Наследие народных мастеров Сибири.

Наследие народных мастеров Сибири

Издавна у народов Сибири сложились традиционные художественные промыслы. Декоративное искусство коренных народов носит на себе отпечаток исторической и экономической их судьбы и уходит корнями в далекие времена.

Первопроходцев мы и сейчас считаем героями, а Сибирь с древнейших времен была заселена трудолюбивым, упорным и мудрым народом. Трудная и обильная, она была доступна только сильным и одержимым. За тысячи верст на поиски счастья и удачи шли за Каменный пояс «хожалые люди» на промыслы: кто чем – кто охотой, кто золотником, а кто и «варначил». Многие старожилы утверждают, что кто-то из их предков был сослан в Сибирь на каторгу или на поселение. В своих воспоминаниях они говорят, как в России раньше пугали Сибирью, Сибирь представлялась краем сплошных снегов, страшных морозов, непроходимых лесов, свирепых медведей, неисчислимых волков. А многие гордятся, что их предки были самоходами.

Не от хорошей жизни шли в такие глухие края самоходы (самоходам называли себя переселенцы «по своей воли») «ладить и обустраивать свое жилье–былье». В Сибирь шли сильные телом и твердые духом. «В России и молодой лежит, в Сибири и старый бежит – хочется жить». Жизнь сибиряка была в постоянной заботе о тепле и хлебе. Зима сурово спроси с нерадивого, что он делала летом. Чтобы прожить, надо труд вложить, надо быть трудолюбивым и рачительным хозяином.

«Трудно свой хлеб добывал человек». К великому сожалению, сейчас, в современных условиях цивилизации с комфортабельным жильем и широким использованием электричества, машин и техники, нами воспринимается прошлое как забавная сказка. Переселенцам же надо было приспособиться и освоить все возможное, чтобы противостоять холоду и голоду во благо жизни.

В народном изобразительном искусстве в прошлом не было самостоятельных художественных произведений — оно служило декоративным целям. Почти у всех коренных народов Сибири была распространена резьба по дереву. Резьбой украшалась посуда, деревянные предметы домашнего обихода у якутов, бурят. Кочевой и охотничий в прошлом образ жизни определил стремление к художественному оформлению охотничьей одежды и предметов охотничьего снаряжения.

Древним искусством сибиряков является резьба по мамонтовой кости.

Для старожильческого населения области ввиду ее отдаленности и слабого развития товарно-денежных отношений был характерен натуральный характер хозяйства: крестьяне сами делали сельскохозяйственные орудия – сохи, бороны, плуги и др., сколачивали телеги и сани, изготовляли конскую сбрую, гнали смолу и деготь, обрабатывали кожи, занимались слесарным, шорным и бондарным делом. Женщины-крестьянки изготовляли домашним способом одежду. И мужские и женские костюмы украшались вышивкой, аппликацией на одежде и обуви.

Аппликацией украшались и войлочные ковры. Сейчас эти народные промыслы не имеют промышленного значения, а сохранились в основном при изготовлении сувениров.
Женщины из хозяйств-старожилов сами делали для своей семьи глиняную посуду. Все это использовалось в своем хозяйстве и лишь частично шло на продажу.

Ткачество у русского населения Сибири

Многообразно проявление народного творчества в крестьянском ткачестве. Холсты разных сортов и добротности выделывали повсеместно. Современники отмечают высокое качество холста рубашечного: тонок, чрезвычайно плотен, ровен, не шероховат, на цвет белоснежен, на ощупь мягок, как шелк. Чиновники интенданства неизменно подчеркивали в своих рапортах в военное министерство превосходное качество сибирских холстов. По добротности и прочности они превосходили холсты, привозимые из других стран.

Народное творчество мастериц-рукодельниц проявилось в создании так называемых пестрядей и узорных браней с многообразным цветовым рисунком. Вытканная из окрашенной в разные цвета льняной, пеньковой или хлопчатобумажной пряжи пестрядь употреблялась на рубахи, юбки, фартуки. Особенно ценились крестьянками пестрядь, вытканная не в полоску, а в разноцветную клетку. Пестрядь из толстых цветных крученых нитей употреблялась и на половики.

У богатых крестьян весь пол устилался такими разноцветными половиками, крестьяне победнее ткали так называемые изгребные половики, для которых нити прялись из остатков льна. Яркими красками, изяществом рисунка отличались брани – скатерти узорного тканья. Нарядными были скатерти, вытканные на льняном утке бумажными нитками разных цветов, преимущественно геометрическим рисунком. Края скатертей часто украшались кистями. Излюбленными цветами народных мастеров оставались красный, синий, зеленый, коричневый всех оттенков, употреблялись желтый и лиловый. Узорчатые брани ткали из пяти – шести различных тонов, которые подбирали таким образом, чтобы не было раздражающей глаз пестроты. Чаще же всего для узорного тканья применяли два – три красочных тона.
Яркой красочностью, декоративностью о

тличались стеновые, полотенца, которые вешали около икон в «красном» углу, в округ портретов, зеркал. Переселенцами были занесены в Сибирь из Черниговской губернии рушники с красными орлами и рушники квитками, вышитые яркими цветами. Основной орнамент дополнялся изображением четырехугольников, полос, звезд. В узорах полотенец типичные украинские мотивы, способ зашивания узором значительной части предмета прослеживаются по всей Сибири, вплоть до Амура.
Кроме вышитых, народные мастерицы ткали стеновые полотенца. Эти полотенца выполнены техникой закладного ткачества из льна с шерстью. На кирпично-красном фоне искусная рука мастера расположила узор из полос различной ширины, заполненных геометрическим орнаментом.

В крестьянской вышивке ярко и тонко проявилась художественная одаренность народа. Войдя в обиход русского народа, вышивка внесла красоту в общий стиль убранства крестьянского жилища, одежды.

Пушной промысел

В истории страны пушнина (ее называли скора, "мягкая рухлядь") всегда играла важную роль. В древней Руси ею платили дань, выдавали жалованье, одаривали иностранных государей, своих и иностранных подданных. Достаточно сказать, что в 1635 г. персидский шах в качестве ответного дара получил из Москвы живых соболей в золоченых клетках. В XI--XII веках меха служили деньгами. Пушнина была валютным товаром. В обмен на нее получали из-за границы разные товары, в том числе и серебро для чеканки отечественной монеты (собственное сырье было открыто в стране только в начале XVIII в.). Немалое значение пушнина имела и для доходной части государственного бюджета. В 1640--50-х годах ее доля там составляла 20 процентов, а в 1680 г. — не менее 10 процентов. Значительна была ее роль и в экспорте России.
О значении пушного промысла в развитии Сибири XVII в. свидетельствует и сама символика ее герба из жалованной грамоты 1690 г.: два соболя, пронзенные двумя скрещивающимися стрелами и держащие в зубах "корону сибирского царства".
С пушного промысла в XVII в. началось развитие капиталистических отношений в Сибири.

Наибольшую выгоду приносила добыча соболей.

Этот зверек в больших количествах обитал в лесах Западной Сибири, а его мех обладал прекрасными качествами и неограниченным рыночным спросом. Более же ценные и дорогие виды пушных зверей (выдры, бобра и лисицы) не отличались массовостью и повсеместностью распространений. Прочая низкооцениваемая, хотя и многочисленная, пушнина (белка, горностай) также была для русского профессионального промысла убыточной.

Гончарное ремесло

Гончарство было одним из самых нужных промыслов в хозяйстве и быту русского населения Прибайкалья.

В сибирском быту этому традиционному промыслу всегда уделялось много внимания. Известно, что староверы очень ревностно относились к посуде, подразделяя ее на чистую и нечистую, на постную и скоромную («молосную»). Широкое распространение имели религиозные запреты, не разрешающие старообрядцам иметь общение с мирскими, т.е. не старообрядцами, «в ядении, шитии и любви». Для мирских (табакуров, ссыльных и людей другой веры и национальности) была своя особая посуда. Определенной формы горшки и кринки применялись знахарями в народной медицине.

Тут имелся набор горшков для «поднятия живота», для правки «сорванного пупа», для лечения при простуде (на спину в старину ставили нагретые кринки – предшественницы современных банок). Для детей изготовляли игрушки, птички-свистульки, окарины.

Широкое использование керамических изделий в хозяйстве и быту крестьян объяснялось доступностью и почти повсеместным производством их в русских селах. Но прежде всего до революции гончарное производство в значительной мере обусловливалось самим ведением сельского хозяйства, в котором значительную роль играло скотоводство. Особенно это было характерным для Восточного Забайкалья, где богатые крестьяне имели целые стада крупного рогатого скота, много овец, лошадей. Для переработки молока требовалось много посуды. Не случайно у семейских в избе целые полки отводились для хранения глиняной посуды, которая была очень разнообразна: горшки для варки щей, каши, множество кринок для отстаивания сметаны, мокитры (макотры) для розлива и кипячения молока, просто молочники, подойники, муравленые чашки и миски, латки, даже имелись керамические тарелки и рюмки.

Все они были местного производства. Учитывая недолговечность сосудов и значительное количество бывших тогда неразделенных семей, достигающих иногда от 20 до 40 чел., можно представить, сколько же требовалось этой посуды только для одной семьи. Из всего вышесказанного можем заключить, насколько важным было гончарство в быту русского населения.

Плетение

Плетение – одно из древнейших занятие человечества, появившееся на земле тысячи лет назад. Ведь у древнего человека еще не было под руками ни топора, ни ножа, ни тем более шила, однако плетение было достаточно широко распространено. Плели различные необходимые в быту изделия из всего, что попадалось под руки: из коры деревьев, из гибких ветвей, из кожи животных, позже пошли в ход веревки, пенька и многое-многое другое.
Накануне XX века плетеные бытовые предметы были в Сибири изделиями чуть ли не первой необходимости. В этот период огромной популярностью пользовались плетеные корзины, плетеная мебель, плетеные коляски для кукол и детей и многое-многое другое.

Плели изделия из тонкой окоренной лозы, а затем покрывали ее различными красителями и даже серебром и позолотой. На плетеные изделия в то время была большая мода, и пользовались ими все – от простолюдинов до особ королевского двора. Доходило до того, что отдельные элементы техники плетения имитировали в фарфоре при изготовлении ваз, а изображения корзин или отдельно плетеных полос применяли в дизайне архитектурных строений.

Большое достоинство плетеных бытовых изделий – универсальность. Их широко использовали не только в домашнем обиходе, но и в сельском хозяйстве, промышленности, торговле. При бурном развитии промышленности упаковочные корзины, сплетенные из лозы, были настолько дешевыми, что смогли вытеснить деревянные ящики. Примерно тогда же плетение переходит на промышленные рельсы.

Берестяной промысел

У каждого народа, населяющего Россию, сложились давние самобытные традиции изготовления предметов быта из местных природных материалов. Одним из исконно сбирских ремесел всегда оставался берестяной промысел.

Люди давно заметили долговечность бересты, ее способность не поддаваться гниению. Бересту подкладывали под нижний венец рубленой избы, чтобы в него не проникала сырость. Плели из бересты влагоустойчивую обувь, обшивали лодки-берестянки, делали знаменитые теперь туеса, в которых молоко и квас даже в жару оставались холодными. В Древней Руси бересту использовали как бумагу. Благодаря бересте до нас дошли редчайшие образцы древнерусской письменности, позволившие ученым заглянуть в далекое прошлое.
Предметы из бересты легко вошли и в современный интерьер; и ныне благодаря своей красоте, целесообразности и высоким художественным качествам берестяные изделия являются не только элементами быта, но и произведениями традиционного народного искусства.

Береста — это верхний слой березовой коры, заготавливаемый в мае-июне во время сокодвижения. Внутреннюю поверхность коры ошкуривают и делают лицевой стороной берестяных изделий.
Благодаря своим свойствам — прочности, гибкости, устойчивости к гниению — этот материал издавна применялся для изготовления посуды. Береста не пропускает воду, в ведерках и туесах из бересты молоко не киснет и сохраняется холодным в жаркое время года.

Народные мастера Сибири

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

2 слайд

Описание слайда:

Сибирское ковроткачество Тюменский традиционный махровый ковер – один из самых ярких и самобытных промыслов Сибири с богатой историей, уходящей корнями в глубь веков, в XVI столетие. Ручное надомное ковроткачество было широко распространено во всех уездах Тобольской губернии с XVIII в. Крупнейшим центром ковроткачества считался Тюменский уезд и поэтому ковровый промысел получил название «тюменский».

3 слайд

Описание слайда:

Махровые ковры с большим успехом представляли Тюменский край на всероссийских и международных выставках: Париж, 1900 г.; Генуя, 1913 г, Варшава 1913 г.; Брюссель, 1957 г. и.т.д., были отмечены высокими наградами. Именно тюменский ковер увековечил В.И. Суриков на знаменитой картине «Взятие снежного городка». Это ковер с длинным ворсом, с изображением на черном фоне крупного букета роз и маков, в обрамлении пышных листьев и цветочных бутонов. Сибирские ковры отличались повышенной декоративностью за счет использования черного фона и живописных цветов на нем. Черный фон ковра символизирует плодородную землю и то изобилие, которое она дарит людям. Яркие букеты напоминают о красках благодатного лета. Также сочетание черного и красного цветов на ковре символизировало могущество и богатство. В сакральном смысле такие ковры считались талисманами на удачу и процветание, а ковры, доставшиеся по наследству от предков, представляли собой мощные обереги дома.

4 слайд

Описание слайда:

5 слайд

Описание слайда:

Косторезное ремесло Тобольск – крупнейший в России центр косторезного мастерства. Уникальные работы тобольских мастеров хранятся в Эрмитаже, Русском музее, с большим успехом экспонировались на международных выставках. Первые косторезные мастерские появились в Тобольске в начале XVIII века: в 1721 году сюда были сосланы шведские офицеры, взятые в плен во время северной войны. Они занимались в Сибири разными ремеслами, в том числе токарной резьбой по кости - точеные табакерки пользовались спросом в высших кругах сибирской столицы.

6 слайд

Описание слайда:

В 1860-е годы ссыльные поляки занялись изготовлением брошей, табакерок, заколок, пресс-папье, а также распятий и образов Мадонны. К концу 1860-х годов в городе работала группа местных косторезов, а в 1874 году открылась «Сибирская мастерская изделий из мамонтовой кости С.И. Овешковой». Вслед за нею открывались и другие мастерские, самая крупная из них - «Образцовая Сибирская мастерская Ю.И. Мельгуновой» (учреждена в 1893 году). Изделия поступали в Санкт-Петербург, Москву, Казань, Киев, Нижний Новгород. К середине 1870-х годов тобольская резьба по кости практически становиться промыслом со всеми присущими ему особенностями организации производства и сбыта. Изделия тобольских косторезов прославили сибирскую столицу на весь мир и были представлены на выставках в Париже, Нью-Йорке и Брюсселе.

7 слайд

Описание слайда:

Сибирский валенок Поводов для того, чтобы заявить себя родиной сибирского валенка, у жителей города Ишима, что на юге Тюменской области, достаточно. Во-первых, во всех уважаемых энциклопедических изданиях есть ссылки на то, что валенки появились в Сибири. Оговаривается, правда, форма. Первые пимы (си­бирское название валяной обуви) катали низкими, но ведь суть валенок не в форме, а в технике изготовления (валенок - валяние). Во-вторых, первыми из валяной шерсти изготавливали предметы одежды кочевники. А где, как не на сибирских просторах кочевали тюркские племена, перегоняя многочисленные стада овец. Ар­хеологические исследования Ишимских курганов – тому подтверждение. С тех пор, как земли вдоль реки Ишим стали осваивать русские люди, они вели с аборигенами торговые и обменные отношения, перенимая друг у друга и некоторые традиции. (

Промышленная деятельность жителей Минусинского округа сводилась к переработке продуктов сельского хозяйства и ремёслам, удовлетворявшим потребности, как жителей города, так и окрестных деревень.

В Минусинском округе имели распространение смолокурение, сидка дёгтя, выжигание древесного угля, плотничество, столярничество, охота, бондарство, пчеловодство, обработка кож и меха и другие ремесла.

Любопытную, характеристику промыслов жителей Минусинского округа на 1879 год даёт Ф. Ф. Девятов, селекционер из села Курагино: « Относительно ремёсел, составляющих необходимость всякого хозяйства и домашнего обихода здешние жители настоящие энциклопедисты. Сохи, бороны, сани, телеги делает каждый сам для себя, не говоря уже о вилах, граблях и лопатах. Делают колёса, прядут верёвки, гнут дуги, сами дома строят, многие печи бьют сами, выделывают кожи на сыромять и на обувь, тоже сами, очень многие делают овчины, делают хомуты, шьют шлеи, шьют обувь. Женщины приготовляют сукно, холст, хотя и в недостаточном количестве, жена мужу шьёт шубу, кафтан, рукавицы и шапки, муж жене шьёт обувь. Кому досуг по вечерам вяжут чулки и варежки; пояски и кушаки тоже приготовляют домашним образом. Многие мужчины умеют делать деревянную посуду, а женщины горшки льют, свечи и многие варят мыло сами. Всё это делается так, один делает очень хорошо, другой похуже, третий совсем худо и всё оправдывается пословицей «Хорошим хозяином и настоящим крестьянином считается тот, кто умеет делать всё сам».

В каждой деревне и каждом селе были и есть в настоящее время свои народные умельцы, развивались и продолжают развиваться ремёсла.

В селе Лугавском, со слов старожилов, развивалось ткацкое мастерство, прядение, вязание, пчеловодство, вышивка, деревообработка, печное дело, кузнечество, бондарство, сапожничество, кузнечное дело. В настоящее время сохранились: ткацкое мастерство, прядение, вязание, вышивка, деревообработка, пчеловодство, печное дело.

Ткацкое ремесло, прядение, вязание, вышивка.

Ручное прядение известно давно. Оно было распространено среди всех народов земного шара, за исключением Крайнего Севера, где носили меховые одежды. Первыми орудиями прядильного производства были ручные гребни для расчёсывания волокон и ручные веретена для их скручивания. Волокна, приготовленные для прядения, привязывались к прялке с подставкой или прялись непосредственно с гребня. В 15 веке была изобретена самопряха с рогулькой, что позволяло одновременно скручивать и наматывать пряжу. С 18 века развивается машинное прядение. Сегодня широко известны электрические прялки. Но в нашей местности до сих пор отдаётся предпочтение обыкновенной, изготовленной своими руками, прялке. Из рассказа народной умельцы нашего села Рёвтовой Елизаветы Гавриловны, которая родилась в селе Лугавском. Любовь к ремеслу привила мать. Этим делом она занимается семьдесят лет и считает, что оно помогает сохранить ей здоровье, мы узнали о прядении: «Пряха вытягивает из пучка шерсти несколько длинных волокон, скручивает их пальцами и привязывает к веретену – к круглой деревянной палочке, которая посередине толще, а к концам тоньше. Веретено, должно быть, оттого так и называется, что его дело – вертеться и скручивать нитку. А скручивать её надо, чтобы она ровнее и прочнее была. Если её просто вытянуть из шерсти, она будет рваться. Пряха вертит веретено и наматывает на него нитку. Вот так работают на прялке. Сырьём для изготовления пряжи была конопля, лён, и шерсть.

Конопля. С коноплёй человечество познакомилось рано. По мнению специалистов, одним из косвенных доказательств тому служит охотное употребление в пищу конопляного масла. Кроме того, некоторые народы, к которым культура волокнистых растений пришла через посредство славян, заимствовали у них начало коноплю, а лён – уже позднее.

Коноплю, в отличие ото льна, убирали в два приёма. Сразу после цветения убирали мужские растения, а женские оставляли до конца августа в поле – «донашивать» маслянистые семена. Уже было сказано, что пищевое конопляное масло ценилось; по несколько более поздним сведениям, коноплю на Руси выращивали не только на волокно, но и специально на масло. Обмолачивали и стлали – мочили коноплю почти так же, как и лён, но вот мялкой не мяли, а толкли в ступе с песком. Коноплю использовали для плетения пеньковых верёвок.

Лён. Об урожаи льна гадали заранее («бельё зимой долго не сохнет – льны не хороши будут»), а самый сев, происходивший обычно во второй половине мая, сопровождался священными обрядами, призванными обеспечить добрую всхожесть и хороший рост льна. В частности, лён, как и хлеб, сеяли исключительно мужчины. Помолившись Богам, они выходили в поле ночевали и несли посевное зерно в мешках, сшитых из старых штанов. При этом сеятели старались ступать широко, раскачиваясь на каждом шагу и мотая мешком: по мнению древних, так должен был колыхаться под ветром рослый, волокнистый лён. И конечно, первым шёл всеми уважаемый, праведной жизни человек, которому Боги даровали удачливость «лёгкую руку»: чего ни коснётся, всё растёт и цветёт.

Особое внимание уделялось фазами луны: если хотели вырастить долгий, волокнистый лён, его сеяли «на молодой месяц», а если «полный в зерне» - то в полнолуние.

Когда у растений бурели головки, их выдёргивали с корнем. Чтобы отделить семена от волокнистого стебля, ещё в начале 20 века в разных местах России коробочки отрывали руками, либо топтали ногами, либо молотили теми же орудиями, что и хлеб: дубинками, цепями, вальками, «лапами» - изогнутыми тяжёлыми и очень прочными палками, вырезанными из «копани» - ствола дерева вместе с корнем.

Шерсть. Шерсть в подсобном хозяйстве наших сельчан была овечья. Считается, что овца была одомашнена несколько тысячелетий назад. Овец стригли железными пружинными ножницами. Затем перед прядением шерсть очищали от мусора и чесали железными и деревянными граблями. Шерсть использовали не только овечью, но ещё и собачью, и козью.

Далее требовалось освободить волокна от склеивающих веществ, которые придают живому стеблю упругость и прочность. Для этого лён тонким слоем раскладывали на влажном лугу и выдерживали в течение 15 – 20 дней, или опускали связками в пруд, или в специальную яму, выдутую в низине. Использовалась только стоячая вода. Затем его сушили, мяли, отделяя волокно от посторонних тканей стебля. Далее лён трепали. И наконец, чтобы хорошо рассортировать волокно и разгладить его в одном направлении для удобства прядения, лён чесали с помощью гребней. Получалось высокосортное волокно – кудель. Готовую кудель можно было прикреплять к прялке – и прясть нить.

А ещё баба Лиза рассказала нам игру «Прялица»: все ходят по кругу и поют:

Прялица, кормилица моя,

С горя выброшу на улицу тебя.

Стану прясть и попрядывать,

На беседушку поглядывать.

По беседы нет весельица,

Моя милая не сердится.

Моя милая по дорожке шла,

Черноброва барабан нашла,

Она била, барабанила,

Из – за лесу парня манила,

Из – за лесу, лесу темненька.

А во время песни в кругу парень и девушка вертятся в одну, потом в другую сторону, целуются и уступают место другой паре.

В такую игру играли во времена молодости бабы Лизы.

Нитки у нас есть, а о каком именно ремесле сейчас пойдёт речь, Вы узнаете, отгадав загадку, которую нам рассказали сельские мастерицы по вязанию: Чиркова Елена Владимировна, родившаяся 1972 года в городе Кызыле. Вязать научилась сама, спицами вяжет с шести лет, а крючком с 25 лет. Считает, что человек, занимающийся вязанием должен обладать терпением. После очерёдной красиво связанной вещи появляется азарт, и хочется вязать ещё и ещё. С ней согласна и Германчук Татьяна Геннадьевна, родившаяся в городе Минусинске и проживающая в нашем селе больше десяти лет. Вещи, изготовленные Татьяной Геннадьевной, отличает особая фантазия, индивидуальность.

Две весёлые сестрицы –

На все руки мастерицы:

Сделают из ниточки

Носки и рукавички.

Конечно, речь пойдёт о вязании. Когда появилось искусство вязания – точно не известно. Овцы были одомашнены ещё за девять тысяч лет до нашей эры. В России эти животные, а вместе с ними и искусство вязания появилось очень давно. Вязаные изделия пользовались популярностью всегда. Не вышли они из моды и сегодня. Одежда, связанная своими руками неповторима.

Многие мастерицы нашего села занимаются вышивкой.

Искусство вышивания насчитывает века. Находки археологов подтверждают, что уже в 9 – 11 веках в Древней Руси украшали золотым шитьём одежду знатных людей и предметы быта. Вышивку выполняли при помощи иглы на различных тканях нитями льна, конопли, шёлка, серебра, шерсти, золота, драгоценных камней. Русская вышивка имела свои особенности. В ней часто использовали геометрический орнамент, изображая женщин, деревьев, птиц, растительности. Русскую вышивку делят на два вида: северную и среднерусскую. Для севера характерна вышивка крестиком, вырезом, гладью. Основная особенность среднерусской вышивки - цветная перевить (мережка).

Удивительно красивые вещи вышивает крестиком ученица 10 класса нашей школы: Черкасова Наталья

Таким образом, в нашем селе в настоящее время развивается ткачество, прядение, вязание и вышивка.

Пчеловодство.

Одно из древнейших занятий человека – пчеловодство. Исследователями установлено, что в России им занимались ещё в 11 веке. Пчёл разводили славянские племена, которые жили по берегам Волги, Оки, Клязьмы. Промыслу способствовала сама природа. Окружавшие населённые пункты, леса, поймы рек, покрытые сплошным ковром дикорастущих цветов и трав, представляли собой не отнимаемую базу для мёдосбора. Люди вначале использовали мёд только для пинания, а затем и для лечения. Позже было найдено применение и воску. Оба продукта являются важнейшим сырьём для пищевой, фармацевтической и радиоэлектронной промышленности. После того, как были открыты лечебные свойства яда насекомых и найден способ его получения в чистом виде, люди стали проявлять ещё больший интерес к пчёлам. Пчёлы являются хорошими помощниками агрономов. Они главные опылители подсолнечника, клевера, гречихи, эспарцета, донника, кориандра, плодовых и овощных растений. Прибавки урожая, полученные в результате опыления медоносными пчёлами, существенно превышают стоимость прямой продукции пчеловодства. Уже по этой причине необходимое всемирно поддерживать и развивать пчеловодство. Таким образом, пчеловодство в нашем сельском хозяйстве получило ещё одно название. Оно стало одним из важнейших способов повышения урожайности сельскохозяйственных культур без применения удобрений и особого ухода за посевными посадками.

Из жизни крылатых тружениц мне рассказали наши пчеловоды: Ильина Нина Васильевна, Снеговых Нина Васильевна и Абрамова Галина Михайловна, которая родилась в 1937 году в селе Лугавском. Пчеловодством её увлёк дед. Любимым делом она занимается с 1961 года, более сорока лет. Работает для удовольствия и денег.

Медоносные пчёлы, пожалуй, единственные насекомые из живущих сообществами, которых сумел приручить человек. Крылатые труженицы обладают удивительными природно-охранным свойством. Пчёлы не уничтожают цветы и растения, не вредят им, а наоборот, способствуют их выживанию и развитию. Растения, в свою очередь, щедро одаривают пчёл пыльцой и нектаром. Природа наделила пчел грозным оружием – жалом и сильнодействующим ядом. Женщин - пчеловодов пчёлы очень успокаивают, дают силу, бодрость, лечат. По их мнению, пчёлы – это самые трудолюбивые существа. Пчёлы очень миролюбивые. Тех, кто им не угрожает, не боится их, они не трогают. По их словам пчёлы летают вокруг их, садятся на руки, лицо и ни когда не кусают. Надо знать их характер и уметь себя с ними вести. Для них это полезное дело, интересное, от этого занятия светлее на душе.

Деревообработка.

Для изготовления мебели, столярно-строительных изделий, покрытий для полов используют древесину.

Мастер по дереву мог заниматься своим ремеслом как одновременно с земледелием, так и специализируясь на нём. Главное, чтобы мастерство приносило пользу и удовольствие от работы как самому мастеру, так и людям.

В нашем селе особенно знамениты деревообработчики: Самарин Василий Иванович (родился 1951 году в селе Быстрая, мастерству обучался самостоятельно. Считает, что для этого дела необходимо трудолюбие и желание принести пользу людям. Занимается ремеслом более 15лет. Получает от своей работы удовольствие, деньги) и Попов Александр Леонидович (считает, что для работы главное – усидчивость. Занимается резьбой по дереву с детства, научился от отца. От работы он получает большое удовольствие).

Печное мастерство.

Одним из самых нужных и уважаемых мастеров старой деревни был печник, ибо без печи нет жизни в доме. Печь – источник тепла и жизни. Первоначально печи «били», т. е. на деревянный опечек устанавливали короб, по периметру частично плотно набивали густой, хорошо промешанной глиной, а затем устанавливали деревянный разборный свод – «свинью», затем, подсушив печь, её слегка начинали подтапливать, слабым огнём, чтобы она не потрескалась. Печи получались монолитными, очень прочными. Рассказывают, что, бывало, в старину разбирали ветхий дом, а затем строили новый, вокруг печи.

В 19 веке печи начали класть из кирпича. Тогда и появились настоящие, творчески работающие печники, потому что в каждой избе они по – своему складывали печь.

Печь должна была соответствовать площади дома, её высота завесила от роста хозяйки, вход в избу и планировка определяли её местоположение и т. д. Хорошая печь не дымила в избу, «тяга» должна быть такой, чтобы выходил дым, и в то же время не выдувало тепло. Печь не должна быть угарной, но должна быть жаркой и, в то же время, «экономной» в отношении дров. Кроме того, на печи делалась достаточно обширная лежанка для стариков и детей. И, конечно, хороший мастер клал красивые печи, чтобы была аккуратно украшена карнизами с гладкой обмазкой. В Сибири повсеместно печи белили, а иногда расписывали узорами.

Хороший печник работал неторопливо, степенно, аккуратно. Основным инструментом был мастерок и кельма. Хозяин от души кормил печника, оплата – по договорённости. Хороший мастер славился на район.

Так и наш печник Подлинных Анатолий Анатольевич, славится не только в нашем селе, района, но и в соседней Хакасии.

Родился мастер в 1954 году в Ермаковском районе, в селе Ново – Полтавка. Прочитал в книге о печном деле, и его это очень увлекло. Настойчивость помогла преодолеть все преграды. Занимается этим делом 45 лет.

3. Заключение.

Итак, исследовав современное состояние промыслов в селе, можно сделать вывод, что в Лугавском активно развиваются

Ткачество;

Вязание;

Пчеловодство;

Деревообработка;

Печное дело.

Моя работа не была бы такой интересной, если бы я не встретила на своём пути простых сельских тружеников, которые убедили меня ещё раз в том, что на селе живут люди, на которых держится земля Русская, что труд – источник простого человеческого счастья.

Мы, ребята Лугавской школы, встречаемся с мастерами, и они передают нам не только секрет своего мастерства, но и учат общению, беречь русские традиции:

Мы лугавские ребята,

Интересно все живём,

Про народные ремёсла

Вам частушки пропоём.

Дайте лён, дайте лён,

Дайте 49 веретён.

Стану прясть - попрядывать

На дружка поглядывать.

Шила милому кисет,

Вышла рукавица.

Посмотри, мой дорогой,

Какая мастерица.

Не стругает мой рубанок,

Не пилит моя пила,

Ко мне милка не приходи,

И работа не мила.

Моя пряха не прядёт,

Колесо не вертиться.

Что – то милый не идёт,

Видно, долго сердится.

Шила, шила сарафан –

Исколола пальчики.

А надела сарафан –

За мной гурьбою мальчики.

Мы не все частушки спели,

Знаем много их втроём.

Приходите в гости к нам,

Мы другие Вам споём.

С конца XVI в. началось систематическое заселение Зауралья русским народом и освоение им совместно с народами Сибири ее неисчерпаемых природных богатств. За «каменем», т. е. за Уралом, лежала огромная территория площадью более 10 млн кв. км. На просторах Сибири, по подсчетам Б. О. Долгих, жило примерно 236 тыс. человек нерусского населения. 1 На каждого из них приходилось в среднем более 40 кв. км площади с колебаниями от Ъ до 300 кв. км. Если учесть, что при охотничьем хозяйстве на каждого едока в умеренном поясе требуется всего 10 кв. км угодий, а при самом примитивном животноводстве у скотоводческих племен лишь 1 кв. км, то станет ясным, что коренное население Сибири к XVII в. было еще далеко от освоения всей площади этого края даже при прежнем уровне хозяйствования. Перед русским народом и коренным населением открывались огромные возможности в деле освоения еще не использованных пространств как посредством расширения прежних форм хозяйства, так и, в еще большей мере, путем его интенсификации.

Более высокие производственные навыки русского населения, уже много веков занимавшегося пашенным земледелием, стойловым животноводством и подошедшего вплотную к созданию мануфактурного производства, позволили ему внести немалый вклад в дело хозяйственного освоения природных богатств Сибири.

Одной из самых замечательных страниц истории освоения Сибири русским населением в XVII в. было создание им основ сибирского пашенного земледелия, превратившего позднее край в одну из основных житниц России. Русские, перевалив за Урал, постепенно знакомились с большими природными богатствами нового края: полноводными и рыбными реками, богатыми пушным зверем лесами, хорошими, пригодными для хлебопашества землями («дебрь плодовитая»). Вместе с тем они не нашли здесь привычных им возделанных полей. Указаниями на отсутствие хлеба, на испытываемый русскими пришельцами голод («едим траву и коренья») пестрят первые русские описания даже тех районов, где позднее заколосятся тучные нивы. 2

1 Для данного расчета используется максимальная цифра коренного населения, вычисленная Б. О. Долгих (Б. О. Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в., стр. 617). В исследовании В. М. Кабузана и С. М. Троицкого приводится значительно меньшая цифра (72 тыс. душ мужского пола - см. стр. 55, 183 данного тома).

2 Сибирские летописи, СПб., 1907, стр. 59, 60, 109, 110, 177, 178, 242.

Эти первые впечатления не были обманчивыми, несмотря на неоспоримые свидетельства наличия у части местного населения земледельческих навыков, сложившихся задолго до прихода русских. Дорусское земледелие Сибири может быть отмечено лишь для немногих мест преимущественно южной части Сибири (Минусинская котловина, речные долины Алтая, дауро-дючерское земледелие на Амуре). Некогда достигшее относительно высокого уровня, оно в силу ряда исторических причин испытало резкий упадок и фактически было разрушено задолго до прихода русских поселенцев. В других местах (нижнее течение Тавды, нижнее течение Томи, среднее течение Енисея, верхнее течение Лены) земледелие носило примитивный характер. Оно было мотыжным (за исключением земледелия тобольских татар), отличалось немногочисленным составом культур (кырлык, просо, ячмень и реже пшеница), очень малыми посевами и столь же ничтожными сборами. Поэтому земледелие повсеместно восполнялось собиранием дикорастущих съедобных растений (сарана, дикий лук, пион, кедровый орех). Но, восполненное собирательством, оно всегда было лишь вспомогательным занятием, уступая место ведущим отраслям хозяйства - скотоводству, рыболовству, охоте. Районы примитивного земледелия перемежались районами, население которых не знало земледелия совсем. Огромные массивы земли еще никогда не трогала ни кирка, ни мотыга. Естественно, что подобное земледелие не могло стать источником пищевых запасов для прибывшего русского населения. 3

Русскому земледельцу с его знанием сохи и бороны, трехпольного севооборота, применением удобрения пришлось, используя свои трудовые навыки, закладывать в этих местах по существу новое хлебопашество и развивать его в незнакомой географической среде, в окружении неизвестного неземледельческого населения, в условиях тяжелого классового гнета. Русскому крестьянину предстояло совершить героический, огромного исторического значения подвиг.

Размещение русского населения в Сибири в первое столетие определялось явлениями, мало связанными с интересами развития сельского хозяйства. Поиски драгоценной пушнины, бывшие одним из самых серьезных стимулов раннего продвижения русских в Сибирь, неизбежно вели в районы тайги, лесотундры и тундры. Стремление правительства закрепить за собою местное население как поставщика пушнины приводило к постройке городов и острогов в узловых пунктах его расселения. Этому же способствовали и гидро-географические условия. Наиболее удобный речной путь, связывавший Запад и Восток, шел по местам сближения печорской и камской речных систем с обской, а затем енисейской с ленской и пролегал в той же полосе заселения. Политическая обстановка на юге Сибири затрудняла движение в этом направлении. Таким образом, в начальный период русские появились в полосе либо совершенно недоступной для земледелия, либо малопригодной для него, и только в южной части своего расселения (лесостепь) нашли благоприятные условия. Именно в этих районах и создаются первые очаги сибирского земледелия. Первые упоминания о распашке относятся еще к XVI в. (пашни тюменских и верхотурских русских деревень по р. Туре). Придя в Сибирь с другими целями, русские обратились к земледелию в первые же годы своего продвижения на восток, так как продовольственный вопрос в Сибири сразу встал очень остро. Его пытались первоначально разрешить путем завоза хлеба из европейской Руси. Хлеб везли с собою правительственные отряды, торгово-промышленные люди, отдельные переселенцы. Но это не решало вопроса о питании постоянного русского населения Сибири. Не разрешили его и

3 В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири (XVII в.). М., 1956, стр. 34. 35.

ежегодные поставки хлеба в Сибирь. Обязанностью поставлять «сошные запасы» были обложены северорусские города с их уездами (Чердынь, Вымь-Яренская, Соль-Вычегодская, Устюг, Вятка и др.). Кроме того, дополнительно были организованы правительственные закупки хлеба в Европейской России. Подобная организация хлебоснабжения далекой окраины страдала крупным недостатком, так как поставка запасов в Сибирь обходилась необычайно дорого и занимала длительное время: провоз хлеба от Устюга до берегов Тихого океана длился 5 лет.4 При этом стоимость хлеба увеличивалась в десятки раз, а часть продовольствия по пути погибала. Стремление государства переложить эти расходы на плечи населения увеличивало феодальные повинности и вызывало сопротивление. Удовлетворить полностью спрос на хлеб подобная организация поставок не могла. Население постоянно жаловалось на нехватку хлеба и голод. Кроме того, правительство нуждалось в хлебе для обеспечения служилых людей, которым оно выдавало «хлебное жалованье».

Наказы сибирским воеводам в течение всего XVII в. наполнены указаниями о необходимости заведения государственной пашни. В то же время население распахивало землю по собственной инициативе. Этому способствовал и состав населения, прибывавшего в Сибирь. В значительной части это было трудовое крестьянство, бежавшее из центра от феодального гнета и мечтавшее о занятии привычным делом. Таким образом, в качестве начальных организаторов сибирского земледелия выступили феодальное государство, с одной стороны, и само население - с другой.

Государство стремилось завести в Сибири так называемую государеву десятинную пашню. Объявив всю сибирскую землю государевой, правительство предоставляло ее непосредственному производителю материальных благ для пользования на условии обработки за это государевой десятины. В наиболее чистом виде государева десятинная пашня выделялась особым полем, обрабатываемом государевыми крестьянами, которые получали за это землю для «собинной» пашни из расчета 4 десятины на 1 десятину казенной запашки. 5 Государево поле обрабатывалось крестьянами под непосредственным наблюдением приказчиков. В других случаях государева десятина непосредственно присоединялась к «собинным» участкам. И хотя при этом не было территориального разделения барщинного и крестьянского полей, приказчик наблюдал за обработкой только государевой десятины (обычно наиболее урожайной) и сбором с нее хлеба. Случаи обработки крестьянином только государева поля с получением «месячины» (продовольственного хлеба) в Сибири были немногочисленны. 6 Зато уже в XVII в. имели место случаи замены обработки государевой пашни (барщины) внесением хлебного оброка (натуральной рентой). Однако барщинный труд для сибирского крестьянина в течение всего XVII в. был господствующим.

Специфической особенностью Сибири явилось то обстоятельство, что феодальное государство в своем стремлении завести барщинное хозяйство столкнулось с отсутствием крестьянского населения. Использовать местное население в качестве феодально-обязанных хлебопашцев оно не смогло из-за отсутствия соответствующих производственных навыков у аборигенов. Отдельные попытки в этом направлении, предпринятые в начале XVII в. в Западной Сибири, не имели успеха и были быстро оставлены. С другой стороны, заинтересованное в получении пушнины государство стремилось сохранить охотничий характер хозяйства местного населения. Последнее должно было добывать пушнину, а производство хлеба ложилось на русских переселенцев. Но малочисленность русских стала основным препятствием в деле разрешения хлебных затруднений.

Вначале правительство пыталось преодолеть это затруднение путем насильственного переселения крестьян из Европейской России «по указу» и «по прибору», создавая тем самым одну из ранних групп сибирского крестьянства - «переведенцев». Так, в 1590 г. были направлены в Сибирь в качестве пашенных крестьян 30 семейств из Сольвычегодского уезда, в 1592 г. - крестьяне из Перми и Вятки, в 1600 г. - казанцы, лаишевцы и тетюшцы. 7 Мера эта оказалась недостаточно эффективной, а кроме того, она ослабляла платежеспособность старых уездов, обходилась дорого крестьянским мирам и вызывала поэтому протесты.

Другим источником получения рабочей силы на государеву пашню явилась ссылка. Сибирь уже в XVI в. служила местом ссылки на поселение. Часть ссыльных направлялась на пашню. Эта мера действовала в течение всего XVII и перешла в XVIII столетие. Количество ссылаемых бывало особенно значительным в периоды обострения классовой борьбы в центральной Руси. Но и этот способ обеспечения земледелия рабочей силой не дал ожидаемого эффекта. Ссыльные частично погибали во время невероятно тяжелого пути. Отметка «умерли в дороге» - нередкое явление в росписи ссыльных. Некоторые уходили в посады и гарнизоны, другая часть насильно посаженных на пашню людей, нередко не имевших достаточных навыков, сил и средств, «бродила меж двор» или бежала в поисках свободы и лучшей жизни дальше на восток, а иногда обратно на Русь.

Наиболее эффективным явилось привлечение на государеву пашню лиц, прибывших в Сибирь на свой страх и риск.

В некотором противоречии с общим строем феодального государства, прикреплявшего крестьянина к месту, правительство уже в XVI в. предлагало сибирской администрации призывать в Сибирь «охочих людей от отца сына и от брата брата и от сусед суседов». 8 Таким образом пытались одновременно и сохранить тягло на месте, и перебросить в Сибирь излишнюю рабочую силу. При этом район выселения ограничивался поморскими уездами, свободными от поместного землевладения. Затронуть интересы помещиков правительство не решалось. Правда, в то же время правительство несколько расширяет свою программу, предлагая призывать в пашенные крестьяне «из гулящих и всяких охочих вольных людей».9 В эту категорию лиц могли попадать и попадали выселенцы не из поморских уездов, а беглецы из районов помещичьего землевладения. Самовольное переселение в Сибирь тяглого и зависимого населения не могло не обратить на себя внимания правительства и землевладельцев. С начала XVII в. идут дела о сыске бежавших в Сибирь, возбуждаемых по челобитьям землевладельцев. Правительство вынуждено было принять ряд запретительных мер вплоть до сысков и возвращения беглецов.

В этом вопросе правительственная политика в течение всего XVII в. сохраняет двойственный характер. Закрепляя крестьян за помещиком и тяглом в центральных районах, правительство было заинтересовано и в прикреплении крестьян к развиваемому тяглу в Сибири. Вот почему, несмотря на ряд запретительных указов и громких сыскных дел, сибирская воеводская администрация смотрела сквозь пальцы на приход из Руси новопоселенцев. Считая их «вольными», «гулящими» людьми, она охотно верстала их в государевы пашенные крестьяне. Этот приток в Сибирь беглецов, уходивших от растущего в центре феодального гнета, пополнял сибирские деревни и определял характер их населения.

4 Там же, стр. 314.

5 Там же, стр. 417.

6 ЦГАДА, СП, кн. 2, л. 426; В. И. Ш у н к о в. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII-начале XVIII в. М., 1946, стр. 174, 175.

7 В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири..., стр. 13, 14.

8 ЦГАДА, СП, кн. 2, лл. 96, 97.

9 Там же, ф, Верхотурского уездного суда, стлб. 42.

Общий итог переселения крестьян в Сибирь к концу XVII в. оказался довольно значительным. По окладной книге Сибири 1697 г. насчитывалось свыше 11 400 крестьянских дворов с населением более чем 27 тыс. человек мужского пола. 10

Уйдя с насиженных мест, при этом часто тайком, проделав огромный и тяжелый путь, большинство беглецов приходило в Сибирь «душой и телом» и было неспособно завести самостоятельно крестьянское хозяйство. Воеводская администрация, желая организовать государеву запашку, вынуждена была прийти им в какой-то мере на помощь. Эта помощь выражалась в выдаче подмоги и ссуды. Подмога являлась безвозвратной помощью, денежной или натуральной, для устройства крестьянином собственного хозяйства. Ссуда, также денежная или натуральная, имела ту же цель, но подлежала обязательному возврату. Поэтому при выдаче ссуды оформлялась заемная кабала.

Точные размеры подмоги и ссуды установить трудно; они варьировались в зависимости от времени и места. Чем острее была потребность в рабочих руках, тем выше были подмога и ссуда; чем больше был приток переселенцев, тем меньше была подмога и ссуда; иногда ссуды не выдавались совсем. В 30-е годы в Верхотурском уезде в подмогу («чем крестьянин мог дворцом поселитца, пашню распахать и всяким заводом завестися») давали по 10 руб. деньгами на человека и сверх того по 5 четей ржи, 1 чети ячменя, 4 чети овса и пуду соли. Иногда в этом же уезде выдавали в подмогу лошадей, коров, мелкий скот. На Лене в 40-е годы подмога достигала 20 и 30 руб. деньгами и по 1 лошади на человека." Выдававшаяся наряду с подмогой ссуда была обычно меньше, а иногда равнялась ей.

Наряду с подмогой и ссудой новопоселенцу предоставлялась льгота - освобождение от несения феодальных повинностей на тот или иной срок. Правительственные указания давали местной администрации широкую возможность менять размеры подмоги, ссуды и льготы: «... а ссуду им и подмогу и льготу давать смотря по тамошнему делу и по людям и по семьям с порукою и примеряся к прежним годам». Размеры, их, очевидно, ставились также в связь с размерами налагаемой на новопоселенца государевой десятинной пашни, а последняя зависела от величины и зажиточности семьи. В XVII в. наблюдается тенденция к постепенному уменьшению подмоги и ссуды со стремлением при благоприятных условиях обойтись совсем без них. Это отнюдь не говорит о больших размерах предоставляемой помощи в начале. Наличие многочисленных крестьянских челобитных о трудности возвращения ссуды, большое число дел о ее взыскании и факт значительного недобора приказными избами ссудных денег говорят скорее об обратном. Дело в том, что цены на крестьянский «завод» (рабочий скот, ральники и пр.) были очень высоки. Во всяком случае подмога и ссуда давали возможность пришлому люду приступить к организации сперва «собинного» хозяйства, а затем, по истечении льготных лет, и к обработке государева десятинного поля. 12

Так возникали в Сибири государевы деревни, населенные государевыми пашенными крестьянами.

Одновременно шло устройство крестьянских поселений другими путями. Известную роль в этом направлении сыграли сибирские монастыри.

10 Там же, СП, кн. 1354, лл. 218-406; В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 44, 70, 86, 109, 199, 201, 218.

11 П. Н Буцинский. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Харьков, 1889, стр. 71.

12 ЦГАДА, СП, стлб. 344, ч. I, л. 187 и ел.; В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири.. ., стр. 22-29.

В течение XVII в. в Сибири возникло более трех десятков монастырей. Несмотря на то что они возникали в условиях весьма сдержанного отношения правительства к росту монастырского землевладения, все они получали земельные пожалования, земельные вклады частных лиц, кроме того, монастыря прикупали землю, а иногда просто ее захватывали. Самым значительным землевладельцем такого типа был тобольский Софийский дом, начавший получать земли уже с 1628 г. За ним следовали тридцать пять монастырей, возникших на всей территории Сибири от Верхотурья и Ирбитской слободы до Якутска и Албазина. В отличие от среднерусских монастырей они получали в свое владение земли незаселенные, «о с правом «призывать в крестьяне не с тягла и не с пашен и не крепостных людей». Пользуясь этим правом, они развернули деятельность по устройству на монастырские земли новопришлого населения на условиях аналогичных тем, которые практиковались при устройстве государевой десятинной пашни. Так же как и там, монастыри выдавали подмогу и ссуду и предоставляли льготу. Согласно порядным записям, новопришелец обязывался за это с монастырской земли «не сойти» и обрабатывать монастырскую пашню или вносить в монастырь оброк и выполнять другие монастырские «изделия». По существу дело шло о самопродаже людей в монастырскую «крепость». Таким образом, беглец из Руси и в Сибири на монастырских землях попадал в те же условия, от которых он ушел с прежних мест. Результаты деятельности сибирских монастырей по закабалению пришлого населения следует признать значительными. К началу XVIII в. за сибирскими монастырями числилось 1082 крестьянских двора. 13

Наряду с указанными двумя путями шло и самоустройство пришлого населения на землю. Часть переселенцев бродила по Сибири в поисках заработка, пробавляясь временными работами по найму. Какое-то количество людей прибывало в Сибирь для работы по добыче пушнины на промыслах, которые организовывали русские богатеи. Впоследствии мы находим их в числе государевых крестьян. Этот переход к хлебопашеству происходил либо путем официального поверстания в крестьяне и отвода воеводской администрацией участка земли для «собинной» пашни с определением размера повинностей (государева десятинная пашня или оброк), либо путем захвата земли и самовольной обработки ее. В последнем случае при очередной проверке такой хлебопашец все равно попадал в число государевых крестьян и начинал выплачивать соответствующую феодальную ренту.

Таким образом создавалось основное ядро сибирских земледельцев. Но крестьяне не были одиноки в своих земледельческих занятиях. Острая недостача хлеба в Сибири XVII в. побуждала и другие слои населения обращаться к хлебопашеству. Наряду с крестьянами землю пахали служилые и посадские люди.

Сибирский служилый человек в отличие от служилых Европейской России, как правило, не получал земельных дач. И это вполне объяснимо. Незаселенная и необрабатываемая земля не могла обеспечить служилому человеку существования и выполнения им службы. Поэтому здесь служилый человек верстался денежным и хлебным жалованьем. В зависимости от служебного положения он получал в среднем от 10 до 40 четей хлебных запасов на год. Примерно половина этого числа выдавалась овсом с расчетом на подкормку лошадей. Если считать средний состав семьи в 4 человека, то (при содержании в чети 4 пудов) на одного человека приходилось от 5 до 20 пудов ржи на год. Причем основная часть служилых людей - рядовые, получавшие наименьшие оклады, - получала на 1 едока по 5 пудов в год. Даже при аккуратной выдаче хлебного жалованья размеры ок-

13 В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 46, 47, 368-374.

лада плохо обеспечивали потребности семьи в хлебе. Практически же выдача хлебного жалованья производилась со значительными задержками и недодачами. Вот почему служилый человек в Сибири часто принимался пахать сам и вместо хлебного жалованья предпочитал получить земельный участок.

По Тобольскому разряду к 1700 г. 22% служилых людей служили не за оклад, а с пашни; в Томском уезде в это время пашню имело 40% служилых людей и т. д. 14 Естественно, что обращение служилых людей к земледелию сдерживалось и их основным занятием, и местом несения службы. Значительная часть отбывала службу в районах, непригодных для земледелия. По ведомости сибирских городов начала XVIII в. 20% всякого чина жалованных людей имели собственную запашку.

Занималось земледелием и посадское население, если места его сосредоточения находились в доступной для этого полосе. Так, даже в Тобольске, район которого в XVII в. считался малопригодным для земледелия, в 1624 г. 44.4% посадских людей имели пашню. В Томске к началу XVIII в. почти все посадское население занималось земледелием, а по Енисейскому району 30% посадских людей имели пашню. Посадские, как и служилые, поднимали пашню своими средствами. 15

Таким образом, значительная часть русского населения Сибири в XVII в. занималась земледелием, и это позволило уже тогда заложить в Сибири его прочные основы. Деятельность переселенцев проходила в суровых и новых для русского земледельца природных условиях и потребовала гигантского напряжения сил. Оттеснение русского населения в XVII в. в северные районы делало эти условия еще более трудными. Принесенные в Сибирь привычные представления сталкивались с суровой действительностью, и нередко пришелец в борьбе с природой терпел поражения. Сухие заметки воеводских и приказчичьих отписок или крестьянских челобитных, пестревшие указаниями на то, что «хлеб позяб», «была засуха», «от морозов и от камени хлеб озябает», «земля песок и трава не растет», «хлеб водою вымыло», 16 говорят о трагедиях, о жестоких ударах, наносимых природой еще неокрепшему, только что складывающемуся хозяйству. На этом трудном пути земледелец обнаружил большую настойчивость, сметливость и в конечном счете вышел победителем.

Первым шагом был выбор мест под пашню. С большой осмотрительностью русский хлебопашец определял почвенные, климатические и Другие условия. Силою воеводских изб, приказчиков и самих крестьян - людей к таким делам «злобычных» - выбирались земли «добрые», «хлеб чаять будет родитца». И наоборот, браковали земли непригодные, «хлебной пашни не чаять, земля де и среди лета вся не растаивает». 17 Выявленным пригодным землям делались описи, а иногда и чертежи. Уже в XVII в. закладывалось начало описания пригодных для земледелия территорий и делались первые попытки картографирования земледельческих угодий. 18

Если «досмотр» производился воеводской администрацией, то по ее инициативе организовывалась государева и «собинная» пашни. Сами же крестьяне, «досмотрев» добрую землю, обращались в воеводские избы с просьбой об отводе им выявленных пригодных участков.

14 Там же, стр. 50, 78.

15 Там же, стр. 51, 76, 131. (Данные о тобольском посадском земледелии предоставлены О. Н. Вилковым).

16 Там же, стр. 264; В. Н. Шерстобоев. Илимская пашня, т. I. Иркутск, 1949, стр. 338-341.

17 ЦГАДА, СП. стлб. 113, лл. 86-93.

18 Там же, кн. 1351, л. 68.

Помимо пригодности для земледелия, участок должен был обладать другим условием - быть свободным. Русские пришельцы попадали на территорию, на которой издавна обитало коренное население. После присоединения Сибири к России русское правительство, объявив всю землю государевой, признало за местным населением право на пользование этой землей. Заинтересованное в получении ясака, оно стремилось к сохранению хозяйства аборигенов и платежеспособности этого хозяйства. Поэтому правительство проводило политику сохранения за ясачными их земельных угодий. Русских людей предписывалось селить «на пустых местах, и у ясачных людей угодий не отнимать». При отводе земель обычно производились расследования, «порозжее ли то место и не ясачных ли людей». В большинстве случаев к участию в таком «обыске» привлекалось местное ясачное население - «тутошние люди». 19

В сибирских условиях это требование о сочетании земельных интересов русского и местного населения оказалось в целом осуществимым. Размещение на территории более 10 млн кв. км, помимо 236 тыс. человек местного населения, добавочно еще 11 400 крестьянских дворов не могло вызвать серьезных затруднений. Несомненно, что при слабой организованности землеустройства, а иногда и при полном отсутствии какой-либо организации его могли происходить столкновения интересов русского и коренного населения, как происходили они и среди самого русского населения. Однако эти столкновения не определяли общей картины. В основном землеустройство шло за счет свободных земель.

Такие земли подыскивались обычно вблизи рек, ручьев, чтобы «и... мельницы устроить можно», но и с условием, чтобы «водою не топило». 20 В силу того что сибирское земледелие развивалось в XVII в. в лесной или реже в лесостепной полосе, подыскивали свободные от лесных зарослей поляны (елани), чтобы освободиться или по крайней мере уменьшить необходимость трудоемкой расчистки леса под пашню. Небольшие по своему составу в XVII в. сибирские крестьянские семьи стремились избегать расчистки лесных участков, обращаясь к ней лишь в исключительных случаях.

После выбора участка наступал, быть может, наиболее тяжелый период его освоения. При первых шагах часто не было знания и не было уверенности не только в наиболее выгодных приемах земледелия, но и в самой его возможности. Широкое распространение получили пробные посевы «для опыта». Этим занимались и воеводская администрация, и крестьяне. Так, в Кетском уезде посеяли в 1640 г. «для опыту немного». Опыт оказался удачным, рожь выросла «добра». На этом основании пришли к выводу: «...пашне в Кетском остроге быть большой мошно» 21 . Заключение это было излишне оптимистическим. Большой пашни в Кетском уезде организовать так и не удалось, но возможность земледелия была доказана. Удачный опыт служил толчком к развертыванию земледелия в данной местности. Так, сын одного из таких «опытовщиков» рассказывал: «. . . отец мой, приехав из Илимска, в Нерчинской хлебной пахоте учинил опыт и хлеб сеял. . . И по тому опыту хлеб в Нерчинску родился, и на то смотря тутошние жители учали пашню разводить и хлеб сеять. . . А прежде того в Нерчинску хлеба не родилося и пахоты не было». 22 Иногда опыт давал и отрицательные результаты. Так, опытные посевы около Якутского острога в 40-х годах XVII в. привели к выводу, что «на весну долго дожжей не живет и рожь выдывает ветром»,

19 РИБ, т. II. СПб., 1875, док. № 47, ДАИ, т. VIII, № 51, IV; В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири.... стр. 64.

20 ЦГАДА, СП, стлб. 91, лл. 80, 81, стлб. 113, л. 386.

21 Там же, стлб. 113, л. 386.

22 Там же., кн. 1372. лл. 146-149.

а осенью бывают ранние заморозки и хлеб «мороз бьет». 23 Неудачный опыт, организованный воеводою, приводил к отказу от заведения государевой десятинной пашни в данном месте; неудачный опыт крестьянина Мог закончиться полным его разорением. Скупые записи - «... крестьяне те зяблые хлебы на собинных своих полях не жали, потому что ядра нисколько нет» - скрывали за собою катастрофическое положение крестьянского хозяйства на новом месте.

Таким же опытным путем решался вопрос о преимущественной пригодности для данной местности той или другой сельскохозяйственной культуры. Русский человек естественно стремился перенести в новые районы все знакомые ему культуры. В XVII в. на сибирских полях появились рожь озимая и яровая, овес, ячмень, пшеница, горох, гречиха, просо, конопля. Из овощных культур на огородах выращивали капусту, морковь, репу, лук, чеснок, огурцы. В это же время определялось и их размещение по территории Сибири и соотношение посевных площадей, занятых разными культурами. Это размещение сложилось не сразу. Оно явилось результатом осознанных и неосознанных поисков, которыми занималось русское население Сибири в течение всего рассматриваемого периода. При этом размещение не было окончательным. Последующее время внесло в него значительные коррективы. К концу XVII в. Сибирь стала преимущественно ржаной страной. На государевых полях в западных уездах сеяли рожь, овес и кое-где ячмень. Рожь стала ведущей культурой и в Енисейском, и в Илимском уездах, где наряду с ней в значительных количествах сеяли овес и в незначительных - ячмень. В Иркутском, Удинском и Нерчинском уездах рожь также заняла монопольное положение, а на Лене она сосуществовала с овсом и ячменем. На «собинных» же полях, кроме ржи, овса и ячменя, высевали и другие культуры. 24

Вместе с составом культур русский земледелец принес в Сибирь и приемы их возделывания. В центральных районах страны в это время господствовала паровая система земледелия в форме трехполья при сохранении в отдельных местах переложной и подсечной систем. Подсечная система в Сибири XVII в. не получила широкого распространения. Перелогом пользовались широко, «а выпашные худые земли сибирские пашенные люди мечют, а займуют под пашни себе новые земли, где хто обыщет». 25 При широком распространении перелог все же и для XVII в. не оказался единственной системой земледелия. Постепенное сокращение площади свободных еланных мест и трудности расчистки приводили к укорачиванию перелога и установлению паровой системы, первоначально в форме двуполья. На Илиме и Лене в таежно-горной полосе Восточной Сибири, как это хорошо показал В. Н. Шерстобоев, 26 устанавливается двуполье. Однако постепенно, как свидетельствуют жалобы, в результате того, что большая часть пашни выпахалась, вблизи слобод свободных «угодных» мест не оказалось, что и стимулировало переход к паровой системе в форме трехполья. Несомненно, в том же направлении действовала и хозяйственная традиция, занесенная с Руси. На государевых и монастырских полях Западной и Средней Сибири для XVII в. отмечается наличие трехполья иногда с унавоживанием земли. Оно может быть отмечено и для крестьянских полей. Вместе с тем господствующей системой земледелия трехполье не стало. Вот почему, очевидно, московский человек XVII в., наблюдая сибирское земледелие, констатировал, что в Сибири пашут «не против русского обычая». Однако же несомненно стремление использовать и в сибирских условиях этот обычай. 27

Наряду с полевым земледелием возникло приусадебное. В усадьбе «позади дворов» находились огороды, огородцы и коноплянники. Огороды упоминаются не только в деревнях, но и в городах.

Для возделывания земли пользовались сохой с железными сошниками. Для боронования употреблялась деревянная борона. Из другого сельскохозяйственного инвентаря постоянно упоминаются серпы, косы-горбуши, топоры. В значительной части этот инвентарь выдавался в порядке подмоги новопоряженным крестьянам или покупался ими на сибирских рынках, куда он поступал с Руси через Тобольск. Дальняя доставка делала этот инвентарь дорогим, на что постоянно жаловалось сибирское население: «... в Томском и в Енисейском, и в Кузнецком, и в Красноярском острогах одни сошники купят по 40 алтын, а косу в 20 алтын».28 Эти трудности разрешались по мере развития русского ремесла в Сибири.

Наличие рабочего скота было непременным условием существования крестьянского двора. Выдача подмоги и ссуды включала в себя выдачу средств на приобретение лошадей, если они не выдавались натурой. Обеспечение тягловой силой русского земледелия происходило довольно легко в тех районах, где оно могло опираться на коневодство местного населения. Покупали лошадей у местного населения или у южных кочевников, пригонявших скот на продажу. Сложнее обстояло дело в тех районах, где таких условий не было. В этих случаях скот перегонялся издалека и стоил дорого. В Енисейске, куда лошадей пригоняли из Томска или Красноярска, цена лошади доходила в 30-х и 40-х годах XVII в. до 20 и 30 руб. 29 С течением времени пашенная лошадь стала стоить столько же, сколько и в Европейской России, т. е. в том же Енисейске в конце века лошадь покупали уже по 2 руб. и дешевле. 30 Наряду с лошадьми упоминаются коровы и мелкий домашний скот. Трудно определить насыщенность скотом крестьянского двора в XVII в. Но уже в середине века однолошадные крестьяне считались крестьянами «молодшими», т. е. малоимущими. К «заводным», «прожиточным» относили крестьян, имевших не менее 4 лошадей. 31 Участки под покосы отводились или захватывались. Если пашня и покосы закреплялись, как правило, за крестьянским двором, то участки под выгоны обычно отводились деревне в целом. При наличии больших свободных земельных площадей пахотные поля и покосы огораживались, скот же пасся свободно.

Сибирские деревни были различны по своим размерам. В Верхотурско-Тобольском районе, где сосредоточивались основные массивы десятинных пашен и где крестьянские поселения возникли ранее, чем в других районах, уже в XVII в. существуют селения со значительным количеством дворов. Некоторые из них превращались в сельскохозяйственные центры (слободы). В них жили приказчики, наблюдавшие за работой крестьян на государевых полях, стояли государевы амбары для ссыпки хлеба. Вокруг них располагались тяготевшие к ним малодворные деревни. Количество таких деревень было велико, особенно в более восточных и позже заселяемых районах. В Енисейском уезде в конце 80-х годов XVII в. почти 30% всех деревень составляли однодворки, а в Илимском уезде в 1700 г. таковых было почти 40%. Дву- и трехдверные деревни составляли в Ени-

23 Там же, стлб. 274, лл. 188-191; В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 271-274.

24 В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 274, 282.

25 ЦГАДА, СП, стлб. 1873.

26 В. Н. Шерстобоев. Илимская пашня, т. I, стр. 307-309.

27 В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 289-294.

28 ЦГАДА, СП, стлб. 1673, л. 21 и сл.; В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 296.

29 ЦГАДА, СП, стлб. 112, л. 59.

30 Там же, кн. 103, л.375 и сл; л.407 и сл.

31 Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 298.

сейском уезде 37%, а в Илимском уезде - 39%. 32 И хотя в течение века наблюдается тенденция к разрастанию сибирской деревни, которая позднее проявится в появлении больших сел, осуществляется она медленно. Вырвать в лесистой и горнотаежной полосе у суровой природы крупные массивы пригодных земель было трудно. Поэтому и рассыпались по малым еланям однодверные и двудворные деревни. То же обстоятельство вызвало к жизни и так называемые «наезжие пашни». Вновь найденные удобные участки земли иногда находились вдали от крестьянского двора, куда для полевых работ лишь «наезжали». В течение века средние размеры обрабатываемой крестьянским двором земли обнаруживали тенденцию к падению: в начале века они достигали 5-7 десятин, а к его концу по разным уездам колебались от 1.5 до 3 десятин в поле. 33 Это падение нужно поставить в связь с тяжестью феодального гнета, легшего на плечи сибирского крестьянина. Успешно справлявшийся с суровой природой в годы льгот, подмог и ссуд, он отступал потом перед тяжестью обработки десятинной пашни и других повинностей.

Конкретные результаты земледельческого труда русского населения за XVII-начало XVIII в. сказались в ряде явлений.

Возделанные пашни появились почти на всем протяжении Сибири с запада на восток. Если в конце XVI в. русский крестьянин начал пахать на самом западе Сибири (западные притоки р. Оби), то в середине XVII в. и второй его половине русские пашни были на Лене и Амуре, а в начале XVIII в. - на Камчатке. За одно столетие русская соха пропахала борозду от Урала до Камчатки. Естественно, что эта борозда шла вдоль основного пути продвижения русских с запада на восток по знаменитой водной дороге, связавшей великие сибирские реки: Обь, Енисей, Лена, Амур (по Туре, Тоболу, Оби, Кети, Енисею с ответвлениями по Илиму на Лену и на юг к Амуру). Именно на этом пути сложились основные земледельческие очаги Сибири XVII в.

Наиболее значительным из них и старейшим был Верхотурско-Тобольский район, в котором осела основная масса земледельческого населения. В пределах 4 уездов этого района (Верхотурского, Тюменского, Туринского и Тобольского) в начале XVIII в. находилось 75% всех сибирских крестьян-дворохозяев, проживавших в 80 слободах и сотнях деревень. 34 В этом районе, быть может ранее, чем где-либо, мы наблюдаем отход крестьянского населения от основной транспортной линии в стремлении обосноваться в «угожих пашенных местах». К началу XVIII в. земледельческие поселения, тянувшиеся ранее по р. Туре (водной магистрали, связывавшей Верхотурье через Тобол с Тобольском), уходят к югу. Уже в первые десятилетия XVII в. начинают пахать по р. Нице, затем по рекам Пышме, Исети, Миасу. Деревни распространяются к югу по Тоболу, Вагаю, Ишиму. Это движение идет, несмотря на неустойчивое положение на южных границах. Набеги «воинских людей», угон скота, поджог хлеба не могут прекратить наступление пашни на юг и лишь заставляют земледельца присоединить к сохе и косе оружие. В этом ярко проявляется тенденция к превращению земледелия из явления, сопутствующего движению населения, в самостоятельный стимул миграции.

В конце века 5742 крестьянских двора возделывали в Верхотурско-Тобольском районе около 15 тыс. десятин в одном поле (из них более 12600 десятин «собинной» запашки и более 2300 десятин государевой десятинной пашни). Общая запашка по району (крестьянская, посадских и служилых людей) составляла около 27 000 десятин в одном поле.

32 Там же, стр. 103-105; В. Н. Шерстобоев. Илимская пашня, т. I, стр. 36.

33 В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 413-415.

34 Там же, стр. 36.

Очень трудно, хотя бы приблизительно, определить количество хлеба, поступавшего с этих десятин. Слабые знания об урожайности сибирских полей XVII в. (кстати сказать, очень колеблющейся) лишают нас возможности произвести точные расчеты. Можно лишь предположить, что валовой сбор по району превышал 300 тыс. четырехпудных четей. 35 Этого количества было достаточно, чтобы удовлетворить потребности в хлебе всего населения района и выделить излишки для снабжения других территорий. Не случайно проезжавший через этот район в конце века путешественник-иностранец отметил с удивлением и большое число жителей, и плодородные, хорошо обработанные почвы, и наличие большого количества хлеба. 36 А местный житель имел право сказать, что здесь «земля хлебородна, овощна и скотна». 37

Вторым по времени образования был Томско-Кузнецкий земледельческий район. Первые пашни появились сразу же вслед за основанием в 1604 г. города Томска. Район был расположен к югу от водной магистрали, шедшей по Оби и Кети на Енисей, поэтому основной поток населения шел мимо. Этим, очевидно, объясняется довольно скромный рост здесь земледельческого населения и запашки. Немногочисленные земледельческие поселения расположились вдоль р. Томи и отчасти Оби, не отступая далеко от г. Томска. Лишь небольшая группа селений образовалась в верхнем течении Томи, в районе г. Кузнецка. Всего в начале XVIII в. в районе (Томский и Кузнецкий уезды) насчитывалось 644 крестьянских семьи. Общая запашка достигала в это время 4600 десятин в одном поле, а общая величина хлебного сбора едва ли была более 51 тыс. четырехпудных четей. Тем не менее Томский уезд к концу XVII в. обходился уже своим хлебом; потребляющим уездом оставался Кузнецкий. Сдвиг земледелия к югу, к Кузнецку, здесь не означал стремления обработать плодородные земли, а лишь сопутствовал продвижению военно-служилого населения, не обеспечивая его хлебные запросы.

Значительно большими были успехи земледелия в Енисейском земледельческом районе. Расположенный на основной сибирской магистрали, он быстро превратился во второй по значению район хлебопашества. Основная масса поселений возникла по Енисею от Енисейска до Красноярска и по Верхней Тунгуске, Ангаре и Илиму. К началу XVIII в. здесь было 1918 крестьянских дворов с населением примерно в 5730 душ мужского пола. Общая крестьянская и посадская запашка по району составляла не менее 7500 десятин в одном поле. Валовой сбор хлеба был более 90 тыс. четырехпудных четей. 38 Это давало возможность прокормить население и выделить часть хлеба для отправки за пределы района. В бесхлебные или малохлебные уезды - Мангазейский, Якутский, Нерчинский - наряду с хлебом «верховых» сибирских городов (Верхотурье, Туринск, Тюмень, Тобольск) пошел и енисейский хлеб. Николай Спафарий писал в конце века: «Енисейская страна вельми хороша. . . И дал Бог изобилие всякое, хлеба много и дешев и иное всякое ж многолюдство». 39

В XVII в. было положено начало созданию двух самых восточных земледельческих районов Сибири: Ленского и Амурского. К 30-40-м годам XVII в. относятся первые попытки завести пашню в «соболином краю» - Ленском бассейне. Земледельческие селения расположились по Лене от верховьев (Бирюльская и Банзюрская слободы) и до Якутска; большая часть их находилась к югу от Киренского острога. Именно этот район стал хлебной базой огромного Якутского воеводства. Избранд Идес сообщал: «Окрестности. . . где река Лена. . . берет свое начало, и страна, орошаемая маленькой рекой Киренгой, изобилуют зерном. Вся Якутская провинция ежегодно им питается». 40 В этом утверждении есть и доля преувеличения. Несомненно, что хлеб с верховьев Лены поступал в Якутск и далее на север, но хлеб этот не удовлетворял запросов населения. В течение всего XVII в., как и позднее, хлеб в Якутское воеводство завозился из Енисейского и Верхотурско-Тобольского районов. Но значение создания Ленского земледельческого района отнюдь не определяется размерами пахотных площадей и величиной сбора хлеба. Пашенные поля появились в краю, до этого не знавшем земледелия даже в его первичных формах. Ни якутское, ни эвенкийское население не занималось земледелием. Русский человек впервые поднимал здесь землю и совершал переворот в деле использования природных богатств края. Через 40-50 лет после появления первых русских пашен в далекой Западной Сибири на р. Туре заколосились нивы на Лене. Русские сеяли не только в более благоприятных условиях верховьев Лены, но и в районе Якутска, и на среднем течении Амги. Здесь, как и в районе Заварухинской и Дубчесской слобод на Енисее, как на Оби в районе Нарыма, Тобольска, Пелыма, были заложены основы земледелия, севернее 60° северной широты.

На Амур русские земледельцы вышли после крушения дорусского дауро-дючерского земледелия. Здесь предстояло возродить хлебопашество. Уже в XVII в. были созданы его первые очаги. Движение земледелия здесь шло от Енисейска через Байкал, Забайкалье и на Амур. Пашни возникли около острогов на пути Иркутск - верховья Амура. Может быть, самым ярким моментом были успехи русского земледелия, связанные с Албазином. Возникнув не по правительственному указу, Албазин содействовал развитию русского земледелия в виде «собинных» запашек. За «собинными» пашнями последовала организация и государевых десятин. От Албазина земледелие продвигалось и далее на восток, достигнув района впадения Зеи в Амур. Земледельческие поселения отнюдь не ограничивались пашнями под стенами острогов. Небольшие «заимки», деревни и слободы были разбросаны вдоль рек иногда на очень далеком расстоянии от стен укрепленных мест. Таковы слободы Арунгинская, Удинская, Куенская и Амурская, а также деревни Панова, Андрюшкина, Игнашина, Озерная, Погадаева, Покровская, Ильинская, Шингалова по Амуру и др. Таким образом, во второй половине XVII в. было положено начало прочной традиции русского земледелия на Амуре, связывающей работу по освоению этой территории в XVII в. с амурским земледелием конца XIX и начала XX вв. Переселенческая волна докатывалась до этого удаленного района уже значительно ослабев, поэтому количественные результаты земледелия по сравнению с Верхотурско-Тобольским и Енисейским районами были невелики. Тем не менее мысли о том, что в данном районе «пашенных мест гораздо много», что места эти «подобны русским самым добрым землям», наполняют все описания района.

Стремлению освоить полнее и шире эти места, где земля «черносотыо в человеческий пояс», помимо удаленности от жизненных центров страны, мешала также сложность политической обстановки. От этой сложности страдал и русский земледелец, и коренной житель Амура. Пришлые воинские люди «у русских людей и у ясашных иноземцев ис кулем соболи вынимают и с лабазов мясо и сало говяжье и муку увозят, а их де русских людей и ясашных иноземцев побивают». Сопротивление малочисленного населения деревень и заимок пришлым воинским людям не могло быть значительным, хотя земледелец в своей привязанности к возделанной им пашне был упорен. Не раз после очередного нападения, когда «всех разорили без остатку, и домишки и крестьянский завод пограбили и всякое строение пожгли», когда люди «разбежались по лесам только душою и телом», 41 население вновь возвращалось к своим пожженным и потоптанным полям, вновь вспахивало землю и засевало в нее зерно. И все же эти события не могли не задержать земледельческого освоения района. Условия Нерчинского договора не уничтожили русского земледелия всего района в целом, и даже его наиболее восточной части (сохранилась Амурская слобода), все же они надолго задержали начавшийся в XVII в. процесс распашки земель. 42

Таким образом, русское земледелие в XVII в. захватило огромную территорию. Его северная граница шла севернее Пелыма (слобода Гаринская), пересекала Иртыш ниже впадения в него Тобола (Бронниковский погост), проходила через Обь в районе Нарыма и затем отступала на север, пересекая Енисей в месте впадения в него Подкаменной Тунгуски (Заварухинская деревня), выходила в верховья Нижней Тунгуски (Чечуйские деревни), шла вдоль Лены до Якутска и заканчивалась на р. Амге (Амгинские деревни). В первой половине XVIII в. эта северная граница русского земледелия ушла на Камчатку. Южная граница начиналась на среднем течении р. Миас (слобода Чумляцкая), пересекала Тобол южнее современного Кургана (слобода Утяцкая), через верховья Вагая (слобода Усть-Ламинская) выходила на Иртыш в районе г. Тары, пересекала Обь южнее Томи и уходила к верхнему течению Томи (Кузнецкие деревни). Енисей южная граница пересекала в районе Красноярска, а затем шла к верхнему течению р. Оки и Байкалу. За Байкалом она у Селенгинска пересекала Селенгу, шла на. Уду и затем на Амур до впадения в него Зеи.

И хотя в этих пределах сложилось лишь пять довольно разрозненных земледельческих очагов, внутри которых малодворные или однодверные деревни находились друг от друга на значительных расстояниях, основная задача хлебоснабжения была разрешена. Сибирь начала обходиться своим хлебом, отказавшись от завоза его из Европейской России. В 1685 г. с поморских городов была снята повинность поставлять в Сибирь сошные запасы. Оставалась лишь задача перераспределения хлеба внутри Сибири между производящими и потребляющими районами.

Сибирский хлеб становится предметом потребления и местного населения, правда в XVII в. еще в незначительных количествах. Это обстоятельство вместе с первыми еще единичными попытками обращения к земледелию по русскому обычаю свидетельствовало о начале крупных изменений, намечавшихся в жизни коренных народов Сибири под влиянием трудовой Деятельности русских поселенцев. Важно отметить, что обращение к земледельческой деятельности аборигенного населения шло по линии создания собственных хозяйств крестьянского типа. Привлечения коренных жителей к обработке полей в русских хозяйствах мы не наблюдаем. Земледельческих плантаций с подневольным трудом коренного населения Сибирь не знала. На государевых десятинных пашнях и крупных запашках сибирских монастырей в качестве подневольного работника выступал

35 Там же, стр. 45, 54, 56.

36 Relation du voyage de M-r I. Isbrand. . . par le Sieur Adam Brand. Ui. Ill, IV. Amsterdam, MDCXCIX.

37 PO ГПБ, Эрмитажное собр., № 237, л. 12.

38 3. Я. Бояршинова. Население Томского уезда в первой половине XV11 века. Тр. Томск, гос. унив., т. 112, сер. ист.-филолог., стр. 135; В. И. Ш у н к о в. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 73, 81, 86, 88, 109, 145, 152, 158.

39 Н Спафарий Путешествие чрез Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русскаго посланника Николая Спафария в 1675 году. Зап. РГО, отд. этногр., т. X, вып. 1, СПб., 1882, стр. 186.

40 М. П. Алексеев. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. XIII-XVII вв. 2-е изд., Иркутск, 1941, стр. 530.

41 ЦГАДА, СП, стлб. 974, ч. II, л. 129.

42 В. И. Шунков. Очерки по истории земледелия Сибири, стр. 203-206.

тот же русский переселенец. Это его руками, его трудом и потом Сибирь превращалась в хлебородный край.

Наряду с занятием земледелием русское население вложило свой труд и в развитие искони существовавших в Сибири пушных и рыбных промыслов. Хронологически эти занятия по всей вероятности предшествовали земледельческим и восходили еще к тем временам, когда русские промышленники эпизодически появлялись на территории Сибири до присоединения ее к Русскому государству. После присоединения, когда феодальное государство само организовало изъятие из Сибири пушнины путем взимания ясака, а русское купечество получало пушнину путем ее скупки, развертывалась и непосредственная добыча пушнины и рыбы русским населением. В земледельческих районах эта деятельность являлась подсобной. В северных районах, в полосе тайги, лесотундры и тундры, создавались специальные предприятия по добыче пушнины. Развитие русских промыслов стало делом частной инициативы различных слоев населения, так как феодальное государство заняло сдержанную позицию в этом вопросе из-за боязни ослабить налогоспособность местного охотничьего населения.

Действительные богатства и легендарные рассказы об изобилии сибирских лесов пушным зверем высокого качества («шерсть живого соболя по земли ся волочит») влекли промысловое население уже «опромышленного» в значительной степени европейского севера в новые районы. Первоначально таким районом была вся лесная Сибирь. Затем в связи с оседанием русского населения в доступной для земледелия полосе в этих частях количество пушного зверя уменьшилось. Развертывание земледельческих поселений и пушные промыслы уживались плохо, так как «от стука и от огня и от дыма всякий зверь выбегает». Поэтому с течением времени промысловое население уходило в северную неземледельческую полосу. В первой половине XVII в. промысловики ежегодно сотнями шли в район низовьев Оби и Енисея, позднее они стали уходить в низовья Лены и далее на восток. Часть их на долгие годы задерживалась в этих районах, часть оставалась в Сибири навсегда, иногда продолжая занятия промыслами, иногда меняя их на другие работы. Это население оседало обычно временно в северных сибирских острогах, превращая их периодически в достаточно многолюдные промысловые центры. Наиболее ярким примером была «златокипящая» Мангазея, в которой в середине XVII в. скапливалось не по одной тысяче русских людей: «... в Мангазее торговых и промышленных людей бывало много, человек по 1000 и по две и больше». 43 Большое количество промысловиков проходило также через Якутск. Так, в 1642 г. якутская таможенная изба отпустила на соболиные промыслы 839 человек. В. А. Александров 44 насчитывает в 30-40-х годах XVII в. в одном мангазейском уезде до 700 человек взрослого мужского постоянного населения, занимавшегося преимущественно промыслами.

Промысловое население шло в Сибирь из Поморья, с которым эти районы связывал древний водный путь из Руси в Зауралье, известный под названием печорского, или чрезкаменного, пути: из Устюга на Печору, с Печоры на Обь и затем по Обской и Тазовской губе на Таз и далее на восток. Оно приносило с собой свои промысловые навыки. Охота на соболя шла «русским обычаем» - при помощи кулём (ловушек) или собак и сетей (обметов). Коренное же население охотилось при помощи лука. Об этом говорит В. Д. Поярков, описывая охоту коренного населения Амура: «. . . добывают. . . де те собаки так же как и иные Сибирские и

43 С. В. Бахрушин. Мангазейская мирская община в XVII в. Научные труды, т. III, ч. 1, М., 1955, стр. 298.

44 В. А. Александров. Русское население Сибири XVII-начала XVIII в. М., 1946. стр. 218.

Ленские иноземцы, стреляют из луков, а иного промыслу, как промышляют Русские люди, с обметы и с кулемником, соболей не добывают». 45 Наиболее производительной считалась охота кулёмами.

Еще С. В. Бахрушин отметил, что по социальному составу приезжее и Сибирь промысловое население делилось на 2 группы. 46 Главная его масса формировалась из промысловиков, над которыми стояли немногочисленные, но экономически более сильные торговые люди. Те и другие шли в Сибирь по собственной инициативе в надежде найти удачу в промысле, первые - путем личного труда, вторые - путем вложения капитала Б промысловые предприятия. Некоторые предпочли заниматься промыслом на свой страх и риск в одиночку. Несмотря на всю рискованность подобного способа, кое-кто находил удачу и надолго оставался промысловиком-одиночкой. К таковым, очевидно, нужно отнести русского человека П. Коптякова, промышлявшего на Лозьве-реке, обзаведшегося собственными «путиками» и в конце концов поверставшегося в ясачные люди. Немногочисленная количественно категория русских ясачных людей, отмеченная документами XVII в., очевидно и образовывалась из таких промысловиков-одиночек.

Чаше промыслы организовывались на артельных началах. Несколько промысловиков объединялись («складывались») в одну артель на общих началах с последующим дележом добычи. С. В. Бахрушин подробно описал промысловые предприятия, организуемые капиталистами русскими торговыми людьми, вкладывавшими в них значительные средства и нанимавшими необеспеченных рядовых промысловиков. Предприниматель снабжал наемного человека (покрученика) продовольствием, одеждой и обувью, охотничьим снаряжением («промышленным заводом»), средствами передвижения. Взамен покрученик, «покрутившийся» на определенный срок, обязан был отдать предпринимателю большую часть добычи (обычно 2/з), выполнять все необходимые работы. На время покруты покрученик становился подневольным человеком. Он не имел права покинуть хозяина до истечения срока покруты и был обязан выполнять все поручения хозяина или его приказчика - что «де хозяева велят делать и он де их слушает». По показаниям самих покручеников, «их де дело невольное». 47 Ватаги покручеников в зависимости от средств предпринимателя были довольно значительны. Известны ватаги в 15, 20, 30 и 40 человек.

К сожалению, по состоянию источников выяснить общее количество промысловиков, действовавших в Сибири на тот или иной год XVII в., не удается. Во всяком случае численность промысловиков была значительно меньше численности других категорий русского населения, в первую очередь служилых людей, крестьян и посадских. Преобладание количества промысловиков над количеством служилых людей, отмеченное для Мангазеи, было явлением исключительным и не отражало общего положения в Сибири в целом.

В. А. Александров на основе тщательных сопоставлений приходит к обоснованному выводу, что ясачный сбор в годы расцвета пушного промысла во много раз уступал обшей добыче русских промысловиков. По его данным, по Мангазейскому уезду в 1640-1641 гг. промысловиками было явлено 1028 сороков соболей, в казну же поступало 282 сорока. Причем из последних только 119 сороков поступили от ясака, а 163 сорока - в качестве десятинной пошлины, взятой с промысловиков в порядке промыс-

45 ДАИ, т. III, № 12, стр. 50-57; ЦГАДА, ф. Якутской приказной избы, стлб. 43, лл. 355-362.

46 С. В. Бахрушин. Мангазейская мирская община в XVII в., стр. 300.

47 С. В. Бахрушин. Покрута на соболиных промыслах XVII в. Научные труды, т. III, ч. 1, М., 1955, стр. 198-212.

левого налога и обложения продажи мехов. Таким образом, в эти годы ясак составил не более 10% всего вывоза мехов из уезда. Аналогичные цифры приведены по 1641 -1642, 1639-1640 и другим годам. Положение несколько изменилось во второй половине века в связи с упадком промыслов. 48

Основными организаторами промысловых предприятий были крупнейшие русские купцы - гости, члены гостиной сотни. На основе этих предприятий вырастали крупнейшие для XVII в. капиталы (Ревякиных, Босых, Федотовых, Гусельниковых и др.). Владельцы этих капиталов оставались в Европейской России. В самой Сибири задерживался мелкий промысловый люд. Даже в удачные годы основная часть добычи шла в руки организаторов промыслов, отдельным же покрученикам попадала лишь незначительная часть. В «плохие» же годы, в годы промысловых неудач, покрученик, не имевший запасов и работавший из небольшой доли, попадал в тяжелое, иногда трагическое положение. Не имея возможности ни вернуться обратно в Европейскую Россию, ни перебиться до организации новой ватаги, он бродил «меж двор» и жил «по наймам» на сезонных сельскохозяйственных работах, попадая в конце концов в разряды сибирских крестьян или посадских и служилых людей.

Другим следствием деятельности русских промысловых предпринимателей было резкое «опромышление» одного промыслового района за другим. Уже в первой половине XVII в. соболь начал исчезать в Западной Сибири, к 70-м годам отмечается резкое падение соболиных промыслов на Енисее, позднее то же явление наблюдается на Лене. Резкое падение запасов соболя приняло столь угрожающий характер, что правительство уже в XVII в. начало принимать меры по ограничению охоты на него. В 1684 г. был издан указ о запрещении охоты на соболя в уездах Енисейского разряда и Якутии. В Сибири ярко проявлялась картина, типичная и для ряда других стран. Накопление капитала в одном месте приводило к истощению природных богатств в другом, за счет хищнической эксплуатации богатств которого шло это накопление. Следует лишь отметить, что в пушном промысле, как и в земледелии, эксплуатируемым непосредственным охотником был не коренной житель, а все тот же русский пришелец - покрученик. Впрочем, охотничье хозяйство коренного населения этих мест безусловно страдало от уменьшения запасов соболя. Положение смягчилось тем обстоятельством, что другие виды пушного зверя, менее ценные с точки зрения русского человека и запросов европейского рынка, не подвергались истреблению. Соотношение территории промысловых угодий и величины промыслового населения (коренного и русского) было все еще таким, что обеспечивало добычей и тех, и других. В этом, очевидно, нужно видеть причину того, что и в районе промысловой деятельности русского населения, и в районах земледельческих очагов наблюдается, как правило, рост численности коренного населения, за исключением колебаний, вызываемых чрезвычайными явлениями (эпидемии, миграции и т. д.). В этом отношении интересны подсчеты Б. О. Долгих, в частности, по Мангазейскому уезду. 49

Несколько иной характер имел рыбный промысел. Протяженность больших и малых сибирских рек грандиозна. Богатство этих рек рыбой было отмечено русским человеком при первом же знакомстве с Сибирью. Рыбный промысел существовал и раньше, являясь для части коренного населения основной отраслью хозяйства. Широко был распространен он и на непосредственных подступах к Сибири. В начале северного печорского

48 В. А. Александров. Русское население Сибири XVII-начала XVIII в., стр. 217-241.

49 Б. О. Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в., стр. 119-182.

пути находились «рыбные ловища». Здесь запасались сушеною и соленою рыбой ватаги, шедшие за Урал. Жители европейского севера, занимавшиеся рыболовством и у себя на родине, шли этими местами и несли с собою не только рыбные запасы, но и трудовые навыки. Бесхлебье Сибири в первые годы ее освоения, наличие и позднее громадных бесхлебных районов делали рыбу важным продуктом питания. Рыбный промысел развивался на всей территории Сибири, но особенно в бесхлебных районах. Наличие тонь, езовищ и заколов отмечается повсеместно. Ими владели крестьяне, посадские и служилые люди, монастыри. Правда, они редко встречаются в актах, оформляющих право владения. Иногда они подразумеваются под другими терминами. Так, в дарственных сибирским монастырям упоминаются озера, речки, угодья - несомненные места рыбной ловли. Изредка имеются и прямые указания. Например, в делопроизводстве Верхотурской приказной избы за период с 1668 по 1701 г. отмечен ряд земельных сделок, охвативших 31 объект. Среди них наряду с пахотными землями, сенными покосами, зверовыми угодьями упоминаются и рыбные ловли. Малочисленность подобных упоминаний свидетельствует, очевидно, о том, что закрепление за отдельными лицами рыболовных мест в XVII в. не получило распространения. По всей вероятности, закреплялись за отдельными лицами или деревнями те рыболовные места, где вкладывался человеческий труд (езовища, закол).

Рыбу ловили «про свой обиход» и на продажу. В первом случае всегда, а часто и во втором случае рыболовство для русского человека было дополнительным занятием. Иногда же, в силу специфических условий, оно становилось основным или единственным средством существования. Это происходило при большом спросе на рыбу. Скопление значительного количества промышленных людей, отправляющихся на промыслы, резко повышало спрос на сушеную и соленую рыбу, являвшуюся важным источником питания самих промышленников и единственным кормом для их собак. По этой причине шла крупная добыча рыбы у Тобольска, в низовьях Енисея, на среднем течении Енисея и в других местах. По данным В. А. Александрова, в 1631 г. в Мангазейской таможне было явлено 3200 пудов соленой рыбы и 871 беремя юколы, в том же году в Туруханском зимовье было зарегистрировано более 5000 пудов рыбы и 1106 беременей юколы. Промыслом занимались крестьяне, посадские и промышленные люди. Какая-то часть промышленных людей устойчиво из года в год летовала на рыбных промыслах. 50

Организация рыбного промысла напоминала организацию охотничьего, с той, однако, разницей, что в рыбном промысле одиночки были более частым явлением. Иногда рыболовы объединялись в небольшие группы на паях, приобретая в складчину карбас и невод. Источники отмечают и значительные рыболовные экспедиции, организуемые капиталистыми людьми, нанимавшими покручеников. Как и на соболиных промыслах, покрута на рыбных превращала нанявшегося в зависимого человека, обязанного своего хозяина «ни в чем не ослушаться».

Орудиями лова были невода («седла неводные», «бредни»), иногда очень больших размеров - до 100 и более саженей, мережи и пущальницы. Упоминание о существовании особых пущальниц местного происхождения свидетельствует, что обычно орудия лова делались «по русскому обычаю».

Таким образом, развитие русского рыбного промысла дало серьезную Добавочную продовольственную базу, имеющую особо важное значение в северных бесхлебных районах. В отличие от пушного промысла рыбный

50 В. А. Александров. Русское население Сибири XVII-начала XVIII в., стр. 222.

промысел не привел в XVII в. к оскудению рыбных запасов. Жалоб на исчезновение рыбы до нас не дошло. Русский рыбный промысел не создавал угрозы давнему рыболовству местного населения. Как и охотничий, он внес в Сибирь некоторые элементы нового, не известные ранее коренному населению. Основной рабочей силой в нем был также подневольный русский человек.

Искусство каждой эпохи и страны теснейшим образом связано с историческими условиями, особенностями и уровнем развития того или иного народа. Оно обусловлено политико-экономическими, религиозно-философскими учениями и отражает насущные проблемы жизни общества. В то же время искусство живёт и развивается по своим собственным законам, решает свои, художественные, задачи. И мы, научившись ценить и понимать это особое содержание народного искусства, стали наследниками того духовного богатства, которое хранит для нас художественная культура человечества.

Во многих районах нашей страны наряду с высочайшим уровнем техники и промышленности сохранилось традиционное, основанное на ручном труде и пришедшее от дедов и прадедов народное декоративно-прикладное искусство и художественные промыслы.

В искусстве художественных промыслов, созданном многими поколениями талантливых мастеров и художников, раскрывается художественный талант народа; в творчестве народных мастеров находит проявление соединение труда и красоты. В художественных промыслах сохраняются и продолжают развитие замечательные традиции народного декоративного бытового искусства. Не случайно народное искусство называют неиссякаемым источником прекрасного. В наш век технического прогресса искусство народных художественных промыслов с его ярко выраженной национальной спецификой определяет многообразие и вклад каждого народа в общую сокровищницу искусства страны. Изделия русских народных художественных промыслов несут в массы эстетические идеалы народа, его демократическое отношение к действительности и высокую культуру художественного освоения материалов, достижения которой - результат опыта, труда и изобретательности многих поколений талантливых русских мастеров.

Народные художественные промыслы занимают видное место в декоративно-прикладном искусстве Сибири.

В докладе речь пойдет о таком виде народного творчества, как вышивка.

Ручная вышивка всегда ценилась очень высоко, особенно в наше время, когда техника и искусственные технологии почти полностью заменили ручной труд. На сегодняшний день многие люди увлечены этим хобби. Не только как занятием для души, но и на продажу - в городах открываются мастерские, где можно заказать любую вышитую картину(вышивают нитками, бисером, лентами и т.д.). В Интернете многие сайты по рукоделию также предлагают такую услугу. И это стало неплохим бизнесом. В музеях и галереях стали проходить выставки по вышивке. Это значит, что вышивка мода на вышивку возвращается к нам из тех далеких веков, когда почти каждая девушка умела вышивать, и занятие вышивкой было ежедневным времяпрепровождением. Сейчас этим интересным хобби занимаются многие люди (интересно то, что увлекаются вышивкой люди совершенно разного возраста. Не только девушки, молодые и пожилые женщины (как это было раньше), но мужчины!