4. От дикости к цивилизации и обратно

Даже если не зацикливаться на национальных подробностях российской истории, все равно можно увидеть, как в ее изложении, в том числе и у других народов, прослеживается единая смысловая цепь. Эта цепь базируется на сугубо материалистическом понимании происхождения человека и человечества: сначала люди были приматами, потом полу-обезьянами и лишь затем взошли от дикости к цивилизации. Такую цепь изложил «великий и могучий Гудвин» - Фридрих Энгельс со ссылкой на работу американца Моргана, Бахофена, Мак-Леннана и др. К сожалению, и этот миф пока очень прочно сидит в наших головах, как «дихотомичный топор».

Так, Энгельс пишет:

«Доисторические ступени культуры

Морган был первый, кто со знанием дела попытался внести в предысторию человечества определенную систему, и до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения, предложенная им периодизация несомненно останется в силе.

Из трех главных эпох - дикости, варварства, цивилизации - его, само собой разумеется, занимают только две первые и переход к третьей. Каждую из этих двух эпох он подразделяет на низшую, среднюю и высшую ступень сообразно с прогрессом в производстве средств к жизни, потому что, говорит он, "искусность в этом производстве имеет решающее значение для степени человеческого превосходства и господства над природой; из всех живых существ только человеку удалось добиться почти неограниченного господства над производством продуктов питания . Все великие эпохи человеческого прогресса более или менее прямо совпадают с эпохами расширения источников существования".»

Оставим пока в стороне утверждения «Гудвина» о несомненности выводов Моргана и выделим сухой остаток из характеристик названных этапов истории человечества:

«Дикость

1. Низшая ступень. Детство человеческого рода. Люди находились еще в местах своего первоначального пребывания, в "тропических или субтропических лесах. Они жили , по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных звере й. Пищей служили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода - возникновение членораздельной речи . … И хотя оно длилось, вероятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние.

2. Средняя ступень. Начинается с введения рыбной пищи (куда мы относим также раков, моллюсков и других водяных животных) и с применения огня. То и другое взаимно связано, так как рыбная пища делается вполне пригодной к употреблению лишь благодаря огню. Но с этой новой пищей люди стали независимыми от климата и местности; следуя по течению рек и по морским берегам, они могли даже в диком состоянии расселиться на большей части земной поверхности . …Заселение новых мест и постоянное деятельное стремление к поискам, в соединении с обладанием огнем, добывавшимся трением, доставили новые средства питания: содержащие крахмал корни и клубни, испеченные в горячей золе или пекарных ямах (земляных печах), дичь, которая, с изобретением первого оружия, дубины и копья, стала добавочной пищей, добываемой от случая к случаю. Исключительно охотничьих народов, как они описываются в книгах, то есть таких, которые живут только охотой, никогда не существовало; для этого добыча от охоты слишком ненадежна. Вследствие постоянной необеспеченности источниками питания на этой ступени, по-видимому, возникло людоедство, которое с этих пор сохраняется надолго. …

3. Высшая ступень. Начинается с изобретения лука и стрелы, благодаря которым дичь стала постоянной пищей, а охота - одной из обычных отраслей труда. Лук, тетива и стрела составляют уже очень сложное орудие, изобретение которого предполагает долго накапливаемый опыт и более развитые умственные способности, следовательно, и одновременное знакомство со множеством других изобретений. Сравнивая друг с другом народы, которые знают уже лук и стрелу, но еще не знакомы с гончарным искусством (его Морган считает началом перехода к варварству), мы действительно находим уже некоторые зачатки поселения деревнями , известную степень овладения производством средств существования: деревянные сосуды и утварь, ручное ткачество (без ткацкого станка) из древесного волокна, плетеные корзины из лыка или камыша, шлифованные (неолитические) каменные орудия. Огонь и каменный топор обычно дают также возможность уже делать лодки из цельного дерева, а местами изготовлять бревна и доски для постройки жилища. …Для эпохи дикости лук и стрела были тем же, чем стал железный меч для варварства и огнестрельное оружие для цивилизации,- решающим оружием.

Варварство

1. Низшая ступень. Начинается с введения гончарного искусства….

2. Средняя ступень. На востоке начинается с приручения домашних животных, на западе - с возделывания съедобных растений при помощи орошения и с употребления для построек адобов (высушенного на солнце кирпича-сырца) и камня.

…На востоке средняя ступень варварства началась с приручения животных, дающих молоко и мясо, между тем как культура растений, по-видимому, еще очень долго в течение этого периода оставалась здесь неизвестной.

Приручение и разведение скота и образование крупных стад, по-видимому, послужили причиной выделения арийцев и семитов из прочей массы варваров. У европейских и азиатских арийцев домашние животные имеют еще общие названия, культурные же растения - почти никогда.

…Позднейшим поколениям кажется…, что пастушеские народы произошли из местностей, которые в действительности не только не могли быть колыбелью человечества, но, напротив, были почти непригодны к жизни для их диких предков и даже для людей, стоявших на низшей ступени варварства. Наоборот, после того как эти варвары, находящиеся на средней ступени, привыкли к пастушеской жизни, им никак не могло прийти в голову добровольно вернуться из травянистых речных долин в лесные области, в которых обитали их предки.

И даже когда семиты и арийцы были оттеснены дальше, на север и запад, они не могли перебраться в западноазиатские и европейские лесистые местности раньше, чем возделывание злаков не дало им возможности прокармливать свой скот, особенно зимой, на этой менее благоприятной почве. Более чем вероятно, что возделывание злаков было вызвано здесь прежде всего потребностью в корме для скота и только впоследствии стало важным источником питания людей.

Обильному мясному и молочному питанию арийцев и семитов и особенно благоприятному влиянию его на развитие детей следует, быть может, приписать более успешное развитие обеих этих рас. …

3. Высшая ступень. Начинается с плавки железной руды и переходит в цивилизацию в результате изобретения буквенного письма и применения его для записывания словесного творчества. …

Прежде всего мы впервые встречаем здесь плуг с железным лемехом, с домашним скотом в качестве тягловой силы; благодаря ему стало возможно земледелие в крупном размере, полеводство, а вместе с тем и практически неограниченное для тогдашних условий увеличение жизненных припасов; затем - корчевка леса и превращение его в пашню и луг, что опять-таки в широких масштабах невозможно было производить без железного топора и железной лопаты. А вместе с тем начался также быстрый рост населения, которое стало более густым на небольших пространствах. До возникновения полеводства должны были сложиться совершенно исключительные условия, чтобы полмиллиона людей позволило объединить себя под единым центральным руководством; этого, вероятно, никогда и не случалось.

Полный расцвет высшей ступени варварства выступает перед нами в поэмах Гомера, особенно в "Илиаде". Усовершенствованные железные орудия, кузнечный мех, ручная мельница, гончарный круг, изготовление растительного масла и виноделие, развитая обработка металлов, переходящая в художественное ремесло, повозка и боевая колесница, постройка судов из бревен и досок, зачатки архитектуры как искусства, города, окруженные зубчатыми стенами с башнями, гомеровский эпос и вся мифология - вот главное наследство, которое греки перенесли из варварства в цивилизацию. Сравнивая с этим данное Цезарем и даже Тацитом описание германцев, находившихся в начальной стадии той самой ступени культуры, из которой готовились перейти в более высокую гомеровские греки, мы видим, какое богатство достижений в развитии производства имеет высшая ступень варварства.

…таким образом: дикость - период преимущественно присвоения готовых продуктов природы; искусственно созданные человеком продукты служат главным образом вспомогательными орудиями такого присвоения. Варварство - период введения скотоводства и земледелия, период овладения методами увеличения производства продуктов природы с помощью человеческой деятельности. Цивилизация - период овладениия дальнейшей обработкой продуктов природы, период промышленности в собственном смысле этого слова и искусства.»

А теперь давайте разсуждать логически.

1. Если считать, что материалистическая концепция происхождения человека из животного мира достаточна, то за этим доводов с неизбежностью следует и случайность зарождения жизни на Земле, т.е. как бы само собой, в процессе эволюции природы.Напомню слова Данилевского, которые я приводила еще в первой главе: «Если этот мир не более как бессмысленное скопление случайностей, принявшее только вид ложного подобия разумности, то право, совершенно всё равно, как и от чего бы ни происходил человек, от обезьяны, свиньи или лягушки. Он, во всяком случае, происходил бы от бессмысленности, и сам был бы вопиющей бессмыслицей» .

Такой неопределенный исток человечества - это материалистическая (заметьте, поляризованная) глупость. Поэтому мы исходим из божественного замысла со-творения жизни. Иначе за явлениями живой природы никогда не увидеть ни предназначения каждого из них, ни всеобщей взамосвязи явлений, которые не могут быть самоэволюцией, но организуются на принципе самозарождения жизни в соответствии с совершенным замыслом творения.

2. Замысел жизни, предполагающийосознанныйакт Творения, а значит, и непосредственный контакт между Творцом и его детищем, естественно отменяет период дикости первобытных людей. Я уже говорила, что зверь не может вдруг сам выдумать себе бога. Во-первых, такой подход является вопиющим кощунствомнад животным миром, который жив (как и все живое) божественным предназначением. Предназначение это очевидно просматривается и осмысливается через различные, но взаимоувязанные жизненные программы всех животных и растительных родов, видов и прочих уровней всех возможных классификаций природных явлений.

Во-вторых, человек, якобы происшедший от животного, не нуждается в боге, если его сознание - всего лишь продукт материи, т.е. животности. В противном случае это будет «обезъяний бог» и не более того. Восхождение человека к совершенству - дано ему от рождения - сотворения по образу и подобию божественному. Только утратив оное, можно стремиться к восхождению вновь.

3. Дарованное от Бога-Отца совершенство и непосредственный контакт человека с Богом - явления «золотого века» илиПра-времени - факт исторический уже потому, что зафиксирован в народной памяти в виде преданий и легенд. Его не отрицает даже Библия, хотя и укорачивает длительность такого совершенного состояния природы и человека.

4. Сотворение человека и земного рая при этом не могло быть локальным, ограниченным Эдемом в районе, например, Тигра и Евфрата, Африки и др. МЕСТностями, которым приписывают исток человечества.

Земля если и сотворялась как жизненное пространство для людей, то только ЦЕЛИКОМ в качестве гармоничного явления. Всеобщность жизни не могла вместиться в бассейне только двух рек. Клочок Эдема не мог бы существовать в окружении развалин. Иначе мы придем к выводу, что бог творил только одну сосну, одну березу, одну яблоню, одну ромашку, одного льва, одного медведя, а вернее, все же каждой твари ТОЛЬКО ПО ПАРЕ. Логичнее предположить, что Бог творил ЗЕРНА ЖИЗНИ не только в их многообразии, но и с потенциалом САМОЗАРОЖДЕНИЯ. Так были сотворены и первые люди - мужчина и женщина, как потенциал единства, а не как последовательное творение одного из другого, одного в подчинении у другого, но создавались как КАЖДЫЙ ДЛЯ ДРУГОГО. Были сотворены ОДНОВРЕМНЕННО, ибо целостный замысел порождает целостность.

В равновесной системе появление одного неизбежно и объективно связано с появлением ДРУГого, в наличии и соединении при зарождениижизни ДВУХ РАВНОПРАВНЫХ НАЧАЛ и только в их единстве заключена способность к творению гармонии. Поэтому вытягивать творение в линию, а тем более распределять по дням, выводить последовательность - глупость, однако не безобидная, так как является попыткой разрушить целостность и ввести хронологию - время от Начала до конца, РАЗ-ВИТЬцелое. В целостном процессе созидания жизни нет, по большому счету, ни начала конкретных действий, ни их конца: жизнь продолжается, не останавливается и совершенствуется. Одномоментная «фотография» жизни еще ничего не говорит о ее замысле. Выделять процесс творения жизни на этапы, значит, по-моему, совершать глупость, ибо «дуракам полдела не показывают». Иначе дураки начнут часть принимать за целое. Что, собственно, и произошло с нашей историей.

В связи с этим несколько замечаний:

Так, и Адам (пользуясь ЭТОЙ терминологией, я по привычке называю первого человека Адамом) был сотворен не сам по себе, как законченный венец творения, а как односторонняя предпосылка женщины, как половинка целостности. Женщина была сотворена тоже как односторонняя предпосылка мужчины. Акт божественного творения полноценно представляет замысел Бога только в единстве мужчины и женщины, а не поодиночке. Ни то, ни другое начало не способно самовоспроизводить жизнь. Ни в том, ни в другом нет ни начала, ни конца.

Так, первые люди появились как равновесные творения - парами (но еще не семьями). И здесь не важно: параллельно или последовательно это происходило. Скорее всего, одновременно, если учитывать, что творение было не сиюминутно мгновенным, да и творил Создатель на скорости ВНЕ ВРЕМЕНИ. Как не важно, какой из видов животных или растений, какое природное явление появилось на земле первым и какое последующим. Разворачивалась общая программа жизни и пока она не достигла всеобщей целостности, рассматривать ее локальные куски, беря их за точку отсчета, значит, выдавать часть за целое, брать за основу неполноценный исток.

Кстати, и природные творения неявляют собой иерархии с верхом и низом, совершенством и несовершенством, где один вид якобы служит ступенькой для развития другого. Не одними за счет других развивается жизнь на земле, а всеми вместе ради всех. В жизни воплощаются те материальные формы, для которых создаются условия - гармонии и всеобщности, многообразия проявлений. Для наших ученых появление новых форм жизни сопряжено с эволюционным скачком, сугубо по неведению, как взрыв сверхновой звезды. Они выводят новую форму жизни, как более сложную, порожденную простым низовым уровнем, через накопление свойств и качеств. Но чудо жизни определяется не этим.Определенный уровень сложности - результат многофакторный и связан сусловиями создания определенного поля - вибраций жизни в их многообразии и взаимосвязи. Это своеобразный закон самозарождения жизни.

Так и Адам - не вершина пирамиды, не начало и не конецисторической веревочки, а только ПРЕДПОСЫЛКА целостности. Той целостности, которая, с одной стороны, объединяет мужчину и женщину, а с другой, соединяет и дополняет первое и последующие поколения людей. Первую пару людей мы можем рассматривать как ЗЕРНО жизни, а все человечество - как единый организм, развившийся из этого зерна. Как живой организм развивается сразу многомерно и объемно, так и мы не можем искусственно вытягивать в линию один единственный род людей «от Адама» и зарождение одних народов и отставание в этом процессе других. Все едино и взаимозависимо. Не может, поэтому, один народ служить ступенькой для развития другого. Жизнь ширится по Земле естественным объемным, в равной мере совершенным путем многообразия, без господства и подчинения, в гармонии начал.

Экономические системы - это совокупность взаимосвязанных экономических элементов обеспечивающих производство и воспроизводство эк.благ.

Сущность цивилизационной концепции заключается в том, что социально-экономический прогресс общества протекает постепенно в эволюционной форме. Здесь внимание акцентируется не на общественном богатстве, а на развитии человеческой цивилизации.

В основе цивилизационного подхода лежит понятие «цивилизация» где основное предназначение этого термина видится в обозначении типа культуры. С этих позиций цивилизацию можно определить как своеобразную и целостную совокупность (систему) материальных и духовных ценностей, обеспечивающую устойчивое функционирование общества и жизнедеятельность человека.

В современной литературе отмечается, что основное отличие цивилизационного подхода от формационного состоит в возможности раскрыть экономическое развитие общества и государства через человека , через его представления о ценностях и целях его собственной деятельности.

Понятие цивилизации, подобно многим другим в общественных науках, весьма многозначное. Словарь иностранных слов определяет цивилизацию (от латинского civilis – гражданский) как высокий уровень общественного развития материальной и духовной культуры общества.

Этим же термином воспользовался в свое время известный американский исследователь Генри Льюис Морган для обозначения всего периода развития общества, следующего за варварством (которому, в свою очередь, предшествует дикость).

Периодизация истории, произведенная Г. Морганом, включает в себя три этапа: дикость, варварство, цивилизация. Последний из них, представляющий собою период появления промышленности (в собственном смысле слова), а также сферы духовного производства, включая развитые формы религии, науку и искусство, возникает после изобретения и введения в постоянное пользование письменности.

3 экономических системы:

Дикость

Варварство

Цивилизация

Дикость . Этот этап общественного развития – своеобразное «детство человеческого рода».

На низшей ступени дикости люди живут только в тех местах, где они когда-то произошли от обезьян, – в теплом климате, в лесах, главным образом на деревьях; питаются растительной пищей – плодами, орехами, съедобными кореньями. Главное достижение этого периода – появление «второй сигнальной системы», т. е. членораздельной речи. О том, какова была тогда жизнь, можно лишь догадываться (с помощью метода обратной экстраполяции). Наблюдать ее сегодня невозможно нигде: ни один из даже самых отсталых народов и племен на этой ступени уже не остался.

Средняя ступень: введение в рацион рыбной пищи и освоение огня, что существенно подняло человека над другими животными. Изготовление и регулярное применение первых каменных орудий. Периодическое употребление животной пищи. Постоянная недостаточность пищи приводит к возникновению людоедства.

Высшая ступень дикости еще более высоко поднимает человеческое общество над животным миром. С изобретением лука и стрел охота становится одной из постоянных отраслей труда, а дичь – относительно постоянной пищей. Комбинация лука, тетивы и стрел – это уже довольно сложное орудие, конструирование которого возможно благодаря длительно накапливаемому опыту и весьма развитым умственным способностям. А значит, можно предполагать появление на этом этапе и других, не менее сложных изобретений. Морган, изучая условия жизни племен, обитающих в различных уголках земного шара (и, естественно, ничего не знающих друг о друге), отмечает любопытное сходство: они уже применяют лук и стрелы, но еще не знакомы с гончарным искусством.

Варварство . Низшая ступень этого периода повсеместно начинается с возникновения и развития гончарного искусства. Характерной чертой этого периода является начало приручения и разведения животных, а также возделывания растений.

Средняя ступеньварварства характеризуется использованием прирученных животных как повсеместно распространенным явлением.

Кроме того, в этот период начинают приручать животных для получения не только мясной пищи, но и молока. Начинается селекционная работа – вначале в животноводстве, а затем и в растениеводстве. В пище используются злаки. Появление такой пищи и возможности запасать ее впрок позволяют осваивать местности, считавшиеся ранее неблагоприятными для обитания. Более обильное питание в сравнении с теми племенами и народами, которые продолжают жить собирательством и охотой, дает новым «аграрным» расам серьезные преимущества в увеличении их численности, а также в физическом развитии, сокращая смертность, прежде всего среди детей. По тем же причинам на этой ступени постепенно исчезает каннибализм, сохраняясь лишь у некоторых народов и, главным образом, в качестве религиозного или колдовского обряда.

Высшая ступень варварства начинается с использования в земледелии домашнего скота в качестве тягловой силы для плуга (животноводство, помимо мясного и молочного, пополняется разведением еще и рабочего скота). Морган и Энгельс утверждают, что окончательное утверждение полеводства сопровождается концентрацией населения на относительно ограниченных площадях, что, в свою очередь, порождает социальную потребность в едином централизованном руководстве. Высшая ступень варварства, как утверждает Энгельс, довольно полно изображена в гомеровской «Илиаде»: «Усовершенствованные железные орудия, кузнечный мех, ручная мельница, гончарный круг, изготовление растительного масла и виноделие, развитая обработка металлов, переходящая в художественное ремесло, повозка и боевая колесница, постройка судов из бревен и досок, зачатки архитектуры как искусства… – вот главное наследство, которое греки перенесли из варварства в цивилизацию».

Таким образом, варварство предстает перед нами как эпоха возникновения скотоводства и земледелия, овладения целым рядом различных методов производства продуктов, которых не существует в природе.

Цивилизация . Цивилизация – это следующая крупная эпоха овладения способами дальнейшей, значительно более глубокой обработки природных продуктов для непосредственного удовлетворения потребностей человека (а эти потребности стремительно растут в количественном и расширяются в качественном отношении); этот этап развития общества Энгельс назвал «периодом промышленности в собственном смысле слова и искусства».

Варварство переходит в цивилизацию после изобретения и введения в постоянное пользование письменности. Цивилизация, по Моргану, – это период появления промышленности (в собственном смысле слова), а также сферы духовного производства, включая развитые формы религии, науку и искусство. Социальное развитие этого периода, прежде всего, закрепляет и существенно углубляет все возникшие прежде виды разделения труда, причем осуществляется это – особенно на начальных ступенях – довольно жестко, с противопоставлением, в частности, новых видов поселений – города и деревни, а также решительным разделением общества на классы.

И цивилизация как исторические формы трансляции культуры // Модусы времени: социально-философский анализ: Сб. статей / Под ред. . - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 184-194. (0,7 п.л.).

ДИКОСТЬ, ВАРВАРСТВО И ЦИВИЛИЗАЦИЯ

КАК ИСТОРИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ТРАНСЛЯЦИИ КУЛЬТУРЫ

, к.ф.н., доцент

Весь социально-исторический филогенез общества принято условно делить на три стадии - дикость, варварство, цивилизация. По своему функциональному значению эти стадии являются историческими формами трансляции культуры. Дикость метафорически олицетворяет общечеловеческое детство. Варварство представляется словно пылкая, необузданная в самой себе юность. Цивилизация соответствует зрелости человеческого существования, организованного в особую социо-системную общность людей. В состоянии дикости элементы возникающей культуры являются жестко детерминированными, стихийными, примитивными. Дикость проявляется, как правило, в виде господства натуры над культурой . В состоянии варварства культура обретает черты гибкой детерминации. Здесь силы натуры и культуры находятся в динамическом равновесии . Цивилизованная культура получает характер универсальной детерминации. Здесь культура господствует над натурой . Поэтому зов природы здесь преобразуется и ориентируется в том направлении, которое задается культурными формами общественного бытия и разумными способами существования.

Все народы проходят исторический путь от дикости к варварству, ибо дикость и варварство - это архаичные основы любого современного цивилизованного народа. Поэтому дикость и варварство представляют собой исторически необходимые способы человеческого зарождения и существования, в которых более важную роль играет природное начало, и без которых современная цивилизация повисает в воображении как пустая абстракция .

Первые абстрактно-социальные формы и способы существования людей изначально, в зародышевом виде существуют до -, вне - и независимо от возникающих и формирующихся элементов, норм, образцов культуры. Когда элементы культуры всего лишь только эпизодически возникают и вообще не могут выстраиваться хотя бы в один последовательно взаимосвязанный ряд, то при таком положении можно говорить о сверх-дикости, предшествующей состоянию дикости. Если несколько элементов культуры начинает выстраиваться в простейший ряд взаимосвязанных событий, то с этого и начинается дикость как простейшая социальная форма существования людей.

В ходе своей жизни древний человек, не ведая того, как бы задает разные векторные ориентации своего бытия. Человеческая натура (природное тело и присущие этому телу естественные свойства) никогда не выходит за пределы той области, которая возникает между такими векторными ориентациями его бытия как бренное и имманентное. Между этими ориентациями как раз и возникает все многообразие форм и способов существования человеческой натуры. Чем дальше отстоят друг от друга векторные приложения имманентного и бренного, тем богаче область возможностей для реализации человеческой натуры.

Человечность возникает не только из натуры, а если говорить еще строже, то, - вовсе не из натуры. Векторные ориентации имманентного и бренного бытия не противоположны друг другу. Более того, своей разнонаправленностью они задают общую для них сферу, в которой существует человеческая натура. Для имманентного противоположным является трансцендентное, а для бренного – вечное. Векторные ориентации трансцендентного и вечного бытия направлены в область противоположную натуре человека. Они задают общую сферу, в которой существует культура.

В эпоху сверх-дикости область культуры, можно сказать, не существует, т.к. здесь трансцендентное и вечное пока еще не существуют, хотя потенциальная возможность для них уже предполагается обратными значениями имманентного и бренного. Сверх-дикость в том и отличается от дикости, что трансцендентное и вечное сливаются в одной точке и не различаются между собой, не получают векторного существования, в котором человек мог бы хоть как-то реализовывать свои интенции.

В самом широком смысле между свех-дикостью и дикостью нет жесткой границы. Общей чертой для них является то, что они своим общим бытием кладут начало человечности, являясь исходной ее формой. Но, вместе с тем, они никогда не теряют свою возможность быть и сквозной формой всего человеческого существования. Сначала дикость выступает каузально-историческим основанием в отношении варварства, а затем и в отношении цивилизации. Как в варварстве, так и в цивилизации дикость может играть разные роли, в зависимости от условий, тенденций, значений и других обстоятельств, в которых она реализуется. Но все эти меняющиеся роли и значения дикости всегда будут обусловлены одной и той же общей сущностью, которая непосредственно вытекает из игры взаимосвязанных сил самой природы, в которой не разделяется биологическое и социальное начало человеческой жизни. Объективные условия игры этих стихийных сил природы непосредственно детерминируются в пользу того обстоятельства, которое формирует развитие человеческой культуры.

Дикость, взятая в отношении к цивилизации, проявляется как более глубинное, подспудное, сокровенное основание, чем - в отношении к варварству. Поэтому можно сказать, что в цивилизованном обществе проявляется не сама первозданная, первородная дикость, а особая, "цивильная" дикость, наделенная определенным потенциалом более зрелых и цивилизованных возможностей проявления этой диковинной сущности. Тем не менее, и в варварстве дикость проявляется не так прямолинейно, открыто и очевидно, какой она является в архаичных условиях.

В связи с этим ясно, что дикость для цивилизации - это не единственное формальное основание, на котором развертываются имманентные формы и способы трансляции элементов культуры. Свою каузальную роль в разных сферах жизни общества не менее успешно может играть и варварство, способное порою значительно теснить и ограничивать как элементы дикости, так и элементы цивилизованного бытия. В условиях дикости цивилизация древних греков, например, выражала более зрелую форму организации общественной жизни в своей эпохе, по сравнению с окружающим "дико-варварским" миром. Тем не менее, в духовной жизни дико-варварского мира отношения людей в лучшем случае определяются формулой натуралистического гуманизма, которую в поэтически зрелом виде выразил И.Гете:

«…Ясен предо мной

Конечный вывод мудрости земной:

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой! ».

Гуманизм, культивированный разумом, в отличие от натуралистического гуманизма, существующего в естественном ходе истории, благодаря механизмам нравственности, государства и права, снимает перед человеком необходимость каждый день «идти на бой» за свою жизнь и свободу.

Становление и соблюдение рационально-правовых норм поведения сначала в недрах этики, а затем и за ее пределами, культивируется в античном обществе разными способами. Одним из наиболее очевидных среди таких способов был театр. Для души древнего грека становится широко востребованной более публичная форма «paideia». Ведь, не случайно, театр, в котором надевается маска на истинное положение дел, становится для афинян важнее отечества. За ширмой театрального зрелища скрывалось одно из величайших человеческих открытий - создание социального механизма по историческому проектированию хода событий, по осуществлению самого исторического творчества. Говоря об истинной социальной сути театра, К.Станиславский отмечал, что здесь воплощается "совместное творчество не одного, а многих творцов, …воздействие не одного, а многих искусств сразу". Актер и зритель составляют одно целостное сотворчество.

Античный театр представлял собой одно из первых, наиболее устойчивых оснований в формировании общепринятого типа и прообраза, транслируемого в цивилизованную культуру. Здесь культивируемая человечность проистекает не из самой натуры человека, в которой играют силы стихийного сплетения веры, разума, страстей, эмоций и инстинктов, а из опосредования от этой натуры, из отступления от нее. Это стихийное сплетение элементов человечности театр приводит в особый нормированный порядок, который приучает людей сообща видеть и понимать общечеловеческое движение, общий порыв в своей душе и в своем теле. Театр не только овеществляет выразительное богатство форм бытия «массового человека», но и трансформирует каждого так, что игра диких сил природы в его душе начинает вытесняться заигрыванием самой души над своими природными силами.

Таким образом, возвышенная гармония культивируемой в театре человечности формируется исподволь для самих людей, в ходе внешнего театрализованного созерцания за порывами человеческой натуры, в ходе рефлексированного постижения ее наигранной наивности и вульгарности. Загадочность и заманчивость театрализованного действия и проницательного зрелища состояла в том, что античный человек приучался к отречению, к отступлению, к абстрагированию от своей натуры, которая веками господствовала над ним в его же душе. Попытка внешнего психо-эмоционального, психоделического овеществления своих страстей, возникающая в ходе рефлексивного сопереживания за сценическим действием, овеществление чувств в сюжетной предопределенности трагикомического фарса, гладиаторского поединка, олимпийского соревнования, философского диалога и спора, рождающих истину, добро и красоту - все это создавало такую череду импульсов, которая вела к внезапным прорывам души из животной непосредственности в лоно разумной, культивированной человечности.

Особую роль в преодолении (через развитие) дикости как исходной формы человеческого бытия сыграли примитивные социальные механизмы, наполненные мифотворческой и ритуальной деятельностью людей. На первых порах, в состоянии дикости, миф и ритуал не имеют самостоятельного значения и четкого разграничения. Они сливаются в одну неразделимую целостность, которая помогает древнему человеку очеловечивать окружающую природу, смотреть в нее как в зеркало, чтобы увидеть там себя, свой человеческий облик. Поэтому исторически первая форма отношения людей к природе была синкретической, хаотично-единой, нерасчлененной. В дальнейшем, в ходе первичного социально-функционального разделения деятельности, миф (как прообраз социально-коммуникационного механизма) и ритуал (как прообраз социально-деятельностного механизма) постепенно разделяются в обособленные, системно связанные, естественно-исторические, социальные механизмы, не имеющие непосредственного отношения к биологическим законам и механизмам самой природы. Эти механизмы направлены на осуществление перехода основных, наиболее значимых, ценностных достижений организованного общечеловеческого существования из состояния дикости в состояние варварства и далее, - если не прямо, то косвенно - в цивилизацию.

Некоторые мифы и ритуалы, особенно те, которые исторически отсеялись и затем бурно произросли в традициях, функционально переводили наиболее ценностные фрагменты человеческого бытия непосредственно из дикости в цивилизацию. Это прежде всего те мифы, которые фиксировали искусное, умозрительное движение мыслей в языковой форме, в элементах устной речи и в знаках письменной речи, а также те ритуалы, которые зафиксировали особо значимые нормы телодвижения, (например, первые формы архаичного труда или спортивно-гимнастических упражнений). Именно такие мифы и ритуалы в своем сплетении продолжают и ныне составлять живительный первородный пласт исходных навыков человечности, эффективно одухотворяющих и овеществляющих даже столь богатый опыт современной цивилизованной культуры.

Дикость своеобразно проявляется на разных своих этапах. Наиболее "чистой", первозданной она является лишь в далекой древности - там, где формировалась первая грань, отделяющая человеческий мир от остального животного мира. По мере того, как такие грани множились и углублялись, дикость не ослабевала. Напротив, она тем самым получала новые возможности и условия для самореализации. Но вместе с тем она теряла свою "чистоту", ставилась в зависимость от других проникающих в нее обстоятельств. Одни обстоятельства усиливали социальный потенциал и статус дикости, другие ослабляли его и такая функциональная дифференциация разных значений дикости часто играла свою заметную роль в хронологической череде развертывающихся событий.

Классическое варварство, в отличие от архаичного варварства, окружавшего античную цивилизацию, воспринимается в обыденном массовом сознании через нормы, примеры и образы "мрачного" средневековья. О проблемах познания классического образа средневекового варварства красноречиво пишет А.Герцен: "Если мы забудем блестящий образ средних веков, как нам втеснила его романтическая школа, мы увидим в них (в средних веках. - М.К.) противоречия самые страшные, примиренные формально и свирепо раздирающие друг друга на деле" . Здесь цивилизованные элементы средневековой культуры примиряют варварское общество, а вымирающие пережитки дикости свирепо раздирают его на части. Далее А.Герцен конкретизирует эту поляризацию средневекового образа варварской человечности и отмечает, что люди, "веря в божественное искупление, в то же время принимали, что современный мир и человек под непосредственным гневом божьим. Приписывая своей личности права бесконечной свободы, отнимали все человеческие условия бытия у целых сословий; их самоотвержение было эгоизмом, их молитва была корыстная просьба, их воины были монахи, их архиереи были военачальники ; обоготворяемые ими женщины содержались как узники, - воздержанность от наслаждений невинных и преданность буйному разврату, слепая покорность и беспредельное своеволие"2 . Это воистину испытание человечности на безграничную гибкость в самодетерминации общественной жизни.

Здесь требует уточнения целый ряд важных обстоятельств. Варварство - особый этап культурного развития, в котором человечество уже не только реализует свою первичную форму отношения к миру, но уже активно использует ее возможности в виде культурных способов и образцов социо-системного существования, в отличие от био-системного, стадного единства, постепенно теряющего решающее значение в социальной организации жизни. Варварский способ человеческого бытия состоит в том, что люди в своей жизнедеятельности с необходимостью обречены активно "балансировать" между силами природы и социально-культурными силами. Иногда под варварством и дикостью метафорически, и не без основания, подразумевают внутренние несуразности и недостатки, проявляющиеся в самой цивилизации. Поэтому можно сказать, что дикость и варварство могут в абстрактном тождестве представляться и как особые "квази-культурные" состояния, связывающие человечество с естественным законосообразным бытием, переливающимся всеми красками жизни в самой природе.

Однако все формы проявления варварства качественно отличаются от дикости, и прежде всего - своей особой внутренней эстетичностью и утонченной сбалансированностью между дикими силами натуры и цивилизованными силами культуры по всему спектру форм человеческой жизни. Эта сбалансированность часто вызывает у людей витально-эстетическое восхищение особым способом самоорганизации всего уклада варварской жизни. Это восхищение в диком человеке пока еще не проступает, а в цивилизованном человеке его уже хватает с тривиально-негативной "избыточностью". Смысл варварской жизни ясен и понятен только самому варвару. Поэтому ни дикарь, ни цивилизованный человек не могут верно понять того, что делает и думает варвар. Это обстоятельство проясняет вопрос о том, почему варвар для дикаря и для цивилизованного человека часто выглядит одинаково непостижимым.

Это особое варварское влечение человека к своей сокровенной сущности одинаково непостижимо как снизу, так и сверху, - как с мрачных глубин человеческой культуры, так и с ее сияющих вершин. Именно в этом обстоятельстве заключено "донкихотское", рыцарское бытие варварства, столь близкое для натуры современного цивилизованного подростка, пребывающего в кругу своих сверстников и ситуационно раскручиваемого между романтической эстетичностью духа и всеобъемлющей героичностью жизненного уклада.

Для каждой эпохи характерным является свой основной генотип человечной натуры и адекватной ему социально-культурной формы бытия человечности. Поэтому варварская человечность всегда находит свое место в нашей жизни, хотя до конца она так и не постижима как для дикаря, так и для цивилизованного человека.

Историческое бытие варварства полно драматической противоречивости между "голосом" прошлого, зовущим назад - в природу, и "голосом" будущего, влекущим его в созидаемый мир культуры. Сердце варвара испытывает то, что не дано испытать ни дикарю, ни "гражданину". Варварская жизнь разорвана между материальной бренностью тела и духовной вечностью души. Поэтому он обреченно ищет свое спасение и сполна находит его в религии.

Драматизм варварского бытия обостряется тем, что, с одной стороны, природа показывает достаточно "мудрых" примеров и образцов, достойных, если не прямого подражания, то в любом случае - соответствующего понимания, усвоения и воспроизведения. Но и с другой стороны, обнаруживается не менее достойное основание для выбора пути, пройденного предшествующими поколениями людей, передающими нам свой опыт социального, автономного, обособленного существования в природной среде, за счет ограничения и вытеснения способов своего биологического сосуществования с ней.

Варварство более четко определяется в его сравнении с цивилизацией, которая, как зрелая форма проявления общественной жизни, более выпукло и со всей очевидностью показывает направленность и зрелую содержательность общественной жизни. Такое сравнение показывает, что варварская человечность характеризуется драматичным постижением природы - через разлом ее первородного естества в себе самом. Сначала наивно, через суеверно-языческое мифотворчество, а затем и через религиозно-мистическое одухотворение, варвар разделяет природные силы по качеству и выделяет их иерархию в последовательном количественном ряду. Так варвар постепенно и своеобразно познает строение и общую гармонию всей доступной ему природы, а затем, насколько это может, делает полученные представления предметом всего мирового Универсума.

Основное историческое предназначение варварства состоит в том, чтобы человечество могло эмпирически освоить все крохотные осколки, мельчайшие детали и гармоничные элементы, составляющие уклад человеческой жизни. Вот почему, пока люди имеют дело с элементами своего общественного существования (а они всегда будут иметь такое дело), варварство является потенциально-необходимой, имманентной формой человечности.

Реализация исторического предназначения варварства подготавливает поворотный пункт человеческой истории, которая уже может переходить к новому направлению в своем культурном развитии - к "самодостаточной" науке Нового времени. Здесь человечество открывает свое зрелое цивилизованное движение в многополярной динамике взаимопереходов между ложью и истиной, фактом и теорией, проблемой и ее решением, экспериментальным испытанием и выверенной методологией. На смену религиозным иллюзиям потустороннего спасения приходит новая надежда и вера в научно-технические возможности, дарующие истинные блага жизни, открываемые наукой. Однако какие бы перспективы нам ни сулил научно-технический прогресс, полного избавления от дикости и варварства не происходит. Эти ступени существуют не только филогенетически, как мы привыкли полагать, думая о далеко минувшем времени, но могут рассматриваться и в онтогенезе, т.е. в нашей современной жизни, как для всего общества, так и для каждого отдельного человека. Сложность выявления современных форм дикости и варварства обусловлена тем, что их действительный статус существования как в телесной, так и в душевной жизни постоянно вытесняется на периферию актуальности цивилизованным бытием и цивилизованным сознанием.

Проявления варварства могут возникать и внутри цивилизации. Поэтому можно сказать, что варварство - это не только архаичная, канувшая в историю форма общественной жизни, но и необходимая производная, выводимая из глубин цивилизации как особая социальная феноменальность, напоминающая своими чертами и признаками архаичное варварство. Нельзя считать, что высокий уровень развития цивилизации уже сам по себе вытесняет из социальной реальности абсолютно все элементы варварства или же дикости. Некоторые такие элементы, однажды сформировавшись, могут быть обречены на последующую "эволюционирующую вечность", предохраняющую дальнейший ход прогресса от возможности следования по гибельному пути. Поэтому, если цивилизация в какой-то ситуации выбирает ход развития общественных событий, ведущий в пропасть, то дикий вопль отчаяния общечеловеческой души и варварский порыв общечеловеческого тела (толпа, людская масса) способны приостановить такое апокалипсическое движение истории, активизировать иррациональный поиск выхода из лабиринта, в котором все направления ведут к общему гибельному концу.

В широком историческом аспекте между дикостью, варварством и цивилизацией существуют не только прямые, но и обратные связи, преумножающие в своем взаимодействии силу и мощь био- и психосоциальной природы человечества. Эти связи проявляются, прежде всего, в исторически сквозном характере существования дикости, которую можно разделить на разные этапы - от архаичной, древней, первобытной и до современной, техногенной, цивилизованной дикости.

В цивилизованном обществе социальные формы взаимодействия людей складываются на основе культурных образцов. Более того, само существование цивилизованного общества без оснований культуры оказывается невозможным. Тем не менее, реально существующая цивилизация всегда включает в себя в имплицитном, свернутом виде обе минувшие стадии - и дикость, и варварство, - которые никогда не исчезают полностью и безвозвратно из любого эпизода современной жизни людей. Эти архаичные, основополагающие стадии развития человечности заметно дают о себе знать особенно в экстремальных, критических, кризисных ситуациях, где со всей очевидностью они проявляют свою первозданную наивную, пронатуралистическую сущность.

Цивилизация вообще опирается, прежде всего, на те генетические основы, которые исторически ей предшествуют и всегда могут как-то дать о себе знать. В этой связи, теоретически определяя онтологические пределы общества, необходимо, прежде всего, обозначить критерий разграничения между такими фундаментальными состояниями общества как дикость, варварство и цивилизация. В самом общем виде таким системным критерием может послужить соотношение движущих сил, складывающееся между двумя основами общественного бытия - естественно-исторической и культурно-исторической, без учета которых познание современной цивилизации теряет свой истинный смысл.

Как и дикость, цивилизация тоже может рассматриваться в широком историческом контексте - от древнего множества изолированных, оторванных друг от друга цивилизаций до единого сообщества современной цивилизации. Каждая древняя цивилизация выступает не только как "зародыш", несущий в себе будущий организм, но и как "лоскут", из которого история сошьет общую ткань человечности, ибо подлинная, "чистая" цивилизация представляется не иначе как общечеловеческой.

Здесь мы имеем дело с реализацией всеобщего общечеловеческого Я, осознающего себя лишь после того, как оно цивилизовалось идентично и тождественно себе. То явственное Я, которое в качестве общественного самосознания уже есть "здесь и теперь", не совпадает с тем сокровенным, сущностным Я, которое в потенциальности о себе что-то мнит, фетишизирует, т.е. по-разному проецирует свое конституируемое бытие в символических структурах прошлого, настоящего и будущего, или даже – вечного, «богочеловеческого».

Вслед за цивилизацией можно концептуально выделить и онтологически обозначить границы существования будущей сверх-цивилизации . Сверх-цивилизации возникает как результат такого положения в человеческом существовании, при котором человеческая натура «полностью» нивелирована (вытеснена, заменена) человеческой культурой. Это означает, что имманентное и бренное почти сливаются в одной точке, теряют свою векторную ориентацию, а трансцендентное и вечное удалены друг от друга настолько, насколько это для них вообще возможно.

Именно в сверх-цивилизованном состоянии человечество как творец обнаружит свое слияние со своим же творением и приучится пожинать плоды этого творения, которые его, видимо, не только обрадуют, но и огорчат, не только вознесут на небеса райского благодушия, но и бросят в адскую геенну отчаяния. Сейчас «апокалипсическое» сознание цивилизации семантически питается метафорами «смерти бога» (Ф.Ницше), «смерти автора» (Р.Барт), «смерти человека» (М.Фуко), «смерти труда» (П.Томсон, Р.Дарендорф). Поэтому, забегая далеко вперед и говоря о "перспективах" цивилизации, нельзя исключать того, что рано или поздно будет сказано и о «смерти цивилизации», что наступит «апокалипсический век» означающий «гибель» человечества, в традиционном смысле понимания всей предшествующей земной истории - «конец истории» (О.Тоффлер). Это может означать переход от разлома в природе к разлому в истории человечества. С этой бифуркационной точки возьмет свое начало "мега-эра" исторического бытия, в которой раскроется обратная сторона "осевого времени", опрокинутого своим "после-осевым" ходом. Здесь история человечества как бы перешагнет через тень своего прошлого.

В этом смысле идеи антропоцентризма уже уступают место идеям антропокосмизма. Человечество в целом становится реальной космической категорией. Такое положение человечества может означать предел традиционного существования цивилизации, после которого начнется "космолизация" жизни. Эти идеи космоморфизма уже давно, широко и разнопланово обыгрываются в фантастической и футурологической литературе.

Гете. М, 1969

Станиславский жизнь в искусстве // Собр. соч. В 8-ми тт. Т.1. М., 1954.- С. 373.

Герцен в науке // Соч. В 2-х тт. Т.1. М., 1985.- С.105.

Введение

«Что такое культура», сколько о том, «как она функционирует», «как» осуществляется единство культурной жизни общества в историческом и

географическом пространстве? Культура в этом случае предстает как социальное достояние, общность норм, обычаев, нравов. И конечно, полностью

уйти от ответа, «что» они собой представляют (каково их предметное, вещное, действенное воплощение), невозможно. От одной исторической эпохи к

другой можно проследить, как на смену обычаям и ритуалам приходят правовые нормы и художественное творчество, формируются институты

образования и воспитания. Модифицируются лишь формообразования культуры, основные же ее функции должны в своей основе оставаться теми

же, иначе общество бы распалось, погибло.

Каковы же основные функции культуры, позволяющие обществу существовать длительный историчес­кий период, войти в современный век

этническим общнос­тям, давно ставшим крупными социальными образования­ми. Из них мы выделим и рассмотрим две:

а) культура как форма трансляции социального опыта;

б) культура как способ социализации личности.

Естественно, что такой подход принимает во внимание результаты, достигнутые культурной антропологией, акцентирующей внимание на

описании динамики развития культуры, на выявлении социальных механизмов трансляции знания и социализации личности. Но культурантропология,

проводя сравнительный анализ этнокультур, сосредоточивается в большей степени на духовных потенциях общества, в то время как культуролога не в

мень­шей степени интересует и мир культурно-предметной конкретики.

Культура как тип социальной памяти общества

В современной культурологии можно выделить не­сколько конкурирующих научно-исследовательских программ, различающихся между собой

разным пониманием того, что такое культура и каковы воз­можные способы ее изучения.

В аналитических определениях культуры упор обычно делается или на ее предметном содержании, или на ее функциональной стороне. В первом

случае она интерпретируется как система «ценностей, норм и институтов». Во втором - как процесс «развития сущностных сил человека»

способностей в ходе его сознательной деятельности по производству, распределению и потреблению определенных ценностей».

В синтетических определениях внимание акцентируется на том, что культура - это «сложный общественный феномен, охватывающий различные

стороны духовной жизнедеятельности общества и творческой самореализации человека». Это - «исторически развивающаяся система созданных

человеком материальных и духовных ценностей; норм, способов организации поведения и общения; процесс творческой деятельности человека».

Существует классификация, в основу которой легли следующие концепции культуры: предметно-ценностноя, деятельностная, личностно-

атрибутивная» информационно знаковая а также концепция культуры как подсистемы всего общества.

В основу предметно-ценностной концепции заложено понимание культуры как совокупности материальных и духовных ценностей, имеющих свой

аспект рассмотрения в структуре различных наук.

Деятельностная концепция принимает во внимание преж­де всего «человеческий фактор» как духовную интенцию развития культуры, как способ

жизнедея­тельности.

Личностно-атрибутивная - представляет ее в качестве характеристики самого человека.

Информационно-знаковая - изучает как некую совокупность знаков и знаковых систем.

В рамках концепции культуры как подсистемы общества она рассматривается в качестве такой его сферы, которая выполняет функцию

управления общественными процессами на нормативно-вербальном уровне. Само же общество в этом случае представляется как социетальная

система, изменения в одной из сфер которой приводят к соответствующим транс­формациям в других подсистемах. Культура рассматривается также

как надындивидуальная реальность, усвояемая человеком в процессе его социализации или, наоборот, номиналистски, т.е. как реальность

личностного характера.

В последнее время в культурологии наиболее активно конкурируют между собой две научно-исследовательские программы. В основе одной из

них лежит деятельный под­ход к пониманию культуры как «технологии воспроизводства и производства человеческого общества», «духовного кода

жизнедеятельности людей», «основы творческой индивидуальной активность», «адаптации и самодетерминации личности». Другая парадигма

ориентирована на ценностный подход, рассматривающий культуру как «сложную иерархию идеалов и смыслов».

Несмотря на различные интерпретации общим для деятельного и ценностного подходов является то, что в их рамках культура или постигается

через изучение области символического, или сводится к ней, поскольку символ является тем средством реализации ценностей и смыслов культуры,

которое наиболее доступно для непосредственного изучения.

В связи с этим интерес представляют размышления тех специалистов о культуре и задачах ее изучения, которые работают на высоком

профессиональном уровне не только в области философско-нормативистских, но и кон­кретно-исторических изысканий.

Так, Ю.М Лотман, реализуя семиотический подход, подчеркивает, что «культура, прежде всего, - понятие коллективное. Отдельный человек может

быть носителем культуры, может активно участвовать в ее развитии, тем не менее по своей природе культура, как и язык, - явле­ние общественное, то

есть социальное.

Следовательно, культура есть нечто общее для какого-либо коллектива - группы людей, живущих одновременно и связанных определенной

социальной организацией. Из это­го вытекает, что культура есть форма общения между людьми и возможна лишь в такой группе, в которой люди

общаются... Всякая структура, обслуживающая сферу социального общения, есть язык. Это означает, что она образует определенную систему знаков,

употребляемых в соответствии с известными членам данного коллектива правилами. Знаками же мы называем любое материальное выражение

(слова, рисунки, вещи и т.д.), которое имеет значение и, таким образом, может служить средством передачи смысла».

Таким образом, культура, как считает Ю.М. Лотман, имеет, во-первых коммуникационную и, во-вторых, символическую природу. В связи с этим

в ней он выделяет два среза - синхронный и диахронный, в соответствии с теми организационно-коммуникативными структурами, которые

объединяют людей, живших в одно и в разное время. «Культура всегда, - пишет Ю.М. Лотман, - подразумевает сохранение предшествующего опыта.

Более того, одно из важнейших определений культуры характеризует ее как «негенетическую» память коллектива. Культура есть память. Поэтому она

всегда связана с историей, всегда подразумевает непрерывность нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека, общества и человечества.

И поэтому, когда мы говорим о культуре нашей, современной, мы, может быть, сами того не подозревая, говорим и об огромном пути, который эта

культура про­шла. Путь этот насчитывает тысячелетия, перешагивает границы исторических эпох, национальных культур и погружает нас в одну

культуру - культуру человечества.

Поэтому же культура всегда, с одной стороны, -определенное количество текстов, а с другой - унас­ледованных символов. Символы культуры

редко возникают в ее синхронном срезе. Как правило, они приходят из глубины веков и, видоизменяя свое значение (но не теряя при этом памяти и о

своих предшествующих смыслах), передаются буду­щим состояниям культуры... Следовательно, культура исторична по своей природе. Само ее

настоящее всегда существует в отношении к прошлому (реальному или сконструированному в порядке некоей мифологии) и к прогнозам будущего».

Культура как форма трансляции социального опыта общества

находится в настоящем. Меняются времена, меняются люди, и чтобы понять смысл их поведения, нужно изучить их культуру, которая, оставаясь в

настоящем, актуализирует прошлое и формирует будущее. Далее следует ввести понятие «социальная система», поскольку речь у нас пойдет о

действиях множества лиц, отношения которых к ситуации, включая и связи друг с другом, как раз определяются и опосредуются той системой образов,

символов, норм и традиций, которые связывают прошлое с настоящим и выступают элементами культуры. «Понимаемая таким образом социальная

система является всего лить одним из трех аспектов сложной структуры конкретной системы действия. Два других аспекта представляют собой

системы личности отдельных действующих лиц и культурную систему, на основе которой строится их действие. Каждая из этих систем должна

рассматриваться как независимая ось организации элементов системы действий в том смысле, что ни одна из них не может быть сведена к другой или

к их комбинации. Каждая из систем необходимо предполагает существование других, ибо без личностей и культуры не может быть социальной

системы».

Социологическая позиция Т. Ларсонса, сосредоточивает внимание на основных компонентах «действия вообще» и в этом смысле на

«потребностях-установках индивидуального действующего лица». Но хотя вырисовывающиеся при этом системы (социальная система; культура;

личность) не могут быть сведены друг к другу, они связаны воедино общей системой координат действия. И проблема в конечном счете сводится к

следующему; «каким образом вполне устойчивая культурная система может быть связана с характеристиками как личности, так и социальной

системы, что­бы обеспечивалось полное «соответствие» между стан­дартами культурной системы и мотивацией отдельных действующих лиц данной

системы?»^ Важно следующее, содержащееся в данной позиции теоретическое обстоятельство: культура, с одной стороны, является продуктом, с

другой, - детерминантой систем человеческого социального взаи­модействия. Если принять его во внимание, то тогда может возникнуть вопрос,

направляющий нас в русло темы, вынесенной в заголовок данного подраздела: как культура обеспечивает сохранение социальной системы (вопрос о

механизмах ее разрушения мы пока не рассматриваем).

В социальном измерении культура - это, в первую очередь, мир окружающих пас вещей, несущих па себе отпечаток человеческого труда,

существующих в обществе отношений, уровня и особенностей взаимодействия человека с природной средой и т.д. В этом смысле «культура» - это

обработанная, очеловеченная, «окультивированная» природа. Окружающие нас вещи предстают как мир «оживших» предметов, как предметно

воплощенные человеческие усилия, мастерство, нормы, тради­ции, эстетические вкусы и нравственные ценности, пере­несенные человеком на

созданные им творения. И само их создание соответствует и индивидуальным потребностям, и общественным ценностям и идеалам, т.е. определенной

культурной традиции.

Этот мир дает нам представление как о социальной системе в целом (своеобразие, самобытность общества, наличие определенных социальных

слоев, групп, институтов - жрецы и писцы в древних цивилизациях, ремесленные цеха и гильдии в средневековых городах Европы), так и о входящих в

систему социального взаимодействия индивидах. В этом случае тип общественной и индивидуальной культуры воплощается в определенных

культурных образцах, которые обозначаются как «заученное поведение», «комплекс образцов поведения», «совокупность образцов, определяющих

жизнь» и т.д. Именно ими и определяется институализация индивидуального поведения (в одном случае - жреческая каста как основа социальной

организации, в другом - рационально организованная система бюрократического управления и т.д.).

Следовательно, в результатах человеческой деятельности, в форме завершенных ее материальных и духовных об­разований находят свое

воплощение особенности индивиду­альной деятельности в различных типах культуры, типах человеческого общества, на определенных этапах его исто­

измерения общества. Однако в от­личие от его социально-философского рассмотрения куль­туролог доводит свое исследование до социально-психоло­

гического уровня, выявляя национальный характер народа, менталитет (строй, особенности мышления) этноса и эпохи. По сути, речь идет о выявлении

только о том, «что» производят, и не только о том, «кто» производит, каково культурное лицо (обычаи, нравы и традиции) этноса, а главное - о том,

как производят. И это «как» характеризует прежде всего способ освоения действительности, технологический опыт, приемы и способы получения

информации и передачи их от поколения к поколению.

Следовательно, культура характеризует обновляющееся бытие человека, а поскольку человек - это социальное существо, и его жизнь невозможна

вне общества, то куль­тура есть самообновляющееся в процессе человеческой деятельности социальное бытие индивида. Весь мир че­ловеческой

культуры (как материальной, так и духовной) предстает живой и самовозобновляющейся субстанцией (т.е. тем, что самостоятельно существует, без

всякой зави­симости извне), основания которой -алгоритм, способы, характеристики трудовой, художественной и интеллек­туальной деятельности

человека. Весь вопрос - чем задается этот алгоритм, способ, характерные особенности (культурные особенности) жизнедеятельности народа.

Видимо, культура в этом плане - это уровень отношений, сложившихся в коллективе) те нормы и образцы поведения, которые освящены

традицией, обязательны для представителя данного этноса и раз­личных его социальных слоев. Культура предстает фор­мой трансляции (передачи)

социального опыта через освоение каждым поколением не только предметного (в первую очередь, предметы производства) мира культуры, навыков

и приемов технологического отношения к природе, но и культурных ценностей, образцов поведения, причем эта, регулирующая социальный опыт,

роль культуры такова, что она формирует устойчивые художественные и познавательные каноны, представление о прекрасном, видение природы во

всех его этнических особенностях и колоритах.

Во взаимодействии человека с природой культура играет особую роль, не сводимую к социальной (общественной). Социальная организация

(технологический и экономический уровень развития) может быть одинаковой у различных народов, но невозможно спутать их художественные

вкусы, обычаи, традиции. Национальный мир -это единый космос, в котором слиты человек и историчес­ки окружающая его природа, которая влияет

на социаль­ную психологию этноса, формирует национальный харак­тер и детерминирует направленность его практической деятельности. Природа -

только разъединяет) человека с природой, объединяет в единый космос природный ландшафт, жилище, способ добывания пищи и самого человека во

всех его этнических проявлениях.

формируются его вкусы и жизненные идеалы. Этот культурный фундамент, в котором вызревают архетипы (основные типы поведения, коренящиеся

в глубинах психики), первоначально не выражен на понятийном уровне, он присутствует в массовой психологии и определяет всю человеческую

деятельность, ее цель, средства и результат. Это исходное состояние коллективной (и соответственно индивидуальной) психики реализуется и

преобразуется в способы освоения действительности. Человек как наследник культуры осваивает, таким образом, националь­ное достояние, опыт

взаимодействия человека с природой.

Другое дело, что такое освоение происходит в процессе деятельного (а не пассивно-созерцательного) отношения к миру, усвоения определенной

роли в семье, в обществе. Сама деятельностная сфера может сохранять национальный колорит или же приобретать массовидный характер, поэтому

мы и предложили различать сферу субъекта культуры и деятельностную сферу, через которую происходит перенесение родовой культуры на

индивидуальные резуль­таты материального и духовного труда.

Естественно, что и в сохранении, и трансляции присущих культуре образцов поведения, ценностей, регулирующих прежде всего отношения между

людьми в обществе, должна быть определенная устойчивость, код. Эта устойчивость и есть традиция в существовании и развитии культуры, которая

является одним из механизмов иерахизации (освящения) культурных ценностей. Традиция как способ сохранения культуры показывает, что куль­тура -

можно говорить об «окультуренности» человека в исторических формах его существования благодаря сохранению традиций и, наоборот, разрыв

культурных связей и традиций грозит крахом народной культуры. Традиция конкретизирует социальный опыт и уровень развития, которого достигло

общество во взаимоотношениях с природой, что может проявляться и в наличии конкретных традиций: в традиционных ремесленных промыслах,

художественном творчестве, поэтическом народном творчестве и т.д.

Общество в целом и объединяющую его культуру характеризует не только традиция, но и новация (способ обновления культуры). Тип культуры

отражает своеобразие способа обновления и накопления опыта, принятого в данном обществе. В традиционном обществе социальная регламентация,

определяющая в нем место человека, связывает по­лучение знания от единого и достоверного источника, которым и освящается данный порядок.

Англичанин Дарт и индиец Прадхан описывают традиционную культуру Непала, где в отличие от европейской системы образования и наряду с ней

непальские школьники, называя в качестве исходного источника знания мудрых старых людей, далее полагают, что те, в свою очередь, получили их от

богов. Культуры нетрадиционного типа основаны на системе образования, науки, когда всеобщий (знаковый) способ получения знания не

затрудняется традицией, а всякое знание воспринимается как чье-то личное изобретение. Разного типа куль­туры - разные системы трансляции знания.

Культура как способ социализации личности

Культура как устойчивая традиция социальной деятельности индивида позволяет переносить образцы социального поведения от поколения к

и детерминанта социального взаимодействия. Но уже вопрос о традиции и новации предполагает различение систем личности и куль­туры, культуры и

общества. Если культура - это традиции, нормы и обычаи, перенесенные на предметный мир из духовной жизни общества, включая и его

коллективное бессознательное, и тем самым организующие социальный опыт, то чем же культура отличается от общества? Обычно ее рассматривают

как часть общества, наряду с производством, политикой и т.д. Но если культура - это система, обеспечивающая способ перенесения духовности

человека на весь уклад его жизнедеятельности, то культура определенного типа проявляется и в политике, и в экономике, и в искусстве. Это не значит,

что культура и общество могут быть отождествлены друг с другом: содержанием культурного процесса вы­ступает, по сути, развитие самого человека

в качестве общественного субъекта деятельности.

Рассматривая эту проблему в ее итоговых вариантах, следует отметить, что общество - это система отношений и институтов, т.е. способов и

средств социального воздействия на человека. Среди них прежде всего необходимо указать на законы и правовую систему в целом, систему

образования и воспитания и т.д. Но тогда и можно сказать, что культура в своем функционировании в обществе определяется формами социальной

регламентации. Все это так. Но, акцентируя внимание на интегративной по отношению к человеку и обществу роли культуры, в то же время

необходимо увидеть, что акцент в сторону человека приводит к развитию антропологии (культурологии), т.е. к изучению конкретных культурных норм

и образцов, представляемых в характерной для данного общества символике, а акцент в сторону общества - к социологии (социальной теории).

Другое дело, что культурная антропология сужает понятие культуры, и задача состоит не в том, чтобы отделить человека от общества, а показать

человеческие ос­новы социального развития, объяснить социальное развитие как культурную эволюцию человечества. Основное различие состоит, по

нашему мнению, в том, что социальные институты не требуют выбора (осмысления индивидом своего отношения к социальным нормам и

институтам), они принимаются как данность, как правила игры, которым необходимо следовать и отступление от которых карается обществом.

Достигаемые реальные результаты человеческой деятельности оцениваются по принятой в обществе шкале ценностей - слава, почести, богатство и т.д.

Если же мы обращаемся не к социальному, а к индивидуальному миру человека, то обнаруживаем, что эти результаты обретают ценность не сами по

себе, а как собственные внутренние качества и условия дальнейшего развития индивида. И личные свойства человека, и достигнутое им материальное

положение - это внутренние физические и духовные его качества, характеризующие способ отношения к миру, т.е. его культуру.

образцы этнического по­ведения, построенные на их основе типы социальных связей и внутренние качества личности совпадают. Иная картина

культурного развития характеризует общества, где преобладает новация как способ отношения к социальному опыту. Примером такого

динамического типа может служить культура Древней Греции. Ее своеобразие можно связать с этническими особенностями, национальным

характером греков (Ф.Х. Кессиди). Интерес представляет концепция М.К. Петрова, объясняющего разрушение традиционной парадигмы

социокультурной ситуацией, возник­шей в условиях Эгейского моря и островной цивилизации.

М.К. Петрову принадлежит и интересная классификация межтиповых различий культуры, принимающая во внимание индивидуальную

деятельность в социальном взаимодействии и личностную систему вхождения индивида в социальное целое: «Основываясь на ключевых структурах

распре­деления деятельности по индивидам и интеграции различий в целостность, можно различить три типа:

А) лично-именной (охотничье, «первобытное» общество);

Б) профессионально-именной (традиционное земледельческое общество, «разви-вающееся» общество);

В) универсально-понятийный (общество европейской культурной традиции)».

Начало нетрадиционного типа культуры характеризует срыв традиции, вступление в имя (т.е. получение вместе с именем всего комплекса

социальных нагрузок) переста­ет быть (как впоследствии и обретение наследуемого про­фессионального знания) единственной формой социализа­ции

личности. Мотивация индивидуального действия и система социальных оценок не совпадают, их опосредует индивидуальная рефлексия, выбор.

Культура в этом случае позволяет человеку развивать внутренний мир, творчески реагируя на социальные требования, осознавать их моральный,

политический и эстетический смысл, принимать решения и делать нравственный выбор. Ведь никакие социальные требования не могут полностью (да

в этом и нет нужды, ведь человек -это не робот!) регулировать поведение человека. Поступки, выбор человека и говорят о его внутренней, да и

внешней культуре, поскольку внутренняя реализуется в его поведении и действиях. Мотивируя собственные по­ступки или же опираясь на избранную

им культурную традицию осознанно или нет, человек ориентируется на присущие ему потребности (природные и социальные). Природные

(биологические) потребности регулируют его жизнедеятельность; их удовлетворение (еда, питье, жилище) позволяет продлевать жизнь человеческого

рода. Социальные потребности формируются у человека, поскольку он с детства вращается в человеческом обществе, находящемся на определенной

стадии своего развития и формирующем у него определенные потребности в общении, досуге и т.д. Надо заметить, что различные способы

удовлетворения природных потребностей человека характеризуют тип культуры. Без труда мы установим культурный уровень развития общества

(собирателей, охотников, скотоводов) и индивида по способу приготовления и употребления пищи. Еще в большей степени о культуре народа (а в

Морган был первый, кто со знанием дела попытался внести в предысторию человечества определённую систему, и до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения, предложенная им периодизация несомненно останется в силе.

Из трёх главных эпох — дикости, варварства, цивилизации — его, само собой разумеется, занимают только две первые и переход к третьей. Каждую из этих двух эпох он подразделяет на низшую, среднюю и высшую ступень сообразно с прогрессом в производстве средств к жизни, потому что, говорит он,

«искусность в этом производстве имеет решающее значение для степени человеческого превосходства и господства над природой; из всех живых существ только человеку удалось добиться почти неограниченного господства над производством продуктов питания. Все великие эпохи человеческого прогресса более или менее прямо совпадают с эпохами расширения источников существования» .

Наряду с этим происходит развитие семьи, но оно не даёт таких характерных признаков для разграничения периодов.

1. Дикость

1. Низшая ступень . Детство человеческого рода. Люди находились ещё в местах своего первоначального пребывания, в тропических или субтропических

лесах. Они жили, по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зверей. Пищей служили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода — возникновение членораздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, вероятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние.

2. Средняя ступень . Начинается с введения рыбной пищи (куда мы относим также раков, моллюсков и других водяных животных) и с применения огня. То и другое взаимно связано, так как рыбная пища делается вполне пригодной к употреблению лишь благодаря огню. Но с этой новой пищей люди стали независимыми от климата и местности; следуя по течению рек и по морским берегам, они могли даже в диком состоянии расселиться на большей части земной поверхности. Грубо сделанные, неотшлифованные каменные орудия раннего каменного века, так называемые палеолитические, целиком или большей частью относящиеся к этому периоду, распространены на всех континентах и являются наглядным доказательством этих переселений. Заселение новых мест и постоянное деятельное стремление к поискам, в соединении с обладанием огнём, добывавшимся трением, доставили новые средства питания: содержащие крахмал корни и клубни, испечённые в горячей золе или пекарных ямах (земляных печах), дичь, которая, с изобретением первого оружия, дубины и копья, стала добавочной пищей, добываемой от случая к случаю. Исключительно охотничьих народов, как они описываются в книгах, то есть таких, которые живут только охотой, никогда не существовало; для этого добыча от охоты слишком ненадёжна. Вследствие постоянной необеспеченности источниками питания на этой ступени, по-видимому, возникло людоедство, которое с этих пор сохраняется надолго. Австралийцы и многие полинезийцы и теперь ещё находятся на этой средней ступени дикости.

3. Высшая ступень . Начинается с изобретения лука и стрелы, благодаря которым дичь стала постоянной пищей, а охота — одной из обычных отраслей труда. Лук, тетива и стрела составляют уже очень сложное орудие, изобретение которого предполагает долго накапливаемый опыт и более развитые умственные способности, следовательно, и одновременное знакомство со множеством других изобретений. Сравнивая друг с другом народы, которые знают уже лук и стрелу, но ещё не знакомы с гончарным искусством (его Морган считает началом перехода к варварству), мы действительно находим уже некоторые зачатки поселения деревнями, известную степень овладения производством средств существования: деревянные сосуды и утварь, ручное ткачество (без ткацкого станка) из древесного волокна, плетёные корзины из лыка или камыша, шлифованные (неолитические) каменные орудия. Огонь и каменный топор обычно дают также возможность уже делать лодки из цельного дерева, а местами изготовлять брёвна и доски для постройки жилища. Все эти достижения мы встречаем, например, у индейцев северо-запада Америки, которые хотя и знают лук и стрелу, но не знают гончарного дела. Для эпохи дикости лук и стрела были тем же, чем стал железный меч для варварства и огнестрельное оружие для цивилизации, — решающим оружием.

2. Варварство

1. Низшая ступень . Начинается с введения гончарного искусства. Можно доказать, что во многих случаях и, вероятно, повсюду оно было обязано своим возникновением обмазыванию плетёных или деревянных сосудов глиной с целью сделать их огнеупорными. При этом скоро нашли, что формованная глина служит этой цели и без внутреннего сосуда.

До сих пор мы могли рассматривать ход развития как вполне всеобщий, имеющий в определённый период силу для всех народов, независимо от их местопребывания. Но с наступлением варварства мы достигли такой ступени, когда приобретает значение различие в природных условиях обоих великих

материков. Характерным моментом периода варварства является приручение и разведение животных и возделывание растений. Восточный материк, так называемый Старый свет, обладал почти всеми поддающимися приручению животными и всеми пригодными для разведения видами злаков, кроме одного; западный же материк, Америка, из всех поддающихся приручению млекопитающих — только ламой, да и то лишь в одной части юга, а из всех культурных злаков только одним, но зато наилучшим, — маисом. Вследствие этого различия в природных условиях население каждого полушария развивается с этих пор своим особым путём, и межевые знаки на границах отдельных ступеней развития становятся разными для каждого из обоих полушарий.

2. Средняя ступень . На востоке начинается с приручения домашних животных, на западе — с возделывания съедобных растении при помощи орошения и с употребления для построек адобов (высушенного на солнце кирпича-сырца) и камня.

Мы начинаем с запада, так как здесь, до завоевания Америки европейцами, дальше этой ступени нигде не пошли.

Индейцам, находившимся на низшей ступени варварства (к ним принадлежали все, кто жил к востоку от Миссисипи), был известен уже ко времени их открытия какой-то способ выращивания в огородах маиса и, возможно, также тыквы, дыни и других огородных растений, которые составляли весьма существенную часть их питания; они жили в деревянных домах, в обнесённых частоколом деревнях. Северо-западные племена, особенно обитавшие в бассейне реки Колумбии, стояли ещё на высшей ступени дикости и не знали ни гончарного искусства, ни какого бы то ни было возделывания растений. Напротив, индейцы, относящиеся к так называемым пуэбло в Новой Мексике , мексиканцы, обитатели Центральной Америки и перуанцы находились ко времени завоевания на средней ступени варварства: они жили в похожих на крепости домах из адобов или камня, выращивали в искусственно орошаемых огородах маис и другие — различные, в зависимости от местоположения и климата, — съедобные растения, служившие им главными

источниками питания, и даже приручили некоторых животных: мексиканцы — индюка и других птиц, перуанцы — ламу. К тому же они были знакомы с обработкой металлов, но за исключением железа, и поэтому они всё ещё не могли обходиться без оружия и орудий из камня. Испанское завоевание оборвало всякое дальнейшее самостоятельное их развитие.

На востоке средняя ступень варварства началась с приручения животных, дающих молоко и мясо, между тем как культура растений, по-видимому, ещё очень долго в течение этого периода оставалась здесь неизвестной. Приручение и разведение скота и образование крупных стад, по-видимому, послужили причиной выделения арийцев и семитов из прочей массы варваров. У европейских и азиатских арийцев домашние животные имеют ещё общие названия, культурные же растения — почти никогда.

Образование стад вело к пастушеской жизни в пригодных для этого местах: у семитов — на травянистых равнинах вдоль Евфрата и Тигра, у арийцев — на подобных же равнинах Индии, а также вдоль Оксуса и Яксарта, Дона и Днепра. Впервые приручение животных было достигнуто, по-видимому, на границах таких пастбищных областей. Позднейшим поколениям кажется поэтому, что пастушеские народы произошли из местностей, которые в действительности не только не могли быть колыбелью человечества, но, напротив, были почти непригодны к жизни для их диких предков и даже для людей, стоявших на низшей ступени варварства. Наоборот, после того как эти варвары, находящиеся на средней ступени, привыкли к пастушеской жизни, им никак не могло прийти в голову добровольно вернуться из травянистых речных долин в лесные области, в которых обитали их предки. И даже когда семиты и арийцы были оттеснены дальше, на север и запад, они не могли перебраться в западноазиатские и европейские лесистые местности раньше, чем возделывание злаков не дало им возможности прокармливать свой скот, особенно зимой, на этой менее благоприятной почве. Более чем вероятно, что возделывание злаков было вызвано здесь прежде всего потребностью в корме для скота и только впоследствии стало важным источником питания людей.

Обильному мясному и молочному питанию арийцев и семитов и особенно благоприятному влиянию его на развитие детей следует, быть может, приписать более успешное развитие обеих этих рас. Действительно, у индейцев пуэбло Новой Мексики, вынужденных кормиться почти исключительно растительной пищей, мозг меньше, чем у индейцев, стоящих на низшей ступени варварства и больше питающихся мясом и рыбой. Во всяком случае, на этой ступени людоедство постепенно исчезает и сохраняется лишь как религиозный акт или, что здесь почти равносильно, как колдовской обряд.

3. Высшая ступень . Начинается с плавки железной руды и переходит в цивилизацию в результате изобретения буквенного письма и применения его для записывания словесного творчества. Эта ступень, самостоятельно пройденная, как уже сказано, лишь в восточном полушарии, более богата успехами в области производства, чем все предыдущие ступени, вместе взятые. К ней принадлежат греки героической эпохи, италийские племена незадолго до основания Рима, германцы Тацита, норманны времён викингов .

Прежде всего мы впервые встречаем здесь плуг с железным лемехом, с домашним скотом в качестве тягловой силы; благодаря ему стало возможно земледелие в крупном размере, полеводство , а вместе с тем и практически неограниченное для тогдашних условий увеличение жизненных припасов; затем — корчёвка леса и превращение его в пашню и луг, что опять-таки в широких масштабах невозможно было производить без железного топора и железной лопаты. А вместе с тем начался также быстрый рост населения, которое стало более густым на небольших пространствах. До возникновения полеводства должны были сложиться совершенно исключительные условия, чтобы полмиллиона людей позволило объединить себя под единым центральным руководством; этого, вероятно, никогда и не случалось.

Полный расцвет высшей ступени варварства выступает перед нами в поэмах Гомера, особенно в

«Илиаде». Усовершенствованные железные орудия, кузнечный мех, ручная мельница, гончарный круг, изготовление растительного масла и виноделие, развитая обработка металлов, переходящая в художественное ремесло, повозка и боевая колесница, постройка судов из брёвен и досок, зачатки архитектуры как искусства, города, окружённые зубчатыми стенами с башнями, гомеровский эпос и вся мифология — вот главное наследство, которое греки перенесли из варварства в цивилизацию. Сравнивая с этим данное Цезарем и даже Тацитом описание германцев , находившихся в начальной стадии той самой ступени культуры, из которой готовились перейти в более высокую гомеровские греки, мы видим, какое богатство достижений в развитии производства имеет высшая ступень варварства.

Набросанная здесь мной, по Моргану, картина развития человечества через ступени дикости и варварства к истокам цивилизации уже достаточно богата чертами новыми и, что ещё важнее, неоспоримыми, так как они взяты непосредственно из производства. И всё же эта картина покажется бледной и жалкой по сравнению с той, которая развернётся перед нами в конце нашего странствования; лишь тогда будет возможно в полной мере осветить переход от варварства к цивилизации и разительную противоположность между ними обоими. Пока же мы можем обобщить моргановскую периодизацию таким образом: дикость — период преимущественно присвоения готовых продуктов природы; искусственно созданные человеком продукты служат главным образом вспомогательными орудиями такого присвоения. Варварство — период введения скотоводства и земледелия, период овладения методами увеличения производства продуктов природы с помощью человеческой деятельности. Цивилизация — период овладения дальнейшей обработкой продуктов природы, период промышленности в собственном смысле этого слова и искусства.