В творчестве И. Гончарова особое место занимают путевые очерки «Фрегат «Паллада». Они рассказали читателю много нового об устройстве иностранных государств, как цивилизованных европейских, так и колониальных на территории Африки, Азии, Дальнего Востока. Не меньший интерес вызвало и описание уклада жизни русского человека в Сибири.

Шедевр российского флота

В 1831 году по личному указанию Николая I произошла закладка одного из известнейших русских кораблей первой половины XIX века «Паллада». Фрегат был пущен в плавание спустя год и прослужил более 20 лет.

«Палладой» в разные годы командовали Н. Нахимов, П. Моллер, И. Унковский. Благодаря высоким техническим данным и умелым действиям экипажа судно не раз приходило на помощь попавшим в беду кораблям. Использовалось оно и для длительных поездок к берегам других стран. Последнее свое плавание судно совершило в Японию - его описал в своих очерках И. Гончаров. В 1855 году «Паллада» (фрегат перенес два мощных тайфуна и был порядком изношен) отправилась на покой в Постовую бухту на территории Императорской (Советской) гавани в Хабаровском крае.

Кругосветное путешествие

Целью предпринятой в 1852 году, стала необходимость наладить торговые отношения с Японией и провести инспекцию Аляски, принадлежавшей России. Был подобран опытный экипаж, заготовлен на длительное время провиант. Группу дипломатов возглавил вице-адмирал Е. Путятин, а секретарем стал служивший в то время в департаменте внешней торговли писатель И. Гончаров. Фрегат «Паллада» проплывал мимо Англии, Индонезии, Южной Африки, Китая, Филиппин и множества маленьких островов в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах. Все путешествие растянулось почти на 3 года.

История написания книги «Фрегат "Паллада"»

И. Гончаров воспринял новость о путешествии позитивно, отметив, что оно значительно обогатит его жизненный опыт. С первых дней он стал записывать все увиденное в путевой журнал, хотя позже, во вступлении к очеркам, отметил, что желал лишь в художественной форме запечатлеть важнейшие моменты поездки. К впечатлениям от заморских стран добавились наблюдения за жизнью русской Сибири: Гончаров добирался в Санкт-Петербург сухопутным путем с берегов куда причалила «Паллада». Фрегат нуждался в ремонте и не мог перенести дальнейшее плавание.

Спустя два месяца после возвращения в столицу (в апреле 1855 года) в «Отечественных записках» появился первый очерк о путешествии. Затем в течение трех лет Гончаров публиковался в «Морском сборнике». Полностью журнал был издан в 1858 году и сразу же привлек внимание всей читающей публики. Впоследствии книга - чего не планировал изначально автор - «Фрегат "Паллада"» дополнилась еще двумя очерками. В первом рассказывалось о заключительном этапе путешествия по Сибири, во втором - о дальнейшей судьбе корабля.

Главными достоинствами путевых записей называли обилие и разнообразие зафиксированного фактического материала, сообщение о явлениях, до той поры мало знакомых русскому человеку, художественное мастерство писателя.

«Фрегат "Паллада"»: краткое содержание книги

Очерки представляют собой подробное описание жизни в различных странах. Причем взгляд автора чаще критичен и сопровождается ироничными замечаниями в адрес иностранцев, кем бы они ни были. Например, английская цивилизация, по мнению Гончарова, уничтожает все живое. Здесь все идет по плану и нет никакой душевности. Такому укладу противопоставляется широкая русская душа. Например, вспоминается рассказ о моряке Сорокине, решившем выращивать в Сибири хлеб. Его задумка удалась, но он не останавливается на достигнутом и осваивает все новые территории, отдавая плоды своего труда тунгусам и церкви.

Отдельного внимания заслуживают воспоминания автора, скучающего на корабле «Паллада» - фрегат писатель на чужбине часто называл родным домом - о жизни русского дворянина. Это неторопливое чаепитие, спокойное лежание на диване, бесконечные праздники. Для Гончарова они не шли ни в какое сравнение с постоянной суетой англичан.

Негры и китайцы не понравились своим запахом, отчасти потому, что натирались особыми маслами. Японцев писатель посчитал хитрыми (чем старше, тем более глупые рожи корчили) и нерасторопными. Он считал, что необходимо непременно разрушить их систему изоляции от внешнего мира и очеловечить. Зато преимуществом диких народов была близость к природе, совершенно утерянная англичанами. В этом плане интересны выводы писателя об итогах колонизации, которые он наблюдал практически на всем пути следования «Паллады». По мнению писателя, «дикие» китайцы при их недостатках могли поучить цивилизованных англичан и американцев и манерам, и общей и отношению к дарам природы.

В книге также рассказывалось (впервые!) о жизни чему способствовало личное знакомство писателя с некоторыми их представителями. Непоколебимая сам образ жизни (несмотря на нечеловеческие условия, лучшие представители дворянства старались поддерживать в своих избах-салонах необходимый уровень духовности) вызывали у писателя восхищение.

Несколько интересных моментов из очерков И. Гончарова

Современному читателю книга интересна описанием того, что сегодня кажется абсурдным. Например, смех и иронию вызвала у Гончарова привычка англичан здороваться. «Сначала попробуют оторвать друг у друга руку», - писал он. Откуда писателю было знать, что принятый у мужчин-англичан способ приветствия скоро появится и в России.

Другой забавный эпизод касается японцев. Одному из местных жителей матрос дал пустую бутылку. Вслед за этим переводчик-японец попросил забрать подарок назад. А на слова: «Да выкиньте ее (бутылку) в море» серьезно ответил, что нельзя. «Мы привезем, а вы уж бросьте … сами». Оказалось, таким образом местные власти боролись с контрабандой.

Так описывает свое необычное путешествие И. Гончаров, фрегат «Паллада» для которого на два с половиной года стал не только домом и напоминанием о Родине, но и позволившим создать высокохудожественное произведение.

Кругосветные путешествия в середине XIX века проводились прежде всего в связи с созданием и расширением колоний, разделом сфер влияния. Капиталистические страны Западной Европы и Северной Америки были заинтересованы в поставщиках сырья и рабов, в рынках сбыта. Мировой океан при отсутствии дешевых способов транспортировки грузов по суше превратился в основную магистраль международной торговли.

Россия отказалась от колониальной политики, заморских владений. Но как одна из крупнейших морских держав она стремилась налаживать дипломатические и торговые связи со странами, расположенными на разных континентах. Надо было вести наблюдения за общей ситуацией в Мировом океане. Наконец, один из путей из западных окраин страны на Дальний Восток шел через Балтийское и Черное моря в Атлантику, а оттуда в Индийский и Тихий океаны. Такой маршрут предстояло совершить фрегату Балтийского флота «Паллада».

Эту экспедицию по ее результатам можно сравнить с путешествием Чарлза Дарвина на корабле «Бигль». Речь идет тоже о дневниковых записях, но принадлежащих не ученому, а писателю: Ивану Александровичу Гончарову (1812–1891). Благодаря его путевым очеркам, составившим объемистую книгу, данная экспедиция остается в памяти потомков. Поколения читателей переживают ее вновь и вновь.

Для тех, кто знаком с творчеством, характером и образом жизни Гончарова, решение этого степенного и не чуждого лени писателя на пятом десятке жизни отправиться в долгое, почти трехгодичное плавание может показаться поступком сумасбродным или по меньшей мере странным. Словно герой его романа Обломов рискнул сменить мягкую кушетку на шаткую палубу парусника.

Он и сам признавался: «Все удивлялись, что я мог решиться на такой дальний и опасный путь – я такой ленивый, избалованный! Кто меня знает, тот не удивится такой решимости. Внезапные перемены составляют мой характер».

В детстве и в университете он всерьез интересовался естествознанием, историей географических открытий. И когда ему представилась возможность отправиться в дальнее плавание, он не раздумывал. Фрегат «Паллада» был флагманом эскадры, осуществлявшей, согласно официальной версии, поход к русским владениям в Америке. Но главная задача была иная: наладить торговые отношения с Японией.

Возглавлял экспедицию адмирал Н.В. Путятин. Гончаров был его секретарем, вел судовой журнал и был, можно сказать, летописцем похода. Со своими обязанностями он справлялся отлично.

Ну а как же с описанием экзотических стран, диковинных дикарей, чудес природы? Он откровенно признался, что его записи не смогут удовлетворить читателей, жаждущих чего-то необычайного: «Я сказал, что их нет, этих чудес; путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого мяса».

И неожиданный пассаж: «Я уехал от чудес: в тропиках их нет. Там все одинаково, просто». По его мнению, наша русская природа дарит нам подлинное разнообразие и удивительную красоту, если только мы не разучились чувствовать и понимать это. «А позвольте спросить, – пишет он, – разве есть что-нибудь не прекрасное в природе? Нужно ли вам поэзии, ярких особенностей природы – не ходите за ними под тропики: рисуйте небо везде, где его увидите».

Гончаров умел увидеть необычайное в обычном; не изобретал парадоксы, стараясь ошеломить оригинальным суждением. Его сочинение увлекательно для тех, кому интересно путешествовать с остроумным, наблюдательным и проницательным спутником, не удовлетворяясь трафаретными восторгами и сведениями, почерпнутыми из туристических справочников.

Вот описание шторма: «Я постоял у шпиля, посмотрел, как море вдруг скроется из глаз совсем под фрегат и перед вами палуба стоит стоймя, то вдруг скроется палуба и вместо нее очутится стена воды, которая так и лезет на вас. Но не бойтесь: она сейчас опять спрячется, только держитесь обеими руками за что-нибудь. Оно красиво, но однообразно…

Скучное дело качка; все недовольны: нельзя как следует читать, писать, спать; видны только бледные страдальческие лица. Порядок дня и ночи нарушен…

Может быть, оно и поэзия, если смотреть с берега, но быть героем этого представления, которым природа время от времени угощает плавателя, право незанимательно. Сами посудите, что тут хорошего? Огромные холмы с белым гребнем, с воем толкая друг друга, встают, падают, опять встают, как будто толпа вдруг выпущенных на волю бешеных зверей дерется в остервенении, только брызги, как дым, поднимаются да стон носится в воздухе…

Сначала качка наводит с непривычки страх. Когда судно катится с вершины волны к ее подножию и переходит на другую волну, оно делает такой размах, что, кажется, сейчас рассыплется вдребезги; но когда убеждаешься, что этого не случится, тогда делается скучно, досадно, досада превращается в озлобление, а потом в уныние».

Правда, как выясняется, скучать долго ему не приходилось: его мотало и швыряло по каюте, катало по полу, било о стулья и стены. Только опытные моряки, да его денщик Фадеев относились к подобным неудобствам и неурядицам с философическим спокойствием, продолжая выполнять свою работу.

Гончаров не ставил своей целью развенчать романтику дальних плаваний, сорвать покров таинственности с экзотических стран. Он просто и ясно свидетельствовал об увиденном, пережитом, продуманном. Ему нет нужды выдумывать небылицы, развлекать читателя сказками и легендами разных народов. И без того у него есть что рассказать. Великолепны описания тропических ночей в открытом океане; пейзажей разных стран, людей и нравов разных народов.

Для немалого числа современных людей не составляет большого труда при наличии средств и желания посетить любой, даже самый отдаленный пункт, хотя бы и в Антарктиде. Иные туристы получают возможность взглянуть на Землю из космического пространства. Впрочем, не выходя из комнаты, миллионы телезрителей совершают увлекательные кинопутешествия. При этом можно увидеть такие красоты, такие редкие кадры, такие картинки из жизни людей и животных, которые недоступны для обычного туриста.

Какой же смысл в наше время утруждать себя чтением описаний путешествий? Разве не лучше увидеть, чем услышать или прочесть?

Безусловно, для приятного времяпрепровождения, развлечения или для обучения школьников это интересно и полезно. Но есть люди, которым недостаточно любоваться красивыми картинками и слушать комментарии к увиденному. Они желают осмыслить жизнь свою и других людей, своего народа и человечества. А для этого незаменим умный, откровенный собеседник, обладающий немалым жизненным опытом. Пусть даже он будет из другого века… Это даже кстати, ибо тогда появляется возможность сопоставить его наблюдения с тем, что произошло в действительности.

Правда, И.А. Гончарова не принято относить в разряд великих учителей человечества или хотя бы только русского народа. Однако его путевые заметки во время экспедиции на «Палладе», на мой взгляд, помогают нам понять путь развития современной технической цивилизации и те изменения, которые при этом происходят с человеческой личностью.

Писатель, которому приходилось довольствоваться весьма ограниченным комфортом, а подчас испытывать немалые неудобства, не сетовал на это. Он полагал, что человеку свойственно стремиться к бытовым удобствам, к чистоте и порядку. Но это оправданное стремление решительно отличается от жажды роскоши, которая «есть безумие, уродливое и неестественное уклонение от указанных природой и разумом потребностей». «Тщеславие и грубое излишество в наслаждениях – вот отличительные черты роскоши… Для роскоши нужны богатства… Роскошь старается, чтобы у меня было то, что не можете иметь вы».

Это суждение имеет непосредственное отношение к нашей эпохе. Все основные беды и трагедии современности определяются непомерным стремлением к роскоши многих миллионов имущих капиталы и власть. Их не удовлетворяет нормальный комфорт. Им требуется как можно больше личной собственности, роскоши и главного критерия богатства – денег. Ради этого они не считаются ни с земной природой, ни с другими людьми и народами.

Во времена Гончарова наиболее алчной державой была Великобритания, «владычица морей». О ее гражданах русский писатель отзывался без особой симпатии: «Обращение англичан с китайцами, да и с другими, особенно подвластными им народами не то чтоб было жестоко, а повелительно, грубо или холодно-презрительно, так что смотреть больно. Они не признают эти народы за людей, а за какой-то рабочий скот».

«Бесстыдство этого скотолюбивого народа доходит до какого-то героизма, чуть дело коснется до сбыта товаров, какой бы он ни был, хоть яд!» (в ту пору англичане вели «опиумную войну», отравляя наркотическим ядом китайцев). Как отметил Гончаров, поставка опиума постоянно увеличивалась, достигнув четыре пятых от стоимости всех товаров, ввозимых в Китай.

«Не знаю, кто из них кого мог бы цивилизовать: не китайцы ли англичан своей вежливостью, кротостью и умением торговать тоже».

Странное вроде бы суждение. Разве не европейская цивилизация стала господствовать в мире? Разве не доказала она этим свое превосходство? Разве не она превратилась во флагмана научно-технического прогресса? И чем лучше западной цивилизации российское крепостное право? Уж не ретроград ли русский барин Гончаров, сторонник патриархальных порядков?

Нет, он прекрасно понимал достоинства технического прогресса. Его не умиляют красавцы-парусники. Он восхищается паровыми машинами, освобождающими мореплавателя от власти ветра и морских течений. Человек получает возможность властвовать над природой, превозмогать буйство земных стихий…

«Про природу Англии я ничего не говорю: какая там природа! ее нет, она возделана до того, что все растет и живет по программе… С деревьями, с травой сделано то же, что с лошадьми и с быками. Траве делается вид, цвет и мягкость бархата… Все породисто здесь: овцы, быки, собаки, как мужчины и женщины. Все крупно, красиво, бодро; в животных стремление к исполнению своего назначения простерто, кажется, до разумного сознания, а в людях, напротив, низведено до степени животного инстинкта…

Не только общественная деятельность, но и вся жизнь всех и каждого сложилась и действует очень практически, как машина».

Казалось бы, что во всем этом плохого? Разве не видим мы пример, достойный подражания? Зачаток той идеальной сферы разума, ноосферы, построенной рационально и на научной основе? (Если, конечно, отвлечься от благодатных природных условий Британии, а также от ее политики ограбления и закабаления других стран.)

Но вот вопрос: каким становится сам человек?

По мнению Гончарова, он превращается в придаток механической природно-технической общественной системы. Человек все более уподобляется машине, призванной выполнять конкретную работу по своей узкой специальности, получая за это определенную плату. Он становится «добродетельным по машине, по таблицам, по требованию». Получается цивилизованное стадо потребителей благ, доступных каждому в соответствии с его капиталом и положением в обществе.

Выходит, переходя от дикости к цивилизации, обретая комфорт и роскошь, преображая на свой лад окружающую природу, человек, сам того не замечая, превращается в подобие машины, утрачивает смысл своего существования как разумной, одухотворенной, творческой личности, устремленной к высоким идеалам добра, свободы, справедливости, братства.

Вот на какие мысли наводят результаты почти кругосветного путешествия русского писателя на фрегате «Паллада». И такие результаты экспедиции важнее, пожалуй, ее научных, торговых или дипломатических достижений.

Особой страницей, неожиданной для многих, стало кругосветное путешествие Ивана Александровича. Тем более, что в кругу друзей за Гончаровым прочно укрепилось прозвище «принц де Лень». Вот то самое «но», о котором мы говорили в начале нашей главы.

Что явилось последним толчком, поводом, который убедил «принца де Лень» отправиться в путь? В первую очередь, он был писателем, и трудился, как мы помним, над «Обломовым», в котором хотелось раскрыть глаза и поведать горькую правду о национальных недостатках и общих слабостях. Одну из них подметил еще Пушкин, заключивший: «Мы ленивы и нелюбопытны». Этот горький вывод нашел подтверждение в наблюдениях самого Гончарова: «…Сбираясь куда-нибудь на богомолье, в Киев, или из деревни в Москву, путешественник не оберется суматохи, по десяти раз кидается в объятия родных и друзей, закусывает, присаживается и т.п». Уроженец Петербурга боится побывать в недалеком Кронштадте «оттого, что туда надо ехать морем», хотя «стоило бы съездить за тысячу верст, чтобы только испытать этот способ путешествия».

«Мы ленивы и нелюбопытны»… А ведь это ограниченное пугливое самодовольство, нежелание узнавать и учиться новому - признаки все той же обломовской лени. Лени, которую преуспевающий Гончаров начал уже обнаруживать в собственном чиновничьем существовании - «бывало, не заснешь, если в комнату ворвется большая муха <…>; бежишь от окна, если от него дует, бранишь дорогу, когда в ней есть ухабы <…>. «Скорей же, скорей в путь!» - восклицал, вопреки сомнениям и робости, писатель, осуществляя важнейшую заповедь «начни с себя».

Путешествие длилось три года (1852-1855) и еще три года Гончаров работал над своими путевыми записями. Извиняющие нотки слышатся во вступлении к первому из очерков. Гончаров говорит о себе в третьем лице: «Автор не имел ни возможности, ни намерения описывать свое путешествие, как записной турист или моряк, еще менее, как ученый. Он просто вел, сколько позволяли ему служебные занятия, дневник, и по временам посылал его в виде писем к приятелям в Россию…. Теперь эти приятели хором объявляют автору, что он будто должен представить отчет о своем путешествии публике. Напрасно он отговаривался тем, что <…> писал только беглые заметки о виденном или входил в подробности больше о самом себе, занимательные для <…> приятелей и утомительные для посторонних людей, что потому дневник не может иметь литературной занимательности».

Вопреки опасениям «Фрегат…» увлек читателя, да так, что Гончарову пришлось дважды «дописывать» его. В 1891(!) году вышел в свет очерк «По восточной Сибири», где писатель подробнее поведал о заключительном этапе своего путешествия. Ранее появился очерк «Через двадцать лет». В нем престарелый путешественник « досказал» историю фрегата, на котором совершил путешествие, сделал смотр оставшимся в живых и, увы, умершим к тому времени участникам похода. Свои воспоминания Иван Александрович заключает советом всем читателям: «…Если представится случай идти (помните, «идти», а не «ехать») на корабле в отдаленные страны - <…> ловите этот случай, не слушая никаких преждевременных страхов и сомнений».

Не однажды писатель рвался повторить былой поход. В 1871 году возможность представилась побывать в Америке, но Гончаров был уже стар и болен, так что не решился вновь пуститься в такое странствие. Но когда писатель скончался, на могилу среди прочих был возложен венок «от командира и офицеров фрегата «Паллада». «Фрегат “Палладу”» можно причислить к книгам, заложившим традицию путешествий в литературе русского реализма.

Путешествие помогло Гончарову написать главную книгу своей жизни - «Обломова». Книгу, которая оказалась очень нужной и «востребованной» современниками. В судьбе каждой страны есть этапы, когда люди, кто с нетерпением, кто со страхом, ожидают наступления перемен. Таким было время перед реформами 1861 года. И роман Гончарова ответил на вопросы эпохи. «… “Обломов” победоносно захватил собой все страсти, все внимание все помыслы читателей. В каких-то пароксизмах наслаждения все грамотные люди прочли “Обломова”. <…> Без всякого преувеличения можно сказать, что в настоящую минуту во всей России нет ни одного <…> заштатного городка, где бы не читали “Обломова”, не хвалили “Обломова”, не спорили об “Обломове”». Два ведущих критика, Н.А. Добролюбов и А.В. Дружинин, посвятили разбору романа обстоятельные статьи.

Роман был закончен единым порывом небывалого творческого напряжения. Писатель отправлялся в курортный Мариенбад лечиться от тяжких недугов. «…Я приехал сюда 21 июня, - сообщал он друзьям, выделяя курсивом подробности о своем «отдыхе», - а сегодня 29 июля, а у меня закончена первая часть Обломова, написана вся вторая часть и довольно много третьей, так что лес уже редеет, и я вижу вдали … конец». «Странно покажется, что в месяц мог быть написан почти весь роман: не только странно, даже невозможно…» - останавливался в недоумении перед собственной творческой силой Гончаров. Но объяснимо, если учесть, с каким художническим самозабвением погрузился писатель в работу: «И как принялся, если б Вы видели!» Персонажи будущей книги, как живые, вставали перед его мысленным взором. «…Узнайте, - писал он И.И. Льховскому, - что я занят… не ошибетесь, если скажете женщиной! да, ей: нужды нет, что мне 45 лет, а сильно занят Ольгой Ильинской… не надышусь, не нагляжусь».

Может быть, потому что сам автор видел своих героев живыми, реальными людьми, читатели восприняли их не как литературных персонажей. Обломов воплотил давний, заветный замысел Гончарова, «с той самой минуты, как начал писать» - «изображение честной, доброй, симпатической натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь… ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и, наконец, окончательно охлаждающегося и впадающего в апатию и бессилие от сознания слабости своей и чужой…».

Карьера Гончарова-чиновника шла меж тем своим чередом, достиг он и «степеней известных». Но! Гончаров обладал высшей смелостью: он не боялся быть непохожим на всех. Немало пострадав от запрещений и сокращений, он снова решает начать с себя и становится цензором. Должность цензора была издавна окружена пренебрежением свободомыслящих людей. В русской литературе не счесть эпиграмм на цензоров и их нелепые запреты. «Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой», - так иронически назвал его Пушкин в своем «Послании к цензору». Вместе с тем поэт считал, что на Руси необходима система запретов на «насмешки грубые и площадную брань». И в том же стихотворении набросал портрет идеального цензора:

Но цензор гражданин, и сан его священный: Он должен ум иметь прямой и просвещенный…<…> Он друг писателю, пред знатью не труслив, Благоразумен, тверд, свободен, справедлив.

Можно сказать, Гончаров исполнил пушкинский завет. При его активных хлопотах были разрешены к печатанию многие рассказы и повести И.С. Тургенева, в том числе «Муму». Иван Александрович воскрешал замалчиваемое прошлое, добившись печатания полного, без купюр, собрания сочинений Д.И. Фонвизина.

Если же Гончарову-цензору что-то не нравилось в современной литературе и критике, он прямо высказывал свои мнения. Так, писатель смело критиковал кумира молодежи шестидесятых годов Д.И. Писарева, считая, что тот «злоупотребляет умом и талантом». Как видим, Гончаров не исключал «ума» и «талантливости» у своего оппонента. Вполне понятно: литератору сороковых годов не могла понравиться запальчивость и категоричность, «насмешливая брань» с которыми молодой критик нападал на «старую» литературу, на Пушкина.

Сочинение

Желание увидеть дальние страны, на время покинуть петербургский свет не были единственными причинами, по которым Гончаров, не раздумывая, хотел отправиться в трудное и опасное путешествие. Тоска по вдохновенному творческому труду, сознание бесполезно гибнущих сил и способностей, стремление обогатить себя новыми впечатлениями, описать их в очерках - вот что было главной причиной того, что Гончаров решил отправиться в кругосветное путешествие на фрегате «Паллада».

Друзья начали хлопотать за Гончарова. Аполлон Майков поговорил «с кем следует», и разрешение было дано. В сознание друзей писателя никак не укладывалось, как это Гончаров, человек, привыкший к домашнему уюту, малоподвижный, прозванный в салоне Майковых де-Лень, вдруг отправляется в кругосветное путешествие. Но когда все было решено, начались сомнения и у Гончарова. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?»

Это не были сомнения человека ленивого по натуре, флегматичного, не способного к решительным действиям… Ко времени, когда Гончаров собрался совершить кругосветное путешествие, ему было уже 40 лет. Многие из друзей говорили о нем, как о человеке со счастливой судьбой. А так ли это было? Правда, детские годы не были омрачены ничем. Дом - полная чаша. Мать и особенно Трегубов баловали, ни в чем не отказывали. Пансион Гончаров вспоминает тоже с удовольствием… Коммерческое училище… О нем и вспоминать не хочется.

Но зато были годы в университете. Потом служба. Чиновник департамента внешней торговли. Любимое деле - литература - не давало средств к существованию, Нужно было служить, отдавая литературной работы лишь свободное от службы время. Не сложилась семейная жизнь, к сорока годам Гончаров был по-прежнему одинок.

Не утихала боль тяжелой утраты - смерти матери, Авдотьи Матвеевны. «Ни о чем и ни о ком у меня мысль так не светла, как о ней», - писал Гончаров сестре. «Она была решительно умнее всех женщин, каких я знаю», - писал он брату. И вот предложение совершить кругосветное путешествие.

«Я полагаю, - писал Гончаров в одном из писем, - что если б я запасся всеми впечатлениями такого путешествия, то, может быть, прожил бы остаток жизни повеселее… Все удивились, что я мог решиться на такой дальний и опасный путь - я, такой ленивый, избалованный! Кто меня знает, тот не удивится этой решимости. Внезапные перемены составляют мой характер, я никогда не бываю одинаков двух недель сряду, а если наружно и кажусь постоянен и верен своим привычкам и склонностям, так это от неподвижности форм, в которых заключена моя жизнь…» Мысль об участии в кругосветном путешествии коренным образом меняла весь строй жизни Гончарова, вызывала страх перед бурями, морской болезнью, тропическим зноем. И понятны внутренняя борьба, колебания Гончарова. Даже окончательно свыкнувшись с мыслью о предстоящем путешествии, Гончаров думает в случае чего вернуться из Англии. Но выбор сделан. Цель путешествия для Гончарова ясна: разобраться в массе «великих впечатлений», которые ожидают его, и верно, «безо всякой лжи» поведать их читателям. Гончаров считал, что путешествие «без идеи» - только забава: «Да, путешествовать с наслаждением и пользой, - писал он в одном из первых своих очерков, позднее составивших объемистую двухтомную книгу, - значит пожить в стране и хоть немного слить свою жизнь с жизнью народа, который хочешь узнать; тут непременно проведешь параллель, которая и есть искомый результат путешествия. Это вглядывание, вдумывание в чужую жизнь, в жизнь ли целого народа или одного человека, отдельно, дает наблюдателю такой общечеловеческий и частный урок, какого ни в книгах, ни в каких школах не отыщешь».

9 сентября 1852 года было получено «высочайшее соизволение на командирование столоначальника департамента внешней торговли Министерства финансов коллежского асессора Гончарова к исправлению должности секретаря при адмирале Е. В. Путятине, отправляющемся на фрегате «Паллада» 1 в экспедицию для обозрения североамериканских колоний».

В конце сентября «Паллада» вышла на Кронштадтский рейд. Гончаров несколько раз ездит в Кронштадт, готовый отплыть, но ремонт фрегата еще не закончен - и отправление откладывалось. Гончаров знакомится с городом. Кронштадт живет напряженной жизнью военно-морского порта. На улицах и набережных редко можно встретить человека в штатском. С песнями проходят колонны моряков. На рейде стоят парусные суда, среди них фрегат «Паллада».

Интересна история фрегата. Построен он был в 1832 году на Охтинской верфи. Первым командиром «Паллады» был в будущем прославленный флотоводец - адмирал Павел Степанович Нахимов, тогда еще молодой офицер, показавший себя смелым, инициативным и решительным командиром.

Но вот последние приготовления к отплытию закончены. Гончаров стоял на палубе, с тоской смотрел на берег. Что ждет его впереди?

7 октября 1852 года фрегат «Паллада» вышел с Кронштадтского рейда в кругосветное путешествие. Первый этап плавания - от Кронштадта до берегов Англии - был для Гончарова особенно тяжелым. Это было «обручение» с морем. Поход по северным морям осенью, да еще на паруснике, был нелегким делом и для бывалых моряков. По роду своей службы на корабле Гончаров не общался с командой, но сочувствовал нелегкой участи матросов, которые часто рисковали жизнью в борьбе со стихией. В письмах к друзьям Гончаров рассказывал о тяжелых условиях жизни матросов, о жестокости и произволе офицеров.

Среди офицеров на «Палладе» были и прогрессивно настроенные, воспитанные на лучших традициях русского флота, культурные и гуманные люди. I? их числу принадлежали командир корабля И. С. Ункопский - замечательный моряк, воспитанник адмирала М. П. Лазарева, старший офицер корабля потомственный моряк И. И. Бутаков.

Особенным уважением Гончарова пользовались офицеры В. А. Римский-Корсаков (брат известного композитора) и К. Н. Посьет, отличавшийся широкой образованностью, гуманным отношением к подчиненным.

Описание нелегкой матросской службы, взаимоотношений матросов и офицеров - все это осталось в письмах Гончарова к друзьям. Ни одной строчки об этом цензура но разрешила бы напечатать. Поэтому так мало сказано о повседневной жизни матросов в гончаровских очерках. Но в том, что все-таки сказано в очерках о жизни «низших чинов», Гончаров подчеркивает трудолюбие, находчивость и удивительное спокойствие матросов. «Все отскакивает от этого спокойствия, - замечает писатель, - кроме одного ничем не сокрушимого стремления к своему долгу - к работе, г; смерти, если нужно».

Особенно тепло и проникновенно рассказывает Гончаров о Фадееве - трудолюбивом и находчивом матросе из крестьян. В нем все напоминает Гончарову о далекой и близкой сердцу России. «Он внес на чужие берега, - замечает Гончаров, - свой костромской элемент и не разбавил его ни каплей чужого».

Много лет спустя Гончаров рассказал Анатолию Федоровичу Кони - сыну друга своей молодости, известному судебному деятелю - несколько случаев из пребывания русских моряков за границей, не вошедших в очерки «Фрегат «Паллада». А. Ф. Кони вспоминает: «Живая наблюдательность искрилась в них; нежная любовь к русскому человеку и глубокое понимание его милых и оригинальных свойств проникали их. Особенно помнится мне его рассказ о наших матросиках, которые покатывались со смеху, указывая пальцами на голые колени двух неподвижно стоявших у одного из дворцов часовых в шотландском костюме, красных от гнева, но покорных дисциплине. «Что вы тут делаете, - спросил их Гончаров, - чему смеетесь?» - «Да ты посмотри, ваше благородие, королева-то им штаноз не дала!» Или другой рассказ о том, как в окрестностях Капштадта, подойдя к кучке матросов, что-то любопытно разглядывавших, он увидел на ладони одного из них огромного скорпиона, тщетно силившегося пробить ядовитым хвостом толстый, сплошной мозоль на ладони руки, привыкшей лазить по вантам. «Что ты? брось! брось! - воскликнул Гончаров. - Он тебя до смерти укусит!» - «Укусит? - недоверчиво спросил матрос, презрительно скосив глаза на скорпиона. - Этакая-то сволочь?! Тьфу!» -и он бросил скорпиона на землю и раздавил его необутой для прохлады ногой».
Жизнь на фрегате, этом «уголке России», текла размеренно и неторопливо. «В этом спокойствии, уединении от целого мира, в тепле и сиянии, фрегат принимает вид какой-то отдаленной степной русской деревни, - писал Гончаров. - Встанешь утром, ршкуда нз спеша, с полным равновесием в силах души, с отличным здоровьем, со свежей головой и аппетитом, выльешь иа себя несколько ведер воды прямо из океана и гуляешь, пьешь чай, потом сядешь за работу. Солнце уже высоко, жар палит: в деревне вы не пойдете в этот час ни рожь посмотреть, ни на гумно. Вы сидите под защитой маркизеи на балконе, и все прячется иод кров, даже птицы, только стрекозы отважно реют над колосьями. И мы прячемся под растянутым тентом, отворив настежь окна и двери кают. Ветерок чуть-чуть веет, ласково освежая лицо и открытую грудь. Матросы уже отобедали (они обедают рано, до полудни, как и в деревне, после утренних работ) и группами сидят или лежат между пушек. Иные шьют белье, платье, сапоги, тихо мурлыча песенку; с бака слышатся удары молотка по наковальне. Петухи поют и далеко разносятся их голос среди ясной тишины и безмятежности. Слышатся еще какие-то фантастические звуки, как будто отдаленный, едва уловимый ухом звон колоколов… Чуткое воображение, полное грез и ожиданий, создает среди безмолвия эти звуки, а на фоне синевы небес какие-то отдаленные образы…»

Русские моряки, где бы ни были, всегда помнили о Родине, ее обычаях и праздниках, ее песнях. Когда пришла масленица, фрегат находился в Атлантике. Стояла жаркая погода. Вспомнив обычай катания на льду,.стали ездить друг на друге. «Глядя, как забавляются, катаясь друг на друге, и молодые, и усачи с проседью,- замечает Гончаров, - расхохочешься этому естественному, национальному дурачеству: это лучше льняной бороды Нептуна и осыпанных мукой лиц…» Часто вечерами, под синим и ясным, но чужим небом звучала грустная, протяжная русская песня. В этой песне были и тоска по России, по дому, и неудовлетворенность поющих матросов своей тяжелой и бесправной жизнью.

За два с половиной года кругосветного путешествия фрегат посетил многие страны Европы и Азии. На парусном судне, устаревшем и отслужившем свой срок, прошел моря и океаны, испытал все тяготы кругосветного путешествия вместе со всем экипажем фрегата и Иван Александрович Гончаров. О том, что он видел, писатель рассказал в очерках, которые назвал так же, как назывался корабль, на котором он плыл - «Фрегат «Паллада».

Публикации раздела Литература

Кругосветное путешествие писателя Ивана Гончарова

В октябре 1852 года писателя Ивана Гончарова , переводчика в министерстве финансов, назначили секретарем адмирала Ефима Путятина. Когда молодой писатель начал собираться в кругосветное плавание с адмиралом, в литературных кругах Петербурга отнеслись к этому с юмором: будущего автора романа «Обломов» за неспешность часто называли «принц де Лень».

Путешествуя с фрегатом «Паллада», Гончаров объехал три континента и не меньше десятка стран. В поездке он вел путевой дневник, в который вносил все, что его заинтересовало. Первый его очерк был опубликован вскоре после возвращения (в 1855 году) в журнале «Отечественные записки». Через три года сочинение вышло отдельной книгой.

По заметкам Ивана Гончарова мы подготовили для вас культурный путеводитель по семи странам Европы, Африки и Азии.

Фрегат "Паллада"

Иван Гончаров

Маршрут путешествия фрегата "Паллада"

Туманная Англия

Оказавшись в Англии, команда корабля сразу же отправилась в Лондон. Из-за переменчивой погоды и туманов Гончаров опасался «нажить сплин»: «Два раза ходил смотреть Темзу и оба раза видел только непроницаемый пар». За первую неделю в Англии писатель осмотрел все «официальные» лондонские достопримечательности и стал наблюдать за жителями города, что ему было куда интереснее.

«Чем смотреть на сфинксы и обелиски, мне лучше нравится простоять целый час на перекрестке и смотреть, как встретятся два англичанина, сначала попробуют оторвать друг у друга руку, потом осведомятся взаимно о здоровье и пожелают один другому всякого благополучия; смотреть их походку или какую-то иноходь, и эту важность до комизма на лице, выражение глубокого уважения к самому себе, некоторого презрения или, по крайней мере, холодности к другому, но благоговения к толпе, то есть к обществу».

После прогулок Гончаров не мог отказать себе в удовольствии посетить местные лавочки и возвращался, нагруженный покупками: «И потом, выкладывая каждую вещь на стол, принужден сознаваться, что вот это вовсе не нужно, это у меня есть и т. д. Купишь книгу, которой не прочтешь, пару пистолетов, без надежды стрелять из них, фарфору, который на море и не нужен, и неудобен в употреблении, сигарочницу, палку с кинжалом».

Лондон, Англия

Теплый воздух острова Мадера (Мадейра, Португалия)

Атлантический океан встретил путешественников легким штормом и «фонтанчиками» китов. На Мадере, куда команда фрегата высадилась 18 января 1853 года, Иван Гончаров впервые попробовал бананы: «Не понравилось мне: пресно, отчасти сладко, но вяло и приторно, вкус мучнистый, похоже немного и на картофель, и на дыню, только не так сладко, как дыня, и без аромата или с своим собственным, каким-то грубоватым букетом». Вторым гастрономическим впечатлением стали местные вина - белые и красные.

Гончаров испытал на себе, что такое поездка в паланкине. В маленькой повозке, которую несли два проводника, он отправился на прогулку. Предполагалось, что пассажир будет ехать в ней лежа, но природная любознательность не давала Гончарову покоя.

«Однако ж лежать мне надоело: я привстал, чтоб сесть и смотреть по сторонам. Преширокая ладонь подкралась сзади и тихонько опрокинула меня опять на спину. «Это что?» Я опять привстал, колыбель замоталась и пошла медленнее. Опять та же ладонь хочет опрокидывать меня. «Я сидеть хочу, goddam!» - закричал я. Они объяснили, что им так неловко нести, тяжело... «А, тяжело? мне что за дело: взялись, так несите». Но чуть я задумывался, ладонь осторожно пыталась, как будто незаметно от меня самого, опрокинуть меня».

Остров Мадейра, Португалия

«Обожженные утесы и безмолвие пустыни» островов Зеленого мыса (Западная Африка)

К островам Зеленого Мыса корабль причалил по приказу адмирала Путятина: нужно было пополнить запасы продовольствия. Гончаров описал «черных как уголь» жителей островов и их «живописную» одежду: «В юбке, но без рубашки, а сверху через одно плечо накинуто что-то вроде бумажной шали до колен; другое плечо и часть груди обнажены. Голова повязана платком, и очень хорошо: глазам европейца неприятно видеть короткие волосы на женской голове, да еще курчавые». Занимались местные жители в основном добычей соли. На побережье устраивали бассейны: во время приливов они наполнялись морской водой, которая, испаряясь, оставляла соляной осадок.

Иван Гончаров провел здесь несколько «опытов любознательности», пробуя местные фрукты:

«Я решился купить у старой негритянки (я всегда, где можно, отдаю предпочтение дамам) всю корзину апельсинов».

Острова Зеленого Мыса, Западная Африка

Маисовые плантации мыса Доброй Надежды (Южная Африка)

«Мы все высыпали наверх и вопросительно смотрели во все стороны, как будто хотели видеть тот деревянный ободочек, который, под именем экватора, опоясывает глобус». В первую же прогулку на мысе Доброй Надежды Иван Гончаров оказался в «самом южном трактире отсюда по прямому пути до полюса».

В этих местах писателя больше всего поразили местные традиции благоустройства:

«Плетни устроены из кустов кактуса и алоэ: не дай Бог схватиться за куст - что наша крапива! Не только честный человек, но и вор, даже любовник не перелезут через такой забор».

Заинтересовали Ивана Гончарова и нравы местных жителей - бушменов: «Они проворны и отважны, но беспечны и не любят работы. Если им удастся приобрести несколько штук скота кражей, они едят без меры; дни и ночи проводят в этом; а когда всё съедят, туго подвяжут себе животы и сидят по неделям без пищи».

В Капштате (Кейптауне) путешественник нашел любопытные сувениры: «Я увидел в табачном магазине футлярчики для спичек, точеные из красивого, двухцветного дерева. Я сейчас же купил несколько на память о мысе Доброй Надежды».

Кейптаун, Южная Африка

«Родина ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров и змей» - Сингапур

Царством вечного, беспощадного лета называет Иван Гончаров Сингапур:

«Льду, льду бы да снегу: не дым, а лед отечества нам сладок и приятен!»

Город-государство показался путешественнику «всемирным рынком», куда стекается все что только можно: «Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы - всё приехало продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи, вино».

Писатель замечал, как отличаются дома у сингапурцев разных национальностей: «Малайские жилища - просто сквозные клетки из бамбуковых тростей, прикрытые сухими кокосовыми листьями, едва достойные называться сараями, на сваях, от сырости и от насекомых тоже. У китайцев побогаче - сплошные ряды домов в два этажа: внизу лавки и мастерские, вверху жилье с жалюзи. Индийцы живут в мазанках».

В интерьере богатого китайского дома Гончаров увидел прадедушку современного вентилятора: «Велели мальчишке-китайцу махать привешенным к потолку, во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой; от него к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату».

Сингапур

«Странная, занимательная пока своею неизвестностью» Япония

В Японию команда фрегата «Паллада» отправилась с дипломатической целью. Перед тем как предстать перед губернатором, дипломаты несколько дней обучались местным традициям. Их наставляла целая команда японцев-церемониймейстеров.

«Японцы предложили сидеть по-своему, на полу, на пятках. Станьте на колени и потом сядьте на пятки - вот это и значит сидеть по-японски. Попробуйте, увидите, как ловко: пяти минут не просидите, а японцы сидят по нескольку часов».

Однако россияне протестовали против непривычных правил: например, сидеть на полу многие отказались, взяв с собой на переговоры собственные стулья. Также не пожелали они снять обувь во дворце - предварительно сшили коленкоровые башмаки, которые надели перед входом в дом поверх ботинок. Многие путешественники оказались в неловкой ситуации, когда «бахилы» потерялись в коридорах, и они оказались на церемонии приветствия в уличной обуви.