Дед щукарь произведение. Дед щукарь

Котёл быстренько опорожнили. Самые проворные уже начали доставать со дна гущу и куски мяса. В этот-то момент и случилось то, что навек испортило поварскую карьеру Щукаря... Любишкин вытащил кусочек мясца, понёс его было ко рту, но вдруг отшатнулся и побледнел.

– Это что же такое? – зловеще спросил он у Щукаря, поднимая кончиками пальцев кусок белого разваренного мяса.

– Должно, крылушко, – спокойно ответил дед Щукарь.

Лицо Любишкина медленно наливалось синеватым румянцем страшного гнева.

– Кры-луш-ко?.. А ну, гляди сюда, каш-ше-варррр! – зарычал он.

– Ох, милушки мои! – ахнула одна из баб. – Да на ней когти!..

– Повылазило тебе, окаянная! – обрушился на бабу Щукарь. - Откуда на крыле когти? Ты под юбкой на себе их поищи!

Он кинул на разостланное ряднище ложку, всмотрелся: в подрагивающей руке Любишкина болталась хрупкая косточка, оперённая на конце перепонками и крохотными коготками...

– Братцы! – воскликнул потрясённый Аким Бесхлебнов. – А ить мы лягушку съели!..

Вот тут-то и началось смятение чувств: одна из брезгливых бабёнок со стоном вскочила и, зажимая ладонями рот, скрылась за полевой будкой.

Кондрат Майданников, глянув на вылупленные в величайшем изумлении глаза деда Щукаря, упал на спину, покатываясь со смеху, насилу выкрикнул: "Ой, бабочки! Оскоромилися вы!" Казаки, отличавшиеся меньшей брезгливостью, поддержали его: "Не видать вам теперича причастия!" – в притворном ужасе закричал Куженков. Но Аким Бесхлебнов, возмущённый смехом, свирепо заорал:"Какой тут могет быть смех?! Бить Щукарячью породу!.."

– Откель могла лягушка в котёл попасть? – допытывался Любишкин.

– Да ить он воду в пруду черпал, значит, не доглядел.

– Сукин сын! Нутрец седой!.. Чем же ты нас накормил?! – взвизгнула Аниська, сноха Донецковых, и с подвывом заголосила:

– Ить я зараз в тягостях! А ежели вот скину через тебя, подлюшного?..

Да с тем как шарахнет в деда Щукаря кашей из своей миски!

Поднялся великий шум. Бабы дружно тянулись руками к Щукаревой бороде, невзирая на то, что растерявшийся и перепуганный Щукарь упорно выкрикивал:

– Охолоньте трошки! Это не лягушка! Истинный Христос, не лягушка!

– А что же это? – наседала Аниська Донецкова, страшная в своей злобе.

– Это одна видимость вам! Это вам видение! – пробовал схитрить Щукарь.

Но обглодать косточку "видимости", предложенную ему Любишкиным, категорически отказался. Быть может, на том дело и кончилось бы, если бы вконец разозлённый бабами Щукарь не крикнул:

– Мокрохвостые! Сатаны в юбках! До морды тянетесь, а того не понимаете, что это не простая лягушка, а вустрица!

– Кто-о-о-о?! – изумились бабы.

– Вустрица, русским языком вам говорю! Лягушка – мразь, а в вустрице благородные кровя! Мой родный кум при старом прижиме у самого генерала Филимонова в денщиках служил и рассказывал, что генерал их даже натощак сотнями заглатывал! Ел прямо на кореню! Вустрица ишо из ракушки не вылупится, а он уж её оттель вилочкой позывает. Проткнёт насквозь и – ваших нету! Она жалобно пишшит, а он, знай, её в горловину пропихивает. А почему вы знаете, может она, эта хреновина, вустричной породы? Генералы одобряли, и я, может, нарошно для навару вам, дуракам, положил её, для скусу...

Тут уж Любишкин не выдержал: ухватив в руку медный половник, он привстал, гаркнул во всю глотку:

– Генералы? Для навару!.. Я красный партизан, а ты меня лягушатиной, как какого-нибудь с... генерала... кормить?!

Щукарю показалось, что в руках у Любишкина нож, и он со всех ног, не оглядываясь, кинулся бежать...

=====================================

Дед Щукарь и философия жизни

Незабвенный дед Щукарь из шолоховской «Поднятой Целины», везя председателя Давыдова на колхозной таратайке, рассуждал, что в жизни этой у каждого человека свой сучёк имеется. Так, к примеру, у Макара Нагульного - аглицкий язык, а у самого Давыдова - Лушка.

Хорошо дед рассуждал, прямо по-христиански: нет безгрешных в мире сем, но кричать об этом не следует, лучше отнестись с пониманием.

Да вот искушение! Времена нынче таковы, что мы сплошь чужие сучки замечаем, а того, что сами давно уподобились лесоповалу, - и мысли не возникает.

Но ведь дед Щукарь, общественной кобылой управляючи, рассуждал не только и не столько о чужих грехах, сколько об особенностях и отличительных чертах человеческих характеров. Мы же в отличиях от себя любимых видим не оригинальность другого человека, которого Бог позволил нам узнать, а покушение на собственную исключительность.

Поэтому-то окружающие нас люди, начиная с домочадцев и заканчивая постоянно встречающимся прохожим, так часто оказываются «не правы». Не вовремя встали, не то надели, не так приготовили, неправильно решили, не о том думают и вообще несут сплошную чушь. После подобной «утренней разминки» следует дневная череда непрерывной подгонки окружающей действительности под себя любимого. Разве что с паузами выполнения необходимой работы, которая, в принципе, могла бы быть и получше, потому что я достоин большего, но вряд ли начальственная серость это понимает.

До самого вечера мир крутится только вокруг меня, он эгоцентричен и это правильно. Так и должно быть! Но только тогда центр вселенной, сконцентрированный во мне, будет ни для кого не в тягость, когда найдется критерий, не унижающий, с одной стороны, мои стремления, а с другой, не причиняющий вреда окружающим меня. Этот принцип четко выражен в формуле: «Люби Бога, а живи, как хочешь».

Любящий Господа изначально не способен навредить живущему рядом или унизить его. В то же время боголюбивый человек никогда не станет измерять всех одной линейкой. Самый страшный грех политиков и религиоведов от политики - внедрение «одинаковости» мышления и форм личного исповедания Бога.

Нам даны Заповеди, которые надо стремится исполнять, но о том, как мы это должны делать, Слово Божие лишь рассуждает. Приказывать в данной сфере невозможно. Именно поэтому Новый Завет составляют четыре Евангелия, три из которых чрезвычайно похожи друг на друга, но все-таки разнятся между собой. Апостолы Матфей, Марк и Лука рассказывают об одном и том же, но каждый из них увидел во Христе и событиях тех времен то, что ближе и понятней лично ему.

К исповеди и Святому Причастию стремятся многие, но как же больно слышать перечень грехов, выложенных в форме трафарета из очередного «руководства» по покаянию.

Ведь у каждого своя жизнь, непохожая на других. Можно желать уподобления великому подвижнику, можно иметь идеал и стремиться к нему. Но это же не значит, что нужно собственноручно отказываться от присущей только себе индивидуальности! Ведь такой отказ - отречение от образа, дарованного тебе Творцом.

Таланты человека индивидуальны, и мера их присутствия различна. Тем-то и удивительна и прекрасна земная жизнь, что в ней у каждого есть свое жизненное пространство, свои, не присущие никому другому, особенности. Умалять божественный замысел о человеке, по замечанию схиархимандрита Софрония (Сахарова), есть один из великих грехов современности:

«Из-за того, что люди не видят ни в себе самих, ни в братьях своих подлинного и вечного достоинства, они так зверски злы в своих взаимоотношениях и так легко друг друга убивают».

Беда начинается тогда, когда мы пытаемся подогнать под себя не окружающую действительность, а тех, кто рядом с нами. Одно дело учить наукам, давать знание, но совершенно другое - управлять чужими поступками. Ведь мы сами далеко не святы, мы живем в грехе, и страсти очень часто властвуют над нами.

Нынче пред исповедальным аналоем в храмах очередь, и почти каждый с жалобой и сетованием: я, мол, стараюсь от греха бегать, но обстоятельства не дают; окружающие неверно себя ведут и меня вынуждают под них подстраиваться.

Но ведь дары Духа многообразны, природные человеческие способности тоже, и при этом каждый человек ограничен и грешен. Следовательно, неизбежны различия в духовном и житейском опыте, неминуемы разномыслия, дабы открылись искусные...

Не надо бороться с другими. Давайте свой собственный сучЁк обламывать или хотя бы потихоньку спиливать. Преподобный Серафим Саровский часто повторял:

«Спасись сам - и тысячи вокруг тебя спасутся».

Мы же все воюем, все отыскиваем причины неудач и неустроений во внешней среде.

А у деда Щукаря религиозная основа-таки была. В чужих «чудинках» он не искал оправдания себе, а видел оригинальности и особенности окружающих земляков. Поэтому и любили его, и прощали.

Да и как не прощать, если один враг у шолоховского деда был - козел, да и то только тогда, когда дед «до ветру» ходил.

Осенью 1981 года (позднее, но точной даты нет) в Ростове-на-Дону был установлен памятник деду Щукарю (персонаж произведения «Поднятая целина» — М.А. Шолохов). Автор памятника – Н.В. Можаев, а архитектор памяника- В.И. Волошин (соавтор – Э.М. Можаева). Памятник изготовлен из бронзы.

Идея создания скульптурных композиций возникла в 1980 году после присвоения Михаилу Александровичу Шолохову звания дважды Героя Социалистического Труда.

Но если Вы вдруг забыли кто такой дед Щукарь, то вот отрывок из произведения (хотя он хорош и как отдельная часть):

«…Десятый год мне шел, и тут я был натурально пойматый на крючок… — На какой крючок? — удивился Давыдов, слушавший Щукарев рассказ не без внимания. — На обыкновенный, каким рыбу ловят. Был у нас в Гремячем в энту пору глухой и ветхий дед по прозвищу Купырь. Зимой он куропаток ловил венгерками и крыл шатериком, а летом так и пропадал на речке, удочками рыбалил. У нас речка тогда была глубже, и даже лапшиновская мельничушка об один постав на ней тогда стояла. Под плотиной сазаники водились и щуки огромные; вот дед, бывалоча, и сидит возля талового кустика с удочками. Разложит их штук семь, — на какую за червя ловит, на какую за тесто, а то и за живца щуку поджидает. Вот мы, ребятишки, и приладились у него крючки откусывать. Дед-то глухой, как камень, ему хучь в ухо мочись, все одно не услышит. Соберемся мы на речке, растелешимся вблизу деда за кустиком, и один из нас потихонечку в воду слезет, чтобы волны не пустить, поднырнет под дедовы удочки, крайнюю леску схватит — жик ее зубами, перекусит и обратно под кустом вынырнет. А дед выдернет удилищу, ажник задрожит весь, шамчит: «Опять откусила, треклятая? Ах ты, мати божия!» — это он про щуку думает и, натурально, злобствует, что крючка лишился. У него-то крючки лавошные, а нам, бывало, покупать не за что их, вот мы вокруг деда и промышляем. В один такой момент добыл я крючок и поинтересовался другой откусить. Вижу, дед занялся насадкой, я и нырнул. Только что потихонечку нашшупал леску и рот к ней приложил, а дед ка-ак смыканет удилищу вверх! Леска-то осмыгнулась у меня в руке, крючок и промзил верхнюю губу. Тут я кричать, а вода в рот льется. Дед же тянет удилищу, норовит меня вываживать. Я, конечно, от великой боли ногами болтаю, волокусь на крючке и уж чую, как дед под меня черпачок в воде подсовывает… Ну, тут я, натурально, вынырнул и реванул дурным голосом. Дед обмер, хочет крестное знамение сотворить и не могет, у самого морда стала от страха чернее чугуна. Да и как ему было не перепугаться? Тянул щуку, а вытянул парнишку. Стоял, стоял он, да, эх, как вдарится бечь!.. Чирики с ног ажник у него соскакивают! Я с этим крючком в губе домой прибыл. Отец крючок-то вырезал, а потом меня же и высек до потери сознательности. А спрашивается, что толку-то? Губа обратно срослась, но с той поры и кличут меня Щукарем. Присохла на мне глупая эта кличка…»

Это что же такое? – зловеще спросил он у Щукаря, поднимая кончиками пальцев кусок белого разваренного мяса.

– Должно, крылушко, – спокойно ответил дед Щукарь.

Лицо Любишкина медленно наливалось синеватым румянцем страшного гнева.

– Кры-луш-ко?.. А ну, гляди сюда, каш-ше-варррр! – зарычал он.

– Ох, милушки мои! – ахнула одна из баб. – Да на ней когти!..

– Повылазило тебе, окаянная! – обрушился на бабу Щукарь. - Откуда на крыле когти? Ты под юбкой на себе их поищи!

– Братцы! – воскликнул потрясённый Аким Бесхлебнов. – А ить мы лягушку съели!..

– Откель могла лягушка в котёл попасть? – допытывался Любишкин.

– Да ить он воду в пруду черпал, значит, не доглядел.

– Ить я зараз в тягостях! А ежели вот скину через тебя, подлюшного?..

Да с тем как шарахнет в деда Щукаря кашей из своей миски!

– Охолоньте трошки! Это не лягушка! Истинный Христос, не лягушка!

– А что же это? – наседала Аниська Донецкова, страшная в своей злобе.

– Это одна видимость вам! Это вам видение! – пробовал схитрить Щукарь.

– Мокрохвостые! Сатаны в юбках! До морды тянетесь, а того не понимаете, что это не простая лягушка, а вустрица!

– Кто-о-о-о?! – изумились бабы.

– Генералы? Для навару!.. Я красный партизан, а ты меня лягушатиной, как какого-нибудь с... генерала... кормить?!

Щукарю показалось, что в руках у Любишкина нож, и он со всех ног, не оглядываясь, кинулся бежать...

Юмору и комическому началу вообще в романе М. Шолохова отводится особая роль. Несомненно остроумный и как человек, и как писатель, автор не жалеет комических черт, описывая героев, которые ему симпатичны.

Смешные сцены романа не только развлекают читателя, делая сам процесс чтения более интересным и занимательным, но и позволяют глубже проникнуть во внутренний мир его персонажей. Можно сказать, что ключевым словом к пониманию характеров героев является то самое слово «чудинка», которое прозвучало в разговоре Давыдова с возницей Иваном Аржановым.

Иван тогда показал Давыдову кнутовище, которое он вырезал из ветви вишневого деревца. Росло деревце, стройное и красивое, пришел человек и сделал из него кнутовище - то есть палку, прямую, голую и негнущуюся. Так и сам человек: если есть в нем чудинка - тогда он живое деревце, а нет чудинки - тогда и не человек это вовсе, а мертвая палка.

Разумеется, наибольшую долю комического содержит в себе образ деда Щукаря. Он то и дело попадает в забавные ситуации, о которых потом с удовольствием рассказывает; при случае (а случай для деда находится почти всегда) Щукарь пускается в очень умные, по его мнению, рассуждения на самые разнообразные темы. Все это вызывает улыбку и смех не только у других действующих лиц романа, но, разумеется, и у читателя.

Сама жизнь деда Щукаря началась с досадного недоразумения: повитуха предсказала, что он станет генералом. Ждал-ждал Щукарь своего «генеральства» долгие годы, да так и не дождался. Он не только в генералы не попал, но даже и на военную службу простым казаком его не взяли. А все потому, что здоровье свое он подорвал еще в младенчестве: после того как пьяные поп с дьяком окрестили младенца в крутом кипятке, тот так кричал, что нажил «грызь», то есть грыжу.

Прозвище свое Щукарь получил в детстве. Вместе с другими мальчишками он повадился откусывать под водой зубами крючки у старого, глухого, как пень, рыболова. Однажды он и попался на крючок, словно щука, после чего и стал на всю оставшуюся жизнь Щукарем.

Дальше - больше. За что - неизвестно, но невзлюбили Щукаря все окрестные собаки, да и другие животные. И быки на него нападали, и свиньи, и хорьки, и змеи его кусали. - в общем, с животным миром родного края Щукарь познакомился основательно.

Не было в Гремячем Логе человека, от мала до велика, который не смеялся бы над дедом Щукарем, - благо, повод всегда или почти всегда находился. Да, люди смеются над ним, но в то же время они испытывают к нему несомненную симпатию. Когда Щукарь вольно или невольно начинает «развлекать» казаков, собравшихся, например, на колхозном собрании, пожалуй, один лишь Макар Нагульнов предпринимает попытки остановить потоки красноречия, которые дед обрушивает на головы своих благодарных слушателей.

Можно сказать, что практически в каждом человеческом коллективе есть такой дед Щукарь, который немного нелеп, смешон, но все-таки всем симпатичен. Во времена коллективизации, когда в жизни простых людей вообще не было особых поводов для веселья, тоску гремяченских казаков гнали прочь незлобивые россказни неунывающего деда.

Особенно интересны и примечательны отношения деда Щукаря с «рыцарем мировой революции» Макаром Нагульновым. На людях Нагульнов всегда старался сохранить серьезность и покрикивал на деда Щукаря по поводу, а зачастую и без повода. Действительно, какие уж тут смешки, когда не сегодня-завтра должна грянуть мировая революция.

Но тот же мрачный и неулыбчивый Макар ночами слушает вместе с дедом Щукарем стройный хор гремяченских петухов. Нагульнов изучает английский язык, а рядом с ним примостился дед Щукарь и читает словарь «по догадке» - видит без очков лишь слова, напечатанные крупным шрифтом, а о том, что напечатано шрифтом помельче, он лишь «догадывается». Такое «мирное сосуществование» в ночные часы Нагульнова и Щукаря не только комично, но и трогательно.

Примечательно также, что один и тот же петушиный хор они слышат и воспринимают по-разному: набожный дед Щукарь при этом вспоминает пение в архиерейском соборе, а лихой рубака Нагульнов мечтательно вздыхает: «Как в конном строю!»

Несмотря на то что Нагульнов при каждом удобном случае «шпыняет» деда Щукаря, старик, тем не менее, называет его не иначе как «Макарушка». Похоже, что Щукарь, которого Бог обделил детьми, любит Нагульнова как родного сына.

Интересно, что при более внимательном и вдумчивом чтении романа обнаруживается следующая деталь: под маской балагура и «пустомели», которую всю жизнь носит на своем лице дед Щукарь, скрывается человек мудрый, трезвомыслящий и, главное, не боящийся высказывать крамольные мысли.

Именно дед Щукарь как бы между прочим говорит, что при Советской власти дураки, конечно, «вымерли», но. новые народились и притом в огромном количестве! И этих, новых, как и старых, «не сеют, не жнут», а они сами растут.

А чего стоит замечание Щукаря, которое он адресует Нагульнову, когда тот в очередной раз прерывает его во время собрания. Дед напоминает Макару, что когда тот на первомайские праздники полдня разглагольствовал о мировой революции, то говорил все одно и то же, и скучно до невозможности. Щукарь даже признается, что во время выступления Нагульнова он не стал его слушать, а нашел место на лавке поудобнее, свернулся калачиком, да и заснул.

Любому другому, кроме деда Щукаря, такие высказывания скорее всего не сошли бы с рук. За такие речи в те времена вполне можно было угодить под статью о «контрреволюционной агитации». Так что не так прост дед Щукарь, как это принято считать.

И вот однажды старик навсегда перестал шутить и балагурить. Случилось это после того, как были убиты Давыдов и Нагульнов. Именно их смерть повлияла таким образом на неунывающего прежде Щукаря. Это означает, что чужое горе способно ранить его куда сильнее, чем свое собственное. А ведь несмотря на то что сам Щукарь столько раз за свою долгую жизнь оказывался на краю гибели, ни разу опасность и беда, угрожавшие лично ему, не могли поколебать его жизнеутверждающего оптимизма.

Без всякого преувеличения и излишнего пафоса мы с полным основанием можем утверждать, что дед Щукарь - это истинно народный образ, оттого-то и стало его имя нарицательным.

Разумеется, комическое в романе связано не только с образом деда Щукаря. Свою «чудинку» имеет большинство действующих лиц произведения. Тот же Семен Давыдов, человек непростой судьбы, которого партия послала в казачий край отнюдь не для того, чтобы «шутки шутить», достаточно часто обнаруживает любовь к шутке, к острому словцу, да и собственное умение шутить.

Уже на первых страницах романа, когда казаки шутят над щербатыми зубами приезжего, Давыдов не стесняется поиронизировать над самим собой, чем сразу же завоевывает симпатию местных жителей.

Когда в хуторе вспыхивает бунт и женщины, требуя у Давыдова ключи от колхозных амбаров, начинают его по-настоящему избивать, Семен выбирает для себя одно-единственное средство защиты - шутку. Он не переставал шутить даже тогда, когда у него от боли перехватывало дыхание.

Думается, что если бы не природное чувство юмора, то Давыдову не удалось бы сплотить вокруг себя и своих товарищей-коммунистов, остальных казаков и организовать колхоз, что называется, «малой кровью».

Особенно трогательным и человечным выглядит природное чувство юмора Давыдова, когда он общается с детьми - например, с мальчиком Федоткой. Давыдов обладает особым талантом: он умеет общаться с детьми на равных, а ведь большинство взрослых со временем утрачивают эту способность. Достаточно вспомнить, как Давыдов и Федот-ка смеются над щербатыми зубами друг друга и выясняют, у кого зубы в конце концов вырастут, а у кого - нет. И тогда становится понятно: ведь Давыдов по сути своей - «большой ребенок». Оттого-то, возможно, он так робок в общении с женщинами - что с Лушкой, что с Варюхой-горюхой.

Давыдов чувствует себя своим среди детишек, Нагульнов, затаив дыхание, слушает петухов, Разметнов буквально влюбляется в голубей. Вот она, та самая «чудинка», которая делает их настоящими людьми.

Кудлай, Юлия Витальевна

Ученая cтепень:

Кандидат филологических наук

Место защиты диссертации:

Код cпециальности ВАК:

Специальность:

Русский язык

Количество cтраниц:

Глава I. Роман «Поднятая целина»: источники, свидетельства, критика.

1. М.А. Шолохов о создании романа .

2. Историко-литературные данные о создании романа

Поднятая целина ».

2.1. Роман «Поднятая целина » и прототипы ее персонажей.

2.1.1. Прототипы-современники деда Щукаря .

2.1.2. Прототипы С. Давыдова, А.А. Половцева .

2.2. Щукарь - зоологический антропоним персонажа.

3. Первая и вторая книги романа «Поднятая целина ».

4. Социальная оценка романа.

Глава II. Дед Щукарь - персонаж русского смехового мира.

1. Истоки русского смехового мироощущения: смех как мировоззрение.

2. Личностные персонажные качества деда Щукаря.

3. Трагикомическое и комическое как свойства персонажа.

3.1. К истории вопроса.

3.2. Амбивалентность как существо персонажной характеристики.

3.3. Комическое в персонажной характеристике.

3.4. Трагикомическое в персонажной характеристике.

4. Дед Щукарь как пародийная фигура официозно-колхозного строя.

5. Дед Щукарь в первой и второй книгах романа «Поднятая целина ».

6. Дед Щукарь и персонажи классических произведений.

7. Дед Щукарь на сцене театра и кино.

Глава III. Речевая характеристика персонажа.

1. Коммуникативная интерпретация персонажной речи.

2. Лексический строй речи деда Щукаря.

2.1. Инвективная лексика.

2.2. Церковная лексика .

2.3. Синкретизм инвективной и церковной лексики.

2.4. Персонажные толкования слов.

2.5. Обращения.

2.6. Фольклорные элементы в речи деда Щукаря: пословицы , поговорки.

3. Поэтика орфоэпии: рифмованные пословицы и поговорки, используемые персонажем.

Введение диссертации (часть автореферата) На тему "Дед Щукарь-трагикомический персонаж в языке романа М.А. Шолохова "Поднятая целина""

Творчество М.А. Шолохова , великого русского писателя, лауреата Нобелевской премии, занимает особое место в русской и мировой литературе XX и XXI вв. Его произведения обладают огромной художественной и культурно-исторической ценностью. Писатель раскрывает историю и жизнь донского казачества, живая разговорная речь казаков как персонажей его произведений отражает многовековую устно-поэтическую культуру Донского края. Изучением художественной прозы М.А. Шолохова занимались многие исследователи (И. Лежнев, Ф. Бирюков, В. Петелин, Ф. Кузнецов, JI. Якименко, М. Сойфер, Н. Маслин, Д. Молдавский, Е. Диброва , Г. Ермолаев, К. Прийма и др.). Изучение особенностей эстетики и стиля языка М.А. Шолохова является важным этапом в осмыслении языка русской классической литературы XX века.

Филологическая мысль XX-XXI вв. стремится осуществить комплексный подход к творчеству художника слова, охарактеризовать устойчивые поэтические приемы, установить индивидуально-авторскую манеру письма. Основой исследования при этом является язык -первоэлемент произведения, создающий текст. Особое значение приобретает рассмотрение языка персонажей в произведениях М.А. Шолохова , которое передает специфику этнического мировосприятия и миропонимания донского казачества.

Актуальность работы определяется тем, что она продолжает ряд исследований в рамках коммуникативного анализа в романе М.А. Шолохова «Поднятая целина ». Одной из важнейших в романе является фигура деда Щукаря , трагикомического и пародийного персонажа, в речи которого представлены истоки русского смехового мироощущения в этнической казачьей форме изложения.

Объектом изучения являются речевые реализации персонажа, их функционирование и интерпретация.

Предметом исследования являются инвективная лексика, церковная лексика, типы обращений, персонажные толкования лексем, паремии (фольклорные элементы: пословицы и поговорки).

Целью работы стало филологическое , структурно-семантическое и этнолингвистическое описание монолого-диалогической речи персонажа в тексте романа.

Специфика объекта, предмета и цели исследования определяет постановку следующих задач:

1) выявление в шолоховской речевой структуре трагикомического и пародийного аспектов образа деда Щукаря;

2) представление смеха как мировоззрения, характеризующего личностные свойства персонажа;

3) изучение монологических и диалогических языковых конструкций исследуемого персонажа;

4) установление специфики разговорной речи деда Щукаря, которая раскрывает стилевые и стилистические авторские приемы в тексте 1-й и 2-й книг романа «Поднятая целина ».

Методами исследования послужили филологический , структурно-семантический и компонентный анализ, а также историко-сопоставительное изучение речевых организаций. Изучение языка М.А. Шолохова предполагает применение как лингвистических , так и литературоведческих методов, что определяется спецификой словесного искусства, имеющего своим материалом язык. «Структура содержания реализуется через структуру языка, образуя комплексное целое» (М.Ю. Лотман ). Материал исследования извлекался методом сплошной выборки из романа «Поднятая целина ».

Научная новизна работы заключается в том, что в диссертации впервые осуществляется комплексное исследование персонажных характеристик деда Щукаря, являющегося одним из центральных образов романа «Поднятая целина », устанавливаются индивидуально-авторские особенности шолоховского представления трагикомического персонажа. В диссертации по-новому проанализирована коммуникативно-речевая, социолингвистическая и ментально-эмотивная параметризация речи персонажа. Речевые характеристики анализируются в единстве их семантических , словообразовательных, стилистических и эстетических особенностей, что позволяет определить типичные структуры монологической и диалогической речи героя. Такой подход позволяет выявить специфику языковой личности деда Щукаря, установить истоки смехового мироощущения в казачьем народно-мифологическом сознании и изучить использование фольклорных традиций как способа достижения идейно-эстетической и композиционной целостности романа.

Теоретическая значимость заключается в установлении роли личностного фактора в формировании речевых структур в романе, где М.А. Шолохов представляет в психолого-социальной, этнокультурной и лингвистической интерпретации одного из главных персонажей романа.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В научной работе дан комплексный анализ одного из ведущих персонажей, деда Щукаря, представленного в трагикомическом и пародийном облике в языке романа М.А. Шолохова «Поднятая целина ».

2. Коммуникативная природа диалогической и монологической речи персонажа определяется с точки зрения истоков русского смехового мироощущения, что позволило истолковать в совокупности трагическое, комическое и пародийное как личностные персонажные качества деда Щукаря.

3. Речевая характеристика персонажа в шолоховском тексте отражает многомерность духовно-материального мира казачества, направленного на освоение реальности и выраженного разнообразными средствами лексических структур (обращения, инвективная лексика, церковная лексика , божба и клятвы и др.).

4. Параметризация языка персонажа показана М.А. Шолоховым с точки зрения антропоморфизма, зооморфности, православных и фольклорных традиций.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут найти применение при чтении курсов по филологическому и лингвистическому анализу текста, изучению индивидуального стиля художника слова. Результаты исследования могут послужить базой для создания спецсеминаров и спецкурсов, посвященных изучению языка М.А. Шолохова и комментированию художественного текста.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены на международных, межвузовских и научно-студенческих конференциях в период с 2002 по 2007 год. Исследование прошло апробацию на Шолоховских конференциях в секции «Язык М.А. Шолохова» в МГОПУ им. М.А. Шолохова (2002, 2003, 2005, 2006 гг.), на Всероссийской межвузовской конференции в Таганрогском государственном педагогическом институте (2006 г.), на международной конференции в Институте мировой литературы им. М. Горького (2007 г.), а также на научно-студенческих общеуниверситетских конференциях (2003-2007 гг.).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературных источников и библиографии.

Заключение диссертации по теме "Русский язык", Кудлай, Юлия Витальевна

Заключение

1. Роман М.А. Шолохова «Поднятая целина » создавался в тяжелое для донского казачества время. Глубокие изменения коснулись всех сфер его жизни: политической, социальной и духовной. Писатель осознавал трагедию донского казачества как общегосударственную: в творчестве, посвященному родной Донщине, он ставил перед собой определенную цель - следовать правде жизни, максимально достоверно передавать ход истории, доносить до читателей атмосферу эпохи и истинные причины произошедшего.

2. Произошло изменение материальной культуры военно-земледельческого казачьего сословия, изменился бытовой и воинский уклад жизни. Вместо индивидуальных казачьих земельных наделов, которые выделялись в донских округах, возникали новые структуры земледелия -совхозы и колхозы, где была обобществлена земля, сельскохозяйственные орудия, скот и поначалу даже домашняя птица. В 1932 г. вышла в свет 1-я книга романа. М.А. Шолохов создавал ее по горячим следам, будучи свидетелем политики новой власти: раскулачивания, образования колхозов с помощью самых жестких и жестоких методов. В письме к Е.Г. Левицкой (апрель 1933 г.) он писал: «Вокруг сотнями мрут от голода люди, а тысячи и десятки тысяч ползают опухшие и потерявшие облик человеческий».

3. В 1955 г. М.А. Шолохов описывает социальные перемены и исторические события 1930-х годов иначе: «Теперь я пишу вторую книгу романа заново. <.> Содержание второй книги - это ожесточенная война двух миров, тьмы и света. <.> Но побеждает новое. <.> Будет так, как велит правда жизни. Время то было суровое, борьба шла не на жизнь, а на смерть, и жертвы были немалые».

4. Один из центральных персонажей романа - дед Щукарь близок определенной группе казаков, которым свойственна и проницательность, и ограниченность, и вера в справедливость других людей, и суеверия. Такие старики-балагуры встречаются среди жителей Донского края. Дополняя реальные исторические черты персонажа художественным вымыслом, М.А. Шолохов основывался на мировосприятии и миропонимании действительности, которыми он наделяет своего героя. Имя «Щукарь » - это зоологический антропоним персонажа; рыбный промысел занимал исключительное место в жизни населения Подонья, и свое прозвище персонаж получил по названию рыбы, повадки которой были хорошо известны рыбакам.

5. Яркий образ деда Щукаря - веселого старика-балагура играет сущностную роль в идейно-эстетической структуре произведения. Щукарь является продолжателем народной смеховой культуры, где представляет с одной стороны - веселый и радостный смех, с другой - иронический и насмешливый: такой смех и отрицает, и одобряет, и хоронит, и воскрешает. Амбивалентность смеха, всенародный смех направлен не только на окружающих, но и на самих себя. Смех как мировоззрение представлен М.А. Шолоховым в персонажном видении деда Щукаря.

6. Личностные персонажные качества деда Щукаря включают качества шута, труса, веселого и добродушнейшего старика, но он вовсе не так прост и смешон: все, что творится в глубинах его души, тут же отражается в его речи, мимике и телодвижениях. Щукарь - человек неунывающий, ему присущи оптимизм и вера в справедливость, он редко поддается унынию, а свою невезучесть он старается истолковать в свою пользу.

7. Оценивая персонаж категориально , исследователи считают его фигуру трагикомической. Это образ народного горя, окрашенный непритязательным t крестьянским юмором. Многогранность персонажа проявляется на протяжении всего произведения. В 1-й книге романа он является в бытовом описании. Во П-й же книге представлены комизм и трагизм его бытового положения. В финале произведения образ проявляется во всей своей полноте: после гибели Давыдова и Нагульнова на первый план выходят трагические и даже лирические ноты в облике Щукаря. В целом, дед Щукарь играет роль увеселителя читателя, гасит описание тягот колхозного строительства, проводимого неумелыми руководителями и упавшего тяжелым бременем на плечи донского казачества, которое привыкло к самостоятельному ведению хозяйства.

8. Речевая характеристика персонажа позволила определить портретное исследование языковой личности и установить тип речевого поведения путем проекции отличительных черт идиостиля персонажа на его речевую биографию. Речь деда Щукаря определяется его этнической принадлежностью, гендерностью, возрастом и психолого-физиологическими особенностями. Его речь красочна, экспрессивно-эмоциональна и отражает все многообразие языка казачества Верхнего Дона. В речи деда Щукаря используются слова и фразеологизмы разных стилей: инвективная лексика, церковная лексика , фольклорные элементы и др.

9. Система коммуникативной связи базируется на трех параметрах: позиции говорящего, позиции читающего и оцениваемой и квалифицируемой ситуации. Для создания речевого портрета используется чужая речь: прямая, прямая несобственная и др. Прямая речь представляет речевой план персонажа, она вводится в текст авторской ремаркой и воспроизводит высказывания деда Щукаря с сохранением его лексических , грамматических особенностей, благодаря чему передается индивидуальный стиль персонажа и его речь производит впечатление восстановленной буквально.

10. Лексический , строй речи деда Щукаря характеризуется инвективной лексикой, которая составляет одно из главных средств самовыражения балагуров. В речи деда Щукаря «сниженные этикетные » казачьи нормы общения используются в полной мере: появляются оскорбительные выражения и ругательства . Стратегия его речевого поведения в конфликтных ситуациях опирается на народное этническое мышление, которое проявляется либо в стремлении к манипуляции, либо в сниженной агрессивности. В составе инвектив имеется религиозная тематика, разного рода проклятия, аксиологические номинации происхождения адресата и др. С лингвистической точки зрения, инвектива характеризуется параметрически, структурно-семантически и этимологически (общерусская/диалектная принадлежность).

11. Церковная лексика составляет характерную особенность в речи казаков, для которых православная вера - это непременное условие причисления к казачьему сословию. Церковная лексика тематически различна: номинации имени Бога, служителей церкви, религиозного мировосприятия, церковных ритуалов и др. Лингвистически церковная лексика характеризуется эмотивно-ментальной значимостью, семным распределением и принадлежностью общерусскому или диалектному происхождению.

12. Персонажные толкования слов связаны с насущной задачей современной лингвистики - созданием антропоцентричной классификации языковых единиц. Такая классификация позволяет отразить как общеречевые, так и индивидуальные особенности речевого поведения носителя языка. Словарные описания авторского значения широко и образно зафиксированы в речи деда Щукаря, особенно при отражении его балагурства . «Балагурство - одна из национальных русских форм смеха, в которой значительная доля принадлежит "лингвистической" его стороне. Балагурство разрушает значение слов и коверкает их внешнюю форму. Балагур вскрывает нелепость в строении слов, дает неверную этимологию или неуместно подчеркивает этимологическое значение слова, связывает слова, внешне похожие по звучанию» (Лихачев 1984, 21). Новым словам, вошедшим в словарный запас деда Щукаря, старик придает свое собственное лексическое толкование: «самокритика », по Щукарю, - это «самочинная критика », то есть критика самоуправляемая. «Ажиотаж », по Щукарю , «это когда кругом тебя красота. «Жи» означает: живи, радуйся на белый свет, ни печали тебе, ни воздыханий» («Поднятая целина » 2, XIX).

13. М.А. Шолохов считал пословицы и поговорки «сокровищами народной мудрости ». Во вступительном слове к сборнику «Пословицы русского народа », составленному В.И. Далем , художник слова пишет:

Величайшее богатство народа - его язык! Тысячелетиями накапливаются и вечно живут в слове несметные сокровища человеческой мысли и опыта» (Шолохов 1984, 3). Речь деда Щукаря насыщена пословицами и поговорками, которые передают смеховой мир казачества. Употребление фольклорных элементов придает речи деда Щукаря народно-поэтическую направленность и роднит его с предшественниками - балагурами и скоморохами, которые, благодаря подобным выражениям, выходили за рамки установленных в официальном общении правил и использовали все разнообразие языка.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Кудлай, Юлия Витальевна, 2008 год

1. Михаил Шолохов. Собр. соч.: В 8 т. Тексты просмотрены автором. Роман «Поднятая целина », М., 1957-1960. Т. 6-7.

2. Михаил Шолохов. Собр. соч.: В 8 т. Тексты просмотрены автором. Роман «Тихий Дон ». М., 1960. Т. 5.1. Основная литерату растатьи, монографии и др. критические работы)

3. Аванесов Р.И. Русская литературная и диалектная фонетика. М., 1974. Алексеев М. Михаил Шолохов // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М., 2003.

4. Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова. Ростов-на-Дону, 1991. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

5. Беглов В.А. Характер и характерология серьезно в смеховой парадигме «Поднятой целины » // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов/ Под ред. Круглова Ю.Г., М., 2001.

6. Бекедин П.В. Философия в образах // Современный советский роман. Философские аспекты. Л., 1979.

7. Бирюков Ф.Г. Крестьяне в эпосе Шолохова // Творчество Михаила Шолохова. Л., 1975.

8. Бирюков Ф.Г. Художественные открытия Михаила Шолохова. М., 1976. Блохина О. Зооморфные персонажные характеристики в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон » // Студенческие шолоховские чтения. М., 2005. Бритиков А.Ф. Мастерство Михаила Шолохова. М.-Л., 1964.

9. Брызгалова Е.Н. Юмор М. Шолохова и традиции журнала «Сатирикон » // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М., 2003.

10. Брысина Е.В. Бранная лексика донского казачества // Семантика языковыхединиц. Доклады VI Международной конференции. М., 1998.

11. Васильева Н.В. Собственные имена в тексте: апеллятивный конвой // Текст.

12. Структура и семантика. М., 2005.

14. Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха. VI-X. // СОРЯС. 1883. Т. XXXII. №4.

15. Всеволодова М.В. Текст в свете некоторых синтаксических категорий // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. М., 1996.

16. Горшков А.И. Композиция художественного текста как объект лингвистического исследования // Русский язык. Проблемы художественной речи. М., 1981.

17. Горький A.M. Собрание сочинений: В 30 т. М., 1953. Т.24.

18. Гришанина Е.Б. Лингвопоэтическое воплощение категории хронотопа впейзажных зарисовках романа М. Шолохова «Поднятая целина » //

19. Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М.,2003.

21. Гура В.В. Жизнь и творчество М.А.Шолохова. М., 1960.

22. Давыдова О.А. Энциклопедия казачьей жизни (о семантической структуре слова казак в словаре художественной прозы М.А. Шолохова) // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М., 2003.

23. В.И. Даль. Напутное // Пословицы русского народа. Сборник в 2-х т. М., 1984.

24. Диброва Е.И. Пространство текста в композитном членении // Структура и семантика художественного текста. М., 1999.

25. Диброва Е.И., Донченко Н.Ю. Поэтические структуры антонимии . М., 2000. Диброва Е.И., Касаткин Л. Л., Николина Н.А., Щеболева И.И. Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц: В 2-х ч. / Под ред. Дибровой Е.И., М., 2001.

26. Диброва Е.И. Эпистолярный конвой // Семиотика, лингвистика , поэтика: Кстолетию со дня рождения А.А. Реформатского . М., 2004.

28. Дмитриев П.А. О речевой характеристике героев «Поднятой целины ». М., 1988.

29. Елоева Л.Т Поэтическая метафора в лингвоэкспериментальном аспекте (на материале творчества Н. Гумилева) // Структура и семантика художественного текста. М., 1999.

30. Ершов Л.Ф. Национальный и народный характер эпоса Шолохова // Творчество Михаила Шолохова. Ленинград, 1975.

31. Жбанникова М.И. Религиозные праздники и церковная лексика в ранних произведениях М.А. Шолохова // Студенческие шолоховские чтения. М., 2003.

32. Желвис В.И. Инвектива в парадигме средств фатического общения // Жанры речи. Саратов. 1997.

33. Желвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема. М., 2001. Жирмунский В.М. Рифма, ее история // Теория стиха. JL, 1975. Журавлев В.В. Художественный мир М. Шолохова // Текст. Структура и семантика. М., 2005.

34. Журавлева А.А., Круглов О.Ю. Михаил Шолохов (очерк жизни и творчества). М., 2003.

35. Забкова О.В. Антонимия как средство выразительности речи в романе М.А. Шолохова «Поднятая целина » // Студенческие шолоховские чтения. М., 2003.

36. Зелепукин P.O. Инвективная лексика в «Донских рассказах » М.А. Шолохова // Студенческие Шолоховские чтения. М., 2003.

37. Зелепукин P.O. Семантическое расслоение инвективной лексики в «Донских рассказах » // Студенческие Шолоховские чтения. М., 2004. «Знамя ». М. 1935г. №11. «Известия ». 1935. №60. 10 марта.

38. Изотова Н.В. Типы диалога в художественной прозе (на материале произведений А.П. Чехова ) // Структура и семантика художественного текста. М., 1999.

39. Изотова Н.В. Диалогическая коммуникация в языке художественной прозы А.П. Чехова. Ростов-на-Дону, 2006.

40. Ишбердин Э.Ф. Пережитки культа животных и птиц у башкир //

41. Ономастикон Поволжья. Горький, 1971. Вып. 2.

42. Калинин М.И. О молодежи. М., 1940.

43. Калинин А. Вешенское лето. Очерки. М., 1964.

44. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

45. Касаткин JI.JT. Диереза и оглушение гласных в говорах Донской группы Южного наречия // Материалы и исследования по русской диалектологии . I (VII) / Отв. ред. Касаткин Л.Л. М., 2002.

46. Касаткина Р.Ф. Южнорусское наречие. Новые данные // Вопросы языкознания . М., 2000, №6.

47. Касаткина Т.А. Комментарии к роману «Поднятая целина » М.А.Шолохова. М., 2002.

48. Ковалева Н.А. Русское частное письмо XIX века. М., 2001.

49. Ковалева Н.А. Структура и функции концептосферы (на материалеэпистолярных текстов) // Текст. Структура и семантика. М., 2005.

50. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М.,1994.

51. Колесникова B.C. Русские православные праздники. М., 1996.

52. Корзюков А.Ю. Амбивалентность в творчестве А, Блока // Семантикаязыковых единиц. М., 1996.

53. Королев В.Н. Старые Вешки. Повествование о казаках. Ростов-на-Дону, 1991.

54. Коростова С.В. Семантика текста несобственно-прямой речи // Текст. Структура и семантика. М., 2001.

55. Корсакова Л.Е. Смысловая доминанта заключительных эпизодов в романах М.А. Шолохова «Тихий Дон » и «Поднятая целина » // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М., 2003.

56. Котовчихина Н.Д. Эпическая проза М.А.Шолохова в русском литературном процессе XX века. Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 2004.

57. Котовчихина Н.Д. Эпическая проза М.А. Шолохова в русском литературном процессе XX века. М., 2004.

58. Латышина Д.И. Родная история. Живая Русь. М., 1997. «Ленинградская правда ». Л., 1964. 18 марта.

59. Леонтьев А.А. Лексическая структура персонажа в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита » // Структура и семантика художественного текста. М., 1999.

60. Либединский Ю. Живительный источник // «Литературная газета ». М., 1939г. 7 ноября.

61. Литературная газета». М., 1954г. №25. 27 февраля. «Литература и жизнь ». М., 1960г. 4 марта.

62. Лихачев Д.С. Смех как мировоззрение // Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. Лосев Е.Ф. Календарь «Казаки ». Кострома, 1994.

63. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Новые аспекты изучения культуры Древней Руси // «Вопросы литературы ». М., 1977. №3.

64. Луначарский А.В. Мысли о мастере // «Литературная газета ». М., 1933. № 27. 11 июня.

65. Ляпон М.В. Языковой портрет - психологический портрет (на материале прозы М. Цветаевой) // Структура и семантика художественного текста. М., 1999.

66. Магницкий В.К. Чувашские языческие имена. Казань, 1905.

67. Макарьев И.С. К прошлому нет возврата. О романе М. Шолохова «Поднятая целина ». М, 1934.

68. Манн Т. Искусство романа // Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М. Маслин Н. Роман Шолохова. М., 1963.

69. Молдавский Д. От жизнн и сказки дед Щукарь // «Литература и жизнь ». М., 1960. 9 марта.

70. Моление» Даниила Заточника // Древнерусская литература. Хрестоматия. М., 1966.

72. Муштакова Е.К. Синтаксические аномалии как средство речевой характеристики персонажа (по произведениям А. Платонова) Ц Текст. Структура и семантика. М., 2005.

73. Николаева М. Хронотоп в «Поднятой целине » М.А. Шолохова // Студенческие шолоховские чтения. М., 2005.

74. Осипов В.О. Тайная жизнь Михаила Шолохова. Документальная хроника. М., 1995.

75. Павлова А.Э. Фразеологические средства создания комического // Текст. Структура и семантика. М., 2001.

76. Панченко A.M. Смех как зрелище. // Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. «Пензенская правда ». Пенза, 1966. 28 ноября.

77. Петелин В.В. Человек и народ в романах М.А.Шолохова. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1960. Петелин В.В. Жизнь Шолохова. М., 2002.

78. Петелин В.В. Шолохов и современный мир (полемические заметки) // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М., 2003.

79. Пильняк Б. О новом типе писателей // «Литературная газета ». М., 1933г. №27. 11 июня.

80. Пименова B.C. Национально-культурные особенности функционирования личного имени собственного в произведениях М.А. Шолохова // Студенческие шолоховские чтения. М., 2003.

81. Поздняева З.М. Два образа («Поднятая целина » в театре) // Гуманизм художника. Сб. ст. / Под ред. Лагунова А.И., Тамахина В.М., Чеботаревой В.Г. Ставрополь , 1975.

82. Поликанов А.А. Народная книга // Народная книга («Поднятая целина » М.А. Шолохова ). М., 1961.

83. Полищук Г.Г. Речевое поведение в структуре художественного текста // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000.

84. Прийма К.А. Прототипы «Поднятой целины » // Литература в школе. 1964. №5.

85. Романова Т.В. Концептуальная структура текста // Текст. Структура и семантика. М., 2001.

86. Русская диалектология . Учебник, под ред. Касаткина Л.Л. М., 2005.

87. Садова Т.С. Устный сновидческий рассказ: текстовая характеристика // Текст. Структура и семантика. М., 2005.

88. Саттаров Г.Ф. Происхождение названия Казань // Ономастикон Поволжья. Горький, 1971. Вып. 2.

89. Седов К.Ф. Портреты языковых личностей в аспекте их становления // Вопросы стилистики . Саратов. 1999. Вып. 25.

90. Семенова С.Г. Мир прозы Михаила Шолохова. От поэтики к миропониманию. М., 2005.

91. Семина А. М.А. Шолохов о литературном творчестве // Студенческие шолоховские чтения. М., 2005.

92. Сиротина Т.Б. Порядок слов и структура текста // Текст. Структура исемантика. М., 2001.

93. Слободский С. Закон Божий. М., 1995.

94. Сойфер М. Мастерство Шолохова. Ташкент, 1976.

95. Соколовская Е.М., Абдюкова JI.A. Текст и речевая деятельность // Текст. Структура и семантика. М., 2005.

96. Стрельцов A.M. «Поднятая целина » М.А. Шолохова как новое художественное слово (опыт историософского прочтения образов большевиков) // Шолоховские чтения. Сборник научных трудов / Под ред. Ю.Г. Круглова. М., 2003.

97. Тарасова П. Театр колхозной деревни. M.-JI., 1932.1. Театр». М., 1965. № 6.

98. Терещенко А. Быт русского народа. М., 1999.

99. Тимофеев Б.Н. Дед Щукарь. Эстрадный рассказ по роману М.А. Шолохова «Поднятая целина ». М., 1935.

100. Трубачев О.Н. Из материалов для этимологического словаря фамилий России //Этимология. М., 1968.

101. Фадеев А.А. Статьи и речи // «Литература и жизнь ». М., 1939. № 34. Фадеев А. Коммунистическое воспитание трудящихся и советское искусство // «Правда ». М., 1939г. 16 апреля.

102. Фадеев А. Речь на заседании президиума ССП с активом // «Литературная газета ». М., 1939г. 6 мая.

103. Францева М. Зоонимы как источник сравнения в языке М.А. Шолохова // Студенческие шолоховские чтения. М., 2005.

104. Фролова Е.А. Номинационный ряд персонажа как средство раскрытиядуховных исканий писателя // Текст. Структура и семантика. М., 2001.

105. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999.

106. Чарный М. В чем сила «Поднятой целины ». М., 1934.

107. Чертов В.Ф. Большой справочник. М., 2004.

108. Шафф А. Введение в семантику . М., 1963.

109. Щетинин Л.М. Донской ономастикон. Ростов-на-Дону. 2004.

110. Шилина В. Трагическое в «Тихом Доне » М.А. Шолохова (к вопросу обистоках трагического в романе) // Студенческие шолоховские чтения. М.,2005.

111. Широтов В.В. Трагическое и комическое в романе Шолохова «Поднятая целина » // Литература в школе. 1998. №1.

112. Шкерин М.Р. Школа мужества. О «Поднятой целине » М. Шолохова. М., 1962.

113. Шолохов М.А. Сокровищница народной мудрости. // Пословицы русского народа. Сборник В. Даля: В 2-х т. М., 1984./

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания.
В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.