Проза журнала Современник и русский реалистический роман середины XIX века. Пореформенная россия и русский роман второй половины xix века (н. и. пруцков)

В ек девятнадцатый - особое время для мировой литературы. Он подарил нам непревзойденные шедевры как отечественной, так и зарубежной словесности, которые уже тогда покорили читателей по всему миру и которые продолжают очаровывать их и в наши дни.

Ниже представлена подборка лучших любовных романов XIX века.

Виктор Гюго

Не первый, но один из самых знаменитых любовных четырехугольников в истории литературы. Цыганка Эсмеральда обладает таким неповторимым обаянием, что в нее влюбляются сразу трое мужчин, один из которых - горбун-звонарь Квазимодо, хотя ее сердце навеки отдано другому.

Лев Толстой

Дон-Жуан. Джордж Гордон Байрон

«Дон-Жуан» Байрона - последнее произведение писателя, роман в стихах, принесший ему мировую славу. Без него не было бы «Евгения Онегина» Пушкина. Имя главного героя к нашему времени стало нарицательным. Это красивый, галантный и образованный персонаж, ненасытный соблазнитель, вина которого заключалась только в том, что его неземная красота с легкостью пленила женские сердца.

Шарлотта Бронте

Когда речь заходит о классических романах о любви, то «Джейн Эйр» стоит и всегда будет стоять на первом месте. История непростых отношений гувернантки и Эдварда Рочестера, наполненная немыслимыми сюжетными поворотами, страстями и невыразимыми чувствами, привлекала читательниц от мала до велика во все времена. И сегодня эта книга занимает достойное место в домашней библиотеке каждой уважающей себя барышни.

Чарльз Диккенс

Это история о прекрасной любви, которую главный герой буквально проносит через всю свою жизнь. Пип познакомился с Эстеллой, когда они оба были еще детьми. Но с тех самых пор в его душе поселилась надежда, что его судьба будет к нему благосклонна. Роман великого Чарльза Диккенса очень жизненный, во многом благодаря этому он находит отклик в сердцах многих поколений читателей.

ПОРЕФОРМЕННАЯ РОССИЯ И РУССКИЙ РОМАН ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА (Н. И. Пруцков)

Завоевания русского романа первой половины XIX века в значительной мере предопределили исторические судьбы и идейно - художественные принципы романа пореформенных десятилетий. Глубочайшая связь с освободительным движением, историзм мышления, прогрессивная устремленность героев и идеалов, особый интерес к человеку, озабоченному не личным преуспеянием, а исканием дела и осознающему свой долг перед обществом, народом, - таковы существенные тенденции, определившиеся в романах Пушкина и Лермонтова, Гоголя и Герцена, Тургенева и Гончарова. Непрерывность и преемственность в идейно - общественных исканиях отчетливо обнаруживаются в последовательной смене героев русского романа.

Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Герцен, Тургенев и Гончаров создали русский социально - психологический роман еще в дореформенное время. Его идейно - художественная система не вмещается в привычные рамки западноевропейского романа. Развитие зарубежного романа было связано прежде всего с той действительностью и с теми идеями, которые сложились в результате буржуазной революции. Последняя и определила великий взлет западноевропейского романа XIX века. Но уже к середине столетия выдающиеся умы человечества (среди них многие русские писатели и мыслители) начинают осознавать, что идеи буржуазной революции исчерпали себя, более того - они опошлились, выродились, а сложившаяся социальная действительность не соответствует провозглашенным революцией идеалам братства, равенства и свободы. И такое осознание отражало реальную картину жизни, в которой уже начинал действовать пролетариат, выковывалось и его теоретическое оружие - марксизм. Но писатели Запада середины XIX века не могли еще понять воодушевляющую историческую миссию пролетариата и всепобеждающую правду учения научного социализма; такое понимание придет значительно позже, в конце века, особенно же в XX столетии.

Поэтому в капиталистических странах Запада возникало острое ощущение кризиса, распада революционно - гуманистических идеалов прошлого и так или иначе связанного с этими идеалами высокого искусства. С другой стороны, как реакция на все эти процессы начали возникать (особенно после поражения революции 1848 года) «новые» веяния в социологии и философии, отступающие от заветов великих просветителей, утопистов - социалистов. Появились подобные веяния и в искусстве, и в них обнаружился отход от традиций великих реалистов.

Флобер, например, отчетливо понимал начавшийся процесс упадка западноевропейского реализма, он глубоко чувствовал трагедию художника в буржуазном мире, говорил о его разрыве с действительностью, о потере им «руководящей нити», о вырождении творчества в изощренное мастерство ради мастерства. В письме к Луи Буйле от 4 июня 1850 года Флобер с горечью признал, что европейские романисты не имеют точки опоры, что у них под ногами колеблется почва. В европейской литературе, по его словам, есть таланты, накоплен богатый опыт мастерства. «Оркестр, - писал Флобер, - у нас сложный, палитра богатая, средства разнообразные. Во всяких уловках и завязочках мы смыслим, вероятно, больше, чем когда бы то ни было. Нет, вот чего нам не хватает - внутреннего начала, сущности, самой идеи сюжета».

Показательным для понимания тех трудностей, какие выпадали на долю художника в западноевропейском буржуазном обществе, был путь такого социально чуткого писателя, как Золя. Он настойчиво стремился не только осознать сущность современной ему эпохи, ознаменованной борьбой пролетариата и буржуазии, но и выразить глубокую симпатию к рабочему классу («Жерминаль»), Однако Золя, изучая и художественно изображая царство капитала и труда, так и не сумел разобраться во всей сложности социальных противоречий. Он оказался в зависимости от всякого рода буржуазных учений и теорий.

Русская литература и ее ведущий жанр - социально - психологический роман - развивались в других исторических условиях, имели иную почву, и поэтому уже в эпоху Пушкина, Лермонтова и Гоголя приобрели такие качества, которые обратили на себя особое внимание многих представителей зарубежной культуры. Французский писатель Ксавье Мармье еще в 1861 году в статьях о Пушкине и Лермонтове отмечал захватывающую силу реализма русских писателей и высказал предположение, что русский народ обладает всеми необходимыми качествами, чтобы скорее, чем кто?либо, развить тот реализм в литературе, который станет основой современного искусства. Неразрывная связь творчества Пушкина, Лермонтова и Гоголя с жизнью народа, соединение подлинно поэтического вдохновения («неосязаемой мечты») с трезвой мыслью, с правдой («трезвой действительностью»), конкретность и объективность художественного мышления и необыкновенная простота воплощения замысла - эти черты творений основоположников русского реализма и русского романа отмечены многими зарубежными литераторами.

Русский роман второй половины XIX века отражал складывавшуюся в России буржуазную действительность. Однако эта последняя, в силу национального своеобразия развития России, была особого рода. Естественно, что и ее воздействие на развитие русского романа привело к глубоко своеобразным результатам. Известно, что русская буржуазия и капитализирующееся дворянство не были способны до конца провести дело буржуазного преобразования России. Дальше крайне куцых буржуазно - либеральных реформ, проводимых сверху и обеспечивающих развитие капитализма по помещичьему, антидемократическому пути, они не шли. Это сразу же обнаружило и уродство развивающегося российского капитализма, и убожество российского либерализма.

Крестьянский вопрос, вопрос о демократических преобразованиях не были решены либеральными реформами 60–х годов. Поэтому бурно развивались другие, антилиберальные силы. Революционно - крестьянская, общенародная борьба за преобразование России всколыхнула всю пореформенную Россию, захватила классиков русского романа, а среди них и тех, которые субъективно, по своим убеждениям были далеки от идей буржуазно - крестьянской революции. Это и вдохнуло в реалистический русский роман такие идеи, породило такой тип художественного мышления, обусловило такие способы изображения народной жизни, которые стали органически присущи русскому реализму, русскому роману как выражение их национального своеобразия.

После 1861 года и вплоть до 1904 года в России шла трудная, но неуклонная подготовка буржуазно - демократической революции. С этим процессом и были прежде всего связаны судьбы реалистической русской литературы в целом, судьбы русского романа в особенности. Органическую связь русского романа с революционно - освободительным движением, с политической борьбой, с идейными, социально - философскими и эстетическими исканиями, со всей силой обнаружившуюся во второй половине XIX века, осознавали и передовые круги зарубежного общества, представители зарубежной литературы и общественной мысли.

В 1859–1861 годах в России сложилась революционная ситуация, определившая первый демократический подъем в стране. В судьбах русского романа, как и литературы в целом, первая революционная ситуация и общий перевал в социально - экономическом развитии России имели исключительное значение. Именно в 60–е годы появляются романы и повести о «новых людях» и - в противовес им - антинигилистическая беллетристика; формируется народный роман, создаются роман - эпопея и утопический социалистический роман, расцветает оригинальная проза писателей - демократов.

Чуткий ко всему новому, нарождающемуся, Тургенев одним из первых почувствовал перемены в судьбах русского романа, уловил его новые возможности и новые конфликты; он понял, что время Онегиных и Печориных, Бельтовых и Рудиных прошло и наступила эпоха разночинца - эпоха Инсаровых и Базаровых, людей общественного дела и борьбы. Романы Тургенева «Отцы и дети», «Дым» и «Новь» воспринимались в Западной Европе и Америке как художественный комментарий к русским революционным событиям 60–70–х годов. Тургеневу принадлежит выдающаяся роль в завоевании русской литературой мирового авторитета. Этому способствовали сила тургеневского реализма в художественном воспроизведении и оценке действительности, многочисленные переводы его произведений и широкие личные связи писателя с крупнейшими деятелями литературы Западной Европы.

За рубежом Тургенева называли гуманнейшим защитником прав своего народа и писателем - новатором, открывающим новые пути в литературно - художественном развитии человечества. Мопассан в своей статье о Тургеневе (1883) очень точно охарактеризовал одну из основных особенностей тургеневского романа. Она состоит в том, что русский романист отбросил столь характерные для зарубежной прозы старые формы романа с закулисными нитями действия, со всевозможными драматическими комбинациями и создал роман без искусственной интриги, без литературных происшествий, свободный от штампов и авторского произвола в построении фабулы, в обращении с героями и событиями. Мысль Мопассана о необходимости новой эстетики романа перекликается с суждениями Флобера об отсутствии в современной ему литературе точки опоры и господстве в ней формального искусства интриги. Оба писателя искали возможностей оздоровления искусства романа. Русские романисты указали путь к этому. Они создали роман, характеризующийся такими особенностями, которые утверждали эстетику «обычной жизненной нормы». Отвергая приемы построения занимательной, эффектной и произвольной фабулы, они думали прежде всего о правдивом изображении действительности, о социальной значимости рисуемых типов и событий. Именно Тургенев, опираясь на опыт Пушкина и Лермонтова, создал яркий роман о личности, интересы которой устремлены на поиски путей общественного служения. Тургеневский герой поставлен в условия крупных общественно - политических событий, в условия переломных десятилетий в судьбах родины.

По - своему осознал кризис русского общества и перевал его истории Л. Н. Толстой. В центре его внимания стоят герои, которые, сталкиваясь с жизнью народа, начинают осознавать ложность помещичьего бытия. Они переживают глубокий духовный кризис, ведут упорную, мучительную борьбу с собой, тянутся к народу, пытаясь найти с ним общий язык. Толстой мечтал создать такой «концепционный роман», в котором уложилась бы самая суть его раздумий над тем, что совершалось в русской действительности. «Главная мысль романа, - говорил он, - должна быть невозможность жизни правильной помещика образованного] нашего века с рабством. Все нищеты его должны быть выставлены и средства исправить указаны».

Если Толстой был готов положительно ответить на свой вопрос - не лучше ли жизнь мужиков жизни дворянства, - то и Ф. М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома» (1860–1862) признал, что многие из каторжан, которые совершили преступление, защищаясь от своих притеснителей, являются самыми даровитыми и сильными людьми.

Романы пореформенных лет стали более народными в том смысле, что идейные искания многих выдающихся романистов, а также и духовная жизнь создаваемых ими героев тесно связаны с думами о народе я зачастую протекают в условиях непосредственных отношений с народом. Крушение старых устоев жизни и поиски новых ее форм - типичный элемент сюжетов многих романов второй половины XIX века, начиная с романа революционного демократа - социалиста Чернышевского и кончая произведениями Эртеля. С потрясающей реалистической силой и гениальной глубиной это сознание необходимости коренного обновления жизни и человека выражено в романах Толстого и Достоевского, в прозе Щедрина.

Толстой обогатил русский и мировой роман художественным исследованием «диалектики души» и раскрыл связь диалектики духовного мира героя с самыми глубинными процессами жизни пореформенной России. Тургенев во многом способствовал распространению популярности Толстого за границей. Он устраивал в Париже вечера, посвященные Толстому, делал доклады о «Войне и мире», посылал толстовский роман Флоберу, Тэну, Абу. Автор «Отцов и детей» понимал противоположность толстовских романов господствующей манере французских романистов и все же был уверен, что французы должны понять силу и красоту романа «Война и мир».

К 80–90–м годам имя Толстого приобрело мировую известность. Со- держание и форма толстовских романов произвели во всем мире огромное впечатление. Известный датский критик Георг Брандес в 1908 году в письме к редактору «Русских ведомостей» В. М. Соболевскому выразил изумление перед удивительной силой и жизненностью описаний в произведениях Толстого. Брандес подчеркнул необычайную глубину «Хозяина и работника» Толстого, его привел в восхищение роман «Воскресение».

В связи с работой над «Войной и миром» Толстой осознает новаторский характер, национальное своеобразие и жанровые особенности русского романа. Он говорит об отходе русского романа, начиная с Пушкина, от приемов романа западноевропейского. 06 этом же пишут представители и зарубежной литературы. Ромена Роллана восхищала не только толстовская сила индивидуализации в портретной галерее «Войны и мира». Обратил он внимание и на новую концепцию толстовского романа. Русский автор от романа о личной судьбе героев перешел к роману об армиях и народах, о больших человеческих массах и исторических эпохах. Ромен Роллан называл «Войну и мир» новейшей Илиадой, а вся западноевропейская критика видела в этом романе величественное возрождение эпоса.

Оригинальностью характеризуется проза М. Е. Салтыкова - Щедрина. Его новаторство отвечало живым запросам пореформенной России, в нем отразилось стремление великого сатирика создать такой тип художественной прозы, который явился бы могучим фактором в борьбе за изменение действительности, служил бы делу подготовки «почвы будущего». Достаточно сопоставить произведения Щедрина с произведениями таких выдающихся западноевропейских сатириков XIX века, как Диккенс и Теккерей, чтобы убедиться, что беспощадность отрицания и ясность политической устремленности, истинность и народность, насыщенность передовыми гуманно - демократическими идеалами, зрелость философской мысли и художественно - публицистическая выразительность обеспечили Щедрину в мировой литературе одно из почетных мест среди самых выдающихся художников - новаторов.

В щедринском реализме наиболее ярко и сильно обнаружились такие черты, которые в той или другой степени были присущи русскому роману вообще и роль которых особенно повысилась в пореформенных условиях. Непосредственная связь прозы с самыми актуальными (с точки зрения интересов народа) социально - политическими вопросами своего времени - такова одна из этих особенностей. Щедрин считал, что роман призван непосредственно изображать общественную жизнь. Главный источник зла Щедрин искал не в людях, а в общественных порядках, в политическом строе жизни. Это и определило черты щедринского романа, жанровые его особенности. Щедрин, развивая заветы Гоголя, раздвинул границы романа таким образом, что основным его предметом стала вся русская жизнь, Россия в целом. Об этом свидетельствует и роман - обозрение «Господа ташкентцы», и исторический роман - хроника «История одного города», и собственно социально - психологический роман с традиционной его формой «Господа Головлевы». В своем анализе психологии человека Щедрин проник до социальных и политических основ жизни.

Щедрин обогатил средства художественной литературы путем привнесения в нее научной, философской и политической публицистики. Такая тенденция уже обнаруживалась в истории русского романа, по гениально она развита и утверждена лишь в творчестве Щедрина. Он создал новый тип художественной прозы, новые типы романа. Щедрин блестяще использовал многообразие художественно - публицистических форм для многостороннего раскрытия действительности.

На развитие зарубежной литературы сильнейшее воздействие оказали романы Достоевского. Жанр психологического романа в мировой литературе он обогатил искусством художественного анализа бесконечно сложного и неисчерпаемо глубокого внутреннего мира человека. Выдающийся бельгийский поэт Эмиль Верхарн, испытавший влияние Достоевского, передал Брюсову свой отзыв о творце «Бедных людей». По мнению Верхарна, Достоевский исследует характеры до самых глубин, до того смутного и хаотического, что заложено в каждом человеке; его анализ безупречен, но в то же время он не остается холодным наблюдателем - он умеет быть и ангелом, и палачом в одно и то же время. Вот почему Достоевский кажется Верхарну писателем совершенно исключительным.

Зарубежные писатели и критики не всегда понимали, что хаотическое, запутанное, противоречивое и темное начало в духовном мире героев Достоевского было порождено в конечном счете не темпераментом человека и не национальными особенностями «иррациональной русской души», а общественными условиями пореформенной России. Но существенно то, что многие зарубежные поклонники Достоевского обратили внимание на его гуманизм, на его бунтарство против буржуазного мира. В тревожных и мучительных, часто трагически завершающихся исканиях героев Достоевского зарубежный читатель ощутил мятежную и в то же время гуманистическую силу. Сила эта служила борьбе с тем строем жизни, который обрекал на страдания и гибель миллионы людей.

Если Толстой раскрыл «диалектику души» в неразрывной связи с диалектикой жизни и нарисовал картину той великой ломки сознания и общественных отношений, которая привела Россию к революции, то Достоевский своим путем также пришел к мысли о необходимости коренных перемен в жизни, в человеческом характере. Он постиг уродливую сущность современного ему человека, развращенного крепостничеством и капиталистическим хищничеством, безудержной борьбой за власть одного человека над другим. Писатель настойчиво искал возможностей для возрождения человеческой личности, он верил в человека, в светлые судьбы своей родины, хотя так и не мог понять действительных ее путей. Романы Достоевского и других выдающихся русских романистов пореформенной поры были ярким свидетельством глубочайшего и все более обостряющегося кризиса русской жизни после 1861 года, ее неустойчивости и хаотичности. Но вместе с тем в них отражалось и поступательное развитие русского общества, которое завершилось социалистической революцией.

Переходная эпоха, когда совершалась «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых „устоев“ старой России» и укладывалась незнакомая, чуждая, непонятная и страшная широким массам новая буржуазная Россия, выдвинула новые реалистические принципы, оригинальные формы романа, новых его героев, характерные ситуации и конфликты, типические для времени обстоятельства. «Водоворот все усложняющейся общественно - политической жизни» формировал новый тип художественного мышления, вызывал серьезные сдвиги в жанровых формах повести и романа, очерка и рассказа. Бурная ломка старых форм всего строя жизни и психики, возникновение нового в духовном мире и общественных отношениях обогащали действительность, расширяли арену реализма, пробуждали в обществе и в человеке новые силы, создавали почву для дальнейшего развития нравственного мира индивидуальности, для проявления ее «человеческих сущностей». Все это предъявляло мастерству романиста очень сложные требования. Возникала необходимость в новом типе романа о современности, о смене эпох и культур, в романе, передающем драматизм переживаемого перевала русской истории. Процесс драматизации структуры романа и повести, их героев проник и в произведения тех художников, творческий облик которых вполне сложился в дореформенные десятилетия («Обрыв» Гончарова, «Дым» и «Новь» Тургенева и др.). Нарастающие темп и напряженность совершающихся в жизни и сознании людей процессов властно управляли сюжетом романа и пересоздавали всю его художественную систему. Сюжет романа вбирал в себя существеннейшие проблемы и конфликты, ситуации и процессы эпохи. Движение снизу и кризис верхов; «новые люди» и старая Россия; разнообразное проявление «знамений времени» в общественной жизни и в идейных исканиях; ломка отживших форм, норм жизни и мышления; история формирования личности из народа; пробуждение масс под влиянием новых обстоятельств их жизни; смена и борьба разных укладов и поколений; отношения плебейства и барства; поиски передовой личностью из разночинцев и дворянства возможностей к сближению с народом; мучительные попытки заимствования «веры» у мужика - таковы наиболее характерные сюжетные элементы прогрессивного романа второй половины XIX века.

Сюжетной основой многих романов пореформенной поры явилось воспроизведение истории пробуждения самосознания личности. В. И. Ленин говорил, что ломка крепостнических отношений и замена их капиталистическими, весь этот «экономический процесс отразился в социальной области „общим подъемом чувства личности“, вытеснением из „общества“ помещичьего класса разночинцами, горячей войной литературы против бессмысленных средневековых стеснений личности и т. п.». В этих условиях появился герой страстных исканий, герой, выламывающийся из своей родной среды, герой - протестант из народа и герой - революционер, носитель социалистического идеала.

Воспроизведение новой эпохи в русской жизни, истории пробуждения и подъема чувства личности, общественного самосознания, вскрытие и объяснение источников этого процесса, его хода и результатов требовали новой системы, новой поэтики романа и повести, новых способов типизации и индивидуализации. В прозе второй половины XIX века повышается роль автора, который теперь зачастую выступает рассказчиком или комментатором, истолкователем и учителем жизни, приобщающим читателя к процессу своей мысли. Усилия романистов все более сосредоточиваются на раскрытии крайне противоречивой социальной психологии. В трактовке обстоятельств на первый план выдвигаются общественные, социально - экономические отношения. Все большую роль приобретает при этом сюжет как средство передачи всего образа жизни, ее форм, смены в ней двух эпох. Структура русского романа первой половины XIX века зачастую была связана с личной историей главного героя. В сюжете романа того времени существенную роль играли любовные отношения; в этом романе, как правило, изображался сравнительно небольшой круг лиц, связанных узами родственных отношений, дружбы, совместной жизни в дворянских гнездах и т. п. Особое внимание обращалось на индивидуальную психологию, на главного героя, который был центром романа. Во всем этом, конечно, просвечивало в той или иной степени и нечто общее в жизни всей страны, в ее общественных отношениях. Но, как правило, последние не являлись непосредственным предметом романа. В гостиной Ласунской («Рудин» Тургенева) еще недостаточно остро ощущалась жизнь крепостной деревни. Позже концепция романа решительно изменяется. В мир гостиных, в семейные гнезда и дружеские кружки властно и настойчиво входит жизнь народа, что пересоздает самую систему романа, вносит новое видение мира, открывает новые предметы изображения.

В «Дыме» и «Нови», сравнительно с «Рудиным» и «Дворянским гнездом», Тургенев лишь обогатил структуру своего романа, но не создал новую. То же самое следует сказать и об «Обрыве» Гончарова. Но как знаменательно и это обновление романической системы! В нем явно обнаружились тенденции, характерные для пореформенной эпохи, рас ширяющие масштабность самого повествования. Писемский и Достоевский пошли на более глубокую ломку своей поэтики романа.

Решетников, Гл. Успенский, Помяловский, Слепцов, Кущевский и другие беллетристы - демократы в структуре своих повестей и романов иногда отправляются, как Щедрин и Толстой, от «принципа семейственности». По данный принцип в реалистической системе этих писателей приобретает новое значение в связи с их выходом за рамки частной жизни в большую трудовую жизнь, в связи с вторжением в общие процессы, характеризующие движение жизни, идей и психики от старого к новому.

На первый взгляд сюжет романа Слепцова «Трудное время» кажется традиционным: передовой человек, революционер пробуждает сознание женщины, освобождает ее от иллюзий и ведет к разрыву с семьей, со всей той средой, в которой она жила. Но не любовь является силой, вдохновляющей Марию Николаевну на поиски новых путей жизни. Поэтому и сюжет романа не ограничен узким кругом семьи, личных отношений, изображением тех или других личных достоинств и недостатков. Как романист Слепцов связан с тургеневской традицией («Рудин», особенно «Накануне»), но вместе с тем, как бы в противовес ей, он создает и свою художественную концепцию жизни, характеров. Основная коллизия романа «Трудное время» не ограничена сферой семейных отношений Рязанова, Щетинина и Марии Николаевны. Революционер Рязанов, с одной стороны, как бы вводит Марию Николаевну в мир крестьянской жизни, а с другой - сбрасывает все покровы с грубо эгоистического, помещичьего отношения Щетинина к крестьянам. «Просветление» Марии Николаевны возникает и развивается не под воздействием чувства любви, а главным образом под влиянием реальной школы народной жизни. В зависимости от этого складывается духовная жизнь Марии Николаевны, история ее отношений с мужем, с Рязановым, с крестьянами.

В другой форме и на ином материале тот же принцип построения романа осуществляет и Решетников. Пусть не всегда умело, но он выходит из рамок частной жизни отдельных лиц и семейств в большую жизнь трудового народа. Писатель создает «народный роман», в котором главным типическим лицом выступает трудовой люд, «страдательная среда». Решетников первый доказал, как заметил Н. Щедрин, что простонародная жизнь дает достаточно материала для романа. Появление такого романа диктовалось самой действительностью, условиями пореформенной жизни народа, его пробуждением, но было подготовлено и традициями гоголевского направления. Для Решетникова был важен опыт Григоровича, автора романов из народного быта (среди них особенно «Переселенцы», а также «Рыбаки»). Однако художественная структура романов Решетникова, их идейная направленность, вся их поэтическая атмосфера глубоко отличны от идейно - художественной системы Григоровича. Композиция романа Решетникова «Где лучше?» наглядно передает процесс пробуждения чувства человеческого достоинства у героев из народа под влиянием всей совокупности обстоятельств их жизни.

Романистов пореформенной эпохи влечет к себе проблемный роман, роман общественно - нравственных исканий, влекут герои, которые в своем мышлении, в чувствованиях и поступках выходят из сферы личных, семейных отношений в большой мир жизни всей страны, ее народа, ее идейных, социальных и этических исканий. Этих героев воодушевляют идеи служения народу, общего блага, спасения родины и всего человечества, они ищут пути преобразования жизни и совершенствования человека. В романе «Война и мир» Толстой гениально слил в одно целое, в масштабах целой исторической эпохи, личные, семейные, сословно - классовые отношения своих героев и жизнь государства, нации, армии.

Внутренняя жизнь его героев, их стремления и идеалы формируются и развиваются на почве их отношений с жизнью всей страны. Искания, думы этих героев приобретают общенациональный характер и смысл. И в этом заключается их эпическая природа. Характерна и позиция автора. Он определяет и взвешивает ценность своих героев с точки зрения их способности выйти в своих мыслях, стремлениях и поступках из сферы частного, индивидуального, эгоистического в сферу общую, в область всеобщего блага, счастья. Все это определило исключительное жанровое своеобразие произведения Толстого. «Война и мир» - это на- ционалыю - героическая эпопея, воссоздающая подвиг русского народа в одну из самых драматических эпох истории России. В то же время «Война и мир» - реалистический социально - психологический, исторический и философский роман. В нем воспроизведены общественные конфликты и духовные искания, присущие дореформенному периоду, но они насквозь проникнуты духом современности. В них видна позиция писателя как участника литературно - общественного движения 60–х годов. Эпопея Толстого могла возникнуть лишь в условиях бурной и глубокой ломки социального строя русской жизни, под воздействием массового крестьянского движения и идейных исканий 60–х годов.

Может показаться, что в романе «Анна Каренина» Толстой отошел от собственных завоеваний, достигнутых им в «Войне и мире» - Основания для такого заключения дает и сам романист, указавший на то, что в романе об Отечественной войне его занимала мысль народная, а в романе об Анне Карениной - мысль семейная. Однако толстовский семейный роман обладает такими качествами, которые свидетельствуют о дальнейшем, после «Войны и мира», развитии реалистической системы. Исследователи установили, что проблема народа в «Анне Карениной» играет исключительно большую роль, но раскрыта она главным образом через духовные и нравственные искания героев. И в этом заключается глубокий смысл. Художник от романа о прошлом обратился к роману о современной ему действительности. Эта действительность подсказала Толстому новый способ изображения внутреннего мира героя - в его исканиях огранической связи с народной жизнью. Поэтому он в романе «Анна Каренина», именно в его заключительной части, сумел сделать тот огромный шаг вперед в понимании действительности, который явился началом решительного перелома в жизненной и творческой позиции писателя, во всем его мировоззрении.

Рамки традиционного любовно - семейного романа раздвинулись в «Анне Карениной». Толстой как будто искусственно присоединил к интимной истории Анны Карениной совершенно иную историю Константина Левина. Но в действительности такое построение романа было закономерным и необходимым. Оно не нарушало его цельности, значительно увеличивало масштабы воспроизведенной в нем действительности, ставило нравственные искания Левина в зависимость от крестьянской жизни. Да и интимная драма самой Анны в романе приобрела общественный смысл и не была, с точки зрения духа времени, чужеродна истории поисков Левиным жизни «для души, по правде, по - божьи». С этой точки зрения осознается и структура романа в целом, раскрывается смысл органического, «внутреннего», как говорил Толстой, а не фабульного единства в нем двух сюжетных линий, судеб двух его главных героев.

Выдающиеся романисты второй половины XIX века осознавали и художественно воспроизводили новые формы и процессы пореформенной, капитализирующейся жизни. Даже Гончаров, наиболее устойчивый, неподатливый духу текущего времени, вынужден был в «Обрыве» значительно отойти от установившейся у него (на почве изображения дореформенной жизни) поэтики романа и расширить масштабность охвата жизни, средствами сюжета и композиции передать кризис старого и возникновение нового. И структура романов Тургенева, начиная с «Дворянского гнезда», приобретает новые черты. Рамки тургеневских романов раздвигаются, их сюжеты начинают вбирать в себя широкие картины народной и помещичьей жизни, общественного движения, идеологической и политической борьбы.

Ф. М. Достоевский, а затем и Гл. Успенский с наибольшей остротой, до трагической боли ощутили брожение и хаос в сознании и жизни людей переходного времени. Характерно, что в 60–е годы художественное мышление Гл. Успенского воплощалось преимущественно в привычных жанровых формах повести, рассказа и очерка. «Разоренье» воспринималось писателем в процессе его создания как роман. Начиная же с 70–х годов автор «Больной совести» остро осознает всю невозможность продолжения работы в своей прежней манере. Он решительно отказывается от стеснительных теперь для него традиционных жанров. Писатель ищет такие- художественные формы, которые, по его представлению, могли бы передать со всей драматической остротой ощущение нарастающей тревожной неустойчивости и противоречивости русской жизни переходного времени, позволили бы в живой форме откликнуться на злобу дня, порожденную этим временем, а вместе с тем давали бы ему свободу в выражении собственных тревог и болей за положение и судьбу русского человека.

Эпоха тревожной неустойчивости, полная драм и трагедий в судьбах народа и интеллигенции, «убила» в Успенском возможности к созданию романа, до крайности обострила все его художественное мышление, определила взволнованный, «личностный» тон его произведений. При этом не следует забывать, что острые впечатления от «переворотившейся» действительности падали на подготовленную почву. Вся психика художника, с ее повышенной чуткостью, обнаженностью нервов, была «открыта» для драматической действительности, которая терзала эту психику. С подобным душевным строем невозможно было создавать романы, добиваться художественности, оставаться на позициях органического мышления и творить в рамках привычных жанровых форм. Успенский, как и Щедрин, смело ломал эти формы. Достоевский по характеру своей душевной организации был близок Гл. Успенскому. Он улавливал распад и деградацию старого и проницательно угадывал возникновение тех новых сил буржуазного общества, античеловеческая, разрушительная власть которых определяла трагические судьбы людей. Но это не привело Достоевского к отходу от романа и повести. «Дух нового времени» воплощался у него в этих формах. Однако их внутренняя художественная логика приобретала новые черты. Все особенности романов Достоевского, не исключая стиля, тона и форм повествования, несли на себе печать пореформенного времени. Структура его романов резко меняется после пережитого им духовного перелома 1863–1864 годов. В сюжеты романов Достоевского широкой волной вливаются «злоба дня», «текущий момент» - власть денег, игра нездоровых страстей, пробужденных новым временем, судебная хроника, политические процессы. Воспроизведение «низких», «грязных» бытовых подробностей сочетается у Достоевского с постановкой больших философско - этических вопросов своего времени. Хроника прошлого сливается с современностью в «Бесах» и «Братьях Карамазовых». Взлеты и падения, бунт и смирение, преступление и раскаяние, красота и безобразие, гармония и хаос - все эти противоположности совмещаются у Достоевского и являются своеобразным выражением беспорядочной, трагически хаотической жизни. Достоевский поражает воспроизведением многообразных глубинных проявлений жизни и человеческого духа переходного времени. Стремление к обобщающему синтезу проблем, форм воспроизводимой действительности и форм повествования характеризует новаторство его романов. В художественно - философском обобщении фактов жизни он порой поднимается до романтического символа («Легенда о великом инквизиторе»).

Достоевский резко противопоставлял тип своего романа романам Тургенева и Гончарова, а особенно Толстого. Для характеристики различных тенденций в реализме второй половины XIX века показательна полемика Достоевского и Гончарова. Поводом для этой полемики явилось письмо Гончарова к Достоевскому от 11 февраля 1874 года. В нем автор «Обломова» утверждал, что зарождающееся не может быть типом, так как последний «слагается из долгих и многих повторений или наслоений явлений и лиц». Гончаров считал, что творчество «объективного художника» «может являться только тогда… когда жизнь установится; с новою, нарождающеюся жизнию оно не ладит». Через два года в статье «Намерения, задачи и идеи романа „Обрыв“» (1876) Гончаров вновь вернулся к вопросу о формах жизни, достойных искусства. «Искусство серьезное и строгое, - говорил он, - не может изображать хаоса, разложения… Истинное произведение искусства может изображать только устоявшуюся жизнь в каком?нибудь образе, в физиономии, чтобы и самые люди повторились в многочисленных типах под влиянием тех или других начал, порядков, воспитания, чтобы явился какой?нибудь постоянный и определенный образ формы жизни и чтобы люди этой формы явились во множестве видов или экземпляров… Старые люди, как старые порядки, доживают свой срок, новые пути еще не установились… Искусству не над чем остановиться пока».

Достоевский отвергает положения Гончарова о том, что подлинное искусство не может иметь дело с современной неустоявшейся действительностью. Ответное письмо Достоевского на письмо Гончарова от 11 февраля 1874 года не сохранилось. Но в «Дневнике писателя» (за январь 1877 года), а также в романе «Подросток» («Заключение») Достоевский полемизирует с Гончаровым по вопросу о формах современной ему действительности и возможностях ее воспроизведения в романе. «Если в этом хаосе, - пишет он, - в котором давно уже, но теперь особенно, пребывает общественная жизнь, и нельзя отыскать еще нормального закона и руководящей нити даже, может быть, и шекспировских размеров художнику, то, по крайней мере, кто же осветит хотя бы часть этого хаоса и хотя бы и не мечтая о руководящей нити? Главное, как будто всем еще вовсе не до того, что это как бы еще рано для самых великих наших художников. У нас есть, бесспорно, жизнь разлагающаяся… Но есть, необходимо, и жизнь вновь складывающаяся, на новых уже началах. Кто их подметит и кто их укажет? Кто хоть чуть - чуть может определить и выразить законы и этого разложения и нового созидания?».

Автор «Подростка» и считает себя художником, улавливающим процессы разложения старого и созидания нового. Он противопоставляет себя писателям, которые воспроизводят законченные формы и сложившиеся типы действительности и которые на этой основе создают произведения, характеризующиеся завершенностью и целостностью. Такие писатели, по убеждению Достоевского, не могут изображать современность, лишенную устойчивости, полноты выражения. Они невольно должны будут обратиться к историческому роду творчества и в прошлом искать «приятные и отрадные подробности», «красивые типы», создавать «художественные законченные» картины. Достоевский иронизирует над подобными писателями. К их числу он готов отнести всех своих выдающихся современников, особенно Толстого. В оценках Достоевским творчества своих великих современников было много субъективного. Толстого уже в предреформенные годы властно захватила современность, эпоха ломки и брожения. Его творческое воображение особенно поразил характер, находящийся в непрерывных напряженных поисках истины и правды, в состоянии духовного кризиса и перелома, разрыва со своей средой, с привычной обстановкой жизни. И своего любимого героя из дворян Толстой под воздействием жизни и собственных исканий должен был все более сближать с народом. В последнем же романе Толстого, «Воскресении», Нехлюдов становится отщепенцем своего сословия. Романист вводит его в ту «виноватую Россию», в которой с такой потрясающей силой обнаружил он трагическую судьбу трудового народа. И именно в этой среде отверженных Толстой теперь находит настоящих своих героев. Его Катюша Маслова, различные типы революционеров - совершенно новые герои из народа.

Достоевский, как и Щедрин, осознает себя художником «смутного времени». «Работа, - заявляет он, - неблагодарная и без красивых форм. Да и типы эти (порожденные переживаемым «беспорядком и хаосом», - Ред.)… еще дело текущее, а потому и не могут быть художественно законченными. Возможны важные ошибки, возможны преувеличения, недосмотры. Во всяком случае, предстояло бы слишком много угадывать. Но что делать, однакож, писателю, не желающему писать лишь в одном историческом роде и одержимому тоской по текущему? Угадывать и… ошибаться». Таким и был Достоевский - романист. Всем стилем своих романов он передавал динамику, биение пульса современной ему «переворотившейся» и «укладывающейся» жизни. И подобно Толстому, но своими путями, он сумел это осуществить, проникая в глубины человеческой души. В этом отношении уже показательна и самая композиция романов Достоевского. История формирования характеров, воспроизведение разнообразных обстоятельств этого формирования, что так характерно для романов Гончарова и Толстого, - все это не входит прямо в сюжет его романа, а предшествует ему, отодвигается в предысторию. Главное же в сюжете - конечные драматические и трагические конфликты и катастрофы, события и страсти, столкновения идей и следствия всего этого. Эпическое воспроизведение действительности Достоевский, имеющий дело с драмой мятежно ищущей и страдающей души своего героя, решал драматическим способом. Драматизм присущ не только композиционному построению романов Достоевского. Драматическими средствами он воспроизводит и характеры.

С этим связана огромная роль в романах Достоевского внутренней речи героев, их записок и исповедей, а также диалога, дискуссий. Драматизм событий и внутренней жизни героев был присущей романам Достоевского формой выражения напряженного биения пульса современной ему действительности.

В пореформенные десятилетия шла не только бурная ломка старого. В этом водовороте рождалась новая Россия, противоречия буржуазного развития, переплетаясь с крепостническими пережитками, становились все более острыми. Ни один из насущных вопросов не был разрешен, а поэтому «подземные ключи жизни» продолжали свою великую работу.

В 1879–1881 годах сложилась вторая революционная ситуация в России, она определила новый демократический подъем в стране, который, как и в 1859–1861 годах, не вылился в массовую революционную борьбу и сменился годами реакции. 1881 год - конец золотого века русского революционного народничества, начало его перерождения в мещанско- кулацкий либерализм. Своей непосредственной цели - «пробуждения народной революции», как указывает В. И. Ленин, народники «не достигли и не могли достигнуть».

Торжество буржуазного порядка, разгром революционных сил в стране и разгул реакции после 1881 года вызвали и соответствующие настроения в русском обществе. Эти настроения проникали в журналистику, в литературу, в русский роман. Решительный отход от революционного наследства 60–70–х годов, сознательное стремление оклеветать или опошлить это наследство, противопоставление ему теории «малых дел», забвение политики и игнорирование злободневных вопросов народной жизни - таковы основные тенденции в настроениях той части русского образованного общества, которое решило «поумнеть» и слиться с новыми условиями жизни. «Поумнел» - так назвал Боборыкин свою повесть 1890 года, а в романе «За работу!» он сделал попытку развенчать русского писателя - демократа, его служение русскому мужику.

Изживание бывшими демократами своих верований в социализм, в мужика и в боевое искусство, общее понижение идейного уровня литературы, а также обмельчание духовного мира интеллигента, широкое распространение обывательских настроений - вся эта мутная волна захватила Боборыкина и Засодимского, Потапенко и Бажина. Она же породила и целую плеяду новых беллетристов, типичных «восьмидесятников» - Лугового, Баранцевича и др. Творчество этих прозаиков было в количественном отношении очень обильным, оно заслоняло классический роман, крупнейшие представители которого (Тургенев, Достоевский, Гончаров) в рассматриваемый период уже завершали свой творческий путь.

Для понимания особенных условий этого сложного периода в истории русского романа следует вспомнить ту характеристику, какую дал этой реакционной эпохе в истории России В. И. Ленин. «Ведь в России, - писал он, - не было эпохи, про которую бы до такой степени можно было сказать: „наступила очередь мысли и разума“, как про эпоху Александра III! …Именно в эту эпоху всего интенсивнее работала русская революционная мысль, создав основы социал - демократического миросозерцания». И в высшей степени знаменательно, что именно в эту эпоху титан русского и мирового реализма Л. Толстой создал роман «Воскресение», идейно - художественная концепция которого является ключом для понимания новых судеб русского романа в ту переломную эпоху русской жизни. Главный герой романа Нехлюдов стоит в ряду предшествующих толстовских «ищущих» героев. И в этом смысле «Воскресение» связано с прошлым, с пройденной автором ступенью в видении мира. Однако значительно меняется способ раскрытия образа Нехлюдова. Как справедливо пишет Б. Бурсов, Нехлюдов «занят не столько тем, что происходит с ним самим, сколько тем, что происходит с другими». И последнее имеет принципиальное значение, так как ведет героя к признанию объективной силы вещей, не зависящей от его желаний и воли. Эта тенденция пробивала себе путь в литературе не только в романах, но и в других прозаических жанрах, подготавливавших будущий расцвет русского романа в новых условиях и на новых основаниях. В этом плане исключительно велика роль Чехова, хотя он писал пе романы, а рассказы, повести и новеллы. В этих жанрах он освещал проблемы такого характера, которые были «подвластны» русскому классическому роману, а их структура зачастую обладает особенностями миниатюрного романа.

Русские поэты второй половины XIX века в биографиях и критике Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина Е

Русские поэты второй половины XIX века в биографиях и

Из книги Мысль, вооруженная рифмами [Поэтическая антология по истории русского стиха] автора Холшевников Владислав Евгеньевич

Русские поэты второй половины XIX века в искусстве Говоря о русском искусстве XIX века, специалисты часто называют его литературоцентричным. И действительно, русская литература во многом определила тематику и проблематику, общую динамику развития и музыки, и

Из книги История русского романа. Том 2 автора

Пушкинская традиция в русской поэзии второй половины XIX века 1. Пушкин как герой русской литературы. Стихи о Пушкине его современников: Дельвига, Кюхельбекера, Языкова, Глинки. Пушкин – «идеальный» русский поэт в представлении поэтов-последователей: Майкова, Плещеева,

Из книги История русского романа. Том 1 автора Филология Коллектив авторов --

Отечественная поэзия второй половины XX в Трудности осмысления История русской поэзии XX в. еще не написана, хотя на подступах к решению этой важной задачи сделано немало. Особенно «не повезло» середине и второй половине столетия, которые, если и уступают началу века по

Из книги Зарубежная литература XX века. Учебно-методическое пособие автора Гиль Ольга Львовна

Стих второй половины XIX века Метрика. Основные завоевания этого периода в области метрики - широкое распространение 3-сложных размеров (III, 19, 24, 26, 36, 38, 51, 52, 55, 56, 60 и др.) и дактилических рифм. Если раньше 3-сложниками пользовались только в малых жанрах, то Некрасов и другие

Из книги Немецкоязычная литература: учебное пособие автора Глазкова Татьяна Юрьевна

ГЛАВА XI. НАРОДНИЧЕСКИЙ РОМАН (Н. И. Пруцков) 1Народнический роман создавался профессиональными литераторами, а также и практиками народнического движения, участниками «хождения в народ» и народовольческой борьбы. В народнической прозе сложились два основных типа

Из книги Литра автора Киселёв Александр

ГЛАВА III. РУССКИЙ РОМАН ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА. ОТ СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ ПОВЕСТИ К РОМАНУ (Е. Н. Купиянова - §§ 1–6, Л. Н. Назарова - §§ 7–9) 1Развитие русской литературно - общественной мысли от просветительства XVIII века к декабризму, от сентиментального культа чувства к

Из книги История Петербурга в преданиях и легендах автора Синдаловский Наум Александрович

ГЛАВА III. РУССКИЙ РОМАН 40–50–х ГОДОВ (Н. И. Пруцков) 1Эволюция русского романа в 40–50–х годах неотделима от развития других прозаических жанров, в особенности повести. Повесть и роман в эту эпоху постоянно сближаются, переходят друг в друга, взаимно обогащаясь и развиваясь

Из книги автора

Зарубежная литература второй половины ХХ в Цель и задачи курса Цель курса – формирование у студентов представления о литературе ХХ в. как культурно-историческом феномене, о глубинной связи постмодернизма с модернизмом, о специфике неореализма, об особенностях массовой

Из книги автора

Литература второй половины XX века Литература Германии Раздел Германии и образование ФРГ и ГДР в 1949 г. привело к существованию двух разных литератур. Различия в сфере культурной политики обнаружились сразу, в том числе по отношению к возвращавшимся эмигрантам.

Из книги автора

Литература Австрии середины и второй половины XX века Как и раньше, в этот период литература Австрии впитывает и отображает основные тенденции литературы других западноевропейских стран. Так, творчество Германа Броха (Hermann Broch, 1886–1951) стоит в одном ряду с произведениями Д.

Из книги автора

Швейцарская литература второй половины XX века Одним из самых известных швейцарских писателей этого периода является Фридрих Дюрренматт (Friedrich D?rrenmatt, 1921–1990) – прозаик, драматург, автор психологического детектива. Писать драмы, в том числе для радиопостановок, он

Из книги автора

Русская литература второй половины XIX века, или Роман по-русски Во второй половине XIX века в литературе закрепляются основные «специализации»: проза, поэзия, драматургия, критика. После долгих лет господства поэзии на первое место выходит проза. А самые большие

Из книги автора

Петербург второй половины XIX века ОДНИМ ИЗ САМЫХ ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ событий в экономической, хозяйственной, да и политической жизни России середины XIX века стало строительство железной дороги между Петербургом и Москвой. Дорога была в полном смысле слова прямой, или

Роман развивался, преодолевая резко отрицательное отношение к себе со стороны моралистов, оценивавших этот жанр как низкий, потворствующий плохому вкусу и портящий нравы. Это связано с тем, что роман, как известно, является порождением и отражением кризиса и разрушения устоев традиционалистской культуры, когда личность начинает выпадать из готовых, жанровых форм бытия - эмансипация и индивидуализация личности приводит к ее дистанцированию от любых готовых форм и таким образом неизбежно и от норм существующей морали.

Роман сосредоточивается на индивидуальном опыте личности, который не укладывается в нормы существующей морали: романный герой - часто бродяга, "отщепенец", человек с "фаустовскими стремлениями", молодой человек в том возрасте, когда он, говоря языком терпимого моралиста, еще имеет какое-то право "перебеситься"; он интересен как раз тем, что является нарушителем общепринятых норм, - и именно этими приключениями, этим своим необыкновенным опытом. Роман выражает мечты и стремления личности, лежащие за пределами предуготованного ей существующим миропорядком удела - человек мечтает о выходе за заданные ему границы. Он придумывает себе иную жизнь, в которой осуществятся его мечты - как те, которые находятся за пределами установленных моральных норм, так и те, которые в его представлениях соответствуют возможностям интересной и свободной жизни, которыми обладают представители других социальных миров. Конечно, с точки зрения традиционной морали всякий такого рода опыт - недопустимый соблазн, тем более недопустимый, что именно с точки зрения этого опыта в романе строится и всеобъемлющая картина мира; в результате чего этот мир предстает весьма далеким от идеала, так что читатель может и не найти в нем достойного с точки зрения моралиста образца для подражания.

Поэтому традиционалистская культура требует от писателя не романа, а эпоса: эпос провозглашается в качестве истинной цели романа - роман должен стремиться стать эпосом. Эпичность, как известно, предполагает иную, чем в романе, точку зрения на человека и мир, - не изнутри индивидуального опыта, а из мира сверхличных ценностей, обеспечивающих устойчивость миропорядка. Отсюда и "героизм" героя эпоса. Поэтому роман и выступает как не-эпический или анти-эпический жанр. Вместе с тем все не так просто: романная концепция противоречива и парадоксальна - ведь роман, конечно же, является и безусловно эпическим жанром, в нем реализуются важнейшие эпические ценности - повествовательность как широта взгляда на мир, видение человека в единстве с миром, сюжетное развертывание всякого события в пространстве большого мира и т. д.

Противоречивость поэтологической, а тем самым и этической концепции жанра свойственна в наибольшей степени как раз самой уравновешенной форме романа - классическому роману эпохи реализма, который пытается соединить несоединимое, примирить несовместимые вещи.

Следует признать, что роман середины и второй половины XIX в. входит в противоречие с некоторыми принципами поэтики романа, изложенными М. Бахтиным - роман XIX в. обладает относительно устойчивой, вполне структурированной и поддающейся описанию формой, что и сделало его в глазах ХХ века "традиционным романом". Важные эстетические и поэтологические принципы внутренней организации этой формы для русского реалистического романа определил Н. Д. Тамарченко, разработав понятие "внутренней меры" реалистического романа, - "специфического для романа способа сочетать изменчивость с устойчивостью" .

Классический роман парадоксален - являясь относительно кратковременным этапом в развитии жанра, на котором он едва ли не отступает от безусловно основополагающих своих жанровых принципов, он вместе с тем выступает в качестве одной из неоспоримых вершин романного искусства, той формой, по которой, стало быть, и нужно изучать природу данного жанра. Забегая вперед, можно сказать, что этическая концепция этой жанровой формы может быть оценена и как вершина новоевропейского гуманизма, и как свидетельство его несостоятельности. Однако для того, чтобы осознать поэтологическое и этическое своеобразие этой формы, нужно посмотреть на нее в контексте как предшествующих, так и последующих этапов ее развития.

Ситуация конфликта стремлений и фантазий личности с общей моралью, готовым миропорядком, не предусматривающим для нее права на исключительную судьбу и особенную "интересную" жизнь, в поэтике романа 18 века выступает как характерная для жанра проблема аутентичности высказывания - роман, не имеющий возможности опереться ни на какую традицию, всякий раз должен доказывать свою легитимность, - соответствие принятым в обществе представлениям о действительности и искусстве. Он должен апеллировать к реальному жизненному опыту, лежащему по ту сторону традиционного литературного дискурса и вступающему в противоречие с традиционным риторическим словом, обремененным "истиной морального ведения" , утверждая таким образом свою жизненность, переживаемую как правдивость. Правдивость понимается здесь уже как правда реального человеческого опыта, конфликтующего с "литературой", она предстает здесь как ценность, заменяющая и отменяющая традиционалистскую норму, а вместе с ней - традиционные моральные устои.

Это означает возникновение новых представлений об искусстве. Впечатление нравственной несостоятельности, аморальности романа возникает в связи с серьезнейшим разрывом с большой исторической традицией понимания искусства как сферы реализации идеала. Уже в XVII веке эта традиция начинает расшатываться, о чем свидетельствует активное обсуждение проблемы допустимости развлекательного момента в искусстве - достойно ли не только поучать, но еще и развлекать читателя. Зигмунд фон Биркен в известном предисловии к роману Лоэнштайна "Арминиус" говорит, что роман скорее достигнет своей цели, если будет не просто поучать, а поучать развлекая. Требовалась специальная система доказательств для обоснования права писателя не только поучать. До начала XIX века представление об искусстве как изображении идеала в целом сохраняет свою устойчивость - еще Шиллер и Гегель рассматривают искусство именно в этом ключе. Идея верности искусства природе не противоречит этой установке, так как природа является здесь понятием абстрактным и выступает как некая разумная и естественная для общества норма, извечная модель представлений о красоте.

Таким образом, возникающая в романе нового времени установка на правдивость связана с отрицанием традиционных нормативных установок и серьезно подрывает моралистические основания концепции искусства.

Эта установка проявляет себя в ориентации романа на безыскусность, что и означает отказ от искусства, понимаемого как изображение идеала. Роман как жанр, который не повторяет образцы традиционалистской культуры, самоутверждается именно дистанцируясь от них, демонстрируя свою особую жанровую природу, суть которой, как показал М. М. Бахтин, заключается в том, что он живет на границе с реальным миром, в непосредственном контакте с незавершенной действительностью, а не подражает идеальным образцам. Так Байрон, начиная свою известную поэму демонстративно как роман о Чайльд-Гарольде, первым делом не только призывает музу традиционного идеала, но и заменяет ее "простым рассказом" о том, что есть в реальности и что (к сожалению для автора) никак не соответствует моральным ценностям литературной традиции. Идея свободного, открыто аутентичного творчества, работы с материалом живой действительности (к которой относятся в том числе и идеи, и литературные формы) является сознательной установкой романа, обеспечивающей его жизнеспособность как качественно новой литературной формы, отталкивающейся от "литературы" - литературы, питающейся традицией, идеалом.

Отсюда характерные для романной формы неоднократно описанные в научной литературе приемы создания эффекта подлинности и достоверности - использование формы повествования от первого лица, ссылки на подлинные рукописи, записки, а также введение в текст самого творческого акта, пародирование других жанров и рефлексии автора над творческим процессом. Демонстративная "открытость", незавершенность романной формы обусловлена стремлением создать эффект аутентичности - контакта с незавершенной действительностью, в которой пребывает читатель - участия в открытом событии бытия, а не воспроизведения идеала.

Тем самым роман дерзко выключает себя из господствующей системы моральных заповедей - не случайно новоевропейский роман открывается историей Ласарильо, кощунственно нападающей на святыни, почему он и был включен в индекс запрещенных книг. Оставляя в стороне оттенки и несколько схематизируя - "подравнивая" хронологию процесса, можно утверждать, что в целом до второй половины 20-х годов XIX века на вызов традиционалистской культуры роман отвечает вызовом "правды", утверждая себя по сути как немиметическую форму, которая больше не позволяет созерцать идеал, а выступает прежде всего как открытое событие общения автора (повествователя), героя, выступающего в качестве рассказчика, и читателя.

Нужно скачать сочиненение? Жми и сохраняй - » Реалистический роман XIX века: поэтика нравственного компромисса . И в закладках появилось готовое сочинение.

ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2013, том 72, № 5, с. 3-15

КЛАССИЧЕСКИЙ РУССКИЙ РОМАН XIX ВЕКА: СВОЕОБРАЗИЕ ГЕРОЯ И ЖАНРА

Что позволило классическому русскому роману уже к концу XIX века занять ведущее положение сначала в западноевропейской, а затем и в мировой художественной прозе? К разрешению каких проблем и с какими целями устремлены его центральные герои? Ответы на эти вопросы предлагаются в настоящей статье.

What allows for the fact that, by the end of the 19th century, the classical Russian novel has taken the lead in the Western European and in the World literary prose? What are the goals and aspirations of the novels" central characters? Such are the major concerns addressed by the author of this article.

Ключевые слова: роман социальный, роман онтологический, "современный человек", "русский скиталец", неограниченные связи, гармония личностная, социальная, всемирная.

Key words: essential artistic schooling; social novel; ontological novel; "contemporary human being"; "the Russian wanderer"; boundless connections; individual, social, and universal harmony.

Начнем с указания самых общих примет русского классического романа XIX столетия. В глазах самих писателей-классиков это роман, стремящийся "захватить всё" (Л. Толстой) не во "внешних условиях жизни", а в "самом человеке" (И. Гончаров) его бытия; роман, совершенный как явление словесного искусства и вполне самобытный по своим формам.

В полной мере всем этим критериям отвечают пушкинский "Евгений Онегин" (по В.Г. Белинскому, - "энциклопедия русской жизни" и "поэма историческая в полном смысле слова, хотя в числе ее героев нет ни одного исторического лица" ), лермонтовский "Герой нашего времени", с существенными оговорками (так как, согласно самому автору, это прежде всего "поэма"), гоголевские "Мертвые души", затем - гончаровские "Обыкновенная история" ("Вот где учишься жить", - воскликнул, прочитав ее, Л. Толстой ), "Обломов" ("капитальнейшая вещь" "невременного" значения ), "Обрыв", а также тургеневские "Рудин", "Дворянское гнездо", "Накануне", "Отцы и дети", "Дым", "Новь", знаменитое "пятикнижие" Ф.М. Достоевского ("Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток", "Братья Карамазовы") и "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресение" Л.Н. Толстого.

Итак, классический русский роман представлен всего двадцатью произведениями, что меньше

числа романов, написанных шотландцем Вальтером Скоттом или французом Эмилем Золя, и в два с половиной раза меньше того, что составило "Человеческую комедию" Оноре Бальзака.

Тем не менее именно он стал вершиной всей отечественной литературной прозы девятнадцатого и двадцатого столетий. В первую очередь, ему же русская литература обязана огромным плодотворным влиянием на прозаиков всего мира, но прежде всего западноевропейских, открывших для себя классический русский роман первыми, хотя и с изрядным запозданием. Вот два показательных факта на этот счет.

В 1878 г. в Париже заседает первый Международный писательский конгресс, призванный обсудить вопросы, как охранять литературную собственность, т.е., говоря сегодняшним языком, защищать писателей от пиратских переводов их произведений на языки других стран. В числе участников конгресса - хорошо известный французским прозаикам И.С. Тургенев (почетным президентом был избран Виктор Гюго); он же возглавляет русскую делегацию. И в этом качестве произносит краткую речь о русской литературе, в которой из всех ее деятелей называет (заметим, идет 1878 год, когда уже изданы все романы не только самого Тургенева, но и Гончарова, два главных романа Л. Толстого и четыре основных романа Достоевского) лишь Д. Фонвизина, И. Крылова, А. Пушкина, М. Лермонтова и Н. Гоголя.

И причина этого тургеневского умолчания проста: о существовании других русских писателей, в том числе великих романистов, в Западной Европе пока ровно ничего не известно.

Но пройдет менее десяти лет, на исходе которых французский литератор и дипломат Мельки-ор де Вогюэ, лично знавший Достоевского, Тургенева и Л. Толстого и с восторгом читавший их по-русски, опубликует в Париже свою книгу "Le roman russe" (1886) ("Русский роман"), испанская писательница и литературовед Эмилия Пардо Ба-сан выпустит в Мадриде свое трехтомное исследование "Революция и роман в России" (1887), а в Дании появятся посвященные тем же русским художникам "Русские впечатления" (1888) даровитого скандинавского эстетика и литературного критика Георга Брандеса, и отношение к русским писателям со стороны их западных коллег коренным образом изменится.

Начнется интенсивный и нескончаемый поток переводов на все европейские языки "Войны и мира", "Анны Карениной", "Записок из Мертвого дома", "Преступления и наказания", "Обломо-ва"... И вскоре известный российский библиограф и литературовед С.А. Венгеров засвидетельствует: ".русская литература, которой еще недавно в западноевропейских руководствах отводилось че-тыре-пять страниц, вдруг стала возбуждать удивление, близкое к энтузиазму. Сочинения Толстого расходятся в международной книжной торговле в таком количестве изданий, к каждому слову великого русского писателя прислушиваются с таким бесконечным вниманием, что <...> можно даже задуматься над тем, где он более знаменит и любим - у себя дома или за границей. Достоевский произвел сильнейшее впечатление." .

Уже в конце XIX - первой трети ХХ столетий главные русские романисты становятся властителями дум как европейских читателей, так и крупнейших прозаиков. А в их ряду такие выдающиеся имена, как французы Ги де Мопассан, Поль Бурже, Анатоль Франс, Ромен Роллан, Марсель Пруст, Мартен дю Гар, Франсуа Мориак, Анри Барбюс, Андре Жид, Альбер Камю, британцы Роберт Стивенсон, Оскар Уайльд, Джон Голсуор-си, Джозеф Конрад, Томас Гарди, Герберт Уэллс, Олдос Хаксли, немцы Генрих и Томас Манны, Бернард Келлерман, Лион Фейхтвангер и немецкоязычный швейцарец Герман Хессе, американцы Генри Джеймс, Уильям Фолкнер, Джон Дос-Пас-сос, Уильям Дин Хоуэлс, Эрнест Хемингуэй, Теодор Драйзер, Джон Эрнст Стейнбек, Томас Вулф, Маргарет Митчелл, скандинавы Август Стринд-

берг, Кнут Гамсун, Мартин Андерсен-Нексе, австрийцы Стефан Цвейг и Франц Кафка. Позднее к ним присоединятся японцы Фтабатей Симей, Токутоми Рока, Такэо Арисима и Юкио Мисима, китаец Лу Синь, индиец Рабиндранат Тагор.

Автор замечательных романов "Будденброки", "Волшебная гора" и "Доктор Фаустус" Томас Манн (это ему принадлежит выражение "святая русская литература") признавался, что в юности русский роман был ему ближе, чем классическая немецкая проза, в том числе и самого И.-В. Гёте. В рабочей комнате француза Шарля Луи-Филиппа висели портреты Л. Толстого и Достоевского, а их произведения он советовал своему другу Жану Жироду читать для образования сердца и души.

Вообще, для большинства зарубежных прозаиков двадцатого столетия, маститых или начинающих, русский классический роман превращается не только в любимое чтение, но и в ту художественную школу, без глубокого усвоения которой сделать в литературе что-то значительное, по их признаниям, было уже невозможно.

Но в чем же конкретно состоит творческое своеобразие этого романа, столь поразившее и восхитившее западноевропейских романистов? Вполне ли прав был Лев Толстой, когда в 1864 г. утверждал: "Мы, русские, вообще не умеем писать романы в том смысле, в каком понимают этот род сочинений <...> в Европе" .

Дело в том, что это наблюдение никак нельзя отнести к авторам тех периферийных отечественных романов первой половины XIX века, которые обязаны иноязычным формам романного жанра или самим своим становлением, или какими-то существенными мотивами. А в их ряду не только русский нравоописательно-дидактический роман Василия Нарежного ("Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова", 1814) и Фаддея Булгарина ("Иван Выжи-гин", 1829), откровенно ориентированный на французский роман Алена Рене Лесажа "Похождения Жиль Бласа из Сантильяны" (1715-1735). Жанровым вариантом романов "шотландского чародея" (А. Пушкин) Вальтера Скотта явится русский исторический роман Михаила Загоскина ("Юрий Милославский, или Русские в 1612 году", 1829; "Рославлев, или Русские в 1812 году", 1831) и Ивана Лажечникова ("Ледяной дом", 1831; "Басурман", 1838). В повестях "Идеал" (1837), "Напрасный дар" (1842) Елены Ган и в "Полинь-ке Сакс" (1847) Александра Дружинина, затем в повести Алексея Писемского "Виновата ли она?" (1855) найдет свое российское видоизменение роман француженки Авроры Дюдеван (печата-

лась под псевдонимом Жорж Санд). Семейные идеалы англичанина Сэмюэла Ричардсона (в романах "Памела...",1740; "Кларисса", 1747- 1748), немца Августа Лафонтена (1758-1831), написавшего на семейные темы 150 романов, а также центральных героев "Эдинбургской темницы" (1818) Вальтера Скотта и "Индианы" (1832) Жорж Санд отзовутся в "Семействе Холмских" (1832) Дмитрия Бегичева, в "Семейной хронике" (1856) и "Детских годах Багрова-внука" (1858) Сергея Аксакова, а также и в "Семейном счастье" (1859) Льва Толстого. Наконец, русским аналогом западноевропейского "романа удачи" ("roman de réussite") станет "Тысяча душ" (1858) Алексея Писемского.

Сам факт учебы (и даже прямых заимствований) периферийных русских романистов у их иноязычных предшественников вовсе не принижает их заслуг перед отечественной словесностью. Ни одна из крупных национальных литератур не обошла в своем развитии, не рискуя остаться провинциальной, литературных достижений других народов, начиная с библейской и греко-римской античности. К тому же в литературном творчестве, как и в технике, не изобретают велосипеды (в нашем случае - жанровые формы), если они уже созданы, а адаптируют их в соответствии с местными жизненными особенностями, общественными задачами и целями. Так обстояло дело и в случае с русским романом, сам жанр которого появился в нашей литературе на д

Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст . Статьи высылаются в формате PDF

НОВИКОВА Е.В. - 2008 г.

Жанр новеллы в литературе русского зарубежья

ЧЕТВЕРИКОВА ЕЛЕНА ЮРЬЕВНА - 2011 г.

Средняя общеобразовательная школа
с углубленным изучением отдельных предметов №36

Егорова Софья Игоревна

Расцвет русского реалистического романа

Научный руководитель:

Бойко О. Б.,
преподаватель литературы.

Киров
2006

План.

Русский реалистический роман второй половины девятнадцатого века. Романтизм и реализм.

Представители русского реализма.

Ф. М. Достоевский.

И.А. Гончаров.

И.С. Тургенев.

Л.Н. Толстой.

Общая характеристика особенностей русского реалистического романа конца девятнадцатого века.

1. Русский реалистический роман второй половины девятнадцатого века. Романтизм и реализм.
Романом называется литературный жанр, эпическое произведение большой формы, в котором повествование сосредоточено на судьбах отдельной личности в ее отношении к окружающему миру, на становлении, развитии ее характера и самосознания. Роман - эпос нового времени; в отличие от народного эпоса, где индивид и народная душа нераздельны, в романе жизнь личности и общественная жизнь предстают как относительно самостоятельные; но «частная», внутренняя жизнь индивида раскрывается в нем «эпопейно», т. е. с выявлением ее общезначимого и общественного смысла. Типичная романная ситуация - столкновение в герое нравственного и человеческого (личностного) с природной и социальной необходимостью. Поскольку роман развивается в новое время, где характер взаимоотношений человека и общества постоянно меняется, постольку его форма по существу является «открытой»: основная ситуация всякий раз наполняется конкретно-историческим содержанием и находит воплощение в различных жанровых модификациях. Исторически первой формой считают плутовской роман. В 18 в. развиваются две основные разновидности: социально-бытовой роман (Г. Филдинг, Т. Смоллетт) и психологический роман (С. Ричардсон, Ж. Ж. Руссо, Л. Стерн, И. В. Гете). Романтики создают исторический роман (В. Скотт). В 1830-е гг. начинается классическая эпоха социально-психологического романа критического реализма 19 в.
Расцвет русского романа приходится на конец девятнадцатого века, время победы реализма как литературного направления как в странах Европы, так и в России. В отличие от романтизма, реализм побеждает вначале не как литературное направление, общее для множества писателей, а в творчестве отдельных авторов и только потом складывается в единое художественное целое.
Однако зародился реализм гораздо раньше, в эпоху расцвета романтизма, и был подготовлен басенным творчеством Крылова, комедией Грибоедова «Горе от ума». В тридцатые годы девятнадцатого века романтизм и реализм мирно сосуществовали. Выдвинулся на первый план реализм в сороковые-пятидесятые годы. Переход к нему осуществился в творчестве Пушкина и был связан с историзмом, затем реализм укрепился в творчестве Лермонтова и Гоголя.
Реализм можно считать направлением, противопоставленным романтизму, нередко имеет место ирония автора по отношению к характерным для романтизма героям, обстоятельствам, сюжетным линиям, их решительное переосмысление. Часто между героями – романтиком и не-романтиком – устанавливается равенство перед лицом действительности, как в «Обыкновенной истории» Гончарова, о творчестве которого будет сказано ниже, где как романтизм, так и излишний практицизм осуждаются одинаково.
В отличие от романтиков, у которых душевные порывы личности оставались именно порывами, не поддающимися строгому описанию и не приобретавшим строгого и точно очерченного характера, реализм стремится сообщить психологическим движениям, их оттенкам и противоречиям ясную форму.
Эту особенность реализм пронес на протяжении всего своего развития, и наибольшего расцвета достиг именно во второй половине девятнадцатого века, обозначив первенство прозы и, в частности, жанров повести, новеллы и романа.
Свое конкретное воплощение – общее и индивидуальное – принципы реализма получили в творчестве великих русских писателей, о которых будет сказано ниже.

2. Представители русского реализма.

2.1. Федор Михайлович Достоевский.
Достоевский Федор Михайлович (1821-81), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1877). В повестях «Бедные люди» (1846), «Белые ночи» (1848), «Неточка Незванова» (1849, не окончена) и др. описал страдания «маленького» человека как трагедию социальную. В повести «Двойник» (1846) дал психологический анализ расколотого сознания. Участник кружка М. В. Петрашевского, Достоевский в 1849 был арестован и приговорен к смертной казни, замененной каторгой (1850-54) с последующей службой рядовым. В 1859 возвратился в Санкт-Петербург. «Записки из Мертвого дома» (1861-62) - о трагических судьбах и достоинстве человека на каторге. Вместе с братом М. М. Достоевским издавал «почвеннические» журналы «Время» (1861-63) и «Эпоха» (1864-65). В романах «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-80) и др. - философское осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм. Публицистический «Дневник писателя» (1873-81). Творчество Достоевского оказало мощное влияние на русскую и мировую литературу.

Творчество Достоевского вызывало немало жарких дискуссий. Одни рецензенты, называя его «новым Гоголем», восхищались этим дарованием, другие высмеивали болезненную мнительность автора, третьи, хотя таких было меньшинство, не скрывали откровенного отвращения. Реакция кружка Белинского на первое произведение Достоевского стала одним из самых известных и имевших продолжительный резонанс эпизодов в истории русской литературы: почти все участники, включая Достоевского, позднее возвращались к нему и в воспоминаниях, и в художественных произведениях, описывая его и в прямой, и в пародийной форме. Пусть дебют его в литературе был триумфальным, однако затем последовало охлаждение и наконец – резкая критика Белинского и его окружения.
Литература девятнадцатого века – это литература социальная, у Достоевского даже остросоциальная, в его романах, на первый взгляд резких и действительно «жестоких», существует яркое высокоморальное начало. Авторы того времени в большинстве своем стремились к решению нравственных вопросов, и Достоевский явно увлечен подробным изучением всей подноготной человеческих поступков. Он не спешит пройти мимо самых неприятных сторон социума, наоборот, он стремится установить причинно-следственную связь, добраться до истинных, глубинных мотивов человеческих поступков.
«Всюду жизнь» - название картины Ярошенко отражает один из принципов творчества Достоевского. Он подчеркивает, что даже падший, донельзя опустившийся человек остается человеком и подчас не заслуживает того отношения, каким встречает его прослойка благополучных и благоустроенных. Для каждого преступника есть оправдание – влияние среды и общества, крайняя бедность, желание так или иначе защитить родных.
Проза Достоевского поражала и поражает театрализацией действия, скандальным и одновременно трагическим развитием событий, усложненным психологическим рисунком. Однако современники отмечали, что за видимой попыткой показать изнанку жизни общества, стоит высокая, даже подчас глобальная цель. Вячеслав Иванов в статье «Достоевский и роман-трагедия» говорит: «Ужас и мучительное сострадание могущественно поднимает у нас со дна души жестокая (ибо до последнего острия трагическая) муза Достоевского, но к очищению приводит нас всегда, запечатлевая этим подлинность своего художественного действия, - как бы мы ни принимали «очищение». И так творчески сильное, так преобразительно катартическое (очищающее) облегчение и укрепление, какими Достоевский одаряет душу, прошедшую с ним через муки ада и мытарства чистилища до порога обителей Беатриче, что мы все уже давно примирились с нашим суровым вожатым и не ропщем более на трудный путь...»

Слова о рае и аде – не просто яркая метафора автора. Религиозные мотивы в произведениях Достоевского встречаются нередко. В 1867-68 гг. написан роман «Идиот», задачу которого Достоевский видел в «изображении положительно прекрасного человека». Идеальный герой князь Мышкин, «Князь-Христос», «пастырь добрый», олицетворяющий собой прощение и милосердие, с его теорией «практического христианства», не выдерживает столкновения с ненавистью, злобой, грехом и погружается в безумие.

Однако В.Г. Флоровский в статье «Религиозные темы Достоевского» пишет не столько о тематике, сколько об особенностях прозы этого писателя в целом: «В творчестве Достоевского есть внутреннее единство. Одни и те же темы тревожили и занимали его всю жизнь. Достоевский считал и называл себя реалистом - «реалистом в высшем смысле». Неточно называть его психологом. И неверно объяснять его творчество из его душевного опыта, из его переживаний. Он был взволнованно заинтересован всем происходившим вокруг. Он скорее страдал любопытством, нежели невниманием к жизни. Это было не простое любопытство, но метафизическая любознательность. Ему дано было видеть таинственность первоосновы эмпирических событий. Он видел то, о чем рассказывал, - он описывал, что видел. В этом основа его реализма. Его творчество есть не истолкование, но изображение человеческой судьбы»

При всем несколько мистическом взгляде на мир, внимании к малоприятным фактам и гипертрофированном чувстве социальной несправедливости, Достоевский действительно был реалистом. Ни один, даже самый тонко чувствующий писатель не в силах описать душевные волнения людей, отличных от него самого, переживших то, чего он не пережил, если он ни разу даже не попытался вникнуть в суть происходящих вокруг событий. Опираясь на реальный материал действительности, Достоевский выдвигал и освещал проблемы, имеющие всемирное значение, проблемы борьбы добра и зла в социальной жизни, во внутренней природе людей, темы жизненного призвания человеческой личности, страдания и протеста, эгоизма и самопожертвования, преступления и наказания, вопросы общественных, духовных связей между людьми и их разъединения, справедливого устройства социального мира и многие другие.

Что касается общей тематики, то Н. А. Бердяев отмечает: «У Достоевского нет ничего кроме человека, нет природы, нет мира вещей, нет в самом человеке того, что связывает его с природным миром, с миром вещей, с бытом, с объективным строем жизни. Существует только дух человеческий и только он интересен, он исследуется. Н. Страхов, близко знавший Достоевского, говорит о нем: «Все внимание его было устремлено на людей, и он схватывал только их природу и характер. Его интересовали люди, исключительно люди, с их душевным складом, и образом их жизни, их чувств и мысли». Во время поездки Достоевского за границу «Достоевского не занимали особенно ни природа, ни исторические памятники, ни произведения искусства». Правда, у Достоевского есть город, есть городские трущобы, грязные трактиры и вонючие меблированные комнаты. Но город есть лишь атмосфера человека, лишь момент трагической судьбы человека, город пронизан человеком, но не имеет самостоятельного существования, он лишь фон человека».
Некоторые критики отмечают, что Петербург в произведениях Достоевского – не именно город Петербург, а некий призрачный город, оплот заблудших душ. Мрачный образ города только подчеркивает безрадостное существование героев. В романах Достоевского практически нет ни лирических отступлений, ни пасторальных зарисовок, се внимание писателя обращено к человеку, вернее к его душе, внутреннему диалогу героев.
Федор Михайлович Достоевский является одной из самых заметных литературных фигур девятнадцатого столетия. Его страсть к глубинному анализу человеческого сердца и разума, попытки отыскать выход из духовного кризиса русского народа вкупе с реалистическими образами, постоянными самокопаниями главных героев, сильной философской идеей дают именно ту самую неповторимую прозу Достоевского. В ней много черт, типичных для литературы эпохи расцвета русского романа. Однако одни из них преувеличены, другие – почти сведены на нет. Бытовые мелочи важны только тогда, когда напрямую связаны с происходящим, окружающая среда героев живет только в качестве фона, характерные той или иной местности черты минимизированы до короткой обрисовки типичных декораций. «Типичный человек в типичных условиях», главный принцип реализма, у Достоевского приобретает совершенно новую и неповторимую форму.

2.2. И.А. Гончаров.
Гончаров Иван Александрович (1812-91), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1860). В романе «Обломов» (1859) судьба главного героя раскрыта не только как явление социальное («обломовщина»), но и как философское осмысление русского национального характера, особого нравственного пути, противостоящего суете всепоглощающего «прогресса». В романе «Обыкновенная история» (1847) конфликт между «реализмом» и «романтизмом» предстает как существенная коллизия русской жизни. В романе «Обрыв» (1869) поиски нравственного идеала (особенно женские образы), критика нигилизма. Цикл путевых очерков «Фрегат «Паллада» (1855-57) - своеобразный «дневник писателя»; литературно-критические статьи («Мильон терзаний», 1872).

Д.В. Григорович говорит о нем: «Во всей русской литературе не найдется человека счастливее Гончарова. Бранью осыпали Пушкина и Гоголя; в шестидесятых годах вошло в моду поносить Тургенева, и как еще! С легкой руки Белинского Гончаров во всю свою жизнь слышал одни только похвалы».

В произведениях Гончарова нет резкой критики, нет яркого стремления пролить свет на пороки общества, желания пошатнуть социальные устои. В наши дни многие считают его достаточно посредственным писателем. Однако в то время, на фоне тревожащей жажды авторов наиболее красочно описать все самые неприглядные стороны жизни, окунуть читателя в омут ужасающих поступков и не менее ужасающих условий, его произведения, вовсе не бывшие особенно светлыми и оптимистическими, казались некой «отдушиной». Большинству критиков, напуганных резкими и трагическими литературными порывами писателей девятнадцатого века, творчество Гончарова пришлось по душе.

В.Г. Белинский, увидевший повесть «Обыкновенная история» еще до ее выхода в свет, действительно был восхищен прозой Гончарова. «Он поэт, художник - и больше ничего. У него нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам, они его не веселят, не сердят, он не дает никаких нравственных уроков ни им, ни читателю, он как будто думает: кто в беде, тот и в ответе, а мое дело сторона. Из всех нынешних писателей он один, только он один приближается к идеалу чистого искусства, тогда как все другие отошли от него на неизмеримое пространство - и тем самым успевают. Талант его не первостепенный, но сильный, замечательный».

Гончаров как автор придерживался позиции стороннего наблюдателя. С этим согласен и Н. А. Добролюбов: «Он вам не дает и, по-видимому, не хочет дать никаких выводов. Жизнь, им изображаемая, служит для него не средством к отвлеченной философии, а прямою целью сама по себе. Ему нет дела до читателя и до выводов, какие вы сделаете из романа: это уж ваше дело. У него нет и той горячности чувства, которая иным талантам придает наибольшую силу и прелесть... В этом уменье – сильнейшая сторона таланта Гончарова. И ею он особенно отличается среди современных русских писателей».

Итак, основной чертой произведений этого писателя является его упорное нежелание «читать мораль». Он рисует жизнь в самом ее банальном, безыскусном проявлении. При этом он не навязывает читателю свою точку зрения, не давая ему быть предвзятым в своих суждениях. Его творчество в высшей степени реалистично – видимая обыденность сюжета, «жизненность» образов, многогранность взглядов на смысл произведения (хотя, по свидетельствам современников, впоследствии Гончаров, опасаясь, что его в его романах читатель упустит важнейшие детали или воспримет их не так, как следовало бы, приобрел печальную привычку объяснять смысл собственных произведений).

Теоретически можно было бы считать Гончарова лучшим представителем русского реализма, а реализм в его прозе – чистым реализмом. Однако только знаток и ценитель русской литературы укажет его среди выдающихся писателей того времени. Имена Достоевского и Толстого известны любому, и впервые каждый из нас слышит их задолго до знакомства с программной школьной литературой. Даже не прочитав ни одного их произведения, мы привыкаем считать их ярко горящими звездами на литературном небосклоне.

Гончаров, однако, имел успех у современников, особенно на заре творческой деятельности. Антиромантический пафос у него соседствовал с ударом по трезвому практицизму в «Обыкновенной истории». Некогда ее считали «умнейшим» романом того времени, но актуальность ее притуплялась по мере того, как романтизм и сентиментализм переставали занимать умы и сердца читателей.
Создается впечатление, что вся писательская карьера Гончарова сводится к одному-единственному произведению. Замысел нового романа сложился у Гончарова еще в 1847. Два года спустя была напечатана глава «Сон Обломова». Но читателю пришлось еще в течение десяти лет ждать появления полного текста «Обломова» (1859), сразу завоевавшего огромный успех: «Обломов и обломовщина... облетели всю Россию и сделались словами, навсегда укоренившимися в нашей речи» (А. В. Дружинин). Роман спровоцировал бурные споры, свидетельствуя о глубине замысла. Статья Добролюбова «Что такое обломовщина» (1859) представляла собой беспощадный суд над главным героем, «совершенно инертным» и «апатичным» барином, символом косности крепостнической России.
Эстетическая критика, напротив, видела в герое «самостоятельную и чистую», «нежную и любящую натуру», далекую от модных веяний и сохранившую верность главным ценностям бытия. К концу прошлого века полемика о романе продолжалась, причем последняя трактовка постепенно возобладала: ленивый мечтатель Обломов по контрасту с сухим рационалистом Штольцем стал восприниматься как воплощение «артистического идеала» самого романиста, тонкий психологический рисунок свидетельствовал о душевной глубине героя, читателю открылся мягкий юмор и скрытый лиризм Гончарова. В начале 20 века И. Ф. Анненский по праву назвал «Обломова» «совершеннейшим созданием» писателя.
Последовавший за «Обломовым» роман «Обрыв» стал последним широко известным произведением писателя – и при этом в нем прозвучали ноты, для него достаточно нехарактерные.

По иронии судьбы, литературная особенность Гончарова, некая отстраненность, созерцательность, стала девизом его последних лет. Тяжело переживая свое творческое молчание, он закончил жизнь в одиночестве, сознательно сторонясь жизни и при этом тяготясь своей изолированностью.

У Гончарова мы видим некую двойственность. Лишенная трагического надрыва (которого немало у Достоевского), чуждая социальной критике проза многим на первый взгляд кажется едва ли не бездарностью. Автор, не задающий вопросов, не стремящийся донести до читателя истину, да и вовсе не занятый ее поисками, в конце концов, презревший или упустивший из виду сформулированную еще Пушкиным заповедь писателя: «Глаголом жги сердца людей» - в чем смысл его литературного существования?
Ответ прост. Тонкий наблюдатель, а не ярый революционер, Гончаров умел ненавязчиво, но верно передать психологический портрет персонажа. Нетрудно заметить, что многие романисты долгие годы бывают верны однажды созданному женскому образу. Гончаров же не имел обыкновения в каждой своей героине изображать одну и ту же особу. Он как будто писал портрет с натуры, не приуменьшая и не преувеличивая. Гончаров воплотил собой высшую степень реализма, и в этом его величайшая заслуга.

2.3. И.С. Тургенев.
Тургенев Иван Сергеевич (1818-83), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1860). В цикле рассказов «Записки охотника» (1847-52) показал высокие духовные качества и одаренность русского крестьянина, поэзию природы. В социально-психологических романах «Рудин» (1856), «Дворянское гнездо» (1859), «Накануне» (1860), «Отцы и дети» (1862), повестях «Ася» (1858), «Вешние воды» (1872) созданы образы уходящей дворянской культуры и новых героев эпохи - разночинцев и демократов, образы самоотверженных русских женщин. В романах «Дым» (1867) и «Новь» (1877) изобразил жизнь русских за границей, народническое движение в России. На склоне жизни создал лирико-философские «Стихотворения в прозе» (1882).
А. Герцен охарактеризовал творчество Тургенева несколько критически: «Его дару недоставало воображения, то есть естественной повествовательной способности, которая могла бы сравниться с оригинальностью, достигнутой им в искусстве описаний».
Трудно судить о нехватке воображения, но Тургенев любил базировать создаваемые сюжеты на воспоминаниях о пережитых им самим моментах. В произведениях Тургенева немало автобиографического. Одно из сильнейших впечатлений ранней юности – влюбленность в княжну Е. Л. Шаховскую, переживавшую в эту пору роман с отцом Тургенева, - отразилось в повести «Первая любовь». Катастрофа парохода «Николай I», на котором плыл Тургенев, будет описана им в очерке «Пожар на море».

Далее Герцен продолжает: «Вероятно, сознавая этот существенный, недостаток или следуя инстинкту художественного самосохранения, не позволяющему художнику мешкать там, где всего вероятнее можно шлепнуться, он избегает описывать действия, или, точнее, не передает действий в развернутом изложении. Поэтому его повести и рассказы почти целиком состоят из диалогов на фоне разнообразных декораций - прекрасных, долгих разговоров, прерываемых прелестными краткими биографиями и изысканными сельскими пейзажами. Однако когда он сворачивает со своего пути и отправляется в поисках красоты за пределы старинных русских парков и садов, он увязает в омерзительной слащавости».

Здесь Герцен неоправданно резок. Тургенев был подлинным мастером языка и литературного анализа. Красота и самоценность слова, сочетание простоты и изящества выражений нашли отражение в знаменитых «Стихотворениях в прозе». Пейзаж, раскритикованный столь сурово, играет у Тургенева немалую роль. Пейзаж как средство выражения авторской позиции передает настроения героев, их сердечные бури и штили. У Тургенева пейзаж играет огромную роль не только в «Отцах и детях», но и во всех его произведениях. Он не только отражает переживания героев, но и выполняет свою наиболее важную функцию - переводит ситуацию в вечный план, подчеркивая мысли автора о вечности и бесконечности природы, позицию по отношению к вечным проблемам человечества.
Кроме того, романтически красивые, но пустые декорации и слишком изысканные для реалистической прозы диалоги свойственны его ранним произведениям. В 1843 появляется поэма на современном материале «Параша», получившая высокую оценку В. Г. Белинского. Знакомство с критиком, перешедшее в дружбу (в 1846 Тургенев стал крестным его сына), сближение с его окружением изменяют его литературную ориентацию: от романтизма он обращается к иронической, нравоописательной поэме и прозе, близкой принципам «натуральной школы» и не чуждой влиянию М. Ю. Лермонтова.
Поздняя проза гораздо более реалистична. Проникновенно оплакав современное ему и грядущее запустение «дворянских гнезд», Тургенев обратился к миру, далекому от отживающей аристократии. Немало рассказов и повестей посвящено крестьянскому быту.
Принципиальное многообразие человеческих типов, впервые выделенных из прежде не замечаемой или идеализируемой народной массы, свидетельствовало о бесконечной ценности всякой неповторимой и свободной человеческой личности. Крепостной порядок представал зловещей и мертвой силой, чуждой природной гармонии (детализированная конкретика разнородных пейзажей), враждебной человеку, но неспособной уничтожить душу, любовь, творческий дар. Творчество Тургенева особым образом повлияло на отмену крепостного права.

Ю. Лотман посвятил прозе Тургенева статью, в которой детально осветил все особенности его творчества: «Для Тургенева именно героизм утверждает неизбежность обессмысливающей его концовки. Герой, чья жизнь не имеет смысла, в произведениях Тургенева не умирают. Постоянное вторжение природы с ее законом смерти и рождения, вытеснения старого молодым, слабого сильным и с ее равнодушием к человеческим целям и идеалам, ко всему, что организует человеческую жизнь, делает эту последнюю бессмысленной и, следовательно, трагической. Но это не высокая трагедия смысла, а безнадежная трагедия бессмыслицы».

Подробное исследование посвящено структуре произведений русского писателя: «У Тургенева имеется своя мифология. Сюжеты его произведений разыгрываются - и это уже неоднократно отмечалось - в трех планах: во-первых, это современно-бытовой план, во-вторых, архетипический и, в-третьих, космический. Тургенев читался как бы на нескольких уровнях: некоторые читатели сосредоточивали внимание на злободневном изображении идейных конфликтов и считали возможным «не замечать» концовки или относить их за счет «непоследовательности» автора… В отношении персонажей к архетипам можно было усматривать литературную полемику (например, с романтизмом). Структура расслаивалась, и различные ее уровни имели различную историко-литературную судьбу».

В произведениях Тургенева в каком-то смысле можно было найти желаемое, следовало только искать. Для одних эта проза имеет значение как документальное описание жизни и быта отдельных слоев населения, как произведение в духе реализма, другие увлечены своеобразием и типичностью образов, третьи наслаждаются той «описательной» способностью, которую безжалостно раскритиковал Герцен.

Между прочим, многие критики отмечают, что реалистические произведения в духе «Бежина луга» удавались Тургеневу больше всего. Решив, вероятно, сменить поле деятельности, писатель увлекся мистикой и так называемой готической повестью, однако эти произведения не превзошли ни «Дворянского гнезда», ни «крестьянских» рассказов. «Его мистика вся окутана духами, зыбкой дымкой дождя, она проступает сквозь пластичную живопись старинных портретов, которые в любую минуту могут ожить, мелькает меж мраморных колонн и прочей бутафории. От его привидений холодок не бежит по телу, вернее, бежит, но какой-то странный…» - саркастически отмечает Герцен.
В контексте реализма Тургенев как писатель эволюционирует от «слащавости» к трагизму, осознанию бессмысленности и тягостности жизни. Тема слабости человека, оказывающегося игрушкой неведомых сил и обреченного небытию, в большей или меньшей мере окрашивает всю позднюю прозу Тургенева.

2.4. Л.Н. Толстой.
С именем Льва Николаевича Толстого нередко связывают такое, на первый взгляд, туманное понятие, как «диалектика души». Начиная с автобиографической трилогии «Детство» (1852), «Отрочество» (1852-1854), «Юность» (1855-1857), исследование внутреннего мира, моральных основ личности стало главной темой произведений Толстого. Мучительные поиски смысла жизни, нравственного идеала, скрытых общих закономерностей бытия, духовный и социальный критицизм, проходят через все его творчество.
Н. Н. Страхов пишет о нем: «Толстой каждому, конечно, известен как большой мастер в анализе душевных явлений. Но какой характер имеет этот анализ? В чем заключается его источник, его первая движущая причина, от которой необходимо зависит его направление и цель? На это можно бы отвечать, что анализ нашего автора - просто его художественная потребность, просто преобладающая черта его таланта. Ответ этот действительно годится для некоторых мест книги, именно для тех, где, как в «Семейном счастье» и в «Детстве», художественная сила идет наравне с анализом, вполне им владеет, употребляет его как орудие, дающее полноту образам и краскам. Но в других местах анализ, очевидно, играет другую роль и служит сам по себе удовлетворением какой-то потребности, говорящей в душе художника помимо его стремления создавать образы».
и т.д.................