(1) Из самовара пар валил, как из паровоза, - даже стекло в лампе немного затуманилось: так сильно шёл пар. (2) И чашечки были те же, синие снаружи и белые внутри, очень красивые чашечки, которые подарили нам ещё на свадьбе. (3) Сестра жены подарила - она очень славная и добрая женщина.

Сочинение

Двадцатый век обернулся для истории нашей страны чередой страшнейших, разрушительных событий. Скорбь и боль переполняет сердца наших соотечественник и по сей день, а множество написанных в военный период произведений не дают нам забывать о подвиге каждого героя. В данном отрывке Л. Андреев рассуждает именно над проблемой влияния войны на человека.

Мы знакомимся с историей семьи, один из членов которой побывал на войне и вернулся с неё, кажется, совсем другим человеком. Автор акцентирует наше внимание на таких деталях, как частые паузы в речи и молчание, бледность лица и угрюмый вид тех, кто ждал своего героя. Негодование и крик, застывший на губах у каждого члена семьи, истерики и слезы от осознания происходящего писатель дополняет такими контрастными деталями, как позитив и «счастье» выжившего и вернувшегося с войны героя, а также «чистенькая, со взбитыми подушками, с завёрнутым одеялом…кровать, та самая» которая символично была куплена 4 года назад, перед свадьбой.

Мнение автора мне понятно: Л. Андреев считает, что война калечит судьбы людей и приносит в семьи горе, боль и страдание. И вне зависимости от результата прошедших событий, понесенные войной жертвы невозможно сравнить ни с чем.

Я не могу не согласиться с мыслью писателя. Безусловно, нет ничего страшнее войны. Эта стихия бесчеловечна во всех отношениях: она калечит судьбы и солдат, и тех, кто остался ждать дорогих и близких в тылу, а сами события бесповоротно меняют отношение бойца к жизни, его когда-то существовавшие мечты и стремления, а зачастую и вовсе убивают в нем человека, оставляя на всю оставшуюся жизнь психологический шрам.

Хорошим примером служит герой рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека». С наступлением роковой даты жизнь Андрея Соколова, как и у многих других солдат, была поделена на «до» и «после» - он потерял всю свою семью и каждый день боролся за собственную жизнь: в плену и на поле боя. Его планы на будущее были стерты в один миг, в глазах пропал огонь, а в мыслях было лишь желание дойти до конца и убедиться в том, что все эти жертвы не были напрасными. Вернуться к прошлой, мирной жизни Андрею Соколову, конечно же, не удалось, однако на своем пути он встретил не менее искалеченную судьбу, маленького несчастного мальчика, оставшегося совсем одного, с ним герой и продолжил свою послевоенную жизнь - два развороченных, одиноких, но стойких сердца на пути к светлому будущему.

В повести В. Закруткина «Матерь человеческая» мы знакомимся с еще одной истерзанной, искалеченной судьбой. Война забрала у главной героини все: фашисты повесили на глазах у женщины её мужа и сына, и даже представить сложно, какие мысли и эмоции переполняли девушку. Однако материнский инстинкт не дал Марии сойти с ума и помог двигаться дальше: она выполняет бесценный долг и спасает множество детей и даже раненного немца от верной гибели, показывая тем самым, что в сердце русской женщины невозможно убить милосердие.

Вывод всего вышесказанного прост: нет ничего страшнее и губительнее для человека, чем война, потому что даже у оставшихся в живых солдат возникает риск никогда больше не суметь полюбить жизнь.

Кому это нужно было?

Леонид Андреев

Источник: Андреев Л. Красный смех. СПб, 1905. Фрагмент.

…вокруг самовара, вокруг настоящего самовара, из которого пар валил, как из паровоза, – даже стекло в лампе немного затуманилось: так сильно шел пар. И чашечки были те же, синие снаружи и белые внутри, очень красивые чашечки, которые подарили нам еще на свадьбе. Сестра жены подарила – она очень славная и добрая женщина.
– Неужели все целы? – недоверчиво спросил я, мешая сахар в стакане серебряной чистой ложечкой.
– Одну разбили, – сказала жена рассеянно: она в это время держала отвернутым кран, и оттуда красиво и легко бежала горячая вода.
Я засмеялся.
– Чего ты? – спросил брат.
– Так. Ну, отвезите-ка меня еще разок в кабинетик. Потрудитесь для героя! Побездельничали без меня, теперь баста, я вас подтяну, – и я в шутку, конечно, запел: «Мы храбро на врагов, на бой, друзья, спешим…»

Они поняли шутку и тоже улыбнулись, только жена не подняла лица: она перетирала чашечки чистым вышитым полотенцем. В кабинете я снова увидел голубенькие обои, лампу с зеленым колпаком и столик, на котором стоял графин с водою. И он был немного запылен.
– Налейте-ка мне водицы отсюда, – весело приказал я.
– Ты же сейчас пил чай.
– Ничего, ничего, налейте. А ты, – сказал я жене, — возьми сынишку и посиди немножко в той комнате. Пожалуйста.

И маленькими глотками, наслаждаясь, я пил воду, а в соседней комнате сидели жена и сын, и я их не видел.
– Так, хорошо. Теперь идите сюда. Но отчего он так поздно не ложится спать?
– Он рад, что ты вернулся. Милый, пойди к отцу.
Но ребенок заплакал и спрятался у матери в ногах.
– Отчего он плачет? – с недоумением спросил я и оглянулся кругом. – Отчего вы все так бледны, и молчите, и ходите за мною, как тени?

Брат громко засмеялся и сказал:
– Мы не молчим.
И сестра повторила:
– Мы все время разговариваем.
– Я похлопочу об ужине, – сказала мать и торопливо вышла.
– Да, вы молчите, – с неожиданной уверенностью повторил я. – С самого утра я не слышу от вас слова, я только один болтаю, смеюсь, радуюсь. Разве вы не рады мне? И почему вы все избегаете смотреть на меня, разве я так переменился? Да, так переменился. Я и зеркал не вижу. Вы их убрали? Дайте сюда зеркало.

– Сейчас я принесу, – ответила жена и долго не возвращалась, и зеркальце принесла горничная. Я посмотрел в него, и – я уже видел себя в вагоне, на вокзале – это было то же лицо, немного постаревшее, но самое обыкновенное. И они, кажется, ожидали почему-то, что я вскрикну и упаду в обморок, – так обрадовались они, когда я спокойно спросил:
– Что же тут необыкновенного?

Все громче смеясь, сестра поспешно вышла, а брат сказал уверенно и спокойно:
– Да. Ты мало изменился. Полысел немного.
– Поблагодари и за то, что голова осталась, – равнодушно ответил я. – Но куда они все убегают: то одна, то другая. Повози-ка меня еще по комнатам. Какое удобное кресло, совершенно бесшумное. Сколько заплатили? А я уж не пожалею денег: куплю себе такие ноги, лучше… Велосипед!

Он висел на стене, совсем еще новый, только с опавшими без воздуха шинами. На шине заднего колеса присох кусочек грязи – от последнего раза, когда я катался. Брат молчал и не двигал кресла, и я понял это молчание и эту нерешительность.
– В нашем полку только четыре офицера осталось в живых, – угрюмо сказал я. – Я очень счастлив… А его возьми себе, завтра возьми.
– Хорошо, я возьму, – покорно согласился брат. – Да, ты счастлив. У нас полгорода в трауре. А ноги это, право…
– Конечно. Я не почтальон.

Брат внезапно остановился и спросил:
– А отчего у тебя трясется голова?
– Пустяки. Это пройдет, доктор сказал!
– И руки тоже?
– Да, да. И руки. Все пройдет. Вези, пожалуйста, мне надоело стоять.

Они расстроили меня, эти недовольные люди, но радость снова вернулась ко мне, когда мне стали приготовлять постель – настоящую постель, на красивой кровати, на кровати, которую я купил перед свадьбой, четыре года тому назад. Постлали чистую простыню, потом взбили подушки, завернули одеяло – а я смотрел на эту торжественную церемонию, и в глазах у меня стояли слезы от смеха.

– А теперь раздень-ка меня и положи, – сказал я жене. – Как хорошо!
– Сейчас, милый.
– Поскорее!
– Сейчас, милый.
– Да что же ты?
– Сейчас, милый.
Она стояла за моею спиною, у туалета, и я тщетно поворачивал голову, чтобы увидеть ее.

И вдруг она закричала, так закричала, как кричат только на войне:
– Что же это! – И бросилась ко мне, обняла, упала около меня, пряча голову у отрезанных ног, с ужасом отстраняясь от них и снова припадая, целуя эти обрезки и плача.
– Какой ты был! Ведь тебе только тридцать лет. Молодой, красивый был. Что же это! Как жестоки люди. Зачем это? Кому это нужно было? Ты, мой кроткий, мой жалкий, мой милый, милый…
И тут на крик прибежали все они, и мать, и сестра, и нянька, и все они плакали, говорили что-то, валялись у моих ноги и так плакали. А на пороге стоял брат, бледный, совсем белый, с трясущейся челюстью, и визгливо кричал:
– Я тут с вами с ума сойду. С ума сойду!

А мать ползала у кресла и уже не кричала, а хрипела только и билась головой о колеса. И чистенькая, со взбитыми подушками, с завернутым одеялом, стояла кровать, та самая, которую я купил четыре года назад – перед свадьбой…

Вам понадобится

• Текст Л.Н. Андреева «Из самовара пар валил, как из паровоза, - даже стекло в лампе немного затуманилось: так сильно шел пар…»

Инструкция

Чтобы сформулировать проблему, надо понять, что автор пишет об атмосфере, которая сложилась в семье, когда вернулся фронтовик-инвалид.
Первое предложение в сочинении может быть таким: «Писатель Л.Н. Андреев затрагивает проблему влияния войны на человека».

Чтобы написать комментарий, желательно кратко ответить на вопросы:

Как себя чувствовал мужчина?

Что происходило в его семье?

Комментарий может выглядеть так: «Главный герой вернулся с войны инвалидом. Он понимал напряженные отношения в семье и старался сгладить последствия войны, пытался шутить, потому что ничего уже не изменить, но ему это удавалось с трудом. И велосипед, и кровать - эти вещи из прошлого не приносили ему радости. Он рад только тому, что остался жив. Семья скрывает настоящие чувства: горечь, жалость, растерянность, но потом чувства прорываются наружу, и члены семьи страдают открыто: задают вопросы о войне, как бы спрашивая кого-то и не понимая жестокости воюющих, льются слезы».

Когда раскрываем позицию автора, обращаем внимание на то, как выражены чувства главного героя и членов его семьи, например: «Автор убеждает читателя в том, что война влияет не только на физическое состояние человека, но и на его душу. Чтобы понять состояние мужчины и его семьи, надо обратить внимание на их речь. Автор использует в его речи слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами, например, « разок», «кабинетик». Есть предложения с многоточием, в которых звучит недоговоренность. Когда муж просит жену положить его спать, та в смятении, она повторяет несколько раз одни те же слова: «Сейчас, милый!»

Свое отношение к позиции автора надо пояснить, например: «Я согласна с автором. Война приносит только горе, страдания, переживания. Последствия войны, и физические и душевные, люди уже не в силах изменить. С этими ранами надо жить, надо поддерживать близкого человека».

Читательский аргумент № 1 может выглядеть так: «О том, как влияла гражданская война на отношения между членами семьи, рассказал М.А. Шолохов в произведении «Семейный человек». Главный герой рассказа остался с семью детьми. Война разделила членов семьи на красных и белых и заставила отца расправиться сначала с одним сыном, потом – со вторым. Сам он объяснял свои действия так: оставит в живых сына – убьют его, а у него дети малые, кто же их будет кормить. Чтобы выжили одни дети, отец принужден убивать других детей. Он не раскаивался. Он просто заглушил голос сердца. Так события, связанные с распрями между людьми, живущими в одной стране, вынуждают человека нарушать отношения между самыми близкими, самыми дорогими людьми. Если бы не было войны, жизнь этой семьи сложилась бы, конечно, более благополучно».

Может быть приведен еще один читательский аргумент, например: « Как подействовала война на слабую, беззащитную беременную женщину, которая осталась на сожженном немцами хуторе в полном одиночестве? Об этом рассказал В. Закруткин в повести «Матерь человеческая». Чашу страданий Мария выпила до дна. Война заставила ее пережить разнообразные чувства: и желание умереть после смерти мужа и сына, и желание отомстить юноше-немцу и заколоть его вилами, и желание доказать односельчанам, которые, возможно, вернутся из плена, что она, воспитанная на желании трудиться, смогла не только прокормить себя, пришедших к ней животных, найденных детдомовцев, но и выполняла, как раньше, планы по уборке урожая, как будто соревновалась с кем-то. Война принудила ее пройти через одиночество, подавленность, муки мщения и, вопреки всему, научила ее выживать в экстремальных условиях».

Вывод может быть оформлен так: «Итак, война приносит человеку только плохое: несет смерть, инвалидность, страдания близких, разлучает людей на долгие годы, принуждает поступать не в соответствии с родительскими чувствами, с религиозными заповедями. Где бы ни находился человек: на фронте или в тылу – везде ему плохо. Последствия военных действий оставляют след и на теле человека, и в его душе».

Вариант 6. Задания по ЕГЭ 2018. Русский язык. И.П. Цыбулько. 36 вариантов

Прочитайте текст и выполните задания 1 - 3

(1)Научный стиль принадлежит к числу книжных стилей литературного языка, которым присущ ряд общих условий функционирования и языковых особенностей: предварительное обдумывание высказывания, его монологический характер, строгий отбор языковых средств, тяготение к нормированной речи. (2)Этот стиль речи имеет черты, проявляющиеся независимо от характера самих наук (естественных, точных, гуманитарных) и различий между жанрами высказывания (монография, научная статья, доклад, учебник и т. д.), что даёт возможность говорить о специфике стиля в целом. (3)Вместе с тем вполне естественно, что, тексты по физике, химии, математике заметно отличаются по характеру изложения от текстов по филологии или истории.

1. Укажите два предложения, в которых верно передана ГЛАВНАЯ информация, содержащаяся в тексте. Запишите номера этих предложений.

1) Научный стиль речи имеет черты, которые проявляются независимо от характера самих наук и различий между жанрами высказывания.

2) Наряду с общими чертами, определяемыми спецификой научного стиля, тексты из разных научных областей имеют различия в характере изложения.

3) Тексты точных и естественных наук существенно отличаются от текстов из гуманитарных наук прежде всего характером изложения.

4) Тексты научного стиля имеют как общие черты, определяемые спецификой научного стиля, так и особенности, связанные с конкретной научной областью.

5) Научный стиль принадлежит к числу книжных стилей литературного языка, что определяет ряд общих условий его функционирования и языковых особенностей.

2. Какое из приведённых ниже слов (сочетаний слов) должно стоять на месте пропуска в третьем (3) предложении текста? Выпишите это слово (сочетание слов).

Значит наоборот например кроме того следовательно

3. Прочитайте фрагмент словарной статьи, в которой приводятся значения слова РЯД. Определите значение, в котором это слово употреблено в первом (1) предложении текста. Выпишите цифру, соответствующую этому значению в приведённом фрагменте словарной статьи.

РЯД, -а (-у), м.

1) Линия ровно расположенных однородных предметов. Р. домов. Первый р. партера.

2) Некоторое количество чего-н. Р. случаев. Есть р. исключений. По целому ряду причин.

3) мн. Состав, совокупность лиц, принадлежащих к какой-л. организации, группе, среде и т.п. В рядах борцов. Пополнить ряды безработных.

4) Ларьки, магазины, лотки, рыночные прилавки, расположенные в одну линию. Овощной р. Торговые ряды.

5) Полоса шириной в один взмах косы, в один захват косилки; прокос. Прокосить один р.

4. В одном из приведённых ниже слов допущена ошибка в постановке ударения: НЕВЕРНО выделена буква, обозначающая ударный гласный звук. Выпишите это слово.

дешевИзна закУпорив мусоропрОвод укрепИт назвалАсь

5. В одном из приведённых ниже предложений НЕВЕРНО употреблено выделенное слово. Исправьте лексическую ошибку, подобрав к выделенному слову пароним. Запишите подобранное слово.

Великий математик не может быть абсолютным НЕВЕЖЕЙ в литературе.

Самыми ГУМАННЫМИ профессиями на земле являются те, от которых зависят духовная жизнь и здоровье человека.

Между отцом и сыном на протяжении ряда лет складывались ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ отношения.

К предстоящей игре команда ПОПОЛНИТСЯ новыми, никому не известными спортсменами.

В стране проводятся ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ выборы.

6. В одном из выделенных ниже слов допущена ошибка в образовании формы слова. Исправьте ошибку и запишите слово правильно.

известные ПРОФЕССОРА шкафы для КУХОНЬ самый КРАТЧАЙШИЙ путь

ИХ дети ИДЯ по шоссе

7. Установите соответствие между грамматическими ошибками и предложениями, в которых они допущены: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.

ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ A) неправильное построение предложения с деепричастным оборотом Б) нарушение в построении предложения с причастным оборотом B) нарушение видо-временной соотнесённости глагольных форм Г) нарушение связи между подлежащим и сказуемым Д) неправильное употребление падежной формы существительного с предлогом

ПРЕДЛОЖЕНИЯ 1) Второе, и наиболее важное, кругосветное плавание адмирала Μ. П. Лазарева, в результате которого была подготовлена целая плеяда блестящих моряков, состоялось в 1819-1821 годах согласно заранее намеченных планов экспедиции. 2) По завершении спектакля зрители долго не могли прийти в себя от увиденного. 3) Приходит осень и раскрасила все листья в жёлто-красные цвета. 4) Мать тревожилась за своего сына, уехавшем в город поступать в институт. 5) Те, кто побывал в Риме, с упоением вспоминал об этом романтическом городе. 6) Сразу по приезде в Юрьевец туристы обратят внимание на колокольню Георгия Победоносца. 7) Прочитав роман известного писателя, нас вдруг осенила мысль о подлинном источнике этой книги. 8) В отделе критики и библиографии журнала систематически публикуются обзоры выходящих новинок художественной литературы. 9) Не смотря на берег, манящий своей красотой и тенистой прохладой, члены экипажа парусника по приходе в бухту занялись подготовкой к предстоящему этапу регаты.

8. Определите слово, в котором пропущена безударная чередующаяся гласная корня. Выпишите это слово, вставив пропущенную букву.

велос..пед возн..кновение кр..тиковать выб..рает сб..регать

9. Определите ряд, в котором в обоих словах в приставке пропущена одна и та же буква. Выпишите эти слова, вставив пропущенную букву.

д..бела, н..дломить пр..ступник, пр..йти без..языкий, в..явь

во..звание, ..бить пр..клеить, пр..дел (терпению)

10. Выпишите слово, в котором на месте пропуска пишется буква О.

перечит..вал откат..вать честв..вал склад..вать посвист..вать

11. Выпишите слово, в котором на месте пропуска пишется буква И.

намаж..шь прикле..шь увер..нный приемл..мый мурлыч..шь

12. Определите предложение, в котором НЕ (НИ) со словом пишется СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите это слово.

Анна, (НЕ)ОБРАЩАЯ внимания на время, пыталась доказать свою правоту.

Эту отнюдь (НЕ)ПРИЯТНУЮ историю следовало немедленно забыть.

Как (НИ)БЫЛ яростен ураган, он ослабевал.

Солнце, пока (НЕ)СКРЫТОЕ облаками, освещает город удивительно ярким светом. Где-то здесь, в нескольких шагах, раздавались (НЕ)ЗАБЫВАЕМЫЕ трели соловья и тишина наполнялась дивными звуками.

13. Определите предложение, в котором оба выделенных слова пишутся СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите эти два слова.

(ПО)ВИДИМОМУ, нам придётся оставить квартиру, а ТАК(ЖЕ) все вещи в ней. Адвокат (НА)ВСТРЕЧУ не явился, (ЗА)ТО приехал его помощник.

(B)ТЕЧЕНИЕ всей жизни писатель боролся за правду и (НА)КОНЕЦ добился своего.

(C)ПРАВА от дороги странники увидели дом с большой трубой, (ОТ)КУДА шёл дым. (В)ПРОДОЛЖЕНИЕ всего года она не вставала, но (ЗА)ТЕМ выздоровела.

14. Укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) пишется одна буква Н.

Рядом чернело кострище, оно было аккуратно обустрое(1)о и обложе(2)о камнями, с подготовле(3)ым таганком и свисающими с него закопчё(4)ыми берёзовыми рогульками для котлов.

15. Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.

1) В чаще всю ночь кричали коростели или какие-то другие птицы.

2) Мой юный спутник был в обыкновенном костюме стареньком шерстяном свитере полотняной рубашке.

3) Я бы давно сделал ей подарок да всё не решаюсь.

4) Вдали перед нами пестрели и цвели луга и поля.

5) В XVI веке в Венеции запретили весь колёсный транспорт и с тех пор лодки стали единственным доступным средством передвижения горожан.

16. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

В Нижнем Новгороде (1) городе на берегу Волги (2) возвышается (3) поражая наше воображение (4) один из самых больших трамплинов для прыжков на лыжах.

17. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Танцуй (1) Равель (2) свой исполинский (3) танец,

Танцуй (4) Равель! Не унывай (5) испанец!

Вращай (6) История (7) литые жернова,

Будь мельничихой в грозный час прибоя!

О болеро (8) священный танец боя!

(Н. А. Заболоцкий)

18. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Во времена Моцарта (1) Зальцбург представлял собой столицу маленького княжества (2) во главе (3) которого (4) стоял зальцбургский архиепископ.

19. Расставьте все знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых должны стоять запятые.

Хаджи-Мурат сидел рядом в комнате (1) и (2) хотя не понимал того (3) что говорили (4) догадался (5) что спорили о нём.

20. Отредактируйте предложение: исправьте лексическую ошибку, исключив лишнее слово. Выпишите это слово.

Путь писателя к признанию и любви читающей публики зачастую усеян колючими терниями и полон соблазнов.

Прочитайте текст и выполните задания 21 - 26

(1)Из самовара пар валил, как из паровоза, - даже стекло в лампе немного затуманилось: так сильно шёл пар. (2)И чашечки были те же, синие снаружи и белые внутри, очень красивые чашечки, которые подарили нам ещё на свадьбе. (3)Сестра жены подарила - она очень славная и добрая женщина.

- (4)Неужели все уцелели? - недоверчиво спросил я, мешая сахар в стакане серебряной чистой ложечкой.

- (5)Одна разбилась, - ответила жена рассеянно: она в это время держала отвёрнутым кран, и оттуда красиво и легко бежала горячая вода.

(6)Я засмеялся.

- (7)Чего ты? - спросил брат.

- (8)Так. (9)Ну, отвезите-ка меня ещё разок в кабинетик. (10)Потрудитесь для героя! (11)Побездельничали без меня, теперь баста, я вас подтяну, - и я в шутку, конечно, запел: «Мы храбро на врагов, на бой, друзья, спешим...»

(12)Они поняли шутку и тоже улыбнулись, только жена не подняла лица: она перетирала чашечки чистым вышитым полотенцем. (13)В кабинете я снова увидел голубенькие обои, лампу с зелёным колпаком и столик, на котором стоял графин с водою. (14)И он был немного запылён.

- (15)Налейте-ка мне водицы отсюда, - весело приказал я.

- (16)Ты же сейчас пил чай.

- (17)Ничего, ничего, налейте. (18)А ты, - сказал я жене, - возьми сынишку и посиди немножко в той комнате. (19)Пожалуйста.

(20)И маленькими глотками, наслаждаясь, я пил воду, а в соседней комнате сидели жена и сын, и я их не видел.

- (21)Так, хорошо. (22)Теперь идите сюда. (23)Но отчего он так поздно не ложится спать?

- (24)Он рад, что ты вернулся. (25)Милый, пойди к отцу.

(26)Но ребёнок заплакал и спрятался у матери в ногах.

- (27)Отчего он плачет? - с недоумением спросил я и оглянулся кругом. -

(28)Отчего вы все так бледны, и молчите, и ходите за мною, как тени?

(29) Брат громко засмеялся и сказал:

Мы не молчим.

(30) И сестра повторила:

- (31)Мы всё время разговариваем.

- (32)Я похлопочу об ужине, - сказала мать и торопливо вышла.

- (33)Да, вы молчите, - с неожиданной уверенностью повторил я. - (34)С самого утра я не слышу от вас слова, я только один болтаю, смеюсь, радуюсь. (35)Разве вы не рады мне? (36)И почему вы все избегаете смотреть на меня, разве я так переменился? (37)Да, так переменился. (38)Я и зеркал не вижу. (39)Вы их убрали? (40)Дайте сюда зеркало.

- (41)Сейчас я принесу, - ответила жена и долго не возвращалась, и зеркальце принесла горничная. (42)Я посмотрел в него, и - я уже видел себя в вагоне, на вокзале - это было то же лицо, немного постаревшее, но самое обыкновенное. (43)И они, кажется, ожидали почему-то, что я вскрикну и упаду в обморок, - так обрадовались они, когда я спокойно спросил:

Что же тут необыкновенного?

(44)Всё громче смеясь, сестра поспешно вышла, а брат сказал уверенно и спокойно:

Да. (45)Ты мало изменился. (46)Полысел немного.

- (47)Поблагодари и за то, что голова осталась, - равнодушно ответил я. - (48)Но куда они все убегают: то одна, то другая. (49)Повози-ка меня ещё по комнатам. (50)Какое удобное кресло, совершенно бесшумное. (51)Сколько заплатили? (52)А я уж не пожалею денег: куплю себе такие ноги, лучше... (53)Велосипед!

(54)Он висел на стене, совсем ещё новый, только с опавшими без воздуха шинами. (55)На шине заднего колеса присох кусочек грязи - от последнего раза, когда я катался. (56)Брат молчал и не двигал кресла, и я понял это молчание и эту нерешительность.

- (57)В нашем полку только четыре офицера осталось в живых, - угрюмо сказал я. - (58)Я очень счастлив... (59)А его возьми себе, завтра возьми.

- (60)Хорошо, я возьму, - покорно согласился брат. - (61)Да, ты счастлив. (62)У нас полгорода в трауре. (63)А ноги - это, право...

- (64)Конечно. (65)Я не почтальон.

(66)Брат внезапно остановился и спросил:

А отчего у тебя трясётся голова?

- (67)Пустяки. (68)Это пройдёт, доктор сказал!

- (69)И руки тоже?

- (70)Да, да. (71)И руки. (72)Всё пройдет. (73)Вези, пожалуйста, мне надоело стоять.

(74)Они расстроили меня, эти недовольные люди, но радость снова вернулась ко мне, когда мне стали приготовлять постель - настоящую постель, на красивой кровати, на кровати, которую я купил перед свадьбой, четыре года тому назад. (75)Постлали чистую простыню, потом взбили подушки, завернули одеяло - а я смотрел на эту торжественную церемонию, и в глазах у меня стояли слёзы от смеха.

- (76)А теперь раздень-ка меня и положи, - сказал я жене. - (77)Как хорошо!

- (78)Сейчас, милый.

- (79)Поскорее!

- (80)Сейчас, милый.

- (81)Да что же ты?

- (82)Сейчас, милый.

(83)Она стояла за моею спиною, и я тщетно поворачивал голову, чтобы увидеть её. (84)И вдруг она закричала, так закричала, как кричат только на войне:

Что же это! - (85)И бросилась ко мне, обняла, упала около меня, пряча голову у отрезанных ног, с ужасом отстраняясь от них и снова припадая, целуя эти обрезки и плача.

- (86)Какой ты был! (87)Ведь тебе только тридцать лет. (88)Молодой, красивый был. (89)Что же это! (90)Как жестоки люди. (91)3ачем это? (92)Кому это нужно было? (93)Ты, мой кроткий, мой жалкий, мой милый, милый...

(94)И тут на крик прибежали все они, и мать, и сестра, и нянька, и все они плакали, говорили что-то, валялись у моих ног и так плакали. (95)А на пороге стоял брат, бледный, совсем белый, с трясущейся челюстью, и визгливо кричал:

Я тут с вами с ума сойду. (96)С ума сойду!

(97)А мать ползала у кресла и уже не кричала, а хрипела только и билась головой о колёса. (98)И чистенькая, со взбитыми подушками, с завёрнутым одеялом, стояла кровать, та самая, которую я купил четыре года назад - перед свадьбой...

(По Л. Н. Андрееву)

21. Какие из высказываний соответствуют содержанию текста? Укажите номера ответов.

1) В полку, в котором служил рассказчик, выжили только четыре офицера.

2) Лишившегося ног рассказчика его брат возит по дому на бесшумном кресле.

3) Даже кровать, которую застилают рассказчику и которую он купил четыре года назад, перед свадьбой, не доставляет ему радости.

4) В доме рассказчика убрали зеркала, поскольку весь город был в трауре.

5) Как только рассказчик подозвал к себе сына, тот с радостью подбежал к отцу.

22. Какие из перечисленных утверждений являются верными? Укажите номера ответов.

1) Предложения 2-3 содержат элементы описания.

2) В предложениях 12-14 представлено рассуждение.

3) Предложение 52 содержит ответ на вопрос, сформулированный в предложении 51.

4) В предложениях 54-55 содержится описание.

5) В предложениях 83-85 содержится повествование.

23. Из предложений 94-95 выпишите один фразеологизм.

24. Среди предложений 1-9 найдите такое(-ие), которое(-ые) связано(-ы) с предыдущим при помощи контекстных антонимов. Напишите номер(-а) этого(-их) предложения(-ий).

25. «Отрывок из рассказа „Красный смех", написанного в разгар Русско-японской войны, передаёт дух того времени. При описании быта, такого родного для героя текста участника войны, автор особое внимание уделяет деталям. Чувство наслаждения видом знакомых вещей передаётся благодаря использованию различных средств выразительности, среди которых троп - (А)___ („как из паровоза" в предложении 1), лексическое средство - (Б)___ („чашечки" в предложении 2, „голубенькие" в предложении 13). Чувства родственников героя выражены прежде всего через их реплики: так, в словах жены встречаются синтаксические средства - (В)___ (в предложениях 78, 80, 82, 93), (Г)___ (предложения 91, 92)».

Список терминов:

1) олицетворение

2) обращения

3) метонимия

4) просторечная лексика

5) сравнение

6) антитеза

7) слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами

8) градация

9) вопросительные предложения

26. Напишите сочинение.

Вариант 6
Номер задания	Ответ	Номер задания	Ответ
			справаоткуда
	например
	мусоропровод		1234 или любая комбинация этих цифр
	невеждой		1245678 или любая комбинация этих цифр
	короткий
			2345 или любая комбинация этих цифр
	выбирает		колючими
	безъязыкийвъявь
	чествовал		145 или любая комбинация этих цифр
	приклеишь		сумасойду
	незабываемые

Проблема

Проблема нравственной оценки факта войны. (Способно ли человеческое сознание принять сам факт войны?)

Человеческому сознанию сложно понять, зачем нужна война, ведь она жестока, бессмысленна, противоестественна по самой своей природе.

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Отрывок седьмой

…это было безбожно, это было беззаконно. Красный Крест уважается всем миром, как святыня, и они увидели, что это идет поезд не с солдатами, а с безвредными ранеными, и они должны были предупредить о заложенной мине. Несчастные люди, они уже грезили о доме…

Отрывок восьмой

…вокруг самовара, вокруг настоящего самовара, из которого пар валил, как из паровоза, – даже стекло в лампе немного затуманилось: так сильно шел пар. И чашечки были те же, синие снаружи и белые внутри, очень красивые чашечки, которые подарили нам еще на свадьбе. Сестра жены подарила – она очень славная и добрая женщина.

– Неужели все целы? – недоверчиво спросил я, мешая сахар в стакане серебряной чистой ложечкой.

– Одну разбили, – сказала жена рассеянно: она в это время держала отвернутым кран, и оттуда красиво и легко бежала горячая вода.

Я засмеялся.

– Чего ты? – спросил брат.

– Так. Ну, отвезите-ка меня еще разок в кабинетик. Потрудитесь для героя! Побездельничали без меня, теперь баста, я вас подтяну, – и я в шутку, конечно, запел: «Мы храбро на врагов, на бой, друзья, спешим…»

Они поняли шутку и тоже улыбнулись, только жена не подняла лица: она перетирала чашечки чистым вышитым полотенцем. В кабинете я снова увидел голубенькие обои, лампу с зеленым колпаком и столик, на котором стоял графин с водою. И он был немного запылен.

– Налейте-ка мне водицы отсюда, – весело приказал я.

– Ты же сейчас пил чай.

– Ничего, ничего, налейте. А ты, – сказал я жене, – возьми сынишку и посиди немножко в той комнате. Пожалуйста.

И маленькими глотками, наслаждаясь, я пил воду, а в соседней комнате сидели жена и сын, и я их не видел.

– Так, хорошо. Теперь идите сюда. Но отчего он так поздно не ложится спать?

– Он рад, что ты вернулся. Милый, пойди к отцу.

Но ребенок заплакал и спрятался у матери в ногах.

– Отчего он плачет? – с недоумением спросил я и оглянулся кругом. – Отчего вы все так бледны, и молчите, и ходите за мною, как тени?

Брат громко засмеялся и сказал:

– Мы не молчим.

И сестра повторила:

– Мы все время разговариваем.

– Я похлопочу об ужине, – сказала мать и торопливо вышла.

– Да, вы молчите, – с неожиданной уверенностью повторил я. – С самого утра я не слышу от вас слова, я только один болтаю, смеюсь, радуюсь. Разве вы не рады мне? И почему вы все избегаете смотреть на меня, разве я так переменился? Да, так переменился. Я и зеркал не вижу. Вы их убрали? Дайте сюда зеркало.

– Сейчас я принесу, – ответила жена и долго не возвращалась, и зеркальце принесла горничная. Я посмотрел в него, и – я уже видел себя в вагоне, на вокзале – это было то же лицо, немного постаревшее, но самое обыкновенное. И они, кажется, ожидали почему-то, что я вскрикну и упаду в обморок, – так обрадовались они, когда я спокойно спросил:

– Что же тут необыкновенного?

Все громче смеясь, сестра поспешно вышла, а брат сказал уверенно и спокойно:

– Да. Ты мало изменился. Полысел немного.

– Поблагодари и за то, что голова осталась, – равнодушно ответил я. – Но куда они все убегают: то одна, то другая. Повози-ка меня по комнатам. Какое удобное кресло, совершенно бесшумное. Сколько заплатили? А я уж не пожалею денег: куплю себе такие ноги, лучше… Велосипед!

Он висел на стене, совсем еще новый, только с опавшими без воздуха шинами. На шине заднего колеса присох кусочек грязи – от последнего раза, когда я катался. Брат молчал и не двигал кресла, и я понял это молчание и эту нерешительность.

– В нашем полку только четыре офицера осталось в живых, – угрюмо сказал я. – Я очень счастлив… А его возьми себе, завтра возьми.

– Хорошо, я возьму, – покорно согласился брат. – Да, ты счастлив. У нас полгорода в трауре. А ноги – это, право…

– Конечно. Я не почтальон.

Брат внезапно остановился и спросил:

– А отчего у тебя трясется голова?

– Пустяки. Это пройдет, доктор сказал!

– И руки тоже?

– Да, да. И руки. Все пройдет. Вези, пожалуйста, мне надоело стоять.

Они расстроили меня, эти недовольные люди, но радость снова вернулась ко мне, когда мне стали приготовлять постель – настоящую постель, на красивой кровати, на кровати, которую я купил перед свадьбой, четыре года тому назад. Постлали чистую простыню, потом взбили подушки, завернули одеяло – а я смотрел на эту торжественную церемонию, и в глазах у меня стояли слезы смеха.

– А теперь раздень-ка меня и положи, – сказал я жене. – Как хорошо!

– Сейчас, милый.

– Поскорее!

– Сейчас, милый!

– Да что же ты?

– Сейчас, милый!

Она стояла за моею спиной, у туалета, и я тщетно поворачивал голову, чтобы увидеть ее. И вдруг она закричала, так закричала, как кричат только на войне:

– Что же это! – И бросилась ко мне, обняла, упала около меня, пряча голову у отрезанных ног, с ужасом отстраняясь от них и снова припадая, целуя эти обрезки и плача.

– Какой ты был! Ведь тебе только тридцать лет. Молодой, красивый был. Что же это! Как жестоки люди. Зачем это? Кому это нужно было? Ты мой кроткий, мой жалкий, мой милый, милый…

И тут на крик прибежали все они, и мать, и сестра, и нянька, и все они плакали, говорили что-то, валялись у моих ног и так плакали. А на пороге стоял брат, бледный, совсем белый, с трясущейся челюстью, и визгливо кричал:

– Я тут с вами с ума сойду. С ума сойду!

А мать ползала у кресла и уже не кричала, а хрипела только и билась головой о колеса. И чистенькая, со взбитыми подушками, с завернутым одеялом, стояла кровать, та самая, которую я купил четыре года назад – перед свадьбой…

Отрывок девятый

…Я сидел в ванне с горячей водой, а брат беспокойно вертелся по маленькой комнате, присаживаясь, снова вставая, хватая в руки мыло, простыню, близко поднося их к близоруким глазам и снова кладя обратно. Потом стал лицом к стене и, ковыряя пальцем штукатурку, горячо продолжал:

– Сам посуди: ведь нельзя безнаказанно десятки и сотни лет учить жалости, уму, логике, – давать сознание. Главное – сознание. Можно стать безжалостным, потерять чувствительность, привыкнуть к виду крови, и слез, и страданий – как вот мясники, или некоторые доктора, или военные; но как возможно, познав истину, отказаться от нее? По моему мнению, этого нельзя. С детства меня учили не мучить животных, быть жалостливым; тому же учили меня все книги, какие я прочел, и мне мучительно жаль тех, кто страдает на вашей проклятой войне. Но вот проходит время, и я начинаю привыкать ко всем этим смертям, страданиям, крови; я чувствую, что и в обыденной жизни я менее чувствителен, менее отзывчив и отвечаю только на самые сильные возбуждения, – но к самому факту войны я не могу привыкнуть, мой ум отказывается понять и объяснить то, что в основе своей безумно. Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны – что же это такое, ведь это сумасшествие?

Брат обернулся и вопросительно уставился на меня своими близорукими, немного наивными глазами.

– Красный смех, – весело сказал я, плескаясь.

– И я скажу тебе правду. – Брат доверчиво положил холодную руку на мое плечо, но как будто испугался, что оно голое и мокрое, и быстро отдернул ее. – Я скажу тебе правду: я очень боюсь сойти с ума. Я не могу понять, что это такое происходит. Я не могу понять, и это ужасно. Если кто-нибудь мог объяснить мне, но никто не может. Ты был на войне, ты видел – объясни мне.

– Убирайся к черту! – шутливо ответил я, плескаясь.

– Вот и ты тоже, – печально сказал брат. – Никто не в силах мне помочь. Это ужасно. И я перестаю понимать, что можно, чего нельзя, что разумно, а что безумно. Если сейчас я возьму тебя за горло, сперва тихонько, как будто ласкаясь, а потом покрепче, и удушу – что это будет!

– Ты говоришь вздор. Никто этого не делает.

Брат потер холодные руки, тихо улыбнулся и продолжал:

– Когда ты был еще там, бывали ночи, в которые я не спал, не мог заснуть, и тогда ко мне приходили странные мысли: взять топор и пойти убить всех: маму, сестру, прислугу, нашу собаку. Конечно, это были только мысли, и я никогда не сделаю.

– Надеюсь, – улыбнулся я, плескаясь.

– Вот тоже я боюсь ножей, всего острого, блестящего: мне кажется, что если я возьму в руки нож, то непременно кого-нибудь зарежу. Ведь правда, почему не зарезать, если нож острый?

– Основание достаточное. Какой ты, брат, чудак! Пусти-ка еще горяченькой водицы.

Брат отвернул кран, впустил воды и продолжал:

– Вот тоже я боюсь толпы, людей, когда их соберется много. Когда вечером я услышу на улице шум, громкий крик, то я вздрагиваю и думаю, что это уже началась… резня. Когда несколько человек стоят друг против друга и я не слышу, о чем они разговаривают, мне начинает казаться, что сейчас они закричат, бросятся один на другого и начнется убийство. И ты знаешь, – таинственно наклонился он к моему уху, – газеты полны сообщениями об убийствах, о каких-то странных убийствах. Это пустяки, что много людей и много умов, – у человечества один разум, и он начинает мутиться. Попробуй мою голову, какая она горячая. В ней огонь. А иногда становится она холодной, и все в ней замерзает, коченеет, превращается в страшный омертвелый лед. Я должен сойти с ума, не смейся, брат: я должен сойти с ума… Уже четверть часа – тебе пора выходить из ванны.

– Немножечко еще. Минуточку.

Мне так хорошо было сидеть в ванне, как прежде, и слушать знакомый голос, не вдумываясь в слова, и видеть все знакомое, простое, обыкновенное: медный, слегка позеленевший кран, стены с знакомым рисунком, принадлежности к фотографии, в порядке разложенные на полках. Я снова буду заниматься фотографией, снимать простые и тихие виды и сына: как он ходит, как он смеется и шалит. Этим можно заниматься и без ног. И снова буду писать – об умных книгах, о новых успехах человеческой мысли, о красоте и мире.

– Го-го-го! – загрохотал я, плескаясь.

– Что тобой? – испугался брат и побледнел.

– Так. Весело, что я дома.

Он улыбнулся мне, как ребенок, как младшему, хотя я был на три года старше его, и задумался – как взрослый, как старик, у которого большие, тяжелые и старые мысли.

– Куда уйти? – сказал он, пожав плечами. – Каждый день, приблизительно в один час, газеты замыкают ток, и все человечество вздрагивает. Эта одновременность ощущений, мыслей, страданий и ужаса лишает меня опоры, и я – как щепка на волне, как пылинка в вихре. Меня силою отрывает от обычного, и каждое утро бывает один страшный момент, когда я вишу в воздухе над черной пропастью безумия. И я упаду в нее, я должен в нее упасть. Ты еще не все знаешь, брат. Ты не читаешь газет, много от тебя скрывают – ты еще не все знаешь, брат.

И то, что он сказал, я счел немного мрачной шуткой – это было участью всех тех, кто в безумии своем становится близок безумию войны и предостерегал нас. Я счел это шуткой – как будто забыл я в этот момент, плескаясь в горячей воде, все то, что видел я там.

– Ну и пусть себе скрывают, а мне надо вылезать из ванны, – легкомысленно сказал я, и брат улыбнулся и позвал слугу, и вдвоем они вынули меня и одели. Потом я пил душистый чай из моего рубчатого стакана и думал, что жить можно и без ног, а потом меня отвезли в кабинет к моему столу, и я приготовился работать.

До войны я занимался в журнале обзором иностранных литератур, и теперь возле меня, на расстоянии руки, лежала груда этих милых, прекрасных книг в желтых, синих, коричневых обложках. Моя радость была так велика, наслаждение так глубоко, что я не решался начать чтение и только перебирал книги, нежно лаская их рукою. Я чувствовал, что по лицу моему расплывается улыбка, вероятно, очень глупая улыбка, но я не мог удержать ее, любуясь шрифтами, виньетками, строгой и прекрасной простотой рисунка. Как много во всем этом ума и чувства красоты! Скольким людям надо было работать, искать, как много нужно было вложить таланта и вкуса, чтобы создать хоть вот эту букву, такую простую и изящную, такую умную, такую гармоничную и красноречивую в своих переплетающихся черточках.

– А теперь надо работать, – серьезно, с уважением к труду, сказал я.

И я взял перо, чтобы сделать заголовок, – и, как лягушка, привязанная на нитке, зашлепала по бумаге моя рука. Перо тыкалось в бумагу, скрипело, дергалось, неудержимо скользило в сторону и выводило безобразные линии, оборванные, кривые, лишенные смысла. И я не вскрикнул, и я не пошевельнулся – я похолодел и замер в сознании приближающейся страшной истины; а рука прыгала по ярко освещенной бумаге, и каждый палец в ней трясся в таком безнадежном живом безумном ужасе, как будто они, эти пальцы, были еще там, на войне, и видели зарево и кровь, и слышали стоны и вопли несказанной боли. Они отделились от меня, они жили, они стали ушами и глазами, эти безумно трепещущие пальцы; и, холодея, не имея силы вскрикнуть и пошевельнуться, я следил за их дикой пляской по чистому, ярко-белому листу.

И тихо было. Они думали, что я работаю, и закрыли все двери, чтобы не помешать звуком, – один, лишенный возможности двигаться, сидел я в комнате и послушно глядел, как дрожат руки.

– Это ничего, – громко сказал я, и в тишине и одиночестве кабинета голос прозвучал хрипло и нехорошо, как голос сумасшедшего. – Это ничего. Я буду диктовать. Ведь был же слеп Мильтон, когда писал свой «Возвращенный рай». Я могу мыслить – это главное, это все.

И я стал сочинять длинную, умную фразу о слепом Мильтоне, но слова путались, выпадали, как из дурного набора, и, когда я подходил к концу фразы, я уже забывал ее начало. Я хотел вспомнить тогда, с чего это началось, почему я сочиняю эту странную, бессмысленную фразу о каком-то Мильтоне, – и не мог.

– «Возвращенный рай», «Возвращенный рай», – твердил я и не понимал, что это значит.

И тут я сообразил, что вообще много я забываю, что я стал страшно рассеян и путаю знакомые лица, что даже в простом разговоре я теряю слова, а иногда, и зная слово, не могу никак понять его значения. Мне ясно представился теперешний мой день: какой-то странный, короткий, обрубленный, как мои ноги, с пустыми, загадочными местами – длинными часами потери сознания или бесчувствия, о которых я ничего не могу вспомнить.

Я хотел позвать жену, позабыл, как ее зовут, – это уже не удивило и не испугало меня. Тихонько я прошептал:

Нескладное, непривычное в обращении слово тихо прозвучало и замерло, не вызвав ответа. И тихо было. Они боялись неосторожным звуком помешать моей работе, и тихо было – настоящий кабинет ученого, уютный, тихий, располагающий к созерцанию и творчеству. «Милые, как они заботятся обо мне!» – подумал я, умиленный.

…И вдохновение, святое вдохновение осенило меня. Солнце зажглось в моей голове, и горячие творческие лучи его брызнули на весь мир, роняя цветы и песни. И всю ночь я писал, не зная усталости, свободно паря на крыльях могучего, святого вдохновения. Я писал великое, я писал бессмертное – цветы и песни. Цветы и песни…

Часть II

Отрывок десятый

…к счастью, он умер на прошлой неделе, в пятницу. Повторяю, это большое счастье для брата. Безногий калека, весь трясущийся, с разбитою душою, в своем безумном экстазе творчества он был страшен и жалок. С той самой ночи целых два месяца он писал, не вставая с кресла, отказываясь от пищи, плача и ругаясь, когда мы на короткое время увозили его от стола. С необыкновенною быстротой он водил сухим пером по бумаге, отбрасывая листки один за другим, и все писал, писал. Он лишился сна, и только два раза удалось нам уложить его на несколько часов в постель, благодаря сильному приему наркотика, а потом уже и наркоз не в силах был одолеть его творческого безумного экстаза. По его требованию, окна весь день были занавешены и горела лампа, создавая иллюзию ночи, и он курил папиросу за папиросой и писал. По-видимому, он был счастлив, и мне никогда не приходилось видеть у здоровых людей такого вдохновенного лица – лица пророка или великого поэта. Он сильно исхудал до восковой прозрачности трупа или подвижника, и совершенно поседел; и начал он свою безумную работу еще сравнительно молодым, а кончил ее – стариком. Иногда он торопился писать больше обыкновенного, перо тыкалось в бумагу и ломалось, но он не замечал этого; в такие минуты его нельзя было трогать, так как, при малейшем прикосновении, с ним делался припадок, слезы, хохот; минутами, очень редко, он блаженно отдыхал и благосклонно беседовал со мною, каждый раз предлагая одни и те же вопросы: кто я, как меня зовут и давно ли я занимаюсь литературой.

А потом снисходительно рассказывал, всегда в одних и тех же словах, как он смешно испугался, что потерял память и не может работать, и как он блистательно тут же опроверг это сумасшедшее предположение, начав свой великий, бессмертный труд о цветах и песнях.

– Конечно, я не рассчитываю на признание современников, – гордо и вместе с тем скромно говорил он, кладя дрожащую руку на груду пустых листков, – но будущее, но будущее поймет мою идею.

О войне он не вспоминал ни разу и ни разу не вспомнил о жене и сыне; призрачная бесконечная работа поглощала его внимание так безраздельно, что едва ли он сознавал что-нибудь, кроме нее. В его присутствии можно было ходить, разговаривать, и он этого не замечал, и ни на мгновение лицо его не теряло выражения страшной напряженности и вдохновения. В безмолвии ночей, когда все спали и он один неутомимо плел бесконечную нить безумия, он казался страшен, и только один я да еще мать решались подходить к нему. Однажды я попробовал дать ему, вместо сухого пера, карандаш, думая, что, быть может, он действительно что-нибудь пишет, но на бумаге остались только безобразные линии, оборванные, кривые, лишенные смысла.

И умер он ночью, за работой. Я хорошо знал брата, и сумасшествие его не явилось для меня неожиданностью: страстная мечта о работе, сквозившая еще в его письмах с войны, составлявшая содержание всей его жизни по возвращении, неминуемо должна была столкнуться с бессилием его утомленного, измученного мозга и вызвать катастрофу. И думаю, что мне довольно точно удалось восстановить всю последовательность ощущений, приведших его к концу в ту роковую ночь. Вообще, все, что я здесь записал о войне, взято мною со слов покойного брата, часто очень сбивчивых и бессвязных; только некоторые отдельные картины так неизгладимо и глубоко вонзились в его мозг, что я мог привести их почти дословно, как он рассказывал.

Я его любил, и смерть его лежит на мне, как камень, и давит мозг своей бессмысленностью. К тому непонятному, что окутывает мою голову, как паутиной, она прибавила еще одну петлю и крепко затянула ее. Вся наша семья уехала в деревню, к родственникам, и я один во всем доме – в этом особнячке, который так любил брат. Прислугу рассчитали, иногда дворник из соседнего дома по утрам приходит топить печи, а в остальное время я один, и похож на муху, которую захлопнули между двумя рамами окна, – мечусь и расшибаюсь о какую-то прозрачную, но непреодолимую преграду. И я чувствую, я знаю, что из этого дома мне не уйти. Теперь, когда я один, война безраздельно владеет мною и стоит, как непостижимая загадка, как страшный дух, которого я не могу облечь плотью. Я даю ей всевозможные образы: безглавого скелета на коне, какой-то бесформенной тени, родившейся в тучах и бесшумно обнявшей землю, но ни один образ не дает мне ответа и не исчерпывает того холодного, постоянного отупелого ужаса, который владеет мною.

Я не понимаю войны и должен сойти с ума, как брат, как сотни людей, которых привозят оттуда. И это не страшит меня. Потеря рассудка мне кажется почетной, как гибель часового на своем посту. Но ожидание, но это медленное и неуклонное приближение безумия, это мгновенное чувство чего-то огромного, падающего в пропасть, эта невыносимая боль терзаемой мысли… Мое сердце онемело, оно умерло, и нет ему новой жизни, но мысль – еще живая, еще борющаяся, когда-то сильная, как Самсон, а теперь беззащитная и слабая, как дитя, – мне жаль ее, мою бедную мысль. Минутами я перестаю выносить пытку этих железных обручей, сдавливающих мозг; мне хочется неудержимо выбежать на улицу, на площадь, где народ, и крикнуть:

– Сейчас прекратите войну, или…

Но какое «или»? Разве есть слова, которые могли бы вернуть их к разуму, слова, на которые не нашлось бы других таких же громких и лживых слов? Или стать перед ними на колени и заплакать? Но ведь сотни тысяч слезами оглашают мир, а разве это хоть что-нибудь дает? Или на их глазах убить себя? Убить! Тысячи умирают ежедневно – и разве это хоть что-нибудь дает?

И когда я так чувствую свое бессилие, мною овладевает бешенство – бешенство войны, которую я ненавижу. Мне хочется, как тому доктору, сжечь их дома, с их сокровищами, с их женами и детьми, отравить воду, которую они пьют; поднять всех мертвых из гробов и бросить трупы в их нечистые жилища, на их постели. Пусть спят с ними, как с женами, как с любовницами своими!

О, если б я был дьявол! Весь ужас, которым дышит ад, я переселил бы на их землю; я стал бы владыкою их снов, и, когда, с улыбкой засыпая, они крестили бы своих детей, я встал бы перед ними, черный…

Да, я должен сойти с ума, но только бы скорее. Только бы скорее…