе вышло несколько его произведений, неопубликованных в СССР, против писателя в советской прессе была организована шумная информационная кампания, в ходе которой "официальные" писатели клеймили его разными нехорошими словами.

Однако вскоре Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе. Вполне очевидно, что данное решение имело политический подтекст, что понимал и признавал и сам писатель. Но оно в некотором роде оградило его от серьёзных неприятностей. Всё же сажать нобелевских лауреатов "за политику" не решались ни Сталин, ни Гитлер, не говоря уже о Хрущёве.

К этому моменту у писателя уже был готов знаменитый "Архипелаг ГУЛАГ". Эту книгу часто обвиняют в лживости на основании преувеличенных цифр репрессированных. Однако данная книга является художественным произведением, а не научным исследованием. Обвинять художественные произведения во лжи - это как-то уж слишком.

О книге знали в КГБ и даже негласно пытались заключить с писателем сделку. Он отказывается от её публикации на Западе, а в обмен ему разрешают напечатать несколько политически безобидных произведений. По этой причине Солженицын несколько лет удерживал книгу от публикации, но в итоге так и не договорился.

Неожиданный благодетель

политических" занималось КГБ, Щёлоков в пику Андропову начал поддерживать Солженицына.

Когда Солженицын начал работу над "Августом 1914-го" министр лично распорядился предоставить ему старые карты из штабных архивов. Когда полуопальные Ростропович и Вишневская приютили у себя на даче в Жуковке писателя, которому негде было жить в Москве, Щёлоков, друживший с ними, демонстративно отказался подключать к делу МВД (у писателя не было прописки). При этом дача министра находилась по соседству с дачей Ростроповича и он прекрасно знал, где живёт Солженицын, более того, порой даже заходил с ним пообщаться.

Щёлоков слал Брежневу записки с предложениями по Солженицыну. Если Андропов предлагал избавиться от писателя, изгнав его из страны, то Щёлоков, напротив, предлагал "задушить его в объятиях". То есть дать квартиру в Москве, напечатать большим тиражом основные произведения и быть более гибкими в отношении писателя. Министр предостерегал от повторения ошибок с Пастернаком, травля которого привела к обратному результату - огромному росту его популярности за пределами СССР. Однако в итоге победила линия Андропова.

Изгнание

Архипелаг ГУЛАГ". После нескольких допросов её освободили, и, придя домой, она покончила с собой. Узнав об этом, Солженицын сразу же распорядился начать печать книги за границей (несколько лет он не давал на это согласия).

Вскоре выход книги Солженицына на Западе уже обсуждался на заседании Политбюро. Большинство проголосовало за арест писателя, однако позднее, в узком кругу Брежнева решение было пересмотрено в пользу высылки.

12 февраля 1974 года Солженицын был арестован, принудительно лишён советского гражданства и на следующий день вывезен самолётом в ФРГ. После этого все советские издания произведений писателя были изъяты из библиотек.

Поначалу он был весьма популярной фигурой, ездил с выступлениями по европейским странам, встречался с политическими лидерами. Но постепенно писатель начал отстраняться от той роли, которую ему готовили. От него ждали страстного обличения коммунизма и восхваления либеральных ценностей, но Солженицын видел в них немногим меньше плохого, чем в коммунизме, и регулярно критически отзывался о них. В итоге Солженицын стал неудобен и в западных странах. Да, он по-прежнему был величиной, но выступал всё реже, не находя понимания.

Писатель обрушился с обвинениями на "Радио Свобода", упрекая в идеологической цензуре. Он утверждал, что ему ставят всяческие препятствия в отстаивании его державно-патриотических взглядов, требуя славить демократию.

На этой же почве у него произошла размолвка и с советскими диссидентами, как оставшимися в стране, так и эмигрировавшими на Запад. Диссиденты, как правило, придерживались абстрактных взглядов "за всё хорошее" и для них были неприемлемы убеждения Солженицына, которые они считали националистическими и едва ли не фашистскими.

Многие диссиденты, прежде видевшие в нём кумира, отвернулись от него после того, как он не оправдал их ожиданий, начав критиковать не только коммунизм, но и демократию. С наиболее радикальными советскими "западниками" у него возникли непреодолимые разногласия. Они обвиняли его в том, что он заразился традиционной паранойей, что Запад будто бы враждебно настроен к России. Солженицын винил их в том, что они презирают не коммунизм, а Россию и русский народ. Его обвиняли в излишнем пафосе и дидактичности, считая, что Солженицын возомнил себя новым ветхозаветным пророком Моисеем, который будто бы должен вывести русский народ из советского плена.

В результате ожесточенной полемики в рядах эмиграции произошёл раскол. Патриотическая часть сгруппировалась вокруг Солженицына, остальные объединились в либеральный/демократический лагерь, ярким представителем которого был эмигрировавший писатель и диссидент Синявский, который остро полемизировал с Солженицыным.

Православно-патриотический уклон не остался незамеченным в западных странах. Саркастичные журналисты прозвали его "славянским Хомейни".

Солженицын и атомная бомба

Ещё в советское время зародилась устойчивая легенда, согласно которой Солженицын выступил в американском конгрессе и призвал США сбросить атомную бомбу на СССР. Легенда оказалась настолько крепкой, что остаётся весьма популярной до сих пор. Разумеется, ни к чему подобному он никогда не призывал. В данном случае в его уста была вложена фраза одного из героев "Архипелага ГУЛАГ" - заключённого, который в отчаянии кричит надзирателям в лагере: "Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!"

Более того, когда в начале 80-х его вместе с группой диссидентов-эмигрантов пригласили к президенту Рейгану, он был единственным, кто отказался. Пояснив, что считает себя не диссидентом, а русским писателем. Кроме того, он был возмущен тем, что советники не рекомендовали Рейгану встречаться с писателем один на один, поскольку он является "крайним русским националистом".

В открытом письме Рейгану он писал: "Я люблю своё отечество и оттого хорошо понимаю, что и другие также любят своё. Я не раз выражал публично, что жизненные интересы народов СССР требуют немедленного прекращения всех планетарных советских захватов. Если бы в СССР пришли к власти люди, думающие сходно со мною, их первым действием было бы уйти из Центральной Америки, из Африки, из Азии, из Восточной Европы, оставив все эти народы их собственной вольной судьбе. Их вторым шагом было бы прекратить убийственную гонку вооружений… Но удивительно: всё это не устраивает Ваших близких советников! Они хотят чего-то другого. Эту программу они называют "крайним русским национализмом", а некоторые американские генералы предлагают уничтожать атомным ударом избирательно русское население. Странно, сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх правителям СССР и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников".

Возвращение

В годы перестройки книги Солженицына стали печататься большими тиражами. К тому моменту он уже давно прослыл "вермонтским затворником" и почти не встречался с прессой. В 1990 году в советских СМИ появляется текст писателя под названием "Как нам обустроить Россию". Хотя изначально Солженицын не утверждал, а задавался вопросом (в заголовке стоял вопросительный знак), на этапе публикации этот знак исчез и текст воспринимался не как размышление, а как манифест.

В 1994 году писатель вернулся в Россию. Проехав с востока на запад, он добрался до Москвы, выступив в Госдуме, несмотря на протесты как коммунистов, так и демократов. Потрясённый тяжёлыми последствиями реформ в России, Солженицын раскритиковал их прямо с думской трибуны, чем вызвал аплодисменты его давних идеологических врагов - коммунистов.

Впрочем, возвращение писателя в Россию не вызвало того резонанса, какой могло бы. По сути, он вновь оказался неудобным для всех человеком. В стране шёл великий раздел пирога, приватизация всего и вся, а он говорил что-то о сбережении народа и призывал "не ломать дров". Ельцин рассчитывал, что ему удастся использовать Солженицына для поддержки популярности, но писатель подверг реформы такой уничижительной критике, что его поблагодарили за всё, подарили дачу и, что называется, задвинули в самый дальний угол, чтобы не мешал.

Солженицын оказался неудобным человеком. Его взгляды не вписывались ни в одну из господствовавших при его жизни идеологических систем. В начале 60-х его пытались использовать для обличения сталинизма, но вскоре он разошёлся во взглядах с советскими коммунистами. В середине 70-х его пытались использовать для разоблачения коммунизма, но он взялся разоблачать и демократию и в итоге разошёлся во взглядах с западным истеблишментом. В 90-е его пытались использовать для поддержки нового курса России, но он начал жёстко критиковать реформы и разошёлся уже с постсоветскими демократами. После высылки из СССР он почти два десятилетия жил без гражданства, отказавшись присягать новой стране.

Одни не могли простить ему ненависти к Сталину и советскому периоду истории. Другие - критики демократических ценностей и демократии в её западном понимании. Третьи не приняли книгу "Двести лет вместе" и разочаровались. Солженицын, безусловно, стал знаковой фигурой ХХ века. В истории русской литературы не было и, возможно, уже не будет автора, который вызывал бы настолько ожесточённые споры о своих личности и творчестве.