Лев Николаевич Толстой был сторонником естественного человека, живущего в тесном единстве с природным миром, не искалеченного городской сутолокой и верного своему изначальному естеству. Надо быть ближе к природе. Вредно любое излишество, придуманное цивилизацией. Такова отправная посылка знаменитой толстовской теории "трудовой жизни".
Фото из фондов Музея Л.Н.Толстого
Толстой был согласен с теми докторами, которые полагали, что новые лекарства отучают организм бороться с самими болезнями. В молодости граф Толстой отдал дань чревоугодию, перееданию, курению и спиртным возлияниям. Для того, чтобы сберечь свою нравственную и физическую силу, необходима постоянная деятельность - его отказ от вредных привычек носил принципиальный характер. Вторую половину своего долгого земного пути Толстой жил по строгому режиму, привычку к которому вырабатывал в себе самовоспитанием.
Свой день Толстой делил на четыре части, называя их "мои четыре упряжки". Первые три приходились на утреннее время, а день Толстого начинался рано, не позднее 5 часов утра.
Первую часть дня он посвящал физическим упражнениям и зарядке. Его зарядка больше напоминала тренировку спортсмена и продолжалась не менее часа. В хамовническом доме-музее до сих пор хранятся гантели, с которыми он совершал утренние упражнения. В дневнике, датированном октябрем 1910 года, когда до смерти оставалось всего две недели, Толстым сделана такая запись: "Делал несвойственную годам гимнастику и повалил на себя шкап. То-то дурень".
Могучая сила не убывала в нем до последних дней. Зарядку сменяла прогулка, неизменная в любое время года: пешая, когда расстояние в пять-шесть километров покрывалось быстрыми толстовскими шагами или верхом на лошади. Толстой считал, что верховая езда поддерживала его здоровье и снимала напряжение умственных занятий.
Фото РИА Новости
Чуть позже можно было видеть Льва Николаевича, летящего на велосипеде. Велосипед был подарен Толстому, когда ему уже было 67 лет. С учениками яснополянской школы он любил такую игру: дети наваливались на него, цеплялись за руки и ноги, и Толстой поднимал всю эту пирамиду. Зимой Лев Николаевич часто бегал с гурьбой раскрасневшихся мальчишек, увлеченно играя в снежки, устраивая массовые снежные баталии. Утро продолжал полезный физический труд.
Толстой был убежден, что труд - самая важная нравственная обязанность каждого человека. В течение двадцати зим, которые он жил в московских Хамовниках, Толстой сам убирал свои комнаты. В доме стояла спиртовка, на которой Лев Николаевич сам варил себе ячменный кофе, иногда - овсяную кашу - неизменный завтрак после прогулки. Затем пилил и колол дрова, раскладывая их около десяти печей, привозил воду на день.
Фото РИА Новости
Полезный физический труд сменялся трудом творческим. Третья часть утра была посвящена умственной работе. Толстой писал. В это время в доме соблюдалась полная тишина. Любой звук "тормозил" работу, а Толстой любил все делать быстро. Во время работы тревожить писателя не позволялось никому. Исключительное право зайти в кабинет имела только Софья Андреевна.
Четвертая, не менее важная часть дня - общение с людьми. В Хамовники, в Ясную Поляну, в дома друзей, где гостил Лев Николаевич, к вечеру приходили люди.
Последние двадцать пять лет своей жизни Толстой был убежденным вегетарианцем, но не строгим. Он исключил из своего рациона мясо и рыбу, но ел сливочное масло, пил молоко, очень любил яйца и кефир. Когда-то в молодые годы Толстой часто захаживал в роскошные съестные лавки, с удовольствием отведывал мясные блюда, обожал рыбу.
Фото - Карл Булла
Позже, поборов свою страсть к кулинарным изыскам, он называл гастроном Елисеева на Тверской улице "храмом обжорства" и осуждал тех, кто много думает о еде и делает ее смыслом жизни. В вопросах питания Толстому приходилось преодолевать себя. Ему было невероятно сложно ограничивать себя в еде. Его здоровый организм и образ жизни, сопровождавшийся огромной затратой умственных и физических сил, поддерживали неизменно отличный аппетит. Переедание он мог побороть только при бдительном и беспощадном самоконтроле. В его дневниках немало таких записей: "Ел лишнее - стыдно", "Не удержался от второй порции щей - пеняю на себя".
Самым любимым блюдом Толстого была овсянка. Она ему никогда не приедалась. Чаще всего в овсянку он вбивал яйцо и взбивал кашу ложкой. Обожал щи из квашеной капусты с грибами и зеленью, заправленные постным маслом. Щи он ел с ломтем ржаного хлеба.
Толстой освоил все основные виды спорта. Причем в каждом из них преуспел. Он был замечательным спортсменом: отлично плавал, блестяще ездил верхом, с молодых лет владел виртуозной джигитовкой. В круг его интересов входили велоспорт, гимнастика и, конечно, шахматы. Эта игра, обожаемая Толстым, по его мнению, тренировала память, ум, смекалку и выдержку. Хотя как раз в шахматы Толстой нередко проигрывал, так как был нетерпелив и стремителен, придерживался наступательного стиля игры. Его партии до сих пор публикуются в шахматных журналах мира.
Когда Толстой заболевал, то полностью отказывался от еды. Запись из дневника: "Знобило. Полтора дня не ел. Стало легче".
Лишь позже медицина доказала, что голодание действительно помогает больному поправиться. Кстати, спустя десятилетия ученые объяснили благотворное влияние овсянки, которая никогда не надоедала Толстому, на работу печени. А ведь у Толстого печень была нездорова. Он, конечно, не знал этих фактов, но его интуиция подсказывала верные средства.
К слову, о толстовской интуиции. Не только простым читателям, но и профессиональным медикам трудно поверить, что Толстой не имел медицинского образования. До мельчайших деталей точны описания болезней героев его произведений. И хотя диагнозы не названы, но ясно, что Иван Ильич умирал от рака, а старого князя Болконского разбил инсульт.
Но врачом Толстой не был, серьезного опыта собственных болезней тоже не имел, потому что был весьма здоровым человеком. Однако фрагменты его книг могут быть учебными иллюстрациями к истории болезни. Таковы художественная сила и интуиция Толстого-писателя.
Бросив университет, Л.Н. Толстой с весны 1847 года поселился в Ясной Поляне…
«Замыслы молодого Толстого в части самообразования поражают своей грандиозностью. Его не удовлетворяют занятия в Казанском университете, и, решив далее учиться самостоятельно, Толстой разрабатывает в дневнике программу, которую намерен осуществить за два года. Он предполагает:
«1) Изучить весь курс юридических наук, нужных для окончательного экзамена в университете.
2) Изучить практическую медицину и часть теоретической.
3) Изучить языки: французский, русский, немецкий, английский, итальянский и латинский.
4) Изучить сельское хозяйство, как теоретическое, так и практическое.
5) Изучить историю, географию и статистику.
6) Изучить математику, гимназический курс.
7) Написать диссертацию.
8) Достигнуть средней степени совершенства в музыке и живописи».
Первое, чему научился (или с рождения умел?) Толстой, - это говорить себе правду без утайки. Он преследует в самом себе любой оттенок фальши, всякий намёк на неискренность, потому что без этого условия - откровенности с собой самим - нечего и думать о том, чтобы стать лучше. Он не добился ещё крупных успехов в самосовершенствовании, когда сделал на страницах дневника важное открытие: «Легче написать десять томов философии, чем приложить какое-нибудь одно начало к практике».
После записей 1847 года дневник почти на три года обрывается, чтобы возродиться лишь в 1850 году. Вспоминая потом эти три года, Толстой с огорчением называл их беспутными: юношу закрутил водоворот светской и богемной жизни - балы и журфиксы, вино, карты, цыгане. Всё было внове, но душе нельзя было защититься от того, в чём чудилась блаженная погибель. В эти годы Толстой как бы забыл правила дневника... Толстой возвращается к дневнику в 23 года, когда, как ему кажется, он уже «перебесился и постарел», перестал конфузиться на балах, «стал уже слишком холоден» и порастерял веру в то, что, сочинив и записав правило поведения, ты наполовину его исполнил.
«Большой переворот сделался во мне в это время, - пишет Толстой 8 декабря 1850 года... - Перестал я делать испанские замки и планы, для исполнения которых недостанет никаких сил человеческих». Он не надеется больше «одним своим рассудком дойти до чего-либо» и кажется самому себе основательно помудревшим, хотя способен ещё часа два проторчать перед зеркалом, огорчаясь, что у него «левый ус хуже правого».
Если невозможно одним рассудком, логикой призвать в свою жизнь идеал, осмысленную добродетель, то, может быть, легче бороться с уклонениями от добра? - размышляет автор дневника. А бороться есть с чем. Похоже, что в ранней юности Толстому сильно вредит бесхарактерность. Во всяком случае, именно в этом недостатке он постоянно упрекает себя. И тут автор дневника даёт нам первый урок.
Великая жизнь в глазах потомства - всегда неоспоримый и блистательный результат. Но на жизнь Толстого благодаря дневнику мы можем взглянуть как на становление, процесс.
Мы увидим, как молодой человек, воспитанный хоть и без родителей, но в изнеживающей среде тётушек и мамушек и не обладавший от природы стальной волей, побеждает лень и инерцию. Характер - необходимая часть таланта. Сколько гениев погибло в безвестности из-за отсутствия воли в осуществлении себя. Толстой не погиб, потому что свою слабость обратил в силу, сделал её предметом исследования и, воспитывая себя, изучал человека вообще.
Для молодого Толстого упрямое преследование своих слабостей становится почти манией. И если он опасался, что природой не было ему дано сильного характера, то непрестанной моральной штудировкой он его вылепил, выделал из себя. Движение к добродетельной цели, как понимает теперь автор дневника, неотделимо от самосовершенствования, а совершенствование невозможно без самой крепкой узды воли. Главное же, не следует жалеть себя, успокаивать, ласкать свое самолюбие, как свойственно многим людям. Юноша Толстой себя не щадит: «Один из главных и более всего неприятных для меня моих пороков есть ложь. Побудительная причина большей частью - хвастовство, желание выказать себя с выгодной точки. Поэтому... даю себе правило: как только почувствую щекотание самолюбия, предшествующее желанию рассказать что-нибудь о себе, одумайся. Молчи и помни, что никакая выдумка не даст тебе в глазах других больше веса, как истина, которая для всех имеет обязательный и убедительный характер». Разглядывая себя как бы со стороны. Толстой не решается отказать себе лишь в двух добрых качествах - уме и честности (он лишен ханжества и оттого говорит об этом спокойно). Зато в остальном он даёт себе в дневнике самые уничтожающие характеристики:
«Я невоздержан, нерешителен, непостоянен, глупо тщеславен и пылок, как все бесхарактерные люди. Я не храбр. Я неаккуратен в жизни и так ленив, что праздность сделалась для меня почти неодолимой привычкой».
Мы готовы рассердиться: зачем он так разочаровывает нас в себе? И правда, у Толстого такое желание быть искренним до донышка, не покривить душою и в малом, такая боязнь быть заподозренным (кем? самим собою?) в фальши, что, направляя в эту сторону все напряжение совести и стремительный бег пера, он склонен и к самооговорам».
Лакшин В.Я., Пять великих имён: статьи, исследования, эссе, М., «Современник», 1988 г., с. 305-307.
Ближе к старости:
«Возвращение к регулярным поденным записям в 1881 году имеет, однако, другой, чем прежде, смысл и интерес. Со страниц дневника исчезают на время тонкие самоанализы, художественные наблюдения и заготовки. Стушевываются лица светских и литературных знакомых Толстого. Зато страницы дневника заполняются пёстрой и шумной гурьбой народа, прежде здесь никогда не бывавшего: погорельцы, крестьянские вдовы, одоевские плотники, яснополянские мужики. Что ни день, Толстой выходит на большую пыльную дорогу за усадьбой, заговаривает с женщинами, возвращающимися с подёнки, пешими странниками и богомольцами, мужиками, бьющими камень на шоссе. Идет самая горячая пора перестройки всего его мировоззрения, окончательный разрыв с традициями барства.
«У нас обед огромный с шампанским, Тани наряжены, - записывает он с горечью 28 июня 1881 года. - Пояса пятирублевые на всех детях. Обедают, а уже телега едет на пикник промежду мужицких телег, везущих измученный работой народ».
Толстого нещадно печёт стыд этой жизни, и в дневнике возникают саркастические замыслы написать, например, книгу «Жраньё»: «Валтасаров пир, архиереи, цари, трактиры. Свиданья, прощанья, юбилеи. Люди думают, что заняты разными важными делами, они заняты только жраньём». Толстой почти физически страдает от того, что сам вынужден жить обеспеченной жизнью усадебного барина. Чтобы стать ближе к крестьянам, он занимается простым трудом: косит, пашет, шьёт сапоги, и всем этим новым его увлечениям тоже отданы строки дневника.
В последние два десятилетия жизни дневник Толстого подробен, как никогда. Выйдя из самой острой полосы своего кризиса, Толстой уже не избегает тем литературных и житейских, отмечает встречи с самыми разными людьми и прочитанные им книги, купанье в речке Воронке или прогулку в лес по грибы. В нём и в старости не иссякает молодая, острая жадность к жизни. В 67 лет он учится кататься на велосипеде, в 72 года находит удовольствие бегать на коньках по замерзшему пруду, на 82-м году жизни ещё ездит верхом на лошади и, выйдя за околицу Ясной Поляны, на шоссе, с любопытством наблюдает один из первых в России автопробегов».
Лакшин В.Я., Пять великих имён: статьи, исследования, эссе, М., «Современник», 1988 г., с. 315-316.
Лев Николаевич Толстой родился в селе Ясная Поляна, ныне Щекинского района Тульской области в 1828 году в графской семье. Первоначальное образование получил дома. В период с 1844 по 1847 учился в Казанском университете, но не закончил курса. В 1851 отправился на Кавказ в станицу Старогладковскую - к месту военной службы старшего брата. В участвует в военных действиях (сначала в качестве волонтера, а затем арт. офицера), а в 1854 году отправляется в Дунайскую армию. Вскоре после начала Крымской войны его по личной просьбе переводят в Севастополь (в осажденном городе он сражается на знаменитом 4-ом бастионе). Армейский быт и эпизоды войны дали Толстому обширный материал для создания произведений на военную тематику. В 1855 Толстой приехал в Петербург, где сблизился с сотрудниками «Современника». Годы ознаменованы попытками Толстого найти себя в незнакомой литературной среде, освоиться в кругу профессионалов, утвердить свою творческую позицию; это и пора поисков, проб, ошибок, творческих экспериментов. Неудовлетворенный своим творчеством, разочарованный в светских и литературных кругах, Толстой на рубеже 60-х решил оставить литературу и обосноваться в деревне. В он много сил отдает основанной им в Ясной Поляне школе для крестьянских детей, изучает постановку педагогического дела в России и за границей, для этих целей он совершает путешествие в В 1862 Толстой издает педагогический журнал «Ясная Поляна».
В 1862 Толстой женится на Софье Андреевне Берс и начинает жить патриархально и уединенно в своей усадьбе как глава большой и все увеличивающейся семьи. В годы крестьянской реформы Толстой исполняет обязанности мирового посредника Крапивенского уезда, разрешая тяжбы помещиков с крестьянами, как правило, пользу последних. В его мировоззрении в эту пору причудливо соединяются верность духу старой родовой аристократии, далекой от двора и живущей понятиями сословной чести, и демократические устремления. 60-е годы - пора расцвета художественного гения Толстого. В 1863 начата публикация романа-эпопеи «Война и мир». В начале 70-х писателя снова захватывают педагогические интересы. Он пишет «Азбуку» и «Новую азбуку» и на время возвращается к преподаванию в яснополянской школе. Однако вскоре начинают проявляться симптомы душевного кризиса. При слабой власти над Толстым традиционной церковной веры, с юных лет подтачиваемой в нем септическим анализом, грозила рухнуть и его надежда на личное бессмертие. Острое ощущение симптомов социального перелома в 70-е годы, связанных с переходом России на буржуазный путь развития, усиливало кризис нравственно-философского мировоззрения Толстого. В 80-е годы он заметно охладевает к художественной работе и даже осуждает как барскую «забаву» свои прежние романы и повести. Он увлекается простым физическим трудом, пашет, шьет себе сапоги, переходит на вегетарианскую пищу.
Пытаясь привести свой образ жизни в согласие с убеждениями и тяготясь бытом помещичьей усадьбы, 28 октября (10 ноября) 1910 года Толстой тайно ушел из Ясной Поляны, по дороге простудился и скончался на станции Астапово. Творчество Толстого ознаменовало новый этап в развитии русского и мирового реализма, перебросило мост между традициями классического романа XIX века и литературой XX. В то же время растет его недовольство привычным образом жизни близких, Толстой начинает проявлять серьезный интерес к драматическим жанрам. В 90-е годы Толстой пытается обосновать свои взгляды на искусство. Искусство содержательное, посвященное высоким нравственно-религиозным целям, Толстой противопоставляет искусству упадочному, декадентскому. Последние годы жизни Толстой провел в Ясной Поляне в непрестанных душевных страданиях, в атмосфере интриг и раздоров между толстовцами, с одной стороны, и с С.А.Толстой - с другой.
A) Постарайся полюбить того, кого ты не любил, кто обидел тебя. И если это удастся тебе сделать, то тебе сейчас же станет хорошо и радостно на душе. Как свет ярче светит после темноты, так и на душе бывает особенно хорошо, когда вместо злобы и досады почувствуешь любовь к тому, кого не любил и кто обидел тебя. б) Мы все знаем, что живем не так, как надо и как могли бы жить. И потому всегда надо помнить, что жизнь наша может и должна быть лучше. Помнить это надо не затем, чтобы осуждать жизнь других людей и свою, не исправляя ее, а затем, чтобы стараться с каждым днем и часом становиться хоть немного лучше, исправляя себя. В этом самое главное и самое радостное дело в жизни. в) Бывает неприятно, когда тебя хвалят за то, чего ты не сделал, и так же неприятно, когда бранят за то, чего ты не заслужил. Но можно и в напрасной похвале и в напрасной брани найти пользу. Если ты не сделал доброго дела и тебя хвалят за него, постарайся сделать то, за что тебя хвалят. А если тебя бранят за то, чего ты не сделал, то постарайся вперед не делать того, за что тебя бранят.
Д) Для того, чтобы не делать злых дел, надо удерживаться не только от самых дел, но и от злых разговоров. Для того же, чтобы удерживаться от злых дел и разговоров, надо научиться удерживаться от злых мыслей. Когда один думаешь сам с собой и придут недобрые мысли обсуждаешь кого-нибудь, сердишься, вспомни, что нехорошо так думать, остановись и старайся думать о другом. Только тогда будешь в силах воздерживаться от злых дел, когда научишься воздерживаться от злых мыслей. Корень злых дел в дурных мыслях.
Л. Н. Толстой создал свою теорию гуманистического воспитания, стержнем которой является учение о непрерывном нравственном самосовершенствовании человека в течение всей его жизни. Он признавал только то образование, которое опирается на собственный опыт ученика и исходит из реальной жизни, а не только готовит его к будущей. Главная составляющая сущности человека его духовное начало, изначально заложенное в нем как бы в «свернутом виде». Педагогический процесс должен оказать помощь человеку в его открытии и реализации в жизни. Возможность созидания человеком своей личности зависит от глубины постижения им своей духовно-нравственной сущности. Образование выступает как основной фактор развития культуры, гуманизации и гармонизации жизни. Отсюда следует трактовка регулятивной функции образования в приобщении людей к ценностям «истинной» жизни, к реализации универсального смысла своего бытия. Л. Н. Толстому принадлежит разработка теоретических и практических основ свободного обучения и воспитания. В мире, по его убеждению, все органично взаимосвязано и человеку необходимо осознавать самого себя равнозначной частью мира, где «все связано со всем», и где человек может обрести себя только реализовав свой духовно-нравственный потенциал.
Известно, что Л. Н. Толстой был религиозен. Он не был сторонником официальной религии, проповедовал любовь к Богу «внутри себя» (даже был отлучен от официальной церкви). Религиозно- мистические настроения наложили отпечаток на характер его мировоззрения. Особенно ярко сказалось влияние религиозности Толстого в сформулированной им этической философии всеобщей любви, всепрощения, «непротивления злу насилием». Этическая философия Л. Н. Толстого заводила его так далеко, что великий моралист временами примирялся с самыми гнусными явлениями социально-политической жизни. Лев Николаевич решал и основной вопрос философии о соотношении бытия и сознания: «Вещественный мир, со включением моего тела, своими пятью чувствами познающее его, есть произведение этого сознания. Не будь сознания, не будет мира. Уничтожается сознание уничтожается мир».
Она возбуждала в нем жалость не только к угнетаемым, но и к угнетателям (жалость была различна: угнетаемых он жалел за то, что они находятся в бедственном положении, угнетателей за то, что они не испытывают счастья делать добро, теряют человеческий облик). Эволюция взглядов Л. Н. Толстого прослеживается при поэтапном рассмотрении его педагогической деятельности. Первый период деятельности (). В 1849 г. Л. Н.Толстой (ему в то время был 21 год) начинает заниматься с крестьянскими детьми в Яснополянском имении. Но это были случайные уроки, заключавшиеся в основном в том, что он обучал некоторых крестьянских детей грамоте, а чаще всего принимал участие в детских играх. В 1851 г. он уезжает с братом на Кавказ, затем в Севастополь, принимает участие в обороне Севастополя. В 1857 г. (затем во второй раз в 1861) Л. Н.Толстой совершает заграничное путешествие в Германию, Францию, Швейцарию. Как человек любознательный, он интересуется всеми сторонами жизни в этих странах и, в частности, постановкой дела воспитания и образования. Заграничные путешествия позволили ему изучить состояние народного образования в ряде стран Западной Европы и сравнить с Россией. Особенно внимательно он изучал школьное дело в Германии, так как считал, что немецкие педагогики сыграли большую роль в развитии европейской школы. Однако посещение немецких школ вызвано у Л. Н. Толстого чувство возмущения и горечи. Он делает в эти дни записи в дневнике: «Был в школе. Ужасно. Молитва за короля, побои, все наизусть, испуганные, изуродованные дети».
«Стоит взглянуть, писал Л. Н. Толстой, на одного и того же ребенка дома, на улице или в школе: то вы видите жизнерадостное любознательное существо, с улыбкой в глазах и на устах, во всем ищущее поучения, как радости, ясно и часто сильно выражающее свои мысли своим языком, то вы видите измученное сжавшееся существо с выражением усталости, страха и скуки, повторяющее одними губами чужие слова на чужом языке, существо, которого душа, как улитка, спряталась в свой домик. Стоит взглянуть на эти два состояния, чтобы решить, которое из 2-х более выгодно для развития ребенка». Л. Н. Толстой мечтает о школе, в которой были бы созданы все возможности по развитию способностей ребенка. Он уверен, что это невозможно при воспитании, обучении, основанных на насилии и принуждении ребенка. Лев Николаевич высказывает мысль о том, что развитие ребенка происходит не столько в школах путем принудительного обучения, сколько его развивает и воспитывает сама жизнь, окружающая среда. Следовательно, воспитатель не может проходить мимо всех этих влияний, он обязан учитывать их. Эта мысль Л. Н. Толстого прогрессивна и ценна, однако некоторая переоценка роли среды в формировании личности приводит его к крайности выводу о том, что образование народа идет своим, независимым от школ путем. Возвращается писатель из-за границы твердо убежденный, что Россия не должна подражать Западу, должна отказаться от обучения и воспитания, подавляющего личность ребенка. Свободное воспитание, по Л.Н.Толстому, включает в себя два аспекта. Первый аспект свобода в организации школ. Л. Н. Толстой считал, что надо дать народу возможность организовать народное просвещение так, как этого хочет народ.
Лев Николаевич стремился, чтобы дело народного образования было в руках самих трудящихся. Второй аспект свобода как педагогический принцип. Здесь Л. Н. Толстой основывается на своих взглядах об изначально заложенных в ребенке качествах личности. Свободное воспитание представлялось ему как процесс самопроизвольного раскрытия высоких нравственных качеств, присущих детям, при осторожной помощи педагога. В 60-е гг. гуманистический призыв Л. Н. Толстого к уважению личности ребенка звучал особенно актуально. Он писал: «Здоровый ребенок родится на свет, вполне удовлетворяя требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты, добра, которые мы носим в себе... Родившись, человек представляет собой первообраз гармонии, правды, красоты и добра». Цель воспитания и образования, по Л. Н. Толстому, способствовать развитию наибольшей гармонии качеств, которые ребенок несет в себе. Основным педагогическим принципом Л. Н. Толстого являлась «свобода», но понимание свободного воспитания у него непростое и неоднозначное. Иногда в проявлении принципа свободы видят только одну сторону: представление учащимся права слушать или не слушать учителя, ходить или не ходить на уроки, вести себя в школе, как того хочется ребенку. Действительно, в том отношении школа в Ясной Поляне была необычна. «Во все училища дети идут как на каторгу в эту сами сбегаются с раннего утра, намаслив для красоты волосы коровьим или деревянным маслом, у кого какое есть, а то и просто квасом намочив голову, сбегаются задолго до того, как ударит колокол, начинавший первый урок.
Во все школы ребята идут, томясь от страха: "Вдруг вызовут? Вдруг забыл вызубренное накануне?" В этой уроков на дом не задают и вообще не вызывают к доске; ученики и не знают, что такое страх перед учителем. Во всех училищах и гимназиях ученики встречают учителя стоя навытяжку здесь, бывает, учитель, войдя в класс, может застать огромную кучу малу, и не сразу, постепенно распадается она, не сразу приходят в себя расшалившиеся... Но вот они начинают слушать учителя, обступают его тесной толпой, прижимаясь друг к другу и к учителю, заглядывают ему прямо в рот и затаили дыхание от любопытства и интереса. А если ученики выполняют задание и кто-то отличится, учитель от радости, от избытка чувств может подхватить отличившегося под мышки и посадить на шкаф, к потолку. На перемене 32- летний учитель, "дюжий, гладкий и некрасивый", катается с ребятами на коньках, вертится на турнике, дает мальчишкам пощупать, какие у него мускулы, или устраивает соревнование: "Бейте меня по спине кулаками. Кто сильнее ударит". Ребят он зовет шутливыми кличками: "Васька-карапуз", "Мурзик", "Обожженное ушко". Ребята смеются: "А вас дразнили в детстве?"Меня? Левка-пузырь... На уроке тоже полное равноправие. Учитель просит ребят написать рассказ по пословице, а они отвечают ему: "А ты сам попробуй напиши", и учитель садится писать, показывает сочиненное детям, а те недовольны его произведением, поправляют его, сочиняют заново...» Некоторые современники Л. Н. Толстого в новой школе видели только такую свободу, лишь в этом усматривали организацию свободного воспитания.
Но сам Л. Н. Толстой рассматривал эти проявления как частности, обусловленные конкретной школой, конкретными учащимися, конкретными взаимоотношениями учителя с учениками. Его часто спрашивали, как найти границу свободы, допускаемой в школе. Л.Н.Толстой отвечал: «Граница этой свободы определяется учителем, его знанием, его способностью руководить школой; свобода эта не может быть предписываема, мера этой свободы есть только результаты большего или меньшего знания и таланта учителя». Л. Н. Толстой был убежден, что свобода ученика, по существу, является результатом педагогических усилий, при которых создаются условия к проявлению всех творческих сил и способностей ученика. Трактовка Л. Н. Толстого теории свободного воспитания, по сравнению с Руссо, была более прогрессивной, жизненной и педагогически ценной. По мнению Льва Николаевича, в реализации теории свободного воспитания главное не конкретные рецепты; необходимы правильные взаимоотношения учителя с учениками. Это не означает, что Л. Н.Толстой не признавал методов обучения или специальных воспитательных приемов. Нет, Лев Николаевич стремился, в первую очередь, к тому, чтобы методы и приемы не заслонили главного личности ребенка. В повести Л. Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность» есть глава 2 «Единица», в которой Толстой в художественной форме показывает, что происходит, если учитель, знающий методические приемы, не чувствует, не понимает ученика, не умеет сопереживать ему. В таком случае сводится на нет значение всех методических приемов, внутренний мир ребенка калечится.
В июне 1861 г. сенат утвердил Л. Н. Толстого в должности мирового посредника 4-го участка Крапивенского уезда. Теперь Л. Н. Толстой заботится не только о работе Яснополянской школы, по его инициативе в уезде было открыто свыше 20 школ для крестьянских детей. Учителями в них обычно работали студенты, которыми Лев Николаевич был очень доволен. Л. Н. Толстой получает разрешение на издательство педагогического журнала «Ясная Поляна». Школа и журнал привлекают внимание общественности, царское правительство начинает беспокоиться. В июле 1862 г., когда Л. Н. Толстого в Ясной Поляне не было (он уехал отдохнуть и подлечиться в Самарскую губернию), в школе был произведен обыск. Жандармы не нашли ничего революционного, но факт бесцеремонного вмешательства сильно подействовал на Л. Н. Толстого, и он временно прекращает свою работу в Яснополянской школе. В это время Лев Николаевич начинает увлеченно работать над романом «Война и мир». Второй период деятельности Л. Н. Толстого (70-е гг.) наиболее плодотворен. Именно в это время он особенно интенсивно сочетал научную педагогическую деятельность с практической работой в Яснополянской школе. В этот период Лев Николаевич пишет статью «Воспитание и образование», где излагает свои взгляды на содержание этих понятий и их взаимосвязь. Статья предназначалась для напечатания в журнале «Ясная Поляна», однако попала она туда лишь после «чистки» самого министра народного просвещения М. Е. Головина. В статье «Воспитание и образование» Л. Н. Толстой анализирует понятия «воспитание», «образование», «обучение», «преподавание». В анализе этих понятий есть глубокие и верные замечания о сущности воспитания и образования.
В это время Л. Н. Толстой делает вывод о том, что образование и воспитание суть два не связанных между собой явления, образование свободно и потому законно и справедливо; воспитание насильственно и потому незаконно и несправедливо, оно не оправдываемо разумом и потому не может быть предметом педагогики. В его понимании, образование это свободное общение двух заинтересованных сторон. Воспитание же, по мнению Л.Н.Толстого, это искусственное планомерное воздействие воспитателя на воспитанника, при этом воспитатели пользуется своим правом воздействия, а воспитанники вынуждены подчиняться. Можно полагать, что Л. Н. Толстой, по существу, отрицал не воспитание вообще, а воспитание, основанное на принуждении, когда взрослые навязывают детям ничем не обоснованные свои убеждения, верования, взгляды. Педагогический журнал «Ясная Поляна» продолжает издаваться. В 1874 г. Л. Н. Толстой помещает статью «О народном образовании», в которой заостряет внимание на целом ряде педагогических вопросов. Эта статья была помещена и в «Отечественных записках». В ней Лев Николаевич справедливо возмущается формализмом в обучении, господствовавшим в массовой начальной школе, извращением принципа наглядности в преподавании и т.д. «Образование должно исходить из жизни, настаивает Л. Н. Толстой. Но это отнюдь не означает, что в школу должны быть перенесены жизненные приемы познания. Педагогика должна наработать свои методы, позволяющие эффективно классифицировать те наблюдения, которые произвела жизнь...
В этот же период писатель пишет «Книги для чтения», которые были высоко оценены современниками за художественность рассказов, простоту языка, выразительность мысли, яркость и доступность изложения. Л. Н. Толстой продолжает и практическую работу в школе. Он увлекается слуховым методом обучения грамоте, при повсеместно используемом в то время буквенном методе обучения. Работая в своей школе, Л. Н. Толстой приходит к мысли о том, что надо готовить народных учителей из крестьянской среды, и разрабатывает проект учительской семинарии «Университета в лаптях». Проект официально был одобрен, но денег на его осуществление Л. Н. Толстой не получил, так все и осталось на уровне проекта. Главное средство для приобретения знаний есть непосредственное отношение к явлениям, требующим полной свободы». В этот период Лев Николаевич напряженно работает над составлением «Азбуки» и придает этой работе большое значение. «Азбука» вышла в свет в 1872 г. в четырех книгах. Учебник заметно отличался от существовавших в то время пособий. Материал печатался разными шрифтами, тексты для чтения состояли вначале из трех-четырех предложений, затем усложнялись. Рассказы были на различные темы: исторические, мифологические, естественнонаучные. В 1874 г. Л. Н. Толстой начинает работать над «Новой азбукой» и в 1875 г. заканчивает эту работу. Это переработанное издание старой «Азбуки». «Новая азбука» включала рассказы для чтения, славянскую азбуку, молитвы, изображение цифр. Она была написана превосходным языком, выдержала около 30 изданий, пользовалась большой популярностью.
Л. Н.Толстой пишет работу «Педагогические заметки и материалы», где излагает свои дидактические взгляды. В то время в обучении господствовало понимание процесса обучения как запоминания детьми фактов и сведений. Л. Н. Толстой резко выступает против этого. Он утверждает, что обучение многосторонний процесс, а не только воздействие на интеллект ребенка. Обучение должно представлять собой процесс активной, сознательной и творческой переработки и усвоения учебного материала. Это одно из основных дидактических правил Л. Н. Толстого. Искусство обучения состоит в выборе наиболее удобных путей к обобщению знаний. По его мнению, хорошо усваиваются только те обобщения, которые человек сам сделал и проверил. Большой знаток человеческой психологии, Л. Н.Толстой тонко понимал природу овладения ребенком понятиями и представлениями, поэтому так настойчиво отмечал необходимость сознательного усвоения знаний. «Почти всегда непонятно не самое слово, а вовсе нет у учеников того понятия, которое выражает слово. Л. Н. Толстой старался сделать как можно больше в Яснополянской школе, так объясняя свое старание: «...когда я вхожу в школу и вижу эту толпу оборванных, грязных, худых детей с их светлыми глазами и так часто ангельскими выражениями, на меня находит тревога, ужас, вроде того, который испытывал бы при виде тонущих людей. Ах, батюшки! Как бы вытащить, и кого прежде, кого после вытащить! И тонет тут самое дорогое, именно то духовное, которое так очевидно бросается в глаза в детях. Я хочу образования для народа только для того, чтобы спасти тех, тонущих там Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых. А они кишат в каждой школе, и двигаюсь вперед гораздо быстрее, чем я ожидал».
Одним из наиболее уязвимых мест в дидактических взглядах Л. Н. Толстого являлось то, что он не придавал должного значения необходимости сообщать ученикам знания в определенной форме. Учебные предметы в своей школе Л. Н. Толстой подбирал, руководствуясь двумя критериями: 1) практической их необходимостью в крестьянской жизни; 2) интересами детей. Очень своеобразно понимал Л. Н. Толстой вопрос о дисциплине в классе. Нередко может показаться, что он отрицал всякую дисциплину. На самом деле это не так. Слово почти всегда готово, когда готово понятие. Протестуя против навязывания ребенку недоступных ему понятий, Л. Н. Толстой уходит в другую крайность, утверждая, что нельзя давать сознательно новых понятий, надо ждать, когда ребенок приобретет их подсознательным путем. В методическом приложении к «Азбуке» Л. Н. Толстой намечает условия успешности обучения: сознательность, доступность и посильность, опора на интересы детей, разнообразие методов обучения, хорошие взаимоотношения учителя с учениками, учет возрастных и индивидуальных особенностей детей, наглядное обучение. По мнению Л. Н. Толстого, учитель при выборе метода обучения должен исходить из отношения учеников к тому или иному методу. «Только тот способ преподавания верен, которым довольны ученики», писал он. Сам Л. Н. Толстой очень любил метод беседы и творческих сочинений, так как считал эти методы наиболее развивающими. Кроме того, он часто организовывал экскурсии, где пользовался, как он говорил, «натуральной» наглядностью.
Толстой был противником казарменной дисциплины, насаждаемой сверху и основанной на угрозах и принуждении. Он признавал важность классной дисциплины, об этом свидетельствуют некоторые его письма студентам, работавшим учителями. Толстой был за такую дисциплину, которая устанавливается в процессе работы и поддерживается самими детьми, увлеченными работой. Л. Н. Толстой не придавал важного значения структуре урока. Если К. Д. Ушинский намечает типы уроков, рассматривает звенья урока, отмечает их зависимость от конкретных целей и задач урока, то Толстого больше заботило другое чтобы уроки были интересны, способствовали развитию детей и не стесняли их свободы. Из всех звеньев урока Толстой более подробно останавливался на опросе. Он считал, что именно при опросе особенно ярко проявляется взаимное непонимание учителя и ученика. Давая точную картину психологических переживаний ребенка при опросе, Толстой делает вывод о том, что одиночное (индивидуальное) «спрашивание» вредно, учитель имеет право спрашивать ученика только тогда, когда ученик готов и настроен отвечать. У Л. Н. Толстого есть множество ценных и интересных мыслей о том, каким быть у ч и т е л ю. Самым главным в учителе, считал он, является его любовь к педагогическому труду и учащимся. Л.Н.Толстому принадлежит классическое выражение: «Если учитель имеет только любовь к делу, он будет хороший учитель. Если учитель имеет только любовь к ученику, как отец, мать, он будет лучше того учителя, который прочел все книги, но не имеет любим ни к делу, ни к ученикам. Если учитель соединяет в себе и любовь к делу, и любовь к ученикам, он совершенный учитель».
Л. Н. Толстой делает ряд ценных и правильных замечаний по некоторым аспектам нравственного воспитания. Так, он говорит о значении семейного воспитания, роли положительного примера в нравственном воспитании ребенка. Л. Н. Толстой приходит к убеждению, что труд является условием и критерием нравственной воспитанности человека, составляет его основу. Педагогический аспект этого положения Л. И. Толстой излагает в статье «О ручном труде», в художественной форме нравственно- воспитательное значение труда Л. Н. Толстой дает в романе «Анна Каренина» в образе Левина. Большое значение в нравственном воспитании человека Л. Н. Толстой придавал самовоспитанию. Сам Л. Н. Толстой в течение всей своей долгой жизни занимался самовоспитанием. Конец 70-х гг. время радикального мировоззренческого переворота для отечественного мыслителя. Духовный кризис, пережитый Л.Н.Толстым и детально им описанный в «Исповеди», заканчивается разрывом с прежним миропониманием, разработкой самобытного религиозно-нравственного учения. Третий период деятельности Л. Н. Толстого 80-е и 90-е гг. очень сложный период его жизни. Льва Николаевича продолжают интересовать вопросы педагогики, особенно большое значение в тот период он придает проблеме нравственного воспитания. Он утверждает, что нельзя сводить нравственное воспитание к воспитанию хороших манер, смело критикует современную ему систему нравственного воспитания. Но взамен он предлагает такую систему, в основе которой должна лежать религия «истинного» крестьянина. В это время у Л. Н. Толстого окончательно складывается его теория всеобщей любви к людям, всепрощения, непротивления злу насилием.
В 70-е гг. Л. Н. Толстой уже не разводил понятия «воспитание» и «образование» так резко, как в предыдущие периоды. Он ценил нравственное воспитание как форму нравственного развития личности, стремления быть лучше в свободном выборе поступков. Л. Н. Толстой отказался от разделения воспитания и образования, основу их единства составило религиозное нравственное воспитание, отражающее духовную сущность человека и свободы. Основу обучения и воспитания Л. Н. Толстой видит в приобщении учащихся в своей жизни к единому для всех людей универсальному смыслу человеческого бытия. Взгляды Л. Н. Толстого на образование динамично развивались. Смысловым центром творчества была обращенность к духовно-нравственным вопросам становления человека. В 6070-е гг. в центре внимания Л. Н. Толстого находится проблема развития образования, изучение специфики деятельности учителя и учащихся. В 80-е гг. выстраивается концепция образования и культуры на религиозно-нравственных основаниях. Он делает вывод о том, что воспитание подлинно могучей силой становится тогда, когда опирается на самовоспитание. Педагогическими вопросами Л. Н. Толстой в этот период занимается не так деятельно, как в предыдущие. Он переезжает в Москву, посещает несколько раз московские школы. Помещает в журнале «Свободное воспитание» статью «Беседы с детьми по нравственным вопросам», где излагает свои взгляды на нравственно- религиозное воспитание. Иногда Л. Н. Толстой встречается для беседы с народными учителями земских школ, обсуждает с ними вопросы образования и воспитания.
ЛИТЕРАТУРА 1. История образования и педагогической мысли за рубежом и в России /Под ред. З.И.Васильевой:Учеб.пособие. – М.,2001. – 414c. 2. Латышина Д.И. История педагогики: Воспитание и образование в России (X – нач.XX в.):Учеб.пособие. – М.,1998. – 582 с. 3. Ремизов В. Школа в Ясной Поляне: (О пед. Системе Л.Н.Толстого) //Слово. – – С Витковский А., Плахотников С. Идеи школы Толстого // Школа сотрудничества. – М.,2000. – C
Нет ничего более сложного и более важного, чем трезвая, объективная самооценка. «Познай самого себя» - учили великие мыслители древности. Сложно беспристрастно контролировать свое поведение, последствия своих поступков. Еще более сложно объективно оценить свое место в обществе, свои возможности, т.к. психофизиологический потенциал во многом определяется врожденными генетическими задатками, типом высшей нервной деятельности и эмоционально-волевой сферой. Однако систематический и строгий самоанализ необходим, благодаря нему человек может рассчитывать на свое духовное, нравственное развитие.
Хочу напомнить об одной интересной традиции, которая возникла в очень давние времена у юношей и девушек. Юность - это возраст, когда человек пытается познать самого себя, определить, кто же он, какой он, как он выглядит в глазах других людей. В этом может помочь дневник. Теперь не модно писать дневники, и очень жаль.
Дневник - великолепное средства самопознания, а следовательно, и самовоспитания. В дневнике люди обычно отмечают свои недостатки, свои сильные стороны, но чаще всего недостатки, поверяют страницами дневника сокровенные мечты и раздумья.
Вот какие признания мы находим в опубликованных дневниках известных деятелей прошлого. В дневнике великого русского педагога Константина Дмитриевича Ушинского читаем, например, следующие правила, которые должны были помочь ему в самовоспитании.
- 1. Спокойствие совершенное, по крайней мере, внешнее.
- 2. Прямота в словах и поступках.
- 3. обдуманность в действиях.
- 4. Решительность.
- 5. Не говорить о себе без нужды ни одного слова.
- 6. Не проводить времени бессознательно, делать то, что хочешь, а не то, что случится.
- 7. Издерживать только на необходимое или на приятное, а не по страсти издерживать.
- 8. Каждый вечер добросовестно давать себе отчет в своих поступках.
- 9. Ни разу не хвастать, ни тем, что было, ни тем, что есть, ни тем, что будет».
И мы знаем, что всю жизнь Ушинский производил впечатление человека, который усел прекрасно управлять своими поступками, управлять собственной личностью.
У Льва Толстого в юношеском дневнике также содержится интересная программа самовоспитания. Сначала он подвергает себя резкой критике, но не просто для самобичевания, а чтобы улучшить себя. Вот что он писал: «Теперь, когда я занимаюсь развитием своих способностей, по дневнику я буду в состоянии судить о ходе своего развития».
Прочитывая впоследствии дневник, человек может сравнивать свои достижения в самовоспитании с поставленными ранее задачами, со своей программой. О себе Толстой замечает: «Я дурен собой, неловок, скучен для других, нескромен, нетерпим и стыдлив, как ребенок. Я почти невежда, что я знаю, тому я выучился кое-как, сам, урывками без связи, без толку, и то так мало. Я невоздержан, нерешителен, непостоянен, груб, тщеславен и пылок, как все бесхарактерные люди. Я не храбр, я не аккуратен; в жизни я так ленив, что праздность сделалась для меня почти неодолимой привычкой. Я умен, но ум мой еще никогда ни на чем не был основательно испытан. У меня нет ни ума практического, ни ума светского, ни ума делового! Я честен, то есть люблю добро, сделал привычку любить его, когда отклоняюсь от него, я не доволен собой и возвращаюсь к нему с удовольствием. Но есть вещь, которую я люблю больше добра, славу».
И дальше Лев Николаевич Толстой составляет для себя программу: «Что назначено, непременно исполнить, то исполняй несмотря ни на что. Что исполняешь, исполняй хорошо. Никогда не справляйся по книге, если что-либо забыл, а старайся сам припомнить. Заставь постоянно ум свой действовать со всею возможною силой».
Таким образом, дневник это не только способ самоанализа, но и своеобразная план - программа самоизменения. Самоанализ ради самовоспитания.
Возникает вопрос: а насколько человек может изменить себя, изменит свой характер, обуздать свой темперамент? Оказывается, пределов здесь почти нет никаких. Известно, например, что великий писатель Антон Павлович Чехов был человеком удивительно скромным, уравновешенным и деликатным. Но его собственные признания говорят о том, что это не было прирожденные качества, что эти замечательные качества, что эти замечательные черты - результат самовоспитания. Вот что он писал своей жене Ольге Леонардовне Книппер - Чеховой:
«Ты пишешь, что завидуешь моему характеру. Должен сказать тебе, что от природы у меня характер резкий: я вспыльчив и прочее и прочее. Но я привык сдерживать себя, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. В прежнее время я выделывал черт знает что». Это признание неожиданно от мягкого скромного, умного, деликатного Чехова. Среда, в которой рос и воспитывался Антон Павлович, как вы знаете, не способствовала появлению таких черт характера.
Очевидно, понятно как важно заниматься самоизучением, самопознанием, как полезен самоотчет, программа и применение таких средств, как самоприказ и самообязательство.
Таким образом, результатом самовоспитания является личность. Смысл самовоспитания, таким образом, это воспитание такой личности, которая бы гармонично влилась бы в общество.
Самовоспитание человека состоит в том, что человек есть самоценность. В природе человека заложен потенциал к непрерывному развитию, стремление к самоактуализации. Главное в любой личности - устремленность ее в будущее. С этой точки зрения прошлое не является основанием для окончательной оценки человека как личности. Внутренний феноменальный мир человека влияет на его поведение не в меньшей (а иногда и в большей) мере, чем внешний мир и внешние воздействия.
Самовоспитание - целенаправленный процесс по развитию лучших, социально ценных свойств личности и категорическому запрещению самому себе дурных поступков и даже помыслов.
Значительно упрощает трудовой ритм жизни, делает его более четким и емким метод разумного самопринуждения.
Метод разумного самопринуждения вырабатывает у человека привычку, а потом и потребность выполнять неизбежное сразу, в разумные оптимальные сроки (относится это и к работе с корреспонденцией, к составлению ежемесячных отчетов, выполнению домашних работ и ко многим другим неизбежным, рутинным, часто обременительным делам).
Непрост в реализации метод самоанализа (самонаблюдения), часто считают его утомительным и малоэффективным. Но постоянный контроль над своим поведением в обществе и наедине с самим собой необходим, достаточно присмотреться к выражению лица, жестам, манерам окружающих, особенно если они уверены, что за ними никто не наблюдает. Владеющие методом самоанализа никогда не позволяют себе упиваться собственным красноречием, хамить окружающим, глумиться над подчиненными, помыкать слабым и зависимым.
Светлый гений - так называл писателя Льва Толстого поэт Александр Блок
ДНЕВНИКИ Льва Николаевича ТОЛСТОГО - неотъемлемая часть его биографии, его литературного наследия. В них запечатлена неустанная работа мысли писателя, глубокие раздумья о жизни, социально-нравственные искания.
Толстой вёл Дневники с некоторыми перерывами в течение почти всей своей жизни. Он начал их в 1847 году 18-летним юношей-студентом и закончил в 1910 году 82-летним всемирно известным писателем. Ни один русский писатель не оставил после себя столь обширного по времени и богатого по содержанию Дневника, как Лев Толстой.
Л.Н. Толстой в рабочем кабинете. Фото В.Г. Черткова, 1909
Дневники, записки, исповедь как жанр были близки творческой индивидуальности Толстого. Это чувствовали многие современники и друзья писателя и поощряли его к ведению Дневника. В.Г. Чертков советовал ему: «Вам непременно следовало бы вести постоянные записки, вроде дневника ваших мыслей и чувств. Вы это не раз сами чувствовали: «Записки христианина», «Записки несумасшедшего» (из письма от 8 августа 1886 г.). Толстой и сам считал, что дневник помогает человеку сосредоточиться в его размышлениях о жизни, обязывает к искренности, откровенности, честности с самим собой, ибо, как он говорил, здесь «всякая фальшь сейчас же тобою чувствуется».
Толстой в разное время по-разному представлял себе назначение своего Дневника. Начиная его в 1847 году, в бытность студентом Казанского университета, он написал на одной из первых страниц: «Я никогда не имел дневника, потому что не видал никакой пользы от него. Теперь же, когда я занимаюсь развитием своих способностей, по дневнику я буду в состоянии судить о ходе этого развития» (запись от 7 апреля 1847 г.).
Следуя этой цели, он первоначально заносил на страницы Дневника всё, что, по его мнению, помогало развитию способностей, и в первую очередь разбор прочитанных книг. Первая его тетрадь, например, полностью посвящена заданному в университете сравнительному анализу известного «Наказа» Екатерины II и трактата французского просветителя Монтескье «Дух законов» - анализу, выполненному со всей возможной тщательностью: с цитатами, рассуждениями и выводами. Через некоторое время с той же целью Толстой завёл в Дневнике разделы: «Сведения» и «Наблюдения», куда записывал наиболее интересные факты, почерпнутые из книг или из собственных наблюдений над жизнью.
Кроме того, Дневник должен был служить и местом записей «дельных мыслей», и средством, способствующим самодисциплине. «Мало ли бывает в голове мыслей, и которые кажутся весьма замечательными; а как рассмотришь, выйдет пустошь; иные же точно дельные - вот для этого-то и нужен дневник. По дневнику весьма удобно судить о самом себе.
Потом, так как я нахожу необходимым определять все занятия вперёд, то для этого тоже необходим дневник» (запись от 14 июня 1850 г.). Однако начиная с 1851 года преобладающее место в Дневнике занимает так называемый «Франклиновский журнал», то есть свод моральных правил, следование которым должно помочь нравственному самовоспитанию. «Нахожу для дневника, кроме определения будущих действий, полезную цель - отчёт каждого дня с точки зрения тех слабостей, от которых хочешь исправиться» , - записывает он 7 марта 1851 года. Молодой Толстой заводит на страницах Дневника спор с самим собой, строго судит свой образ жизни и обличает себя в многочисленных «грехах». Через определённые промежутки времени он перечитывает свой «журнал», как бы подытоживает пережитое. И тогда на страницах его тетрадей появляются жестокие самокритичные монологи.
«Что я такое?» - с пристрастием вопрошает он себя в Дневнике 1854 года. И отвечает: «Я дурён собой, неловок, нечистоплотен и светски необразован. Я раздражителен, скучен для других, нескромен, нетерпим (intolerant) и стыдлив, как ребёнок. Я почти невежда. Что я знаю, тому я выучился кое-как сам, урывками, без связи, без толку и то так мало. Я не воздержан, нерешителен, непостоянен, глупо тщеславен и пылок, как все бесхарактерные люди. Я не храбр. Я неаккуратен в жизни и так ленив, что праздность сделалась для меня почти неодолимой привычкой. Я умён, но ум мой ещё никогда ни на чём не был основательно испытан. У меня нет ни ума практического, ни ума светского, ни ума делового...» и т.д. и т.п. (запись от 7 июля).
Подобные беспощадные самообличения имели в своей основе большей частью не действительные, а преувеличенные представления автора о своих недостатках и прегрешениях. Тем не менее эти покаяния играли большую роль в той не знавшей устали внутренней работе, которая совершалась в сознании писателя. Дневник помогал ему в этом. По беспощадно искренним и правдивым записям в Дневнике, как по безошибочному барометру, Толстой измерял уровень своего морального роста.
Кроме самовоспитания и самообразования, Дневник имел для Толстого ещё одну важную цель - литературную. Увлекаясь сочинениями Стерна и Руссо, в центре которых герой, анализирующий свои душевные движения, Толстой решает вести свой Дневник так, чтобы он представлял для него «литературный труд, а для других мог составить приятное чтение» (запись от 22 октября 1853 г.). В этой записи впервые появляются слова «литературный труд». «Последние три года, проведённые мною так беспутно, иногда кажутся мне очень занимательными, поэтическими и частью полезными; постараюсь пооткровеннее и поподробнее вспомнить и написать их. Вот ещё третье назначение для дневника» (запись от 14 июня 1850 г.). С этого времени дневниковые записи приобретают новый характер - события, разного рода факты, встречи с теми или иными людьми в них не только отмечаются, записываются на память, но о них повествуется, то есть рассказывается обстоятельно, детально, иногда даже живописно, что служит первыми пробами пера будущего писателя.
Через несколько лет значительное место в Дневниках начинают занимать «мысли, сведения или примечания, относящиеся до предполагаемых работ» (запись от 2 января 1854 г.). Готовя себя к писательской деятельности, молодой Толстой уже сознательно превращает Дневник в рабочую записную книжку, где накапливаются и хранятся «заготовки» для будущих сочинений. При этом он строго следует правилу: «Начиная каждую работу, пересматривать дневник и выписывать из него всё к ней относящееся на особую тетрадку». Одновременно он не оставляет и свой исповедальный «Франклиновский журнал», строго требуя от себя «запоминать и записывать карандашом каждый день все преступления правил» (там же).
Таким образом, назначение Дневника молодого Толстого многообразно. Он служит и ежедневным «журналом занятий», и местом исповеди, и лабораторией первых литературных опытов. Разнообразно и его содержание. В нём, помимо записей о собственной жизни, много интересных наблюдений над окружающей действительностью, над людьми, много раздумий на общественно-политические, философские, этические и эстетические темы. Однако преимущественное внимание Толстого обращено в этот период на самого себя. В центре Дневника - сам автор, его мысли и чувства, суровый самоанализ, воспоминания о прошлом и планы на будущее. Его собственная жизнь в этот период как бы ещё отделена от жизни других людей; внешний мир интересует его главным образом постольку, поскольку он затрагивает его личность. И хотя среди зафиксированных в Дневнике раздумий есть глубокие мысли о народе, о «русском рабстве», о Крымской войне, о судьбе Севастополя и России - эти размышления пока ещё очень тесно связаны с планами и интересами самого Толстого.
В позднейшие годы, по мере расширения жизненного и писательского опыта Л.Н. Толстого и особенно после пережитого им на рубеже 1880-х годов идейного перелома, его Дневник претерпевает существенные изменения.
Всё узко деловое и практическое, а также имеющее характер кратковременных записей для памяти, заносится теперь в специальные записные книжки, которые он начиная с 1855 года всегда - дома и в пути, днём и ночью - держит при себе. В Дневнике же наибольшее место начинают занимать записи, осмысливающие действительность под углом зрения нового миросозерцания автора, обосновывающие его религиозно-нравственное учение. Мысли эти, предварительно - иногда на ходу - набросанные в записных книжках, обдумываются, оттачиваются и в развернутом виде заносятся в Дневник, откуда они в ещё более переработанном и отшлифованном виде перейдут в статьи, письма, в художественные произведения. Так Дневник Толстого постепенно становится лабораторией его философской, религиозно-нравственной мысли и начинает уже подразумевать читателя. Элементы личные, интимные, не предназначенные для других, переплетаются в нём с рассуждениями открыто публицистическими, рассчитанными на широкое распространение.
Перемена в содержании и характере Дневника, происшедшая вначале незаметно для его автора, была позднее им сознательно продумана и санкционирована. В последние десятилетия Толстой считал записанные в Дневнике мысли единственно важной его частью и в них видел его главное, полезное людям назначение.
«Всем этим бумагам, - писал он В.Г. Черткову 13 мая 1904 года, имея в виду свои писания, - кроме дневников последних годов, я, откровенно говоря, не приписываю никакого значения и считаю какое бы то ни было употребление их совершенно безразличным. Дневники же, если я не успею более точно и ясно выразить то, что я записываю в них, могут иметь некоторое значение, хотя бы в тех отрывочных мыслях, которые изложены там. И потому издание их, если выпустить из них всё случайное, неясное и излишнее, может быть полезно людям».
Следуя этому указанию, друг писателя В.Г. Чертков, биограф П.И. Бирюков и другие лица выбирали из Дневников Толстого отдельные мысли, преимущественно религиозно-нравственного содержания, и публиковали их в изданиях «Свободного слова», в сборниках «Спелые колосья» и в биографических работах.
По-новому решал Толстой в последний период своей жизни и вопрос о Дневниках молодости. Раньше, вследствие интимности их содержания, он не давал их никому читать и одно время был даже близок к тому, чтобы уничтожить.
«...Думал о своих дневниках старых, о том, как я гадок в них представляюсь, и о том, как не хочется, чтобы их знали, то есть забочусь о славе людской и после смерти», - записал он 20 июля 1890 года. Софья Андреевна, переписывавшая в то время Дневник молодости Толстого, отметила в своей тетради: «Лёвочка начинает тревожиться, что я переписываю его дневники. Ему хотелось бы старые дневники уничтожить и выступить перед детьми и публикой только в своём патриархальном виде».
Но вскоре Толстой решил отбросить «заботу о славе людской» и полностью сохранить эти Дневники, поскольку и они, по его мнению, могут послужить людям в их нравственном самосовершенствовании.
«Дневники моей прежней холостой жизни, - записал он в завещании 1895 года, - выбрав из них то, что стоит того, я прошу уничтожить... Дневники моей холостой жизни я прошу уничтожить не потому, что я хотел бы скрыть от людей свою дурную жизнь, - жизнь моя была обычная, дрянная, с мирской точки зрения, жизнь беспринципных молодых людей, - но потому, что эти дневники, в которых я записывал только то, что мучало меня сознанием греха, производят ложно-одностороннее впечатление и представляют... А впрочем, пускай остаются мои дневники как они есть. Из них видно, по крайней мере, то, что, несмотря на всю пошлость и дрянность моей молодости, я всё-таки не был оставлен богом и хоть под старость стал немного понимать и любить его» (запись от 27 марта).
Дневники Толстого, как и всё его литературное наследие, отражают всю сложность духовного мира писателя, трагизм его переживаний, противоречивость его мировоззрения.
Особенности личности Толстого в полной мере отражены в его Дневниках. Ничто иное в его наследии, ни произведения, ни письма писателя, не раскрывает нам с такой полнотой его сложную, многогранную натуру и особенно его духовную и семейную драму, как его собственные записи.
Молодость свою Толстой провёл без очевидных тяжёлых конфликтов и душевных потрясений. Основным содержанием его тогдашнего бытия, помимо обычных увлечений юности, были напряжённые искания цели и смысла жизни, раздумья над проблемами литературы, философии и морали. В Дневнике лишь в малой степени отражена эта его деятельность ума и сердца - в действительности происходившая в нём внутренняя работа была гигантской. Впоследствии, вспоминая об этом периоде своей жизни, он писал А.А. Толстой:
«...Я был одинок и несчастлив, живя на Кавказе. Я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать. У меня есть мои записки того времени, и теперь, перечитывая их, я не мог понять, чтобы человек мог дойти до такой степени умственной экзальтации, до которой я дошёл тогда. Это было и мучительное, и хорошее время. Никогда, ни прежде, ни после, я не доходил до такой высоты мысли, не заглядывал туда, как в это время, продолжавшееся два года. И всё, что я нашёл тогда, навсегда останется моим убеждением» (из письма от конца апреля 1859 г.).
Толстой говорит в этом письме и неоднократно в своих Дневниках о своём одиночестве, и действительно, при огромной душевной потребности в дружбе, в общении с близкими по духу людьми, он в молодости был в значительной мере этого лишён. Наделённый от природы яркой индивидуальностью, имея всегда собственный взгляд на вещи, предъявляя к себе и окружающим строгие моральные требования, Толстой трудно сходился с людьми, далёкими ему по душевному и умственному складу, а сойдясь, довольно скоро с ними порывал. Так было, например, с сослуживцами на Кавказе и в Севастополе. Так было потом и в его отношениях с петербургскими литераторами Дружининым, Боткиным и Анненковым - вначале он с ними сблизился, называл их «бесценным триумвиратом», а затем быстро к ним охладел. Так было и с Тургеневым, которого он всегда любил, но отношения с которым после тяжёлой ссоры были надолго разорваны. Так было и с Б.Н. Чичериным. С некоторыми из своих друзей, такими как А.А. Толстая, А.А. Фет, Н.Н. Страхов, Толстой был близок в течение многих лет, но затем, из-за расхождения в убеждениях, охладевал к ним. Не более счастлив был молодой Толстой и в любви. На страницах Дневника запечатлено его стремление к гармонической патриархально-семейной жизни, его жажда найти в любимом человеке истинного, близкого друга. История его романа с В. Арсеньевой показывает, как страстны, напряжённы и вместе с тем тщетны были его надежды на счастье, как часто на его долю выпадала горечь разочарований.
Женитьба осенью 1862 года на дочери врача придворного ведомства Софье Андреевне Берс, первые семейные радости создали у Толстого ощущение обретённого мира и большого счастья. Скупые Дневники этой поры рисуют нам обстановку почти полного и безмятежного существования. Толстой любит свою жену и с радостью отдаётся этому чувству. «Счастье семейное поглощает меня всего..., - записано в Дневнике от 5 января 1863 года, - ...такого не было и не будет ни у кого, и я сознаю его». Но вместе с тем на той же странице он записывает:
«Я всё тот же. Так же недоволен часто собой и так же твёрдо верю в себя и жду от себя... Ещё бы я не был счастлив! Все условия счастия совпали для меня. Одного часто мне недостаёт (всё это время) - сознания, что я сделал всё, что должен был , для того, чтобы вполне наслаждаться тем, что мне дано, и отдать другим, всему , своим трудом за то, что они мне дали» (запись от 15 января 1863 г.).
В последующие два десятилетия с выходом в свет «Войны и мира» и «Анны Карениной» Толстой становится известным не только в России, но и за её пределами.
Увлекаясь хозяйством, он умножает свои имения, покупает земли в Самарской губернии, разводит леса. Доволен он и своей разросшейся семьёй - возле него любящая жена, дети, близкие. И всё же за внешним успехом и безмятежностью, за идиллией жизни яснополянского дома таятся - чем дальше, тем острее - беспокойство, тревога, неудовлетворённость. Они с каждым годом углубляются, усиливаются и постепенно принимают такие размеры, что знаменитый писатель и счастливый семьянин перестаёт, как он это рассказал в «Исповеди», «ходить с ружьём на охоту, чтобы не соблазниться слишком лёгким способом избавления себя от жизни».
Неудовлетворённость жизнью в эту «счастливую» пору, неутихающие смятение и тревога вызываются всё растущим сознанием несправедливости современного общественного устройства и мучительными поисками путей её устранения. Толстой не мыслит себе личного счастья вне всеобщего довольства и гармонии. Его мучает собственное благополучие в то время, когда вокруг царят ложь и несправедливость. Ещё за пять лет до женитьбы, в 1857 году, он писал А.А. Толстой: «Вечная тревога, труд, борьба, лишения - это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек... Мне смешно вспомнить, как я думывал и как вы, кажется, думаете, что можно себе устроить счастливый честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаянья, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно всё только хорошее. Смешно! Нельзя , бабушка. Все равно, как нельзя , не двигаясь, не делая моциона, быть здоровым. Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие - душевная подлость» . Этому своему убеждению Толстой остаётся верен всю свою жизнь, ни на миг не приостанавливалась в нём мучительная работа совести.
На рубеже 1880-х годов Толстой переживает резкий идейный и духовный перелом. Поистине выстрадав своё новое миропонимание, он обретает в нём опору для своей жизни, для дальнейшего творчества. Но и оно не приносит ему душевного покоя и удовлетворения. С этого времени начинается второй этап его жизни - тридцатилетний период, наполненный огромной плодотворной деятельностью, но в личном плане ещё более сложный и драматичный. Изо дня в день углубляется его разлад с семьёй, особенно с сыновьями и женой, которые не приемлют его нового миросозерцания и противятся претворению его в жизнь. Растёт и становится невыносимым его чувство вины и стыда перед народом за барские условия жизни. Медленно, постепенно, но с неотвратимой силой нарастает та духовная и семейная драма, которая, в конечном счёте, после тяжких раздумий и мучений, заставит 82-летнего старика тёмной осенней ночью тайком покинуть Ясную Поляну.
В чём была жизненная драма Толстого? Как рисуют её собственные Дневники писателя?
Существующая на эту тему огромная литература даёт на этот вопрос разноречивые ответы. Центр тяжести переносят на внутрисемейный конфликт - противоречия между писателем, отрекающимся от своих «господских» прав и привилегий, и семьёй, стремящейся их сохранить. Некоторые авторы придают преувеличенное значение борьбе, которая в последние годы возникла между женой писателя и его единомышленником В.Г. Чертковым за влияние на Толстого.
Дневники Толстого убедительно показывают, что в действительности всё было гораздо сложнее. Как справедливо указал Б. Мейлах, обстоятельно проанализировавший жизнь писателя последних лет, причины трагедии Толстого не могут быть сведены только к семейному раздору или к каким-либо другим отдельно взятым обстоятельствам его личной жизни, как бы серьёзны и важны они сами по себе ни были. Истоки нараставшей с каждым годом духовной драмы Толстого - в трагическом разладе между утопическим идеалом писателя, его религиозно-нравственным учением и реальной жизнью, - разладе, который становился с каждым годом всё ощутимее и под конец жизни Толстого, в годы первой русской революции и после неё, стал особенно очевидным.
Толстой отстаивал идею всеобщей любви и непротивления злу насилием как единственной основы социального переустройства общества. По его учению, только внутреннее, моральное самосовершенствование человека может привести мир к «царству божьему» - свободе, братству и счастью. Признать неправоту своего учения он не мог, ибо истоки его противоречий заключались не только в его личной мысли, но и в самих условиях русской жизни, особенно жизни крестьянских масс, выразителем идеологии которых он выступал. Вместе с тем он был слишком «земным» мыслителем, чтобы закрывать глаза на факты реальной жизни. И в этом - в повседневном, всё нарастающем ощущении дисгармонии между учением, в которое Толстой глубоко и страстно верил, и непостижимым «роком событий» , движущимся по собственным, ему непонятным и казавшимся ему «неправильным» законам - выразилась большая духовная трагедия писателя.
Толстой, разумеется, не осознавал её столь ясно и конкретно, как это видно нам сейчас, спустя столетие. Этот разлад он, в личном плане, прежде всего ощущал как невыносимое противоречие между его идеалом демократической патриархальной жизни и вынужденным пребыванием в барской среде, и именно об этом не раз писал в Дневнике.
«Очень тяжело в семье... Мои слова не захватывают никого. Они как будто знают - не смысл моих слов, а то, что я имею дурную привычку это говорить... Как они не видят, что я не то что страдаю, а лишён жизни вот уже три года» (запись от 4 апреля 1884 г.).
«Всё больше и больше почти физически страдаю от неравенства: богатства, излишеств нашей жизни среди нищеты; и не могу уменьшить этого неравенства. В этом тайный трагизм моей жизни» (запись от 10 июня 1907 г.).
«Мучительно стыдно, ужасно. Вчера проехал мимо бьющих камень, точно меня сквозь строй прогнали. Да, тяжела, мучительна нужда и зависть и зло на богатых, но не знаю, не мучительней ли стыд моей жизни» (от 12 апреля 1910 г.).
Мотив стыда, тоски, бессилия перед злом окружающего мира, ощущение резкого контраста между тяжёлым бытием голодного и бесправного народа и своим существованием в сравнительно «роскошных» условиях звучит на страницах Дневника с каждым годом всё явственнее и острее. Ещё в 1884 году у Толстого возникло желание покинуть Ясную Поляну и уйти в большой крестьянский мир, где бы он стал жить по законам любви и добра. Однако такой уход принёс бы горе семье, и он не решился на него в ту пору.
Конфликт в семье, на который Толстой многократно жалуется в Дневнике, его всё растущее отчуждение от жены и детей, особенно сыновей, имеют своим истоком те же глубокие причины, что и вся его трагедия последних лет. Так, придя после кризиса 80-х годов к отрицанию собственности, Толстой стремился и свою жизнь, и жизнь своей семьи построить на новых, более справедливых основаниях. Он отказался от владения недвижимым имуществом, имениями, землёй, от литературного гонорара, но при этом, не желая причинять «зло» близким, передал семье права на них и на доходы с сочинений, написанных до 1881 года. Это решение, как вскоре выяснилось, никого не удовлетворило. Оно прежде всего не удовлетворило самого писателя; он честно и искренне ощущал это как компромисс со своей совестью, за который ему было очень больно и стыдно. Оно не удовлетворяло его друзей и единомышленников, воспринявших этот шаг как досадное расхождение между словом и делом, в чём многие из них его жестоко упрекали. Оно дало повод недругам и злопыхателям обвинять Толстого в неискренности, лицемерии, фарисействе. Наконец, это решение не удовлетворило и семью, которая всё же была лишена значительной части доходов. Так была создана почва для конфликта, который с этого времени в семье никогда не прекращался.
В более поздние годы Толстой явственно увидел последствия своего неверного шага: «Какой большой грех я сделал, отдав детям состояние. Всем повредил, даже дочерям. Ясно вижу это теперь», - читаем мы в Дневнике 1910 года. Но исправить что-либо в это время уже было поздно.
Под конец жизни, боясь, что семья после его смерти нарушит его волю и предъявит права на всё его литературное наследие, Толстой составил летом 1910 года тайное завещание, по которому все его сочинения должны издаваться и распространяться безвозмездно. Это завещание, о существовании которого Софья Андреевна вскоре догадалась и которое она с болезненной настойчивостью разыскивала, и сослужило роль той новой искры, из которой в последний год разгорелось давно тлеющее пламя вражды и ненависти между нею и Чертковым.
Истинное и весьма полное освещение событий того времени мы находим в Дневниках Толстого, они в полной мере воспроизводят драматическую историю его взаимоотношений с женой. Десятки мест в них свидетельствуют о его любви к ней, об уважении как матери своих детей и как преданному помощнику и другу. Затем, с 1880-х годов, всё чаще звучат жалобы на возникшее между ними отчуждение, на своё одиночество в семье. И всё же Толстой был вполне искренен, когда в 1895 году изъял, по просьбе Софьи Андреевны, из своих Дневников ряд мест, содержащих неуважительные отзывы о ней.
«Пересматривая дневник, - читаем мы в записи от 13 октября 1895 года, - я нашёл место - их было несколько - в котором я отрекаюсь от тех злых слов, которые я писал про неё. Слова эти писаны в минуты раздражения. Теперь повторяю ещё раз для всех, кому попадутся эти дневники» (подчёркнуто Толстым. - А. Ш. ).
К В.Г. Черткову Толстой, помимо духовной близости, испытывал чувство глубокой благодарности за его неутомимую работу по изданию и распространению его запрещённых в России произведений. Их переписка свидетельствует о большом доверии Толстого к Черткову, об уважении к его уму и опыту, о личном расположении к нему как человеку и деятелю.
Вместе с тем, натура активная, честолюбивая, Чертков, не замечая того и впоследствии раскаиваясь, порою переходил ту грань душевного такта и скромности, к которой обязывала его большая близость к Толстому. С особенной силой эти черты характера Черткова проявились в 1910 году в его конфликте с Софьей Андреевной, вызванном тайным завещанием Толстого. Как пишет в своих мемуарах старший сын писателя - С.Л. Толстой, Чертков, который считал себя продолжателем дела Льва Толстого и единственным компетентным редактором и издателем его сочинений, боялся, что Софья Андреевна уговорит Льва Николаевича уничтожить завещание, и принимал все меры для сохранения его в тайне. «Последствием этого было то, что его поведение в 1910 году крайне обострило отношения между моими родителями и было одной из причин мучительных переживаний отца в последний год его жизни».
Толстой горячо желал мира в семье. Он отчётливо сознавал, что поведение С.А. Толстой вызвано её тяжёлым болезненным состоянием, и был готов, не поступаясь своими принципами, сделать всё, чтобы найти приемлемую основу для совместной жизни. Даже в самом разгаре борьбы между Софьей Андреевной и Чертковым он пытался защитить её перед ним, напоминая о её болезни и особом складе характера. Но действительность, вопреки его воле, приводила ко всё новым конфликтам, чему способствовало усиливающееся нервное заболевание Софьи Андреевны. И в конце концов разлад в семье принял невыносимый характер.
Нельзя без волнения читать записи последнего 1910 года, в которых 82-летний писатель на склоне жизни предстаёт глубоко страдающим человеком, лишённым не только душевного, но и самого необходимого житейского покоя, превращённым в объект безжалостной борьбы двух воюющих «партий». «Чертков вовлёк меня в борьбу, и борьба эта очень и тяжела и противна мне», - с горечью записывает Толстой в «Дневнике для одного себя» (от 30 июля 1910 г.). «Они разрывают меня на части. Иногда думается: уйти ото всех», - читаем в записи от 24 сентября 1910 года.
Предметом распрей, помимо завещания, были и Дневники Толстого. Ненавидя Черткова, стремясь отстранить его от издания сочинений Толстого, Софья Андреевна требовала, чтобы и Дневники были возвращены семье. «Его дневники, - писала она Черткову 18 сентября 1910 года, - это святая святых его жизни, следовательно, и моей с ним, это отражение его души, которую я привыкла чувствовать и любить, и они не должны быть в руках постороннего человека». Со своей стороны, В.Г. Чертков, на которого Толстой в завещании возложил функции редактора и издателя его сочинений, стремился удержать Дневники у себя. Это, в ряду всех других обстоятельств, ещё более накаляло атмосферу, а всё вместе ускорило развязку. Так, во всей сложности жизненных коллизий, предстаёт перед нами на страницах Дневника история жизни великого писателя, его личная драма и трагический конец.
Однако при всей сложности и порою трагичности отражённых в Дневниках жизненных проблем, при далеко не идиллическом характере запечатлённых в них общественных и личных коллизий в них не найти безысходно-пессимистических нот.
«Думал: Радоваться! Радоваться! Дело жизни, назначение её - радость. Радуйся на небо, на солнце, на звёзды, на траву, на деревья, на животных, на людей. И блюди за тем, чтобы радость эта ничем не нарушалась. Нарушается эта радость, значит, ты ошибся где-нибудь - ищи эту ошибку и исправляй» (от 15 сентября 1889 г.).
Александр ШИФМАН,
составитель 22-томного
Собрания сочинений Л.Н. Толстого
(дано в сокращении).
