Константин Алексеевич Васильев (03.09.1942 г. — 29.10.1976 г.) – русский художник, широко известный своими произведениями на военные и былинно-мифологические темы.

Творческое наследие Константина Васильева, который избрал себе псевдоним «КОНСТАНТИН ВЕЛИКОРОСС», весьма многопланово и разнообразно, насчитывает более 400 произведений живописи и графики.

Помимо работ указанной выше тематики, в нём присутствуют портреты, пейзажи, реалистические композиции, картины батального жанра. Глубокий символизм живописи в сочетании с оригинальным цветовым решением полотен — широким использованием красного и серебристо-серого цвета и их оттенков — делают картины Константина Васильева узнаваемыми и самобытными.

Васильев обращался к народному искусству: русским песням, былинам, сказкам, скандинавским и ирландским сагам, к «эддической поэзии». Создал произведения на мифологические сюжеты, героические темы славянского и скандинавского эпосов, о Великой Отечественной войне.

Биография. Из книги Анатолия Доронина «Руси волшебная палитра»

Чтобы понять внутренний мир человека, надо непременно коснуться его корней. Отец Кости появился на свет в 1897 году в семье питерского рабочего. Волею cудеб стал участником трех войн и всю жизнь проработал на руководящей работе в промышленности. Мама Кости была почти на двадцать лет моложе отца и принадлежала к семье великого русского живописца И.И. Шишкина.

Перед самой войной молодая чета жила в Майкопе. Первенца ждали с нетерпением. Но за месяц до его рождения Алексей Алексеевич ушел в партизанский отряд: к Майкопу приближались немцы. Клавдия Парменовна не смогла эвакуироваться. Восьмого августа 1942 года город был оккупирован, а третьего сентября в мир вошел Константин Васильев. Надо ли говорить о том, какие тяготы и лишения выпали на долю молодой мамы и малыша. Клавдию Парменовну с сыном взяли в гестапо, потом отпустили, пытаясь раскрыть возможные связи с партизанами. Жизнь Васильевых висела буквально на волоске, и только стремительное наступление советских войск спасло их. Майкоп освободили 3 февраля 1943 года.

После войны семья переезжает в Казань, а в 1949 году — на постоянное жительство в поселок Васильево. И это не было случайностью. Страстный охотник и рыбак, Алексей Алексеевич, часто выезжая за город, как-то попал в этот поселок, влюбился в него и решил перебраться сюда навсегда. Позже Костя отразит неземную красоту этих мест в своих многочисленных пейзажах.

Юного Костю поразила красота этих мест. Она была здесь особая, созданная великой рекой. В голубой дымке высится правый берег, почти обрывистый, заросший лесом; виднеется далекий белый монастырь на склоне, правее – сказочный Свияжск, весь уместившийся на Столовой горе со своими храмами и церквами, лавками и домами, поднявшийся над широкими лугами в пойме Свияги и Волги. А совсем далеко, уже за Свиягой, на ее высоком берегу чуть видна колокольня и церковь села Тихий Плес. Ближе к поселку – река, поток водный, широкий. А вода глубока, медленна и прохладна, а омуты бездонны, тенисты и холодны.

Весной, в апреле-мае, паводок заливал весь этот простор от кряжа и до кряжа, и тогда к югу от поселка на много километров была видна вода с кустистыми островами, а сам далекий Свияжск превращался в остров. К июню вода уходила, обнажая весь простор заливных лугов, щедро напоенных и удобренных илом, оставляя после себя веселые ручьи и синие заросшие озерца, густо заселенные налимами, линями, вьюнами, щурятами да лягушками. Наступавшая летняя жара с неуемной силой выгоняла из земли густые, сочные, сладкие травы, а по берегам канав, ручьев и озер гнала вверх и вширь кусты тальника, смородины, шиповника.

Луга на левом берегу у кряжа сменялись светлыми липовыми и дубовыми лесами, которые и поныне, перемежаясь с полями, тянутся к северу на много километров и переходят постепенно в хвойную лес-тайгу.

От своих сверстников Костя отличался тем, что не интересовался игрушками, мало бегал с другими ребятишками, но всегда возился с красками, карандашом и бумагой. Отец часто брал его на рыбалку, на охоту, и Костя рисовал реку, лодки, отца, лесную пасеку, дичь, собаку Орлика, и вообще все, что радовало глаз и поражало его воображение. Некоторые из этих рисунков сохранились.

Родители, как могли, помогали развитию способностей: тактично и ненавязчиво, оберегая вкус, подбирали книги и репродукции, знакомили Костю с музыкой, возили его в музеи Казани, Москвы, Ленинграда, когда представлялся случай и возможность.

Первая любимая Костина книга – «Сказание о трех богатырях». Тогда же мальчик познакомился с картиной В.М. Васнецова «Богатыри», а годом позже скопировал ее цветными карандашами. В день рождения отца преподнес ему в подарок картину. Сходство богатырей было поразительным. Вдохновившись похвалой родителей, мальчик скопировал «Витязя на распутье», тоже цветными карандашами. Затем сделал рисунок карандашом со скульптуры Антокольского «Иван Грозный». Сохранились его первые пейзажные зарисовки: пень, усыпанный желтыми осенними листьями, избушка в лесу.

Родители видели, что мальчик одарен, жить не может без рисования, и поэтому не однажды задумывались над советами учителей – послать сына в художественную школу. Да ведь куда, в какую, после какого класса? Ни в поселке, ни в Казани такой школы не было. Помог случай.

В 1954 году газета «Комсомольская правда» поместила объявление, что Московская средняя художественная школа при институте имени В. И. Сурикова принимает одаренных в области рисования детей. Родители сразу же решили, что именно такая школа нужна Косте — у него очень рано проявились способности к рисованию. Иногородних детей школа принимала в год пять-шесть человек. Костя попал в их число, сдав все экзамены на «отлично».

Московская средняя художественная школа располагалась в тихом Лаврушинском переулке старого Замоскворечья, напротив Третьяковской галереи. Подобных школ в стране было всего три: кроме московской, еще в Ленинграде и Киеве. Но МСХШ почиталась вне конкуренции хотя бы потому, что существовала при институте имени Сурикова, а в качестве учебной базы имела Третьяковку.

Конечно, Костя не дождался того дня, когда в Третьяковку пошел весь класс во главе с преподавателем. Он пошел в галерею один, как только был зачислен в школу. Заложенный жизнью личностный интерес, с одной стороны, и живая активная сила картин, с другой, столкнулись в его возбужденном сознании. К какой картине идти? Нет, не к этой, где ночное небо и темная тень дома, и не к той, где песчаный морской берег и шаланда в заливе, и не туда, где изображены женские фигуры…

Костя пошел дальше и услышал в себе зов, когда увидел три яркие знакомые фигуры на большом, в полстены полотне Васнецова «Богатыри». Мальчик обрадовался свиданию с источником своего недавнего вдохновения: ведь репродукцию этой картины он изучал по сантиметрам, смотрел несчетное количество раз, а потом старательно перерисовывал. Так вот он каков – подлинник!

Мальчик впился в решительные лица богатырей, блестящее достоверное вооружение, отливающую металлом кольчугу, косматые конские гривы. Откуда взял великий Васнецов все это? Из книг, конечно! А всю эту степную даль, этот воздух перед схваткой – тоже из книг? А ветер? Ведь на картине чувствуется ветер! Костя заволновался, открыв сейчас перед подлинником чувство ветра. Действительно, конские гривы, да и травинки шевелит ветер.

Оправившись от первых довлеющих впечатлений города-гиганта, мальчик не потерялся в непривычном для него пространстве. Третьяковка и Пушкинский музей, Большой театр и консерватория – вот ставшие для него главными ворота в мир классического искусства. С недетской серьезностью читает он и «Трактат о живописи» Леонардо да Винчи, а потом изучает картины этого великого мастера и «Наполеона» советского историка Евгения Тарле, со всем пылом юной души погружается в музыку Бетховена, Чайковского, Моцарта и Баха. И могучая, почти овеществленная духовность этих гигантов закрепляется в его сознании кристаллами драгоценной породы.

Тихий, спокойный Костя Васильев всегда держался независимо. Уровень его работ, заявленный с первых дней учебы, давал на это право. Не только мальчишек, но даже преподавателей поражали Костины акварели. Как правило, это были пейзажи, со своей явно отличительной тематикой. Юный художник не брал чего-то крупного, броского, яркого, а всегда находил какой-нибудь штрих в природе, мимо которого можно пройти и не заметить: веточка, цветок, полевая травинка. Причем исполнял Костя эти этюды минимальными живописными средствами, скупо отбирая краски и играя тонкими соотношениями цвета. В этом проявляется характер мальчика, его подход к жизни.

Чудом сохранилась одна его удивительная постановка – натюрморт с гипсовой головой. Почти завершив работу, Костя нечаянно пролил на нее клей; тут же он снял картон с мольберта и бросил в мусорный ящик. Так бы и исчезла навсегда эта акварель, как и множество других, если бы не Коля Чаругин – тоже интернатский мальчишка, учившийся классом позже и всегда с восторгом наблюдавший за работой Васильева. Он спас и в течение тридцати лет хранил этот натюрморт среди своих самых ценных произведений.

Все составляющие этого натюрморта были кем-то со вкусом подобраны в предметном фонде школы: в качестве фона – средневековый плюшевый кафтан, на столике – гипсовая головка мальчика, старинная книга в потертом кожаном переплете и с какой-то тряпичной закладкой, а рядом – еще не увядший цветок розы.

Проучиться Косте пришлось недолго — всего два года. Умер отец и ему пришлось вернуться домой. Продолжил он учебу в Казанском художественном училище, поступив сразу на второй курс. Костины рисунки не походили на работы ученика. Любой набросок он делал плавным и почти безотрывным движением руки. Васильев делал множество живых и выразительных рисунков. Жаль, что в большинстве своем они утрачены. Из сохранившихся наиболее интересен его автопортрет, написанный в пятнадцатилетнем возрасте. Плавной тонкой линией строится контур головы. Одним движением карандаша намечены форма носа, изгиб бровей, слегка обозначены рот, точеный изгиб ушной раковины, локоны у лба. При этом овал лица, разрез глаз и что-то еще едва уловимое напоминают «Мадонну с гранатом» Сандро Боттичелли.

Характерен сохранившийся небольшой натюрморт того периода – «Кулик», написанный маслом. В нем явное подражание голландским мастерам – та же строгая сумрачная тональность, филигранно выписанная фактура предметов. На краю стола, на грубой холщовой скатерти лежит добыча охотника, а рядом стакан с водой, абрикосовая косточка. И прозрачная колодезная вода, и необсохшая еще косточка, и оставленная на время птица – все настолько натурально, что зритель легко может мысленно раздвинуть рамки картины и дорисовать в своем воображении какую-нибудь сопутствующую постановке художника житейскую ситуацию.

К этому периоду жизни Васильев мог писать в любой манере, под кого угодно. Ремеслом владел мастерски. Но ему предстояло найти свой путь и, как всякому художнику, хотелось сказать и свое собственное слово. Он рос и искал себя.

Весной 1961 года Константин закончил Казанское художественное училище. Дипломной работой были эскизы декораций к опере Римского-Корсакова «Снегурочка». Защита прошла с блеском. Работа была оценена на «отлично», но к сожалению, не сохранилась.

В мучительном поиске себя, Васильев «переболел» абстракционизмом и сюрреализмом. Было любопытно испробовать стили и направления, во главе которых засверкали такие модные имена, как Пабло Пикассо, Генри Мур, Сальвадор Дали. Васильев довольно быстро постиг творческое кредо каждого из них и создавал новые интересные разработки в их ключе. Окунувшись с присущей ему серьезностью в разработку новых направлений, Васильев создает целую серию интересных сюрреалистических произведений, таких как «Струна», «Вознесение», «Апостол». Однако самого Васильева быстро разочаровал формальный поиск, в основе которого лежал натурализм.

— Единственное, чем интересен сюрреализм,- делился он с друзьями,-это своей чисто внешней эффектностью, возможностью открыто выражать в легкой форме сиюминутные стремления и мысли, но отнюдь не глубинные чувства.

Проводя аналогию с музыкой, он сравнивал это направление с джазовой обработкой симфонической пьесы. Во всяком случае, деликатная, тонкая душа Васильева не желала мириться с определенной легкомысленностью форм сюрреализма: вседозволенностью выражения чувств и мыслей, их неуравновешенностью и обнаженностью. Художник почувствовал его внутреннюю несостоятельность, разрушение чего-то главного, что есть в реалистическом искусстве, того смысла, того назначения, которое оно несет.

Несколько дольше продолжалось увлечение экспрессионизмом, относящимся к беспредметной живописи и претендовавшим на большую глубину. Здесь столпы абстракционизма заявляли, например, о том, что мастер без помощи предметов изображает не тоску на лице человека, а саму тоску. То есть для художника возникает иллюзия гораздо более глубокого самовыражения. К этому периоду можно отнести такие работы как: «Квартет», «Грусть королевы», «Видение», «Икона памяти», «Музыка ресниц».

Пытаясь постичь суть явлений и выстрадать общий строй мыслей для будущих произведений, Константин занялся пейзажными зарисовками. Какое многообразие пейзажей он создал за свою короткую творческую жизнь! Бесспорно, Васильев создал неповторимые по своей красоте пейзажи, но какая-то новая сильная мысль мучилась, билась в его сознании: «Внутреннюю силу всего живого, силу духа – вот что должен выражать художник!» Да, красота, величие духа – вот что будет отныне для Константина главным! И родились «Северный орел», «Человек с филином», «Ожидание», «У чужого окна», «Северная легенда» и многие другие работы, ставшие воплощением особого «васильевского» стиля, который нельзя спутать ни с чем.

Константин принадлежал к редчайшей категории людей, которым неизменно сопутствует вдохновение, но они его не чувствуют, потому что для них это привычное состояние. Они как будто от рождения и до смерти живут на одном дыхании, в повышенном тонусе. Константин все время любит природу, все время любит людей, все время любит жизнь. Почему он наблюдает, почему и ловит взгляд, движение облака, листочка. Он постоянно ко всему внимателен. Вот это внимание, эта любовь, это стремление ко всему хорошему и было вдохновением Васильева. И в этом заключалась вся его жизнь.

Но несправедливо, конечно, утверждать, будто жизнь Константина Васильева была лишена неизбывных человеческих радостей. Однажды (Константину было тогда семнадцать лет) его сестра Валентина, вернувшись из школы, рассказала, что к ним в восьмой класс пришла новенькая – красивая девчонка с зелеными раскосыми глазами и длинными, до плеч, волосами. Приехала она жить в курортный поселок из-за больного брата. Константин предложил привести ее для позирования.

Когда четырнадцатилетняя Людмила Чугунова вошла в дом, Костя неожиданно растерялся, засуетился, начал переставлять мольберт с места на место. Первый сеанс длился долго. Вечером Костя пошел провожать Люду домой. Ватага ребят, попавшихся им навстречу, жестоко избила его: сразу и безоговорочно Люда была признана самой красивой девчонкой поселка. Но разве побои могли охладить пылкое сердце художника? Он полюбил девушку. Каждый день писал ее портреты. Людмила пересказывала ему свои романтические сны, и он делал к ним цветные иллюстрации. Они оба не любили желтый цвет (может быть, просто юношеская неприязнь к символу измены?), и однажды, нарисовав голубые подсолнухи, Костя спросил:»Ты понимаешь, что я написал? Если нет, лучше молчи, ничего не говори…»

Константин приобщал Люду к музыке, литературе. Казалось, они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Как-то раз Людмила зашла к Константину с подругой. Он в это время вместе со своим другом Толей Кузнецовым сидел в полумраке, увлеченно слушал классическую музыку и на вошедших никак не отреагировал. Для подруги Люды такое невнимание показалось оскорбительным, и она утащила Люду за руку.

После этого девушка долго боялась встреч, чувствуя, что обидела Костю. Все существо ее тянулось к нему, и, когда ей совсем становилось невмочь, она подходила к его дому и часами сидела на крыльце. Но дружеские отношения прервались.

Прошло несколько лет. Как-то на электричке Константин возвращался из Казани вместе с Анатолием. Встретив в вагоне Людмилу, он подошел к ней и пригласил: — У меня в Зеленодольске открылась выставка. Приходи. Там есть и твой портрет.

Звонкая, радостная надежда пробудилась в ее душе. Конечно же, она приедет! Но дома мать категорически запретила: «Не поедешь! Чего мотаться куда-то, у тебя и без того полно его рисунков и портретов!»

Выставка закрылась, и неожиданно Константин сам пришел к ней в дом. Собрав все свои рисунки, на глазах у Людмилы порвал их и молча ушел. Навсегда…

Несколько работ полуабстрактного стиля – память о юношеских поисках живописных форм и средств, посвященных Людмиле Чугуновой, сохранились все же в коллекциях Блинова и Пронина.

Теплые отношения связывали одно время Константина с Леной Асеевой, выпускницей Казанской консерватории. Портрет Лены маслом с успехом демонстрируется на всех посмертных выставках художника. Елена успешно закончила учебное заведение по классу фортепиано и, естественно прекрасно разбиралась в музыке. Это обстоятельство особенно влекло Константина к девушке. Однажды он решился и сделал ей предложение. Девушка ответила, что должна подумать…

Ну кто из нас, простых смертных, может вообразить себе, какие страсти закипают и бесследно исчезают в душе большого художника, какие ничтожные порой обстоятельства могут в корне изменить накал его эмоций? Конечно же он не знал, с каким ответом шла к нему на следующий день Лена, да, видимо, его это уже не интересовало, поскольку желаемого ответа он сразу не получил.

Многие скажут, что это не серьезно и что так важные вопросы не решают. И будут, конечно, правы. Но давайте помнить, что художники, как правило, люди легко ранимые и гордые. К несчастью, неудача, постигшая Константина в этом сватовстве, сыграла еще одну роковую роль в его судьбе.

Зрелым уже человеком, в возрасте около тридцати лет, он полюбил Лену Коваленко, также получившую музыкальное образование. Умная, тонкая, обворожительная девушка, Лена растревожила сердце Константина. В нем вновь, как в юности, проснулось сильное, настоящее чувство, но боязнь получить отказ, встретить непонимание так и не позволила ему устроить свое счастье… Но в том, что единственной его избранницей до последних дней жизни оставалась живопись можно усматривать особое предназначение художника.

Есть в этом, несомненно, и объективные причины. Одна из них – беззаветная материнская любовь Клавдии Парменовны, боявшейся выпускать сына из родного гнезда. Порой слишком придирчиво, критическим оком могла она взглянуть на невесту и высказать потом сыну свое мнение, на что Константин реагировал очень чувствительно.

Необыкновенное дарование, богатый духовный мир и полученное образование позволили Константину Васильеву оставить свой, ни с чем несравнимый, след в русской живописи. Его полотна легко узнаваемы. Его можно не признавать вообще, некоторые его работы спорны, но увидев однажды работы Васильева уже нельзя остаться к ним равнодушным. Хочется привести отрывок из повести Владимира Солоухина «Продолжение времени»: -… «Константин Васильев?! — запротестовали художники. — Но это же непрофессионально. У живописи есть свои законы, свои правила. А это безграмотно с точки зрения живописи. Он любитель…, дилетант, и все картины его — дилетантская мазня. Там же ни одно живописное пятно не соответствует другому живописному пятну! — Но позвольте, если эта живопись вовсе даже и не искусство, то чем же и почему же она действует на людей?.. — Может быть, там есть поэзия, свои мысли, символы, образы, свой взгляд на мир — мы не споpим, но там нет пpофессиональной живописи. — Да не могут мысли и символы воздействовать на людей сами по себе в голом виде. Это были бы только лозунги, отвлеченные знаки. И поэзия не может существовать в невоплощенном виде. И напротив, если картина сверхграмотна и, профессиональна, если в ней каждое живописное пятно, как вы говорите, соотносится с другим живописным пятном, но в ней нет ни поэзии, ни мысли, ни символа, ни своего взгляда на мир, если картина не трогает ни ума, ни сердца, скучна, уныла или просто мертва, духовно мертва, то зачем мне это грамотное взаимоотношение частей. Тут главное, видимо, именно в одухотворенности Константина Васильева. Именно одухотворенность почувствовали люди… »

Погиб Костя при весьма странных и загадочных обстоятельствах. Официальная версия — был сбит вместе с другом на железнодорожном переезде проходящим поездом. Произошло это 29 октября 1976 года. Родственники и друзья Кости не согласны с этим — слишком много непонятных совпадений, связанных с его смертью. Несчастье это потрясло многих. Похоронили Константина в березовой роще, в том самом лесу, где он очень любил бывать.

Судьба, так часто злая по отношению к великим людям извне, всегда бережно обходится с тем, что есть в них внутреннего, глубокого. Мысль, которой предстоит жить, не умирает с носителями своими, даже когда смерть застигает их неожиданно и случайно. И художник будет жить, пока живы его картины.

«Северный орел»

«Маршал Г. Жуков»

Жизнь великих людей начинается с момента их смерти. (Ж. Аррен)

В этот день 34 года назад погиб Великий русский художник К.А. Васильев, погиб, когда ему было всего 34 года. Хотелось бы рассказать немного об авторе более 400 произведений, включающих такие знаменитые циклы, как «Русь былинная», «Кольцо Нибелунга» и многие другие работы.

Константин Васильев родился 3 сентября 1942 года в столице Адыгейской автономной области г. Майкопе. В то время город был оккупирован немецкими войсками и поэтому семья некоторые годы жила без отца, так как тот, будучи заядлым коммунистом, за месяц до рождения сына ушёл партизанить в Краснодарский край.
Не смотря на то, что немцы и знали о принадлежности Алексея Алексеевича к компартии, семья благополучно пережила дни оккупации и в 1945 перебралась в Краснодар, где спустя год в апреле у Константина родилась сестра Валентина. Из-за пополнения в семье им стало не хватать жилплощади, и отец попросил перевести его на работы в другое место. Перевели в Казань.

В 1949 у Алексея Алексеевича и Клавдии Парменовны Васильевой (девич. Шишкина) родился ещё один ребёнок - дочка Людмила и в это же время отцу предложили перейти на работу в другое место - он выбрал с.Васильево (25 км. от Казани). Те места тогда привлекали своей природной красотой.

Уже с раннего детства Константин начал увлекаться рисованием и однажды родители увидели статью в «Комсомольской правде» где было сказано, что Московская средняя худшкола при институте имени В.И. Сурикова принимает одарённых в области рисования школьников. Было решено отправить на конкурс несколько работ сына. Картины прошли конкурс, и тогда в Москву отправился уже сам Васильев. Был 1954 год.

Практически около места его пребывания в столице, находилась Третьяковская галерея, которая вдохновляла юного художника и поэтому дела его шли очень не плохо. К осени 1956 он привёз написанные им за это лето акварели. Они были настолько хороши, что директор школы распорядился устроить выставку этих работ. Их хватило, чтобы увесить стены всего второго этажа. Это был один из первых успехов Васильева!

1957 год.

Но доучиться в Москве ему не было суждено, поскольку в 1957 тяжело заболел отец. Надо было вернуться. Поэтому Васильев поступил в Казанское худучилище, но сразу на второй курс и в 1961 закончил его, защитив дипломную работу, состоящую из эскизов декораций к опере Римского-Корсакова «Снегурочка». Работу оценили на "отлично" и таким образом он стал художником-театральным декоратором. Сразу же татарский журнал "Чаян" предложил ему сотрудничать, и Васильев стал рисовать для него иллюстрации, которые в 1963 году с успехом выставлялись в московском Манеже и на выставке «Художники-сатирики Казани».

В 1967 от болезни, как и отец, скончалась его младшая сестра Люда. Уже зная, что трагического конца не избежать, Васильев начал рисовать её портрет:

Васильева всегда интересовал русский былинно-сказочный фольклор, древнеславянские и скандинавские мифы и легенды, а также общность корней в истории арийских народов.

"Воин с мечом" (1968)

На шлеме воина изображён орёл - символ власти в арийской мифологии. А под впечатлением от тетралогии Вагнера "кольцо Нибелунга" Васильев написал картины "Вотан-верховный бог древних скандинавов" и "Валькирия" (обе в 1969).

Шлем, украшен крыльями и имеет в своём убранстве знак арийцев.

"Валькирия над сражённым воином" (1969)

Приветственным жестом она принимает невидимую душу сражённоо героя.

В конце декабря 1974 Васильев вместе со своим другом, второй раз отправился в Москву, теперь в качестве представителя своих работ на выставке. Но тамошние организаторы его подвели и поэтому он вернулся домой уже не таким каким уезжал. Некоторые считают, что та поездка пошла ему во вред и с тех пор он стал депрессивным.

Автопортреты 1968 и 1970 гг.

В середине 70-х появилась ещё одна его знаменитая серия картин о Второй мировой. Вообще о войне он знал много, поскольку его отец был участников трёх войн: Первой мировой, Гражданской, где он служил в Чапаевской дивизии, и Второй мировой. Также на фронтах ВОВ участвовали и 4 брата его матери, два из которых погибли. Сам же Васильев служить в армии не смог по состоянию здоровья, о чём неоднократно жалел.
В этот цикл вошли картины: "Нашествие", с одной стороны которой стоит разрушенный Успенский собор Киево-Печёрской лавры, а с другой маршируют немцы; "Портрет маршала Г.К. Жукова"; "Парад 1941".

И две картины с названиями старых маршей: "Прощание славянки" и "Тоска по родине".

Так же планировалось создать картины про курскую дугу, портрет К.К. Рокоссовского и другие.

1974 год. На выставке в Вычислительном центре Казанского университета

Последней завершённой работой Васильева стала картина "Человек с филином", после окончания которой, он сказал матери: "Теперь я знаю, как надо писать ".

И через несколько дней его не стало. Примечательно то, что он сам себе предсказывал, что проживёт 33 года, ибо на его руке была короткая линия жизни. Ошибся всего на пару месяцев...
29 октября в молодёжном центре завершалась выставка, первая серьёзная выставка Васильева при жизни, и последняя. Тогда он представил три своих работы: "Нечаянная встреча", "Ожидание" и "Лена Асеева". Уезжая на неё он пообещал матери вернуться к 18:00, но не вернулся и только через 3 дня ей сообщили о его смерти.

Возвращаясь домой погиб при странных обстоятельствах. По оф. версии он якобы не услышал поезда, хотя как это возможно? Тем не менее нашли его с проломленной головой у ж/д платформы "Лагерная". Толи он погиб с другом, толи без, точной информации к сожалению так и нет о его трагической смерти.
Васильев очень любил творить ночью под музыку, поэтому, когда его хоронили в снежную погоду в березовой роще, уже родного посёлка, то играла как раз вагнеровская "На смерть Зигфрида".

В вещах художника был обнаружен полуобгоревший листок с записанными его рукой словами: «Художник испытывает наслаждение от соразмерности частей, наслаждение при правильных пропорциях, неудовлетворение при диспропорциях. Эти понятия построены по закону чисел. Воззрения, представляющие из себя красивые числовые соотношения, — прекрасны. Человек науки выражает в числах законы природы, художник созерцает их, делая предметом своего творчества. Там — закономерность. Здесь — красота.
Искусство постоянно возвращается к своим истокам, пересоздавая все сызнова, и в этом новом вновь возрождая жизнь. Наследное как спасающая сила» .

После смерти художника его творения обрели вторую жизнь. Популярность была бешенная даже без какой либо рекламы. Правда за особый стиль многие искусствоведы его так и не признали как художника, но главное что признал народ. Выставки в столице продолжались с нарастающим успехом. В общем около 30 раз по инициативе ВООПИиК в столице и Подсмосковье открывались посмертные выставки.
В 1982 издательством «Изобразительное искусство» выпущен комплект репродукций «Русь былинная», а в 1988 прошла первая его выставка в Ленинграде. Также картины возили в Болгарию, Испанию и Югославию, и везде, даже неславянские народы, оценили эти картины.

Цитата из книги Олега Метелина - "Высоко над уровнем моря":
(1991) - "Я, как дура, вчера по огромному блату достала два билета в Манеж на выставку Константина Васильева... Ты представляешь, какая очередь у этого Манежа?! Хвост на проспект Маркса заворачивает! Позаботилась, чтобы не мерзли, как цуцики, на улице! ".
Так и было, в 80-е люди стояли под 40-градусный мороз в очереди на Малой грузинской что б посетить выставку Васильева. Популярность художника была такая, что даже астроном Л.В. Журавлёва дала обнаруженному 25.10.1982 астероиду его имя - "3930 Васильев".

В 1984 семья Васильевых переехала в г. Коломну, куда перевезла все принадлежавшие ей картины художника. Музей занимает часть жилого дома, куда входит мемориальная квартира площадью 53,3 м2.

В 1988 Васильеву присвоена премия комсомола Татарии им. М. Джалиля за цикл картин о ВОВ, сам он, кстати говоря, никогда не был даже комсомольцем. В конце этого же года при Московском отделении ВООПИиК создан Клуб любителей живописи Константина Васильева. А годом ранее был уже создан клуб при Коломенском ГК ВЛКСМ с многими дружескими клубами в других регионах страны, который образовал "Фонд К. Васильева", на деньги которого восстанавливались картины.

Посмотреть картины можно

29 октября 1976 года мало тогда кому известный художник Константин Васильев с другом поехали в Зеленодольск на закрытие выставки молодых художников, назначенное на 18 часов. Больше в свой дом в поселке Васильево он живым не вернулся. Той же ночью в морг 15-й казанской горбольницы были доставлены тела молодых людей, найденные на железнодорожных путях станции Лагерная в нескольких километрах от Казани.

Как оказались там Васильев и его друг Аркадий Попов? Почему в течение двух суток о гибели Константина не извещали семью, хотя все документы были при нем? И как все-таки погиб известнейший нынче художник? Многие и сегодня уверены, что это было убийство.
Но если было преступление, то должно быть и уголовное дело? Позвонив в пресс-центр МВД РТ, услышал на свой вопрос скорый и безапелляционный ответ: "Васильева зарезали в электричке и выбросили из вагона". "Вы располагаете подтверждениями этого?" -"Конечно! Присылайте официальный запрос". Запрос (и не один) был послан, но никакой ясности в эту темную историю ответы, увы, не внесли.
"Сообщаю, что сведениями о том, было ли возбуждено уголовное дело по факту гибели художника Константина Васильева, МВД Республики Татарстан не располагает. Данное преступление было совершено на территории, обслуживаемой линейным отделом внутренних дел, на железнодорожном транспорте. Преступления такой категории ставят на учет в Волго-Вятском управлении внутренних дел на железнодорожном транспорте с дислокацией в Нижнем Новгороде.
Начальник Информационного центра при МВД РТ полковник милиции Р.Р. Фахрутдинов".
"Сообщаю, что в 1976 году прокуратурой Кировского района Казани уголовное дело по факту гибели Константина Васильева не возбуждалось. Материалы по фактам смерти граждан за указанный год уничтожены в связи с истечением сроков хранения.
Прокурор Кировского района, старший советник юстиции О.А. Дроздов".
Ничего не смог вспомнить об этом случае и разысканный мной бывший транспортный прокурор республики Юрий Гудкович. Очевидцев самого момента гибели художника не нашлось. Через несколько дней после случившегося диспетчер и путевые рабочие рассказывали, что двое молодых людей были сбиты локомотивом скорого поезда Омск-Москва. Оба якобы были пьяны. Чудовищным ударом их отшвырнуло на десятки метров по разные стороны пути. В кармане пальто Васильева нашли бутылку портвейна. Делали ли в морге пробы на алкоголь, неизвестно: протоколы судебно-медицинского вскрытия давно уничтожены.
Что двое друзей забыли на Лагерной за две остановки до Казани? Специально сошли с электрички, чтобы купить бутылку в магазине для железнодорожников, который работал до ночи (в те годы спиртное после 8 часов вечера не продавали)? На поминках шли настойчивые разговоры, что в тот вечер с ними был кто-то третий.
Даже если непосредственная причина его смерти - нелепейшее транспортное происшествие, нельзя сказать, что трагический исход был так уж случаен. Художника "убивали" расчетливо и методично, как могли тогда расправляться с самобытным, не укладывающимся в общепринятые рамки талантом: не допускали к зрителю, не принимали в творческий союз, в Худфонд, не поддерживали госзаказами. Убивали его безденежье и нищета: чтобы хоть как-то прокормиться, он малевал плакаты и лозунги на местном стеклозаводе.
Конечно, у Константина были завистники. В той самой зеленодольской выставке участвовали несколько десятков художников, а в книге отзывов записи исключительно о его картинах - и какие восторженные! Ему не только завидовали, его еще и... подозревали! В начале 1976 года он вместе с друзьями был вызван на Черное озеро (в Казани это адрес здания КГБ, недавно сгоревшего). Один из них, Геннадий Пронин, вспоминает: "Почему нас туда пригласили? Кто-то из соседей настучал, что мы слушаем фашистские марши. Костя был поклонником монументального, возвышенного стиля в искусстве. Возьмите его портреты маршала Жукова, картины по мотивам Вагнера, древних саг... А стиль этот ярко выражался и в старых немецких маршах, написанных задолго до нацистов. Еще нас обвинили, что мы читаем "Протоколы сионских мудрецов", Ницше, Шопенгауэра, фашистскую хронику смотрим. Ну что мы читаем, соседи, конечно, знать не могли, а кинохроника была наша, советская: документальный фильм "Обыкновенный фашизм" Ромма - его мы действительно смотрели не раз.
Да и каким Васильев мог быть антисоветчиком? Отец у него партийный работник, в войну партизанил. Но, по-моему, никто так ярко не выразил на холсте тайную жизнь русского национального духа под ледяным дыханием так называемого застоя. Вообще Васильев выламывался из жанровых форматов: не портретист, не пейзажист, не бытописатель. Он, подобно Врубелю, живописец Духа! В общем, гэбисты "шили" нам "организацию", а мы были просто компанией любящих настоящее искусство, литературу, философию людей".
Вскоре после этого художника не стало, и это дало повод связывать его смерть с происками всесильной тогда организации. Между тем отец погибшего вместе с ним Аркадия Попова служил в системе госбезопасности, и в немалом чине. Говорят, он пытался провести собственное расследование гибели сына по "горячим следам", но даже ему это не удалось.
Звездный час художника наступил уже после его смерти. В сентябре 1977 года в казанском Молодежном центре открылась выставка, какой он ни разу не удостаивался при жизни. Два месяца к картинам было настоящее паломничество! Потом - фильм Леонида Кристи "Васильев из Васильева", около полугода демонстрировавшийся в кинотеатре "Россия", - небывалый случай в кинодокументалистике! Картины с триумфом путешествовали по выставочным залам Москвы, страны, зарубежья...
После того как на безвременно ушедшего из жизни земляка обрушился шумный успех, Казанский музей изобразительного искусства решил приобрести его работы и попросил мать оценить картины сына. Клавдия Парменовна всецело доверилась оценочной комиссии, состоявшей преимущественно из коллег Константина. Ее решение прозвучало смертным приговором для картин: покупать их не рекомендовалось как "не имеющие художественной ценности". Правда, посоветовали принять на госхранение. Картины снесли в запасник музея, повесили на двери замок. И пылились бы они там, возможно, по сей день, если бы не полковник Юрий Михайлович Гусев - танкист, ветеран войны, фронтовой газетчик. Потрясенный увиденными на одной из московских выставок полотнами, он поклялся возвести их автора на заслуженное им место в русской живописи. В парадной форме, при всех боевых регалиях, он вместе с сестрой Константина Валентиной явился в Татарский обком КПСС. И после этого визита картины вернули семье.
Но все это было уже после смерти художника-самородка. А помог ли кто-нибудь ему при жизни? Геннадий Пронин под новый, 1975 год подогнал к его дому крытый "МАЗ-500", погрузил в кузов картины, затолкал Костю в кабину, и они двинулись в Москву, где сотрудница Общества охраны памятников Светлана Мельникова обещала им устроить встречу с Ильей Глазуновым. Их встретила жена Ильи Сергеевича (они жили тогда на Арбатской площади), попросила распаковать принесенные с мороза картины. Глазунов без особого интереса посмотрел на одну, на другую... Интерес в его глазах зажегся только тогда, когда была сдернута оберточная бумага с "Северного орла". "Мэтр, - вспоминает Пронин, - как-то сразу ожил: "Ну-ка, ну-ка, давайте еще. Еще!" Дальше стал рассматривать холсты внимательно и подолгу. Молча. Потом снял телефонную трубку: "Сейчас вызову министра культуры". Через полчаса в квартире действительно появился зам. министра культуры РСФСР (фамилию запамятовал), которому Глазунов продемонстрировал Костины картины. "Вот талантливый русский художник. Живет в Казани. Там его зажимают. Давайте поддержим!" И обращаясь в Косте: "Я тут должен уехать на две недели в Финляндию. Подожди меня в Москве. И мы все устроим".
Но к Глазунову Васильев больше не попал. В ожидании возвращения Ильи Сергеевича мотался по столице, прожил все деньги, пробавлялся случайными заказами. В общем, помаявшись несколько месяцев, Константин ни с чем вернулся домой, рассовав картины случайным знакомым. Потом их сохранил от расхищения писатель Владимир Дудинцев. "Вот, матушка, все, чего ваш сын добился в Москве", - виновато сказал по возвращении Клавдии Парменовне Костя, протянув ей сетку апельсинов.
В тот роковой день, когда он навсегда покидал свой дом, в его комнате стоял только что законченный огромный холст, пока еще безымянный. Представляя друзьям новое полотно, он просил их не только высказать свое мнение, но и предложить название. На последнем его холсте - бородатый старец на фоне дремучих лесов, над головой он держит плеть, на кнутовище которой восседает желтоглазый бессонный филин - символ мудрости. У ног старца пламя пожирает древний свиток с выведенной на нем старославянской надписью КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ, а поднимающийся над огнем дымок свивается в молодой дубовый росток.
Перебрав множество вариантов, друзья остановились на названии "Человек с филином". Как назвал бы свою картину сам автор, остается только гадать. Ведь, по сути, это и его последний провидческий автопортрет, попытка угадать грядущую судьбу России.

Смерть накануне триумфа

29 октября 1976 года мало еще кому тогда известный художник Константин Васильев со своим товарищем Аркадием Поповым поехали в Зеленодольск на закрытие выставки молодых художников, где были выставлены и три холста Константина. На 18 часов было назначено обсуждение выставленных работ. Уходя, Костя сказал матери: «Я долго не задержусь». Но ни в поселок Васильево, где жил Константин Васильев, ни в Казань, где обитал Аркадий Попов, они так и не вернулись.
31 октября Геннадий Пронин, научный сотрудник казанского ГНИПИ-ВТ, будучи в командировке в Набережных Челнах, позвонил в свой родной НИИ. Интересовался Пронин новостями по службе, а сообщили ему новость трагическую: под поезд попал бывший его сослуживец Попов. «Да, - добавили вскользь, - говорят, с ним был еще какой-то художник... Васильев, кажется...»
Какой-то Васильев там для них, на том конце провода, мало что значил. Для Геннадия Пронина же брошеное между прочим известие было как обухом по голове. Да нет! Быть этого не может! Пронин тут же набрал номер астрономической обсерватории под Казанью (в трех перегонах электрички от поселка Васильево), где жил и работал их общий друг Олег Шорников. Он попросил его съездить к Константину домой, выяснить, что случилось. Шорников не успел еще распаковать свой командировочный чемодан (не прошло и часа, как он вернулся из Ленинграда), как тотчас помчался в поселок Васильево. Они втроем - Пронин, Васильев и Шорников - дружили со студенческих лет.
«Да там все спокойно, - доложил Шорников, когда Геннадий Пронин часа через четыре перезвонил. - Кости дома нет, но мать его говорит, что он уехал с Поповым к тебе в Казань». Пронин жил один, давно доверил Васильеву ключи от своей квартиры, и тот частенько ими пользовался, даже когда хозяина дома не было. У Пронина отлегло от сердца. Но на всякий случай он попросил Шорникова позвонить и Попову. И уже ближе к вечеру услышал: «Аркадий на столе в гробу... А Костя в морге...»
Поздно ночью 29 октября 1976 года в морг 15-й горбольницы Казани были доставлены трупы двух молодых людей. Тела были обнаружены на железнодорожных путях станции Лагерная, в двух остановках от Казани, где молодым людям и делать вроде бы было нечего, поскольку ехали они в Казань. Как Попов и Васильев оказались на Лагерной и что там произошло? Что их могло заинтересовать в такой поздний час на этой станции, где разгружаются, грузятся и формируются товарняки и где и жилья-то как такового нет? Почему более двух суток о гибели художника не извещали семью, хотя при нем были документы? Как все-таки погиб знаменитый ныне художник Константин Васильев? Многие и сегодня утверждают, что это было убийство... А в те дни вообще мало кто в этом сомневался.
Михаил Мелентьев, довольно близко в свое время знакомый с Васильевым, вспоминает, как впервые услышал трагическую весть о его гибели: «29 октября 1976 года у меня дома раздался резкий телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал взволнованный голос отца: «Убили Костю Васильева!». Я спросил: «Как это произошло?». Он ответил, что не знает подробностей, но сказали, что, кажется, его выбросили из электрички» (журнал «Казань», 2002, №76).
Уверен в криминальной подоплеке трагедии и музыкант Рудольф Бренинг, также знавший художника при жизни. Вот цитата из его воспоминаний: «После трагической смерти Васильева, а скорее - его убийства, в Казани, Зеленодольске, да и Москве неоднократно устраивались посмертные выставки его произведений» (журнал «Казань», 2002, №7).
И еще цитата: «Именно в свой звездный час, после долгих лет остракизма, опалы, бесславья он (Константин Васильев. - В.Л.) погиб под колесами поезда. Не исключено и то, что ему «помогли» погибнуть» (Диас Валеев. Охота убивать. Казань: Изд-во «Тан - Заря». 1995).
Вот какая существует версия гибели художника... Просто так от нее не отмахнуться: настаивают на ней люди, вроде бы не привыкшие бросать слов на ветер. Диас Валеев, скажем, известная в Татарстане персона - писатель, общественный деятель, лауреат Государственной Тукаевской премии РТ. Но если был криминал, то должно быть и уголовное дело... Чтобы подтвердить или опровергнуть сомнения, поселившиеся во мне после знакомства с такими широко озвученными версиями гибели Константина Васильева, я набрал известный всем журналистам Казани номер, и в пресс-службе Министерства внутренних дел Республики Татарстан мне тотчас же, не лазая ни в какие архивы, бодро отрапортовали, что художника Константина Васильева зарезали в электричке и выбросили из вагона. Я подивился оперативности ответа и такой подозрительной легкости журналистского поиска: «И вы можете это подтвердить письменно?». «Да, конечно! - бодро ответили мне. - Присылайте официальный запрос!». Официальный запрос был послан. И официальный ответ получен. Мы приведем его чуть позже. Пока же попытаемся понять, связаны ли гибель и звездный час художника, как утверждает писатель Диас Валеев? Вернее, так: погиб ли художник «именно в свой звездный час»?
Злодейство и художество - две вещи несовместные?
Поправим Диаса Валеева: звездный час художника наступил только после его смерти. Похороны художника были скромными, как и его жизнь. Но уже в сентябре 1977 года, к годовщине гибели, в казанском Молодежном центре открылась выставка картин Константина Васильева, какой он не удостоился ни разу при жизни. Если бы такое случилось при жизни, художник проснулся бы на другой день знаменитым. И, как следствие, уже не нищим. Далеко не нищим. Но слава пришла, когда художник о ней - увы! - уже не узнал. Такая слава, какой удостаиваются единицы: выставка работала два месяца, и все два месяца к картинам было настоящее паломничество. Вдогонку к выставке был создан документальный фильм Леонида Кристи «Васильев из Васильева», почти полгода демонстрировавшийся в московском кинотеатре «Россия» при переполненных залах. Небывалый случай в кинодокументалистике! Картины же трагически ушедшего из жизни художника в это время с триумфом путешествовали по выставочным залам не только Москвы, не только нашей страны, но и далеко за ее рубежами. «Посещала много художественных галерей - Третьяковскую, Дрезденскую, Прадо, Лувр и другие, но такой восторг почувствовала впервые в жизни. Доцент Донка Карагонова».
Эту запись хранит книга отзывов выставки в Болгарии. У нас же в Казани произошла такая история: одна студентка, чтобы дожить до стипендии, продала принадлежащий ей рисунок Константина Васильева за 25 рублей. Пообедав в этот день, она была безмерно счастлива. Через неделю рисунок всплыл в Москве и ушел уже за 5 тысяч долларов. Небольшая картина Константина Васильева была выставлена как-то на одном из отечественных художественных аукционов. Только стартовая цена лота составила 40 тысяч долларов. Произведения искусства - это еще и вполне реальный товар. Артрынок, пусть и теневой, существовал у нас даже при советской власти. А где рынок, там и конкуренция: каждый, естественно, стремится обойти конкурента. И в этом мире крутятся достаточно серьезные деньги. Втайне мечтая хоть посмертно быть увековеченными в экспозициях Лувра, Прадо или Третьяковки, мастера кисти и резца, как и все, кушать хотят при жизни. Кроме совсем уж ничего вокруг не замечающих подвижников, ушибленных только своим творчеством.
Константин Васильев относился именно к таким. Цену себе знал. Но за рыночным успехом, погруженый с головой в художественные поиски и в работу, не бегал. Жаль, вероятно, было терять на это время. Если находился покупатель сам собой, то продавал свои полотна по рублю за сантиметр длинной стороны холста. Часто же просто дарил друзьям. Вдохновенный и мучительный труд приносил ему сущие копейки, на которые было даже не прокормиться. Если еще учесть, что холсты, краски и кисти он вынужден был покупать на собственные денежки, поскольку, окончив художественное училище с отличием, не был принят ни в Союз художников, ни в Худфонд.
Так что погиб художник не «именно в свой звездный час», как утверждает Диас Валеев, а нищим. Нищим, но упрямо продолжавшим поиски своего пути в живописи, затравленным, но так и не согнувшимся под гнетом бесчисленных житейских проблем. Все, чем восторгаются ныне искусствоведы, к последнему году жизни выстроилось уже у него вдоль стен. Десятки холстов, повернутых лицом к стене... Что же, все, от кого зависела судьба художника, чудесным образом прозрели только после его смерти?
Я все допытывался у Рудольфа Арнольдовича Бренинга, бывшего преподавателя Казанского музыкального училища, какие у него основания полагать, что Константин Васильев убит? Известны ли ему какие-то конкретные факты? Или доказательства? «Нет, - уклончиво ответил Рудольф Арнольдович, - доказательств нет... Но... знаете, на его поминках шли настойчивые разговоры, что с Васильевым и Поповым был в тот вечер еще кто-то третий... Их тела лежали по разные стороны рельсов. Как это могло получиться, если они были сбиты поездом?..»
Тут прервемся. И обнародуем, как обещали, официальный ответ МВД Республики Татарстан на наш официальный запрос:

Совершенно официально. Дословно.
«Сообщаю, что сведениями о том, было ли возбуждено уголовное дело по факту гибели художника Константина Васильева, МВД Республики Татарстан не располагает. Данное преступление было совершено на территории, обслуживаемой линейным отделом внутренних дел на железнодорожном транспорте. Преступления данной категории ставятся на учет в Волго-Вятском управлении внутренних дел на транспорте, с дислокацией в г. Нижний Новгород.
Начальник Информационного центра при МВД РТ полковник милиции P.P. Фахрутдинов».
Несколько обескураженный таким, мягко говоря, несоответствием устно изложенной мне версии гибели художника и письменным ее изложением, я снова набрал известный всем журналистам Казани телефонный номер. «Вы получили официальный ответ?» - сказано было мне. «Но, позвольте, - поделился я своим недоумением, - откуда же взялось ваше первоначальное изустное утверждение, что Константин Васильев зарезан и выброшен из электрички?». «Журналисты сказали!» - последовал ответ. И трубка была повешена.

Мм-да... Получалось, что милицейские пресс-службы существуют не для того, чтобы журналистов снабжать информацией, а наоборот. Но вернемся к Рудольфу Бренингу.
«...А главное, - Рудольф Бренинг, помолчав, продолжил, - ему должны были страшно завидовать! Ведь вся книга отзывов последней выставки, той самой, в Зеленодольске, была заполнена восторженными отзывами только о его картинах. Больше ни одной записи ни в чей адрес! А участвовали в выставке десятки художников...»
Достаточно ли одной зависти, чтобы отправить творца на тот свет? Даже если он ненавистный конкурент? Говорят же вот, что легенда про Моцарта и Сальери - не более чем легенда. Впрочем, Рудольфу Арнольдовичу лучше знать. Он как творческий человек как-никак был довольно близок к творческому закулисью.
Кое-что поведал мне о нравах мира искусства и Олег Ефимович Шорников, хотя как астроном был ближе к звездам небесным, нежели к земным: «Был такой художник Родионов, у которого дача была в окрестностях Васильева, так, проезжая мимо дома матери Васильева Клавдии Парменовны, он всегда высовывался в окошко и кричал: «Ваш сын - говно!».
После того как на трагически ушедшего из жизни земляка обрушился шумный успех, Казанский музей ИЗО предложил купить его работы и попросил мать Константина Васильева оценить работы сына. Клавдия Парменовна доверилась оценочной комиссии. Вердикт оценочной комиссии звучал приговором. Картины покупать не рекомендовали, как «не имеющие художественной ценности». Но советовали в отсутствие всяческой логики... принять на государственное хранение. Тут надо сказать, что оценочная комиссия состояла преимущественно из коллег Васильева по холсту и кисти. Картины снесли в запасник музея и повесили крепкий замок, надежно скрыв от людских глаз. Они могли пылиться там и по сей день, если бы не полковник Юрий Михайлович Гусев, ветеран войны и военный газетчик. Потрясенный увиденными на одной из московских выставок полотнами Константина Васильева, он поклялся возвести того на заслуженный им олимп русской живописи. Бывший боевой танкист при полном параде и при всех орденах вместе с сестрой Васильева Валентиной явился в Татарский обком партии.
Вскоре картины семье вернули. Но хранить дома не позволяла мизерная жилплощадь. Гусев буквально танковым тараном пробил приглашение матери и сестре художника в подмосковную Коломну с предоставлением им четырехкомнатной квартиры.
«Вот ведь, - воскликнет читатель, - не только сплошная зависть! Приходят же люди и на помощь! Бескорыстно, ничего не требуя взамен! Мы еще слышали, - добавит наслышанный читатель, - что Константину Васильеву еще при жизни помогал знаменитый художник Илья Глазунов!».
Мы слышали тоже... И попробуем изложить только факты.
Как Константин Васильев завоевывал Москву. Год 1975, для него предпоследний
Под самый Новый год, устав уговаривать тяжелого на подъем друга двинуться наконец на завоевание Москвы, Геннадий Пронин подогнал к его дому огромный крытый МАЗ-500, погрузил картины в кузов, а самого художника - в кабину.
Знакомая еще одного их товарища, Анатолия Кузнецова, Светлана Алексеевна Мельникова работала в Москве в Обществе охраны памятников и обещала устроить встречу с Ильей Глазуновым. К Глазунову они попали 2 января 1975 года. Жил тот тогда на Арбатской площади в двухуровневой квартире, на втором этаже которой была мастерская. Как вспоминает Пронин, встретила их жена Ильи Сергеевича, попросила пока распаковать принесенные картины, а сам Глазунов через некоторое время неторопливо спустился из мастерской. С лестницы без особого интереса он посмотрел на одну продемонстрированную ему картину, на другую... Огонек живого интереса зажегся у него в глазах только когда оберточная бумага, покрывавшая холст, была сдернута с картины «Северный орел». Глазунов, вспоминает Пронин, заерзал. «Ну-ка, ну-ка... - сказал он. - Давайте еще. Еще! Еще!». Дальше Глазунов рассматривал все уже внимательно и подолгу. Но молча. Потом поднял телефонную трубку: «Сейчас вызову министра культуры!». Через полчаса, поскольку министерство было рядом, в квартире Глазунова появился замминистра культуры РСФСР. Фамилию Пронин запамятовал. Подошел и заместитель председателя Совета Министров СССР Косыгина, председатель Госкомитета по науке и технике Кирилин. Им были продемонстрированы картины и сам художник. «Вот, - как дословно помнит Геннадий Пронин, произнес Глазунов, - талантливый русский художник. Живет в Казани. Его там зажимают татары. Давайте его поддержим! - попросил Глазунов». И протянул высоким гостям телефонный аппарат.
Ни министрами, ни их заместителями особо глупых людей не ставили и в советские времена. Все варианты тут требуется уметь просчитывать не хуже шахматных гроссмейстеров. «Вы что, верите в телефонное право?» - удивленно поднял брови зам. культурного министра. А зам. Косыгина просто промолчал.
Тогда Глазунов вызвался сам помочь молодому талантливому коллеге. Пообещал ни много ни мало выставку в Манеже. Что, если бы выставка Константина Васильева в Манеже действительно тогда состоялась? Васильев сразу проснулся бы знаменитым. Со всеми вытекающими и втекающими последствиями. «Я тут должен уехать в Финляндию на две недели, - продолжил Глазунов. - Подожди меня в Москве. И мы все устроим».
Но Васильев к Илье Глазунову так больше и не попал. Его почему-то сразу окружили новоявленные «друзья», среди них некие братья Зыковы, и вовлекли в бесконечные попойки. Костя Васильев не был любителем выпить и, как вспоминают, никогда не пьянел. Но как это - русский художник и трезвенник? Кое-кому очень на руку спившиеся русские таланты. Тут так легко объяснить несостоявшуюся судьбу, обойти конкурента на повороте. Даже миф создан, что самая отличительная и симпатичная национальная особенность русского таланта - пьянство. Однако и трезвому русскому таланту у себя дома состояться почему-то не легче. Пить Константин Васильев не любил, но, будучи мягким, интеллигентным человеком, обидеть новообретенных «друзей» отказом не решался. Деньги на эти попойки заставляли его зарабатывать писанием и продажей абстрактной мазни. «Былины твои русские никому не нужны, а давай сюрреализм! Продадим так, что на рестораны хватит». С абстракционизмом и сюрреализмом Васильев расстался давно, о юношеском увлечении ими говорил с неизменной иронией, давно уничтожил, что мог, из своих ранних работ. Но не привык и харчиться из чужого кармана. Одна абстрактная мазня была произведена даже в две кисти с младшим Зыковым. И гульба по Москве продолжалась. Случайно ли облепила Константина Васильева эта свора? Кому выгоден был загудевший по художественной Москве слух о том, что никакой это не исконно русский талант, а сюрреалистический какой-то, «черноквадратный» мазилка! За такого вроде бы и хлопотать высочайше одобренному русофилу Глазунову не с руки... Прожил в Москве Костя Васильев не один месяц, но так и не дождался приглашения в Манеж.
«Я тогда, конечно, молчал, - говорит сейчас Олег Шорников. - Он все на выставку в Москве надеялся... Но кому он тогда нужен был в Манеже? Да если бы у Кости состоялась там выставка, тогда всем им делать рядом было бы нечего! Мизинца его они не стоили...»
Вернулся Васильев домой ни с чем, оставив картины у случайных людей. (Потом их сохранил от расхищения Владимир Дмитриевич Дудинцев, автор книг «Не хлебом единым» и «Белые одежды».) «Вот, матушка, - виновато сказал Константин по возвращении Клавдии Парменовне, протянув ей сетку апельсинов, - все, чего ваш сын добился в Москве...»
Впрочем, не совсем все. На поминках Клавдия Парменовна демонстрировала Рудольфу Бренингу альбом репродукций Ильи Глазунова с теплой дарственной надписью ее сыну. И рассказывала, что знаменитый художник предлагал Константину вместе поработать над картиной «Куликовская битва». Илья Сергеевич предлагал Васильеву писать там... лошадей. Что и говорить - великодушно. Правда, несколько странный выбор темы для и так «угнетаемого татарами» художника. И более чем неожиданное разделение труда. Однако прервемся. Совершенно официально. Дословно: «На Ваш запрос сообщаем: сведений о возбуждении уголовного дела по факту гибели Константина Васильева в октябре 1976 года по пути следования электропоездом из г. Зеленодольска до г. Казани в Волго-Вятском УВД на транспорте не имеется. Заместитель начальника УВД подполковник юстиции К.В. Травин».
Мы не оставляли надежды что-то узнать о трагедии на станции Лагерная, беспокоя милицейские учреждения официальными запросами. Ведь какие-то документы должны были бы сохраниться, ведь даже по случаю обыкновенного ДТП составляются акты, заводятся дела, пусть и не уголовные... Но и Волго-Вятское УВД на транспорте не пролило нам свет на тайну гибели Константина Васильева, последовавшую всего через год после его возвращения из столицы несолоно хлебавши.
Однако далее о Васильеве и Глазунове. Не помню на холстах Константина Васильева ни одной лошади. Но портретистом он был высочайшего класса, ни в коей мере Глазунову не уступающим. Портреты Жукова, Достоевского, знаменитый автопортрет с кружкой... Да достаточно посетить музей Константина Васильева в Казани, чтобы в том убедиться, и можно даже сравнить один портрет с оригиналом. Нынешний директор музея Геннадий Васильевич Пронин запечатлен на работах своего друга не раз. А однажды повернут даже в возглавляемом им музее к зрителю медальным профилем. Наподобие Наполеона...
Такой его портрет друзья намеревались чеканить на монетах и орденах, а также изображать на ассигнациях: Геннадий Пронин - будущий генсек и президент Советского Союза!
Как Константин Васильев читал «Протоколы сионских мудрецов», «Прощание славянки»
и другие «фашистские» марши. Год 1976, последний
Конечно, это была игра. Шутка. Но в начале 1976 года четверо друзей - Васильев, Шорников, Пронин и Анатолий Кузнецов - были вызваны в Комитет государственной безопасности, «на Черное озеро», как говорят у нас в Казани. А там, как известно, шутить не любили. И другим не давали.
«С тех пор как Костя стал интересоваться древнерусскими мотивами в живописи, перешел к реализму, им овладела такая идея, что во всем виноваты евреи. Из-за антисемитизма его и вызывали, - Олег Ефимович Шорников, вспоминая, осторожно подбирает слова. - Костя был русский, очень русский человек. Но какого-то там антисемитизма, в котором его обвиняли, в быту у него не было. Костя был Художник, настоящий Артист. У него было много знакомых евреев, он нормально к ним относился. Шостаковича очень любил. Вот портрет его сделал и подарил ему, когда тот приезжал в Казань...»
Геннадий Васильевич Пронин : «Почему нас вызвали «на Черное озеро»? Кто-то донес - соседи, наверное, что мы слушаем якобы фашистские марши».
Шорников : «Я как-то принес Косте пластинку с «Прощанием славянки». Ему очень этот марш понравился. Он вообще был поклонник монументального, большого стиля в искусстве. Возьмите его портрет Жукова, картины по мотивам Вагнера, древних саг... А где ярче всего был выражен в искусстве этот стиль? У нацистов. После «Прощания славянки» он стал искать другие марши. Набрел на немецкие. Что значит фашистские? У фашистов был один разве только свой марш - «Хорст Вессель». А так они слушали обычные старые немецкие марши, давно до них написанные».
Пронин : «Предъявляли нам и претензии, что мы читаем «Протоколы сионских мудрецов», Ницше, Шопенгауэра... (Но уж этих-то чтений, заметим в скобках, соседи никак услышать не могли. Поистине тайное око всевидяще! - В.Л.). Что мы фашистскую кинохронику смотрим. А кинохроника была наша, советская, «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма. Но смотрели мы его действительно десятки раз. Нам нравились там нацистские парады. Нравилась нам и Лени Рифеншталь. Там был организованный порядок многотысячных масс, четкость, лаконизм, красота! Это нам нравилось. Это была реакция на окружающую нас со всех сторон расхлябанность, разболтанность, всеобщий бардак, повальное пьянство, халтуру везде, в том числе и в искусстве. Можно, стало быть, думалось нам, найти идею, объединяющую нацию! Вот Костя в шутку и предложил выдвинуть меня в генеральные секретари, президенты там России или еще как... Чтобы я навел порядок. Вагнера Костя очень любил и очень обрадовался, когда я ему рассказал, что Ленин в эмиграции ходил слушать оперы Вагнера».
Шорников : «Как он мог быть антисоветчиком? Отец его партийным работником был, партизанил... Да не знаю... Это у него было все больше в области эстетики, художественных категорий, социальный порядок его, по-моему, мало занимал». (Но заметим еще раз в скобках, что, тем не менее, никто более зримо не выразил на холсте тайное существование русского национального духа под леденящим дыханием так называемого застоя. Гений Константина Васильева не укладывается в общепринятые жанровые рамки - он не портретист, не пейзажист, не бытописатель... Он, подобно Врубелю, живописец Духа.)
Пронин : «У нас была просто компания любящих настоящее искусство, литературу, философию людей. А нам хотели пришить «организацию».
«Организации» не было, но Костя Васильев как всякая неординарная, крупная личность действительно был магнитом, притягивающим десятки людей в орбиту своего влияния. И вот меньше чем через год после вызова «на Черное озеро» Константина Васильева не стало. Так что же это, происки всесильного КГБ? Но если учесть, что у погибшего вместе с Васильевым Аркадия Попова отец, как говорят, служил в госбезопасности в немаленьком чине, то версию эту приходится отмести с порога. Говорят, что убитый горем отец собирался даже провести собственное расследование обстоятельств гибели сына. Почему-то не удалось. Но если ему это не удалось тогда же, по горячим следам, то еще меньше это получилось у нас почти через тридцать лет после гибели друзей.

Совершенно официально. Дословно:
«Сообщаю Вам, что в 1976 году Прокуратурой Кировского района г. Казани уголовное дело по факту гибели Константина Васильева не возбуждалось. Материалы по факту смерти граждан за указанный год уничтожены в связи с истечением сроков хранения.
Прокурор Кировского района г. Казани, старший советник юстиции О.А. Дроздов».

Ничего не смог вспомнить о художнике Константине Васильеве и его гибели и разысканный нами бывший транспортный прокурор Татарстана Юрий Давыдович Гудкович. Уничтожены за давностью лет материалы вскрытия и в морге, по которым можно было бы составить представление о характере травм.
Из дома гроб Константина выносили под траурный марш Вагнера «На смерть Зигфрида». В доме оставались осиротевшие кисти, мольберт, холсты, повернутые лицом к стене, и картинка «Поцелуй Иуды» на двери кабинетика, оставшегося без хозяина... Олегу Шорникову при прощании запомнилось застывшее выражение удивления и какой-то «съеженности» на лице Васильева, словно он в последнее мгновение увидел перед собой что-то очень страшное, от чего хотелось спрятаться. И немудрено: отшатнуться, спрятаться хотел Константин от собственной смерти. Как она выглядела - страшная смерть Константина Васильева?
У смерти Константина Васильева было нечеловеческое лицо?
Очевидцев самого момента гибели художника тоже не нашлось. Олегу Шорникову на станции Лагерная через несколько дней после трагедии рассказали, что Васильев и Попов якобы были сбиты локомотивом скорого поезда Омск - Москва. И якобы перед тем они были мертвецки пьяны. Друзей отшвырнуло чудовищным ударом на десятки метров. В кармане пальто Константина Васильева нашли 0,7-литровую бутылку портвейна. Как ни странно, абсолютно целую. Говорят, что на закрытии выставки Васильеву с другом налили по полстакана портвейна. Отмечали то ли закрытие выставки, то ли день рождения комсомола. Но вряд ли с такой дозы молодой, здоровый человек будет мертвецки пьян. Делали ли пробы на алкоголь в морге, неизвестно: протоколы судебно-медицинского вскрытия, как уже сказано, давно уничтожены. И что все-таки молодые люди забыли на Лагерной? Версии Пронина и Шорникова на этот счет совпадают: друзья захотели «добавить», а в те годы спиртное после восьми вечера уже не продавалось. Геннадий Пронин предполагает, что поскольку у Поповых у станции Лагерная был садовый домик, то там могла быть бутылка; за ней и сошли друзья с электрички. Олег Шорников же склонен думать, что ребята направлялись в продуктовый магазин для железнодорожников, который на Лагерной работал до 23 часов. Так ли, нет было дело, сказать могли бы только сами Попов с Васильевым. Я же, как живший тоже в то время строгого алкогольного «от и до», могу только сказать, что ехать на Лагерную за бутылкой мне лично никогда бы не пришло в голову. В любое время ночи «пузырь» в Казани можно было найти у любого таксиста. Да и рестораны, где отпускали и «на вынос», работали допоздна. С наценкой, правда. Но Аркадий Попов только что, как говорят, вернулся из геодезической экспедиции и был при деньгах. У народной молвы версий гибели Константина Васильева существует не одна, и не две...
Однако за неимением другой убедительной версии остановимся на скором поезде Москва - Омск, пока, может быть, не объявятся очевидцы трагедии. Но даже если за непосредственную причину смерти принять нелепое ДТП, нельзя сказать, что трагический конец художника был случаен. Художника убивали. Убивали изуверски расчетливо, методично. Убивали недопущением к зрителю, на выставки, к давно заслуженной им славе, к творческому заработку, на который он мог бы жить и спокойно, а не урывками работать, не пускали на широкий творческий простор, в каком он, может быть, более всех нуждался. Убивали недопущением в творческий Союз, в Худфонд, к госзаказам. Убивали безденежьем, нищетой, тем, что драгоценное время, украденное у творчества, Мастер вынужден был тратить, малюя на стекольном заводе своего поселка агитки и лозунги. Чтобы хоть как-то прокормиться... Трагический исход был предрешен.
Так кто же убил Художника? Достоверно известно одно: когда Васильев покидал дом в свой последний день, в комнате у него уже стоял только что оконченный огромный холст. Пока еще безымянный. По давно установившейся традиции художник устраивал показы вновь написанных полотен, просил друзей высказать свое мнение о работе и предложения по названию картины.
У обреза последнего холста горит древний свиток с выведенной старославянской вязью подписью: КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ. Пламя, пожирая свиток, подобралось уже вплотную к имени художника. Но дымок, поднимающийся над всепожирающим пламенем, свивается в молодой дубовый росток. Свиток горит у ног сурового старца, написанного на фоне необъятных дремучих лесов. Над головой суровый старец держит плеть, кнутовище которой оседлал желтоглазый бессонный филин - символ мудрости.
После гибели художника друзья его, перебрав множество вариантов, остановились на названии «Человек с филином». Как бы сам Константин Васильев назвал картину, остается только гадать. Но, по сути, это и его последний провидческий автопортрет и попытка угадать грядущую судьбу России. Свою близкую смерть художник предсказал точно. Но неужели нас больше ничто уже не способно вразумить, кроме кнута?

Владимир ЛАВРИШКО.
(Из книги «Занозы памяти».)

6 мая 2012, 20:24

Константин Васильев родился в Майкопе 3 сентября 1942 года во время оккупации. Вырос в поселке Васильево под Казанью. В 1954 году газета «Комсомольская правда» поместила объявление, что Московская средняя художественная школа при Институте имени В. И. Сурикова принимает одаренных в области рисования детей. Константин Васильев был зачислен в эту школу, а в 1961 году с блеском окончил Казанское художественное училище. Мог писать в любой манере, переболел даже сюрреализмом. Художник оставил после себя около 400 картин, большая часть его творческого наследия – 82 полотна – хранилась в музее. Судьбе художника трудно позавидовать.Непризнаный и гонимый при жизни, он писал как одержимый, как будто чувствовал, что скоро уйдет. Если вдруг появлялся экстравагантный покупатель, заинтересовавшийся непризнанным гением, художник просто измерял свое творчество школьной линейкой по диагонали и брал с ошарашенного коллекционера по рублю за сантиметр. И только много лет спустя люди заметят, что картины Васильева порождают так называемый «итальянский синдром» и посетители выставок и музея будут терять сознание от безумной энергетики, которую мастер вложил в свои полотна.Его картины пользуются невероятной популярностью и оцениваются во многие миллионы долларов.За 20 лет состоялось более полусотни персональных выставок в городах России, а также в Болгарии,бывшей Югославии,Испании. "Ожидание" "Встреча"
"У чужого окна"
"Жница" "Северный орёл"
"Гадание" "Весна" "Человек с филином" , последняя работа художника написанная незадолго до гибели. Ушел Константин Васильев в 34 года, как бы подтверждая зловещую теорию о связи гениальности и неизбежной ранней смерти. Художник погиб странно, насчитали даже четыре версии его смерти: 29 октября 1976 года был избит хулиганами в пустой электричке, выброшен на ходу из поезда, был зарублен топором, был сбит поездом на станции Антропшино. Уголовное дело прокуратурой не возбуждалось, следствия не было, и обстоятельства и причины гибели Константина Васильева, наверное, так и останутся тайной. Автопортрет Музей в Москве, где хранились 82 картины художника, создавался с большой любовью поклонниками творчества Васильева. Это настоящие русские патриоты во главе с Анатолием Ивановичем Дорониным, любящие творчество Константина Васильева и преданные своему делу. Чтобы создать музей, три года обивались пороги правительства Москвы. Наконец дали в аренду разрушенный особняк, от которого осталось всего три стены. Потом, почти десять лет восстанавливали его, своими руками, на свои деньги. И вот, в 1998 году музей открылся. Но, земля в Москве - лакомый кусочек, много желающих отнять ее, на этой территории, где находится музей, планировалось построить 2 высотных здания. С 2005 года начались атаки на музей – рейдерские наезды, суды, поддельные документы, подписи… В конце концов, обманом были вывезены картины, якобы на экспертизу и не возвращены, судьба их неизвестна. В ту же ночь музей подожгли. А что еще можно было ожидать? Музеи в нашей стране почти бесправны, разве могут они постоять за себя?! Сатирик Михаил Задорнов,бывший одним из попечителей музея вот что сказал узнав о случившейся трагедии: …- Этот музей создавался с большой любовью поклонниками творчества Васильева. Это особая каста людей. И сам художник – знаковая фигура. Потому что он ведал нашу Быль, а не Историю. История всего лишь написана летописцами, людьми. А то, что было на самом деле, знают не все. Константин Васильев знал. Но сейчас торгашеское время. Константин Васильев и торгаши несовместимы, как филармония и мясокомбинат. И, конечно, этот лакомый кусочек хотели отхватить. Там земля, там ночной клуб можно построить. Мне противно даже говорить про это… Те, кто любит творчество Константина Васильева, мыслят по-старому. Они не могут и не умеют защищаться, и, конечно, у них все это отберут. Такое могло случится, только в равнодушном обществе, где правит золотой телец, нельзя забывать, что если нет духовной связи с прошлым страны, значит нет у народа и будущего. "Евпраксия" "Плач Ярославны" "Витязь" "Валькирия" "Скандинавский воин" "Вольга" В этом и есть главный смысл и задача музеев - помнить об истории и готовить людей к достойному будущему, они придают смысл существования человечеству. В прессе прошло известие, что мэр города Казани Ильсур Метшин распорядился предоставить новое здание в центре города для картинной галереи Васильева. Ильсур Метшин считает, что имя Константина Васильева должно быть одним из культурных брендов, «к которому необходимо бережно относиться и который должен быть доступным для туристов и горожан». Хочется сказать громное спасибо и низкий поклон Вам, Ильсур, хоть что-то будет спасено для потомков. В эту экспозицию войдут 96 картин художника, это те картины, что были в музеях Казани. К творчеству Васильева тянутся искренние люди с чистым сознанием, освобождённым от всех предварительных установок. Такие люди воспринимают искусство непосредственно и с первого же взгляда на картины Васильева чувствуют, что увидели что-то особенное и очень важное для них. Творчество Константина Васильева многопланово. В молодости он много экспериментировал в различных направлениях живописного модернизма, особенно – в сюрреализме и абстрактном экспрессионизме. Позже он назовёт эти свои увлечения ошибками молодости. Эти увлечение завело его в творческий тупик, после него почти 3 года он не брал в руки карандаш и кисти. К жизни Константина вернула природа и книги Достоевского, Алексея Толстого, Лескова, Гоголя и других классиков, а так же музыка Шостаковича. Классика побудила в нем чувство сопричастности к общенародной жизни. Он понял, что действительно прочную опору для своего творчества можно найти в многовековой традиции нашего народа, в созданной им великой культуре, в народных мифах, полных мудрости и героизма, в торжественной и могучей красоте природы. Поэтому, он создал так много известных работ на былинно-мифологические темы. "Русалка" "Гуси-лебеди" "Рождение Дуная" "Садко и владыка морской" "Алёша Попович и красна девица" "Бой со змеем" "Илья Муромец" "Василий Буслаев" "Вольга и Микула" Дитя войны, Константин родился в 1942 году, он много писал картин батального жанра, которые поражают своей пронзительной болью и решимостью побеждать. "Горят, горят пожары"
"Нашествие" "Прощание славянки"
"Парад в 1941" В небе над Берлином" "Маршал Жуков" Кроме того, он создал целую галерею замечательных портретов, а в пейзажной живописи, ему удалось передать суровую красоту северной природы. "Северная легенда" "Над Волгой" "Берег" "Свияжск" "Сумерки" "Излучина" "Заброшенная мельница" "Осень" "У тихой воды" "Отечество"