Художественное осмысление проблемы деятельного начала в человеке Иван Сергеевич Тургенев дал в романе «Накануне». В произведении заложена «мысль о необходимости сознательно-деятельных натур» для движения общества к прогрессу.
В «Накануне» автор осуществил то, что давно могли ожидать читатели: рядом с волевой женщиной появился решительный и деятельный мужчина. К этому образу Тургенев шел давно, задумав его в пору создания «Рудина». Тогда фигура главной героини ясно вырисовывалась в воображении автора, но не было главного героя. Для его создания Тургеневу необходим был реальный жизненный факт. Помог случай. Один из орловских соседей писателя передал ему тетрадь с рассказом, в котором «беглыми штрихами» было намечено то, что составило потом содержание романа «Накануне». Так «сознательно-героическая натура» была найдена в жизни. И впервые в творчестве Тургенева в одном произведении появились сразу два человека действия - болгарин Инсаров и Елена Стахова. В романе «Накануне» нашли выражение стремления нового поколения к прогрессу, жажда активного участия з жизни, дел, а не слов.
Критики отмечали, что достоинством романа Ивана Сергеевича является «создание такого женского характера, которого не дали читателю ни одна русская поэма, ни один русский роман». Образ Елены Стаховой - законченный, типичный, живой, вполне русский. В ней тип «тургеневской девушки» получил наиболее полное воплощение. Основные черты ее характера - самопожертвование. В отличие от Лизы Калитиной Елена не имеет в душе противоречий между нравственным долгом и естественным стремлением к счастью. Они полностью совпадают. Натура и сознание у Елены - одно целое, поэтому для нее вначале не существует проблемы отречения от личного счастья. Деятельное добро - идеал Елены, связанный с ее пониманием счастья. «Она с детства жаждала деятельности, добра; нищие, голодные, больные ее занимали, тревожили, мучили; она видела их во сне, расспрашивала об них всех своих знакомых; милостыню она подавала заботливо, с невольною важностью, почти с волнением». Однако в самой жажде самопожертвования есть у Елены Стаховой еще одно важное отличие от Лизы Калитиной. Лиза отрекается только от эгоистической потребности счастья и несет в себе тяжесть ответственности за несовершенство мира. Елена же видит счастье в отречении от самой себя как личности, от собственной свободы и от ответственности: «Кто отдался весь-весь... весь... тому горя мало, тот уж ни за что не отвечает. Не я хочу: то хочет». Эта важная запись в дневнике Елены приоткрывает существенную черту ее натуры. Углубление этой черты было бы губительно для личности. Поэтому здесь находится тот предел, дальше которого Тургенев не пожелал продолжить развитие своего любимого литературного типа.
Инсаров же возвышается над всеми действующими лицами романа (исключая Елену. С ней он вровень). Он возвышается как герой, вся жизнь которого освещается мыслью о подвиге. Самой привлекательной чертой Инсарова для автора является любовь к родине - Болгарии. Инсаров - воплощение огненной любви к отчизне. Душа его полна одним чувством: состраданием родному народу, находящемуся в турецкой кабале. «Если бы вы знали, какой наш край благодатный! - говорит Инсаров Елене.- А между тем его топчут, его терзают... у нас все отняли, все: наши церкви, наши права, наши земли; как стадо гоняют нас поганые турки, нас режут... Люблю ли я родину? - Что же другое можно любить на земле? Что одно неизменно, что выше всех сомнений, чему нельзя не верить после Бога? И когда эта родина нуждается в тебе...»
Все произведение И. С. Тургенева проникнуто «величием и святостью» идеи освобождения страждущей отчизны. Инсаров - своеобразный идеал самоотречения. Его в высшей степени характеризует самоограничение, наложение на себя «железных цепей долга». Он смиряет в себе все другие желания, подчиняя свою
жизнь служению Болгарии. Однако его самоотречение отличается от смирения перед долгом Лаврецкого и Лизы Калитиной: оно имеет не религиозно-этическую, а идейную природу.
В соответствии с принципом объективного отображения действительности Тургенев не хотел и не мог затушевать те качества (пусть и не всегда привлекательные), какие виделись ему в герое - не абстрактном образе, а в живом человеке. Любой характер слишком сложен, чтобы рисовать его только одной краской - черной или белой. Инсаров - не исключение. Порою он слишком рассудочен в своем поведении, даже простота его нарочита и сложна, а сам он слишком зависим от собственного стремления к независимости. Писателя в Инсарове привлекает донкихотство. Иных же, способных на действие героев вокруг него нет. «Нет еще у нас никого, нет людей, куда ни посмотри,- говорит Шубин.- Все - либо милюз-га, грызуны, гамлетики... из пустого в порожнее переливатели да палки барабанные! А то вот еще какие бывают: до позорной тонкости самих себя изучили, щупают беспрестанно пульс каждому своему ощущению и докладывают самим себе: вот что я, мол, чувствую, вот что я думаю. Полезное дельное занятие! Нет, кабы были между нами путные люди, не ушла бы от нас эта девушка, эта чуткая душа не ускользнула бы, как рыба в воду». «Гамлетики»... Слово сказано! Не слышится ли в этих словах Шубина и авторское самоосуждение?
В «Накануне» явственнее, чем в других романах Тургенева, ощущается присутствие самого автора, его раздумий и сомнений, слишком ясно отраженных в раздумьях многих персонажей, в их помыслах и интересах. Тургенев выразил себя даже в тихой и светлой зависти к любви главных героев. Случайно ли, склоняясь перед этой любовью, Берсенев говорит себе те самые слова, которые не раз встречаются в письмах автора. «Что за охота лепиться к краешку чужого гнезда?»
Есть один потаенный сюжет в романе «Накануне», никак не связанный с общественно-политическими борениями в предреформенной России. В поступках, размышлениях, высказываниях героев постепенно совершается развитие авторской мысли о счастье. «"Жажда любви, жажда счастья, больше ничего,- похвалил Шубин...- Счастья! Счастья! Пока жизнь не прошла... Мы завоюем себе счастие!" Берсенев поднял на него глаза. "Будто нет ничего выше счастья?"- проговорил он тихо...»
Недаром вопросы эти заданы в самом начале романа, они требуют ответа. Дальше каждый из героев будет находить свое счастье.
Шубин - в искусстве, Берсенев - в занятиях наукой. Инсаров не понимает личного счастья, если родина в скорби. «Как же это можно быть довольным и счастливым, когда твои земляки страдают?» - задается вопросом Инсаров, и Елена готова согласиться с ним. Для них личное должно быть основано на счастье других. Счастье и долг, таким образом, совпадают. И оно вовсе не то разъединяющее благополучие, о котором говорит в начале романа Берсенев. Но позже герои осознают, что даже их альтруистическое счастье греховно. Перед самой смертью Инсарова Елена ощущает, что за земное - какое бы оно ни было - счастье человек должен нести наказание. Для нее это - смерть Инсарова. Автор раскрывает свое понимание закона жизни: «...счастье каждого человека основано на несчастии другого». Но если так, то счастье действительно «разъединяющее слово» -и следовательно, оно недопустимо и недостижимо для человека. Есть только долг, и необходимо следовать ему. Вот одна из важнейших мыслей романа. Но будут ли когда-нибудь в России бескорыстные донкихоты? Автор не дает прямого ответа на этот вопрос, хотя надеется на его положительное решение.
Нет ответа и на вопрос, звучащий в самом названии романа - «Накануне». Накануне чего? - появления русских Инсаровых? Когда же они появятся? «Когда же придет настоящий день?» - этот вопрос задает Добролюбов в одноименной статье. Что это - как не призыв к революции?
Гениальность же Тургенева заключается в том, что он сумел увидеть актуальные проблемы времени и отразить в своем романе, не потерявшем свежести и для нас. Сильные, смелые, целеустремленные личности нужны России во все времена.

200 лет назад 9 ноября (28 октября по старому стилю) 1818 года в Орле родился великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев

Иван Сергеевич Тургенев. Отцы и дети

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!.. Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома. Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!..»

Это самое короткое произведение в истории русской литературы. Ни стихи, ни проза. Ни драма, ни публицистика. Впрочем, и то, и другое, и третье, и четвертое. А еще – музыка и живопись. Философия и политика. Мука и счастье. Всего три строки. В которых – вся жизнь. Родины. Народа. Культуры. И, безусловно, жизнь самого русского классика русской литературы – Ивана Сергеевича Тургенева. Который до последнего дыхания был предан своей Родине. Своему народу. Своей культуре. Хотя его дыхание остановилось далеко, далеко… От всего, что он так любил…

Строки, ставшие афоризмом. Когда нам плохо, мы машинально повторяем: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий…» И становится легче – мы не одни. Когда плохо нашей стране, мы машинально повторяем: «Как не впасть в отчаяние…» И становится легче, потому что - мы думаем на русском языке: «О великий, могучий, правдивый и свободный!..» И верим, верим, верим. Как верил Иван Тургенев…

Ему было не тяжелее, чем многим его товарищам по перу. Но и не легче. Он думал по-русски. Он любил по-русски. Ненавидел по-русски. Страдал по-русски. И жил по-русски. И умер по-русски. И все-таки так далеко, далеко от России.

В этом его тоже русскость – когда вся жизнь сплошные противоречия. Столкновение смыслов и бессмыслиц. Понятий и непониманий. Меры и безмерности…

Сын жестокой, властной крепостницы Тургенев «вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины и прочее «. И все же с «сердцем добрым», «характером не испорченным» от всего сердца и в силу своего характера он ненавидел крепостное право. И дал «аннибаловскую клятву» бороться с ним «до конца», «никогда не примиряться». Клятву свою он не нарушил. А в самом трогательном произведении «Му-му» он не пощадит и свою мать.

Наследник богатого дворянского рода Тургенев всю жизнь помогает униженным и оскорбленным. Барин, придерживающийся революционных взглядов. Друживший с Некрасовым, Белинским, Герценым.

Страстный охотник – при этом страстно влюбленный в природу, один из самых виртуозных ее певцов, особенно обожавший пение птиц. «Они дышали вечностью, эти звуки – всей свежестью, всем равнодушием, всею силою вечности. Голос самой природы слышался мне в них, тот красивый, бессознательный голос, который никогда не начинался и не кончится никогда…»

Судьба изначально уготовила ему литературный путь. А он после учебы в Московском, Петербургском, Берлинском университетах хочет быть кем угодно – только не литератором. И ищет другие пути. Ученый-философ? Педагог? Политик? Военный? Госслужащий в Министерстве внутренних дел (где им экономически грамотно была написана записка-доклад – «несколько замечаний» – против «крепостного состояния» и срочной необходимости преобразований в России)? Впрочем, все искания молодого Ивана Тургенева – только для блага России. И все пути должны неизбежно привести к храму… литературы. Что уготовано судьбой – того не миновать.

Романтик по натуре – он сражается за реализм в литературе, за ее социальность, народность. И связал свою судьбу с самым демократичным изданием – «Современник».

Миролюбивый по натуре – он добровольно уезжает в революционный Париж, чтобы увидеть грандиозные события своими глазами. И в грозные июньские дни 1848 года – Тургенев в толпе восставших, которую штыками гонят национальные гвардейцы. Тургенев на баррикадах – для помощи раненых. После подавления восставшего пролетариата он видит «улицы, разрытые и облитые кровью, дома азрушенные…» Это его путь к храму…литературы.

Пацифист по характеру – он уже позднее горячо переживает за Крымскую войну. «»Признаюсь, я охотно пожертвовал бы своей правой рукой, лишь бы ни один из вторгшихся к нам врагов… не остался безнаказанным, и если я о чем-нибудь сейчас сожалею, то лишь о том, что я не избрал для себя военного поприща, – быть может, – мне удалось бы пролить свою кровь, защищая родину…» Это его путь к храму… литературы.

Кристально честный – хотя по жизни у него постоянные судебные разбирательства. Так, дело «О буйстве помещика Мценского уезда Ивана Тургенева», который заступился за крепостную, длилось почти 30 лет, вплоть до отмены крепостного права. За некролог Николаю Васильевичу Гоголю («Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова?..») лично Николай I велел «посадить его на месяц под арест и выслать на жительство на родину, под присмотр», учредив «секретное наблюдение».

Наконец, обвинения в плагиате, брошенные ему Иваном Александровичем Гончаровым. И – третейский суд. Не судите, да не судимы будете… Таков его путь в храм литературы.

Придумавший «тургеневских девушек», он навсегда влюбляется в «бальзаковскую женщину». Независимую роковую Полину Виардо. Мечтающий о семье, он остается одиноким.

Влюбленный в русский язык, он слишком часто вынужден говорить на французском – и при этом: «Берегите чистоту языка как святыню. Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас».

В дни сомнений и во дни тягостных раздумий он мог позволить себе сказать: «Я повесил свое перо на гвоздик… Россия мне стала чужда – и я не знаю, что сказать о ней». И тут же: «Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может».

Это он понимал, как никто. И с гвоздика снимал перо. И писал.

Один из величайших русских писателей, он стал кумиром для Запада. Его романы – образец для европейских писателей. Им восхищались Мопассан и Золя, Жорж Санд и Гюго, Диккенс и Франц, Теккерей и Мериме… Он с ними дружил.

Ивана Сергеевича Тургенева классиком признали еще при жизни. Справедливо признали. Может, потому, он за это и пострадал. Несправедливо. На классика вдруг обрушился шквал критики. Слева, справа, снизу, сверху. От либералов. От социал-демократов. От западников и славянофилов. От аристократии. От прогрессивных до реакционных.

«Мой последний роман наделал много шума, оттого, что появился в такое время… Я попытался представить конфликт двух поколений, и это отыгралось на мне. Град проклятий и, надо сказать, сочувствий… Получаю комплименты, которые причиняют мне боль, а с другой стороны, слышу критику, доставляющую мне удовольствие…»

Классику на это время было уже (или всего?) 44 года. Так он на стороне отцов или детей?

Пожалуй, роман «Отцы и дети», лучше всего показал – на чьей он стороне. Точнее – он в стороне. Нет, не просто сторонний наблюдатель. Не просто писатель, записывающий время, место, образы и идеи. И не как судья или адвокат – в стороне. Он не судит и не оправдывает. «В тоне его описания не слышно раздражения; он просто устал идти». Он пытается понять… Но это не точно. Он хочет, чтобы поняли все. Те, кто его читал в XIX веке, кто в XX, кто в XXI. И кто еще прочтет потом, потом… И его поняли. Не все. Не сразу. Но поняли.

И, безусловно – поймут. Потому что главное действующее лицо в этом романе – время. Время конкретное, историческое – накануне реформы отмены крепостного права. Когда на авансцене – образ нового человека, образ нового общественного деятеля. «Я являюсь крестным отцом «нигилизма»» – пишет Тургенев. И потом: «Если вы не полюбите Евгения Базарова, то, значит, я не достиг своей цели».

Его поначалу и не полюбили! Отрицатель! Грубиян! Высокомерный скептик! Посмевший заявить: «В теперешнее время полезнее всего отрицание – мы отрицаем». Он отрицает искусство! Принципы! Авторитеты! Веру! Дружбу! Любовь! И само время отрицает! Черт побери – он отрицает саму смерть! Ничего святого!

А вот и не правда. Базаров отрицает не во имя отрицания. Это было бы просто умничаньем, позерством. А он – человек дела, а не пустых слов, в отличие от Кирсановых. Он – не «лишний человек». Он отрицает во имя совершенства. Ради идеала. Может быть, поэтому, сам Базаров так от совершенства далек? «Исправьте общество, и болезней не будет». На авансцене – Дон-Кихот? Или Гамлет?

Тургенев безжалостно убивает его. У Тургенева нет выхода. Он просто по признанию писателя «не знал, что с ним делать». А что с ним тогда можно было сделать? Он либо бы перешел в стан «отцов», либо все равно погиб бы на баррикадах. В крайнем случае – на дуэли. Но это было бы слишком повторяемо. Тургенев не любил повторяться. И все же смерть Базарова действительно выглядела подвигом. Неслучайна она была, не случайна. Это была смерть нигилиста, который все-таки верил в истину, а, значит, верил во все.

И все же кроме главного персонажа – времени, главным персонажем романа является Время. Противоречия поколений. Которые неизбежны. И которые навсегда. Таково течение жизни. Отцы и дети. Без отцов не будет детей. И все же… Какая пропасть. Отчаянная, эгоистичная, сумасбродная молодость. Умеренная, рассудительная и сентиментальная старость. Это на все времена. Это диалог, спор, дуэль временных понятий.

Главное в другом: можно ли между ними проложить мост. Если да – значит, ход жизни не так уж страшен. Значит, удержаться на этом мосту возможно. И неизбежно дети станут отцами. Чтобы проложить новый мост… Роман «Отцы и дети» – о вечном.

Ги де Мопассан в очерке-некрологе «Иван Тургенев» писал: «Вокруг этого романа поднялся большой шум. Одни шутили, другие негодовали; никто не желал верить тому, о чем возвещал писатель…» А зря. Тургенев первый предугадал появление «новых» людей. И, возможно, первый поверил в начало новой эпохи… Но он ее уже не дождался…

Очерк о своем близком друге Мопассан закончил трогательными строками: «Не было души более открытой, более тонкой и более проникновенной, не было таланта более пленительного, не было сердца более честного и более благородного».

Без преувеличения – Тургенев все время кому-то помогал, устраивал в журналы чьи-то произведения, писал предисловия. Спешил на помощь друзьям в любой трагичной ситуации. Его писем-просьб не счесть…. Честное и благородное сердце остановилось в Бужевиле. Последние слова были обращены к тем, кто прощался с ним: «Ближе, ближе ко мне, и пусть я всех вас чувствую около себя… Настала минута прощаться… Простите!»

Его похоронили в России, в Петербурге. Рядом с Белинским. Такова была его последняя воля.

Смерть Ивана Сергеевича Тургенева стала трагедией для человечества. А похороны переросли в демонстрацию любви и уважения к русскому писателю. В Париже на проводах тела писателя в Россию французский писатель и публицист Эдмон Абу сказал: «Франция с гордостью усыновила бы вас, если бы вы того пожелали, но вы всегда оставались верным России». Под этими словами подписались бы многие страны.

Когда гроб с телом писателя доставили в Петербург – первым его встречала полиция. Усиленные наряды воинских частей стояли на пути похоронного шествия. И сотни агентов «наблюдательной охраны». «Думал ли бедный Тургенев, самый миролюбивый из людей, что он будет так страшен после смерти!», – написал критик и историк литературы Виктор Павлович Гаевский. На пять недель после похорон Россия становится страной демонстраций и манифестаций. Вот она – сила искусства! Вот он – пленительный талант! Вот оно – благородное сердце!..

Каждый день от нас ускользает настоящее. Превращаясь в прошлое. И каждый день приближается будущее… Иван Сергеевич Тургенев навсегда останется в будущем. Как и другие писатели, которые потрясли мир.

Елена Сазанович,

член Союза писателей России

7 Комментарий для

Светлана Ли

Каждый заслуживает понимания и прощения – главный нравственный принцип талантливейшего писателя современности Елены Сазанович. Поэтому я так долго собиралась с моим комментарием к оде Сазанович Тургеневу. Согласна во всем с Леночкой Сазанович! Кроме одного – Полина Виардо не была независимой женщиной, она женщина без элементарного понятия о нравственности.Пошлая и распущенная. Не знавшая цены великому русскому писателю Думаю, что Елена Сазанович не вникала в тайны ее отношений с Тургеневым, во что мне пришлось вникнуть, прочитав об этой любви Тургенева у Толстого – «Он жалок». Не соглашалась со Львом Николаевичем – не мог великий Тургенев не быть великим в своей любви! Увы, Виардо изменяла Тургеневу и своему мужу со второсортными мужчинами. Цинично и нагло. Боль за Тургенева была настолько сильной, что я решила забыть о нем. Тургенев был не только одинок, он был немилосердно унижен. Как он мог мириться с таким унижением? Искала ответ в его детстве с властной матерью. Но для великого ума разве это сильное оправданье? Да простит меня Леночка Сазанович, за этот мой комментарий – насколько она восхищается и гордиться Иваном Сергеевичем, настолько у меня болит душа

Как-то пришлось прочесть книгу писательницы Ольги Грейг, где кроме прочего говорилось о русской, имперской разведке. Как не странно, там среди её зарубежных агентов упоминались Иван Сергеевич Тургенев и Полина Виардо…
Может в этом и таится разгадка их странной и долгой жизни за рубежом…

Светлана Ли

КЕДР, Виардо родилась и всегда жила за рубежом. Что же касается того, что Тургенев вместе с нею был агентом имперской разведки, я думаю, этот факт трудно доказать. Легче исключить, зная честность Тургенева. Сегодня скомпрометировать человека, особенно выдающегося, приписав ему, что он был чьим-то агентом, все равно, что чихнуть. На этом пиарятся и зарабатывают деньги.К примеру, вездесущие журналисты откопали внебрачного сына Карла Маркса, и насочиняли столько, что волосы дыбом. О любви Тургенева к Виардо знали и писали его выдающиеся современники, в том числе и Лев Толстой. Я долго не могла поверить в беспутство Виардо, так мне был дорог Тургенев, но он в своем романе «Вешние воды» словно написал портрет Виардо…Понимаешь, что великая личность способна только на великую любовь, безоглядную и мудрую, с великим прощением, и все равно такая за него боль, что теряешь способность понимать, прощать какие-то субъективные моменты, что понимал Иван Сергеевич. Безусловно, любовь к Виардо Тургенева не умаляет даже на йоту его гений и его душу, он останется в будущем, на века, Тем сильнее боль за него.

Светлана Ли

Три дня после публикации статьи Елены Сазанович мучилась – не могла не написать комментарий, уж слишком талант Сазанович волнует меня до сокровенных глубин души. Ни у одного, самого выдающегося писателя, включая Пушкина, нет такого слога, как у Елены Сазанович! Он рожден ее эрудицией, ее осознанной гражданской зрелостью, ее сердцем, с высокой энергией ЛЮБВИ – к Родине, к людям, к каждому из нас! К Каждому живому существу! Мучаюсь из-за своего комментария, который, как минимум, как ложка дегтя в бочке меда. Понимаю, что из-за этических норм Елена Сазанович не коснулась глубоко образа Виардо, охарактеризовав ее двумя словами – независимая и коварная. Как же я посмела нарушить этические нормы Сазанович, которые осмелюсь сказать, совпадают с моими этическими нормами? Для меня всю жизнь, со школы, благородство Тургенева было мерилом души русского народа, его Лиза Калитина стала для меня идеалом женщины, как Татьяна Ларина. Из-за этических норм, никогда прежде, ни теперь, не интересуюсь личной жизнью ни одного выдающегося человека. Тем более, обывателя. О личной жизни Пушкина пришлось узнать из-за его смерти на дуэли с подонком Дантесом. Знаю, кое-что о неразделенной любви

Светлана Ли

Лермонтова к НФИ. К слову, НФИ вышла замуж за опозоренного кражей безделушки офицера, над чем бился Ираклий Андронников, так и не найдя ответа, хотя расшифровал НФИ – Наталья Федоровна Иванова. На мой взгляд, этим замужеством Наталья Федоровна хотела сказать Лермонтову, что выходит замуж не для счастья, не для достойной жизни, а для того, чтобы не мешать Лермонтову реализовать его гений, понимая его великую миссию перед русским народом, Россией и миром. Но то, что я узнала о Виардо из-за горечи в словах Толстого «Он жалок» было выше моего ума, непосильным для моей логики… Прошу прощения у Елены Сазанович и у читателей, что поневоле привнесла в их душу, вдохновленную гордостью и восхищением Тургеневым осадок…Я ненавижу равно пошлость, как лицемерие, и в данном случае, коснувшись пошлости Виардо, я пыталась защитить Тургенева от этой пошлости и лицемерия Виардо. Почти 20 лет я не читала Тургенева и о нем, так мне было плохо из-за Виардо. И вот прорвало меня там, где меньше всего хотела бы, огорчая Леночку Сазанович и поклонников ее таланта.

Любезный и почтенный Иван Сергеевич!
Надеюсь, я не ошиблась с обращением, а если всё ж совершила ошибку, то покорнейше прошу извинить меня. В двадцать первом веке письма пишут редко, эпистолярные традиции практически утрачены. Думаю, Вы узнаете об этом, прочитав письма моих сотоварищей-современников, обращенные к Вам.
Признаюсь, я пребываю в некотором сомнении. Через временной туннель можно отправить всего 10000 знаков, ничтожно мало. Чем заполнить их? Вопросами к Вам? О, у меня их накопилось немало. И главный – согласитесь ли Вы на них отвечать? Одни, уверена, уже «набили оскомину» и неоригинальны. Почему Вы заставили Герасима утопить Муму? Как мог Санин так поступить с Джеммой, а Н.Н. с Асей? Зачем Вы на муки школьникам написали «Отцов и детей»? Последний вопрос, конечно, шутка. И, в некотором роде, благая весть из будущего: Ваши произведения – в обязательной школьной программе, а, значит, их прочитали (на самом деле, «прошли», но оставим это за скобками) все россияне.
Другие вопросы, которые я могла бы задать, касаются Вашей личной жизни, неприятны и некорректны. Меня не оставляет мысль о Вашей единственной дочери, Полине. Мою единственную дочь тоже зовут Полина, в крещении - Пелагея. Может быть, это совпадение тревожит меня. Почему Вы так мало приложили усилий к тому, чтобы сделать свою дочь счастливой? Как жилось сироте при живых родителях, малышке-Пелагее в имении бабки, нелюбящей и нелюбимой? Что чувствовала восьмилетняя девочка, перевезенная из России в другую страну, лишенная собственного имени в угоду возлюбленной отца? Как жила она шесть лет в семье нелюбимой Виардо? Ждала ли она все эти годы Вас? Почему, почему Вы, умеющий так тонко чувствовать и так живо описывать чувства других, не сочувствовали родному и полностью зависимому от Вас человеку? Почему, покидая этот мир, не вспомнили о ней, сделав единственной наследницей другую Полину, Виардо?
Кажется, я совершила непростительную ошибку и обидела Вас! Мои современники, прочитав это письмо, могли бы сказать, что тургеневские девушки так бы ни за что не поступили. Вы удивлены? Да-да, «тургеневские девушки» - стереотип, подобный «бальзаковскому возрасту» или «шекспировским страстям». Наверное, каждый стереотип, как любое клише, со временем «стирается» и становится все дальше и дальше от оригинала. Вот и Ваш, Иван Сергеевич, женский идеал, полагаю, довольно далёк от «тургеневской девушки» в понимании людей 21-го века: тепличного растения с идеалистическими представлениями о мире и неспособностью постоять за себя. Аутентичные «тургеневские девушки»: Елена Стахова, Марианна Синецкая, Наталья Ласунская мне, признаюсь, ближе. Смею предположить, что они, подобно мне, могли задавать неудобные вопросы и окружающим, и себе.
Парадоксальная несправедливость: о «тургеневских девушках» все помнят, а «тургеневские мужчины» забыты. Парадокс в том, что «тургеневских девушек», особенно в современном понимании, сегодня практически не осталось, зато модифицированные Санины и Лаврецкие распространены повсеместно. Наверное, я демонстрирую гендерную солидарность, но мне обидно за женщин! И тех, что жили рядом с Вами, и тех, что «живут» в Ваших романах, и тех, кто сегодня окружают меня. Сильные, яркие, умеющие любить, они так достойны любви, так заслуживают права хоть ненадолго почувствовать слабость своего пола, укрывшись за широким плечом! А плечо часто оказывается соломинкой, которая не может спасти, и чем раньше женщина осознает, что «спасение утопающего – дело рук самих утопающих», тем успешнее (счастливее ли?) складывается её судьба. Её и её детей. Но тут я опять вступаю на скользкий путь личностных параллелей, а потому умолкаю.
Наверное, Вам, любезный Иван Сергеевич, интересно узнать, как выглядит Россия и мир двадцать первого столетия. Но я бессильна описать все изменения за полтора (без малого) века, прошедшие с Вашего ухода. Я могу с помощью маленького, с мою ладонь, прибора видеть подругу, живущую на другом континенте, и говорить с ней. Могу за два-три часа попасть из Москвы в Париж. Но не могу кратко и доступно рассказать, как это происходит.
Однако многое осталось неизменным. Россия по-прежнему лежит по обе стороны от Уральских гор, и россияне ощущают себя то европейцами, то азиатами. А некоторые «настоящие» европейцы по-прежнему считают, что по улицам Москвы бродят медведи, если не в прямом, то в переносном смысле слова. И некоторые россияне, как и в ваши времена, предпочитают жить в Лондоне, любя или ненавидя Родину издалека.
Нигилисты, популяризации которых Вы немало послужили, дали огромное и очень разнородное потомство. Самыми страшными их потомками стали террористы. Первые появились еще при Вашей жизни. Сейчас эстафету ужаса и смерти приняли другие. У них иная религия, иной язык и цели. Но то же отрицание права безвинных на жизнь. Тот же нигилизм, по большому счёту…
Мы разучились писать письма, это правда! Дочитаете ли Вы моё письмо до конца? Не уверена: слишком сбивчиво, сумбурно, обидно. А пишу – гению, классику. Сейчас я в основном читаю электронные книги, но в моём книжном шкафу до сих пор стоит собрание Ваших сочинений, томики в выцветших от времени зелёных обложках. В детстве и ранней юности я зачитывалась ими. Брала один за другим и читала, читала. И «Записки охотника», и романы, и письма. Воображала себя Асей, Джеммой (какое пряно-вкусное имя), Еленой. Не знаю, что я тогда понимала, но читала взахлёб. Потом, взрослой, перечитывала. «Первая любовь» - так больно! «Как хороши, как свежи были розы» - прекрасно и грустно, как запах уже умерших цветов. «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины…» - точно и высоко.
Конечно, следовало бы сказать, что Вы – мой самый любимый писатель. Но я не умею врать. Самые любимые из русских классиков-прозаиков - Чехов и Толстой. А Вы – часть моего детства, юности, зрелости. «Отец» героев, любимых и нелюбимых. Повелитель «великого, могучего, правдивого и свободного» русского языка. Пафосно получилось, но это правда.
Моя дочка, тёзка Вашей, подарила мне внучку. Она еще совсем маленькая, даже над судьбой Муму неспособна плакать. Я часто гуляю с ней в парке на окраине Москвы. Парк больше похож на лес. Не просторы Орловщины, конечно, но для нас, жителей мегаполиса, почти дикая природа. Я везу коляску по дорожкам, залитым утренним солнцем, или засыпанным снегам, или укрытым ковром из желтой осенней листвы, и пою малышке «Утро туманное, утро седое». Она смотрит в небо, безмятежно синее или затянутое тучами, и внимательно слушает, будто вспоминает что-то родное и далёкое.
Начать письмо к вам, почтенный Иван Сергеевич, было сложно, но закончить еще труднее. Не просить же Вас передать привет тем, кто рядом? Какие-либо пожелания явно неуместны. Призову Вас помочь мне и закончу письмо Вашими же словами: «Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...»

Елена САЗАНОВИЧ

Елена Сазанович - писатель, драматург, сценарист, член Союза писателей России, член высшего творческого совета Московской городской организации Союза писателей России, главный редактор международного аналитического журнала "Геополитика".
Лауреат литературных премий: журнала "Юность" имени Бориса Полевого; имени Михаила Ломоносова; имени н. в. Гоголя в конкурсе Московской городской организации Союза писателей России и Союза писателей-переводчиков "Лучшая книга 2008-2010 годов"; Союза писателей России "Светить всегда" имени в. в. Маяковского; международного литературного журнала TRAFIKA (Прага - Нью-Йорк).
Наряду с другими известными писателями и деятелями культуры в 2006 и 2007 годах была представлена в альбоме-ежегоднике "Женщины Москвы".

Иван Сергеевич Тургенев. "Отцы и дети"

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий " о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!.. Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома. Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!.."
Это самое короткое произведение в истории русской литературы. Не стихи, не проза. Не драма, не публицистика. Впрочем, и то, и другое, и третье, и четвертое. А еще - музыка и живопись. Философия и политика. Мука и счастье. Всего три строки. В которых - вся жизнь. Родины. Народа. Культуры. И, безусловно, жизнь самого русского классика русской литературы - Ивана Сергеевича Тургенева. Который до последнего дыхания был предан своей Родине. Своему народу. Своей культуре. Хотя его дыхание остановилось далеко, далеко... От всего, что он так любил...
Строки, ставшие афоризмом. Когда нам плохо, мы машинально повторяем: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий..." И становится легче - мы не одни. Когда плохо нашей стране, мы машинально повторяем: "Как не впасть в отчаяние". И становится легче, потому что - мы думаем на русском языке: "О великий, могучий, правдивый и свободный!.." И верим, верим, верим. Как верил Иван Тургенев...
Ему было не тяжелее, чем многим его товарищам по перу. Но и не легче. Он думал по-русски. Он любил по-русски. Ненавидел по-русски. Страдал по-русски. И жил по-русски. И умер по-русски. И все-таки так далеко, далеко от России.
В этом его тоже русскость: когда вся жизнь - сплошные противоречия. Столкновение смыслов и бессмыслиц. Понятий и непониманий. Меры и безмерности.
Сын жестокой, властной крепостницы Тургенев "вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины и прочее". И все же с "сердцем добрым", "характером не испорченным" от всего сердца и в силу своего характера он ненавидел крепостное право. И дал "аннибаловскую клятву" бороться с ним "до конца", "никогда не примиряться". Клятву свою он не нарушил. А в самом трогательном произведении "Муму" он не пощадит и свою мать.
Наследник богатого дворянского рода, Тургенев всю жизнь помогает униженным и оскорбленным. Барин, придерживающийся революционных взглядов. Друживший с Некрасовым, Белинским, Герценом.
Страстный охотник - при этом страстно влюбленный в природу, один из самых виртуозных ее певцов, особенно обожавший пение птиц. "Они дышали вечностью, эти звуки - всей свежестью, всем равнодушием, всею силою вечности. Голос самой природы слышался мне в них, тот красивый, бессознательный голос, который никогда не начинался и не кончится никогда..."
Судьба изначально уготовила ему литературный путь. А он после учебы в Московском, Петербургском, Берлинском университетах хочет быть кем угодно - только не литератором. И ищет другие пути. Ученый-философ? Педагог? Политик? Военный? Госслужащий в Министерстве внутренних дел (где им экономически грамотно была написана записка-доклад - "несколько замечаний" - против "крепостного состояния" и срочной необходимости преобразований в России)? Впрочем, все искания молодого Ивана Тургенева - только для блага России. И все пути должны неизбежно привести к храму... литературы. Что уготовано судьбой - того не миновать.
Романтик по натуре, он сражается за реализм в литературе, за ее социальность, народность. И связал свою судьбу с самым демократичным изданием - "Современником".
Миролюбивый по натуре, он добровольно уезжает в революционный Париж, чтобы увидеть грандиозные события своими глазами. И в грозные июньские дни 1848 года - Тургенев в толпе восставших, которую штыками гонят национальные гвардейцы. Тургенев на баррикадах - для помощи раненым. После подавления восставшего пролетариата он видит "улицы, разрытые и облитые кровью, дома разрушенные..." Это его путь к храму... литературы.
Пацифист по характеру, он уже позднее горячо переживает за Крымскую войну. "Признаюсь, я охотно пожертвовал бы своей правой рукой, лишь бы ни один из вторгшихся к нам врагов... не остался безнаказанным, и если я о чем-нибудь сейчас сожалею, то лишь о том, что я не избрал для себя военного поприща, - быть может, - мне удалось бы пролить свою кровь, защищая родину..." Это его путь к храму... литературы.
Кристально честный - хотя по жизни у него постоянные судебные разбирательства. Так, дело "О буйстве помещика Мценского уезда Ивана Тургенева", который заступился за крепостную, длилось почти 30 лет, вплоть до отмены крепостного права. За некролог Николаю Васильевичу Гоголю ("Гоголь умер! Какую русскую душу И. С. Тургенев не потрясут эти два слова?..") лично Николай I велел "посадить его на месяц под арест и выслать на жительство на родину, под присмотр", учредив "секретное наблюдение". Наконец, обвинения в плагиате, брошенные ему Иваном Александровичем Гончаровым. И - третейский суд. Не судите, да не судимы будете. Таков его путь в храм литературы.
Придумавший "тургеневских девушек", он навсегда влюбляется в "бальзаковскую женщину". Независимую роковую Полину Виардо. Мечтающий о семье, он остается одиноким.
Влюбленный в русский язык, он слишком часто вынужден говорить на французском - и при этом: "Берегите чистоту языка как святыню. Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас".
В дни сомнений и во дни тягостных раздумий он мог позволить себе сказать: "Я повесил свое перо на гвоздик... Россия мне стала чужда - и я не знаю, что сказать о ней". И тут же: "Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может". Это он понимал как никто. И с гвоздика снимал перо. И писал.
Один из величайших русских писателей, он стал кумиром для Запада. Его романы - образец для европейских писателей. Им восхищались Мопассан и Золя, Жорж Санд и Гюго, Диккенс и Франц, Теккерей и Мериме... Он с ними дружил.
Ивана Сергеевича Тургенева классиком признали еще при жизни. Справедливо признали. Может, потому он за это и пострадал. Несправедливо. На классика вдруг обрушился шквал критики. Слева, справа, снизу, сверху. От либералов. От социал-демократов. От западников и славянофилов. От аристократии. От прогрессивных до реакционных. "Мой последний роман наделал много шума, оттого, что появился в такое время... Я попытался представить конфликт двух поколений, и это отыгралось на мне. Град проклятий и, надо сказать, сочувствий... Получаю комплименты, которые причиняют мне боль, а с другой стороны, слышу критику, доставляющую мне удовольствие". Классику в это время было уже (или всего?) 44 года. Так он на стороне отцов или детей?
Пожалуй, роман "Отцы и дети" лучше всего показал, на чьей он стороне. Точнее - он в стороне. Нет, не просто сторонний наблюдатель. Не просто писатель, записывающий время, место, образы и идеи. И не как судья или адвокат - в стороне. Он не судит и не оправдывает. "В тоне его описания не слышно раздражения; он просто устал идти". Он пытается понять... Но это не точно. Он хочет, чтобы поняли все. Те, кто его читал в XIX веке, кто в XX, кто в XXI. И кто еще прочтет потом, потом... И его поняли. Не все. Не сразу. Но поняли. И, безусловно - поймут. Потому что главное действующее лицо в этом романе - время. Время конкретное, историческое - накануне реформы отмены крепостного права. Когда на авансцене - образ нового человека, образ нового общественного деятеля. "Я являюсь крестным отцом “нигилизма ””", - пишет Тургенев. И потом: "Если вы не полюбите Евгения Базарова, то, значит, я не достиг своей цели".
Его поначалу и не полюбили! Отрицатель! Грубиян! Высокомерный скептик! Посмевший заявить: "В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем". Он отрицает искусство! Принципы! Авторитеты! Веру! Дружбу! Любовь! И само время отрицает! Черт побери, он отрицает саму смерть! Ничего святого!
А вот и неправда. Базаров отрицает не во имя отрицания. Это было бы просто умничаньем, позерством. А он - человек дела, а не пустых слов, в отличие от Кирсановых. Он - не "лишний человек". Он отрицает во имя совершенства. Ради идеала. Может быть, поэтому сам Базаров так от совершенства далек? "Исправьте общество, и болезней не будет". На авансцене - Дон Кихот? Или Гамлет?
Тургенев безжалостно убивает его. У Тургенева нет выхода. Он просто, по признанию писателя, "не знал, что с ним делать". А что с ним тогда можно было сделать? Он либо бы перешел в стан "отцов", либо все равно погиб бы на баррикадах. В крайнем случае - на дуэли. Но это было бы слишком повторяемо. Тургенев не любил повторяться. И все же смерть Базарова действительно выглядела подвигом. Не случайна она была, не случайна. Это была смерть нигилиста, который все-таки верил в истину, а значит, верил во все.
И все же кроме главного персонажа - времени, главным персонажем романа является Время. Противоречия поколений. Которые неизбежны. И которые навсегда. Таково течение жизни. Отцы и дети. Без отцов не будет детей. И все же... Какая пропасть. Отчаянная, эгоистичная, сумасбродная молодость. Умеренная, рассудительная и сентиментальная старость. Это на все времена. Это диалог, спор, дуэль временных понятий. Главное в другом: можно ли между ними проложить мост. Если да - значит, ход жизни не так уж страшен. Значит, удержаться на этом мосту возможно. И неизбежно дети станут отцами. Чтобы проложить новый мост... Роман "Отцы и дети" - о вечном.
Ги де Мопассан в очерке-некрологе "Иван Тургенев" писал: "Вокруг этого романа поднялся большой шум. Одни шутили, другие негодовали; никто не желал верить тому, о чем возвещал писатель." А зря. Тургенев первый предугадал появление "новых" людей. И, возможно, первый поверил в начало новой эпохи... Но он ее уже не дождался. Очерк о своем близком друге Мопассан закончил трогательными строками: "Не было души более открытой, более тонкой и более проникновенной, не было таланта более пленительного, не было сердца более честного и более благородного".
Без преувеличения - Тургенев все время кому-то помогал, устраивал в журналы чьи-то произведения, писал предисловия. Спешил на помощь друзьям в любой трагичной ситуации. Его писем-просьб не счесть... Честное и благородное сердце остановилось в Буживале. Последние слова были обращены к тем, кто прощался с ним: "Ближе, ближе ко мне, и пусть я всех вас чувствую около себя. Настала минута прощаться. Простите!"
Его похоронили в России, в Петербурге. Рядом с Белинским. Такова была его последняя воля.
Смерть Ивана Сергеевича Тургенева стала трагедией для человечества. А похороны переросли в демонстрацию любви и уважения к русскому писателю. В Париже на проводах тела писателя в Россию французский писатель и публицист Эдмон Абу сказал: "Франция с гордостью усыновила бы вас, если бы вы того пожелали, но вы всегда оставались верным России". Под этими словами подписались бы многие страны.
Когда гроб с телом писателя доставили в Петербург, первым его встречала полиция. Усиленные наряды воинских частей стояли на пути похоронного шествия. И сотни агентов "наблюдательной охраны". "Думал ли бедный Тургенев, самый миролюбивый из людей, что он будет так страшен после смерти!" - написал критик и историк литературы Виктор Павлович Гаевский. На пять недель после похорон Россия становится страной демонстраций и манифестаций. Вот она - сила искусства! Вот он - пленительный талант! Вот оно - благородное сердце!..
Каждый день от нас ускользает настоящее. Превращаясь в прошлое. И каждый день приближается будущее... Иван Сергеевич Тургенев навсегда останется в будущем. Как и еще 99 писателей, которые потрясли мир.

Юность Тургенева
В 1837 году Тургенев успешно, со степенью кандидата, закончил филологическое отделение философского факультета Петербургского университета. Здесь на юного Тургенева обратил внимание профессор русской словесности П. А. Плетнев и одобрил его первые поэтические опыты. За годы учебы в университете Тургенев потерял отца, пережил гибель Пушкина; в ноябре 1836 года скончался его друг Миша Фиглев, а в апреле 1837 года умер тяжелобольной брат Сергей. Мысли Тургенева о социальной несправедливости, вынесенные из Спасского, осложнились раздумьями о несовершенстве земного миропорядка в широком философском смысле.
События личной жизни подкрепляли проснувшийся в нем интерес к философским вопросам. В мае 1838 года Тургенев отправился в Берлинский университет, желая получить специальное философское образование. Шеллинг и Гегель дали Тургеневу целостное воззрение на жизнь природы и общества, вселили веру в разумную целесообразность исторического процесса, устремленного к конечному торжеству правды, добра и красоты, к “мировой гармонии”.
Немецкая классическая философия окрыляла русского человека 30-х годов, эпохи безвременья, эпохи николаевской реакции, осложненной господством в стране крепостничества. Как долго этот порядок может жить и процветать? Временами казалось, что он может существовать бесконечно. Однако немецкая философия помогала видеть в истории скрытый смысл и воспринимать ее ход как закономерное развитие от состояния, в котором нет свободы, а сознание людей помрачено злом, к состоянию гармонии, к торжеству правды-истины, добра и красоты. “Всемирный дух,- писал Гегель,- никогда не стоит на одном месте.
Он постоянно идет вперед, потому что в этом движении вперед состоит его природа. Иногда кажется, что он остановился, что он утрачивает свое стремление к самопознанию. Но это только так кажется. На самом деле в нем совершается тогда глубокая внутренняя работа, незаметная до тех пор, пока не обнаружатся достигнутые ею результаты, пока не разлетится в прах кора устаревших взглядов и сам он, вновь помолодевший, не двинется вперед семимильными шагами”.

(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)

Другие сочинения:

В романе Тургенева “Накануне” была выражена очень важная для писателя мысль: существуют такие слова, такие понятия, которые не разъединяют, а соединяют людей. Это искусство, родина, наука, свобода, справедливость, наконец любовь. Всю свою жизнь, все силы своего незаурядного ума и большого Read More ......
Читая повесть И. С. Тургенева “Ася” мы видим, что когда Ася влюбилась в Н. Н., то она готова была забыть о себе. Автор пишет, что для ее любви “нет завтрашнего дня”. К тому же у нее “ни одно чувство не Read More ......
В образе Рудина Тургенев рассматривает историю так называемого “лишнего человека”. Р. подготовлен целым рядом героев предшествующих произведений Тургенева: Андрей Колосов (“Андрей Колосов”), Алексей (“Переписка”), Яков Пасынков (“Яков Пасынков”) и др. Но фигура Рудина намного значительнее всех предыдущих образов. Тургенев неоднократно Read More ......
Место и значение пейзажа в рассказе. (Описанию природы в рассказе Тургенева отводится много места; природа здесь – одно из действующих лиц, и это отмечено названием рассказа. “Бежин луг” начинается и заканчивается описанием природы, и центральная его часть – рассказы мальчиков Read More ......
Образ Инсарова, уход Елены для выполнения его “дела” – освобождения родины, все ее поведение не могли не быть расценены мыслящими читателями как призыв к подвигу во имя революционной борьбы за освобождение России ст “внутренних турок”. Добролюбов со всей ясностью заявил Read More ......
Вся атмосфера “Дворянского гнезда” проникнута настроением увядания, исполнена поэзии заката. Пейзаж романя что преимуществу вечерний, закатный или ночной, освещенный лунным сиянием и мерцающими звездами. Картина дороги, убегающей вдаль, по которой едет Лаврецкий, гармонирует с его грустными воспоминаниями о тягостном прошлом, Read More ......
Иван Сергеевич Тургенев обладал способностью ясно видеть и глубоко анализировать противоречия той психологии и той системы взглядов, которая была близка ему самому, а именно – либеральной. Эти качества Тургенева – художника и психолога – проявились в повести “Ася”, которая была Read More ......
И. С. Тургенев родился в Орле, в дворянской семье. Он получил прекрасное образование: учился в Московском университете, потом в Петербургском; затем несколько лет (1838-1840) слушал лекции в Берлинском университете. Вернувшись в Россию, Тургенев вначале намеревался заниматься философией, но вскоре почувствовал, Read More ......